Искал как-то вечером одну нужную бумажку в книжном шкафу, и "набрел" на семейный фото архив. И альбом дембельский. Завяз надолго, даже про предмет изысканий забыл. Кто из нас фотографии свои "архивные" часто смотрит? То-то и оно. Я тоже, в последний раз лет десять назад тому. В общем "увяз". Сидел, часа три перебирал. Держишь в руках фото, уже пожелтевшее, снятое легендарной "Сменой 8М" и проявленное в домашней "лаборатории"-ванной, а с неё смотрят смеющиеся физиономии молоденьких пацанов. Беззаботных, довольных собой в частности, жизнью вообще, и окружающим миром в особенности. Ещё никто из них не задумывается даже о судьбе и жизни своей. Зачем? Ведь она ещё вся впереди. Длинная, практически бесконечная. И абсолютно безоблачная. Как мы все тогда думали.
В общем, навеяло. Отрывки жизни.
1.
После изнуряющих выпускных школьных экзаменов и еще более изматывающих вступительных в ВУЗ наступил праздник жизни. Как нам казалось, во всяком случае. До первой сессии. Потом был ударный, почти круглосуточный труд, что бы эту самую сессию сдать. В общем-то, как у любого нормального студента. Получилось. А потом родная(ые) партия-правительство-политбюро решило, что негоже молодежи (почти в рифму), вернее её части, которая носила гордое звание "студенчество", косить от отдачи долга перед Родиной. И перед летней сессией выписал военкомат нам всем "пригласительные билеты". В семьях шок и тихие проклятья родителей в адрес этих самых "партия-правительство-политбюро". Жернова набравшего оборота "интернационализма" требовали всё больше и больше "сырья". Бронь отменили "на раз". Ну да мне-то по барабану. Чего кандидату в мастера спорта бояться Армии. Наша Армия - ЦСКА. Вернее та её часть, которая называется спортротой при каком-нибудь ВО. Только сессию летнюю сдать надо и на сборы съездить. Квалификацию подтвердить. Одна незадача, по времени они почему-то совпали. На одной из тренировок тренер сообщает радостную весть, через неделю очередные сборы перед очередным первенством очередного "чего-то". В такой же радостной форме получает ответ, что ввиду сдачи очередных же экзаменов в ВУЗе сборы отменяются. Для меня во всяком случае.
"Если не поедешь на сборы, в спортроте не оставлю!", молвит тренер.
"А и не надо! Буду служить как все!", отвечаю гордо.
Дома у родителей транс. Очнувшись, включают все имеющиеся в наличии рычаги-педали-знакомста-родство. Телефон раскаляется до бела. Около недели изнурительных переговоров.
"Всё! Вопрос решили! Сдаешь спокойно сессию и остаёшься в СКА!"
Представляю, чего им это стоило.
Лафа! Полчаса от дома на трамвайчике. Вот служба! Но вожжа-то уже под хвостом. Пропаганда помноженная на юношеский максимализм (точнее глупость), не оставляют ни малейшего шанса на здравомыслие. Оно придет потом. Позже. Всего-то через год, на госпитальной койке. А пока ... "Каждый настоящий мужчина должен отслужить в армии! Поеду служить, куда Родина пошлёт!". Мультик про пластилиновую ворону видели? Про мужика, которого жена в лес за ёлкой послала? Это вот тот самый случай. Перефразируя героя: "Послала меня, как-то раз, Родина служить. Уж послала, так послала!"
Призывной пункт. Глухой бетонный забор высотой больше трёх метров. И колючая проволока по периметру. Ну, чисто зона. В "пригласительном" синим по серому написано "прибыть в 9.00". Сказано - сделано. Таких, больше ста челов. В основном все пацаны с нашего района. Мы ж теперь люди военные. Пока, правда не совсем. Ибо "настоящие" военные появились часам к 15.
На крыльце нарисовывается какой-то "подпол" с пачкой документов в руке.
"В две шеренги становись! Быстро! Кто, бля, там жопы мнёт? Персональное приглашение требуется?"
Построились.
