[Регистрация]
[Обсуждения]
[Новинки]
[English]
[Помощь]
[Найти]
[Построения]
[Рекламодателю]
[Контакты]
В.А. Ручкин
Ой, Днепро, Днепро...
В конце сентября 1943 года 4-я гвардейская армия, развивая наступление, устремилась к Днепру. Войска по всему фронту придвигались к реке, вставшей на их пути могучей преградой. Усталый батальон ночью выдвинулся на левый берег Днепра, маскируясь в прибрежном лесу.
Сержант Ручкин и рядовой Омельченко, прикрываясь росшими вдоль берега кустами, направились к реке за водою.
-Ридный, коханый мий Днипро! - Зайдя по колену в воду, тихо, задушевно заговорил с рекою пожилой боец Омельченко. - Ось я и дошов до тебе. - Он зачерпнул руками речную воду и долго, не отрываясь, пил. - Така смачна тильки тут! - Радостно-умиротворенно посмотрел на сержанта Ручкина, совсем недавно появившегося в батальоне после госпиталя. - Мои вси блызько, там. - Рука солдата махнула в противоположную сторону реки. - Скоро побачимся.
Вынырнувший из-за тучи рожок полумесяца нарисовал на воде дрожащую, желто-зеленую дорожку, соединившую два берега - низкий левый и высокий правый. Видно было, как по зеркальной глади спешащей на юг реки иногда пробегала отливающая холодным, свинцовым светом рябь. На слабом ветерке сухо шелестела начавшая желтеть листва прибрежных кустов. На короткое время ветер стихал, и все вокруг тонуло в вязкой тишине. Лишь слабо улавливался шум перекатывающихся в реке голышей, да причудливо отражалось опрокинутое в воду небо.
-Ридною хатою пахне, - зашептали губы Омельченко, на глазах блеснули слезы. - Чую, чую, я. - Он тяжело сглотнул подкативший к горлу ком.
Сержант понимающе смотрел на товарища, проникшись охватившими его чувствами. Омельченко снова захватил полную пригоршню воды и стал медленно, с наслаждением пить.
-Тильки тут настояща вода, - насилу оторвавшись от нее, выдохнул растроганный боец и направился к берегу.
Товарищи быстро наполнили прихваченные с собою емкости и грузно зашагали в расположение взвода.
В лесу копошился людской муравейник: бойцы устраивались на ночлег. Кто-то ломал ветки кустарников, сосен, кто-то рвал траву, сгребал руками прошлогоднюю листву, сосновые иголки. Потом все это укладывалось аккуратными рядами и накрывалось сверху плащ-палатками. Спать на голой земле уже было прохладно. Тем более, в последние дни шли дожди и она стала сырой.
К появившимся во взводе Ручкину и Омельченко потянулись с котелками, флягами за водой. Подошел и командир взвода - молодой лейтенант Сорокин.
-Сержант Ручкин!
-Я, товарищ лейтенант.
-Отойдем в сторонку.
Пройдя с десяток метров, комвзвода опустился на поваленое дерево, жестом руки предлагая сделать это и сержанту. Достав из кармана пачку папирос, лейтенант, молча, протянул ее Ручкину.
-Не курю, товарищ лейтенант.
-Тогда один подымлю.
Чиркнула зажигалка, выхватывая из темноты юное, курносое личико. Тут же в свежем лесном воздухе распространился едкий табачный запах.
-Сегодня комбат забрал к себе моего помкомвзвода, - выталкивая из себя очередное кольцо дыма, раздраженным голосом начал лейтенант. - Хочу вместо него тебя назначить. - Он внимательно посмотрел в лицо рядом сидящему с ним. - На сколько я осведомлен, ты уже, так сказать, был в этой роли, знаешь, что к чему.
-Приходилось.
-Вот и еще придется, - не терпящим возражения тоном сказал комвзвода. - Остальные формальности потом.
-Ясно, товарищ лейтенант.
Взводный и его новый помощник встали.
- А сейчас - отбой, - последовала команда.
По старой солдатской привычке ложились спиной к спине, половину плащ-палатки подстелив под себя, другой - запахнувшись с головой.
Все последующие дни десантные батальоны спешно готовились к переправе. Повсюду сколачивали плоты, непонятно где находили старые, рассохшиеся лодки, приводили их в порядок. В готовящихся к форсированию Днепра войсках все было подчинено одной цели - в кратчайшие сроки запастись подручным и штатным переправочным парком. Усиленно завозили боеприпасы - ящики с патронами, ручными гранатами, противотанковыми и противопехотными минами, снарядами. Заметно увеличилось количество минометов и противотанковых пушек. С каждым днем разрастался контингент саперов, везде сновали связисты, плетя паутину телефонных линий - действующих и запасных.
Среди солдат разговоры неизменно сводились к предстоящей переправе. Все гадали: в первом или втором эшелоне будет форсировать Днепр их батальон. И каждый интуитивно чувствовал, во что это им обойдется. Горестно вздыхали не умевшие плавать бойцы, замыкаясь в себе.
