Субботний день 21 июня 1941 года выдался удивительно теплым, солнечным. В полдень на перроне вокзала собралась команда из нескольких десятков лейтенантов, отбывавших в западном направлении. Был выстроен духовой оркестр. По перрону с группой офицеров неспешно прохаживался начальник училища. Среди провожающих много девушек с букетами душистой сирени. Они приветливо машут рукой знакомым ребятам. В разных направлениях снуют озабоченные пассажиры с котомками, чемоданами, сумками, корзинами. Всюду обычная вокзальная суета. Пассажирский поезд уже подан к перрону.
-Сашка, не видно? - Женька Фролов вопросительно смотрит на друга и указательным пальцем тычет себе под левый глаз.
-Ничего, сойдет, - улыбается Ручкин. - Только пудрой за версту несет от тебя. Где раздобыл? - Хитроватый прищур глаз сосредоточился на Женькиной физиономии.
-Да...В одном месте, - неохотно буркнул он в ответ.
-Не переживай ты так, - начал успокаивать его Сашка. - До прибытия в Белокоровичи примешь прежний товарный вид. Ты на Серегу посмотри! Вон каким губошлепом стал.
-Тоже мне нашел, чем утешать.
-Как говорится, все познается в сравнении.
Торжественных речей по поводу отъезда не было. Полковник Епанечников с комсоставом училища подошел к отбывающим к местам службы молодым лейтенантам. Началось прощание, напутственные слова. Постоянно слышалось: "Не забывайте своих командиров. Умело применяйте полученные знания". Начальник училища крепко пожимал руки своим воспитанникам, давал всем краткие пожелания.
-Не позорьте, сынки, честь нашего училища, - пожимая руку Сереге Кубаткину, сказал он.
Кубаткин смутился, промямлил что-то несвязное своими "африканскими" губами.
Ударил колокол, раздался оглушительный свисток паровоза, оркестр заиграл "Прощание славянки". Лейтенанты поспешили к вагонам. К некоторым бежали девушки с букетами сирени, на их глазах блестели слезы. Последние рукопожатия, объятия, слезы, и поезд стал медленно отходить от перрона. Отъезжающие прилипли к окнам вагонов, замелькали прощальные взмахи рук. Мимо проплывали родные, знакомые лица, потом дома, улицы, скверы города, в котором прошли их самые светлые, беззаботные дни курсантской жизни. На душе было грустно, щемило сердце. Возбуждение, суета, многоголосие отъезда вдруг сменилось тишиной и какой-то подавленностью, в глазах читалась глубоко затаенная грусть. Может быть убывающие на запад, навстречу начинающейся завтра войне, лейтенанты интуитивно чувствовали, что навсегда прощаются с этим городом, дорогими и любимыми людьми, своей счастливой, безмятежной юностью.
В этот же день, поздно вечером, прибыли в Свердловск. Здесь предстояла пересадка. Дружно выгрузились, сдали вещи в камеру хранения. До следующего поезда на Москву оставалось около 20 часов.
-Какие планы? - Обратился Сашка Ручкин к товарищам по училищу.
-Давайте погуляем по городу и обязательно зайдем в городской парк культуры и отдыха, - предложил Димка Богомолов. - Бывал здесь, мировое место! - И поднял вверх большой палец правой руки.
-Хорошо, погуляем, а потом? - Подал голос Серега Кубаткин. - Торчать на скамейках в вокзале?
-Можно и так, отоспимся в поезде, - сказал Женька Фролов.
Кубаткин воспринял это без особого энтузиазма и молча поплелся за товарищами. На выходе из вокзала друзей догнал Семен Грачев, выпустившийся с параллельного взвода их роты.
-Парни, я договорился с дежурным по вокзалу, - радостно затараторил он. - Нам разрешат поспать в одном из вагонов, загнанных в тупик. Вы как?
-Вот это другое дело, - оживился Кубаткин. - Мы только за! - Бойко ответил за всех.