"Кого называю, пять шагов вперёд!"
Таких "названных" почти девяносто человек. Вместе со мной.
Выходят ещё майор и капитан. Покупатели. Такие же красномордые. Не то от загара, не то от водки. Скорее цвет лиц - палитра красок этих двух составляющих. И два сержанта с ними. Или при них.
Военком разоряется: "Ты посмотри, каких я тебе орлов собрал! Все студенты! Все спортсмены! Лучшие из лучших!"
Но по лицу майора видно, как глубоко ему насрать на всех вместе и каждого в отдельности. Включая военкома. И вообще на всё насрать. Зато, после того, как они опять удалились в здание военкомата, один из сержантов важно изрёк: "Вешайтесь, душары! Вы теперь "команда 280"!"
"Сам вешайся, урод!" Это из строя.
"Кто там пасть раззявил, а?"
"Ну я, и чё?"
Толпа глядела на чужаков весьма не добро. Второй рекс оказался по умней, и дернув залупатого что-то проговорил ему на ухо. Расклад был, однозначно не в пользу сержантов. Толпа здоровых накачанных пацанов, против двух убитых анашой "организмов". С позволения сказать - "дедушки Советской Армии". Тот пыл резко поумерил, но огрызнулся: "Я с вами, духи грёбаные, в части разберусь!"
"Да пошел ты нах!", "Если сам доедешь!" Раздалось сразу с нескольких сторон.
На том и порешили. Тогда мы ещё не знали, что есть такое, эта самая "команда 280", и что большую часть своих пацанов, с кем вырос на одних улицах, я не увижу больше ни когда. Как не увидят их больше никогда родители и близкие. Для многих это был "one way ticket", как в песне суперпопулярной в те годы группы. Длинный путь. И извилистый. Как тропа горная, когда кажется, что конца ей не будет никогда, и сдохнешь здесь, под этим РД, так и не увидев другого мира, того в котором родился и вырос, в котором остались твои родители, школа, улица, двор, институт, девчонки и дискотеки, отцовские "Жигули" в гараже.
"Кош келинездер, дустум! Ашгабат рохат лыгдыр!". Краснознамённый Туркестанский военный округ - самый Туркестанский округ в мире! А сороковая армия - самая сороковая в Союзе. Ибо только в ней служили шурави, а обратный адрес назывался не в/ч, но п/п. Ура, товарищи! И понеслась. А названия какие, красивые и не русские - Ашхабад, Мары, Иолотань, Каахка, Теджен, Термез, .........., Тузель, Чирчикский госпиталь, Азадбаш, Тавоксай, Тузель, .......
Но это было потом. Уже в другой жизни. И с другим человеком.
А пока, на улице стоял июнь 1983 года.
2. "Воробей"
-Товарищ майор!!! Сергей, ну нельзя же так! Ну бля, ну слов нету! Ну почему опять ко мне? Ну засунь ты его в хозо, нахер мне этот детсад тут нужен?
Ротный разорялся во весь голос. Гнев праведный переполнял его настолько, что чуть крышу не сносило. Я сидел на крыльце модуля, стоя в наряде дежурным по роте - каламбур получился. Ротный и комбат примостились в тени на лавочке за углом казармы и меня не видели. Ни в расположении, ни около не было ни одной души. ПХД. Было очень тихо и потому слышимость была отличная.
Спор шел о молодом пополнении, вернее об одном "чижике" из него - рядовом Воробьеве. Росточку в нем было чуть боле полутора метров и весу килограммов сорок. На "задохлика" похож не был, все пропорционально, но уж больно миниатюрное. Тоненькие будто детские ручки, ножки-палочки, шейка, голова и всё, что на ней закреплено: ушки, носик, глазки. Хэбчик 44-го размера, а меньше в армии не бывает, висел на нём парашютным куполом. Одно слово - воробей.
Какой военкомовский придурок вместе с председателем медкомиссии его в армейку отправил, неизвестно, но видать либо с бодуна великого недосмотрел, либо на принцип пошел.
-Не обсуждается. Списки уже в штабе.
