ВРЕМЯ ГЛУХИХ

"Тот, кто знает врага и знает себя, не
окажется в опасности и в ста сражениях. Тот, кто не знает врага, но
знает себя, будет то побеждать, то проигрывать. Тот, кто не знает ни
врага, ни себя, неизбежно будет разбит"

Сунь Цзы, "Трактат о военном искусстве"

1940 год, ноябрь.

Эйдену не хотелось просыпаться. Сон дарил забвение, во сне не так остро ощущались голод и усталость.

Он посмотрел в потолок, покрытый трещинами и облупившийся, провел ладонью по онемевшему лицу и усилием воли заставил себя встать. Обрывки сновидения все еще мелькали перед глазами - тревожные, тяжелые.

Ночью он вновь пережил тот день - 15 сентября 1940 года, день самой разрушительной бомбардировки Лондона силами Luftwaffe.

День великой трагедии Соединенного Королевства.

Эйден подошел к окну, накрест заклеенному бумажными полосами. За окном, скрытый в предрассветной мгле и закутанный в серую шаль тумана, спал Вест-Сайд. Причудливо изогнутые улочки сплетались в сложный лабиринт среди разбитых бомбардировками домов, похожих на почерневшие старческие зубы. Где-то вдалеке с размеренной меланхоличностью строчил пулемет - мрачный отзвук непрекращающихся казней.

Отвернувшись, Эйден зажег тусклую лампочку в зеленом абажуре, прошел по практически лишенной мебели комнате к двери в ванную. Водопровод работал с перебоями, но сегодня пилот-офицеру повезло. Набрав воды в старый эмалированный таз, он умылся, затем, макнув щетку в зубной порошок, почистил зубы.

Эти привычные процедуры позволили ненадолго забыть о голоде. Эйден ничего не ел уже больше суток. Жизнь бывшего летчика Истребительного Командования RAF в теперешних условиях была трудной. Устроиться на работу он не мог: документы выдали бы его принадлежность к Королевским ВВС, а без документов его никуда бы не взяли. Даже просто выходить на улицу было опасно - любой патруль заинтересуется молодым, здоровым на вид мужчиной. Скрывающихся британских военных немцы искали повсеместно, с неубывающим рвением. Для Einsatzgruppen Франца Альфреда Сикса поиск и уничтожение офицеров королевских войск ставились в качестве первоочередной задачи. Улучшать собой отчеты "батальонов смерти" Эйдан не хотел.

Стараясь не думать о еде, он сел за стол, достал из ящика картонную папку и письменные принадлежности. Разложив бумаги перед собой, он придвинул ближе арифмометр и погрузился в размышления. Как чертовски плохо, что он оставил свое студенческое увлечение математикой ради службы в армии! Еще пара лет в университете сейчас бы пришлись весьма кстати.

Проверив несколько расчетов, Эйден встал и, подойдя к книжной полке, вытащил оттуда объемный том в потертом переплете. Вернувшись к столу, он углубился в чтение.

Стрелки настольных часов показали семь утра. Рассвет скрыли низкие свинцовые тучи, но все же за окном заметно посветлело. По улице проехал первый автомобиль - грузовик, везущий продукты в пункт распределения. Там его уже наверняка ждала огромная очередь.

Работа шла плохо - сказывался дефицит материала. Мысли снова возвращались в знакомое русло - нужно бежать в Шотландию, за линию фронта. Там найдется достаточная технологическая база, туда эвакуировался Алан Тьюринг и многие другие талантливые математики. Но дорога на север была закрыта. Сейчас там был сущий ад - британская армия отчаянно пыталась остановить продвижение нацистов. Центральная Англия стала огромным полем боя. Прибывающие из доминионов подкрепление, поставляемые по ленд-лизу из США оружие и техника - все это давало британцам возможность удерживать позиции, но не переломить ход кампании.

Бывший пилот-офицер FC RAF Эйден Таннерсби аккуратно сложил бумаги обратно в папку, завязал ее и спрятал в тайник в полу под кроватью. Вчера он лег спать, оставив папку в ящике стола, чего допускать было нельзя - обыски в этом районе не были редкостью. Визит ищеек доктора Сикса в любом случае означал бы для Эйдена конец пути, но его труды имели бы небольшой шанс остаться нетронутыми.

