Медсанбат был переполнен. Люди лежали, сидели, стояли. Тяжелораненые стонали, впадали в беспамятство, бредили, постоянно звали кого-то на помощь, просили воды. Санинструкторы заканчивали перевязку последних раненых.
-Тяжелораненых грузить на подводы, - раздался зычный голос начальника медсанбата. - Повторяю, только тяжелых, мало подвод.
Вокруг началось оживление. Лейтенант Кубаткин поспешно сделал несколько последних, глубоких затяжек, погасил окурок и направился к сидевшим рядом Ручкину и Фролову.
Рукав гимнастерки на его левой руке был закатан, ниже локтевого сустава белела повязка.
-Туго забинтовали, - пожаловался Серега, пытаясь согнуть левую руку. - А вас немец ковырнул, как под копирку. - Он попытался изобразить улыбку.
Удивительно, но лейтенанты Фролов и Ручкин получили пулевые ранения практически в одно и то же место. Из-под расстёгнутых сверху гимнастерок виднелись наложенные в несколько рядов бинты, сквозь которые темным пятном проступила кровь. Лица друзей были бледными, от поднявшейся температуры в глазах появился характерный блеск. Они учащенно дышали, постоянно облизывали пересохшие губы. Лейтенант Кубаткин в очередной раз протягивал им флягу с водой.
-Ничего, парни, прорвемся...Как говорится, до свадьбы заживет, - успокаивал он друзей.
-Ты - то как сам? - Кивнул Ручкин на руку товарища.
-Да так, пустяк, едва царапнуло, - начал хорохориться он. - Отпросился у ротного проводить вас до станции, и снова в строй. - Он с напускным весельем глянул на друзей.
Впереди двигались повозки, за ними шли легкораненые. Время от времени некоторым идущим становилось плохо, их усаживали на подводы и двигались дальше. Кое-кто цеплялся рукою за края повозки, продолжая с трудом передвигать ноги. Серега Кубаткин шел посредине, поддерживая друзей под руки. Из повозок под монотонный скрип колес неслись стоны, мат, крики бредящих.
-Миленький, миленький, потерпи еще немного, уже совсем рядом, - успокаивала кого-то молоденький санинструктор.
Все это порожденное войною многоголосие людской трагедии диссонировало с вечерним покоем отходящей ко сну природы.
На железнодорожную станцию прибыли на исходе вечерних сумерек. На западе уже погасли темно-рубиновые краски заката, на небосклоне все отчетливее проступали крупинки звезд. Темное покрывало ночи тихо устилало грешную, истерзанною войною землю.
Началась погрузка раненых в вагоны. Вокруг кипел растревоженный людской муравейник. Куда не кинь взглядом, везде суета, крик, мат, стоны и мольбы о помощи.
-Все, парни, мне пора, - поочередно обнимая правой рукой Фролова и Ручкина, торопливо говорил Кубаткин. - Пишите. Теперь я один остался в строю из нашей команды. - Его глаза погрустнели, голос дрогнул.
Эшелон прибыл в Чернигов. Началась выгрузка раненых. Снова суета, крики, стоны, мат. На перроне отдельно, рядком, укладывали умерших в дороге. Проходя мимо них, все под грузом тяжелых мыслей на время смолкали. Каждый думал по-своему, но одна мысль не покидала всех: сегодня живой, а завтра могу быть в числе их.
Госпиталь располагался в здании педагогического института. Прибывших мыли, переодевали в чистое белье и распределяли по палатам. Все это делали молодые, красивые девушки.
-Я сам, я сам помоюсь, - отказывался от посторонних услуг Женька Фролов.
Он стеснительно, неуклюже прикрывался своим грязным, давно нестиранным, пропитанным потом и кровью бельем, на его бледных щеках зарделся румянец.
-Да как же ты родной сам, - настаивала черноглазая, с длинной, до пояса, косой девушка. - Здесь же госпиталь, ты раненый, я санитарка. И все дела-то.
