К полуразрушенному кирпичному зданию сельской администрации на большой скорости подъехал потрёпаный УАЗик. Скрипнули тормоза, из машины выскочили двое. На одном была кевларовая каска, синий бронежилет с крупной надписью Пресса и сумка через плечо. Второй был экипирован по-военному: камуфляж, бронежилет, в руках автомат. Они зашли под козырёк подъезда и остановились: "Здесь у нас что-то вроде казармы", - пояснил военный.
Через выбитые окна доносились мужские голоса. Репортёр осмотрелся. Было прохладно. Ранняя зима. На посечённых осколками деревьях иней. Вокруг всё припорошило седым от пыли и гари снегом, первым в этом году. Кое-где чернели совсем свежие воронки.
Он достал из сумки камеру.
- Отлично! Начнём, - нажал кнопку "запись" ...
- Представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут?
- Домовой, - ответил военный и улыбнулся.
На заднем фоне прогремели выстрелы, а через мгновение чуть приглушённая канонада взрывов, но человек в форме не шелохнулся, ни один его мускул не напрягся. В то же время рука у репортёра дрогнула, он пригнулся и заметно занервничал.
- Побудете у нас с неделю, научитесь отличать прилёты-отлёты. Это наши миномёты в ответку посылки отправили, - покровительственно заметил военный.
Услышав взрывы, репортёр готов был сорваться с места и бежать в подвал, но невозмутимое лицо Домового, его размеренный басистый голос успокаивали, и он, собравшись с духом, продолжил:
- Расскажите, что вы здесь делаете? Какая перед вами стоит задача?
- Задача - держать оборону. В идеале выдавить корпус Азов подальше от линии соприкосновения, чтобы они не крушили посёлок, но у нас временное "перемирие". Ждём указаний сверху...
Домовой не успел договорить, как земля содрогнулась. В соседнем дворе прогремело два взрыва. Теперь они были громче и со свистом.
- Гните, черти в душу так! Нет, не любят они нас! Видимо, не по вкусу им наше угощение! Давай в укрытие! - проорал военный и начал увлекать за собой репортёра.
Картинка в камере затряслась, а потом и вовсе было видно лишь то, как маячили чьи-то ноги. За кадром об асфальт и крышу дома звенели дымящиеся осколки. Какие-то из них были острые и разрушительные, они впивались в стены, подрезали ветки деревьев и рвали всё на своём пути. Другие, округлые, словно древесная стружка, и просто сыпались с неба, будто грязный стальной град.
Уже в тёмном подвале видеокамера снова выхватила военного, резкость настроилась автоматически, репортёр обратил внимание на капитанские звёздочки. Домовой присел на деревянную скамейку, выудил из грудного кармана на бронежилете рацию, спросил:
- Север! Север, как вы?
- Всё нормально! - послышалось сквозь шипение и пощёлкивание рации.
- Плюс! - принял капитан. - Насыпь-ка соседям "ВОГов"* в ответ и "Утёсом"** пощекочи!
- Плюс! - отрапортовал Север.
ВОГ* - гранатомётный выстрел, боеприпас для автоматического гранатомёта АГС-17 "Пламя".
Утёс** - крупнокалиберный пулемёт, предназначенный для борьбы с легкобронированными целями и огневыми средствами, для уничтожения живой силы противника и поражения воздушных целей.
Глава II
В подвале было душно, задымлено и накурено, но тепло и, главное, безопасно. В полумраке репортёр нащупал какой-то ящик, тоже присел. Подождал, когда закончатся переговоры по рации, и продолжил задавать свои вопросы:
- А как ваше полное имя? Скажите, если не секрет. И почему Домовой?
- Не секрет, конечно. Петровский Сергей Владимирович. Родился и рос в Новодвинске. На Донбасс приехал почти сразу же, как началась эта чёртова гражданская война. А Домовым меня ребята прозвали. Я же в мирной жизни в строительной сфере работал и первое время, как здесь оказался, руководил строительством укреплений. Блиндажи, огневые точки - везде грамотный подход нужен. Чтобы крыша от попадания на голову не съехала, - улыбнулся Сергей. - Это уж потом меня командиром роты назначили, а позывной "Домовой" так и остался.
- Так вы из России? Новодвинск - российский город? - уточнил репортёр.
- Так точно, из России.
- Значит, по специальности вы строитель?
- Инженер-строитель, да.
- А мне сказали, что боевой опыт у вас тоже имеется. Расскажите.
- Да нечего особо-то рассказывать. В августе и сентябре девяносто девятого Дагестан отбивали от Хатаба. Я тогда срочником служил.
- Дома, наверное, жена-дети?
- Жена и двое детей.
- Почему же вы их оставили и приехали сюда? Неужели не жалко?
- Жалко. Мне всех жалко. И своих детей, и детей Донбасса жалко. Не смог оставаться в стороне. У нас по телевизору каждый день показывали, какая несправедливость здесь творится. Вот я и решил приехать, убедиться. Увидеть, так сказать, своими глазами. А когда пообщался с мирным населением, со стариками, то уже не смог вернуться.