Радостное возбуждение наступающего воскресного дня выплеснулось на все улицы, скверы, площади, парки Свердловска и особенно - городской парк культуры и отдыха. Повсеместно царило праздничное настроение. Несмотря на поздний час, гуляло много народу, главным образом - молодежи. Отовсюду раздавались звонкие, веселые голоса, шутки, смех, играла музыка. В глаза бросались приветливые взгляды прохожих, их доброжелательные лица. По-особому, горячо будоражили молодую кровь офицеров, задевали их за живое, чистые, искренние, непосредственные улыбки хорошеньких девушек, их глаза, светящиеся задором, молодостью и жаждой любви. Хотелось все забыть, вырваться из суеты повседневности и с головой окунуться в омут этих чарующих глаз.
С прогулки по городу вернулись утром. Прошли к вагону, завалились спать. Проснулись в полдень. Не спеша привели себя в порядок, перекусили и снова направились в город. Все пребывали в отличном настроении, постоянно шутили, смеялись. На привокзальной площади встречные стали как-то подозрительно смотреть на развеселую группу лейтенантов.
-Странно... - Сашка Ручкин замедлил шаг, внимательно оглядывая окружающих людей. - Сегодня народ как будто подменили. Все какие-то подавленные...
Шедший впереди Серега Кубаткин продолжал под смех товарищей живописать веселые байки.
-Сынки, - остановил их дед с длинной, седой бородой. - Беда-то какая на матушку Рассею свалилась, а вы ржете, как жеребцы.
-Не поняли, дедушка? - Изумленно уставился на него Кубаткин.
-Чего тут понимать..., - он горестно вздохнул. - Германец пошел на нас войной.
-Какой германец? - С глуповатым выражением лица выдохнул Женька Фролов.
-Германец он и есть германец, - подозрительно уставился дед на молодых лейтенантов. - С которым еще в четырнадцатом годе довелось воевать...Вы рази не слыхивали?
-Дед, ты объясни толком, - повысил голос Кубаткин.
-Вот и объясняю...По радиво передавали, мол война началась с германцами. Отечественная, сказывали...
Вокруг военных стали собираться гражданские. Из завязывавшегося с ними разговора офицеры поняли, что Германия вероломно напала на Советский союз. Началась отечественная война.
-Как же так...У нас с Германий договор о ненападении..., - с растерянным видом оглядывал окружающих Коля Носов.
-Сунулись к нам, вот и получат по зубам, по-полной, - с юношеским апломбом заявил Женька Фролов. - Только бы нам успеть, а то без нас все закончится, - торопливо добавил.
На полную громкость заработал висевший на привокзальной площади репродуктор. Отчетливо раздалось: "Граждане и гражданки Советского союза". Все замерли. Из репродуктора неслось: "Советское правительство и товарищ Сталин поручил мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без объявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий..."
К звучавшему репродуктору все подходил и подходил народ. Затаив дыхание, люди жадно ловили каждое слово, словно пытались уловить какой-то скрытый от них смысл в выступлении заместителя председателя СНК СССР, наркома иностранных дел В.В. Молотова.
Неожиданное сообщение о начале войны потрясло молодых лейтенантов. Казалось бы, почти на каждом занятии, политинформации курсантам прямо и косвенно говорилось о неизбежности войны, готовности к ней, тем не менее, как и в любом ожидаемом известии, была своя неожиданность. Они продолжали внимательно вслушиваться в слова: "Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, то наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед Советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору...".
Среди молодых лейтенантов прошло оживление.
"Не первый раз нашему народу, - звучало из выступления В.В. Молотова, - приходится иметь дело с нападающим, зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу..."
Проходившие по площади граждане или останавливались, внимательно слушая летевшие навстречу им слова, или спешили к репродуктору. Вокруг него уже собралось много людей различных возрастов.
В заключение из репродуктора прозвучало: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".
Установилась тишина. Несколько секунд люди пребывали в каком-то оцепенении: каждый по-своему был согнут тяжким грузом тревожных мыслей. Народ стал расходиться: одни - молча, другие - с проклятиями в адрес Гитлера, третьи - со словами оптимизма и надежды. Значительная часть осталась на месте и принялась комментировать услышанное. Среди них оказались и молодые лейтенанты.
-Вот вам, супостатам, - услышали они знакомый голос деда, устремившего к репродуктору кукиш. - Матушку Рассею запросто так не возьмете.
