Okopka.ru Окопная проза
Войтенко Сергей
Последний поворот

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 6.24*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта повесть написана несколько лет тому назад. Размещать её на "Окопке" я не решался. Считал, что не совсем подходит по тематике. Теперь, мне кажется, можно. К читателям у меня просьба: поскольку рассказ ведётся от первого лица и имя героя совпадает с именем автора, то давайте договоримся, что автор и герой -не одно и то же лицо.
  ЧАСТЬ I.
  Мне привиделся дождь.
  Он стекал по стеклу.
  Он стекал по стеклу.
  Тень сожженного лета.
  Мне привиделся дождь.
  Он летел в никуда.
  Он летел в никуда.
  Словно с прошлым карета.
  
   Дождь.
   Я слышу, как он шуршит на крыше, я вижу, как он каплями стекает по хвое, я чувствую, как он гуляет по опавшим листьям в ночном лесу. Я живу в нём. Что поделать? Сентябрь.
   За те полгода, что я поселился в этих краях, я видел дождь разным.
   Весной, молодым, задорным, в буйстве настроения. Дарующим жизнь лесу, подснежникам, лесным фиалкам, орешнику, дикому горному чесноку - черемше.
   Летом, проносящимся ливнем, играющим своей силой, переполняющим мутной водой речушку внизу, в долине и, заставляющим ручьи верить в то, что они также могут быть маленькими речками.
   И вот сейчас, осенью - в предчувствии ещё далёкой зимы, вспоминающим свою молодость и зрелую пору. Но уже грустным.
   Мои взаимоотношения с дождём разнообразны.
   Бывает, по вечерам, заварив себе кофе, я сижу у дисплея и читаю. Булгаков, Вересаев, Паустовский, Бунин, Куприн. Иногда, выключив свет и оставшись только в бледно-голубом свечении экрана, пытаюсь сам писать. Но мучить себя воспоминаниями или утомлять фантазиями не особенно получается. Правду говоря - не пишется.
   Изредка, поскольку я знаю, куда ведёт эта дорога, облачившись в натовскую "непромокашку" и запасшись бутылкой спиртного, я сажусь под навесом веранды и наблюдаю за дождём. Медленно подступающее опьянение обостряет восприятие и придаёт воспоминаниям более эмоциональную окраску. Всё кажется не таким, каким оно есть на самом деле. Хотя какое оно есть - не знает никто, потому что всё пропускается через призму восприятия. Которое может быть искажённым. Или, вообще, любым.
   Вот и сейчас, когда, невидимый из-за туч, закат отыграл своё и вечерний мокрый холод проползает через свитер, я сижу на веранде и думаю: как всё же невероятно то, что я оказался здесь.
  * * *
   Последние 10 лет я прожил на Ближнем Востоке. В самом жерле этого вулкана. В Израиле.
   Для того чтобы там жить, там надо родиться. Все остальные варианты - это импровизация и игра случая. После первых двух лет суеты, беготни, стрессов и поисков своего места в этом обществе, я зажил жизнью таких же, как и я - покинувших территорию, когда-то называемую Советским Союзом. Точно также я работал, часами ездил на автобусах, был должен банку и кредитной компании, выплачивал ссуды, ждал очередную зарплату, чтобы прикрыть дыры в бюджете и раз в год, кое-как, проводил коротенький отпуск в какой-нибудь Турции или Греции.
   Растил сына. Пережил его подростковый возраст, что стоило недёшево моему здоровью и материальному положению. Проводил его в армию. С нетерпением ждал его домой, готовил какое-нибудь его любимое блюдо. Смотрел, как он торопливо ест. Радовался тому, что ему нравилось, как я готовлю. Опять провожал его на базу в пустыню и опять ждал. Мечтал о том, как после армии, он найдёт работу, устроится, обзаведётся семьёй и я буду помогать ему, чем смогу. Думал, что судьба как-то компенсирует нам то, что мы пережили.
   Как водится, ничего из того, что я себе нафантазировал, не произошло.
  Отслужив и отгуляв положенный отпуск, сын уехал к друзьям в Канаду. Через полгода я понял, что он не вернётся. Никакая электронная почта и телефонные переговоры не могли восстановить жизненной нити. Тем более, что связываться мы стали всё реже и реже. У него была своя новая жизнь и моё место в ней - почти не просматривалось.
   На первых порах, впервые за много лет, я пробовал жить в своё удовольствие. Оказалось, что это не так просто. Друзьями я не обзавёлся, да и сделать это было затруднительно. Женщины? За эти годы их несколько промелькнуло через мою жизнь, но я так и не понял, чего именно они хотели. На роль содержателя я не годился, а что-то другое - не связывало.
   Наступил момент, когда я увидел всё, что будет дальше. Ещё полтора десятка лет и придут болезни, подступит страх старости и жизни с вечной болью, врачами и таблетками. Потом - дом престарелых и вход в тоннель. Без выхода. Впрочем, это "пророчество" - безотносительно к стране проживания и носит общий характер.
   Ко многому я не мог привыкнуть там и не привык бы никогда. Кроме того, я знал, что навсегда останусь для местных - "русским" с неистребимым акцентом из-за неспособности произносить гортанные звуки, празднующим новый год в декабре, а не так, как принято, в сентябре и отмечающим вообще непонятный день календаря - 9-е мая. Ну, не моё это всё было. Не моё. Чужие люди, чужая страна. Адский климат, без весны и осени. Проблема была ещё и в том, что "своей" страны у меня уже не могло быть по определению.
   Толчком к изменению моего состояния динамического равновесия стал, казалось бы, незначительный эпизод.
   Задание у меня было простым: провести идентификацию контроллеров в трёх моделях кондиционеров. Для этого кондиционеры необходимо было разобрать, вытащить платы этих самых контроллеров, убедиться в том, что критические компоненты те же, что указаны в протоколе европейской испытательной лаборатории, плюс всё сфотографировать, плюс убедиться в идентичности компрессора и двигателей. По окончании работ - всё собрать, как было. Обычная трудоёмкая рутина. Раньше это всё делалось в лабораторных условиях, но в данном случае руководство решило пойти навстречу клиенту и работы провести прямо на месте - на оптовом складе.
   К полудню, я достиг состояния, когда можно на себя взглянуть со стороны. В огромном, не вентилируемом ангаре, обливающийся потом, в пыли, отстегнув теплоизоляционный кожух на компрессоре, я пытался в нужном ракурсе сфотографировать Nameplate компрессора. Спины я уже не чувствовал. Ног - тоже. Вот тогда и постигло меня "видение". Бросить всё на хрен и уехать.
   Эта новость рухнула на меня, как бетонное перекрытие. Мозг, поставленный перед необходимостью решать новую задачу, принялся интенсивно искать решение.
   В сущности, ехать мне было некуда, кроме той территории, откуда я приехал. Поэтому в тот же вечер я позвонил Сане.
   Мы были друзьями и вместе прошли по жизни около двадцати лет. Начиная с того дня, когда Саня пришёл к нам в эскадрилью и, заканчивая тем вечером, когда я на прощание помахал ему рукой из вагонного тамбура поезда Львов - Киев.
   В начале 90-х, на заре Эпохи Большой Нелюбви, Саня оставил свой умирающий авиаремонтный завод и подался в частную фирму обыкновенным монтажником. Там он довольно быстро продвинулся, стал бригадиром, а потом и замом одного из директоров. Вместе с фирмой Саня пережил её взлёт и банкротство. Потом была другая фирма, потом было производственное объединение, в котором Саня возглавил одну из дочерних "фирмочек". Вся его деятельность крутилась вокруг строительства и связанных с ним работ. В целом, Саня обитал в сфере среднего и мелкого бизнеса. На жизнь ему хватало, а на многомиллионные мегапроекты он не замахивался, зная, чем они могут заканчиваться. Да и возможностей таких у него не было.
   Мы перезванивались несколько раз в год и моему звонку Саня не удивился. Чего нельзя сказать о моей просьбе, подыскать жильё на время где-нибудь в уединённом месте. Он обещал перезвонить через неделю.
   Основной проблемой в осуществлении моего замысла было, однако, не место проживания, а деньги. Наиболее простой путь к её решению - взять ссуду в банке и спрыгнуть с этого поезда. Но данный поступок был не в моих правилах. Я не собирался оставлять после себя кучу дерьма, так как не был до конца уверен в том, что уезжаю навсегда. Действовать я решил только легальными методами.
   За десятилетие работы в условиях ближневосточного варианта рыночной экономики я не обзавёлся ни квартирой, ни машиной. Так что, продавать мне было нечего. Сбережений особых то же не было. Так, по мелочам: накопительная программа в банке, да выходное пособие при увольнении. Пенсионный фонд мог стать доступным только по прошествии трёх лет.
   Оставалось только ужаться в расходах.
   Саня позвонил, как и обещал через неделю. После обмена традиционными общими фразами, наш разговор перешёл в деловое русло.
   - Значит так, Серёга, - сказал Саня, - Есть два варианта. Первый. Я могу снять тебе однокомнатную квартиру, "кавалерку" в старом польском доме, в районном центре С. Ту, ты знаешь этот городишко. Не знаю, насколько это уединённое место, но глушь ещё та. Думаю, долларов за 100 - 150 можно будет договориться.
   - А второй вариант? - спросил я.
   - Второй вариант такой. Можешь взять у моей фирмы в аренду домик на бывшей базе отдыха "Сельмаша" в Форостове. Я пока его не видел, в каком он состоянии и вообще. Но такой вариант возможен. С "Сельмашем" я договорюсь - это мои проблемы.
   - Так ты, что - выкупил у них базу? - задал я вопрос совсем не в тему.
   - Да, нет! "Сельмаш" давно уже в состоянии агонии. Никак не закроются. Ну, ты сам, наверно, помнишь как это. Задолженность по зарплате в полгода, разворованные цеха, какая-то убогая приватизация. В общем, я с ними договорюсь. У них каждая копейка на счету. Живут, в основном, с аренды площадей. Не до отдыха им.
   - Слушай, Саня, в этот вот вариант с домиком мне бы подошёл. Единственный вопрос, в каком он состоянии. Может там, и жить нельзя?
   - Пока не знаю. На следующей неделе буду в тех краях по делам, заеду - посмотрю. Ты, вообще, когда к нам собираешься?
   - Саня, скажу честно, я точно не знаю. Может через месяц, может через полгода.
   - Как полгода? Не, так не пойдёт. Хотя бы приблизительно скажи, чтобы я знал как дела вести. Давай, что ли, договоримся на апрель. Если там ремонт придётся делать, то, как раз в апреле и можно начинать. Да и снег сойдёт уже. Хватит тебе времени до апреля?
   Нет ничего хуже, чем принимать решения в ограниченное время. У людей постоянно работающих в таком режиме есть даже своё психическое расстройство. "Синдром менеджера" называется.
   - Думаю, что хватит, - ответил я после паузы.
   - Ну, вот и ладненько. Значит, будут у меня новости - я тебе перезвоню. Ты, конечно, тоже не пропадай. Пока.
   Всё. Поезд пошёл.
   В течение месяца я сменил место жительства. Теперь у меня была комната в трёхкомнатной квартире, которую мы снимали на пару с двумя студентами. Я продал компьютер и телевизор, ограничил себя в сигаретах и еде. Подогнал все дела на работе, стараясь не ввязываться в долгоиграющие проекты. Закрыл накопительную программу и перевёл деньги на открытый счёт.
   Через два месяца, впервые за многие годы, я не только выбрался из банковского "минуса", но и стал обладателем некоторых накоплений.
  За это время прояснилась ситуация с моим домиком. Правда, многое в этой ситуации было для меня непривычным. Оказалось, что я уже отвык от тех реалий.
   Саня действительно побывал на базе и прислал мне пару фотографий моего будущего жилища. Сказать, что я был потрясён, значит не сказать ничего. Я помнил эту базу и в своих грибных походах пару раз в году проходил через неё. То, что я увидел на снимках, более походило на дровяной склад. В дощатом домике, в полтора этажа, отсутствовали двери и оконные переплёты, в нескольких местах отошла деревянная обшивка. По сути, это был просто каркас, остов дома.
   Несмотря на удручающие, с моей точки зрения, результаты рекогносцировки, Саня был полон оптимизма. Он предложил следующий вариант. Я, как частное лицо, заключаю с его фирмой договор на ремонт домика. Это помимо арендной платы. Смету обговорим заранее. Сроки - тоже. Всё подгоним так, чтобы к моему приезду в доме можно было жить. Предоплату Саня не требовал, но несколько раз намекал на то, что подобная акция нисколько бы не помешала. Видимо, он просто не представлял себе, в каких условиях я жил.
   Как это часто бывает у людей: Если реализация принятого решения откладывается, то сомнения в его правильности - нарастают. Несколько раз я мысленно спрашивал себя: что я делаю? И каждый раз уговаривал, что всё правильно. Если я не уеду, то буду потом упрекать себя же, почему этого не сделал, а если уеду....Посмотрим.
   В принципе оставалось сделать два дела: уволиться с работы, дождаться выходного пособия и посетить посольство, чтобы подтвердить гражданство. Уволиться необходимо было не по собственному желанию, иначе я терял право на выплаты, а так, чтобы меня уволили. А посольство нужно было потому, что я не собирался проживать на избранной территории с просроченной визой.
   Вопреки всем моим переживаниям, оба вопроса разрешились быстро и в мою пользу.
   Первым делом я поехал в посольство. 150 долларов в шекелях, банк в соседнем квартале, полчаса оформления бумажек - и, пожалуйста, моё гражданство обновлено. Всё остальное меня не очень удивило, поскольку я прожил 9 лет в постсоветской Украине и прекрасно представлял себе с кем и с чем мне придётся иметь дело.
   Увольнение моё прошло без запинки. Начальник лаборатории, бывший кандидат наук из города Нижний Новгород, ничем мне не препятствовал. Попросил только в течение недели закрыть все текущие дела. В общем, такому ходу дела есть простое объяснение. После нашествия бывших советских граждан, дефицита инженеров в стране не наблюдалось. Пожалуйста, любой профессиональной ориентации. Так что, подыскать мне замену не стоило большого труда. Только выбирай из очереди претендентов.
   Ты свободный человек в свободной стране. Хочешь работать - пожалуйста! Если есть где. Не хочешь работать? Нет вопросов! Через некоторое время ты лишишься средств к существованию и окажешься на улице. Хочешь - бомжуй, ты же свободен. Не хочешь? Прикинься придурком и сдайся социальным службам. Тебя поселят в общежитие к таким же, как ты, будут кое-как кормить. Там ты можешь придумывать философские теории, можешь писать роман.
   Можешь уйти скитаться и просить милостыню. Ты абсолютно свободен!
  