Появляться на улицах стоило только утром или вечером, пока большинство людей шло на работу или с работы - можно было затеряться в толпе и избежать проверки документов. Спешно собравшись, Таннерсби, вышел из парадной и влился в людской поток. Шел он согнувшись, стараясь смотреть под ноги. Такое поведение было присуще не только ему: скованные страхом люди вокруг двигались в молчании, опустив плечи и не поднимая глаз. Начинался еще один день в оккупированом Лондоне.

1940 год, апрель

-Заходи, Франц. Садись.

Начальник контрразведки оберстлейтнант фон Бентивеньи прошел в кабинет и уселся на продолговатый старый диван, стоявший напротив большого окна. Его шеф, Вальтер Вильгельм Канарис занял свое обычное место на простом деревянном табурете, стоящем несколько в стороне.

В углу кабинета расположилась металлическая тронутая ржавчиной кровать. Многих офицеров Абвера это смущало, но Бентивеньи, располагавший особым доверием начальника и хорошо знавший его, нисколько этому не удивлялся. Разменявший шестой десяток вице-адмирал на работе ночевал чаще, чем дома, а показной роскоши не любил.

-Полагаю, Франц, ты хочешь поговорить о тех польских математиках? - голос Канариса отличался мягкостью, а в интонациях редко проскальзывали грубость или напор. При этом шеф Абвера умел быть убедительным - даже с вышестоящими чинами.

Оберстлейтнант раскрыл черную кожаную папку.

-Да, герр адмирал, - кивнул он, - группа под руководством майора Роледера завершила операцию "Berechnung", одобренную вами в декабре прошлого года.

-И каковы же результаты?

-Боюсь, неутешительные, герр адмирал, - Бентивеньи подал шефу несколько машинописных листов. Канарис приступил чтению, кивком призвав подчиненного продолжать.

-В ходе оперативной работы нам удалось выяснить, что группа математиков, работавших на польское Бюро шифров, в числе которых Марианн Реевский и Генрик Зикальский, активно работала над расшифровкой кода "Энигмы". Всего за несколько дней до начала операции "Вайс", результаты их работы были переданы агентам Deuxieme Bureau. При помощи нескольких проверочных сообщений было выявлено, что шифрограммы действительно перехватываются и взламываются французами, хотя и с определенными трудностями.

Так же удалось выяснить, что математики были эвакуированы во Францию. Их местоположение было установлено, но привлеченная к операции диверсионная группа второго отдела не смогла осуществить захват и была вынуждена ликвидировать цели.

-Плохо, - покачал головой Канарис, возвращая бумаги Бентивеньи, - Они бы могли облегчить нам задачу. Что ты предлагаешь, Франц?

Генерал-лейтенант сделал глубокий вдох.

-Поскольку, - начал он, придав голосу твердость, - основная схема и принцип шифрования "Энигмы" известны противнику, я считаю нецелесообразным дельнейшее использование данной машины силами Вермахта. Необходима оперативная замена. Во время проведения переоснащения необходимо максимально усложнить существующий шифр. Все это я изложил в своем рапорте.

Канарис молча смотрел на подчиненного. Закинув ногу за ногу и сцепив кисти в замок, на своем нелепом табурете он казался персонажем театральной постановки в провинциальном театре.

-Ты ведь понимаешь, каких усилий это будет стоить, Франц? - наконец произнес шеф Абвера, - Машина Лоренца еще в стадии испытаний, но уже сейчас очевидно, что она не пригодна для использования в полевых условиях.

-Так точно, герр адмирал, - кивнул Бентивеньи, - но разработка новых шифров - не моя обязанность. Моя обязанность - обеспечение сохранности секретной информации Вермахта.

Канарис кивнул.

-Хорошо, Франц. Можешь идти. Рапорт оставь - я хочу изучить его более внимательно.

