Аннотация: Эволюция человека памятна не только бесконечными войнами, но и соприкосновением его к удивительному миру живой природы, которая знает примеры, более "достойные" человеческих. Люди могут быть по-настоящему счастливы лишь в полной гармонии с ней, где от сотворения мира все пребывает в равновесии. Но в природе есть и та хрупкая грань, грубо преступив которую, человек превращается в носителя зла на земле. Помните: в вечной земной круговерти, спешке, суете, погоне за материальным легко порвать незримую, духовную связь между собой и природой, превратить себя в одинокого, отверженного всеми путника на земле.
Разорванный круг
Теплым апрельским днем у матерых появился приплод. Шесть маленьких серых комочков с черной полоской по хребту, попискивая, тупыми мордочками слепо тыкались волчице в живот в поисках сосков. Она поочередно облизывала их бледно - желтые головки с черными заостренными ушками, спинки с шелковистым волнообразным пушком. Нащупав соски, волчата слабо виляли широкими темно-серыми хвостиками с черными кончиками. Причмокивая, с передышками четыре брата и две сестры с наслаждением тянули материнское молоко. Насытившись, они засыпали. Волчица осторожно, чтобы не потревожить детенышей, выбиралась из логова, устроенного из старой лисьей норы в глухом, густо заросшем кустарником болоте. Осмотревшись, она покидала логово и мягкой, бесшумной походкой устремлялась в глубь болота, сливаясь с желто-серой прошлогодней травой. Долго, с перерывами, пила воду и также тихо возвращалась старым следом. Неподалеку, в ямке, вырытой в корнях засохшей осины, волчица находила для себя пищу, она жадно рвала добычу, заботливо припасенную для нее волком. Проглотив несколько кусков, отрывала голову от растерзанного зайца, настороженно вслушивалась в весеннее многозвучие болота, ведя по сторонам кровавым носом, и вновь набрасывалась на добычу, озираясь по сторонам.
Днем волчица всё чаще стала появляться из логова, встречаясь с отцом семейства, чуть поодаль чутко дремавшим после охоты. Волки нос к носу подходили друг к другу, приветливо помахивая толстыми пушистыми хвостами. Обнюхав волчицу, волк оставался у логова, а она серой тенью скользила в болото, к воде.
На двенадцатый день волчата прозрели, оставаясь в логове под неусыпным оком волчицы. Они уже активнее ползали в норе, без проблем отыскивали вкусные материнские соски. Иногда из норы отчетливо слышался шум, возня, приглушенное урчание, писк. Находившийся поблизости волк вскакивал, подбегал к норе и, вытянувшись струной, нетерпеливо всматривался в ее темный провал. Шум прекращался, и волк, нехотя, плелся назад.
Вскоре волчица стала выводить волчат из норы на прогулку. С восходом солнца семейство выбиралось из подземного заточенья, и тотчас братья и сестры начинали вволю резвиться на маленькой полянке у логова. Шесть серых колобков на коротких кривых лапках неутомимо гонялись по кругу друг за другом, норовя уцепить убегающего за торчащий вверх наметок хвоста. Если это удавалось кому-либо из них, мгновенно происходила свалка. В приступе азарта волчата остервенело рвали маленькими острыми зубками темно-серые шубки друг друга. Изрядно потрепав себя, шалунишки серыми молниями разлетались по сторонам, и опять наваливались друг на друга. В очередной раз вырастала куча-мала и вновь рассыпалась на шесть частей. И так - до полного изнеможения или смены игры.
Временами свою нерастраченную энергию и резвость волчата обращали на мать, с завидным упорством пытаясь растерзать её. Волчица терпеливо взирала на наседавших на нее со всех сторон косолапых шалунишек, безропотно снося их дерзкие выходки. Когда ее терпению приходил конец, она вскакивала и поспешно отбегала под соседний куст тальника. Маленькие разбойники пытались достать ее и там. Они упрямо, настырно наваливались на мать, сладострастно впивались зубами в её густую шерсть. "Истязание" перебегавшей с места на место волчицы обычно продолжалось до тех пор, пока обессиленные волчата не валились рядом с ней, или на помощь не приходил вернувшийся с охоты отец семейства.