   Мне оставалось только дождаться выплаты пособия, а это около пяти тысяч долларов, заказать билет и стартовать.
   В таком лёгком развитии событий я усмотрел знак для своего предприятия. Сомнения меня больше не посещали. Да и обратной дороги я для себя не видел.
  Саня звонил мне еженедельно и интересовался моими делами. На мои вопросы о том, как идут дела он, как-то неопределённо отвечал о подготовительных работах, о тяжёлых переговорах с предприятием - владельцем базы. В общем, получалось, что вроде бы дела идут по плану, но препятствия несколько превышают первоначально предполагаемый уровень.
   Всё изменилось после того, как на мой счёт в банке зашла сумма выходного пособия. Я снял со счёта практически все деньги, накупил на них доллары и отослал Сане через Western Union ту пару тысяч, без которых он, по его словам, не мог развернуть работы в полном объёме. Сам факт операций с наличными, а не с банковскими переводами со счёта на счёт был, конечно, анахронизмом, но, видимо, таковы были реалии на той территории.
  
   Мне не с кем было прощаться и незачем было по этому поводу устраивать банкет. Я просто собрал в рюкзак, как мне казалось, необходимые вещи, несколько альбомов с фотографиями и любимых книг. Я ничего здесь не нажил и расставаться мне было не с чем. Поскольку, я уезжал на территорию, где средняя температура июля плюс 18, а средняя температура января минус 4, то моя нынешняя одежда мало подходила. Но спальник, я, конечно, не забыл.
  
   Отлёт прошёл буднично и просто. Стандартные процедуры проверок, стандартные вопросы, досмотр, ожидание посадки. Потом, уже в салоне, шелест запустившихся двигателей, разгон, мелькание бетонных плит в иллюминаторе, отрыв и - рябящая синева Средиземного моря. Потом, мутная плотная завеса облаков и их бескрайня холмистая даль под солнцем.
   Как будто и не было этих десяти лет. Хотя это не так. Ничто никуда не исчезает и ниоткуда не возникает. Всё всегда только изменяется.
  
  * * *
  
   Есть люди, которые, достигнув определённого возраста, перестают изменяться внешне. Нет, они, конечно, стареют как все, но только внешние проявления этого грустного процесса - малозаметны.
   Саня, остался почти таким же, как и десять лет назад. Разве только, стала гуще сеть морщинок в уголках глаз, короче причёска, да во внешности и походке появилась солидность достаточно успешного и потому уверенного в себе мужчины на пороге пятидесятилетия. Выглаженные брюки и рубашка, очень хорошо сидящий пиджак, в тон подобранный галстук. От всего этого я отвык, поскольку в краях, где я обретал до этого, у большинства населения преобладал несколько иной стиль одежды. Что вполне соответствовало климату и ментальности.
   Судя по тому, что Саня не сразу узнал меня в толпе пассажиров аэропорта, я, вероятно, изменился намного больше. Что, в общем-то, неудивительно.
   - Так, сразу предупреждаю, машине не удивляйся, - сказал Саня, после того, как мы расположились в болотного цвета "Ниве", резко выделявшейся своим анахронизмом в череде машин на стоянке при аэропорте, - Это "рабочая лошадка" от фирмы. Дёшево, просто и надёжно. Ну, насчёт надёжно, это я погорячился, но, в целом, правда. Я понимаю, ты там привык к Тойтам, Нисанам и Маздам, но, уж, извини, что есть, то есть.
   - Да, нормально. Какая разница? Главное, что едет. Всё лучше, чем переезжать на железнодорожный вокзал и трястись всю ночь в поезде неизвестно с кем в одном купе, - ответил я.
   - Значит так, Серёга, план у нас такой, - продолжал Саня, пока мы выезжали на трассу, - Ехать нам до Города 8 часов. То есть приезжаем мы поздно вечером. Поживёшь у меня два дня, погуляешь по Городу, посмотришь, как всё изменилось, в гости сходишь к старым знакомым, вспомнишь, как куролесили в своё время. Домик твой почти готов. Остались мелкие доработки, я думаю, за эти два дня всё будет доделано. В субботу поедем принимать, так сказать, объект.
   - Слушай, Саня, а бумаги там всякие, договор на аренду, это как? - немного невпопад, спросил я.
   - Это всё без проблем! - ответил Саня, - Договор на аренду готов. Там у тебя за три месяца проплачено, ну а потом, как тебе удобно - хочешь сразу наперёд на полгода, на год, а хочешь - каждый месяц. Единственное условие - долларами и наличными.
   - Стоп, Саня! - прервал я, - А какие-то квитанции, бланки и вообще, документы об уплате у меня остаются? Как я докажу, в случае чего, что я уплатил?
   Наступила пауза. Саня как-то сразу окаменел лицом, помолчал и, спустя некоторое время ответил:
   - Смотри, Серёга. Я дела с арендой уладил? Уладил. Как? Это мои проблемы. Ты, что думаешь, всё так просто? Мне ещё делиться и делиться этими деньгами! Кто бы мне просто так пошёл бы навстречу? Ты, я смотрю, отвык там в своих палестинах от наших реальностей.
   - Саня, я тебе очень благодарен за всё. Ты не обижайся, но как-то это всё непривычно.
   - Кто там к тебе придёт проверять? Договор у тебя на руках. Действующий? Действующий! А как ты там платишь или не платишь - это ко мне. В общем, ты согласен на такой вариант?
   - Да мне, как-то всё равно, наличными или безналичными. Лишь бы без неприятностей, - ответил я.
   - Значит, договорились.
   Мы замолчали, а потом, само собой, разговор перешёл на общих знакомых, из числа тех, кого Саня встречал или о которых что-либо знал. Были и такие, кто бесследно растворился в житейской круговерти. Мало ли что могло произойти с человеком в этой кутерьме и борьбе за выживание. Кто-то умер в бомжах, кто-то привык к своей бедности и даже в ней пытался отыскать свои маленькие радости. Кто-то в беспрерывной череде рабочих будней добывал свою копейку на содержание семьи. И только единицы преуспели. Вопрос, только, какой ценой?
   К моему удивлению, "Нива" довольно резво бежала по трассе.
   За обочинами шоссе вовсю резвилась весна. Жизнерадостная зелень полей, островки рощ, цветущие сады в долинах - настоящий пир природы после зимних невзгод.
   Ближе к вечеру мы остановились перекусить в одном из придорожных ресторанчиков. За прошедшие годы меню не очень изменилось, но стандартный стейк с салатом стал стоить в два раза дороже. Правда и ресторанчики стали не те. Приятный интерьер, скатерти на столах, быстрое обслуживание. Сколько я их видел в своё время, этих придорожных харчевен! Отремонтированные и оборудованные на скорую руку в старых вагончиках, в модульных передвижных домиках или в случайных помещениях. С убогой рекламой на щитах, одноразовой посудой и пустыми солонками на убогих пластиковых столиках. Теперь всё стало, конечно, солиднее. Но и дороже.
   Оставшуюся часть пути я проспал. Видимо, сказались и напряжение последних дней, и сам перелёт, и простая усталость. Открыв глаза, я с удивлением обнаружил за стеклом городские огни, блестящий в их свете асфальт и многоэтажки спального микрорайона.
   Саня снимал однокомнатную квартиру в бывшем институтском общежитии.
   Сам научно-исследовательский институт, а вернее его остатки, влачили жалкое существование, а большинство квартир в его общежитии было уже давно приватизировано.
   Ничего не изменилось за эти десять лет. Всё тот же обшарпанный подъезд, всё тот же запах дешёвой еды, всё те же надписи на стенах, которые и вслух то страшно произнести.
   Обстановка у Сани полностью соответствовала временному жилью.
   Громадный кожаный диван, пара кресел, стойка с телевизором и музыкальным центром, журнальный столик, полки с книгами. На кухне - устойчивый беспорядок холостяцкой квартиры. Правда, без грязной посуды в мойке.
   Мы перекусили холодными бутербродами, выпили чаю и решили, что завтра я буду предоставлен сам себе, поскольку Саня с самого утра уезжает по делам. Меня это вполне устраивало.
   Пока я чистил зубы и приводил себя в порядок, Саня уснул перед телевизором. Мне ничего не оставалось, как расположиться в раскладном кресле. На удивление, я быстро уснул и меня не беспокоили мысли о перемене мест.
  
  * * *
  
   Мне повезло с погодой в этот день. Утром я обнаружил на столике Санину записку и ключ от квартиры на ней. До семи часов вечера я был свободен. Я заранее решил, что пойду в центр города пешком. Просто пройдусь, а не буду испытывать себя давкой в утреннем автобусе.
   Я прожил в этом городе 17 лет. Здесь родился мой сын, здесь я был молод и, как я сейчас понимаю, счастлив. Какое-то время. Здесь у меня всё получалось. Здесь, в 32 года я стал начальником одной из лучших в Союзе испытательных лабораторий, готовил диссертацию и без страха смотрел в будущее. Которое у меня отняли после 1991 года. Ни я, ни миллионы таких как я, не были отомщены и все эти горбачевы, шушкевичи и кравчуки спокойно доживают свою жизнь без угрызений совести о сломанных судьбах и тысячах погибших в региональных конфликтах. Кто им судья?
   Я быстро прошёл безликий микрорайон и участок застройки до старинного парка. Пересёк парк, попутно заметив, что содержится он неплохо и в чистоте. В старой, давно знакомой кофейне выпил свою первую чашечку кофе, который так же, как и в мои годы, готовили на горячем песке и пошёл по своим любимым местам.
   Утро - лучшее время для осмотра города. Ещё не заполнены улицы, ещё не скрежещут на поворотах переполненные трамваи, ещё не тянутся за экскурсоводами толпы туристов. Пока - всё тихо. Есть только ты, твоя память и старый город.
   Я прошёлся по бульвару, на который выходили фрагменты крепостных стен нижнего замка, повернул направо к старейшему костёлу в городе - Марии Снежной, заглянул в дворик монастыря бернардинок, прошёлся по Краковской и вышел на Армянскую. К той, известной в своё время, кофейне, в которой собирались художники и поэты, певцы и музыканты, бродяги всех мастей, фотографы и альпинисты. Когда-то здесь жила целая эпоха, принадлежавшая тем, чья жизнь была неординарна, полна приключений, книг, песен, картин и кинофильмов. Тех, кого судьба разнесла по разные стороны морей и океанов и тех, кто не вынеся безразличия к себе, спились, опустились и пропали в житейской суете.
   К моему удивлению, я был не первым посетителем. Двое молодых людей поправляли здоровье крепким кофе и, судя по их оживлённому диалогу, провели весьма бурную ночь. Девушка, весьма оригинальной внешности и в антураже с претензией на принадлежность к богеме, просматривала листы из тонкой папки, вероятно, рисунки. Ещё двое ухоженных мужчин, прихлёбывая кофе из маленьких чашечек, что-то обсуждали, глядя на дисплей раскрытого ноутбука. Жизнь продолжалась.
   Я не стал злоупотреблять кофе - впереди у меня был целый день, и со стаканом сока расположился за крайним столиком. Люди входили, пили свой кофе и выходили. Все они были разные и по возрасту, и по внешности и по манере поведения. Мне почему-то пришла в голову фраза из песни Макаревича: " Всё, конечно, устроится, но, наверно, без нас".
   Потом я пошёл на площадь Рынок. Палаццо Бандинелли, дом Корнякта, дворец Любомирских, кондитерская Вольфа. Всё это ухожено, отремонтировано и очень похоже на декорацию.
   Во внутреннем дворике дома Корнякта, по-прежнему, кафе.
   Я обошёл площадь, прошёлся по улице Сербской, побродил вокруг Кафедрального собора и монастыря бердардинов. Не забыл Успенскую церковь и каплицу трёх святителей. Постоял у каплицы Боимов. И вот тут, у ног скорбящего Христа, что-то во мне изменилось.
   Настроение скользнуло вниз, в темноту. Всё показалось мне чужим. Навсегда.
   Обедал я в маленьком, и уютном ресторанчике на Сербской. Ничего особенного. Выпил я немного. Грамм 200. Не так чтобы заметно, но душу повело.
   Вроде бы, по ситуации, мне надо было навестить знакомых, но, выйдя после ресторана на улицу, я понял, что ни к кому в гости я сейчас не пойду. Не хотелось мне рассказывать о себе и делать вид, что мне интересно, как живут другие. Вместо гостей я пошёл посмотреть на свою старую квартиру. Благо, от центра города было всего двадцать минут ходьбы.
   Всё изменилось во дворе, ограждённом, как крепостной стеной, тремя девяти этажными домами. Совсем по-другому выглядела детская площадка, где я гулял с маленьким сыном. Исчез маленький стадион, на котором сынишка в первый раз поехал на своём игрушечном трёхколёсном велосипеде. Только липы, выстроившись в линейку, стремились в высоту.
   Дивно, но после моего звонка, двери в квартиру открылись и на пороге показалась высохшая от времени старушка в стареньком халате. Я извинился, объяснил цель своего визита и попросил разрешения посмотреть квартиру. Понятное дело, меня не пустили за порог, но всё же я успел рассмотреть убогую обстановку прихожей и, самое главное, почувствовать запах чужого жилья.
  Всё-таки здесь у меня была семья, меня встречали, уставшего, с работы. Сын бросался мне навстречу. Жена была приветлива и мила. Всё было...
   Я постоял перед захлопнувшейся дверью, спустился по лестнице и, купив в супермаркете неподалёку всё необходимое мне на сегодня, на такси вернулся к саниному дому.
   Саня уже был дома. Ножовкой, сосредоточено и целеустремлённо, он отпиливал от замороженного куска мяса размером с мяч для регби, два стейка. За его спиной, на кухонном столике, расположилась начатая бутылка водки, тарелочка с нарезанными салом и ветчиной.
   - Ну, что? Полечил ностальгию? - не оборачиваясь, спросил он меня.
   - Да, в общем, я ею особо и не страдал, - ответил я. - Но увиденное впечатляет.
   - Правда? Центр отделали - мама дорогая, - продолжил Саня, - Бабла в реставрацию вбухали немеряно. Понятное дело, что столько же разворовали. Из наших фирм никого и близко не подпустили. Всё австрийцы и венгры делали. Ты как насчёт перекусить?
   - С удовольствием, - нисколько не кривя душою, сказал я.
   - Вот и чудненько! - бросая на шипящую сковородку два гигантских куска мяса, откликнулся Саня, - Ну, что? Накатим по одной, пока мясо готовится?
  Мы накатили по одной, потом по второй, а к моменту когда стол был накрыт, и по третьей. Оттаяли приблизительно через полчаса. Как будто и не было этих десяти лет.
   Нас понесло. Саня, варившийся в восточноевропейском капитализме, причём в его извращённой постсоветской форме, рассказывал дивные вещи. Про взятки, про "откат", про уклонение от налогов и сокрытие истинных объёмов работ.
   Мне, пожившему в ближневосточном варианте того же самого капитализма, то же было что рассказать.
   Вечер летел в ночь.
   Много всего было сказано, о многом переговорено, достаточно было и воспоминаний. И причиной тому был не алкоголь, водка, кстати, не брала, а то состояние, когда хочется выговориться, выплеснуть месяцами, а то и годами, накопленное. И только с той целью, чтобы стало на душе спокойнее, и мне - скитальцу без родины и веры, и Сане, - в суете, бесконечной работе и мерзости, добывающем хлеб свой насущный.
   Легли с первыми лучами солнца, зарозовевшими оконными шторами.
   Проснувшись после обеда, мы весь остаток дня провели под пиво с сушеными кальмарами, просматривая голливудские боевики и фантастику, к которой Саня сохранил прямо-таки юношеское пристрастие.
  
