Продолжаю после литературной обработки публикацию воспоминаний фронтовика-артиллериста К.Д. Иванова о своем боевом пути. Вниманию читателя предлагается завершающий этап войны, когда бойцы Красной Армии ступали на землю врага. К великому сожалению, далеко не всем из них довелось дожить до такого желанного и долгожданного момента. Многие сложили головы на этом пути, долгие версты его были помечены сотнями тысяч могил. Ценою таких безвозвратных потерь, через неимоверные страдания, тяготы, лишения советский народ и его доблестная армия все же сумели одолеть жестокого и коварного фашистского зверя, добить его в собственном логове.
Интересно отметить, что К.Д. Иванов в своих воспоминаниях описываемого периода (кстати, подобное характерно для большинства рассказов бойцов нашей армии, прошедших через поверженную Германию) повествует о тяжелых боях как о рутинном, привычном за прошедшие годы войны солдатском труде. Значительное же внимание им уделяется описанию и "открытиям для себя"" совершенного другого мира, в котором он оказался волею солдатской судьбы, мира иной культуры с непривычными для него бытом, архитектурой, укладом жизни, менталитетом, мира, который своей непохожестью заставлял советских воинов иногда глубоко задумываться, выходить за рамки существовавшей тогда идеологической парадигмы. Не удивительно: основную массу бойцов Красной Армии составляли вчерашние крестьяне и жители провинциальных городов и поселков, не "измученные" архитектурно-культурными "излишествами", с очень "скромными" представлениями о достатке, уровне жизни. Думается, во многом этим и объясняются яркие впечатления, сохранившиеся в памяти русских солдат, соприкоснувшихся с указанным миром. При этом можно однозначно утверждать, что ни какие эмоции, "потрясения" от увиденного не могли поколебать их святую веру в правое дело и свою победу.
Заслуживает внимания и попытка автора воспоминаний дать свою, причем достаточно аргументированную, оценку роли Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина в войне.
Думается, предлагаемый фрагмент воспоминаний фронтовика, непосредственно участвовавшего в штурме Берлина, не оставит читателей равнодушными.
Встречая яростное сопротивление фашистов, мы с боями упорно продвигалась по территории Польши на запад, впереди Германия, а там и Берлин. Дивизия, в которую входил наш артиллерийский дивизион, имела особое назначение: после прорыва обороны противника, мы устремлялись вперед и громили вторые эшелоны немцев, иногда уходя далеко вглубь фашистских войск. С нашим появлением в глубоком тылу немцев они от неожиданности вначале признавали нас за своих, а увидев на наших танках звезды, бросались врассыпную, оставляя неповрежденную технику, или нередко вместе с нею сдавались в плен. Отдельные кричали на понятном для нас языке: "Гитлер капут".
Однажды навстречу нам вылетела немецкая легковая автомашина с военными, причем прямо в расположение батареи. Увидев, кто перед ними, водитель попытался быстро развернуть машину и скрыться. Несколькими выстрелами из орудий мы поразили неожиданную цель, машина загорелась, перевернулась, уцелевшие пассажиры, выскочившие из нее, были расстреляны автоматным огнем. Бывали случаи, когда мы внезапно врывались в населенные пункты и видели, как работают магазины, рестораны, кинотеатры, а по улицам прохаживаются отдыхающие фрицы с дамами. Во всех их движениях наблюдалась чопорность, чувствовалась самоуверенность, даже какая-то наглость. Однако стоило им увидеть нас, как спесь моментально слетала, они поднимали руки вверх и кричали: "Гитлер капут". Некоторые даже становились на колени, прося о снисхождении.
