С этого дня Кочнев затаил обиду на своих односельчан. Ему казалось, они не только отказали в просьбе о помощи в простой и очевидной ситуации, но и не выразили Семену элементарного сочувствия в происшедшем. Видано ли, даже ближайшие соседи не сочли нужным подойти со словами поддержки или утешения. Его злило, выбивало из равновесия такое полное непонимание всех.
- Ничего, ничего, вы еще Семена Кочнева узнаете, - мстительно бормотал он, разрешая по дому неожиданно свалившиеся на него проблемы. - Вы еще попросите меня!
Управившись к вечеру с многочисленными делами по своему разросшемуся за последние годы хозяйству, Семен зашел в избу, затопил печь. Без жены и сына дома было пусто, неуютно. Непривычная тишина давила на него, пугающе надвигались сгущавшиеся по углам сумерки, вызывая ранее неизвестное ему чувство страха, одиночества. Кочнев поспешно включил светильник, но ощущение дискомфорта не оставляло его. От струящегося света электролампочки он не испытывал прежнего тепла, уюта, от него как будто веяло холодом далекой зимней звезды.
Присев у печи, Семен закурил и стал смотреть на огонь. Языки пламени весело расползались по сухим березовым поленьям, все больше и больше разрастаясь в размерах и выплескивая тепла. Глядя на их причудливую пляску, он незаметно для себя успокаивался, постепенно притуплялось чувство дискомфорта. От пережитого сегодня внутри по-прежнему все ныло, кровоточило. Его не покидало раздражение и острое желание любой ценой доказать всем свою никем не понятую правоту, свое превосходство. "Без вас обойдусь, один справлюсь!" - Мысленно бросал он в невидимых оппонентов.
На следующий день Семен отправился в соседнюю деревню к своему дядьке - Егору Тимофеевичу, уже много лет работавшему там лесником. Старик держал отличных, породистых лаек. За щенками к нему ехали со всей округи. И Семен решил попросить у дядьки доброго помощника для себя.
Егор Тимофеевич приветливо встретил племянника, усадил за стол, вокруг которого хлопотала маленькая, сухонькая старушка - его жена - Елизавета Павловна. Она суетливо бегала по избе, выставляя на стол многочисленные угощенья и постоянно поправляя выбивавшиеся из-под платка седые пряди волос.
- Лизавета, да уймись ты! - Повысил голос Егор Тимофеевич. - Уже всё на столе, садись.
Подняв, как принято, по рюмке за встречу, Семен выплеснул притихшим старикам все наболевшее за вчерашний день, завершив свой затянувшийся монолог просьбой о помощи в организации охоты на волков. Егор Тимофеевич сразу уловил неприкрытое раздражение, злость и обиду, откровенно сквозившие из рассказа племянника.
- Не горячись, Семен, - спокойно и рассудительно начал дядя Егор. - Не у тебя одного такое случается. Сколько у меня на памяти похожих случаев было. И что? Конец света на этом, всем войну объявлять?
- Войну ни войну, а пусть знают, что Семен Кочнев силен и не будет перед кем попало голову клонить! - Запальчиво выкрикнул он.
- Зря, зря, Семен! Гордыня тебя обуяла. Давно до нас сказано: один в поле не воин.
Егор Тимофеевич налил племяннику и себе. Приняли еще по одной, закусили. Разговор явно не клеился.
- Я так понял, дядя Егор: не помощник ты мне, - первым нарушил затянувшуюся паузу племянник.
- Да дело не в этом, Семен. - В очередной раз пытаясь внять его разуму, громко возразил Егор Тимофеевич. - Хотя и в помощниках уже тяжело ходить. Годков -то сколько стукнуло! Но опять же не это главное. Ты остынь, помирись с женой и сыном, не злись на других. Все по-другому будет видеться. А волки - дело третье. Ни куда они не денутся от нас, - как само собой разумеющееся сказал он.
- Ну нет, дядя, - замотал головой Семен. - Я Нинку с сыном не гнал из дому. Сами ушли, сами и придут! Ишь гордячка какая! Подавись своим барахлом..., - язвительно, на свой манер повторяя слова жены, сказал он.
Над столом вновь повисла гнетущая тишина, иногда прерываемая горестными вздохами Елизаветы Павловны.
- В общем так, дядя Егор, - чеканя каждое слово, стал заканчивать их диалог Семен. - Это все слова, а мне надо дело делать. Если не жалко, отдай мне своего Буяна.
- Дак он же молодой еще, не до конца натасканный, - вырвалось у Егора Тимофеевича.
- Это уже мои проблемы, сам доведу его до ума. - Семен прищуренным взглядом уставился на дядьку. - Если жалко так отдать, называй цену.
- Забирай. Торговаться, ты знаешь, это не мое, - холодно ответил Егор Тимофеевич.
Также холодно, недосказано они и попрощались.
Редкий день не выходил Семён с буяном в лес. Он терпеливо учил его всем премудростям добычи зверя. Собака с полуслова понимала нового хозяина, быстро усваивала непростую охотничью науку, чем несказанно радовала Кочнева.
- Молодец, молодец, Буянушка! - Присев на корточки и поглаживая его по спине, бодро приговаривал Семён. - Скоро мы им покажем кузькину мать!
Собака радостно виляла хвостом, тыкалась носом в лицо хозяина, потом начинала вставать на задние лапы и заливисто лаять.
- Не балуй, не балуй! - Добродушно утихомиривал он пса.
Недели через три Семён решил устроить для собаки первый серьёзный экзамен.
Приготовив с вчера всё необходимое для охоты, он пораньше лёг спать. Долго не мог заснуть, в голову лезли разные мысли. Семен переворачивался на другой бок, пытался сосредоточиться на предстоящей охоте, мысленно выстраивая её план. Рядом с ним, на полу, тихо посапывал его четвероногий ученик, на которого учитель возлагал большие надежды. На улице стояли сильные морозы, и собаку Семён брал в дом. Да и одному в нем было как-то непривычно, жутковато. Как ни как, а живая душа рядом.
Проснулся Семён от звона будильника. Свесив с кровати ноги, долго нащупывал ими тапочки. Буян тотчас вскочил, потянулся, протяжно зевнул, виляя хвостом, ткнулся носом в ноги хозяина и стал их лизать.
- Ну будет, будет, - легонько отталкивая от себя собаку, сонным голосом говорил Семён, поёживаясь от холода.
Плотно позавтракав, он встал на лыжи, закинул за плечи рюкзак, ружье и под нетерпеливое повизгивание собаки ходко устремился в направлении леса. Буян бурно радовался начинающемуся дню, предстоящей охоте. Он стремительно летел вперёд, возвращался, обегал хозяина то справа, то слева, местами глубоко зарывался в снег, громко фыркал и вновь уносился навстречу своей стихии.
С вечера немного подсыпало снежку. Он лёг тонким, пушистым покрывалом. Лыжи мягко, бесшумно скользили по нему.
"Хорошо! - Радовался Семён. - Все ночные следы будут видны как на ладони. Читай по ним всё, что хочешь".
