Okopka.ru Окопная проза
Рагимов Михаил Олегович
Волхвы Скрытной Управы. Меч (ч. 2)

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 7.15*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Впереди Восточная Римская Империя! А там и до покорения Европы недалеко. А впереди росской армии, раскинула тень Черная Смерть...
  Волхвы Скрытной Управы
   Книга 2
   МЕЧ
  
  
  
  
   Окрестности Киева, лето 6449 от Сотворения мира, сухий
  
   Пепелище выжжено чуть ли не до камня. Не диво - раз в седмицу горит тут огонь. Лето ли, зима - все едино. Тянутся к небу языки пламени, унося ввысь радости и горести, просьбы и благодарности...
   Земля с каждым месяцем становилась все тверже и тверже, эа долгие годы уподобившись камню.
   Вот и сегодня, не успела еще спрятать свой лик Луна, как к пепелищу пришли люди. Много пришло. Не один десяток, а может и не одна сотня.
   Где-то неподалеку в загонах, не прекращая, ревела и мычала скотина, назначенная в жертву. Чуяла, видать, что скоро блеснет начищенный металл ножа, и дымящаяся кровь, тяжелыми каплями упав на раскаленные камни, зашипит, возносясь в вирий.
   Подготовить костер легко...
   Сперва - уложить пригоршню невесомой древесной паутины, наструганной трудолюбивыми помощниками. Сверху - шалашик из тоненьких, чуть толще конского волоса, веточек. Потом - потолще, и еще толще. И так, пока не лягут поверх здоровенные поленья. Точный порядок не нужен, но есть положенное и необходимое. Что обязан выполнять каждый!
   Искра - лишь кремень о кремень! Никакого огнива! За тобой следят сотни глаз. И никто не допустит покушения на обряд. Искра появилась - раздуй ее, отправляя жар слабенького огонька вглубь, туда, где прячется до поры несколько иссиня-черных капель, несущих в себе чуточку Изначального Огня...
   Вроде бы не первый раз, но всегда, как первый... Впрочем, сегодня особый день. Язычок пламени коснулся гладкого бока капли. И ревущий поток выбрался из многолетнего заточения, затрещало в огне пожираемое голодным костром дерево. Волна жара охватила со всех сторон, но не обожгла - лишь ласково коснулась...
   Услышав легкий вздох за спиной, улыбнулся. Большинство воинов видели подобное. Но и для них каждый раз - как первый. Похоже, кто-то из русинов не сумел удержать удивленный возглас. Ну что ж, им в диковинку видеть человека, стоящего в пламени. Пусть смотрят. Не все же им удивлять. Мы тоже умеем, если захотим. И если потребуется...
   Мерные удары в бубен выстраивают нехитрую вязь. Узор ложится за узором, шаг следует за шагом, лицо сменяется лицом. Особая сложность в нехитром - проходя, должен видеть всех. И каждого. И каждому заглянуть в помыслы, в думы, в минувшое и нынешнее. Повезет -можно разглядеть и будущее.
   Шаг, второй, третий, четвертый... Из горла начинают рваться священные слова. Они тоже ложатся в нужном порядке, как и все происходящее здесь и сейчас.
   Мерное дыхание окружающих, стук многих сердец, ворушение тьмы мыслей, шелест листьев священной рощи, клекот сокола, падающего в синеве раскрывшегося над головой купола...
   Из начавшего сливаться в одно целое кольца воинов вдруг вычленился один. Из русинов. Тот самый, что охнул, пораженный невиданным зрелищем.
   Глаза посмотрели в глаза. И из темноты карих чужих глаз, навстречу вдруг выплеснулась вода. До окоема. Пахнуло солью и гнилью, по ушам резанул скрип дерева об дерево. И встало пламя. Но не легкое, как от костра, а тяжелое, с черными шапками чада. Оно не грело. Сжигало, до костей обгладывая тело...
   Удивительное дело, но земля, вроде бы истоптанная тысячами ног, пахла цветами. Теми, что растут на черноте опушек, только-только освободившихся от гнета тяжелых сугробов. И кружилась, кружилась, кружилась...
   И полыхал священный костер Перуна, принимая самую большую жертву. Добровольную...
  
   Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, серпень
  
   Ждан Ярославов с одобрением посматривал поверх книги на задержавшихся после занятия ребят. Братья-близнецы Счетоводы. Новак и Новик. Своеобразные ребята. Вечно растрепанные, одеты на пределе опрятности. То есть, еще чуть-чуть неряшливости, и будет неприлично. Но грань ребята, как ни странно, никогда не переходят. Хотя и оба немного не от мира сего. Блестящие численники*, гордость школы. Наука о былом их совершенно не интересовала. Только цифры, только числознание*!
   И вдруг, как снег на голову, с год назад явились на кружок былого*. Достаточно долго приходили на каждое занятие. Но и тут умудрялись выделяться. Не высиживали от начала до конца, а появлялись ближе к завершению. Чтобы накинуться на преподавателя с кучей вопросов. Интересовал братьев лишь один временной промежуток. Тот самый, что не давал покоя самому Лютому. Но если Ждана Ярославова мучила загадка происхождения русинов, то близнецы выспрашивали всё про племена, участвовавшие в Царьградском Походе. Их волновало не само течение похода, а участники росского союза. Обычаи, нравы, политика каждого племени и их объединений... Книги, рекомендованные преподавателем, зачитывались до последних букв, а после прочтения ребята приходили с новыми вопросами. Потом, так же неожиданно как появились, пропали. На несколько месяцев.
   И появились сегодня. Как обычно, когда все уже по домам собрались. Зашли, привычно забыв поздороваться, хором обратились к Лютому:
   - Ждан Ярославов! Мы всё сосчитали!
   - И вам не болеть, - улыбнулся розмысл, давно привыкший к странностям близнецов. - Что сосчитали?
   - То, что написано про Царьградский поход в учебниках - неправда, - сказал Новик. - Вот что мы сосчитали!
   - Иначе всё было, - добавил Новак. - По-другому!
   А может, и наоборот, сказал Новак, а добавил Новик. Попробуй различить две капли воды. Помнится, кто-то из учителей в шутку предложил братьев раскрасить по-разному. Одному прядь зеленую, второму черную. Или красную.
   - И как иначе? - усмехнулся Лютый, разглядывая 'ниспровергателей основ'. - Если все было не так?
   - Как - не знаем, - нимало не смущаясь, произнес Новак, - но не так, как в книгах пишут - точно. Мы сосчитали.
   'Золотое правило' работы с детьми гласит: 'Какую бы глупость ни нес ребенок, его надо выслушать и обсудить мысли. А не объявлять точку зрения воспитанника глупостью'. Поэтому следующая фраза Ждана была вполне ожидаемой:
   - И что вы посчитали? Давайте по порядку.
   Ничего другого парни и не ожидали. Расположились за столами и начали обстоятельный рассказ.
   - В Царьградском походе приняло участие огромное количество самых разных племен, - начал Новик. - Кроме союзов, относившихся к Киеву и вятичей, там еще сивера были, печенеги, меря, оросы, сполы... Ну и прочие. В книгах больше двух десятков указано. А ведь еще не все известны. Так?
   - Так, - согласился Ждан. - Достаточно много народностей выставило своих воинов. Слишком многим Царьград поперек глотки торчал.
   - У племен разные обычаи, вера, отношения между ними иногда достаточно натянутые. Часть до похода была данниками хазар. Но все вдруг договорились и пошли на стороне русов, - Новик остановился, но подупавшее знамя импровизированного доклада тут же подхватил второй близнец. - Это при том, что в минус втором году сивера ходили на сполов, а печенеги даже внутри себя смогли договориться, только когда им совсем край приходил - когда из Заволжья переселялись. И вдруг - все вместе, и дружно собираются в Царьградский поход. Так?
   Розмысл кивком подтвердил правоту братьев. И свое с ними согласие.
   - Мы посчитали вероятность создания такого союза, - снова заговорил Новак. - Заложили все, что удалось найти про каждое племя, его обычаи, ключевых личностей, отношения между родами, внешнюю политику... Год возились. Получилась бесконечно малая величина.
   - Что получилось?
   - Вероятность очень маленькая, - объяснил Новик. - Намного меньше, чем если хазары и ромеи друг друга бы перебили в войне на уничтожение. Или, если бы на Русь из Полуночного Нахаба войско приплыло. Захватывать.
   - Ну, - усмехнулся Ждан, - ни того, ни другого быть не могло. При очень больших потерях война прекращается сама собой. Воевать некому. Да и боевые корабли ирокезов посреди Океана я представляю слабо.
   - А росский союз еще менее вероятен, - сказал Новак, - во много раз. Не мог он образоваться.
   - Но ведь поход-то был, - сказал Ждан, ехидно прищурившись. - Может, где ошибка в начальные условия вкралась?
   Братья приуныли. Но ненадолго.
   - Так мы ж о том и говорим. Что-то нам неизвестно о союзе. Очень большое. Но в книгах этого нет. И в Паутине тоже...
   Лютого осенило. Будь на месте розмысла Буривой, или Скворец, те на подобное попирание Устава в жизни бы не решились. Но Ждан Ярославов ни военным не являлся, ни скрытником. Обычный розмысл. И вообще, в какие времена детская игра является нарушением скрытности?
   - Скажите, а вам так интересно образование союза? Что да как происходило?
   - Не-а, - честно признался Новик. - Нам сложные вероятностные задачи интересны. Чем сложнее, тем лучше!
   - Тогда давайте усложним начальные условия. Предположим, что к вятичам пришли люди из сопредельного мира. Примерно такого, как наш. И самое главное, пришельцы, знающие, как развивались события без их участия. Как изменится вероятность такого союза? В какую сторону, так сказать, качнется?
   Глаза близнецов загорелись предвкушением.
   - А что они знали?
   - Понятия не имею, что знали или могли знать, - 'признался' Ждан. - Я их только что придумал. Возможно, знали все, как дела без них обстояли. А возможно то, что знаем мы. Или еще меньше, но умели то, что мы. Можно и разные расклады сосчитать. Не сильно я вас нагружаю?
   - Нет, что ты! - радостно воскликнул Новак. - У нас же вся основа есть. Только данные пришельцев ввести. Первую возможность* за месяц посчитаем. А остальные - еще за неделю.
   - И еще, - добавил Лютый, - дайте мне ваши расчеты. Я в знатницах поинтересуюсь. Что розмыслы скажут, кто силен в вероятностях...
  
   Примечание
  
   Кружок былого - исторический факультатив. Практически все ученые в свободное от основной работы время ведут факультативы в 'подшефных' школах. Для тех детей, которые интересуются предметом. Это позволяет не только заинтересовать детей, но и на раннем этапе заметить перспективных ребят. Тем розмыслам, у которых есть проблемы с педагогикой, помогают учителя-предметники. Ждан справляется сам.
   Возможность - здесь: вариант
  
   Кордно, лето 6449 от Сотворения Мира, березозол
  
   Приходит вечер. И вновь корчма заполнена до отказа. Нет ни одного свободного места. Отдыхает честной люд, расслабляется после дневных забот. Почему не пропустить по кружечке меда в дружеском кругу, да не узнать последние новости и своими не поделиться?
   ***
   - Говорят, Угрюм, вы в том году яблоки земляные сажали, от русинов полученные?
   - Картошка? Было дело.
   - И как?
   - Ты что, Первак, до сих пор ее не пробовал?
   - Так где ж я попробовать мог? - удивляется собеседник.
   - Тю! То в прошлым летом ее лышень Голодуповка да Волчья Сыть сажали. А нонешним - многие. И мы не дурнее других! Да хоть здесь! Красава! Принеси нам картошечки жареной!
   - Мигом, дядя Угрюм!
   Дочка Зубаря исчезает на кухне и возвращается с двумя тарелками, доверху наполненными светлыми ломтями с поджаристой корочкой. Угрюм расплачивается, выкладывая по одной монетке на протянутую ладошку
   - По две куны миска?! - удивляется Первак.
   - Ешь, - усмехается Угрюм. - Угощаю.
   - Разбогател, что ли? - не спешит бородач пробовать дорогущее блюдо. - С чего? Ежель, конечно, не тайна?
   - Ну разбогатеть не разбогател, но с голоду не помрем. Ей, картошечке, спасибо! Да князю и дружине русинской, что диво такое привезли, да нас, глупых, попробовать уговорили! Да ешь, говорю!
   Первак осторожно отправляет в рот первый ломтик незнакомого яства...
   ***
   - Нет, ну ты послушай, а! Я ж ему говорю, что ж ты, пигалиц малолетний, тятьке делом заниматься мешаешь! Видишь, посчитать надо, сколько зерна на посев оставить, а остальное на всё время поделить. Оттого ж зависит, сколько лебеды в хлеб добавить! А он мне, мол, то не дело, тятя, а так, на три мига развлечение. И ведь посчитал, паршивец! Я уж думал, придется вожжи брать, чтобы не хвалился понапрасну. А он и в самом деле за четверть части справился!
   - Верно малец сосчитал, а Осока? Или ошибок напустил?
   - Так в том и дело, что верно. Я ж до самого утра проверял да пересчитывал. Зернышко в зернышко! Это что ж получается, а? Яйца курицу учат? Разве дело то? Нет, ну хоть ты скажи, Зубарь, то дело?
   Корчмарь неохотно поворачивается к спросившему:
   - По мне, так и у мальцов поучиться не вредно, коли есть чему. Пригодится. А что княжьи люди детей учат, то дело хорошее, я тебе еще когда говорил. Только ты у нас ничему не веришь, все на зуб пробуешь. Смотри, Осока, русины детей еще и бою оружному учат! Про вожжи забывать придется, а то сам промеж глаз схлопочешь. Или промеж ног коленом. Их жестоко учат, бают: 'Для врага правил нет!' Впрочем, тебе же работы меньше!..
   ***
   - Судиша, - ноет булгарин, - имей совесть, мы же старые товарищи! Сколько я тебе товара возил! И арабского, и ромейского. И цены всегда честные давал! Что ж ты грабишь меня совсем?! Где это видано, куна за наконечник! Ты ж вдесятеро цену задрал!
   - Ты говори, да не заговаривайся, - степенно отвечает купец, - те, что десяток за куну идет, нашим не чета. Почитай, такого железа и нет нигде больше. Мо-но-по-ли-я у нас! Слышал такое слово?
   Торговый гость грустно качает головой.
   - Слыхал, когда за море ездил... Греки - они мастаки такие пакости выдумывать. Шоб их, сволочей, перевернуло да покрышкой прикрыло!
   Судиша пренебрежительно машет рукой: темнота, мол, твои греки, и продолжает:
   - Ладно, тебе, как старому товарищу, отдам за девять кун десяток.
   Булгарин идет пятнами:
   - Ну хоть за пять! Я ж пустой уйду! Денег не хватит корабль набить!
   - А ты картошки возьми. Она, чай, подешевле будет. С большой выгодой продашь. Не знают ее в ваших краях. У тебя мо-но-по-ли-я будет! - советует купец, снова по слогам проговаривая понравившееся слово.
   - Какой такой картошки?
   - От, темнота, совсем с греками дурным стал, - улыбается Судиша, - Красава!..
   ***
   - Ты что, до сих пор не понял? Действо должно быть непрерывным! Иначе закозлишь домну, замучаешься чистить!
   - Да понял я, понял! Меда налей! А лучше пива!
   - Держи! Но чтобы такую сталь, как у русинов, делать, надо куда больше домну ставить и конвертер не такой.
   - Дурню говоришь! Там просто у русинов присадки другие. Нет их у нас.
   - 'Просто', по печенежски - навоз! Который в голове твоей плещется! Присадки будут. А печи...
   - Эй, петухи, - останавливает могучий кузнец спор, могущий перейти в драку, - Кончай шум! Вы лучше подумайте, как такой величины печи строить, да откуда те присадки добыть. Зря вас, что ли, в княжьем дворе учат!
   - А что тут думать? - удивляется первый подмастерье. - Завтра у Прилука спросим!
   - И что он ответит? - ехидно осведомляется второй. - То же, что мастер Мышата сказал: 'Придумай!'
   ***
   Шумит корчма... Гудит гулом голосов, звенит сталкивающимися кружками, шаркает десятками ног... Стучит кулаками по столу и ладонью об ладонь... Шумит корчма... Зеркало Кордно... Его настроение...
  
   Киев, лето 6449 от Сотворения мира, березозол
  
   Еленка не пришла. Забыла и не пришла. Жаль, ей приготовлен кусочек вкусного печенья...
   Чего не отнять у славян, так это умения готовить из полнейшей дряни приемлемую еду. Вот и сегодня принесли столько, что затрещали массивные ножки стола. Кушаний было, хоть заводи на обед алу* вечно голодных пацинаков. Те умяли бы, еще и стол облизав. Ираклию же мясо становилось поперек горла. И дело вовсе не в том, что Великий Пост нынче. Если хочешь выжить среди варварских племен, следует во всем уподобляться детям лесов и степей.
   Ромей улыбнулся. Если верить слухам, то монахи, забиравшиеся в Африку, порой ужинали человечиной. Ничего удивительного. Захочешь выжить, в нужник с головой нырнешь и будешь сидеть, пуская пузыри. Впрочем, к чему так сгущать краски? Выгребная яма оказалась вовсе не столь зловонной, как ожидалось. Крыша над головой, мягкая постель с пуховой периной, кормежка, которую не грех и порекомендовать любому ценителю изысканных яств. Да, в меню нет соловьиных язычков, и с мидиями дела обстоят неважно. Но если ты жил без привычной еды десять лет, то проживешь еще столько же. Если позволят.
   Впрочем, позволили. Живой же. И все конечности на месте. Господь Бог в очередном своем попущении дал русинам змеиную мудрость, помноженную на лукавство лисы и коварство ласки. Или это дело рук Диавола? Хотя, пусть на эти вопросы отвечают богословы. А он, Ираклий Кибалин, не теолог. Он - живой человек. Жаль, что из всех развлечений осталось чревоугодие, копание в памяти, да Еленка...
   Угрозы и обещания отрезать все, до чего дотянется нож, оказались очередным хитрым методом. И далеко не последним. Жители города Константина были не последними в деле выпытывания тайн. Но такое могли очень немногие. И в существовании подобных умельцев среди хмурых лесов никак не верилось. На том Ираклий и погорел.
   Словно тряпичная игрушка скручивалось тело, ощущавшее всё обещанное, а в мозг холодными щупальцами проник спрут, страшный морской зверь, и по малому кусочку вытащил все важное. А потом судьба, приняв облик седого ветерана, пообещала жизнь. Да, взаперти. Да, под постоянным присмотром дюжины неразговорчивых стражей. Но жизнь. В обмен на недостающие куски знаний. Каждая смальта должна была лечь в определенном порядке, чтобы получилась мозаика, а не набор цветных камешков.
   Мысли, славянским весенним хороводом закружившиеся в голове, упорно не хотели перекладываться в чеканные формулировки. Не хотели мимолетные раздумья становиться вязью букв на истертом пергаменте. Да и осень, царившая за стенами терема, навевала черную меланхолию, суля вечное прозябание среди серых сугробов... В такой день стоит писать не очередную страницу труда под названием 'Как я шпионил на Руси', а тоскливые песни. Название книги, кстати, придумал все тот же седой русин, по имени Серый...
   С другой стороны, а что еще делать? Когда не пишешь книгу, пишешь доклады. Донесения турмарху Никифору, которые тебе диктует улыбчивый молодой парень, не похожий на скрытника и, тем более, на палача. А потом приносит их переписывать, переставив местами пару слов или убрав отдельные предложения. И переписываешь. Нет выбора. Что-то навсегда осталось в том подвале. То, что делало несгибаемого разведчика самим собой. То, что своим уходом заставило выложить всё до последней условленной точки.
   Странные донесения. Именно то, что Ираклий пытался узнать столь дорогой ценой, и отправляется в Константинополь. Иногда кажется, что отправители работают на него. Но тогда... Письмам поверят и в империи. И попадут в ловушку. В страшную ловушку, которую Ираклий не может даже представить, понять, в чем же она заключается...
   За окном послышался требовательный цокоток. Ромей вскочил из-за заваленного кусками пергамента стола. Чуть не опрокинул чернильницу, охнул от боли, сотнями иголок вонзившейся в занемевшую ногу. Кое-как, опираясь на стены, добрался до окна. Выглянул. Со двора в лицо уставилось хищное жало стрелы. Не спит стража, никогда не спит. А сбоку, прячась от любопытных взоров, крепко уцепившись острыми коготками за неровности стены, устроилась маленькая серая белка. Еленка.
  
   Примечание
  
   Ала - подразделение конной армии. Термин возник еще в Римской империи. Примерно соответствовала нашей роте.
  
   Книга
  
   'Политика - штука сложная. С одним надо договориться, порою ценой серьезных уступок. Другого стоит послать считать сосны. Вежливо, но убедительно и в далекий лес. А третьему обязательно нужно нахамить, чтобы злость и обида затянула глаза кровавой пеленой. С кем-то лучше дружить, а кого-то воевать. А с третьим нужно дружить против четвертого...
   И разливаются соловьями дипломаты, морочат головы коллегам, а скрытники роют землю, добывая крохи важнейших сведений, определяющих дипломатические позиции.
   Политика - штука грязная. Недаром 'красной ложью' зовется. Играющий в открытую, заведомо обречен на поражение. А потому здесь прямой обман называется игрой, а предательство - ловким ходом. Это не шахматы, где заранее известно, что и как можно делать. Здесь применимы любые ходы, а правила меняются в зависимости от желания играющих. Причем доводить изменения до противника не только не обязательно, но категорически противопоказано. Заверения в вечной дружбе оборачиваются горящими городами и конной лавой. Вы нас не ждали? Не успели собрать войска? Друзья отвернулись, не смогли или не успели прийти на помощь? Значит, наши политики правильно разыграли партию. А войско поставило жирную кровавую точку в этой игре. В шахматах такая ситуация называется форсированным вариантом, когда ходы единственные, и деться от мата некуда.
   Политика - штука простая. Есть цель и надо идти к ней, не учитывая ничего. Нет, не так. Учитывать надо многое. Но преследовать лишь собственные интересы. Жертвы? Да, конечно, считать их надо. Но только свои, тщательно взвешивая необходимость каждой потери. А чужие... Пусть их считает противоположная сторона. И лучше не до, а после. По факту получения результатов.
   У стран нет постоянных союзников. А если таковые появляются, то раньше или позже государства сливаются в единое целое, либо становятся врагами. И сталкиваются в жестокой схватке вчерашние друзья, стоявшие в едином строю. В нашей истории англичане поняли эту истину раньше всех и преуспели, создав империю, над которой никогда не заходило солнце. И не их вина, что заморский сыночек оказался способней островных родителей. Правильно воспитанные дети и должны оказываться лучше отцов именно в том деле, в котором старшее поколение наиболее сильно. Но это было в той истории...
   А в этой мы опередили всех и во всем. В том числе и в очень сложной, удивительно простой и невероятно грязной игре под названием 'политика'. И не использовать преимущество глупо. Мы и использовали, притягивая тех, кто может слиться с нами, и раскладывая по местам и датам судьбу остальных. Кого, когда и какими силами...
   Лето от Сотворения Мира шесть тысяч четыреста сорок девятое должно было изменить мир. До него на политическом поле было достаточно игроков, и каждый строил планы, пытаясь переиграть противников по собственным правилам. Итиль, Царьград, Рим, Багдад, Магдебург... Это крупные игроки. Были еще мелкие, о многих из которых 'слоны' и не догадывались. Союз Кордно и Киева вмешался в игру, планируя показать миру новую силу. Нашу силу. Жесткую и несокрушимую. Ту, которая со временем уничтожит политику в привычном понимании, заменив ее на диктат мирового гегемона. Опять непонятное слово, да, потомок? Поймешь из контекста, в нашем мире еще нет замены. В вашем-то уже будет, не сомневаюсь... Противники, даже узнай они наше видение будущего, вряд ли согласились бы с такой постановкой вопроса. У них свой взгляд на мир. Был...'
  
   Итиль, лето 6449 от Сотворения Мира. Апрель
  
   Иосиф, каган-бек всех хазар, был не в духе с того проклятого мгновения, как солнечный луч, пробежав по подушке, коснулся своим теплом лица. А с чего быть в духе властителю великого каганата? Разве случилось что хорошее? Да, арабы ослабли, и налета тысяч диких всадников с юга можно не ждать. Но хитрые ромеи, еще вчера считавшиеся союзниками, тут же начали плести интриги против бывших друзей. Правда, сегодня хитроумным не до хазар. Русь двинулась на Царьград. Император, конечно, откупится. Но какой ценой?.. Мало не покажется!
   Впрочем, не ромеи волнуют всемогущего каган-бека, совсем не ромеи. Русы, неожиданно набравшие огромную силу, беспокоят Иосифа. А сильнее всего тревожат русины. Льющие странный металл в удивительных печах и копающие болота, в которых и самый внимательный изыскатель не сумеет найти и карата железной руды.
   Тревожные мысли одолевали. А тут еще стаей назойливых мух мельтешат придворные, столпившиеся в зале. Мешающие размышлять своим настойчивым гудением. Жаждут, чтобы каган-бек снизошел, обратил внимание, пролил свет на тьму, сгущающуюся от скорби. Придворные мерзки и противны. И никому не нужны. Большинство - разряженные куклы, совершенно бесполезные, когда болтовня неуместна и дошло до настоящего дела. Впрочем, не все, не все...
   - Вон! - приказал властитель. - Все вон! Токак, останься!
   Помещение быстро пустеть не хотело. Вернее, придворные не сумели верно выполнить приказ каган-бека. Забавно наблюдать за толкотней разряженных павлинов, сгрудившихся в дверях. И оглядываются, пряча за льстивыми улыбками ненависть, перемешанную с завистью. Впрочем, это одно и то же. Подбодрить бы копьями верных ларисиев... Взгляд Иосифа остановился на невысоком худощавом воине. Токак, поставленный огланкуром совсем недавно, принял под командование остатки разбитого где-то под Кордно подразделения и быстро навел порядок... Погибший был дураком и лентяем. За что и поплатился. Уже и не помнится, как того звали. А этот, Токак, пока неплохо справляется. Молодой, но умный и смелый...
   - Есть новости? - спросил Иосиф, когда в зале остались лишь двое. Он и Токак. И шестеро наемников. Но у статуй нет ушей.
   - Есть, великий!
   Иосиф поморщился:
   - Церемонии оставь павлинам. Ты - волк. Веди себя, как пристало волку.
   - Русы выступили на Царьград. Идут двумя потоками. Из Киева вдоль Днепра и из Кордно по Волге с волоком в Дон.
   - Второй поток не угрожает нам?
   - Чудеса бывают лишь в сказках. И базарных слухах. Своими силами вятичам не одолеть войска Великого. Кроме того, они и так отстают от киевлян, и не будут терять время. Если не возникнет сложностей со снабжением. Но для этого достаточно действовать по Вашему плану, Великий!
   - Хорошо. Отдай распоряжение в Шаркил приготовить еду для продажи русам. И выведи армию к излучине. Как только русы уйдут за Дон, пойдешь на север. Нужно захватить кузнецов, знающих, как получать эту их 'сталь', а не тот мусор, что выходит у нас!
   - Слушаюсь, Великий! - Токак склонился в поклоне. Низком. Однако молодой полководец сумел удержаться, и поклон выражает лишь уважение, но не лесть. До лести не хватило считанных ногтей изгиба спины...
   - И не забудь! Ты должен успеть до того, как они вернутся. Мы должны быть готовы и к ответным гостям. Да, ты не боишься русинских самострелов?
   Огланкур презрительно поморщился:
   - Детская игрушка. Наши луки бьют дальше и точнее!
   - Иди.
   Когда за Токаком закрылась дверь, каган-бек еще какое-то время раздумывал над грядущими событиями. Нет, ошибки не видно. Пока русы будут громить Царьград, конница молодого огланкура обрушится на вятичей. Спалит города, разрушит все новые промыслы, что, как грибы после дождя, выросли за последние годы. И рабов пригонит. А измотанные схваткой с ромеями русы, вернувшись к пепелищам, будут не в силах нанести ответный удар. А через пару лет будет поздно. Да и никто не будет ждать пару лет. Следующим же летом Иосиф уничтожит эту угрозу. Впрочем, возможно, все решится и в этом году. Если удачно выбрать время, дождавшись вятичских войск на обратном пути...
  
   Константинополь, лето 6449 от сотворения мира, апрель
  
   Икона на стене улыбнулась вошедшему. Словно узнала. А может, и узнала. Германцы верят, что в оружии живет душа. То почему бы и иконе не обрести немного божественного света? Ведь Она же не просто женщина, а Мать. Мать Бога.
   Турмарх подумал, что у него появился повод улыбнуться. Крамольные мысли, и у кого? Смешно, да. Отчего бы не искривить губы? Впрочем, не стоит. Все равно, он здесь один. Никто не оценит.
   Промокший плащ неопрятной кучей мусора лежал у двери. По уму, давно следовало устроить какую-нибудь вешалку для одежды, а не бросать ту на пол. Впрочем, турмарх, как часто ты бываешь снаружи? Уже почти забыл, на что похож лес. И как колышется степь под ветром, становясь подобием моря. Жизнь превратилась в сплошное подземелье. А тут всегда одна погода. Не зима и не лето. И ничего не поделаешь. Судьба.
   К промозглому ветру с дождем, что царил снаружи, добавились не менее мерзкие новости. Весной росы готовят большой набег. Очень большой. Пожалуй, даже не набег, а самую настоящую военную кампанию. И судя по донесениям, новый поход будет куда масштабнее прошлого.
   Как бы снова не пришлось Городу платить откупные северянам. А стенам - терпеть щит, накрепко приколоченный над Золотыми воротами.
   Но тогда, в прошлом, князь-колдун Хельги застал Империю врасплох. Сегодня у росов не будет легкой победы. Гостей будут ждать. Всё сходится, слова Ираклия совпадают с донесениями из Хазарии. И от болгар слышно то же самое. Весной. По Днепру. На лодьях. Большой силой.
   Да и нет у росов другого пути в город святого Константина, кроме морского. Разве что идти через земли диких турков* и Болгарию. Но это еще невероятнее, чем путь сквозь Кавказ и Малую Азию. Что же, в море русов будет ждать сюрприз. И не один...
   А вот фемы Климатов и Корсуня придется отдать на разграбление. Хотя... Если армия доместика схол* Иоанна Куркуаса окажется там, да еще усиленная отрядами Варды Фоки из Македонии и стратилата* Федора из Фракии... Доместик умен, очень умен. А кроме того, он еще храбр и везуч. Может, случится очередное чудо, и он удержит росов.
   Много племен вошло в союз с Киевским князем. Очень много. И пацинаки... Но главное не это. Уже год, как ходят слухи о новых варварах, появившихся в землях росов. И невиданном оружии пришельцев. Странные сведения. Слухи, гуляющие среди пацинаков, мало кого беспокоят. Дикари пугаются всего, что не видели их предки. Намного опаснее паника, что набирала обороты в каганате. Впрочем, в последнее время ужас помалу сходит на нет. И не только потому, что росы собрались на Империю.
   Иосиф не глуп. И разобрался в подоплеке событий. И увидел оружие, до полусмерти напугавшее его воинов.
   Никифор помнил самострел, что спрятан нынче в каком-то потаенном хранилище. Тот, первый, добыл Ираклий. Был второй и третий, выкраденные у хазар. Но те разобрали на мельчайшие части оружейники и златокузнецы. Разобрали, рассмотрели и сказали, что увидели, не скрыв ничего. А увидели мастера многое.
   Задумка хитрая. И исполнено так, что никто в Империи не берется повторить. Но нет смысла повторять. Ни дальности стрельбы, ни пробивной силы. Хороша скорострельность, но закованным в броню клибанариям эта игрушка не опасна. И панцирной пехоте - тоже. А до легкой конницы просто не добьет. Разве что при штурме укреплений может представлять некую опасность. Но там и обычные росские самострелы неприятны...
   Подсылкой это не может быть. Разными путями попало оружие в руки хазар. А похоже, как капли воды из одного кувшина. И добытый Ираклием самострел точно такой же.
   Наверное, можно не обращать внимания на этих 'русинов'. Еще один варварский род, где-то раздобывший чужую поделку. Не сами же дикие лесовики сделали столь красивую игрушку. Но только игрушку. Пожалуй, в отчет должны войти именно эти формулировки.
   Никифор устроился поудобней и склонился над листом бумаги...
  
   Примечания
  
   Турки - турками ромеи называли венгров.
   доместик схол Иоанн Куркуас - главнокомандующий восточными армиями Византии
   стратилат - военачальник
  
   Рим, год 941 от Рождества Христова, апрель
  
   - К черту! Мне надоели эти никому не нужные куртуазности! - крепкий, коротко стриженный мужчина, шурша длинными полами парадных одеяний, раздраженно прошел через комнату. Сбросил с плеч груз одежды. Оставшись в одном камзоле, плюхнулся в удобное кресло. - Вот скажи, Генрих, на кой черт нам сдалось это четырехчасовое выстаивание и приветственные речи ни о чем? Нам, друзьям детства!
   - Спокойней, Альберих, спокойней, - усмехнулся тот, к кому обращался герцог Сполетский. - Черни необходимы зрелища. Она без них тоскует и начинает задумываться о неподобающем. А черни с дворянскими титулами - особые зрелища! Кому, как не тебе знать об этом! Вся мудрость родилась на этих землях!
   Генрих устроился в кресле напротив герцога и взял со столика бокал с бургундским.
   - За встречу!
   Альберих отсалютовал бокалом. Собеседники пригубили вино.
   - А теперь объясни мне, - произнес герцог, - что происходит.
   - Тебя что-то удивляет?
   - А ты как думаешь? Два месяца назад ты просишь меня помочь в свержении брата. Что было вполне ожидаемо, с учетом ваших несколько натянутых отношений в последние годы. Насколько понимаю, сейчас всё должно быть готово. Осталось только дождаться подхода моей армии. И вдруг ты прибываешь полномочным послом Оттона! В этот самый момент! Вы воюете или решили пока дружить? И если верно второе, то против кого ваша дружба?
   - Всё меняется, мой друг, всё меняется. Задуманное таковым и останется. И тому есть причины! Веские причины!
   - Интересно узнать какие, принц.
   - Разные, - Генрих усмехнулся. - Первая - с Отто мне не справиться. А эшафот - не лучшее завершение карьеры. Да и, честно говоря, король из него вышел намного лучше, чем получится из меня. Считай это откровением, снизошедшим с небес.
   - Ну, допустим, с подобным можно согласиться, - протянул Альберих. - Только сомневаюсь, что эта причина единственная!
   - Нет, конечно!- усмехнулся принц. - В конце концов, покаяться никогда не поздно. И вряд ли брат отправил бы меня на эшафот. Отослал бы герцогом в Баварию. Воевать с мадьярами. Или еще кем. Существует еще одна причина, куда более важная. Собственно, из-за нее я и приехал. А не ради той болтовни, которой мы сегодня занимались четыре часа.
   - И какая же? - поднял левую бровь Альберих. - Ты меня, право, заинтриговал.
   - Русы, - коротко ответил Генрих.
   - Кто такие 'русы'?
   - Славяне. Родичи вендам. Живут за Данапром. Даны называют их страну Гардарикой.
   - Знакомые имена, - герцог задумчиво повертел в руках пустой бокал. - И что необычного в очередных варварах, сидящих в своих лесах и степях?
   - Последние два года варвары копили силы и набирали войска. А сейчас вылезли из лесов и степей и затеяли большой поход на Константинополь. Они становятся угрозой. Серьезной угрозой.
   Альберих рассмеялся, не восприняв всерьез озабоченный тон друга:
   - Право, мон шер, стоят ли северные варвары беспокойства? Не в первый раз Восточной империи переживать нашествие! Отобьются или откупятся. Опыт у них есть. Помнишь, лет тридцать назад какой-то славянский князек вообще приколотил щит к их воротам. Где он теперь? А Константинополь как стоял, так и стоит! С воротами вместе.
   - Этот князек - всего лишь воевода отца нынешнего князя русов, - покачал головой принц. - Был воеводой, - уточнил он. - У русов и их князя не первый поход. Но если верить королевской разведке, у него есть все шансы стать последним!
   - У кого 'у него'?- посерьезнел герцог. - И что значит 'последним'?
   - У похода. А последним потому, что Империя греков может его не пережить. Причем мои люди подтверждают то, что говорят лазутчики Оттона! Язычники собрали огромные силы. Ходят слухи об участии в мероприятии степных дикарей. Вплоть до мадьяр. Слухи непроверенные, но настойчивые, - Генрих сделал паузу. - Если они сметут Романа и уйдут - наплевать. Чем слабее ромеи, тем лучше нам. Но Отто считает, что они собираются остаться. Догадываешься о возможных последствиях? Вместо рыхлой империи, где продажны все сверху до низу - власть дикарей!
   Альберих задумался.
   - Пожалуй, это неприятно, - произнес он. - Хотя не так страшно. Через пару десятков лет крестятся и станут такими же, как греки. Мой алхимик любит повторять слово 'ассимиляция'.
   - Это ты зря! Мы несем на славянские земли свет истинной веры уже не одно столетие. Увы, когда он туда приходит, славян там уже нет. Есть только трупы. С русами получалось еще хуже. А последние два года они просто вышвыривают проповедников. Или казнят. Как лазутчиков.
   - Это несправедливо, - иронически протянул герцог. - Какие же они лазутчики? Чьи?
   - Как правило, ромейские, - усмехнулся принц. - Или наши. Но чтобы за это казнить... Думаю, дело именно в вере. Кто-то убедил князя в опасности христианства. И нам грозит не смена династии в Восточной Империи. Нам грозят новые гунны. Но, в отличие от воинов Божьего Бича, эти вооружены лучше нас и фанатичны в своей вере.
   - А вот это уже звучит тревожнее, - Альберих озаботился всерьез. - Но что ты хочешь от меня? Полки, которые я выделял тебе для дела, несерьезная подмога в большой войне. А больше у меня нет. Я правлю Римом, а не Италией!
   Генрих расхохотался:
   - Полки? Ради всего святого! С Италией мы разберемся, к Гуго уже отправились верные люди. Так же, как в Бургундию и Лан. Ты же правишь не столько Римом, сколько Римскими Папами! Оттон хочет, чтобы Святая Церковь объявила 'крестовый поход'.
   - Что объявила? - удивился герцог, не разобрав.
   - 'Крестовый поход', - охотно разъяснил гость. - Отто хорошо придумал, по-моему. Если не пускаться в долгие объяснения, то война во имя Господа Нашего Иисуса Христа и во славу Его. С полным уничтожением грязных язычников. Чтобы все истинно верующие... Ну и так далее, надеюсь, епископы не зря бургундское пьют - сочинят подобающие аргументы, - Генрих прервался, отхлебнул вина. - Лишний аргумент королям будет. Выждем, чем закончится схватка Игоря с Романом, и...
   Теперь пришел черед смеяться Альбериху:
   - Прихлопнем победителя! Тоже верно. Всегда можно объявить Феофилакта еретиком. Или направить войско на мавров, а Константинополь просто попадется по дороге. Твой брат, действительно, великий король! Что ж, думаю, это реально, - он отсалютовал собеседнику бокалом. - Давай перейдем к деталям...
  
   Книга
  
   'Весна пришла, как всегда, неожиданно. Вроде только вчера завывал пронизывающий до костей ветер, гоняя поземку между двухметровыми сугробами, а уже текут ручьи по улицам и радостно перекликаются вездесущие воробьи.
   Пришла и принесла с собой новые заботы. Близился Поход. Первое крупное военное мероприятие. К нему готовились два года. Всего два года. Или целых два года? Вспоминая некоторые моменты, понимаю, что скорее 'всего'...
   Наверное, потомок, тебя удивит, зачем мы все затеяли. Можно ведь было и не развязывать войну, стоившую немало жизней, опустошившую огромные территории и стершую с лица земли несколько государств, если не цивилизаций.
   Но в том-то и дело, что не было другого выхода. И не потому, что Игорь готовил поход на Царьград независимо от нас, и в нашей истории его осуществил, хоть и неудачно.
   Киевский князь собирался всего лишь 'пощипать ромеев'. Наши мотивы иные, русам не чуждые, но и не главные. Осознание опасности с юга у них присутствовало на инстинктивном уровне. Мы же знали, чем и как всё должно закончиться.
   История человечества - нескончаемая борьба идеологий. И, увы, выигрывают в ней не самые человеколюбивые. Побеждают наиболее агрессивные и лицемерные. Способные захватить сознание людей, подчинить его себе и не стесняющиеся физически уничтожить тех, кто не поддался.
   В этом веке основными идеологиями были религии. И на смену условно терпимому язычеству шли совсем другие учения. Нет, назвать родноверие или 'тенгрианство' с митраизмом образцами гуманизма достаточно трудно. Некоторые обычаи вызывали если не тошноту, то оторопь. И всё же... С ними было проще. Собственно, эти религии идеологией в полном смысле слова не являлись, составляя лишь часть чего-то намного большего. Это 'намного большее' нам нравилось. А предрассудки и вера в бросающегося молниями седоусого воина самостоятельно отомрут с ростом образованности народа.
   Кроме того, многобожие подразумевало возможность существования других богов. Чужих. И достаточно терпимое отношение к ним.
   Но набирали силу религии другие. Требующие жесткого подчинения, нетерпимые к другой вере, отрицающие любые отступления от жесткого канона. И готовые с мечом в руках карать иноверцев.
   Впрочем, и это не самое страшное. Каждую религию можно интерпретировать в свою пользу. Немного смягчить здесь, немного подправить там. Но каждую веру насаждали конкретные государства, далеко не дружественные язычникам-русам. А принять идеологию врага означало принять руку этих государств. Подчиниться им если не сразу, то несколько позже. Как и произошло в нашей истории.
   Из подобных идеологий наибольшую угрозу представляли три родственные авраамические религии, захватившие все древнейшие очаги цивилизации и успевшие сцепиться в драке за сферы влияния. Там, в двадцать первом веке, нам казалось, что этих идеологий две. Мы не считали врагом иудаизм, религию, замкнутую на родстве по крови и направленную внутрь самой себя.
   Здесь оказалось иначе. Хазары не были иудеями по происхождению, учение они приняли извне, подправив под себя. В свое время хан Булак тоже понял, что нельзя пускать к себе идеологию врага. С тем же успехом он мог принимать хоть митраизм, хоть буддизм. В хазарских руках любое мировоззрение приняло бы агрессивный характер.
   Именно судьба этой, так и не ставшей мировой, религии, показывала путь к решению проблемы. Князь Святослав, наш маленький 'Славик' через четверть века пройдет огнем и мечом по городам каганата, вырезав агрессивную ветвь иудаизма вместе с ее носителями. Так было у нас. Так можно сделать и здесь.
   Но оставалось еще два претендента на мировое господство.
   Ислам переживал тяжелые времена. Арабский Халифат разваливался на части. Тюрки, персы и арабы всё чаще схватывались друг с другом. Независимые и полузависимые государства возникали из ниоткуда, а через год или десять отправлялись обратно в небытиё. Спасали огромные территории, захваченные мусульманами в первые века хиждры. Если бы их не существовало, то на Полумесяце можно было ставить крест. В любом случае, 'исламский' вопрос не горел.
   А вот вопрос Креста - горел. Христианство уже вовсю вело наступление на север, в первую очередь, на Русь. Уже была успешная попытка обращения Аскольда и Дира, уже существовали христианские общины в крупных городах. И многие дружинники вешали на шею крестики рядом с перуновыми оберегами: пусть будет еще один бог-защитник. Не помешает...
   И идеология врага понемногу вползала в русские души. Через четыре года будет убит Игорь, и возмездие за несовершенное преступление настигнет древлян. Не всех, лишь тех, кто остался верен старым богам и начал уже осознавать опасность. Придет к власти княгиня Ольга, которая, на самом деле, и не Ольга, и не Преслава, а неизвестно кто. Отвалятся от складывающейся державы вятичи и западные сивера. А в 972 убьют Святослава, последнюю надежду Руси, и череда религиозных войн обрушится на страну. Государство соберется очень нескоро. И это будет другое государство. Совсем другое.
   Вопрос христианства требовалось решать срочно. И радикально. Потому и решили использовать поход Игоря, коренным образом изменив результат. Но план был совсем не так прост, как можно подумать. Впрочем, ты, потомок скорее всего осведомлен о течении данного похода. О каждой мелочи. А в те годы о том, куда и как направлен удар, не догадывался никто. В одно прекрасное утро из городов и весей Руси выступили дружины. На конях, лодьях и пешим порядком. И двинулись на юг, обрастая по дороге присоединявшимися союзниками. Сиверами, сполами, оросами, печенегами. Великий поход начался...'
  
   Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, серпень
  
   Когда проверка расчетов несовершеннолетних гениев показала их полную состоятельность, Лютый не решился рассказать Скворцу о своей самодеятельности. Но еще через два дня близнецы вломились на занятие кружка, и, прервав учителя посреди фразы, радостно закричали:
   - Ждан Ярославов! Получилось всё! Вероятность больше половины! А в первом случае - вообще ноль восемь!
   - И вам здравствовать, - невозмутимо ответил Лютый. - Это хорошо, что вы так любите науку. И что получилось - хорошо. А вот занятие прерывать - нехорошо. И здороваться надо хотя бы иногда.
   Счетоводы смутились. Немного.
   - Им можно, Ждан Ярославов, - нежно пропела с первой парты Негода Ярышкина, - они у нас самородки...
   Братьев поддержка не обрадовала. Ярышкина - известная язва, раз в разговор влезла, обязательно какую гадость скажет.
   Но на этот раз Негоде не повезло. Не дал ей учитель почесать язычок об Новака с Новиком. А может, и хорошо, что не дал. Насчет одного из этой парочки у девушки были определенные мысли. Не очень-то и вредные. Только она еще не определилась, насчет какого именно. Но Ждан Ярославов быстро пошептался с близнецами и отправил домой. Так что не судьба...
   А розмыслу деваться было некуда. Пришлось идти к Скворцу и получать заслуженный втык за нарушение положения скрытности. Не утаивать же теперь такие важные данные.
   Естественно, втык он получил. И от Скворца, и от братыча, примчавшегося по звонку воеводы. Но втык втыком, а мальчишек надо слушать. Собственно, Ждан в решении и не сомневался, почему и назначил место встречи недалеко от Гридницы.
   Поняв, куда лежит их сегодняшний путь, братья онемели от радости пополам с удивлением. Большая Воинская! Мечта! Тут такие розмыслы работают! А уж собравшаяся ради них компания, включавшая, среди прочих, еще и воевод-розмысла вкупе со старшим волхвом Скрытной Управы, и вовсе ввела близнецов в ступор. Но смущение длилось недолго. Как только разговор пошел о расчетах, забыто было все.
   - В случае, если пришельцы обладали всезнанием, - вещал с крайне важным видом Новак, - вероятность создания союза выше ноля целых восьми десятых. Если обладали нашими с Новиком знаниями - снижение вероятности незначительное. Самая маленькая вероятность, если ничего не знали, но владели современными умениями работы с людьми. Но и тогда - пятьдесят две сотых. Больше половины.
   - Мы, - продолжил Новик, - еще посчитали вероятность вятичского промышленного скачка. Без пришельцев получалось максимум ноль два. А с ними - почти единица! Не мог не произойти. Теперь хотим обратные вероятности рассчитать.
   - Что значит 'обратные'? - уточнил Буривой.
   - Вероятность появления пришельцев, исходя из изменения вероятностей произошедших событий, - ответил Новик.
   - А сможете? - спросил Скворец.
   - Сможем, - сказал Новак, - только данных маловато...
   Воевода поднял взгляд на скрытника. Тот кивнул:
   - Однозначно!
   - Значит так, парни, - обратился Голуб к близнецам. - Понятие скрытности вам знакомо?..
  
   Иловлевский волок, лето 6449 от Сотворения мира, березозол
  
   Кабир проснулся, как от толчка. Мгновенно, словно и не спал. Над лагерем стояла тишина. Но под грудиной тоскливо ныло, а сознание заливало тревожное чувство. Словно кто-то внутри настойчиво шептал: 'Опасность! Спасайся!' Да не шептал, а орал, срывая глотку! Паниковал внутренний друг, не раз выручавший Кабира в переделках, заранее предупреждая о неприятностях. Торк тихонько встал, натянул сапоги, кольчугу и пояс с саблей. Потом выбрался из юрты. Огляделся, прислушался. Тишина. Ничего необычного не видно и не слышно. Но внутренний друг не ошибается никогда. Если заныло в груди, жди гадостей!
   Кабир подошел к своему коню, мирно пасущемуся рядом с юртой. Освободил ноги от ременных пут, подтянул подпруги. Верный товарищ далеко не уйдет, зато будет готов в любое время принять на спину хозяина и рвануть галопом, унося подальше. А пока... Воин неторопливо двинулся в сторону отхожего места, осматриваясь по пути. Тишина нарушалась только редким лошадиным всхрапыванием да переливчатым храпом 'багатуров'. Что же не так, что тревожит, кулаком сжимая сердце? Лагерь спит, но часовые бдительны. Пешие сидят у маленьких костерков, конные крутятся поодаль. Правильно, так и должно быть. Кабир поприветствовал знакомого патрульного. Тот вскинулся, схватившись за копье, но узнал:
   - Что, не спится?
   - Приспичило, - ответил Кабир. - Кумыс на свободу просится.
   - Гляжу, ты и до ветру ходишь в кольчуге и оружный!
   Внутренний друг завопил еще громче...
   - Настоящий воин и с женой спит в кольчуге, одной рукой держась за саблю. А в походе может произойти всякое.... А ты, Утеш, с вечера же заступал?
   - Батька Щарах проиграл Гюн-батыру бессонную ночь, - лениво ответил орос. - А нам отдуваться. Ничего, рассвет скоро.
   - Не повезло тебе, - зевнул Кабир. - Ладно, пойду, пока штаны еще сухие...
   - Давай!
   Всадник удалился наматывать круги по спящему лагерю. Тоска в груди чуть ослабла. Непонятно... Опасность исходит от ороса? Еще непонятнее! Кабир дошел до отхожих ям, проскользнул мимо, огибая смрад и стараясь не попадаться никому на глаза. Где-то здесь должен быть табун тысячи. Никого! Куда делись лошади?!
   Ночная тишина разлетелась топотом копыт и слаженным ревом тысяч глоток. Кабир, еще не понимая, что делает, упал на землю и перекатился за крохотный бугорок. Вовремя! В считанных шагах пронеслись всадники, на ходу срубив выскочившего откуда-то часового. Воин вжался в землю, оглядываясь. Вражеский отряд был не единственным. Нападавшие летели со всех сторон. Дозорные... А где дозорные? Кабир вдруг вспомнил тряпку из беленого полотна повязанную на предплечье ороса. Измена! Совсем не случайно проигрался батька Щарах!
   Кабир выпростал подол рубахи, с хрустом рванул, замотал на руке полосу. Пока сойдет, а там видно будет! Вскочил на ноги и засвистел, призывая коня. Ясак не подвел, и через пару минут торк галопом летел через лагерь, пытаясь разобраться в происходящем. Увиденного хватило, чтобы осознать масштаб катастрофы: захваченные врасплох хазары почти не оказывали сопротивления. На глазах у Кабира десятник Атлы, отчаянный рубака, прорвался к лошадям, взлетел на коня и повалился, пронзенный двумя стрелами. Торк дернулся было помочь одноплеменнику... Поздно... Надо уходить, спасаться, пока в суматохе принимают за своего!
   Кабир вынесся за пределы лагеря. Наверняка будет второе кольцо оцепления. Но не могли же обложить так плотно, чтобы не осталось ни одной дырочки, куда может просочиться выросший в степи всадник?! Кабир даже представлял, где должны быть дырки в оцеплении. Вряд ли перекрыли все овраги. Успеть проскочить, а дальше... Ясак - хороший конь, догнать их в степи будет не просто...
   Навстречу пролетел очередной вражеский отряд. Удача пока улыбалась Кабиру. Торк уверенно поскакал навстречу всадникам, чуть взяв в сторону, чтобы избежать столкновения. С нескольких шагов помахал рукой с повязкой и промчался мимо. Именно так должен был вести себя гонец, отправленный из уничтожаемого лагеря. Всадники промчались мимо, лишь один ответно вскинул копье на скаку.
   Следующий отряд Кабир заметил издалека. Эти русы ехали неторопливо, осматриваясь по сторонам. Тем не менее, торк опередил врага. И человек и конь распластались на земле, старательно изображая мертвых. Чего стоило в своё время обучить Ясака этому трюку! Вот и пригодилось! Русы проехали мимо, не обратив на 'трупы' внимания, и воин снова взлетел в седло.
   Когда Кабир уже решил, что выбрался из ловушки, прямо по направлению движения выросли фигуры всадников, и в нескольких шагах от копыт Ясака в землю воткнулась стрела, недвусмысленно приказывая остановиться. Кабир перевел коня на шаг, и, подъехав поближе, закричал:
   - К батьке Щараху от Утеша!
   - Да? - хмыкнул седоусый воин. - И с каких это пор Утеш гонцов посылает? Да еще торков! - он насмешливо посмотрел на Кабира. - Рубиться будешь, или в полон сразу пойдешь? Князь обещал пленных не убивать и рабами не делать.
   Торк тоскливо огляделся, прикидывая возможность уцелеть. Десятка два бойцов. Саблю выхватить не успеешь. И не ускакать. Ясак быстрый конь. Очень быстрый. Но медленнее стрелы...
  
