Штаб полка расположился на первом этаже городской ратуши. Там было несколько больших комнат, с высокими окнами и канцелярской мебелью.
Кабинет же бургомистра находился на втором этаже. Всю мебель оттуда перетащили вниз, кроме совершенно неподъемного письменного стола. Как его водрузили в кабинет - осталось загадкой: ни в дверь, ни в окно он не влезал.
Подставив под седалище снарядный ящик, и положив лицо на этот стол, сладко спал гвардии ефрейтор Бутымов. Правда, под щеку он подложил тщательно разглаженную на колене пилотку, во избежание рубцов.
Окна кабинета выходили на юго-запад, и весеннее, полуденное солнышко уже основательно припекало широкую, жирную спину. Аж пот появился меж лопаток на выцветшей гимнастерке. Но за последние два года войны, Бутымов привык спать в разных условиях, и небольшая жара вовсе не мешала. Ни стрельба, ни бомбежка его не будили. Просыпался он или сам, внезапно, или когда сильно тормошили.
Поэтому, когда приоткрылась дверь, и в кабинет заглянула веселая физиономия Джиоева, он и ухом не повел.
Джиоев тихонько закрыл дверь, и бесшумно, по кошачьи пробрался за спину Бутымова. Приготовился, железными пальцами схватил ефрейтора за шею, и, давясь от смеха, заорал:
- Хенде хох, швайн!
- Отцепись, Джиоев! Ну чего пристал, - не раскрывая глаз, и не пытаясь освободиться, промямлил Бутымов.
Но разведчик не отставал, а наоборот, все сильнее мял потную шею,
прижимая к столу, от усилия закусив нижнюю губу ослепительно белыми, ровными зубами.
- Отпусти, говорю, а то плохо будет! - понемногу начал сердиться Бутымов.
- Ва! - изумился Джиоев. - Ты это кому сейчас сказал? Это ты мне, разведчику, гвардии сержанту Джиоеву сейчас сказал?
Он отпустил шею ефрейтора, и одним прыжком выскочил на середину пустого кабинета.
Был он хищно-грациозен, жилист.
- Иди! Иди сюда, жирный тушенка! Сдэлай мне плохо! - и встал в борцовскую стойку.
Бутымов, как и весь полк, знал: осетин Джиоев - настоящий кавказец, а борьба у них в горах - почти религия. Но позорно сдаваться не хотел, и, оттолкнув ногой ящик, медленно полез из-за стола, по пути обдумывая, как найти выход из щекотливого положения.
Встал напротив Джиоева, метрах в двух, пригнулся, и изобразив на лице свирепость, начал медленно вытаскивать из-за голенища длинный клинок.
Это сработало.
- Ух, ты! Где взял? - сразу же забыл о борьбе Джиоев, - покажь!
- Где взял - там уже нету! - высокомерно протянул Бутымов, втайне радуясь, что не придется бороться, - Гля, именной!
Упершись лбами, они рассматривали добротно сработанный, красивый кинжал, с имперскими орлами на коричневой рукоятке, и гравировкой на широком лезвии.
- Аллес фюр Деуч... Дойчлянд! - запинаясь в который раз, прочитал Бутымов гравировку. - А вот тут, видишь, мелко выбито: Клаус фон Ритцхоф. Хозяин ножика, стало быть!
- Э! А ты откуда немецкий знаешь? В плену был? - вдруг опомнился насмешливый Джиоев (негоже разведчику распускать слюни увидев красивую вещь!), - а почему он тупой? Развэ это кинжал? Вот у нас на Кавказе...
- Вам что, заняться нечем? -еле слышно прошелестело от двери.
Оба вздрогнули, и замерли по стойке смирно, развернувшись на голос.
Голос принадлежал прикомандированному к полку СМЕРШевцу, майору Ладушкину.
Он находился при штабе две недели, но несмотря на ласковую фамилию, успел прослыть человеком злым, желчным и щедрым на взыскания. За глаза, шепотом, его называли 'Полмайора'.
Невысокого роста, худощавый, со страшным ожогом всей правой части туловища, он даже ходил как- то перекосившись. Всех занимал вопрос: почему его до сих пор не комиссовали? Ведь такое ранение у человека!
Но тут же делали вывод: сидеть в кабинете можно и с ранением, а без армии он - куда?
