Okopka.ru Окопная проза
Прокудин Николай Николаевич
Романтик

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 7.36*25  Ваша оценка:
  РОМАНТИК
  
  Николай ПРОКУДИН
  
  Анонс
  
   Эта книга - об Афганской войне, такой, какой она была на самом деле.
   Все события показаны через призму восприятия молодого пехотного лейтенанта Никифора Ростовцева. Смерть, кровь, грязь, жара, морозы и бесконечная череда боевых действий. Но главное - это люди, их героизм и трусость, самоотверженность и эгоизм...
   Боевой опыт, приобретенный ценой пролитой крови, бесценен. Потому что история человечества - это история войн. Нельзя исключать, что опыт лейтенанта Ростовцева поможет когда-нибудь и тому, кто держит в руках эту книгу - хотя дай всем нам Бог мирного неба над головой.
  
  ОТ АВТОРА
  
   Прошло уже много лет с тех пор, когда кончилась последняя война последней империи мира - никому не нужная война в Афганистане.
   Один за другим умирают или трагически погибают мои друзья, с которыми я вместе воевал. Все меньше остается живых участников тех далеких событий...
   Обновленная Россия ведет новую войну, и опять армия и правительство противостоят целому народу.
   Война с партизанами - самая тяжелая и самая "грязная", она имеет тенденцию, постепенно перерастать в агрессию против всей нации, от мала до велика. Достаточно вспомнить, что в 1980 году в Афганистане действовало около 20 тысяч моджахедов (душманов), а в 1987 году их было уже порядка 300 тысяч. Грустная статистика...
   Книга выходит в свет, когда нет больше цензуры советского времени, поэтому автор имеет возможность изобразить войну такой, какой ее увидел молодой пехотный лейтенант, без прикрас и ложного героизма. Кому-то эта книга может показаться грубоватой, но ведь настоящая война всегда груба и жестока, а армейская среда - это не институт благородных девиц. Естественно, что девяносто девять процентов "неблагозвучных" выражений автор оставил "за кадром", но есть эпизоды, где без них не обойтись, чтобы не погрешить против правды.
   Все время нас учили: "тяжело в ученье - легко в бою". Но, почему-то это самое "тяжело", становилось правилом и в ученье, и в бою. Словно кто-то невидимый ставил перед собой цель сделать существование людей в армии невыносимым. Бытовые условия, боевые задачи - все напоминало эксперимент по выживанию.
   Главные герои книги - это те, кто жарился под палящим беспощадным солнцем и промерзал до костей на снегу; те, кто месил сапогами грязь и песок по пыльным дорогам и полз по-пластунски, сбивая в кровь руки и ноги о камни; те, кто оросил своим потом все горные вершины хребтов Гиндукуша и бескрайнюю пустыню.
   Эта книга посвящается самым обыкновенным офицерам, прапорщикам, сержантам и солдатам, людям, воевавшим не по картам и схемам в тиши уютных кабинетов, а на передовой в любую погоду и в любое время дня и ночи. Многие из них погибли или стали инвалидами, кто-то умер уже после войны от ран и болезней, тяжелого наследства прошлых сражений.
   Не может меня не волновать, что сейчас армейское руководство и правительство страны продолжают делать те же ошибки в проведении так называемой "антитеррористической операции", что и раньше во время Афганской войны. Как и прежде существует миф о непобедимой и всемогущей армии, который не имеет ничего общего с реальным состоянием дел. Читателям, далеким от этих проблем, книга может показаться "пасквилем" на Вооруженные Силы, но ведь автор являлся участником всех событий, о которых пишет, и стремление показать правду - главная его цель.
   Кроме того, в книге показаны сложные, порой противоречивые межнациональные отношения в армейском быту. Существование таких отношений привело в дальнейшем к тому, что военные невольно становились носителями национализма в обществе.
   Армия давно больна и больна серьезно. За прошедшие годы запущенная вялотекущая болезнь стала коматозным состоянием. Коррупция, воровство в Вооруженных Силах - это давняя беда армии. Нынешнее состояние армии - это следствие отношения государства к людям в погонах, а рост числа преступлений - следствие качества призывников на военную службу.
   Ветераны нашей армии, особенно те, кто участвовал в локальных конфликтах - самые несчастные, бесправные люди. Их жертвы, боль утрат, физические и психологические страдания не интересны обществу. Страну, в основной массе, не волнуют их проблемы. "А кому сейчас легко?" - могут сказать люди.
   Вернувшись с очередной войны, ветераны остаются наедине со своими бедами. Психозы, стрессы, нервные срывы, пьянство, наркотики, преступления...
   Душа болит за тех, кто погиб на Афганской войне, но еще больше за тех, кто продолжает погибать сейчас, в наше "мирное" время.
  
