Okopka.ru Окопная проза
Щербаков Сергей Анатольевич
Фенька (из цикла "Puppies and Dogs of War")

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 7.70*7  Ваша оценка:

Фенька

  
   Валерку Крестовского нашли на следующий день около полудня, благодаря овчарке Гоби, уверенно взявшей след. В трех километрах от подбитой машины. В небольшой рощице близ селения Хашки-Мохк обнаружили его изуродованное тело со скрученными за спиной проволокой руками. Колька же, Селифонов, пропал безследно.
   Когда вышли к этому страшному месту, капитан Дудаков остановил группу, дал команду рассредоточиться. Дальше он двинулся с Мирошкиным и овчаркой. Гоби, обежав поляну и обнюхав все, улеглась около трупа. Приказав проводнику увести собаку, капитан внимательно оглядел поляну и медленно приблизился к убитому. Присев на колено, долго и тщательно обследовал труп солдата и все вокруг. Даже Дудаков, предостаточно повидавший на своем веку, от увиденного невольно содрогнулся.
   Коротко стриженная голова солдата с разбитым лбом была запрокинута назад, лицо и грудь в запекшейся крови, на горле от уха до уха зияла страшная рана, из которой выглядывал провалившийся посиневший язык. Гимнастерка с тельняшкой были вспороты от низа до верха вместе с животом, похоже, одним сильным движением кинжала. Брюшная полость набита сухими листьями и прелой травой, окровавленные клочья которой торчали во все стороны. Глаза из-под полуприоткрытых век как бы наблюдали за происходящим вокруг и словно жаловались: "вот видите, что они со мной, подлюки, сделали". По поляне были разбросаны измятые письма, тут же валялись две небольшие сброшюрованные фанерки, в которых у Валерки хранились весточки из дома, от матери и друзей; рядом с трупом маленький медный крестик на оборванном шнурке, внутренности. Дудаков, осторожно обошел убитого и прилег с другой стороны, прижавшись щекой к мерзлой земле, пытаясь заглянуть под тело.
   Минут через пять мрачный капитан вернулся к остальным бойцам.
   - Сволочи! Зверье, бля! - зло сплюнул он.
   - Думаешь, заминировали? - спросил "собр" Трофимов.
   - Гадом буду! Наверняка, подарочек состряпали, гниды! Нутром чую, эту дрянь! - разминая пальцами отсыревшую сигарету, поделился своими предположениями Дудаков. - Да и Гоби среагировала.
   - Что делать-то будем, Дмитрич?
   - Что делать? Что делать? - огрызнулся тот, присаживаясь рядом со всеми на холодную пожухлую траву, жадно закуривая. - Вытягивать! Что делать?
   - Саперов будем ждать или сами рискнем?
   - Хер их дождешься, саперов-то! Припухнешь ждать! - отозвался радист Гусев, освобождаясь от лямок рации.
   - У них и без нас хватает подобного дерьма! - добавил Ромка Самурский.
   - Не дай бог, если "лягуха" или "монка"! Тогда точно полный звиздец! - сказал сержант Головко, громко сморкаясь и вытирая красные пальцы об траву.
   - Ты че, Контрабас, какая "монка"? Охренел, совсем? Чтобы ее под Валерку запихнуть, надо ямку, знаешь какую, будь здоров, выкопать. Да, и какой дурак будет "монку" на нас тратить. На нас и "фени" за глаза хватит, - возразил с горькой усмешкой Гусев.
   - А я бы на их месте и фугасика для нас не пожалел, - буркнул угрюмый лейтенант Трофимов.
   - Ну, чего сидим? Ванюша, давай свою веревку! - обернулся старший лейтенант Колосков к рядовому Привалову, который сидел, нахохлившись как курица, уткнувшись замерзшим шмыгающим носом в поднятый воротник бушлата.
   - Попытаемся вытянуть пацана.
   Привалов, покопавшись в сидоре, извлек моток веревки.
   - Коротковата, бля!
   - Хер такой вытянешь, Квазик!
   - Нарастить можно! - откликнулся Привалов.
   - Чем?
   - Ремнями!