Лунный свет голубовато отливал на свежем пушистом снегу, иногда причудливо переливаясь на слегка припорошенных кустах. На востоке небо начало постепенно бледнеть, всё дальше и дальше отодвигая от горизонта темное покрывало ночи. Яркие фонарики звёзд, беспорядочно облепивших небосклон, медленно тускнели, потом совсем исчезали в малиновом пожаре восхода. Первые лучи солнца заиграли в редких облачках, потом прошлись по заискрившимся макушкам деревьев, и, наконец, над ними появился красный полукруг солнца. Оно лениво выползало из-за горизонта и величественно зависало над лесом.
Стали хорошо различимы следы ночных похождений его многочисленных обитателей. Вот ровной строчкой прошили лес следы лисы, ведшие к опушке и терявшиеся в поле, где она мышковала; то справа, то слева беспорядочно петляли заячьи следы с остановками у молодых, старательно обглоданных осин. Местами снег вокруг них был плотно утоптан и усыпан серыми шариками помета. Под кустами, росшими вдоль опушки леса, попадались крестики сорочьих следов, иногда соединявшиеся с цепочкой крохотных углублений от пробегавшей ласки. Полной противоположностью им казались огромные следы сохатого, наискось пересекшего молодой осинничек. Ничто не укрылось, все было старательно вписано в зимнюю книгу леса.
Буян азартно бросался обнюхивать разные следы, суетливо мотался между ними, нетерпеливо повизгивая, и подбегал к хозяину. Преданно заглядывая ему в глаза, пытался дождаться долгожданной для себя команды. Она не поступала, заставляя собаку все больше и больше волноваться.
Не эти следы хотел увидеть Семен. Он терпеливо шел, увлекая за собой своего нового друга к Кривому урочищу. Почему его назвали Кривым, ни Кочнев, ни кто другой из охотников не могли вразумительно объяснить. Но почти все они знали, что зимою волки часто останавливались там на дневку. С него Семен и начал.
После небольшого привала вышли к урочищу, вставшему на пути непролазным буреломом. Семен остановился, осмотрелся, зачерпнул пригоршню снега, растер им разгоряченное лицо и пошел опушкой, внимательно всматриваясь, нет ли входных волчьих следов. Обогнув урочище на четверть, заметил, как бежавший впереди Буян вдруг резко остановился. Уткнувшись носом в снег, стал тщательно принюхиваться к обнаруженным следам, потом резко поднял голову, потянул воздух, глухо зарычал. Шерсть на загривке вздыбилась, он весь напрягся. Быстро подойдя к нему, Семен увидел цепочку свежих волчьих следов, уходящих вглубь урочища. Насилу оторвав от них собаку, он, придерживая ее возле себя, еще энергичнее заторопился дальше, по краю урочища.
- Теперь, Буянушка, проверим, нет ли выходных, - тихо прошептал Кочнев, тяжело, с присвистом втягивая в себя морозный воздух.
Напряжение собаки невольно передалось и Семену. Он весь обратился в слух и зрение, сняв ружье с ремня и бесшумно скользя на лыжах. По своему опыту знал, что волки звери осторожные, где попало следы не оставят, а по свежему снегу вообще не любят без необходимости следить и, скорее всего, на дневку укрылись в урочище.
Около двух часов понадобилось Семену, чтобы проверить свое предположение. Действительно, волки из урочища не выходили, убедился он, обогнув его до конца и приближаясь к ранее обнаруженным входным следам. По пути он прикидывал, в каком месте потревоженные волки вероятнее всего будут выходить из него, если собаку пустить по следам. Для себя определился, что встанет с подветренной стороны в узком перешейке, соединявшем Кривое урочище с балкой, густо заросшей кустарником.
У входных следов Кочнев, удерживая взволнованную собаку, остановился, дал себе небольшую передышку от долгой, напряженной дороги.
- Теперь твоя работа, Буянушка, - переведя дух, прошептал Семен, потрепав его по загривку.
Напрягшаяся собака рвалась встать на след.
- Ищи, вперед! - Тихо подал он команду и махнул рукой в направлении следов.
Буян быстро устремился по ним в темнеющую глубь урочища.
Кочнев, широко размахивая руками в такт движению, изо всех сил заскользил к выбранному им для номера месту. Сердце выпрыгивало из груди, пульсирующими ударами кровь стучалась в виски, пот заливал глаза, рот жадно хватал воздух. От периодически стаскиваемой с головы шапки и обнаженных волос валил густой пар. На бровях и ресницах засверкал иней.
Пройдя большую часть намеченного пути, Семен услышал приглушенный, заливистый лай собаки. Вскоре он перешел почти на визг.
"Все, подняла их... Идет по горячим... Повисла на хвосте..." - Поочередно мелькало у него в голове. Радость и одновременно беспокойство испытывал он за Буяна. "Молодец, не из трусливых! - Восторгался Семен. И тут же ему приходила другая, тревожная мысль: "Молодой еще, азартный. Как бы не порвали его волки". И весь внутренне напрягался.
Чувствуя по лаю собаки, что не успевает добежать до выбранного им места, остановился в паре сотен метров от него, поспешно прислонился к старой осине, прикрывшись со стороны урочища ее толстым стволом. Отсюда хорошо просматривалась полоска небольшого, узкого прогала, отделявшего урочище от балки.
Семен не ошибся: волки выбежали практически там, где он и предполагал. Под истошный лай Буяна, временами переходящий в визг, волки серыми тенями замелькали в прогале и в считанные секунды исчезли в балке. Он вскинул ружье. Тотчас в морозном воздухе раздались два резких хлопка. Расстояние было запредельным, и Семен пожалел, что не успел заменить патроны с картечью на пулевые, вероятность поражения которыми еще сохранялась. На ходу перезарядив ружье, он заторопился в направлении выстрелов. "Может зацепил кого", - мысленно тешил себя Кочнев. В трех десятках метров от него шумно, на махах уходил по волчьим следам Буян. В азарте погони он не обращал внимания на хозяина, его отчаянные команды вернуться, не реагировал на звук рожка, так хорошо усвоенный им при натаскивании. "Все, если не вернется вовремя, порвут", - назойливо стучала в голове Семена одна и та же тревожная мысль.
Добежав до выходных следов, он стал внимательно осматривать их, с затаенной надеждой пытаясь отыскать пятна крови. Пройдя вдоль следов, убедился, что выстрелы оказались безрезультатными. Заряды картечи прошли с большим рассеиванием, прочертив на снегу длинные бороздки, в основном заканчивавшиеся перед волчьими следами. Вглядевшись в них, приметил трехпалый отпечаток задней лапы волчицы. "А... Старая знакомая!" - Отметил он.
Изучая следы, определился, что потревоженная Буяном стая состояла из семи волков: матерой, матерого и пяти молодых, вероятнее всего, трех переярков и двух прибылых. "Жаль, что не успел вовремя встать на номер, - сокрушался Семен. - Прямо на меня бы вышли, угостил вас по полной". Повернувшись лицом в направлении исчезнувших волков, с досады плюнул и процедил сквозь зубы: "Все равно не уйдете от меня, суки!".