-Правильно, дед, - поддержал его пожилой мужчина в форме железнодорожника. - Что думаете вы, товарищи военные? - Он повернулся лицом к сбившимся в кучку офицерам.
-А тут и думать нечего, - запальчиво выкрикнул Женька Фролов. - Будем бить врага на его же территории, пока пощады не запросит.
Лейтенанты одобрительно загудели, стали дружно поддерживать своего товарища.
-Ясно, что одолеем Гитлера - послышался голос мужчины интеллигентного вида в очках. - Однако одним кавалерийским наскоком разделаться с ним трудновато будет, он почти всю Европу к своим ногам положил.
-Это Европу положил, а нас не получится, - гнул свое Женька.
-Сынок, твои бы слова да Богу в уши, - негромко сказала стоявшая рядом женщина с повязанным на голове платочком. - Сыночек мой там, на границе, служит, уже как два годка. - Она горестно вздохнула, жалостливым материнским взглядом окинула юных лейтенантов, вытерла концами платка навернувшиеся на глаза слезы.
-Не волнуйся, мать, - подал голос Сашка Ручкин. - Красная армия Гитлеру не по зубам.
-Да хорошо бы так, - опять тяжело вздохнула женщина, кивая головой и о чем-то напряженно думая.
-Так, так, мать, - понеслись утвердительные, уверенные голоса молодых офицеров.
На этой оптимистичной ноте все стали расходиться.
-Ребята! - Остановил лейтенантов Женька Фролов. - Идем к коменданту, пусть нас самым ранним поездом отправит.
Все одобрительно загудели, направились к вокзалу. После настойчивых просьб неожиданно прибывших офицеров, комендант встал из-за стола, стал нервно прохаживаться по комнате.
-Товарищи лейтенанты, ваш поезд отходит через пять часов, - почти кричал он. - Отправить вас раньше у меня нет возможности. Идите, не мешайте работать. В третий раз повторять не буду.
Лейтенантам пришлось подчиниться. Вечером 22 июня они отбывали в Москву, где предстояла очередная пересадка. В поезде разговоры, зачастую переходящие в жаркие споры о начавшейся войне и предстоящих боевых операциях Красной армии, разгорелись с новой силой.
-Рабочий класс Германии не будет воевать против трудящихся Советского Союза, проявит международную солидарность, - горячился Женька Фролов.
Его поддержали Сашка Ручкин, Коля Носов и другие ребята.
-Тогда почему он не проявил солидарность с рабочими Франции, Бельгии, Польши и других завоеванных Гитлером стран? - Упрямился Серега Кубаткин.
-А с нашими рабочими проявит, потому что мы представители первого в мире социалистического государства, - продолжал гнуть свою линию Женька.
-Правильно! Правильно! - Раздалось с разных сторон.
-Проявит..., - хмыкнул Серега. - Что же они не проявляют ее, а лезут на наши границы?
Фролов на минуту задумался.
-Просто Гитлер их обманул, - продолжил он озвучивать свои аргументы.- Сейчас они разберутся и поймут, куда он их повел. И - штык в землю. Начнется братание солдат, как в первую мировую. - Женька победным взглядом окинул своего, как ему казалось, поверженного в споре оппонента.
Тот усмехнулся, промолчал. А Фролова понесло дальше.
-Хорошо, это все, так сказать, политическая сторона дела, - небрежно обронил он. - Теперь обратимся к военной. - С самодовольным видом прошелся по лицам присутствующих. - Во главе Красной армии стоят самые грамотные, закаленные еще в гражданскую войну полководцы, у нас самая сильная авиация, флот, мощные бронетанковые части...
-Кто это тебе доложил? - Перебил его Кубаткин.
-Ты что, не слушал политинформации и вообще...Не ходил на занятия, - Женька не понимающе уставился на товарища.
-Ребята, не пора ли на перекур? - Добрая, милая улыбка Коли Носова погасила накалившиеся страсти.
Все вдруг дружно зашарили по карманам, потянулись в тамбур вагона.
Разговоры, полемика на самую больную тему не прекращались у лейтенантов всю дорогу.