  * * *
  
   На базу мы попали только к обеду. В понедельник.
   Свернули с трассы и пару километров ехали по центральной улице села. Жизнь здесь, как и вообще в сельской местности, да ещё и в горах, была мало склонна к переменам. Те же одноэтажные дома, те же огороды вместо backyard. И, конечно, цветущие яблони.
   За старой церковью, блестевшей на солнце оцинкованным куполом, мы повернули направо вверх, к кромке леса на склоне. Когда-то асфальтированная дорога, потрескалась, расползлась под паводками и поросла молодой травой.
  Нас встретили, проржавевшие и покосившиеся от времени, с погнутыми трубами, ворота, украшенные громадным замком на такой же старой цепи. На моё удивление Саня открыл замок своим ключом, развёл в стороны половинки ворот и мы проехали вовнутрь.
   Разрушения оказались больше, чем я ожидал. На верхней террасе, скрытые молодыми соснами, просматривались остатки качелей на детской площадке. Когда-то на них с удовольствием, визгом и хохотом качался мой годовалый сынишка.
   В нижнем, по склону, ряду домиков мало что уцелело. От крайнего жилища остался только бетонный фундамент. В остальных отсутствовали двери, оконные переплёты, доски стенной обшивки. Всё обильно заросло ежевикой и кустами малины. И только предпоследний в ряду домик сразу же бросался в глаза свежевыкрашенными зелёными стенами, нарядным белым оконным проёмом и целым крыльцом.
   Я не знаю, откуда это, но у меня развито чувство доброжелательности жилья. Сколько раз мне приходилось менять квартиры и каждый раз, впервые осматривая их, я точно чувствовал, как мне будет здесь "житься". И, самое удивительное, что потом, как я чувствовал, так и оказывалось.
   Этот домик с уютным крытым крыльцом, небольшой, символической прихожей, светлой, в два окна, комнатой на первом этаже, внутренней лестницей и уютной низкой комнатёнкой, больше похожей на чердак, на втором, мне понравился сразу. Я осматривал своё новое жилище, почти не вслушиваясь в то, что мне говорил Саня. Про специальные отделочные панели с низкой теплопередачей для зимней и летней эксплуатации. Про гидро- и теплоизоляцию крыши. Про полимерную краску для внешней отделки, стойкую к осадкам, про антигрибковую пропитку пола и стен, про двойные алюминиевые оконные рамы и про все прочие строительные премудрости.
   Я полюбил этот дом сразу. Несмотря на его пустоту, необжитость и запах свежей краски. Особенным уютом обладала веранда на первом этаже. Она выходила прямо к склону и давала возможность обозревать долину, противоположный хребет, ленточку речки и уходящие вдаль горы. Это была мечта.
   После того, как первые восторги прошли, с суровой неизбежностью стал вопрос о том, как тут жить. На территории базы уцелел колодец, развалины места общего пользования и столбы электропроводки. Правда, с обрезанными проводами. Для нужд ремонта, строители протянули временную линию от столба на въезде в бывшую базу.
   Около часа мы обговаривали с Саней, что можно сделать, чтобы вселить жизнь в этот домик. Оказалось, что за годы жизни, так сказать, за рубежом, я привык ко многим хорошим вещам. Дичать и заниматься экстремальным выживанием мне не хотелось. Хватит.
  
  * * *
  
   Первая ночёвка в новом доме запомнилась мне надолго. Первоначальное решение заночевать на веранде пришлось отменить, так как по ночам в мае здесь достаточно холодно, а ночные заморозки могут быть и в начале июня. Я расположился в спальнике на полу у стены, подложил под голову рюкзак и не мог уснуть.
   Понятно, что дом и лес вокруг жили своей жизнью.
   Я оказался в океане новых звуков, новых запахов и полузабытой мною природы. В середине ночи с ближайшего склона или ближайшего небольшого ущелья с ручьём слетал ветерок и всё вокруг оживало. О чём-то своём, возможно, обсуждая меня, шептал дом. Ему вторил лес и этот диалог прекращался только тогда, когда ночной ветерок уходил бродить дальше по долине.
   Поняв, что заснуть до рассвета мне не удастся, я разжёг газовую горелку и заварил себе кофе. Натянув свитер, расположился на полу веранды с кружкой напитка и сигаретой. Сверху, временами закрываемое облаками или тучками, в темноте не разберёшь, на меня смотрело небо со звёздами. А потом вышла луна, и я оказался в мире серебристых, бледно-голубых и пепельных цветов и оттенков.
   Ближе к рассвету вокруг всё начало сереть. Я забрался в спальник, согрелся и с облегчением почувствовал, что мои опасения того, что я совершил большую ошибку, несколько раз посещавшие меня последнее время, исчезли. Навсегда или нет - знать мне было не дано.
  
  * * *
  
   Почти всё лето ушло на благоустройство моего жилья.
   Пришлось пожертвовать частью, и так небольшой, площади. В комнате на первом этаже гипсокартонными плитами отгородили место под, так называемый, санузел. Соорудили какую никакую кухоньку: разделочный столик с миниатюрной газовой плиткой, присоединённой к баллону с газом. На "чердаке" смонтировали двухсотлитровую бочку, обвернули её листами термоизоляции, вмонтировали термостат и электронагреватель. Протянули трубы на первый этаж. Провели постоянную электропроводку.
   С электричеством возня была наиболее продолжительной. Пока Саня добился разрешения, пока протянули провода, пока сделали внутреннюю проводку, пока приехал электрик установить счётчик - всё это брало время и деньги. Причём, одного из чиновников, от которого зависело принятие положительного решения, пришлось долго уговаривать и поить в ресторане.
   С канализацией дело обстояло проще, но тоже пришлось повозиться. Спасло то, что на территории базы уцелел подземный сток в общий резервуар отходов жизнедеятельности. Пришлось копать землю и прокладывать трубы.
  Завершающей акцией была покупка спутниковой "тарелки", компьютера и интернетовской "обвески" к нему.
   Потом мы с Саней съездили в ближайший городок, по-старому, районный центр, и разжились кое-какой мебелью, дешёвым ковром и посудой.
   К концу августа дом приобрел вполне жилой вид.
   Особенно мне нравилось, как было организовано отопление. Учитывая антураж, напрашивалось устроение камина. Но! Во-первых, дом был деревянным, во-вторых, пришлось бы много чего ломать и переделывать, в-третьих, камин пожирает такое количество дров, что мне пришлось бы создавать тонные запасы и основательно почистить округу на предмет сухих стволов. Поэтому было принято компромиссное решение. Установили обыкновенную железную печку и обложили её камнем. Трубу вывели через "чердак", присоединив её к баку с водой. Как запасной вариант и дополнительный вариант должен был использоваться небольшой электронагреватель с фэном.
   Приблизительно за месяц жизни в "глухомани", я окончательно решил вопрос с питанием.
   Прежде всего, я приобрёл маленький холодильник. "Долгоиграющие" продукты- крупы, макароны, специи, сахар, напитки я закупил в городке. Там же, на базаре, раз в месяц я покупал мясо и копчёности. Хлеб, творог, сметану, иногда, картошку я покупал внизу, в селе, у бабы Стефы. Стефания Йосиповна заработала за всю свою долгую жизнь только минимальную пенсию, да и то поступавшую нерегулярно. Поэтому, с охотой продавала мне продукты. Хлеб она пекла просто замечательный. С тмином.
   Ко всей этой гастрономической идиллии, у меня к концу августа набралось две трёхлитровых банки сушёных грибов и полдесятка литровых банок с жареными опятами. Благо, лес был рядом. Варенье из ежевики, черники, малины я сварил себе просто так. Чтоб было. Особым украшением этой коллекции сладостей являлись две баночки варенья из брусники и земляники. В дальнем ущелье, на каменной россыпи, я разыскал месторождение этой, довольно редкой для Карпат, ягоды.
   Так что, как мне казалось, к зиме я был подготовлен полностью и бесповоротно.
   Единственное, что несколько настораживало - это деньги. Впрочем, как всегда.
   Все эти благоустройства серьёзно опустошили мою казну. До весны должно было хватить, а о дальнейшем, по невыветрившейся восточной привычке, я старался не задумываться.
  
  * * *
   Вот так вот всё и получилось, что сентябрьским вечером я сидел в одиночестве у себя на веранде, медленно пил водку, закусывал копчёным салом с чесночком и в который раз смотрел, как вблизи танцует дождь.
   Иногда, мой созерцательный настрой нарушала необходимость зайти в комнату и набрать на клавиатуре пару фраз к диалогу в небольшой повести, которую я совсем неожиданно начал писать две недели тому назад. Сюжет жил во мне несколько лет и поэтому ложился "на бумагу" легко. Оставалось только облачить его в наряды описаний, диалогов и, периодически отступающего от развития события, размышлений автора.
   Постучав по клавиатуре, я подкладывал в печь несколько чурок, выходил на веранду, проглатывал очередную рюмочку и опять смотрел на дождь.
  
  ЧАСТЬ II
  
  Мне привиделся дом.
  У реки, где обрыв.
  У реки, где обрыв,
  Заколочен и брошен.
  Мне привиделся дом.
  Окон взгляд в никуда.
  Окон взгляд в никуда.
  Сквозь молчание сосен.
  