-Мужики, у меня заговор есть, - летел в вечерний лес из плотного кружка сидевших бойцов, приглушенный голос рядового Петрова. - Когда на фронт провожали, бабка дала. - Он расстегнул левый карман гимнастерки и вынул плотно сложенный листок бумаги. - Здесь молитва "Спаси и сохрани" написана. - Головой кивнул на листок. - Кому надо, дам переписать.
-Рядовой Петров! - Совсем рядом неожиданно громко раздался бас политрука роты Богуславского, которого солдаты откровенно недолюбливали. - Ты почему здесь упаднические настроения сеешь?
-Никак нет, товарищ политрук!
Вместе с Петровым подскочили остальные.
-Дай-ка мне твою дремучую поповщину. - Вперед протянулась начальственная рука.
Рядовой Петров побледнел, плотно сжал в руку листок.
-Дай, говорю!
Петров стоял, не шелохнувшись. Окружавшие его замерли в ожидании.
-Ты что, под трибунал захотел за не выполнение приказа? - Гневно выдохнул политрук.
Рядовой Петров, поколебавшись, протянул ему листок. Богуславский развернул его и, не читая, порвал на мелкие кусочки.
-Кто здесь старший? - Обратился он к стоявшим перед ним навытяжку солдатам.
-Я, помкомвзвода сержант Ручкин!
-Вы, почему не пресекаете подобные разговоры? - Из-под нахмуренных бровей сверкнул тяжелый взгляд. - Сейчас некогда, а на том берегу Днепра вернемся к этой теме.
Политрук кивнул головой и зашагал дальше.
-Сука, - в спину ему тихо цедил сквозь зубы Петров. - До того берега еще доплыть надо.
-Тыхенько, тыхенько, Мыкола, - плотно ухватив его за локоть, говорил Омельченко. - Бис з ным.
Вскоре прозвучала команда "Строиться". В вечерних сумерках замелькали озабоченные лица солдат, все вокруг загудело, засуетилось. Строились поротно. Командиры рот довели до личного состава боевой приказ на наступление войск армии с форсированием Днепра ранним утром 4 октября. Следом за ротным выступил политрук. Он долго и пафосно говорил о том, что роте выпала великая честь форсировать Днепр в составе первого эшелона.
-Итак, товарищи, - заканчивал он, - завтра ранним утром мы снова погоним фашистов с нашей советской земли. - Вверх взметнулась его рука. - Гвардейцы! Пусть вас осенит победоносное знамя нашей коммунистической партии и великого Сталина!
-Товарищ политрук! - Донесся из строя голос Петрова. - Вы с нами?
-Отставить разговоры, рядовой Петров! - Побагровев, рявкнул Богуславский. - Где мне быть, решит командование.
Ротный не смог скрыть на лице усмешку.
Когда расходились по взводам, Омельченко затараторил Петрову: "Цей бис тильки на словах мицней, а на тому берези появыться после всих".
-Омельченко, прекратить разговоры в строю! - Подал голос взводный. - Не понятен приказ?
- Усе ясно, товарищ лейтенант.
Лейтенант Сорокин довел до личного состава поставленную перед взводом задачу. И началась долгая, хлопотная подготовка к предстоящей переправе, а потом - еще хуже: ее ожидание.
Ночью почти никто не спал. Курили одну за другой самокрутки, тихо переговаривались, в очередной раз развязывали вещмешки, просматривали их содержимое. Доставали фотографии, подолгу всматриваясь в выхваченные лунным светом темные образы родных и любимых. Вставали и снова ложились. Над головами под напором налетавшего ветра раскачивались верхушки деревьев, слышался шум трепетавшей листвы. Под утро сон все же сморил бойцов на короткое время.
Как только на востоке обозначился первый, слабый румянец восхода, прозвучала команда "Подъем"! Прибрежный лес пришел в движение. Полусонные солдаты сворачивали плащ-палатки в скатки, одевали на себя, закидывали за плечи вещмешки, разбирали оружие. Затаив дыхание, с минуты на минуту ожидали артиллерийскую подготовку. С ее началом каждый знал свои действия: кому тащить к реке сколоченные плоты и другие подручные плавсредства; кому - ящики с боеприпасами; кому - провиант и все иное, необходимое в предстоящем бою.
И вот - началось. Все вокруг потонуло в диком грохоте орудий. Высоко над головами загудело, засвистело, зашипело, левый и правый берег Днепра содрогнулся, заиграл, заплясал в всполохах огня. Из прибрежного леса к реке заспешили сотни бойцов. Среди кустов, замелькали подхваченные десятками человеческих рук плоты, лодки, ящики, орудия. Люди натыкались друг на друга, падали, вновь вставали и устремлялись к реке, что-то кричали, взмахивали руками. Казалось, и лес, и земля, и воздух, и прибрежная вода - все завертелось, закружилось, перемешалось с обезумевшим людским муравейником.
-Живей, живей, ребята! - Поторапливал солдат, замедляющих бег под тяжестью переносимых плотов, помкомвзвода Анатолий Ручкин, тоже сгорбленный под ящиком с гранатами.
Наконец, под ногами зачавкала глина, забулькала речная вода.
-Мужики, опускай его!