Рано утром 24 июня поезд прибыл в Москву. Офицеры прильнули к окнам вагона. Никто из них еще не бывал здесь. Все жадно всматривались в открывавшуюся перед ними картину города. В стеклах проплывающих мимо домов отражались солнечные зайчики, озорно и весело перебегая вместе с поездом от одного здания к другому. Ранние солнечные лучи мягко скользили по крышам домов, по растущим во дворах деревьям, кустарникам, ненадолго задерживались в их малахитовом царстве, потом фонтанами яркого света шаловливо разбегались по московским улицам. Город проснулся. По его площадям, скверам, улицам, мостам спешили люди.
Женька Фролов неотрывно смотрел в окно. Наконец, оторвавшись от него, прошелся взглядом по товарищам и, смущенно улыбнувшись, начал вполголоса читать стихи любимого поэта А.С. Пушкина:
"Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось...
Вот окружен своей дубравой
Петровский замок.
Мрачно он недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон
Последним счастьем упоенный
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля.
Нет, не пошли Москва моя
К нему с повинной головой,
Не праздник, не приемный дар-
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе в думы погружен,
Глядел на грозный пламень он..."
-Молодец, Женька! - сказал восхищенный Сашка Ручкин.
-Вот и перед Гитлером Москва никогда не будет коленопреклоненной! - Делая резкий переход от лирики к политике, громко произнес Женька.
Друзья лейтенанты согласно закивали головами.
Паровоз, выбрасывая из своего чрева огромные клубы дыма, замер у перрона. Все заспешили к выходу. Предстояла очередная пересадка, теперь уже в направлении Киева. После переезда с вокзала на вокзал, начались долгие и хлопотные попытки быстрее отправиться в Киев. Наконец, все улажено, убытие туда предстоит вечером. До отправления поезда еще полдня.
-Ребята, первым делом, на Красную площадь, - начал торопливо убеждать всех Коля Носов.
Никто не стал возражать. Ехать туда решили в метро. Для всех это было первое знакомство с ним. От поездки осталось неизгладимое впечатление. С неподдельным любопытством и одновременно изумлением осматривали диковинную для них архитектуру станций метро, движущиеся ленты эскалатора, скоростной электропоезд. Все было как будто во сне, резко диссонировало с хорошо знакомой им действительностью российской глубинки. Женька Фролов настоял выйти на станции метро, ближайшей к памятнику А.С. Пушкину. Гуськом поднялись из подземки и вскоре оказались у памятника великому русскому поэту. Женька, обходя его вокруг, зачаровано смотрел на своего кумира и шепотом читал очередные стихи. Его стали торопить.
От памятника гению русской словесности вышли на широкую улицу Горького. Глазея по сторонам на фасады зданий, неспешно зашагали к Красной площади. На подходе к ней их остановил патруль. Как положено, вскинули руки к козырькам своих фуражек, предъявили документы. Претензий не последовало, и они продолжили путь.
И вот - их ноги ступают на брусчатку. Лейтенанты, с почти остановившимся дыханием, медленно идут вдоль кремлевской стены, не сводя глаз с ее зубчатых выступов, башен. Мимо проплывают зеленые пирамиды елей, вставшие у стены почетным караулом. Офицеры незаметно оказываются в центре площади, напротив мавзолея.
Всех невольно заставляет остановиться выведенное крупными буквами над входом в мавзолей магическое для советского человека слово "Ленин". Из минутного оцепенения лейтенантов выводит бой курантов, отбивавших время. Все жадно устремляют взгляды на Спасскую башню кремля, увенчанную яркой рубиновой звездой и так хорошо знакомую им по кинофильмам, картинам, открыткам, газетам, журналам, книгам. Каждому в воображении она представлялась по-разному, а теперь воочию стояла напротив них во всей своей архитектурной красе. Восторженные, немигающие взгляды застыли на ней. В груди гулко застучало от осознания того, что ты стоишь в Москве, в самом ее сердце, в голове лихорадочно проскочило то, о чем уже столько раз слышал, читал, мысленно представлял себе. Все мелочное, суетное отошло на второй план. Отступила и тревожная мысль о начавшейся войне. Только великое и возвышенное наполняло сейчас сердца и думы стоявших на Красной площади молодых лейтенантов.
-Как здорово! - Зачаровано выдохнул Коля Носов.
