Из надтреснутого, запыленного зеркала на него смотрело желтовато-серое, заляпанное щетиной лицо немолодого, почти незнакомого мужчины. Нефедов поднес пальцы к набрякшим подглазьям и слегка помассировал кожу. Нет, надо побриться, связной этого не одобрит. Ведь ему всего лишь сорок два, а вид такой, как будто на днях вышел на пенсию.
Подумав о пенсии, Нефедов развеселился. Помнится, они, заступая на дежурство, обсуждали будущую пенсию. Прапорщик Глухов, краснорожий пузан, мечтал о даче с большим участком земли, парниками и баней. Не удалось прапору пожить на даче - в девяносто четвертом Глухов, заступив на дежурство, соорудил на раме передатчика петлю и сунул внутрь сильно похудевшую шею. Лейтенант Макаров, старший смены, хотел жениться и настрогать троих детей - тот погиб, пытаясь выбраться наверх по вентиляционной трубе. Добрался до середины, но не удержался и рухнул головой на бетонный пол. Нефедов тогда сменился с дежурства и шел в кубрик, который они переоборудовали из бывшей аппаратной. Он слышал крик Макарова. Когда он подбежал к распахнутому люку, там уже был Верстовский - стоя на коленях, тот держал голову Макарова на руках, а его ладони заливала густая, в мигающем свете коридора, кажущаяся черной кровь.
Именно в тот день они - Верстовский, Ткач и Нефедов - поняли, что путь наверх через вентиляцию или каким-либо другим способом - равносилен самоубийству. Собравшись в главном зале передающего центра, они устроили собрание, на котором решили - чтобы не случилось, оставаться на местах.
- Мы не знаем, что происходит наверху...- Верстовский говорил тихо, так что Нефедову, сидящему у передатчика, пришлось оторваться от экрана и повернуться к нему лицом. - Вероятно, там...- его голос на мгновение осекся, - ядерная зима...Все погибли...- он посмотрел на них своими выпуклыми, словно покрытыми эмалью глазами. - Но это не значит, что мы должны бросить дело...Мы связисты и будем работать...Мы должны работать ...Это наш долг...
- Но зачем, если все умерли? Кто нас услышит? - резонно поинтересовался Ткач - двадцатидвухлетний стажер, пришедший в их смену полгода назад. - Это бессмысленно...
Верстовский посмотрел ему в глаза, словно собираясь с мыслями. Честно сказать, Нефедов не представлял, как Верстовский разубедит этого пацана, который так ничего и не успел узнать в своей жизни: ни радости, ни настоящего горя, ни подлинной любви. Поздней февральской ночью, когда дежурная смена пребывала на глубине 223 метра, наверху что-то случилось. Что именно, никто не знал. Возможно, ядерная война. А может на землю грохнулся гигантский астероид. Или же Господь учинил страшный суд. Последняя версия выглядела наиболее фантастической - если Бог сжег землю, то почему он пожалел суточную смену ПДРЦ, которая в количестве пяти человек заступила в то утро на дежурство? У него что, сил не хватило? Или их, штатных связистов, творец неба и земли намеревается использовать для новой жизни? Тогда непонятно, зачем он запер их на глубине 223 метров, обрубив лифты, силовые кабели, приемники и телефоны, и оставив им только два передатчика, которые через определенные промежутки способны выдать в эфир жужжащий звук, длящийся 0,8 секунды с перерывом 1,3 секунды и повторный сигнал с интервалом 21-34 раза в минуту? Зачем это Создателю?
Впрочем, не исключено, что ответа на этот вопрос не знал и сам Бог. А вот Верстовский знал.
- Неизвестно, что там случилось. - Верстовский вздохнул. - Но нам это и не нужно. Мы должны делать свою работу, что бы ни случилось! Сержант Ткач, вам понятно?
Ткач пожал плечами.
- Мне все понятно...- он глянул на Нефедову, ища у него поддержку. - Одно неясно - зачем? Кому предназначен наш сигнал?