Его появление вызывало у волчат новый прилив энергии, и юные проказники приходили в неописуемый восторг, выказывая отцу немыслимое обилие знаков внимания, ласки, поцелуев, под напором которых он разом забывал об усталости. Волчата, повизгивая и дрожа от нежного возбуждения, изо всех сил подпрыгивали на задних лапках, упираясь передними в широкую грудь волка и стараясь лизнуть его в нос. Они делали это и поодиночке, и попарно, и все одновременно. Сколько любви, обожания и нежности выплескивалось в этот час на глухом лесном пятачке!
Вскоре вытоптанная у норы небольшая поляна стала тесной для волчат, и география их любопытства быстро расширялась. Пытливых проказников, сгоравших от любопытства и страха одновременно, неудержимо тянуло в путешествия. Они пытались всё дальше и дальше проникнуть вглубь болота. Компания несмышленышей, путаясь в высокой траве и пугливо озираясь по сторонам, шествовала по непролазной чащобе. Перед волчатами открывался таинственный, загадочный, пугающий их мир леса. Вот прошуршала в сухой прошлогодней траве ласка; вспорхнула с куста перепуганная синица; из-под кочки с шумом сорвался потревоженный кулик; над головами с макушки осины предательски оглушительно застрекотала сорока; вторя ей, хрипло закаркала ворона, обеспокоенно кружась над своим гнездом, черным наростом прилепившемся к белому стволу березы; пугающе ухнул из болотной глуши филин; тотчас птичий хор пополнился барабанной дробью дятла; заглушая ее, начала отсчитывать чьи-то года кукушка; гортанной любовной песней заявила о себе горлица; мелодично пропела затаившаяся в кустах иволга; с тревожным пересвистом запрыгали по веткам рябчики; шумно, с кряканьем, поспешил над болотом селезень в поисках подружки. Серые проказники с замираньем сердца и дрожью в теле вслушивались в каждый новый для них звук, останавливаясь и пугливо прижимаясь друг к другу. Первые, неожиданные встречи с неведомыми обитателями леса приводили волчат в ужас. Они в страхе бросались наутек, не разбирая дороги.
Дальнейшие походы повзрослевших волчат проходили под присмотром матери или отца. Получив от них первые уроки выживания в лесу, серые ученики мгновенно усваивали азбуку таежной жизни. Им постепенно становилось понятно: кто, кого и как должен бояться, и, вообще, кто в лесу хозяин. Теперь для них лес уже не казался таким таинственным и загадочным, не пугал обилием звуков и видом своих многочисленных обитателей.
Выбираясь с семейством погреться на припекающее майское солнышко, матерая иногда слышала мычание коров, ржание лошадей и голоса людей: в пустоши, расположенные по другую сторону болота, на сочное весеннее разнотравье пастухи пригоняли табун коров. Безотчетный, неясный страх овладевал волчицей. Она заставляла волчат прятаться в норе и, затаившись, беспокойно принюхивалась и вслушивалась в окружавшие ее запахи и шорохи.
Однажды, оставив волчат в норе, матерая поджидала запаздывавшего с охоты волка. В густом, настоянном на травах воздухе, она почувствовала запах человека. Неподалеку раздалось громкое пощелкивание кнута. Волчица отбежала вглубь болота, залегла между кочек в густой прошлогодней траве и стала зорко наблюдать за поляной, на которой показался подросток в коротком сером плаще и высоких резиновых сапогах. Поигрывая кнутом, он медленно обошел ее и остановился у волчьей норы. Присев на корточки, долго и оценивающе осматривал её, а потом встал и начал кого-то громко звать. На его голос вышел высокий худой мужчина с хмурым лицом. Подросток бросился навстречу ему, что-то возбужденно объясняя и тыча кнутовищем в сторону норы. Подойдя к ней, мужчина также долго, внимательно всматривался в ее темнеющий овал. Перебросившись друг с другом несколькими словами, мужчина кивнул головой и остался у норы.
Запыхавшийся подросток вскоре вернулся с лопатой и мешком в руках. Люди стали поочередно раскапывать нору, медленно, неотвратимо приближаясь к тесно прижавшимся к земле волчатам, со страхом и полными ужаса глазенками обреченно ожидавшими своей участи. Когда они заскулили, волчица вздрогнула и ещё теснее вжалась в землю. Не издав ни звука, она не мигающим взглядом следила, как смеясь и весело переговариваясь, радостные, довольные люди побросали волчат в большой мешок и понесли прочь от родного логова.