-Ну ты посмотри на него. Мне пулемётчик нужен, понимаешь? Пу-ле-мет-чик!
-Вот и поставишь его к своему Кузьме. Пусть учит.
-Кого учить-то? Его соплёй перешибить можно.
-Саня, не ипи мне мозги! Некуда мне его деть, понимаешь ты? Некуда! А у тебя лучшая рота. Сам видишь, кого прислали. Обмороки, через одного. Ничё, натаскаешь.
-Не доживу я, бля, в этом дурдоме до академии.
- Типун тебе! Чё х..ню то несёшь? Сплюнь!
-Да я не в этом смысле - спохватился ротный, поняв, что сморозил лишку. На войне все суеверными становятся. Иногда даже слишком.
-А я в этом. А до академии тебе, как медному котелку ещё. "Акаде-е-емия" - передразнил комбат. - Посмотришь на него, потом определимся, что с ним делать. Всё!
Я быстренько нырнул в казарму. Когда ротный зол, под раздачу попасть - неча делать. Нам судьбину лишний раз дразнить не к чему.
-Не "зачем", а "почему"... - начал было я, но развить мысль не успел.
-Смирно! - радостно проорал "дневальный по тумбочке", вытянувшись в струнку.
Ротный, не удостоив дневального штатным ответом "Вольно", воззрился на каптёра.
-Ко мне, боец.
Юсуф, Суфа по простому, обутый в "форменные" армейские тапочки изобразил "подход строевым шагом".
-Силющию, таварыш каптан.
-Я тебе, мудаку, что приказал сделать? Ну?
-Капторка парадык навадыт, таварыш каптан.
-Я тебе, Исмаилов, приказал все зимнее обмундирование, шапки и бушлаты, вынести на просушку. А потом "парадык навадыт", Исмаилов. Что не понятно Вам было сказано, товарищ солдат?
Если батя переходил с личным составом на "Вы", дело плохо. Я, на всякий случай, прикинулся ветошью.
-Так тошно, товарыш каптан.
-Через час приду, проверю. Если все не будет разложено, я тебе сделаю конкретно "тошно" - передразнил ротный.
-Свободен.
-Йест! - отрапортовал наш бравый каптенармус, довольный весьма, что дело ограничилось устным предупреждением. Дабы побыстрее слинять с глаз долой, Суфа попытался изобразить один из приёмов строевой подготовки - "поворот на 180 градусов на месте и отход от начальства". Но так как на ногах у него были тапочки, то при совершении этого манёвра он потерял равновесие и запнувшись буквально чуть не мордой в пол, рухнул на взлётку. Увесистая связка ключей на метровой цепи с грохотом залетела под тумбочку.
-Билят! - от неожиданности вырвалось у Суфы.
Но ротный уже вышел.
-Ищто, дедщка советский армия должен как дух пахат щтоли, вах? Алик, дай днивальный свой, а. Пускай памагаит.
-Свободного возьми. Чифир с тебя вечером.
-Базар нет. Силющай, Алик, чё ротний зилой такой, да?
-Должность у него такая - не стал я вдаваться в подробности случайно подслушанного разговора.
Вечером, после отбоя, сидя в каптёрке за неспешным чифирком, пацаны послали дневального за Воробьем. Интересно ведь. Такого бойца во всей бригаде не было. Ежели не во всём контингенте.
- Разрешите войти? - на пороге в трусах стоял Воробей
- Заходи. Ты, душик, кто есть-то? - воззрился на него Поп
- Рядовой Воробьев, товарищ сержант.
- Да я вижу, что не Орлов. - скорбно произнёс Поп. Пацаны заржали.
- Пулемётчиком, значит, будешь? А пулемёт-то поднимешь? А то вот Кузьма, в смысле товарищ младший сержант Кузьмин, старый у нас. Тяжелое ему таскать не положено уже. Справишься?
- Справлюсь, товарищ сержант.
Поп тяжело вздохнул.
- Ну ну. Ты гляди, в горах чикаться с тобой никто не будет. И как ты попал-то к нам? Откуда?