   Книга посвящается нашей самой неприхотливой и самой бесправной армии современною цивилизованною мира.
  
  Глава 1. На пороге войны.
  
   Ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома. Это был крепкий немецкий чемодан, огромных, ну прямо гигантских размеров, который называют "мечта оккупанта". В нем легко уместились бушлат, шинель повседневная, шинель парадная, китель повседневный и парадный, хромовые сапоги и еще много всякой ерунды. Я глубоко вдохнул раскаленный июльский воздух Кабула. Я - это молодой лейтенант Никифор Ростовцев, год назад окончивший училище, затем год прослуживший в богом забытом гарнизоне Туркмении. Служил не в самом гиблом месте, были места и похуже. Но когда пьянство и дурь гарнизона окончательно осточертели, все-таки добился перевода за границу. Моей "заграницей" стал уже много лет воюющий Афганистан. Что там на самом деле происходит ни я, ни мои сослуживцы толком не знали. Вроде бы и война, а вроде бы и не совсем. В полку служило немало офицеров, участвовавших во вводе войск, но ввод-то когда был - пять лет назад, да и служили наши танкисты всего месяца по два. Многое забылось, не о чем и рассказать.
   После трехдневных проводов, вылившихся в грандиозную попойку, в которой участвовало большинство офицеров батальона, и двухдневного кутежа со знакомой девицей я очень устал. Приятели до моего убытия на нее только облизывались и сейчас с нетерпением ожидали моего отъезда.
   Поезд проходил через город Теджен в три ночи, а наш гарнизон стоял в тридцати минутах езды от него. Бахнув на прощанье по последней рюмке, закусив арбузом и обнявшись с друзьями, я привязал чемодан к багажнику мотоцикла дружка-взводного, и вдрызг пьяные мы отчалили. На вокзале еще раз обнялся с моим провожатым, взводным Серегой, и тот как мог быстро помчался назад сменить меня на диване. Только пожелал на прощание:
   - Ник, постарайся вернуться живым!
   - Хорошо, - подумал я, - постараюсь!
   Билет был куплен перед самым отходом поезда. Все места в купе оказались заняты спящими пассажирами. Ругаться с туркменом-проводником желания не было, и я сел на откидное сиденье. Ночь на чемодане у открытого окна взбодрила, но в то же время усилилась нервная дрожь перед неизвестностью. Не каждый день отправляешься воевать на край света.
  