Самыми неприятными в нем были две вещи: какое-то нечеловеческое спокойствие (он никогда не повышал голос), и правая сторона лица, багровыми ожоговыми рубцами стянутая к уху - бесформенному варенику. Всем казалось, что он постоянно улыбается язвительной ухмылкой. Хотя, какая там, к черту, могла быть ухмылка?
- Повторить вопрос? - вежливо спросил майор, и немного помедлив, требовательно протянул левую руку к Бутымову.
Ладушкин взял его, ловко подбросил, и перехватил за лезвие. Было видно, что он знает толк в холодном оружии. Так изящно и небрежно держать в руке увесистый кинжал мог только человек который брал в руки боевой нож много, много раз!
Он поднес его на уровень груди и мельком взглянул левым глазом, которым лучше видел. Но вдруг начал меняться в лице. Багровые шрамы стали фиолетовыми, а левая щека задергалась нервным тиком.
Перемена в лице 'Полмайора' не ускользнула от хитрого Бутымова, и у него сразу же засосало под ложечкой.
- Где вы это взяли, товарищ ефрейтор? - прошептал СМЕРШевец, покачивая в руке злосчастную железяку.
От плохих предчувствий у Бутымова пропала связность речи, и он суетливо бегая глазами, проклиная сам себя за трусость, начал путано обьяснять:
- На развалинах, товарищ майор... смотрю, лежит среди кирпичей... думал на кухне у себя приспособить, кости, там, рубить, то, се... а он и не наточен вовсе... вот и гвардии сержант Джиоев говорит, мол, не кинжал вовсе, - и с надеждой посмотрел на Джиоева, мол, помогай!
- Я спросил, где ты это взял!!! - заревел вдруг майор. И это было так страшно, что в голове у Бутымова образовалась звенящая, прозрачная пустота, и не осталось ничего кроме четкой картины: сверкающее лезвие, торчащее кончиком вверх из битого кирпича и ломаного домашнего скарба.
- На Гетештрассе 8, товарищ майор! На околице! Где вчера утром соседи-танкисты тех двух 'тигров' кончали, товарищ майор! Могу показать!
- Ножны где? - как ни в чем не бывало, опять обычным голосом прошептал Ладушкин.
- Не было ножен, товарищ майор, ей богу не было! Может там привалило их...
- Ротного ко мне, бегом! - повернулся майор к Джиоеву, и, сжимая лезвие побелевшими пальцами, шагнул на выход.
* * * *
Майор Ладушкин стоял спиной к двери, и смотрел в окно.
На улице, под липами, весело перекликаясь, разгружал какие-то ящики хозвзвод.
В дверь осторожно постучали.
- Да! - каркнул майор, не оборачиваясь.
Вошел ладный, подтянутый, огненно рыжий, с белой щеточкой усов старший лейтенант Рукавишник.
- Товарищ майор! Гвардии старший лейтенант Рукавишник по вашему приказанию прибыл!
Ладушкин махнул рукой в сторону стула, помолчал.
- Что там получилось, на Гетештрассе?
Ротный немного подумал, усаживаясь.
- Там, товарищ майор, дом стоит, ?8 - большой, двухэтажный особняк. Вернее, стоял. В город первыми танкисты-соседи входили. А за особняком два "тигра" спрятались, с двух сторон, как они обычно делают: из-за угла высовываются, чтобы можно было башню повернуть. В общем, засаду устроили. Дорога, ведущая в город, немного с изгибом. Когда наши танки показались, они с ходу и начали долбить из орудий. Правда, танкисты чего-то подобного ожидали. Мигом рассыпались из колонны, обошли с флангов по другим улицам, и в упор, прямой наводкой расстреляли. Потом оказалось, в "тиграх" ни капли солярки не было. Так что, уйти они все равно не смогли бы. Вот и решили, я думаю, с музыкой помереть.
- СС? - полуутвердительно спросил майор.
- Так точно, экипажи - эсэсовцы, на башнях танков - руны. Хотели под прикрытием дыма разбежаться, но тут мы подоспели. Всех восьмерых уложили. Я лично после этого трупы осматривал.
Ладушкин вздрогнул, и резко обернулся:
- Внимательно осматривали? - подошел к столу, открыл ящик, и достал большую фотографию. - Этого среди них не было? - ткнул карандашом.