Матерая тенью кралась за людьми, не теряя их из виду. Незаметно проползала открытые участки, призраком скользила по зарослям и замирала, когда мужчина и подросток останавливались передохнуть. Тогда она слышала, как жалобно скулили ее детеныши. Их зовущие на помощь голоса, тонущие в шуме веселых человеческих возгласов, дрожью отдавались в ее теле.
После очередной остановки люди вышли к небольшому лесному озеру, на берегу которого стоял дощатый сарайчик. К нему примыкал длинный узкий навес и огороженный жердями загон для скота, далеко протянувшийся вдоль опушки леса. Люди занесли мешок в сарай. Через несколько минут вышли, заперли дверь и направились к пасшемуся за ближним перелеском табуну.
Когда смолк шум людских шагов, матерая выбралась из укрытия, осмотрелась, потянула носом. Осторожно пройдя кромкой леса, изучающе окинула зорким взглядом прилегающую к озерку пустошь с постройками, беспорядочно разбросанные по берегу кусты тальника. Все вокруг разомлело под ласковым майским солнцем и пребывало в тишине, покое. Лишь лениво перешептывалась молодая листва берез да изредка раздавались крики сновавших над водою чаек. Ничто не выказывало признаков опасности. Волчица, крадучись, двинулась к сарайчику, не выдавая себя ни одним неосторожным движением. Остановившись у его стены, скрывавшей её от табуна, начала рыть под ней лаз. Позади быстро росла горка свежевырытого грунта. Время от времени она выбиралась наверх, чутко прислушивалась.
Углубившись наполовину, волчица уловила над головой родные голоса. Волчата, почувствовав рядом мать, все разом, громко, наперебой заскулили. Материнский инстинкт заглушил в ней страх перед возможной опасностью. Она без остановок, на одном дыхании преодолела разделявшее ее от детенышей препятствие. Стоявший в углу сарая мешок вдруг ожил, затрепетал, задергался. Из него неслось откровенно нетерпеливое, радостное, многоголосое повизгивание волчат. Матерая без труда разодрала ткань мешка. Серые пленники, скуля и повизгивая, выползали, выкатывались из проклятого заточенья, бестолково суетились, прыгали, путались в ногах матери, тыкались тупыми мордочками ей в нос, грудь, живот. Дрожжа от охватившего ее возбуждения, она обнюхивала вновь обретенных волчат. С трудом утихомирив их, начала в зубах по одному переносить из сарайчика в заросли вишняка на опушке леса. Здесь ее уже поджидал поздно вернувшийся с охоты волк, без устали шедший от разоренного логова по ее следам. Увидев волчицу, нетерпеливо бросился к ней, перехватил детеныша и понес его дальше в спасительную чащобу. Волчица на махах устремилась за очередным.
Рядом, за перелеском, ревел и шумел табун, неудержимой лавиной спешащий на водопой. Гул постепенно нарастал, громко раздавались резкие удары кнута и охрипшие голоса пастухов. Матерая торопилась, ошалело металась от опушки леса к сараю и обратно, отчаянно спасая оставшихся в заточении детенышей. Перетаскивая четвертого волчонка, услышала позади себя топот копыт, тревожное всхрапывание лошадей, затем их испуганное ржание, в котором потонули крики пастухов. Убегая в густые заросли с драгоценной ношей в зубах, она краем глаза успела заметить, как молодой конь с закушенными удилами встал на дыбы, сбрасывая с себя всадника.
Не чувствуя за собой погони, матерые от рубежа к рубежу поочередно переносили волчат в лесные крепи, подальше от людей. К вечеру они вышли к топкому болоту, окруженному со всех сторон стеной леса. Буйная поросль молодых деревьев и непролазный кустарник, словно зеленым шатром, почти сплошь покрывали его. Засохшие от вымочки березы и осины угрюмыми, безжизненными истуканами возвышались над ним. Из болота тянуло сыростью, плесенью. В воздухе держался стойкий запах гниющих деревьев. Волки отыскали крохотную лужайку, по всей длине которой лежала старая кряжистая береза, поваленная ветром. Под выворотом упавшего дерева они устроили логово. Для матерых и их уцелевших детенышей начиналась полная неизвестности, тревог и опасностей новая жизнь.