- Здесь время как будто останавливается, обо всем другом забываешь, - выразил общее мнение Сашка Ручкин.
Офицеры медленно двинулись к храму Василия Блаженного. По пути к нему миновали лобное место.
-Вот здесь рубили голову Стеньке Разину, - указывая рукой, сказал Серега Кубаткин.
Остановились перед памятником Минину и Пожарскому.
-Гражданину Минину и князю Пожарскому. Благодарная Россия. Лета 1818, - вслух прочитал Димка Богомолов.
-Вы знаете, что Пушкин критиковал эту надпись, - вступил в разговор Женька Фролов. - Он говорил, что не худо было бы знать их имя и отчество.
Димка Богомолов и все остальные вопросительно уставились на Женьку.
-Но это так, исторический штрих, - продолжил он. - Главное, народ всегда чтит и не забывает своих героев-освободителей.
-Ты себя, наверно, тоже записал в герои-освободители с последующей установкой памятника на Красной площади, - съязвил Кубаткин.
-Дурак, ты, - вспылил Женька. - Я о другом.
Незаметно пролетело время первого, а для большинства - последнего в жизни, знакомства с Москвой. Снова вокзал и ожидание поезда. Его отправление по неизвестным причинам откладывалось. После долгих затяжек все же отбыли из столицы страны к ее западным, охваченным войною рубежам.
В Киев прибыли 25 июня, ближе к полуночи. На вокзале уже чувствовалась вызванная военной обстановкой повышенная нервозность, суета, неразбериха, скученность людей. Нужный им поезд на Коростень отправлялся утром. Ночь провели в каком-то сквере, на скамейках.
С рассветом решили немного пройтись по городу. Кое-где замечали частично разрушенные дома, наспех заделанные воронки от авиабомб. Бросились в глаза аэростаты заграждения над мостом через Днепр. Первые увиденные следы войны наложили на лица офицеров отпечаток суровости и одновременно тревожной озабоченности. Подавленности и страха никто не испытывал. Шли молча, сосредоточенно думая о своем.
-Ребята, время, - Сашка Ручкин поднес к глазам лежавшие на ладони карманные часы.
Все заспешили в сторону вокзала. Шли туда, не проронив ни слова.
На узловую станцию Коростень прибыли в этот же день, ближе к полудню. Едва успев выгрузиться, услышали сигнал воздушной тревоги и стали разбегаться, подальше от состава. Вскоре над станцией появились самолеты. На крыльях были отчетливо видны кресты. Мессершмиты сделали несколько заходов, обстреляли из пулеметов стоявшие железнодорожные составы и быстро скрылись. Что-то загорелось, стало сильно дымить.
-Где же наши самолеты? - Женька вопросительно уставился на товарищей.
В ответ последовало всеобщее молчание. Здесь лейтенанты окончательно поняли, что фронт не за горами, они не опоздали, воевать придется и им.
На станции Коростень пути-дороги многих расходились. Они лежали в разные полки и дивизии Киевского Особого военного округа, дислоцированные в различных приграничных районах. Из прибывшей команды офицеров раздавались голоса: "Нам в 648-й и в 661-й стрелковые полки 200-й дивизии; мы в 667-й стрелковый полк 228-й дивизии..."
Поочередно убываемые к местам дислокации своих частей группы лейтенантов тепло прощались друг с другом. Всем тогда казалось, что ненадолго. Вот, пройдет совсем немного времени, и они - боевые офицеры-победители, встретятся на ближайшем армейском совещании в округе. Судьба же готовила им такое, что никогда не привидится и в самом кошмарном сне.
Путь лейтенантов Ручкина, Фролова, Кубаткина, Носова, Богомолова, направленных в 661-й стрелковый полк, и еще нескольких молодых офицеров, распределенных в 648-й стрелковый полк, лежал в Белокоровичи, к месту дислокации 200-й стрелковой дивизии.
В расположении 661-го полка, вернее его штаба, группа офицеров во главе с лейтенантом Ручкиным оказались ближе к вечеру. Нашли там только одного человека - техника-интенданта 2 ранга Рындина. Все население Белокоровичского военного городка проводило личный состав 200-йдивизии вечером 18 июня 1941 г., которая в соответствии с директивой округа строевым порядком выступила в трехсот километровый поход, чтобы к 28 июня сосредоточиться в лесах северо-восточнее Ковеля.
