Они стояли особняком. Трое. Молчали. Их взгляд был устремлен к памятнику, три десятка лет назад установленному перед клубом в память о навернувшихся с войны сельчанах. Три пары выцветших от времени глаз скользили по длинным столбикам фамилий погибших земляков. В этом скорбном списке, растянувшемся по всему периметру постамента, встречались целые семьи, нещадно порубленные на фронтах. Золото букв начинало расплываться в глазах ветеранов от наворачивающейся слезы. Испытывая неловкость от нахлынувших на них чувств, поочередно клонили головы к земле. Легкий, теплый ветерок перебирал их жидкие седые пряди. Водруженный на постамент каменный солдат с каской и автоматом в руках, словно из солидарности со стоявшими у его основания братьями по оружию, тоже скорбно склонил голову. Все замерли в неподвижности. Миг отрешенности от всего происходящего сковал каждого.
А вокруг гудело море человеческих голосов и растворялось в океане весеннего солнечного света. Вдруг из его бездонных просторов вырвалась и вольно загуляла песня жаворонка. Она звонким и весело журчащим весенним ручьём лилась и лилась из бирюзовых глубин. Неиссякаемый, бурлящий поток удивительно чистых звуков, до отказа наполненных радостью жизни, рвался из поднебесья. Человеческое многоголосие пошло на спад, потом наступила пронзительная тишина. Десятки запрокинутых в небо голов стали жадно искать зависшую черной точкой птаху, соскучившуюся за зиму по родной земле и самозабвенно певшую о своей любви и преданности ей. Бог знает, может быть, она в окружении душ когда-то навсегда ушедших отсюда солдат пыталась сегодня донести все самое сокровенное, недосказанное ими до живых земляков.
Иногда эта песня тонула в шепоте трепещущей от налетавшего ветерка молодой, набирающей рост листвы берез, длинной шеренгой выстроившихся перед застывшим в камне солдатом. Озорно убегавший ветерок уносил с собою их шум, и в голубом, весеннем безбрежье снова отчетливо слышались чарующие звуки неподражаемого, весеннего солиста.
Птичья песня стихла также неожиданно, как и началась. Около памятника опять загомонили, началось оживление. Стоявшие особняком мужчины тоже задвигались, скользнули взглядом по сторонам, остановили его на примыкавшей к ним группе остальных ветеранов, иронично-скептически прошлись по изобилию сверкающих на их груди наград и других всевозможных знаков и значков, машинально посмотрели друг на друга. На троих - две "Славы", три "Звездочки", четыре "Отваги", две "За боевые заслуги" и помельче статусом и в разном числе: "За победу в Великой Отечественной войне", "За оборону Сталинграда", "За оборону Ленинграда", "За взятие Вены", "За освобождение Праги", "За взятие Берлина". Исключительно боевые, фронтовые награды.
Среди собравшихся прокатилась волна оживления, послышались голоса: "Идут, идут!". Из расположенной рядом школы вышла группа людей: сельский "актив" и приглашенные из райцентра гости. Возглавлял шествие глава сельской администрации, человек новый, из не здешних. Он и открыл праздничное мероприятие, посвященное Дню Победы. Как это водится в подобных случаях, первому слово дали гостю из района - чиновнику из администрации. Говорил толково, складно, а главное - что больше всего понравилось старым солдатам - недолго. Потом он стал зачитывать распоряжение районный администрации о поощрении ветеранов, поименно приглашать их, вручать каждому конверт, жать руку, говорить дежурные слова. Выступили с поздравительными речами также глава сельской администрации, председатель местного сельско-хозяйственного производственного кооператива и директор школы. От ветеранов слово "держал" ставший уже записным оратором Семён Дёмин, бывший председатель сельсовета. Он неспешно вышел на центр, поблагодарил за оказанную честь, картинно вскинул голову, приосанился, расправил плечи, как бы "невзначай" поправил на груди свои "многочисленные награды", практически все состоящие из юбилейных медалей и значков, набрал полные легкие воздуху и громко выдохнул: "Товарищи!".
-Петух! Прости меня, господи, - не сдержался один из трех, стоявших особняком.
-Да, ладно, Петро, - стал успокаивать его сосед.- Пошел он подальше... Как говорится, горбатого только могила исправит.
Красноречия выступавшему было не занимать. Он пафосно, хорошо поставленным голосом, громко выдавал однажды заученные идеологические штампы: "Мы, не жалея крови, самой жизни насмерть стояли на передовой!"
-Сука! -Уже не выдержал тот, кто только что успокаивал своего боевого товарища. - Да ты передовую-то видел только из обоза и на расстоянии. Крови и жизни он не жалел...Языка ты своего поганого не жалел, жополиз!