-Слушаюсь, герр адмирал, - отдав честь, Бенивентьи вышел из кабинета, оставив шефа Абвера наедине со своими мыслями.

1940 год, ноябрь

-Таннерсби! Bloody Hell, что ты здесь делаешь!? - увидев знакомое лицо в узкую щель приоткрытой двери, ахнул ирландец.

-Впусти меня, Шейн, - хриплым шепотом ответил Эйден, - быстрее, черт возьми!

Только когда дверь за ним закрылась, Эйден вздохнул свободнее. Он прошел за ворчащим хозяином на кухню, где тот достал из недр огромного, старомодного шкафа початую бутылку виски. Отпив прямо из горлышка, Шейн передал ее летчику.

-А поесть ничего нет? - с надеждой спросил Таннерсби, принимая бутылку, - со вчерашнего дня ничего не ел.

-Консервированные бобы и хлеб, - перечислил нехитрое меню ирландец, - больше ни дьявола нет.

-Сгодится, - кивнул Эйден и сделал большой глоток.

Спустя минут пятнадцать они сидели за столом и поглощали вареные бобы, закусывая их серым, крошащимся хлебом и запивая виски. Виски был на редкость дрянным, но по телу от него разливалось приятное тепло. В квартире было сыро - угля, чтобы протопить ее, у Шейна не было.

-Не стоило тебе сюда приходить, - проворчал ирландец, когда Эйден справился со своей порцией. Летчик посмотрел на него невозмутимо.

-У меня кончился рабочий материал. Работа встала.

Шейн О'Конелли был агентом Intelligent Service. Поначалу он хотел завлечь Эйдена в спешно формируемое движение сопротивления, но, узнав о способностях пилот-офицера в математике и криптографии, нашел ему лучшее применение. Он поселил Таннерсби в одной из брошенных квартир Вест-Сайда, и снабжал его копиями перехваченных шифровок. Материала всегда не хватало, но Эйден работал упорно.

Ирландец одним глотком прикончил остатки виски, вытер губы рукавом и молча уставился в пустую тарелку.

-Того немца,- сказал он спустя минуту, - который продавал мне шифровки, перевели в Манчестер. А может и просто арестовали. Порвалась ниточка. И даже не знаю - найдется ли другая.

Эйден молчал. Новость огорошила его, внутри разом похолодело, мысли путались. Так близко - и все равно, безрезультатно. Вся его работа, все время, которое он провел как крыса, скрываясь, голодая, днями не выходя из квартиры - все зря.

Видимо, все это отразилось на лице Таннерсби, и ирландец заметил это.

-Ну что ты, приятель, - Шейн похлопал его по плечу, - не стоит так убиваться.

Эйден с досадой оттолкнул его ладонь.

-Не стоит? - в голосе его послышалась дрожь, - я два месяца живу как крыса, боясь даже нос на улицу высунуть. Я ем раз в три дня, и каждый раз, когда слышу шум мотора, представляю, что это приехали за мной. Каждую ночь я вижу, как джерри бомбят Лондон. Каждую ночь я горю в своем проклятом самолете, а утром просыпаюсь только для того, чтобы и дальше ломать этот код!

Летчик замолчал, уставившись в пустую тарелку остекленевшим взглядом. На какое-то время над кухонным столом повисла тишина.

-Знаешь, что я думаю? - наконец произнес Шейн, - Я думаю тебе надо перебираться за линию фронта.

-Самоубийство, - таннерсби покачал головой, - без документов я даже из Лондона выехать не смогу - меня скрутят на ближайшем посту.

-Но смысл бежать есть? - настаивал ирландец, - я имею в виду твою работу. Ты уже чего-то достиг?

-Я очень близок к разгадке... как мне кажется. Все равно, проверить это можно только с надлежащей техникой...

-Вот дьявол! Ты хочешь сказать, что все это время знал, что сам не сможешь взломать этот чертов код?

-Этот "чертов код" вообще не может быть взломан человеком!- вспыхнул Эйден, затем добавил уже спокойнее, - но можно собрать машину, которая его взломает. Догадка родилась у меня уже давно. Работа с шифровками служила лишь для проверки - и для разработки аналитического механизма.