Рукавишник внимательно посмотрел на снимок. Гитлер и Муссолини у развалин Брестской крепости. Улыбаются. Беседуют. Их окружает свита. Тот, на кого указал майор - высокий, дородный, в черном плаще СС. Заложил руки за спину, слегка отставлена нога в сверкающем сапоге.
- Никак нет, товарищ майор! Те все помельче будут, - и осекся. Ладушкин ведь тоже был роста невысокого. - А этот, я вижу, здоровенный!
Майор, уставившись невидящим взглядом на чернильницу, сгреб фотокарточку в ящик стола, а вместо нее медленно достал эсэсовский кинжал без ножен (ротный видел такие уже не раз), и, поставив острием на стол, оперся, как о трость. За это время глаза его ни разу не шевельнулись.
Рукавишник поежился, и тихо спросил:
- Товарищ майор, а кто это?
Ладушкин очнулся:
- Старый знакомый, - пробормотал он, и еще немного помолчав, добавил уже окрепшим голосом. - Ты вот что, ротный... Ты дай мне Джиоева, вместе с его разведчиками. И машину дай. Выполняйте!
* * *
- Ну, а дальше чего было-то?
- А чего дальше? - старшина Петраков дымя себе в прищуренный левый глаз гигантской самокруткой, кряхтел, и старался плотнее завернуться в шинель. Но, не заметив, что уселся на рукав, продолжал возиться, подвигаясь ближе к костру.
- Ну, Евсеич! Ну, что вы как не родной, ей богу? - подсигивал от нетерпения молодой, месяц назад призванный сибиряк Седых. Ему все было еще в диковину. Шутка ли, сразу на фронт и сразу в Германию!
- Ну, чего дальше...Когда подъехали они к руине этой, Джиоев сразу неладное заметил. Стены внутрь обвалились, а подвальное перекрытие выдержало. А они там, в подвале. Фриц этот, подполковник, и сынишка его. Пацаненок, годков пятнадцати. Тоже в мундире эсэсовском, змееныш! Хотели, видать, ночью выбраться по тихому, а балка деревянная окошко-то подвальное и перекрыла. Только щелку маленькую и смогли прокопать. - старшина достал из костра уголек, прикурил погасшую самокрутку. - Когда наших увидели, сразу поняли, что по их душу. Начали палить из автомата и пистолета. Гуменюка, разведчика джиоевского подстрелили в плечо. Правда, навылет, неопасно. "Полмайора" давай им орать чтоб сдавались, значит. Фамилию свою кричал фрицу этому.
Ротный сказывал: мол, знал его Ладушкин еще до войны. Ну, когда мы с немцами дружили! На учениях встречались, или еще где. Потом фриц этот под Ленинградом гулял-воевал. А у Ладушкина вся семья в Ленинграде, в блокаду с голодухи померла. Отец, мать, жена, детишек двое... Эх, ма...
Рассчитаться, видать, хотел майор со старым знакомым. Пригрозил: гранатами, мол, забросаем! А тот ему в ответ: "Хайль Гитлер!", и сначала пацана своего, а потом и сам застрелился. Гордый! В плен идти погнушался, сука фашистская!
- A как же майор узнал, что немец в подвале-то сидит? - удивился Седых.
- Пойди к СМЕРШу, и спроси! - посоветовал голос с противоположной стороны костра. Все лениво, беззлобно засмеялись.
Но Петраков строго посмотрев сквозь пламя на шутника, посчитал нужным объяснить молодому:
- Повар наш, Бутымов, дуралей, шлялся возле руины этой, и кинжал нашел наградной, фрицевский. А майор случайно его увидел. Сразу: как, мол, откуда? Бутымов тут же обосрался. Испугался, что под трибунал за мародерство пристроют, и покаялся: там, мол, и там, нашел.
- Во как бывает, на войне-то..., - вздохнул Седых, и надолго задумался.
Помолчали, слушая треск горящих поленьев.
- А у нас тоже случай был. Мы, в аккурат, под Могилевом стояли... - обозвался кто-то сбоку от костра.
Пошли в ход неспешные фронтовые были.
Уцелевшие часы в ратуше ударили половину первого ночи.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