   Громадный штаб округа напоминал айсберг из стекла и бетона. Множество подъездов, бесчисленное количество полковников и генералов, снующие "Волги" и "УАЗы". Рука от козырька не отрывалась - поприветствовал одного, второго, третьего... сотого. Вскоре появился у меня новый попутчик. Это был лейтенант, по фамилии Мелещенко, похожий на добродушного пасечника. Он не имел ни малейшего желания ехать "за речку". В течение трех дней хитрый хохол пытался увильнуть, но тщетно. Пушечное мясо требовалось в огромных количествах, а ехать вместо него желающих не было. Николай (так звали моего нового знакомого), узнав, что я еду по собственной воле и с желанием, слегка покрутил у виска пальцем. Об Афганистане он не мечтал, но раз уж так вышло, то там 'за речкой', надо попасть на должность замполита роты охраны в госпитале, на склад, или кого-то в этом роде. "Главное - можно хорошо устроиться даже там."
   В окружной гостинице, где я остановился, суетились командированные с войны старшие офицеры и отпускники из той неизвестной жизни - "заграничной". Для оформления загранпаспорта паспорта потребовалось несколько дней, эти дни потихоньку прожигались мною, но уже без вреда для печени и желудка. Кино, прогулки, продолжительный сон на мягкой кровати. В конце концов, для получения документов мы с Миколой были вызваны в Управление кадров.
   В небольшом конференц-зале набились человек пятьдесят офицеров в званиях повыше наших. Мужики радостно обсуждали свои радужные перспективы: в Венгрии, ГДР, Польше, Чехословакии. Я и мой попутчик Николай, были чужие на этом празднике жизни и карьеры, поэтому дремали на последнем ряду и изредка отбивались от попыток "припахать" нас по какой-нибудь мелочи.
   Перед обедом зашел в зал деловитый полковник и объявил, что одному из руководителей Управления присвоили генерал-майора! Поэтому, необходимо помочь в рамках разумного и организовать подарок. Тут же проявился инициативный и бодрый, очень радостный подполковник из числа "заграничников", он пустил фуражку по широкому кругу. Начал почему-то с нас.
   - Лейтенанты, давайте гоните по "четвертаку". Сбросимся! Активней! - тоном, не терпящим возражений, произнес он.
   - Вот дела! - заржал Никола. - Ни копейки не дам. У вас своя свадьба у нас своя! В жопу!
   Ехидно улыбаясь, Мелещенко развалился в кресле и закрыл глаза.
   - Ну, наглец! А вы, товарищ лейтенант, тоже отказываетесь? Вы что хотите вылететь из списков за границу? Я это быстро вам обоим организую! - забрызгал слюной этот холеный секретарь парткома полка.
  - Ага, тоже ни хрена не дам! - подтвердил я.
  Николай сладко потянулся и громко на весь зал произнес:
   - Все время, дурак, думал, как от Афгана сачкануть! Оказывается, нужно не взятку дать, а с подарком начальника кинуть!
   Мы дружно засмеялись. Это окончательно взбесило инициативного подполковника. Отходя от нашего ряда, он громко произнес:
   - Придурки! Идиоты!
   На это Николай ответил вполне внятно и обещающе:
   - А за придурков, выйдя на свежий воздух, можно и по морде схлопотать! Вполне легко. И твоя фотография в загранпаспорте будет не соответствовать лицу владельца.
   Окружающие на нас злобно посмотрели, но связываться не стали. Однако посланный подальше подполковник не удержался и доложил про двух нахалов, пришедшему за "бакшишем" (подарком) кадровику. Тот скривился, махнул равнодушно рукой, но паспорта, мстительно, нам выдал лишь в конце дня. Получая последние наставления, я с удивлением узнал о необходимости сделать медицинские профилактические прививки.
   Прививки делали на пересыльном пункте. Оттуда же рано утром и отъезд. Черт! Не люблю я эти уколы...
  
  Пересыльный пункт в городских закоулках Ташкента мы отыскали с большим трудом. Вначале зарегистрировались на рейс в Кабул, затем разыскали медпункт. В медпункте, ```````````````кроме санинструктора сержанта, никого не было. На вопрос о прививках он ответил, что надо шприцы прокипятить, а у него ужин, поэтому прийти нужно через полтора часа. Я раздраженно хлопнул дверью. Решили отложить эту болезненную процедуру, с укалыванием: задницы, плеча и лопатки, до завтра, до утра.
   По пересылке бродили или трезвеющие, или пьянеющие командированные и такие как мы новички. У народа выяснили, что можно везти с собой две бутылки водки. Мне уже этого добра не хотелось, но ведь там же коллектив ждет. Коллектив, в который предстоит влиться.
   На последние деньги я в магазине приобрел водку, закуску и отправился спать в гостиницу. Практически не заснув ни разу, в три часа ночи я встал и пешком пошел к общаге, где договорился встретиться с Николаем. Тот выполз из дверей в веселой компании трех не трезвых девах. Сволочь! Молчал и не приглашал три дня в гости. Вот, жадина!
   Наши чемоданы с трудом поместились в такси: один запихнули в багажник, другой - в салон. Водитель зарядил сумму по максимуму, но с Коляна, как оказалось, лишнего не возьмешь. Хотя если бы у меня деньги были, я б их ему отдал, вдруг никогда не пригодятся, а если и пригодятся, то когда? Девчонки дружно визжали, и махали вслед нашей машине, не поймешь чем. Лифчиками? Трусиками?
  