- Из тедженской кишинской учебки, товарищ сержант.
- А-а! Царица полей, пехота. А до армии-то чё делал?
- В шяхмати играль. - вставил свои пять копеек Суфа.
- В институте учился.
- В каком?
- В педагогическом... - Воробей замялся и покраснел.
- О! Ёлы-палы! Учитель што-ли? Ну пи...ец! Учить нас теперь будешь!
- Вас, дураков, уже ни чему не научишь. - встрял я - чё до салабона дое...ись?
- А ищто, спрасит нелзя? - буранул Суфа - Чиво он стикиляний щтоли, учител эта?
- Вот Суфа, будешь его обижать, он детей твоих учить не будет. Будут они у тебя дураками.
- Как их папа - веско изрёк Кузьма - Если у Суфика дети грамотные все будут, баранов тогда некому пасти.
Пацаны опять заржали.
- Э-э! Какой баран-шмаран? Я в гораде живу, Кузма!
- Да у вас и по городу бараны ходят - проявил Кузьма знание экономической географии.
- Эта у вас па горад сивиньи ходят, а наш горад културный.
Мужики, держась за животы, уже залезли под стол. Про Воробья уже все забыли.
- А ты что умеешь то по жизни - спросил я его.
- Я "горник" вообще-то - вдруг сообщил Воробей - первый разряд по альпинизму.
- Альпинист, говоришь? - переспросил Поп - Ну-ну.
Что он хотел сказать этим "ну-ну" никто не въехал. Но за умного сошел.
- Зовут как? - спросил я.
- Володя.
- А чё, ты в самом деле учителем работать пойдёшь? Или больше поступать некуда было?
- Пойду. Мне нравится. У меня отец учителем всю жизнь работает.
- А мать?
- Мама умерла, когда я ещё маленький был. Мы с отцом живем.
- Ладно, Вова-Воробей, отбой тебе пять секунд.
Через семь месяцев на очередном выходе взводу была поставлена задача оседлать горочку одну, именуемую на военном языке "господствующей высотой". У её подножья стоял большой кишлак, который предстояло "проверить" на предмет склада духовского оружия и присутствия в нём непосредственно духов как таковых. За хребтом махра чистила ещё два кишлака и зелёнку.
Начали они на несколько часов раньше и уже столкнулись с серьёзным сопротивлением со стороны "мирных жителей". Как обычно, во всеобщем бардаке и нестыковках, основная группа уже была на окраине кишлака, а мы только начали подниматься по склону. По рации оттуда разведка передала, что с той стороны выдвинулась в нашем направлении группа вооружённых джентльменов в количестве ориентировочно сорока стволов на лошадях.
Группа не успевала оседлать высоту раньше духов. Если они заберутся на гору первыми - всем ....ец. Закон горной войны - кто выше, тот и прав. Тогда Воробей предложил на легке, только с пулемётом и парой-тройкой запасных магазинов по более короткому пути добраться до тропы в седловине и попридержать духов до подхода группы. И он ушёл. А группа не смогла быстро подняться за ним, потому что была обстреляна прямо на склоне со стороны кишлака. Духи ждали подмогу и ввязались, чтобы не дать группе сесть на гору первыми. Всё это время Воробей держал тропу. Практически до последнего патрона, с пулевым ранением, разорвавшим бедренную артерию. Наши успели первыми. Но Воробья спасти уже не смогли.
Столько детей выросло в целом поколении, которых не учил учитель Владимир Воробьёв. Не рассказывал на уроках о красоте и величии древних гор, об обычаях народов их населяющих. И династии нет такой, учительской, теперь в России - Воробьёвых. Есть только человек, испивший всю чашу горя людского до последней капли. Старый учитель Воробьёв.
3. Бансай
Слово японское. Или термин. Но идея пришла туда из Тибета. Не сама, конечно, но на плечах странствующих монахов-буддистов. Которые, в свою очередь, подглядели её у Всевышнего. От них ведь, до Него, ближе всех. Китайцы с индусами считают себя родоначальниками сего занимательного искусства. Каждый, причем, себя главнее. Ну, это как обычно.