Чем ближе подходила Красная Армия к границам фашистской Германии, тем яростнее сопротивлялись немцы. Получил тяжелое ранение Приходько. Его отправили в полевой лазарет, а меня назначили командиром орудия. Мой земляк, сталинградец, Миша Бутенко стал наводчиком. Наш орудийный расчет уже несколько раз обновлялся. Ребята выбывали в основном по ранению или контузии, однако кого-то приходилось и хоронить. Я и Михаил отделывались царапинами и перевязкой при оказании первой медицинской помощи, но, по-прежнему, оставались на огневой позиции в составе расчета. Дивизия за время боев передавалась несколько раз с одного фронта на другой, были мы и на 4-ом, и 2-ом Украинских фронтах.
При вступлении в бой командир батареи Фомин обычно предупреждал: "Стрелять только по целям, которые представляют серьезную огневую точку. Стараться избегать обстрела жилых зданий, государственных учреждений, представляющих исторические памятники архитектуры".
Однажды на одном старом высотном здании засел немецкий пулеметчик и мешал продвижению пехоты. Она залегла и несла большие потери. Командир пехотного батальона обратился к комбату Фомину с просьбой подавить огневую точку. Он в это время находился рядом с нашим орудием и отдал приказ: "Сержант Иванов! Уничтожьте пулемет, но осторожно, постарайся сильно не разрушать здание. Установите точную прицельную дальность".
Я навел панораму на цель, заряжающий подал фугасный снаряд, нажал на рычаг. Во время выстрела орудие откатилось назад, поскольку не было надежно закреплено, и снаряд пролетел мимо. Быстро, чтобы не заметил командир, ломом сделали упор в асфальте, выстрелили второй раз, и пулемет умолк навечно. От пехоты последовала благодарность.
Иногда в течение дня дивизия продвигалась вперед до 50 и более километров, не встречая серьезного сопротивления. При глубоких прорывах в немецкие тылы мы отрывались далеко от основных сил, и фашисты часто старались воспользоваться этим обстоятельством, пытаясь отрезать нашу дивизию и уничтожить ее. Однако нам всегда удавалось парировать их удары. Каждый из нас был убежден, что любой успех нашей армии приближал победу, а самое главное - всем очень хотелось быстрее выйти на территорию фашистской Германии и окончательно ее разгромить.
И вот, долгожданный день настал. На рассвете после артиллерийской подготовки армия перешла в наступление. Сломив сопротивление фашистов, перешли границу и оказались на территории Германии. Мы с любопытством и большим удивлением воспринимали все, что встречалось на нашем пути. В глаза бросался образцовый немецкий порядок во всем. Нас просто шокировали широкие асфальтированные дороги с разделяющей полосой зеленых насаждений. Разделительные полосы определяли путь для пешеходов и велосипедистов. Вдоль дорог тянулись фруктовые деревья, в парках - чистота, порядок, не видно пеньков, повсюду скамейки для отдыхающих. Дома в сельской местности кирпичные, как правило, двухэтажные, их трудно отличить от городских строений. Дома окружает узорчатая изгородь с металлическими воротами, во дворах - гаражи и другие хозяйственные постройки, необходимые для проживающей семьи. Заходя в такие дома, мы не переставали изумляться прекрасной планировкой комнат. Они делались отдельно для взрослых и детей и обычно располагались на втором этаже. Обязательно имелись зал для обеда, ванная и туалет раздельно. Особой чистотой и опрятностью отличалась кухня для хозяйки со всеми принадлежностями, столь необходимыми для приготовления пищи и сервировки стола. Здесь же располагался камин, отделанный красивой цветной плиткой. Во дворах на загляденье красиво: дорожки посыпаны мелким гравием, кругом цветы. Некоторые коттеджи покинуты хозяевами, в них оставлена различная одежда, дорогостоящая посуда, прекрасная мебель. На окнах висели красивые цветные занавески, закрепленные на деревянных карнизах. Вокруг дома большая светлая веранда, в которой находилась легкая плетеная мебель. Все здесь делалось основательно, для счастливой жизни, но не было ее сейчас у немцев по их же вине. Одни из них, все побросав, в спешке убежали в неизвестность, другие - навечно остались в чужой земле, отмеченной крестом с водруженной на нем каской. Видимо, таков закономерный итог за совершенные ими злодеяния над гражданами многих стран.