Мысли от волков вновь переключились на собаку, лай которой все глуше и глуше доносился из балки. "Нельзя терять время, - определился для себя Кочнев. - Может удастся перехватить Буяна, оторвать его от гона".
Семен ускоренно заскользил прямиком туда, где балка делала крутой изгиб. Вновь сердце учащенно застучало в груди, по спине, щекам покатился обильный пот, застилая и пощипывая глаза. Кочнев на ходу хватал рукою снег, растирал им лицо. "Если не свернут и пойдут по балке, должен успеть перехватить Буяна", - на ходу успокаивал он себя. Лай собаки на короткое время стал приближаться. Он уже не срывался на визг, был более редким, отрывистым. "Значит, волки оторвались от него", - заключил Семён.
Он ускорил шаг, и всё равно не успевал вовремя подойти к изгибу балки, чертыхаясь и костеря тяжелую дорогу, густой кустарник, вставший на его пути, самого себя за нерасторопность, а больше - за глупость пустить по волчьим следам одну молодую собаку.
Окончательно поняв, что не успеет перехватить Буяна, остановился, стал протяжно трубить в рожок, затем изо всех сил кричать, звать разгоряченную в азарте охоты собаку и, наконец, стрелять в воздух. Потом долго вслушивался в тишину зимнего леса, пытаясь уловить шум возвращающейся к нему собаки. Но лай Буяна постепенно удалялся и вскоре совсем пропал.
Семён окончательно выбился из сил. Не снимая лыж, привалился к куче сухого валежника, припорошенного снегом. Хотел выпить чаю, съесть бутерброд, но передумал. Слегка утолив жажду снегом, встал. Боясь потерять полюбившуюся собаку, насильно заставил себя идти по её следам.
Мал зимний день, да велик охотничий азарт. Семён в пылу охоты и многочасовой погони не успел заметить, как восход сменился закатом. Казалось, только сейчас солнце величественно всплывало над деревьями, а уже торопится соскользнуть с его верхушек вниз, широкой полосой обагрив горизонт. Лес постепенно погружался в сумерки, всё труднее стало различать следы. Крепче нажимал мороз.
Семён остановился, в очередной раз подал сигнал из рожка, потом выстрелил в воздух. В ответ - только шум усиливавшегося ветра по верху деревьев. Кочнев снял лыжи, расчистил от снега небольшую площадку, натаскал и сложил на ней кучу сухого валежника. Потом ободрал с ближайшей берёзы бересту и запалил костёр. Сначала повалил густой дым, постепенно рассеиваясь и уступая место напористо пробивавшимся из глубины костра кумачовым языкам пламени. Вот они весело заплясали над кучей валежника, щедро источая вокруг тепло и свет.
Семён, устроившись на поваленное рядом с костром дерево, притянул к себе рюкзак и впервые за день раскрыл его. Нащупал в нем термос, налил чаю. Съеденные бутерброды с крепким чаем утолили голод и жажду, сняли остроту напряжения и усталости. От тепла костра Семёна разморило, на время отвлекло от тревожных раздумий. Какая-то магическая сила таилась в огне, заставляла неотрывно смотреть на него. Тихая благодать, уют и тепло, исходившие от костра, ласково окутывали Кочнева и словно по мягким волнам уносили в небытие. Мерное потрескивание сгоравших веток убаюкивало, клонило ко сну. С угасанием костра постепенно наваливавшийся из глубины леса холод вернул Семёна из сладостного забвения к безрадостной суетности происходящего. Он встал, подбросил в костер веток. "Сколько не сиди, а домой возвращаться надо",- поеживаясь от холода, грустно подумал Кочнев.
Еще раз потрубил в рожок, голосом покликал Буяна. Напоследок распорол ночную тишину леса двумя хлесткими выстрелами, гулко прокатившимися по округе. Несколько минут вслушивался. Засыпав догорающий костер снегом, встал на лыжи и тронулся в обратный путь.
Домой вернулся ближе к полуночи. Уже не было сил протопить остывшую за день печь. Побросав на нее одежду, ружье, лег спать.
Под утро услышал за окном приглушенный, настойчивый лай. Семён резко вскочил с кровати, как будто всю ночь ждал этого голоса. Метнулся к окну и замер в ожидании. Лай повторился. В валенках на босы ноги и торопливо наброшенном на плечи полушубке он выскочил на крыльцо дома. На грудь ему кинулся Буян.
- Буянушка, Буянушка ..., - Дрогнувшим голосом повторял Семён, не отворачиваясь от влажного собачьего носа, уткнувшегося ему в лицо. Упираясь передними лапами в грудь, Буян сбил с плеч Семёна полушубок, но он, не чувствуя холода, гладил его по голове, спине, трепал по загривку. Хозяин и собака, бурно выплеснув первые эмоции, суетливо вбежали в дом.
Больше на такую охоту Кочнев не отважился: не хотел рисковать собакой. "Я вас по-другому достану", - Мысленно обращаясь к своим заклятым врагам, определился для себя Семен. Он решил брать волков на приваду из засидки.
Был у него и другой вариант охоты. Как-то Кочнева встретил Василий Терехин.
- Ну что, Семен, еще не передумал поквитаться со своими обидчиками? - Со смешинкой в голубых глазах начал он. - Собираю бригаду для облавной охоты. Пойдешь?
Плохо скрываемая ирония в голосе Терехина кольнула Семена, всколыхнула, оживила в нем застарелую обиду.
- Я сам разберусь со своими обидчиками, - ледяным тоном ответил он, немало удивив Василия Петровича.
- Как знаешь, - пожал он плечами.
Для предстоящей охоты Кочнев облюбовал сохранившуюся еще со времен бывшего колхоза вырытую в лесу яму, в которую свозили скот, если случался падеж. Ею и сейчас продолжали пользоваться. Семен вспомнил, что в былые времена мужики устраивали вблизи ее скрадки и неплохо охотились на лис, реже - на волков. "А почему бы и мне не попробовать? - Ободряюще вопрошал он.
Сказано - сделано. Кочнев на лыжах прошел к этому месту. Увиденным остался доволен. Вокруг полуобвалившейся ямы снег был утоптан свежими лисьими следами. Среди них волчьих отыскать не удалось. Но Семен не терял оптимизма.
- Где лисьи, там и волчьи будут, - вслух убеждал себя. - Сейчас для них голодные времена наступили. Ни куда не денутся, на свежую приваду придут. Голод не тетка!
В качестве скрадка он решил использовать заброшенный, скособоченный сарай, уныло смотревшийся в четырех десятках метров от ямы.
На следующий день Кочнев в запряженных санях подвез сюда воз соломы, стаскал ее в сарай. Внутри, напротив оконца, обращенного к яме, оборудовал для себя удобное сиденье со спинкой. Посидел на нем и остался доволен: обзор со стороны оконца-бойницы хороший. Скрадок не продувался, неплохо держал тепло.