   Книга
  
   'Мы шли не на Царьград. Для ромеев на первом этапе достаточно Игоря. Конечно, разгромить Византию в одиночку Безжалостный не мог. Да и поддержка степняков не гарантировала успех. Но таких свершений и не требовалось. Князь должен был оттянуть основные силы Империи на Северном ТВД. Чтобы Константинополь забыл о существовании других направлений.
   Основной удар на первом этапе приходился на Итиль. Может, конечно, нам не давали покоя будущие деяния Святослава Игоревича, и жаждалось отобрать у малыша победу... Но если серьезно, то терпеть в своем тылу змею, готовую ежеминутно ужалить незащищенную спину, не хотелось. Да и просто нельзя было.
   То, что огланкур Токак собирался, проследив за волоком, отправиться не на 'зимние квартиры', не понял бы лишь круглый дурак. Токак, конечно, по большому счету, шел домой. Но не к себе. Что категорически нас не устраивало. Не хотелось ни обнаружить по возвращению пепелища на месте городов и весей, ни оставлять крупные силы для обороны. Да и давно известно, что лучшая оборона - наступление.
   А потому первое сражение Русинско-Ромейской войны состоялось в приволжских степях. Через сутки после успешного окончания волока из Камышинки в Иловлю. Хотелось пойти по нитке будущего Волго-Донского канала, но великоват волок. Интересно, потомок, а в вашей истории канал построили? Надеюсь, что да. Очень уж много плюсов для экономики...
   Не знаю, о чем думал огланкур в ночь перед выступлением на север. Наверное, что после завершения похода молодой тюрк станет правой рукой каган-бека. А в дальнейшем... Впрочем, перед боем никогда не стоит загадывать. Ни к чему. Что случится - то случится. Надо еще вернуться, выполнив поставленные задачи.
   Примета верна. Не стоит загадывать. Хотя бы потому, что под видом вассальных, и, соответственно, не воспринимаемых угрозой, племен оросов и сполов, вокруг переправы кружились сиверские 'казаки'. А сами сполы откочевали юго-восточней, перекрыв хазарам дорогу на Итиль. И второй день наваливались на весла викинги Олафа Карлссона, торопясь вовремя успеть к назначенному месту. И рядом с ними на банках драккаров сидела большая часть вятичской дружины. Охрану хазарского лагеря, которому не суждено было пережить ближайшую ночь, несли оросы 'батьки' Щараха, четырежды тестя князя Ярослава.
   Мы навалились ночью. И к утру честолюбивые планы Токака были уничтожены вместе с его войском. И с ним самим. Надо отдать должное тюрку. И сам сражался храбро, и сопротивление пытался организовать. Пока пика кого-то из Рубцовских головорезов не пробила турецкую грудь. И всё. Нет больше великого воина. И не родится у него сын, названный Сельджуком. Не объединит под своей властью тюркские племена, положив начало турецкой империи, названной его именем. Один удар пикой, и полетела к чертям очередная ветка известной истории...
   Мы не просто разбили хазар. Мы уничтожили их. Если кто и ушел, то только прорыв подземный ход. Да, треть личного состава сидело в оцеплении, но зато беглецов отловили всех. Зарезали, конечно, не поголовно, но ни одна сволочь не сбежала...
   Предложение полного уничтожения, конечно, звучало. Что от русов, что от некоторых из наших, проникнувшихся местными подходами к решению подобных проблем. Но победила логика. К чему устраивать геноцид? Большинство пленников к хазарам относились крайне условно. Представители разнообразнейших племен, находившихся в разной степени вассальной зависимости, не более того. Ситуация точь в точь, как с оросами.
   Если разобраться, практически всем нашим пленникам наплевать на каганат с высокого зиккурата. Одна забота - лишь бы родные кочевья не трогали. А уж на кого набегом идти - дело вообще десятое.
   В общем, складывалась ситуация времен нашей Гражданской Войны. Потому и переход побежденных на сторону победителя считался делом совершенно естественным. И в верности таким образом полученного пополнения можно не сомневаться. Пока мы побеждаем, конечно. Вот и лишний повод побеждать появился. Иначе собственные союзнички запросто развернут коней в противоположную сторону. Так что остатки армии Токака двинулись не на Кордно, а на Шаркил'.
  
   Шаркил, лето 6449 от Сотворения мира, березозол
  
   Беда пришла нежданно. Враги оказались под стенами совершенно внезапно. Тревоги сторожевые посты, вынесенные далеко в степь, подать не сумели. Видимо, дозорные вышки нападающие атаковали на рассвете, когда свет сигнального костра уже не виден, а столбы дыма еще не различимы на фоне утренних сумерек. Атаковали сразу все. Впрочем, не так уж и много было этих вышек.
   Город спас от немедленного взятия мальчишка, сын Роббера де Крайона, командира наемников, добрый десяток лет служившего в Шаркиле. Любой летописец восхищенно крутил бы головой, записывая похождения франка. Многое повидал Роббер прежде, чем стал командиром разношерстного отряда, в котором не каждый мог похвастаться пониманием родного языка товарища. Но все друг друга понимали. У воинов всегда найдутся точки соприкосновения и понимания. Деньги, женщины и засохшая кровь на руках...
   Впрочем, отряд казикура де Крайона местные уже и наемниками-то не считали, хотя жалованье платили исправно. Большая часть отряда, как и командир, успела обзавестись женами, наплодить детишек... Разница в религиях не помешала, тем паче, по мнению большинства живущих с меча, бог или боги - далеко и на небе. А живем здесь, на земле.
   Дети унаследовали повадки отцов. Во всяком случае, глазастый, весь в мать, восьмилетний Шарль, франко-печенежский полукровка, не только умудрился разглядеть в дрожащем полумраке степного утра подходящие войска, но и определить, что идут чужие. Ну а о такой мелочи, как поднять тревогу и убедить дозор на главной башне в своей правоте, не стоит и говорить. Сын тархана и сам тархан*. Благодаря бдительному пареньку, успели не только закрыть ворота, но и впустить в крепость население предместий. Последнему, впрочем, появившийся противник не мешал. Пришлые не пытались ворваться в город на хвосте убегающих простолюдинов. То ли знали, что на этот случай у защитников припасено несколько сюрпризов, то ли имели другие планы. Например, долгую осаду. С вывариванием кож и крысой ценою в дирхем. Де Крайон как-то попадал в такой переплет и до сих пор хранил в сундуке зеленый пузырек венецианского стекла. Чтобы все быстрее закончилось.
   Город обложили с трех сторон. Огланкур Давид поднялся на башню, с которой открывался самый лучший вид. С воинским главой города по узкой лестнице поднялся и де Крайон. Что делает умный человек при виде вопроса, в котором разбирается плохо? Ищет другого умного человека, знающего больше. Хазарин не без оснований считал себя умным человеком. Потому и не стал долго раздумывать над выбором спутника. Все-таки степная война отличается от крепостной. А франки - известные затейники в деле захвата и обороны каменных сооружений.
   Оба командира рассматривали заполонившее равнину войско с всё возрастающим удивлением. А к огромному рыхлому телу вражеской армии все подходили и подходили новые отряды...
   - Роббер! - устав вглядываться в колышущееся море, Давид повернулся к франку. - Оросы, исседоны, сираки! Они же присягали на верность кагану! Это что, восстание?
   - Не совсем. Это не мятеж и не бунт, - пробурчал де Крайон. - Скорее, вторжение. Я вижу южных росов и кангаров с торками. Тысяч под пятьдесят уже есть. К вечеру будет за сотню. Только непонятно, на что они рассчитывают. Ни осадных машин, ни толковой пехоты. Одной конницей Шаркил не взять.
   - Росы? - удивился огланкур. - Соглядатаи доносили, что росы собирались на Царьград.
   - Мало ли куда собирались росы? Может быть, этому сброду, - Роббер кивнул в сторону равнины, - мы по дороге. Есть надежда, что покрутятся пару дней и уйдут. Может, всё не так плохо.
   - Хочется верить, - вздохнул огланкур.
   - Мне тоже. Запасов в крепости хватит на месяц. Может, больше. Если начать урезать выдачу с сегодняшнего дня.
   - Подождем. Сами скажут, что им надо.
   Только собрались уходить, как истошно завопил дозорный, до этого почтительно стоявший поодаль. И делавший вид, что его тут вовсе нет.
   - Корабли на реке!
   - Ну вот и четвертая сторона окружения, - произнес де Крюйон, тоже рассмотрев приближающие паруса. - Можно начинать вымачивать сапоги...
   Флот росов, идущий по Дону, насчитывал не меньше двух десятков кораблей. Большинство - крупные купеческие суда, хотя присутствовали и четыре боевые ладьи, остановившиеся посередине реки. 'Купцы' направились к противоположному берегу. Уверенно, будто заранее зная, что не завязнут на предательской отмели. Впрочем, чему удивляться? В хазарской армии служит много кого. Кто мог помешать кому-то из наемников вернуться в Киев? И за кружечкой пива поболтать о том, что он видел у крепости с красными стенами... А кому надо, запомнят и запишут. И осядет доклад где-нибудь в неприметном хранилище Заведующего Дорогами...
   - Что-то они задумали, - сказал Давид. - Но что?
   - На первый взгляд - занимают подходящую позицию для лагеря. А что в дальнейших планах, не могу даже предположить, - пожал плечами наемник. - Предлагаю пойти пропустить по стаканчику винца. Разгрузка займет несколько часов. Наблюдать за этим нет ни малейшего желания.
   Роббер успел не только хлебнуть вина в компании огланкура, но и обойти стены, проверяя готовность к обороне. Он давно уже снял с Давида все чисто военные вопросы. Временами де Крюйон с тревогой посматривал на противоположный берег. Росы разгрузили суда и активно собирали какие-то машины. Смутно знакомые контуры механизмов вызывали у франка нехорошие предчувствия.
   Прибежал запыхавшийся посыльный. Назревало некое прояснение. От окружившего Шаркил войска отделилась четверка всадников и на рысях подскакала к воротам, остановившись шагах в ста. Два степняка и два роса. На поднятом копье центрального из переговорщиков трепетало белое полотнище.
   - Приветствую незваных гостей! - прокричал Роббер на неплохом росском, высунувшись из-за зубца. Как ни странно, франка услышали. И поняли.
   - Приветствую хозяев! - в том же тоне ответили снизу. - Я атаман Рубец. Предлагаю сдать город без боя. Условия сдачи - обычные! Вы оставляете все ценное, а мы дарим вам жизни!
   Роббер оглянулся. На стене неведомо как уже оказался Давид, внимательно вслушивающийся в каждое слово. Оказывается, огланкур владеет и росским!
   - Нельзя дарить то, что вам не принадлежит! А Шаркил нелегко взять!
   - Зато его просто сжечь. Вместе с вами.
   - Здесь нечему гореть, - прокричал в ответ де Крюйон.
   - Выйди, и я покажу, что будет гореть в Шаркиле.
   Франк усмехнулся. Нашел дурака. Обезглавить оборону города - мечта любого завоевателя. Тем временем, всадники спешились. Знаменосец воткнул копье в землю и отошел немного назад, уведя за собой коней.
   - Роб, это ты? - заорал, надсаживаясь, второй из переговорщиков. - Это я, Щарах! Не узнаешь? Нам ваши жизни и даром не нужны. Я лично обещаю, что тебя никто и пальцем не тронет! Зуб даю! А увидеть это тебе надо! У тебя же сын есть!
   Раздумья продолжались недолго. Щарах, конечно, та еще скотина, но слово обычно держит. Да и у атамана сиверов была слава честного врага. В конце концов, с ним не так просто сладить. Особенно под прицелом сотен луков. Давид кивнул, одобряя решение. А мог и приказать.
   - Хорошо! Ждите! - и уже негромко. - Если что, бейте. И...
   Огланкур снова кивнул:
   - Пригляжу.
   Через пять минут переговорщики встретились.
   - Ну и что я должен был такого увидеть? - спросил де Крюйон. - Хотя, за задержку спасибо! Как раз масло подогреется.
   Заговорил не Рубец. И не Щарах. Третий. Высокий парень в хитром доспехе, смахивающем на хауберк, но со стальными пластинами на груди. Если судить о возрасте, глядя на лицо - лет двадцать. Если смотреть в глаза - все сорок. Из росов.
   - Снежко меня зовут. Русин я. Слышал о таких?
   Роббер кивнул. Земля слухом полнится. Русин продолжал:
   - Там за рекой собрали машины. Ты знаешь, что это за машины, франк? Или подсказать тебе? У них множество частей, и превеликое количество...
   Наемник улыбнулся и продолжил:
   - И превеликое количество рычагов с тетивами. Не считай меня глупее моего же коня, русин. За рекой ваши инженеры готовят требуше. Очень большие Интересно, где вы найдете столько валунов, чтобы разрушить наши стены? Привезете по реке?
   Ответная улыбка была еще шире:
   - Камни? Что ты, солдат! Они будут метать бочки!
   Бочки - ладно. Лишь бы не дохлых коров или трупы. От тех становится еще обиднее. Вроде и мясо, а в котелок не положишь...
   - Вы решили напоить весь гарнизон вином? И взять нас пьяными? Только говорю сразу - лариссиев у нас нет, но мусульман хватает. А у них с соком виноградной лозы отношения сложные. Впрочем, если напиток со склонов моего родного Арелата...* Хорошее вино в здешних краях большая редкость.
   Русин рассмеялся:
   - Хорошая шутка, франк. А теперь буду шутить я. Ты знаешь, что такое 'греческий огонь'?
   Наемник вздрогнул.
   - Вижу, знаешь, - снова улыбнулся русин. Только на этот раз в улыбке лишь слепой не разглядел бы оскала льва, решившего пожрать раба Господнего...
   - Но... - выдавил Роббер.
   - Смотри, - прервал франка Снежко. - Внимательнее смотри.
   Русин достал небольшой сосуд, щедро плеснул на камень под ногами и чиркнул огнивом. Взметнулось пламя.
   - Попробуйте погасить. Чем угодно.
   - Не буду и пытаться, - тихо сказал де Крюйон. - Меня жгли этой проклятой пакостью.
   Поверхность булыжника по-прежнему была охвачена пламенем, издающим мерзкое зловоние.
   - Мы забросаем город бочками с этой дрянью, - продолжал русин, хотя шевалье де Крайону все стало ясно сразу. Когда только побежал по граниту голубой язычок пламени... А потом будем стрелять горящими стрелами. Возможно, не будем - очаги справятся не хуже. Там посмотрим. В Шаркиле нет деревянных домов. Но там будут гореть камни. Завтра к утру город будет мертв. Не уйдет ни одна живая душа.
   Никто из живущих под Луной не мог назвать Роббера трусом. Но ему стало страшно.
   - В городе дети. Женщины. Выпустите хотя бы их!
   Русин всмотрелся в побледневшее лицо франка:
   - Мы предлагаем лучшие условия. Отпустим всех. Воины сохранят оружие. Один вооруженный на десяток. Вам хватит. Можно взять домашний скарб. Весь, что сможете унести. Нам остается крепость с казной и всеми запасами. Думайте. Времени - до темноты. Потом...
   Снежко не стал договаривать. Троица, дружно развернувшись, зашагала прочь от крепости. К ним навстречу пошел коновод.
   Огланкур ожидал переговорщика у самых ворот. Давиду хватило лишь взгляда:
   - Всё так плохо?
   - Еще хуже, - махнул рукой Роббер. - Они нас просто сожгут. Не потеряв ни одного человека. Можно выйти в поле. И принять бой. Две тысячи против ста. Про нас будут слагать песни. На небесах. Потому что на земле не выживет никто. Или сдаться...
   Хазарин вслух ничего не спросил, только подался вперед, чтобы расслышать каждое слово.
   - Нас отпускают. На почетных условиях, - закончил Роббер.
   - На почетных? Я пытался отправить голубей. У них ловчие соколы. Перехватывают.
   - Значит, каган не узнает. Итиль обречен.
   - И что делать? - растерянно сказал Давид.
   - Думай. Сегодня решение только за тобой, - ответил де Крюйон. - Я наемник, сражаюсь за деньги. Но у меня есть честь. Скажешь умереть - умру.
   Франк, за длинный день постаревший на добрые двадцать лет, тяжело опустился на невысокий поребрик.
   За два часа до заката Шаркил, западный оплот хазарского каганата, отворил ворота перед победителями.
  
   Тархан - дворянин (степной аналог)
   Арелата...- второе название Королевства Бургундия
  
   Книга
  
   'Пятьдесят два человека - это много. Мы могли с легкостью остановить набег целого племени. Даже двух, если не особо крупных. А если применить 'спецсредства', то и побольше. Сумели меньше чем за пару лет двинуть местную металлургию с сельским хозяйством на полтысячелетия вперед. Объединить кучу не слишком ладящих между собой племен в единую... Нет, пока не страну, но почти... Пятьдесят два человека - это очень много. Но...
   Пятьдесят два человека - это мало. Мы же должны успевать везде. Мы были нужны и с Игорем на подходе к Босфору. И с вятичами и древлянами под Шаркилом. В Киеве и Кордно, которые нельзя бросить без присмотра. Приходилось делиться, дробя и без того малый отряд. Вашко, матерясь на весь свет, остался помогать Вукомилу перестраивать 'госбезопасность' и готовить обученный резерв. Прилук и Неядва составили компанию Буревою в Кордновском сидении. Главный вятичский скрытник ругался больше всей троицы вместе взятой, тем более что Неждана уходила на хазар, но подчинился приказу. Кому же еще держать фактическую столицу?
   Большинство наших во главе с князем двинулись на хазар, усиливая удар на основном направлении. Силы здесь собрали серьезные. Вятичи, сивера, сполы и оросы с примкнувшими родственниками. Кроме того, объединенная рать Киевской Руси: древляне, радимичи и сивера западные. Последним, понятное дело, сподручней с родичами за компанию, а древляне шли за Светленом, возглавившим поход на пару с Яриком.
   Участие Светлена обеспечило еще одно пополнение, которого не ждали, да и не желали. Галка Багранова, кою планировали оставить в Киеве, коварно поддалась уговорам древлянского князя и согласилась выйти замуж. За него, конечно. Но выкатила очередное условие: свое участие в намечающемся мероприятии. И тот согласился. Возможно, не смог противиться очарованию растрепанной фиолетовой шевелюры. Но вероятнее - решил, что Киев целее будет, да и прикинул, что при таком варианте присмотр за невестой получится надежней. Надо отметить, что выходило неплохо: из обоза Галину Игоревну не выпускали. И даже до ветра 'мавке' приходилось ходить не менее, чем с пятеркой 'ближней' охраны. Но всё же, мадам в походе участвовала, пусть даже и сугубо официально.
   Еще десяток во главе с Тишатой и Изей вел печенегов по краю мадьярских земель. Не самая простая задача, если учесть кровную вражду меж двумя народами. Договориться - одно, а попробуй удержи лихих степняков от грабежа. Как ребята справились - загадка для всех, кто не видел своими глазами и не слышал своими ушами. Я не видел. Но подозреваю, что перед экспедиционным корпусом сладкой морковкой маячили золотые горы, ждущие в Царьграде.
   Серый плыл с Игорем. Необходимо было нейтрализовать огненесущие дромоны противника и обратить поражение в победу...'
  
   Пролив Босфор, лето 6449 от Сотворения Мира. Травень
  
   Все люди делятся на три категории. Одни мертвые, вторые - живые. А третьи ходят в море. В море хорошо. Почти как в лесу, но совсем не похоже. Даже не так. Всему лесному есть тут замена. Странная, иногда невидимая сразу, но от того не менее реальная.
   Запах прелой листвы, что вечно называют 'грибным', имеет брата-близнеца, ведущего свой род от водорослей, выброшенных штормом или приливом. Шелест листьев на вершинах - шепот волн, в бесконечном движении меняющих друг друга.
   Само море - тихое. Во весь голос звучит лишь у берегов, где водяные валы накатываются на камни, шипя пеной, шурша песчинками, что пропускают сквозь невидимые пальцы нереиды. Или когда сыновья Астрея подгоняют бичами воду, заставляя ее бросаться грудью на утесы, взметывая себя выше скал, бессильно стекая множеством ручейков обратно, в материнское лоно Русского Моря...
   Вообще, большинство звуков морю дают его обитатели и гости. Крики чаек, свист дельфинов, чьи лоснящиеся спины радостными бликами сверкают под жарким солнцем. Скрип деревянного корабельного набора, хлопки паруса, когда неопытная команда теряет ветер, неразборчивые трели ветра, заблудившегося в такелаже...
   И все это умноженное в сотню раз. Русы, давшие имя морю, снова спустили корабли в прозрачную горечь. Мир так устроен, что приходится напоминать о своем существовании. Забывают враги, забывают друзья... И лучшим напоминанием становится выжженный город. Или полнейший разгром тех, кто вздумал объявить себя хозяином моря. Русского Моря. А что летописи в прошлом мире приписали лишний ноль к цифрам... Так то историки. 'Хххуманитарии!' - как сплевывал сквозь седые усы инструктор с позывным 'Буденный'.
   Только все это лирика. А проза в жизни в другом.
   Проза неудержимо идет встречным курсом. Отобразившись в виде тяжелого клина ромейского флота. Если верить скрытникам, то у врага вышло в море под две сотни дромонов с триерами и около сорока хеландий.
   Глубинная разведка если и ошиблась, то не намного. От силы на десяток единиц. Несущественно. Плюс-минус, и точность до десятого знака - для счетоводов и бухгалтеров. И ни к чему она совершенно сухопутному человеку.
   Хорошо идут, красиво. Выдерживая ровный строй. Мерные взмахи длинных весел, копья шпиронов, временами прорывающие поверхность, красующиеся бронзовыми наконечниками, безжалостными в толчее морского боя. А бой будет! Небось, разведка донесла, что русский флот идет навстречу, и уже близко. Так близко, что легкие кораблики передового дозора могут добежать до врага и обратно чуть ли не за полдня. Если, конечно, ветер будет попутным...
   Русская ладья к таранному бою не предназначена. Она вообще, если по прежним меркам - большой десантный корабль. Способный сугубо на абордаж. Абордажа ни русины, ни русичи не боялись. Слабы ромеи в честной сшибке грудь в грудь...
   Опаснее другое - на трети, если не больше, вражеских кораблей стоят сифонофоры. Военно-морские огнеметы, опасные, как скорпион в сапоге. Пожар на море всегда страшен. Особенно, если горючая смесь тушится отнюдь не водой. Серый красиво рассказывал про термические реакции, расщепление Аш-два-О с выделением горючих газов, про вероятную повышенную адгезию, сиречь прилипание....
   Большое удовольствие доставило рассматривание отвисших челюстей Игоревых генштабистов. Да и сам князь сидел с таким видом, будто за углом сруба получил по темечку пыльным мешком. И дошел до терема исключительно на автопилоте.
   Серый, хитро усмехаясь, покусывал кончик уса и обещал отвести беду.
   Обещал командир, а отводить рядовым...
   Приклад СВДшки вошел в плечо как влитой. А чего бы не войти, когда лишь рубаха одета? Все стрелки брони с поддоспешниками поснимали. Дело не только в том, что в 'ватнике' стрелять не особо удобно. И не к такому привычные. Даже полный рыцарский не помешает прицельному выстрелу. Только без доспехов все. Во вьюке даже паршивой кольчуги не лежит.
   Если все пройдет как надо, то быстрые кони унесут раньше, чем ромеи сообразят, где искать врагов. А если нет... Посреди Империи не спасет никакая броня. Но будем верить в лучшее. На амбразуры никто кидаться не собирается. Сделал дело и ушел. А помирать - вообще никакого желания, если честно. Жить - хорошо. А хорошо жить - еще лучше! Не те ставки сегодня для героического самоубийства...
   Просветленный 'Люпольд' с восьмикратным увеличением послушно приблизил дромон. Все так же мерно взмахивают весла, в любой момент готовые набрать ускоренный ритм, разгоняя корабль для атаки и тарана. Впрочем, пока не спешат: русский флот не так близко, как хотелось бы. День пути для тяжелых кораблей. Потому и идут с 'половинной' скоростью, сберегая силы гребцов.
   Под ватерлинией ничего интересного нет. У нас другое на уме. Повыше приглядимся. На палубу. Надстроек нет, лишь навес от стрел. Под ним копошатся мастера-огневики, готовя к завтрашнему бою свои аппараты. Знают, суки, что из лука до них не добить. И самострел спасует.
   Вот только не знают хидромудрые ромеи, что пуля с носиком, покрашенным красным лаком, с легкостью преодолеет спасительные метры. И со всей пролетарской ненавистью врежется в борт резервуара, пробив, словно и не заметив, тонкую медь, не способную стать достойной преградой.
   А дальше пойдут наши термические реакции. И взрывы, и крики, и паника. И радостный рев огня, вырвавшегося на свободу. Огненным петухом скачущего по сухому дереву и парусине, голодным зверем вгрызающегося во все, что может гореть...
   Продолжая свой разрушительный пир даже на воде, не дающей спасения тем, кто кинулся за борт. Тушить 'киллинику' надо песком. На дне его много. С избытком много. Да и катранов кормить надо. С бычками и прочими камбалами.
   С прибрежных скал далековато, конечно, для точного выстрела. Но что делать? На то мы и лучшие. И никто, кроме нас. Ожидаемый толчок приклада вышел вовсе легчайшим. Как девушка ладошкой коснулась. Любимая... И второй выстрел. Третий...
   А рядом вторят еще четыре винтовки.
   Сифоны рванули разом. Или показалось? Но грохнуло так, что даже здесь заложило уши. Коноводы, устроившиеся в полуверсте, аж присели. Не от испуга. От удивления. И тут же бросились успокаивать перепуганных лошадей. А над скалами прошуршала волна перегретого воздуха, пыхнувшая чуть ощутимым жаром в лица.
   - Перуновы блискавицы... - прошептал ошарашенный эффектным взрывом Звяга, - Помог, батюшка...
   - Они самые, - искренне согласился стрелок, бережно погладив кончиками пальцев тонкий ствол. - Пристрелочно-зажигательная, - принюхался. - Обожаю запах сгоревшего напалма по утрам. Это запах победы!
   И снова вжал приклад в плечо, выбирая следующую цель.
   Привыкший к непонятным словам, что постоянно звучали от русина с глазами цвета харалуга, скрытник тряхнул чубом, налезшим на лоб, и вскинул ладонь, прикрывая от солнца глаза. Не каждый день можно увидеть, как один за другим превращаются в клубки пламени грозные ромейские корабли... И как уцелевшие пытаются развернуться, наталкиваясь друг на друга и подхватывая, словно чуму, пятна пламени. И горят. И тонут. Тонут... Тонут...
   А над морем продолжали свою песнь снайперские винтовки. И даже ревущее пламя не могло перекрыть предсмертные крики побежденных.
  
   Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, листопад
  
   Богатое на события выпало лето. Простому люду страсти те видны не были, хоть бушевали не шутейно. 'Дело нохчей' не закончилось разгромом боевых группировок. От посланских и горных шакалят потянулись ниточки. Очень нехорошие ниточки. Корабельные канаты. Тати заметали следы, как могли. Но Управа волчьей хваткой впилась в глотку подыхающему зверю. Полетели важные головы. И те, кто торопился подняться повыше или мошну потуже набить, позорными делами не брезгуя. И другие, что благодушествовали, про дело забыв. Кто в поруб пошел, ожидая суда. Кто отставкой отделался. Кого при задержании 'оформили'. Пинегин Теремную Стражу принял и на Управу кликнул* Лютого. Кликнуть-то кликнул, да кто ж ожидал, что Князь на то согласится? Маленький человек Буривой, хотя и рода знатного. И чины не те.
   Не знамо, родовитость роль сыграла, или Пинегину поверил самодержец. Может по бересам посмотрел, но стал Лютый по Управе старшим. Ну а чтобы чины должности соответствовали, воеводу получил, разом через звание прыгнув. Не часто так бывает, но на то Князь и Великий, чтобы волей своей мог привычный порядок поменять...
   На новом месте пришлось трудно. Непривычно теми руководить, кто еще вчера равным был, а то и постарше. Пока втянулся, пока разобрался, а на носу листопад, зима скоро...
   Про дело русинское не забыл, но сил ему уделял немного. И то, надо сказать, посерьезнее вопросы стояли, а Гридница со своей работой справится. Нужен окажется, Скворец из-под земли достанет. Если такой за работу взялся - считай, сделана. Только время нужно. Не любит былое суеты и беготни пустопорожней.
   Группа, в основном, корпела в свитницах, выискивая несоответствия в источниках и вычисляя, где нужно искать подтверждение невероятной версии. В конце серпня стрый Ждан и сам Голуб укатили к Русскому морю, где проторчали два месяца. Вернулись довольные донельзя, сходу вызвонили Буривоя. Позвонили одновременно, сидя рядом в салоне самобега, и даже не заметили, что повторяют действия друг друга. Розмыслы, что с них взять!
   Выбраться в Гридницу у Лютого никак не получалось. Лишь через седмицу вышло. Тяжело было выбрать время, но сумел. И не пожалел.
   Оба розмысла смотрели на воеводу, как коты, объевшиеся сметаны. Долго молчали. Ставили самовар, колдовали с пакетами, разливали взвар по чашкам. Ждан Ярославов вытащил откуда-то банки с домашним вареньем... Буривой не мешал. Сами скажут.
   Наконец не выдержали. Скворец протянул волхву небольшой комок металла.
   Буревой повертел бесформенную железяку в руках.
   - Это что?
   - Думаю, пуля, - сказал Ждан. - Нашли ее в детали корабельного набора.
   - А по порядку?
   - По порядку так, - Голуб, в котором военный потеснил розмысла, перехватил инициативу. - Игорь в Царьградском походе сжег ромейский флот. Известное дело и серьезная загадка. Никогда до этого Константинополь не терпел такого поражения на море. Согласно источников, русы горящими стрелами подожгли дромоны.
   - Чушь редкостная, - прокомментировал Ждан. - Можно подумать, ромеи не умели с пожарами бороться. Огнемет посреди деревяхи стоит, а техника безопасности не отработана... Да у них чуть ли не негорючие одежды были...
   Скворец кивнул.
   - По предположению знакомого тебе Торгвассона, поджог был осуществлен иначе. С берега, путем бросания больших горящих снарядов. Чуть ли не сосудов с зажигательной смесью. В общем, тоже бред. Найти флот никому не удавалось. Было мнение, что корабли сгорели без остатка.
   - Так же не бывает, - удивился Лютый. - Даже обгоревшие детали набора уцелеть обязаны. Не дотла ведь выгорали, раньше топли.
   - Правильно, не бывает, - подтвердил Ждан, с гордостью глядя на братича, - не там искали. Мы этот флот нашли!
   - Да ну! И как? В Книге про это почти ничего нет. Никаких подробностей. Мстислав же на Итиль ходил.
   - А голова зачем? - довольно усмехнулся стрый. - Высчитали мы.
   - Понимаешь, - опять заговорил Голуб, - поставили себя на место русинов из Книги. Что грозит русам? Флот. В их истории он решил исход в пользу ромеев. А как бороться с флотом? Сжечь. Собственным греческим огнем! Одна пуля из снайперского самострела в чан, и привет дромону. И всему, что близко. А если в каждый дромон по пуле? И противопоставить грекам совершенно нечего. Взрыв емкости - это не привычные стрелы с горящей паклей! Ящик с песком не поможет. А дальше просто. Присмотрели места, удобные для такого дела, поплавали с воздухогворами*, и получите. С первой попытки! Совместили приятное с полезным. Какое там вино...
   - Поработать всё же пришлось, - уточнил Ждан, оборвав воспоминания соратника по истреблению перебродившего виноградного сока, - сильно занесено всё. Два месяца ковырялись! Зато на дне! Остатки нескольких судов! Изуродованные внутренним взрывом чаны греческого огня. И один целый. В нем сохранившаяся смесь. И в окружающих деревяшках пулю нашли. Во входном отверстии застряла! Видишь, с одной стороны следы средовоздействия есть, а с другой нет. Однозначно, дромоны были расстреляны снайперами. Из оружия огненного боя уровня нашего века!
   - Погоди, стрый, - возразил Лютый. - То, что это пуля, еще доказать надо.
   - А входное отверстие?
   - Да даже если пуля. Может, стрельнул кто в рыбу лет десять назад, а попал на дно.
   - Да ты что, Буринька! Не веришь?!
   Буривой улыбнулся:
   - Проверяю. Доводы нужны железные. И не в смысле материала, из которого 'пуля' сделана.
   - Погоди, воевода, - Скворцу явно приятно было называть Лютого новым званием. - Что ты на это скажешь?
   Новый довод представлял собой продолговатый полый цилиндрик, закрытый с одного конца. Тоже не новый.
   - На гильзу от самострела похоже.
   - Не просто похоже. Один в один. Вот только размер, каких ни один производитель не выпускает и никогда не выпускал. Кстати, заинтересовало нас происхождение слова 'гильза'. Совершенно не славянское слово. Вообще, подобных слов в современных языках не имеется. Разве в древнегерманском есть. При чем здесь он?
   - Подожди, Голуб Мстиславович, - остановил воеводу Буривой, - ты считаешь доказанным, что ромейский флот был сожжен огнестрельным оружием?
   - Ничего я не считаю. Но иначе объяснить, как эти штучки оказалась там, где его нашли, не могу! Возраст гильзы подтвержден. И нашли ее именно там, где могла быть оборудована стрелковая лежка. Лучшее место. А дальше...
   Лютый вздохнул:
   - Верю я вам. Я - верю. Но как доказательная база этого недостаточно. Мало ли чем может оказаться предмет, похожий на гильзу. Пока только ясно, что роем мы в нужном направлении.
   - С этим согласен, - кивнул Скворец, - будем рыть дальше. Кому взвару?
   Он отошел к самовару и наполнил чашки.
   - А еще, Буривой Володимеров, просьба к тебе. Мечи свои дай на обследование. Гарантирую, не испортим.
   - Какие мечи? - не сообразил Лютый.
   - Родовые, - уточнил Ждан. - Ту пару, что в тереме на почетном месте висит. Давненько они там обретаются. Терем тебе ведь от предков по матери достался? А родительница твоя род от Нежданы-поляницы ведет, если былинам верить. Не ее ли оружие? Возраст изучим, состав по материалам. Глядишь, еще одна зацепочка будет...
  
   Примечания
  
   Кликнул - здесь: предложил, порекомендовал.
   Воздухогвор - акваланг
  
   Шаркил, лето 6449 от Сотворения мира, травень
  
   - Воды...
   Голос Атлы был хриплым и тихим. Но Кабир расслышал. Поднялся с кошмы, приподнял голову десятника, поднес пиалу с водой. Атлы напился, оглядел то ли юрту, то ли шатер, в котором держали пленных, и спросил:
   - Где мы?
   - У русов, - ответил торк. - Здесь они лечат раненых.
   - Лечат? - удивился десятник. - Врагов?
   - Угу, - ответил Кабир. - Русы всех лечат. Да и не враги мы им, - и поправился. - Уже не враги.
   - Почему?
   - Токак мертв. Армии нет. Мы в Шаркиле. Русы пошли на Итиль. Думаю, уже пришли. Каганата больше нет.
   - Сколько прошло? Времени.
   - Две руки дней.
   - За две руки дней взять Шаркил?
   - За день! - торк покачал головой. - Сдали без боя.
   Десятник обреченно откинулся на лежанку.
   - И здесь измена! Каган-бек здорово насолил своему богу.
   - В Шаркиле не было предателей. Русы пообещали жизнь и свободу. Или предложили сжечь город греческим огнем. На выбор.
   Атлы поморщился, болела пробитая стрелой грудь, да и рана на руке ныла. Тихо прошептал:
   - А с нами что? Мы кто - рабы?
   Кабир улыбнулся:
   - Тенгри-небо не оставил своих детей без присмотра. Русы не берут рабов. Мы можем уйти.
   - Просто уйти? - горько сказал Атлы. - Без коней и оружия, нищие и босые...
   Кабир довольно цокнул языком:
   - Твой Кузы пасется рядом с моим Ясаком, а сабля стоит у изголовья твоей лежанки. Не могу сказать, что удалось спасти все, что у нас имелось, но твой пояс у меня. Вместе с зашитыми золотыми. Если думаешь, что этого мало, можно наняться к русам и повоевать на их стороне.
   Десятник задумался. Потом произнес:
   - Нет уж. Надоело. Предпочту увидеть кибитки торков и получить подзатыльник от отца. Да и жены не должны забывать, как выглядит их властелин.
   - Вот и я так думаю, - согласился Кабир. - Как сможешь сесть на коня, так и двинем...
  
   Итиль, лето 6449 от Сотворения Мира. Травень
  
   Город горел. Неохотно дымили бедняцкие юрты и полуземлянки. Ярким пламенем полыхали дворцы тарханов. Чадно коптили прибрежные склады, распространяя вокруг себя тошнотворный запах горелой рыбы, смешанный с привычной портовой вонью. Потрескивая, пылали караван-сараи и 'веселые дома'. Пожар шел сплошной полосой, не спеша, но уверенно. Беря в осаду один дом за другим, захватывая улицы и кварталы, пардусом с раскаленной шкурой, перепрыгивая с острова на остров. И безуспешно пытались узкие полоски проток преградить путь огненной стихии. Первый же порыв ветра перебрасывал пожар дальше. Пламя то рвалось в воздух с басовитым ревом, то раскаленным ветром припадало к земле, чтобы снова взвиться огненным драконом, пожирая следующий дом. Город горел...
   Город умирал. По тем кварталам, которых еще не коснулась жадная пасть пожара, стремительными тенями проносились на полном скаку всадники, насаживая на пики или полосуя мечами каждого, осмелившегося показаться наружу. Очаги сопротивления гасились мгновенно и безжалостно. А если какой-то особо отважный горожанин рисковал-таки высунуть нос, опасливо вслушиваясь в отдаленный топот копыт, то разбросанные вокруг трупы быстро охлаждали желание куда-то бежать. Впрочем, те, кто хотел отсидеться в норе - тоже обречен. Рано или поздно, но хлипкую дверь вынесут ударом ноги, и в дом ворвутся опьяневшие от крови и боя воины. Побрезгуют захватчики, то подберется безжалостный и вездесущий огонь...
   Дворец держался. Обложенный плитами белоснежного мрамора поверх обожженного кирпича, он не поддавался огню. И пусть пала охрана стен, и ухоженный парк - украшение города и всей Вселенной, завален трупами защитников. Но остатки ларисиев удерживают западные двери... Каган-бек Иосиф с саблей в руке лично отражал атаки озверевших язычников, рвущихся к его богатствам. Даже не зная, что происходит вокруг, Иосиф понимал: конец. На западе и на востоке вставало зарево.
   Полыхали казармы на западном острове и торговые ряды на восточном. Русы обрушились с двух сторон огромными силами, а значит, все донесения доглядчиков оказались одним большим враньем. Не Константинополь был истинной целью славянских полчищ. Итиль! И ушедшая в большой поход на север армия, скорее всего, попала в ловушку хитроумных русинов и уничтожена. Помощи ждать неоткуда... В гибели войск Иосиф был уверен полностью - иначе не пропадали бы в степи гонцы один за другим...
   Ларисии бились с мужеством обреченных. Вот отбит очередной натиск, и волна врагов откатилась назад. Враги?! Наемники и верные слуги в прошлом! А сегодня - мерзкие предатели, переметнувшиеся на сторону русов. Проклятые степные выродки! Отхлынувшая волна атакующих не стала кидаться на щиты и копья гвардейцев. Нет! Росский строй расступился, пропуская вышедших вперед воинов с самострелами. Теми самыми. Чтобы их добыть, хазары прошлой зимой сложили немало голов, а добыча оказались никчемной безделушкой...
   Иосиф вздернул над головой изщербленную саблю:
   - Вперед!
   Ларисии рванулись на прорыв. Главное - стоптать тонкую линию стрелков, вооруженных никчемным хламом, разорвать строй. И в каменный лабиринт улиц, знакомый до последней пылинки! Не догонят и не найдут!
   Остатки отряда мусульман разом повалились на землю. Русы выстрелили. Залпом. Последний каган-бек Хазарии упал позже всех, хотя получил болт первым. Пока падали бойцы мусульманской гвардии, умирающий правитель смотрел на торчащий из нагрудной пластины лучшего византийского панциря толстый хвостовик самострельного болта. 'Обманули, - с горечью подумал Иосиф, чувствуя, как уходит из тела жизнь. - И здесь обманули... Это не безделушки...'
   Победители уже врывались в беззащитный дворец. Один из русов задержался над телом убитого - сдернул богатый шлем. И с размаху ударил топором по шее, перерубив хрящи и позвоночник. Поудобнее ухватил за длинные, почти женские волосы, и сунул в мешок, стараясь не запачкаться в крови. Обычай, конечно, грязноватый. Но, нет лучшего средства от самозванцев, чем голова каган-бека, выставленная на всеобщее обозрение. А можно отправить в кадке зеленого вина в предательский Царьград. Там тонкость момента оценят по достоинству.
   ***
   Город горел... Донч осторожно, одним глазом, выглянул из-за угла мазанки. Узкая кривая улица пуста. Только роется в пыли убежавшая откуда-то курица, да лежит под стеной убитая старуха Парсибит, скорчившись иссохшимся от старости телом. Ну, это не страшно. Будучи живой, Парсибит иногда угощала курагой, а мертвой - вряд ли кинется с голодным рыком, подобно гулю. Так что, пусть лежит.
   Мальчик махнул Тэтке, девочка подбежала к нему, ухватившись за ладонь Донча крохотной ручонкой, и дети, перебежав через три дома, спрятались за стеной большой юрты. Юрту хозяин обложил саманом, и теперь она немного смахивала на дворец кагана. Если бы его доверили строить косоглазому и косорукому зодчему.
   Дети снова выглянули, осторожно осмотревшись. Еще одна перебежка. Главное, не попасться никому на глаза. Воины не будут разбираться. Что свои, что чужие. Хотя, вряд ли чужие слишком отличаются от своих. Что те, что те, предпочитают брать силой, убивая тех, кто осмелится сказать против. Махнут саблей или огреют дубинкой, и все. Ведь ребенок, живущий в Итиле, такой же чужой пришлому росу, как и 'местному' лариссию...
   Но с другой стороны, никому нет дела до детей в горящем городе. Даже до беглых рабов. Улица пустынна, а в конце, за крайними домами, стоят лодки. Не может не быть лодок в рыбацком квартале.
   Донч не боялся, что не хватит сил выгрести к берегу. Не сумеет - лодку подхватит течение и понесет вниз. Главное - выбраться из обреченного города, где вокруг смерть. Рука крепче сжала рукоять сабли. Ее он снял с трупа убитого воина. Какому из войск принадлежал мертвый, мальчик не знал. И не хотел знать. У него теперь было оружие! Конечно, Донч до сегодняшнего дня не держал в руках настоящую саблю. Но не раз видел, как обращаются со стальной змеей воины. Ничего сложного, надо бить, как палкой! Старый Салх говорил, что с палкой у Донча получается...
   Но драться не хотелось. Лучше потихоньку добраться до лодок и уплыть. Конец улицы совсем близок. Еще одна перебежка от стены к стене. Мальчик споткнулся об очередной труп, едва не упав в лужу начавшей густеть крови. Убитые валялись на каждом шагу. Бой здесь был жаркий...
   Вот и лодки. Выстроились кривоватой шеренгой на речном песке. Донч бросился к крайней. Навалился всем телом, пытаясь столкнуть в воду. Лодка даже не дрогнула. Еще одна попытка, такая, что потемнело в глазах. Бесполезно... Тяжелая рыбацкая лодка словно смеялась над жалкими попытками худющего мальчишки сдвинуть ее откормленную, лоснящуюся просмоленными бортами тушу.
   Мальчик бросился ко второй лодке. К третьей... Что же они такие тяжелые? Можно плыть, держась за бревно. Но Тэтка маленькая, она не умеет. И слабая - не сможет. Донч уперся ногами в землю, а плечом и руками в борт упрямой лодки. Даже не дрогнула. От осознания собственной беспомощности на глаза навернулись слезы...
   - Ты смотри, Хасан, Аллах решил послать нам небольшую добычу напоследок! Рабы! Беглые!
   Донч резко обернулся. В паре десятков шагов от него стояли двое мужчин. И смотрели хищными глазами голодных шакалов. Донч видел много таких. Иногда звери подходили вплотную к городу. И воровали детей. Говоривший, среднего роста араб с уродливым шрамом, пересекающим лицо, уставился на мальчика.
   - Ты ведь удрал от хозяина, правда, маленький негодяй? И сестренку с собой прихватил.
   Его спутник удостоил детей лишь мимолетным взглядом.
   - Зачем они нужны, Али? - тихо сказал он. - Уходить надо. Их придется кормить до самого Хорезма, а за детей ты не выручишь и медяка.
   - Не скажи, уважаемый, - не согласился первый, продолжая рассматривать беглецов. - За них все же можно получить несколько монет. А кормить? Кто собирается их кормить? Сдохнут по дороге - выбросим за борт, хоть рыб покормим. Сталкивай лодку, а я займусь будущей прибылью.
   - Не подходи! - заорал Донч, выставляя вперед саблю. - Зарублю!
   Араб расхохотался:
   - Слышишь, Хасан, мальчишка хочет меня зарубить, - он вытащил меч из ножен. - Как ты думаешь, смогу я развалить его на две части одним ударом? Как того киприота...
   Донч размахнулся тяжелой саблей и неловко ударил. Глухо звякнул металл, столкнувшийся с металлом, и детская рука опустела.
   - Теперь моя очередь, - осклабился Али.
   Меч взметнулся над головой и полетел в сторону, выбитый из рук точным ударом длинного посоха. Новым действующим лицом оказался крепкий высокий мужчина непонятной наружности. Не араб, хотя немного и похож смуглостью кожи, не кипчак, не хазарин...
   - Пес, ты куда лезешь?! - заорал араб, бросаясь к мечу, зарывшемуся в пыль.
   Вместо ответа незнакомец второй раз ударил посохом, развернулся к подбежавшему Хасану, отвел взлетевшую саблю, шагнул в сторону. Палка в руках неожиданного защитника оказалась страшным оружием. Клинки арабов никак не могли достать противника, а они пропускали один удар за другим. Но Донч не смотрел на схватку. У мальчика нашлись дела поважнее. Таща за собой перепуганную Тэтку, мальчик бросился к лодке, которую Хасан почти столкнул в воду. И не успел. На берег выскочили всадники.
   - Всем стоять! - звонкий голос скачущего первым, отдающий команды на смутно знакомом языке, перекрыл шум схватки. - Бросить оружие!
   - Русы! - взвизгнул Али, и арабы бросились к лодке.
   Поздно. От стрел не убежишь...
   Копья подъехавших русов уставились в грудь спасителю.
   - Что здесь происходит? - спросил главный, немного склонившись в седле, чтобы получше рассмотреть мелюзгу, оказавшуюся под копытами.
   Мужчина молчал, лишь переводя взгляд с детей на воинов. Скорее всего, не понимал, что ему говорят. А мальчик разбирал каждое слово, так и не забытый язык всплывал в памяти, и от звучания становилось тепло в груди.
   - Этот человек защитил нас, - сказал он. - Арабы хотели продать нас в Хорезм.
   Всадник внимательно посмотрел на Донча. Потом на спасителя. Неожиданно задал тому вопрос на непонятном языке. Не получив ответа, спросил на другом. На третьем... Наконец, мужчина оживился и ответил. Спрашивающий вскинул от удивления брови и, хмыкнув, сказал спутникам:
   - Обалдеть! Шамси из Согдианы. Вот уж кого не ожидала здесь встретить, так это таджика! - только сейчас, по высокому голосу и странному обороту речи, Донч понял, что перед ним девушка. - Дайте коня. Поедет с нами.
   Она спрыгнула с коня и ласково спросила угрюмо насупившегося Донча:
   - Как тебя зовут?
   - Донч. А она Тэтка.
   - Откуда ты знаешь язык русов?
   - Не знаю, - честно ответил мальчик. - Просто... знаю.
   - Сестра?
   - Тоже не знаю, - снова признался Донч. - Мы были рабами у судьи христиан. Потом бежали.
   - Поедешь с нами? В Кордно, на Русь? Вместе с сестренкой. Заберем в Приют. Там хорошо.
   Донч молча кивнул. Уплывать от этой девушки совершенно не хотелось...
   - Мама! - вдруг сказала Тэтка и ручонками обхватила шею подхватившей ее на руки воительницы. - Мама!..
   ***
   Город горел. Основные пожары остались позади. Сопротивление оборонявшихся сломалось, хрустнув сухой веткой в облитых кольчужной броней руках захватчиков. Те, кому удалось прорваться на левый берег реки, мчались без оглядки. Остальные умирали в безнадежных схватках или складывали оружие, в робкой надежде на милосердие победителей. Отряды русов, разбившиеся на десятки, прочесывали окраины, выискивая прячущихся врагов. Но, к всеобщему удивлению, большая часть армии начала тушить пожары, грозящие оставить от Итиля пепелище. К ним сначала неуверенно, а потом всё смелее присоединялись местные жители, начинающие понимать, что резни не будет. Наверное. Сейчас никого же не рубят. И не насилуют. Наверное, захватчикам хватило жен и наложниц каган-бека. Говорят, у Иосифа их была целая тысяча! Или даже две тысячи! И столько же у Куйи-ал-Ларисия, главы гвардии, и его сына Ахмада!
   И последнему глупцу понятно, что раз завоеватели не грабят всех подряд, а гасят огонь и утаскивают с улиц трупы, значит, останутся надолго. Ну что ж, простой люд может жить при любой власти. Особенно тот, кто не видел добра от прошлых хозяев. Ромеи, арабы, хазары, русы... Христиане, мусульмане, иудеи, язычники... Простому земледельцу или ремесленнику всё равно. Лишь бы дети росли здоровыми, власти менялись не слишком часто и с малой кровью, да налогов новых не вводили. А остальное можно сделать своими руками...
   В полуверсте от городской черты, проходящей рядом кривых саманных домиков, складывали погребальный костер для погибших при штурме. Большой костер должен был выйти. Один для победителей и побежденных. Чтобы вторые прислуживали первым в загробной жизни. И чтобы гниющие трупы не отравляли местность... У каждого свой взгляд на самые обыденные вещи. Хорошо, когда эти взгляды приводят к одинаковым решениям.
   А войско, словно не заметив потерь, готовилось к продолжению похода. К новому броску. На Семендер!
  
   Книга
  
   'Потеря флота стала для ромеев пинком ниже пояса. Можно сказать, даже коленом. А отсутствие болгарской помощи - ударом по загривку. Царю Петру оказалось не до соседских дел. Страна, и так ослабленная постоянными восстаниями против провизантийски настроенного правителя, рассыпалась, не выдержав удара угров и печенегов. Конная лава захлестнула страну. И если степняки после битвы при Плиске, покончившей с болгарской армией, рванули к Царьграду, на соединение с Игорем, то мадьяры рассыпались по стране, сея смерть и разрушение, грабя правых и виноватых. Родственники Теркачу брали обещанную плату за освобождение сына, внука и племянника.
   Внезапное появление в Болгарии печенегов и налет мадьярской конницы спутали планы ромеев. Фракийские и македонские отряды вместо движения на соединение с армиями востока вынуждены были то отбивать наскоки кочевников, то гоняться за ними, не разбирая, где своя территория, а где болгарская. И печенеги, и угры категорически не желали принимать генеральное сражение. Зато вырезать небольшой отряд или угнать обоз случая не упускали. Забегая вперед, скажу, что так и тянулось аж до начала серпня, когда, после основных событий войны, кочевники, вновь объединив силы, дали-таки византийцам генеральное сражение. И поставили жирную кровавую точку в истории Восточной Римской Империи. Тогда же Тишата и подарил своему мадьярскому другу пленную болгарскую царевну Елену, последнюю кандидатку на вакантную должность Святой Ольги. Теркачу немедленно опробовал подарок, презрительно протянул: 'Христианка...' и определил четвертой наложницей. Не самая, между прочим, худшая участь.
   Но Византия оставалась сильным соперником. Восточная армия Иоанна Куркуаса, переброшенная из Малой Азии, упрямо пыталась реализовать численное преимущество, гоняясь за армией Игоря. Русы боя не принимали, повторяя тактику союзников на той стороне Босфора: маневрировали, брали 'на копье' мелкие города и уходили при приближении войск противника. Преимущества в пространстве и скорости у Игоря, в отличие от печенегов, не было. Зато имелось безраздельное морское господство. И возможность, в крайнем случае, сесть на суда и перебраться немного в сторону. И 'странная война' продолжалась, сковывая силы ромеев и не давая возможности как-то влиять на события в других местах.
   А тем временем на востоке шла совсем другая война. Стремительная. В лучшем стиле глубоких операций и прочих блицкригов. Неожиданность и скорость. Те части, что не могли удержать взятый темп, оставались гарнизонами в захваченных городах или отправлялись назад, на Русь. Отправляли и кое-кого из пленных и перевербованных противников. Так попал в Кордно Давид, бывший огланкур Шаркила, чья умная голова приглянулась Снежко, а в Киев - бургундец де Крайон со своей интернациональной воинской командой. Из Итиля повернули назад драккары с пропеллерами на парусах, увозя не только викингов, но и кучу сирот - пополнение для Приюта. В том числе крохотную девчушку, упрямо называвшую смущающаюся Неждану мамой, и ее то ли брата, то ли просто товарища.
   А вот спасший их 'таджик' влился в наш коллектив. Шамси удивил еще трижды. Хороший воин - отнюдь не дефицит в этом кровавом мире. Но впервые мы встретили человека, способного утереть нам нос. Далеко не во всем, но... Впервые взяв в руки 'русинский' лук, сын диких гор несколько раз натянул пустую тетиву, уважительно поцокал языком, и... с первого выстрела сшиб с небес почтового голубя, выпущенного кем-то из особо упертых фанатиков. Ловчие соколы сиверов на этот раз опоздали.
   Вторым сюрпризом был ответ таджика на удивленную фразу Борейко:
   - А шайтану в задницу пару стрел всадить сможешь?
   Шамси невозмутимо ответил.
   - Из этого лука? Да хоть Аллаху! Может, станет действительно милосердным!
   - Не боишься? - спросил Снежко. - Бог все-таки. Осерчать может.
   - Что бояться того, кто не существует? - пожал плечами таджик.
   Встретить в дремучем средневековье убежденного, причем не скрывающего свои взгляды, атеиста - это я вам скажу, да! И кого? Еще пяток лет назад Шамси был простым горцем-охотником!
   Впрочем, не простым. О прошлом таджик говорил мало и неохотно, но однажды утром мы застали его обнимающим огромного черного пса. Как зверюга умудрилась просочиться чуть ли не в центр лагеря огромной армии - маленький собачий секрет. Но Шамси с совершенно обалдевшим видом гладил пса по голове и на все вопросы отвечал на двух языках: 'Чуру! Друг! Мой чуру!' Старая и совершенно невероятная таджикская легенда оказалась правдивой.
   После Итиля скорость передвижения только выросла. Семендер взяли с разгону, окончательно закрыв вопрос каганата. По причине полного уничтожения этого самого каганата. Ярослав и Светлен повернули на запад и, сметая слабое сопротивление северокавказских племен, устремились к Русскому морю и границам Грузии.
   Мы же рванулись к Каспию. Дербентцы появление противника прозевали. Впрочем, тактика малых диверсионных групп им была совершенно незнакома, и факт, что с середины нужной ночи ворота города могут охраняться русинами, горожанам в голову не приходил. А потом стало поздно. Надо отдать должное арабам. Фанатизмом потомков они не обладали. Желающих бросаться на копья с криком 'Аллах акбар!' обнаружилось немного. Несколько дружин раисов, отмороженных на всю голову, да сумасшедший старик с сучковатой клюкой наперевес. Деда обезоружили и сдали на руки подоспевшим родственникам. С раисами обошлись жестче. Кое с кем даже чересчур. Но на войне как на войне.
   Дербентский эмир лично прибыл на переговоры с белым флагом, чтобы выпросить почетные условия капитуляции. Прибыл поспешно. Благо идти толстяку пришлось до крыльца собственного дворца. Город пал, и мы вырвались на оперативный простор...'
  