Лейтенант Ручкин доложил технику-интенданту Рындину о прибытии к месту службы. Все офицеры поочередно представились ему.
-Не так думалось встретить молодое офицерское пополнение, - виновато улыбаясь, сказал Рындин. - Сами понимаете, обстановка уже не мирная...
Он ненадолго замолчал. На лице вновь проступили усталость, озабоченность и какой-то оттенок угрюмости.
- Комдив Людников 16 июня вечером прибыл из штаба корпуса ( речь идет о 36 стрелковом корпусе, дислоцировавшемся в Житомире - прим. автора), - начал Рындин, - и все закрутилось в бешеном темпе. Через двое суток, вечером, всем военным городком проводили дивизию, выступившую пешим порядком в поход в сторону границы. А меня вот в полку на хозяйство оставили, - невесело констатировал он.
Молодые лейтенанты сдали ему личные дела.
-Расположитесь в палатках, я покажу, - бросил техник-интендант.
Мельком пролистывая личные дела, Рындин задал каждому прибывшему офицеру по несколько вопросов.
-Идемте, товарищи лейтенанты, к складу, - вставая, произнес он. - Ваш выпускной офицерский довесок оставите там. - Он улыбнулся.
Налегке подходили к опушке леса, на которой были разбиты палатки. Опускающееся за горизонт солнце отчаянно цеплялось за верхушки деревьев дальнего леса. Извечно повторяющийся механизм бытия вселенной упорно тянул светило все ниже и ниже, обильно разливая вокруг закатные вечерние сумерки.
-Занимайте эти, там все готово, - сказал Рындин и протянул руку в сторону места предстоящего ночлега прибывших лейтенантов. - Сейчас отбой, а утро, как говорится, вечера мудренее. - Он с улыбкой на лице пожал всем руки и растворился в сгущающихся сумерках.
Утром отдохнувшие офицеры вновь предстали перед Рындиным.
-В расположение полка со стороны фронта неорганизованными группами, часто без командиров, постоянно прибывают красноармейцы, - поздоровавшись, начал он. - Мы должны сформировать из них взвода, роты. Задача всем ясна?
-Так точно.
Лейтенанты строили оказавшихся на территории полка солдат, младших командиров, проверяли их документы, пофамильно переписывали, назначали командиров отделений, помкомвзводов. Большинство красноармейцев было подавлено произошедшим. Перед молодыми "с иголочки" лейтенантами стояли их ровесники в грязных, покрытых пылью гимнастерках, с хмурыми, небритыми лицами, настороженными взглядами. Их пальцы вжимались в брезентовые ремни перекинутых через плечо винтовок и карабинов.
-Где ваш командир? - Спрашивал лейтенант Ручкин у очередной группы солдат.
-Убит.
-Кто старший?
-Ефрейтор Никифоров.
-Товарищ сержант, где ваш головной убор, вещмешок, ремень и подсумок? - Нахмурив брови, с металлом в голосе задавал вопрос лейтенант Фролов давно небритому верзиле в стоптанных сапогах.
-Потерял в бою.
-Вы знаете, что боец Красной армии должен бережно относиться и обеспечивать сохранность своей формы и амуниции? - Напирал на него Фролов.
-Должен бережно относиться...Обеспечивать сохранность..., - скривил губы сержант. - Лейтенант, ты сам, хоть раз был в бою?
-Нет, - смутившись, простодушно ответил Женька.
-Оно и видно..., - обидно протянул верзила.
-Я только что прибыл из военного училища, еще не успел, - почти оправдательно зазвучало из уст лейтенанта Фролова. - Однако устав никому не позволено нарушать, - в его голосе снова появился металл.
Сержант промолчал.
В течение нескольких дней продолжалась работа по формированию подразделений из отступающих красноармейцев. В один из первых июльских дней с передовой, проходившей в километрах 50, прибыл комбат Кочуров. Вечером офицеры собрались неподалеку от палаток в одной из импровизированных курилок, расселились на вкопанные в землю лавочки. Все с нетерпением ждали из первых уст информацию с передовой.