С привадой оказалось посложнее. С распадом колхоза поголовье скота резко сократилось, и яма не так часто пополнялась. И тем не менее, пусть реже, но падеж бывал. Здесь Семен проявил свою расторопность. Деревенский "телефон" сработал безотказно: все знали, если где-то случится падеж, то Кочнев самолично займется разрешением возникших проблем.
Доставляя по назначению очередную "порцию" привады, Семен старательно запоминал, сколько и какие следы натоптаны у ямы. В последующие дни он на лыжах регулярно делал обход, пытаясь заприметить появление волков. Семен всегда пользовался одним и тем же следом, проложив хорошо утоптанную лыжню, проходящую в полуметре от скрадка, затем делавшую у ямы полукруг и уходящую в ближайший березняк. Со временем лыжня уже не настораживала зверей и воспринималась как естественный элемент рельефа.
Семен долго ждал этого момента, и, наконец-то, сработало. По утру, делая на лыжах обход по привычному для себя маршруту, он среди лисьих следов разглядел и волчьи. Интуитивно почувствовал, что здесь объявилась хорошо знакомая ему семейка. Домой вернулся возбужденный, в приподнятом настроении.
- Что я говорил? - Самоуверенно мурлыкал Семен. - Голод не тетка. Клюнули, клюнули на мою приваду! И тут же начинал озабоченно бормотать: "Как бы раньше времени не спугнуть. Торопиться не надо. Пусть пообвыкнутся, прикормятся".
Кочнев терпеливо ждал, отвозя одну приваду за другой и часто замечая возле нее волчьи следы. К великой радости, удалось ему разглядеть там и "трехпалый".
Приближалось полнолуние. Дождавшись, когда ветер потянул от привады на скрадок, Семен решил - пора. Теплее одевшись и прихватив с собою две "Ижевки" - двустволку и одностволку, он встал на лыжи и ранними вечерними сумерками споро заскользил по проторенной лыжне. Не прошло и часа, как был у скрадка. Переступил с лыжни на солому, толстым слоем набросанную у входа в скрадок, и только затем снял лыжи, не оставляя своих следов.
Устроившись поудобнее, зарядил ружья: двустволку патронами с картечью, одностволку - пулевым. Стал терпеливо ждать. Время тянулось мучительно долго. Постоянно накатывалось желание закурить. Семен, сглатывая слюну, неимоверным усилием воли подавлял его. Нервно покусывая соломинку, всматривался в бойницу.
Над лесом зависла бледно-желтая луна. Казалось, что кто-то невидимый привязал к деревьям огромный светящийся шар, неподвижно застывший в морозном воздухе. Вокруг беспорядочно рассыпались мерцающие огоньки далеких звезд, перемигиваясь друг с другом. Все пространство было наполнено холодным неоновым светом, отражавшимся от окружавших предметов темно-голубыми тенями.
Ближе к полуночи тянувший со стороны привады ветерок донес приглушенный шумок. Семен напрягся, плотнее обхватил двустволку. На залитую лунным светом поляну из темнеющей громады леса вышла лиса. Осмотревшись, потрусила к выложенной у ямы приваде. Снежинки на пушистой шубе лисицы под луною причудливо искрились, еще больше подчеркивая ее красоту и грациозность. Семен, не отрывая глаз, восхищенно смотрел на зверя. "Нет, красавица, ты мне не нужна, - отметил про себя Кочнев. - В другой раз займусь тобою".
Время шло, а волки так и не появлялись. Под утро Семёна неудержимо потянуло в сон. Он энергично тёр глаза, больно щипал за мочки ушей, отчаянно выводя себя из состояния полузабытья. После того, как над лесом заалела полоска неба, и вокруг чуть забрезжило, он понял, что волки не придут.
Не пришли они на вторую и на третью ночь.
- Проклятие! Как будто заговоренные! - И Кочнев начинал их смачно костерить.
Выплеснув эмоции, твердо решил: "Буду сидеть до последнего. Всё равно придут".
Волки пришли только на пятую ночь. Время было за полночь. Кочнев пребывал в полудреме, уставившись осовевшими глазами на бойницу. Напротив привычно висела луна, иногда исчезая за наплывавшими облаками и угадываясь сквозь них бледным пятном. Вблизи послышался не ясный шорох. "Наверно, опять лиса притащилась", - зевая, равнодушно подумал Семен.
Шум повторился. Кочнев полусонными глазами стал обшаривать поляну. Справа и слева по краю обступившего ее леса он заметил подозрительное шевеление. Присмотревшись внимательнее, различил несколько серых теней. Вынырнувшая из облака луна отчетливо обозначила волчьи силуэты. Волки сторожко, крадучись обходили поляну вдоль опушки, разбившись на две группы и медленно сближаясь друг с другом. Волчица вела за собой двух прибылых, матерый - трех переярков.
С Семёна мгновенно слетела дремота, от волнения застучало в висках. Он интуитивно потянул к себе ружье, не делая резких движений. "Пожаловали, голубчики!" - Внутренне ликовал Кочнев, неотрывно следя за волками. - "Твари! Какие хитрые, осторожные! Это тебе не лисы" - Невольно изумлялся и восхищался ими.
Не почуяв для себя опасности, волки двинулись к приваде, выложенной по краю ямы. Первой шла матерая, за ней прибылые и переярки. Замыкал стаю матерый. "Только бы не спугнуть их раньше времени", -стучало в голове Семена, загипнотизированно смотрящего на долгожданную семейку. Достигнув края ямы, волки стали жадно грызть мерзлую падаль. Один из них, чуть отделившись от стаи, чутко, настороженно вслушивался в стылую ночь.
Пока стая шла к яме, Кочнев отчетливо различал матерых, с которых и хотел начинать отстрел. Сгрудившись у привады, волки перемешались, матерые выпали из виду. Как не силился Семен их выделить, все - бесполезно. То мешало облако, временно закрывавшее луну, то усиливающаяся поземка, тянувшая по поляне. Как назло, и луна стояла напротив. Тени от волков сильно искажали их силуэты и осложняли точную стрельбу. Однако тянуть время было рискованно. Кочнев стал медленно поднимать стволы. Уперев приклад в плечо, решил стрелять в двух ближних и, как ему показалось, более крупных волков. Раз за разом из стволов выплеснулось пламя, за ним - смертельные заряды картечи. От охватившего напряжения он не расслышал звука выстрелов. Отбросив в сторону разряженное ружье, лихорадочно схватил одностволку и стал поспешно выцеливать одного из стремительно убегавших к лесу волков. В горячке также не услышал шума выстрела. Все происходило как будто в немом кино. Трясущимися руками зарядил двустволку, вырвался из скрадка и бросился к приваде.