Нефедов склонил голову и улыбнулся. Сержант был прав: они вещают в пустоту! Возможно, наверху не осталось ничего живого? Или только крысы с тараканами. Какое им дело до "жужжалки", которая жужжит и жужжит, в которой повторяющийся звук сменяет непрерывным, после чего снова следует повторяющийся жужжащий зуд?
- Но нельзя сказать наверняка, все ли погибли? - замялся Верстовский. - Возможно, кто-то уцелел? Возможно, они-то и смогут принять наш сигнал...
Ткач молча смотрел на Верстовского, осмысливая информацию. Для Нефедова же все было ясно - они никогда не поднимутся наверх. Судя по трещинам, змеящимся по потолку, их завалило навсегда. 223 метра земли надежно укрыли дежурно смену от радиации, но навсегда перекрыли дорогу обратно. К счастью, на это случай в бункере оказалось автономное питание, рассчитанное на тридцать лет, имелась вода и запас продуктов. Военные проектировщики строили передающий пункт с фантастическим запасом. И теперь этот запас позволял им существовать на глубине, ни на секунду не прерывая сеанса. И только между 7:00 и 7:05 станция вещала с меньшей мощностью - именно в это время происходило обслуживание передатчика. Периодически они оглашали эфир специальными командами, которые находились в спецконверте, вскрытым Верстовским спустя час после обвала. Нефедов наизусть помнил эти маловразумительные слова, звучащие для него как божественная музыка:...бромал...антимонат...скиф...кариама... изафет...
Слова эти уходили куда-то наверх по незримым волнам, словно каравеллы, груженные золотом смысла. Но встречал ли их кто-то на земле? Пытался ли понять? Или же эти бесконечные кролисты и биладиты гуляли в эфире, как воздушные пузыри, наполненные пустотой?
С тех пор прошло 12 лет. Нефедов даже не верил, что они выдержат так долго. Правда, выдержали не все - Глухов и Макаров предпочли погибнуть, лишь бы не оставаться в безымянной подземной могиле. И Нефедов тоже, было дело, каждый днеь мечтал о смерти. Но спустя два года после гибели Глухова случилось чудо. Нефедов помнил этот день, как будто это было вчера.
Верстовский вошел в его кубрик неслышно. На его бледном, изнуренном лице блуждала улыбка.
- Вадик, - тихо сказал он, словно опасаясь, что его услышат. - Я получил сообщение...
- Что? - Нефедов поднял голову и почувствовал, что его продирает озноб. - Какое сообщение?
Верстовский улыбнулся и сел на кровать.
- Сегодня в 23.00 к нам придет...- Верстовский взял его за руку и Нефедов ощутил, какие у него холодные, почти ледяные пальцы.-...к нам придет...связной...Надо подготовиться...- Верстовский встал. - Ты будешь его встречать... ты...
Нефедов, не поднимая глаз, смотрел на башмаки Верстовского: грубые, с закругленными носами, начищенные до зеркального блеска.
- Да, понял...- он кивнул. - Я пойду на встречу...Да...конечно... Связной...- он затих и внимательно посмотрел на Верстовского. - Но если к нам придет связной, значит, наверху...? - он поднял палец и ткнул им в потолок. - Все хорошо?...Они...живы?
Верстовский отошел к стене. Свет тусклой лампочки (дизель-генератор в эти часы работал на минимальных оборотах) не позволял разглядеть выражение его лица.
- Я надеюсь, ты не станешь задавать глупых вопросов? - пожал плечами Верстовский. - Все, что необходимо, связной сообщит. - он шагнул к двери. - Побрейся, оденься, все как следует... И не забудь... - Верстовский вскинул руку с часами на запястье. - Двадцать три часа...четвертый тоннель...
Он открыл дверь и вышел, оставив Нефедова в страшном волнении. Вадим целый час метался по кубрику - брился, мылся, гладил китель, чистил сапоги - не отрывая глаза от циферблата. Лишь бы не опоздать...лишь бы...
А потом...Потом была встреча...Связной пришел...