Тут же раздался глухой шлепок по воде и на ней закачался плот. На него начали складывать ящики с боеприпасами, шесты, бросать вещмешки, скатки, другую аммуницию, снаряжение, тяжело дыша, подниматься сами бойцы. Рядовой Омельченко сразу взял в руки шест и стал ловко, привычно управлять плотом, не давая сорваться ему вниз по течению. Второй шест, с противоположной стороны, также умело заиграл в руках волжанина - рядового Нефедова. На корме правил командир отделения младший сержант Снегирев. Пулеметчик Тарханов понадежней устанавливал на плоту свой ДП-27, радист Ничипоренко колдовал над рацией, пытаясь удобнее и безопасней расположить ее, помкомвзвода сержант Ручкин с рядовым Кондратьевым для устойчивости плота равномерно, по всей его поверхности, растаскивал ящики с боеприпасами. Один рядовой Петров, как штурман, стоял полубоком без дела в передней части плота, напряженно вглядываясь вдаль и что-то усиленно нашептывая. Его толстые губы с нависшими над ними усами забавно подергивались.
-Эй, трудяга - воин, не вспотел еще? - Обращаясь к нему, крикнул младший сержант Снегирев.
Петров, не прерывая своего занятия, махнул рукой, дав понять: "Отвяжись". С губ Снегирева уже готовы были сорваться очередные слова, как его опередил "штурман" доморощенного плавсредства.
-Сука, он думал, что без бумажки - я букашка! - Рядовой Петров повернул лицо к товарищам.
Все недоуменно уставились на него.
-Да я бабкину молитву и без бумажки знаю, как "отче наш". - Он удовлетворенно хмыкнул. - Вот и замолвил за всех вас перед Господом "спаси сохрани", теперь фрицам мы не по зубам. - Его сжатый кулак вытянулся в направлении противоположного берега.
А там от мощной артподготовки вздыбилась и дрожала земля. Десятки черных фонтанов от разрывов снарядов плотно друг к другу, без устали, гуляли вдоль передовой немцев. Местами в небо устремлялись густые клубы дыма, в воздухе мелькали разбитые бревна, доски, покореженный металл. Чем ближе подплывали к правому берегу, тем становились заметней вывороченные взрывом и подброшенные вверх куски земли, все громче и громче слышалась канонада разрывов. На плоту уже нельзя было различить человеческих голосов. Постепенно огонь начал переноситься в глубину вражеской обороны.
Вся река ожила, пришла в движение. Насколько хватало глаз, она густо покрывалась разномерными лодками, плотами с копошащимися на них людьми. Флотилия, сплошь состоящая из подручных плавсредств, упорно продвигалась от левого берега к правому, угрюмо, зловеще нависшего над рекой. Десантники, меняя друг друга, усиленно работали шестами, остальные, свободные от работы, тревожно застыли, плотно сжимая в руках оружие и напряженно всматриваясь в таящую в себе полную неизвестность нависающую над рекой кручу. Все внимание солдат было приковано к ней. В голове мелькал рой мыслей, одна лихорадочно сменяла другую, но неизменной оставалось одна: что ждет нас там?
Анатолий Ручкин заметил, что плоты их взвода значительно вырвались вперед. В третьем, слева от него, находился командир взвода. Он что-то громко кричал, отчаянно размахивая руками, но разобрать его слов было невозможно. Плоты уже перешли середину реки и все ближе, ближе подплывали к правому берегу. Время тянулось мучительно долго, иногда думалась, вовсе остановилось, движение плотов представлялось черепашьим. Казалось, они застыли заманчивой мишенью для немцев, и никакая сила не способна их сдвинуть с этого места. "Быстрей, быстрей, быстрей! - Стучало в головах бойцов, отдавалось в груди, заставляя учащенно биться сердца. Немигающий взгляд шарил и шарил по противоположной стороне реки в поисках разгадки затаившейся там опасности. В напряженном ожидании "привета" с того берега как-то не заметили, что наша артподготовка закончилась и наступила зловещая пауза, которую не хорошо почувствовали все, закрутили головами, стреляя взглядом и встречаясь глазами с плывущими на одном плоту, потом выхватывали тревожные узнаваемые лица с соседних, потом, насколько виделось, просто ожившие фигурки людей с других, дальних.
И совсем неожиданно воздух, небо, земля, вода и все кипевшее над нею людскими страстями вдруг стало наполняться величественными звуками.
У прибрежных лоз, у высоких круч
И любили мы и росли.
Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли.
Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч
Над тобой летят журавли.
Это неслось из мощных громкоговорителей с левого берега вдоль по реке, на правый, подчиняя, властвуя над всем живым в ближней и дальней округе. Рядовой Омельченко от неожиданности вздрогнул, его глаза расширились, руки потеряли и тут же подхватили шест.
Ты увидел бой, Днепр-отец река,
Мы в атаку шли под горой.
Кто погиб за Днепр, будет жить века,
Коль сражался он как герой.
Кто погиб за Днепр, будет жить века,
Коль сражался он, как герой.
