Okopka.ru Окопная проза
Ручкин Виталий Анатольевич
Осень

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вчера отметил свое 60-летие. Вот и наступила моя осень жизни. Какая она будет, одному Богу известно. Бесспорно одно: все чаще и чаще буду обращаться к воспоминаниям о детстве.


   Осень
  
   - Сынок, вставай, - сквозь сон слышу тихий голос матери. - Ты просил разбудить пораньше. - Ее теплые, ласковые руки касаются моих щек, гладят вихрастую головенку.
   Я с трудом просыпаюсь. На меня с легким прищуром смотрят ее бесконечно добрые, голубые глаза. Спросонья что-то бормочу. В постели тепло, уютно, страшно не хочется вставать, опять закрываю глаза.
   - Вы сегодня всем классом едете копать картошку, - окончательно выводит меня из сна ее напоминание о хлопотах грядущего дня.
   Я резко встаю с кровати, в полусумраке комнаты торопливо нащупываю свою одежду, поеживаясь от холода, натягиваю на себя. Снова сажусь на кровать, потягиваюсь, зеваю.
   В окна уже стучится рассвет. Его малиновый пожар все шире и шире расползается по небу, упорно пробиваясь сквозь акацию, растущую за окнами. Их стекла начинают окрашиваться в пурпурный цвет. Утренний свет медленно разливается по комнате, раздвигая ее горизонты, высвечивая темные углы, четче обозначая контуры стоящих в ней кроватей, стола и комода. Под напором льющегося в окна света все красочней проступает рисунок ковра, висящего на стене, рельефней выступает на фоне стены печь голландка, отчетливо обозначается квадрат двери, ведущей в горницу.
   Сиди - не сиди, а идти надо. Встаю с кровати и понуро плетусь в избу к умывальнику. Холодная вода бодрит, решительно выкорчевывает из меня остатки сна, настраивает на рабочий ритм. Сажусь за стол. На нем дымится рыбный пирог, источая вкусные ароматы. Ломаю его, лениво жую. Сегодня как-то без особого аппетита. Выпиваю стакан молока и иду к порогу.
   - Возьми, - мать протягивает мне холщовую сумку с продуктами. - Целый же день будете в поле.
   Я отказываюсь, пытаюсь утверждать, что продукты не нужны.
   - Бери, - повышает она голос и решительно вкладывает мне в руку сумку. - Как же, на целый день в поле и без еды? - Вопросительно смотрит на меня. - Хорошо поработаешь, хорошо и поесть захочется. - Заключает нашу полемику.
   - Мама, где ведро? - Спрашиваю весь нахохленный, недовольный.
   - На крыльцо поставила.
   Я молча выхожу из дома. На последней ступеньке крыльца вижу ведро, бросаю в него сумку с продуктами и, подхватив его, выскальзываю из калитки на улицу.
   Над избами появляется краешек солнца. Оно светит мне прямо в лицо. От набирающего силу солнечного света начинаю щуриться. Поеживаясь от утренней свежести, ускоряю шаг. Еще один поворот, и выхожу на центральную улицу, на которой расположена школа.
   Над избами из печных труб поднимается дым и разносится ветром по всей округе. В воздухе стоит обилье разных запахов. Во дворах вовсю горланят петухи. Перед домами, вдоль заборов, важно вышагивают гуси. Иногда они тянут высоко вверх свои шеи, отчаянно гогочут, размахивают крыльями. С озера доносится громкое кряканье домашних уток, из всех закоулков слышится лай собак. Все живое проснулось и начинает новый день.
   У школы группами разного калибра кучкуются школьники. Учителей не видно. В стороне от всех стоят старшеклассники. Опершись на лопаты, о чем-то весело болтают. Их разговоры периодически заканчиваются взрывами заразительного смеха. Младшие школьники, гремя ведрами, сбились в кучки: порознь мальчики и девочки разных классов. Подхожу к группе мальчишек из своего третьего класса, здороваюсь. Все покачивают ведрами, наперебой что-то рассказывают друг другу. Вклиниваюсь и я в бурлящую, звонкую болтовню, бросая то одному, то другому собеседнику едкие реплики. Иногда это вызывает веселый, громкий смех. Тут же я становлюсь объектом чьих-то насмешек. Все тонет в море беззаботной детской непосредственности: наивные вопросы, шутки, выдумки, шалости, смех.