   Армения, лето 6449 от Сотворения Мира. Июнь
  
   Армения... Особая страна, незаслуженно забытая историками. Наследница великого Урарту, то разраставшаяся до мировой державы, то скукожившаяся в крохотный клочок земли, укрывшийся среди хребтов Малого Кавказа. Периодически захватываемая очередным 'Потрясателем Основ', и с той же периодичностью сбрасывающая иноземное иго и возрождающаяся из пепла. Древние мидийцы и персы царя Дария, сбродный 'интернационал' Александра Великого и эллины Антиоха, парфяне Митридата и римляне Нерона, И снова персы, и снова римляне, опять персы... Византийцы, арабы, снова византийцы, опять арабы... А еще тюрки, картлийцы, албанцы...
   В промежутках - Айраратское царство Еврандидов и Великая Армения Тиграна Второго, раскинувшаяся от Красного моря до Каспия, порабощающая надменных парфян, громящая непобедимых персов и сдерживающая натиск римских легионов Помпея.
   Страна, проповедовавшая странное, ни на что не похожее язычество, отбившаяся от насаждавшегося зороастризма, первой принявшая Иисуса, но умудрившаяся сделать собственную ветвь религии неагрессивной. Здесь родилось множество христианских сект и течений, нашедших сторонников по всему миру, но тихо умерших на родине. Страна, полная противоречивых обычаев, прекрасно уживающихся друг с другом. Удивительная страна.
   И удивительные люди. Коварные, как ромеи, и прямые, словно картлийцы. Дикие дети гор, создавшие уникальную культуру, сильно повлиявшую на арабов и ромеев. Талантливые полководцы и хитроумные купцы. Отважные воины и ловкие пройдохи. Умеющие находить выход из безвыходных положений и использовать малейшие лазейки в самых безнадежных ситуациях. Именно они, армяне, изобрели 'греческий огонь'. Но грамотно 'спихнули' авторство ромеям, скромно умолчав, что применяли его на полтысячи лет раньше, кстати против предков этих самых ромеев, да еще и в сухопутных сражениях, о чем греки и не мечтали.
   Сейчас Армения переживала спокойные времена. Царь Аббас воспользовался достижениями брата, сбросившего опеку разваливающегося арабского халифата, и принес на свои земли мир, понятие для армян совершенно непривычное. Нет, и речи не заходило о Великой стране в привычных границах - 'от моря до моря'. Правитель трезво оценивал силы. Свое удержать важнее. И желательно обойтись без изнуряющих войн.
   Переполнив агентами ромейские службы, армянский царь умело вертел политикой государства, слывшего самым хитромудрым в мире. Воистину, на любую штуку с зубами найдется что-нибудь типа напильника... Столь же успешно сталкивая между собой многочисленных тюркских ханов и арабских шахов и эмиров, Аббас сумел отвлечь от Армении внимание практически всех потенциальных завоевателей.
   Царю было чем гордиться. Если бы еще в одно ясное летнее утро под стенами Карса не возникло войско русов... Нельзя сказать, что армяне не следили за обстановкой на Руси. Но и особого усердия не проявляли: больно уж далеко. Вполне достаточно тех сведений, что приходят из Константинополя, благо секреты ромеев для армян - открытая книга. Всё, отделенное Большими Горами, неинтересно. Пока северные находники разберутся с Картли или овладеют Дербентскими воротами, вести достигнут нужных ушей. Хватит времени организовать теплую встречу. Не хватило...
   Аббас обозревал окрестности с самой высокой башни города.
   - Ты понимаешь, что происходит?
   Вопрос адресовался Левону, двоюродному брату и нахарару* самого крупного востана* страны. После Айрарата, конечно. Но царский удел - особая стать.
   - Они не собираются штурмовать, - ответил военачальник. - Просто идут мимо.
   - Это я вижу, - согласился царь. - И это странно. Хотя и внушает надежду. Надеюсь, не напрасную. Ненавижу несбывшиеся расчеты.
   Левон промолчал. Проходившей армии с запасом хватит смести защитников столицы. И стены не помогут. Но войско проходило мимо. Даже не шло, летело, словно опаздывая.
   - Интересно, интересно, - произнес он, наконец, - и куда это они так торопятся?
   - В гости к грекам, - ответил Аббас. - Я понял. Киевский князь напал на Константинополь. Ты должен знать.
   - Знаю, - согласился нахарар.
   - Базилевс отвел в те земли большую часть армии. Но русы перехитрили! Второй отряд прошел сквозь Дербентские ворота и ударит ромеям в тыл. Именно его мы и видим. Русы задумали схему потрясающей красоты! Не удивлюсь, если еще одно войско пробивается через Картли.
   - Пробивается?
   Аббас усмехнулся:
   - Примерно так же, как через нас. Идет своей дорогой, а гордые и бесстрашные картлийцы молят Бога, чтобы их не тронули. И предоставляют провизию по первому требованию. Пойдем, надо отдать распоряжение о выдаче продуктов для наших новых союзников.
   - Союзников? - Левон всегда удивлялся скорости, с которой Аббас принимал решения.
   - Безусловно! Раз они здесь, значит, ширваншах разбит. А враг моего врага...
   - Ты думаешь, мы им нужны?
   - Вряд ли. Но они нужны нам. Константин обречен. Такие операции не проводятся ради сундуков с золотом. Русы легко сметут ромеев, как уже смели хазар.
   - Хазар?
   - Головой подумай, - рассмеялся царь. - Ты бы оставил в тылу этих мерет кунем*? Нет, Левон, в мир пришли новые хозяева, и с ними лучше дружить...
  
   Примечания
  
   Нахарар - нечто среднее между наместником и владетелем.
   Востан - удел.
   мерет кунем - пожалуй, не будем это переводить. Среди читателей могут быть и культурные люди...
  
   Киев, лето 6449 от сотворения мира. Разноцвет
  
   - Воевода! - мальчишка-посыльный ворвался в горницу, словно ему под хвостом щедро смазали скипидаром. - Тебя во двор кличут! Людины неведомые пришли!
   - Не воевода я, - ухмыльнулся Вашко, - сколько тебе говорить, - нравился русину этот парень. Шустрый, неглупый. Вот только заладил 'воевода' да 'воевода', - молод еще. Что за людины?
   - Странные сильно! На человеков совсем непохожи! А один, так и не людь вовсе! Оружные все! Но грамотка подорожная от Снежко имеется! И малые при них! Тебя кличут!
   - Малые кличут? - снова улыбнулся Вашко.
   - Не, - замотал головой посыльный. - Малые молчат, а старший ихний тебя кличет, на человека похожий!
   Русин поднялся. Хочешь - не хочешь, а надо идти, встречать нежданных гостей. Да и интересно, что за народ, 'на человеков непохожий', прибился ко двору. Впрочем, беды ждать не приходится. Кому попало Снежко подорожные не раздает...
   Во дворе уже толпился народ. В основном не дружинники, те все в караулах, да на полигоне, здесь только дежурный десяток. Мало воев осталось в Киеве. И уж тем более, не скрытники. Вукомиловы хлопцы, за здорово живешь, и друг другу на глаза не показываются. Сбежалась челядь дворовая. Да с города народ подошел, обросли приезжие сопровождением по пути через Киев.
   Впрочем, гости действительно, стоили того, чтобы на них посмотреть. Человеками, конечно, были. Но назвать 'обычными' язык не поворачивался. Весьма, надо отметить, разномастный отряд в прямом смысле слова! Двое арабов, судя по полной идентичности лиц - близнецы, здоровенный белобрысый викинг, европеец из южных, скорее всего, грек или италик, еще один южанин, на этот раз грузин или испанец. И самый настоящий негр! Причем, не коричневый, как большинство африканцев, а угольно-черный, с отливом! Как галоша.
   Вашко с трудом удержался, чтобы не протереть глаза: не чудится ли? Командовал всем этим интернационалом франк. Этакий средневековый барон. Или конкистадор в панцире железном... Бородка-эспаньолка, опережающая моду, морщинистый лоб, длинный, но узкий меч, больше смахивающий на палаш, нежели на привычный каролинг. Феодальной спеси Вашко в госте не почуял. А вот что франк неплохой воин, чувствовалось. По осанке, по тому, как пальцы касаются рукояти...
   - Шевалье Роббер де Крайон! - представился франк, вновь оживляя образ барона. - Мы сражаемся за деньги.
   - И? - ответил Вашко, несколько удивленный таким началом разговора.
   В ответ, франк молча, с коротким поклоном, протянул письмо. И поклонился он тоже интересно - не опуская глаз, продолжая смотреть на собеседника.
   Вашко пробежал глазами текст. И чем же, интересно, так понравился Снежко этот паноптикум, что он не поленился накорябать цельное послание? То, что сдали Шаркил - не достижение, а вовсе даже наоборот.
   Еще раз окинул взглядом гостей. Экипированы неплохо. Кони, по два на человека, хороши. Сильные боевые звери. Заводные нагружены топорщащимися вьюками. Остальное барахло в телеге. Вообще, оружие разнокалиберное, но неплохо сочетающееся друг с другом. Убранных в сумы доспехов в деталях не разглядишь, но и так понятно. Вояки. Неплохие, но не настолько же, чтобы золотом платить. Семь человек - капля на фоне нынешних сил...
   - И? - снова спросил Вашко.
   Шевалье понял. Улыбнулся. И произнес.
   - Снежко говорил, что здесь найдется нам дело. А детям - учение.
   Ага! Детей русин, конечно, заметил. Трое мальчишек лет по восемь - десять. Самый маленький - сын командира. Сходство с отцом видно сразу. А самый большой - викинга. Чей третий - неясно. Да и нет особой разницы. Все трое - 'сыны полка'. Про матерей лучше не спрашивать. Все равно, нет вероятности услышать правду. Дети в отряде переводят наемников в другое качество. Нужна база, место, где можно оставить потомство в безопасности. Вот и ищут наемные бойцы место в дружинах. Эти было пристроились в Шаркиле. А теперь остались без работы. Ну что ж, посмотрим...
   - Грезя! - подозвал Вашко мальца. - Отведи людей в гридницу. Пусть располагаются. Скажи на кухне, чтобы покормили с дороги. А вечером, шевалье, прошу на полигон. Мальчик покажет. Посмотрим, что вы умеете.
   Лицо наемника озарилось улыбкой.
   - Всегда к Вашим услугам, шевалье!
   Русин выругался. Что за мания у всех?! То воеводой кличут, теперь шевальей обозвали. Но поправлять не стал. На полигоне отыграется...
   Впрочем, вечерней тренировкой Вашко остался доволен. Наемники, действительно, многое умели. А разнообразие стилей добавляло занятиям остроты. Пожалуй, так хорошо ему не удавалось поработать с самого ухода ребят в поход...
  
   Книга
  
   'План компании состоял из множества слоев. Широко разрекламированный поход на Царьград полной дезинформацией не был. Просто играл роль отвлекающего маневра. До какого-то времени. Основной удар шел на Хазарию. Впрочем, об этом я уже писал. Но и хазарский маневр носил отвлекающий характер. Так же, как и прорыв в обход Кавказа. Ромеи должны были верить в то, что им угрожают лишь войска Игоря, а наша цель - Халифат.
   На самом деле, пути всех армий вели в Византию. Обещали же. Просто маршруты выбрали разные. Начальников много, каждый по-своему ходит. Кто через Грузию, а кто решил по дороге в Каспии сапоги вымыть.
   Олаф Карлссон выделился и тут. Наш 'карманный' викинг шел по пути крайне сложному и замысловатому. Сначала на Итиль, потом обратно до волока в Дон, а после -через Русское море к Игорю. Имеет право, никакими законами не запрещено. А Ярик со Светленом хотели прогуляться по черноморскому побережью. Посмотреть состояние будущих здравниц, так сказать.
   А мы пошли через Дербент. Честное слово, не собирались никого бить по дороге. Не полез бы Абу Тахир Йазид ибн Мухаммад доказывать свою крутость, правил бы остававшиеся ему семь лет. А потомки - так еще без малого век трон могли протирать. Но взыграла моча, стукнув потомку аш-Шайбани в голову. А может, изначально глупцом был. Или еще какие резоны имелись, нам неизвестные.
   Разбираться, какого Иблиса ширваншах бросился в лобовую на значительно превосходящие силы противника, никто не стал. Некогда. Смели походя, даже не организовав преследование и добивание остатков разбитого войска. Самому правителю просто не повезло. Шальная стрела из русинского лука с любовно вплетенным в оперение черным собачьим волоском... Шамси испытывал нездоровое влечение к военачальникам армий противника. Об этом раньше никто не догадывался - злосчастный Йазид оказался первым занесенным в список при нас. Впрочем, судя по количеству зарубок на заветной палочке таджика, даже не десятым. На обычных воинов Шамси место на посохе не тратил.
   Армяне оказались куда умнее. Впрочем, кто бы сомневался в их благоразумии! Аббас Первый, царь царей и всё такое прочее, самолично выкатился навстречу. Поинтересоваться, не надо ли 'любимым братьям армянского народа' чего-нибудь на дорожку? Вина там, или, может, хоровац* пожарить? Вам из баранины или, как в двадцать первом веке любят, свиной на железных шампурах? Карси, ики-бир или хазани? А может, путук* и борани* приготовить усталым воинам? И бастурму* с суджухом* на дорожку? Вах, примите мои извинения, жирафий кчуч* не выйдет, жираф уже здесь, но картошку из подмосковного колхоза никак не подвезут! Если только у вас с собой есть! Одним словом, образец кавказского гостеприимства и национальной сообразительности: мигом понял, откуда ветер дует!
   Должен сказать, армянская кухня, не испорченная последующим тысячелетием, это таки да! Было бы только чем запивать, соли и пряностей ребята не жалеют...
   Под Арданом соединились с Яриком и Светленом, и я, наконец, сдал командование. Сценарий похода той группы от нашего практически не отличался. Если северокавказские племена изредка взбрыкивали, то грузины оказались не глупее армян, и прохождение Картлийских земель также вылилось в праздник живота. Запасы провизии были таковы, что хачапури* из похиндзы* пекли до самого Царьграда.
   Вместе и вступили на Византийскую территорию. Рейд через Малую Азию получился куда более жестким, но столь же быстрым. Праздник живота закончился, зато начался праздник меча. Основные силы ромеев гонялись за киевлянами по Вифинии, но нашлось немало патриотов, считающих своим долгом самолично обратить в бегство зарвавшихся варваров. Наверное, это злой рок всех империй. Наверху сидят умные люди, но они ничего не могут сделать - если снизу расцветает беспросветная глупость. И никак не объяснишь очередному градоначальнику, что головой думает не только он. Заперся в городе, дождался нашего ухода и двинулся следом, надеясь объединиться с такими же, как сам, и привести к столице серьезную подмогу, да еще в тылу у противника. А мы, значит, про арьергардную зачистку и не слышали! А уж, не имея серьезных сил, кидаться на летящую мимо конницу - верх идиотизма.
   Но, путем наблюдений, удалось выяснить, что разум, в отличие от дурной храбрости и завышенной самооценки, у мелкого ромейского чиновника отсутствует на корню. Не у всех, но у большинства... Ну как же, варвары должны испугаться одного вида ромейского воина на коне и в доспехах. И один за другим крохотные отряды, которые и армией назвать стыдно, бросались нам вдогонку, а то и выскакивали навстречу. И бесславно погибали в быстротечной схватке, раздавленные подкованным славянским лаптем.
   Обагрялись кровью сиверские пики и русинские мечи, Шамси вырезал или не вырезал на посохе маленькую зарубку, а большая часть армии продолжала движение, не отвлекаясь на ерунду.
   Кое-кто догадывался попытаться сообщить в столицу о нашем появлении. Насколько успешно - трудно сказать. Если в Константинополе и получили неприятное известие, подготовиться толком не успели. К нашему приходу ворота города были открыты, а армия Куркуаса по-прежнему искала боя с киевлянами.
   Соблазн с разгону ворваться в город был велик. Но не надо думать о противнике плохо и бросаться очертя голову в межстенные ловушки. Да и не в городах куются победы. Когда доместик стол, наконец, увидел готовый к бою строй киевлян, ему было поздно дергаться. Нет, Иоанн, конечно попытался. Но тут еще Шамси со своей манией...'
  
   Примечания
  
   Хоровац - шашлык из крупных кусков мяса (свинина, баранина, говядина). Карси готовится на мангале, хазани - в кастрюле.
   Ики-бир - шашлык из говядины и курдючного сала.
   Путук - суп из баранины
   Борани - жареный цыплёнок с баклажанами и мацюном (кисломолочная закуска)
   Бастурма - вяленое говяжье мясо
   Суджух - особый вид сыровяленой плоской колбасы
   Кчуч - блюдо из мяса с картофелем
   Хачапури - грузинская лепешка с сыром. Существуют разные разновидности, какую именно предпочли русы, Мстислав не указал.
   Похиндз - армянская мука из обжаренной пшеницы.
  
   Под стенами Царьграда, лето 6449 от Сотворения мира, июль
  
   Иоанн Куркуас был доволен. Все идет к тому, что русы прекратили глупую игру в догонялки. А значит - битва! Доместик оценивающе обвел взглядом поле предстоящего сражения.
   Интересно, что могло подвигнуть русов на подобную смелость? Подошедшие два дня назад подкрепления? Кто там? Ладьи, судя по золотистому еще цвету бортов, спущенные в нынешнем году, и норманнские драккары. Забавно, но, скорее всего, северные союзники и настояли на схватке. Не любят северяне сидеть в осаде или бегать от врага. Только лобовая, только рукопашная! Что же, Иоанну дурацкие привычки врагов на руку. Численное преимущество на стороне Константинополя И местность удобна для таранного удара тяжелой конницы...
   А если что-то пойдет не так, можно и отойти к стенам столицы, не так уж и далеко. Но нет, отступления сегодня не будет! Сегодня он разгромит варваров и, наконец, сможет вернуться в Малую Азию. Надо успеть отхватить кусок от разваливающегося Халифата, пока нарождающиеся на его обломках государства не набрали силу. За время бестолковой беготни по Вифинии можно было продвинуть границу далеко на восток. Войска могли дойти до Ирканского моря*, перехватив все пути, ведущие через Кавказ. Увы... Но ничего, в ближайшие дни руки развяжутся.
   Доместик осмотрел колышущийся вдалеке строй врага. Пехота, пехота и снова пехота. Как и ожидалось. Возить на кораблях коней - неблагодарное занятие для флота славских плоскодонок. Глупцы рассчитывали на помощь печенегов. Но легкая конница степняков надежно увязла на другом берегу Босфора. Грабят болгар и бегают от Фоки и Федора. Пусть бегают.
   Войска стратигов пригодились бы, но без них самих. Победа должна достаться одному. Пехота... Если судить по строю и вооружению, не ополченцы. Скорее всего, спешенные княжеские дружины. В тех краях совсем не как в Европе, где каждый, кто сумел выстроить деревянную изгородь вокруг своего сарая - господин и повелитель. Нет, на Севере за князем может идти до нескольких тысяч воинов. Особенно за князем князей. Типа Олега Вещего. Или этого, нового - Игоря. Впрочем, так даже лучше. Больше враг привел войск - больше потеряет. А значит, нет нужды выделять большое количество сил на ответный удар.
   На правом фланге видна разношерстная толпа. Скандинавы... Бросить клибанариев на них - отличная мысль. Удел варваров - поединки один на один. Их там немного, строй, наверняка, рыхлый... Правильной атаки не выдержат. Хотя и там не смотрится столь просто. Мало он знает о свеях, очень мало. Может, прорваться в другом месте? Вариантов много. И каждый ничуть не хуже предыдущего...
   Так на что же все-таки рассчитывают русы? Их вдвое меньше. Дальнобойное оружие? Ай, бросьте. Видел Иоанн те 'новинки'. Смешно! Детские игрушки! Надо будет из трофеев выбрать парочку поцелее, для подарка жене. Хотя, варвары могут просто идти на смерть, как быки на бойню. В их головах нет ума! Там - грязь! И она хорошо будет смотреться, выплеснувшись из расколотых черепов!
   Куркуас поднял руку. Трубы взревели...
   ***
   Набежавший со стороны вражеского войска ветер принес звук труб! А значит, неторопливая масса ромейской армии сейчас стронется с места и пойдет, чтобы растоптать союзную пехоту... Пусть идет!
   Свежеподошедшая конница, до поры укрытая от нескромных взглядов меж далеких холмов, в изобилии вспучивших землю, напружинилась, готовясь прийти в движение, стать плотной массой, способной затопить любую равнину...
   Авангард вынесся вперед, оставив лаву позади. Первый десяток взлетел на вершинку, выделяющуюся среди товарок высотой. Пологий склон не стал препятствием для коней. Оттуда можно было разглядеть все. Ветер не обманул. Началось!
   Шамси вскинул ладонь, закрываясь от солнца, и внимательно разглядывал вражеское построение. Где, в каком месте расступятся ромейские ряды, и вырвется бронированный клин конницы, где даже кони одеты в железо...
   Согдиец и мига не жалел, что оказался в рядах русинов. Русины - странные люди, но их цели совпадают с его целями. И лучше с русинами дружить. Скоро, очень скоро, Согдиана разделается с проклятыми арабами и вернет независимость. Новому государству нужны друзья. Тем более, такие друзья. Кони, что на голову, нет, на две лучше 'арабок' из бейских табунов. Невиданные самострелы, страшные в бою. Дивное умение рукопашного боя. А луки!.. Рука непроизвольно сжала подаренное другом Мстиславом оружие. Невероятный лук. Такие бывают только в сказках!
   Но главная загадка, шакалом гложущая сердце, заключена в другом. Выходцы из северных лесов знают об оросах. Откуда?! И знают они не о кочевниках, чьи воины застыли сейчас позади, ожидая сигнала и мечтая о грабеже. Нет, о других, пехлеванах из древних легенд, много веков назад пришедших в родные горы Шамси, приведших с собой чуру. Тех воинов, что остановили Искандера Зулькарнайна и заставили непобедимого полководца подписать мир. От них мало что осталось. Кровь великих бойцов сильно разбавлена в жилах народа Согдианы.
   Да изредка появляются в собачьих пометах щенки, в которых видны наследники пришедших с оросами псов, большие черные якимены, сами выбирающие себе хозяев. Из таких щенков вырастают не простые псы. Из них вырастают Друзья, чуру, такие, как его Коно, пробежавший тысячу фарсахов по чужим землям, держа след, но не бросивший попавшего в беду хозяина. Впрочем, от чуру невозможно ожидать другого. Только откуда эту историю знают русины? Рука Шамси привычно опустилась к голове верного пса, неподвижно стоящего рядом с конем, и столь же привычно вернулась к оружию.
   - Что, Шамси, кеклика на обед приглядываешь? - спросил Снежко. - Поторопись, а то разбегутся ромеи.
   Привычка Шамси к уничтожению вождей служила предметом непрекращающихся шуточек. Может, потому, что русины и сами были не прочь присоединиться к снайперской стрельбе.
   - От судьбы не убежишь, - улыбнулся согдиец. - А для стрелы далековато пока. И ветер рвет, может снести.
   - Да не так, чтобы очень, - рассмеялся Снежко, прекрасно понимая правоту лучника. - Видишь того петуха? Который весь сверкает, а шлем на спине болтается? Слабо его снять? С учетом ветра - хотя бы со второй.
   Шамси поцокал языком и натянул лук...
   ***
   - Господин! С фланга заходят конные!
   Иоанн Куркуас оглянулся. Что за чертовщина! На одном из ближних холмов возник десяток всадников. То, что это русы, было понятно сразу. Но откуда?! Конечно, десять человек - это смешно, но там, где из ниоткуда возникает десяток, может оказаться и тысяча. А то и десяток тысяч!
   Вот и ответ на загадку! Вот на что надеялись варварские вожди! Монолитный гул, отлично знакомый любому воину, послужил ответом. Так гудит земля под ударами копыт. Десятков тысяч копыт. Враг зашел с тыла. Но как? Откуда? Еще вчера дозоры ничего не докладывали! И посланные с утра, вернулись в целости. И ни один не заметил врага?! Или заметил, но ему не донесли, боясь потревожить покой доместика?!
   Отходить к стенам поздно. И не нужно! Ничего не потеряно и ничего не решено! Успеть развернуть навстречу атаке резервные турмы. И ту, что стоит на атакуемом фланге. Встретить подходящую конницу стеной щитов и копьями. И держать строй, держать, пока основные силы сбросят в море русскую пехоту и развернутся на помощь товарищам. Вспомнилась бесшабашная рубка при Милетене...
   Длинная стрела безошибочно нашла цель. Иоанн Куркуас, один из лучших полководцев Империи и ее единственная надежда, падал на землю, обеими руками схватившись за торчащее из глазницы древко стрелы, в оперении которой дрожал на ветру тонкий черный волосок...
  
   Примечание
  
   Ирканское море - Каспийское море.
  
   Книга
  
   'Ромеи- древняя нация. И традиции свои ведут со времен Великого Рима. Их сопротивление не сломить одиночной смертью, пусть даже убит главнокомандующий. Принял бы командование на себя кто из заместителей, и все. Сражение запросто могло кончиться победой ромеев. Все же преимущество в тяжелой кавалерии и панцирной пехоте было за ними. Да ждали нас, хоть и не сидя по казармам, но и не мчась в сумасшедшем темпе по горам и пустыням. Выстрел Шамси не принес немедленной победы. Но он дал выигрыш времени. Пока ближайшее окружение сообразило, что произошло, пока разобралось со старшинством в 'табели о рангах', пока оценило оперативную обстановку...
   Резерв начал разворачиваться навстречу серпу нашей атакующей лавы. И не успел. А когда пехота встречает конную атаку не в строю, а вразнобой, она обречена. Сивера, оросы и сполы ворвались в ряды ромеев, словно лиса в курятник. Только перья полетели. Со шлемов.
   Клибанарии, готовые к удару по киевлянам, начали поворачиваться. Не все, отдельными турмами, командиры которых заметили и оценили опасность. Решение, принятое от отчаянья: против легкой конницы тяжелые и неповоротливые 'живые танки', заточенные под неторопливый разгон и прошибание строя, практически бессильны. И самое лучшее оружие против них - аркан. Благо у скотоводов этим куском веревки владеют даже дети.
   Легкая наемная конница на флангах ромеев заметалась в растерянности. И начала частью разбегаться, а частью переходить на нашу сторону, ибо состояла, в основном, из тех же печенегов, что их атаковали. Оторвался от отряда под ромейским стягом - уже свой.
   Еще 'казаки' Рубца и Щараха накалывали на пики пытающихся выстроиться пехотинцев, еще первые клибанарии падали на землю, выдернутые из седел, еще штаб византийского войска пытался руководить процессом, а не пал, порубленный в мелкий фарш вятичской дружиной, а вторая колонна уже прорвалась сквозь заслоны и неслась в тыл пехотинцам неприятеля, атакующим порядки киевлян...
   В отличие от многих и многих, эти ребята не дали маху. Мгновенно перейдя от атаки к обороне, прямоугольники друнгариев и центурий во все стороны ощетинились лесом копий. Судьба битвы была уже решена. Но ромеи сражались с упорством обреченных. За что их даже зауважали. Не слишком ждали от хитроумных ратных подвигов. Хотя, если задуматься, злато покупает, но приходит хладное железо и отбирает силой. Не может Империя жить исключительно на подкупе и интригах. Воины обязаны быть! И они были! Каждый копьеносец понимающий, что обречен, подыхая, старался забрать кого-нибудь с собой. Бой шел чуть ли не полдня, но так и не превратился в избиение...
   Пытаясь спасти армию, император решился на рискованный шаг. Вывел на помощь погибающим десять тагм, практически обезлюдив стены. Не знаю, каким в молодости император Роман был адмиралом, но в семьдесят лет полководец получился из него хреновый. Резерв мог повлиять в первые минуты катастрофы. Чтобы наша конница завязла в трясине гарнизонных бойцов...
   Но, выйдя с опозданием, императорский резерв не сумел ничего. Увеличилось лишь количество прямых потерь. И намного облегчилась работа внутри города. Впрочем, бились гвардейцы достойно, надо отдать им должное. Да и в целом, лично мое мнение о воинах Константинополя за этот день выросло очень сильно. Хотя, когда считали потери, не раз поминали стойкость и мужество обреченных со злобой...
   Остатки ромейской армии начали сдаваться, лишь когда над башнями Царьграда взвились белые полотнища. Увлеченные наблюдением за битвой горожане (подозреваю, что они еще и ставки делали) прозевали наш десант. Водный и подземный'.
  
   Под стенами Царьграда, лето 6449 от Сотворения мира, червень
  
   Князь неподвижно сидит в седле. Рука на навершии меча, вторая сжимает поводья. Если бы не лошадь, прядающая ушами, можно принять за статую самому себе. Посреди Киева, на Майдане. Внутри бушевала буря, так и норовящая выплеснуться наружу непроизвольной дрожью. Но нельзя. Ты - князь. Ты - знамя. Ты - символ.
   Впрочем, все волнение до того мига, как конское копыто первый раз опустится в пыль, понемногу, шаг за шагом разгоняя дружинный строй для удара. Нет, мы - не катафракты какие. Мы - дружина! Мы лучше!
   - Атака, - тихо сказал Князь, отвернувшись от врага.
   Громко не надо. Опытные вестовые сами знают, кому куда бежать, чтобы полетели к небу последние молитвы всем богам, коих удастся вспомнить, зашипели об оковки клинки, покидающие ножны...
   Чистый звук труб срывает с места. Плотный строй единой волной начинает набирать скорость, выдавая всей мощью сотен легких:
   - Гыыыыр на вас!!!! Урааааа!!!
   В реве почти не слышны приказы. Но они звучат. И привычное ухо вычленяет знакомые команды.
   - Надвинуть! - в мерный шаг вплелось тонкое позвякивание опускаемых личин. Неважно, что у кого-то на шлеме нет защиты лица. Будет. К командам лучше всего приучать сразу...
   - Сомкнуть ряды! - подравниваются ряды, шеренги. Колено в колено! И горе клибанариям! Или кто встретится там, на пути!
   - Мечи вниз! - пусть клинки до поры дремлют, охватив темляком правое запястье. Пока есть работа для старших сестер...
   Лава переходит с шага на легкую рысь. До противника совсем немного. Глаза врагов не видны, но даже сквозь личины ощущается ужас перед летящими русами.
   - Копья вверх!
   Пики поднимаются на 'уровень пупка'. Лошади идут галопом. И нет в мире силы, способной их остановить!
   Навстречу атаке поднимаются с земли устрашающей длины копья, готовые пронзить налетающих всадников. Сшибка! Наконечник, промяв броню на конской груди, с хрустом ломает ребра, и доходит до сердца... Эх, Орлик! Земля недружелюбно бьет по ступням. Пика сломана, да и бесполезна она в тесной сшибке. Уже сделала своё дело, отправив к Богу-С-Креста невезучего врага. Пришло время меча!
   Нырнуть под копье, отвести удар, двумя ногами по высокому щиту, сбивая с места, ужом проскочить в щель мимо дрогнувшего щитоносца. И кинжалом его, выблядка, под ребро. По горлу следующего. С оттягом, чтоб сдох быстрее и не выл за спиной. Выдернуть клинок, и второго, пока таращится на кровь. Заорать в рожу подыхающим и живым:
   - В пекло, суки! Черти заждались!!!
   Дружинники, зверея от криков и пролитой крови, врубаются в ряды пехотинцев...
   Кто-то всхрапнул за плечом. Развернуться, выводя меч для удара. Конь! Кого из соратников точным ударом вынесло из седла? Кто упал, пятная кровью землю? Потом все, потом! Сейчас в седло и вперед!!!
   Выметывается из-за смятых коробок пехоты конная ала. И широким серпом несется на дружину, растерявшую строй в запале схватки.
   - Ряды сомкнуть!
   Ала, две, три, да хоть десяток! Нам без разницы! Всех сметем, переколов пиками, и будем гнать, полосуя трусливые спины мечами... Пленных не будет. Мы не берем, и нас не берут. Не тот случай.
   Сошлись, столкнулись. Злая волна бьет в голову. Ярость бежит по клинку искрящейся молнией. Кони, встав на дыбы, лупят копытами воздух. Взлетают мечи и рушатся вниз, унося жизни. Перечеркивает клинок искаженное криком лицо декарха. Раз и все! Следующий! Меч в корпус! Клинок выскакивает навстречу клинку. Удар! Рвущий уши звон. Разлетается ромейский меч. Еще удар! Повод на себя, конь вертится кругом. Не многовато вас? Раз! Два! Еще! Ударил! Пропустил! Ударил! Все? Вперед!.. Но нет сил поднять меч... Вороной уносит в сторону... Липкое горячит бок, струйкой бежит по ноге... Радужные круги в глазах, заливаемые чернотой... Держись, князь, держись, ты не должен упасть. Нельзя. Ты - князь. Ты - знамя. Ты - символ...
   Чужой конь выносил из сечи Светлена, князя древлянского, а тот упрямо оставался в седле, хотя давно был готов обнять истоптанную землю широко раскинутыми руками...
  
   Константинополь, лето 6449 от Сотворения мира, июль
   Башня была высока. Нет, спорить с 'Вавилонянкой' она не собиралась. До неба все же не доставала. Но порой, в тягучие осенние дни, когда город у подножья покрывала плотная завеса тумана, башня казалась одинокой вершиной, торчащей из белесого моря.
   Сегодняшняя погода тоже не баловала. Совсем не летнее небо, затянутое серостью. И мелкий моросящий дождь. По небосклону проносились тучи, складываясь в причудливые скульптуры. В такую погоду хорошо воевать. И побеждать.
   Но молодой декарх застыл в неподвижности, напоминая сам себе каменную статую. Он смотрел не на небо, любуясь видами. Совсем рядом происходили более интересные события. Внизу, под стенами города, сошлись в ожесточенной схватке две армии.
   Разноцветные квадраты и прямоугольники войск, то подобно несокрушимым скалам отбивали натиск конных волн, закрученным сошедшим с ума Бореем, то сходились, соревнуясь в грохоте со Сциллой и Харибдой, то кружились, словно в танце, накатываясь друг на друга. Кровавая пена взлетала над рубкой, оседая на истоптанную землю убитыми и ранеными.
   Рука декарха металась по поясу, то и дело, норовя лечь на рукоять меча. Вперед, в бой! Туда, где один за другим погибают за Город и Веру соплеменники!!!
   Но молодой декарх волею Господа и безжалостного времени заключен в теле старого турмарха. А тот отлично понимает, сколь ничтожен вклад в победу единственного бойца, когда сражаются тысячи. И если бы тысячи. Десятки тысяч!
   Игорь Безжалостный неведомым образом сумел сбить в один кулак войска Степи, Леса и Гор. И привести их под стены Города. Армия обречена. А вместе с армией обречен и Город. Откупиться в этот раз не получится. Если верить глазам и ушам, то прибитый над воротами щит не устраивает варваров. Они хотят большего - всего!
   И свое получат. А за ценой никто из них стоять не собирается.
   Никифор в последний раз окинул взглядом равнину. Развернулся, подметя подолом плаща скопившийся на смотровой площадке мусор. Винтовые лестницы давным-давно перестали кружить голову и мутить желудок. Рецепт простой - считаешь каждую сотню шагов. А потом преднамеренно сбиваешься и начинаешь вести счет снова. И так, пока истертые ступени не останутся позади, и не распахнется дверь в кабинет.
   Богородица со стены смотрела печально. То ли чуяла настроение вошедшего. То ли предчувствовала беду. Все может быть...
   Турмарх размашисто перекрестился и ударил кинжалом точно Богородице в лоб. Клинок с легкостью прошел сквозь воск, уперся в штукатурку. Никифор налег на рукоять, проломив преграду своим малым, но все же достаточным весом.
   Пробив отверстие, начал расширять, выламывая части стены. В считанные мгновения от иконы не осталось и следа. Разве что куски воска, при всем желании не сложившиеся бы в цельную картину. Прости, Богородица, раба своего! Так надо. Нет ни одного лишнего мига, дабы убрать аккуратно.
   Город падет. Днем раньше, днем позже, но падет. А паутина должна жить. Для этого нужно не так уж много. Пыльные свитки и пергамент. Объем получился изрядный - наплечный мешок рядового пехотинца набит доверху. А веса мало. И это хорошо. Пора уходить. Ход, открывающийся нажатием на пару неприметных кирпичей, выведет далеко за пределы города, туда, где в крохотной заводи ждет маленький быстроходный кораблик с верными людьми...
   Издалека донеслась дробь быстрых шагов. Никифор отставил в сторону мешок. В подвале так не бегали. Никто и никогда! Но, никогда не говори никогда...
   В притворенную дверь постучались. Три размеренных удара. 'Тук' - 'тук' - 'тук'.
   - Войдите! - проскрипел осознавший все старый турмарх. - Открыто! - и сунул в не завязанную еще горловину мешка горящую свечку.
   А молодой демарх, тоже все осознавший, улыбнулся, глядя, как пламя жадно вгрызается в пожелтевшие от старости листы. И, боясь не успеть, быстрыми уверенными движениями начал наматывать на левую руку плащ...
  
   Под стенами Царьграда, лето 6449 от Сотворения мира, червень
  
   Полевой госпиталь армии русов под стенами Царьграда. Нормальный такой госпиталь даже по меркам Второй Мировой. Легкие печенежские шатры вполне заменяют армейские брезентухи. Вместо коек войлочные кошмы, бинты из тонкой льняной ткани... Нет тусклых лампочек, болтающихся под потолком, но их старательно пытаются заменить свечи. Хорошие, восковые... Летний день долог, но не вечен, а госпиталь работает круглосуточно.
   В отдельном шатре операционная. Столы самые настоящие, деревянные, накрытые всё тем же льном, прокипяченным в покрытом сажей котле, естественно, на костре. Носилки из связанных копий.
   Стерильность, конечно, не идеальная... А кто и когда видел идеальную стерильность в полевом госпитале? Мы же на войне, а не в сказке.
   Зато инструмент у хирургов - без дураков. По высшим меркам двадцать первого века. Любой армейский хирург душу продал бы за него. И квалификация на высоте. Сколько уголовников заплатило жизнями за обучение детишек - лучше не вспоминать. Зато бывшие детишки даже операцию на сердце сделать могут. Правда, в том нужды нет. Мечи и стрелы редко наносят сердцу повреждения, совместимые с жизнью. А копья в таких случаях мало что оставляют от самого сердца. Вот и остаются 'полевым хирургам', в основном, колотые да резаные раны, полуампутированные в процессе боя конечности, да немного размозженные булавами головы. Если много - то это не к хирургам. В общем, никакой экзотики...
   Разве сами доктора, только что вылезшие из сечи, где несколько часов обеспечивали фронт работ коллегам из противоположного лагеря. Но коллег нет. Если и были, то разбежались с испугу. Вот и несут сердобольные сивера и печенеги в русинский госпиталь всех подряд. Несут и размышляют, а не стоит ли добить этого самого ромея прямо сейчас? Ткнуть ножом в горло, из жалости конечно, исключительно из жалости! Ну и чтобы время у докторов не отнимал. И дефицитные медикаменты.
   Зря беспокоятся. Перед врачами все равны. Но некоторые куда равнее прочих. И ни один ромей к этой категории не относится, будь он хоть самим доместиком восточных схол. Впрочем, доместик тут оказаться не может. Стрела 'таджика' - универсальное лекарство от всех болезней. И окончательное. Зато сам Шамси здесь. Нет, глубокую царапину от меча на лбу он самостоятельно замотал подвернувшейся тряпкой. Как и руку, предварительно вытащив из бицепса наконечник шальной стрелы. Не стал бы согдиец беспокоить докторов из-за такой ерунды. Но вот кровь, обнаруженная на шерсти Коно, - совсем другое дело. Правда, в процессе отмывания собаки выяснилось, что кровь чужая. Пес не так глуп, чтобы дать себя поранить! Зато хозяина чуть ли не силой перебинтовали, сорвав и выбросив грязное тряпье, а заодно и продезинфицировав раны. И теперь Шамси старательно ощупывает друга на предмет повреждений. Не пропустил ли доктор чего? Разве может верно оценить, что с чуру, обычный человек?! Даже если он русин!
   Но это было в самом начале. Сейчас с такими повреждениями, как у таджика, отправляют к 'детишкам', в роли которых выступают бородатые вятичи, прошедшие в Кордно начальную медицинскую подготовку, и многочисленные добровольные помощники. Какой воин не сможет обработать рану? А врачи нужны для серьезных дел.
   Увы, самых 'тяжелых' приходится отодвигать в сторону. Шансов спасти немного, а если и получится, то за время операции умрет пять или десять других, которых можно еще вытащить. Как ни цинично разменивать жизни соратников, но такое это паскудное занятие - военно-полевая хирургия. Впрочем, есть жизни, которые стоят десятка, а то и сотни. Да эти сотни и сами готовы сложить головы, лишь бы вернуть того, кто сейчас на операционном столе...
   Но не дано. И безвольно повисают в отчаянии фиолетовые чубы: не закрыли, не защитили, не оказались вовремя в нужном месте. И то, что князь еще дышал, когда положили на стол, накрытый белой скатертью, ничего не значит: с такими ранами не живут. А теперь уже не прикроешь, и свою жизнь не отдашь. Только боги властны в подобном размене. Лишь слабой надеждой: а русины? Нет, русины не боги. Они не меняют жизнь на жизнь. Вот отобрать могут. А вернуть? А вдруг?.. И иррациональная вера в Перуна и Христа сменяется столь же нематериальной верой в могущество русинской медицины и снова возвращается к богам. Ибо воину без разницы, кто вернет к жизни его командира. Лишь бы спас...
   А рядом рыдает не верящая ни в каких богов фиолетововолосая девчонка, абсолютно уверенная, что ранения князя - следствие ее согласия на замужество, так и не дошедшее до постели, но загнавшее жениха в могилу. Маленькая оторва не может только понять, за что себя винить: за неосторожное согласие или за то, что упустила множество ночей бесконечного похода, боясь неизвестно чего. Ибо, если бы уже свершилось, то и не было бы смысла в этой смерти. И она ругает себя за то и за другое попеременно, не замечая собственного взгляда, упершегося в стены захваченного города и губ, шепчущих: 'Чтобы щит прибить некуда было! И крови по щиколотку!'...
   А в ста метрах те же слова повторяет девушка, до конца не скинувшая доспехи, непроизвольно тянущая руку к валяющейся поодаль перевязи с мечами. Русинка, примчавшаяся в операционную прямо с поля боя и четыре часа оперировавшая брата, но так и не сумевшая его спасти. И сквозь слезы в глазах поляницы полыхают молнии, сулящие побежденному полису плохой день. Очень плохой. Но это будет завтра. А сейчас надо оперировать следующего. Слишком много раненых, чтобы позволить себе долго переживать...
   Негромкие голоса работающих. Стоны раненых. Молитвы волнующихся за друзей воинов. Облегченные восклицания. И рыдания тех, к чьим кунакам боги оказались немилосердны...
   Полевой госпиталь армии русов под стенами Царьграда.
  
   Книга
  
   'Как хорошо воевать на бумаге! Карта лежит на столе, и рука уверенно рисует стрелки. Красные, синие... Конница - туда, пехота - сюда! На правом фланге прорвали строй противника. Здесь зашли с тыла. А тут, с разгону, всем весом обрушились на левый фланг. Смяли! Раздавили! Рассеяли! Выманили гарнизон в поле! По тайным ходам, выведанным лазутчиками, проникли в город. Высадили десант на берег Золотого Рога... Перебили чертову тучу ромеев, а сами потеряли не в пример меньше...
   И рука не дрожит, когда пишешь цифры. Ведь они лишь закорючки, условные обозначения. Дебет, кредит... Баланс войны!
   И не возникают перед глазами тела, изрубленные мечами, пробитые стрелами, изломанные конскими копытами, головы, расколотые клевцами и шестоперами. Не возникают, если ты сам не был в той сече. И не искал потом, когда отгремел грохот боя, друзей среди гор растерзанных тел. А потом не тащил найденного к лазарету, закусывая до крови губу, тщетно надеясь - вдруг выживет, вдруг сумеют помочь. Но друзья чаще всего умирали по дороге...
   Сейчас, через много лет, мои руки не дрожат. И голова моя еще светла, хоть прошедшие годы и испятнали ее сединой. Время пригасило остроту восприятия тех минут. Сейчас, сидя за письменным столом я понимаю: всё было не напрасно. А еще приходит понимание - победа досталась дешево. Нет, поражение не грозило, но потери, а значит и цена, могли быть больше. Намного больше...
   Но понимание пришло не скоро. А тогда... Каждый погибший был соратником. Другом. Даже незнакомый спол или печенег. Все союзы, комбинации, хитрости в прошлом. Мы привели их сюда. И мы ответственны за смерть. А ведь кроме степняков, в поле остались и скандинавы Олафа, дружинники Игоря, древляне Светлена, вятичи Турима...
   И наши. Те, кто шагнул в иной мир. Надежный, как скала, Молчун, которому удивительно шло имя, и неугомонный живчик Порей, не ведавший ни минуты покоя. И Бурей, Боря, Борик. Наш с Нежданой брат, неотъемлемая часть нашей тройки. Нас не мог разлучить ни друг, ни враг. Ни смерть деда, ни детдомовские воспитатели, ни генерал Кубенин...Но в который раз Смерть оказалась сильнее. Да, Смерть. С большой буквы. Я не верю ни в кого из богов. Кроме Старухи. Потому что она приходит за всеми. Рано или поздно.
   Как погиб Молчун, не видел никто. Из живых никто. Его нашли в окружении десятка убитых врагов, в изрубленных доспехах. Какая из множества ран стала смертельной - неизвестно. Никто и не допытывался. Мертвого не вернуть.
   Порей получил стрелу в спину. В самый разгар конной рубки, когда оба строя перемешались. Кто где - непонятно. Чья рука натягивала лук? Друга или врага? Большинство печенегов были за нас, но и на той стороне хватало. Да и вероятность шального выстрела 'наудачу' никто отменить не в силах. Особенно в подобной свалке.
   А Боря... Боря всегда был добрым... Его доброта казалась невозможной и невероятной. Пройти через сиротское детство, концлагерь детдома, 'дубравское' воспитание со своеобразными методами 'обкатки', начало Ромейской войны и остаться добрым. Но Борик сумел. К нему всегда шли с бедой. Любой, кому было плохо. И он умудрялся всем помочь. Действием, словом, жестом...
   Он всегда держался в нашей с сестренкой тени. Окружающие были уверены в Борькиной безынициативности и слепом подчинении 'непоседе Мстиславу'. Но если бы кто знал, сколько крайне неприятных для окружающих проделок так и остались задумками потому, что прозвучало его: 'Нет!' Споры с братом вели в пустоту. Повзрослев, мы перестали спорить, беспрекословно принимая его отрицание.
   Доброта и погубила. Те, кто был там, говорили, что Боря пожалел ромея, мальчишку лет тринадцати, стоявшего за станком 'скорпиона'. И нет, чтобы рубануть, предложил сдаться. Обещал жизнь. Но мальчишка либо оказался фанатиком, либо просто не понял с перепуга. И дернул спуск, выпустив единственный свой заряд в набегающих русов. Это была не Борина смерть. Брат не встал бы на линии огня. Но такой выстрел уносит не одну жизнь, а две-три, а порой, и больше. И Боря поставил под стрелу единственное, что могло остановить ее полет. Русинские доспехи. И себя. Никто из нас так бы не поступил. Уход в сторону на голых рефлексах. И все. Но у каждого рефлексы работают по-своему.
   Так рассказывали те, кто шли с ним в десанте. Свидетелей было много: сиверские 'пластуны', вятичские 'братья', древлянские 'детки'. Возможно, и приукрашивали, но подобный поступок вполне в Борином стиле. Любовь к людям могла перевесить профессионализм.
   Он должен был умереть мгновенно: стрела разнесла легкое, задела сердце. Не умер. Брата дотащили до палатки полевого лекарского пункта. И еще четыре часа он жил. Но всему есть предел. Мы не боги. Хотя регулярно пытаемся выполнять их обязанности.
   Нет, сейчас я почти спокоен. Время лечит подобные раны. Но слезы наворачиваются и сегодня. Воспоминания, порой, безжалостны. Мы могли писать эти записки вместе. Если бы Боря научился убивать, не думая, всех и всегда. Но это был бы другой человек...
   А Светлена спасли. Вытащили с того света. Смеян с Яриком, а потом и Галка, не отходившая от постели больного ни днем, ни ночью. Поверь, потомок, князь за операционным столом - куда меньшая экзотика, чем 'мавка', обернувшаяся заботливой сиделкой.
   Никто и не вспомнил, что парой лет раньше именно Светлен-Свенельд рассматривался, как один из главных 'злодеев'. Будущий убийца Игоря и Святослава, предатель, христианин, любовник Ольги... Древлянин стал нашим единомышленником и боевым товарищем. Этого было достаточно. А кто и кого убивал в отмененной истории... Да хрен их знает, на самом деле, мы там свечку не держали!'
  
   Царьград, лето 6449 от Сотворения мира, червень
  
   Растения бывают простые и жизненно необходимые. Вот дуб - очень важное дерево, без него пропадает стимул к вечерним посиделкам. Ежели какую сволочь нести начнет, посмотришь на охальника взором тяжелым да хмельным и объяснишь проникновенно: 'Ну и дуб же ты, Гуня!' Ну, или там Всеслав-Афиноген-Вукомил... Хотя нет, Вукомила лучше не трогать. Да и не заносит скрытника никогда. Сколько ни выпьет... Работа у него такая. И соответствующая профессиональная деформация личности. А особенно у той личности печень деформирована. Пьет и не пьянеет.
   Ни одно дерево не играет столь важной роли как дуб. Стоит только представить, как прозвучит посреди застолья: 'Ольха ты, Амфибрахий'. Или 'Ясень ты, Тринитротолуол'. Вопросы сами отпадают...
   Но не следует зацикливаться на одном только дубе. И другие деревья имеют право на жизнь в Русской словесности и культуре.
   Вот ива, например. Ивушка плакучая... Кому-то лирика всякая в голову лезет. Девушки в белых платьицах, влюбленные, обнималки... поцелуйчики над рекой... Шумное падение в эту самую речку... Визги девичьи, мол, за попу нежную мураши хищные грызут! А не фиг увлекаться! Смотреть надо, куда любимую укладываешь!
   У Серого ива всегда ассоциировалась с плачущей Валькирией. Гнётся, но не ломается, лишь все ниже и ниже склоняя ветви. Была у него когда-то студенточка из Художественного, всё на картины Васильева западала. Сергей, нет, тогда еще Серега, даже полотна посмотрел. Не впечатлило. А вот словесный образ остался. Не думал, что вживую увидеть придется. А вот довелось. Неждана. Наташа Холанева над телом умершего брата. Она и есть: плачущая Валькирия. Носится сейчас Ангелом Смерти по Малой Азии, огнем и мечом объясняя ромеям преимущества Советской власти.
   Тополь... Одно из самых любимых деревьев на Руси. Стоит хоть раз посмотреть, как серебристый тополь играет листьями на закате, или ласково погладить бок "Тополя-М", чтобы ощутить эстетику этого дерева. Эх, сейчас бы парочку 'эмок' с ядерными боеголовками... Да засадить одной по Ватикану, а другой - в район Магдебурга. Чтоб неповадно было...
   Осина... Лепесточки дрожащие... Лань трепетная растительная... Лучшее дерево для производства колов. Колы осиновые... Веревка намыленная... 'Кровавый орел'... Крест с гвоздями... Секира, меч, гильотина... Жаль, не растет в Царьграде осинка, очень бы пригодилась! Впрочем, и без нее управились... Колы можно из чего угодно вытесать... Из сосны той же. Из нее щепки во все стороны так и прут, так и прут. Сосна у нас растет, а в Царьграде тоже растет. Или не растет?
   А что растет? Много чего! Вот, например, инжир ветвями колосится. Он же фига, он же смоковница, он же винная ягода. Кличек, как у татя какого! И лиц много. Тут тебе и символ невинности, и Библейская история, и много ещё чего. Многогранно, будто совесть монаха, стыдливо, как архиепископ, пойманный с мальчиком, и распутно, словно святая Нино*!
   Инжир. Фикус листопадный. Карийский. Плоды евонные - лучшее сырье для самогонки... Ещё столетия назад наслаждался народ "сухариком", рождённым в слегка перебродивших ягодах. Лёгкая, без терпкости, кислинка, словно от виноградных косточек, всепоглощающая сладость... Подогнать идею 'толстяку' Карлссону, что ли? Хотя, какой смысл? Викинги - люди простые: что в самогонный аппарат ни заложат, всё одно сивуха получается. Хоть из инжира будут гнать, хоть из табуретки.
   Нет, смокву надо в будущее загонять. Чтобы с приходом нанотехнологий внедрили ген стекла в плоды этого самого фикуса. И станет многострадальное дерево 'самогонным'. Как приятно будет, встав поутру, подойти к генномодифицированному фикусу, сорвать бутылочку самогонки, пока дела не закрутили, и насладиться неземным вкусом...
   А то скучно у нас. Репрессий не хватает. Может, заговор раскрыть? Против Игоря. Военная верхушка. И скрытники, от 'кровавой гэбни' всего можно ожидать. Они ведь по подвалам диссидентов в фарш мясорубками мололи. Хотя, плохо мололи! Слишком много осталось. Мы их ошибки не повторим! Так, кто у нас предатели? Мстислав, Светлен, Вукомил... Олег Игоревич, конечно, который теперь Таматарханский... Кто еще?.. Жрецы христианские. Эти, архимандриты и патриархи! На немецкие деньги!.. Почему немецкие?.. Хрен знает!.. И у японцев брали! Они не дурнее паровоза, чтобы не брать, когда дают? Еще у арабов и генуэзцев... А, черт, архимандритов мы всех вырезали. Патриарху Игорь лично отделил бестолковку от тела. Топором... А кто во главе заговора у нас? Генерал Кубенин?.. Нет же его здесь! Во! Ярослав и Серый! Русины проклятые! Светлена завербовали в 926 году, через Галку Багранову! Она агент с дореволюционным стажем... Вука... Погоди, Серый - это же я!
   Воевода пошевелился на койке, обвел мутным взором индивидуальную палату-шатер и хрипло спросил задремавшего 'медбрата' сидящего у изголовья:
   - Вы что мне колете, ироды?
   - Обезболивающее, воевода, - пробасил тут же проснувшийся отрок, не обращая внимания на непонятное слово.
   - Врача зови, скаженный! В гробу я видал лекарства, что с них такие приходы ловятся!.. В белых тапках!..
  
