Okopka.ru Окопная проза
Блехман Григорий Исаакович
Штрафники

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 2.89*14  Ваша оценка:


   Григорий БЛЕХМАН

ШТРАФНИКИ

   Дворник Валя жил на первом этаже десятиэтажного дома в комнате двухкомнатной квартиры. Его соседом был лифтёр Фёдор Матвеевич, с которым они сразу же подружились, поскольку оба были фронтовиками и, больше того, воевали в составах необычных батальонов, которые назывались штрафбатами.
   Валя считался лучшим дворником в округе.
   И хотя в ту пору - 50-е, да и в 60-е - дворники у нас были по большей части замечательными, даже среди них Валя выделялся. На его участке близ подъезда всегда было не только чисто, но и красиво - всё убрано, выкрашено, починено, подправлено. В общем, радовало глаз.
   Однако, было и то, что до определённой поры смущало его самого - ежевечерняя потребность выпить.
   И хотя на работе это не отражалось, подруги, которые время от времени у него появлялись, долго его "режим" не выдерживали.
   А он так хотел иметь семью.
   ***
   Выпивал Валя уже после того, как всё было сделано и обязательно с очередной возлюбленной.
   Когда же та по указанной причине оставляла его, то тоже не в одиночку, а с приятелями, которые ежедневно под вечер дежурили у ближнего гастронома в ожидании Валентина. А ждали потому, что у него, в отличие от них, всегда были деньги. Как он умудрялся постоянно быть при деньгах, никто не знал. Может, не все с собой брал. Но те, что приносил, каждый раз "спускал" до копеечки.
   Поговаривали, что помимо зарплаты его бюджет серьезно пополнялся за счёт умелых рук: жильцы постоянно обращались к нему с просьбами помочь то с тем, то с этим. И он никому не отказывал, а поскольку умел по дому практически всё - даже электрику делал, то, видимо, и "не бедствовал".
   А ещё его отличительной чертой было то, что на все предложения заказчиков, "отметить" после сделанного, благодарил, но вежливо отказывался.
   "Отмечал" он уже всё сразу и только вечером. Если с приятелями, то - во дворе гастронома. В хорошую погоду - на лавочке, а в ненастную - в беседке.
   Делал это неторопливо - за беседой. Любил не только рассказать, но и послушать. А поскольку у каждого историй обычно набиралось много, то, в конечном итоге, и пустой посуды набиралось на серьезный опохмел, в котором, правда, Валя никогда не участвовал.
   Как он приводил себя в порядок к раннему подъему, тоже оставалось загадкой. И не только для его вечерних "коллег". Поговаривали, - то ли рассолом, то ли тарелочкой горячего супа.
   Однако, точно никто не знал.
   Но у каждого из них было такое чувство, что Валя какой-то особый что ли. Какую-то тайну он в себе нёс.
   Валя даже заканчивал эти мужские "посиделки" иначе, чем остальные.
   Когда "влаги" на дне уже не оставалось, беседа потихоньку стихала, и "общество" начинало расслаиваться.
   Кто-то мирно засыпал на лавочке до очередного обхода дежурного по участку милиционера, или до утра.
   Кто-то решал, что самое время расквитаться за какие-либо собственные огорчения, и для этого выбирал себе одного из одиноких прохожих, кто, по его мнению, был виноват таких огорчениях - пусть даже косвенно. В такие моменты не останавливала даже память о том, что, благодаря "угощению" иного прохожего, приходилось нередко изучать мельчайшие трещины на асфальте.
   Ну а кто-то решал осчастливить окружающих своим вокалом.
   В общем, каждый становился пленником спонтанно возникающих "желаний градуса".
   Валя же всегда шел домой. И это надо было видеть.
   Его походка напоминала движения человека, который поспорил, что пройдет по воображаемой прямой. И тут он действительно преодолевал кратчайшее расстояние между двумя точками, которыми в данном случае служили гастроном и его дом.
   Больше того, поскольку эти здания находились по разные стороны проезжей части, Валя подходил к переходу, и даже, если в это время на светофоре горел зелёный, останавливался, пропускал последующие желтый - красный - желтый и потом уже шёл на очередной зелёный.
   Создавалось впечатление, что перед одинокими уже прохожими появился лектор из общества "Знание", который проводит наглядный урок, как нужно переходить улицу.
   ***
   Но в какой-то момент его вечерние приятели лишились основного "собеседника", а один из самых крупных отделов гастронома - одного из самых активных покупателей.
   Дело в том, что у Вали появилась Танечка.