Волчата быстро подрастали. В них трудно угадывались некогда беспомощные, пушистые колобки с короткими кривыми лапками, тупыми мордочками и куцыми хвостиками. Стали длиннее и крепче лапы, заметно вытянулось туловище, темные шубки посветлели, приобрели желто-серый окрас, мордочки заострились, в прищуренных косых глазах появился хищный блеск, в движениях наметилась мягкость, грациозность. Заострив уши и вытянув трубой подросшие хвосты, волчата уже чутко вслушивались в подозрительные шорохи.
По ночам они оставались одни в логове. С наступлением темноты волк и волчица уходили на охоту. Отец семейства в одиночку уже не удовлетворял постоянно увеличивающийся аппетит прожорливого потомства. Матерые вдвоем всю ночь неутомимо рыскали в поисках добычи.
С охоты волки все чаще возвращались с живой добычей. Они выкладывали перед семейством полупридушенного зайца, носом подталкивали оробевших волчат к добыче, приглашая их завершить затянувшуюся драму. Под одобрительные, хищные взгляды родителей они неумело, с опаской набрасывались на жертву, частенько получая резкий отпор. Случались и конфузы. Поцарапанные братья и сестры с визгом трусливо убегали от отчаянно защищавшейся жертвы. Тут приходилось вмешиваться отцу или матери. С их помощью волчата быстро разделывались со своим обидчиком. Сгрудившись возле поверженного, они торжествующе, победно взирали вокруг.
Июльскими утренними зорями голодные волчата, потеряв всякое терпение увидеть родителей с вожделенной добычей, подавали голос. Скованная тишиной округа нарушалась заунывной звериной песней. Срывающийся, с подлаем голос, как вопль отчаяния и одновременно тоски и одиночества волнами прокатывался по сонным урочищам, перелескам и пустошам, настораживая и пугая все живое. Через короткие, наполненные тревожным ожиданием промежутки времени эти звуки вновь и вновь вырывались из непроглядной, пугающей болотной глуши, пока в них не вливались плавные, густые голоса возвращающихся с охоты волков. Их низкие, вибрирующие звуки заглушались откровенно нетерпеливым повизгиванием и тявканием волчат.
В один из июльских дней матерые после изнурительной ночной охоты с восходом солнца вернулись в логово. Под радостное повизгивание волчат первой появилась волчица, за ней - волк с перекинутым через спину теленком косули. Положив тушку на усеянную костями лужайку, матерый отошел в сторону. Волчата бросились к добыче. Они остервенело рвали ее на куски и, давясь, спешно проглатывали их. Усталые родители, прищурив глаза, лежа наблюдали за кровавым пиршеством прожорливой семейки. В желто-зеленом блеске их глаз все еще угадывался азарт прошедшей охоты.
Вдруг сквозь хруст разгрызаемых костей волчица уловила посторонние, тревожные звуки. Она быстро встала. Вытянув морду в направлении входных следов, отчетливо выделявшихся на еще не обсохшей росе, потянула носом, рыкнула и, подавшись вперед, вся обратилась в слух. Хвост ее приподнялся и вытянулся струною, уши заострились, мышцы напряглись, закаменели, шерсть на загривке вздыбилась. Вскочил и замер в такой же стойке волк. Волчата, услышав рык матери, перестали есть и в напряженном ожидании уставились на нее. Шум в кустарнике усилился, явственно обозначилось его приближение. У матерых еще больше вздыбилась на загривках шерсть, на мордах появился хищный оскал. Предупреждающий об опасности голос волчицы сорвал волчат с места. Они в сопровождении мимолетного, тревожного взгляда родителей серыми тенями метнулись в чащобу и растворились в ней. С противоположной стороны в шуршании прошлогодней листвы и травы, треске веток неожиданно громко раздался заливистый лай собак, за ним - голоса людей. Секундами позже из кустов на лужайку вырвалась пара гончаков. Обнажив клыки, с хрипами, злобным рычанием и лихорадочным блеском в глазах кинулись к поджидавшим их волкам.
Матерые, приняв на себя собак, стали на махах уводить их от волчат. В бешеной гонке собаки и волки дальше и дальше уходили от логова. Волки постепенно расходились в стороны, каждый уводя за собой преследователя. Покружив собак по глухим, непролазным местам, они уже покидали границы болота, когда из его глубины короткими, приглушенными хлопками донеслись ружейные выстрелы. С небольшим перерывом послышалось еще несколько выстрелов, и все стихло. Лишь лай и хриплое, с надрывами дыхание гончих неотступно преследовали матерых.