Только вот, у них это как-то не прижилось, зато "иппонци" сделали из горшочных деревьев культ. Уж больно им понравилось, видать, уподобление Создателю при сотворении мира.
Кстати, есть у меня уверенность, что именно ему принадлежит бренд. Сидел он так вот, над горшочком - Землёй и ваял махонькие деревца. Много-много создал разных. Но явно не хватало Жизни в Его творении. И тогда Он стал лепить животных и птиц, и расселять в горшочке между деревцами. Так появилась жизнь на Земле.
Потом, по-видимому, горшочек был задвинут в дальний угол, и долгое время на нём ничего не происходило. Наверное, просто надоела игрушка. Обычное дело. Совсем как у людей, созданных по образу и подобию. Причем, вне зависимости от возраста.
Через некоторое время Создатель вспомнил о своей старой игрушке. Достав её, Он с удивлением обнаружил, что жизнь в горшочке течёт своим размеренным чередом. Ни какого прогресса. Сплошная вялотекущая эволюция. Одни животные жуют листья с посаженных Им деревьев, а другие животные жуют тех, кто жуёт листья. Тривиально просто всё. И малоинтересно.
Тогда Создатель налепил маленьких человечков и поселил их вместе с деревьями и животными, а горшок-Землю поставил на подоконник. Но человечки не имели ни длинных острых зубов и когтей, чтобы добывать себе пищу, ни толстой меховой шкуры, чтобы спасаться от холода. Поэтому, они не могли добывать себе "жующих листья", защищаться от "жующих жующих", да и из форточки у окна по ночам дул холодный воздух, что приводило к повальной простуде среди человечков. Человечки стали вымирать.
Посмотрев на несовершенство своего труда, немного подумав и, видимо устыдившись ошибок в конструировании, Создатель сделал то... что сделал. Он дал человечкам в руки ОРУЖИЕ.
С этого момента "горшочный метроном" заработал в ускоренном режиме...
- "Всевышний создал Землю и автомат Калашникова".
- .................!!!???
- Фара, ты где так "обдолбиться" успел. Или у тебя заначка была? Совсем на голову плохой!
- Это не я, это на прошлой операции мне один царандой сказал...
Фара, в смысле Фарух, таджик по национальности и студент университета, временно отозванный для "отдачи долга Родине", на таджика-то и похож не был. Светлокожий блондин с серо-зелёными глазами. Принадлежность к восточной расе выдавали только утончённые, по-восточному же, черты лица и слегка раскосые, но большие глаза. В обязательной графе "национальность" у него было написано "таджик", но он всем представлялся исключительно "персом". Но с местным населением общался легко. Язык то, практически, один.
Перс так перс, нам похрен. Дрючба народов у нас тогда была. В смысле Партия дрючила народ, не взирая на национальность и вероисповедание. В переносном смысле. А народ, не уступая Партии, дрючился меж собой без оглядки на цвет кожи. В прямом смысле.
Фара не огрызался, что само по себе редкость великая.
- А к чему ты это вспомнил-то? - спросил я.
- Да так. Смотрю вон туда - Фара кивнул головой в сторону распростёртого под нами ущелья с прилепленными на склонах домиками и дорогой-полосочкой между ними - и думаю, каким всё маленьким кажется сверху. Малюсенькие дома, малюсенькие деревья, тоненькие ниточки виноградников. А люди вообще как муравьи. Наверное, мы для Всевышнего кажемся такими же...
- Бансай, как бы... - всплыло в памяти слово, вычитанное когда-то, давным-давно, в другой жизни.
- И только анашу придумали духи, за что им большой человеческий рахмат от советской армии. - вставил "шутку юмора" Славка Нестерчук. - Одно хреново, не придумали они такого чарса, чтобы после него сушняк не долбил. А то и так с водой напряг.
- А водку придумал Петров. - добавил я - И за это получил добавку, Водкин, к фамилии.
- Не-е... Водку придумал Менделеев, это нам в школе химичка рассказывала. А Водкин - эт вроде писатель был такой. - добил всех глубокими "знаниями" Поп.
