Телевизор привычно бубнил на заднем плане. Его никто и не слушал и не смотрел. Так, включали, чтобы не гробовая тишина стояла. Да и самый маленький член семьи засыпал быстрее. Особенно, когда не музыкальный канал включаешь, а что-то типа "Культуры". В плане педагогики, конечно, то еще упущение. Но пока маленький - можно. Подрастет - так "дурадрищъю" в окно выкинем. Это не ругательство. Так индусы "дуроскоп" на санскрите называют. Очень верное слово, кстати...
Только начал слух последние дни вылавливать отдельные слова : "вооруженные столкновения", "сопротивление", "потери убитыми и раненными". И фразу из далекого прошлого, вдруг ставшего настоящим: "Все, способные держать оружие!". Призыв обреченных. Но не сдающихся...
- Нет. Ты никуда не поедешь. Не пущу. - голос ровный. Даже намека нет, что хрупок лед спокойствия. И что за тем людом прячется вулкан.
- Поеду. - в ответе лишь спокойствие. И уверенность в правоте, которую ничем не изменишь. Ни уговором, ни криком.
- У тебя семья. Сын. - тонок лед, ой, тонок. И бегут по нему трещины, сплетаясь в паутину...
- Не шантажируй. - гранит утеса против кипени волн, хлещущих с размаха.
- Я лишь констатирую факты.
- Ага. И шантажируешь. - утес держится. Но и гранит не вечен... - Семья здесь. Но...
- Есть нюанс, да? Как ты говорить любишь?! - попытка в передразнивании уйти в сторону, не дать трещинкам разрастись безвозвратно.
- Да. Есть нюанс. - спокойствие обманчиво. Обманчиво дважды. Ведь все знают, что нет того спокойствия... - Семья здесь. Моя страна - там.
- Твоя страна здесь! - Все. Не боясь разбудить сына - идет крик. Треснул лед. И пошел ледостав, громоздя обиды и беды.
- Нет. Моя страна - там. И там война. А вы здесь. И я не хочу, чтобы война пришла сюда. К моей семье.
- Дурак... - Не будет взрыва. Будет бессилие.
- Да. Какой есть. И я должен.
- Знаю. С самого начала знаю, что должен. Ты всегда должен отвечать за чужие ошибки?
- Всегда.
Тонкие руки обвили шею. Губы коснулись щеки...
Поезд стоит на границе недолго. Сорок минут. Ровно по регламенту и рассписанию. Пассажиров сейчас немного. Мало кто едет туда. Там война. Необъявленная, но идущая. И пусть, линия фронта "прозрачна", да и нет того фронта, если разобраться... Но люди убивают других людей. Погибают сами, захлебываются кровью, матерясь сквозь выбитые зубы. Война идет. А что про нее нет ни слова... Так войне безразлична слава. Ей нужны жизни.
Первую половину вагона пограничный наряд прошел минут за пять. Особо не придирались. Так, паспорт раскрыть, лицо на фотографии сверить. Три быстрых взгляда. Верх, середина, низ лица. Щелчок штампа, "Удачного пути!". Все почти мгновенно. Практика...
Старшина будто споткнулся, напоровшись на взгляд. Сержанты, почуяв неладное, тут же шагнули вперед, синхронно потянув пистолеты.
- Отставить. Сам.
Так же синхронно, подчиненны епошли по вагону дальше, а старшина присел на край продавленного сиденья.
- Ну, здравствуй, Серый.
- И тебе, Василий Андреевич, не хворать.
- Десять лет не виделись.
- Ага. С самой учебки. Помнишь, как на вокзале?
- Такое забудешь. Две сотни погранцов любой вокзал сомнут, не заметив. Как сам?
- Да знаю. Фотки показывал. - и тут же, без перехода. - Туда?
- Сам как думаешь?
- Я тебя знаю хорошо. И даже спрашивать не буду, что в рюкзаке.
- Не стоит. Я своим врать не приучен. А от тебя служба всякое потребовать может.