   Самым мерзким месяцем оказался ноябрь.
   За ночь всё покрывалось льдом, а трасса превращалась в каток для самоубийц. Периодически, большой дорожный трактор с обмотанными цепями колёсами, вытаскивал из кювета очередной трейлер. Автобусы до городка ходили, мягко говоря, нерегулярно.
   Я оказался запертым в своём домике. Наедине с самим собой и, готовящейся к зиме, природой. Саня был у меня последний раз в октябре. Вывозил в люди по поводу своего дня рождения. С тех пор я жил безвыездно. Спал, читал, изредка сочинительствовал.
   Интернет не давал той отдачи, на которую я рассчитывал. Оказалось, что мне не очень интересно, что происходит в мире, поскольку там происходило одно и тоже. Форум, участником которого я был несколько лет, стал неинтересен. Я с удивлением обнаружил, что мне не о чем говорить с его посетителями. Их тревожили какие-то очень далёкие от меня темы, какая-то бытовая суета, застарелые ссоры и конфликты. Всё это стало чужим.
   Иногда, мне приходилось заниматься бытовыми проблемами. То прочищать канализационный сток, то, утопая по колено в снегу, таскать из леса сухие стволы для печки, то расчищать снег.
   Особую радость доставляли банные дни. С обеда я натапливал комнату, включал нагреватель часа на два и с удовольствием становился под горячие струи воды. Потом одевался теплее и устраивал себе праздничный ужин.
  Особую проблему представляла собой стирка. Стирал я вручную, а вот с сушкой возникали проблемы. Поначалу я пробовал сушить бельё в душевой, но её стены начали цвести. Тогда я приспособил под это дело чердак, но с наступлением морозов, простыни превращались в листы жести и мне приходилось досушивать их утюгом.
   В общем, дом держал зиму и возникавшие бытовые трудности не носили катастрофического характера.
   Несомненно, выдающимся событием в моём затворничестве было празднование Нового Года.
   Саня, оставив машину в селе, пришёл за мной ещё утром.
   Пока мы доехали до города, пока Саня привёл себя в порядок - прошло достаточно времени. К вечеру мы оказались в компании саниных сослуживцев. Так сказать, партнёров и коллег по бизнесу. Я чувствовал себя голым, запертым в клетке зоопарка на всеобщее обозрение. Не потому, что привлекал всеобщее внимание, а потому, что не привык к подобной обстановке.
   Саня дал мне один из своих костюмов и рубашку с галстуком, так что выглядел я не очень убого. Вокруг меня беседовали, шутили и смеялись ухоженные, хорошо одетые мужчины, увешанные золотом, всякими "Роллексами" и прочими атрибутами материальной обеспеченности. Но не в них было дело. Женщины! Вот это было да!
   Законные и давно нелюбимые жёны, содержанки и любовницы, просто свободные женщины. Ни один из этих распространённых статусов не играл никакой роли. Потому что все они были прекрасны, величественны и безумно красивы. Мне, отвыкшему за эти годы от того, что женщины носят платья и туфли на каблуках, всё происходящее казалось сказочным раем.
   Застолье протекало в традиционных рамках и где-то к часу ночи достигло своего апогея. Несколько раз я даже танцевал с одной из дам, производившей впечатление свободной. Однако, как только прояснилось, что за мной не стоит определённый капитал и я, вообще, лицо без определённых занятий, живущее в лесу, дама сменила объект своего внимания. Уже через полчаса я видел её в компании солидного мужчины, всем своим видом дававшего понять, что он готов на всё. А может быть, мне это всё только показалось? Может быть.
   К себе в домик я попал только через день. Пришлось срочно топить печь, потому как жилище промёрзло насквозь и еле хранило тепло домашнего очага.
  
   Кое-как прополз январь, и природа вступила в февральскую непогоду.
   Я закончил свою новую повесть и поместил её на двух сайтах. Один литературный, а второй - мой старый портал с литературным форумом. С интересом стал следить за посещаемостью. Читали мой опус не слишком активно, но электронная почта оживилась, завязалась хоть и короткая, но всё же, переписка с читателями. В общем, всё как-то ожило.
   После февральских снегопадов, вьюг, внезапных оттепелей и сумасшедшего непостоянства погоды из-за горизонта показался март.
   В один из первых мартовских солнечных дней, когда только закапало с крыши, а я делал уборку в своём, изрядно захламленном за зиму, доме, у ворот базы раздался автомобильный гудок. Я пошёл открывать ворота и с удивлением увидел Саню. Оказывается, он приехал в гости. Причём, возможно, с ночёвкой. Саня не часто баловал меня своими посещениями, а ночевать не оставался никогда. Так что данный визит с самого начала носил характер неординарного события.
   Так уж сложилось исторически, что гостей мы встречаем накрытым столом. Как бы демонстрируя, что нам для дорогих гостей ничего не жалко. Хотя в условиях гастрономического изобилия и доступности продуктов, сей постулат утрачивает свою актуальность.
   Тем не менее, на маленьком журнальном столике, между двумя креслами напротив "каменки", я накрыл стол. Выставил, что было, зная, что особенно Сане нравились мои опята, как жаренные, так и маринованные. Саня, тоже, выставил разные деликатесы, закупленные в городе. "Поезд" пошёл.
   С самого начала нашей встречи я почувствовал, что Саню что-то тревожит. Он был немного скован, в основном, отмалчивался. Я же, соскучившись по живому общению, старался поддержать настроение и общую атмосферу встречи старых друзей. Но что-то получалось у меня не очень.
   Мы прошли уже три рюмочки, когда Саня, глядя на проблески пламени в ажурной дверце моей "каменки", спросил:
   - Послушай, это, возможно, не моё дело, но как у тебя с деньгами?
   - Есть ещё немного. Думаю, на пару месяцев хватит, если не случится чего-нибудь катастрофического, в виде ремонта крыши или установки системы центрального отопления.
   - А дальше что?
   - Постараюсь найти что-нибудь. Мне всё равно, что делать. По крайней мере, карьеры мне строить не надо. Я своё отстроил.
   - Понятно, - протянул Саня. - У меня есть для тебя предложение поинтересней этого твоего разгильдяйства. Если ты согласишься, то появится возможность срубить за месяц несколько тысяч долларов. Тебе их на год хватит.
   Наступила общая пауза. С одной стороны, я понимал, что Саня прав. Деньги у меня всё равно должны были когда-нибудь закончиться. Возможность за месяц работы обеспечить себя на год, а то и более, конечно, была соблазнительной. С другой стороны, я не для того разрушил ту свою жизнь, чтобы опять впрячься в ярмо обязанностей, ответственности и 16-ти часового рабочего дня.
   Я налил Сане и себе. Выпили. Закусили. И тут я шагнул за черту.
   - Что надо делать? - спросил я Саню.
   - Есть у меня один контракт. Кто заказчик - я сам толком не знаю. Как он ко мне попал - это отдельный разговор и, вообще, этой темы лучше не касаться. Будем считать, что к тебе это не относится. Так вот. По контракту я должен изготовить, установить, запустить в эксплуатацию и потом сдать заказчику комплекс из трёх модулей. С этой нашей продукцией ты знаком ещё по той жизни. Модули двадцати футовые, без серьёзной инженерной обвязки. Так, по мелочам. В основном, электрика. Комплекс полевой - снабжение электроэнергией от генератора. Короче, чертежи и документация у меня с собой, потом ознакомишься. Как чертежи читать, ещё не забыл?
   - Обижаешь, - ответил я, припоминая эти "простыни" в паутине соединений и разъёмов.
   - Так вот. Изготовление модулей чехи заканчивают через неделю. Потом приёмка, упаковка и транспортировка. Это тебя не касается. Проблема в том, что мне некого послать на сборку, установку и запуск по месту эксплуатации. А самое главное - сдача объекта. Чтобы всё работало. Вот такую миссию, которая, кстати, вполне выполнима, я тебе и предлагаю.
   - А где это всё должно быть установлено?
  Саня вздохнул, прикурил сигарету, встал из кресла, прошёлся по комнате, постоял у одного из окон и, повернувшись ко мне, сказал:
   - Это Таджикистан. В накладных конечным пунктом доставки будет указан Душанбе. Куда дальше - я не знаю. По идее, в аэропорту тебя должны встретить и отвезти на место. Условия - полевые. Бригада рабочих - местная. Ну, что скажешь?
   Теперь настала моя очередь сделать паузу.
   Тот мирок, который я себе тут создал, к которому привык и который обжил - рушился. К этому я должен был привыкнуть. Хотя я чувствовал, что не откажусь, но слишком всё это было неожиданно.
   - Бэседер, - почему-то на иврите, ответил я. - Когда надо быть готовым?
   - Я тебе позвоню за пару дней до отъезда, - ответил Саня, - Билеты и всё остальное привезу позже. Паспорт будешь показывать свой, местный. Твой израильский я возьму на хранение. Мало ли что.
   - Саня, как ты мне позвонишь?
   - Я дам тебе "мобилу", но это только для связи со мной. Никому больше по нему не звони.
   - Тогда давай чертежи, будем смотреть, - ответил я.
   Остаток дня мы провели, ползая по полу вокруг полотнищ монтажных схем.
  Ничего сверхъестественного в этом проекте не было. Три модуля без подсоединения к водоснабжению и канализации. Сборка традиционная - по щитовой технологии. Стенки - классические, типа "сэндвич", для континентального климата. Без наворотов. Вводы кабелей стандартные. В модулях предусмотрены только розетки. В одном, правда, их было несколько больше, чем в остальных. В целом, никаких сюрпризов. Питающий генератор - "Ямаха", мощностью в киловатт. Устанавливается отдельно от модулей. Всего работы может быть и меньше, чем на месяц.
   Саня уехал на следующий день рано утром, когда туман ещё не поднялся до верхушек сосен. Вернулся он за мной через две недели. Уже на проталинах пошли первые подснежники и фиалки, уже пробились через промёрзшую землю зелёные стрелы черемши, но вся эта красота была не для меня. Я уезжал. Вернее улетал. Конечно же, для того, чтобы вернуться.
  
  * * *
   Горы.
   Оба хребта, образующие котловину почти правильной овальной формы, ещё в снегу. Солнце, выплывающее по утру из-за изрезанного гребня, плавит снег на южных склонах и тогда, рваные, неровные по форме, снежные одеяла начинают сжиматься, устремляясь по склонам ручейками талой воды.
   Внизу, на дне котловины, медленно наполняется небольшое, сезонное озеро. Ещё немного, наверно, пару дней, и вода начнёт уходить из него по руслу маленькой речушки. Речушка, сейчас ещё сухая, без воды, устремится к северному проходу из котловины. Туда, где в горных стенах есть небольшой разрыв. Набрав скорость на крутых склонах, вода понесётся вниз, в долину, чтобы, соединившись с другими такими же потоками, продолжить своё путешествие среди бесконечных гор.
   Все краски здесь очень резкие, почти без оттенков. Светлосинее, иногда, насыщенное голубое, небо, очень белый снег и очень тёмные скалы. Только на рассвете и на закате в этот контрастный мир врывается розовый или красный цвет. Зелени здесь нет. Пока.
   Вот уже третье утро я хожу к озеру умываться и чистить зубы.
   Мне, сразу же по прибытию, показали безопасный проход среди камней, по которому ходят за водой. Иначе здесь не пройти, потому как по обе стороны от озера до хребта тянутся два противопехотных минных поля, а за ними, ближе к нашему лагерю - линия, поставленных на растяжки, сигнальных мин. Насколько я понимаю, эти меры связаны с доступностью для спуска по склону, подступающему к озеру. И это ещё не всё.
   В том месте, где хребты прорезает русло речушки, кстати, единственному проходу в котловину, выставлены два поста. На каждой стороне прохода. Насколько я понял за это время, посты парные, со сменой каждые двенадцать часов. Отсюда, снизу, мне, конечно, не видно ни брустверов, сложенных из камней, ни амбразур. Но я знаю, что на смену уходят четыре человека. В рассветной серости они короткой змейкой проходят вдоль подножья хребта, поднимаются серпантином по склону и исчезают из виду на хребте.
  