Первые выстрелы оказались на удивление меткими. Два волка, уткнувшись в снег, дергались в предсмертной агонии. Не останавливаясь возле них, Семен метнулся к опушке параллельно следам убежавших волков, надеясь увидеть еще один трофей ночной охоты. Чем дальше углублялся в лес, тем больше убеждался, что промазал. Верить в это не хотелось, и Кочнев, перебегая от одного следа к другому, пытался отыскать вожделенные капли крови. К его огорчению, их не было. "Какой же я растяпа! - Корил себя. - Почему поторопился, не выцелил как следует, не взял упреждение? Мазила..."
Возвращаясь к яме, стал успокаиваться. При виде двух убитых волков и вовсе повеселел. Внимательно осмотрев их, понял, что подстрелил переярков. "Жаль, что не матерых, - вновь огорчился он. - Ничего, скоро и их возьму, не уйдут от меня, - тут же самоуверенно подумал как о свершившемся факте. Положив убитых волков друг возле друга, начал зачарованно смотреть на них.
- Ну что, начало положено! - Довольно потирая руки, радостно воскликнул Семен.
Было ясно, что волки на приваду больше не придут. После удачной охоты на засидке Кочнев обстоятельно обдумывал, как их теперь доставать. Эта мысль не покидала его каждый день. Он вдруг вспомнил рассказы дядьки Егора, которому неоднократно удавалось подстрелить волков, охотясь на них скрадом, особенно во время бурана или сильного ветра с поземкой. "Самое время для такой охоты", - отметил довольный Семен. На дворе стоял вьюжный февраль, редкий день не мело или не пуржило.
Для предстоящей охоты Кочнев отыскал белый масхалат, приготовил трофейный немецкий бинокль, доставшийся от отца, которому каким-то чудом удалось привести с фронта эту "цейсовскую" диковинку. Видя сборы хозяина, под ногами навязчиво путался Буян, нетерпеливо повизгивая и отчаянно виляя хвостом.
- Будет, будет! - Осаживал взволнованную собаку Семен, не спеша, методично припасая все остальное на завтрашний день.
За окнами смеркалось. Контуры окружающих предметов размывались и постепенно тонули в надвигавшихся сумерках. Снежные вихри с силой ударяли в окна, стучали ставнями, отзывались протяжным воем в печной трубе.
Закончив охотничьи сборы, Кочнев присел у печи, закурил.
- На этот раз ты мне не помощник, - тихо приговаривал он, поглаживая по голове примостившуюся рядом с ним собаку. - Нет, не помощник, Буянушка.
На короткое время устанавливалась тишина и вновь нарушалась разбивавшимися об окна резкими порывами ветра со снегом.
- Понимаешь, это такая охота, один, без тебя, должен идти, - медленно тянул слова Семен, словно пытаясь втолковать их примолкнувшему псу. - На хозяйстве остаешься, Буянушка.
Разгулявшийся с вечера буран ближе к утру выдохся, поутих, однако низом продолжала тянуть густая поземка. "Вполне сгодится для охоты", - управляясь утром по хозяйству, отметил Кочнев. Напоив и задав скоту корму на целый день, он вывел Буяна во двор и посадил на цепь. На охоту выходить не торопился: после ночного рыскания в поисках пищи ушедший на дневку зверь должен успокоиться, "залежаться".
Семен еще раз придирчиво осмотрел свою экипировку и остался доволен. Лишь после этого он оделся, закинул за плечи рюкзак, попрыгал, проверяя, не звенит ли что-либо в нем и в карманах одежды.
- Порядок! - Вслух подытожил свои сборы на охоту. - Теперь на лыжи, и - полный вперед!
После приезда от дядьки, натаскивая Буяна, Семен по увиденным им следам несколько раз замечал, что волки на дневку ложились не только в урочищах, но и на заветренных склонах холмов, где их и можно было взять, охотясь скрадом. Одно из таких мест он и решил сегодня проверить.
День был пасмурный, небо плотно затянуло толстым слоем облаков, сквозь которые солнце практически не угадывалось. Не переставая, мела поземка. Ветер большей частью дул в спину и Кочнев легко, споро скользил на лыжах, быстро сокращая расстояние до выбранного им места. Попетляв среди перелесков, он выскочил к одному из отъемов. В его самом узком месте, где он переходил в другой отъем, Семен заметил цепочку волчьих следов и стал их внимательно изучать. "Скорее всего утренние, - не совсем уверенно подумал он. - Наверно, перед рассветом возвращались с кормежки". Решил перепроверить себя. Медленно двигаясь вдоль следов, часто останавливался, приседал и всматривался в них. На открытых участках следы прерывались: были переметены снегом. Потом они вновь начинали слабо просматриваться.
- И всё-таки, утренние, - тихо, с уверенностью прошептал Кочнев. - При такой поземке вечерние давно бы перемело.
Он бесшумно заскользил рядом с цепочкой следов, теряя и снова отыскивая их. Изрядно поплутав по ним, Семен вышел на опушку молодого березняка. Между ним и возвышавшимся холмом лежало открытое пространство. Кочнев снял лыжи, залег и стал смотреть в бинокль. Внимательно прошелся по хребту холма, затем по его видимому склону. Ничего подозрительного не заметил. Решил не торопиться, ещё пристальнее понаблюдать. Скрупулезно вглядывался в каждую кочку и кустик. От длительного просмотра в глазах появилась резь, ломота, они начали слезиться, но Кочнев терпеливо, методично продолжал изучать каждый метр холма. При очередном просмотре он уловил на хребте холма легкое шевеление, поначалу приняв его за обман зрения, иногда возникающий от длительного перенапряжения. Подозрительное шевеление повторилось. Сосредоточившись, Семен различил приподнятую остроухую голову сторожевого волка, который, свернувшись в клубок, лежал на вершине холма. Периодически поднимая голову, он зорко оглядывал и прослушивал окружающее пространство, затем вновь свертывался в клубок.
"Хорошо, что не поторопился, - радуясь увиденному, похвалил себя Кочнев. - Сейчас главное - незаметно подкраться".
Волк лежал спиной к ветру. Из рассказов дядьки Семен запомнил, что к спящему сторожевику, чтобы он не учуял, надо подползать не строго по ветру, а под углом, лучше со стороны хвоста, и тогда струя воздуха от охотника не попадет на волка. Так Кочнев и поступил. Скрытый в разгулявшейся по низу поземке, он полз в выбранном направлении, не делая резких движений, не выдавая шумов. Заметив, что волк зашевелился, лежал не двигаясь. Медленно, с короткими остановками он приближался к заветной цели. Последние метры казались самыми сложными, невыносимыми. Разгоряченное, потное лицо опускал в снег, не чувствуя обжигающего холода. Насквозь промокшая одежда создавала впечатление, что Семен не ползет, а плывет, задыхаясь в какой-то вязкой, липкой жидкости, которой нет ни конца, ни края.