Сергей Петровский достал сигарету, прикурил, задумался...
Он с детства весь в отца был - терпеть не мог несправедливости. Поэтому и свою первую драку он на всю жизнь запомнил. Хоть и досталось тогда крепко, но запомнились не синяки, а именно незаслуженное наказание. Из-за этого понятного, но не удобного для окружающих в наше время чувства, он много раз сталкивался с неприятностями для себя.
Вместе с ним в четвёртом классе учился мальчик с инвалидностью, его звали Дима. У него с рождения был какой-то дефект с ногами, стопы отставали в развитии, и Димка ходил при помощи костылей. За глаза мальчишки называли Димку "Димка-дурачок". Это потому что он и внешне отличался от остальных - всё время улыбался. И даже когда его обижали или обзывали, он улыбался. Нет, он не был умственно отсталым. Даже наоборот, учился на одни четвёрки и пятёрки. Но никогда не задирался и не отвечал на обидные слова, а лишь улыбался в ответ. Такая у него выработалась защитная реакция. Улыбнулся и конфликт сошёл на нет.
Однажды Петровский Серёжа зашёл в класс, сел за парту и увидел на доске корявую надпись, ту самую: "Димка-дурачок". Серёжка оглянулся, а Димка, как всегда сидел и улыбался. Как будто это не про него на доске, как будто ему нисколечко не обидно. У Серёжки от досады обожгло внутри, он треснул кулаком по парте, подошёл к доске, взял пыльную тряпку и стёр надпись. Тут же к нему самый крепкий парень из класса, Андрей Коробов, подскочил, и со словами:
- А ну, ты, чего стёр?! - подтолкнул Серёгу обратно к доске.
Серёга выпрямился, сжал кулаки:
- А нечего тут глупости всякие!
- Это кто глупый? Я что ли? - и Коробов пнул Серёгу по ноге, продолжая провоцировать драку.
Было больно, но Серёга стерпел:
- Может и ты! Я же не знаю, кто написал!
Этих слов Коробову хватило вполне, и он ударил Серёжку по лицу. Серёжка успел лишь раз заехать в ответ и прилично подбить сопернику глаз, но уже через мгновение на него обрушился целый град тумаков, и он упал. И хоть кулаки у четвероклассника Коробова не были пудовые, но досталось Серёге довольно-таки прилично... Когда в класс зашла учительница, она не сразу узнала своего ученика.
Серёжку с гематомами на лице отвели в травмпункт. Там осмотрели, поставили диагноз: ушиб мягких тканей головы и сотрясение мозга. Выписали таблетки и мазь, отправили домой лечиться.
Дома отец потрепал сына по плечу:
- Всё правильно, сынок, я бы так же поступил. А синяки и ссадины заживут, как говорил в своё время твой дед: "Наш баран не ходит без ран".
На следующий день к ним пришёл участковый, выслушал, как дело было, всё записал. Потом, он сходил к Андрею Коробову, того не было дома.
- Носится где-то сломя голову неслух, - сказала бабушка, - родители от него ещё в младенчестве отказались и свинтили в столицу, а я не справляюсь.
- Он одноклассника избил.
- Да не может быть! Он парнишка-то хороший.
- Как не может? Вот объяснительная...
- Так не он это. Андрюша, конечно, немножко вспыльчивый, но не хулиганистый. Вы уж простите его, товарищ милиционер.
Через неделю Серёжку с родителями вызвали к инспектору по делам несовершеннолетних, тот выслушал Серёжку, выслушал учительницу, бабушка "потерпевшего" не пришла и внука не пустила. Инспектор повздыхал, повздыхал: "Ну, что с вами делать?" Взял, да и поставил Серёгу Петровского на учёт, ещё и совет на будущее дал:
- Впредь-то ни во что не вмешивайся и с такими, как Коробов, не связывайся.
Домовой потушил сигарету. Усмехнулся, сейчас его забавляли слова инспектора: "Впредь-то ни во что не вмешивайся..."
- Вот так всё прозаично? Бросили дом, семью, работу из-за чувства справедливости? - оборвал его мысли репортёр.
- Ну, да, тут вы меня подловили. Это было бы слишком правильно, слишком благородно. Я ж не рыцарь какой-нибудь. Во мне столько намешано. Наверное, этим я лишь оправдываю свой поступок...
Домовой замолчал, посмотрел в дальний угол подвала, где мерцал осколок уличного света. Есть ещё война которая никогда не отпускала.... Ничего не смог с собой поделать, зная и ненавидя её, постоянно думал о ней. Как только появилась возможность, нажитый комфорт променял на окопную жизнь. Но как это объяснить этому гражданскому, хотя и военному корреспонденту?!
- В общем, остался и остался, - подвёл черту капитан. - Хотелось, наверное, ещё что-то изменить в этом мире, быть полезным. Но сейчас всё надоело, и думы высокопарные не посещают, я просто делаю свою работу.