   То, что я "попал" - стало ясно уже в первый день моего пребывания на этом бальнеологическом курорте.
   Меня, измученного перелётами Киев - Новосибирск и Новосибирск - Душанбе, встретил прямо у трапа молодой человек из числа тех, чей вид в гражданской одежде не оставляет никаких сомнений в том, что в камуфляже они чувствуют себя намного уютней. Мы прошли к стоящему невдалеке "уазику" и поехали на край аэродрома к одинокому, довольно обшарпанного вида, Ми-8. Поднимаясь на борт "труженика войны", на его исстрадавшемся алюминиевом теле, я успел заметить остатки закрашенной большой красной звезды.
   После того, как на борт был доставлен мой рюкзак и принят десяток вооружённых молодых людей азиатской наружности и в камуфляже, "восьмёрка" поднатужилась, взревела двигателями и поплыла в небосводе в неизвестном мне направлении.
   Сели мы прямо в котловине. В опустевший грузовой отсек вертолёта, загрузили носилки с человеческим телом, полдесятка бойцов и винтокрылая машина выползла из котловины через проход среди хребтов.
   Диспозиция наша была такова.
   Весь гарнизон размещался в большом гроте на противоположном озеру, почти отвесном, склоне. Вход, задрапированный маскировочной сетью, перегораживала стенка, сложенная из камней. Здесь же, у небольшой амбразуры, находилась позиция пулемётчика. В глубине грота были оборудованы спальные места и "кухня". Чуть дальше - склад боеприпасов: "цинки" с патронами, гранатомёты и мины. Судя по количеству этого добра, бойцы могли держаться здесь достаточно долго. Вообще, экипированы они были неплохо. Радиостанции "Кенвуд", спальные мешки, утеплённые куртки, горные ботинки. Оружие - всё советское. Никто из них не понимал ни русского, ни английского языков. Учитывая их возраст - это объяснимо.
   Питалась вся эта компания рисом, тушёнкой и чаем.
   Уже потом, когда я немного огляделся, стало ясно, что грот - вещь непростая. Сигаретный дым уходил не наружу, а вглубь, а метрах в двадцати от входа я обнаружил маленький ручеёк, сочившийся со стен. Вода уходила ещё дальше, в нагромождение валунов и скальных трещин. Скорее всего, это была громадная расщелина в скалах, неизвестно куда и как долго тянувшаяся внутри хребта.
   Вообще, судя по тому, что с растительностью тут было негусто, а дышалось нормально, место было расположено не очень высоко. Где-то между 1500 и 3000 метров.
   Два дня я бездельничал. Как и следовало ожидать, никаких, предусмотренных проектом, забетонированных и выверенных по уровню +0.2, опор не оказалось. Модули придётся ставить на грунт. А для этого даже мест, очищенных от камней, не наблюдалось. Я пытался дозвониться до Сани, но командир "бригады", охранявшей котловину, начал о чём-то хрипеть и "каркать" на своём наречии и, видя, что я не понимаю его монолога, жестам показал, что пользоваться мобильной связью здесь нельзя.
   И только на третий день, с утра, началось какое-то движение. Отдыхающая смена натянула ещё одну маскировочную сеть и принялась под ней растаскивать камни, освобождая ровную площадку.
   Я только успел выпить свой утренний чай, как откуда-то издалека донёсся надрывный вой и урчание двигателя. Он всё нарастал и нарастал, пока в расщелине не показался КАМАЗ. Грузовик остановился на уровне постов и после короткой паузы, объезжая наиболее крупные камни, неспешно покатил под навес из маскировочной сети.
   Из кабины, кроме водителя, выпрыгнули двое таких же "орлов", как и мои соседи. После переговоров и чаепития, началась разгрузка. Это было мучительно. Шести и трёх метровые боковые панели ещё как-то вшестером мы на место доставили. С опорными рамами было сложнее. Их просто сбросили с кузова под навес.
   По окончании разгрузочных работ, ребята покурили, ещё раз хлебнули чайку и КАМАЗ отправился в обратную дорогу. После того, как машина скрылась из вида, отдыхающая смена сделала всё, чтобы на земле не осталось следов колёс. Вплоть до того, что вернула на место особо крупные камни.
   Что делать со всем этим железом, где моя бригада и все остальные составляющие модулей - я, пока, не знал.
   Правда, чудеса в этот день продолжались.
   Ближе к вечеру небеса ожили и из них донеслось лопотание. Через несколько минут из расщелины показался мой старый знакомый - МИ-8. Он завис невдалеке от, прикрытой маскировочной сетью, груды вещей и, покачиваясь, выбирал место для посадки. Наконец, ему это удалось и шасси коснулись земли. Обратно в небо устремилось, поднятое лопастями, небольшое облако пыли.
   Когда всё затихло, из открывшихся створок грузового отсека вышел мужчина средних лет в потрёпанной авиационной куртке, явно не местный. За ним выползло шестеро абсолютно измученных перелётом "азиатов". Это, как я понял, была моя бригада. Всё остальное пространство грузового отсека было забито ящиками и упаковками.
   Начался процесс выгрузки. Все вещи приходилось перетаскивать под навес. В очередной раз, подойдя к грузовому отсеку, я услышал русскую речь, доносившуюся из глубины аппарата.
   - Олег! Поторопи этих "бабуинов", а то мы до темноты никуда не улетим, - обращались явно к борттехнику.
   - Алексеич! Они еле ползают после перелёта. Что я могу сделать? - ответил тот.
   - Сколько там ещё осталось? - раздался тот же голос и из-за стены ящиков показался мужчина возрастом под пятьдесят, в камуфляже, с короткой, тронутой сединой, стрижкой. Увидев меня, он пробрался к створкам отсека, вышел из вертолёта и протянул руку.
   - Алексеич!
   - Сергей, - ответил я, пожимая его крепкую, сильную ладонь.
   - Это ты тут будешь строить светлое будущее? - спросил Алексеич.
   - Да, придётся.
   - Прими мои соболезнования. С этими "орлами" ты долго провозишься. Как ты тут устроился?
   - Никак. Живу в гроте, ночую в спальнике, питаюсь рисом с тушёнкой.
   - Да... Туризм ещё тот, - коротко хохотнул Алексеич, - Ладненько. Держись Серёга. Мы, наверно, ещё увидимся. Если надо чего - говори.
   - Да, пока, вроде, всё есть. Только одна просьба - позвоните вот по этому номеру, - я назвал Санин номер, - И скажите, что я только сегодня начал сборку.
   - Договорились.
   Мы продолжили разгружать вертолёт. Примерно через час, проскрипев всеми своими измождёнными частями, летательный аппарат запустился и, наклоня нос, ушёл в сторону расщелины. Ещё через пару минут уже ничего не напоминало о его присутствии здесь.
  
  * * *
  
   Первый модуль мы собирали пять дней. Это было сплошное мучение. Никто из шести рабочих не понимали ни русского, ни, тем более, английского языка. Всё приходилось показывать и делать самому.
   Модуль, согласно диспозиции, устанавливался торцом к скале, правее выхода из грота. Пока строго горизонтально, по уровню, установили раму, пока закрепили панели, пока установили потолочное перекрытие, я вымотался до предела. Всё это - под маскировочной сетью.
   Пролетариат никуда не спешил. Каждый час они устраивали перерыв, усаживаясь в кружок на корточки и куря сигареты с очень странным запахом. После обеда - спали. Ну и молились, конечно.
   По завершению монтажа, я вылил на крышу канистру воды и, к великому своему удовольствию, убедился, что крыша не протекает.
   Со вторым модулем, также установленным торцом к скале, только слева от входа, мы провозились всего лишь три дня. Народ всё же, худо - бедно, но обучался.
   Сборку последнего, третьего модуля я только контролировал, поскольку был занят запуском дизель генератора "Ямаха" и подключению к нему двух уже собранных модулей. Третий модуль замкнул пространство вокруг входа в грот.
  Победный общий вопль, раздавшийся после того, как один из рабочих, при помощи всё той же канистры с водой, проверил крышу модуля, возвестил о завершении тяжёлых монтажных работ.
   Тем же вечером всю бригаду забрал наш старый знакомый МИ-8, попутно доставив мне новую партию оборудования и три банки краски для нанесения на модули защитной окраски. Кроме того, Алексеич передал мне, подписанный Саней, конверт. Из его содержимого следовало, что я остаюсь на "базе" пока не сдам объект заказчику. Кто он, этот заказчик, не сообщалось.
   Я переехал жить в третий модуль, а во второй перебралось всё воинство. Там же, в третьем модуле, я принялся распаковывать и подключать аппаратуру. Её набор был, как для меня, несколько странным. Компьютер, совместимый с ним, радиосканер, радиостанция, спутниковые "навороты" для Интернета, включая антенну - "тарелку". Судя по набору аппаратуры, всё это предназначалось для станции радиоперехвата. Как вариант использования. А может и для командного пункта.
   Честно говоря, я не слишком утруждал себя размышлениями и поисками догадок для чего это всё предназначено. Гораздо важнее было узнать, когда я выберусь отсюда. Красота красотой, а ужасно хотелось домой и полевая жизнь изрядно надоела.
   Теперь я имел связь с внешним миром и на душе стало веселее. Пару дней я наслаждался своей обустроенностью, пока события не приняли новый и неожиданный оборот.
   Почти в сумерках вдалеке раздалось стрекотание лопастей. Звук быстро нарастал и почти сразу же в расщелине показался знакомый силуэт вертолёта.
  В этот раз на его борту находился только один пассажир. Высокий, спортивного телосложения, темноволосый, он производил впечатление либо бывшего, либо нынешнего военного. Говорил он на простом и понятном английском языке, который характерен для тех, кому не является родным.
   После традиционных приветствий я провёл его в модуль с аппаратурой. Ни чем не выдав своего удовлетворения, или недовольства, он принялся распаковывать рюкзак и устраиваться на новом месте. Попросил называть его Стив. Также мне было предложено сменить место проживания на другой модуль.
   Заскочив к Стиву через полчаса, я увидел, что весь угол с аппаратурой отгорожен брезентом, а в углу установлена раскладная койка. Стив сразу же предупредил меня, что входить к нему можно только, предварительно постучав. "Очень надо! Мне уехать бы поскорее" - подумал я про себя.
   Я перетащил свои вещи в пустующий первый модуль. Планировка этого модуля несколько отличалась от двух других. Внутренними перегородками он был разделён на два отсека, один из которых, также был перегорожен. Как бы небольшая кладовка.
   Только я успел устроиться, как в модуль ввалились вертолётчики. Их оказалось трое: Алексеич, борттехник Олег и третий - молодой парень, вооружённый с ног до головы. Из того, что я успел разглядеть, на нём были: укороченный "Калашников" со сдвоенными магазинами на 45 патронов каждый. Ещё два таких "сэндвича" торчали из карманов разгрузки. Это в сумме 270 патронов. Плюс угадывались четыре "феньки", которые как бы наступательные. Плюс к правому бедру была пристёгнута кобура полуоткрытого типа с ПМ-ом. Плюс абсолютно бандитского вида нож на поясе. Как для вертолётчика, вид у него был устрашающий.
   Алексеич перехватил мой удивлённый взгляд и сказал.
   - Не боись, Серёга, это наш второй пилот, называемый в простонародье "правак". Отзывается на имя Макс. Вероятно, в той жизни был Максимом. Жутко ужасный милитарист. Была бы его воля, мы бы тут не на "корове" рассекали, а утюжили бы окраины "крокодилом".
   - Да ладно тебе, Алексеич, народ пугать! - отозвался Макс, - А "крокодил", в смысле, МИ-24 нам бы точно не помешал. Тех козлов, что обстреляли нас на прошлой неделе, запросто можно было распылить.
   - Девочки! Мы ужинать будем? - спросил Олег.
   - Так у меня ничего нет, - смущаясь ответил я, - питаюсь с общего котла.
   - Понятно, - сказал Алексеич, - Рисовая диета. Жить можно, а размножиться - нет. Олег! Неси нашу "кормушку", побалуем инженера.
   Макс с Олегом пошли к вертолёту, а Алексеич принялся устраиваться на новом месте.
   "Кормушка" оказалась большим пластиковым ящиком из-под продуктов, заполненным доверху пакетами и картонными упаковками. Кроме того, Макс принёс небольшой чемоданчик, представлявший собой газовую плитку со встроенным баллоном. Судя по всему, быт у мужиков был налажен.
   Через полчаса на упаковочном ящике из-под генератора, служившим мне столом, красовались четыре банки тушёнки, закопченная до черноты, сковородка жареной картошкой с лучком и, самое для меня главное, литровая банка консервированного овощного ассорти. Изготовлено в Болгарии, кстати. Всё это богатство дополняла фляга в войлочном чехле. От еды исходил полузабытый запах и мне казалось, что время повернуло вспять и я, опять, оказался в своей молодости.
   Каждый, как хотел, разбавил себе в стаканчике спирт из фляги. Выпили за знакомство. Потом ещё по одной под картошечку. Потом, стоя и молча, по третьей.
   - Всё, мужики, хватит. Завтра с утра вылетаем. Олег убирай флягу, - сказал Алексеич, когда "стол" опустел.
   - А ты, Серёга, из каких краёв, вообще, будешь? - продолжил Алексеич, устраиваясь с сигаретой у открытого окошка. Окошко это выходило во внутреннее пространство комплекса, извне не просматривалось.
   - Да как тебе сказать, Алексеич, - ответил я, - будем считать, что с Украины.
   - Знатные места! Я там хотел поселиться после того, как меня списали. Где-нибудь на юге. Сам понимаешь: дачка, огородик, опять же самогоночка. Покой. Но всё обернулось иначе. Вы теперь держава. Свои границы, армия, таможня, правительство. Какое ни какое. Президент. Как там поётся, Олег?
   - "Чего вам, козлы, не хватало? Такую просрали страну!" - ответил Олег, расстилая у стены спальный мешок. - Только это вопрос спорный.
   - Да ладно, вам, - вмешался в разговор Макс, - Совковый отстой вспомнили. Чего там было хорошего? То нельзя, сё нельзя. То, одного не достанешь, то другого. Опять же никакой демократии, сплошной тоталитаризм. Одна, херня, короче.
   - Ты, Макс, по молодости, судишь категорично о вещах, с которыми мало знаком. Демократия - это инструмент. В чьи руки попадёт, то и сделает, - сказал Олег. - Ты вот за эти годы много раз волю свою изъявлял на выборах? Раз десять - не меньше, Правильно? И много в твоей жизни изменилось к лучшему? Старлеем из армии ушёл, чтобы на жизнь заработать. Нищий - он унижен и несвободен и говорить тут не о чем.
   - Ты, Макс слушай, слушай старших, - прокомментировал Алексеич, - Я бы в жизни не подписался на эту авантюру, кабы не нужда. Уж как-нибудь бы прожил. Хорошо хоть дети нормально выросли. Хотя...
   Алексеич замолчал, сосредоточившись на огоньке сигареты. Макс и Олег расположились на своих спальниках и в модуле наступила тишина.
   Я не собирался вмешиваться в этот обмен репликами. Чувствовалось, что мужики говорят об этом не первый раз и с одним и тем же результатом. Да и сколько их таких неприкаянных, выброшенных за борт новым временем? А я, что? Другой? Такой же горемыка, без дома, без пристанища, без родины, без веры...
   Перед тем как заснуть, в тяжёлой темноте модуля, мы поговорили о разных житейских мелочах, стараясь не затрагивать больных для нас тем.
  