- Не писатель - заржал Славка - а художник...
- Какая нах разница? Что писатель, что художник - парировал Поп - люди искусства, короче.
- Ну ты и деррёвня - не унимался Нестерчук
- Он "Купание красного коня" написал - вставил и я свои познания.
Цветное фото этой картины, вырванное из какого-то журнала, было приколото кнопками с внутренней стороны двери сарая в доме моих бабушки и деда. Всё моё детство перед глазами маячила эта выцветшая картинка.
- Ну вот, я ж говорил, писатель, а ты как дятел "худо-о-жник" - передразнил Поп Славку.
Ему уже никто не возражал. Пацаны держась за животы, закрывая рты рукавами, беззвучно хохотали.
- Хорошо, что ещё и брательник твой с тобой не служит, а то совсем задолбали бы. - не унимался Поп.
- У меня нет брательника, только сестра старшая.
- Как это нет, ты чё мне тут в уши дуешь?
- Да нету, я тебе говорю.
- Не гони. Я лучче знаю. "Зиту и Гиту" смотрел? Или этот ещё... как его... "Рам и Шам"?
- А это-то при чем? - не понял подвоха Славка.
- Как "при чем"? Да при том! Если есть Нестер-Чук, значит, есть и Нестер-Гек. Ты мож, просто не в курсах. Вас наверное в детстве разлучили.
Пацаны уже корчились в судорогах.
- Да пошел ты...- огрызнулся Нестерчук.
- А чё? Ты вот тут вшей кормишь, а брательник твой может в Америке живет. Миллионер.
- Почему сразу миллионер? - давясь от смеха поинтересовался я.
- По закону кино так положено - важно изрёк знаток индийского кинематографа.
Так и сказал - "по закону". Оказывается, закон такой есть.
Заканчивались третьи сутки нашего "сидения" на блоке, причём временном и практически не обустроенном для длительного проживания. С полкилометра выше, за скалой, находился стационарный пост. По сравнению с нашим - пять звёзд. Но нам, как всегда, не пёрло. Днём жара невыносимая даже под брезентом, натянутым между стенами-ящиками из под снарядов, заполненными камнями, а ночью дубак такой, что от стука зубы крошатся. Даже бушлаты не спасали. "Жить" можно только немножко утром и немножко вечером.
- Скока, мля, ещё сидеть здесь, интересно? Задолбало уже... Когда они это грёбаное ущелье чистить-то будут?- не унимался Нестерчук.
- Ты ж у нас связист. Вот и спроси у комбата по рации. - прикололся Поп.
- Типа, пошутил, што ли? Шутник, мля...
- Когда надо, тогда и будут. Ты услышишь. Если не проспишь... - теперь уже я "типа пошутил", потому как не только не услышать это невозможно, но и оглохнуть можно.
- Дождик, ну мы жрать сегодня будем или нет? - это уже младшему сержанту Вадику Дождёву. Он у нас, хоть и при "соплях" на погонах, младший сержант, но сроком службы не вышел.
Вадик у нас ленинградский, учился там же на финансового гения, считать умел хорошо, потому и был назначен ответственным за хранением и рациональным использованием сухпая. Заодно и поваром был. В смысле, на разогреве.
- Точно, жрать охота - вспомнил Поп - Дождик, долго там булками трясти будешь? Еду давай.
- Так, готово всё...
Солнце с ускорением падало за горы. Интересный ход у светила в горах. Быстро встаёт, целый день висит в зените, выжигая практически всё живое, а потом вдруг резко, как сдувшийся воздушный шарик, падает за горы.
Ещё день прошел. Тоска зелёная. Когда ж нас снимут отсюда.
- Всё, Славян, заступай на пост и охраняй нас как девку свою.
- Пока её дома кто-нибудь другой "поохраняет" - не выдержал язва Поп.
- Ты допи...шся у меня! - начал закипать Нестерчук - Я те, пока будешь дрыхнуть, фальшфеер в штаны засуну!