Глава III
На улице гулко гремели не то выстрелы, не то взрывы, стены вздрагивали, и с них сыпалась штукатурка. Репортёр озирался по сторонам и думал, что с ним будет, если случится прямое попадание; что если вся эта с виду надёжная конструкция сложится под ударом артиллерийского снаряда? Но уже через минуту всё стихло, и тут же в тишине зашипела рация. Чей-то далёкий голос проскрипел:
- Домовой, это Центр. Как вы? Всё в порядке?
- Мои все целы, в укрытии, - ответил Сергей и тут же обратился к военному корреспонденту:
- Посидим здесь ещё немного. Вы не против?
- Нет! - с натяжкой улыбнулся в ответ репортёр. - Не то чтобы я боюсь...
- Всё нормально. Мы все здесь боимся. Каждый испытывает страх: кто-то больше, кто-то меньше. И я тоже. Просто мы свой натренировали, контролируем его, никакой паники. Никаких упаднических настроений. Понимаете?
Военкор мотнул головой, посмотрел на капитана:
- Вы герой.
- Какой же я герой? Герои сейчас на передовой рискуют своими жизнями, пока мы с вами записываем этот репортаж, а я просто их командир.
- Расскажите о них. О ваших подчинённых. Какие они? Может, были какие-то вопиющие случаи?
- Это какие? - не понял капитан.
- Например, трусости или предательства? Может, ещё что-то из ряда вон выходящее?
- Нет, ничего вопиющего я не припомню. Были, конечно, ребята, которые приходили добровольно, а через два-три дня отпрашивались домой и уже не возвращались, но это обычное дело. А предательства?.. Нет, такого не было. В наши ряды ведь не попадают случайные люди. Сюда приходят только проверенные: друзья, родственники или хорошо знакомые тех, кто уже на передовой. Да на войне особо и не соврёшь, она фильтрует почище собственной службы безопасности, тут всё на виду. Все про всех всё знают.
Капитан снова достал сигарету, прикурил, вспомнил, какие фильтры расставляла ему жизнь в юности, какие уроки преподносила...
Тогда ещё рядовой Серёга Петровский, совсем юный - восемнадцать лет - первый добежал и спрыгнул в окоп. Вслед за ним справа и слева грузно посыпались ребята. Все, как один, взвинченные, без единой капли пота, но тяжело дыша после пробежки, направляли стволы на вершину горы. Глаза у всех горели, затворы клацали, каждый знал, что делать, и не суетился.
Рядом с Серёгой мягко приземлился майор Широков. Он по-пижонски стряхнул какую-то травинку с разгрузочного жилета, форсисто поправил берет, намотал ремень автомата на левую ладонь и так же направил свой АКМ на высоту:
- Ну, сейчас повоюем! Все медали и ордена наши, братцы!
Гору то и дело сотрясало от взрывов, пахло гарью и сырой землёй. Сверху со свистом долетали пули, осколки, камни. Но Серёга ничего этого не замечал, он стоял, пригнувшись, в окопе и восхищался Широковым: "Вот настоящий русский офицер: храбрый, высокий, всегда опрятен, выправка, командный голос, гусарские усы! В его руках и автомат лежал как влитой, будто он с ним и родился. Будто природа создала майора Широкого и этот автомат именно для войны". Хотел бы Серёга быть похожим на него.
Над головами, подвывая, пролетали снаряды и ухали в трёхстах метрах от наших позиций. Корректировщик орал в рацию, вставал, всматривался в бинокль, присаживался и снова орал:
А с левой стороны ревела, трещала, перемалывала в своей утробе и выплёвывала камни с чернозёмом Полевая Землеройная Машина. Васька Гусев, по прозвищу Гусь, продолжал управлять своим монстром и рыть окоп для наших ребят. Маленький, неказистый, до ушей в мазуте - он снял с себя бронежилет, перекинул его через стекло на правой дверце, открыл левую и спустился на подножку, чтобы если уж и шандарахнут из гранатомёта, то его бы отбросило в сторону. Пули щёлкали по машине, будто щебёнка на грунтовой дороге, а Васька Гусь как-то играючи, подруливая одной рукой и подгазовывая правой ногой, продолжал вгрызаться в подножье проклятой горы, прижимаясь как можно ближе к окопам противника.
Получалось, что воевали тогда только корректировщик да Гусь. Вершину утюжила артиллерия, а парни в окопе всё ждали и ждали команды "Огонь!" или в "Атаку!", берегли патроны и ждали. А майор всё повторял, подзадоривал: "Сейчас мы им наваляем! Сейчас от духов и мокрого места не останется!" Но скоро замолчала артиллерия, и разведчики, добравшись до высоты, гаркнули в рацию: "Чисто!" Серёге Петровскому и майору Широкову, и всем остальным оставалось только дойти до вершины, посмотреть на перепаханные позиции врага, выругаться да вернуться к подножию горы. В общем, Серёжка так и сделал, поднялся, посмотрел на с десяток изуродованных тел боевиков, проворчал что-то вроде:
- Повоевали, блин! Даже не выстрелил! - развернулся и пошёл с остальными усаживаться на поджидавший внизу грузовик.