Как не упрямился лейтенант Фролов, она его аккуратно, быстро помыла.
-Как звать тебя, товарищ лейтенант, не забыл от стеснения? - Подавая ему чистое белье, с улыбкой на лице спросила девушка.
-Женька...Э...Э...Евгений, - еще больше смутился он.
-А меня - Ганка. - Она не переставала улыбаться. - Сам сможешь надеть белье?
-Смогу, - торопливо ответил Женька.
Ей все же пришлось помочь ему одеть нательную рубашку.
Она проводила его до палаты.
-До свидания, Женька - Евгений. - В ее темных глазах зажглась смешинка, от добродушно-снисходительной улыбки на щеках обозначились ямочки.
Женька задержался у дверей палаты. Прислонившись к косяку, проводил глазами уходящую Ганку. Не смотря на усилившуюся боль в плече, чему-то улыбнулся, толкнул дверь, увидел в палате Сашку Ручкина, который указывал ему на соседнюю застеленную кровать.
-Что лицо такое красное? Случилось что-то? - Обеспокоенно спросил друга.
-Нет. Наверно, от купания...
-Да..., - неопределённо протянул Сашка, снова переключаясь на свои мысли. - Даже не верится, что здесь, в какой-то сотне километров от фронта совсем иной мир. Можно сказать рай. Мне все еще не верится, что я лежу в чистой постели, в чистом белье и что такое вообще может быть. - Он прошелся внимательным взглядом по сторонам, как будто сомневаясь в реальности окружающего и происходящего рядом с ним. - А тишина какая...
Ему никто не ответил. Вырванные из нечеловеческих условий, измотанные, смертельно уставшие люди быстро засыпали крепким сном.
Начался отсчет первых госпитальных дней с их постоянными перевязками, обработками ран, принятиями различных пилюль, обходами, обсуждениями с товарищами поступавших с фронта новостей. А они день ото дня становились все беспокойней, тревожней, вызывали много вопросов, недоумений, споров.
-А немец все прет и прет, - сидя на кровати, сокрушено вздыхал лейтенант Храмцов. - Пусть на нашем, юго-западном направлении, не так быстро, как на западном, но все равно... - Он поправил левую перебинтованную руку, покоящуюся на перевязи. - Наши попытки контратаковать не приносят желаемого успеха. Все они не подготовленные, скороспелые, я бы сказал, вынужденные. Бьем по противнику растопыренными пальцами, а надо бы кулаком, и хорошенько. - Храмцов прошелся взглядом по лицам коллег. - Я после нескольких таких непродуманных контратак потерял почти всю свою роту. И вот подобным образом воюем практически везде. - Он снова пробежал глазами по сторонам. - С такой тактикой скоро окажемся под Киевом.
-Эх, хватил...Под Киевом..., - возразил ему другой ротный - лейтенант Сидоренко, поступивший в госпиталь спустя два дня. - Да будет тебе известно: лучшая защита - это нападение. Правильно, контратаковать приходится без должной подготовки, с ходу. - Он нервно сглотнул слюну. - Потому что общая обстановка вынуждает так поступать. И главная задача сейчас не разбить врага, а остановить. И нам это удалось.
-Надолго ли? - Усмехнулся Храмцов.
-Посмотрим.
Действительно, противостоявший 200-й стрелковой дивизии 17-й армейский корпус немцев из-за понесенных им больших потерь не способен был продолжать наступление. С 31 июля по 5 августа 1941 года на этом участке фронта наступило временное затишье. Немецкие войска вынуждены были перейти к временной обороне, оборудовав окопы полного профиля. Однако враг продолжал накапливать силы для броска на Коростень.
Завязавшийся между ротными спор шел к концу. Внимательно слушавший полемику лейтенант Фролов вдруг увидел в полуоткрытую дверь палаты знакомый силуэт девушки с длинной косой. Он невольно заерзал на кровати, левой рукой поправил на себе нательную рубашку, встал.
-Ты куда? - Спросил его Ручкин.
-Да так...Пройдусь.