   Примечание
  
   Святая Нино - крестительница Грузии. По официальной версии убедила царя Грузии Мириана принять христианство, своевременно организовав солнечное затмение. Серый же считает, что молодая красивая женщина использовала куда более простые и действенные методы убеждения.
  
   Книга
  
   'Скорбь скорбью, а война на падении Царьграда не окончилась. Ромейская армия разбита, столица захвачена, но стоит пустить дело на самотек, пройдет несколько десятков лет, и государство ромеев возродится фениксом из пепла. И неизвестно, найдутся ли силы, способные повторить наш успех.
   Мы вырезали раковую опухоль, но оставались метастазы... Восточная ветвь христианства еще не была уничтожена. Предстояла большая 'чистка'. И большая 'разборка'. Первое - на всей территории Малой Азии. Города с ромейскими гарнизонами, монастыри, рассадники идеологии врага, армии наместников... Все, мимо кого мы проскакивали в сумасшедшей гонке, спеша нанести смертельный удар в сердце империи.
   Второе - здесь, в Царьграде. А так же в Болгарии и Трансильвании. Надеяться, что в Риме не заметят произошедшее, не приходилось. Все же, в то время, трещина, пошедшая по христианству, еще не достигла размеров пропасти. И католики не воспринимали православных врагами, худшими, нежели мусульмане. Отдавать город и проливы никто не собирался, но и воевать с объединенной Европой мы пока готовы не были.
   Дипломатические пируэты требовали присутствия высших чинов нарождающегося государства. И Игоря, и Ярослава. Светлен был прикован к постели. Я и Серый тоже ранены, хоть и не столь серьезно. Изя еще играл в 'салки' в Болгарии, перестав, правда, бегать от стратигов и начав их гонять. А руководить 'чисткой' оказалось некому.
   Я всегда считал себя заводилой в нашей тройке. Оказалось, ошибался. Заводилой была Наташка. На Большом Совете Неждана заявила претензии на руководство, и Совет неожиданно согласился. Я еще могу понять наших, привыкших к сестренке с детства. Но почему под руку женщины были готовы пойти Рубец и Щарах, а также Куркуте и Ипиоса, осталось загадкой до сих пор. И ведь не на словах степные 'лыцари' обещали. Действительно, пошли под командование. И за весь поход ни одного взбрыка. Даже Игоря Безжалостного так не слушали.
   Операцию сестренка провела образцово-показательно. Ее знаменитое 'крови по щиколотку!' звучало и выполнялось лишь в тех редких случаях, когда встречалось сопротивление. Если город или поселок сдавался без боя, простых жителей вообще не трогали. 'Верхушку' изгоняли, грабя подчистую, порой до нательного белья. Вояк распускали, предварительно обезоружив, но чаще брали на службу, создавая 'штрафные батальоны'. Естественно, что такие подразделения шли в бой первыми. Но что поделаешь - традиция, освященная веками.
   Население на мелкие нюансы не обращало внимания. Им хватало простого понимания: лапы в гору задрал - дупа целая! Уже Никея встретила русов открытыми воротами и... подносами с головами городской верхушки. Видимо, у горожан оказалось крайне своеобразное понимание ритуала 'хлеба-соли'
  
   Магдебург, год 941 от Рождества Христова, июль
  
   Стражники на южных воротах не спали. Издалека заметив торопящийся к городу кортеж, быстро разогнали по обочинам телеги сервов и купеческие возы. Владельцы даже самых невезучих, сброшенных в придорожную канаву, оценив общую нахмуренность и бликующие на солнце острия копий, спорить и возмущаться не решились.
   Кавалькада без задержек миновала ворота, пронеслась по улицам и влетела на дворцовую территорию.
   Генрих соскочил с коня, швырнув поводья в лицо подбежавшему слуге. В миг проскочил длинную череду коридоров, взлетел по лихо закрученной винтовой лестнице... Король ждал в рабочем кабинете, монаршьей волей вознесенном на сорок локтей ввысь.
   - Я рад приветствовать Ваше Величество...
   Оттон оторвался от изучаемого листа бумаги. Посмотрел на принца, замершего в поклоне.
   - Генрих, - сморщился он, словно от зубной боли, - мы одни! Какого черта ты расшаркиваешься, как придворный павлин?! Успешно съездил?
   - Да, Отто!
   - Отлично! Дождемся Бруно, расскажешь сразу обоим. У нашего младшенького не голова, а подлинный амбар! Всё запоминает, - король зазвонил в колокольчик и бросил вошедшему слуге. - Бруно ко мне.
   Но младший брат уже и сам входил в кабинет.
   - Здравствуй, Генрих! Увидел в окно твоих людей и подумал, что буду нужен.
   - Правильно подумал, - одобрил Оттон. - Садитесь, и приступим!
   Младшие устроились в креслах.
   - Альберих оценил угрозу. Иначе бы не согласился практически сразу, - начал доклад Генрих. - Их Святейшество, тем более, не возражал. С Гуго возникли некоторые трудности.
   - Что, - удивился Оттон, - король Италии не хочет воевать за веру?
   - Король Италии хочет воевать за деньги! - презрительно скривился средний брат. - Сейчас он собирался пойти на Беренгара! Решил, что если у него отхватили Рим, то приобретение Ивреи частично возместит горечь утраты. Впрочем, мы все отлично знаем, какие доводы наиболее действенны для этого ростовщика в короне!
   - То есть, замысел нашего 'крестового похода' ему понравился? - с усмешкой уточнил Оттон.
   - Точно, понравился, - подтвердил Генрих. - Если поход не будет направлен против него. Беренгар тоже в игре.
   Король снова улыбнулся:
   - Ты хорошо поработал, мой любезный брат!
   - Не слишком, - вздохнул Генрих, - К сожалению, все приготовления требуют времени. И времени немалого. Первые отряды выдвинутся через месяц. Да и то, если на подобное чудо будет воля Господа...
   - Неудивительно, - сказал Оттон. - Людовик Заморский, Герберт Вермандуа и Гуго Великий согласились на время забыть о взаимных претензиях. Но это тоже требует времени. И тоже, как мы все понимаем, немалого. Людовик отправил верного человека к Эдмунду. Если тому удастся договориться о перемирии с Олафом, а к нему поехал архиепископ Кельнский, получим валлийских лучников. Я ничего не забыл? - Оттон перевел взгляд на младшего брата.
   - Норманны тоже поучаствуют в общем веселье, - добавил Бруно. - Горм Старый согласился на перемирие. Что, впрочем, совсем не означает, что какой-нибудь из нищих ярлов не решится под шумок разграбить деревеньку - другую. Но пока все соберутся, начнется осень. И вместо похода получим барахтанье в грязи и болотах. Бесцельное и бессмысленное барахтанье. К тому же, распутица порождает голод. А где голод, там и разбегающиеся по округе воины. Русы успеют вернуться с юга и будут смотреть на нас, не скрывая злорадства...
   - Может, ударим своими силами? - спросил Генрих. - Пока русы бодаются с Романом.
   - Рискованно, - вздохнул Оттон. - Ты же знаешь, как ныне воюют славяне. Они поумнели, да и до этого не грызли щиты. Пока дойдешь, треть войска из засад повыбивают. А еще обратно... Не хочу терять своих воинов. В авангарде должны идти люди Людовика и обоих Гуго. Нет, использовать уход войск русов на юг не удастся.
   - Жаль... - протянул Генрих. - Очень жаль...
   - Еще как жаль! - согласился король. - На юг ушли огромные силы. Кстати, а что говорят в Италии о походе русов?
   - Константинополь потерял флот, но сумел перебросить армии с Востока. А еще у них не получается навязать русам сражение. И мне кажется, что правильной битвы не будет. А в Болгарии мадьяры. Грабят.
   - Они это умеют, - согласился Бруно. - А что произошло с флотом?
   - Толком никто не знает. Выживших мало, а сумевших хоть что-то понять еще меньше. Насколько я понял, до боя дело не дошло. Большая часть эскадры сгорела чуть ли не на рейде. Что-то случилось с их огнеметами. Притом, полыхнуло на многих кораблях сразу.
   Оттон изогнул в удивлении бровь:
   - Не сладили с огнем? Не похоже на ромеев.
   - А тем временем русы разбили хазар. И как-то очень уж легко...- задумчиво добавил Бруно. - Нет, Ваше Величество, лезть на Восток нашими силами нельзя ни в коем случае. Нечисто что-то. Но прощупать бы надо...
   - Что прощупать? И как?
   - Есть одна мысль, - произнес младший брат. - Как говорили римляне, 'divide et impera'. Или, еще лучше, славянская присказка: 'Клин клином вышибают'. И я знаю, кто будет этим клином...
  
   Малая Азия, лето 6449 от сотворения мира, серпень
  
   Ночь. Негромко потрескивают в огне поленья. Языки пламени выхватывают из темноты лица, чтобы через мгновение вернуть тьме минутную добычу. Тихий перезвон гитары, инструмента далеких земель и неблизких веков. Чуть хриплый голос певца... Идиллия...
   Туристы на привале? Не похоже. Ни маленьких ярких палаток, ни ковриков. Меховые и войлочные кошмы. Конское ржание, вплетающееся в песню... Нет, не туристы...
   Мальчишки в ночном? Ох, непохожи собравшиеся у костра на детей. Не тот рост, не тот разворот плеч. Мечи на поясах, топоры под руками, суровые обветренные лица. Отблески пламени на кольчугах... Из темноты вдруг проступит украшенное затейливой татуировкой лицо спола. Или высветятся длинные усы сиверского атамана... Блеснет фиолетовым отливом, практически черным в темноте, чуб древлянина... Сползет по плечу печенежская коса... И снова исчезнут в темноте... Совсем не мальчишки.
   Воины. Не играющие в 'историю', а делающие ее своими руками. И пальцы, перебирающие струны, привычны не только к грифу. И не столько...
   То ли в небыль, то ли в быль, то ли в грязь,
   За поводья зацепившись броней,
   Как осенний лист, с коня падал князь.
   Падал так, как лишь влюблялся порой.
   Песня не летит вольной птицей над хребтами Малоазиатского нагорья. Ее не слышно уже в полусотне шагов от костра. Песня шепчет. Каждому своё, личное, сокровенное, выстраданное в долгих походах и кровавых схватках. И снова врываются в ночной хазарский лагерь вислоусые сивера, насаживая на пики растерявшихся врагов... Расстреливают в упор обреченных ларисиев вятичские самострельщики... Открывает ворота Дербента древлянский 'спецназ'... Разрывают строй воинов Ширваншаха клинья дружинной конницы... Открываются ворота армянских городов... Срезаются слабые заслоны ромейских отрядов... Ложится под копыта печенежских коней сухая земля гористой полупустыни... На Царьград!..
   Падал так, что леденело в груди,
   Так, что ворон уж кружил над виском.
   Падал так, что у него позади
   Шевелилась степь сухим языком.
   Бьют в щиты Киевской дружины копья ромейских латников... Топоры викингов рубят наседающих ромеев... С диким ревом выметывается конная лава засадных полков... Разворачиваются турмы, слепя блеском начищенных доспехов атакующих... Неудержимым потоком устремляется вперед клин клибанариев... Доместик восточных схол вскидывает руки к древку стрелы... Самострельные залпы выкашивают шеренги дефензоров... Перемешались в беспорядочной яростной рубке печенеги: союзники русов и наемные отряды ромеев... Огромный урман, насаженный сразу на два копья, наносит последний удар топором... Сиверские пики вонзаются в спины фаланги... Багряночубые всадники сметают букилариев уже мертвого военачальника... Легионеры врубаются в строй сиверов... Опрокидывающий удар дружинной конницы... Дрожит в глазнице стрела... Чекан с хрустом пробивает пластины кирасы... Валится на землю сдернутый арканом 'живой танк'... Катится голова, снесенная ловким ударом... Самострельные болты прошивают тела насквозь... Камень баллисты сплющивает отряд латников... Падает с коня князь Светлен...
   Падал так, что ветер выл в стременах.
   Падал, что-то вороному шепча.
   Падал так, что зеленело в глазах,
   Так, что где-то вдруг погасла свеча.
   Воины, выскакивающие из подземного хода... Новгородские соймы в бухте Золотой рог ... Высокий короткостриженный воин с развороченной стрелой 'скорпиона' грудью... Мальчишка в пародии на доспехи, разрубленный в куски... Падающие со стен стражники... Камни трофейных баллист, разносящие стены дворцов и храмов, где засели последние защитники, не желающие умирать бесславно ... Старик, насаженный на пику - Император Роман... Катящаяся по полу голова Константина Багрянородного... Патриарх Феофилакт Лакапен, утыканный стрелами... Погребальные костры перед стенами...
   Пахло дымом оперенье стрелы,
   Пахло юностью отцово седло.
   Все быстрее приближалась полынь,
   Да из пальцев уходило тепло.
   Горящие города... Воины, врывающиеся в пролом стены... Убитые на улицах... Развалины монастырей... Всадники, рубящие бегущих... Открытые ворота и подносы с головами городской верхушки... Ночные броски... И снова горящие города и селения... И трупы... трупы... трупы...
   И все дальше становился закат,
   И все ближе было небо к лицу.
   Все светлее с каждым мигом был взгляд,
   И совсем уж близко сын был к отцу.
   Не туристы, и не мальчишки. Воины, не один раз купавшиеся в крови. Без счета убивавшие врагов. Не знающие пощады и снисхождения. Готовые убивать, убивать и убивать. Терявшие друзей. Нежные и ласковые. Где-то там, за спиной, остались семьи... Жены, дети, старые родители... Не всем суждено вернуться. Завтра новый марш, новые враги и новые схватки. Снова будут гореть города и рушиться храмы. Армия идет вперед, оставляя за спиной развалины, порубленные тела и погребальные костры. Боги войны собрали жертву не до конца...
   А сегодня короткий отдых. Ночь. Пляшущее пламя костра. Тихий перебор струн. И хрипловатый голос певца...
   ...Как осенний лист, с коня падал князь...
  
   Примечание
  
   Песня Алексея Витакова
  
   Книга
  
   'Впрочем, сестренке пришлось проявить не только дипломатический с карательным, но и полководческий талант. Честно говоря, наш 'Генштаб' не ожидал от арабов такой прыти. Пока мы чинно и мирно вкушали армянские деликатесы, попутно обустраивая дела на Мраморном море, аль-Муттаки, всего год назад пришедший к власти, объявил джихад по русские души. Что подталкивало халифа сильнее, возмущение по поводу захвата Дербента с разгромом Ширваншаха, или слава Харуна аль-Рашида, теперь не выяснить. Но коротышка умудрился собрать приличную армию, что сделать в разваливающемся государстве совсем не просто. Причем, собрал он ее достаточно быстро. Складывалось впечатление, что арабы собирались передраться между собой, а халиф вовремя сумел 'перевести стрелки' на нас.
   Неждана, даже со 'штрафниками', проигрывала в численности в полтора раза. Может быть, преимущество в вооружении и уравнивало шансы в лобовой стычке, но победа обошлась бы дорого. Да и неизвестно, чем драка могла закончиться. Воинская удача крайне непостоянная штука.
   Сестренка начала нашу любимую игру в салки. Войско поспешно отступало в сторону Армении. Двинуться на Константинополь, оставив в тылу подобную силу, противник не решился и отправился следом, словно бычок на веревочке, постоянно отмахиваясь от летучих сиверо-печенежских отрядов.
   В опережение войска на северо-запад рванула сотня Прилука, а в противоположном направлении двинулся одинокий человек в сопровождении большой черной собаки. Оба своей цели достигли. Русину не пришлось долго уговаривать армянского царя нарушить мирное развитие государства. Это в нашей схватке с ромеями Аббас предпочитал всех кормить и ни с кем не воевать, ожидая, чем кончится заварушка. К арабам царь относился куда хуже, прекрасно представляя будущее страны под мусульманским владычеством. Не впервой.
   И когда, после двухнедельной беготни за врагом, воины ислама влезли-таки в подходящее ущелье, выход перекрыли не только наши войска, но и армянские. Еще ценнее была их помощь в подборе нужной расселины, ведь наши знания Малого Кавказа несколько опережали действительность. А вход закрыли печенеги и... согдийцы, решившие под шумок сбросить 'ненавистное арабское иго'. А вот с какой радости или перепугу ими командовал человек с русинским луком и большой черной собакой - отдельный вопрос. Все-таки, таджик нам достался очень непростой. Был бы здесь Вукомил... Скрытник, наверняка, по привычке что-нибудь да нарыл бы, а потом, по той же привычке, все бы улыбался и отчаянно зажимал оперативную информацию. Но Вук остался в Киеве, а больше никто и не стремился особо копаться в прошлом боевого товарища. Запертые в узком, простреливаемом с боковых склонов ущелье, арабы могли сопротивляться, могли не сопротивляться. Вообще, могли делать что угодно. Не могли только отменить свой разгром.
   Единственная неожиданность в этом бою - стрела в голове халифа оказалась без черного волоска. И вообще печенежская. Шамси оставалось развести руками и горько сказать: 'Сектаны кисмет'... Впрочем, радости он не скрывал. А уж авторитет поляницы возрос до небес. Особенно, если учесть мизерность потерь...
   Дипломатические 'разборки' тоже проходили успешно. Убедившись, что Константинополь теперь называется Царьградом, и надолго, генуэзцы и венецианцы заключили торговые договора и тихо отбыли восвояси. Настолько тихо и безропотно, что и ежу было понятно: дело пахнет большой войной. Вопрос - когда. Мы были слишком далеко от родины и еще не знали, что война эта уже началась...'
  
   Окрестности Волыни, лето 6449 от Сотворения мира, серпень
  
   Вашко перевалился на живот. Устаешь лежать в одном положении несколько часов подряд. Он же не снайпер, в конце концов, со стальной задницей. Да и пусто сейчас в округе. Гости далеко. Им еще идти и идти...
   Сквозь переплетение веток ухоронки небо видно было замечательно. Раскаленный солнечный диск почти над головой. Перевернутый купол ярко-голубого цвета. Безжизненный. Жарко... В полдень все живое норовит укрыться от палящих лучей. Лишь черным крестом раскинулся силуэт пустельги. Сокол высматривает добычу. А может, и нас. Только хорошее зрение - не подмога. Надо знать, где искать, кого искать. Ну а, обнаружив искомое, не обмочить с перепугу перья.
   Весеннее половодье натащило на своей мокрой спине громадную кучу лесного мусора, соорудив внушительный на вид 'бурелом'. Река журчала где-то впереди. Даже не река - ручей. До того, как начнут таять многосаженные сугробы, еще надо выпасть снегу. А нам до снега - дожить. Если будет на то удача и судьба.
   Но, чтобы дожить, есть все возможности. Послезнание, опыт. И замечательная позиция, выходящая точно на переправу, через которую совсем скоро пойдут на Киев враги...
   Когда Вукомил ткнул пальцем в карту, Вашко засомневался. Но, оказавшись на месте, понял, что зря он не поверил скрытнику.
   Вашко перевернулся обратно. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Поморщившись, выгреб из-под живота сучок, норовящий впиться в брюхо. Тяжела ты, судьба догоняющего или ждущего.
   Хорошо сейчас тем, кто хазарам неразумным мстит или с ромеями в прятки играет в черноморских степях и дунайских перелесках, маршируя пыльными шляхами к Босфору. Болгары молоком угощают, хлеб на расписных полотенцах выносят, танки цветами забрасывают... Какие, к бесу, танки? Совсем перегрелся ты, Вашко, сын Серого. Точно. Это все жара гребаная. Последняя соображалка в пот уходит. А если бы тебя на Аравию послали, арабцев примучивать? Наша удача будет, если не стукнет такое в голову ни Игорю, ни Яру. И вообще, жара - не для русского человека. Это Мбумбе за счастье. А нам прохладу подавай. Или хотя бы пиво холодное...
   ***
   Вот у Вукомила в службовых покоях было именно так, как Вашко любил. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух не было. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где ковалась днем и ночью державная безопасность. Предшественники Вука, как он просил себя называть, когда кругом никого не было из посторонних, были те еще кроты. Точной глубины Вашко не знал, но по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению, мог сказать, что саженей на пятнадцать вниз заглубились.
   В горнице, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоял здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. И свисала с потолочной балки кабанья нога. Тщательно закопченная по всем правилам. Вкусная...
   Кроме еды, в горнице хватало интересностей. Когда Вашко первый раз сюда попал, то долго стоял перед огромной мордой, висящей на стене. Морда по всем параметрам была похожа на кошачью. Только размерами превосходила любого 'прошловременного' тигра раза в полтора. И у тигра нету кокетливых кисточек, венчающих уши. И клыков таких нет. Не помещающихся в пасти. На естественный вопрос Вукомил скривился, мол, нашел чему удивляться. Лютый зверь, он и есть лютый. И любого бабра, не говоря уже про рысей или пардусов, жрет по паре штук на завтрак.
   Лютый оказался не единственным чучелом, которого Вашко, вроде бы ладивший и с зоологией и с палеонтологией, опознать не сумел. Всяческих 'коркодилов' разнообразнейших видов в подвале ровным счетом пяток висел, лежал и стоял. Даже снежного человека следы обнаружились. Вернее, не следы, а дубина в человечий рост. 'Дивова зброя', уточнил Вукомил.
   Вообще, как ни странно, но Вашко стал частым гостем здесь. Общий язык нашелся мгновенно. Вукомил не всю жизнь плел интриги и врагам зубы напильником стачивал, а Вашко, оставшийся за старшего в деле подготовки молодого пополнения, не забивался в ракушку воинского умения, почитывая временами умные книги. Ну и пиво оба уважали. Особенно холодное... Вот и раза два-три в седмицу собирались. Лясы поточить, языки почесать, окорок поглодать.
   Короткий стук в дверь. Вернее, даже не стук, а так, намек. В горницу ввалился паренек, исполняющий обязанности старшего по подземному поверху. Ошалело пуча глаза, кивнул обоим 'старшакам', вручил Вукомилу маленький, замусоленный кисет, и убежал, дробно колотя пятками по деревянному полу.
   Скрытень не торопясь отставил запотевший кубок, по боку которого тут же сползла тоненькая струйка. Развязал завязки кисета, вытащил 'посланку', вчитался, пробежал взглядом еще раз. И молча кинул Вашко. Тот долго смотрел на кусочек бересты, плотно-плотно испещренный мелкобуквием. Кое-какие значки угадывались, будучи схожими с написанием в родной кириллице, и не менее родной, но не такой близкой глаголице.
   - Это что?
   - Это? - переспросил Вукомил, вынырнувший обратно из задумчивости. - Это - 'звиздец', как любит говорить один наш общий знакомый.
   - ...? - всем своим видом изобразил Вашко.
   - Это западные поляне с князем Лешеком во главе решили нас потрогать за вымя...
   - Звиздец... - только и нашел, что ответить Вашко. А потом, мигом собравшись: - Откуда, какими силами, в каком направлении?
   - Из Гнезно, много, на Киев, конечно... В дупу твою маты - курву йматы! - выругался на сиверском спокойный обычно Вукомил. - Не ожидал от Льстимира. У нас всех войск - ополчение, да новиков чуток. Не остановим.
   - А по времени? Подучить, поднатаскать... Засаду поставить...
   Скрытник только головой покачал.
   - Даже за стенами не отсидимся. И чудо-харалуг ваш не поможет. Смотри...
   Вук рассказывал, водя пальцем по русинской 'карте', обрисовывая варианты, намечая направления обходов и ударов, а Вашко мрачнел с каждым новым словом. Не видя выхода. Кроме одного. Почти запрещенного. А потом решился. Для этого и брали. На крайний случай. Прямая угроза разрушения Киева - крайний? Решился... И стало легко и просто.
   - Знаешь, - вдруг улыбнулся русин, - не так уж все плохо.
   И пропел, глядя на непонимающе уставившегося на него скрытника:
   На любой их вопрос,
   У нас есть свой ответ.
   У нас есть пулемет,
   А у них его нет!!!
   И оскалился столь многообещающе, что привычного ко многому Вукомила даже передернуло.
   - Что, еще прикопаны какие русинские штучки?
   - А то! С тебя, друже, три десятка коней докупно к нашим. И людей своих дашь. Нет, твои в Киеве нужны. Франка возьму с его ребятами. А ополченцы - пусть дома сидят!
   - Почему?
   - Драпать будут быстрее пшеков, - пояснил Вашко. - Только те обратно, а наши в другую сторону. А вообще, я, наконец, понял, за что с детства пшеков не люблю. Нет, не за 'марш сифилитиков'! 'Исчо Пшекська не сгинела, но вже трохы-трохы...'.
   - Вот как скажешь чего порой, так хоть в окошко сигай... - криво усмехнулся Вукомил. - Опять ваши русинские штучки? Велес в свидки, лучше бы богами прикинулись! Голову бы ломать не пришлось.
   - Задача толкового воина не прыгать геройски в окошки. А противника туда выкинуть. Можно тоже геройски, - ответил Вашко, проигнорировав окончание фразы.
   - Дурак ты малолетний, вот что сказать хочу.
   - От волхва слышу...
   ***
   И пиво не допили, вспомнилось вдруг с горечью. Так, наверное, и простояло, пока не закисло. И вылил его Вукомил, брезгливо морщась, в дырку местной канализации...
   ***
   Робберу де Крайону тоже осточертело лежать на одном месте. Но франк куда старше русина годами. Умения - умениями, а десятилетия боевого опыта ничем не заменишь. Не первая засада, и будет на то воля Господня, не последняя.
   Давно уже привык с подругой аркебузой
   В безумный час ночной постель свою делить.
   Но призрачные дни нанизаны, как бусы
   На тоненькую жизнь, непрочную, как нить,
   - по-русински вполголоса пропел Роббер.
   Непривычные слова. По-росски Роббер говорит, а этот язык другой, хоть и похож. Но уж больно понравилась песня, случайно услышанная еще в Шаркиле. И понял-то, дай Бог, одно слово из трех, но ведь зацепило! Как закончил договариваться со Снежко, разыскал того парня, что пел, и вытряс слова под запись. И пусть часть оказалась непонятной, но... Про него оказалась песня. Про де Крайона, наемника, солдата, перекати-поле. Про него и его бойцов. Про Джамаля и Сейфуллаха, братьев из Багдада. Про датчанина Харальда и венецианца Маттео. Про васконца Истуэту и черного, как уголь, Мбумбу, двадцать лет назад бежавшего с ромейской галеры... Вот и напевал теперь де Крайон почти непрерывно...
   Удачи не сыскать. С другим Удача блудит.
   Кумира не найти. Кто платит, тот велик.
   Мы не один престол преподнесли на блюде.
   И не один костёр на троне развели!
   А если эта засада и последняя в его жизни, то Вашко обещал, что Шарля русины возьмут в обучение. Вырастет сын бойцом похлеще отца. Только этот вопрос и задал наемник, когда Вашко предложил задержать армию полян силами его отряда. Виданное ли дело, ввосьмером на сотни. Или тысячи? Какая разница...
   - Почему мы? - спросил тогда Сейфуллах.
   - Мне нужны те, кто не боится схватиться с чертом, - сказал тогда русин. - Или с шайтаном.
   - Вах! - картинно закатил глаза араб. - Сразиться с шайтаном - работа для меня. Не зря меня зовут мечом Аллаха*! И моя сабля достойна самого Пророка! Но остальным тоже нужно оружие богов!
   - Будет, - заверил Вашко.
   Обманул. 'Пулеметы' вышли из под рук людей. Непонятно, кто и где придумал такое, но ни бог, ни черт не имеют к ним отношения. Людьми и для людей создана эта квинтэссенция смерти, воплощенная в металл и дерево. Трудно обмануть того, кто всю жизнь провел с оружием в руках. А это всего лишь оружие. Очень большой и скорострельный арбалет. Вернее, тот самый, поминаемый в песне аркебуз. И стреляет так же, кусочками металла. Только нет 'плеч' и прорезей для тетивы в стволе. Кто умеет обращаться с одним оружием, освоится и с другим, похожим. Если действительно хорошо умеет. И грохот не помеха, и та самая 'отдача'...
   Теперь за жизнь свою я и гроша не дал бы.
   Фортуна, подмигнув, ушла гулять с другим.
   Седое вороньё давно привыкло к залпам.
   И колокол устал петь похоронный гимн.
   Не верил де Крайон, что кто-нибудь выберется из этой переделки. Да и русин не верил. Видно было по тому, как глядел на стены города, оставшиеся за спиной. И 'пулеметы' не спасут, и те 'мины', что разложил Вашко по берегам реки. Сильное оружие, но не всемогущее. И у князя Лешека хватает людей, не боящихся ни бога, ни черта. Прорвутся, не считая убитых, и через взрывы 'мин', и через 'пулеметный огонь'. Прорвутся и обрушат мечи на головы стрелков. Вот только тяжелой ценой достанется Льстимиру победа. Настолько тяжелой, что придется поворачивать домой. Не до Киева станет 'пшеку'. Смешное слово. Много у русинов смешных слов... Остановить западников можно. А вот насчет выжить... Только на Бога и надежда. Или на богов...
   Рубаху на бинты! Бог даст, не околеем,
   Ты видишь этот дым большого очага?
   Там пир идёт горой, там вороны - лакеи.
   Огонь уже развел зловещий кочегар.
   Не рассчитывает Вашко выжить. Хочет от Киева беду отвести. Ценой их жизней. И свою кладет. Хороший командир не прячется за спинами подчиненных. Вашко хороший. Русины все такие. По крайней мере, все, кого видел Роббер. Что ж, франк - наемник. И ему авансом заплачено за смерть. Всем заплачено. Отсрочка, полученная в Шаркиле, подходит к концу. Пришло время отдавать долги. Раскусил их Вашко. Будто знал слабое место. У наемников редко бывают дети. Нет, у каждого есть... И много. Где-то, неизвестно где. Плоды права победителя или мимолетной любви, перехваченной на коротком ночлеге. Но дети, живущие с отцом - огромная редкость. И такой ребенок большое счастье и большая беда. Мало кому из наемников повезет встретить старость. И дети ненадолго переживают отцов. Что может де Крайон дать Шарлю? Не этот бой, так следующий. Или через один. Раньше или позже весь отряд ляжет под дерновое одеяло. И тогда дети, все трое, умрут от голода. Но сегодня можно купить им жизнь. Долгую и хорошую. Слово русины держат, уж в этом бургундец успел убедиться. А значит, осталось не ударить в грязь лицом. Показать: наемные бойцы умеют сражаться и умирать, как никто другой.
   Де Крайон всем телом ощутил еле заметную дрожь земли. Хорошо знакомую дрожь, вызываемую слитным ударом множества шагающих ног. Подал знак отряду и повернулся к русину, собираясь сообщить и ему. Но Вашко кивнул, предупреждение стало ненужным.
   Мы ждём, когда судьба ударит в барабаны,
   К прицелу бомбардир, прищурившись, приник.
   Уже горит фитиль и наготове банник.
   Ликует вороньё, а колокол охрип
   Роббер еще раз проверил необычное, но уже знакомое оружие, убедился, что меч лежит именно там, где должен, и приник к прицелу...
  
   Примечание
   Сейфуллах - Меч Аллаха (араб.)
   Песня Юрия Аделунга
  
   Царьград, лето 6449 от Сотворения мира, серпень
  
   - Светик, золотце моё, ты не устал?
   Здоровенный, хотя и исхудавший 'Светик' потеребил татуированной рукой кончик фиолетового чуба. Горазда Галка словечки придумывать. Но не сердиться же на девчонку, добрый месяц без роздыху просидевшую у княжеской койки. А уж после ночи, когда она стала его женой по-настоящему...
   И не забыть, что ее 'целибат' оказался не выдумкой, чего Светлен ну никак не ожидал. И что князю неожиданно оказалось приятно. Вот уж не думал, не гадал, что подобные вещи его задевают. Светлен попытался вспомнить, кто из первых четырех жен выходил за него девственницей, а кто - нет, и не смог. Ну не волновали никогда подобные мелочи! А тут...
   Ладно, неважно. Надо наслаждаться жизнью. Раз уж остался в Яви вопреки зову предков... Говорят, Ярый лично с Мораной бился за его душу. А 'мавка' отпугивала посланцев Черной Богини нежными руками и фиолетовыми волосами. И справилась, хоть и не скажешь по виду, что по силам ей такое. Видно, и вправду, помогают девчонке южанские боги. Или русинские? Спросить, что ли?
   Ни к чему. Вновь засмущается и будет неуклюже уходить от ответа. Видно кривду речь не хочет, а правду не может. Так и нечего из ребенка соки тянуть. Главная тайна русинов решена давно. Не враги они - друзья. Даже братья. А мелкие тайны разрешатся. Сами все обскажут, как время придет. Видно, пока не пришло. Галчонок, правда, проговаривается регулярно, но цельная картина пока не складывается. Вот пусть об этом у Вука голова болит...
   Улыбнулся, ласково погладил девушку по плечу.
   - Ты на меня обопрись! Или давай вернемся, полежишь!
   - Ни к чему. Лепо всё.
   - Может, хоть посидишь?
   - Да не устал я.
   - Ты же раненый! - задумалась на миг. - Зато я устала! Пойдем, вот на тех камнях посидим!
   Не умеет 'мавка' врать. Совсем не умеет. Чтобы ее хитрости насквозь видеть, не надо скрытником быть. Но почему и не подыграть? Дошли до камней, присели. Неугомонная девчонка и пяти частей не выдержала. Только и хватило - спросить, куда забрались. А откуда ему знать, только выходить начал. Храм здесь какой-то был. Сильно, видимо, сопротивлялись жрецы, здорово побили божий дом. Слабый у христиан бог, не сумел защитить внуков да правнуков. И то сказать, против той силы, что они собрали, ни один бог не устоит, верно русины говорят: от людей всё зависит...
   Хорошо, когда не надо никуда спешить, бежать, выдергивать из ножен меч, боясь не успеть, рубить кого-то. Зато можно сидеть, обнимая любимую женщину... Любимую? Да, пожалуй. Не первый день на свете живешь, князь, пора от истины не прятаться в норку своей души. Давно не было такого. Да никогда не было. Каждая любовь - она особенная, неповторимая. Можно каждую первой считать...
   Вот в этот раз прогулки под луной в дело пошли. Ну, не совсем под луной, кто же раненого князя по ночам отпустит шляться по захваченному городу? И днем-то чуть не полусотня добровольной охраны сопровождает. Делают вид, что прогуливаются неподалеку. Стрибожьи дети, мать их! И попробуй уединись тут с молодой женой!
   Обнял девчонку покрепче. Рука прошлась по волосам, по щеке, плечу, скользнула на грудь... 'Мавка' встрепенулась, задышала чаще...
   - Что, прямо здесь?
   Голос чуть хрипловат.
   - Не хочешь?
   - Хочу! А эти? - неуверенный кивок в сторону охраны. - Не отвернутся ведь!
   - Эти? Не, не отвернутся, - усмехнулся, поцеловал в губы. - Пусть смотрят. И завидуют.
   - Да? Сейчас!
   Галка подскочила, вывернулась из-под руки, стремглав подбежала к стене храма и начала активно царапать кинжалом камень. Странная девчонка. Смешная. А ведь чуть не зарубил ее. Дважды. Когда в первый раз увидел, на корабле арабском. И потом, когда чуб покрасила. По всем правилам должен был зарубить. Что удержало? Везение ее пресловутое? Или Серый с Вашко и Изяславом? Или что-то другое? Предчувствие удачи, нужности этой странной девчонки... А жена перестала, наконец, ковырять стену, сделала пару шагов назад, оглядела надпись, довольно улыбнулась и вернулась к мужу.
   - Ну как?
   Светлен посмотрел на результат ее усилий.
   - Неплохо. Главное - четко, понятно и надолго.
   Галка перевела взгляд с князя на развалины храма. Потом обратно на князя. Девичьи руки обвили его шею, а губы тихонько шепнули в ухо:
   - А теперь пусть смотрят! И завидуют!
  
   Кордно - Царьград, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
  
   Уйти в отпуск снова не вышло. Новая должность требовала постоянного присутствия в службице. Лютому оставалось только удивляться, каким образом Пинегин справлялся с потоком бумаг, обрушившимся теперь уже на нового начальника. Зато стало понятно, почему Брячислав Свержин, бывший заместителем у старого воеводы, категорически отказался занять освободившееся место, предпочитая остаться на прежней должности.
   Впрочем, тот причин решения и не скрывал.
   - Ты молодой, Буривой Володимеров, - говорил 'вечный зам', усмехаясь в роскошные 'воеводские' усы, - тебе по службе расти надо. А мое дело - до выслуги дотянуть и на отдых заслуженный уйти, внуков нянчить! А работа начальническая меня, старика, за год до цугундера доведет! И понесут на костер, с наградами на подушках.
   Свержин, конечно, прибеднялся. На 'старика' кряжистый пятидесятилетний мужик никак не тянул. Хотя внуков имел. Точнее, двух внучек. Появление на свет первого внука ожидалось по зиме. Помощь в работе, однако, заместитель оказывал огромную. Без него свежеиспеченный воевода просто утонул бы в текучке.
   Откровения Брячислава заставили Лютого задуматься о происхождении слова 'цугундер', славянским, по всем признакам, никак не являющимся. 'От Изяслава, что ли пошло? Или еще от кого из русинов? - размышлял воевода. - Тьфу, черт, скоро русины на каждом углу мерещиться будут! Пошло и пошло, какая разница? 'Цугундер' этот к делу не пришьешь! Окажется, что какой-нибудь Гуня Порубов* половину слов невнятно выговаривал, а многочисленное потомство разнесло батины выражения по всему княжеству. Чтобы ты голову ломал, а не делом занимался! Так что, все мудрствования побоку, и работать. Может, тогда и вырвешься на выходные с детьми!'
   Однако, как ни рвал жилы воевода, дела кончаться категорически отказывались. Жена вернулась с летнего отдыха страшно обиженная на 'бросившего' ее мужа, но, узнав про новую должность и, главное, размер оплаты, поутихла. Любава вообще много чего спускала Буривою с рук, скорее всего за то, что второй женой он не обзавелся и пока не собирался. Всеславу же и Вилене на папины рабочие заморочки было наплевать, но проведенное без отца лето их совсем не радовало.
   И Буривой решился. Заявив Свержину, что может делать что угодно, но три дня (включая оба выходных) никто начальника Управы беспокоить не должен, воевода прихватил семейство и вылетел в Царьград, благо море там и в начале грудня теплое. Да и не море интересовало детишек. Намного сильнее манила возможность побродить с папой по городу, показывая найденные за лето 'достопримечательности'. Не те, что показывают всем отдыхающим на осмотрах*, а свои, детские...
   На второй день детишки притащили отца в какой-то старинный заброшенный дворик. Всеслав засунул два пальца в рот и сложно, с переливами, засвистел. На сигнал откликнулись похожим свистом, а чуть погодя из дырки в заборе показалась встрепанная голова. Паренек оглядел семейство Лютых насмешливым взглядом и сказал, обращаясь исключительно к Лютому-младшему:
   - Тю! Таки говорили, шо вы уехали до дому! И таки шо у вас до мене за срочное дело, шо надо так свистеть, будто кума Поля свалилась с крыши?
   - Мы и уехали, - ответил Всеслав. - Но вернулись с отцом. По делу.
   - Надпись покажешь? - добавила Вилена. - Мы и сами найдем, но уговор был, чтобы без тебя не показывать.
   Мальчишка вылез из дыры целиком, оценивающе оглядел Буривоя, провел чумазой ладонью по не менее чумазому носу и с сомнением сплюнул на землю через дырку от недостающего зуба:
   - То ж скрытное дело, шобы до него всех водить!
   - Отцу можно! - уверил Всеслав. - Он у нас скрытник!
   - Целый воевода! - подтвердила Вилена.
   - О! Це ж в корне меняет дело, - солидно отозвался мальчишка, вытер ладонь о портки и протянул Лютому. - Зыбко, - представился он,. - Здоровенек будь, воевода! А справа* есть?
   - И тебе не хворать, - улыбнулся Буривой, показывая удостоверение.
   Чумазый десятилетний босяк, держащий себя 'под скрытника' вызывал улыбку, а царьградский говор парнишки усиливал комичность его личности до невозможности.
   - Таки покажу! И таки забесплатно! Но за то дело уговор, шобы кому попало не сказывать и без меня не водить. С той надписи еще дед моего деда прибыток имел!
   - Что, настолько давняя надпись? - поинтересовался Лютый.
   - О то ж! - ответил Зыбко. - Лет двести, а то и больше будет! Когда она пришла до того места, дед моего деда еще не знал свою маму! - похоже, 'дед деда' был для мальчишки личностью знаковой. - Ходийте за мене!
   Идти пришлось недалеко. После получасового петляния по дворам и закоулкам новый знакомый вывел семейство к развалинам огромеднейшей постройки, в которой Буривой не без удивления узнал храм Святой Софии. Заброшенный после взятия Царьграда русами, монументальный дворец сильно пострадал от нескольких землетрясений. Восстанавливать не представляющее религиозной ценности здание никто на государственном уровне не собирался. Да и на частном - тоже. Лишь при Олеге Мыслителе, когда неожиданно проснулся интерес к дорусской истории города, исследователи былого добрались до храма. О восстановлении и создании музея разговор пошел в последние годы, когда раскопки закончились. Отдыхающих при осмотрах города сюда водили обязательно.
   Но Зыбко вел Лютых не в обычные места осмотра. Обойдя развалины по широкой дуге, парень вышел к задней стене здания и забрался на отдельно стоящие остатки не то каменной беседки, не то еще какого-то сооружения.
   - Из отсюда гляди, воевода! - заявил он. - Шоб мне всех неприятностей было, как с другого места до надписи видно! Вон до тех камней смотри! - мальчишка махнул рукой в сторону храма. - Промежду окон до левой стороны. Потерлось сильно. Я ж говорил за нее, шо древняя!
   Но Буривой уже не слышал паренька. Он увидел надпись. На стене бывшего главного христианского храма Царьграда выцветшей до почти полной неразличимости краской, непривычно округлыми, но вполне узнаваемыми буквами было написано: 'Здесь была Галина Багранова 17.08.941'
  
   Примечания
  
   Гуня Порубов - выражение, соответствующее нашему 'Вася Пупкин'
   Осмотр - здесь: экскурсия.
   Справа - жаргонное название документа. Аналог 'ксива', но 'справа' не имеет уголовного акцента. 'Блатная феня' в этом мире не возникла в связи с короткой жизнью ее потенциальных носителей.
  
   Магдебург, год 941 от Рождества Христова, сентябрь
  
   Таким Бруно брата не видел ни разу в жизни. Даже когда Оттон узнал об измене Генриха два года назад, его лицо осталось бесстрастным. Сейчас же король был взбешен и не собирался этого скрывать. Разнос десятком наковален рухнул на голову начальника разведки, но и Бруно, всего лишь невольному свидетелю, стало не по себе. Конрад же и вовсе сровнялся цветом лица с алебастром. Как бы в обморок не грохнулся. Нет, удержался старый вояка. Пообещал 'разобраться и доложить'. И ушел, выпровоженный красноречивым жестом раздраженного монарха.
   - Ну? - развернулся король к брату. - Как тебе это нравится? 'Стрелы Перуна разогнали войско князя Полянского, перебив храбрых полянских воев без счета'. А слог каков! У меня разведчики или миннезингеры?! Какие, к чертям, 'стрелы Перуна'?! При чем здесь их божки?! Что там произошло на самом деле?! Ты придумал эту 'пробу сил'! Вот и скажи теперь, что всё это значит?!
   - Это значит, - ответил Бруно спокойным голосом, - что мы молодцы. И умницы. Отправили бы наших, сейчас пришлось бы их хоронить. А так смотрим, как другие забрасывают свежие могилы. Лешек потерял двух братьев, а мы с Генрихом живы. Очень неплохая новость.
   - Рад за вас! - прошипел Оттон, но обороты сбавил. Не пристало королю бросаться на окружающих, когда его шестнадцатилетний брат демонстрирует спокойствие, достойное богов Олимпа. - И что делать дальше?
   - В первую очередь, следует разобраться, что произошло на самом деле, - так же ровно продолжил Бруно. - Не ввязывая ни языческих богов, ни чертей, ни Господа. Потому что, если всерьез грешить на Высшие Силы, то решения нет и не будет. И нам требуется исключительно смирение. И выдержка в безропотном ожидании Страшного Суда в виде визита князя Игоря в Магдебург. А поскольку подобный исход не устраивает никого из нас, то прежде, чем посыпать головы пеплом, давай разберем версии проще. Например, чем тебе не нравится возможность существования неведомого оружия?
   - Неведомое оружие? - переспросил король. - С чего ты взял?
   - Думаю, Отто, думаю. И пытаюсь докопаться до истины.
   Принц прошелся по кабинету, взял бокал с бургундским, покрутил в руке, поставил обратно. Ухватил из вазы печенье.
   - Точно известно следующее, - продолжил он, возвращаясь в кресло. - По пути в Киев войско Лешека угодило в засаду. Но поляне сумели выбраться из западни. Более того, они не только вырвались, но и победили, уничтожив всех, или почти всех нападавших...
   - Победили? - опять вспыхнул Оттон. - Не приведи Господь одерживать такие победы! После этого остается только завидовать невезучему царю Эпира! Одна победа, и войска нет! А противник не потерял и десятка воев!
   Бруно не смутился:
   - Тем не менее, поляне убили нападавших и завладели полем боя...
   - Заваленным собственными трупами!
   - Неважно. Если бы они дрались с древними богами или чертями, трупов было бы стократ больше. И никаких побед. Убить чертей или богов смертным не под силу. А значит, это были люди. Или кобольды с альвами. Тролли. Великаны. Еще кто-нибудь подобный. Но, с кем бы ни дрался князь, его противник смертен. Соответственно...
   Оттон с уважением посмотрел на брата:
   - И откуда ты только взялся, такой умный?
   - Из того же места, что и ты. Только на пятнадцать лет позже. Продолжим?
   - Давай! - скомандовал король.
   - А раз смертные, то как они могли малыми силами перебить большое войско? Только имея оружие, превосходящее мечи и стрелы настолько же, насколько те превосходят мотыгу крестьянина.
   - А магия? - бросил Генрих, до этого молча сидевший в углу.
   - А магия, - парировал Бруно, обернувшись, - лишь один из видов оружия. Нам сейчас совершенно неважно, молниями кидались русы или арбалетными болтами. Важно, что получалось это у них весьма эффективно.
   - Да уж... - пробурчал Оттон.
   Король не то, чтобы начал успокаиваться, но старался держать себя в руках. Тем более что прекрасно знал умение брата всё 'разложить по полочкам' и не хотел ненароком сбить с нужной мысли.
   - Но еще интересней другое...
   - А почему они не использовали это оружие, когда брали Константинополь? - спросил вдруг Генрих.
   - Вот! - воскликнул Бруно. - Братец, ты гениален!
   - Не сомневался! А в чем заключается моя гениальность?
   - Умеешь задавать правильные вопросы! - за брата ответил король. - В самом деле, почему Игорь не использовал такое оружие против Византии? Ведь мог же...
   - Во-первых, - усмехнулся Бруно, - может, и использовал. Каким образом сгорели дромоны и хеландии? Да еще так вовремя?! Но на суше не использовал. А это значит, что у Игоря этого оружия мало. Или мало людей, которые умеют им пользоваться. Или которых можно этому научить. Тех же магов, например. А теперь их стало еще меньше. На убитых славянами!
   Бруно сделал паузу. Наступила тишина. Братья переваривали услышанное. Наконец Оттон произнес:
   - Интересная мысль. Осталось только понять, что это за оружие. И успокоить войска, что никакой чертовщины не ожидается. Притом, не объявлять громко, а пустить слух... Они сами себя убедят.
   - А вот этого делать не стоит! - резко отозвался Бруно. - У нас крестовый поход за веру! Во славу Господа нашего! И Господь идет впереди наших полков! Так что дьявол не сможет помочь врагу! Поляне были некрепки в вере, потому и погибли. Но те, которые оказались сильны, убили пособников Люцифера...
   - Ты чего несешь? - подозрительно уточнил король.
   - Версию для черни. Включая в их ряды дворянство и прочих герцогов. Чтобы, когда вокруг будут падать убитые этим оружием, чернь рвалась вперед, уверенная, что именно им, крепким в вере, ничего не грозит. Так что побольше молитв, проповедей, нарисовать кресты на плащах... У сарацин есть такое понятие, как 'Джихад'. Святая война. Вот ее и организуем. А самим надо узнать, чем же таким приложили Лешека и как с этим бороться. Думаю, надо мне съездить, поговорить с князем.
   - Тебе? - удивился Генрих. - Лично?
   - А кому еще? - сказал Оттон. - Бруно прав, другие могут не услышать что-либо важное.
   - Но это почти в пасть русам!
   Король улыбнулся:
   - Вот ты и займешься безопасностью поездки. Не сложнее, чем мятежи против меня организовывать!..
  
   Гнезно, лето 6449 от Сотворения Мира, листопад
  
   Над головой пролетел нетопырь. Или ушан. В зоологии Рогдай был не слишком силен. Что это именно летучая мышь, а не птичка-полуночница, мог руку на отгрыз давать. Но определить точнее...
   Один хрен, мерзкая на вид тварь. Хорошо, что пролетела, не нагадив. И как могло кому-то в голову взбрести сделать ее символом 'силовой' разведки? Нет, чтобы куницу ту же или росомаху какую...
   А что? Ходит тихо, зубищи из пасти так и лезут. И на лапах когти есть, чтобы по деревьям лазать. Родные когти, не стальные. Ими и орудовать удобно, и шуму меньше. Впрочем, если куницу загнать на стену замка, неизвестно еще, что получится. Есть подозрение, что сверзится. То ли дело Рогдай. Быстрому уверенному продвижению не мешал даже вес снаряжения, навьюченного 'заботливыми' товарищами. Веревка, закладки, оружие...
   Это на скальных тренировках хорошо лезть по всем правилам. Закладывая френды и щелкая карабинами. Промежуточные точки каждые три метра... Ну, не три конечно, но регулярно. А то и вообще с верхней страховкой. Слетел - повисел немного, адреналин сквозь штанины повытряхивал, опять к стене качнулся. Сейчас не расстрахуешься. Заметит бдительный часовой и подстрахует в лоб из арбалета-самострела. Или рогатиной ткнет да шум поднимет на все Гнезно. Да, собственно, небдительный тоже услышит и увидит. И сделает то же самое. А потому веревка в бухте на спине, крючками не стучать, а закладушки только на случай, если потребуется искусственная точка опоры.
   Хорошая штука контрфорс. Не сама по себе, на ней скалолаз виден, как на ладони. Прелесть во внутреннем угле между самим выступом и стеной. Хороший уголок, темный. Хрен разглядишь, кто там прячется даже в лунную ночь. А сегодня тучи надежно Луну затянули. А что лезть приходится в темноте, так на то ты и лучший скалолаз 'Дубравы'.
   Изначально план не предусматривал подобной экзотики. Хотели проникнуть в замок под видом обоза с продуктами или германских наемников. Но Вук идею сразу забраковал. За излишний авантюризм и дурновкусие. Лешек и раньше кого попало в замок не пускал, подолгу маринуя гостей в воротах. А уж теперь с перепугу... Так и оказалось, что просто зайти и вырезать - нереально.
   Стена кончилась неожиданно. Впрочем, так всегда бывает, когда лезешь на 'автомате'. Руку - туда, ногу - туда. И хлоп, все! Финиш. Рогдай аккуратно приподнял над срезом голову. Где ж ты, наш бдительный? Ага, сидишь, зевая, борешься со сном и ленью. Плохо борешься! А второй где? Нет второго! Плохо, второй очень нужен. На этом посту двое было. А вот он, родной. 'ПБ' тихо дернулся в руке. Раз, второй. Щелчки затвора - тихие, не громче самострела. Вы же думали, ребята, я вас из арбалета валить буду? Думайте дальше. В дырявой башке отверстия тягу создают, вентиляция лучше, быстрее до нужного ответа дойдете. При работе на такой дистанции бесшумный огнестрел - наше все. Плотность огня, останавливающее действие и все такое...
   Рогдай прислушался. Окружающую тишину ничего не нарушало. Даже нетопырь улетел. Диверсант сложил лишнее барахло прямо у зубца стены. Знал бы, что так легко будет - половину груза внизу оставил. Или в Кордно. Зачем, спрашивается, все это, когда на эту стену залезть и ребенок может? Нет, преувеличена слава 'птенцов Старца-С-Горы', как и всяких древних ниндзей. Тут же торная дорога!
   Накинул на зубец петлю, и веревка змеей скользнула вниз. Обошел башенку - окончание контрфорса, и еще одни 'перила' по второму углу. Пока остальные выбирались наверх, прикинул дальнейший маршрут. Не Царьград, однако, что не может не радовать понимающего человека! Одна стена, и всё. В некоторых весках укрепления похитрее ставят. Особенно, в сиверских паланках. Зажрались 'пшеки', давно вас на ноль не делили!
   Стену придется зачистить полностью, иначе во двор не спуститься. Заметят. Конечно, замок и так становится местом, где развернется локальный армагедец, но резать сонных проще. Так что, до поры лучше воздержаться от шума. По крайней мере, пока не открыты ворота...
   Бык с Горяем рванули вдоль стены налево. Дерн и Микула - направо. Только неясные тени мелькнули меж зубцов. И короткое 'готовы' в наушниках - парни встретились, пробежав периметр. Вщелкнуть 'восьмерку' и по веревке вниз. Часовые у ворот и у дверей донжона падают, не успев понять, что происходит. И не надо, зачем перегружать мозги лишним знанием? Двери закрыты. Непринципиально. Шесть метров до окна по такой стенке - считанные секунды.
   Рогдай ввалился в окно, в перекате оглядывая комнату. Как вовремя! Пожилой ксендз размеренно, со знанием дела оприходует средних лет женщину. Совсем не в миссионерской позе. А как же целибат и прочее воздержание, святой отец? Интересно, есть в католичестве разделение на 'белое' и 'черное' духовенство? Впрочем, Всевышний отпустит грехи своему служителю. Минут через несколько как раз встретятся. А вот кричать не надо, дамочка! Шумные долго не живут. Даже аристократки и прочие ясновельможные пани.
   Микула с Горяем открывают дверь. Коридор чист. Два выстрела - и чист. Четверо вниз, остальные - наверх. Зачистка полная и всеобъемлющая. Иногда надо демонстрировать жестокость. Чтобы накрепко запомнили и детей пугали. 'Прыйде Рогдаю, да видриже пуцьку!'
   Третий этаж... Двое на зачистку... Четвертый... Тихий шепот рации: 'Есть ствол'. Охрана у дверей опочивальни князя... Была... Внутрь... Здравствуй, Лешек! Что, русины в камуфляже и боевой раскраске на чертей похожи? Правильные у тебя ассоциации. Нет, смерть твоя ходит далеко отсюда! Мы унесем тебя в чистилище...
   А в ворота замка врывается Первая Сотня 'Детей Стрибога'. Зачистка полная и всеобъемлющая...
  
