Okopka.ru Окопная проза
Жуков Максим Петрович
Случайная встреча

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 3.24*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В рассказе крайне простой сюжет, взятый из жизни - случайно встречаются два сослуживца, прошедшие горнило войны. Судьба у ребят сложилось по-разному: один сумел приспособиться к жизни, другой потерял верю в лучшее и утратил человеческий облик. Спасая нетрезвого товарища от хулиганов, главный герой в разговоре ненароком вспоминает то, как они служили в Чечне... Работа впервые была опубликована в 2014 году в авторском сборнике прозы "Свобода и цепь". Позже появилась в книге 2017 года "Солнечный луч", где наряду с новыми произведениями астраханского прозаика были представлены и его избранные прозаические вещи.
  Этот бродяга в потрёпанной армейской форме спит на скамейке в парке, пока за его пределами по дороге проносятся машины. Его затуманенный взгляд пытается ухватиться за размытые контуры автомобилей, за кусочки неба между деревьями. Недопитая бутылка стоит рядом с парнем. Он стирает с губ пену и мученически смотрит на проходящих мимо людей. Они проходят мимо, потому что не видят бродягу, валяющегося в трёх метрах от них. Он побелевшими губами взывает о помощи - его жестоко избивают какие-то молодчики.
  "Мне смотреть на происходящее не то что больно - невыносимо. И плевать, что негодяев много и они пьяны".
  - А ну, пошли прочь!
  Я отгоняю от бедняги подонков, словно свору собак. Последние даже смотрят на меня, словно животные. Скалятся и плюют под ноги.
  - Второй раз повторять не буду!
  Сжав кулаки, принимаю боевую стойку.
  - Ну, кто тут первый хочет получить по справедливости?
  Секунд пять стоит напряжённая тишина, потом по парку прокатывается вой милицейской сирены. Давясь от хамского смеха и озираясь на ментовский уазик, они бредут в сторону выхода. Солдат угрюмо молчит и смотрит на опрокинутую бутылку портвейна. По его взгляду я понял, что он сейчас мысленно далеко отсюда. Его одолевало прошлое. Что ж... Я тоже служил. Некоторое время мы напряжённо молчим.
  
  ***
  
  Стемнело. Хотелось кричать. С каждой секундой мне становилось всё хуже. Избитый парень медленно сползал с залитой кровью скамьи. Я поддержал и успокоил его:
  - Эй, ты как?
  В этом опустившемся незнакомце я с трудом узнал своего сослуживца. Мне показалось, что он пытается что-то вспомнить. Возможно, как нас забирали с областного сборного пункта военного комиссариата. Ночью погрузили на грузовые автомобили. Не сказали ни слова о том, куда едем. Меня окружали испуганные лица призывников. Хватаясь за железный каркас тента, я всматривался в опустевшую ночную дорогу.
  Стоял декабрь 2001-го. Луна освещала голые сучья кустов, низкие вязы и сверкавшую, как наждачная бумага, мёрзлую землю. Ребята молчали. Только два звука сопровождали нашу колонну в городе: монотонное жужжание моторов и треск мёрзлой травы.
  Именно тогда в машине я увидел Володю. Он мне показался единственным, кто не приуныл и не пал духом. Кажется, он даже тихо напевал какую-то песню.
  - Ты как здесь оказался?
  - Случайно, - ответил я. - Проходил мимо...
  Я достал из кармана сигареты.
  - Тебя, кажется, зовут Макс, правильно?
  Я утвердительно кивнул. Однополчанин как-будто протрезвел.
  - П-помнишь Чечню? - запинаясь, спросил он.
  - Ещё бы. А ведь сегодня девятнадцатое августа. Ровно три года прошло после трагедии...
  Каждый из нас вспомнил огромный грузовой вертолёт, в который вместо танков загнали чуть больше сотни парней. Так легче переправить новобранцев на бойню. Нам сказали, что война давно кончилась, но что-то подсказывало, что это неправда.
  - А помнишь того молодого офицера, который хотел запихнуть нас во второй вертолёт?
  - Помню.
  - Он тогда распоряжался нашей судьбой...