Ближе к вечеру Петровский сидел у костра в компании со старшиной, хлебал горячий чай из железной кружки, и тут снова Широков:
- Что тут у вас в чайнике? Кофе?
Старшина не растерялся, пошутил:
- Коньяк, товарищ майор! Лейте полную кружку.
- Это мы с удовольствием!
Широков налил, присел рядом. И вот, видимо, на дневном кураже, на адреналине - разговорился. Развязано, по-свойски так, без всякой субординации, как с лучшими друзьями. Сначала байку про запуск реактивного снаряда рассказал. Потом, старшина - про уборку томатов, про то, как солдаты их с голодухи переели. И снова Широков, уже про семейную жизнь вспомнил:
- Я ещё тогда в Мурманске старшим лейтенантом служил, только женился. У нас с Наташкой и не было ничего, жили в общежитии. Шкаф стоял поперёк комнаты и делил её пополам. При входе получалось вроде столовой: стол, две табуретки. За шкафом старенькая кровать - спальня, стало быть. Да тогда все так жили. Наташка учительницей работала, я - командир взвода. Денег - кот наплакал.
А Серёга внимал, развесив уши. Даже про чай свой забыл. Он был готов молиться на майора Широкова. Сидел, слушал и думал: "Каков он весь из себя! Какой-то очень надёжный, как батя. Видимо, про таких и говорят, что стержень внутри. Пример для подражания! И рассказчик отличный, и в бою на передовой с солдатами".
Широков продолжал:
- И вот как-то после новогодних праздников вызывает меня командир части: "Переводим тебя в Псков. На повышение пойдёшь". Я ответил: "Есть!" Наташке всё обстоятельно объяснил, мол, приеду, обустроюсь, позвоню, а ты пока дорабатывай спокойно. Всё равно сейчас до конца учебного года работы не найти будет.
Уехал. Принял дела, вступил в должность. Получил служебное жильё. А обставить-то квартиру нечем. Спал и ел на полу. И тут такой случай подвернулся, гуляли мы в доме офицеров, сослуживцы меня и познакомили с одной интересной барышней. Сама-то она не из красавиц да и ростом небольшая, но вот в чём штука - папа у неё был директор мебельной фабрики "Прогресс", поэтому я с ней и закрутил.
Месяц-другой в ресторан, в кино мы с ней ходим - дома у меня двуспальная кровать, комод, кухонный гарнитур. Уже договорились о стенке в гостиную "Лаванда", тут жена является, как гром среди ясного неба. Выставляет мою пассию в чём мать родила, мне кричит: "Развод!" Я ей: "Дура! Я ж не для себя, квартиру-то посмотри..."
Дальше Серёга не стал дослушивать. В груди у него обожгло, будто он не чаю, а спирту хлебнул, лицо вспыхнуло, уши зарделись пламенем. Он выплеснул остатки холодного чая на землю, сплюнул, встал и пошёл посмотреть, не нужна ли помощь Ваське Гусю с ремонтом его землеройки.
Глава IV
Капитан бросил под ноги потухший окурок, и в ту же минуту позвонил мобильный.
- Да! - громко ответил Домовой. - Встречаем! - он убрал телефон во внутренний карман и обратился к репортёру. - Пойдёмте наверх, снабжение на подходе.
Через пару минут капитан с репортёром поднялись на улицу. В лицо ударило свежим воздухом, глаза резануло от яркого света. У военкора промелькнула мысль о счастье - пережил свой первый обстрел. В это же время к зданию подъехал микроавтобус. Капитан рявкнул:
- Артём! Миша! Савелич! - три бойца, как двое из ларца, появились неожиданно, выбежав из подъезда. - Помогите с разгрузкой, братцы. Времени в обрез.
Водитель и ещё один сопровождающий принялись разгружать машину. Артём, Миша и Савелич подхватывали ящики, коробки, тюки и заносили в здание.
Капитан поинтересовался:
- Муха, что там у тебя?
- Всё, что заказывали, товарищ командир: боекомплект, тёплая одежда, бронежилеты, каски, сухой паёк, батареи к рации, медикаменты, горячий обед в термосах.
Савелич проворчал:
- Обед-то на кой? Вчерашний борщ и кашу с мясом не съели.
Сопровождающий груз здоровый детина выставив последнюю коробку из машины, достал ложку из нагрудного кармана бушлата:
- С обедом поможем!
- Это ещё что за помощник? - спросил Савелич у капитана.
- Пополнение. Пулемётчик после трёхмесячных курсов, - пояснил капитан. - Выдай ему броню и всё что причитается...
- Я молодой, растущий организм - мне надбавка положена, - побеспокоился вновь прибывший.
Савелич улыбнулся:
- Сколько ж тебе лет, молодой-растущий?