Волчица чувствовала, как она постепенно теряет силы: сказывалась усталость от ночной охоты. А позади все ближе и ближе раздавались прыжки злобного красногона. Временами волчице казалось, что она уже ощущает на себе его горячее дыхание, слышит бешеные удары его сердца, пощелкивание острых клыков и победное, самодовольное рычание. Цепенея от накатывавшего на нее страха, она снова и снова заставляла себя отрываться от преследователя, пытаясь как можно дальше увести его от затаившихся в болоте волчат, из последних сил выполняя перед ними свой материнский долг.
Давно осталось в стороне логово, а за матерой, то приближаясь, то отдаляясь, по-прежнему, неотрывно следовали тяжелое, с присвистом дыхание да лай гончака.
Она стала уходить от него оврагом. Пробегая по его крутому склону, волчица сорвалась и кубарем покатилась на дно. Нагоняя ее, скатился в овраг и преследователь. В падении он хватил матерую за заднюю лапу. Острая боль заставила ее мгновенно сгруппироваться и резким прыжком встать на лапы. В метре от матерой уже изготавливался к прыжку гончак. Два заклятых врага и соперника -волк и собака, позабыв за давностью веков свое родство, в безобразном зверином оскале замерли в противостоянии, торопясь в смертельной схватке доказать свое превосходство.
Они бросились друг на друга почти одновременно, стремясь железной хваткой сомкнуть клыки на горле противника. Сшибаясь грудью, в дикой злобе рвали друг друга, расходились и вновь сходились. Гончак торопился, часто делал неверные движения. Не достигнув цели, он в охватившем его порыве горячности раз за разом совершал безрезультатные прыжки. Волчица больше оборонялась, старалась экономно, расчетливо расходовать силы, приберегая их для решающего момента схватки. Увернувшись от очередного наскока, волчица изловчилась и в прыжке настигла разгоряченного схваткой врага. Оседлав гончака со спины, она всей мощью своих челюстей вонзилась в его загривок. С диким звериным рычанием они клубком покатились по дну оврага, устланному ярко-зеленым ковром в бриллиантовом обрамлении утренней росы, оставляя за собой клочки выдранной шерсти, смятую, местами вырванную с корнем и расцвеченную рубиновыми пятнами крови траву.
Волчица цепко держала гончака в смертельном объятии. Она почувствовала, что он слабеет, проявляет меньшую напористость. Попытки его сопротивления стали нерешительными, вялыми, неуверенными. Матерая тоже держалась на последнем пределе сил. Страшная усталость давила ее, от неимоверного перенапряжения немели мышцы. В последнем рывке она еще уже сомкнула челюсти.
На закате дня волчица тронулась к логову, к детенышам. Несколько раз она порывалась уйти туда раньше, но инстинкт самосохранения останавливал ее. Время тянулось мучительно долго, день казался нескончаемым. Ей чудился вой волчат, она постоянно вскакивала, тревожно вслушивалась в душную июльскую тишину и, не уловив там ничего, кроме неумолчного стрекота кузнечиков, вновь ложилась. Дождавшись, когда разморённое, уставшее от собственного зноя солнце начало медленно опускаться за верхушки деревьев и в лесу обозначился полумрак, матерая пошла, волоча прокушенную в нескольких местах, с оторванным когтем левую заднюю лапу.
Приблизившись к логову, она потянула воздух, насторожилась. Бесшумно, крадучись, сделала широкий круг и снова прослушала темнеющую громаду леса. Потом волчица села и, запрокинув голову, завыла. Все вокруг заполнилось гортанными, унылыми звуками. Что-то особенное, леденящее душу таилось в них: горе и грусть, боль и утрата, безисходность и одиночество. Но вот протяжный плач волчицы стал откровенно вопрошающим, в нем послышались нотки мольбы и надежды, зазвучала мощь и уверенность. Тотчас из глубины болота, гармонируя с его теменью, глушью, отозвались два высоких, срывающихся на подвизг голоса волчат. Дальше и правее низко, чисто ответил матерый. Не дослушав его, волчица вновь завыла. В ее громкую, нетерпеливую песню поспешно и органично, сплетаясь в сложнейшие построения, вливался вой отыскавшихся членов семьи. Но в этом слаженном ансамбле, как не силилась различить волчица, не доставало двух родных голосов, навечно оборванных поутру выстрелами.