   Вскоре из-за поворота на дорогу вырываются три грузовика. Урча моторами и поднимая клубы пыли, лихо подкатывают к школе. Свежий утренний воздух наполняется резкими запахами бензина, выхлопных газов. В проеме школьной двери появляются учителя. Начинается общее оживление, перекличка, согласование организационных вопросов. Наконец, все утрясено, улажено, поступает команда на посадку. Старшеклассники грузятся в кузов "газончика". Ребята галантно помогают девчонкам первыми подняться на борт, рассесться на установленные в кузове лавки. Мы, мелюзга, расталкивая друг друга локтями, гремя и тыча в спину ведрами, штурмуем два оставшихся автомобиля, облепляя их борта с разных сторон. Учителя ругаются, кричат, пытаются урезонить нас, но все бесполезно. По-прежнему продолжает царить полная анархия и кавардак. Не обходится без слез и словесных перепалок. Через несколько минут с невообразимым гвалтом все рассаживаются по лавкам, и страсти начинают стихать. Директор школы с колхозным бригадиром еще какое-то время что-то уточняют, обговаривают последние вопросы. Потом слышится стук закрываемых дверей в кабинах машин, рев моторов, и мы медленно выползаем на дорогу.
   Мимо проплывают серые приземистые избы с выходящими на дорогу и огороженными плетнями, реже - штакетником, палисадники. Взгляд выхватывает украшающие их желтые шарики бархоток, пеструю, разноцветную палитру астр. Цветы уже потеряли былую яркость и сочность. Не радуют глаз прежней густотой крон и зеленой свежестью растущие там же акация, сирень, бузина. Отчетливо видны черные квадраты огородов, на которых беспорядочно разбросаны кучки желтой ботвы от выкопанной картошки, да белые полоски грядок с капустой. Кое-где, поблизости от домов, высятся огороженные жердями стожки сена. За околицей пасется растянувшийся вдоль дороги табун. Коровы, заметно подросшие за лето телята, округлившиеся овцы старательно щиплют изрядно поредевшую и огрубевшую траву в поблекшей степи. Не ярко блестит на солнце рябью волн ближнее озеро, окольцованное желто-зеленой полосой камыша. В низинах хорошо заметны распластанные по земле облака низко стелющегося, местами клочковатого тумана. Солнце, медленно выплывающее из покрывших небо заплатами низких, серых облаков, резко выделяет на горизонте все увеличивающуюся в размерах полосу желтеющего леса. Степная дорога, слегка петляя, все ближе и ближе уводит к нему.
   Водители увлеклись быстрой ездой, "газончики" летят на приличной скорости. Рвущийся навстречу поток утренней прохлады бодрит, заставляет сильнее запахивать нашу нехитрую одежонку. Все скукоживаются, замолкают, и со стороны становятся похожими на нахохлившихся, серых воробьишек, усевшихся на насест. Ныряющее в серые, лохматые облака солнце делает картину еще более удручающей. Сразу становится по-осеннему неуютно, грустно.
   -Это что такое? - Громко вопрошает учитель четвертого класса Нина Маркеловна. - Разве можно на работу с таким настроением?
   Мы приподнимаем головы, отыскиваем взглядом ее фигуру, возвышающуюся над прижухшей детворой.
   -А ну-ка, песню! - Она поворачивается направо, налево, отыскивая самых бойких запевал. - Я сейчас начну и все хором за мною.- Летит ее задорный голос.
   Слегка откашлявшись, начинает петь:
   У дороги чибис, у дороги чибис,
   Он сидит, волнуется чудак.
   Мы сначала невпопад, разномастными голосами пытаемся подпевать, потом выравниваемся, все более стройно, дружно, громче подхватываем незатейливый мотив детской песенки.
   Ах, скажите: чьи вы?
   Ах, скажите: чьи вы
   И зачем идете вы сюда.
   Этот куплет мы выводим уже гораздо веселее. На лицах появляются улыбки, возникает общее оживление, вдруг испытываем необъяснимый прилив тепла.
   Почему-то сразу вспоминается эта ранневесенняя, бесконечно беспокойная птица, у которой появление любого прохожего рядом с ее гнездом вызывает переполох, и она с громкими пронзительными криками, наполненными разнообразными - больше жалобными - интонациями начинает кружиться, пикировать на нарушителя ее спокойствия, проворно носиться взад и вперед, перевертываться с боку на бок, падать вниз, вновь взмывать вверх. Ее неповторимый, пикирующе - качающийся полет нельзя спутать ни с каким другим.