   - Поводок с Гоби можно снять! - посоветовал Ромка.
   - Да, уйми ты свою псину! - разозлился капитан, обращаясь к кинологу Димке Мирошкину и настойчиво отпихивая от себя собаку. Гоби возбужденно крутилась под ногами, скулила, рычала, тычась влажным носом в колени.
   - Гусев, передай майору Сафронову. Что нашли, - сказал Дудаков, потирая в раздумье небритую щетину на щеке и подбородке, и чуть помедлив, тихо добавил. - Двухсотый.
   - Ну, чего тянем кота за хвост? - спросил Колосков, вставая. Его крепкая статная фигура напоминала молодого сильного тигра, в каждом его движении чувствовалась неуемная мужская сила. Он был похож на сжатую пружину, которая в любой момент может расправиться и обрушиться всей своей мощью.
   - Погоди, Игорь, надо все обмозговать! Спешить тут нельзя. - Дудаков поднял на него усталое лицо с воспаленными глазами. - Черт его знает, что там под ним! Может так накрыть, что мало не покажется! Сон мне сегодня нехороший приснился, парни. Танюшка, дочурка моя шестилетняя, приснилась под утро. Забралась на табуретку, чтобы достать с верхней полки в стенке игрушку, ну и оступилась, упала. Больно упала. Лежит, плачет. Я подбежал, поднял ее с пола. Успокаиваю, значит, в ушибленный лобик целую. А она сквозь слезы и говорит: " Пап, мне не так больно как жалко колечко". И показывает мне свое колечко серебряное, которое ей бабушка на день рождения подарила. Которое она на пальчике носила. Смотрю: тоненькое колечко треснуло как чайная сушка на три части. Я говорю: " Не плачь, Танюша, ничего страшного не случилось, починю я его". А она мне в ответ: "Нет, папуля, его уже не починить". Вот, братцы, такой сон...
   - Да, Дмитрич, скажу, сон не очень-то. Скверный сон.. Не к добру.
   - В том то и дело.
   - А я никогда снов не вижу, - отозвался, хлопая белесыми как у теленка ресницами, белобрысый с большими голубыми глазами проводник Мирошкин.
   - Счастливчик! Век бы их не видеть! - буркнул немногословный Трофимов.
   Отбросив окурок, он решительно поднялся, молча, взял из рук Привалова веревку и направился к Крестовскому.
   - Алексей! Куда тебя черт несет? - крикнул раздраженно тезке вслед Дудаков.
   Все прильнули к земле, провожая напряженными взглядами "собровца". Тот постоял некоторое время перед трупом Крестовского, склонился над ним, что-то долго сосредоточенно рассматривая, потом осторожно стал продевать веревку между телом и локтем убитого.
   - Чего он там возится? - недовольно пробубнил пухлыми губами, ерзая, в конец окоченевший Привалов.
   - Не видишь? Письма собирает, - отозвался рядовой Чернышов, наблюдая за Трофимовым.
   - Честно скажу, не нравится он мне, этот хмырь, Конфуций. Какой-то тронутый, ей богу. "Крыша" у него, явно, поехала. Вечно хмурый, злой как цепной пес, слова из него доброго клещами не вытянешь, не улыбнется никогда, словно монумент какой. Прям Чингачгук, ей богу! - пожаловался первогодок Привалов.
   - Сам ты монумент! Чингачгук хренов! Мастер за троих жрать и балаболить как базарная баба, - вставил "контрактник" Головко, лежа на спине, уставившись неподвижными серыми глазами на медленно плывущие холодные облака.
   - Если бы не он, ты и Чаха давно бы червей кормили! - добавил Танцор.
   - Да, Святка, тут ты как всегда прав. Мы тогда с Чахой влетели капитально, считай, уже там были, в райских кущах. У боженьки за пазухой. У меня до сих пор волосы на башке дыбом встают, и мураши по спине ползают, как вспомню. Если б он не зашел с тыла к тем троим абрекам, покрошили бы они нас с Чахлым в том переулке в капусту. Вернусь домой, обязательно свечку Трофимову за здравие поставлю.