   Гнезно, год 941 от Рождества Христова, октябрь
  
   Что-то было не так в окружающем мире. Вроде бы ничего не изменилось. Те же самые серые тучи, плотно затянувшие небосвод. Та же грязная дорога под копытами коней. Деревья, негромко переговаривающиеся шелестом листьев. Скрип телег обоза, всхрапывание лошадей. Тяжелые шаги латников, позвякивание кольчуг и приглушенная ругань, путающаяся с богохульствами. И всё же что-то было не так. Бруно каким-то шестым чувством ощущал изменения, предвещающие беду, но не мог понять причину беспокойства, и от того тревожился еще сильнее.
   Засада? Во имя Господа, не несите чушь! Нужно быть полнейшим идиотом с корытом навоза на плечах, дабы готовить засаду на гвардию германского короля! И не на четырех одиноких рыцарей, а на полутысячу, идущую в боевом порядке. Авангард, аръегард, разъезды во все стороны. Два принца под охраной! Если же кто-то не дружит с головой, то в мгновение ока лишится ненужного предмета. А засада из нескольких сотен хорошо подготовленных воинов на конях, в доспехах и с оружием проходит по разряду 'злых чудес'.
   Что же тогда заставляет беспокойно оглядываться? Бруно в очередной раз повертел головой, но ничего нового не обнаружил. Дорога, тучи, грязь...
   - Генрих, ты ничего не чувствуешь?
   - Всё как обычно, - беззаботно откликнулся брат. - Сыро, пасмурно и пахнет горелыми домами. Так и должно быть на войне.
   - На какой войне, Генрих?! Откуда здесь запах гари, если все деревни целы? И почему я ничего не чувствую?
   - Молодой ты еще, - ответил брат. - Мало городов сжег. А запашок есть, только слабый. Далеко горело. Но сильно.
   - Горело или горит?
   - Кто ж его знает? - вспылил Генрих, которому начало передаваться беспокойство брата. - В зависимости от того, где горит и что горит. Может, уже и нечему гореть...
   - Здесь ничего не должно гореть, - забеспокоился Бруно.
   - Ай, оставь! Это же славянские земли. Дружественные, но славянские. Здесь всегда что-нибудь горит. Кто-то кого-то ограбил, а заодно и сжег. Варвары! Не умеют по-другому!
   - Можно подумать, мы ведем себя иначе?
   - Конечно, иначе! - изумился Генрих. - Мы сжигаем сервов вместе с домами. Живьем. А они сначала их убивают, а с домами сжигают трупы. И детей редко режут. Варвары!
   - А мы режем детей?
   Бруно не 'мало сжег городов'. Он их вообще не жег. Не ходил еще с братьями в походы, локоть к локтю, колено к колену, конь к коню...
   - Найн! Не режем, - заверил Генрих. - Бросаем в огонь живыми. Я же говорил. Если не убить славянского ребенка, из него вырастет воин и убьет тебя или твоего сына. Милосердию нет и не должно быть места в наших сердцах. Но здесь земли усмиренных славян. Причем, усмиренных давно. Вариантов мало: либо побаловались венды, либо очередная междоусобица. Кто-то из полянских баронов хочет поймать удачу, пока их сюзерен ослаблен. Дикари...
   - Не нравится мне это, - мрачно изрек Бруно, горбясь в седле.
   - Что именно?
   - Запах этот. Не опоздать бы!
   - Напрасно беспокоишься. Чтобы сжечь Гнезно, нужна целая армия. А откуда она здесь? Так что никуда князь от тебя не денется. И расскажет, и покажет, и даже отдаст. Если есть что отдавать.
   - Есть, можешь не сомневаться. Ты же сам слышал рассказы этих 'победителей воинства Сатаны'. Князь увез какую-то 'палку, метающую громы и молнии'. То самое оружие, о котором я говорил.
   Генрих усмехнулся:
   - Им верить - себя не уважать! За два месяца штаны от страха не просохли. Разве что трактирщик вменяем. Тот, что двадцать лет прослужил у отца...
   Бруно вспомнил старого солдата, скупо цедящего по-немецки:
   'Я, Ваши Высочества, неприятности задом чую. Еще с детства. Как князя волю на рыночной площади проорали, сыну сразу сказал: 'Не будет добра от этой задумки. А потому не пойдешь ты, Збышек, до того походу. А раз от семьи вой нужен, я сам схожу. Тот, кто двадцать лет дрался под знаменами старого герцога, нигде не пропадет'. Вот и не пропал!'
   - Вполне вменяем, - вслух сказал он. - И тоже говорил про эту огнебойную палку. Кстати, он утверждал, что с той стороны воевали люди.
   'Разные они были, Ваши Высочества, - снова зазвучал в голове глуховатый голос трактирщика. - Один и вовсе мавр. Черный, как смоль. А другой - из франков. Если по ухваткам судить, то из дворян, зуб на выбив даю. Сильные бойцы, мечами махали - как мельница ветряная - и не подходи! Вы же знали барона Гельмута Мецгера*? Там белобрысый был один, в плечах, что мои ворота. Так Мясник против него и двух ударов бы не устоял'.
   В авангарде возникло оживление, и через пару минут к принцам подскакал командир охраны:
   - Ваши высочества, передовой дозор вышел в прямую видимость Гнезно... - всадник замешкался.
   - Продолжайте, барон, - нетерпеливо поторопил Бруно.
   - Города нет, Ваше Высочество!
   - И куда он делся? - ядовито поинтересовался Генрих.
   - Сожжен, Ваше Высочество! И замка не видно!
   - Вперед! - скомандовал Бруно и бросил коня в галоп.
   ***
   Город был. Можно даже сказать, его не тронули. Полянские князья по немецкому образцу выстроили замок на отшибе. И запрещали селянам ставить жилье поблизости. Эти обстоятельства и спасли Гнезно. Жители, правда, разбежались. Но вернутся. Не бросят дома и имущество. Кое-кто и сейчас не ушел, не убоялся. И шарит по соседским домам, боясь не успеть до прихода хозяев.
   А вот замка не осталось. Кучи мелко колотого камня, больше похожего на щебень, да дымки, местами струящиеся над развалинами.
   - Что скажешь? - спросил Генрих.
   - Русы. Мы опоздали! - определился с ответом младший из братьев.
   - Мы можем их догнать!
   - Да? Стоит ли?
   К Бруно вернулось хладнокровие. Это в первые минуты он метался по обломкам строений в надежде обнаружить хоть что-нибудь. Любые следы! Сейчас, после допроса всех, кого удалось найти, принц больше не рвался в бой. Узнанное охладило молодую горячую кровь.
   - Понимаешь, Генрих, я не уверен, что мы их догоним. Но если догоним - уверен, что будет еще хуже.
   - Почему?
   - Каким должно быть войско, чтобы сотворить такое, - Бруно кивнул на развалины, - за одну ночь?
   Генрих замялся:
   - Большим... Нет, очень большим... - и сорвался-таки. - Доннерветтер! Да такое вообще невозможно сделать! В щебень! Чуть не в песок! Целый замок! Тут волей неволей начнешь верить в цвергов, вырывших подкоп под стены!
   - Или ручного Фафнира на золотой цепи. Я не хочу с полутысячей лезть на тех, кто сумел...
   Бруно замер с открытым ртом. Но замешательство принца долго не продлилось:
   - Мы идиоты, Генрих! Трактирщик! Он ценнее всего, что здесь осталось! Забираем его в Магдебург! Дворянство, лен, осыпать золотом, лишь бы вспомнил всё! До мелочей!
   - Может, лучше к палачу? - ехидно поинтересовался старший брат. - У меня есть умельцы.
   - Можно и к палачу, - не стал спорить младший. - Но - после. Когда расскажет всё добровольно. Под пытками теряются мелочи, о которых не догадываешься заранее...
  
   Примечание
  
   Барон Мецгер - Metzger - мясник (нем.)
   Фафнир - персонаж 'Кольца Нибелунгов'. Дракон. Характер злобный, не женат.
  
   Книга
  
   'Картину гибели Вашко пришлось восстанавливать по крупицам. По уму, стоило прошерстить место боя плотной сетью, выискивая любые следы, могущие указать на истинный рисунок произошедшего. Но вести следствие на границе чужой территории достаточно сложно. Хоть и подробностей сохранилось множество - боестолкновение такого масштаба надолго меняет окрестности. Свежие могилы, воронки...
   Поисковую группу сумели послать через два месяца, по возвращению из Царьграда. В общих чертах силуэт набросали, но не более. Мы, всё же, не эксперты-криминалисты.
   Еще могли что-то дельное рассказать люди. Но вот с ними было сложнее. Из отряда никто не выжил. Гражданское население в тех краях сроду не водилось, а если и водилось, то, почуяв приближение полянского войска, загодя благоразумно растворилось в окружающих лесах.
   Оставались победители. Но после победы они нырнули в тину и не поднимали головы. Только одного и обнаружили, когда Лешко брали. Да и то почти случайно. Служаночка молоденькая в замке фразу бросила, пытаясь жизнь свою спасти. Ей и так ничего не угрожало: мы звери, но не до такой же степени. Но она об этом не догадывалась и информацию выдала. Ну и сгоняли до трактира в лесной глуши, тщательно обойдя летящую нам навстречу полутысячу отборной немецкой конницы. А больше никого, участвовавшего в схватке, найти не удалось. Даже потом, когда взялись основательно. Может, свидетели не верили в обещанные амнистию с вознаграждением. А может, и в самом деле, не пережили следующие три года. Непростые времена были у западно-славянских земель. Да и всю Европу лихорадило.
   Правда, трактирщик немало стоил. Мыслил старый матерый вояка трезво, запираться не собирался. Единственное, что его волновало - сохранность жизни и здоровья сына, прихваченного вместе с ним. Собственно, и в поход-то наш свидетель отправился, подменив отпрыска. С таким рычагом давления никаких пыток не надо. Да и не хотелось пытать деда. Вызывал уважение. Даже у Серого, поначалу настроенного на 'полную и окончательную'. Чуял воевода родственную душу. Вот так вот: и пшек, и у немцев служил, а... Солдат - он и в Африке солдат. Только черный. Но после боя или марша под слоем грязи и засохшей крови цвет кожи не разглядишь.
   От старика подробностей узнали даже больше, чем от князя Лешека. Этого тоже не пришлось ни пытать, ни подвергать любимым психологическим фокусам Изяслава и Вукомила сотоварищи - 'Ты убил Ваньку?!' и тому подобное. 'Бабушка' к князю западных полян приехала до нас. Вашко привез. Вернее, его последний бой...
   Вукомил и Игорь, видевшие предводителя 'пшеков' раньше, опознали пленного с трудом. Немудрено - трясущийся от последствий контузии седой старик, ежеминутно норовящий бухнуться на колени, дабы вознести молитву Христу, ничем не напоминал уверенного в себе сорокалетнего мужика. Лешек свято верил, что угодил в лапы к чертям. И что черти сами все знают, а подробностей допытываются, лишь бы поиздеваться над честным христианином. Хочу заметить, что излить душу и поделиться пережитым ужасом ему явно требовалось. Так что, говорил князь много и охотно. Притом, был готов поддерживать разговор на любую интересующую собеседников тему. То ли боялся скатиться в сумасшествие окончательно, то ли банально не мог находиться в тишине. Второе вероятнее. Охрана докладывала, что князь даже в 'одиночке' продолжал бормотать. В общем, большую часть информации, находившейся в голове у князя, мы знали. Добавив ее к материалам из других источников, на выходе получили крайне неприятную ситуацию...
   Сосредоточившись на войне с каганатом и Византией, мы недооценили Европу. Было бы неправдой сказать, что не принимали в расчет, но думали, что лет десять относительного спокойствия и тишины есть точно. Предпосылки к такому мнению имелись. На Оловянных островах саксы, англы и бритты мерялись длиной половых признаков, выясняя, кто в доме хозяин, и с переменным успехом отражали налеты данов. Наличных же сил данов хватало только на набеговые операции, и даже в союзе с прочими скандинавами они не представляли серьезной угрозы. Франкские герцогства соревновались в неповиновении королю. Испания под арабами. Оттон Первый, будущий император Священной Римской империи, гонял собственных родственников и думать 'наружу' начнет не скоро. Вот пройдет десять лет, и Оттон станет опасен. А через двадцать - очень опасен. Но минимум через этот срок. Который никто давать не собирался.
   И кто остается в сухом остатке вероятных противников? Братья-славяне? Ободриты с венедами? Бросьте, не до того им. И опять же, братья по крови и по духу... Против них даже разведка работала спустя рукава, народ настолько усиленно курсирует туда-сюда, что и так всё известно...
   Если точнее, то недооценили мы не всю Европу. А Оттона и одну небольшую страну, нынешнее существование которой историческая наука категорически отвергала, соглашаясь лишь на союз племен. Княжество Западных полян, породившее через пару веков Польшу. Заслуженное в нашей истории звание 'гиены Европы' можно было присваивать прямо сейчас. И даже сто лет назад. А что населяли ее не поляки, а западные поляне, ситуации не меняло. Желудь от дуба недалеко падает.
   Начнем с того, что снова сели в лужу историки, уверенно утверждавшие о крещении полян в 966 году, при Мешко, внуке нашего невольного гостя. Болт на пятьдесят восемь с левой резьбой! Христианином был не только Льстимир (в крещении Алексей), но и его дед - легендарный Пяст. Не зря же легенда связывала его с Иоанном и Павлом! Легенда тоже оказалась насквозь лживой, хотя в этом случае нечто подобное и ожидалось. Ни бортником, ни земледельцем Пяст не был. Мелкий 'можновладец', глава захудалого рода. Власть захватил с помощью немецких 'штыков', полученных от отца Генриха Птицелова в обмен на принятие христианства самим князем и населением. Как нынешним, так и тем, что прирастет по завершению. Крестили 'огнем и мечом', но поскольку крещение происходило параллельно драке со старым князем, то прошло сравнительно незаметно. Больше трупов, меньше... Кто там считал, когда города и села вырезались полностью?
   Миф о происхождении прародителя из низших слоев придумали и запустили в оборот уже при Лешеке. Князь расчитывал в дальнейшем избавиться от германской зависимости и культивировал 'славянскость'. Соответственно, принимал все меры, чтобы в головах полян напрочь исчезли воспоминания о германской крови в подвластном народе. Женщин ведь наемники Пяста рассматривали сугубо утилитарно...
   Второй ляп нашей исторической науки заключался в том, что характер польского дворянства сложился в период 'монархической демократии'. Чушь собачья! И сам Пяст, и его потомки являли собой практически классический образец шляхтичей более поздних времен. Признать идеальными мешала личная храбрость, не затронутая еще вырождением и 'либерум вето'. Но по большинству прочих признаков совпадение имело место быть. Та же спесь, нахальство, жуткий эгоцентризм. И как обойтись без 'от можа до можа'?! Все земли к востоку, югу и западу от Гнезно поляне считали своей собственностью, временно занятой 'клятыми москалями, германцами и прочими гадами'. Не сумели обойтись без любовно выпестованной и холимой потомками ненависти к восточным соседям... Насчет 'москалей', прошу прощения - не называли. Исключительно по причине отсутствия в лексиконе даннного слова. Но было много других. Нас не любили особенно. И вовсе не потому, что восточные славяне являлись 'погаными'. С насквозь языческими мазовшанами же умудрялись вполне неплохо ладить. Тут скорее присутствовало что-то другое... В общем, поляки поляками, не хочу копаться в их отклонениях.
   За семьдесят лет поляне под руководством трех поколений династии мало-помалу подмяли под себя окрестные племена - поморян, куявов, вислян... Вот с дальнейшим продвижением на восток получилось хуже.
   Впервые поляки пытались влезть к волынянам в 914 году. Древляне, союзники Волыни, как раз замутили очередную бучу. Игорь, молодой и горячий, помчался твердой рукой приводить к уставному порядку. Тогдашний правитель Земовит, углядев оголенный фронт, решил воспользоваться моментом. Заруба была масштабной и кровавой. По итогам Зёме накостыляли полную дупу поджопников. Получил и от волынян, и от древлян, и от Игоря. Чего у предков не отнять, так умения задвигать в дальний угол местечковые свары при появлении малейшей внешней угрозы. И куда это потом ушло в нашей истории?
   Из победоносного похода Игорь вернулся с молодой женой, названным сыном-заложником, кучей полянского золота германской чеканки и заверениями в вечной дружбе от всех заинтересованных сторон. С того разгрома 'пшеки' (словечко уже было в ходу) на Русь не совались. Пахали землю и гонялись по чащобам за пруссами и ятвягами. Их возня настолько не воспринималась всерьез, что даже до тошноты занудный и дотошный Вукомил посматривал на западных соседушек сквозь пальцы...
   Пять лет назад король Оттон вспомнил про крестников отца. Поляне же германцев и не забывали. Так что под крыло пошли без малейшего сопротивления. Но немец не стал присоединять полянские земли к империи, а оставил в роли буфера на восточной границе. Что, впрочем, совершенно не противоречило роли Польши в нашем мире... Да, потомок, не люблю я поляков. Так не люблю, что даже кушать не могу, пока пшека на кол не водружу. 'Поляка на палю!' или там 'Ляха на гылляку!', когда разнообразия ради повесить захочется. Шутка.
   Освободительный поход на Царьград показался императору удачным поводом для проверки русских окраин на прочность. Да и Ватикан забеспокоился, предчувствуя омывание копыт печенежских и мадьярских коней в теплых волнах Адриатики. Сам германец на тот момент был несколько занят подавлением очередных мятежей в своей лоскутной империи, но есть же Лешек! Трудно не справиться, когда на Руси практически не осталось войск. Игорь и остальные в Вифинии. Ополчение не считается. Оно всегда служило лишь смазкой для мечей. Да и собрать еще надо.
   Задача Льстимиру предлагалась несложная: пройти ускоренным маршем, сжечь Волынь, Искоростень, Киев. И пусть войска русов вернутся к пепелищам и трупам родных. И усиленно размышляют над своим поведением. А если решатся на ответный рейд, то князь должен засесть в глухую оборону и ждать прихода императорских войск. Пришел бы Оттон или нет, вопрос номер два. Западные властители всегда отличались 'честностью' с вассалами.
   Если судить трезво, пользуясь не эмоциями, а сухими цифрами - могло получиться. Если бы не два 'но!'.
   Первое. Вукомил, хоть и сквозь пальцы, но присматривал за Лешеком.
   И второе. Вашко решил сыграть ва-банк, перехватив Войско Польское чуть западнее Волыни.
   Почему Вашко выбрал именно этот, самоубийственный вариант, понять несложно. Подготовить к обороне Киев сил достаточно. Но удержать город средствами десятого века, когда на стены могло выйти всего ничего 'курсантов' да пара тысяч ополченцев - нереально. Повыбрала мужиков мобилизация, повыбрала...
   Оставалось чистить загашники и шукать по заначкам. В заначке у Вашко нашлись четыре пулемета с боекомплектом в пару тысяч патронов на ствол. И всё необходимое для сооружения толковых фугасов.
   Так что под Киевом шляхту ждал бы большой сюрприз. Можно сказать, огромный. Вот только по дороге Лешек не миновал бы древлян. А отдавать на растерзание верных союзников...
   Встретить врага под стенами Волыни? Тоже не вариант. Нет гарантии, что пан ясновельможный не решит обойти волынян лесом и двинуться на столицу.
   И были еще некоторые нюансы. Немаловажные. Как отреагирует население на взрывы и пулеметные очереди? Вся наша легенда шла форсированным маршем коту под хвост. Это не скальпели медицинские вкупе с самострелами. Если Вукомилу с Буревоем или Светлену, к примеру, можно что-то втолковать, то простым жителям, да еще толпой... И ходить нам после того богами до самой смерти. А у богов судьба незавидная. Либо распнут, либо преклоняться станут. Но скорее, сначала попреклоняются, а потом распнут. Здесь, конечно, не только на кресты тащили. И свои методы присутствовали...
   С другой стороны, и такую ситуацию можно перекрутить как угодно. Но терялась основная наша задача. Весь прогресс рухнул бы моментально: простой человек становится равным богу лишь в сказках...
   Вот и удумал Вашко поймать супостата в открытом поле. Вернее, в точке, кою тому никак не миновать. Поймать и устроить светопреставление для одной, отдельно взятой армии. Чтобы, независимо от исхода боя, уцелевшие остатки пшеков даже волынянское ополчение могло разорвать в клочки. Тем более, пока суд да дело, Вуковы орлы успевали не только Волынь поднять.
   Из тех же соображений секретности и компанию подбирал. Почему только восемь человек - понятно. Достаточно для четырех пулеметных расчетов. Брать в прикрытие хоть сотню бойцов, хоть десяток - плодить лишние трупы. А вот почему наемников, которые и в Киев пришли без году неделя? Да тоже объяснить можно. Чужие люди в Киеве. Выживут - болтать не будут. Погибнут - ничего объяснять не надо.
   Другое непонятно. Почему наемники пошли? Понадеялись на 'оружие богов'? Так не верил де Крайон в сказки. Ушлым мужиком франк был. И воякой не из последних. В нашем оружии сразу разглядел человеческую работу. Переоценили себя и вооружение? Сомнительно. Не подростки ведь. Решающим фактором стало, что детей в Приют пристроить обещали? Так детей трое, а бойцов семеро! Да и кто ребенку важнее: какой-то сиротский дом или отец родной? Что же заставило на верную смерть пойти? Не узнать. Но пошли. И не просто пошли. Дрались, как звери, ни один шагу назад не сделал... Вот тебе и 'сражаюсь за деньги'...
   Впрочем, Вашко героически, но бесполезно помирать не собирался. Место для 'огневого мешка' подобрал на переправе через небольшую, но достаточно глубокую речку, тщательно заминировав оба берега. Установил гнезда и стал ждать. Разветвленного строительства с ходами перекрытия и запасными позициями не требовалось - ответного огня от полян не ждали. Когда часть пшеков переправилась, рванули фугасы на обоих берегах. Первая партия частично шла с замедлителями, чтобы войско попало под перекрестную взрывную волну. Не успела развеяться пыль после первых взрывов, как по ошалевшим полянам начали бить 'станкачи'. Дистанция прямого выстрела. По скоплению живой силы, защищенной лишь домотканым полотном рубах да дедовской славой. Доспехи, и те одевали перед боем... Да и толку с доспехов супротив толкового огнестрела... Судя по тому, как при одном упоминании о том моменте начинали синеть губы у заходящегося в падучей Лешека, психологический эффект оказался что надо...
   Те, кто остался на том берегу, плюнули на все и бросились наутек в разные стороны. Беглецов понять можно - не вплавь же через воду бросаться, торопясь к невидимой смерти. Да и шли там, преимущественно, не обитатели 'коронных земель', а поморяне и надвислянские племена. А вот поляне, несмотря на невольное предательство союзников, очертя голову, полезли на пулеметы. Повторюсь - храбрости у них было с избытком, этого не отнять. До позиций около четырехсот метров. Прятаться от пуль 'пшеки' не умели. Но их было много. Очень много. Хоть и меньше, чем патронов у неопытных стрелков. Вашко с наемниками тоже ведь не миллионами жег боеприпас на Киевском полигоне... И патроны кончились раньше, чем враги. Бежать, если кто и собирался - стало поздно. Пришло время рукопашной.
   Лешек клялся и божился, что восемь 'дьяволов', пока их не порубили, мечами уложили сотню или две бойцов. Но князю в таком вопросе верить... 'Братскую могилу' для дополнительных подсчетов и экспертиз мы не вскрывали, но, судя по площади захоронения и прикидкам участников, цифра полянских потерь измерялась не десятками и даже не сотнями. Сколько из них от чего погибло - какая разница. Все равно добавлять и то, что сепсис наработал, выстелив свежими крестами обратную дорогу...
   Кто пал первым - неизвестно. Но Вашко - последним. Пока кто-то сражался, он не подорвал бы мины на позициях отряда. Взрывы лишили противников остатков мужества. А может, вообразили, наконец, что воюют с богами. Во всяком случае, после подрыва поляне в панике отступили, не вспомнив о собственных убитых и раненых. Тем не менее, один искореженный ствол они с собой прихватили.
   Убирать пришлось волынянам, мобилизованным Вукомилом. Не дождавшись результата в Киеве, он рискнул выехать на разведку. Собрал стволы, похоронил парней. Вернувшись, развил бурную деятельность. К нашему приходу выяснил многое.
   И то, что Лешек с остатками своей армии заперся в замке, прикопав покореженный пулемет в подвале, и другие известия, посерьезней. Германский король всерьез воспринял неслыханный разгром вассала. В Саксонии и Лужицкой Марке готовились к отражению нашей атаки. Для похода сил королю не хватало. Но и мы не были готовы к новой войне. Однако на небольшую диверсионную операцию добровольцев долго искать не пришлось. Заодно и затрофееный ПК вернули на базу. А то еще попадет в плохие руки...'
  
   Магдебург, год 941 от Рождества Христова, октябрь
  
   - Когда мы примчались к трактиру, уткнулись в свежее пепелище. Ни тел, ни следов. Одни головешки, - рассказывал Бруно. - Я сначала подумал, что трактирщик спрятался, но нет. Двадцать лет выслуживать трактир и жечь его? Значит, не сам. Разбойники оставили бы трупы. Нет, я уверен, что его выкрали русы!
   - Или закопали в глубоком овраге, - предположил Оттон. - Зачем русам старик?
   - Чтобы молчал. Или вылавливают всех, кто участвовал в том походе.
   - Месть? Думаешь...
   - Уверен. Ищут тех, кто натравил полян. Нас ищут.
   Оттон усмехнулся:
   - Что нас искать, если мы не прячемся? Всегда к их услугам.
   Король вышел из-за стола, с хрустом потянулся.
   - И что ты думаешь про всю эту историю?
   Бруно пожал плечами:
   - Окончательно убедился в своей правоте. Это люди. У этих людей есть неизвестное нам сверхоружие. Причем разное. Одно стреляет маленькими кусочками металла. Как аркебуз, но дальше и быстрее любого лука. Намного дальше, намного быстрее и намного сильнее. Доспехи не спасают - пробивает насквозь. Другое оружие трясет землю и дробит камень в щебенку. И того, и другого у них мало. Или немало. В любом случае, у нас всего три варианта. Уничтожить их, погибнуть самим или признать князя русов сюзереном...
   Оттон прошелся по кабинету. Встал у открытого настежь окна, посмотрел на двор. Повернулся к брату:
   - Третьего варианта нет. Сам не пойду, да и не поверят они. Льва выдают клыки. Надо подумать, как бороться против их оружия.
   - Думаю, числом. Как сделали поляне на Хучве. Атаковали напролом. Всех не перестреляют. А как добежали - в мечи.
   - Одним словом, войск надо больше, - подытожил король.
   - Яволь! - согласился принц. - И веру им покрепче. И пусть войско чужим будет. А наши прикроют со спины. Ну и соберут победные сливки. Свои войска надо беречь. Нам же еще Европу объединять. Священную Римскую империю воссоздавать...
   - Какую еще Империю? - вскинулся Оттон.
   - Да это я так, мечтаю, - махнул рукой Бруно. - А ведь как звучит: 'Оттон Первый Великий, Император Священной Римской Империи'.
  
   Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
  
   Скворец хотел спать. Так, что глаза слипались и не разлипались. Взвары не помогали. Даже крепчайшая кафа. По-хорошему, бросить бы воевод-розмыслу это увлекательнейшее чтение да завалиться спать. Залечь прям в светлице, благо предусмотрена такая возможность - ложе стоит в маленькой горничке за неприметной дверью. Отчет из Волыни подождет. До утра, по крайней мере, точно. Но Голуб Мстиславов усиленно продирался через замудренные обороты языка копателей былого. Типа 'мощность верхнего слоя достигает 1,10 м. В нем иногда встречаются отдельные включения песка, попавшего, вероятно, во время весеннего половодья'. Или 'случаи прямого взаимного перекрытия'. Любят други-розмыслы изъясняться сложно и запутанно. Так, что непосвященный и понять не может. Да и уж на что Скворец в компании не чужой, а и ему читать словесные построения, как там русины говорили, 'серпом по яйцам'?
   Впрочем, отчет о Волынском кургане Голуб просмотрел наискосок. Захоронение давно известное, многократно изученное. Ничего нового там найти не удастся. Даже получившее после прочтения книги совершенно другой смысл число похороненных - восемь - было давно известно. Ничего нового...
   А вот найденные и вскрытые захоронения в двух километрах западнее, практически на берегу речки Хучва - это да! Не зря половину лета рыскали в поисках и до глубокой осени извлекали находки. Возраст определили легко. Соответствовал он и Книге, и ближнему кургану. Самое начало Русского Времени. Но всё остальное удивительно. Если книгу не читать, конечно. Голуб представил, как спорят на эту тему Старопень с Торгвассоном и улыбнулся. Еще бы не спорить! Повод-то какой знатный!
   Никто так своих мертвых не хоронил. Русичи делали погребальный костер. Христиане каждого умершего закапывали отдельно. Трупы врагов оставляли на поживу лесным зверям. А 'братские могилы' на тысячи трупов, побросанных в котлован явно без соблюдения каких-либо обрядов? Мертвым даже монетки 'на проезд' не кинули. Невероятно! Единственное объяснение - хоронили врагов, зная о возможности заражения местности гниющей плотью. Но столь массовое захоронение в безлюдной местности?! Откуда? Это Голуб знает о русинской версии. А Хорсу с Олафом она неведома!
   И хотя не русины устраивали те могильники, а волыняне под руководством Вукомила, но, очевидно, что к врагам никто хорошо относиться не будет. Своих похоронили со всем прилежанием, а 'этих'... побросали, как попало, и зарыли...
   Так что происхождение 'странных' могил понятно. Как и легенд о 'нечистом месте', до сих пор ходящих среди местного населения. И ведь давно уже не селяне безграмотные вокруг живут, а вот, поди ж ты! 'Нечистое место'! Но куда важнее другое!
   От тел за прошедшие века одни скелеты остались. Только пули и кости крошат. Ладно, конечности и хребты переломанные еще можно списать на совпадения. Но пулевые отверстия трудно с чем-либо спутать. Нет, конечно, не на всех костяках остались подобные отметины. Даже не на большинстве. Но на достаточном количестве, чтобы уверенно сказать, что захороненные на Хучве расстреляны из среднеразмерного огнестрела. В первом или минус первом веке, когда еще и ручниц-то не было!
   Скворец усмехнулся. Вот бы в родном мире русинов поляки вой подняли о 'геноциде русами польского народа'. Только нет того мира, а в этом Польша не образовалась. И 'народа польского' нет. Растворились западные поляне среди восточных собратьев. Исконная политика Княжества - с покоренных земель полное выселение всех, да не компактно, а вразбивку, среди основного населения. Чтобы через пару поколений не было чистокровных хазар или полян. Только полукровки да четвертькровки. А точнее - малая примесь, о которой и забыли давно. Не везде получалось и не всегда. Кавказские народности до сих пор темнее прочих. Но с полянами получилось. А политику-то русины закладывали...
   Воевод-розмысл отхлебнул глоток кафы. Отвлекся... Что мы имеем? Тысячи человек, расстрелянные из огнестрельного оружия в первом веке - серьезный довод. Можно, пожалуй, и доказательством считать. Это не родословная картошки и не расчеты вероятностей малолетними умниками. Тем более, не роспись взбалмошной раззвиздяйки на стене старого храма. Пожалуй, даже серьезней, чем объяснение происхождения знаменитого 'списка землетрясений', без малого восемьсот лет помогающего избегать лишних жертв разбушевавшейся природы.
   С такими доказательствами, пожалуй, можно и к Великому Князю идти. Или рано еще? Надо подумать. Но не сегодня.
   Скворец встал, убрал документы и устроился спать в службице. Идти домой смысла не было ни малейшего...
  
   Кордно, лето 6450 от Сотворения мира, листопад
  
   Сегодня занятие давалось легче. Или Шарль, бегущий первым, медленнее перебирал ногами.. Впрочем, как бы то ни было, но Донч удерживался за ведущим без обычного напряжения. Парень сумел уже на втором кругу решить все пять задач, заданных на разминку. Еще круг ушел на проверку: лучше подстраховаться и пересчитать. Ведь за каждую ошибку придется бежать дополнительный круг. А кому это надо, наматывать лишнюю версту вместо боя на мечах?!
   Но все решения верны. Или такими кажутся. А значит, Донч мог бежать, размышляя о чем угодно. Например, о том, как ему сильно повезло, что троица 'наемников' приняла в компанию. Могло ведь и не сложиться! С самого попадания в Приют Донч сторонился окружающих. Боялся нарваться на презрительное: 'Раб!' Слишком многих привезли из Итиля, так что ничье прошлое не было секретом. И хотя никто не напоминал, но какой свободный будет считать равным раба? Пусть даже и бывшего!
   Поэтому, когда воротный* поручил показать вновь прибывшим парням Приют, мальчик в друзья и соратники не навязывался. Отвел новичков в спальню, где они побросали вещи возле ничейных кроватей, показал столовую, умывальник. И нужник, конечно, это первым делом с дороги требуется. Сводил на полигон. Там как раз тренировалась первая группа, те, кто обучался уже не первый год. Тройка смотрела на занятия с пониманием.
   - Они не хуже нас, - произнес высокий белобрысый парень лет десяти. Новички говорили по-хазарски, лишь перемежая речь русскими словами, так что Донч их понимал отлично - тоже ведь в каганате жил...
   - Лучше! - ответил самый маленький, годами чуть старше Донча. - Но побьем легко. Вон тот, здоровый, на приколку Мбумбы сам наскочит. А того... Четвертый нужен, чтобы две пары было...
   Его взгляд остановился на Донче.
   - Слушай, а чего ты не занимаешься? - новичок кивнул головой на площадку.
   - Я в другом отряде, - ответил Донч. - У нас сейчас свободное время. Не совсем свободное, самоподготовка у нас. А меня с вами направили. Проводником.
   - Тебя зовут как?
   - Дончем кличут. А зовут редко. Я чаще сам прихожу. Особенно в столовую.
   - А я Шарль, - представился мелкий, фыркнув от смеха. - А это, - он представил товарищей, - Свен и Мирза. Мы из наемников, что в Шаркиле служили. Ты тоже так умеешь? - теперь Шарль кивнул в сторону площадки.
   - Что ты! - Донч еле сдержался, чтобы не замахать руками. - Я ж только три месяца здесь. Учусь, конечно, но до этих мне далеко!
   Шарль переглянулся с друзьями. Те молча кивнули.
   - Неважно. Далеко, близко, - сказал обладатель франкского имени. - Пойдешь к нам четвертым. Будем вместе биться. Ты не думай, мы многое умеем.
   - Зато я мало умею, - ответил Донч. - Меня начали учить только здесь.
   - Не умеешь - научим, - возразил Шарль. - Не хочешь - заставим!*
   Последняя фраза сопровождалась такой дружелюбной улыбкой, что Донч сразу понял: это не угроза, а шутка! Предложение казалось лестным, но мальчик хорошо знал, чем всё кончится. И потому предупредил сразу:
   - Вы меня не возьмете. Я бывший раб.
   - И что? - искренне удивился Свен. - Причем здесь это?
   - Ну...
   - Нам всё равно, кем ты был до вступления в отряд, - Торжественно произнес Шарль. В троице он явно верховодил. - Лишь бы ты стал надежным товарищем. Мой отец - шевалье, а Мбумбу сбежал с галер. Но они двадцать лет дрались плечо к плечу, и погибли, прикрывая друг другу спины!
   Донч восхитился, как новый знакомый умеет красиво говорить. Прямо, как взрослый! А Шарль продолжил:
   - Так что? Вступаешь в нашу команду?
   - Да! - ответил Донч.
   - Тогда рассказывай, какие здесь порядки. И подробно!
   С тех пор четверка не расставалась. Заниматься с 'наймитами', как сразу за глаза поименовали новичков, трудно. Они здорово сильнее Донча, и оружием владеют самым разным. Но Донч не сдавался, и каждое занятие давалось чуточку легче предыдущего. А вечерами приходилось часами сидеть и объяснять новым друзьям, как решать задачки по счислению. Сам Донч расчеты осваивал с лету. Хотя мальчик сильно бы удивился, если б узнал, что за несколько месяцев прошел программу математики за шесть классов и считается у учителей почти гением. Но он этого не знал. И не удивлялся. Просто терпеливо втолковывал приятелям, как считать площадь треугольника и что такое дроби.
   А те, в свою очередь, не жалели времени на отработку приемов мечевого боя и стрельбу из самострела. Шарль поставил отряду задачу: во всем стать лучшими.
   - Наши отцы, - сказал тогда 'командир', - были лучше всех. И сумели остановить целое войско. Но погибли. Мы должны стать еще лучше. Чтобы остановить и выжить!
   Донч своего отца не помнил. Он вообще не помнил, что происходило до Итиля. Но был уверен, что и его отец погиб, защищая родной город. И остановив целое войско. А потому Шарль прав: надо стать еще лучше!
   И всё же обычно Донч догонял любого из парней с большим трудом, еле удерживая колотящее по ребрам сердце. При этом ведь надо еще решать задачи. И не самые простые! Попробуй-ка думать об уравнениях и многоугольниках, когда воздух со свистом выходит из легких, ноги отказываются шевелиться, а в голове одна мысль: не отстать! Догнать ведь можно и выплевывая легкие сквозь стиснутые зубы, а бежать наравне - намного, в разы тяжелее...
   Сегодня всё шло по-другому. И дышалось легко, и ноги не болели, бег доставлял удовольствие, и не мешал думать. Всегда бы так получалось...
   - Ты как? - на ходу спросил Шарль. - Всё решил?
   - Ага! - ответил Донч.
   Отвечать подробно не решился. Дыхалку надо беречь.
   - Я тоже, - похвастался командир. И поинтересовался. - А бежится как? Может, прибавим?
   - Давай! - согласился Донч.
   И мальчишки помчались вперед по натоптанной сотнями ног тропе...
  
   Примечание
  
   Воротный - дежурный на воротах
   Кто-то считал, что эту присказку в 20 веке изобрели? Щаззз!
  
   Киев, лето 6449 от Сотворения Мира, грудень
  
   Сашка вырывает из твоих рук большой красный грузовик, только сегодня подаренный папой. Забирает легко - он намного сильнее и старше. Ему шесть, а тебе всего четыре.
   - Отдай! Это моя машинка! Моя! - слезы сами наворачиваются на глаза.
   Сашка не отвечает. Он тебя даже не замечает. Ты для него никто. Жертва. Ты не в силах изменить ситуацию, и Сашка прекрасно это понимает. Но обида заставляет пытаться. Ты хватаешься за игрушку, чтобы через секунду лишиться ее вторично и от толчка усесться на попу.
   Вскакиваешь. Кулаки сжимаются сами собой.
   - Отдай!
   - Поплачь!
   Удар! От ответного падаешь навзничь. Ни одного шанса. Но слез нет. Есть обида, затопившая сознание. Есть злость. Встаешь и снова бросаешься на обидчика. Но теперь у тебя в руке палка. Самая обычная палка, оказавшаяся там, где надо и когда надо.
   Шаг вперед! Удар! Еще! Сашка не отвечает. Ему больно, он растерян, унижен, а ты лупишь его раз за разом первым в своей жизни оружием, не разбирая, куда приходятся удары, не давая опомниться.
   И враг сдается. Летит на землю спорный грузовик, а Сашка заливается слезами, подняв рев на весь двор. Сбегаются мамы и бабушки гуляющих детей. Чья-то рука вырывает из рук палку, и на тебя обрушивается возмущенный хор голосов.
   - Хулиган!
   - Разве можно человека палкой?!
   - Где его родители?
   - Избаловали мальчишку!
   - Шпана подзаборная!
   Ты не понимаешь половины слов, но волна осуждения ощущается как давящая на голову рука. За что?! Почему?! Ведь я был прав! Он сильнее! Первый начал! Это мой грузовик!
   Последнюю фразу произносишь вслух. Шквал обвинений усиливается:
   - Нелюдь!
   - За какую-то игрушку избить человека!
   - Выбросить эту машину!
   - Отобрать!
   В круг протискивается Сашкин отец. От него противно несет перегаром. Смотрит на царапины сына. Поворачивается к тебе:
   - Драться хочешь? Дерись! Санёк, ну-ка, врежь этому недоноску...
   Сашка ухмыляется, делает шаг вперед... И ты что есть силы бьешь в ненавистное лицо зажатым в руке грузовиком, подаренным папой.. Красным. Новеньким. Железным. Теперь падаешь не ты. И слезы ручьями льются не из твоих глаз. Спасибо, грузовик!
   - Ах ты мразь!
   Здоровенный пьяный мужик размахивается и... отлетает в сторону. Папа! Пришел! Чувство защищенности укрывает теплым одеялом...
   ***
   Воевода проснулся. Рывком сел на постели. Сон не уходил, кружа голову, и наливая тяжестью веки. Встал, взял кувшин с квасом, жадно выхлебал чуть ли не половину. Сон, наконец, отступил. Зато пришли воспоминания.
   Так оно и было. Первая в жизни драка. Первое оружие. И папины слова: 'Не бывает запрещенного оружия. Такие запреты выдумывают сильные, чтобы слабые не могли сопротивляться'. Урок на всю жизнь.
   Запрещенное оружие... Оно существовало всегда.
   Палка в руках четырехлетнего ребенка, ограничившая свободу Сашкиных кулаков.
   Арбалет. 'Подлое' оружие! Теперь, снеся голову серву, рискуешь получить болт в глазницу от его сына.
   Огнестрел... Химия... Атом...
   Впрочем, если 'подлое оружие' оказывалось в сильных руках, оно переставало быть подлым...
   Этот сон никогда не снится просто так. Он приходит следом за большими неприятностями. И сулит еще большие. Но уже не тебе. В последний раз Серый видел эту картинку после смерти Оли. Оля-Оленька, никогда не обидевшая даже мухи, но оказавшаяся не в том месте не в то время... Не повезло.
   Теперь и сына не уберег. Последнее, что оставалось от прошлой жизни...
   - Прости, Оленька... - выдохнул воевода.
   Отхлебнул еще кваса, усилием воли очистил мысли и лег на лавку. Надо спать, завтра тяжелый день. Впрочем, легких здесь не бывает...
   ***
   Огромный зал залит светом множества ламп. В углах помещения еще куда ни шло, но ты на сцене, где добавляют света слепящие софиты. Гости не сидят на отведенных на них местах. Они толпой рвутся вперед в стремлении опередить друг друга, первым задать так интересующий их вопрос. Микрофоны в руках словно оружие. Не безобидный 'Макаров', а что-то страшное, не меньше гранатомета или ПЗРК. Журналюги, мать их! Всегда не любил это племя!
   Князья могли бы и сами выйти на пресс-конференцию, а не прятаться за спиной старика-воеводы. Впрочем, ладно. Спрятались, так спрятались. Того, кому не страшны рыцари настоящие, не напугать 'рыцарями' гусиного пера и поганой бумаги. Тоже мне, броненосцы... Вторая древнейшая профессия... Ничем не лучше первой. Что те бляди, что эти... Добежали, суки. Начали!
   - Мария Тьеполо, 'Голос Венеции'. Господин Серый, что вы думаете о совместной резолюции ООН и Ватикана о невозможности мирного сосуществования Руси с цивилизованными государствами?
   Этакая экзальтированная дамочка класса 'фемини'. Алый брючный костюм, кожаная жилетка и темный платок, который разве что богомольная старушка в церковь оденет. И какого ответа ты хочешь?
   - Я об этом не думаю, сеньорина Тьеполо. Если кто-то не хочет с нами мирно сосуществовать - это проблемы исключительно его. Могу отметить, что мы рассматриваем желания и намерения государств не по голословным утверждениям, а по реальным делам.
   Такой устроит?
   - И как же должно вести себя государство, чтобы его не постигла участь несчастных полян?
   Поправляет очки, облизывает губы... Дешевые фокусы.
   - О, это очень просто, сеньорина! Достаточно не совать нос на нашу территорию. Во всех смыслах.
   - Войска Империи Греков и Хазарии не заходили на вашу территорию. И Арабского Халифата тоже! - невысокий подвижный франк в костюме мима успевает протолкатьсяя поближе и задать вопрос первым.
   - Мсье?
   - О, пардон, мсье Серый. Клод Вотье, 'Фигаро'.
   - Мсье Вотье, хазарские набеги на земли сиверов и вятичей происходили не реже трех раз в год. И все были оплачены Константинополем. Если подобное называется 'не заходили', то уж не знаю, что будет по-вашему значить - 'заходили'. Что касается Халифата, то на его территорию не ступил ни один русский воин. А что делали арабские войска в Армении, лучше спросить у них. Мы всегда приходим на помощь друзьям!
   - Господин Серый! - грохочет стоящий справа от франка мужик в полном доспехе. Экий тевтон! Чудского льда не хватает. С Вороньим Камнем.
   - Слушаю вас. Внимательно.
   - Барон Шверттод, 'Ди Цайт'. Верно ли, что русы имеют оружие невиданной силы, которое было применено на Хучве и при уничтожении Гнезновского замка?
   - Что Вы, что Вы, - ты карикатурно машешь руками, - какое оружие?! Исключительно выучка наших бойцов!
   - То есть, Вы хотите сказать, - забрало шлема Шверттода с лязгом закрывается, и барону приходится поправлять его руками, - что восемь ваших бойцов могут обычными средствами остановить многотысячную армию?
   Что, сука, страшно? Бойся! Для того ребята себя и не пожалели, чтобы такие, как ты, боялись до липкого пота и мокрых портков.
   - Каждый сомневающийся может убедиться в этом на примере собственной армии. Повторение судьбы князя Лешека гарантируем! - жесткий взгляд на барона. - Если подобное желание есть у Вас лично, готов удовлетворить любопытство сразу же после пресс-конференции!
   Получи, фашист, гранату! Барон уменьшается в размерах, даже доспехи съеживаются, и пытается бочком отступить в задние ряды. А фиг тебе, трое журналюг валятся, отлетая от окованной туши. И еще трое: на место немца уверенно пробивается девица, сошедшая с обложки дурного фентезийного романа: бронированное бикини на голое тело, босая и с мечом. Девочка ничего: всё при ней и личико не подкачало. Валькирия, блин! Прямо с пира у Одина в гости пожаловала.
   - У меня к вам два вопроса, - не представляясь, бросается в атаку. - Первый: детей тоже режете? В замке ведь находились дети и женщины! Вы их тоже... - заговорщицки подмигивает, - того?
   - Фрекен? - с национальностью дамы всё было ясно и так.
   - Инга Олафссон! - с готовностью представляется.
   - Со всей ответственностью заверяю Вас, фрекен, что дети, а также не оказывавшие сопротивления женщины в Гнезновском замке не пострадали.
   - Ну да? - голос валькирии сочится сомнением. - И куда вы их подевали?
   - Спросите местных крестьян. У них, кажется, в последнее время вошли в моду дворянские жены.
   - А дети?
   - Дети в полной безопасности и комфорте.
   - Ладно, хрен с ними! А...
   - Э, мадам, вы задаете уже больше двух вопросов, - бесцеремонно перебивает свейку жующий жевачку господин в деловом костюме и широкополой ковбойской шляпе, - Персивал Кнаут, 'Нью-Йорк Таймс'. Северо-Американские Соединенные Штаты. Господин Серый, где находится сам Полянский князь и малолетний наследник престола?
   - Они в полной безопасности.
   Отвечаешь, наблюдая, как ковбой летит наземь, сбитый мощным ударом нежного девичьего кулака. Действительно, хороша девчонка, можно сказать украшение здешнего зоопарка.
   - Я еще не закончила, - шипит Инга. - Мой второй вопрос: Олаф Карлссон на Руси?
   Надо же! И не знаешь, что отвечать! Собственно, собеседница ответа не ждет:
   - Передайте папе, что он может плыть домой. Я уже вернулась и окончательно решила вопрос Рогнарссонов, - валькирия разворачивается к Кнауту, которому удалось-таки подняться с пола. - Скажешь хоть слово, поплыву открывать Америку!
   - Леди, у Вас все? - интересуется пожилой толстяк с сигарой. Дожидается кивка Инги и только потом обращается к Серому. - Уинстон Черчилль, 'Гардиан'. Скажите, как Вы относитесь к накоплению войск НАТО на восточных границах Священной Римской Империи? И объявлению Ватиканом крестового похода?
   Ну да, конечно, наглы всегда в стороне. Стравить всех между собой и посмотреть, что получится.
   - Крестовый поход против Руси будет самой большой ошибкой и папы, и императора. Последней ошибкой в их жизни.
   - Воины Креста - не поляне какие-нибудь! - снова лязгает забрало барона Шверттода.
   Вот именно такие, как ты, и работают английским пушечным мясом! Отвечаешь, словно вбиваешь меч в баронское брюхо:
   - Нас тоже не восемь выйдет.
   - Господь не допустит поражения христова воинства!
   У, блин, серьезный аргумент!
   - Представьтесь!
   - Джузеппе Финоккио, 'Рупор Ватикана'!
   Смотришь на мелкого итальяшку, взглядом заколачивая его в землю. Думаешь, я не знаю, что означает твоя фамилия, недомерок? Скажи спасибо, что не имею права на официальном мероприятии доставить тебе удовольствие ломом. Или осиновым колом...
   - Надеетесь на помощь своего бога? Не стоит...
   - Истинная вера восторжествует над идолами! Порождениям Сатаны...
   Папист взлетает в воздух. Похоже, Инга обиделась за Одина. Валькирии можно, она лицо неофициальное...
   - Вы хотите сказать, что языческие боги сильнее? - уточняет Черчилль.
   - Я атеист. Как и большинство русов.
   Толпа журналюг отшатывается, словно от прокаженного. Еще не продышавшийся итальянец мелко крестится в углу, не в силах выдавить 'изыди, Сатана'. 'Макаронника' не хватает даже на 'Порка Мадонна...'. Феминистка падает в обморок. Забрало барона лязгает особенно громко и заклинивает. Даже невозмутимый англичанин меняется в лице.
   - Но... Но ведь атеизм запрещен в большинстве цивилизованных стран! Как античеловеческая, негуманная доктрина, отрицающая...
   Реакция журналистов вызывает громкий жизнерадостный смех Инги Олафссон. Похоже, валькирия не в ладах с гуманизмом и цивилизованными странами.
   - А нам и это пофигу! - рявкаешь ты. В конце концов, сколько можно! Дипломатия эта уже до самых печенок достала. - У нас есть большой железный грузовик!
   ***
   Воевода рывком сел на лавке. Мать твою! Ну и бред! При чем тут грузовик? Какая пресс-конференция в десятом веке? Какие американцы и Черчилль? Хотя Инга здорово врезала этому янки! И святоше тоже! Вообще, ничего девочка, и бикини ей идет... Тьфу, старый козел! Ты о чем думаешь? Это же сон! Или всё же поинтересоваться у Карлссона насчет дочки? Сам-то стар уже, но кого-нибудь из парней женим... Тьфу, тьфу, тьфу...
   Серый упрямо крутил головой, но сон не отпускал. Наконец, нашел в себе силы добраться до стола и приложиться к полупустому кувшину. Немного полегчало.
   - Гуманисты, христову мать в печенку, - пробурчал воевода. - Из цивилизованных стран, разрази их на все четыре стороны! Либеранты и толерасты! Как они меня достали! Еще в той жизни...
   Он залпом допил квас, обвел светлеющим взглядом горницу и произнес:
   - А ведь большой железный грузовик у нас и в самом деле есть!
  