Он поспешно выскользнул в коридор, прикрыл за собой дверь в палату, остановился и стал ждать. Вскоре появился и объект его внимания. Ганка шла по коридору, слегка ссутулившись и склонив голову. В нескольких шагах от Фролова она подняла глаза, увидела его. Чистая, искренняя улыбка зажглась на ее лице.
-Здравствуй, лейтенант Женька-Евгений! - В ее приветствии послышался иронично-шутливый тон. - Как самочувствие?
-Здравствуй, Ганна! - Удивительно, Женька не узнавал свой радостно-возбужденный голос. - Спасибо, отлично.
-Так уж и отлично? - Засомневалась она.
-Ну...Там есть мелочи, которые не в счет.
-И все-таки?
-Да так, ерунда. Я все время думал...Ну...Я хотел увидеть тебя..., - Женька снова удивлялся, на этот раз отсутствию своей, казалось неистребимой, робости, застенчивости перед девчонками.
-Так и будешь рассматривать меня в коридоре?
Женька смутился, не зная, что ответить.
-Я предлагаю, товарищ лейтенант, прогуляться по свежему воздуху, - она вопросительно посмотрела на Фролова. - Пока у меня есть совсем немного времени. - Тут же добавила торопливо.
-Да, да, конечно! - Обрадованно согласился Женька.
Они стали спускаться по лестнице к выходу. Ганка осторожно, бережно поддерживала его под левую руку. Женька не сопротивлялся. Более того, он явственно ощутил, как ему сделалось тепло и приятно от этого. Большое, необъяснимое, нежное чувство стало неожиданно пробуждаться в нем.
Молодые люди вышли в сад и направились к свободной скамейке. Вокруг трепетала, шумела листва, все эти звуки сливались в тихую, задушевную песню летнего сада. На мгновение она смолкала, а потом под напором легкого ветерка ее мелодия начиналась с новой силой. Шумел и шумел зеленый оркестр сада. Кружилась и кружилась голова юного лейтенанта Женьки Фролова от ранее не изведанных, переполнявших его чувств. Они нахлынули на него подобно весеннему половодью. Очарованный, завороженный происходящим с ним, он вдруг перестал замечать ход времени. Оно остановилось для него, и от того дорога к скамейке казалась бесконечной. Он и она шли молча. От взаимного глубокого чувства симпатии друг к другу внутри все трепетало, ликовало, сладостно щемило в груди. Они понимали друг друга без слов. Достаточно было прикосновений их рук, мимолетных взглядов. Все отчетливо понималось на подсознательном уровне. Присевшая на скамейку пара полностью отключилась от окружавшей суеты повседневности, в их интимном мире сейчас существовали только она и он.
-Почему молчишь, Женя? - Она впервые назвала его так.
-Ганна...Я не понимаю, что происходит со мною...- Он заглянул ей в глаза. - Я не хочу, чтобы ты уходила...Чтобы ты всегда была рядом...
Раздался чей-то громкий, требовательный голос.
-Женя, это меня зовут, - тихо сказала она.
-Ганка, не уходи, - он не отпускал ее руку, пытаясь задержать возле себя.
-Не надо, Женя.
-Я хочу тебя видеть...Когда? - Он выпустил ее горячую ладонь из своей, поднялся со скамейки.
Она виновато улыбнулась, пожала плечами и заспешила к зданию госпиталя.
С фронта приходили совсем тревожные вести. Сначала они пошли с Южного фронта, где над нашими 6-й и 12-й армиями, охваченными с трех сторон войсками 1-й танковой группы и 17-го армейского корпуса немцев, нависла угроза окружения в районе Умани. Кроме того, 11-я армия противника прорвалась на стыке наших 9-й и 18-й армий и двинулась в тыл 9-й армии. В сложившейся обстановке войска Южного фронта вынуждены были с тяжелыми боями отходить по Днепру. Пути к нему на Кременчуг, Днепропетровск и Одессу, по сути, оказались открытыми.