Подкравшись на выстрел и не рискуя быть обнаруженным раньше времени, он поудобнее выбрал позу, рывком встал на колено и вскинул ружье. Сторожевой волк - это была матерая - среагировала мгновенно. Практически не вставая в полный рост, она кубарем скатилась в небольшую ложбинку. Кочнев навскидку выстрелил в нее из нижнего ствола своей вертикалки. Разом повскакивали остальные волки. Из верхнего ствола он ударил по ближнему из них. Волк, пробежав несколько метров, ткнулся мордой в снег. Быстро перезарядив ружье заранее приготовленными пулевыми патронами, Семен, не вставая с колена, дважды выстрелил в убегающих волков. Вскочив с колена, бросился к подстреленному волку, от него - дальше, в направлении убегавшей стаи, перезаряжая ружье. Волки скрылись в ближайшем перелеске. Кочнев на ходу жадно всматривался в их следы, пытаясь понять по ним, нет ли подранков. Все показывало, что их нет и в этот раз. Не доверяя себе, вернулся назад, внимательно осмотрел лежку сторожевика, прошелся по его следам, отмечая на снегу "трехпалые" отпечатки. И ни одной капли крови!
"Сука! - Метал внутри себя гром и молнии Семен.- И на этот раз ускользнула".
Сделав еще круг, он подошел к лежавшему волку. Подстреленный прибылой продолжал конвульсивно дергать задней лапой.
- Скоро твою мамашу и всех остальных заставлю также дрыгаться! - В сердцах выкрикнул Кочнев.
Окрыленный быстрым успехом, Семен, как одержимый, почти каждый день скрадывал оставшуюся стаю. Волки, действительно, были как заговоренные: то он по неделе не мог отыскать их следов, то они вставали с лежки раньше времени, не подпуская его на выстрел. Кочнев похудел, осунулся, стал раздражительным, щеки впали, круглое лицо неестественно вытянулось, в глазах появился нездоровый блеск.
Заканчивался февраль, наступал март. Семен знал, что в это время семьи волков разбиваются, распадаясь на пары. Ему все чаще стали встречаться по три цепочки волчьих следов: самки и двух кобелей. Местами снег был сильно утоптан, виднелись клочья шерсти, капли крови. Самцы ожесточенно схватывались здесь из-за волчицы. Тревожимая кобелями, она часто переходила с места на место, бывая на ходу и днем. Охота значительно осложнялась, однако Кочнев с маниакальным упорством продолжал выходить на нее. Пробовал и с собакой и без нее. Результат был нулевой. В конце концов, он сдался.
"Дождусь весны, когда появятся выводки. - Успокоил он самого себя. - С Буяном будет легче обыскать логово. Тогда всех передушу и перестреляю!"
В марте долго держались морозы, иногда сменяемые оттепелью с длинными, свисающими с крыш сосульками, капелью, глухим шумом подтаявшего, оседавшего наста, звонким хрустом ледка под ногами. Словно долго раздумывая, приходить или нет, весна навалилась разом, быстро и уже почти неожиданно. Синее мартовское небо поголубело, распахнулось еще шире. Из его бирюзовых просторов все веселее, игривистей стало засматриваться на землю солнце. Оно шаловливо, разухабисто выныривало из облаков, широко улыбалось, бескорыстно и щедро выплескивало на все окрест такое долгожданное, живительное тепло. Волшебные щупальца его лучей мягко скользили по крышам домов, верхушкам деревьев, искрились на снежном покрывале убегавшей зимы, солнечными зайчиками играли на окнах и обильно расплескавшихся вдоль дорог лужах, вездесуще заглядывали в укромные места, сметая со всего живого остатки зимней дремоты. Снег уплотнился, стал ноздреватым, постепенно растекаясь в лужи и ручьи. Первыми обозначились черные, земляные шапки пригорков, слегка подрагивая в мареве испарений. По ночам начал гулко трещать лед на реке. Её оттаявшие берега постепенно окантовывались все расширяющейся, голубой лентой воды.
Звонче и радостнее становились голоса людей, птиц, животных. Все с благодатью ловили ласковое, нежное прикосновение солнечных лучей. По всей деревне настойчиво, протяжно замычали коровы, рвавшиеся из заточенья на разгульную свободу весенних выпасов. На черных проталинах полей важно вышагивали грачи, громко возвещая о своем долгожданном возвращении в родные края. Их радостно поддерживали самозабвенной, заливистой песней скворцы, рассевшиеся вдоль проводов. Не отставали от них воробьи, неумолчно чирикая, высунувшись из щелей карнизов домов. Во дворах звонко, задиристо горланили петухи. Гогоча и курлыча, по небу на север потянулись косяки птиц.
На освободившихся от снега, слегка подсохших полянах радостно звенела детвора, соскучившаяся за долгую зиму от летних игр и забав. У бегущих вдоль дорог ручьев то тут, то там склонились над корабликами будущие капитаны, посиневшими о холода ручонками расчищая ледяные заторы и сопровождая радостными, во всю ширь забрызганных веснушками лиц, улыбками веселый бег своих бригантин. Вместе с оживавшей природой как будто заново пробуждалась, распахивалась на изнанку и душа человека, тепло и тихая благодать зажигались в груди, тоньше, трепетнее становились чувства, по жилам пробегал необъяснимый прилив сил.
В затянувшейся погоне за волками время пролетало незаметно. Семен практически отодвинул от себя все житейские и хозяйственные проблемы, а сейчас, когда он сделал вынужденную передышку, они, как разрастающийся снежный ком, навалились на него, встали в полный рост. Ночами он подолгу не мог заснуть. Вставал, курил и снова ложился, блуждая глазами по стенам и потолку опустевшего дома. Все чаще посещали мысли о сыне и жене. "Наверно, дядя Егор был прав, зря я так поступил", - приходило ему в голову.
С наступлением весны забот по хозяйству значительно прибавилось. Особенно пугали Семена, как он их называл, огородные дела. Ими полностью занималась жена и отчасти - сын. Что, где, как сажать и ухаживать знала и умела только она. Он стал вынашивать мысль поговорить с ней, попросить их с сыном вернуться. Все разрешилось неожиданно, быстро, и, главное, совсем не так, как думал Семен. Встретившись как-то на дороге с женой, он остановился, поздоровался. Неловко потоптавшись, без всякого предисловия, не зная почему, напрямую выпалил: "Скоро в огороде сажать. Ты думаешь с сыном возвращаться?"
- Возвращаться в качестве кого? Работницы?- На вопрос вопросом ответила она.
Кочнева друг взорвало.
- Что ты меня кусаешь все время? Подавись барахлом... Работница... Ну, нет у меня в доме должности принцессы! - Почти закричал он.
- Ты так ничего и не понял, Семен. Не нужны мы тебе, ни я, ни сын, - твердо, с грустью в голосе, сказала Нина.
Повернувшись к Семену спиной, она, не оглядываясь, пошла своей дорогой.
- Да подожди! Куда ты? - Безуспешно пытался остановить ее Кочнев.
Вернулся домой с досадой и злостью на жену, себя, так не гибко, бестолково, топорно объяснившегося с ней, не сумев убедить ее.
бросил он в адрес жены.
Присел на крыльцо, закурил. Глубоко затягиваясь, из подрагивавших ноздрей с шумом выталкивал клубы табачного дыма.
- Ничего, еще подожду. А с огородом и сам справлюсь, - несколько успокоившись, вслух вынес он свое резюме.