На зеленых лугах паслись давно не доенные породистые, крупные коровы со свисавшим почти до земли выменем. Часто встречались ломовые лошади, тащившие тяжелые грузы, уложенные на просторные телеги, колеса которых были обшиты резиной. Вокруг брошенных коттеджей бродили, повизгивая, породистые свиньи с многочисленным черным приплодом.
Для нас было удивительным воспринимать молодых немок, ходивших в брюках, ездивших за рулем автомобиля, а чаще на велосипедах.
Увиденное в Германии резко контрастировало с обстановкой на территории Польши. Там наблюдалось много разрушенных домов, обгоревших зданий, повсеместно отмечались следы жестоких боев. Немцы, отступая из Польши, старались все уничтожать или сжечь. И только стремительное наступление нашей армии помешало их преступным замыслам.
При нашем въезде в селение обычно жители, как по команде, вывешивали белые флаги, проявляя свою покорность и, что называется, сдачу на милость победителей. Безусловно, они боялись ответственности за те бесчинства и смерть, которую сеяли в чужих землях немецкие солдаты с их гласного и не гласного благословения. И вот наступил час расплаты за совершенные их соплеменниками тяжкие преступления.
Фашистская элита делала все возможное, чтобы держать в покорности свое население, одурманивая, оболванивая его гебельсовской пропагандой. Несогласных запугивали, непокорных уничтожали, отправляя в концлагеря или крематории вместе с советскими воинами, попавшими в фашистский плен. Естественно, немецкое население по-разному относилось к нам. Большинство враждебно. Это было видно по нескрываемому выражению их лиц. Видимо, гебельсовская пропаганда не прошла для них даром. Многим внушили мысль о страшных большевиках, которые пришли в Германию, чтобы отомстить, учинить расправу над мирным населением. Они интуитивно понимали, что повод, безусловно, для этого был.
Определенная часть населения относилась к нам более или менее лояльно, даже доброжелательно. Так относились те, кто в годы фашистского правления сам пострадал либо чьи дети, мужья, родители были арестованы или уничтожены в концлагерях. До конца же понять истинное отношение населения к нам порой было невозможно. При встрече с гражданами, они, как правило, произносили слово "Камрад". У некоторых страх за свою жизнь брал верх, они с заискивающей улыбкой делали поклоны. Их поведение выглядело жалким, оставляло неприятный осадок.
Население было голодным, выдача эрзацпайка истощила организм людей, они выглядели изможденными и худыми. Русская доброта и душевность проявилась и здесь. Армейские кухни всюду раздавали пищу населению, вокруг выстраивались длинные очереди с котелками и кастрюлями.
Поступил приказ Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина, в котором излагались объективные причины, побудившие Красную Армию перейти границу и вступить на территорию Германии. В приказе говорилось, что наша армия ведет освободительную войну с поработителями и завоевателями, воюет не с немецким народом, а с фашизмом. Он приходит и уходит, а немецкий народ остается. В этом приказе также делалось серьезное предупреждение нашим воинам о недопущении к немецкому народу недозволенных методов. Всякие случаи жестокого обращения должны немедленно пресекаться, вплоть до применения высшей меры наказания. Приказ И.В. Сталина был объявлен каждому солдату и офицеру под роспись. Он имел большое политическое, воспитательное и, я бы сказал, и профилактическое значение. Не секрет, что среди некоторой части военнослужащих было недоброжелательное и даже враждебное отношение к немецкому населению за те бесчинства, которые фашистская армия совершила в нашей стране.
Чего греха таить, находились солдаты, в том числе и офицеры, которые злостно нарушали приказ Сталина, вели себя не достойно, занимались мародерством, насилием, применяли оружие там, где не требовалось его применять. Все это создавало у некоторой части населения не лучшее мнение о Красной Армии. Помню, как строем вывели личный состав полка на площадь, где зачитали приговор военного трибунала и на наших глазах расстреляли двух мародеров. После в разговоре между собой никто не высказал сожалений в адрес расстрелянных, наоборот, прозвучало их всеобщее осуждение и презрение.