-Christ Almighty! Ну и что мне с тобой делать, парень?

-Иди к черту, - беззлобно огрызнулся летчик. Шейн рассмеялся.

-Все-таки я поспешил доставать ту бутылку. Сейчас бы она больше пригодилась. Вот что я тебе скажу, englishman. Есть у меня один вариант, который может перекинуть тебя через головы джерри. Но вариант рисковый.

1940 год, июль

Напольные часы пробили дважды. Непроницаемая темнота уже давно проникла в плохо освещенный кабинет, заполнила собой углы, собралась под потолком и вокруг мебели. За большим письменным столом, почти полностью занятым бумагами, щурясь в желтоватом свете настольной лампы сидел глава Абвера Третьего Рейха, вице-адмирал Канарис.

Подобные ночные бдения были для него не редкостью, но сейчас, вопреки привычке, он работал дома.

Все, что можно было сделать, было сделано. За прошедшие месяцы Канарис встретился с начальником ОКВ Кейтелем и начальником оперативного управления Йодлем. Ни один из генштабистов не мог принять решение о смене системы шифрования без резолюции Гитлера, но заручиться их поддержкой было необходимо. Впрочем, этот разговор был гораздо менее важен, чем полуофициальная встреча с Францем Дагресом. Личный адъютант Гитлера не только выслушал Канариса, но и обещал помочь. Подобный ход должен был сгладить несколько предубежденное отношение фюрера к старому разведчику.

Неожиданную поддержку вице-адмирал нашел у шефа ОКМ, гросс-маршала Эриха Редера и главнокомандующего Люфтваффе Германа Геринга. Операция вторжения на Британские острова "Морской Лев", работу над которой ОКВ начало после подписания Гитлером директивы Љ16, включала две операции подготовки: "Орел" и "Нарвал". "Орел" предполагал получение силами Luftwaffe господства в воздухе, а "Нарвал" - оказание совместной с итальянскими ВМС поддержки десантных сил на море. И Редер и Геринг понимали, что успех напрямую зависит от секретности их подготовки и проведения. То, что ОКМ и ОКЛ выступят за смену шифра, Канарис не сомневался. Единственным серьезным фактором противодействия могли стать РСХА и гестапо, имеющие прямое отношение к охране секретов Рейха. Некоторая натянутость отношений Абвера с этими службами сохранилась даже после составления "десяти принципов" - доктрины, которая разграничивала их сферы деятельности.

Канарис аккуратно сложил документы в папку и спрятал ее в сейф. Нужно было выспаться. Финальная, решающая часть драмы "Свержение Энигмы" будет сыграна завтра. Намеченное фюрером совещание обещает быть многолюдным и велеречивым. Отстоять свою точку зрения в таком балагане будет весьма непросто.

Но необходимо.

1940 год, декабрь

-Повторим еще раз, - сипло прошептал себе Таннерсби, - самолет проверен, заправлен и готов к полету. Ты выводишь его из сарая, разгоняешься по этой грунтовке, взлетаешь, затем берешь курс на север. У тебя будет минут десять, прежде чем фрицы засекут тебя и выйдут на перехват. Это если ты сразу не наткнешься на авиапатруль. К тому времени, как "Эмили" тебя нагонят, ты будешь над линией фронта. Не ввязываясь в бой, ты пытаешься выйти на связь со своими. Если повезет - к тебе высылают подмогу и указывают куда сесть. Если этого не произойдет - выбрасываешься с парашютом. Главное - пересечь линию фронта.

План был сплошным безумием. Шейн, чертов проныра, где-то сумел раздобыть подбитый "Харрикейн", припрятать его и привести в порядок. Само собой, после ремонта истребитель ни разу не поднимался в воздух, так что боевой вылет по сравнению с предстоящим побегом мог показаться обычной тренировкой. Еще на взлете Эйден мог попасться на глаза немецкому патрулю, а полет с полупустым баком, когда каждый лишний маневр будет сжигать драгоценное топливо, да еще с "Bf 109E" на хвосте, и вовсе выглядел как самоубийство.