- Тридцать один.
- Ёшь твою мышь, это ж до скольких лет ты расти-то собираешься?!
- Как Бог даст.
- Годно! Нам такие широкоплечие гвардейцы позарез нужны. А как звать-то тебя, организм?
- Илья Силин.
- Я почему-то так и думал. Говорящая у тебя фамилия, Силин, - опять улыбнулся Савелич. - А позывной твой будет - Лом.
Муха запрыгнул в машину, завёл и уже начал разворот, как вспомнил, что забыл поделиться новостью. Резко затормозил, высунулся в окно:
- Кстати, я вчера Старого в городе видел. Документы на опекунство детишек оформляет, всё у него хорошо! Ну, всем привет! - закрыл окно и, подняв вьюн из снежной пыли, сорвался с места.
Услышав про Старого все, как по команде, засияли в улыбке. Савелич похлопал новенького по плечу, сказал:
- Пойдём, растущий организм, накормим от пуза!
- Вот вы про людей интересовались, - с теплом в голосе обратился к военкору капитан, и у него даже как-то по-особенному глаза заблестели. - Про неординарные случаи.
- Да, - приготовился слушать и записывать на камеру репортёр.
- Сейчас расскажу, - он достал сигарету, постучал ей о пачку и сунул обратно. - У меня в подчинении снайпер был. Старый вояка. Он ещё в Афганистане срочную служил. Мы так и звали его - Старый. Мужику пятьдесят с гаком, но этот Старый любому молодому фору давал. На марш-броске всех уматывал.
Мы вот к этому самому посёлку подошли, только собрались дрон запустить, разведку произвести, а он уже в прицел окраины пощупал. Вдруг отложил винтовку и пошёл в село. Один и без оружия, представляете?
Раннее утро, туман, холод, лязг гусениц, запах соляры, движение огромной массы людей и металла, всё в напряжении перед делом, а тут такая выходка. Я в бинокль наблюдаю, сержант дроном шарит. Все наготове, нервы как струны. А он один идёт через поле сухих подсолнухов и идёт. Как будто и нет никакой войны. Как будто в поле не может быть противопехотных мин или растяжек, а в посёлке не припрятаны секреты от батальона Азов. Старый, конечно, воин со стажем, но всё же и на старуху бывает проруха.
Через пять минут он к крайнему дому подошёл, и подхватил на руки махонькую девчушку. Потом, ещё пару шагов сделал, и из какой-то ямы, чуть постарше мальчонку за руку вытянул, развернулся и к нам.
Когда до нас дошёл, мы попытались детей в медслужбу передать, а девчушка ни в какую! Она вцепилась в Старого, обхватила за шею и дрожала. Мы только и смогли одеяло накинуть.
Старый позднее нам рассказывал: "Я бы и рад тогда отнять её от себя, а не смог. В груди все обмерло, когда почувствовал, как её сердечко трепетало. Она обхватила меня ручонками, прижалась что есть силёнок и тихонько всхлипывала. Я её поглажу по спинке и чуть отстранить пытаюсь, а у неё тут же слёзы мне за ворот капать начинают. У меня от этого у самого аж душа затряслась. Я тогда и старшему её брату сказал: "Будь со мной, я вас не брошу!"
У них мамку убило. Снаряд во дворе разорвался, стена от удара обрушилась и мамку кирпичами побило. Сами-то они в другой комнате были и ничего, а мамку насмерть. В посёлке ещё двое стариков оставалось, они и похоронили, и детей потом кормили.
Старшему-то Максимке пять лет, смышлёный парнишка, сразу понял, что мамки больше нет. А двухлетке как объяснишь? Я ей всю дорогу и вторил, что мамка их теперь на облаках, и скоро выпадет снегом. Она и вцепилась в меня и ни на минуту не отпускала больше. Поверила мне".
Глава V
После собственного рассказа в памяти у капитана зашевелились мысли о доме. Он вспомнил про своих оставленных в Новодвинске детей и всё-таки вытянул сигарету из пачки, закурил. Голос его как будто дрогнул:
- А та сторона ведь тоже передачу увидит?
- Да. Зальём на Ютуб с английскими субтитрами, весь мир увидит.
- Вот я их спросить хочу: чего вы "Градами" мирных людей калечите; "Ураганами" сёла и города утюжите? Так даже гитлеровские войска не поступали! Фашисты человечнее вас были! - капитан сорвался на крик. - Вы с кем воюете?! Гни, черти, в душу так! Почему мирные люди страдают, дети гибнут?! Или у вас нет своих детей?! Вы бесплодные что ли? Если у вас есть хоть сколько-то мужества, воюйте в поле: солдат с солдатом, армия на армию. У всех есть маленькие дети, у всех старики-родители, и они не должны расплачиваться своими жизнями за наши ошибки!
Снова зашипела рация:
- Домовой! Домовой, как слышишь? Приём.
- Слушаю, Север!
- Нам бы "ВОГов" и курева.