   Поем еще пару веселых песенок, и за музыкальным занятием незаметно подъезжаем к картофельному полю, зажатому между березовым колком и осинником. Начинается новая волна оживления: наперебой звучат звонкие голоса, смех, гремят летящие из кузова на землю ведра. Вокруг машин творится невообразимый хаос, напоминающий потревоженный муравейник. В этом безудержно несущемся потоке звуков слышится громкий, требовательный голос директора: "Собраться классами, строиться на краю поля!"
   Нашему учителю - Полине Федоровне с трудом удается собрать своих учеников, постоянно норовящих улизнуть в разные стороны. Следом за ней идем к краю картофельного поля, выстраиваемся несколькими неровными шеренгами. Директор зычным голосом объясняет суть сегодняшней работы. Школьники младших классов, особенно в последних шеренгах, не слушают его, балаболят о чем-то своем. Откровенно довольны, что сняли с уроков. Предстоящий труд всем знаком с малолетства, им не удивишь, не испугаешь.
   Слова заканчиваются, переходим к делу. Старшеклассники лопатами выкапывают клубни, а мы собираем в ведра картошку и высыпаем ее в стоящие вдоль поля тракторные прицепы с низкими бортами. Торопимся, выказываем сноровку, демонстрируем друг перед другом свою молодецкую удаль. Полина Федоровна в тетради едва успевает вести учет наших трудовых подвигов, напротив каждой фамилии выставляя соответствующую цифру. Идет азартное соревнование. И не простое - социалистическое. Не хочется отстать от своих друзей, а теперь - соперников в трудовом соревновании, почти бежишь с переполненным ведром к прицепу, от него - в поле. Руки снова и снова набрасываются на вывернутые из земли клубни, отправляя картошку в ведро, потом прицеп. Этот бесконечный технологический водоворот превращается в сплошное мелькание, в котором только успеваешь задерживать свой взгляд на перепачканных в земле руках, клубнях картофеля, ведре, прицепе - контейнере. Всего остального не касается глаз.
   Постепенно наваливается усталость. Краем глаза начинаешь замечать, как один, затем другой школьник, опрокинув ведро в прицеп, уже не торопится в поле, пытается задержаться возле приятеля, завести с ним разговор. Я тоже не бегу с наполненным картошкой ведром иду степенно, стараюсь притормозить встретившегося одноклассника, расспросить его о трудовых достижениях, да и вообще немного поболтать. Наш первоначальный трудовой порыв заметно идет на спад. Объявляется перерыв.
   С мальчишками одноклассниками, категорически игнорируя девчонок, идем к опушке осинника и, перевернув ведра, усаживаемся на них. Расспрашиваем друг друга: кто, сколько собрал картошки, прикидываем свои почетные и не очень места в общем списке участников соцсоревнования. Потом это перерастает в обычный детский треп, споры, в которых сразу все мнят себя знатоками, абсолютными авторитетами, и в головах даже не возникает мысли уступить оппоненту. Звенит, бурлит ручей детских голосов, систематически прерываемых дружным смехом. Иссякает и он, начинаются шалости. Кто-то с кем-то пробует "пободаться", показать свою удаль, резвость, крепость мышц. Тут, как всегда не вовремя, звучит команда: "По рабочим местам".
   После перерыва трудовой настрой уже окончательно не тот. Учителям приходится подгонять нас. Разгоревшийся было азарт соревнования начинает постепенно угасать, появляются ростки пессимизма от рутины происходящего. Глаза с тоской меряют огромное картофельное поле, которому, кажется, нет конца. Старшеклассники заметно отрываются от нас, оставляя после себя взгорбленное вывернутыми из земли картофельными гнездами поле. Думаешь, что уже никогда не приблизишься, не догонишь их. А главное - катастрофически тает желание делать это. Все настойчивее появляется желание поесть. Аппетит так разыгрывается, что начинает урчать в животе.
   Мои мрачные мысли о хлебе насущном прерывает удар мелкой картофелиной в спину. Поспешно оглядываюсь и вижу, как неестественно быстро приседает к ведру и энергично метает в него картофель мой сосед по парте Вовка. Выбираю удачный момент и наношу ответный удар.
   Замечаю, что почти все мальчишки, отодвинув в сторону ведра, уже в открытую пуляют друг в друга картошкой, а чаще - в девчонок, особенно любительниц поябедничать. Поле сразу наполняется визгом, возмущенными, строгими голосами учителей. Поднявшаяся волна шума как-то незаметно перерастает в долгожданный перерыв на обед.