Зима выдалась снежная, морозная. По глубокому снегу добывать пищу становилось все труднее. Иногда волкам удавалось поймать зайца или зазевавшегося в снегу тетерева. Добыча мгновенно разрывалась на куски. Запах свежей крови дурманил, еще больше обострял ненасытный аппетит. Голод гнал волков поближе к человеку.
Волки шли след в след. Стаю вела матерая. Временами она останавливалась и, вытянув лобастую, остроухую голову, чутко вслушивалась в ночную тишину, нарушаемую далеким лаем собак да шумом ветра в деревьях. Ветер усиливался. Под его мощными порывами покорно гнулись верхушки берез, жалобно скрипели раскачивавшиеся стволы, бледнея в темноте светлыми полосками. Стылые ветки в прошлогодних сережках, извиваясь и сплетаясь, остервенело колотили друг друга. Низом, по открытым местам, тянула поземка. В разрывах облаков из черной бездны неба мерцающими, размытыми огоньками проступали звезды. Потянув носом остуженный рождественским морозом воздух и не уловив в нем тревожных для себя звуков и запахов, волчица мягкими, рассчитанными движениями продолжала путь. Растянувшись цепочкой, за ней бесшумными тенями скользили остальные. Шествие замыкал матерый.
Обогнув болото, волки вышли на дорогу. Матерая повела по ней стаю к человеческому жилью с его обилием заманчивых, вкусных запахов. Делая короткие остановки, стая гуськом шла по дороге к ближайшему селу, все отчетливее улавливая сквозь завывание ветра лай собак. Дорога, местами переметенная, ныряла в непроглядную тьму соснового бора, долго тянулась вдоль его заснеженной опушки, круто изгибалась, начинала петлять между осинничками и березовыми колками и, рассекая пополам островок густых зарослей тальника, выводила к полю. Матерая сошла с дороги и остановилась у обочины. Нарушив установленный строй, волки беспорядочно рассыпались позади нее. Ветер волнами гнал по полю лавины снега, легко подбрасывал их и неистово кружил. Казалось, все вокруг вертится в белом дьявольском танце. Летящие с поля снежные заряды с силой били в волчьи морды, устремленные к ветру. Там, за этим полем с беснующимся на нем потоком снега, протянулся овраг, выводящий к околице. Запах человеческого жилья будоражил стаю. Семь пар голодных глаз устремились в манящую и одновременно пугающую даль. Волчица оглянулась, окинула взглядом сгрудившихся за ней. Матерый, два прибылых и три прибившихся к ним переярка покорно ждали. Они знали, что матерая, как это не раз случалось, постарается любой ценой накормить и сохранить стаю, вот уже пятые сутки безуспешно рыскающую в поисках пищи.
Волчица нетерпеливо переступила, шагнула к матерому, потом - в поле и обратилась в слух. Вытянув морду навстречу ветру, она сторожко, ускоряющимся шагом повела стаю через поле, к человеческому жилью. Сегодня, чтобы уберечь от голодной смерти остатки своего семейства, она должна была взять у того, кто дважды пытался в прошедшем году извести стаю под корень.
Стая, ведомая волчицей, медленно поднималась по склону оврага, пробираясь сквозь снежную пелену к ближайшему дому, окруженному многочисленными сараями, навесами, пригонами и прочими постройками. В ночном морозном воздухе вдруг потянуло теплым парным запахом овец. Волки ускорили шаг. Подойдя с подветренной стороны к одному из пригонов, почти под самую крышу заметенному снегом, они увидели окантованный куржаком черный квадрат распахнутого окна. Из него поднимался пар, источая дух жилья и дурманящий аромат пищи. Волки судорожно сглотнули слюну. Матерая поднялась на крышу пригона, осмотрелась. Остальные нырнули в темный, с дразнящими запахами проем окна, из которого послышались жалобное блеяние овец, удары копыт по полу, глухие толчки в стены, возня, хруст.
Все было кончено в считанные минуты. Волки, возбужденные резней, с хищным блеском глаз и окровавленными носами быстро уходили в овраг, унося с собой долгожданную добычу.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