  * * *
   Ребята улетели рано утром. Перед самым рассветом. Ещё только начали тускнеть звёзды и чётче стали видны зубцы скал на восточном, замыкающем котловину, хребте.
   Я вышел проводить их. "Бойцы" сдёрнули с вертолёта маскировочную сеть и загрузились внутрь. Алексеич помахал мне рукой через открытый блистер. Последнее, что я услышал, перед тем как начали вращаться лопасти, это фраза, донесшаяся из открытой бортовой двери: " Накуплю-ка я "Виагры" и уеду в город Гагры". Через пару минут только небольшое облачко пыли напоминало о месте взлёта.
   Встреча с вертолётчиками разбередила мне всю душу. Как бы выбраться отсюда поскорее? Осточертела эта Азия до невозможности. Я вернулся в модуль, сварил себе кофе, выкурил сигарету и пошёл к Стиву.
   Стучать мне не пришлось, поскольку Стив перед модулем делал зарядку. Насколько я успел заметить, был он крепкого телосложения и с характерной "звёздочкой" от пулевого ранения на правом плече. Дождавшись, когда он закончит свои манипуляции, я спросил.
   - Стив! Я закончил свою работу. Ты будешь подписывать документы? У тебя есть замечания?
   - Хай, Серж! - ответил Стив, - замечаний у меня нет. Ничего подписывать я не буду.
   - Но я не могу оставаться здесь так долго, - возразил я, - Свяжись со своим боссом, спроси что делать. Или свяжись с моим боссом. Мне тут запретили пользоваться моим мобильным телефоном.
   - Давай телефонный номер своего босса, - предложил Стив.
   Я назвал ему Санин номер и тут же подумал, что добром это не кончится, поскольку Саня не говорил по-английски.
   К обеду, когда я, провозившись с проводкой и брейкерами, пил кофе у себя в модуле, раздался стук во входную дверь. На пороге стоял Стив.
   - Пошли, поговоришь со своим боссом, - сказал он.
   Мы прошли в модуль Стива и он протянул мне телефонную арматуру, подключённую к радиосканеру.
   - Алло!
   - Серёга, привет, - услышал я Санин голос, причём так, как будто он стоял рядом, у плеча, - Слушай, тут такое дело. Задержись там, на недельку, может две.
   - Саня, да я уже одичал тут совсем. Всё сделано, всё собрано, всё работает. Что ещё?
   - Ну, я сейчас тебе всего рассказать не могу. Там этот иностранец тебе всё скажет. Как его? Ну, Стив, этот. Как только он даст команду - можешь уезжать.
   - Саня, ты себе не представляешь, что значит отсюда "уезжать"!
   - Всё, Серёга, договорились. Пока.
   Видимо вид у меня был довольно странный, потому что Стив тут же спросил меня:
   - Проблемы?
   - Мой босс сказал, что как только я стану тебе не нужен, я могу уезжать.
   На лице Стива не шелохнулся ни один мускул. Возникла, на мой взгляд, нездоровая пауза.
   - Я ничего не буду обещать, - наконец сказал Стив, - но неделю тебе ещё придётся поработать.
   - Окей, - не придумав ничего лучше, ответил я и вышел из модуля.
  
  * * *
  
   Вся следующая неделя протекала по одному и тому же сценарию.
   Ближе к вечеру в котловину приезжал громадный джип. Прятался под маскировочной сетью, из него выходили двое вооружённых людей и шли в модуль Стива. Перед закатом из расщелины выныривал вертолёт. Он садился на площадку. Содержимое вертолёта, а это было два десятка больших полиэтиленовых мешков, перехваченных крест на крест скотчем, перегружали в джип, который тут же исчезал в подступавшей темноте.
   Алексеич, Макс и Олег теперь совсем не походили на себя. Они были молчаливы, угрюмы и замкнуты в себе. Мы больше уже не ужинали вместе. По прибытию, они мылись у озера, наспех ужинали, чем придётся, и валились спать в моём модуле. Изредка, мы перебрасывались ничего не значащими фразами. Они стали, как чужие.
   Рано утром ребята улетали в рассветную серость.
   Каждый день я заходил к Стиву и его отрицательный ответ стал уже традиционным. Делать мне было практически нечего. Всё работало нормально. Оставалось только вовремя заправлять генератор. Эта процедура занимала не более 15 минут. Честно говоря, я уже не знал, чем себя занять. От безделья, я начал продумывать варианта побега из этой западни.
   Выход отсюда был один - через расщелину в северной стене. Но там были два поста и меня могли запросто подстрелить. Можно было переплыть озерцо и попытаться подняться по западному склону, но он отлично просматривался. Так что, исход мог быть таким же, как и у северного варианта. Единственный путь, который я ещё не рассматривал - это грот. Но соваться вглубь этого нагромождения скал я не осмеливался.
  
   В начале второй недели установившийся порядок вещей был нарушен. Всё началось с того, что вечером не приехал джип. Вертолёт прошуршал лопастями уже почти в полной темноте. Его быстро разгрузили, перенеся пакеты в модуль Стива. То, что не поместилось, разместили во втором отсеке моего модуля.
   На этот раз ребята не сразу расположились на отдых. Олег с Максом копошились возле вертолёта, а Алексеич сел со мной покурить на ящики возле модуля, служившие нам скамейкой. Алексеич как бы постарел за эти дни. Черты лица заострились, на веках и в уголках глаз собрались морщинки.
   - Вот, что я скажу тебе, Серёга, - сказал он, молча выкурив за три затяжки полсигареты, - уносить надо отсюда ноги. Пока не поздно. Всех денег не заработаешь, а пожить ещё хочется.
   - Чего это так пессимистично? - спросил я.
   - Того это так пессимистично, что обстреляли нас сегодня. Хорошо хоть, что ничего серьёзного не зацепили. Фюзеляж продырявили, да пакеты распотрошили.
   - А где обстреляли? - опять спросил я и тут же, под взглядом Алексеича, пожалел об этом.
   - То-то и хреново, что на нашей стороне. Засекли нас. Меняли мы маршрут, меняли, а всё равно засекли.
   - Как это "на нашей стороне", - не переставал удивляться я.
   - Ты, что, совсем ничего не знаешь? За границу мы летаем. Всё в тот же Афганистан, будь он неладен. При чём, стреляли уже в глубине территории, то есть это не "погранцы". Да и есть ли они тут, эти "погранцы"? Кто его знает. Идём машину посмотрим.
   Мы подошли к вертолёту. Створки грузового отсека были опущены, внутри, по фюзеляжу, бегал луч карманного фонарика.
   - Вот Алексеич, полюбуйся, - сказал Макс, указывая на три дыры с рваными краями в полу отсека, - вслед били. Если бы не упаковки с этой дрянью, то могли бы по тягам попасть. Да, Олег?
   - Алексеич, - сказал Олег, стоявший около Макса, - сегодня нам повезло. Стреляли из ДШК, вдогон. Вроде бы всё обошлось. Давай, либо отказываться от таких рейсов, либо, вообще менять дислокацию. Ну их на хрен, бабуинов. Угробят нас здесь и никто не поможет. И семьям нашим тоже.
   - А может, возьмём у них пулемёт? - предложил Макс, - поставим по курсу. Всё-таки, как ни как сможем отбиться.
   - Нам тут воевать не за что, - ответил Алексеич, - так что пулемёт мы ставить не будем и блоки с НУРСами тоже. Завтра слетаем, если Стив скажет и всё. На базу. Вертолёт сдаём на стоянку и по домам. Хватит. Со мной так не договаривались, чтобы под обстрелами летать. Налетались уже в своё время. Всё, мужики, научный диспут закончен. Ужинаем, на горшок и в "люлю".
   Мы подходили с Алексеичем к блоку, когда он, взяв меня на рукав куртки, шепнул на ухо: " Завтра прилетим, будь готов. Пока они будут разгружаться, через борт забирайся в кабину. Сядешь на пол. Олег закроет створки и всё. Поминай, как звали!".
   В знак согласия я пожал Алексеичу руку.
  
   Долго не мог уснуть. Мысли ворочались в голове, постепенно выстраивая цепочку последних событий в законченную причинно-следственную связь. Стало понятно, что никто меня отсюда отпускать не собирался. Здесь явная контрабанда и лишний свидетель им ни к чему. Причём, всё достаточно серьёзно и круто. Разыскивать меня никто не станет. Пропал человек и всё. Конечно, единственный выход - это принять предложение Алексеича. Завтра собраться и вечерком - шасть в вертолёт. И домой, домой!
   Мне сразу же вспомнился мой домик на краю леса. Там сейчас весна в полном разгаре. Наверно, уже спала вода в речушке. Всё зелено. Красота!
  Если я завтра вечером улечу с ребятами, то, наверно, дня через два доберусь до аэропорта. Значит, дома я могу быть ещё через два дня. Всего четыре дня и всё. Всё!
  
  ЧАСТЬ III
  Мне привиделась жизнь.
  В ней был дом и река.
  В ней был дом и река,
  Что текла к океану.
  Мне привиделась жизнь.
  В ней был дождь на стекле.
  В ней был дождь на стекле,
  Всё зачем? Я не знаю.
  
   Я проснулся от звука пулемётной очереди. Первым кого я увидел, открыв глаза, был Алексеич. Пытаясь выбраться из спальника, он судорожно дёргал змейку, а та, как назло, заклинила в одном положении.
   У противоположной стены, со звоном, разлетелась стеклянная литровая банка, в которой была питьевая вода для кофе. Во внешней стене модуля, на высоте человеческого роста, с характерными хлопками, образовался пунктир дырок. То есть пулевых отверстий.
   Я не могу сказать, что испугался. Не успел этого сделать. Просто всеми моими поступками руководила только одна мысль - поскорее выбраться из модуля. Безотносительно к тому, что происходило снаружи. Замкнутость пространства порождала неопределённость и это - было самое страшное.
   Автоматически, как в слайд-фильме, в сознании фиксировались отдельные картинки.
   Макс, продев одну руку в свою "разгрузку", а второй сжимая автомат, полз к входной двери. Алексеич, наконец-то выбравшийся из спальника, уже обувший ботинки и тянувший к себе планшет и куртку. Олег, лежавший на полу и толкавший ногой входную дверь.
   - Все на хрен из модуля! - заорал Алексеич, перекрикивая грохот, раздававшийся внутри расстреливаемого помещения.
   Первым, согнувшись до самой земли, выскочил Олег и метнулся вправо, в сторону стоянки вертолёта. Открывшаяся от толчка входная дверь, тут же закрылась и в ней, на высоте груди, образовались три рваных дыры, из которых полетели клочья теплоизолятора.
   Вторым, нырнув вниз, к земле, выскочил из модуля Макс и в дверной проём я увидел, как он пополз влево, в сторону грота. Туда же, кувыркнувшись с небольшой лесенки в три ступеньки, перебежал Алексеич.
   Наступила моя очередь. Все мои поступки совершались необдуманно, под воздействием случайных побуждений. Я, лёжа на полу, обулся, вытащил из-под спальника куртку, успел подумать, что в ней, во внутреннем кармане - мои документы и деньги. Во вторую руку я взял лямку своего полупустого рюкзака. Зачем? Я не знаю. На четвереньках подполз к входной двери.
   Было очень страшно. Так страшно, что несколько секунд я не мог сдвинуться с места. И только тогда, когда в метре от меня, по ящику с инструментом зацокали пули, я рванулся из модуля.
   Зацепившись за перегородку лесенки, я упал, выставив вперёд руки. Тут же какая то сила рванула из моих рук рюкзак. Бросив его, спотыкаясь о камни и согнувшись, я побежал к гроту. Краем глаза успел заметить, лежавшего у модуля, Макса. В голове мелькнула странная мысль, что, мол, чего он лежит, бежать надо. Но тут же голова моя опустела, и я бросился вглубь грота. Туда, где стеной виднелась каменная гряда.
   Пробравшись среди валунов, я услышал голос Алексеича: "Давай сюда, Серёга! Где мужики?". Тут же что-то грохнуло на входе в грот и с потолка посыпались мелкие камешки. Я упал возле Алексеича, скорчившегося за большим валуном и только тут сообразил, как неудобно бежать, зажав в одной руке куртку.
   Пока я старался попасть в рукава, снаружи немного поутихло. Мы уже собирались выглянуть из-за валунов, когда в гроте раздался грохот автоматных очередей, а потом и разрыв гранаты. Взорвалась она по другую сторону гряды, но этого хватило. В голове у меня загудело, а в ушах установился постоянный звон, на одной и той же высокой ноте.
   Не думая ни о чём, стараясь как можно подальше уйти от опасности, мы с Алексеичем поползли верх по расщелине. Под нами хлюпал ручей, из которого раньше брали воду. Мелкие камни давили на локти и колени. Ко всему этому, свет, от входа в грот почти не доходил до того места, где мы ползли. Когда стало совсем темно, я упёрся головой в подошвы ботинок Алексеича.
   - Ну, что дальше? - как мне показалось, шёпотом спросил меня Алексеич.
   - Давай отдохнём чуть-чуть, - предложил я.
   - Некогда, Серёга, некогда, - опять прошептал Алексеич, - Расстреляют нас к бениной маме в этой дыре. Давай ползти, пока расщелина вверх идёт.
   И мы поползли. Иногда я ощупывал руками по сторонам, но нигде не натыкался на стенки расщелины. Потом до меня дошло.
   - Алексеич, - позвал я, - а чего мы ползём? Может тут идти можно?
   - Чего ты кричишь? - ответил мне Алексеич, - Может и можно. Я сейчас попробую.
   Видимо Алексеич действительно попробовал, потому что ко мне перестали скатываться камушки.
   - Серёга! - услышал я его голос, - Чего ты молчишь? Тут действительно можно идти. Только слева рукой держись за стену.
   Я медленно поднялся. Сделал шаг влево. Второй. Вытянутой рукой нащупал холодную и мокрую стену. Осторожно сделал пару шагов. Голова тут же закружилась и меня начало рвать. Отмучавшись, я долго шёл пока не услышал голос Алексеича.
   - Серёга! Та как?
   - Хреново. Голова кружится, - ответил я.
   - Это тебя контузило слегка. Пройдёт. Слушай, тут, как будто, свет виден. В конце этого грёбанного тоннеля.
   Я поднял голову и посмотрел вперёд. Поскольку глаза уже привыкли к темноте, я действительно увидел слабое сияние, исходившие из-за поворота расщелины.
   Держась за стену, мы пошли дальше. За поворотом расщелина сужалась и нам пришлось протискиваться между мокрых и холодных скал. В результате этих спелеологических изысков, мы оказались на довольно ровной площадке, с большой лужей в центре. В лужу собиралась капавшая со стен вода. Именно из неё начинался тот ручей, по которому мы ползли. Свет же попадал на площадку самым непосредственным образом - с неба. Оно виднелось далеко вверху, между двух скальных стенок.
   - А где мужики? - присев у стены, спросил меня Алексеич.
   - Олег побежал к вертолёту, а Макса я видел лежавшим у модуля.
   - Жаль парня, - помолчав, сказал Алексеич. - Толком и пожить не успел.
   - Ты думаешь погиб?
   - Ну, так они внутри грота стреляли! Понятно, что мимо Макса прошли. Добили, наверно. А может, захватили раненого? И неизвестно, что для него лучше. Жаль. Слушай, что у нас с сигаретами?
   Я проверил карманы и ничего не нашёл. Алексеич долго лазил по карманам своей лётной куртки и, наконец, достал наполовину смятую пачку "Pall Mall". Нашлась и зажигалка. Правда, её пришлось приводить в порядок, пока не появился робкий огонёк. Мы закурили, но меня тут же начало подташнивать, и я отдал свою сигарету Алексеичу.
   Просидев полчаса, мы отдохнули и замёрзли. Надо было что-то предпринимать, как-то выбираться отсюда. При осмотре скальных стенок, выяснилось, что можно попробовать подняться по одной из них. Правда, подъём просматривался только до определённого участка. Но попробовать стоило.
   Мы зашнуровали ботинки, застегнули куртки и начали подъём. Всё оказалось очень непросто. Скалы были холодными и руки почти сразу же замёрзли. Подошвы ботинок проскальзывали на уступах. Спасало только то, что склоны были не отвесными, а с наклоном. Тем не менее, всё-таки наступил момент, когда было непонятно, как двигаться дальше. Самое страшное - непонятно, как можно было спуститься, в случае, если подъём станет невозможным.
   Трудно сказать, сколько времени мы с Алексеичем карабкались по этим проклятым скалам. Порой казалось, что сил уже нет совсем. Вообще. Тогда, прижавшись грудью к холодному камню, мы отдыхали. Я прислонялся лбом к скале и головная боль с тошнотой немного отступали.
   В одном месте мы упёрлись в тупик. Наверх пути не было. Только небольшой карниз, в ступню шириной, уходил спиралью вверх и вправо. Аккуратно, шаг за шагом, стараясь не оступиться, мы продвигались вперёд.
  Карниз казался бесконечным, но он вел наверх и это было самое главное.
   Постепенно на склоне стали появляться уступы и конгломерат из почти кубических валунов. Теперь можно было подниматься наверх на четвереньках, хватаясь руками за широкие выступы валунов. Наклон скалы явно понизился. Прошло, наверно, ещё полчаса, прежде чем мы увидели гребень хребта в острых наконечниках скальных выходов. К этому времени, сил у нас не было. Меня, к тому же, клонило в сон.
   Мы закончили наш переход под острым пиком. Солнце светило вовсю. Можно было напиться из углубления в валуне и, прислоняясь спиной к скале, вытянуть ноги. Алексеич опять предложил мне сигарету, но один только запах табака вызвал во мне новый прилив тошноты. Незаметно для себя я уснул.
  