   И судя по его поведению, это была уже не очередная "боевая подруга". Хотя надо сказать, что и тех он не обижал.
   Но, если его прежние "увлечения" разделяли с ним досуг при традиционных закусках в виде редисочки, капустки, картошечки, селедочки..., то для Танечки, поговаривают, содержимое на столе уже нельзя было назвать закусками.
   Это были угощения. В основном - сладости.
   И, кроме того, в руках Танечки, а появилась она весной, всегда был букет, а точнее, охапка сирени, с которой перед этим Валя шёл её встречать.
   Танечка работала в прачечной и жила в общежитии, но в какой-то момент переселилась к Вале, и тут все обратили внимание, что фасон её платьев начал претерпевать заметные изменения: платья становились всё свободнее и свободнее.
   Наиболее сообразительные - в основном, женщины, сразу догадались, в чём дело, другие - в основном, мужчины, стали понимать немножко позже.
   Но, в конечном итоге, всем стало ясно, что Валина жизнь круто меняется.
   Но и тут Валя не изменил своим способностям удивлять.
   Конечно, если бы он жил где-нибудь на Востоке, или на Юге, а также, Юго-Востоке, происходящее считалось бы нормой. Но в средней полосе, где находится столица нашей Родины Москва, подобное было редкостью.
   И речь не о том, что вскоре Танечка родила ему первенца, а о том, что процедура с изменением фасона её платьев стала перманентной и проходила четырежды в течение, пожалуй, кратчайшего для потребности в таких изменениях времени.
   В результате, счастливая семья пополнилась Галочкой, Юркой, Петькой и Шурочкой не более, чем за "олимпийский цикл".
   И в каждом из "новичков" этого пополнения преобладали очень яркие черты их отца, что, впрочем, не мешало ему постоянно ревновать Танечку к заведующему прачечной, с которым, поговаривали, до Валентина был у неё роман. Но в отличие от нашего героя, тот кавалер, опять же, по слухам, кроме сердца ей ничего не предлагал.
   В конечном же итоге всё разрешилось мирно, поскольку заведующий прачечной пошел на повышение, а на его месте появилась Зинаида Константиновна, к которой у нашего "Отелло" претензий по этой части быть не могло.
   ***
   Когда Танечка ждала Юрку - их второго ребёнка, Валя стал обладателем всей квартиры. Дело в том, что Федор Матвеевич пошел в военкомат, а оттуда в СОБЕС и как участник, и даже инвалид Отечественной войны 41-го года вскоре получил однокомнатную квартиру в одном из тогда активно строящихся домов на Карамышевской набережной.
   На прощание они хорошо посидели, о многом вспомнили и оба отметили, как быстро пролетели пять лет их соседства.
   Будто вчера был тот вечер 9-го мая 55 года, когда Федор Матвеевич вернулся от Большого театра, где долго всматривался в лица, надеясь, хоть кого-то, с кем был под Ельней, Москвой, Ржевом, или Курском, узнать, но не узнал.
   А вскоре раздался звонок в дверь. На пороге стоял Валя, и в руках у него было то, что, естественно, должно стоять на столе, у двух мужчин, да ещё в такой день.
   Неторопливый разговор шёл до утра, поскольку им нашлось, что сказать друг другу.
   Тогда они и выяснили, что их связывает не только фронтовое прошлое, но и нечто большее, потому что оба воевали в составе так называемых штрафных батальонов, из которых вообще мало кто остался в живых.
   ***
   В течение многих лет и даже десятилетий военные историки обходили стороной одно довольно существенное обстоятельство, которое имело место практически с самого начала вступления немцев на нашу территорию. По уже известным причинам наш Главнокомандующий так "подготовился" к этой войне, что люди в её начале гибли сотнями тысяч.
   Несмотря на нечеловеческие усилия и, нередко, беспримерную храбрость ещё оставшихся по эту сторону колючей проволоки командиров и солдат, отступать пришлось далеко.
   И когда нависла угроза над Москвой, Вождь предпочёл вернуть ещё не расстрелянным "троцкистам" и другим, в чём либо "провинившимся" перед его "гениальной стратегией" подготовки к войне офицерам их воинские звания и должности.
   А, кроме того, усилить сопротивление за счёт "врагов" штатских. И даже уголовных элементов. Из тех и других стали формировать батальоны штрафников, так называемые "штрафбаты", которыми "затыкали" самые уязвимые места и бросали в атаки на самые неприступные участки обороны немцев.
   Их можно было не снабжать достаточным количеством боеприпасов и провианта. А иногда и вовсе не снабжать по нескольку суток, так как снабжение штрафников шло в последнюю очередь и по остаточному принципу.