   Разобрав свои сумки, пакеты, свертки и прочую поклажу со скромным обеденным набором, прежним мальчишеским коллективом устремляемся на опушку осинника, рассаживаемся тесным кружочком. Слышится шелест разворачиваемой бумаги, стук вареных яиц о ведра, слабый шум отколупываемой скорлупы и другие "обеденные" звуки. Молча набрасываемся на пищу, сосредоточенно жуем, запиваем из бутылок молоком, предварительно вытащив из них зубами скатанные из газет пробки. Если у кого в руках появляется конфета, то общее внимание устремляется на них. В своей сумке, к великой радости, отыскиваю несколько леденцов. Как безгранично благодарен я маме в этот момент!
   По мере утоления голода нарастают разговоры: сначала отдельные реплики, прибаутки, потом затянувшиеся монологи любителей "постучать" языком. Я отворачиваюсь, не слушаю подобных "соловьев". Спроси почему, и сейчас убедительно не отвечу. На подсознательном уровне чувствовал и чувствую, что такие краснобаи, насколько сильны языком, настолько и не надежны в конкретных делах.
   Закончив трапезу, встаем с другом Вовкой и медленно бредем вдоль опушки осинника. Под ногами тихо шуршат опавшие осенние листья. Деревья и кустарники начинают медленно "раздеваться", неохотно сбрасывая шикарный летний наряд. Стыдясь своей наготы, они изо всех сил стараются удержать его. Но осень неумолима, с каждым днем делает их наряд все прозрачней. Осины в большинстве своем уже наполовину раскрашены багрянцем, а отдельные из них - полностью, загораясь на солнце яркими язычками пламени. Их листья мелко-мелко подрагивают, волны свежего утреннего ветерка вызывают еще больший трепет. В тревожном шепоте листьев чувствуется и тоска по ушедшему лету, и несогласие с грядущими переменами, и даже некая обреченность. Под напором ветра листья срываются с деревьев, медленно кружат в воздухе, исполняя прощальный вальс, прежде чем навсегда завершить отмерянный им природой круг. В окружающем нас мире багрянца вдруг позолотой блеснет молодая березка, потом еще несколько ее подруг. Они в осиновом царстве держатся особняком, образуя свой хоровод. Сквозь прозрачную желтизну наряда отчетливо просматривается их стройный белый стан. Чуть дальше виден заметно поредевший куст боярышника, который задумчиво смотрит на нас множеством рубиновых бусинок - глаз. Через поле, на верхушках отливающих золотом берез соседнего колка, замечаем стайку тетеревов, черными наростами прилепившихся к веткам. Мы оживляемся, одновременно выбрасываем перед собой руку с вытянутым указательным пальцем и выдыхаем: "Смотри!" Тетерева срываются с деревьев и исчезают за лесным массивом. Продолжаем молча стоять, ощущая на лице теплое прикосновение лучей. Солнечный свет тихо струится из разрывов низко нависших над нами облаков. Он уже не греет, как прежде. Закрыв глаза, подставляем навстречу ему свои лица, жадно вбирая в себя щедроты остывающего осеннего солнца. Иногда улавливаем щекотливое прикосновение летящих в воздухе паутинок. Во всем чувствуется какая-то незримая задумчивость, покой и умиротворение.
   Неожиданно до нас из-под облаков доносятся протяжные, жалобные крики. Начинаем поспешно крутить головами, и, прищурив глаза, отыскивать источник звука.
   - Смотри! Смотри! - Одновременно со словами взлетает вверх рука Вовки! - Да вот же! - Продолжает он указывать рукой.
   Только сейчас я замечаю развернувшийся в поднебесье клин медленно плывущих птиц. Отчетливо доносится курлыканье журавлей. Потаенные, тревожащие душу звуки летят и летят свысока. Улетающие на чужбину птицы шлют нам прощальный привет. Полет их красив. Вытянув длинные, точеные шеи, они машут и машут нам большими, серповидными крыльями, а вслед все несется и несется наполненное высокой грусти курлыканье. Стоим, не шелохнувшись, как завороженные, сопровождая по небу враз погрустневшим взглядом курлыкающий журавлиный клин. Сердце тоскливо сжимается от мысли, что на своих крыльях они уносят раздолье нашего лета, и что очередную встречу с ними нас разделяет унылая, дождливая осень и долгая, долгая зима.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   7
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019