Могучая, раздольная песня вольно неслась по Днепру, не зная преград: глубоко проникая в души плывущих по нему людей, будоражила мозг, подчиняла их волю. Все окружающее пространство было до отказа наполнено величественной мелодией, завораживающей, гипнотизирующей, не оставляющей равнодушным все сущее от воды до небес.
Враг напал на нас, мы с Днепра ушли.
Смертный бой гремел, как гроза.
Ой, Днепро, Днепро, ты течешь вдали,
И волна твоя как слеза.
Ой, Днепро, Днепро, ты течешь вдали,
И волна твоя, как слеза.
Сила и уверенность вселялись в десантников, страх, напряжение перед грядущей неизвестностью отступали, пробуждалось чувство ненависти к затаившимся на том берегу, осквернившим твою Родину, надругавшимися над святым. Возникало одно желание - быстрее, в одном порыве, сойтись в смертельной схватке, освободить, очистить правый берег от разползшейся по нему скверны.
Из твоих стремнин ворог воду пьет...
Захлебнется он той водой!
Славный час настал, мы идем вперед
И увидимся вновь с тобой.
Славный час настал, мы идем вперед
И увидимся вновь с тобой.
И ворог с той стороны напомнил о себе ощетинившимися орудиями, уцелевшими после нашей артподготовки. Они прямой наводкой стали бить по застывшим на плотах и лодках людям. Огонь с каждой минутой усиливался, все большее количество вражеской артиллерии вступало в бой. Грохот орудий нарастал, все вокруг начинало тонуть в сплошном вое, свисте, чудовищных раскатах грома, но набирающая обороты бешеная канонада не могла заглушить мощно гремевшую, вошедшую в полную силу песню.
Бьет фашистский сброд Украина-мать
Партизанкою по Днепру,
Скоро выйдет вновь сыновей встречать,
Слезы высохнут на ветру,
Скоро выйдет вновь сыновей встречать,
Слезы высохнут на ветру.
В разыгравшийся над рекою ураган огня все - равно настойчиво вплеталась музыка, она звенела глуше и глуше, но слова песни еще можно было разобрать.
Кровь фашистских псов пусть рекой течет, -
Враг советский край не возьмет!
Как весенний Днепр, всех врагов сметет
Наша армия, наш народ.
Как весенний Днепр, всех врагов сметет
Наша армия, наш народ.
На стремнинах Днепра разыгрывалась человеческая трагедия. Перед рискнувшими переплыть его, справа, слева, впереди, сзади вставали мощные водяные столбы разрывов, раскачивая плоты и лодки, потом плотнее и плотнее придвигаясь к ним и, наконец, смертельной хваткой цепляясь в них, подбрасывая и навсегда пряча в речной пучине. Высоко в воздух взлетали бревна, щепки, оружие, амуниция, сами солдаты, затем резко низвергаясь на вспенившуюся воду. Вперемешку с разбитым деревом по реке плыли фрагменты человеческих тел.
- Смотрите, смотрите, какая красная вода! - Раздался изумленный голос сержанта Ручкина, непроизвольно вытянувшего перед собой руку.
Прямым попаданием разбило сразу несколько соседних плотов, плывших выше по течению. Обильная человеческая кровь, смешанная с водою и многократно расцвеченная багровыми лучами вовсю пылавшего восхода, широкой полосою уносилась рекою вниз. Бойцы подавлено смотрели в окровавленный Днепр, от бессилия и ярости до хруста в руках сжимая оружие.
Уцелевшие в огненной буре плоты заплывали в "мертвую" для вражеской артиллерии зону. До правого крутого берега оставалось рукой подать. Оттуда по десантникам началась ружейно-пулеметная стрельба. Потом она участилась: прямо над кручей завис пулеметный расчет, поливая смертельной россыпью свинца подплывающие к берегу плоты.
-Вашу мать! - Встал в полный рост Тарханов. - А так не хотите?
Его ДП-27 изрыгнул пламя, разбрасывая по плоту стрелянные гильзы. Фонтанчики земли взметнулись рядом с позицией расчета. Туда полетели огненные трассы и с других плотов. Немецкие пулеметчики быстро ретировались.
Плоты один за другим утыкались в берег, с них быстро соскакивали десантники и с раскатистыми криками "Ура!" рванули вперед, карабкаясь наверх по крутояру, срываясь и снова устремляясь к вражеской линии обороны. И не всем было суждено подниматься повторно. Смерть выхватывала из цепи наступающих то одного, то другого, опрокидывая их навзничь и помечая берег обездвиженными человеческими телами. Сумевшие выжить в вошедшей в раж на воде и на суше смерти, тяжело дыша, врывались в немецкие траншеи. Завязалась рукопашная. В ход пошли штыки, ножи, саперные лопатки. Оборону держало небольшое число фашистов: по вражеской передовой, перепаханной воронками, хорошо поработала наша артиллерия. Их сопротивление десантники быстро сломили и устремились ко второй линии окопов. И там все было сработано четко, молниеносно.
Десантники оценивающе осматривали новый рубеж, теперь уже их обороны.
-Помкомвзвода, жив? - Раздался охрипший голос взводного.
-Здесь, товарищ лейтенант, - шагнул ему навстречу сержант Ручкин.