   Это случилось две недели назад, на зачистке. Ночью выпал небольшой снег, покрывший будто легким пуховым одеялом все вокруг. Рядовые Привалов и Чахов, выставив перед собой АКМы, медленно брели по узкому заснеженному проулку чеченского села. За заборами заходились, гремя цепями, захлебываясь в яростном лае, лохматые псы. С соседней улицы доносился рык бээмпешки.
   - Чаха, дай сигаретку, а то мои совсем в кашу превратились, - сказал Привалов, вытряхивая на снег из кармана раскисшую пачку "Примы" и остатки развалившихся сырых сигарет. Нежный выпавший накануне снег сразу окрасился рыжими пятнами. Словно оспинами.
   - Стефаныч на днях балакал, что в конце месяца нас наконец-то заменят, - отозвался, втянув голову в плечи, окоченевший Чахов, протягивая напарнику сигарету.
   - Совершенно нет никакого желания "шпротами" становиться!
   - Думаешь, у меня есть? Или у Ромки с Танцором?
   - Бляди штабные! Посылали на три месяца, а мы сколько тут торчим? Уже второй срок скоро закончится. Свихнуться можно!
   - Так и до дембеля не дотянешь!
   - Да, пошли они в задницу! Домой хочу!
   - Вон, Серегу увезли, совсем крыша съехала!
   - Да, Сережку жалко! Не повезло парню!
   - Тут у любого мозги заклинит.
   - Скоро, похоже, за нами очередь...
   - Домой вернусь, на "гробовые" мотоцикл куплю. Покруче какой-нибудь. "Хонду" или "Ямаху". Мне еще до армии предлагали. Есть у меня один знакомый байкер. Васька Череп. Это кличка у него такая. На кожаной куртке, на спине, у него череп светящийся с костями намалеван. В темноте светится, словно приведение. Васька любит по ночным улицам гонять. Весь из себя. Весь в коже. В заклепках. В цепях. "Ява" у него была, просто загляденье, красавица. Вся хромированная. Вылизывал ее как невесту, а тут как-то смотрю, запердуливает во двор на вишневой "Хонде", увешанной желтыми фарами. Ни хрена, себе думаю! Спрашиваю его, на какие шиши надыбал?
   - Бля! И спички отсырели! Хер, теперь зажжешь! Бл...дство сплошное! - расстроился Привалов, безуспешно чиркая спичку за спичкой о коробок.
   - Погоди! Не мучайся! Сейчас дам огонька, - Славка Чахов, покопавшись в кармане, извлек на божий свет узкую блестящую зажигалку с кнопкой на торце.
   - Так это же Святкина! Слямзил, что ли? Признавайся, Чахлый! - угрожающе сказал Привалов, узнав зажигалку Танцора.
   - Как можно? Ты, что охренел? В один миг салазки загнут! Отбуцкают только так. Ты что, наших не знаешь? Чернышов проспорил!
   - Гляди, я проверю!
   - Что я, дурак? Прекрасно помню, как тогда отоварили Кучерявого, за то, что тырил у своих товарищей.
   Привалов наклонился к красным потрескавшимся ладоням напарника, прикуривая от трепещущего на ветру пламени зажигалки. Блаженно затянувшись, он чуть не задохнулся, поперхнувшись дымом: напротив них стояли трое боевиков, неизвестно откуда взявшихся в тихом проулке.
   Двое были чуть старше двадцати, а третий, невысокий чернявый - лет сорока, судя по более смуглому лицу и по "натовскому" камуфляжу, выглядывающему из-под нашего бушлата, похоже, не чеченец. Вероятно, наемник из арабов. Все трое с автоматами в новеньких разгрузках, у одного из-за спины тускло поблескивала зеленая труба "мухи".
   Солдаты оцепенели. У побелевшего как мел Чахова задергалось веко. У надрывно кашляющего Привалова тряслись губы. Сигарета выпала... Было слышно, как она шипела, умирая на сыром снегу.
   - Бросай оружие, кафир, если жизнь дорога, - прошипел угрожающе один из боевиков, уставясь магическим зрачком АКМа Привалову в грудь. - И ни звука!
   Неожиданно, за спиной боевиков, словно тень возник лейтенант Трофимов. Откуда он взялся? Одному богу известно. Собровец сходу в упор, не раздумывая, дал длинную очередь. Стайки испуганных воробьев хором вспорхнули с кустов. Один из молодых и низенький араб повалились, сраженные пулями. Третий же, обернувшись, бросился на "собровца". Конфуций встретил его "запрещенным хоккейным блоком в лицо", разбив тому в кровь затвором автомата нос и губы, отшвырнув нападающего в сторону. И тут же короткой очередью добил его в грудь. Обернулся к другим. Чеченец с "мухой" лежал неподвижно лицом вниз: был убит наповал. Араб же подполз к забору и, вцепившись судорожно корявыми пальцами в серый от времени штакетник, пытался из последних сил подняться. Это ему почти удалось. Правая рука судорожно лапала кобуру, висевшую сбоку на ремне. Но Трофимов подошел к нему сзади и хладнокровно выстрелил в затылок. Боевик, оставляя борозды от ногтей на заборе, медленно сполз вниз.
   Где-то за домами встревоженная выстрелами, словно раненный зверь взревела "бэшка". Растерянные солдаты, потеряв дар речи, во все глаза смотрели на своего нежданного спасителя. Растерянный Привалов опустился на талый снег и тихо заплакал, размазывая слезы по лицу обтрепанными рукавами.
   - Сопли собери, вояки! Не на курорте находитесь! - зло бросил хмурый Конфуций, сплюнув. Вытряхнул из пачки сигарету. Размял. Закурил. Жадно затянулся, прищурив глаза. Ухватив наемника за плечо, рывком перевернул на спину. Склонился, внимательно вглядываясь в лицо убитому.
  