Опасная обстановка стала складываться и на Юго-Западном фронте. Гитлеровское командование приняло решение 2-ю танковую группу и 2-ю полевую армию из группы армий "Центр" повернуть на юго-восток для захвата харьковского промышленного района и Крыма. Возникла угроза нанесения удара значительными силами группы армий "Центр" в тыл Юго-Западного фронта. Реализуя этот план, немецкое командование поставило перед войсками цель: наступлением своих бондаревской и малинской группировок по сходящимся направлениям выйти в тыл нашей 5-й армии, замкнуть клещи в районе Коростеня и разгромить ее. Ситуация усугублялась еще и тем, что 5-я армия занимала оборону на фронте протяженностью до 300 километров с опасными вклинениями противника и, прежде всего, на малинском и бондаревском направлениях. Предотвращая надвигающуюся катастрофу, командование 5-й армии для выравнивания фронта начало отвод дивизий, расположенных между вклинившимися группировками немцев. 200-я стрелковая дивизия с 5 августа с тяжелыми боями стала отходить на новые оборонительные рубежи. С 8 августа она вела упорные бои на рубеже Кремно-Лужны, а с 14 августа уже на левом берегу реки Жерев от Рудни Мяколовецкой до Рудни Выгранки.
С продвижением фронта на восток раненых и медперсонал из Черниговского госпиталя погрузили в эшелон и повезли в Миргород.
-Что, лихо нам удалось остановить немцев? - Ядовито произнес Храмцов под монотонный стук колес вагона, обращаясь к Сидоренко. - Не хотел бы я, чтобы мои прогнозы сбылись. Но, похоже, все идет к этому...
Ротный Сидоренко зло сверкнул глазами на своего оппонента и промолчал.
Госпиталь разместили в здании, находившемся неподалеку от знаменитой гоголевской лужи из его "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем".
Началась суета первых дней, связанных с размещением по палатам раненых, оборудованием операционной, перевязочных, врачебных и прочих кабинетов.
Женька Фролов с первого дня прибытия в Миргород искал встречи с Ганкой. Она, как и весь медперсонал, с небольшими промежутками для сна, занималась обустройством на новом месте. В один из вечеров он все же сумел перехватить ее в коридоре.
-Здравствуй, Ганна! - Обрадованно произнес он.
На его лице расползлась широкая улыбка, загорелись глаза.
-Добрый вечер, Женя.
Ганка остановила на нем усталый взгляд, прислонилась к стене. На ее губах обозначилась улыбка, потеплело в глазах.
-Ганна, когда мы сможем встретиться? - Торопливо начал он.
-Мы уже встретились. - Она слегка усмехнулась.
-Ну...Это...Я имел ввиду побыть где-нибудь вдвоем.
-Разве этого недостаточно? - Глаза Ганки стали смешливыми.
-Нет, - снова торопливо выдохнул Женька. -Здесь как в зоопарке, все смотрят на нас. - Он покрутил головой по сторонам.
-Боишься при всех подойти ко мне? - Улыбка сошла с ее лица, в глазах мелькнула подозрительность.
-Я не о том, Ганна...И тебе, и мне здесь, согласись, как-то...это...не совсем уютно.
-И где же предлагаешь уют? - В ее глаза опять закатилась смешинка.
-Ну...Это...Выйдем на улицу, пройдемся по городу, тут, рядом.
-Я смогу только через час. - Ганка посмотрела на часы.
-Хорошо! Я буду ждать у выхода из госпиталя, - полетел в ответ радостный голос.
Он встретил ее, как и обещал, у выхода.
-Что это у тебя в руках? - Спросила Ганка.
-Гоголь, - Женька показал ей книгу. - Читаю его "Миргород". - Он сразу оживился. - Ты представляешь, побывать здесь и не посмотреть места, которые он описывал почти сто лет назад. Кстати, я забыл спросить, ты бывала в этом городе?
-Да, неоднократно.
-Тогда, первым делом, показывай мне миргородскую лужу, - возбужденно зачастил он. - Все талдычат, что она рядом с нашим госпиталем.