-На вашем плоту все уцелели?
-Только Снегирева ранило, он с остальными ранеными и санинструктором остался на берегу.
-Нашему взводу еще повезло, большая часть в наличии, - опускаясь на валявшийся на дне окопа ящик, сказал лейтенант. - Пока немцы пристрелялись, мы успели уйти под берег. - Он поднял глаза на Ручкина. - Садись, сержант, в ногах правды нет. - Указал рукой на ящик.
-Как у вас, товарищ лейтенант?
-Семенова и Угланова еще на плоту осколками наповал, а Богатырева - уже на берегу. - Взводный закурил, жадно затянулся, выпустил дым, низко опустил голову. - Ротного жалко, их плот прямым попаданием накрыло. - Немного помолчал. - Из четырех взводных только я в строю. - Сделал глубокую затяжку. - Одного ранило, двух насмерть посекло. - Уточнил.
-Как дальше, товарищ лейтенант? - Ручкин остановил на нем вопросительный взгляд.
-А дальше, сержант, берешь взвод на себя, а мне придется роту.
-Товарищ лейтенант! - Над головой ухнул голос Петрова. - Тут саперы объявились, старшего спрашивают.
-Веди их сюда.
Подошли четыре сапера во главе со старшиной.
-Товарищ лейтенант, старший группы саперов старшина Сараев. - Представился он.
Лейтенант Сорокин встал, поприветствовал его.
-Чем можете помочь нам? - Без лишних расспросов, задал он вопрос.
-Мы на берег со своих плотов, кто проскочил, сгрузили ящики с противотанковыми и противопехотными минами, - начал старшина. - Поможете нам поднять их наверх, быстро установим, где укажите. - Он продолжал, не мигая, смотреть на лейтенанта.
-Так и сделаем, старшина! - Удовлетворенно резюмировал лейтенант. - Давай, Ручкин, пока немцы не очухались, выдели подмогу. - Он кивнул головой в сторону стоявшей поблизости группы бойцов взвода. - Установите их вот здесь. - Показал протянутой вперед рукой, поворачиваясь к старшине. - Сержант, и побольше противотанковых гранат готовьте, ничем другим помочь не могу. - Снова обратился к Ручкину. - Из всех приданных роте противотанковых пушек, только две уцелели. Они мне на левом фланге понадобятся.
-Ясно, товарищ лейтенант, - почти в один голос ответили сержант и старшина.
-Ручкин, рация уцелела?
-Да, в рабочем состоянии, товарищ лейтенант.
-На левом фланге роты тоже целая есть. - Сорокин посмотрел на сержанта. - Давай, готовь взвод к обороне, связь по рации, на худой конец - посыльным.
И все завертелось к отражению атаки немцев, взявших временную паузу. Запыхавшиеся бойцы притащили с берега мины, саперы поползли вперед, волоча их за собой и устанавливая в указанных лейтенантом местах. Ручкин расставлял в транше своих подчиненных, определял каждому сектор огня.
-Товарищ сержант! - Обратился к нему Петров. - Во, целехонек и куча патронов. - Он приподнял немецкий пулемет МГ-42.
-Вот и осваивай этот агрегат - ответил Ручкин. - А вторым номером возьми Нефедова, и вон, туда, на огневую позицию. - Он показал рукой место пулеметного расчета.
- Товарищ сержант, на кой черт мне сдалась эта мандула, - начал обижено тянуть Петров. - Может кто другой? - Вопросительно уставился на сержанта.
-Давай, Петров, без лишних слов.
Анатолий Ручкин еще раз обстоятельно проинструктировал бойцов взвода.
-Главное, мужики, когда пойдут танки, - в заключение говорил он. - Не паниковать, подпустить на бросок гранаты, и - противотанковыми их. Иначе "заутюжат" и хоронить не надо. Да и отступать нам дальше некуда. - Он кивнул головой в сторону Днепра.
Со стороны немцев в воздух взлетела сигнальная ракета.
-По местам! - Скомандовал Ручкин.
На горизонте замаячили фашистские танки. Они медленно наползали, стреляя на ходу. За ними обозначились фигуры автоматчиков. Переваливаясь на неровностях грунта сбоку на бок, угрожающе урча моторами, в направлении взвода устремилось четыре танка, остальные, растянувшись в линию, надвигались на центр и левый фланг роты.
-Что-то не похоже на немцев, - несколько удивленно произнес сержант Ручкин. - Без предварительной артподготовки пошли, торопятся сбросить нас в Днепр.
-Пусть попробуют! - Зло выдохнул Омельченко.
Следовавшая за танками пехота старалась сильно не отставать от них. На автоматчиках стали отчетливо различимы темные, эсэсовские мундиры, прижатые к животам пистолеты-пулеметы.
-Товарищ сержант, твои знакомые? - Омельченко вопросительно посмотрел на помкомвзвода.
-Что ты имеешь в виду?
-Ты же рассказывал... Ну, что под Ахтыркой встречался с ними...
-А...а...- Протянул Ручкин. - Встречался... - Его взгляд потемнел, он весь напрягся, машинально прикладывая к плечу свой ППШ.