Подобно бурному весеннему ручью проскочил апрель, уступая место маю. Снег сошел повсеместно, оставаясь лежать лишь в густо заросших оврагах и лесных низинах. По реке шумно прошел ледоход. Трескаясь, крошась, наползая друг на друга, под восхищенное восклицание ребятни льдины пронеслись вниз по течению, открывая широкий водный простор. На деревьях и кустарниках туго набухли почки, кое-где уже проклюнулись клейкие зачатки листочков. На лесных полянах, лужайках, упорно пробиваясь через прошлогоднюю траву, густым ковром расстилалась сочная зелень, на которую тотчас устремился скот. Над маслянисто- черными квадратами полей заструился пар, по ним с шумом поползли трактора с сеялками. Набухшая, прогретая щедрым весенним солнцем земля жадно вбирала в себя зерна будущего урожая.
В огородах тоже начались первые сельскохозяйственные работы. Семен за три дня управился с посадкой картошки на своем большом огороде. Закончив работу, устало присел, закурил. Рядом, потираясь о его ноги, крутился Буян.
- Что, Буянушка, не пора ли нам напомнить этим тварям о себе? Самое время сейчас!
Собака преданно заглянула в глаза хозяина и, словно соглашаясь с ним, залаяла в ответ.
Усмехнувшись, он почесал у собаки за ушами, потрепал за загривок.
- Пора, пора, Буянушка! - Гася окурок, отвечал сам себе.
Кочнев с вечера приготовил высокие "болотные" сапоги, плащ, ружье, в рюкзак сунул саперную лопатку. "Остальное утром соберу", - отправляясь спать, подумал он.
Веселые солнечные зайчики игриво заплясали на окнах, скользнули по лицу спящего хозяина дома, заиграли в стеклах шкафов. Семен открыл глаза. Комната наполнялась мягким утренним светом. "Проспал!" - Мелькнуло у него в голове. Быстро встал с кровати, прошелся по комнате. От огородных работ во всем теле ощущалась тяжесть, ныла спина, болели руки.
"Разойдусь, отпустит", - мысленно ободрил себя. Позавтракав и закончив утренние хлопоты по хозяйству, зашагал с прыгавшим от радости Буяном в лес.
Дорога вела на восток. Яркие малиновые краски с восходом солнца уступали место нежно-розовым тонам, которые постепенно бледнели, переходили в привычно дневные - голубые. Четко обозначились и приобрели обычные очертания окружающие предметы, откидывая длинные тени. Солнечные лучи ярко слепили глаза, весело искрились в мириадах бриллиантовой россыпи росы, выступившей на сочной зелени травы. Все вокруг казалось безукоризненно чистым, умытом: и солнце, и небо, и воздух, и трава, и приближавшийся лес. И только понуро бредущая фигура Семена в грязно - сером плаще, его небритое, угрюмое лицо с потухшими глазами являлись диссонансом прекрасному весеннему утру, дерзким вызовом проснувшейся природе.
Весенний лес радушно заключил в свои объятия вошедшего в него путника с собакой. Перед ними угодливо расступались наряженные в белые сарафаны березки, украшенные бледно - зелеными, пушистыми сережками. Из пораненных стволов и веток некоторых из них сочился березовый сок. Под ногами тихо шуршала прошлогодняя листва. Справа и слева вырастали холмики оживших муравейников, в которых уже с раннего утра бурлила жизнь. Трудяги муравьи были всецело поглощены строительством своего жилья. В коре старых, засохших деревьев копошились дятлы, временами оглушая лес барабанной дробью. Звонко пересвистывались синицы, шустро порхая с ветки на ветку. Дышалось легко, в полную грудь, везде чувствовалось обновление жизни.
Открывшаяся красота весеннего леса не трогала Семена, не радовала его глаз. Он шел, погруженный в невеселые раздумья о хозяйственных проблемах, с которыми в одиночку справиться становилось все сложнее, о неустроенности и неопределенности личной жизни. Потом начинал думать о предстоящих хлопотах этого дня. "В Черном болоте искать смысла нет. - Размышлял Кочнев. - В разоренное логово волки не вернутся". Решил пройтись по соседним болотам и заглянуть в те урочища, где поблизости есть вода. Он знал, что в местах, пусть и глухих, но лишенных воды, волки не устраивают логово.
Большие надежды Семен возлагал на собаку. Он старательно натаскивал ее исключительно для охоты на волков. Для этого использовал ободранные шкуры и отрезанные лапы подстреленных им по зиме волков. С помощью волчьей шкуры делал потаск длинною в несколько сотен метров и оставлял ее в укромном месте. Затем давал Буяну понюхать волчью лапу или следы, оставленные ею. У того появлялся оскал, шерсть дыбом вставала на загривке. Тут же следовала команда "Ищи! Вперед!". К великой радости Семена, собака быстро брала след, и он, с трудом удерживая ее на длинном корде, еле поспевал за четвероногим охотником. В считанные минуты Буян находил мешок со спрятанной в нем волчьей шкурой, начинал злобно рвать его. В таких случаях Семен всегда не забывал оглаживать, ласкать собаку, давать ей лакомства. Он верил, что многодневная дрессировка обязательно принесет свои плоды. Боялся одного: лишь бы Буян не отвлекался на работу по другим следам, не сосредоточиваясь на разыскивании волков. Убедиться в своих опасениях или опровергнуть их и предстояло сейчас.
Буян неутомимо рыскал в поисках следов. Иногда он останавливался, подолгу внюхивался в незримые следы, затем начинал кружить по урочищу, распутывая все хитросплетения прошедшего здесь зверя. Вдруг бросал этот след, начинал отыскивать другой, замысловато петляя по чащобе и болотным кочкам. Временами Семену казалось, еще немного и загривок собаки взъерошится, появится характерный оскал, Буян живо устремится по долгожданному волчьему следу. Останется только взять его на поводок. Однако время проходило, нужных следов отыскать не удавалось. Семен, как леший, весь перемазанный в болотной грязи, еле переставлял ноги. Из последних сил пытался найти в очередном болоте приметные волчьи тропы в прошлогодней траве, и - не находил. Выйдя на небольшую полянку с поваленным деревом, грузно опустился на него.
- Буян, назад, ко мне, - шумно дыша, Семен с трудом выталкивал из себя слова команды.
Собака послушно вернулась и присела возле него. Отдышавшись, стащил с себя плащ, кепку, сапоги. На припекавшем солнце одежда быстро подсыхала. Кочнев жадно, одну за одной, выкурил две сигареты.
- На сегодня - хорош, - нарушил он тишину. - Лучше поищем их, сволочей, на ранней зорьке, по свежим следам, когда они со своей охоты возвращаются.
Собака понимающе посмотрела на хозяина, вильнула хвостом.