   Книга
  
   'Всё-таки человек - удивительное существо.
   Кажется, только вчера Людовик Заморский насмерть резался с Гуго Великим. Оттон Первый гонялся за братцем Генрихом. А король английский Эдмунд с трудом отбивался от Олава Третьего, норвежского короля Дублина. Западная Европа по уши погрязла в междоусобицах и ближайшие лет десять вылезать была не намерена... В той, в нашей истории и не вылезла. Ни за десять, ни за сто.
   Но стоило появиться на горизонте нам и нанести удар по Царьграду...
   Папа Стефан Восьмой, личность достаточно безвольная и безынициативная, резко обнаружил в себе силы и способности заняться геополитикой. И объявил крестовый поход на сто лет раньше положенного. Многочисленные короли, герцоги и прочие графы, до этого ни в грош ни ставившие Стефана и рубившие друг другу всё, до чего могли дотянуться, в считанные дни откликнулись на призыв Их Святейшества. И закономерно бросились в объятия друг друга. Выражение 'в считанные дни' ты, потомок, считай фигуральным. К счастью, средства связи не давали европейцам возможности проявлять подобную оперативность...
   Но уже летом сорок первого (звучит-то как! Впрочем, тебе, потомок, этого не понять! К огромному твоему счастью. Хотя, человек существо ведь крайне удивительное, могли и вы наколобродить изрядно...) Оттон сумел послать Лешека прощупать киевлян. Сам собирался выступить следом. Умный, всё же, мужик. Когда ему рубили в Неаполе голову, даже жаль было. Хотя рубили со всем положенным политесом, позолоченным мечом и все такое...
   Разгром полян германца отрезвил. Точнее, напугал до икоты. Поход Оттона отменился. Точнее, отложился на некоторое время. Зато к папским посланцам, носящимся по Европе с наскипидаренными задницами, добавились гонцы наихристианнейшего из королей. К концу лета все распри затихли. Западнохристианские страны готовились к совместному походу. На Русь. Вот что значит - почуяли, откуда опасностью пахнет! Готовились европейцы столь серьезно, что почти забыли о венедах и ободритах. Братья-славяне вздохнули с облегчением. И начали диверсии партизанить с утроенным усердием. Подкрепленным с нашей стороны как оружием, так и учителями 'малой войны'. В ту кашу, что завертелась в Полабье, сунули рыло даны, лишенные привычного куска английского и французского хлеба (попробуй-ка сунуться в страну, где идет всеобщая мобилизация). Впрочем, сунувшись, обожглись, и в дальнейшем особого усердия не проявляли.
   Но все было не столь красиво и безоблачно, как казалось. Наша блестящая и внешне легкая победа в компании сорок первого года, на самом деле, далась очень недешево. Русь не была готова к новой войне. В обязательном порядке требовался отдых. Пара-тройка мирных лет, чтобы поднакопить жирка. Сверхскоростное объединение Европы эти годы отбирало...
   К тому же, вести оборонительную войну с нашими союзниками куда труднее, чем наступательную. Большинство из них, те же угры или печенеги, дрались сугубо ради добычи. Пойти и разграбить Рим или Париж - всегда пожалуйста. А оборонять Волынь или Искоростень? А на хрена? Разве что за большие деньги...
   Да и в новый набег им было рановато. Еще предыдущая добыча не поделена и не потрачена. Лишь неугомонный Теркачу жаждал омыть копыта своего коня в Атлантическом океане. Но даже не все мадьяры соглашались последовать за национальным героем.
   Но выхода не было. Весной ожидались незваные гости, причем в огромных количествах. Отсутствовала даже надежда на бардак, сопутствующий крестовым походам нашей истории. Координацией действий сборной армии занимался лично Оттон, и все источники, как сговорившись, твердили о высокой степени организации. Разозлившийся германец спуску не давал никому.
   Пришлось разрабатывать планы встречной операции. Легкого варианта не получалось. Если, конечно, не использовать наработки Вашко... Но тогдашний бой одно, а массовое использование 'оружия богов' - совсем другое. Тем не менее, такой вариант нашим доморощенным Генштабом не исключался. Как и точечные диверсии. К примеру, в правильно выбранный момент смерть Оттона гарантировано сталкивала остальных вождей в борьбе за первенство. Но такой удачный момент еще надо подобрать...
   Общая же военная доктрина Кордновско-Киевского государства была такова: пока русы будут сдерживать наступление немецко-христианских войск, усиленных Антантой, на линии государственной границы, бросить конницу Буденного, то есть печенегов с мадьярами, в глубокий рейд по тылам противника. Главное - по разным направлениям, чтобы между собой не передрались. Впрочем, вопрос решился легко. Печенеги мечтали ограбить Рим, тогда как угры жаждали отомстить за Риад, а заодно пощипать Магдебург и Париж. Ну и, кроме того, планировалось устроить 'рельсовую войну' на путях обозных дорог противника силами сиверских казаков и полабских герильерос.
   Победа, конечно, гарантирована не была, но шансы имелись неплохие. Особенно если учесть, что наши металлурги грозились к весне выдать некоторое количество пушек. Не 'Больших Берт', конечно, но средневековому рыцарству хватит. Картечный залп - вещь крайне умиротворяющая.
   А, собственно, почему нет, раз уж очередная легенда полетела ко всем чертям? По возвращению состоялся давно назревающий разговор с Игорем, Вукомилом и Светленом. Руки нам не выкручивали, в подвалы скрытные не тащили (может потому, что мы и так там сидели за пивком и беседой), и вообще портить отношения ни одна из сторон не намеревалась. Но спросили за всё.
   Мол, ребята, ваши самострелы мы проглотили. Фиолетовые чубы и песенки на 'южанском' - тоже. А за то, что мертвых с того света достаете, отхватывая Морене скальпелями пальцы, только благодарим. Светлен пуще всех. Древлянин готов даже не слышать постоянных оговорок горячо любимой пятой жены.
   Но, может, хватит в прятки играть? Половину известного мира вместе раком поставили, а вы, сволочи, оказывается, оружие массового поражения по заначкам ховаете? Ну и так далее, тому подобное и в том же духе...
   Причем, божественность нашего происхождения никому из троицы в голову не пришла. Мол, боги столько не пьют, с крыльца не блюют, ругаться им так слабо, а до наших железок Перуну с его молниями как в известной позе до очень далекого города. И чего франков бояться? Вытащить пулеметов этак с полсотни, поставить на телеги, да и размазать босоту германскую тонким слоем от Бреста до Марселя! До тачанок Вук додумался. Нестор Иванович, доморощенный...
   Пришлось объяснять заинтересованным и облеченным властью лицам политику партии и правительства. Не сказать, что сильно обрадовались, но с основными доводами, скрепя сердце, согласились. Лишь насчет размазывания франков остались при своем мнении. Но в душе. Зато по поводу скрытности никаких разногласий не было. Окромя уважаемых присутствующих - только Буревой. А в будущем - правящие князья да начальники скрытных контор. И то не все. А остальным - не фиг, по фиг и на фиг!
   От оглашения будущих исторических событий прошлого варианта предусмотрительно воздержались под предлогом того, что мы его уже маленько того... подкорректировали. На пару-тройку империй. Еще не хватало обвинить Светлена в убийстве Игоря! Когда он давно свой парень и русин по пятой жене!
   На том же совещании решили пугануть противника. Именно поэтому операцию по выкрадению Лешека с пулеметом провели максимально жестко. И закончили взрывом замка. Самодельной взрывчатки не пожалели. Щит в Гнезно прибивать было буквально некуда. Впрочем, на детей рука не поднялась, пришлось вывозить в Приют.
   Оттон и так не рвался атаковать в зиму, не закончив мобилизацию, а наша диверсия окончательно утвердила его в первоначальном мнении. Всё отложилось на весну. А весной в Европу пришла чума. Интересно, что в нашей истории этой пандемии не было. Или просто не осталось письменных источников...'
  
   Киев, лето 6449 от Сотворения Мира, грудень
  
   Здесь, как всегда, было прохладно, тихо и спокойно. Отпотевали на столе кубки с квасом, манил аппетитным срезом окорок под потолком. Скалились со стен морды неведомых зверей... Но двое за столом не обращали на привычные мелочи внимания. Оба уже не молодые, но еще не старые. Битые жизнью и людьми, неоднократно прошедшие все круги ада и не собирающиеся останавливаться.
   - Думаешь, не удержим германцев, воевода? - спросил хозяин. - Зачем тогда затевали всё?
   - Удержим, - вздохнул гость. - Но тяжко будет. Многих потеряем.
   - А если оружием вашим?
   - Опять ты за своё, - поморщился воевода. - Нельзя нам богами быть. То, что бог делает, никто повторить и не попытается. А вот за человеком и попробовать можно. Неужто не понимаешь?
   - Понимаю. Но принимать не хочу. Проще надо быть. Есть враг - болит голова, нет врага - болеть перестает.
   - Угу. Вот только лет через полста нас никого не останется. А они придут. И всё. По старой колее с отсрочкой на полвека. А то, что вся скрытность к Ящеру пойдет, понимаешь?
   - Это да...
   - Нам бы время выиграть... Года два... Или три.
   - Не выйдет. Пограничные земли войсками переполнены. Воинов селить некуда. В шалашах да землянках живут. Скоро на деревьях гнезда вить начнут. А ведь еще и половина не собралась.
   - Скученность, говоришь, большая?
   Волхв кивнул.
   - Скученность... - протянул воевода. - А знаешь, волхв, есть мысль...
   И он, словно боясь, что кто-то может услышать, зашептал собеседнику на ухо. Тот выслушал. Некоторое время сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в морду здоровенного волка, обнажившего клыки. Потом перевел взгляд на воина.
   - Тебе никто не говорил, что ты - страшный человек?
   - Говорили. И еще не раз повторят. И тебе скажут.
   И ошибутся. Мы - не страшные люди. Мы обычные. Пока что. А страшными нас назовут потом. Если всплывет правда.
   - Она не всплывет. Проклятия людей ничто в сравнении с ненавистью Богов. Но когда умирает столько...
   - Считай то, что произойдет, проклятием своих Богов. Я знаю, что будет потом. Я знаю, что трупы будут устилать города. Но я знаю и другое. Если мы не сделаем этого, реки переполнятся кровью. Наши реки. А это важнее.
   - Может получиться. Князю ни слова.
   - Вообще никому.
   - И твоим?
   - Им в первую голову.
   - Боишься, осудят?
   - Боюсь, одобрят...
  
   Интерлюдия
  
   Пушистый
   Хорошо быть пушистым! Спать всю зиму, сбившись с подобными себе в одну кучу. Так теплее. А в тесноте - не в обиде. Видеть сны о приходе весны. А когда зима кончится, хорошо выбраться из норы и сидеть на холмике, отогреваясь от холодов, оставшихся за спиной. Смотреть, как выглядывает из-за горушек Солнце. Дарующее тепло. Дарующее жизнь. Хорошо просто сидеть, лишь изредка посматривая в небо, не распластался ли в вышине зловещий крест ястребиного силуэта... Хорошо хрустеть свежей зеленью, поглядывать на хорошеньких соседок. Думать о том, что скоро завизжат, завозятся в просторной летней норе детеныши. А еще очень хорошо пройтись когтями по золотистому меху, добираясь до чешущегося бока...
   Серый
   Хорошо быть серым! Ты сливаешься с темнотой и не видно. Совсем-совсем не видно! Можно лазать в любых закутках, не боясь, что найдут! А еще очень хорошо быть быстрым и ловким! Можно залезать куда угодно! Везде-везде можно пролезть! И очень хорошо, когда есть острые зубы! Можно прогрызть любую деревяшку. Да, дерево совсем-совсем невкусное! Но его и не нужно глотать, чтобы в животе потом бурчало! Дерево можно разлохматить, повыгрызать и выплюнуть. И добраться, наконец, до вкусного, мягкого и теплого, которое так любят прятать Высокие! И хвост хорошо, когда есть! Длинный, красивый! И лапы! Ухватистые, цепкие! С острыми коготочками на пальцах! Можно по любой стене залезть, по любой веревке! Лишь бы малейшая зацепочка была. Хоть трещинка!
   И вообще, хорошо - быть!
   Пушистый
   Плохо, когда приходят Высокие и Громкие. Плохо, когда Громкие пугают всех вокруг грохотом своих каменных ног. А еще хуже, когда льется неудержимым потоком в нору вода, хотя на небе нет ни облачка... Плохо, когда ты выскакиваешь наружу и попадаешь в плотную-плотную сетку. И тебя, хохоча и посмеиваясь, выпутывают из нее Высокие. Чтобы посадить в клетку. Плохо, когда соседом оказывается не симпатичная подруга, а серый родич. Далекий родич. Тот, что живет рядом с Высокими. Тот, который пропитался запахом Высоких. И их грязью...
   Серый
   Плохо, когда запах копченого мяса оборачивается ловушкой. Хитрой-прехитрой. И не помогают выбраться ни острые зубы, ни длинный хвост, ни острый слух. Плохо, когда вокруг Высокие. Плохо, что нельзя грызть их тела. Плохо, когда рядом с тобой вдруг оказывается не свой, а чужой. Пусть он похож на тебя. Пусть он не пахнет врагом, а от него доносятся лишь запахи степного разнотравья. Пусть он не бросается на тебя. Но он - чужой. И хотя вас разделяет железная сетка, это помеха для ваших зубов и усов. Но не для Мелких. А у соседа Мелкие очень кусачие. И от их укусов темнеет в глазах...
   Пушистый
   Очень плохо, когда ты остаешься один. Когда всех серых родичей забирают и уносят. А ты сидишь, смотришь на осклизлые стены подвала, следишь за капельками воды, блестящими на камнях. И ты можешь только вспоминать. Солнце, нору, свежую траву...
   Серый
   Очень плохо, когда тело все покрыто ковром из Мелких. И кажется, будто твоя шерсть живет сама по себе. Очень плохо, когда тебя запихивают в тесную-тесную клетку, где только и можно, что есть, пить, да ненавидеть Высоких. И еще хуже, что клетка не стоит на месте, а болтается вверх-вниз. И плохо, когда отовсюду начинает пахнуть, нет, вонять водой! Соленой водой. И дохлой рыбой. И тебя болтает так, что сердце уходит в пятки....
   Пушистый
   Очень хорошо, что все кончается. Скользит по шерсти отточенное лезвие, похрустывает шерсть, расходясь в страхе перед беспощадным металлом... И ты уходишь, убегаешь. В воспоминания, в Солнце, в Степь. Ты - мертв. А значит, свободен. И над тобой раскрывает крылья черная тень пустельги...
   Серый
   Все кончается. Не всегда это хорошо, не всегда это плохо. Но сегодня это - хорошо. Очень хорошо. Больше не мотает тебя в клетке, больше не накрыт ты душным пологом. И клетки больше нет! Очень хорошо! Ты - свободен! А вокруг расстилается город Высоких. Огромный город! Полный вкусных запахов, плотно-плотно набитый тайнами! И плевать, что здесь по-прежнему пахнет соленой водой! И плевать, что навстречу, перегораживая узкую тропку, выходят черные родичи. Их много. Их зубы остры, а в глазах - горит ненависть к пришельцам. Но и нас, серых, немало. В бой! А тот, кто победит - отомстит Высоким. Страшно отомстит.
  
   Северное море, лето 6449 от сотворения мира, грудень
  
   Украшенные драконьими головами корабли уверенно резали гладь Северного моря, оставляя за собой пенные следы. Эрик Бьернссон стоял на носу головного драккара, ухватившись за борт. Мысли вскипали яростью, заставляя все сильнее сжимать пальцы. Удача оставила его, самого могущественного ярла северных морей, не зря прозванного Победоносным. Шаловливая девка сбежала не сразу. Она сначала подавала знаки, оставшиеся непонятыми Эриком.
   Глупая смерть Харальда. Нет, брат никогда не был умен, что признавали все, в том числе и он сам. Но надо быть законченным дураком, с мозгами селедки, чтобы оказаться на хольмгане из-за желания получить очередную жену! Так еще и остаться в круге, булькая перерубленным горлом! И чья рука прервала никчемную жизнь брата?! Вековой позор, черным пятном ложащийся на весь род...
   И это тогда, когда корона покойного отца столь близка. Единственный, кто мог бы поспорить с Эриком, Ингольф Рингссон, уступал во всем. Тинг просто обязан избрать Победоносного!
   Неумная попытка Лейфа отомстить за брата, приведшая лишь к ненужной ссоре с Медведем. Олаф не самый сильный херсар, но его луженая глотка не стала бы лишней на тинге. Ладно, с Медведем сумели решить, против он тоже не скажет.
   Потом неудачный поход в Гардарику. Можно было бы и не ходить. Но кто же знал?! Спорить нет нужды - русы хорошие воины. И в боях с ними не бывает легких побед. Но в первой же веске столкнуться с дружиной русского князя - удивительное невезение, Как такое предугадать?! Или все проще?! Предательство! Черное предательство! Может, дружинники Безжалостного ждали именно его? Но кто мог сообщить им о готовящемся походе? Хотя, было кому, было... Тот же Медведь вполне способен просчитать действия ярла. И затаить злобу в глубине своей мелкой душонки Олаф мог!
   Теперь Эрику нужен был крупный успех! И Победоносный на пяти драккарах бросился в набег на Энгланд. Сокровища подданных Эдмунда вернут былую славу. Но шутник Локи продолжал издеваться над ярлом. Кто-то прошелся по побережью Северного моря, очистив прибрежные деревни от ценностей, а Эрику достались пришедшие по тревоге саксонские войска. У саксов было много воинов. Даже возвращение на драккары обошлось недешево. Ни одного корабля, хвала Богам, на поживу саксам бросить не пришлось, но команды стали вполовину меньше.
   Три долгих года подряд судьба испытывает ярла на излом. Но истинным победителем можно назвать лишь того, кто умеет превратить неудачу в успех. Те, что опередили, ответят за всё! На кораблях этих тралов* собрана добыча почти со всего побережья! Догнать и отобрать! Кто-то из своих? Наплевать! В море - кто сильнее, тот и прав! И Эрик бросил драккары в погоню, не отвлекаясь на жалкие крохи оставленной в селениях добычи.
   Догнать грабителей оказалось делом непростым. Семь дней корабли Эрика бессмысленно бороздили прибрежные воды. И только сейчас впереди показались паруса. Всего два паруса! Всего два драккара! И такими силами неизвестные переполошили всё побережье Уэссакса?! Ладно! Тем проще! Легче будет забрать добычу. Эти счастливчики могут гордиться: их трупы проложат дорогу Эрику к короне.
   Погоня затянулась. Дракары убегающих были не хуже, чем у Эрика. И хотя ворованная добыча (его добыча!), изрядно перегружала корабли врага, гребцов у Победоносного было меньше. Проклятые саксы изрядно проредили отряд.
   Эрик еще раз взглянул на преследуемых и вздрогнул от бешенства. Ему, наконец, удалось разобрать раскраску парусов. Олаф Медведь! Проклятый выкидыш полосатой свиньи! Виновник смерти Харальда, предатель, выведший на дружину Эрика русских воев, оказывается, не прячется в Гардарике, а потрошит англов! Ворует законную добычу Победоносного, подставляя ярла под сакские стрелы! Как будто мало гардарикских мечей! Ну, сейчас ты заплатишь за всё!
   В тот же миг паруса упали, и драккары Олафа стали разворачиваться. Медведь не стремился сбежать. Нет! Он развернулся навстречу схватке. Странно, самоубийственной храбростью херсар никогда не отличался. Впрочем, трусостью тоже.
   - Одеть брони!
   Команда торопливо натягивала кольчуги. Теперь-то долгожданная встреча с ворами произойдет гораздо раньше. Чужие драккары приближались с удивительной быстротой. Было видно, как гнутся весла под сильными руками.
   'Могли ведь уйти, - подумал ярл. - Нам за ними не угнаться даже под парусом'.
   - К бою!!!
   Драккары рванулись вперед, словно касатки, почуявшие кита. Пять против двоих, исход боя понятен каждому!
   Корабли сблизились столь стремительно, что лучники обеих сторон успели дать лишь по одному залпу, а после абордажные крюки вцепились в борта, и поток орущих воинов хлынул... с двух кораблей на пять. Впавший в ярость ярл слишком поздно заметил, сколь много воинов несут драккары противника.
   Олаф Медведь? Причем тут Медведь? Корабли Эрика атаковали не люди. Легко сносили воинов огромные палицы великанов-йотунов, выходцев из Утгарда с черными как смоль телами; меднокожие дварги с разрисованными лицами в головных уборах из перьев, разъяренными кошками бросались на викингов, легко уклоняясь от взмахов секир и мечей и осыпая их градом быстрых ударов.
   И только на самого ярла надвигались немногочисленные воины привычного вида. Однако при одном взгляде на их предводителя Эрик Победоносный ощутил слабость в коленях, помянул недобрым словом брата Харальда и родственников Олафа Медведя и поднял топор, чтобы после скорой смерти отправиться на пир к Одину, а не в мрачное царство Хель...
  
   Под стенами Магдебурга, год 942 от Рождества Христова, апрель
  
   - Язычники будут повержены и разгромлены! И над дикими землями востока засияет Крест! И каждый, кто пришел на зов, при жизни попадет в Царство Небесное! А кто погибнет, тот будет воскрешен! Ибо чисты их сердца и помыслы! Ради благого дела призваны вы под знамена с Крестом!..
   Монах говорил красиво. Вернер даже заслушался. Ему искренне хотелось поверить в высокие цели намечающегося похода. Многие верили, особенно рядовые солдаты и ополченцы. Но у Вернера не получалось. Барона фон Эхингена жизнь сделала слишком прожженным циником, чтобы всерьез воспринимать весь треп про Веру.
   Разгадка проста. Русы прошлым летом подошли к стенам Константинополя. Не приняв откуп, захватили город. И отдавать не намерены. То есть, с одной стороны, славяне несказанно разбогатели, захватив роскошнейшую столицу Средиземноморья, а с другой, они еще и усиливаются с каждым днем. И скоро станут очень сильны. Настолько, что любой встревожится. Не говоря уж о хитром лисе Оттоне, дующем на воду, даже не обжегшись на молоке.
   Но сегодня, когда даже не все убитые упокоились под землей, славяне обескровлены. Если ударить большой силой, не устоят. Вот и собирает Оттон Первый под знамена всех, кто в состоянии держать оружие. Собирает, не глядя ни на возраст, ни на умения. Ведь как говорил кто-то из мудрецов: 'Принято считать, что если рыцарь может стоять на ногах, то он достаточно здоров для пешего поединка, а если может сидеть верхом, то для конного. Если рыцарь не может ни стоять, ни сидеть, но находится несколько часов подряд в здравом уме и трезвой памяти, то он достаточно здоров для того, чтобы командовать битвой или вести переговоры'
   Но всего лишь зова монарха - мало. К тому же, вассал моего вассала не мой вассал! Оттон не только хитер, но и мудр. И подрядил на это дело божьих слуг. Весьма успешно подрядил.
   Самого же Вернера монашьи россказни интересовали мало. Он пришел и привел отряд под стены Магдебурга не ради высоких идей. Пусть другие бьются с еретиками, дабы ввести их в лоно истинной веры. Фон Эхинген умнее. Жить надо здесь и сейчас. А что будет после смерти... Тело бренно и материально, а душа бессмертна и бесплотна. Нельзя коснуться призрака, и глупо пугать бестелесный эфир жаром сковород и кипящей смолой. Вернер хорошо запомнил слова бродячего проповедника, заглянувшего в далеком детстве в замок на холме. Проповедника отец утопил в пруду, отправив еретика кормить карасей, но некоторые постулаты крепко засели в голове наследника.
   Эхинген пришел за добычей. Русы взяли Константинополь. Значит, богатство в Киеве скопилось немалое. Или не в самом Киеве. Особой разницы нет. Поход пройдет по всем русским землям. Доберутся и до сокровищ. Все прочее - неважно.
   Количество войск, собранное под Магдебургом, ошеломило Вернера. Рыцарь не мог поверить, что в одном месте можно собрать столь крупную армию. На смену недоверию пришло беспокойство. Конечно, Восточная Римская империя - богатейшая страна, да и свои сокровища у русов быть должны, но не слишком ли много подельников? Хватит ли на всех добычи, и какова получится доля каждого? О наделах фон Эхинген не беспокоился. Земель хватит на всех, даже с избытком. Вернер видел карту, у нее не было края, земли уходили вдаль до бесконечности. Как бы не до самой Индии...
   Но Вернеру не нужна земля. И покорные сервы - тоже не нужны. Как и непокорные. Он предпочитает получать свою долю звонкой монетой и драгоценными камушками. На худой конец, и религиозная утварь подойдет. Горнилу все равно, что растекается в нутре. Что оклад православной иконы, что кусок тиары...
   Впрочем, трезво поразмыслив, фон Эхинген успокоился. Да, армия велика. Но если противник так легко расправился с ромеями, не стоит ожидать, что его города сами откроют ворота крестоносцам. Силы у врага много, а значит, война не станет легкой прогулкой. И делиться придется со значительно меньшим количеством народа. Многие, очень многие погибнут. Кто из-за недостатка умений, кто из излишней горячности, кто из-за пустого бахвальства. А кто-то укором в трусости получит стрелу в спину. Или топором по затылку. Так или иначе, а победителей окажется намного меньше, чем тех, кто собирается ими стать.
   Однако что-то Вернеру не нравилось. А больше всего то, что он не мог понять, что именно не нравится. Потихоньку складывалось впечатление, будто от его внимания ускользнули какие-то важные детали. Вот только какие? Может, огромное количество церковников в лагере, назойливее августовских мух жужжащие о святой цели и кознях дьявола? Назойливость можно понять. Впервые в истории мира столь великая сила собрана в один кулак под знаменами Церкви. Ведь мы же умны, мы понимаем, что без благословения Стефана у Оттона ничего не вышло бы...
   И всё же слишком назойливо святые отцы ездят по ушам паствы. Им бы обрабатывать тех, кто не присоединился к Воинству Христову. А уже решившимся возложить живот свой на алтарь мученический зачем? Странно всё это.
   Барон подошел к палаткам своего копья. Горько вздохнул, перешагнув сквозь оттяжки, спутавшиеся клубком. Нагнали столько войск, что невозможно встать на постой, как приличествует его рангу. Все хорошие места заняты. Приходится ставить палатки стенка к стенке. Невозможно выйти, дабы не вступить в какую-нибудь пакость. Человечью, конскую и собачью на выбор. Не говоря уже о коровьих. Зачем, спрашивается, держать войска под каменными стенами Магдебурга? Отчего бы не бросить собравшуюся армию вперед? Зачем ждать отставших? Неужели имеющихся сил не хватит? Таких сил! Ох, темнит Оттон Саксонский, ох темнит!
   - Гюнтер, - позвал фон Эхинген, приподняв полог ближайшей палатки.
   Из всех его людей Гюнтер самый толковый. И многое умеет. За что и назначен капитаном. А то, что не дворянин, так это дело наживное. Особенно в будущей Большой Войне.
   - Слушаю, - отозвался из полумрака капитан, тут же выбравшись наружу.
   Повинуясь короткому жесту Вернера, шагнул вслед за ним. Четыре дюжины шагов прошли в молчании. Впрочем, не больно-то поговоришь, пробираясь сквозь загаженные кусты. Барон не желал чужих ушей поблизости.
   - Что-то мне не по себе, - пожаловался рыцарь, в очередной раз оглянувшись. Гюнтер всей фигурой изобразил внимание. И так же внимательно выслушал все, что сказал снедаемый подозрениями сюзерен. - Попробуй выяснить, где тут собака зарыта. И не пытаются ли нас усадить хлебать кашу с Дьяволом. Добыча - хорошо, но целая голова - еще лучше.
  
   Кордно, лето 6450 от Сотворения мира, березозол
  
   - Донч, ты у нас самый умный, - неожиданно сказал Свен. - Вот объясни мне такую штуку. Если всё вокруг состоит из больчей...
   - Из чего-чего состоит? - удивился Донч. - и почему всё?
   Четверка отдыхала на бревнах в углу боевого поля. Пятнадцать частей перерыва, и снова на площадку. В мечевом бое 'наймиты' тренировались со старшей группой и не уступали никому. Собственно, если не Донч, так были бы сильнее всех. Во всяком случае, в бою троек Шарль, Свен и Мирза всегда выигрывали. Даже в четверках успевали прикрывать Донча. В первые дни побеждали за счет хитрых приемов, полученных от отцов и их друзей. Сейчас уже и русинские уловки выучили. Чуяли парни оружие, только покажи как. У Донча выходило похуже. В боях 'двоек' его задача - прикрывать напарника. И продержаться 'живым', пока Шарль или Свен не выведет одного противника из игры. Получалось это далеко не всегда. А ведь работая в парах друг с другом 'наймиты' нападали, а не оборонялись. Но Донч бился хуже всех в группе, потому о нападении и речи не было. Ему еще учиться и учиться, прежде чем перестанет быть слабым звеном в четверке. И уставал он больше всех. Потому краткий миг передышки старался использовать как можно полнее. От того и треп друзей в перерывах слушал вполуха. Что еще за 'больчи' придумали?
   - Ну эти частички, из которых всё сделано.
   - А... Молекулы, - сообразил Донч. Больше из контекста вопроса, чем из объяснения Свена. - А почему 'больчи'? Они же маленькие.
   - Маленькие, - согласился здоровяк. - Но всяко больше мельчей.
   - Кого?
   - Не кого, а чего. Больше атомов, - подсказал Шарль. - Мы давно их так называем. 'Мельчи' и 'Больчи'. Так понятнее получается. А для совсем мелких частиц названий пока не придумали.
   - Ага, - задумчиво произнес Донч, проговорив про себя нововыдуманные соратниками слова. - И правда, удобнее. Так в чем вопрос?
   - Все сделано из больчей, - сказал Свен. - Больчи сделаны из мельчей. А мельчи из совсем маленьких частей, между которыми пустота. Так?
   - Ну так, - согласился Донч.
   - Но тогда получается, и люди так сделаны?
   - И люди.
   - Вот! И выходит, люди из пустоты сделаны. Или почти из пустоты! - Свен сконфуженно посмотрел на товарища. - А я себя щупаю - совсем не пустота. Даже очень не пустота.
   Донч задумался. Сам он прекрасно всё понимал. Но понимать и суметь объяснить - вещи разные. Человек так устроен, что лучше всего понимает примеры. И чтобы яркие, образные были.
   - Ты щупаешь пальцами, - наконец сказал мальчик. - Пальцы у тебя большие. Были бы они размером с эти ваши мельчи, пустота бы нащупывалась. Как в решетке. Видишь дырки, руку просунуть можешь. А как спиной в доспехе шандарахнешься - как об стену!
   Ребята задумались.
   - Точно, - сказал Мирза. - Но тогда смотри что выходит. Если все из пустоты, то и князь из пустоты состоит. Что ж мы пустоте служим? Ерунда какая-то получается.
   - Ты это князю заяви. Княже, мол, ты ж ведь пустота! Так иди лесом гулять! - подначил Шарль. - Он мигом с тебя снимет ту пустоту, что над плечами торчит. За слова предерзостные.
   - Не снимет, - сказал Донч, - Ярослав на детей не обижается. Объясняет даже.
   - Ярослав не снимет, другой снимет, - возразил Шарль. - Лучше князьям такого вообще не говорить. Пусть пребывают в невежестве.
   - Последнюю фразу им тоже лучше не говорить, - заметил Свен.
   - А чего страшного? - спросил Мирза. - Ну отрежется один кусок пустоты от другого куска. Будет пустота о двух кусках...
   - Знаешь, - улыбнулся франк, - я лучше одним куском побуду. Цельной пустотой.
   - Вопрос, надо ли подчиняться князю, если он пустота, конечно, интересный, - задумчиво сказал Донч. - Но мы же - тоже пустота. Если одна пустота слушается другую пустоту, то это правильно. Пустота тоже должна быть как-то устроена...
   - А меч - тоже пустота, - произнес Мирза. - Но острая и голову на раз сносит.
   - Так и через решетку можно по частям провалиться. И доспехи не спасут. Если прутья заточены и удар сильный.
   - Ни хрена я не понял, - грустно сказал Свен. - Берет одна пустота другую пустоту, машет ей через третью пустоту, и человека нет. Только голова по земле катится... Вернее, пустота в форме круга. Шара, - тут же поправился парень, не дожидаясь справедливых упреков за неграмотность от соратников.
   - Не хочешь, чтобы катилась, - назидательно проговорил Шарль, - хватай вторую пустоту и учись ею третью пустоту разгонять. Разбираем мечи - и в круг. Наш черед.
  
   Под стенами Магдебурга, год 942 от Рождества Христова, апрель
  
   - Герр барон!
   Гюнтер говорил тихо, но озабоченность в голосе чувствовалась.
   - Что тебе? - толком не проснувшись, рыкнул фон Эхинген в ответ. - Ночь кругом!
   - Есть сведения, - капитан не обратил внимания на нескрытый намек сюзерена, и продолжал маячить в проходе. Яркая Луна за спиной обрисовывала силуэт столь четко, будто чеканила его на железе...
   - А до утра не терпит?
   Вылезать из-под теплой шкуры не хотелось. Тем более, вечером разболелась голова. В положении лежа боль почти не ощущалась, но стоило встать, и начинали накатывать тягучие горько-кислые волны. У Вернера подобное недомогание случалось и раньше. Давний удар по шлему не обошелся без последствий. Лекарство было только одно - сон. И именно его и лишал сейчас настырный капитан.
   - Всё и всегда терпит, - ответил Гюнтер, отступая с прохода. - Но последствия терпения бывают разные.
   Чертыхнувшись, фон Эхингем выбрался из палатки.
   - Ну?
   Капитан не спешил. Сначала еще раз огляделся, убедившись, что никто не сможет услышать их разговор. Впрочем, посреди лагеря стояла тишина, прерываемая лишь унылой перебранкой маркитанок, поминающих прежние грехи товарок. Барон, дожидаясь ответа, успел несколько раз зевнуть, чуть было не поймав ртом ночного мотылька...
   - Первое, - сказал, наконец, Гюнтер. - Русам, действительно помогает дьявол. Или кто-то из Старых. Прошлым летом поляне пытались сходить на Киев. Рассказывают такое, что волосы дыбом встают.
   - Здесь и поляне есть? - удивился Вернер. Свежий ночной воздух прогнал не только сон, но и головную боль. - Не замечал.
   - Не удивительно, что не замечал. Их здесь практически нет. Кроме, разве что, перелетных бродяг-наемников, - усмехнулся Гюнтер. Капитан и сам был из таких. Хотя, конечно, из германцев, а не славян. - Но слухи ходят. И не только слухи. Полянское войско споткнулось о десяток воинов. Споткнувшись, потеряли чуть ли не половину. Земля вставала на дыбы, а молнии жгли воев сотнями...
   Фон Эхингем недоверчиво усмехнулся. Раньше капитан не был замечен в легковерии:
   - Ага! Слышали и мы заячьи байки. Сначала бегут от одинокого воина так, что у сапог подметки дымятся, а потом рассказывают, что тот ростом выше деревьев, поперек себя шире, кидался молниями и тряс землю. И вообще, врагов было аж трое, а нас всего дюжина.
   - Возможно, - не стал упорствовать Гюнтер. - Но нынешней осенью Гнезновский замок Льстислава сравняли с землей за одну ночь. И это не байки и не слухи. Сведения надежные, - для пущей убедительности капитан кивнул в сторону аббатства Святого Мориса. В котором, как все знали, Оттон пользуется бенедиктинским гостеприимством
   Барон присвистнул: разрушить замок, даже самый плохонький - не самое простое дело. Тут нужен труд сотен землекопов и каменщиков. Тем более, что его сначала надо взять.
   - Теперь понятно, зачем столько сил. И почему монахи так часто поминают имя Господа, - пощипал себя за бороду барон. - Пожалуй, надо озаботиться тем, чтобы не оказаться в первых рядах.
   - Это еще не все, - произнес Гюнтер. - В городе дурная болезнь. И среди воинов - тоже проявляется. Многие умирают.
   - И что? - не понял тревоги Вернер. - Всегда кто-то умирает от болезней. На то они и существуют, чтобы люди дохли.
   - Я знаю эту болезнь, герр барон, - глухо сказал капитан. - Если мы не хотим сдохуть, надо бежать отсюда как можно быстрее. Если еще не поздно.
   Фон Эхингем хмыкнул. Судя по голосу, Гюнтер не шутил.
   - Вы слышали о чуме? - спросил капитан, не дождавшись прямого вопроса.
   У барона перехватило дыхание. Слышал. И читал. В Библии есть все...
   - Это она, - добил Гюнтер. - И еще. Заставы на выездах из лагеря с сегодняшней ночи усилены в несколько раз. И на границах Саксонии тоже. Приказ - никого не выпускать. Провизию с приезжих перегружают на заставах.
   'Чума! - свихнувшимся дятлом стучалось страшное слово.- Чума! К чертям все! Добыча, слава, доброе имя. Ничего из этого не нужно покойнику. Ни к чему земное умершему!'
   Барон осклабился:
   - Не выпускать, говоришь? Посмотрим, как у нашего милейшего короля это получится. Уходим! Поднимай отряд! Только тихо! Еще успеем нашуметь
  
   Книга
  
   'Все люди одинаковы и равны. Сомневаешься, потомок? Правильно делаешь. Все люди разные. Мужчины и женщины. Взрослые и дети. Дворяне и сервы. Воины и землепашцы. Веселые и грустные. Смелые и трусливые. Как не посмотри, абсолютно непохожие друг на друга.
   Но для чумы все люди одинаковы. Все они лишь жертвы для болезни. С того момента, как первый раз заболела голова, начался жар или покраснело лицо, неважно, кем ты был в предыдущей жизни. Король, герцог, солдат, нищий бродяга... Неважно! Ты всего лишь ходячий труп. И ходячий недолго. Но перед смертью успеешь заразить всех, до кого сможешь дотянуться. Зашел в деревню - вымерла деревня. В замок - значит, замок. В город - горе городу. Ты уже мертв, хотя пока еще жив, и несешь смерть окружающим. И они тоже мертвы. И равны. Перед Чумой и Смертью.
   Болезнь появилась в марте. Кто заболел первым, и откуда появилась зараза, не узнать никогда. В лагере крестоносных войск под Магдебургом, при жуткой скученности, антисанитарии и прочих прелестях, неминуемо сопутствующей любой средневековой армии, болезнь распространялась быстрее степного пожара.
   По той же причине не имели успеха и действия по локализации очага заражения. Когда европейцы договорились до первой попытки карантина, незараженных в окрестностях не осталось.
   Надо отдать должное Оттону. Император действовал решительно. Через две недели границы Саксонии перекрыл 'железный занавес', не уступающий советскому в годы Холодной войны. Увы, помочь подобные меры не могли. При отсутствии надежной системы связи, прибывающие войска узнавали о бедствии, только оказавшись на месте. Первое время - в самом лагере, после на карантинных постах. Сумевшие выбраться предпочитали молчать о причинах, подвинувших на смену места жительства - слишком уж вероятно 'лечение' топором по голове.
   Конечно же, люди пытались вырваться из гиблого места. Никто не хотел собственноручно обрекать себя на мучительную смерть. Способов не выбирали. Кордоны останавливали далеко не всех. Иногда их обходили, хоронясь по окрестным лесам, чаще сметали, ровняя с землей. Прорывавшиеся были воинами и бежали 'повзводно и поротно'. В начале апреля Гуго Великий, положив большой и толстый скипетр на общехристианские ценности (в конце концов, первый раз, что ли, от церкви отлучат?), увел бургундцев, заодно оголив кусок границы в зоне своей ответственности. После этого бегство приняло повальный характер.
   Вырвавшиеся прямым ходом отправлялись по домам. А в компании с несостоявшимися покорителями Руси шествовала ее величество Чума. Вымирали города и деревни. Взмывались черные флаги над донжонами баронских замков. Вывешивались траурные тряпки над дверями бедняцких лачуг.
   Нет, Европа не сдалась. Она боролась. Специальные 'зондеркоманды' сжигали трупы с домами и всем имуществом, не задаваясь вопросом, а мертв ли уже воющий от боли человек или еще нет. Усиленные дозоры перехватывали бродяг, стараясь максимально ограничить любое передвижение. Лекари опробовали самые причудливые средства, нередко убивающие быстрее самой болезни. Европа боролась. И безнадежно проигрывала.
   К середине березозола в полной власти Черной Смерти оказалось земли Германии и Франции. К концу - Италия и Балканы. В травне зараза явилась в Испанию и на Оловянные острова. Даны, не собиравшиеся присоединяться к крестоносцам и еще осенью прекратившие набеги на Германию, умудрились избежать заражения с юга, но получили болезнь с севера, из Англии'.
  
   Тюрингия, год 942 от Рождества Христова, апрель
  
   Голова болела не переставая. Несколько же дней подряд. Нет, тому виной вовсе не меч рыцаря Остзее. Белесая гадость, облепившая язык, явно не следствие того удара. Мир праху твоему, рыцарь, ты очень вовремя подвернулся нам при бегстве...
   Пост на выходе из лагеря просто смели. Никто не ожидал, что уходящие не станут ни разговаривать, ни размахивать поддельными подорожными, а обрушатся конным строем и умчатся в темноту.
   С заставой на саксонской границе повезло еще больше. Навстречу попался идущий по зову короля рыцарь. Закадычный враг, заклятый друг, без которого жизнь была бы пресней. Встретились, поговорили, не слезая с коней. Потом, спустились, выпили вина, и поговорили уже по-другому. Правда, только правда, одна лишь правда. Конечно, прозвучало не все, известное фон Эхингену.
   Про приказ никого не выпускать из Саксонии Вернер умолчал. Остзее не дурак, быстро смекнул, что должен сделать. И повернул отряд назад, к своему замку. А Вернер пошел южнее, к своему. А потом передумал.
   Барон подоспел к граничному посту вовремя. Как раз тогда, когда оставшиеся в живых воины Отсзее добивали служак Оттона. Или все происходило наоборот. Тусклый лунный свет не позволил распознать бойцов по помятым, заляпанным кровью и грязью доспехам. Впрочем, Вернер разбираться не собирался. Стоптали выживших, и вся недолга. О рыцаре, утонувшем в грязи, барон не жалел. Острота приедается. Иногда хочется и спокойствия...
   Дальше путь был свободен. Вот только через два дня умер первый. Труп сожгли вместе со всеми вещами. Желающих что-нибудь взять на память о покойнике не нашлось. В костер полетел даже кошель.
   Не помогло. Люди заболевали один за другим. Барону пришла мысль убивать всех заболевших. Поразмыслив немного, отбросил. Не из жалости. Просто бессмысленно. Скорее всего, заразились все. А излишняя жестокость может привести к бунту. Сами умрут. Как уже многие умерли.
   Сегодня Вернер и сам понимал, что болен. Но как не хочется верить...
   Гюнтер вынырнул словно из-под земли. Внимательно посмотрел в лицо барону. Нахумрился.
   - Болен, - не спросил, сообщил. - Все больны. Надо было уходить раньше. Кто знал...
   - А ты почему здоров? - спросил Вернер.
   Жуткая мысль пронзила сознание. Может, это Гюнтер всех и заразил?! А у самого есть противоядие. Но если это правда, то в чем смысл? Хотя сейчас за противоядие фон Эхингем готов отдать всё!
   - Нет у меня противоядия, - произнес капитан, словно подслушав мысли. - Просто я уже болел. И выжил. Давно. Надо устраиваться в любой деревне и пытаться пересидеть болезнь в тепле. Кому повезет - выживут.
   - А...
   - Багровые волдыри есть? Возле уда. И под мышками.
   Волдыри были. Вернер обнаружил их утром. И не придал особого значения. Мог и натереть сырой одеждой. Оказывается, все не так...
   - Многим повезет?
   - Нет, - честно ответил Гюнтер. - Может, и никому не повезет. Но это шанс. Я лежал в тепле и пил отвар из хвои. Не знаю, есть ли в этом смысл, но буду вас поить. Вдруг поможет. Идти в замок нельзя, мы убьем всех в баронстве.
   - Хорошо, - фон Эхинген не задумывался. - Сворачиваем.
   - Но у меня одно условие.
   Барон с удивлением посмотрел на капитана. Тот впервые ставил какие-то условия.
   - Какое?
   - Жителей деревни выгоним прежде, чем войти. Пусть живут.
   Вернер кивнул. Потом вытащил из ножен меч.
   - На колено!
   Положил оружие на плечо капитана.
   - Посвящаю тебя в рыцари. Видит Бог, ты этого достоин больше, чем большинство из тех, кто по недомыслию Господнему уже получил сие звание...
  
   Западнее Волыни, лето 6450 от Сотворения мира, березозол.
  
   Одинокий всадник вылетел из леса и галопом полетел к засеке. Издалека он смотрелся опытным: чувствовалось, не первый день в седле сидит. Не каждый печенег так умеет с конем обращаться.
   Порубежники, помня наставления воеводы, схватились за луки и самострелы. Сказано, никого не впускать, значит и не пускать. Коли знает человече слова заветные - кликать Снежко, человека княжьего, что прибыл на засеку для скрытных дел и слова воеводины привез. А пока тот не придет, гостюшка пусть за вехой ждет, что в полста шагах впереди воткнута. Слова и оттуда можно прокричать.
   А уж коли не скажет, так пусть проваливает обратно. А нет, так и стрелу недолго получить. Как веху пройдет, так и стрельнем. Потому как на фряжские земли злая напасть пришла, кою нельзя к себе пустить. Вот и с этим так будет. Или этак...
   Шуму, конечно, немало будет. Но попробовать можно и без большой крови обойтись. Если попервой по ногам стрелять. Но гость, похоже, правила знал, коня начал осаживать загодя. Но толи конь слишком горяч попался, толи всадник слишком устал. Останавливался медленно, с трудом натягивая поводья непослушными руками. Только у самой вехи сумел остановиться
   Слез, а точнее, сполз с коня, уселся на землю, отцепил от пояса баклагу и надолго припал к горлышку. Вода проливалась мимо рта, стекала по подбородку, капала на кожаную кошулю...
   Наконец напился, медленно повесил баклагу на пояс и прокричал настороженным караульшикам всего одно слово. То самое заветное. И добавил тише:
   - Поздорову вам, люди русские...
   Глушата, самый молодший из порубежников, бросился к избе за княжьим человеком.
   - И тебе не болеть, - откликнулся Звонило, бывший на засеке за старшего. - сиди где сидишь, сейчас будет, кто тебе надобен. Слово такое из Киева пришло.
   - Правильное слово, - отозвался гость. - Сам бы не пошел.
   И замолчал. Видно было, что даже говорил с трудом.
   От избы спешил Снежко. Сходу проскочил сквозь узкий проход в засеке.
   - Стой! - заорал сидящий, откуда только силы взялись. - Не подходи! Болен я! Поветрие моровое...
   Княжий человек остановился, но лишь когда подошел к гостю на десяток шагов. Негромко, чтобы не слышали порубежники, бросил одно слово. Тот облегченно вздохнул.
   - Хорошо. Передай Вукомилу, - слова давались с трудом. - Жирота не добыл, что просили. Отряды везде. Жгут всё. Но привез. Себя. Больного. Из меня вырезать можно. Только сами не подхватите.
   Жирота закашлялся, потом резко склонился вправо и долго блевал. Отцепил баклагу, прополоскал рот, сплюнул и надолго присосался.
   - Только торопитесь. Недолго мне осталось. Желваки красные. Давно уже... И сил нет... Не подходи!
   Но княжий человек уже был рядом с больным.
   - Не суетись! - прикрикнул Снежко. - Меня эта хвороба не возьмет. И себя рано на погост отправляешь, брате! Поживешь еще, да послужишь. Не спеши от службы в Ирий сбечь.
   Пока уста говорили, руки княжьего человека ни на миг не останавливались. Рукав кашули Жироты оказался закатан, руку перехватила тугая петля. Появился прозрачный кругляшок с длинной иглой, совсем не больно, вонзившейся в сгиб локтя...
   Жирота наблюдал за всем действом как сквозь туман, медленно теряя сознание. Он сделал то, что должен. Привез. Теперь можно и умирать... Теперь всё можно...
   А Снежко, вкалывая больному лошадиную дозу антибиотика далеко не высшего качества, пытался понять, успеет он, или, как было в двух предыдущих случаях, уже поздно. Эх, Жирота, Жирота. Никогда тебе не узнать, что ты не первый. Образцы чумных тканей давно есть. Но слишком медленно идут новости. И скрытники тащат из Европы 'желваки'. Чаще всего на себе...
  
   Книга
  
   'Неначавшаяся война, обеспечивавшая столь эффективное распространение пандемии на запад, ограничивала ее продвижение на восток. Остановить болезнь такой поворот событий не мог, но мы получили хорошую фору по времени. И использовали его на полную катушку. В течение двух недель новорожденная фармацевтическая промышленность превратилась в приоритетное направление развития народного хозяйства.
   Скрытники добыли образцы зараженных тканей, после чего получение сыворотки стало делом техники. В середине березозола ее уже опробовали на добытчиках, а в травне начали поголовную вакцинацию. Параллельно килограммами производили стрептомицин. По меркам двадцать первого века - препаршивого качества, плохо очищенный и дающий огромное количество осложнений. Но дающий людям шанс на выздоровление, что перевешивало любые минусы. Глухота или слепота - это всё же не смерть...
   Вакцинация вызвала весьма неоднозначное отношение. До Крещения Руси действо по уровню напряженности, конечно, не дотягивало. Разве что в миниатюре.... Поверивших сразу оказалось не так уж и много. Кого-то пришлось уговаривать, кого-то запугивать картинами болезни, кого-то заставлять. То там, то здесь вспыхивали 'чумные бунты'. Тут обходились без уговоров, жестко подавляя выступления. Окончание этих акций получалось своеобразным: выживших вакцинировали и отпускали по домам. Бунтовать им больше было не за что. Старались поменьше убивать, благо дружинников привили первыми. Но бунт есть бунт.
   Еще хуже оказалось с союзниками. Раньше всех под удар Черной Смерти попали ободриты и венеды, подхватившие заразу в ходе партизанских действий. К ним ушла вся первая порция лекарств. Но Старгард успел стать общим могильником...
   Угры и печенеги прививаться отказались наотрез. Правда, после того, как два наиболее 'оторванных' клана, сбегавших 'за зипунами' в Баварию и Франконию, вымерли практически поголовно, мадьяры одумались. И прививались на редкость дисциплинированно. Печенеги же так и не поверили в науку, но, на всякий случай, откочевали восточнее, к самой Волге, благо свободного места после прошлогодней резни хватало.
   Решение мадьяр благотворно подействовало и на сиверов, два месяца впустую 'перетиравших вопрос' на сходах. Атаманы, посмотрев на перепуганные рожи угорских послов и убедившись, что за прошедшее время из оросов Щараха от прививок никто не помер, приняли, наконец, положительное решение.
   Вот с кем проблем не возникло, так это с четырежды тестем Ярослава. 'Ярослав Щараху коня дал! Самострел дал! Дочек забрал! - при последней фразе хан-бек-атаман суеверно сплевывал на землю. - Плохого не предложит! Хороший зять, настоящий мужчина!'
   Так или иначе, но болезнь удалось остановить на границах Росского Союза. А в червне мы уже двинулись на Запад. Начался Фряжский поход.
  
   Печенежские Степи, лето 6450 от Сотворения мира, червень.
  
   - Русы ушли в поход на запад. Сейчас их города беззащитны, и упадут в ладони спелой хурмой! Бесстрашные воины великих беев, быстрые, словно пардус, и силою сравнимые с быком, разметавшие по степи прославленных хазарских полководцев, непобедимых до того часа, сломившие Великую державу ромеев! Да вам покажется легкой прогулкой этот поход ...
   Куркуте задумчиво поглядывал на гостя, чьи льстивые речи лились полноводной, под стать великому Итилю, рекой. Складно говорит, очень складно. А хитрые черные глазки бегают под чалмой... Никогда не верили печенеги словам чтящих послания Муххамада. Речи арабов столь же лживы, как и слова надменных ромеев. Мертвых нынче ромеев. Не следует забывать судьбу сделавших неправильный выбор. И повторять их ошибки тоже не следует.
   - Что скажут беи? - мерно проговорил Батана.
   Лицо вождя Була Чопон безмятежностью сравнимо со степным летним небом, а невозмутимостью готово спорить с древним курганом, навеки застывшим посреди бескрайних просторов. Лишь сухая рука старика мерно поглаживает белоснежную бороду, да тело раскачивается чуть чаще обычного. Изяслав бы сказал: 'Частота и амплитуда колебаний черепно-мозговой коробки определяется направлением и модулем вектора настроения!' Любит хитроумный русин сложные и непонятные слова. Зато смысл фразы не требует долгих размышлений. Мысли Батаны для Куркуте - открытая книга. Потому что схожи с его собственными.
   - Киев - богатый город и добыча там велика, - речь Ваицу течет неторопливо, как воды Днепра вдалеке от порогов, - но богатство надо еще взять. Русы не так слабы, как кажется из Багдада. Их дружинник стоит трех наших воинов! И равен по силам десяти арабам. И князь Игорь не зря прозван Безжалостным! И даже если он ушел, у русского князя умелые воеводы!
   Половина присутствующих одобрительно зацокали языками. Гость же, проглотив недвусмысленное оскорбление, залился соловьем, по седьмому кругу нахваливая печенегов и доказывая слабость сил, оставленных русами для прикрытия своих городов.
   - Разве могут существовать богатуры сильнее баджнакских*?! - слова текут, красивые и приятные. Но не подкрепленные делом. - Да еще втрое! Хотел бы я увидеть такого воина...
   - Уверенность эмиров в нашей победе над столь великим вождем, как Игорь Безжалостный, - перебив гостя, продолжает предводитель Явды Эрдим, которому уже приелся сладкий мед пустых речей, - разжигает огонь надежды в моем сердце. Но огонь хорош тогда, когда для него есть пища. Иначе он не разгорается пламенем костра, а тухнет бесполезной искрой. Прежде, чем принять решение, великим беям надо знать, чем могут помочь уважаемые предлагаемому делу.
   Хитрит Ваицу. Выводит гостя на разговор по делу. А тот юлит, плетет словесные кружева, отделываясь общими обещаниями. Не поскупятся, мол, арабские владыки, большие дары дадут, много войска в помощь союзникам пришлют.
   Опять Изяслав вспоминается: 'Много - не цифра. И большие - не цифра'. Эх, самого бы Изяслава сюда. Переодеть степняком, да посадить о правую руку. Сын-мол, старшенький. Умный - диво! Интересно глянуть, как араб будет убеждать русина пойти воевать Русь...
   - Так сколько золота готов дать Багдад, чтобы Степь пришла в Киев? - спрашивает Ипиоса. - И сколько добавит за Кордно?
   - И какую подмогу ждать нам из Аравии? - добавляет Куркуте, сосредотачивая взгляд на переносице гостя. - Кабукшин Йула не привыкли воевать за пустые слова.
   Гость ерзает, но от прямого вопроса трудно уйти кривыми ответами. Если, конечно, хочешь договориться. Если же не хочешь... Нет, в шатре совета посланца не тронут. И в стойбище тоже. Однако степь велика, и не всем дано добраться до ее края... Но есть у посланца и конкретные доводы. Есть. И пришло их время.
   - Не пройдет и месяца, как десять тысяч воинов напоят своих коней из Итиля, - выдавливает гость, - и приведут тридцать возов с дарами...
   Беи довольно щурят глаза. Десять тысяч воинов - немалая сила. Для страны, разваливающейся весенним сугробом. Арабы не сумели выбрать единого правителя, взамен убитого в прошлом году аль-Муттаки. Халифатом правят эмиры, день и ночь заседающие на совете. И каждый тянет кошму в свою сторону.
   Неведомым чудом договорились 'правоверные', не пожалели ни золота, ни войск. Всё больше нравится печенегам предложение пришельца. Киев, как скажет каждый, ослаблен прошлыми годами войны. Богатства у русов скопились немалые. А князь Игорь и умелые воины... Даже Безжалостный не в состоянии воевать без войска. Тот, кто смог победить троих, не справится с десятком. Или с сотней... Батана обводит взглядом собравшихся.
   - Хорошо, - рука привычно оглаживает бороду, - мы ждем золото. Воины Степи сделали свой выбор...
  
   Примечания
  
   Баджнак - арабское название печенегов.
  