Воспитательная работа проводилась с нами во время коротких передышек, когда дивизия получала пополнение личного состава и боевой техники.
- Без моего ведома, - строго на строго приказывал нам комбат Фомин, - в населенных пунктах не появляться, с гражданскими лицами в контакты не вступать, вымогательством не заниматься и ничего противозаконного не предпринимать. Имеются случаи, - продолжал он, - когда наших офицеров и солдат находили убитыми, над их телами совершалось глумление. Часть населения не желает прихода Красной Армии, всячески пакостит, борется с нашими воинами.
Нас строго предупреждали о том, что без разрешения не пользоваться водой, продуктами питания и спиртными напитками, поскольку немцы при отступлении травили их ядом, чтобы причинить ощутимый урон нашей армии. Таких примеров, к большому сожалению, имелось немало и на моей памяти. Однажды с боем заняли станцию, где была обнаружена цистерна со спиртом. Многие солдаты с котелками хлынули к ней и тут же, как говорят, не отходя от кассы, начали его потреблять. Итог - погибшие, слепые, серьезно больные с поражением нервной системы.
Продвигаясь с боями по территории Германии, мы зачастую являлись свидетелями трогательных встреч однополчан со своими братьями, сестрами, друзьями и товарищами, угнанными фашистами в Германию. Вид их был ужасающим: худые, голодные, в оборванной одежде. Все, что было у нас из скудных запасов в вещевых мешках, мы отдавали им. Освобожденные рассказывали страшные картины рабского труда у немецких помещиков. За длительный и изнурительный труд кормили тем, что приготавливалось для скармливания скотине, одежду выдавали такую, которая уже подлежала выбрасыванию. Спали в надворных постройках вместе со скотом. Никакой переписки с родными не допускалось и, естественно, они не знали, кто и где находится, что происходит на фронтах. Посещение кино и других общественных мест категорически запрещалось. О приближении Красной Армии догадывались, наблюдая убегавших немцев, оставлявших свои квартиры и поместья. Подтверждением этого являлись также огненное зарево и доносившийся гул артиллерийской канонады.
У освобожденных из фашистской неволи граждан многие наши воины старались узнать судьбу своих близких, также угнанных в фашистское рабство.
Особо страшную картину вызывал вид освобожденных советских военнопленных. Это были ходячие скелеты, не узнаваемые даже теми, с кем служили в одной части, ели из одного котелка.
Запомнился короткий рассказ бывшего летчика, майора, освобожденного нами из плена.
- Каждый военнопленный, - тихим голосом говорил он, - был обречен на смерть. Одни уходили из жизни раньше, другие ожидали своей очереди. Все знали одно: прожитый день мог быть последним. Невольно с этим мы смирились. Единственной надеждой на спасение для нас являлся приход Красной Армии. И в то же время мы были убеждены, что перед этим фашисты нас уничтожат. Спасибо вам и низкий поклон! Только ваше стремительное наступление спасло нас от верной смерти.
Большинство наши военнопленных просились записать их в часть, чтобы отомстить фашистам за гибель своих товарищей, за все муки и страдания фашистского плена. Однако многим из них была уготована другая участь. Увиденное и услышанное от них вызывало праведный гнев и возмущение, каждый воин давал клятву отомстить за своего товарища, брата, сестру, сгинувших в фашистской неволе.
Среди освобожденных из плена было много французов, поляков, англичан и лиц других национальностей. Все они со слезами на глазах, бросались в объятья наших воинов, благодарили за их освобождение. Особенно им хотелось получить на память наши звездочки. Все мы и, даже комбат Фомин, остались без них. Наши старшины, повара делали все возможное и невозможное, чтобы накормить их, выдать необходимую одежду. Эти встречи до сих пор не забываются.