Эйден старался не думать об этом. Ему уже удалось вырваться из крысоловки, в которую превратился для него Лондон. Шейн вывез его в закрытом гробу, вместо какого-то умершего старика, которого должны были похоронить на пригородном кладбище.

Собрав волю в кулак, летчик запустил мотор. Ворота сарая были широко распахнуты, сквозь проем на летчика слепо пялилась сырая декабрьская ночь. Ветер кружил крупные, липкие хлопья снега, прибивал их к земле, где они медленно растворялись в чернильно-черных лужах. Все окружающее вдруг показалось Эйдену не настоящим, словно он спал и видел сон. "Харрикейн" выкатился из проема во влажную темноту, вздрагивая, поехал по дороге, постепенно набирая скорость. Таннерсби не ощущал напряжения - в руках появилась странная легкость, мысли стали ясными и отчетливыми. Истребитель оторвался от земли легко, словно сам по себе. Стремительно упали назад и вниз поле, сарай и спящая деревенька.

Сверившись с картой и определив по компасу курс, Эйден словно погрузился в транс, управляя самолетом на одних рефлексах. Мысленно он был в небе Лондона, расчерченном трассами пуль, изорванном кляксами взрывов, перевитом лентами дымных следов, оставленных сбитыми самолетами. Ревущее пламя внизу, под крылом - город, на который обрушились тысячи бомб, где гибли люди. Дерзкий дневной налет, который унес бы гораздо меньше жизней, если бы новый шифр немцев был разгадан...

Одинокий английский самолет был обнаружен пугающе быстро. Четверка истребителей (немцы называли такое соединение Schwarm) появились позади Харрикейна всего через несколько минут. Таннерсби опустился ниже, надеясь, что на малой высоте скажется преимущество Харрикейна в горизонтальном маневре. Так оно и вышло, но устаревший MkI все же сильно уступал "Эмилям" в скорости. Rottenfuhrer вышел вперед, поднявшись выше, двое Katschmareks пошли на снижение, пытаясь взять Харрикейн в "ножницы". Судя времени, Эйден сейчас как раз пролетал над линией фронта. Он попытался использовать рацию, но ему не ответили - возможно, сменилась частота вещания. Уйдя от первой атаки, Таннерсби со всей отчетливостью понял, что не продержится в воздухе и пяти минут: либо его собьют, либо, маневрируя, он сожжет все топливо.

Очередь вспорола крыло "Харрикейна", истребитель качнулся. Заходя на вираж Эйден буквально физически ощутил, как насос выпивает последние капли горючего. Выбора не оставалось - Таннерсби бросил машину вниз, в пике. Rottenfuhrer, в азарте охоты пошел за ним. Сжигая остатки топлива, двигатель хрипло ревел, с хрустом вгрызались в обшивку пули. Действуя скорее по наитию, чем осознанно, пилот-офицер рванул штурвал на себя. Обладающий большей площадью крыла "Харрикейн" вышел из пике, взмыв вверх, а "Bf 109" дал сильную просадку и брюхом проехался по земле. Инерция протащила самолет еще ярдов сто, после чего он въехал в небольшую рощу и замер.

У Эйдена дела были не лучше. На подъеме его самолет представлял собой отличную мишень. Второй "Эмиль" легко зашел ему в хвост и не спеша, словно в тире расстрелял его.

Мотор чихнул черным дымом и заглох, машина пошла в штопор. Таннерсби выбрался из кабины и прыгнул.

Воздух с силой ударил его снизу, подхватил, бросил в сторону, перевернув несколько раз. С трудом выровнявшись, Эйден дернул за кольцо. Расправившиеся стропы рывком замедлили его падение. В летной школе говорили, что парашют может сработать даже при прыжке с трехсот футов. Но редко кто рисковал прыгать меньше чем с шести сотен.

Один из "Эмилей" нырнул за падающим самолетом. Таннерсби тут же вспомнил рассказы о повадке немцев добивать парашютистов противника. Рев двигателя становился все громче. Зажмурившись, Эйден приготовился встретить смерть.