- Плюс! - принял капитан и тут же распорядился. - Артём! Миша! Савелич! - и снова три бойца, как двое из ларца, появились, словно из ниоткуда. - Засиделись, братцы! Пора размяться. Возьмите БК* на станковый гранатомёт и курева на первый пост. Растущий организм отведите на третий, там поспокойнее. Я через полчаса с обходом.
- Скажите, Сергей, а мечтаете ли вы о чём-нибудь? Кроме того чтобы закончилась война ну и мире на Донбассе, это и так понятно.
- Мечтать в моём возрасте и при моей должности - непростительная роскошь. Есть цель уберечь людей. А мечта... она же, как рыбина - шустрая и скользкая. Всё время норовит ускользнуть в мутные воды, - капитан задумался, вспомнил что-то и невнятно проворчал. - Была у меня мечта...
Серёга Петровский из армии пришёл и первым делом с работой определился - мастером в "Строительный трест" устроился. Деньги небольшие, но на первое время хватало. К тому же романтика и приключение, а не сидение в офисе и бессмысленное протирание штанов.
Долго искал себе жену. Десять лет выбирал. Родители думали, и не женится уж никогда. Нашёл в соседнем городе, привёз к себе, и сын родился через год. На работе к тому времени начальником участка трудился. Оплата достойная. Машину купил. В общем, твёрдо стоял на ногах. Решил, пора и свой угол построить.
Строительство двухэтажного домины растянулось ещё на пять лет. С новосельем и рождение дочки отметили. Затем понадобился гараж. Баньку срубил. Территорию благоустроил. Так ещё пять лет минуло.
И вот к сорока годам сидел Сергей в беседке, выпивал после бани с другом и соседом по совместительству, журналистом Шпагиным Александром. Лето. Жарко было на улице. Кузнечики звенели. Развезло Сергея после парилки с берёзовым веником:
- Достало всё, Сан Саныч! Осточертело! Бросить бы... Забрать жену и детей, и уехать куда глаза глядят. На юг хочу, у моря пожить. Работу я и там найду.
- Ты не горячись, Сергей. Кто же так делает? А дом, родня, друзья? Не так-то просто всё заново нажить.
- К чёрту! Крутит вот здесь... - и он поелозил кулаком по груди. - Уже не первый год об этом думаю. Душа словно в клетке. Муторно. Опротивело всё. И погода у нас дрянь, и на работе каждый день одно и то же...
- Оглянись, погода-то теплынь, благодать!
- Не слышишь ты меня, Сан Саныч! Слушаешь, а не слышишь. Я тебе не про сегодня толкую, а вообще... Сам же знаешь - всё лето в куртках. Бросить всё и на край земли. Куда-нибудь...
- Порушить, не строить. Это легко можно. Заблудился ты, Серёг. Всё чего хотел - достиг: жена красавица, детки. Вон, какой домино выстроил! Баня, гараж, машина новая. Всё устаканилось, выровнялось в жизни, ты и успокоился. Заблудился. Новые ориентиры тебе нужны. Новые цели, понимаешь?
- Какие ещё цели?
- Мечту заимей, к её достижению и стремись. О чём-то ты же мечтал кроме благосостояния?
- Кузницу что ли открыть?
- Да хоть и кузницу, лишь бы душа к тому располагала, и голова делом была занята.
- Я ведь с детства с отцом в кузнице ошивался. Думал, училище закончу - кузнечным делом займусь. Мечтал род свой прославить. А потом затерялась мечта, растворилась...
- Ну, вот она, мечта-то твоя! Перед тобой. Растолкай только. Ты посмотри вокруг, у нас ведь в селе все, кто не ленится, своим делом занят. Кто промысловик, кто предприниматель. Вон Покрышкин Коля из милиции уволился, столярным делом живёт - купил станок, точит балясины целыми днями, только стружка летит.
- Кузницу - это я могу. Люблю с железяками повозиться... В гараже-то всё по мелочи. Отремонтировать там что-нибудь. Отрезать, приварить, а в кузнеце я развернусь.
Через неделю у Серёги сгорел дом, почти ничего не осталось. Он сам и при тушении пожара помогал, три расчёта пригнал, но не удалось отстоять. Две недели гудела и морила невыносимая жара. Жена с детьми ушла на речку отдыхать. Перед уходом она поставила свой телефон заряжаться, бросив его на кровати, он-то и вспыхнул. Сначала задымил, потом вырвался огонёк, тут же взялось покрывало. Через несколько минут от огня трещали обои, а через полчаса полыхал весь дом. Он пылал, будто прошлогодний стог сена, и когда прибыла первая машина, уже ничего нельзя было сделать, оставалось лишь обрубить кабеля и охлаждать близ стоящие строения.
Серёга возненавидел свою вновь приобретённую мечту.
- Нет, ни о чём мы здесь не мечтаем. Желания у нас просты и однообразны, - выдохнул Домовой. - Выспаться, сходить в баню и дожить до весны... Долго мы с тобой проговорили, что это за передача такая будет?