По мере приближения к Берлину сопротивление немцев становилось все фанатичнее, они цеплялись за каждый дом, за каждый клочок земли, пытаясь продлить свою агонию. Они понимали, что час расплаты для них настал, пришло время, когда праведный суд воздаст им должное. От осознания этой мысли они становились еще злее. Горько и больно было видеть, как на твоих глазах в преддверии полного разгрома немецкой армии погибали от этих обреченных нелюдей твои товарищи, с которыми ты прошел долгими верстами войны.
Боевые действия зачастую приходилось вести в условиях жилой застройки. Открытая местность для артиллериста, хотя она и таит определенную опасность, более удобна, позволяет вести прицельный огонь без всяких помех, нежели в условиях города с множеством зданий. Здесь сокращается и ухудшается видимость цели, впереди стоящие здания мешают полету снаряда. Есть и другая опасность: при разрыве снаряда противника личный состав и техника несут дополнительные потери от "вторичных" осколков в виде кирпича и стекол.
Стрельбу из орудий по мере возможности старались вести с открытых позиций. Вся корректировка огня по огневым точкам и немецкой пехоте комбатом Фоминым проводилась с помощью бинокля, с которым он никогда не расставался. Будучи обстрелянными, в укрытия мы уже не бегали, да у нас их и не было. По звуку летящего снаряда научились определять направление его полета. Наклоняли голову по привычке, которая сложилась во время боев.
Большую опасность, особенно в условиях города, представляли "фаустпатронщики". Они, находясь в укрытии (на чердаках зданий, на этажах жилых домов, в полуподвалах, за углом дома) с короткого расстояния производили выстрелы по танкам, машинам, орудиям, пулеметным расчетам, как правило, поражая цель. Мы несли большие потери. Стрельбу вели в основном хорошо подготовленные и обученные мобилизованные из числа молодежи. Они умело владели этим новым для нас видом оружия. Хотя прицельная дальность стрельбы из него и была сравнительно небольшая - 30-40 метров, однако в условиях городской застройки он был очень эффективным. Стали создаваться специальные подразделения для борьбы с "фаустпатронщиками". После захвата складских помещений, где хранилось это оружие, наша борьба с его использованием, оказалась очень эффективной против досаждавших нам "фаустпатронщиков".
После многодневных боев мы вышли на реку Одер. Саперы быстро навели понтонный мост, по которому лавиной двинулись войска. Небо ясное, без единого облачка, самая благоприятная погода для полета самолетов. И фашистские летчики предприняли ряд попыток прорваться к наведенному мосту, уничтожить его, сорвать дальнейшее наступление нашей дивизии. Зенитчики совместно с нашими истребителями не давали им такую возможность. В воздухе все назойливее появлялись немецкие самолеты. Обстановка сложилась крайне напряженная, скопилось большое количество техники, личного состава, а пропускная способность моста была крайне ограниченной. Ко всему прочему на мосту произошел затор: заглох мотор одной из машин, перекрывшей все движение. Как раз в это время к мосту подъехало несколько американских виллисов в сопровождении охраны, и из одного из них вышел маршал Жуков. Он, ругаясь, стал разгонять скопившихся у застрявшей машины, ударил офицера, ответственного за продвижение войск. Была дана команда сбросить эту машину вместе с грузом в Одер. Наконец колонна двинулась вперед. Так я и многие мои однополчане впервые увидели прославленного полководца, о котором ходили легенды. Упал ли его авторитет в моих глазах тогда, у понтонного моста на Одере? Отвечу однозначно - нет. Почему? На войне как на войне. Здесь счет шел на секунды. Не прими вовремя нужное решение, и накрыли бы всех прорвавшиеся фашистские бомбардировщики.
К сожалению, практика рукоприкладства, оскорбления и унижения человеческого достоинства имела место в армии, несмотря на все запреты, изложенные в существовавших приказах и наставлениях. Не были "паиньками" в этом отношении и некоторые крупные военные начальники, начиная от Жукова и заканчивая нашим комбатом Фоминым. А все плохое, как известно, быстро передается другим командирам значительно ниже рангом. И здесь нельзя умолчать, что многие такие "горячие" командиры за грубое поведение жестоко поплатились на войне, став жертвой своего обидчика.