На левом фланге роты заработали наши противотанковые пушки, все точнее и точнее нащупывая цели. И вот уже три немецких танка, словно наскочив на что-то, замерли на месте, зачадили черными факелами. Вскоре и на правом фланге, в направлении обороны взвода, раз за разом прогремели взрывы, и два эсэсовских танка остановились, задымили.
-Молодцы, саперы! - Непроизвольно выкрикнул сержант Ручкин.
В центре обороны роты, наскочив на мины, загорелись еще два танка, остальные, не искушая судьбы, стали поспешно разворачиваться и уходить на исходные позиции. Пехота тоже показала спины. Последовала команда "Огонь!", и началась дружная ружейно-пулеметная стрельба. Автоматчики короткими перебежками удирали назад. По всему фронту обороны стали виднеться неподвижные тела эсэсовцев.
-Гады! - Отрывая от плеча приклад автомата, приговаривал Анатолий Ручкин. - Это вам не раненных в окопах добивать.
Ему вторил сосед Омельченко.
-Получайте, бисови твари! - Удовлетворенно бросал он после каждого выстрела из карабина.
Колоритней всех был Петров.
-В вашу мать и фюрера! - Выпуская длинную очередь из МГ-42, возбужденно кричал он. - Ловите, псы вонючие, горячий гвардейский привет! - Быстро бросал взгляд на молчуна Нефедова. - Ох, как здорово ваша мандула щекочет ваши черные шкуры!
Первая атака немцев захлебнулась. Наступило временное затишье. Сержант Ручкин обошел взвод: убитых не было, пятеро получили ранения. Он собрал командиров отделений.
-Не расслабляйтесь, - напутствовал их. - Сходу у немцев не получилось. Сейчас свою излюбленную тактику применят: постараются сравнять нас с землей из орудий, а потом уже накатят вместе с пехотой. - Помкомвзвода внимательным взглядом окинул присутствующих. - Еще раз повторяю: главное - не паниковать, пехоту отсекать, особенно пулеметчикам, а танки останавливать противотанковыми. Иначе - размажут по гусеницам.
-Товарищ сержант! - Подбежал радист Ничипоренко. - Вас лейтенант Сорокин по рации.
-Всем по местам! - Ручкин поспешил за Ничипоренко.
В отдельном закутке траншеи хрипела, трещала рация.
-Помкомвзвода на связи, - выдохнул он в микрофон.
-Как у вас обстановка, сержант, держитесь? - Сквозь треск и шум долетел до него знакомый голос.
-Обстановка нормальная, пока держимся, товарищ лейтенант.
-Ты смотри мне, пока держимся... Не пока, а насмерть держать правый фланг!
Я понял, товарищ лейтенант. Так и будем держать.
-Сейчас фашист, похоже, огоньку подбросит нам. Готовьтесь! Все, до связи.
Отходя от рации, Ручкин заметил, как на горизонте в линию выстраиваются немецкие танки.
-Ну, теперь начнут обрабатывать по-полной, - бросил он на ходу.
Вверху засвистело, перед окопами взметнулись фонтаны вывороченной земли. Они приближались к траншее, перескакивали через нее, снова прыгали назад, стараясь точнее нащупать изрезавшую правый берег линию окопов. Все вокруг покрылось оспой черных воронок, заволокло едким дымом. В воздухе стоял дикий вой и грохот, над землею неистово гуляли горячие волны, все сметая на своем пути, вздыбленная земля раскачивалась, гудела, дрожала. Иногда черные отметины разрывов приближалась совсем вплотную к вжимающимся в дно окопа людям, навечно оставляя их под обрушивающейся землей. Казалось, в разыгравшейся безобразной пляске смерти все живое здесь должно сгореть, исчезнуть навсегда, это безумство никогда не закончится, будет продолжаться целую вечность.
Постепенно обстрел пошел на убыль. Танки двинулись вперед, продолжая уже более редкую стрельбу на ходу. Вдоль линии окопов, нещадно перепаханных снарядами, начали мелькать редкие фигуры солдат, стряхивающих с себя землю. Сержант Ручкин стал внимательно присматриваться: то ближе, то дальше во многих местах расположения бойцов его взвода виднелись воронки, глыбы вывороченной земли, участки обрушенной траншеи. "Хорошо, если половина взвода уцелела", - мелькнуло в голове, а тревожный взгляд метнулся в сторону наступающих эсэсовцев.
- А танков не прибавилось, - несколько успокаиваясь, отметил вслух. - Видно, туговато у фашистов с резервами, приходится на широком фронте затыкать дыры.
Уши стали улавливать натуженный рев танковых моторов, глаза различать кресты на башнях, дальше - полусогнутые фигуры идущих в очередную атаку автоматчиков. На левом фланге роты ухнула наша противотанковая пушка. Потом еще и еще. Один немецкий танк остановился, задымил. Поединок продолжался, и спустя несколько минут крутанулся на месте другой, выбрасывая над собой черный дым. Немцы сосредоточили огонь на единственно уцелевшем орудии, которому, на удивление, удавалось сохранять боеспособность и активно огрызаться. Вот еще над одним танком появилось черное облачко, он дернулся и опустил ствол в землю. К правому флангу роты, обходя подорвавшиеся на минах, рвались три бронированные махины, заставляя дрожать землю и оглашать все окрест стальным лязгом мелькающих траков гусениц. У бегущих следом эсэсовцев уже можно было видеть лица.