- Ничего. Я основное вырежу, смонтирую, потом покажу.
- Сейчас на позиции съездим, ещё ребят поснимаешь. Надо. Для истории, так сказать.
Они сели в УАЗик и так же стремительно, как час назад примчались к этому зданию, сорвались с места.
Пока машина крутилась, виляла, ревела, объезжая воронки, капитан продолжил разговор:
- Нет, всё-таки есть у меня мыслишка. Вы меня просто врасплох застали, я и не сообразил. Я же до сих пор ни одного дерева не посадил. И вот сегодня сон увидел, представляете? Бабулька снится, ветхая такая, сухонькая. Подходит, берёт меня за рукав и ведёт к местной школе. Мы с ней к клумбе подошли, она к земле приклонилась, рукой повела и сказала: "Вот здесь яблоньку посади, милок, и автомат свой закопай тут же". Не знаю, к чему такой сон, а дерево я решил посадить. Вот доживём до весны, и у той самой школы посажу, яблоньку или ещё что...
БК* - боекомплект, количество боеприпасов, установленное на единицу оружия (пулемёт, пушку, гранатомёт и тому подобное) или боевую машину, для боя.
Глава VI
Не доезжая окраин посёлка, Домовой остановил машину: "Дальше пешком!"
Забрал автомат и ключи. Репортёр поправил каску, достал из сумки камеру. Синхронно выскочили, захлопнули дверцы. Свернули в первую же открытую калитку, пошли дворами. На ходу репортёр заменил на камере аккумулятор и флешку, включил запись, начал снимать разрушения. Через три дома, прямо в огороде, начались первые укрепления. Спустились в окоп, пригнувшись, направились к первому блиндажу.
В землянке было натоплено, воздух раскалён. Командир взвода и трое часовых отдыхали, пили горячий чай, травили байки. Домовой приподнял полог и, не заходя, спросил:
- Ну как тут у вас Сева? БК укомплектовал?
- Докладываю: БК пятнадцать минут назад поднесли, теперь полный порядочек... - начал рапортовать Сева под позывным Север.
- Да ты выйди на улицу, я заходить не хочу, больно жарко у вас.
Командир взвода накинул куртку, вышел на улицу, поздоровался кивком с репортёром, закурил:
- Мы до рассвета на разведку боем сходили. Надо было понять, где укропы секрет приготовили.
- Пронюхали?
- На-ашли. Ну и покошмарили уж заодно. Огрызнулись двое: снайпер и пулемётчик. Мы их из РПГ* успокоили. Дали пару залпов, они и затихли. На отходе, правда, по нам ещё один снайпер пульнул, но тот далеко засел, не достать было.
- И так каждый день? - вмешался репортёр, всё это время снимавший доклад.
- Да-а, рабочая обстановка, - лениво протянул Север. - Там как смена личного состава, так они нас дней пять утюжат, ну, и мы им в ответ насыпаем, чтобы не расслаблялись. Потом вроде утихает всё. Они в это время ползают по буферной зоне и окапываются, где вздумается. Секреты ставят. Пока по телевизору не объявят о новых минских договорённостях. После этого опять как с цепи срываются. Вот мы время от времени и проверяем, откуда подвоха ждать.
Нам бы тепловизор, товарищ капитан, - обратился командир взвода к Домовому. - Они же в основном по ночам лазают.
- Рожу́ я его тебе что ли?! - вскипятился Домовой. - Обещали! Как будет, лично завезу. Ладно, я дальше с обходом. Будь на связи.
РПГ-7* - ручной противотанковый гранатомёт многоразового применения. Предназначен для борьбы с танками и другой бронетехникой, может быть использован для уничтожения живой силы в укрытиях.
Глава VII
Домовой с репортёром, всё так же пригибаясь, прошли ко второму посту. Убедившись, что там всё в порядке, перешли к третьему.
В это же время там отирались Артём, Мишка, Савелич и новенький Илья Силин. Репортёр по-прежнему снимал.
- Хорошо окопался! Просторно. Вот этот хлопчик на тебя. Прибыл поучаствовать в правильном движении, - говорил кому-то Савелич, заглядывая под насыпь, словно в кроличью нору. - Позывной у него Лом, а зовут Илья Силин.
- Сейчас глянем, что за инструмент! - из земляного укрепления, перекрытого брёвнами, выглянул сухенький мужичок. - Ох, ё!.. Вот так богатырь! Это ж теперь все окопы нужно на полметра углублять...
Все дружно рассмеялись.
- Старый, а ты что здесь делаешь? - опешил подошедший капитан.
- Да я, товарищ командир, на подмогу. Мне Налим позвонил: "Выручай, - говорит. - У меня два бойца приболели". Тушёнки они несвежей съели, что ли. Вот их с животами и скрутило. А мне что? Я всё равно документы жду. Хожу из угла в угол. Уж лучше здесь.