   Потому что эти люди - в чём-то виноватые, а зачастую, невиновные, были "пушечным мясом". И гнали их, нередко, на верную смерть. Их - всяких: честных и негодяев, бывших зэков и ослушавшихся приказа, бежавших из плена и выступавших против насилия, несопоставимого с понятием "человек", даже к тому, кто был объявлен врагом....
   И все свои бои: под Ельней, Москвой, Ржевом и Курском Фёдор Матвеевич - тогда ещё Федя провёл в составе штрафбата, поскольку попал на фронт из лагеря на Колыме, где оказался незадолго до окончания Юридического института и как раз накануне войны.
   Случилось так, что в Институте к нему подошли два молодых человека и "попросили" проехать с ними для важного разговора. А там - на Лубянке сначала предложили рассказать о какой-то тайной организации, в которой он якобы состоял.
   Много позже Федя узнал, что поводом для ареста послужила сказанная им во время застолья в узком кругу друзей шутливая фраза: "Ответим на красный террор белой горячкой".
   Ну а тогда, хоть он и многократно повторял, что ни о какой организации не имеет понятия, не помогло. Статья 58 имела поразительное число оттенков...
   В 43-м под Курском, в его последнем бою ранит командира взвода, и тот прикажет Феде, как командиру одного из отделений принять командование на себя. С этим взводом они возьмут назначенную высотку, и уже на ней Федя сам получит ранение.
   Оно станет для него третьим. Но в отличие от предыдущих, когда он тоже "смывал кровью статью", это окажется серьёзным. Осколок попадёт в ногу и перебьёт кость. И хотя кость срастётся, ходить без палочки он уже не сможет.
   А ещё, поскольку та высотка окажется стратегически важной для последующих боевых действий, его представят к высокой награде - Ордену Красной Звезды.
   Но вместо того, чтобы отправиться в Москву, он последует туда, откуда прибыл на фронт. Поменяет лишь адрес.
   Дело в том, что в одном из разговоров с ранеными однополчанами выскажется относительно нашей неважной подготовки к войне, приведшей к такому числу жертв.
   А наутро его вызвал майор-особист. И разговор, точнее, монолог майора был коротким...
   Поскольку теперь для фронта Федя стал недееспособен, то очередного шанса "смыть кровью" был уже лишён. Поэтому свою "законную" 58-ю получил тут же.
   И уже ни о какой боевой награде речи идти не могло. Может быть, правда, представление комбата к Ордену и его лестная характеристика спасли Федю от более тяжёлых последствий.
   Но так или иначе, попадёт он в инвалидный лагерь Кача под Красноярском, где будет валить лес лучковыми пилами - лагерь не имел статуса лесоповального, поэтому соответствующая механизация ему была не положена...
   ***
   В Москве он окажется лишь в 54-м, и узнает, что отец расстрелян по той же 58-й, мама умерла, а их квартира давно перешла другим людям. Узнает, также, что жена Наденька погибла под Курском. В клуб, где находился госпиталь, в котором она была медсестрой, во время её дежурства попал снаряд.
   Но будет для него и приятный сюрприз. У Наденькиной мамы Веры Ивановны увидит девушку - копию Наденьки. Оказалось, что, когда его забирали из Института на Лубянку, Наденька ждала дочь.
   И все эти годы, поскольку права переписки с семьёй у него не было, ничего ни о ком не знал...
   Хоть и оставляла Вера Ивановна жить у неё, пока он не разберётся с собственным жильём, Федя счёл это неловким и на первых порах жил у Серёжки - давнего друга, который не только позволил, но и настоял на этом.
   Серёжка был художником, и поскольку жена от него ушла, мог жить в своей мастерской на Масловке, где кроме всего необходимого для работы, стоял диван, знакомый Феде с довоенных времён, поскольку был первым ложе любви с Наденькой, когда они ещё только встречались.
   Бумажная эпопея с получением жилья затягивалась и Федя с каждым днём испытывал всё большую неловкость, что стесняет друга, хотя тот искренне был рад хоть чем-то помочь.
   И тут подвернулся случай. Один из многочисленных знакомых Серёжки оказался управдомом, в ведении которого был готовый к сдаче дом на Беговой. Там требовались дворники и лифтёры. Причём, под эти должности в одной из квартир каждого подъезда на 1-м этаже были выделены комнаты. И Федя подумал - почему бы нет. Дворником, конечно, не позволяла палочка, а лифтёром...