-Правильно талдычат, - улыбнулась Ганка. - Сейчас повернем и она, вернее место ее нахождения, предстанет перед твоим взором.
-Впрочем, она отсутствует, но это неважно. - Он многозначительно посмотрел на спутницу. - Я сейчас попробую...
Женька по-детски надул щеки, нахмурил брови, сосредоточился и начал читать по памяти: "Чудный город Миргород! Каких в нем нет строений! И под соломенною, и под очеретяною, даже под деревянною крышею; направо улица, налево улица, везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят горшки, из-за него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову, краснеет мак, мелькают толстые тыквы...Роскошь!"
Он невольно остановился и, не отыскав глазами перечисленной роскоши, пошагал вперед.
- Ну, дальше про плетень, я про него не буду, перейду сразу к луже. Женька сморщил нос, глубоко вздохнул и продолжил цитировать Н.В. Гоголя: "Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! Единственная, какую только вам удавалось когда видеть! Она занимает почти всю площадь. Прекрасная лужа! Дома и домики, которые издали можно принять за копны сена, обступили вокруг, дивятся красоте ее."
-Женя, как тебе удается все это запомнить? - Ганка несколько изумленно посмотрела на него, потом в ее глазах изумление уступило место восторженности. - Я понимаю, стихи...Там ритм, я бы сказала, своя музыка.
-Мои товарищи по школе, потом училищу тоже всегда удивлялись, - не без гордости за себя ответил он. -У меня память, как фотоаппарат. Прочитаю пару - тройку раз и могу дословно воспроизвести. Конечно, не всю страницу, а один-два абзаца точно. Не веришь?
-А давай проверю, - присаживаясь на скамейку, она озорно посмотрела на своего спутника. - Ну-ка, книжку мне.
Ганка полистала книгу и ткнула пальцем в страницу.
-Например, вот это абзац.
-Хорошо, давай книгу.
Женька наморщил лоб и стал внимательно вчитываться в текст.
-Все, все, все! - Она улыбнулась и забрала у него книгу. - Я готова принять у тебя экзамен. - Раздался легкий смешок.
-Ну, хорошо.
Женька, как и в первый раз, смешно надул щеки, сдвинул брови и начал пересказывать по памяти: "Так провел он день. Настала ночь...О, если бы я был живописец, я бы чудно изобразил всю прелесть ночи! Я бы изобразил, как спит весь Миргород; как неподвижно глядят на него бесчисленные звезды; как видимая тишина оглашается близким и далеким лаем собак; как мимо них несется влюбленный пономарь и перелазит через плетень с рыцарскою бесстрашностью; как белые стены домов, охваченные лунным светом, становятся белее, осеняющие их деревья темнее, тень от дерева ложится чернее, цветы и умолкнувшая трава душистее, и сверчки, неугомонные рыцари ночи, дружно со всех углов заводят свои трескучие песни". Э...Э...Э...Дальше не запомнил.
-Поразительно! - Восхитилась Ганка.
Наступила продолжительная пауза. На Миргород опускалась тихая августовская ночь. Все вокруг дышало покоем и умиротворением. Сверху струился лунный свет, отбрасывая неровные тени от домов, заборов, столбов, деревьев.
-Как удивительно точно описана у Гоголя летняя ночь, - первым нарушил молчание Женька.
Снова наступило молчание.
- Вообще-то я сибиряк, - продолжил он. - И больше люблю зиму. Вот как у Пушкина:
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела-
А нынче...погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце снег лежит.
Прозрачный лес один чернеет,
И речка подо льдом блестит."
-Я больше люблю весну, - задумчиво сказала Ганка. - Послушай, Тараса Шевченко:
Встала весна, чорну землю
Сонну розбудила,
Уквітчала її рястом,
Барвінком укрила.
А на полі жайворонок,
Соловейко в гаї -
Землю, убрану весною,
Вранці зустрічають
-Как красиво, мелодично звучит на украинском языке.