Семён Дёмин, красуясь на публике, продолжал витийствовать. Собственная речь его увлекала все больше и больше, он делал многозначительные театральные паузы, гордо окидывал всех взглядом и вновь с упоением погружался в атмосферу самолюбования.
-Что, Степан, тяжело стоять? - Участливо спросил Иван, видя, как его однополчанин, сложив руки на трость и сильно подавшись вперед, всей грудью упирался в нее.
-Ни чо, Иван, терпимо... Дождусь, когда это трепло кончит.
Оратор еще минут пять "поездил по ушам" присутствующих и к их нескрываемой радости прекратил вещать. За ним выступали школьники с небольшим театрализованным представлением. Закончили и они. Из динамика полилась музыка. Вначале прозвучало несколько песен военных лет, потом послевоенные.
Три старых солдата медленно шли к школе, где в одном из классов для ветеранов был накрыт праздничный стол. Вслед им неслось из динамика:
"Дымилась роща над горою,
И вместе с ней горел закат.
Нас оставалось только трое Из восемнадцати ребят. Как много их, друзей хороших, Лежать осталось в темноте - У незнакомого поселка, На безымянной высоте".
Степан остановился, тяжело оперся на трость, заплакал.
-Вот и нас осталось только трое..., - он покачал головой. - Скоро наша очередь..., - подвел итог не веселым мыслям.
-Ладно, Степан, не тяни заупокойную по живым. - Петр подхватил товарища под руку. - Не нам судить, чья очередь, это дело небесной канцелярии. - Подняв свободную руку над головой, указал адрес высокого суда. - А почему нас уже не остается, тебе объяснять не надо. Всю войну в окопах гнили, по тылам не прятались, о своей шкуре не пеклись...
-Так оно...
Из динамика продолжало звучать:
"Мне часто снятся все ребята,
Друзья моих военных дней,
Землянка наша в три наката,
Сосна сгоревшая над ней.
Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте -
У незнакомого поселка,
На безымянной высоте".
-Мне намедни приснился наш взводный, Журавлев, - тихо напомнил о себе Иван. - Да ты знаешь его, Степан. Тот, что меня из воды вытащил, когда наш плот на Днепре у берега раздолбали... Всё как в тумане, уже и лица не вспомню...
-Ну, как же! - Поддержал разговор, Степан. - Сопляки мы тогда были, а он уже в годах... Если и вернулся с фронта, то вряд ли сейчас живой. - Снова грустный уклон обозначился в его словах.
-Что, покомандовать захотелось? - Намекнул Степан на фронтовое офицерское прошлое товарища.
-Не могу смотреть на ваши щенячьи сопли, товарищи рядовые!
-Гвардии рядовые! - Уточнил Иван.
-Тем более!
У входа в школу ветеранов встречали старшеклассницы и каждому вручали по скромному букетику подснежников. Петр не удержался, расцеловал милую с длинной русой косой девчушку.
-Тоже мне, гусар, - ехидно обронил Степан.
-Да уж, не то, что некоторые нытики...Только и рвутся в объятия к бабе, костлявой и с другой косой.
Иван не удержался от смешка.
Начало торжества затягивалось. Как всегда, задерживались по самым разным причинам или гости, или организаторы. Ну не отличается русский человек немецкой пунктуальностью!
Друзья сели за самый крайний стол в углу. Иван достал из кармана конверт, проверил его содержимое.
-Да... Не густо.
-А, хрен с ними! - Махнул рукой Петр. - Не за то воевали, мужики. Помянем на них ребят наших. Всех: и кого на фронте порубило, и кого костлявая уже после войны скосила.
- Я где-то читал, - начал вспоминать Степан. - Аморально быть богатым, когда вокруг тебя полно нищих. К чему это говорю? - Продолжал он свой монолог. - Верхушка жирует, а низы лапу сосут. Неужели у них от жира так глаза заплыли, что не видят реальной картинки. Ведь нас, активных участников войны, крохи остались, и, в общем-то, почти все нуждающиеся. Разве о такой помощи должна идти речь?- Кивнул на конверт в руках Ивана.
-Ох, Степан, не исправимый ты нытик, - сокрушенно вздохнул Петр. - Ну зачем тебе толстый конверт, если ты помирать собрался? На похороны? Так закопают, не оставят вонять на этом свете. На фронте, наверное, Бога молил об одном: лишь бы живым остаться. А сейчас смотри, как аппетит разыгрался. Масла давай, хлеба не хочу. Радуйся: и что невредимым с фронта вернулся; и что детей нарожал, а они тебе внуков; и что честно жил, ни кому не нагадил. Мало?