- Да! Дак у тебя же... - Домовой было сорвался на Старого, но вовремя осёкся, вспомнил, он тоже оставил собственных детей.
И ведь когда-то ему самому хватало только слова дочки, только слезинки, чтобы он моментально поменял своё решение. Как это было на даче пять лет назад. Тогда трава уже пожелтела, и листва опала, они всей семьёй выбрались за город, нужно было законсервировать домик на зиму. Гуляя по участку, Сергей заметили большущего белого зайца, который забился в угол ограды. У Петровского в груди будто что-то ворохнулось, в нём мгновенно проснулся охотничий инстинкт.
Он выбрал в куче спиленных веток жердину поувесистее и ринулся к желанной добыче. Но жена его окрикнула, остановила: "Сам будешь есть! Мы не прикоснёмся".
Серёга отмахнулся, мол, женщины, что они понимают. Сейчас возьму зайца, разделаю, приготовлю - ещё нахваливать будут. Он замахнулся и уже хотел нахлобучить беляка, как дочка с мокрыми глазами, сказала: "Папа, если ты зайку убьёшь, я тебя любить не буду!"
Вот этого Петровский никак не ожидал. Пришлось бросить жердь, достать смартфон из кармана и сфотографировать трофей на память.
Теперь он, конечно, другой. Душа что ли черствее стала после пожара? Уехал ведь из дому несмотря ни на какие уговоры и слёзы.
- А-а-ай, да иди ты! - Махнул Домовой на Старого и заорал уже в сторону блиндажа. - Старлей, ко мне! - командир третьего взвода ещё не успел подбежать к капитану, а Петровский его уже распекал. - Кто у тебя обделался?! Почему не доложил, что ЧП на позиции?! Какого лешего ты Старого сюда вызвал?!
- Да, я думал, обойдётся... Думал, отлежатся мои засранцы денёк, - оправдывался командир третьего взвода с позывным Налим. - Да всё ведь хорошо! У нас же тут самая тихая позиция. Курорт. Чуть из стрелкового пошумят, так Старый тут же тремя выстрелами из снайперки баланс восстанавливает.
- Тихо! - проорал Домовой. - Заткнулись все! - и уже шёпотом добавил. - Танк что ли завёлся?
Все прислушались и тут же бросились смотреть на передовую. Из-за лесополосы, метров пятьсот от их позиций, выруливал украинский танк. Репортёр навёл на него объектив. Танк тут же выстрелил.
Землю под ногами толкнуло. Уши заложило. Грязный снег и камни взмыли перед рядовым Силиным. Это было всё, что он увидел в последний раз. Осколками ему срезало лицо и сорвало каску. Он молча повернулся к репортёру, развёл в стороны руки от недоумения, мол, как это? Куда всё подевалось? Репортёр камеры не отвёл, он снимал на автомате. Снимал профессионально. Через несколько секунд Силин упал на четвереньки и ещё сколько-то так простоял, раскачиваясь из стороны в сторону, издавая жуткие хрипящие звуки. При этом всё у военкора помертвело внутри. Он снимал, как угасает жизнь молодого, здорового парня, который не то что повоевать не успел, он, наверное, и детьми-то не обзавёлся. Репортёр снимал и не мог поверить, что это происходит наяву. Что вот так запросто уходит человек, и всё, что останется через мгновение, только запись на флешке.
За первым разрывом танкового снаряда по позициям начала работу вражеская артиллерия. Снаряды и мины обрушивались одни за другими. Лепетали, визжали, шипели осколки. Огненные вспышки вперемешку со снегом взмывали в воздух, над окопами метался дым, всё утратило ясность и обесцветилось, это было похоже на чёрно-белое кино прошлого века. Бойцы разбежались: кто в укрытие, кто к оружию. Запах гари, тротила и сырой земли жаром хлестал по лицам ополченцев.
Налим и Мишка побежали за установкой ПТУР*. Савелич угнездился возле пулемёта. Домовой начал рапортовать по рации и осматривать убитого Силина. Репортёр продолжал снимать то приближающийся танк, то разрывы артиллерийских снарядов вокруг позиций. Старый увлёк за собой Артёма под землю:
- Будешь вторым номером! Заряжай! - он отставил в сторону снайперскую винтовку и выставив в бойницу противотанковое ружьё, открыл затворную раму. - Что ты там вошкаешься? Заряжай, говорю!
- Да, где тут у вас... - Артём не сразу сообразил, что патроны свалены россыпью в сумку. - Нашёл! Готово!
- Сейчас прижмем к земле матушке эту механизму! Выстрел!
Но Артём не успел открыть рот, его оглушило, в ушах зазвенело.
- Патрон! - проорал первый номер второму и нервно толкнул его в плечо.
Когда патрон был в патроннике, Старый прицелился и заворчал:
- Надо только разок перелобанить по танчику, в раз и присмиреют. Эх-х, жаль гаубица мелковата. Ну, да уж что есть. Покрошим, сколько сможем, - и он снова нажал на спусковой крючок.