-Мне трудно представить, что совсем рядом нашу землю топчет враг, вокруг сеет смерть, разрушение. - Ее глаза наполнились печалью, лицо сделалось необыкновенно грустным.
Женька почувствовал скрытый укор в свой адрес.
-Ганна, поверь...ребята...красноармейцы...они делают все, чтобы остановить фашистов, - начал оправдываться он. - Пока не можем, но враг все равно будет остановлен и разбит. - Голос зазвучал сурово, в нем появилась убежденность в правоте сказанного.
-Жень, это правда? - Она доверчиво посмотрела ему в глаза, потом прижалась к нему.
У Женьки учащенно забилось сердце, гулко отдавая в груди. Он осторожно обнял ее за плечи.
-Ганна, не бойся, мы защитим...- Он неожиданно замолчал, не зная, что говорить и что делать дальше.
Она осторожно освободилась от его объятия, встала со скамейки.
-Пойдем, защитник, - Ганка улыбнулась. - Нас, наверно, уже по всему госпиталю ищут.
По пути Женька старался отвлечь ее от тревожных мыслей о войне. Вдруг он остановился и начал читать стихи о любви. Она зачарованно слушала его. Женька с выражением заканчивал:
"...И сердце бьётся в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь."
-Ты, случаем, не Дон Жуан? - Ганка засмеялась.
-Ганна...Ну при чем здесь Дон Жуан...
-Все, все, уже пришли...Спокойной ночи.
-Ганна...Может быть...
-Спокойной ночи.
Послышался удаляющийся стук ее каблуков. Женька постоял в раздумье и, нехотя, побрел по аллее сада, ведущей к входу в здание.
-Теперь я понял, где ты пропадаешь, - услышал голос Сашки Ручкина, шагнувшего навстречу ему из темнеющей кромки сада.
Хитроватый прищур глаз и подозрительная ухмылка на его губах смутили Женьку.
-Все с ног сбились в поисках лейтенанта Фролова, а он, оказывается, на любовном фронте и отчаянно рванул в наступление. - Сашка отпустил ехидный смешок в адрес друга. - Доложите, товарищ лейтенант, об одержанных победах.
-Причем тут любовный фронт...Победы. - Женька густо покраснел.
-А при том, мой друг любезный, что я нечаянно попал в свидетели твоих амурных дел, - продолжал наседать Сашка. - Ну мне-то хоть не ври сейчас.
-Вот опять заладил...Амурные дела...Свидетель...Давай, присядем, - Женька указал рукой на свободную скамейку.
Друзья присели. Наступила выжидательная пауза. Лейтенант Фролов вдруг резко встал и направился к курящим, сидевшим на ближайшей скамейке. Обратно вернулся с дымящей папиросой во рту. У Ручкина от удивления отпала челюсть.
-Ты же не куришь..., - наконец, он смог выдавить из себя.
Женька продолжал молча курить. После глубокой затяжки он зашелся в надрывном кашле. Вытерев выступившие на глаза слезы, швырнул в сторону недокуренную папиросу. Изумленный Сашка не сводил округлившихся глаз со своего друга. Сейчас все настораживало в нем: и его вид, и слова, и жесты.
-Женька, что случилось? - В голосе прозвучала нескрываемая тревога.
-Сашка, я понимаю, сейчас война, кругом гибнут люди, - после затянувшейся паузы начал Женька. - Может быть это и глупо с моей стороны... Но...Как бы тебе это сказать...- Он весь напрягся, пытался тщательно подбирать слова. - Я ничего не могу поделать с собой...Все время думаю о ней...Это как наваждение...
-Обстановка ясна: любовь нечаянно нагрянула, - попробовал шутить Сашка. - Теперь я безвозвратно потерял своего друга. - Он с улыбкой посмотрел на него.
-Я серьезно, Сашка.
-Я тоже.