Из речи премьер-министра Уинстона Черчилля в Палате Общин, 23 сентября 1940 года

"Я полон уверенности в том, что если все выполнят свой долг, если мы не будем пренебрегать ничем, и если принять все меры, так как это делалось до сих пор, мы снова докажем, что мы способны отстоять наш родной Остров. Мы перенесем бурю войны, и переживем угрозу тирании, если потребуется - в течение многих лет, и если потребуется - одни. В любом случае, это то, что мы собираемся попробовать сделать. Таково решение Правительства Его Величества, каждого его члена. Такова воля Парламента и нации. Даже сейчас, когда враг ступил на священную землю нашей Родины, мы не сдадимся и не проиграем. Мы пойдем до конца - мы будем бороться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать каждую пядь нашего Острова, какова бы ни была цена. Мы уже сражаемся на побережьях и в портах, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах; мы никогда не сдадимся. И даже, если случится, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооруженная и под охраной Британского Флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Мир, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого".

1941 год, февраль

-Мистер Диллвин, - в кабинет вошел офицер службы охраны, - Эйден Таннерсби прибыл.

-Пригласите его, - кивнул начальник Station Х, главного криптографического центра Британии. Был он высок, худощав, с высоким лбом и в толстых роговых очках. Альфред Нокс Диллвин был не только талантливым ученым, но и искренним патриотом. Не так давно врачи обнаружили у него раковую опухоль и теперь, понимая, что времени у него осталось мало, руководитель Station Х, отдавал работе всего себя. Тем более интересен ему был этот загадочный Таннерсби, записи которого содержали алгоритм машинного взлома нового немецкого кода. Этот код, названный криптографами "Fish", уже полгода выдерживал все их атаки.

Пилот-офицера Эйдена Таннерсби нашли по информации лондонского агента Шейна ОКонелли, организовавшего переброску молодого летчика через линию фронта. Сломав обе ноги при прыжке с парашютом и проведя три дня в зимнем лесу, Таннерсби пребывал в плачевном состоянии. Бумаги, найденные при нем, были переданы на Station X. Их анализ привел команду Диллвина в полный восторг. Само собой, сразу по выздоровлению, пилот-офицер был отправлен на Станцию.

Он вошел в кабинет, изможденный и хмурый, неуклюже стуча по паркету костылями. Главный кодбрейкер Британии встал и протянул ему руку.

-Для меня честь познакомится с таким талантливым криптографом как вы, мистер Таннерсби, - произнес он, пожимая слабую, худую ладонь.

Эпилог

Своевременный переход от "Энигмы" к машине Лоренца, позволил Вермахту блестяще провести операцию "Морской лев": 21 сентября 1940 года десант широким фронтом высадился в Южной Англии и меньше чем за месяц продвинулся на сто километров вглубь британской территории.

Но, несмотря на начальные успехи, подкрепленные удачами операций "Орел" и "Нарвал", кампания приобрела затяжной характер. Перебои в снабжении и неспособность отрезать британскую армию от доминионов и союзников, замедлили продвижение немецких частей. Линия фронта окончательно установилась в ноябре и оставалась практически неизменной до января 1941 года. В этот период итальянцы были вынуждены отвести свой флот обратно в Средиземноморье, для поддержки своих войск в Северной Африке.

Код "Fish" был полностью взломан в августе 1941 года. "Взломщиком" стал электромеханический компьютер "Колосс", принцип работы которого был основан на алгоритмах Таннерсби. Смелое предположение летчика-истребителя о том, что немцы используют генератор случайных чисел, и взломать шифр можно множественным рутинным подбором оказалась абсолютно точным.

Перелом в ходе Британской кампании обозначился под влиянием многих обстоятельств и благодаря заслугам многих людей. Среди прочих, криптографы не получили ни громкой славы, ни общественного признания. Их труд оставался тайной еще долгие годы после окончания войны. Но сотрудники Station Х знали, что их работа лежала в основе каждой победы британского оружия, а полученный опыт стал основой военной криптографии на многие десятилетия.