- Не потребует. - Старшина, на миг задумавшись, решительно рванул чистый лист из служебного блокнота, быстро-быстро зачеркал ручкой. - Будешь в Столице, зайди сюда. Определят по первому плану. Только не перепутай. В нашей Столице. В прежнюю лучше не соваться. Без танковой бригады.
- Спасибо. Буду должен. - бумажка, аккуратно сложенная, перекочевала в потайной карман "сплавовской" штормовки.
- Будешь. Но можешь не отдавать. - усмехнулся старшина.
- Помнишь, зараза! - удивился пассажир.
- Не так много прошло, чтобы все напрочь забыть.
- Спасибо. - прозвучало снова.
Старшина не ответил. Только крепко пожал протянутую ладонь. И пошел дальше по вагону, баюкая навязчивую мысль: - "Сука ты, Серый. И был таким всю жизнь. Зато ты всю жизнь живешь. А не существуешь"
Полковник с усталыми глазами загнанной собаки сидел за столом, обложившись бруствером бумаг. Звезд на погонах не было. Но чувствовалось - полковник. Даже если по званию капитан. Выдерживать в коридоре не стали. Полезную бумажку старшина выписал
- Радецкий. - вот так вот представился. Без звания. И имя-отчество позабыл огласить. Ну и ладно. Мы не гордые. И к мелочам не цепляемся.- Присаживайся. Все свои.
Скрипнул стул под немалым весом. Скрипнул жалобно. Но устоял.
- Значит, доброволец?
Короткий кивок. Радецкий, ты же не дурак, сам понимать должен.
- Значит, доброволец. - снова повторил полковник. Нравилась ему фраза. Сразу видно. Он ее будет на языке еще долго катать... - Почему?
- Все, способные держать оружие.
- Способен? - опасный прищур. Словно в прицел попал.
- Старший лейтенант. Оружие свое.
- Даже так?
- И никак иначе. - два утеса сошлись на одном месте. И скрипнул гранит от удара. И разошлись, оценив взаимную крепость.
- Спасибо. - короткий ответ. Но мог и молчать. По глазам видно все. Плещется в них усталось нечеловеческая. И тоска. А на дне - обида. Не может Полковник больше в кабинете сидеть...
- Не за что. Это моя война.
Бронетранспортер догорал, пуская в небо тягучие струйки черного дыма. Двое, которые сумели вырваться из броневой коробки, ставшей ловушкой, уже лежали неподвижно. Огонь все же сумел добраться до мягкого тела, прогрыз тонкий слой "цифрового" камуфлажа...
Все получилось как надо. Задача выполнена. Свой маленький вклад совершен. А что перестал чувствовать ноги - это мелочи. Все равно, скоро все кончится. Хлопок мины, толчок бросивший в сторону. Хорошо хоть в кусты, а не на сено. В копнах часто вилы оставляют. Смеешься? Это хорошо. Значит живой еще. Быстро не умрешь...
Шаги. Быстрые. Уверенно идут. Голоса молодые, наглые. Все сказанное понятно без перевода. Наслушался в свое время. Подрыв слышали. И видели. Идут по прямой. Винтовка далеко. Не дотянуться. Да и разбит приклад в щепу. В пистолете патронов нету. Кончились. Ничего... У этих найдется на меня.
Все быстрее идут. Уже бегут даже, не разбирая дороги. Отомстить спешат. Правильно. Я убил, меня убьют. Справедливо. А кто виноват - то пусть Бог разбирает. Ему сверху виднее. Он, наверное, даже гранату видит, с кольцом вырванным.
Выход всегда есть. Можно жить, можно умирать. Можно со стороны смотреть, а можно с головой нырять. Вольному - воля, что уж тут. Но когда окружили тебя, и стволы наставили - выбор невелик. Граната - напоследок. Чтобы выбор упростить предельно.Остается только улыбнуться в рожи удивленные. И ладонь разжать.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