   Кто-то дёргал меня за рукав. Я открыл глаза и увидел перед собой Алексеича.
   - Серёга, ты живой? - заглядывая мне в глаза, спросил он.
   - Да, вроде, - ответил я, чувствуя, что головная боль отступила.
   - Темнеет. Давай уходить отсюда, а то по темноте мы никуда не сможем двигаться.
   - А где мы? - спросил я.
   - Я тут осмотрелся немного. Мы на восточном хребте, почти над базой. Я думаю, надо идти по хребту на север, там, где был пост. Только постараться найти спуск по другую сторону. Не в котловину. Там нам делать нечего.
   - Я, что долго проспал? Солнце вон уже садится.
   - Уснул, как младенец. Это к лучшему. Тебе бы сейчас отлежаться. Недельку. Но нет у нас недельки. У нас, вообще, ничего нет.
   Хватаясь за валуны и стараясь не становиться на россыпи мелкого гравия, мы пошли вдоль хребта. Слева стояла "расчёска" скальных зубцов, справа был почти отвесный склон, не оставляющий шансов на удачный спуск.
   Почти перед самой темнотой, Алексеич позвал меня к себе, чтобы через прорезь в скалах рассмотреть нашу базу. Она была немного левее, всё-таки мы что-то прошли за это время.
   Первое, что бросалось в глаза - громадное чёрное пятно от сгоревшего вертолёта. В центре этого пятна, как надгробье, лежал такой же чёрный фюзеляж с лепестками лопастей. Маскировочной сетки не было и все три модуля более или менее просматривались. Они не горели. По крайней мере, с того места, что я наблюдал - следов пожара не было видно.
   Внизу, у модулей было тихо. Однако Алексеич толкнул меня в плечо, когда у модулей зашевелились фигурки людей. Мы всматривались в них, но так и не смогли определить кто это. "Бойцы", охранявшие базу или кто-то другой.
   На ночь мы расположились под небольшим карнизом. Относительно ровной поверхности хватало только для того, чтобы либо сесть спинами друг к другу, либо привалиться спиной к скале.
   Было холодно, мокро, голодно и до невыносимости тоскливо. С одной стороны, то, что мы остались живы - это, конечно, был подарок Случая. С другой стороны - что нам приготовил этот Случай на ближайшие дни, знал только он. И так может случиться, что для нас с Алексеичем всё только начинается.
   К рассвету, когда я впервые за время пребывания в этой ссылке увидел, как солнце выползает из-за других гор, мы не только не отдохнули, но и окоченели до зубовного стука. Выкурив одну сигарету на двоих, мы продолжили наш путь. Теперь приходилось пробираться так, чтобы не только не улететь со склона, но ещё и не быть замеченными с поста. Хотя, вполне может быть, что там уже никого не было.
   Мы медленно брели среди валунов. Изредка, из-под ноги выскакивал мелкий камушек и устремлялся вниз по склону. Его долго можно было наблюдать, скачущего среди валунов.
   Солнце, поднимаясь всё выше и выше, высушило последние следы влаги на склоне и я, не раз вспоминал ручей, вдоль которого мы ползли. К тому же, голод, наконец-то, преодолел наше стрессовое состояние и всё чаще и чаще напоминал о себе. Всё-таки, мы уже второй день ничего не ели.
   Полдень застал нас у поста. Осторожно выглядывая из-за выступа, мы видели, выложенный из камней бруствер. Никакого движения не наблюдалось, ни один звук не раздавался. Пронаблюдав за постом около получаса, мы решили приблизиться.
   Спустившись немного по склону, туда, где валуны закрывали обзор, мы по дуге поднялись к самому посту.
   Внутри было пусто. На утоптанном дне, среди мелких камушков, блестели стреляные гильзы. Их было немного - десятки три, не больше. Больше, видимо, не успели. Наверно, эту очередь я и услышал вчера утром. В одной из стенок была вырыта ниша, прикрытая кусками брезента и маскировочной сети на растяжках. Внутри нам удалось найти начатую пластиковую бутылку с водой. Мы опустошили её, даже не успев подумать о том, где мы возьмём воду в следующий раз.
   Осматривая окрестности через выложенные в каменном бруствере амбразуры, мы заметили, что именно в нужном нам направлении, а именно на северо-восток, склон был более пологим и по нему, вполне, можно было спуститься. Отдохнув немного, мы собирались продолжить движение, но тут из расщелины раздался звук надсадно работающего на подъёме мотора. В амбразуру стали хорошо видны, подбирающаяся к расселине: БМП с людьми на броне, ГАЗ-66 - "шишига", а за ними и "Урал". Затаив дыхание, мы принялись наблюдать.
   Небольшая колонна перевалила расщелину и подкатила к модулям. Люди в камуфляже, вынесли из модулей и загрузили в кузов "шишиги" упаковки и аппаратуру Стива. В "Урал" грузили тела. Погибших , а может и раненных, сразу не отличишь, было много. Мы насчитали восемнадцать. Ну, 12 "бойцов", это понятно. Макс, наверно, Олег. Хотя, после того, как мы увидели, что осталось от вертолёта - Олег едва ли.
   Ещё две фигурки затолкали в БМП. Неужели взяли Стива? Чёрт! Не разглядишь с такого расстояния.
   После того, как все участники действия загрузились в машины, колонна отъехала метров на сто и остановилась. Почти сразу же все три модуля вспучились от взрывов. Убедившись в результатах своей работы, люди в машинах продолжили движение. Через десять минут, они исчезли из вида. На месте модулей осела пыль и мы увидели, раскиданные во все стороны, выгнутые панели модулей. Базы больше не существовало.
   Я предложил Алексеичу сходить посмотреть, может, что осталось, но он категорически отказался, сославшись на то, что после подрыва там вряд ли что уцелело, а грот может быть заминирован.
   Никакого смысла оставаться здесь - не было. Подождав полчаса после ухода колонны, мы перелезли через бруствер и начали спуск по северо-восточному склону.
   До наступления темноты мы, наверно, успели пройти километров пять или шесть. Местность понемногу выравнивалась и понижалась на север. Далеко внизу виднелись небольшие островки зелени.
   На ночь мы расположились возле двух валунов, под которыми протекал ручеёк. По крайней мере, вода у нас была. Намного хуже было с едой, потому что её не было совсем. Помимо ночного холода, приходилось терпеть происходившее в желудке.
   Заснуть по настоящему не удалось. Мы промучились всю ночь, изредка забываясь в полудрёме. И наше третье утро мы встречали замёрзшие, голодные и измученные.
   - Алексеич, - спросил я, - а что нам говорит карта? Куда нам дальше?
   - Какая карта? - в свою очередь переспросил меня Алексеич.
   - Ну, как же? Ты же планшетку успел схватить, когда из модуля выпрыгивали.
   - Твою мать! - воскликнул Алексеич и полез под куртку.
   Планшетка изрядно пострадала во время ползанья и скалолазания. На её кожаной поверхности белели глубокие царапины и тёмные разводы от воды. Тем не менее, карта под целлулоидной пластиной была цела. Более того, когда Алексеич, чтобы вытащить карту, раскрыл планшетку, из её недр выпала поломанная плитка шоколада. Это уже был успех.
   Позавтракали половиной плитки, включая крошки, запили водой из ручья и Алексеич расстелил на камнях карту.
   Мы находились в верховьях одного из ущелий основного горного массива. Если двигаться почти на север, то можно было выйти в долину, по которой вилась красная ниточка шоссе. Пройти надо было около тридцати километров. Это по карте. Реально, конечно же, больше. Раза в полтора. Но и дойти до шоссе, это ещё было не всё, хотя и давало шансы выбраться.
   Весь день мы спускались по ущелью. Перепрыгивали с камня на камень, обходили валуны. По каменным осыпям, оступаясь и съезжая вниз, пробирались мимо камнепадов, перегораживающих русло. Чувство голода немного приутихло до полудня, а потом снова навалилось на нас. Вода из ручья не помогала.
   Во второй половине дня наступило полное отупение. Мы уже не столько спускались, сколько отдыхали, сидя на камнях. Ущелье то сужалось, то расширялось, но, в целом, пейзаж почти не изменялся. Всё те же камни, всё та же ледяная вода. Только изредка стали появляться кустики травы.
   Поскольку мы шли на север, то солнце довольно рано скрылось за скалами. Быстро темнело. Одна мысль о том, что опять придётся ночевать на камнях, приводила в дрожь. Сразу же становилось зябко. К тому же, мои ботинки от постоянных циклов намокания и высыхания, сжались в размере и стали натирать внешнюю поверхность мизинцев и пятки. Ходьба превратилась в мучение.
   Как бы там не было, но почти перед самой темнотой, склоны ущелья вдруг отошли в стороны, и мы оказались в котловине, похожей на ту, где стояли модули, только в несколько раз больше. В центре отливало вечерним свинцом небольшое озерцо. Рядом с ним темнела скромной молодой листвой рощица. На её краю был сооружён навес и выложен очаг из камней. Лучшего места для ночёвки придумать было нельзя.
   Нам удалось собрать достаточное количество сухих веток для костра. Впервые за время нашего перехода мы ночевали у огня. Наша единственная зажигалка не подвела нас. На камнях, окружавших очаг, сохли постиранные в озерце носки, а освобождённые от обуви ноги нежились в тепле.
   Мы доели шоколад. Больше делать было нечего.
   Алексеич, видимо, принадлежал к той категории мужиков, которым, перед тем как начать разговор, необходим длительный процесс обдумывания. Вот и сейчас, он, не торопясь, начал.
   - Мне кажется, мы проклятое поколение. Когда и кто нас проклял - я не знаю, но жизни нам нет. Я с Олежкой в одной упряжке, как ездовые собаки, с 87-го года. С перерывами, правда. Подбивали нас дважды. Каждый раз думал - всё. Не выбраться. Но - везло. Потом, когда вернулись, казалось бы - живи, радуйся. Летай себе на здоровье, жена любимая, детишки подрастают. Так, нет! Ты не поверишь: зарплату по три месяца не платили, как будто и армия им не нужна. Топлива нет - молодёжь учить не на чем. Техника старая - аварийность большая. Я ещё и первую чеченскую зацепил. Потом - всё. Кончилась моя "терпелка". Олежка раньше меня ушёл. Он, вообще, после Афгана другой стал. Рассказы начал писать, там, повести. Ушёл в себя. Попивал. Как без этого! А у них с супругой проблема - детишек не было. Ну, короче, расстались они. Мы с ним ещё в чеченскую полетали, а потом меня списали, он сам ушёл. Исчез куда-то года на два. Потом объявился. Писал, что всё нормально. Вроде женщину нашёл по себе и всё у них наладилось. Вот хотел деньжат подзаработать на квартиру. Подзаработал. Так ты говоришь, он к "вертушке" побежал?
   - Да. Мы влево кинулись, к гроту, а он вправо.
   - Что он там забыл? Машину, я думаю, с гранатомёта сожгли. Ну, хоть не мучался.
   - А Макс? - спросил я, - Ты его давно знал?
   - Да какое там давно! Я уходил на гражданку - он зелёным пацаном в эскадрилью пришёл. Всё жалел, что на войну не успел. По молодости, понятное дело, все герои. Потом напросился сам в Чечню. Не навоевался. Теперь всё. Где он, что с ним? Всё мечтал, как разбогатеет, своё дело откроет. Девочки по первому классу, машины, красивая жизнь, заграница, курорты. Пацан! А с другой стороны подумаешь, что он видел в этой жизни? Городок свой - районный центр, потом училище, потом нищая лейтенантская жизнь в военном городке: два ресторана и дискотека с пьяными драками. Ни пожить по-человечески, ни полюбить по настоящему, ничего не успел! Ладно, у меня на душе грехов достаточно, а его то, за что?
   Алексеич поправил в костре небольшую корягу. После того, как костёр отыграл искрами, огонь стал ярче и уютнее.
   - Что скажешь, Серёга? - спросил он меня после минутного молчания, - я прав?
   - Я думаю, Алексеич, что после 91-го мы были обречены. Я сам подёргался, подёргался и после восьми лет бесполезной борьбы сдался. Свалил за рубеж. А там то же самое. Только в другой упаковке. Более красочной. А суть та же.
   - Так ты, что, за кордоном живёшь?
   - Да я, честно говоря, не знаю, где я живу. Похоже, что нет мне места нигде.
   - А семья, дети? - продолжал расспрашивать Алексеич.
   - Жена давно ушла. Сын в Канаде, но у него своя жизнь и мне там места нет.
   - Что ж ты его так хреново воспитал, что теперь тебе места нет? Доллар свой кровный на склоне лет под пулями зарабатываешь.
   - Видать, что-то недоглядел я, Алексеич. Работал всё время.
   - Зачем, спрашивается?
   Я не знал, что ответить. Да и Алексеич, видимо вопрос задал чисто риторический. Не ожидая ответа.
   Мы накидали вокруг костра старой высохшей травы из-под навеса и улеглись спать. Но спать я не мог. Невыносимо крутило желудок от голода и даже созерцание звёзд в бесконечно далёком и чистом ночном небе не могло отвлечь от мыслей о еде.
  