Первым заговорил трофейный МГ-42. Два немецких автоматчика вскинули руки, их ноги стали подкашиваться, они лицом уткнулись в землю.
"Молодец, Петров!" - Мысленно ободрил его сержант Ручкин.
Из окопов по наступающим тотчас началась ружейная стрельба. Сквозь треск коротких автоматных очередей, слышался громкий, отрывистый звук выстрелов из карабинов.
"Что-то не слышно ДПэшки, - подумал помкомзвзвода. - Наверно, накрыло Тарханова во время обстрела".
Немецкие автоматчики залегли и продолжили наступление короткими перебежками. Наибольший урон им наносил пулеметный огонь рядового Петрова.
Два танка намного обошли третий и вплотную придвигались к линии окопов. Один из них наползал прямо на Ручкина и Омельченко. От бронированного чудовища резко пахнуло соляром и выхлопными газами. Первым не выдержал Омельченко. Он судорожно сжал в руке гранату, стал в полный рост, сделал бросок и тут же упал, подкошенный пулеметной очередью из танка. Граната, не долетев нескольких метров до цели, взметнула фонтан земли. Танк продолжал угрожающе наползать, чуть изменив направление. Сержант Ручкин, не поднимаясь из окопа, двумя руками через голову метнул связку гранат. Раздался оглушительный взрыв. Танк сначала закружился на месте, потом загорелся. Застучали крышки откидывающихся люков, из них начали выползать танкисты. В руках Анатолия Ручкина задергался, застрекотал ППШ, изрыгая смертельный огонь.
-Это вам за наших ребят! - Громко выкрикивал он. - За Ахтырку, за Днепр!
Левее, в нескольких десятках метров, резко громыхнуло, и у самой кромки окопов зачадил еще один танк. Также послышались короткие автоматные очереди. Третий танк эсэсовцев развернулся и дал деру.
Автоматчики предприняли еще несколько судорожных попыток приблизиться к окопам. Десантники оказались на высоте: они исправно косили пытающихся подняться в атаку. Немцы не выдержали и поползли назад. И подобное стало происходить по всему фронту обороны роты.
Сержант Ручкин метнулся к Омельченко. Тот сполз по стенке окопа и сидел, уронив голову на грудь. Гимнастерка на груди потемнела, пропиталась кровью. Ручкин тронул его за плечо. Омельченко легким движением головы показал, что в нем еще теплится жизнь.
-Сейчас перевяжу, - глухо произнес сержант, снимая с товарища ремень, расстегивая ворот гимнастерки и стаскивая ее через голову. - Потерпи друг. - Торопливо нащупал и достал индивидуальный пакет. - Как говорится, до свадьбы заживет... Не такое бывало.
Задрав подол промокшей от крови нательной рубашки, быстро сделал перевязку. Потом он отыскал полузасыпанную землей плащ-палатку, уложил на нее раненного. Послышался шум крадущегося по траншее человека. Ручкин притянул к себе ППШ.
-Товарищ помкомвзвода, - захрипело голосом Ничипоренко. - Живой?
-Живой.
-Пятый - комполка - по рации просит старшего. - Продолжало хрипеть. - Смог только с нами связаться, остальных в роте, наверно, раздолбало.
Ничипоренко периодически дергал головой, глаза его лихорадочно блестели, из ушей виднелись полоски засохшей крови.
"Контузило радиста", - как-то буднично отметил сержант, пробираясь вслед за ним по траншее.
У глухо шипевшей рации остановились. Ничипоренко склонился над ней, стал также хрипло выкрикивать позывной. Связь быстро восстановилась.
-Говори, - протянул наушники сержанту.
-Помкомвзвода сержант Ручкин на связи, - представился он.
-Сержант, не спрашиваю обстановку, - загудел в наушниках зычный голос комполка. - Прошу, гвардейцы, об одном: продержитесь еще немного. Основные силы на подходе. Всех представлю к высоким государственным наградам.
-Пятый, я понял вас, будем держаться до конца. - Немного подумал. - Подмогните, поработайте артиллерией впереди нас. Гранаты и патроны на исходе.
-Поможем, сержант. Держитесь!
Анатолий Ручкин откинулся к стенке окопа, нащупал флягу с водой, жадно сделал насколько глотков.
-Если наши помогут с огоньком, подкорректируй его по рации, - вставая, сказал помкомвзвода радисту.
-Сделаю, товарищ сержант.
-Лейтенант Сорокин не отвечает?
-Уже давно.
-Ладно, пошел. Буду там же, найдешь.
Рядовой Омельченко хрипел, задыхался, грудь его тяжело вздымалась, бинты на ней пропитались кровью, лицо становилось мраморным. Он открыл глаза, кивком головы подозвал к себе Ручкина.
-Сержант, - слабым голосам прошептал он. - Не хочу тут помырать...Виднеси до Днепра...На самый берег...