   Тюрингия, год 942 от Рождества Христова, август
  
   Хвойный отвар не помог. И покой, который Гюнтер все же сумел обеспечить больным воинам - тоже оказался не в силах изменить что-либо.
   Впрочем, капитан понимал, что иначе быть и не могло. Если бы болезнь лечилась так легко, не вымирали бы от чумы целые страны. Ведь другие, настоящие врачи, сведущие в лекарском деле куда больше, нежели безродный бродяга-воин, не сумели найти лекарств, где уж ему... Но Гюнтер боролся до конца. Целыми днями варил зелья, поил и кормил больных, водил их до ветра, подставлял ночные вазы тем, кто уже не мог встать. Когда не успевал - мыл обделавшихся. Наплевав на церковные запреты, хоронил умерших без отпевания, лишь бормоча над свежей могилой свежепридуманные молитвы...
   Под дерновое одеяло ложились по очереди. Сперва воины, затем барон, затем селяне, приютившие обреченный отряд. Уговорить сервов уйти не удалось. Да и куда им было уходить? Бросить дома, хозяйство - невозможно для человека, живущего с земли. А выгнать мечами уже не хватало сил. Пришлым освободили четыре подворья с краю деревни.
   Не помогло. Болезнь птицей перескочила через заборы и ухватила за горло всех. Умирали мужики, бабы, дети... Каждый день на погост волокли новые трупы, а Гюнтер варил всё больше хвойного отвара. И поил им больных и здоровых. Горькое зелье не помогло никому. Когда слег последний из селян, Гюнтер натаскал на кладбище дров и развел такой костер, что издалека его можно было принять за лесной пожар. Выкапывать тела не было ни сил, ни желания, и капитан решил, что большой огонь сможет прогреть землю достаточно, чтобы убить болезнь. Очередная глупость, придуманная уставшим рассудком. Или не глупость? Как знать...
   Все, кто пришел с бароном фон Эхингемом, умерли Что продолжало держать Гюнтера в деревне, он и сам бы не смог объяснить. Но капитан не уходил. И продолжал ухаживать за больными селянами. Поил, кормил, обмывал... Варил отвар... Молился богу. В какой-то момент Гюнтер стал набожным католиком. Но по мере смертей сослуживцев, и крестьян, в особенности детей, вера снова ушла, сменившись ожесточением. Вернулся привычный цинизм, а в какой-то момент пришло убеждение: либо Бога просто нет, либо он очень большая сволочь. И еще неизвестно, что лучше.
   В тот день, когда появились русы, в живых оставались лишь двое детей. Гюнтер сидел на бревне у входа в дом, где лежали больные, и размышлял. В их выздоровление капитан не верил. Детей он сожжет в этом же доме. Потом запалит деревню и пойдет в баронство Эхингейм.
   Теперь, будучи рыцарем, он является вассалом покойного барона. Или его сына. В общем, пойдет и сообщит. А если малолетний барон возложит на капитана вину за гибель отца, что же, кинжал висит на поясе, а ударить себя в сердце сил хватит всегда. Новый рыцарский род смоет позор смертью. Жить Гюнтеру не хотелось.
   Появившиеся конные окольчуженные воины навели капитана на еще более мрачные мысли. Верный клинок прыгнул в руку. Седлать коня некогда, но Гюнтер и пеший кое-что может. А умереть... Ему ли бояться?
   Но пришедшие повели себя странно. Вместо того, чтобы испугаться чумы, спросили, остались ли в деревне выжившие. А потом сказали, что вылечат детей. Капитан не поверил, но махнул рукой и отошел в сторону. Нет смысла сражаться за жизнь детей, которые всё равно умрут через пару дней...
   Дети не умерли. Зелья русов, в отличие от хвойного отвара, помогали. Пошедшие на поправку больные ехали сейчас в обозе отряда, который Гюнтер вел к замку Эхингейм. Вел добровольно, совершенно не представляя, спасители едут рядом или захватчики...
   Замок барона не изменился. Только наглухо закрыты ворота, поднят мост, да на башнях лениво колышутся черные флаги. Стоило ли Вернеру умирать в безвестной деревушке, если чума явилась и сюда? Гюнтер приблизился к мосту, выискивая признаки жизни на стенах. Никого и ничего. Впрочем, это ничего не значит. Живые могут лежать без сил...
   - Эй, в замке! - заорал капитан, остановив коня напротив поднятого моста. - Живые есть?
   Живые были. Что подтвердила многоэтажная ругательная тирада, общий смысл которой сводился к пожеланию пришедшим валить ко всем чертям и побыстрее. И сдохнуть от меча, а не от чумы. Это если кто флагов не видит! Гюнтер легко опознал говорившего.
   - Людвиг, - заорал капитан, - старая ты козложопая скотина! Открывай ворота! Я привел тех, кто умеет лечить чуму!
   - Гюнтер? - из-за зубца куртины высунулась знакомая бородатая рожа. - А где барон? Или ты продался русам и врешь старым друзьям?
   - Вернер мертв. А насчет захвата замка... Чего тебе бояться, Людвиг? Двум смертям не бывать. Если я предатель, умрешь от меча, а не от чумы. Тебе же лучше!
   Впрочем, последний довод оказался излишним. Раздался скрип несмазанного ворота - старик уже опускал мост...
  
   Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
  
   Старик неторопливо открыл дверь, вошел, неодобрительным взглядом оглядел службицу, останавливая взгляд на цифрах учета, краской нарисованных на ножках столов, оборотных сторонах зерцал и прочих предметов и, не обнаружив непорядка, двинулся через хозяйство притихшей горничной к противоположной двери. В середине пути он резко тормознул, подошел к окну и спросил:
   - Это что?
   Палец старика уперся в горшок с невзрачным зеленым стеблем.
   - Любавины Глазки, дедушка Жила! - испуганно пискнула девушка. - Мне девочки росточек дали. Он красивый будет! Просто я только сегодня высадила!
   Старик покачал головой:
   - Ты мне, Забава, зубы не заговаривай! - строго произнес старик. - Почему на горшке числа учета нет?
   - Так я ж его из дома принесла! - глаза девушки наполнились слезами.
   Забава прекрасно знала, что на старшего по хозяйству в Управе этот прием не действует. И никакой другой тоже. Но вдруг поможет?
   - И что с того? - не меняя тональности, спросил стархоз. - Порядка не знаешь? Принесла, подпиши у начальства бересу, чтобы потребность подтвердить, зайди ко мне, получи число учета, стоимость проставь. В день оплаты тебе денюжки вернут, если горшок тут нужен...
   - Ой, дедушка Жила, ему же две векши цена! Чтобы Буривоя Мстиславова из-за такой чепухи от дела отрывать!
   - Вот ведь пигалица! - покачал головой старик. - Не чепуха то, а порядок! - он наставительно поднял вверх узловатый, похожий на дубовый сучок палец. - Сегодня горшок на учет не поставила, а завтра бересу скрытную в Терем прически* уволочешь! А какой вражина сопрет его, пока ты красоту наводить будешь?! - Теперь палец смотрел точно на девушку. - И не в том проблема, что береса важна, а то, что враг этот тебя пугать ей может, чтобы ты ему другие бересы носила. А всё с горшков неучтенных начинается!..
   - Жила Каменев! - раздался из службицы голос воеводы. - Ты ко мне?
   - А то ж! - отозвался старик.
   - Тогда отпусти Забаву на волю и проходи. Она уже осознала свою ошибку и запрос на горшок сейчас сделает.
   От заступничества начальства девушка ожила. Так быстро избавиться от стархоза, нашедшего непорядок, еще никому не удавалось. Старик мог часами распекать виновника, невзирая на его звания и заслуги. Однако от радости Забава допустила следующую ошибку.
   - Я прямо сейчас напишу! - зачастила она. - Вы даже уйти не успеете! Прямо с собой заберете!
   - Ишь, торопыга! - возмутился старик. - Совсем порядка не знаешь! Ты должна бересу ко мне вместе с горшком принести, там я горшок в книгу занесу, число учетное напишу, а потом уже и сажай в него свои глазки!
   - Они не мои, они любавины! - чуть не плача прошептала горничная. - Их из горшка высаживать нельзя! Погибнут!
   - Ладно, уговорила, - смилостивился Жила, - возьму на себя вину. Неси с цветком.
   Великодушие стархоза настроение горничной не улучшило.
   - Он же с землей! - убито сказала она. - Тяжелый! Четыре поверха вниз тащить, а потом обратно...
   - А ты Добрю помочь попроси, - с улыбкой подсказал воевода, слушавший окончание разговора в дверях службицы. - Заодно и проверишь. Если парень ради тебя к Жиле Каменеву пойдет, значит, точно любит! - и, не обращая более внимания на зардевшуюся девушку, обратился к стархозу. - Проходи, губитель молодежных порывов, проходи. С чем пришел?
   Старик неодобрительно покачал головой, но прошел в службицу. Не спрашивая разрешения, устроился за столом. Лютый вернулся на свое место.
   - Ну? Рассказывай, что тебя из подвалов вытащило и аж на третий поверх привело! Не верю, что ты ради того поднялся, чтобы Забавины горшки считать!
   Самый старый работник Управы ходить по лестницам не любил, это знали буквально все. И пользовались. Иногда, правда, попадаясь на горячем, как сегодня Забава.
   - Распустил ты, Буривой Володимеров, молодежь! - проворчал Жила. - Совсем от рук отбились! А у меня уже сил нет по всей Управе за порядком следить. Выделяй оплату на помощника* мне. Буду внука на службу кликать, да дела передавать потихоньку.
   Семейство Кремней было особым семейством. Во-первых, всех первенцев семьи звали либо Жилами, либо Камнями. И все они работали стархозами. Жилы в Скрытной Управе, Камни - в Теремной Страже. Когда кто-то из Кремней собирался на покой, он передавал дела внуку. Год-другой дед и внук работали вместе, после чего старик уходил. Судя по рассказам, ходившим по Управе чуть ли не со времен Вукомила, повадки стархозов были одинаковы во все времена. Занудливы Кремни были на диво, но и порядок в хозяйстве всегда был образцовый. Легко было посчитать, что служили стархозы по полтора-два обычных срока. Чем занимались остальные члены семейства, Лютый не ведал. Но если учесть, что семейное имя* давно стало нарицательным...
   - Выделю, не вопрос, - согласился Лютый. - Но это можно было по разговорнику решить. К делу давай.
   - Ты меня просил склады наши просмотреть, - заговорил стархоз. - На предмет вещей непонятных и хранящихся не менее нескольких веков.
   - Ну, про века я не говорил, - уточнил Лютый.
   - На каждый предмет срок годности имеется, - назидательно сказал старик. - Как выходит он, так вещь списывается, и уничтожается, ежели другого приказа не поступает, - старик посмотрел на воеводу, проверяя, правильно ли тот понял. Потом продолжил. - Но порядок тот три века назад введен. До того какие-то вещи раньше списать могли, а какие-то и оставить. Так что всё, что младше трех веков, либо уничтожено давно, либо хорошо понятно и известно. Например, столу твоему восемьдесят три года. Хотя срок службы у него по бересам всего двадцать! Но ни один старший по Управе его выбросить не дает. И ты - тоже.
   Жила обвиняющее уставился на начальника.
   - Так удобный же, - улыбнулся Лютый.
   - Во! - воскликнул стархоз. - А мне приходится каждый раз срок годности продлевать. Еще прапрадед мой в первый раз это делал! Но отвлеклись! Из старых вещей, что более трехсот лет на складе лежали, большинство списано давным-давно. И уничтожено, согласно порядка. Но кое-что осталось. В основном, чепуха бестолковая. Оружие всякое да доспехи. Сто лет назад всё это передали в Выставки*. А что в особо скрытном порядке хранилось - то в Особое Хранилище ушло.
   Жила замолчал, налил себе воды из кувшина, степенно отпил и продолжил.
   - Когда учет в машины счетные заводили, туда только то внесли, что на самих складах было. А старые книги не стали. Хотя и говорил я, что надо всё включить. Мало ли... Но молодежь, она ж вечно торопится. Хорошо, книги сохранились, глянуть можно, что и куда передавалось...
   Лютый всем своим существом почуял удачу.
   - Не тяни, Жила Каменев! Что нарыл?!
   - В Центральную Выставку Кордно передали поддоспешники тканевые. Тридцать штук. Хранились с начала учета. Не менее пятисот лет. Странностей две. Что за ценность такая в поддоспешниках, что их в Скрытной Управе хранят? И почему ткань за такой срок не развалилась да не истлела?
   Буривой потянулся к разговорнику.
   - Погоди, - остановил его старик. - Не всё это. В Особхран передали предметы, проходящие в книге учета под непонятным названием. Настолько непонятным, что предок мой внешний вид в на полях описал. Предметы непонятного материала, в виде трех небольших капель, соединенных веревками. Два одинаковых, третий немного другой. А с ними коробочки с вставленной палочкой. И еще коробочки. Со странной поверхностью. Вот и всё. Больше ничего странного в Управе никогда не хранилось.
   Жила опять потянулся к кувшину.
   - А название непонятное произнести сможешь?
   - Нет, не скажу. Но! - старик гордо посмотрел на воеводу. - Но я слова те записал, и в полном отчете тебе на читалку сбросил. В скрытном режиме. Если ко мне больше вопросов нет, то пойду. Надо еще с горшком неучтенным разобраться. И с хахалем Забавы твоей. Любит, не любит, а цветок ко мне тащить придется...
   Но Буривой уже не слышал хозяйственника. Он обалдело глядел на экран читалки, где под шапкой бересы передачи большими буквами было написано:
   '...
   1. Рация с гарнитурой - 18 шт. Состояние неиспр.
   2. Солнечные батареи - 21 шт. Состояние неиспр.
   ...'
  
   Примечания
  
   Терем прически - парикмахерский салон.
   Выделить оплату на должность - открыть вакансию. Жила просит дополнительную ставку в штатном расписании Управы.
   Семейное имя - фамилия.
   Выставка - здесь музей.
  
   Книга
  
   'Интересно, потомок, каким остался Фряжский поход в вашей памяти. Второй частью завоевательной войны? Или религиозной? А может глобальной целительской операцией? На самом деле в нем было всего понемногу. Или, если хочешь, всего помногу. Мы лечили и убивали. Спасали и уничтожали. Вытаскивали из небытия одни города и сравнивали с землей другие.
   Мы двинулись широким фронтом. Основной удар был направлен на Магдебург. Туда, где сосредоточились остатки еще недавно великой армии. Где больше всего больных и больше всего врагов. Мы ждали серьезного боя. Однако Оттон ушел от города и увел войско. Совершенно безграмотное решение с военной точки зрения. Все еще имея немалое войско, опираясь на стены одной из лучших в Европе крепостей, он мог надеяться на победу. Но король руководствовался не военной выгодой.
   Оттона разрывали на части внутренние разногласия. Набожный почти до фанатизма, но при этом крайне логичный, умный и рациональный монарх сдаваться не собирался. Однако у него обнаружилось слабое место. Младший брат. Бруно. Король не был готов пожертвовать идеей ради себя, жены, детей, остальных братьев и сестер. Наоборот, в дальнейшем бросил на алтарь войны их всех. Но Бруно - не смог. Брат болел, и вряд ли бы пережил осаду.
   Найденный выход оказался вполне в духе императора Священной Римской Империи. Бруно попал в плен, но остался жив, а его старшие братья, коих чума пощадила, продолжили борьбу.
   У франков было и еще одно преимущество. Отягощенные огромным обозом с лекарствами и лекарями, мы проигрывали в подвижности. Оторвавшись, саксонцы метнулись на юг и в Баварии перехватили силы Теркачу. Идея разбить мадьяр, идущих отдельной колонной была хороша, но измученной чумой армии подобное оказалось не под силу. Тем более, хитрые угры отлично усвоили царьградскую тактику Игоря. Ну и никого не лечили, а потому переигрывали франков в маневре ...
   Оттон завяз. Разбить противника не получалось, оторваться и уйти - тоже. Чем бы кончилось - неизвестно, но Серый, оставив Светлена с половиной войска охранять лекарей и развивать наступление на запад, с отборной дружиной рванул на перехват. Сошлись в историческом месте, под Аусбургом. Но в этой истории фортуна не пожелала улыбаться королю Германии.
   Дальнейшее развитие боевых действий оказалось простым и скучным. Победный марш с классической зачисткой враждебных элементов. Оттон отступал туда, куда его пускали. С севера дорогу преграждал Светлен. С востока - Серый, а с северо-запада - неизвестно откуда взявшаяся армия викингов. Причем, не датчан, а свеев. Оставалась Италия, оплот католического мира.
   Католические клирики - отдельная песня. Сколько было услышано рассказов о святых отцах, пытавшихся помочь умирающим людям. Сидящих у постелей смертельно больных. Успокаивающих страждущих. Своими, пусть бесполезными, но искренними методами борющихся с пришедшей бедой.
   Такие были. Гораздо меньше, чем казалось из рассказов. Может, большинство умерло еще до нашего прихода, заразившись от тех, кого хотели спасти. Но скорее, подвижников изначально мало. Много их не бывает. А рассказы... Те, кто рассказывали не встречали святых, а только слышали о них. Причем, не из первых рук. Похоже, суть и приемы идеологической борьбы были хорошо известны Ватикану уже не первый век. Разве что название для понятия придумали позже.
   Святоши, которые попадались нам, были другими. Они могли многое. Прочитать, вернее - проорать, с амвона полную ненависти проповедь про 'богопротивных язычников'. Предать анафеме всех, решившихся лечиться у 'слуг дьявола'. Поднять еле живых людей и, вооружив рогатинами и топорами, бросить против дружинной конницы 'во имя Христа'. Подбить на самосожжение. А то и просто подпалить ночью деревню со всех сторон, чтобы никто не мог уйти. Ну и, конечно, горящие 'еретики' и 'ведьмы'. Кто сказал, что инквизицию создали в тринадцатом или даже в пятнадцатом веке? Она была всегда. С первых дней христианство боролось с инакомыслящими среди себя, не менее жестко и кроваво, чем с последователями других учений. А там, где есть борьба, есть и службы, ее ведущие. А сказки про более поздние века... Историю пишут победители.
   Именно из-за них многие деревни приходилось лечить силой. Да и выжившие в них, по большей части, обладали врожденным иммунитетом. Или повышенной удачливостью, что во многом то же самое.
   Вот чего святые отцы не забывали никогда - это подчистую вывезти имущество из вымерших замков и городов. Не всё, конечно. Самое ценное. Перехваченных обозов с драгоценностями хватило бы для покупки небольшого государства во главе с королем. А уж те 'залежи', которые удалось захватить в Риме и по многочисленным монастырям и аббатствам...
   С нашим появлением грабеж вымирающей Европы не только не прекратился, но и усилился. Теперь слуги господни не дожидались смерти хозяев ценностей, а 'облегчали их страдания' при помощи ножа, меча или арбалета, благо соответствующие навыки и отряды воинов у монахов и епископов имелись.
   А вот времени у них не оставалось. И потихоньку 'папская гвардия' стекалась в Рим. Там эти отряды переформировывались и дополнялись подошедшими фанатиками. С подходом остатков армий Оттона, Гуго Великого и Людовика Заморского на Аппенинском полуострове собрались немалые силы. Зато остальная, уже не католическая, Европа находилась под нашим контролем...'
  
   Милан, лето 6450 от Сотворения мира, серпень
  
   Значит, вещих снов не бывает? И каким, скажите, тогда образом так получается?! Князей полная Русь. Плюнуть некуда, чтобы в какого князя или княжонка не попасть. Ну ладно, Святослав там, или дети Светлена. Они маленькие еще.
   Олег Игоревич. Три месяца был Таматарханский, теперь Царьградский, завтра Багдадским станет. Или Римским. Куда папа пошлет. Перун с ним, нет его здесь и сейчас!
   А остальные? Светлен гоняет тевтонов по невырубленным еще лесам Европы. Чего их там гонять? Щит к вратам Берлина не прибьешь. Красный флаг над рейхстагом не повесишь. Не построили еще рейхстаг. Да и Берлина тоже нет, одна деревня Кёпеник на островке стоит. И не построят, наверное. А если и соорудят что на этом месте, то будет Медвежий лог какой-нибудь. И армии германской уже нет. Остатки здесь, чуть южнее, пытаются перекрыть путь на Рим. Чего там гонять?
   Ярослав умчался разбираться с отставшими обозами. Будто кого другого нельзя послать! Якобы проводит рекогносцировку поля предстоящего боя. Хотя последнему обознику ясно, что противник уклонится от сражения и будет драпать до самого Рима. Оттон не показал себя идиотом ни в прошлой истории, ни в нынешней. Прекрасно понимает, что без опоры на стены шансов у него нет.
   А Игорь, который Рюрикович, он же Безжалостный? 'Меня, Серый, вполне устроит, если ты заменишь Олега Вещего. Воевода полки водит, князь страной управляет!' Его, понимаешь, вполне устроит! Мне что, делать нечего, по всей Европе щиты приколачивать?! И переговоры всяческие вести с рожами, которые так и хочется в капусту изрубить...
   Не можешь сам, пошли кого из детей или сводных братьев, у тебя их полная дружина обретается. Хотя нет, в нашей истории один послал ублюдка малолетнего в Новгороде на местном 'столе' посидеть. Так посидел, что пришлось в прошлое идти, исправлять. Кстати, будущую полюбовницу Святославову так и не обнаружили. Отсутствуют в Киеве девочки с таким именем. Добрынь всяческих полно. Но ни один на гипотетического брата не похож.
   Может, и вправду Малуша хазарского рода. Или, что еще вероятней, привезла девчонку с собой Ольга-Елена Болгарская из земель южных. Наплевать. Ленку мадьярам сплавили, хоть Теркачу и плюется, но пока не продал и в карты не проиграл. Небось, не так и плоха, как рассказывает. Хотя и выше четвертой наложницы не пускает. И правильно. Впрочем, там еще Ладослава Игоревна есть, та болгарке спуску не даст.
   Хрен с ними, с незаконнорожденными. Но куда остальные подевались? Князья, княгини... Нет, спасибо! Только Галки Баграновой на этой встрече и не хватает! Тоже ведь княгиня древлянская, мать ее за ногу! Наземный покровитель 'фиолетового спецназа'. Оружие массового покрашения! Тогда уж лучше Неждану. Хотя... К тому же, Холанева - фигура непубличная. Так же, как ее муженек и Вукомил Батькович. Развели, понимаешь, секретность!
   А Серому что делать, если давний сон воплощается в жизнь с пугающей точностью? Правда, журналистов сильно числом поубавилось. Шверттода не видать. Подох, наверное, 'меч смерти'* от чумы в собственном замке, а то и в палатке под Магдебургом. Звиняйте, дядьку, выйшло як домовлялысь. 'Большим железным грузовиком по хлебалу'. Папист, небось, по ту линию фронта. Забыл про библейские заповеди и крутит любовь с феминисточкой из Венеции. А что ему остается делать? Мечом не владеет, с крестом на армию не попрешь... Черчилль еще не родился. Да и американец тоже. А паяца французского прирезала та самая особа, что явилась нонче на переговоры.
   Зато это явление тут как тут. И отличается от себя приснившейся лишь двумя деталями: нормальной кожаной (мужской, конечно) одеждой вместо 'бронированного купальника' и более чем странным цветом волос, за которые Инга Олафссон и получила прозвище Кровавая Голова. А так, ну один в один. Рост, фигура, черты лица, прищур глаз... Ну и привычки, конечно. Те самые, что по агентурной информации, дочка толстяка Карлссона не меняла с раннего детства.
   Вспомнился разговор с Карлссоном.
   - Нет, ну ты мне скажи, - вещал несчастный викинг, - как в семье мирного свейского херсара такая дочка уродилась?
   - Какая такая? - уточнил Буревой, - Неужто воинственней тебя будет?
   - А то! - вскинулся Олаф. - Нет, если топором помахать надо или хлебало кому расконопатить, то мы - всегда пожалуйста. Или я уже не Олаф Медведь?! Но это же пустяки, дело житейское. На рыцарей франкских сходить можем или город какой пограбить - тоже. Ну и отметить данное событие большим количеством сивухи. Это вообще святое! Викинги мы, в конце концов, или просто погулять вышли?
   Карлссон остановился, чтобы приложиться к кружке с озвученным напитком. У слушателей появилось время обдумать его слова. В общем, никто и не удивлялся, что Олаф считает себя 'мирным' и 'невоинственным'. По скандинавским понятиям.
   - Но женщины, - продолжил викинг, - во всех поколениях моих предков вели себя правильно. Поперек мужа и отца слова не говорили, сивуху варили, как положено, детей рожали и воспитывали, пряли пряжу, свинок пасли. Все как положено! То есть, никаких дев-воительниц, обычные домашние хозяйки. И почему, спрашивается, дочка уродилась валькиренкой?
   Карлссон горько вздохнул.
   - Свиней пасти, надо сказать, не отказывалась. И разъезжала по всей деревне на самом большом хряке, к которому и мужики-то близко подходить побаивались. А вот за прялку ее никакими силами загнать не выходило. Вместо этого мальчишкам носы ломала да глазья подбивала. Драться научилась раньше, чем ходить. Жена ругалась сильно. А мне что? Даже хорошо. Бьет и пусть бьет. Мелким полезно. Известно же: нас... того, а мы крепчаем...
   Новый вздох сопровождался новым глотком сивухи.
   - А потом потребовала учить ее обращению с оружием. Ростом с лавку, а туда же. Абъёерн, старший мой, заявил, мол, не бабское это дело, так она палку, что вместо меча была, у него отобрала и ей же и отходила. Вот тут бы обеспокоиться, заволноваться, о будущем призадуматься. А я подумал, что большой беды не будет. И совершил большую ошибку! - викинг удрученно помотал головой. - Большому количеству народа это жизни стоило.
   Карлссон с удивлением посмотрел на предательски пустую емкость и заорал:
   - Ката! Бутыль давай!
   Сосуд появился мгновенно, жена несчастного Олафа, в отличие от дочки, в валькирии не рвалась и хозяйкой была толковой.
   - По четырнадцатой весне пришла пора замуж девку отдавать. И парень посватался хороший. А эта соплячка прясть не умеет, к свиньям и не подходит уже, на коне теперь ездит, а сивуху чаще пьет, чем варит. Да еще и отца родного не слушает. Замуж, говорит, не рвусь, одомашниваться не собираюсь, И вообще жених должен побить невесту в рукопашной схватке. А то что ж это за муж, который жену наказать не может!
   - Побила? - поинтересовался Буревой.
   - Как щенка малолетнего! - с нескрываемой гордостью заявил Карлссон. - Размазала сосунка по поляне, как масло по хлебу. И то верно, будут сосунки всякие мою дочку сватать! Сначала драться научись! С бабой совладать не в состоянии! Хлипкая молодежь ныне...
   - И многие сватались? - с улыбкой спросил Серый.
   - Да человек пять. Сопляки! Хотя кое-кто неплохим хирдманном считался. До сватовства!
   Олаф задумался. На лице деланное расстройство переходило в законную гордость за дочку. Гордость требовалось подкрепить большим глотком...
   - А дальше что? - поторопил Серый.
   - Что дальше... - вздохнул викинг. - Ярл Харальд дальше... Вроде не молокосос уже, а туда же! 'Жену можно и с оружием в руках наказать...'. Отрыжка Локи! До такой глупости даже старый хряк не додумался. Дочка с первого же удара головенку дурную и развалила. А вторым, совсем отрубила. Был Харальд, а стало два раза по пол-Харальда. А фьорд его Инге отошел, как победителю... И два драккара с дружиной.
   - И не роптала дружина? - уточнил Буревой.
   - Не, считай, не роптала. Пара дураков не в счет, все одно в первом же бою сгинули бы. А Инга снарядила драккары да ушла в поход. Три года прошло. Или четыре...
   - Что ж отпустил? - спросил Серый.
   - Так не слушает же, - развел руками Карлссон. - Она же теперь эта, ярла. Или ярлиха. Инга Железный Клюв.
   - Откуда прозвище пошло? - поинтересовался Ярослав.
   - Дык я ей топорик сделал, - гордо произнес викинг. - Поуже обычного, под девичью ручку...
   Больше Карлссон дочку не видел. Где она гуляла эти годы, неизвестно. Но прошлым студнем, наплевав на зимние шторма и гонимые теплым течением льдины, Инга Олафссон, по прозвищу Железный Клюв, проломив свежий лед, вернулась к родным берегам, ведомая тревожной вестью о неприятностях, постигших горячо любимого отца. Вести были взяты с бою у возвращающихся из-под Новгорода преследователей приглашенных Карлссоном переселенцев. Несчастных Рогнарссонов преследовал злой рок. Бедолаги задумали взять реванш у англов. И именно в это время Инга решила немножко погулять именно в этих местах.
   Домой ярла вернулась на семи кораблях и, прояснив обстановку, ранней весной, привычно расталкивая льдины обшитыми медью носами дракарров, рванула в Ладогу, выяснять судьбу злосчастного папаши. Следует отметить, что, кроме повышенной воинственности, фрекен Олафссон отличалась умам и сообразительностью, а потому не полезла в драку, а начала с переговоров с новгородскими властями.
   Кто же знал, доверяя пятой жене Светлена миссию противочумных прививок в Новгороде, что из этого выйдет! Галка, сверхответственно относившаяся к порученному делу, немедленно выловила заезжую командиршу и потребовала поголовной обработки ее личного состава. В самый разгар переговоров в город прибыла Неждана, и немедленно включилась в процесс, который продлился ровно сутки и получил неофициальное название 'полет Валькирий'.
   - Никаких недоразумений, - докладывала Неждана. - Амбары не ломали. Терема не разносили. Чай не мужики грубые гуляли. А что Словенский Конец ночку не поспал, то исключительно по собственной инициативе. Мало ли кто звенит железом на улице. Девушки между стаканами сивухи искусством боевым бахвалятся. Не суйся, и не тронут!
   - Наталья! - рявкнул Серый. - Ладно эта... стихийное бедствие! Но ты-то серьезная женщина! Тебя же специально учили пить и не напиваться! На хрена было через забор посадника на конях прыгать?! А народные купания в проруби зачем организовали?
   - Это всё мы? - испуганно спросила Галка.
   - Да?! - ядовито заявила Неждана. - А кто пробовал Ингу перепить? Это вам не ее папаша малохольный! Я за всю подготовку столько градусов в себя не влила, сколько за эту ночь! Скажите спасибо, что ни одного поединка не проиграла, уж больно хороша девка с топором!
   - Неужто Ингу побила? - с уважением спросил Карлссон.
   - Фигушки! - парировала поляница. - Ищи ей другого жениха. Ничья у нас!
   - А перекрасили зачем? - спросил Буревой уже у Галки.
   - Так это... - замялась Багранова и спряталась за мужа. - Получилось так. Я нечаянно... И я уже замужем!
   - Зачем?
   - Не помню, - прошептала 'мавка', старательно наполняя глаза слезами.
   Прием сработал безотказно.
   - Да ладно вам! - вступился за жену Светлен. - Покрасила и покрасила! В первый раз, что ли?
   - Где ты хоть такой цвет нашла?
   - Не знаю, - опять потупилась Галка. - Краска та же была. У меня другой нет. И технология та же. Кажется. Не помню точно.
   - Сивуха в краску попала, - сказала Неждана. - И огурчик.
   - Какой огурчик? - рассвирепел Серый.
   - Малосольный. С пупырышками, - пояснила поляница. - Я сначала хотела предупредить, но решила, что свейку сивухой не испортишь! Да и забыла, если честно.
   В целом результаты 'полета' были закономерны и положительны. К утру волосы Инги приобрели цвет свежей крови, к середине дня закончилась вакцинация свейских дружин, в ходе которой ярла поменяла прозвище, а к вечеру девушки протрезвели. Кроме того, новгородцы лишний раз убедились, что женским капризам лучше не препятствовать. Во избежание купания в проруби.
   Дальнейшее пришлось выяснять людям Вукомила и Буревоя. Узнав, что любезный папенька теперь работает на Кордно и Киев, и искать можно где угодно, но в походе он участвовать будет, фрекен Олафссон загрузилась противочумной сывороткой и рванула обратно в Свеонию. Вместо того, чтобы силой переколоть свинопасов иголками, ярла начала торговлю 'снадобьем Одина' по заоблачным ценам. Исключение составляли селения, готовые выставить драккар с дружиной в общий набег на 'проклятых франков'. Эти получали инъекции бесплатно. Торговый талант дочурки Карлссона прекрасно сочетался с военным. Свинопасы за прививками в очередь стояли. А в начале червня сотни драккаров викингов вошли в Сену. Инга Кровавая Голова решила поучаствовать в дележе Европы. Ну и отцу помочь по мере возможности.
   И вот явилась - не запылилась. Очень для этих времен высокая (примерно метр семьдесят шесть) договаривающаяся сторона. Со свитой, в которую затесались два здоровых негра и три самых настоящих североамериканских индейца. Судя по выбритым головам, раскрашенным под цвет волос командирши - из племени чикасо. Понятно, где носило дочку Олафа три года! Аж до легендарной Миси-Писи добралась*, до земель этих отморозков. А ведь девки докладывали, подсмотрели на вакцинации. Только кто ж им поверит после такого количества сивухи!
   Подошла с грацией королевы диких кошек, высокомерно оглядела русов, заинтересовано глянула на воеводу и с радостным визгом повисла на отцовской шее. Дитятко малое! Радость у нее... А весь ритуал к чертям под хвост. И эта соплячка держит в кулаке тысячи свинопасов с секирами? И смех, и грех! Что еще отколет?
   Тем временем Инга оторвалась от бати, еще раз осмотрела русскую делегацию и спросила воеводу:
   - Ты и есть Серый? Когда поединок делать будем?
   Ну уж нет, подруга! Хочешь по-простому, так какие вопросы?
   - А на хрена?
   Удивилась. Глазами похлопала.
   - А ты что, свататься ко мне не будешь?
   Серый чудом не крякнул. А вот Карлссон не сдержался. Но воевода тоже воробей стреляный:
   - Я детей на сеновал не вожу. И не дерусь с ними. Повзрослел уже.
   Ни разу не растерялась.
   - А я нет! Неждана говорила, что ты ее учил! И что во всем лучший, что в бою, что в постели! Я хочу попробовать!
   И морда хитрая-хитрая. Придуривается или всерьез? А пофиг!
   - Ей-то откуда знать? - и уточнил. - Про постель. Я ей сопли вытирал, а не...
   Недоговорил. Просто не пришла в голову нужная фраза. Девчонка неожиданно выручила:
   - Тогда я к тебе посватаюсь. Если не победишь меня в поединке - женишься!
   Вот ведь, мать твою! Вырастил Олаф дочурку на седую воеводину голову. И не откажешься. Пришлось на хольмган выходить против девки. Действительно, неплохо рукомашествует. Очень интересные подходы имеются. Надо будет в Приют ее направить, детишек учить. Но супротив советской спецуры не взлетает. Так что свадьба отменяется.
   - Ну что, натешилась?
   Окинула задумчивым взглядом:
   - Не соврала подруга. Ладно, отложим пока. Всё равно никуда не денешься.
   Усмехнулся:
   - Это еще почему?
   - Чтобы мужик твоих лет передо мною устоял? Да не может такого быть! А нам воевать вместе, времени хватит! - а у самой в глазах чертенята скачут.
   И ведь что интересно, две свиты вокруг стоят, смотрят, как девчонка в постель к нему набивается, хоть бы слово кто проронил. Лица каменные. Только папаша Карлссон лыбится довольно, в тести собрался, скотина!
   - Вот и давай о воевании совместном поговорим, невестушка. Для этого ж собрались.
   - Хорошо. Будем говорить о деле.
   Миг, и нет напротив взбалмошной девчонки. На ее месте воин. Полководец. Предводитель тысяч отличных бойцов. Инга Кровавая Голова.
   - Моим краснокожим сивуху не давать. Вина и пива - тоже. Кто предложит - лично зарублю**!..
  
   Примечания
  
   'Меч смерти' - дословный перевод фамилии Шверттод (Schwert Tod)
   *Между прочим, в восьмом веке все уверены, что Нахаб открыл Негослав Удатный в 361 году. А про Ингу Олафссон забыли начисто. Разве что узкие специалисты спорят на тему существования легендарной Инги Железный Клюв, якобы плававшей в Винланд. И ни один человек не догадываются связать ее с первой исторически достоверной королевой Северной Европы Ингой Кровавая Голова, женой полулегендарного Сигмунда Русина. А все из-за Галки Баграновой! Вечно всех перекрашивает.
   **А в нашей истории англичане и прочие французы преднамеренно спаивали индейцев. А еще говорят, язычники-скандинавы не знали понятий 'добро' и 'зло'. Прав был Владимир Семенович. Всё относительно...
  
   Печенежские Степи, лето 6450 от Сотворения мира, серпень.
  
   - Ты сдержал слово, араб, - произнес Куркуте, довольно глядя на тяжело груженые возы. - Это хорошо! Пусть твои воины располагаются на отдых. Мои же позаботятся о грузе.
   - Эмиры выполнили обещание, - На этот раз речь посланника не изобилует многословием. Каждая фраза с трудом пробивается сквозь сжатые зубы. - Когда беи планируют выступление?
   . Ибн Раик, похоже, сам не очень верил в успех своей миссии. Но все сложилось. Трудности пути минули посланцев стороной. Более того, баджнаки сопроводили до границ Хорезма, защищая от разбойников. Обратный путь был еще проще. Десять тысяч всадников - серьезный аргумент, мгновенно остужающий любую, даже самую горячую голову. Когда баджнаки выступят в поход, волнение ибн Раика пройдет, не оставив ни малейшего следа на песке жизни. Главное - когда это произойдет? Опытный глаз не мог разглядеть ни одной приметы скорого начала похода. И араб волновался.
   - Никто не собирается бессмысленно тянуть время, - поспешил развеять сомнения Куркуте. - Мы готовы двинуться хоть сейчас. Кровь застоялась в жилах, а кони давно не пробовали свежей травы, что так вкусна под Киевом. Но твои воины скакали не один день по берегам Гирканского моря. Дай им отдых. А когда будут готовы - выступаем.
   - Хорошо, ты прав, - кивнул араб. - Одного дня нам хватит. Послезавтра выступаем.
   - Послезавтра, - подтвердил бей. - Не почтит ли уважаемый наш пир своим присутствием, пока воины ставят лагерь?
   Пир затянулся. Возносились всё новые и новые здравницы, поднимались чаши с хмельным кумысом, одни блюда на столах сменяли другие, и не было ни конца, ни края празднику. Невозмутимые лица банджакских беев ожили, раскраснелись. Скупые речи Детей Быка начали становиться похвальбой. И все чаще и чаще захмелевшие печенеги поминали прошлогодний поход на Царьград...
   Ибн Раик пил мало. Аллах милосердный, запрещая пить сок лоз, ничего не говорит о хмельном молоке и меде, но не пристало правоверному искать повод нарушить закон Великого. Вполне достаточно лишь прикладываться к чаше, не возбуждая обиду у вспыльчивых хозяев.
   За стенами шатра шумел лагерь. Ржали кони, что-то кричали люди. За общим шумом не разберешь арабскую или какую-то другую речь. Да и неважно... Постепенно напряжение оставило ибн Раика. Визирь начал прислушиваться к разговорам окружающих. Чем хорош завет Мухаммада в застолье - тем, что ты можешь услышать потаенные мысли собеседника, что так легко соскальзывают с одурманенного языка...
   - И тогда этот воин сел на коня, - рассказывал Ипиоса, - и съехался с тремя лучшими батырами нашего войска. Сабли звенели подобно молниям разгневанного Тенгри, но не могли наши бойцы достать противника. А он одного за другим выбивал их из седла, не убивая и не калеча, потому что не хотел, чтобы достойные воины отправились к предкам раньше срока. И когда каждый дважды оказался на земле, мы признали своё поражение! Я воздеваю к небу чашу, в дань уважения величайшим воинам, когда-либо приходивших в нашу Степь, и возблагодарю богов, что батыры эти пришли к нам с миром, а не с враждой!
   Бей поднял чашу с кумысом, оглядел одобряюще зашумевших соратников и одним махом покончил с содержимым.
   - Удивительные вещи слышат мои уши, уважаемый бей! - произнес ибн Раик. - Мои старые глаза видели множество хороших воинов, но чтобы один справился с тремя умелыми бойцами, да еще не убивая их... Просто невероятно! Какому народу принадлежит столь прославленный воин?
   Ипиоса внимательно посмотрел на араба, усмехнулся и перевел взгляд на Куркуте. Предводитель Кабукшин Йула улыбнулся гостю:
   - Мы познакомим тебя с этим воином, уважаемый гость. Скоро. Он дал слово почтить наш пир своим присутствием.
   - Этот богатырь примет участие в нашем походе? - тут же поинтересовался араб.
   - Обязательно приму, о великий визирь, - раздался насмешливый голос от входа в юрту. - Только захочешь ли ты в нем участвовать?
   Говоривший был высок, хотя ибн Раику приходилось встречать людей и побольше ростом. Но вот ширина плеч... Но главное заключалось не в размерах. Вошедший являлся русом! Рука сама потянулась к рукояти карда...
   - Ты хочешь проверить, каков я в бою? - усмехнулся рус. - Не беспокойся, эту возможность тебе предоставят. Твои воины уже оценили силу печенежских и русских бойцов.
   Взгляд араба затравленно метнулся по юрте, встречая лишь насмешливые ухмылки беев.
   - Значит, вот как баджнаки держат своё слово?! - воскликнул ибн Раик. Араб уже понял, что обречен, а стало быть, и терять ему нечего.
   Степняки недовольно зашумели, но, повинуясь жесту Батаны, не двинулись с места.
   - Ты зря винишь нас в неверности, - спокойно сказал старик. - Никто из нас не обманывал тебя. Мы сказали, что готовы принять золото и сделали свой выбор. Остальное ты придумал сам.
   - Но ведь золото - плата за поход на Киев!
   - Разве? - удивился Куркуте. - Даже в голову не пришло!
   - Позволь спросить тебя, уважаемый гость, - продолжил Батана, - зачем ты привел в наш лагерь десять тысяч наших злейших врагов? Или ты думал, что куманы - братья печенегам?
   - Кипчаки - наемники! - воскликнул араб. - Кто платит...
   - Наемники были кипчаками, - жестко произнес Ипиоса. - нашими исконными врагами, пытавшимися скрыть свое лицо за именами, подхваченными в дальних странах. Как только они ступили на печенежкую землю, стали куманами, И умерли, как куманы.
   - Тебя никто не собирается убивать, уважаемый, - снова заговорил старый бей. - Не можем же мы обидеть человека, принесшего нам богатые дары. Разве что... Ты хотел проверить, действительно ли наш гость, - Батана улыбнулся и кивнул на руса, - хорошо сражается?
   - А как же Киев...
   - Только глупец может за золото продать жизнь своих воинов. Мы слишком хорошо знаем, какой конец предназначен врагам русов. Да и вообще... Багдад тоже богатый город...
  
   Книга
  
   'Грандиозной и масштабной Битвы за Рим не вышло. Оттон, уклоняясь от генерального сражения и оттягивая полки к Вечному Городу, не учел небольшого, но веского обстоятельства: чуму.
   Мы не только занимали оставленные королем территории, ставили свою администрацию, сажали гарнизоны в вымерших замках. Мы еще и лечили. Самодельные наши антибиотики до совершенства не дотягивали. Хреновый, скажу прямо, получился продукт.
   Да и если на своих, как говорили пшеки, 'коронных' землях в основном обходились сравнительно безопасной сывороткой, то в Европе о профилактике не шло и речи. Лекари приходили к умирающим людям, чье здоровье дополнительно подкошено голодом и отсутствием ухода. Нередко опаздывали.
   Из тех, кого заставали живыми, спасали далеко не всех. А уж количество осложнений превышало все допустимые пределы и нормы. Люди глохли, слепли, сходили с ума (в последнем чаще всего не было вины лекарств, от картин окружающего мира могла двинуться и совершенно здоровая личность)...
   Впрочем, даже это никого не останавливало. В сравнении с гарантированной смертью от чумы, возможность 'всего лишь' оглохнуть - не страшит.
   Слухи о том, что лекарства руссов побеждают Черную Смерть куда надежнее молитв на много дней пути опережали наш авангард. В глазах обреченных вспыхивала надежда, и ослабевшие пальцы крепче хватались за вилы. Ведь между смертью твоего больного ребенка и его исцелением стоит всего-навсего какая-то армия... И всего-навсего какой-то божок... Даже удивительно, до чего быстро слетает с сознания идеологическая шелуха, когда вопрос встает о жизни и смерти. Вера, обманом пришедшая в Италию, золотом купившая главенство и силой его отстоявшая, оказалась беспомощной перед стрептомицином полукустарной выработки. И поведение христианских проповедников немало тому способствовало. Надо быть полным идиотом, чтобы агитировать против лечения. Но сменить доктрину в разгар войны не так просто, особенно при слабом клирике. А папы в этот период сильными не были.
   Население роптало, и ропот часто оборачивался кровью и кишками, намотанными на забор. Наемники разбегались. Рыцари и дворяне начинали требовать прекращения войны...
   Смерть папы Стефана сыграла роль спускового крючка. Восстали римляне. 'Ложный бог не может защитить даже своих верных собак! - орала толпа, врываясь в Собор Святого Петра. - Бей антихристов!'. События развивались молниеносно. Гарнизон Рима в полном составе перешел на сторону повстанцев. Разве что десятка полтора командиров 'римлянам' пришлось поднять на копья. К восстанию присоединились и уже стоявшие в городе бургундцы с французами. Обезображенные тела герцога Сполотского, Гуго Великого и Людовика Заморского повисли на башнях Замка Святого Ангела. Вечный город встретил армию Оттона закрытыми воротами и залпами со стен. С одной стороны, сведения об истинно 'королевском' приеме нас обрадовали, но с другой... Я, наверное, слишком стар, да и в молодости не особо цеплялся за жизнь. Но слишком противно подобное. Мне больше по душе тот ромейский старик-разведчик, до последнего рубившийся с нашими диверсантами, нежели новоизбранный глава города, забрызганными кровью руками вручающий ключи. Перед нами ведь ворота распахнулись настежь.
   Наши войска в Риме не задержались. С наведением порядка аборигены справились бы и сами, а больше делать здесь нечего. Верхушка церкви, к тому времени, поголовно последовала за своим духовным пастырем, а от Ватикана, на радость будущим туристам, остались лишь руины. Ограбленные до последней монетки. И совершенно без нашего участия, стараниями освобожденного народа.
   Германскому королю ничего не оставалось, кроме как откатываться на юг, ежедневно теряя людей, не столько от чумы, сколько вследствие дезертирства. Казалось, что дни саксонской армии сочтены. И всё же, Оттону удалось одержать последнюю победу. Нет, не над нами.
   Олег Царьградский открыл в себе талант флотоводца и, планомерно зачищая бывшие морские владения Византии, добрался до Сицилии. Его и наши успехи подвигли южно-итальянские герцогства на решительные действия. Владетели Капуи, Беневенто и Салерно, движимые искренним желанием полизать задницу будущим властелинам Европы, сочли немцев достаточно ослабленными, чтобы стать легкой добычей. Силы союзников превосходили немецкую армию вдвое.
   Численное преимущество италикам помогло, как жгут на шее при кровотечении носом. Измотанные долгими переходами, изнуренные чумой и поражениями, отчаявшиеся до последнего предела, германцы смели свежих и полных сил противников, подобно лавине, встретившей на своем пути детскую снежную крепость.
   Тяжелая конница серпом разрубила италийский строй. Встречная атака неаполитанских рыцарей увязла в саксонской пехоте. И удар резервного полка личной гвардии Оттона завершил разгром.
   Наслаждаться победой королю пришлось недолго, он даже вина по этому поводу выпить не успел. В битве был потерян день. Всего один день, но даже секунда порой бесценна. Оттону пришлось вступать в схватку с конницей Теркачу и Рубца, прямо с марша развернувшейся в боевые порядки. Сивера и мадъяры справедливо рассудили, что с марша лучше, чем из боя. Да и некуда больше отступать армии несуществующего королевства.
   Оттон под восторженный рев армии отклонил почетную капитуляцию и бросил своих солдат на смерть. И они пошли. Кто хотел убежать - сделали выбор намного раньше. У короля остались лучшие. И дрались, как львы. И хотя сражение фактически было избиением, слишком неравными стали силы к тому моменту, пленных взяли крайне мало. Не то, чтобы не брали - они не сдавались. Горстка раненых рыцарей да сам король в бессознательном состоянии - вот и вся добыча.
   Наградой бесстрашному королю стала быстрая и почетная смерть на эшафоте Неаполя. Очень хотели оставить его в живых. Не для того, чтобы посадить за написание мемуаров на манер Паулюса.
   Опыт и знания короля нам бы пригодились, хотя и сами не дураки. Хорошие головы лишними не бывают. Не зря же мы хомячили лучшие умы со всех доступных нам земель. Но разбитый, потерявший королевство, армию и в придачу семью (Эдит Английская, чертова фанатичка, устроила настоящий джаухар*. Нашлась, понимаешь, принцесса индийская! Ну и горела бы сама, а детей-то зачем?) пленник не принял бы предложение. Оттон оставался королем и от своих понятий о чести не отступился. А не принесший присяги живой, пусть и несвободный, он мог стать опасным.
  
   Примечание
  
   Джаухар - обычай массового самосожжения раджпутских женщин из высших слоёв общества.
  
   Неаполь, год 942 от Рождества Христова, август
  
   Большая комната. Светлая, но при этом не открытая всем ветрам. Непонятно где нашли столь огромные пластины слюды, но это сделали. Стены задрапированы светло-бежевой тканью. Полы укрыты пышным восточным ковром, в длинном ворсе которого нога тонет чуть ли не по щиколотку. Под стеной - роскошнейшая кровать с балдахином, рядом притаился невысокий столик с вином и фруктами... Здесь расположены гостевые 'королевские' покои замка неаполитанского герцога. Так что всё по чину. Король и должен располагаться в 'королевских' покоях. Дверь закрыта, под ней молчаливыми статуями застыли верные гвардейцы. Снаружи, чтобы не тревожить Наше Величество. И чтобы никто не мог войти незваным и нежданым. Всё по чину...
   Губы, перечеркнутые узкой полоской свежего, лишь слегка поджившего шрама, изогнулись в кривой усмешке. Все похоже. Но все не то.
   Всё по чину. Но гвардейцы - не его верные магдебуржцы, готовые на все. А русские дружинники в своих каплевидных шлемах и с красными щитами. И задача их несколько отличается от привычной. Они должны не защитить от покушения. Они обязаны не дать королю сбежать. Нет, если вдруг в гулких коридорах раздадутся крики, и станет тесно от нападающих, дружинники умрут, но не пропустят к королю убийц. Да и кому в голову придет такая блажь, как прерывать жизнь человека, которого скоро казнят? Будь он хоть семь раз король и в придачу трижды император. Но в спасителей, могущих рискнуть, верилось еще меньше. Последние из магдебуржцев кормят собой ворон. Много нынче расплодилось стервятников на заваленных трупами полях Европы...
   И комната - не гостевые покои, коими хочет казаться, но тюремная камера. 'Королевскими покоями' она могла быть вчера, когда была готова принять гостей. Но -гостей. Без молчаливых русов у дверей.
   Узников же содержат в тюрьме. В камере. То, что нынешнее обиталище роскошно и по стенам не сочится вода, а узнику не приходится спать на голом камне или охапке гнилой соломы, деля последний кусок хлеба с жадными крысами, по существу ничего не меняет. Разве что прямо говорит о том, что пленители не склонны подвергать пленника излишним мучениям. А еще о том, что им не требуется выбивать из него какие-то сведения.
   Впрочем, что сырой подвал, что роскошная комната на пятом этаже донжона. Разница невелика. Чтобы сбежать отсюда, нужен канат в четыре десятка локтей. Или крылья. Но король Германии не похож на ангела или птицу. А простыни тщательно пересчитывает старик-ключник с глазами сторожевого пса. Да и если случится чудо, и из огненного облака вывалится лестница - бежать некуда. И не к кому. Вассалов, сохранивших верность побежденному сюзерену, нет. Все достойные погибли. Остальные попрятались по норам, боясь привлечь к себе хоть малейшее внимание победителей...
   Италия, Саксония, Швабия... вся Европа под русами. Весь христианский мир! Нет! Всё то, что было христианским миром, которого больше не существует!
   Генрих погиб еще под Аусбургом. Тело нашли под грудой вражеских трупов и опознали лишь по поножам.
   Безнадежно больной Бруно оставлен в Магдебурге. В слабой надежде на милосердие и еще в более слабой на чудодейственные лекарства, которые так расписывала людская молва. Если брат и выжил, то он в плену. Или же казнен. С непредсказуемых русов станется. Эти дикие варвары способны вылечить от чумы, чтобы казнить.
   Любимая Эдит не придумала ничего умнее, как поджечь часовню, в которой ожидала окончания битвы. Результат стал однозначен и виден даже с такого расстояния... Жену поглотило пламя. И детей. Она обрекла малышей на мученическую смерть. А ведь знала! Знала, что русы не убивают детей. Не могла не знать. При ней же не раз удивлялся странностям врага...
   Но имеет ли он право осуждать отвагу жены?! Не сумев найти смерть в бою! Оказался в плену целым и невредимым. Царапины и ссадины не в счет. Единственное утешение, что не поднял руки, трусливо бросив меч. Трудно продолжать бой, когда в шею упирается копье, а по затылку бьет шестопер... Русские дружинники - сами бесы. Не может человек так сражаться. Или может?
   Впрочем, эти мелочи неважны перед лицом вечности. Стоит ли продолжать терзаться? Не сегодня - завтра жизнь закончится, а вместе с ней прекратятся и все неудачи...
   От невеселых мыслей отвлек скрип двери. Оттон поднял взгляд на вошедшего. Надо же! Князь Ярислейв пожаловал собственной персоной. Почтил присутствием, так сказать... Молодой, лет двадцать пять, не больше.
   Досада вспыхнула с новой силой! Его, сумевшего собравшего под свои знамена весь цвет христианского рыцарства, разгромил даже не Великий Князь русов, оставшийся в своей варварской столице, а щенок!
   - Приветствую нашего царственного брата!
   Ярислейв вежлив. Или правильно будет 'Ярослав'? И говорит чисто, будто не русский его родной. Оттон молча кивнул в ответ. Стоящему на краю смерти безразличны церемонии.
   - Уже приготовился умирать? - правильно понял рус. - Не слишком торопишься?
   - Оставлять мне жизнь - слишком опасно. Мало ли кто захочет сделать символом борьбы плененного врагами короля. Убить - проще. Новомученниками и так полнятся небеса. Одним больше, одним меньше... - равнодушно пожал плечами король. - Благодарю, что не заставили насладиться гостеприимством неапольской тюрьмы.
   - Не за что, - улыбнулся рус. - Мои поступки не стоят благодарности. Просто не вижу ни малейшего смысла в издевательствах. Или так жаждется ощутить холод подвала?
   Оттон отвернулся, презрительно задрав подбородок. И тут же сообразил, что выглядит минимум смешно. Рус верно сказал. Хотели бы - посадили знакомиться с крысами.
   Князь же, так и не дождавшись ответа, прошелся по комнате. По-хозяйски присел на край кровати, подтянул поближе столик, жалобно заскрипевший всеми сочленениями. Налил в кубок вина, отхлебнул, смакуя...
   - У меня есть предложение к тебе, Оттон, - неожиданно произнес рус, поставив оставшийся практически нетронутым кубок обратно. - Иди под руку Руси. Найдем, где применить хорошего правителя.
   Король задумчиво посмотрел на собеседника. Тот не шутил. И в словах не было ни грана издевки. Рус предлагал жизнь. И свободу. Относительную, но все же...
   - Что, сами не справитесь? - легкое волнение не прошло бесследно. Первые слова показались вороньим карканьем.
   Ярослав пожал плечами. Снова взял кубок, рассматривая тонкую работу медника...
   - Справимся. Как справлялись до этого. Но с тобой у нас может получиться немного лучше. Самую чуточку, но лучше. К примеру, Магдебург. Твой любимый город. Он почти умер. С тобой вернется к жизни быстрее.
   - Ты не боишься предлагать это врагу?
   - Мы же правители, а не козопасы. Враг-друг... Сегодня враг - завтра друг. А достойный уважения враг куда лучше друга, которого презираешь. Герцогу Неаполя я не доверю даже деревню.
   Заманчиво. Очень заманчиво. И много доводов 'за'. Но еще больше - 'против'...
   - Нет, - Оттон затряс головой, будто боясь передумать в последний момент. - Мы враги. И останемся ими навсегда. Я хотел уничтожить то, что создавал ты. Ты хотел уничтожить то, что создавал я. Повезло тебе. Суть от этого не изменилась. Мой народ - не твой народ. И твой народ никогда не станет моим. И пока я жив, ничего не изменится. Я буду поступать, исходя из этого. Нам не по пути.
   - Что ж, честный ответ, - сказал, поднимаясь с примятой постели Ярослав. - Другого и не ждал. Думаю, ты понимаешь, что подписываешь себе приговор? Я бы рад оставить тебя в живых. Но этого не хочешь ты.
   - Смерть придет и к лучшим из нас. Рано или поздно. Надеюсь, Бог в милосердии своем отпустит мои прегрешения. И на Небесах найдется подходящий уголок.
   - Не буду настаивать. Уважаю твой выбор.
   Князь подошел к двери.
   - Ярислейв, - неожиданно сам для себя окликнул уходящего руса Оттон. - Смертник имеет право задать несколько вопросов?
   - Безусловно, - обернулся рус. - Он даже может получить несколько честных ответов.
   И, не дав Оттону спросить, ответил на вопрос, мучавший короля сильнее, чем сожаление о погибшей жене.
   - Твой брат Бруно жив. Здоров. Сейчас в Кордно. Изучает науки и мучается тем же выбором, который так легко сделал ты.
   Оттон улыбнулся:
   - Не легко - быстро. Брату придется сложнее. Надеюсь, Бруно не выберет смерть!
   - Это ему не грозит, - улыбнулся Ярослав. - Его выбор: приносить пользу на практике или ограничиться теоретическими изысканиями. Это тоже не просто в шестнадцать лет.
   Оттон кивнул. В комнате повисла тишина. Задать следующий вопрос король не решался.
   - Спрашивай, - пришел ему на помощь князь. - Не стесняйся. В худшем случае, просто не отвечу.
   - Откуда русы набрали столько силы?
   - Объединились, - пожал плечами Ярослав. - Это легкий вопрос.
   - Этого не должно и не могло произойти так быстро.
   - Тем не менее, произошло. Что еще хочешь узнать?
   - Что произошло с Льстимиром?
   - С ума сошел, - коротко ответил Ярослав. И подумав, добавил. - Впрочем, ты достоин знать правду. Всё равно унесешь знание в могилу. Мы не бесы и не демоны. Мы пришли из будущего. Не все, всего полсотни. Но этого оказалось достаточно. Полян на Хучве разгромили оружием нашего времени.
   Оттон поверил сразу. Не требуя доказательств. Просто стало ясно, что собеседник не врет.
   - И как там, в будущем? - жадно уточнил король. И тут же замешкался, смутившись. - Нет, не надо. Я и так понял. Паршиво там, раз вы пришли менять. Но кому паршиво? Только русам? Или восточным франкам тоже?
   - В нашем будущем паршиво всем. Пусть даже не все согласны это признать. А что случилось с тобой, хочешь узнать?
   Оттона достало лишь на то, чтобы кивнуть.
   - Ты сумел объединить в один кулак германские земли. Отразил венгерскую угрозу. Захватил Полабье и Италию. Воссоздал Римскую Империю. Ты, действительно, великий правитель, Оттон. Можешь гордиться собой, не нарушая заповедь о гордыне.
   - А дальше?
   Ярослав усмехнулся:
   - Дальше... После твоей смерти всё вернулось назад. Веков так на девять. А потом твой народ бросился догонять остальных. Развязал две войны, по сравнению с которыми наши - как возня детей на подворье. И обе войны Германия проиграла. И на момент, когда мы уходили, лизала задницу фактическому властелину мира. Радостно лизала.
   - Русам? - ошарашено спросил Оттон. И тут же поправился. - Нет, тогда вы бы не стали что-либо менять. Но тогда кто? Византия? Или сарацины?
   - Британцы. Точнее, их потомки, устроившиеся за океаном. В землях, о которых сейчас не знают.
   - Жители Оловянных островов? Англы, бритты и пикты?! Эти беспомощные шавки, не умеющие держать меч... - король не сумел скрыть своего разочарования.
   - Они самые. И победили не столько мечом, сколько золотом и коварством. Может, тебя утешит, что сами британцы тоже лижут зад своим потомкам. И по их городам бродят стада эфиопов.
   - А русы?
   - Русам тоже паршиво, Оттон. Мы выигрывали все войны. Но не сумели устоять против золота и коварства. Оттон замолчал надолго. И только когда Ярослав уже решил, что разговор закончен, и направился к двери, произнес:
   - Восточные франки под властью бриттов! Такое не приснится в кошмарном сне! Может, всё к лучшему...
   - Я на это надеюсь. Ладно, наговорил я тебе много. Переваривай. А если вдруг передумаешь умирать - скажи охране. Меня позовут.
   - Не передумаю, - ответил Оттон. - Всё это ничего не меняет. Что будет в будущем - знает только Бог, а мы живем в настоящем. Здесь мы враги.
  