  Первый вертолёт с нашей командой взлетел и благополучно приземлился в намеченном месте, чего не скажешь о втором. Его подбили, и все сто с лишним молодых солдат сгорели заживо или подорвались на минном поле, на которое и упал Ми-26. Нам сообщили об этом, выстроив на грязном плацу Борзого. Мы остолбенело смотрели на офицера. Это звучало так дико, что даже Володя засопел от изумления. Душили слёзы, но проявлять свои чувства никто не решался.
  Мы продолжали "служить", хотя настоящей армейской службой это не назовёшь: старослужащие избивали новое пополнение. Мы старались держаться друг за друга, но нас дробили, отлавливали по одному и "учили уму-разуму". И это невзирая на то, что казармы по ночам обстреливали "чехи", а в медицинскую санитарную часть прибывали всё новые раненые. Война в Чечне продолжалась. Число раненых и погибших бойцов всё увеличивалось.
  Забитых, полуживых и запуганных "армейской системой", нас притащили в санитарную часть. Товарищ в отличие от меня не унывал. Он старался держаться от происходящего отстранённо. Пел песни, смеялся, шутил. Я удивлялся его оптимизму. В санчасти горстка избранных старослужащих ставила на уши всех больных. Они их избивали до полусмерти каждую ночь. Офицеры бездействовали. Таких, как я, - борцов с всемирным злом, вообще уничтожали. Вскоре за мной прилетела вертушка - я был слишком плох от побоев своих нетрезвых сослуживцев. Товарищ мой остался в Борзом. Попрощаться с ним я не смог.
  За пределами того гадюшника оказалось относительно спокойно. Но анархия просачивалась и на новом месте. Здесь уже отсутствовали свои или чужие. Враги виделись в каждом вписавшемся в "армейскую систему": тебя избивают сейчас, а потом ты обязан избивать других. Еда, чистая одежда, личные вещи - всё отдавалось старослужащим. Того, кто сопротивлялся, - наказывали.
  Судьба занесла меня на пересыльный пункт около Прохладного. Там солдат в открытую брали в рабство. Когда я спросил, почему, мне сказали, что одного местного жителя там проучили за излишнее дебоширство: он со своими друзьями ночью пробрался в военную часть и развернул старые пушки, украшающие плац, на казармы. Солдаты встретили их около КПП и избили. Следующей ночью те же местные жители явились с кинжалами и вырезали роту солдат. После этого военные договорились: они отдают ежедневно солдат на работы за мизерную плату, а те больше не устраивают поножовщину. Деньги за наш труд оседали в карманах офицеров, а солдаты пахали на горцев. Кто отказывался - нож к горлу, и он на всё соглашался, даже на немыслимое. Со временем солдаты всё чаще пропадали. Кавказцам понравилась рабочая сила, и они решили сделать её бесплатной. Наших ребят просто не возвращали назад. Офицеры эти факты скрывали. А потом кто-то из нашей казармы рассказал всё подполковнику, приехавшему с проверкой в часть. Через несколько дней в нашем подразделении появились военные прокуроры.
  - Какие из них пропали? - спросил у меня тогда хмурый капитан, показывая список пропавших солдат. Оказалось, их сотни! И у многих срок службы давно истёк, но домой они не вернулись...
  Меня признали негодным для дальнейшей воинской службы - сказывалась пневмония, которой я переболел в танковой учебной части. Ждать документы о медицинском заключении мне предстояло в Борзом. Лететь назад не хотелось. К тому же наши вертолёты часто сбивались наёмниками. Меня отправили с военной колонной. Горная местность пугала простором и холодом. Ржавая посередине, сиренево-пыльная по краям, она несколько суток плыла мимо автомобильных бортов. Яркая зелень и снег на возвышенностях - два любимых цвета чеченской зимы - провожали нас до полка, расположенного на возвышенности, недалеко от реки Аргун в Шатойском районе. Лёжа на холодном БТР-е, я застудил себе все внутренности. Полуживого, меня снова отправили по прибытии в ту же санчасть.
  Там продолжались знакомые расправы. Все боялись проклятой "системы". Вовка всё ещё находился там и уже не шутил. Видимо, за моё отсутствие он хлебнул немало горя. Тогда настала моя очередь подбадривать его.
  - Держись, вырвемся.
  - Не знаю, Макс. Я выдохся. Устал от всего.