  
   - Будешь тут еб...тым. После плена, - вдруг глухо отозвался старший лейтенант Колосков. - Алексей же в 96-ом в плен попал, четыре месяца у "чехов" в санатории под Гехи-Чу прохлаждался. Насмотрелся, как всякая мразь наших ребят режет, кромсает. Однокашника, с которым призывался, у него на глазах замучили, всего изполосовали на ремни. А ему пальцы и ребра переломали да нос впридачу. Видал, он у него набок заруливает. Повезло парню, случай представился - обменяли, а то бы - каюк. Он весь седой и обмороженный оттуда вернулся. Думаешь, сколько ему?
   - Ну, выглядит на все сорок.
   - Сорок? А двадцать пять, не хошь?
   - Хватит заливать-то!
   - Он чуть постарше тебя! Вот потянуло его, горемыку, обратно сюда. В это, будь оно трижды проклято, дерьмо. Нет его израненной душе теперь покоя. Вернулся за своих ребят мстить. Жестоко мстить. Я его прекрасно понимаю. Из ада парень вырвался. Считай, с того света вернулся.
   - Я и не знал.
  
   Через некоторое время с бледным лицом и потемневшими мертвыми глазами вернулся Трофимов, молча сунул медный крестик, мятые испачканные письма и конверты в руку Дудакову. Тот, с треском отодрав клапан на липучке, запихал все в свободный карман "разгрузки". Все молчали, стараясь, не смотреть друг на друга. Говорить не хотелось. На душе было погано.
   - Ненавижу! Ненавижу! - вдруг пробормотал Трофимов, скрипнув зубами.
   Квазик, поплевывая, жевал соломинку, Привалов усердно ковырял ножом на сапоге засохшую глину. Гусев протирал обтрепанной руковицей облупленный поцарапанный корпус рации, Димка успокаивал овчарку...
   - Так, вы трое, тянете веревку! Как только перевернете его, сразу мордой - в землю! Понятно! Хватит с меня трупов! - нарушил тишину капитан Дудаков. - Остальные остаются здесь, головы не высовывать! Мирошкин, суку уложи, чтобы не вертелась тут, а то уши с хвостом в миг снесет к чертовой матери.
   - Зачем переворачивать-то? Можно и так вытянуть, - сказал Гусев.
   - Вытянешь, пожалуй, старую каргу с косой! - вставил Головко.
   - Были уже такие умники, вытянули на свою голову.
   - Мину?
   - А ты думал, подарок от Санта Клауса? Привязана была! Притащили вместе с трупом, прям себе под нос! - отозвался Привалов.
   - Заливать мы все мастера! - обернувшись к нему, усмехнулся радист.
   - Не веришь? Вон, у Ромки или Стефаныча спроси, они тех пацанов-саперов помогали в "вертушку" загружать, - вдруг взвился Головко.
   - Заткнись! - грубо оборвал его Колосков.
   - Черныш! Бля, уснул, что ли? - он, вставая, ткнул кулаком Свята в плечо. - Бери лопатку! Пошли!
  