Конечно, все мы не безгрешны, способны на определенные "эмоциональные всплески", особенно на войне, когда нервы бывают напряжены до предела. Жуков тоже один из нас. Но не этим меряется величие человека, особенно крупного военноначальника. Его имя в то время было известно всей Красной Армии. Победа на фронте, на отдельных его участках, зачастую связывалась с его именем. Среди солдат бытовало: где Жуков, там и победа. Он не гнушался появляться на кухне, требовал доложить, чем кормят солдат, садился и снимал пробу. Плохо становилось тем, кто не выдерживал этого экзамена.
Безусловно, нам были известны тогда имена и других прославленных полководцев: Конева, Рокоссовского, Ватутина, Черняховского, Еременко, Баграмяна, Мерецкова, Толбухина и др. Это в честь их побед в столице нашей Родины, Москве, по приказу Сталина давались салюты. И среди всей этой когорты выдающихся полководцев особняком стоит имя нашего Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина.
К великому сожалению, ряд историков и крупных военоначальников, исходя из коньюктурных соображений, в угоду временщикам, стали порочить имя Сталина, умалять его роль как Верховного Главнокомандующего. Скажу, как солдат того времени, что имя Сталина прочно связано с нашей Победой. Я был свидетелем, когда наступающая пехота с именем Сталина, с песней "Вставай, страна огромная" шла в атаку под шквальным огнем врага. За Родину, за Сталина солдаты совершали бессмертные подвиги. Для нас, рядовых, да и, наверно, командиров всех рангов Сталин был знаменем, под руководством которого случались поражения, но больше было Побед. Сказанные им в начале войны слова: "Наше дело правое, Победа будет за нами", оказались пророческими, народ, армия поверили ему, подтвердили на деле его знаменитые слова. Я не сталинист, но как активный участник Великой Отечественной войны хотел бы высказать свое мнение и, думаю, мнение тех фронтовиков, с которыми на долгие годы свела меня судьба. Сталин сыграл большую роль во второй мировой войне. Как бы не пыжились временщики и облизывающие их сатрапы, им не удастся очернить и уронить признанный народом его авторитет.
Да простит меня читатель, что забегаю вперед, но постараюсь привести отдельные примеры в подтверждение своей позиции. Мне по долгу службы, где происходила Сталинградская битва, неоднократно приводилось работать, проводить охранные мероприятия, быть на приемах, в том числе и в узком кругу среди прославленных военных начальников, героев, участников исторической битвы на Волге: Еременко, Чуйкова, Шумилова, Родимцева, Афанасьева, Павлова, Зайцева и других. Все они тепло отзывались и аргументированно защищали имя Сталина от нападок и различного рода злостного, надуманного критиканства.
Вспоминаю событие из периода правления страной Н.С. Хрущевым, когда Сталинградская область была только что переименована в Волгоградскую. Мне поручили обеспечить охрану общественного порядка на месте предстоящего удаления с постамента памятника Сталину работы академика Вучетича, установленного при входе в Волго-Донской судоходный канал у шлюза N I. Стояла холодная осенняя погода, шел моросящий дождь, переходящий в мокрый снег. Время около полуночи. Организовал оцепление, чтобы не проникнул ни один посторонний, как было приказано власть имущими. Подъехали трактора, и за голову "стоящего" Сталина зацепили металлический трос. Началось глумление над "мертвым львом". Трактористы стали стаскивать его с пьедестала. Свалить никак не удавалось, дважды обрывался трос, как укор устроителям этого политического шоу. И только на третий раз с большим скрежетом, грохотом Сталин упал, сохраняя и вне пьедестала свое величие, обратив взор к небу, к Высшему Судие. Стоявшие рядом люди плакали, многие высказывали свое возмущение. Мне показалось, что лишь усиленная охрана спасла тогда всех "ниспровергателей" от справедливой народной расправы.