  Мы отошли с ним в курилку и уставились через мутное стекло на заснеженные Кавказские горы. Стояла зима. Враждебная и бесконечная.
  - Сегодня, знаешь, опять с той стороны стреляли, а нас
  свои избивали в казарме...
  - Не раскисай, - я похлопал его по плечу.
  - Эй! Вы чего здесь стоите? Гомики чёртовы! - заорал проходивший мимо старослужащий.
  - Сам ты... - вырвалось у меня. Через секунду я пожалел о сказанном. Сержант выполнял норму "армейской системы" - избить к концу месяца пару солдат. Чтобы авторитет командира не падал.
  - Что ж, становись! - сказал он с усмешкой, кивая на стену. Это считалось его любимым местом для наказания.
  От бесконечных побоев всё тело ломило, но в казарме, уверен, дела обстояли гораздо хуже, раз многие рвались сюда. Участились случаи заражения: к нам почти ежедневно приходили солдаты с опухшими конечностями. Через неделю одного такого застали за странным занятием - он что-то вкалывал себе в ногу, чтобы она стала распухать. Его, конечно, избили. Сильнее, чем нас, а потом построили и стали проводить разъяснительную беседу. Зная, что нам примерно скажут, я специально подготовился и высказал немало любопытных, стоящих внимания соображений. К примеру, постарался обратить внимание старослужащих
  на безобразия, творящиеся в казармах.
  - Их просто довели. Они больше не могут служить так... Сержант внимательно посмотрел на меня и серьёзно, даже сурово, сказал:
  - Кое-кто уже не может оставаться человеком. Война
  озлобляет.
  Он не стал упоминать о беспробудных, запрещённых уставом пьянках, потому что рядом стоял офицер, пришедший посмотреть на солдат с посиневшими и вздувшимися руками и ногами. Зрелище было не из приятных.
  - А вы что здесь делаете? - спросил меня офицер.
  - Жду документов, подтверждающих, что меня и многих моих товарищей комиссовали. Мы ждём их уже два месяца, а мой друг Володя - почти полгода. Это неприемлемо, товарищ старший лейтенант! Я видел вчера, как разгружали почту. Там были прозрачные пакеты с документами.
  - Есть ещё что сказать? Давайте уж, только по делу.
  Я ненавидел раздражительность в других и в себе то же. Обычно умел не показывать её на людях. Но теперь меня прорвало...
  Неимоверными усилиями мне удалось выбить решение отправить домой тех, кто ждал документы, без их получения. Последний день мне предстояло провести в казарме той части, в которой я давно уже не появлялся. Там наших избивали так, что в груди ныло от увиденного. Но я не мог им помочь, уже не мог...
  На следующий день, насмотревшись того, что и нас могло настигнуть за время ожидания колонны, мы с Володей и ещё двое солдат собрали деньги и стали выбираться из этого ада на попутках. На каждом посту нас обыскивали как
  террористов. Приходилось платить каждому подонку в погонах. И, отдав все деньги, мы всё-таки вырвались.
  Дальше вспоминать не хотелось, и я с грустью посмотрел на однополчанина.
  - Война давно кончилась, друг. Пойдём лучше домой. Я помог ему подняться, и мы пошли в сторону ближайшей автобусной остановки.
  - А знаешь, - сказал срывающимся голосом Володя, -
  война ещё не кончилась. Она среди нас. Просто мы не чувствуем этого. Огрубели сердцем и не замечаем того, что творится вокруг.
  - А что тут творится? Вокруг тишь и благодать. Никто не стреляет.
  Где-то в соседнем дворе выбивали ковёр. На соседней улице сигналили машины. Впереди нас двое рослых мужчин громко о чём-то спорили. Я прислушался. Со стороны парка, из которого мы уже вышли, раздавались знакомые приглушённые звуки. Будто боксёр упражняется на любимой груше. Не сговариваясь, мы синхронно обернулись. Та самая компания, напавшая на моего однополчанина, теперь избивала своего же. При этом они все смеялись и шутили.
  - "Армейская система" работает даже здесь,- процедил я.
  - Мир обезумел...
  Я горько кивнул ему и подтолкнул к остановке. Там как раз остановился наш с ним автобус.
Оценка: 3.24*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019