Воцарилось молчание.
Наконец, изволили собраться все, началось праздничное застолье. Его официальная часть, как и предыдущее мероприятие у памятника, проходила с элементами чинопочитания в очередности произношения тостов, в их излишней пафосности, а иногда и откровенной казёнщины. И, конечно же, с долгим, нудным дёминским тостом, как всегда говорившимся "от имени и по поручению" ветеранов. Присутствующие сначала слушали его из вежливости, потом совсем перестали обращать внимание. За каждым столом после "ста грамм фронтовых" завязывался оживленный разговор, начиналась своя "свадьба". А Дёмин нес и нес какой-то псевдопатриотический вздор. Ветераны и приглашенные даже не заметили, когда он прекратил свое словоблудие.
Застолье набирало обороты. Кто-то даже пытался запевать, начались хождения от стола к столу, громкие выкрики, смех. Первым стали отбывать гости из района, за ними потянулись местные приглашенные. С опустевшими в середине класса столами бросилась в глаза явная оторванность трех боевых товарищей от места расположения остальных ветеранов.
-Товарищи! - Раздался зычный голос главы сельской администрации.- Я имею в виду вас, - он вытянул руку в направлении обособленной троицы. - Двигайтесь сюда! Так сказать, к основной массе ветеранов.
Директор школы поспешно наклонила голову к говорившему и стала что-то быстро нашептывать ему на ухо. Он, не дослушав ее, слегка поморщился, махнул рукой и громко вынес свой вердикт: "Да какая разница... Здесь все ветераны"!
-Да нет, Яковлевич, разница есть, - растягивая и делая упор на слове "разница", громко возразил Петр. - Ветераны, да разные...
Наступила неловкая пауза.
Разделение ветеранов в селе на два непримиримых лагеря произошло с выходом Указа Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года "О награждении орденом Отечественной войны активных участников Великой Отечественной войны 1941-1945 годов". Поводом для такого разделения послужил собственно не сам Указ, а некоторые последствия его реализации. Реализовывался же он с явным "пристрастием" со стороны руководства районного военкомата. По непонятным причинам в селе не все активные участники войны были представлены к ордену Отечественной войны. И каково же было удивление, когда в числе награжденных оказался председатель сельсовета Семён Дёмин, не относившийся к категории активных участников. Ветераны, не получившие заслуженной награды, были потрясены такой несправедливостью, что называется, до глубины души. Один из них - Егор Кононов - не сдержался и выплеснул через край свои эмоции. Изрядно приняв горячительного, пошел в сельсовет "восстанавливать" справедливость. Семён Дёмин в тот день услышал о себе все, чего не договаривали вслух, а главное - сполна ощутил на себе всю тяжесть пудовых кулаков Егора, выступавших главным средством отыскания правды. Возбудили уголовное дело. Дёмин пытался придать ему политический окрас. Не прокатило.
За время следствия и произошло в селе окончательное разделение (в принципе, незримо существовавшее всегда) участников войны на два лагеря. Все, кто относился к категории активных участников, естественно, приняли сторону Егора Кононова и стали называться "активными гордецами". Противоположную группу ветеранов войны, по разным причинам не принимавшую участия в боевых действиях, явно или скрытно симпатизировавшую Семёну Дёмину, нарекли "обозниками".
Суд проходил в сельском клубе. Егору Кононову дали условный срок. Активные участники войны были возмущены несправедливостью приговора. Писали жалобы во все инстанции. Приговор суда оставили в силе.
С тех пор на всех мероприятиях с участием ветеранов активные участники войны держались особняком от "обозников" и подчеркнуто одевали только фронтовые награды.
-Нет, я все-таки не понимаю..., - продолжал упорствовать глава администрации.
За столами еще немного посудачили, но уже тише, без былого разгула, и стали расходиться. В помещении осталось только трое.
-Давайте, мужики, помянем наших ребят, - Иван сделал паузу, - всех, кто уже после войны навсегда ушел от нас, - уточнил он.
В тишине комнаты раздался звон граненых стаканов.
Сегодня старым солдатам хотелось многое вспомнить, о многом поговорить, многих помянуть. Они честно, сполна выполнили свой долг, и им не стыдно было перед самими собой, погибшими и живыми. В лихую годину они не прятались за спины других, в первых рядах безропотно шли туда, где решалась судьба Отечества. Одно лишь угнетало: отмеренная им судьбой длинная, опалённая войною дорога жизни, подходила к концу, и уже не было прежней уверенности, что она не оборвется до следующего Дня Победы.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