На следующий день Семен встал, едва забрезжило на дворе. Привычно облачился в нужную одежду, прихватил рюкзак с ружьем, спустил с цепи собаку и снова отправился с нею на поиски волчьего логова. Восход встречали в лесу. Накануне, ночью, прошел легкий дождик. Умытый, свежий весенний лес встречал их звонким многоголосием птиц. Все живое в нем трепетало, тянулось к солнцу. Семен угрюмо озирался по сторонам, не мелькнет ли где в траве, хорошо различимый по росе свежий след зверя. Буян тоже старательно обнюхивал и обыскивал все закоулки урочища. И на этот раз поиски не дали результата.
По пути домой Кочнев поспрашивал встретившихся пастухов, не удавалось ли им видеть волков. Ответ был не утешительным. Однако Семен не сдавался. Остаток мая и первую половину июня почти каждый день вместе с Буяном методично обшаривал в ближайшей округе все болота и урочища. Пытался искать и по утренним, и по вечерним зорям. Исход был один. Правда, иногда собаке удавалось вставать на волчий след, но вскоре она теряла его и дальнейшие поиски были безуспешными. "Наверно, ушли отсюда, куда-то подальше", - мысленно подвел черту под своими неудачными походами Семен.
Он еще больше похудел, напоминая измученного голодом узника. Его лицо уже давно не знало улыбки, стало хмурым, угрюмым. Надвигался сенокос, и, волей - не волей, приходилось переключаться на хозяйственные дела. Кроме того, нужно было заниматься и заготовкой дров. Не отменялись также прополка, поливка и куча других больших и малых дел. Семен один везде не успевал, хватался за голову от навалившихся на него забот. Измученный ежедневными хлопотами по хозяйству, предпринял еще одну безуспешную попытку вернуть жену и сына домой. Нина, которую он раньше считал не иначе, как безвольной бабой, размазней, оказалась на удивление принципиальной и независимой.
- На тебе, одной, не сошелся клином белый свет, - зло бросил он жене в ту встречу обидные слова!
К концу лета Семен окончательно понял, что жена уже не вернется к нему. Нужно было как-то обустраивать личную жизнь. Как бы ненароком, напоминали ему об этом и женщины. Настойчивей и искусней других делала это Настя Крикалева, бойкая, смазливая бабенка. Она рано овдовела. Ее муж на пятом году совместной жизни запил вчерную. Однажды, не выходя из очередного запоя, он застрелился. В селе много пересудов ходило по этому поводу. Семен не вдавался в подробности. Да и потом, о чем только не судачат на деревенских лавочках.
Сошлись они с Настей тихо и буднично. Он перевез ее с вещами в свой дом. Отметили это событие по-домашнему, в узком кругу. Началась новая семейная жизнь, в которой Семен во второй раз попытался найти свое счастье.
Отличаясь веселым нравом, хохотушка и болтушка Настя как бы дополняла сдержанного Семена. С ней он чувствовал себя легко и просто.
Если бы не правда-матка Сереги Карташова, то Кочнев и дальше пребывал в иллюзиях счастливой семейной жизни. Как-то по осени, вернувшись из очередной поездки в район по торговым делам, он, по обыкновению, подрулил к сельмагу. Его остановил поддатый Карташов.
- Семен, по тормозам! - Из внутреннего кармана его распахнутой куртки засветилось горлышко беленькой.
Кочнев всем видом дал понять, что спешит.
- Никак торопишься к своей Настене? Соскучился...,- запахивая полу куртки, издевательски протянул Серега.
- Ты что имеешь в виду? - Недружелюбно зыркнул на него Семен.
- А что имею, то и введу! - Осклабился Карташов.
Семен ждал.
- Она вот не скучает, - после некоторого колебания резанул Серега. - Пока ты в поте лица деньгу зашибаешь, она ее в интересном обчестве тратит. Тебя в том списке нет.
Беззубый рот Карташова забулькал от смеха.
- Ты что, алкаш, совсем перегрелся? - Семен приподнял его за отвороты куртки со стеклянной начинкой.
- Я всегда нагретый, - прохрипел Серега, освобождаясь от "дружеских" объятий Семена. - Посмотрю, как ты будешь нагреваться.
Ядовитый смешок вновь больно задел Семена. Он с силой оттолкнул от себя Карташова и, не обращая внимания на его обидные выкрики, заторопился домой. "Какой с пьяного спрос", - подумал он. Пока ехал, перебрал в памяти все, на его взгляд, подозрительное. Слова Сереги, пусть пьяного, все-таки задели за живое, заронили зерно сомнения. Кочнев вдруг вспомнил, что в последнее время стоило ему появиться в магазине, как деревенские сударушки, завидев его, резко обрывали разговор. Тогда их поведению он не придавал значения. Теперь оно начинало казаться подозрительным. Для себя решил: пока окончательно не убедится в правдивости или ложности Серегиных слов, ни каких разборок с Настей не устраивать.
Все разрешилось неожиданно. Вскоре после откровений Карташова Семен отправился в областной центр на пару дней. Выехал туда с вечера на своей "Ниве", чтобы с утра пораньше начать дела. Не проехал и половины пути, как у него поломалась машина. Устранить неисправность не удалось. Хорошо встретился знакомый шофер и взял на буксир. Ближе к полуночи въехали в село, оставив неисправную машину во дворе бывшей МТС.
Подойдя к дому, Семен заученным движением руки стукнул в дверь. В ответ - тишина. Постучал сильнее. За дверью послышались приглушенные голоса, шлепанье босых ног. Со стороны палисадника раздался шум распахнутого окна. В предчувствии неладного, на отяжелевших разом ногах Семен с крыльца рванул в палисадник. От окна спальни через вскопанную клумбу, не задевая штакетника, метнулся мужчина. Белым пятном он мелькнул в переулке и исчез за углом дома. Все произошло настолько быстро, что Кочнев даже не успел разглядеть его лица. Бежать за ним не имело смысла.
По ту сторону поспешно закрытого окна в залитой холодным лунным светом горнице Семен увидел застывшую в испуге свою молодую жену. В ночной сорочке, с растрепанными волосами, сомкнув у груди руки, она напряженно всматривалась в осеннюю темноту. Семена сорвало с места. Оказавшись в палисаднике, потянул на себя створку окна. Она податливо распахнулась. Семен машинально, безрассудно перемахнул через подоконник и оказался лицом к лицу с женою.
- Как ты..., - он хотел сказать "Настена", но язык не поворачивался произнести это слово, - Как ты могла такое сделать? Семену не хватало воздуха, он задыхался, кровь толчками отдавалась в висках.
- Оставь меня, - устало и отрешенно обронила Настя.
Ему казалось, что сейчас она начнет оправдываться, все списывать на самый невероятный случай, наконец, просить прощения.
- Отвечай! - Он с силой тряхнул ее за плечи.
- Уйди! - Жесткие нотки прозвучали в ее голосе. - Ненавижу!
Глаза Насти сузились, стали злые, губы сомкнулись узкой подковой. Семена сразила происшедшая перемена в ее лице. Сделалось мучительно больно от неожиданно свалившейся на него человеческой грязи и подлости.
Недолгим оказалось его семейное счастье. Расстались они в эту же ночь.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