-К сожалению, полк отходит, не ввязываясь в серьезные бои, - невесело начал он с главного.
-Почему? - Невольно вырвалось у Женьки Фролова.
Комбат внимательно посмотрел на него, глубоко затянулся.
-Практически закончились боеприпасы, - продолжил Кочуров. - В поход выступали пешим порядком, поэтому взяли самое необходимое, по сути, лишь стрелковое вооружение. - Снова последовала пауза и глубокая затяжка. - В дивизии зенитный артиллерийский и артиллерийский противотанковый дивизионы еще на момент выступления не были укомплектованы материальной частью и средствами управления. Да и что имелось, полностью взять на тягу не хватало артиллерийских лошадей, а от верховых толку оказалось мало. - Наступила очередная пауза, потом горестный вздох. - А у немцев в основном моторизированные части, авиация. Как противостоять им с винтовками и карабинами? - Комбат изучающим взглядом прошелся по лицам офицеров. - К тому же практически отсутствуют средства радиосвязи. Связь с подразделениями, можно сказать, нулевая.
Наступила тягостная тишина. Слышалось лишь учащенное дыхание комбата. Молча докурив, затушили папиросы. Потом, не сговариваясь, все нервно зашарили по карманам, доставая и прикуривая очередные.
-Где вас застала война? - Обратился лейтенант Ручкин к Кочурову.
-В ночь на 22 июня наш 661-й полк в составе дивизионной походной колонны делал уже четвертый переход, - негромким, глуховатым голосом заговорил комбат. - По приказу комдива марш делали только ночью. К утру в целях маскировки подтягивали хвосты колонн и останавливались на дневку. Рано утром 22 июня полк находился западнее Воротиничи. Около четырех часов услышали в небе нарастающий гул самолетов, идущих с запада на восток. Подумали: наши бомбардировщики. Потом нас насторожил звук - какой-то воющей, не такой, как у ТБ-3. - Кочуров опустил глаза к земле, на несколько секунд замолчал. - И вдруг - видим кресты на крыльях. Девятка юнкерсов начала делать заход на бомбежку. Наше счастье, что шли по лесной дороге и был утренний туман. Бомбы легли на сотню метров в стороне. Потерь удалось избежать. - Комбат потушил окурок папиросы, потянулся за новой. - Вскоре поступил приказ: вырыть щели, замаскироваться, организовать противоздушную оборону и выставить сторожевое охранение. Огонь по самолетам разрешалось открывать только по особому распоряжению. Да и чем открывать? Из зенитных средств имелись лишь пулеметы.- Последовала глубокая, с присвистом затяжка. - Боевой задачи в первый день войны так и не получили. Поступило лишь указание о переходе на военное положение. Среди личного состава провели собрания, объяснили сложность обстановки.
Комбат замолчал.
-Как дальше складывалась обстановка? - Продолжили интересоваться офицеры.
-После нескольких ночных маршей оказались северо-западнее Колки и начали готовить оборону, - возобновил свой монолог Кочуров. - Потом поступил приказ: выйти на восточный берег реки Стырь и сменить обороняющиеся там части 27-го стрелкового корпуса. Во время ночного марша над нами все время висели немецкие самолеты, бросая осветительные бомбы. Наверно, следили за нашим передвижением. Утром 28 июня вышли на установленный рубеж. Ведем оборонительные бои и отходим под натиском превосходящих сил врага. Вот такая, пока не очень радостная, обстановка. - Комбат закончил говорить и прошелся взглядом по лицам внимательно слушавших его офицеров.
В эту ночь под впечатлением услышанного молодые лейтенанты заснули поздно, спали плохо. Сначала долго комментировали услышанное, потом высказали свои суждения, в том числе на перспективу. Выговорившись, попытались заснуть. Это им долго не удавалось. Они ворочались, тяжело вздыхали, замолкали ненадолго и снова начинали ворочаться. Далеко за полночь послышалось посапывание.
Утром комбата Кочурова срочно отозвали на передовую в расположение полка. На следующий день оттуда прибыл командир-связной с приказом: ночью увести сформированные подразделения на рубеж обороны полка.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