Незаметно пролетел август, а вместе с ним и лето. Начала свой отсчет осень. Хотя первые дни сентября продолжали стоять жаркие, сухие, но ранним утром уже заметней становилась роса на траве, чаще мелькали под напором утренних лучей желтые пятна листвы в зеленой кроне деревьев. Днем все зримее наблюдались летающие в воздухе паутинки. В природе ощущалась легкая грусть по уходящему лету и какая-то необъяснимая задумчивость, еще едва уловимая, но уже не двусмысленно указывающая, что все вокруг наполняется осенним покоем, который неизбежно перейдет в долгий зимний сон.
Накануне выписки из госпиталя, прослушав очередную сводку Совинформбюро, лейтенанты Ручкин и Фролов сидели на кроватях и молча смотрели в окно. Сообщения шли безрадостные.
-Тяжело сейчас нашим приходится, - вздохнул Сашка.
-От Сереги так и нет вестей, уже третье письмо ему отправили, - поддержал разговор Женька.
Много не знали тогда лейтенанты Ручкин и Фролов. В соответствии с директивой Юго-Западного фронта от 19 августа 1941 года войска 5-й армии начали отход за Днепр. Их 200-я стрелковая дивизия по железной дороге несколькими эшелонами была перевезена в район Чернигова, и 23 августа занимала рубежи в 35 километрах севернее от него. Серега Кубаткин не знал, что госпиталь эвакуировали в Миргород, и безуспешно искал своих друзей в Чернигове. 26 августа дивизия заняла оборону по линии Буровка-Глинянка-Грабов, прикрывая от противника гомельско-черниговское направление. В ночь на 28 августа немцы нанесли удар по войскам дивизии на ее стыках - слева со 193-й, справа - с 62-й стрелковыми дивизиями. В результате двухдневных ожесточенных боев она отошла на рубеж Великая Весь-Голубичи-Глинянка-Грабов. Под ударами превосходящих сил врага (134-й пехотной дивизии) ее фланги были прорваны на большую глубину. Дивизия к началу 1 сентября оказалась отрезанной от своего корпуса и с большими потерями отошла в полосу обороны соседней 193-й стрелковой дивизии. В районе Убежичей разрозненные части 200-й стрелковой дивизии к исходу 1 сентября удалось собрать и отвести на рубеж Довжик-Кувечичи. Во время этих боев лейтенант Кубаткин пропал без вести. Не знали об этом его друзья - лейтенанты Ручкин и Фролов.
Лечение подходило к концу. 2 сентября лейтенантов Ручкина и Фролова выписывали из госпиталя, уже начавшего эвакуацию с приближением фронта. В полдень все оставленные здесь для завершения лечения и подготовленные к выписке вышли в сад. Начались объятия, рукопожатия, понеслись напутственные слова.
-Сашка, подожди, - заприметив в саду Ганку, скороговоркой шепнул Женька и вынырнул из толпы провожающих.
Ганка стояла одна, в стороне от всех, чуть углубившись в сад. Прислонившись спиною к старому вязу и, не моргая, смотрела на спешащего к ней Женьку. Ее глаза были необыкновенно грустными, и без того темные, они казались еще темнее.
"А глаза не изменились, такие же, как и при утренней встрече", - невольно отметил Женька.
Он попытался улыбнуться, разыграть напускное веселье, но от мысли, что им сейчас предстоит разлука, его лицо приобрело прежнее озабоченно-грустное выражение.
-Ганка, я уезжаю, - тихо сказал он, не сводя своих глаз с ее.
-Я знаю, Женя.
-Я буду писать тебе, мы обязательно встретимся.
-Да, да, конечно.
-Извини, Ганка, не будем затягивать наше расставание...Поверь, для меня это пытка...Выше моих сил...
Ее глаза начали наполняться слезами.
-Я хочу, чтобы ты знала, - его голос дрогнул. - Дороже тебя, у меня никого нет...- Женька порывисто обнял ее и неожиданно для нее и себя сделал свой первый в жизни поцелуй. - Я люблю тебя! Он резко повернулся и, не оборачиваясь, быстро зашагал в сторону сигналящей машины.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