  * * *
  
   Мы шли к шоссе ещё два дня. Это была не столько ходьба, сколько борьба с болью и голодом. Скрываясь в складках местности, мы обходили открытые участки, накручивая и без того тяжёлые километры. Водянки на ногах у меня давно прорвались и носки присохли к ранкам. Но к этой боли я уже привык, потому что очень хотелось есть.
   Может, это нам казалось, что мы идём, а на самом деле мы просто плелись. Сначала по ущелью, потом по берегу небольшой речушки. Всё-таки от воды уходить не хотелось.
   Я не мог снять ботинки на привалах, поскольку ноги распухли и налились. Мыслей в голове не было. Говорить ни о чём не хотелось. И даже осознание того, что такая апатия очень опасна в нашем положении, не приходило. Всё время хотелось спать, хотя спали мы часов по десять.
   Пробовали жевать молодые листья с редких деревьев на нашем пути, но оказались с горчинкой и очень терпкими.
   Мы всё больше и больше отдыхали, привалившись спинами друг к другу. Подремав в таком положении, с трудом вставали и шли дальше.
   На одном из таких "привалов" Алексеич достал карту и долго смотрел на неё, изредка поднимая голову и осматривая окрестности.
   - Ну, что? - спросил я его больше из праздности, чем из интереса.
   - Думаю, к вечеру выйдем на холмы возле шоссе, - совсем неожиданно для меня ответил Алексеич.
   - Не может быть, - сам себе сказал я.
   - Как не может быть! - возразил Алексеич, - Вон сдвоенная вершина, вон русло петлю делает, и местность идёт на подъём. Всё сходится. К вечеру дойдём.
   К вечеру мы не дошли до вершины холма около километра. Сил не было совсем. Хотелось только лечь и не двигаться. Что мы и сделали. Земля успевала слегка прогреться за день и было очень приятно лежать на ней. Вот только мелкие камушки впивались в лицо и ладони.
   - Ты слышишь? - вдруг спросил меня Алексеич, - Ты слышишь, машина проехала.
   - Это уже галлюцинации, - ответил я.
   - Оставь! Я слышал. Пошли! Ещё километр и мы дойдём.
   Он поднялся со стоном и, согнувшись, пошёл к вершине холма. Я не помню, как я пошёл за ним и сколько мы шли. Только, вдруг, в лунном свете я увидел холодный блеск асфальта. Прямо перед собой, в нескольких метрах за кюветом.
  Мы прилегли возле большого куста, хоть как-то прикрывавшего нас от дороги.
   За ночь я несколько раз приходил в себя. Мне казалось, что рядом со мной проносятся машины. Одно неверное движение водителя и я могу оказаться под колёсами. Потом я увидел свой домик в лесу. Я сидел на веранде, курил, и передо мной стояло большое блюдо с жареной картошкой и стейком. Рядом стоял высокий запотевший бокал с апельсиновым соком. А по лужайке ко мне шла моя бывшая жена. Как всегда красивая. И молодая. А рядом с ней шёл наш сын. В армейской форме и с висящей на груди, прикладом вверх, автоматической винтовкой с оптическим прицелом. Я ещё успел подумать, что этого не может быть. Жена молодая, а наш сын уже взрослый. Я, вообще, ничего не успел подумать, потому что откуда-то издалёка донёсся голос Алексеича.
   - Серёга, вставай! Нас машина ждёт! Я ему сказал, что мы геологи. В горах потеряли всё снаряжение и еду. Давай, скорее.
   - Какие геологи, Алексеич, - открывая глаза и видя перед собой заросшее щетиной лицо, ответил я, - На тебе лётная куртка.
   - Да ладно тебе, - прошипел в ответ он, - тут сейчас все в камуфляже ходят. Время такое.
   Я с трудом поднялся и увидел на обочине старый УАЗик-фургон. Из открытой водительской двери на нас смотрел водитель, из местных, наших с Алексеичем лет.
   Мы кое-как доковыляли до машины и упали на сидения у водителя за спиной.
  
  * * *
   Я не знаю или не помню название городка, в котором мы оказались. Водитель если и догадывался, о чём-то, виду не подавал. К тому же Алексеич сунул ему двадцати долларовую купюру из своей планшетки. По-моему, она там была единственная.
   Нас высадили возле двухэтажного здания, крайне потрёпанного вида. Алексеич объяснил, что это - гостиница. Самое неприятное из того, что происходило потом - это демонстрация наших документов администратору. Если так можно было назвать обрюзгшего типа в старом засаленном пиджаке.
   Пока я валялся в комнате на койке с продавленными пружинами, Алексеич постарался по хозяйству. Потом, когда Алексеич вернулся, я пытался не отрывать больших кусков от лепёшки и не делать гигантских глотков жидкости похожей на кефир. Потом мне было плохо. Потом я спал. Потом опять ел.
  Только на следующее утро пришёл немного в себя. Мы побрились с Алексеичем и, вообще, постарались привести себя в порядок. Всё время хотелось есть, но делать это надо было очень аккуратно. Первый опыт не прошёл даром.
   Ещё через день, на старом автобусе мы уехали в Душанбе. С двумя пересадками.
   Потом, в аэропорту, пока я сидел в зале ожидания, Алексеич куда-то бегал, звонил и, наконец, повёл меня через служебный вход прямо на лётное поле. Мы долго шагали по бетонным плитам, пока не поднялись по трапу, стоявшего на отшибе лайнера. Каким он и являлся уже лет двадцать.
  Ещё через два часа мы были в воздухе.
  
  * * *
   Мы прощались с Алексеичем в кафе новосибирского аэропорта. Мне предстояло лететь в Киев, ему на восток. Я обменял, оставшиеся у меня поле покупки билета деньги - 50 долларов и мы взяли себе по стакану коньяка, по крайней мере, так назывался этот напиток в меню, и по куску мяса с салатиком.
   - Ну, что, Серёга, выбрались, а? - сказал Алексеич, - а я перед шоссе уже подумал, когда ты сознание потерял, что всё, кранты. Ну да, ладно. Обошлось. Был у меня один сослуживец. Из настоящих мужиков. Так он любил говорить: главное в этой жизни - найти своих и успокоиться. Так что, давай за нас. Может хоть на склоне лет достанется нам кусочек нормальной жизни.
   Мы отпили по трети стакана и принялись понемногу и медленно закусывать. Поскольку последствия голодания ещё не прошли.
   - Ты своим звонил? - спросил меня Алексеич и, не дожидаясь моего ответа, продолжил, - Моя плачет. Говорю всё нормально, я живой, а она рыдает, говорит позвонил твой работодатель и сказал, что весь экипаж пропал без вести. Приеду - разберусь.
   - Да мне тоже придётся разбираться, - ответил я, так как ещё утром связался с Саней и, не рассказывая подробностей, сказал, что возвращаюсь, - Моего интересует только одно - приняли объект заказчики или нет. Не буду же я ему докладывать, что заказчика, может быть, уже и в живых нет. Да и сам объект - тоже песня.
   - Скажу тебе прямо, Серёга, вполне может быть, что для нас ещё не всё закончилось. Поскольку мы живые свидетели. Хотя... С той стороны никто же не знает, что мы остались в живых. Давай ещё за нас.
   Мы глотнули по второй трети стакана.
   Молча доели свои порции. Встали и также молча, выпили по третьей .
  Алексеич крепко пожал мне руку, хлопнул по плечу и пошёл к выходу из кафе. Не доходя до стеклянных дверей, он обернулся и показал мне в воздухе, как он набирает телефонный номер. Я кивнул в знак согласия и Алексеич исчез в толпе пассажиров.
   Ещё один человек прошёл по моей жизни. И не просто прошёл, а фактически спас меня. Сделал он это просто, без бравады, истерик и показного героизма. Как жил, так и сделал. И мне очень захотелось, чтобы Судьба хоть как-то отблагодарила его за это. А уж я буду помнить его всё то время, что мне отведено.
  
  * * *
  
   Через тридцать часов, после того, как мы пили с Алексеичем коньяк, я лежал в ванне у Сани в квартире. Был я в невменяемом состоянии.
   По пути из аэропорта в Город я, в классических традициях ненормативной лексики, не выбирая выражений, рассказал Сане всю эпопею. Он уверял меня, что понятия не имел о криминальной подоплёке данного проекта. Заказчик заплатил половину стоимости объекта и обещал второю половину заплатить после сдачи комплекса в эксплуатацию.
   В процессе бурного обсуждения выяснилось, что Саня не видел заказчика. Все операции производились через второстепенных посредников.
   По прибытии, мы с Саней хлопнули по стакану и я пошёл отмокать в ванну.
  
   Ещё через три дня, я сидел у себя в домике, просматривая электронную почту, различные новости и свои записи. Домик был вымыт и убран. Погода была тёплой и топить печку я не стал. Странные вещи происходили со мной.
  Меня не покидало чувство того, что вся эта моя затея с домиком, вся эта моя виртуальная компьютерная жизнь - ненастоящая, придуманная под воздействием обстоятельств или как средство самозащиты психики. Меня не радовали и не восхищали окружающие горы и лес, бегущая в долине речушка. Более того, они стали мне чужими. В голове сидела, не давая отдохнуть, только одна мысль: " А вдруг Макс был ещё жив, когда я пробегал мимо него?"
  
   Ещё через два месяца, возвращаясь ночью по горной дороге с очередного объекта, Саня, видимо, уснул за рулём. Неуправляемая машина сошла с дороги, подпрыгнула в кювете и врезалась в полувековую сосну.
  Саню нашли только утром. Понадобилось ещё несколько часов, чтобы доставить его в больницу.
   Через месяц, он вышел из больницы, в эту нашу жизнь, инвалидом. Без правого глаза и двух рёбер, с периодическими головными болями. Работу, конечно, потерял. Живёт на пенсию по инвалидности и на деньги, полученные от продажи квартиры в Городе. Если это можно назвать жизнью.
  
   Я живу в ожидании того, когда новые хозяева выставят меня из моего домика. Их представитель уже приезжал смотреть: что, где и когда. И ещё я живу в постоянной тревоге от мысли о том, что мне делать дальше? И где мне жить? И, в случае если придётся уезжать, за какие деньги я это сделаю?
   Может, переехать в ближайший городок? Найти работу? Мне Саня как-то предлагал пойти в маленькую фирму по мелкооптовой продаже металлопроката. Хозяин фирмочки, его знакомый, нуждался в специалисте.
   Может, чтобы по вечерам не выть от тоски и не спиться, сойтись с какой-нибудь одинокой женщиной. Может, полегчает? Стать обыкновенным обывателем с его маленькими радостями в маленькой жизни?
  
   Ответов у меня нет. Впрочем, как и времени на их поиски.
Оценка: 6.24*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019