После свершившегося глумления над памятью прославившего себя при жизни, его памятник, отлитый из меди, погрузили в заранее подготовленные машины и увезли быстро, по-воровски, подальше от народного гнева.
Стоявший рядом со мной автор этого монументального творения заметил с горечью: "Впервые в моей жизни и творческой деятельности увидел подобное варварство. Глупо уничтожать, несмотря на все мои возражения, то, что создавалось мною по воле народа".
Это мог сказать только гениальный скульптор, смелый и убежденный в своей правоте человек - Вучетич.
Наша дивизия в числе наступающих войск подступала к Берлину, приближая столь желанную для всех Победу. Немцы уже не могли, как раньше, мощно противодействовать нам. Они разбросанно из всех видов орудий, иногда чисто психологически пытались остановить наше продвижение. Их танки, самоходки, закопанные в землю, в основном играли роль укрепленных дотов. Из-за отсутствия горючего их не могли использовать по прямому назначению, а потому и закапывали.
Военной техники для штурма Берлина нами было сосредоточено много. Скажу одно: уже никакая сила фашистов остановить Красную Армию не смогла бы тогда. И все надежды Гитлера на помощь Берлину, которая, по его мнению, должна была изменить вообще весь ход событий на германском фронте, являлись мифическими. С боями за каждый дом, улицу, квартал мы неумолимо приближались к сердцу Берлина - Рейхстагу. От выстрелов фаустпатронов, вражеских пуль и осколков солдаты нашей батареи постоянно несли потери. Батарея била прямой наводкой по разным боевым целям, откуда по нашим войскам стреляли фашисты. Город весь в огне и дыму, повсюду слышны разрывы снарядов, пулеметные и автоматные очереди. В ряде случаев невозможно установить, чьи летят снаряды, трудно даже определить, где наши, а где немцы. От постоянной канонады не слышны команды командиров.
Специально оборудованных позиций, укрытий для личного состава не было, каждый определял для себя место, чтобы удачнее вести огонь. Питание не подвозили. Перед этим выдали сухой паек, который с вещмешками находился в кузове автомашины. Где она - никто не знал, да и не до этого было. Подбитые танки, независимо от их принадлежности, нередко являлись нашим укрытием в бою. Самолеты противника и наши постоянно кружили в воздухе, вели огонь, и нельзя определить, откуда грозит опасность. Иногда на аэростатах поднимался наш корректировщик огня. Тут же немцы по нему открывали огонь, и было видно, как аэростат загорался и вместе с корректировщиком падал на землю.
Недалеко от места сражения, на расчищенных от кирпичных завалов местах, разворачивались полевые лазареты для оказания медицинской помощи раненым, которых с каждым часом становилось все больше.
Выбыло из строя несколько артиллеристов нашей батареи. Среди них были и убитые. Каждому из нас приходилось выполнять несколько обязанностей. Большой проблемой стал подвоз снарядов, их просто не хватало. Мы по очереди бегали за ними. Противогазные сумки использовали для патронов к карабинам и автоматам. В перерывах между выстрелами из орудий вели огонь по немецкой пехоте из стрелкового оружия, которое в этой обстановке нас хорошо выручало. Постоянно гремели взрывы. Дышать становилось трудно, дым и гарь стояли сплошной стеной, горело все, что даже не должно гореть. Бои не прекращались ни на минуту. Все были уставшие, грязные от пыли и копоти, в порванном обмундировании, но с хорошим боевым настроем. Мы понимали, что дни фашистской Германии сочтены.
В подтверждение наших мыслей вскоре стало известно, что покончил жизнь самоубийством Гитлер. Другие из его окружения разбежались, некоторые были взяты в плен.
Через пару дней во всех окнах зданий замаячили белые флаги. Враг капитулировал. Вот он, долгожданный миг нашей Победы!
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