   После добычи золота и лесоповала очень даже комфортно в сравнении с теми условиями, какие выпали ему в последние полтора десятка лет. О чём большем можно мечтать в его положении. К тому же здесь в отделе кадров "не смотрят на судимость". Это пока ещё состоится официальная реабилитация - о темпах работы официальных лиц он уже получил представление, восстанавливая право на отобранное жильё.
   Потом он узнает, что на судимость всё же смотрят, но Серёжка сделает портрет тщеславному управдому бесплатно, и тот не сможет ему отказать.
   ***
   История его соседа Валентина тоже оказалась непростой. Он был родом из Смоленска. В 41-м окончил Смоленское стрелково-пулеметное училище. А 22-го июня выпускники этого училища находились в летнем лагере им. Ворошилова под Смоленском...
   И их били и бомбили, "как беззащитных котят". И хотя всё до того страшного дня витало в воздухе, КОНКРЕТНАЯ подготовка к войне была запрещена.
   Поэтому людей "косило, как траву"...
   Попал в окружение. Вышел. И хотя оружие и документы были при всех, кто выбрался, не поверили, что люди оказались в таком положении не из трусости.
   И - в штрафбат.
   А в 43-м ранение, плен. Потом побег.
   И в "награду" знакомый Феде лесоповал до того же 54-го, только в другом месте - в Мордовии.
   В лагере Валя узнал, что никого из семьи в живых не осталось - в их дом в Смоленске попала бомба. Единственным из родни был дядя, который жил в Москве.
   Тот самый, что работал на Беговой управдомом...
   Валя получит жилье тем же путем, что и Федя, и отличием между ними в этой процедуре станут лишь их должности ...
   ***
   В 77-м Федя встретит в театре свою сокурсницу Ниночку, теперь уже Нину Даниловну - тайно и безнадёжно в годы студенчества в него влюблённую. Да и как было не влюбиться: красавец, мотогонщик, к тому же владеющий тремя иностранными языками. Многие тогда по нему вздыхали. Но об этом он узнает только теперь от неё, потому что тогда кроме своей Наденьки никого не замечал.
   Нина выйдет замуж за однокурсника Витьку Коробкова, которого давно уже нет.
   12 лет после фронта Витька будет маяться с отмороженными в окопах почками. Врачи так и не смогут ему помочь, и он уйдёт из жизни, легко вздохнув, по его словам, от того, что успеет посмотреть по телевизору Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Москве, который в 57-м стал ярким и во многом неожиданным событием в жизни страны.
   У Ниночки два внука. Она - доцент. Читает на юрфаке МГУ "Государство и право". Ведёт семинары и факультатив...
   Впервые после Наденьки он ощутит, что в такой степени неравнодушен к женщине. Какие-то очень трепетные из, казалось бы, навсегда оставленного в прошлом, моменты вновь неожиданно к нему вернутся.
   Это неправда, что у шестидесятилетних всё иначе, чем у молодых. Всё почти так, только, может быть, глубже. И ценишь это больше. А эмоции, оказывается, те же.
   И такое - неожиданно свалившееся на обоих счастье, будет длиться 11 лет. В 88-м Ниночки не станет. И очень многое в его жизни погаснет. Потому что он вдруг обнаружит в себе то, о чём в эти 11лет не задумывался - потребность видеть и её глазами...
   ***
   Он переживёт её на 10 лет и уйдёт из жизни в один год с Валентином, с которым они ежегодно встречались 9-го мая или на Беговой, или на Карамышевской.
   С начала 90-х оба станут испытывать всё большее недоумение от того, что происходит в стране.
   И хотя, казалось, оба получили "по полной программе" от своей бывшей страны, сейчас с каждым днём крепло у них ощущение, что предпочли бы вернуться в прежние годы - во многое из той обстановки.
   То ли сказывался возраст, с которым усиливается консерватизм, то ли тянуло в более молодую пору, когда происходившее вокруг было значительно понятней, чем теперь.
   И хотя в молодости вопросов к происходившему в стране тоже возникало немало. Но сейчас...
   Мог ли, например, кто-то из них представить, что доживёт до той поры, когда ветераны побеждённой армии, о достойном жизненном уровне которых всем было известно, станут присылать ветеранам армии победителей - армии освободителей гуманитарную помощь.
   Поэтому тот путь, по какому двигалась сейчас страна, ставшая намного меньше их прежней, за которую они воевали в составе своих штрафбатов, виделся им настолько уродливым, что был для них неприемлем.
   Ни внутренне, ни и внешне.
   Так и ушли оба в этом недоумении и горечи.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

9

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 2.89*14  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019