...Нефедов приложил лезвие к щеке и резко повел его книзу. Удивительно, но на складе, расположенном в конце тоннеля, было все, даже одноразовые станки, которые они выучились затачивать, и пользовались, пока лезвие не рассыпалось в труху. На щеке, залепленной пеной, пролегла свежая борозда - из белого кружева выглянула туго натянутая, чистая полоска кожи.
Побрившись и сполоснув лицо, Нефедов принялся одеваться. За двадцать минут до встречи, он был при полном параде.
До четвертого тоннеля было пять минут ходьбы. Нефедов застегнул верхний крючок гимнастерки, еще раз оглядел себя в зеркале и вышел из кубрика. В прошлом году на встречу со связным ходил Ткач. После этого он полгода летал по тоннелям, как будто ему пришили крылья. Но сегодня была его, Нефедова, очередь.
Вадим шел по едва освещенному коридору, смутно вслушиваясь в рокот далекого дизеля. Сегодня в дизельном отсеке дежурил Верстовский. Ткач сидел у передатчика. Конечно, оба завидовали Нефедову. Но что поделать, сегодня его очередь. Тем более, Нефедов знал, о чем спросит связного.
Когда , пригнувшись, он вошел в комнату, спрятанную за лифтом, связной был на месте. Он стоял, как обычно, у шахтового отверстия, с таким расчетом, чтобы свет падал ему за спину.
- Здравия желаю! - пророкотал Нефедов, останавливаясь, как и было положено, в двух шага от пришельца. - Старший лейтенант Нефедов...
Связной молчал, и Нефедов чуть слышно втянул в себя воздух. От связного пахло, как и тогда, когда он впервые пришел на встречу: ваксой, кожей и чем-то влажным, может быть даже летним дождем.
Нефедов прикрыл глаза и перед его взором мелькнули полузабытые лица жены и дочери.
- Вас представили к государственной награде. - скрипучим голосом произнес связной. -...и к очередному званию...
- Служ ...светкому...сьюзу! - гаркнул Нефедов.
Разумеется, это ничего не значило: здесь, в подземной могиле, они все были равны - и самый главный, и последний рядовой. Но это придавало новые силы.
- Эта работа крайне важна! Мы гордимся вами! - сказал связной.
Он протянул руку, сунул ему в ладонь какую-то бумажку и Нефедов, на мгновение ощутил, какие холодные у него пальцы. Он не знал, что это за бумажка - может, записка от жены? Или листок из ученической тетради дочери? Он наверняка знал, что этого не может быть, но ничего не мог поделать с собой.
- До свидания, капитан. Вопросы есть?
Связной шагнул к отверстию, луч света упал на обувь, на мгновение осветив грубые, с закругленными носами, начищенные до зеркального блеска ботинки и связной, поняв допущенную оплошность, нырнул в темноту.
- Скажите, чем...- Нефедов помолчал, подбирая слова. - Чем пахнет воздух после дождя?
Он смотрел прямо перед собой, видя силуэт, осыпанный световой пылью.
- Воздух? После дождя? - связной запинался, вопрос, видно, застал его врасплох. - Он пахнет мокрой землей... и... и...липой...
"Точно, липой!" - Нефедов никак не мог вспомнить название дерева.
- До встречи, связной! - бросил Нефедов и вышел в коридор.
Дойдя до ближайшей лампы, бросающей на стены ломкие желтые всполохи, он разжал ладонь.
Это была конфетная обертка, старая, потертая, с полуосыпавшимися фрагментами едва различимых букв. Но Нефедов сразу узнал ее, сердце застучало жарко и молодо. И где связной ее раздобыл? Немыслимо, это была обертка любимых конфет дочери с нежным названием "Раковые шейки". Бережно разгладив фантик, он поднес его к лицу.
На мгновение показалось, что бумажка хранит тот самый запах - карамели, кофе, щемящей сладости.
Войдя в кубрик, Нефедов не снимая сапог, упал на кровать, отвернулся к стенке и, прижав фантик к лицу, закрыл глаза. Теперь ему ничто не мешало: ни монотонный рокот дизеля, ни тусклый свет свисающей с потолка лампы, ни воспоминание о закругленных носах ботинок связного, ничто. Теперь у него было то, ради чего стоит жить.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