   Книга
  
   Лето шесть тысяч четыреста пятидесятое вообще оказалось на редкость удачливым в военном плане. Последний оплот христианства пал. И победа досталась раньше и меньшей кровью, чем рассчитывалось.
   Второй идеологический противник - ислам, тоже удостоился нескольких сильных ударов. Полученная от арабов за набег на Русь куча золота разбудила в печенегах боевой дух и жажду наживы. На Киев 'волки степей', естественно, не пошли. Даже не собирались. Вместо этого, Дети Быка обрушились на незадачливых нанимателей. Мелкие и средние эмираты, скопище которых представлял собой арабский халифат, падали в руки степняков перезрелыми яблоками.
   Серьезное сопротивление теоретически могли оказать кармады, но они вдруг обнаружили, что сражаться с регулярным войском совсем не то же самое, что грабить и резать безоружных паломников. Бандиты от ислама обращались в бегство при первом же намеке на серьезную драку. Немногие схватки заканчивались с таким соотношением потерь, что отдельные бойцы всерьез собирались выходить на сечу с кнутом вместо меча. Пришлось устраивать показательные бои с кем-нибудь из наших. Ничто так не способствует вправлению печенежских мозгов и не усмиряет чувство собственной крутости, как немного поваляться в пыли, будучи сброшенным с коня кем-то посильнее тебя.
   Под шумок полыхнули антиарабские восстания в Иране. Навязанные завоевателями порядки персов совершеннейшим образом не вдохновляли. А тут еще, совсем рядом, практически за углом, красноречивый пример уже год как независимой Согдианы.
   Знаменем борьбы за освобождение достаточно ожидаемо стал зороастризм, взявший в руки меч. Масла в огонь подлили кипчакские наемники. Посчитав, что эмиры умышленно выдали их братьев исконным врагам-баджнакам, куманы поддержали смуту. Кипчакам никто не подсказывал и ни на что не намекал. Сами догадались.
   Тюрки и арабы активно резали друг друга, печенежская конница ураганом носилась по равнинам, грабя и уничтожая всех подряд. На помощь единомышленникам двинулись египтяне, но на Суэцком перешейке столкнулись с тремя печенежскими племенами, явившимися омыть копыта своих коней в водах Индийского океана. Обнаружив, что море, до которого они добрались, не Последнее, а всего-навсего - Красное, кочевники сорвали злость на войске Ихшида*. Египтяне поспешно отступили, окончательно забыв о владениях на Аравийском полуострове.
   Следующий удар исламу нанесла Инга Олафссон. Впоследствии, Серый утверждал, что отправил 'чертову девчонку' в Испанию исключительно для нейтрализации матримониальных планов. Может, оно, конечно, и так. Однако возникает вопрос, за каким хреном воевода самолично рванул на Пиренейский полуостров, как только у викингов возникли малейшие проблемы. Последнему бритому ежу ясно: за время марша Серого через Альпы и Пиренеи либо воинство Кровавой Головы вырежут под ноль, либо валькирия успешно справится с возникшими затруднениями. Так оно и вышло. Справилась. А вот воевода попал, как кур в ощип. Впрочем, сам виноват. Не хрен, кривя душой, рассказывать сказки! Можно подумать, подчиненные слепы, аки кроты, и ничего не видят. Конспиратор хренов!
   Инга благополучно разгромила войска христианских королевств севера полуострова, перепугав изнеженных южан казнями духовных пастырей, королевских семей и прочей сопротивляющейся мелочи. Казни проводились показательно и с национальным колоритом. Северный 'кровавый орел' вполне достойно смотрится на фоне индейских и негритянских обрядов, среди которых ритуальное поедание вырванного сердца на амвонах христианских храмов за неимением пирамид - далеко не самый устрашающий.
   В оправдание жестокости, хочу заметить, что случаев казни викингами детей ни в Испании, ни ранее во Франции зафиксировано не было. Свинопасы к вопросу подходили с позиции 'моряк ребенка не обидит'. А за своей разноцветной гвардией Инга присматривала отдельно и очень внимательно, особое внимание уделяя разнообразию, качеству и, главное, количеству питания. Чтобы всегда сытые были. Во избежание, так сказать.
   Чуть позже, дочка Карлссона вторглась в Кордову и взяла на топор Сарагосу, разогнав войско сына халифа. Тройное превосходство по личному составу снова не оказалось фактором, способным что-то изменить. Взятого в плен наследника содержали вполне достойно бывшего положения, рассчитывая использовать на переговорах. Но мужеложец* не придумал ничего лучше, чем начать приставать к одному из своих охранников. Свинопасы могут стерпеть многое, но не всё. Гомосексуализм на Скандинавском полуострове пониманием не пользуется.
   Тело аль-Хакама, зашитое в свиную шкуру, бросили собакам при большом скоплении народа. Перестарались, конечно. Но вождей вспыхнувшего бунта похоронили тем же образом. Народ намек понял и стал безмолвнее камня.
   В результате столь неприятного инцидента переговоры с халифом долгое время велись исключительно сталью. Абд ар-Рахман Третий* оказался крепким орешком. После нескольких безрезультатных сражений кампания зашла в тупик. Араб начал перебрасывать войска из Африки, что могло нарушить хрупкое равновесие. Тогда Инга отправила драккары набегом на побережье. Пять кораблей и две с половиной сотни человек Достаточно мало, чтобы армия северян не почувствовала убыли. И достаточно много, чтобы оттянуть из войск халифа гарнизоны большинства прибрежных городов. Положение ар-Рахмана резко ухудшилось. Серый подходил к Пиренеям, а корабли Олега Игоревича миновали траверс Майорки. Арабам надо было идти на переговоры и выторговывать максимально мягкие условия сдачи. Только как мусульманин может вести разговор с убийцей своего сына, да еще с женщиной! Последнее - куда важнее.
   Но голубоглазый светлокожий араб был хитер, как лисица, и изворотлив, словно сто тысяч ужей. Неожиданно на горизонте нарисовался торговец с характерным булгарским выговором, на каждом шагу клянущийся своим еврейским богом и его главным пророком Изяславом... В итоге добрый месяц войска стояли друг напротив друга, а в небольшом домике Ицхака бен Цадика, совершенно случайно оказавшимся между позициями сторон, ежедневно принимались дорогие гости: сакалиба*, все как один белобрысые и голубоглазые, и викинги, в числе которых выделялся сравнительно хрупкий воин с красными волосами. Количество изысканных испанских вин, выпитых за это время, может сравниться только с количеством употребленной в том же помещении сивухи. Точнее, сивухи выпили больше: вино - для кого напиток недостаточно крепкий, для кого запрещенный Аллахом. Сивуха же - совершенно другое дело! И молоко капать не надо - и так мутная.
   К приезду Серого соглашение о капитуляции Кордовы и вхождении халифата в состав Росского Союза практически подготовили. Оставалось только одно условие: со стороны росов принять капитуляцию должен муж предводительницы викингов. И никто иной. О чем дева-воительница с милой улыбкой и поведала воеводе. Да еще и с тонким-тонким намеком, кто именно будет мужем. Намекнула, можно сказать, заявив: 'Сегодня свадьба, завтра принимай Кордову!' И попробуй откажись, когда в роли приданного большая часть Испании! Не считая Франции, Швеции, Норвегии и Дании. И хрен бы с ними, со странами, но нетронутая войной Кордова вместо горы развалин и рек крови... Да князья бы воеводу на части порвали! Хотя нет, не князья. Этим на культуру отлить с большой колокольни. А вот мы... В общем, никуда Сергей Иванович от судьбы не делся. Был воевода Серый, стал Сигмунд Русин. Как говорит Шамси, 'сектаны кысмет'...'
   Следствием этих операций стал последующий передел мира. Наша западная граница не передвинулась на Лабу, как планировалось, а пролегла по берегу Рейна. Не всё же германцам славян онемечивать! Иногда и наоборот надо! Балканские племена обрели независимость. И через десяток лет мирно влились в ряды славянского братства. В тех краях, помня своеобразный подход 'братушек' к видению себя в исторических процессах, пришлось значительно усиливать контрразведку. Во избежание, так сказать, вечного балканского костра. Но это, впрочем, не столь важно.
   Большим событием стало очередное Великое Мадьярское Переселение. Потомкам Арпада очень понравилось в Италии. Собственно, этим и был вызван повышенный энтузиазм Теркачу в походе на Рим. К этому времени неугомонный зять Игоря успел обзавестись таким авторитетом, что иного приемника Жолт себе не представлял. Но чего-то на Апеннинском полуострове будущему Великому Надьфейеделему не хватало. И он затребовал себе Бургундию, а заодно современную нам Швейцарию и кусок Австрии, предусмотрительно подмяв под себя все будущие морские и горнолыжные курорты Европы. Собственно, никто особо не жался, что нам, Черного моря мало? Да и от Средиземного и Балтийского куски неслабые остаются. Да и с горными лыжами... Кавказ, в любом случае, побогаче Альп будет.
   Инга с Серым подмяли под себя огромные пространства Франции, Испании и Скандинавии. А в дальнейшем еще и кучу островов. Тех самых, которые Великобритания, Ирландия и Исландия. Столь обширное государство противоречило нашим первоначальным планам. Пока на престоле воевода, ничего страшного. А потом? Не станут ли потомки друзей заклятыми врагами? Ведь даже дети забывают заветы отцов, а то говорить о правнуках? Вопрос обсуждался в узком кругу не раз и не два. Рассматривался вариант с физическим устранением Инги. Правда, при Сером не заикались.
   Но хитрый воевода придумал выход. Весьма сложный и своеобразный, но пока уже семь десятков лет схема работает на ура. Интересно, потомок, сохранилась ли система наследования престола Скандии до ваших дней. И если сохранилась, сколько копий сломали историки, чтобы объяснить происхождение явной нелепицы? Особенно, если она прошла ряд трансформаций, и первоначальный смысл давно потерян.
   Возможно, я еще напишу книгу о том, что было задумано. Но не сейчас. Потом, если успею, мне всё же уже немало лет, а написать надо еще многое. Сегодня впервые прихватило сердце. Лекарств, взятых из своего века, давно нет, а местная медицина, хотя уже и не средневековая, подобное не вытянет. Всё может закончиться в любой момент.
   Умирать не страшно. Я прожил долгую и очень насыщенную жизнь. Пережил всех соратников и детей многих из них. Но я хотел, чтобы ты знал, как всё происходило на самом деле.
   Нашей целью не были завоевания. И установление мирового господства тоже не входило в первоочередные задачи. Так же, как и спасение, и прогресс всего человечества. Открывать Америку мы не поплыли, хотя драккары викингов там уже побывали. Нам не до нее. Пусть инки и атцеки продолжают лить кровь своих соплеменников еще несколько столетий. В нашей истории краснокожие к пятнадцатому веку не знали железа и колеса. Значит, не будут знать и в этом. Потомки разберутся, что делать с ними.
   Мы же шли спасать Русь, как ни выспренно звучит. Возможно, требовалось работать медицинским скальпелем. Но наши руки изначально заточены под меч и боевой топор. Тем не менее, у нас получилось. И не потому, что разгромлена Византия, Итиль и Рим. Не потому, что христианство сейчас не сильнее иудаизма, ислам благополучно отброшен в пустыню Сахара, а западная граница Руси куда ближе к Атлантике, чем когда-либо.
   По большому счету, это не самое главное...
  
   Примечания
  
   Ихшид - Мухаммед ибн Тугадж, наместник (а фактически полноправный владетель) Египта, Сирии, Месопотамии и северо-восточных городов Хиджаза.
   Чертов мужеложец - ал-Мустансир биллах Абу-л-Гази Хакам ибн Абд ар-Рахман, сын халифа Кордовы, в дальнейшем халиф аль-Хакам, действительно был мужеложцем, даже содержал специальный мужской гарем. Впрочем, гарем - позже, папа, пока был жив, старался держать сыночка в узде.
   Абд ар-Рахман Третий - первый и единственный нормальный халиф Кордовы. Весьма талантливая и разносторонняя личность. Кроме всего прочего отличался удивительной веротерпимостью.
   Сакалиба - в Кордове специальная гвардия, набранная из наемников-славян.
  
   Киев, лето 6450 от Сотворения мира, разноцвет
  
   Сегодня десятку выпало нести службу на воротах. Не сказать, что Есеня был тому рад, но и огорчения особого не испытывал. С одной стороны, по городу ходить, ноги бить - счастье малое. Особливо летом. Портки мокреют, мудя трут, мухи в загривок куснуть норовят... Но с другой стороны, каждый поворот улочки сулил новости да развлечения. То бабы посварятся, то кто кому в морду заедет. Весело! Да и как через рынок идешь, каждая торговка побаловать норовит. Кто пирожок сунет, кто капусткой угостит. Было и еще одно добро от такого разделения. Если раньше ты все время на одном месте сидел, то сейчас, с новыми порядками, каждый день на новом месте. Заодно и город выучить можно, все его потаенные углы да переулочки. Так что, вот так, с набегу, и не скажешь, что лучше.
   Впрочем, Есеня голову раздумьями не забивал, благо на то особо времени и не оставалось. У закатных ворот с раннего утра жизнь бурлила. Скрипели несмазанными осями телеги, везущие на продажу всякую всячину, которую обязательно следовало досмотреть. Весяне шли нескончаемым потоком, прямым ходом направляясь до торговых рядов. Навстречу той же людской рекой перли горожане, спешащие по своим делам: кто рыбку половить, кто по грибы-ягоды, а кто и до родичей. Всякому дело найдется, ежели он не камень придорожный, а человек добрый.
   Оно, конечно, за то, что все люди - добрые, стражник голову на отгрыз не давал бы. Вполне мог кто и с нехорошим умыслом идти в ту или иную сторону. Но за тем пусть скрытники смотрят да десятник. А Есеня за другим доглядывать приставлен. Его дело не в мешках копаться иль бдительным оком лазутчиков высматривать. Он для того слишком телом велик да мыслью протяжен. Его дело в другом заключается. Зычным ором рычать да грозным видом про порядок напоминать. Ведь ежели порядка нет, каждый норовит не в свою очередь протиснуться. Или еще хуже, встретятся два знакомца посреди прохода да начнут байки друг дружке сказывать. Вот тут самое время Есене к ним подойти и на ухо гаркнуть, свалите, мол, уважаемые, в болото, не мешайте проходу!
   Ну а вдруг беда будет, да проспят заставы на дальних подступах, и под стенами городскими объявится вдруг ворог лютый, так главное - успеть ворота затворить, засовом дубовым заложить, дабы не пустить в город супостатов. А потом можно на стену вылезти, чтобы горе-налетчиков хулить срамно во всю мощь глотки мореной, дабы во всех концах земли Русской слышно было...
   Ближе к обеду прошел обоз торгового гостя Дрозда о десяти телегах, вернувшийся с древлянских земель. Гости чаще через Полуденные ворота идут. Туда со степей печенежских прямой путь. Еще многие через пристань в город попадают. Ну это которые водой добираются. А сюда лишь те приходят, кто с древлянами торг ведет да с Волынью.
   Вот вернется с победою из похода дружина княжеская, тогда, может статься, и через Закатные ворота торговые пути пролягут. Из дальних стран, что на закате обретаются. Или, скорее, свои в те края ходить начнут, тот же Дрозд, к примеру. Но по-любому их больше станет.
   Когда солнышко забралось повыше и стало припекать позлее, людское течение изрядно поредело. Оно и понятно, кто по делам выбирался - с утра пораньше вышел, чтобы макушку не жарить. А возвращаться еще не время. Но Есеня тому нисколько не огорчался. Меньше народу - дышать легче. Да и глотка надорвалась, не рык выходит медвежий, а шип змеи подколодной. Хотя и орать больше не на кого.
   Прохожие редкие спокойнее через ворота идут, не толкутся, и поперед своего череда проскочить не норовят. А у стражника время появилось и позевать всласть, и одежу с бронями поправить. Да и, что уж тут, можно о любушке своей помечтать, а то и смотаться в сторожку, хлебнуть кружку кваса. Жарковато все же, хоть и скоро листьям падать пора настанет.
   Дробный перестук копыт, донесшийся издалека, насторожил Есеню. А вылетевшие из леса всадники - заставили броситься к воротам, роняя под ноги кружку с недопитым квасом. Вои любые - опасность есть. Но как коней ни гони, а ежели караульные хлебалом щелкать не будут, в город проскочить не успеешь. То годами проверено. И многим учением. Добрую половину весны со всеми стражниками игрища воинские проводили. Как там воевода русинский говорил? 'По оттачиванию взаимодействия'? Вспоминая трудные слова, Есеня аж вспотел. И начал опасаться, что заглаженный постоянными касаниями засов проскользнет в руках.
   Но тревога оказалось ложной. Вои то были вои, да свои. И по броням видно, и по коням. Да и чубы крашеные не спутаешь. Тут не затворять ворота надо, а, наоборот, поширше открывать, чтобы ни малейшего препятствия не было гонцам, везущим послание Великому Князю от воевод его верных.
   Есеня не подкачал. Бросив дубовую плашку, прислонился к створке, до того закрытой по ненадобности да поднатужившись, сдвинул ее в сторону. И еле успел отпрыгнуть, когда мимо пронеслись гонцы. Только пыль взвилась. Да повисли в воздухе брошенные одним из всадников слова:
   - Готовьтесь, люди добрые. Князь Светлен из похода вертается. Скоро будет уже!
  
   Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда, грудень
  
   Скворец с трудом сдерживал смех. Ждан, тот просто хохотал в голос, приговаривая:
   - Ну, Буринька! Ну села твоя служба в лужу, да с размаху! Сто лет в главном зале Центральной Выставки висит русиновский поддоспешник из легендарного кевлара, вами же им и переданный, а вы клювами щелкаете да пузыри дупой выдуваете!
   - Сами лучше? - огрызнулся расстроенный воевода. - Полгода землю роете, а по Выставкам не пробежались! Розмыслы! Знатоки былого! Никому в голову не пришло, что обычный поддоспешник за двести лет в труху истлеет!
   Буривой еще раз пробежал глазами бересу знатцев.
   'Изделие выполнено из неизвестного вещества, по свойствам близкого к заору*, применяемому в средствах личной бронезащиты ...
   Химический состав установлен...
   Исследуемый материал превосходит заор по противопульному действию, но менее устойчив к внешним воздействиям, как то: потери защитных свойств при намокании, воздействии солнечных лучей зафиолетового цвета и...
   Использование в связке с заором позволит...'
   Надо же! Рыли землю в прямом и переносном смысле. А доказательство, прямое, неопровержимое доказательство правдивости книги висело на самом видном месте. В зале былого Главной Выставки Кордно. Висело и, нагло посмеиваясь, издевалось. Ждало, когда же волхвы Скрытной Управы и Особгруппа по изучению русинов соизволят его заметить!
   И если бы не наследственный стархоз Управы Жила Каменев Кремень, так и дальше бы висел запасной бронежилет Натальи Холаневой, она же легендарная Неждана. По размеру малому понятно, что женский. Потому и вывесили в зал. Чем меньше, тем удобней. А что запасной, то тоже понятно, раз нет следов стрел и мечей. Никакой заор не пройдет боевой путь поляницы без повреждений. Небось, и сносила не один.
   Ай да Жила! Вот тебе и въедливый зануда-старик! 'Во всем должен быть учет и порядок'! А ведь прав дед, должен!
   Сейчас-то поддоспешники с Выставки, конечно, изъяты. И из зала, и из запасников. Хорошо еще, что проверки показывают: не только княжеские скрытники опростоволосились. Другие не лучше. Серьезного внимания к поддоспешникам этим замечено не было. Да и вообще, никто никогда всерьез их не щупал. Ни раньше, ни сейчас, когда по Выставке работает целая группа. А другая группа, собранная стархозом из своих внуков, заносит в память счетных машин древние книги. Все, которые Жила Каменев считает нужными. То есть, все, которые есть. Что и когда принималось на учет, снималось с учета, куда передавалось или как уничтожалось.
   - Ну что, можно на самый верх идти? - спросил Скворец.
   - Погоди, Голуб Мстиславов, - ответил Лютый. - Дождемся бересы по рациям...
   - Так я тебе и без знатцев скажу. Вещества неизвестны, но похожи на те, что используются в разгах* боевых частей. Назначение устройств то же самое. Неисправности состояния - из-за возраста изделий. Может, даже пару оживить смогут. На нашем питании. И 'солнечные батареи'. Способ изготовления открыт уже. Но мы их пока не делаем.
   - Делаем, - улыбнулся Буривой. - У 'Детей Стрибога' есть. Сам видел. Кстати, согласен, написано будет, как ты сказал. Но всё же дождемся бересы. И общий отчет написать надо. Порядок есть порядок. А иначе какой-нибудь Жила всю кровь выпьет. И будет прав.
  
   Примечания
  
   Заор - аналог кевлара, что ясно и из контекста. Сокращение от 'ЗАщита от ОРужия'
   Разги (ед. число разг) - сокращение от 'разговорники'. Как 'рация' от радиостанции.
  
   Киев, лето 6450 от Сотворения мира, разноцвет
  
   Тяжела женская доля! С утра встань засветло, воды натаскай, тесто замеси, кашу приготовь! Потом мужа накорми, детей опять же, дом прибери, а там уже и обед готовить надо! А еще постирать, двор подмести... И так весь день и каждый день крутишься! Иначе нельзя! Что с того, что рожать скоро? Роды - дело бабское, привычное. Не первого, чай! Вон первый, точнее первая, бегает по двору. Пыль пятками поднимает, да Полкану все ухо откручивает. Пес терпит. Только щурится недовольно, да на Зорену поглядывает. Мол, нехорошо, хозяйка, выручай. Ты уж одерни малость детство разгулявшееся да скажи малой, что мне ухо самому нужно.
   Полкан - золото, а не собака! Незлоблив, ласков, детей любит. А в Весянке и вовсе души не чает, хоть и ворчит неодобрительно, будто бы и не пес он, а дед Гарко из родной вески. Ребенка можно с Полканом спокойно оставить. И не пустит куда не надо, и защитит, ежели обидеть кто вздумает. Месяца два тому тать какой-то полез до двора, так Полкаша супостату глотку в раз перехватил, тот и охнуть не успел. Хороший пес. Добрый.
   И что муж в походе, страны дальние завоевывает, так то от домашней работы ни на вот столечко не освобождает. Что соседки скажут, если подворье запустить? А то скажут, злоязыкие, что у Скуба-дружинника жена неумеха. И правы будут!
   Только Зорена им повода не даст! В прошлое лето справилась, и в это справится. Завоюет хозяин края заморские, придет, а дома всё, как у людей, и даже немного лучше. А все от того, что ни у кого такой хорошей жены нету! И вторая ему совсем-совсем не нужная. Хотя сейчас бы пригодилась, все же тяжело с животом по хозяйству оборачиваться. Но лучше не надо. Пока на сносях пустишь змею в дом, а она тебя с ложа супружеского сгонит. Чур меня! Нет, надо всё самой...
   Во дворе стукнула калитка. Заворчал Полкан. Добродушно как-то, видно пришедший был ему знаком. На чужих пес так рычит, что кровь в жилах стынет. Видно, отроки по хозяйству помочь пришли, которые из дружинной избы. Говорят, сам Игорь-Князь приказ сказал, что помогать надо женам дружинников, в дальние страны пошедшим. А кто ребенка ждет - тем вдвойне помощь оказывать. У Зорены муж - самый наипервейший дружинник! Он среди 'Детей Стрибоговых'. А туда самых лучших собрали, это каждый пес знает, не в укор тебе, Полканушка, сказано будет! Ей первой и помогать надобно! Оно, конечно, что мужчины сделать могут, коли только и умеют, что мечом махать да заморские страны завоевывать? Нет бы, чему путному научились. Но дров наколют да воды от колодезя натаскают. Уже хорошо, а то трудно далеко ходить, когда за животом ни ног своих не видно, ни дороги под ними. Зорена улыбнулась: мальчик будет. Такой живот большой, да колуном торчит - точно мальчик. И другие приметы на то указывают.
   - Эй, есть кто живой? - донеслось со двора. - Или все померли?
   В ответ недовольно рявкнул Полкан. Не понравилось псу, что его за живого не считают. Но голос-то какой знакомый! Зорена выскочила их хаты, так быстро, как позволил еще не родившийся сын. Точно! Галка! Как всегда в мужской одежде, но сегодня еще и при байдане. И сабля на боку висит в ножнах изукрашенных. А Галка запыленная вся. У ворот конь стоит. И как только Зорена перестук копыт услыхать не сподобилась... Вылитая поляница на вид, не хуже Нежданы-воительницы. Только она же...
   - Привет, Зорька!
   Галка дернулась обнять подругу и отшатнулась, побоявшись надавить на живот.
   - Ой, мамочки! Богатырь какой будет! Скоро уже?
   - Да совсем скоро, - степенно ответила Зорена. - Ты... - и осеклась. - Скуб! Случилось что?!
   - Ты что, ты что, - захлопотала Галка, сообразив, что подруга могла невесть что себе навыдумывать за долгое отсутствие вестей, - добре всё. Со Светиком он! Скоро здесь будут. А я вперед ускакала.
   - Одна? - удивилась подруга, тут же успокоившись. Галка врать не умеет, так что, хорошо все с мужем.
   - С охраной, - вздохнула 'мавка'. - Свет меня одну не пускает, - лицо девушки озарилось озорной улыбкой. - А я от них сбежала! Пока во двор княжеский въезжали, мимо прошмыгнула и к тебе дернула.
   - На коне прошмыгнула?!
   - Ага! Он у меня такой умный! Всё понимает! И не шумит, когда надо! Только надолго не выйдет с тобой повидаться. Скоро найдут. Ученые... Может, зря я замуж вышла?
   - Ты что несешь глупости такие? - Зорена даже ладошкой рот прикрыла от удивления. - За князя - замуж! О том все девки мечтают, а ты нос воротишь!
   - Да, я такая! - гордо заявила Галка. - Что у вас тут новенького? Весянка говорит уже?
   - Плохо пока. Только 'мама' да 'тато' промовляет! А что нового, так что в нашем Киеве стрястись может? Так, по торгу слухи треплются, мол, арабцы печенегов на Киев пойти нанимали. А те золото взяли, арабам покивали, да на Багдад пошли. А у тебя-то что? Завоевал твой князь эту, как его... - Зорена наморщила нос, пытаясь вспомнить.
   - Европу? - подсказала подруга.
   - Ага! Ее самую!
   - Конечно, плевое дело. Наши мужики кого хошь завоюют!
   - И как там?
   Галка горько вздохнула:
   - Скучно. Приехали к городу, мечами помахали, монахам всяким на площади головы поотрубали, воров перевешали, на коней и дальше - к следующему городу. Ну еще церкву какую разрушат. И правильно, нечего фигней всякой на цепочках махать, - зло добавила девушка, видимо вспоминая что-то своё, неведомое Зорене. И снова грустно. - Все ходят чумазые с ног до головы! И помыться негде! Не понимаю, что мужики в этом находят...
   - Я тоже не понимаю, - честно призналась Зорена. - Нет бы, с женой дома сидеть. С детишками возиться. Что там в этих драках такого?.. Ой, - спохватилась она. - Да ты в горницу проходи, в горницу. Кваску холодного с дороги испей!
   Пила Галка с удовольствием. Целую братинку осушила. И продолжила, удобно устроившись на лавке, накрытой чистым половиком:
   - Нежданке хорошо, надоест всё - в бой идет. Или возьмет личную сотню и деревеньку какую освободит. А меня Свет никуда не пускает. Только в обозе и всё. Та же сотня, но в охране. За каждым шагом следят! Скукотища. Не война, а поход туристический.
   Зорена искренне посочувствовала подруге, хоть последнего слова и не поняла:
   - Ну и не ходила бы в этот поход! Ты же в прошлое лето уже пробовала!
   - А вдруг его ранят?! Кто ухаживать будет? Или еще хуже - найдется какая и доухаживается! Не надо мне такого счастья! Вон, Инга...
   Галка замолчала, уставившись на подругу:
   - Зорька! Ты же не знаешь! Я тебе сейчас такое скажу! Мы дядю Сережу женили! Воеводу Серого!
   - Да ну! - восхитилась Зорена. - Как вам это удалось?! Он же старый совсем! У него сын взрослый... То есть был... А на ком?
   - На Инге!
   Хозяйка наморщила лоб, пытаясь вспомнить хоть одну знакомую с таким заковыристым именем. Получалось плохо. Потому, девушка решила переспросить:
   - На ком, на ком?
   - На шведской королеве. Теперь еще и французской. Да ты ее знаешь! Я рассказывала! - попыталась объяснить Галка. - Она не из Киева. Вообще не из Руси.
   - Совсем? - поинтересовалась Зорена.
   - У нее отец недалеко от Кордно живет! Я тебе про него рассказывала!
   - Это который? - несмотря на все объяснения, Зорена так ничего и не могла понять.
   - Толстяк Карлссон! Который свей! Здоровый такой! Хоть и без пропеллера!
   - Без чего?
   - Неважно, - махнула рукой Галка. - Олафом звать! Он один такой, на медведя похожий!
   - А-а-а, - Зорена с трудом, но вспомнила здоровяка-норманна. - Так у него же все родичи у вятичей.
   - Не все. То есть все, кроме Инги. Она в походе была, когда папа нашел себе неприятностей на пятую точку...
   - На что?!
   - На жопу! Это когда он к нам сбежал! А Инга тогда в походе была. Америку открывала!..
   - Чего открывала?
   - Америку! Это страна такая, очень далеко, за морем! Там индейцы живут!
   - Индийцы в Индии живут! - возмутилась Зорена. - Ты же мне сама книжки читать давала! По ге-о-гра-фии...
   - В Индии - индийцы, а в Америке - индейцы. Краснокожие.
   - Как краснокожие?!
   - Зорька, если ты меня всё время будешь перебивать, я тебе никогда не расскажу!
   - Всё, всё! Молчу! - замахала руками девушка.
   - Вот. Короче, Инги тогда в Швеции не было, а то бы ему никуда бежать не пришлось! Инга этим Рагнарсонам устроила бы малый королевский прием во дворце Нептуна! Собственно, она им его и устроила, только попозже, как вернулась! А потом пошла папу искать. Представляешь?!
   - Угу! - поддакнула Зорена. Она по-прежнему понимала не все, но уточнять опасалась, чтобы не сбить с мысли подругу.
   - К ней куча всяких женихов сватались. А она сказала, что за того пойдет, кто ее победит! А никто не мог! Даже Неждана!
   - А Неждана зачем?! - спросила хозяйка, окончательно потерявшаяся в куче новостей.
   - Не знаю! Мы пьяные были. В Новгороде! Там они и махались. Неждана с мечами, а Инга с топором! Так красиво!..
   - Да ты что! - ахнула киевлянка, - Так ведь поляница сильнее всякого дружинника... Зарубила?!
   - Не-а не зарубила! Они же в шутку! И Инга топором здорово машет, - Галка замолчала.
   - А дальше что? - поторопила ее подруга.
   - Не помню, - грустно сказала 'мавка'. - Пьяная была. Сивухи выпили много. Поединок помню, а потом мы каких-то мужиков в прорубь кидаем. И сразу - прививаем Ингиных хирдманов. А они ее называют 'Кровавая Голова'!
   - Почему 'Кровавая Голова'?
   - Я ей волосы покрасила, - призналась Галка. - Хотела в фиолетовый, а получился красный. Неждана говорит, это из-за сивухи с огурцами малосольными. А я и не помню. Ни как красила не помню, ни чего добавляла. Сивуху помню. Сначала. И огурчики, вроде, были. Это давно, весной еще...
   - А воевода тоже весной женился?!
   - Нет! Совсем недавно! В Испании! Инга, как его увидела, так и говорит: 'Если не сможешь победить меня в поединке, женишься! Мне Неждана сказала, что ты в постели самый лучший!' То есть всё наоборот!
   - Правда, сказала? - оживилась Зорена. - Она это точно знает?
   - Не знаю, - в Галкином голосе чувствовалось сожаление. - И Инга могла приврать. И Неждана. А я и не помню, когда это говорилось... Пьяная была. Совсем. Но ты знаешь, - Галка наклонилась к собеседнице и понизила голос, - Инга говорит, что правда!
   - Здорово! - обрадовалась Зорена. - Значит, она его победила?
   - Не-а! Серый победил! Еще в Италии.
   - В Италии или в Испании? Я совсем запуталась!
   - Это у тебя от беременности, - констатировала Галка. - Победил он в Италии. Женился в Испании, - и, подумав, добавила. - А королева она Швеции. А еще Франции и Дании. А дядя Сережа теперь король Испании. Северной. А еще халиф Кордовы!
   - Всё равно не понимаю, - недоуменно спросила Зорена. - Как же он женился, если победил?!
   - Ну ты как маленькая, подруга! Какая разница, кто победил? Инга же слово дала, что выйдет за того, кто ее победит. Еще давно. А с Серого, что если он проиграет. То есть в любом случае у воеводы выбора не было! Никуда он от нее и не делся!
   Хозяйка несколько минут сосредоточенно размышляла. Потом глубокомысленно произнесла:
   - Если она решила, то кто победил, действительно неважно... А...
   - Слушай! А пошли наших мужей встречать! Они скоро у западных ворот будут! Представляешь, въезжает Скуб в Киев, а тут ты стоишь с двумя детьми! Сколько ему счастья будет!
   Зорена с сомнением осмотрела свой живот.
   - Так второго еще нет...
   Галка проследила за ее взглядом:
   - Ничего страшного, и внутри сойдет! Или не дойдешь?
   - Дойду, - вздохнула беременная. - Весянка не дойдет. А мне ее сейчас не донести. Если только ты с ней посидишь, пока я сбегаю!
   Идея Галке не понравилась:
   - Зачем? Да и Скубу предъявить надо. Давай я ее понесу!
   Зорена с сомнением посмотрела на подругу.
   - Не уронишь?! Не уследишь чуть-чуть...
   Теперь 'мавка' просто обиделась:
   - Ага, значит оставить на меня ребенка часа на три - услежу! А полчасика понести - не услежу! Да я... - и всё-таки сдержалась, глядя на виноватую гримасу подруги.
   И выдала новую идею.
   - Я ее на коне повезу. И тебя могу!
   Зорена отрицающее замахала руками:
   - Не, на коня не полезу. Весянку вези. Только осторожно, ладно?..
  
   Книга
  
   'По большому счету, это не самое главное...
   Важнее другое. На основной территории Великого Княжества нет неграмотных. Совсем. Еще встречаются люди, которые умеют только писать и считать. Но это люди моего поколения. Редко следующего. Все остальные - действительно образованы. На окраинах немного хуже, но по сравнению даже с самыми передовыми странами в нашей истории, любая Голодуповка - университетский городок. Система обучения, которую мы старательно прятали в тени боевых походов и хозяйственных технологий, сработала на отлично.
   Нет, нам не удалось достичь общего технического уровня двадцать первого века ни за двадцать лет, ни за семьдесят. У нас нет интернета, компьютеров и телевизоров. Даже радио нет. Возможно, где-то в недрах Скрытной управы еще живы наши последние рации, заряжающиеся от солнечных батарей. А может, уже и нет. Ничто в мире не вечно. И автомобилей нет. И железных дорог. Технологический скачок, столь уверенно начавшийся в первые четыре года, в дальнейшем забуксовал. Это было предсказуемо.
   Да, мы вытаскивали величайших ученых откуда могли. Уговаривали, подкупали, обещали невиданные блага и невероятные знания. Тех, кого не отпускали правители, - отбивали силой. Кто соглашался сам - крали. Мы создавали им условия и подбрасывали идеи. Мы выращивали своих гениев. Мальчик Донч, спасенный Шамси и Нежданой в Итиле, стал величайшим физиком. Ньютону, родись он в этом варианте истории, просто нечего было бы делать: всё открыл Донч! И не только Ньютону. И мальчик был далеко не единственным.
   Но... Мало получить технологии. Прежде, чем идти дальше, их надо освоить, осознать, понять слабые и сильные места. Нужны люди, которые могут это сделать. Не гении, не великие ученые. Инженеры и техники. Но их должно быть много. На каждой домне, у каждого конвертера, в каждой кузне. Это если про металлургию. А ведь кроме нее есть огромное количество других отраслей. Без этих людей развитие производства встанет, и будет стоять веками. Да, на другом уровне, но стоять.
   Еще медленнее идет развитие науки. Великое открытие может сделать и один гениальный ученый. Но чтобы это открытие развить и довести до практического применения, потребуется не одна сотня открытий помельче в самых разных науках и отраслях знаний. И тысячи специалистов различных направлений. А для их появления требуются миллионы образованных людей. И сотни тысяч людей, занятых исключительно наукой и развитием технологических процессов. А еще десятки тысяч учителей. Настоящих учителей, а не полуграмотных монахов или выпускников рабфака.
   Всего этого не было в десятом веке. Нет и сейчас. Впрочем, сейчас лучше, особенно с учителями. Но большинство открытий Донча еще ждет своей реализации. Пока мы рвемся к уровню тринадцатого века. Или четырнадцатого-пятнадцатого, что, по большому счету, примерно то же самое. Нашу историю притормозило монгольское нашествие, давшее возможность Европе обогнать Русь в техническом развитии. Впрочем, хрен с ней, с Европой и той историей. Ее уже не будет. Через двести или триста лет наши потомки выйдут на уровень нашего восемнадцатого века. Еще столько же - и получите двадцать первый. У Вас он будет девятнадцатым или восемнадцатым. Хотя нет, летоисчисление изменится. Уже начали считать от Взятия Царьграда. Значит, это будет в восьмом веке. Впрочем, седьмой или девятый, разве это важно?
   Важен общий уровень грамотности. Научный стиль мышления. И отношение к образованию власти и простых людей. В этом нам удалось добиться результата. Хорошего результата.
   И еще один наш успех. Как следствие образованности и уничтожения наиболее агрессивных учений - резкое ослабление религиозности. Нет, мы еще не страна победившего атеизма. Но уже близко. Неверующих больше половины, а в активных слоях населения - почти все. Пока почти. И они не религиозны не в силу слепой веры. Нет, люди достаточно ясно представляют себе картину мира, в которой нет места богам и прочим потусторонним гипотезам. В такой ситуации идеологический захват невозможен. А физический - тем более. Любая другая страна значительно уступает в уровне вооружений.
   Надеюсь, что так будет и дальше. Единственное, в чем я завидую тебе, потомок, ты знаешь, как все сложилось. А мне приходится гадать. Но я уверен, что всё получится. Что не зря отдали жизни генерал и профессор, уничтожив наш мир. Не напрасно умирал под пытками Заслав. Взорвал себя Вашко. Погиб Бурей... Наш Борька. И другие... Молчун... Порей... Искр... Лобан... Больше половины из нас нашли смерть не в своей постели. И куда раньше, чем могли. В Царьградском походе. Во Фряжском. В Тайском. На подавлении Печенежского Мятежа. При отражении налетов берберских пиратов. В карательной экспедиции Олега Царьградского, положившего конец безнаказанности африканских арабов... Очень хочется верить, что все жертвы не были напрасны. Что в будущем болтуны и демагоги не слили то, что досталось такой тяжелой ценой.
   Впрочем, ты это знаешь точно.
   На этом я, наверное, закончу первую книгу. Во второй распишу подробно. Если мое немощное тело предоставит такую возможность.
   Пока, потомок!
   Старший воевода Мстислав, он же Мстислав Васильевич (отчество по деду) Холанев 1987 (от РХ) года рождения'.
  
   Кордно, лето 6449 от Сотворения Мира, серпень
  
   И снова шумит корчма. Селяне и купцы. Мастеровые и дружинники. Отдыхает честной люд, расслабляется после дневных забот. Почему не пропустить по кружечке меда или пива в дружеском кругу? Не послушать, как Красава, дочка Зубаря, поет песни русинские и собственные? Да не обменяться новостями и слухами?
   ***
   - Здоров будь, Угрюм! По пивку, да под картошечку? За здоровье Ярослава-князя?
   - И тебе не болеть, Первак! За князя можно и мяском закусить!
   - А когда одно другому мешало?
   - И то верно! Гляжу, дела в гору идут?
   - Есть такое дело. За что русинам спасибо! И тебе, чего уж скрывать!
   - А мне-то за что?
   - Так ты ж мне советовал умные головы слушать. А я сомневался всё. Зазря сомневался, вот что скажу! Хорошо, что хватило смелости пробовать потихоньку. Так что заслужил, Угрюм, заслужил. Может, еще что интересного расскажешь? Что этим летом нового сеяли, сажали...
   - Так много чего! Про многополье слышал?
   - А то ж! Уж вводим потихоньку. И эти, как их, теплицы построили.
   - Под томаты?
   - А то ж! И огурцы тоже. Считай, лишний урожай за лето снимаем! Старшой наш придумал!
   - Тю! Хороша мысль! Пробовать и мы будем! Благодарствую!
   - Да я что? Пользуйся на здоровье. Не все ж тебе меня уму разуму учить...
   ***
   - Нет, ну ты послушай, а! Зыбко-то мой! Сын! С ним же на торгу ни один купец торговаться не берется! Малец лучше торговых гостей знает, что и почем они брали! А считает как?! Как считает?! В голове быстрее, чем служки купцовы на бумаге. Письмо написать - так не поверишь, я говорю, а он записывает всё. Слово в слово!
   - Да брось, Осока, не может человек писать так быстро, как говорит.
   - Велес соврать не даст! Умный стал такой! Я теперь если не знаю что, у Зыбко спрашиваю. У кого ж учиться, коли не у собственного сына. Дочка и второй тоже в эту, как ее, 'школу' ходят. Младшие подрастут, тоже пошлю.
   - Смотри, вырастут детки хиляками, жалеть будешь...
   - Какими хиляками, ты о чем? Сестра тут приезжала, та, что в мерю замуж отдали. Близнецов своих привозила. Постарше Зыбко будут, да и побольше. Не поделили что-то. Как он их валял! Как валял! Один двоих! Смотрю я на это дело и думаю, а ведь и со мной управится, хоть лет и немного... Нет, ну хоть ты скажи, Зубарь, хороший же у меня парень, а?!
   Корчмарь неохотно поворачивается к спросившему:
   - Дошло, наконец! И даже раньше, чем по зубам от сына схлопотал. Небось, всё хозяйство на него скинул? Впрочем, тебе же работы меньше!..
   ***
   - Судиша, - ноет булгарин, - выручай старого товарища! Возьми младшим товарищем в свое дело! Корабли у меня есть. Знают меня на юге и на востоке. Связи налажены. Выгодно тебе будет! За тридцать кун с сотни работать готов!
   - И какой тебе прибыток с того? - спрашивает купец с ехидной усмешкой. - Что ты мне семьдесят кун с сотни отдать готов?
   Булгарин идет пятнами:
   - Хазар нет больше. Ты сам на юг пойдешь. Не бороться мне с тобой, нет у меня ни товара такого, ни денег твоих.
   - А мне тогда какой прибыток? - ехидство так и сочится из вопроса, обволакивает собеседника липкой патокой.
   - Так не успеешь ты сам везде и всюду. Товарищей искать будешь или приказчиков нанимать. И время потеряешь, пока с местными купцами договоришься. А у меня они все в друзьях числятся. Да и сколько лет знакомы...
   - Дело баешь, - улыбается Судиша. - Ну что ж, давай посчитаем, какой от тебя толк выйдет, да прибыток будущий по правде поделим...
   ***
   - Ну? Вычислил присадки?
   - Вычислил! Только толку с того! Пива налей!
   - Держи!
   - В жаре загвоздка. Поднимать надо.
   - Это новую домну строить.
   - Не обязательно. Надо топливо менять. Болотный уголь нужной силы огню не дает. Горючий камень нужен!
   - Где ж ты его возьмешь?
   - Неядва говорил, в оросских степях месторождение есть. Туда перебираться надо. Или во фряжские земли. Там тоже имеется.
   - С ума сошел? Это ж целая история!
   - Зато там и домны сразу большие поставим!
   - Эй, петухи, - останавливает спор кузнец. - Кончай шум! Готовьте расчеты, что лучше: камень горючий сюда возить или руду в степь или к франкам. Ну и строиться там! К князю с бересами вашими пойду...
   ***
   Шумит корчма... Гудит гулом голосов, звенит сталкивающимися кружками, шаркает десятками ног... Стучит кулаками по столу и ладонью об ладонь... Шумит корчма... Зеркало Кордно... Его настроение...
  
   Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда, студень
  
   Малый зал приемов Великого Князя пышным великолепием не блистал. Скорее напоминал обычную службицу начальника какой-либо Службы или Управы. Того же Лютого, например. Разве что пошире немного, да стол побольше. Так на то и Великий, положение обязывает, да и на совещания немало народа собирается. Одним словом, не для приема иноземных послов помещение, для работы.
   Сегодня совещание немногочисленно. Кроме Игоря Седьмого присутствовал головной боярин* Радобой Шуба да приглашенные: Скворец, Лютый и старший воевода Гридницы Серый Колыван. Всем троим у Князя раньше бывать не приходилось. Буривой хоть с боярином общался, когда последнее назначение принимал. А розмыслы и на такой уровень никогда вхожи не были.
   Докладывал Лютый. Особо в детали не углублялся. Все материалы дела передали Князю месяц назад - время для изучения достаточное. Да и не вызвал бы Князь дознатчиков, пока не разобрался в сути дела. Не любил Великий пустой болтовни. Так что Буривой вкратце пробежался по доказательствам и куда подробней остановился на выводах.
   - ...Изначально мир развивался по совершенно иному пути. Во второй год до нашей эры был заброшен временной десант из одна тысяча шестьдесят пятого года по нашему счислению. Десант оказался удачным, в результате чего события стали происходить так, как известно нам. В настоящий момент мы достигли технического уровня, примерно соответствующего развитию того мира на момент отправления десанта. Соответственно, на данном этапе возможно случайное или преднамеренное открытие, повторяющее работу профессора Артюхина. Если это произойдет за пределами Великого Княжества, нельзя исключать попытку нового вмешательства в прошлое мира. С непредсказуемыми последствиями.
   Начальник Скрытной Управы коротко поклонился, давая понять, что доклад закончил. После небольшой паузы Князь задал вопрос:
   - Я так и не понял, пришли ли русины из нашего мира, или из какого-то другого. И, соответственно, угрожает ли новое вмешательство исчезновением текущей реальности или нет.
   - Точно установить пока не удалось, - ответил Лютый. - Русины сами не знали. Материалы Артюхина к Книге не приложены. Считаю, русинам их не давали. Скорее всего, запрещали даже изучение розмысловых посылок*. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать опасность таких сведений. А Кубенин являлся скрытником с немалым опытом работы. По косвенным признакам можно сделать вывод, что точного ответа профессор и сам не знал, хотя склонялся к мысли о единственности мира. Для ответа на этот вопрос необходимо подключение к работе группы розмыслов другого направления.
   - Неприятно, - задумчиво произнес Игорь. - Что предлагаешь, воевода? Думали ведь! Причем, скопом думали!
   - Считаю, необходимо провести всестороннее исследование по данному вопросу. Цель - разобраться с данным эффектом и возможностями его блокировки. Если блокировка действа возможна, установить ее на всей планете. Одновременно провести поисково-раздумную работу за пределами Княжества* и при обнаружении подобных изысканий блокировать их любыми доступными средствами. Вплоть до уничтожения розмыслов, - Буривой задумался на долю сига. - Если потребуется, то со всей страной.
   Великий Князь кивнул.
   - Правильно мыслишь. Излишним мягкодушием ты не заражен. Этим, как его, 'гуманизмом', - Игорь снова усмехнулся. - Что удивляетесь? Думали, я Книгу не прочитал? Мне их мир тоже не понравился. Сделаем так. Ты, старший воевода, - он посмотрел на Лютого. - Не оговорился я, старший. Растешь не по дням, а по часам. Управу сдавай Свержину, хватит ему дурака валять в замах. Примешь новую Службу. Название сам придумаешь. Людей бери любых. Старшего воевод-розмысла Скворца прихватишь! Помещения, машины - само собой. Кто будет возражать - к Радобою. Или ко мне. Будете только этим вопросом заниматься. Но очень серьезно. Сам понимать должен: проколешься, не я с тебя спрошу. Просто исчезнешь, вместе со мной и остальным миром. Кроме того, что ты сказал, выясни следующее: из нашего мира они пришли или нет? Если нет, то что с их миром? И варианты хождений между мирами по времени. Вопросы есть?
   - Извини, Князь, но вариантов очень много, - возразил Скворец.
   - Ничего, справитесь. Больше людей привлечете. Кстати, иноземцев лучше не уничтожать, а сманивать к нам. Или выкрадывать. Учитесь у... Борейко, кажется! Кстати, об его операции - согдийцев стоит привлекать? Физики у них сильные. С Шамси-шахом, если надо, я поговорю.
   - Пока не знаю, - честно сказал Лютый. - Надо изучить вопрос.
   - Изучай. А мысль свою поясню. Вдруг выяснится, что мы можем прийти к ним. В их две тысячи седьмой год. К Артюхину и Кубенину. Долг - он ведь платежом красен.
  
   Примечания
  
   Розмысловые посылки - Теоретические предпосылки. Головной боярин - премьер-министр по-нашему. Хотя куда нашим министрам до бояр... Поисково-раздумная работа - а нужно разъяснять? Особенно, если 'за пределами Княжества'?
Оценка: 7.15*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019