- Всё! Харош базарить! Тебя Дождик меняет, потом Фара. Ты чё до него докапался - это уже Лёхе.
- Ничё, злей будет - не заснёт. Его теперь до утра можно не менять, говно не скоро выкипит! - сидит лыбится во всю морду Поп.
- Злой ты, Лёха - подал голос со своей шконки Фара.
- О, мля! Зато ты добрый! А кто месяц назад духу башку его же ножом отпилил, а?
- Он басмач, и подох как собака.
- Лёха, ты чё орёшь на всю округу. Сказано же, замяли. Ничего не было, и никто ничего не видел.
- Да ладно, чужих здесь нет.
- Вот и молчи.
Дело было почти двумя месяцами ранее. При зачистке кишлака напоролись на группу духов. Духи могли, теоретически, слинять потому, как кишлак был "оборудован" целой системой кяризов, но решили "борзонуть" и устроили засаду. Расчет был на то, что один из входов в кяриз находился буквально в десятке метров от дома, где они засели, а потому уйти они могли совершенно легко. По кяризам за ними никто и никогда не гонялся. Не благодарное занятие и весьма не полезное для здоровья.
Но фортуна в тот день от духов отвернулась. Кто-то из местных стукачей донёс хадовцам, где искать моджахедов. И наши, не мудрствуя лукаво и подогнав к дувалу БМПэшку, расстреляли дом из пушки и гранатомётов, "привалив" при этом троих "партизан". Ещё трое рванули к дувалу с тыльной стороны дома. Двое не добежали, а один успел перескочить забор. Вот там-то он с Фарой и познакомился.
Перемахивая через забор, дух в воздухе выпустил по Фаре очередь. Резвый оказался, молодой. Вернее по тому месту, где Фара стоял. Потому как в момент прыжка одного, второй с кувырком ушел практически под него. Фара просто не дав духу обрести земное равновесие, снес его, ударом обоих ног в ботинках по коленям. Дух взвыл и опрокинулся на спину, выпустив оставшиеся патроны в воздух. Когда подбежал Поп, Фара уже деловито поставив духа на колени вытащил у него же из-за пояса кривой нож и одним махом распорол горло от уха до уха. Свидетелей больше не было. Труп сбросили в кяриз, и туда же, для убедительности, бросили гранату.
"Может, сдать его надо было" - предположил Поп
"Больше делать нех. Сегодня мы его сдадим, а завтра он опять в меня или тебя стрелять будет. Ты уверен, что снова промахнётся?"
Такой аргумент Лёху убедил.
Я устроился на шконке из ящиков, пристроив под голову РД. "Лифчик", разгрузку по правильному, положил с лева от себя, сверху "придавил" автоматом, что бы ежели чего, в темноте и спросоня не "париться" с поисками. Запахнул по плотнее бушлат и закрыл глаза. Наступило самое замечательное время. Время, когда можно закрыть глаза и переместиться во времени и пространстве в ту, другую жизнь. Настолько далёкую, что практически абсолютно не реальную. Жизнь, где есть телефон, телевизор, магнитофон, ванна, мягкая кровать с ослепительно белыми простынями, вкуснейшие бабушкины блины и оладьи, пельмени и вареники с вишней из сада, мамин борщ, почему-то особенно вкусный на второй день.
А ещё новые джинсы Levis, купленные прямо перед армией у фарцы за немыслимые деньги. И асфальт. Не жидкая пыль и камни под ногами, а твердый, ровный и чистый асфальт. Я иду по нему легко и дышу полной грудью воздухом, наполненным запахом цветов, за спиной у меня нет РД и не трёт шею ремень АКМ.
Вдруг откуда-то повеяло знакомым запахом оружейного масла в перемешку со сгоревшим порохом и кислым запахом сырого табака.
"Надо же - подумал - неужели ветер так далеко его принёс?"
Стало трудно дышать и я открыл глаза.
Это Фара, закрыв мне рот одной рукой, указательный палец другой прижал к своим губам.
- Шухер - прошептал он - Вставай. Какая-то движуха в нашу сторону.
- Там же мины - одними губами обозначил я.