- Отнесу, Николай. Только не умирать, а жить.
Подошел Петров. Они вместе осторожно подняли Омельченко на бруствер окопа, переложили на расстеленную плащ-палатку.
- Пока я туда и обратно, останешься за старшего. - Бросил Петрову.
Сержант волоком потащил за собой раненного к реке. "Живым, наверно, не дотащу", - стучало в голове.
Незаметно выросла днепровская круча. Анатолий Ручкин нашел более пологое место, осторожно спустился к самой кромке воды. Шум плещущейся у берега волны вывел Омельченко из полузабытья.
-Ридный мий, Днипро, - зашептал он, на щеках появилось слабое подобие румянца. - Коханый мий, биля тебе и вмырати не страшно. - Крупная слеза покатилась по правой щеке. - Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч... - Еле улавливалось на его побледневших губах. - Бильше не напьеться ворог из твоих стремнин...
Дыхание у Омельченко становилось прерывистым, он впадал в забытье.
С левого берега заработала наша артиллерия. Ручкин постоял в раздумье и зашагал в направлении передовой.
В окопе его ждал рядовой Петров.
-Товарищ сержант! - Нетерпеливо шагнув ему навстречу, скороговоркой начал Петров. - Только эти суки снова замаячили на горизонте, как наши огоньку им стали подбрасывать. Сидят пока, поджали хвосты, псы вонючие.
-Не проверял, сколько во взводе живых осталось?
-Где-то человек семь, восемь, да около десятка раненных. - Горестно вздохнул. - А моего второго, Нефедова, наповал.
Помолчали, думая о своем.
-Патроны к пулемету еще есть? - Нарушил затянувшуюся паузу помкомвзвода.
- Да так...На тройку длинных очередей. - Петров начала пощипывать усы. - Если наши вовремя не подоспеют, трудно будет устоять перед фрицами.
- Надо устоять. Комполка по рации просил нас удержаться и обещал подмогу.
Петров оживился, в глазах зажглась надежда и уверенность.
-Передай остальным, пусть нос не вешают. И соберите все, какие найдете, патроны и гранаты.
-Айн момент, сержант. - Он почти вскочил и, привычно пригибаясь, заспешил вдоль траншеи.
Наша артиллерия замолчала. Все оставшиеся в строю устремили тревожные взгляды в направлении передовой немцев. Пауза с очередной их атакой затягивалась. Время тянулось медленно, напряжение с каждой минутой нарастало, ожидание становилось выматывающим. Десантники уже успели скрутить по несколько самокруток, выкурить их, обжигая губы и практически не оставляя "бычков".
-Подозрительно все это... - Вслух произнес свою озабоченность Анатолий Ручкин.
-Гляди, сержант! - Вытягивая руку, выдохнул Петров.
Впереди появилась редкая цепь автоматчиков.
- Что это фрицы умудрили? - Петров повернул голову к помкомвзводу. - К нам на свиданьице, и без танков...
-Похоже, оставшиеся бросили на другое, более горячее для них направление, - поделился своими мыслями Ручкин.
-Похоже, так... - Поддержал его Петров, поудобнее устанавливая пулемет.
-Не торопись! - Коротко бросил ему сержант. - Подпустим поближе и короткими. Патронов маловато.
Эсэсовцы сначала бежали, потом пошли в полный рост, не пригибаясь, глубоко надвинув на себя каски, сжимая в руках "машинен-пистоли". Мягкое осеннее солнце четко выделяло их черные, зловещие фигуры, вороненую сталь прилипших к животам пистолетов-пулеметов. Было заметно, как многие из них часто спотыкались, покачивались.
-Надрались, родненькие, перед атакой, - половчее приноравливаясь к пулемету, ухмыльнулся Петров. - Психической, так сказать, хотите нас запугать. - Он сплюнул.- Мы не из пужливых.
Прошла еще пара томительный минут, и Петров вопросительно посмотрел на сержанта. Тот согласно кивнул головой.
- Сейчас, вашу мать, вы у меня быстро протрезвеете - прикладывая пулемет к плечу, почти нараспев произнес Петров.
Раздались короткие пулеметные очереди. В них тут же стали вплетаться гулкие выстрелы карабинов, стрекот автоматов, выхватывая из цепи наступающих черные, спотыкающиеся фигуры. Немцы залегли.
-Что, прогулка на ножках закончилась, теперь на животе продолжится, - язвительно бросил Петров.
Эсэсовцы делали несколько попыток наступать короткими перебежками, и всякий раз огонь десантников заставлял их вжиматься в землю.
-Патроны закончатся, гранатами их, потом встречать рукопашной! - Громко крикнул сержант Ручкин.
И вдруг за спиной он услышал мощное, раскатистое, до боли знакомое, родное русское "Ура...а...а"! На правой круче Днепра появились развернувшиеся в цепь, бегущие в атаку десантники, вторым эшелоном форсировавшие реку. Эсэсовцы короткими перебежками побежали назад. Оставшиеся в живых бойцы взвода начали собираться возле помкомвзвода.
Одним из первых к ним подбежал незнакомый капитан.