   Чернышов, Колосков и Трофимов вышли на поляну, остановились перед мертвым снайпером, чувствуя за спиной напряженные взгляды товарищей. Пока "собровцы" отпарывали куски от принесенного брезента и скручивали жгуты, чтобы удлинить веревку; Свят старался не смотреть на Крестовского и в их сторону. Ему было не хорошо, мутило. Дрожал подбородок, наворачивались слезы. Ему было жалко и себя, и убитого Валерку, у которого еще в жизни даже любимой девушки-то не было. И тех пацанов, что погибли, и тех, что коптят в этой гребанной долбанной Ичкерии. Он отвернулся от "собровцев" и незаметно вытер рукавом влажные глаза. Его затуманенный взгляд блуждал по голым кустам, по серым деревьям, по увядшей траве, по затоптанным сухим листьям и почему-то каждый раз, вновь возвращался и натыкался на замурзанные Валеркины "берцы". Особенно, на левый ботинок, в ребристом рисунке треснувшей поперек подошвы которого впрессовавался окурок.
   - Квазик, совсем не нравится мне это, - вдруг сказал Трофимов, поднимая с земли обрывок промасленной бумаги и остатки изоленты. - Смотри, явно взрывчаткой попахивает.
   - На ишаке везли, вишь истоптано, следы кругом и дерьмо ослиное. - Колосков кивнул на край поляны.
   - Наверное, с раненным не захотели возиться. Вот и кончили, гады.
   - Ну, ты, мечтатель, чего стоишь как памятник! - раздраженный лейтенант обернулся к Чернышову. - Копай окопчик, Танцор, вон за теми кустами!
   - Да, пошустрее, и поглубже! Сонная тетеря!
  
  
   Солдат чертыхался, врубаясь саперной лопаткой в твердую почву за редким кустарником. Изрядно промучившись с дерном и корнями, принялся за затвердевшую глину.
   - Что-то мелковата, - высказался подошедший Трофимов, оценивая вырытую на скорую руку ячейку. - Дай-ка сюда лопатку! Смотри!
   Лейтенант, поковырявшись, расширил углубление и старательно выложил из дерна что-то типа бруствера.
   - Ну, парни, пора! - сказал Колосков, расправляя веревку. - Тянем по моей команде! Не рвем, а именно тянем! Как только он завалится, сразу зарывайся кротом в землю! Ты, понял. Черныш? Главное, не дрейфь, все будет спок!
   - А если он не перевернется? - спросил Чернышов и облизнул потрескавшиеся губы.
   - Будем кантовать, как есть, - буркнул Трофимов.
   - Куда он денется? - хмыкнул Квазимодо, вытаскивая из ножен и втыкая сбоку от трупа свой трофейный штык от древней "токаревской самозарядки", который он экспроприировал во время зачистки. - Вот так-то лучше будет. Упрется в рукоятку и завалится, как миленький.
   - Ну-ка, Танцор, подвиньсь! Чего рассопелся как паровоз? - старший лейтенант криво усмехнулся, устраиваясь рядом с солдатом. - Очко, поди, заиграло? Не боись, и не в таких переделках бывали! Верно, Конфуций? А лучше вали-ка к Дудакову, справимся и без сопливых, вдвоем.
   Начал накрапывать мелкий дождь, перешедший в изморось. Тяжелое свинцовое небо с темными рваными облаками, несущимися над ними, не предвещало ничего хорошего.
   - Похоже, закончились солнечные морозные денечки, - сказал, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Чернышова, Трофимов. - Снова слякоть, опять будем месить чертову грязь.
   Квазимодо, приподнявшись на локте, по-разбойничьи свистнул бойцам, укрывшимся в ложбинке.
   - Дмитрич!! Все залегли!!
  