- До них ещё не дошли, но кто-то там есть.
Я встал, натянул "лифчик" и взяв автомат вылез из блиндажа. Дело шло к утру и за горами уже начала проявляться чуть светлая полоска неба. Мы с Фарой замерли, напряженно вслушиваясь в абсолютную тишину. Вдруг послышался шорох катящегося камешка. Маленького-маленького. Может ящерица задела, может змея. Больше звуков не было. Но что-то было не так. В воздухе висело какое-то напряжение.
- Буди всех - прошептал я.
"Лучше перебдеть, чем не доспать" - почему-то не к месту и не в тему пришло на ум любимое выражение ротного.
Пацаны как тени выскальзывали из-под брезента и растворялись во мгле. Каждый знал своё место.
Я взял в левую руку ракетницу, а правой дернул за шнур. Желтая ракета с шипением поднялась над склоном и зависла на парашюте.
В ту же секунду Поп выдал длинную очередь из своего пулемёта. Трассеры рикошетили от камней и разлетались в разные стороны.
В ответ не прозвучало ни одного выстрела. Даже обидно как-то.
"Ёпт! Совсем нервный стал" - подумал я про себя
Соседи сверху запросили, по какому случаю салют. Ответили, что возможно было движение. У нас поинтересовались, где таким чарсом хорошим затарились, не могли бы поделиться, а заодно так же мы узнали много новых интересных слов и выражений.
- Фара, ты, походу, точняк втихаря долбишься! - бухтел Поп - Обкурится мля, и банзай ему везде мерещится! Каратист фуев!
- Леха, не "банзай", а "бансай". Маленькая модель живой природы.
- Да мне пох как оно называется! Поспать не дал, "моделист" хренов!
Шар показался из-за гор только огненно-красным краешком, а вершины гор уже залило солнечными лучами. Верхняя часть ущелья все больше наполнялось солнечным светом, а внизу еще стелилась туманная дымка. Воздух, казалось, аж звенел своей чистотой и ароматом горных трав. В такие моменты почему-то больше всего ощущается мега величие этих древнейших гор, и ничтожность свою в сравнении с ними.
- Ладно, не бухти. Гляди, как солнце встаёт красиво.
- Я уже год смотрю на эту, мля, "красоту". Тошнит уже. У меня с утра тоже встает красиво. Я ж никому не показываю.
- А чё ты стесняешься? - Славка просто не мог упустить такой случай - Ты ротному покажи... Вот уж Селиван удивится, наверное!
Пацаны ржали уже во весь голос. В этом почти истеричном смехе было всё, и отпустивший страх, и радость от того, что на этот раз всё обошлось, и что лучше быть "долбо...ми и пид...ми", но дышать полной грудью и увидеть ещё один новый день, который приближает нас к самому желанному и святому дню для каждого бойца - дембелю. И увидеть этот день своими глазами, а не через окошко цинкового ящика.
Жека
Январь 2008 года.
- Здравствуй, братка.
- Здарова, Жека.
- Жизнь как? Семья? Сам?
- Да по тихому. Без напрягов, Бог миловал... Сам то как? Пацаны твои? Дом достроил-переехал?
- Нармальна! Пацаны "на месте", все живы-здоровы. Из органов уволился на пенсию. Пенсионер я теперь.
- Не может быть! Неужто настрелялся, ворошиловец?
- Да харе, скока можно. К "чехам" в гости только пять командировок. Хватит.
- Ну-у, ментов бывших не бывает.
- Слушай, дело к тебе есть...
- Говори...
- Займи чуток, ежели могеш... месяца на три-четыре. Отопление закончить надо.
- Нах оно тебе в лето-то, Жека? У вас на югах-то?
- Все шутишь, мля, старый... Брат, я по серьезному.
- Да нивапрос! Скока?
- Тыщ сорок... где-то...надо. Но сколько сможешь, за столько и спасибо.
- Лады, "первой лошадью" отправлю.
Май 2008 года.
- Братка, здарова! С праздником!
- Фара! Черт "нерусский"! Здравствуй, брат! Как ты?