   Веревка натянулась как струна. Негнущийся Крестовский вздрогнул, сдвинулся, нехотя приподнялся, замер с запрокинутой головой и плюхнулся на живот. Через секунду ухнуло, заложив перепонки, словно в уши напихали вату. Ветки и кусты затрещали и затрепетали посеченные осколками, сверху дождем посыпалась земляная труха и закружили снежинками редкие ржавые листья.
   - "Феня", как пить дать! - крикнул, поднимаясь и отряхиваясь, высокий крепкий Колосков.
   - А почему рванула сразу, как только мы его с места стронули? - задал вопрос подбежавший первым Чернышов.
   - Да тут ничего особенно нет, Танцор! Вахи-суки, мастаки на такие фокусы. Они что для этого делают? Вывинчивают запал гранаты, отпиливают взрыватель, укорачивают на время, которое им надо и все. Захотят "феня" взорвется сразу или через секунду вместо четырех. Ведь верно, Конфуций?
   - Мальца нашего, кажись, все-таки зацепило? - отозвался, не отвечая на вопрос, молчаливый собровец, склонившись над убитым снайпером.
   Несколько осколков безжалостно впились в бок Крестовскому, остальные пришлись впритирку, изодрав ему в клочья спину и связанные руки.
   Подошли бойцы, с обнаженными головами обступили убитого товарища. Закурили. В стороне у кустов мучился бледный как смерть Головко, его рвало.
   - Привалов, накрой брезентом! - распорядился капитан. - Отвоевался, братишка.
   - Да, совсем еще пацан, - добавил Колосков. - Лучше бы с капитаном Карасиком в машине погиб, чем так.
   - Не одного "чеха" не завалил, а смерть принял страшную, мученическую, не позавидуешь, - тихо сказал Ромка.
   - Не завалил? Так мы завалим! И будем, пока живы, долбить эту сволочь! - вскипел Конфуций.
   Над рощей нависли тяжелые тучи. Изморось окончилась. Вместо нее, вдруг лениво повалил пушистыми хлопьями снег.
   - В 95-ом, помню, зимой солдата из развалин вытаскивали, - начал Дудаков, смахивая с рыжеватых усов мокрые снежинки. - Чуть не влетели. Дураки были, опыта не было. Не ожидали подобной пакости от боевиков. Чудом, тогда, живы остались.
   Откашлявшись, он продолжил:
   - Пацана еле от земли отодрали. Накануне слякоть была, а тут морозец вдарил. Ну и примерз наш солдатик крепко-накрепко. Подняли его, глядим, а под ним "фенька" на взводе лежит, нас дожидается. Ребрышками поблескивает, шалава. На нас поглядывает. Ну, мы так и встали как каменные изваяния. Вцепились намертво в бушлат убитого, мозги у всех заклинило. Бросать труп надо да самим, если успеем лепиться к земле-матушке. А мы не можем. Силушки нет. Оставила нас. Стоим как истуканы, на лимонку во все глаза пялимся. Так и простояли, пока Санька Ивошин нас в чувство не привел. Повезло по-черному. Смертушка рядом, вот так, стояла. Рычаг у "феньки", оказывается, льдом прихватило. Оттого и не рванула. Потом мы ее из-за укрытия расстреляли. А вечером по полной программе отметили, нахрюкались в стельку. Вот как бывает. Думали тогда, что в сорочке все родились. Ан, нет. Через неделю Санек подорвался на "растяжке" в подъезде разрушенного дома, где накануне снайпера засекли.
   - У нас тоже ребят в 95-ом положило, - отозвался вдруг молчаливый Конфуций. - Паренек из нашего взвода пропал. Жарковато у нас было. Думали, струхнул и деру дал. А через пару дней нашли его уже мертвого, к дереву привязанного, с миной на шее. Ну, естественно, сами соваться не стали. Саперов вызвали. Приехали двое ребят молодых. Покрутились они около Андрея, сняли взрывчатку, отсоединили все провода, отвязали его от дерева, тут и рвануло. Ребят, конечно, на куски. С сюрпризом оказалась, сучка.
  
  
Оценка: 7.70*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019

серьезные знакомства в москве :: Бзтм - бзтм (terma-n.ru)