  На пересылке мы с трудом достучались до медика. Вышел все тот же сержант, пообещал сделать прививки через час. Но нам ехать на аэродром надо было, минут через двадцать. На эти доводы, сержант резонно, предложил решить вопрос за "червонец" с каждого.
   Микола развернулся и послал подальше его и прививки, на что санинструктор сказал, что без штампа об их наличии нас на самолет не пустят.
   Вот черт! Замкнутый круг. А денег только три рубля. Не улететь: следующий борт только завтра. Но как жить сутки без денег?
   - Сержант, у нас "трояк" на двоих остался, бери и ставь отметку, а прививка нам не нужна! Договорились? - начал уламывать его я.
   Медик в ответ принялся канючить про тяжелую службу, нехватку витаминов, ранение в Афганистане, при этом демонстрируя отсутствие одного пальца на руке.
   В конце концов, видя мои пустые вывернутые брючные карманы, он смирился с "трояком".
   Весело загрузившись в автобус, мы услышали от водителя, что проезд к самолету платный - рубль с носа.
   Ну и жулье! Мародеры, можно сказать.
   У кого были деньги, весело ругаясь, кидали их в лежащую на моторе "ПАЗика" кепку. А у кого, как у меня, не было - матерились и отказывались платить. Водитель предложил в свою замусоленную, лежащую на моторе кепку, бросать хотя бы мелочь: все равно она нам не нужна. Кое-какая мелочь имелась, и кепка ею в основном быстро наполнилась.
   Радостный водитель собрал монеты разного достоинства в карман и быстро помчал по ночному Ташкенту на военный аэродром. Пройдя унизительный таможенный досмотр - нам вывернули даже карманы - выбрались из зала на бетонку.
   Нас поджидал старенький, обшарпанный, с закопченными двигателями грузовой самолет АН-12. Бывалые ребята начали ругаться. Нам не повезло! Намучаемся. Вот если бы ИЛ-76, вот была бы красота, а не полет. А в этом только кабина герметичная, а борт продувался всеми ветрами! Значит, в полете уши будет давить и кислорода не хватать.
   После еще одного тщательного досмотра вещей, проверки документов, всех нас офицеров и прапорщиков, числом человек восемьдесят загрузили во чрево самолета. Какой-то генерал и пара полковников прошли в гермокабину, туда же сели несколько сильно накрашенных женщин.
   Хмельные прапорщики заржали:
   - Новенькие, необъезженные! Пополнение! Обновление малинника!
   Бортмеханик задраил люк, приказал не курить и не бродить по самолету, если не хватит на всех воздуха - дышать через свисающие сверху кислородные маски. Но этих масок свисало мало, гораздо меньше, чем было сидящих на лавках и сиденьях людей.
   Прапорщик-бортмеханик сел на свое откидное сиденье и, демонстративно пристегнул парашют. Что-то сказал по связи, а потом уставился в верх и о чем-то задумался.
   Расположившиеся рядом два откормленных дородных прапорщика громко возмутились.
   - Иван! Ты бачишь шо делается? Этот летун парашют пристегнул, а нам их даже не выдали!
   - Та ни! То не парашют, то имитация, мешок для самоуспокоения.
   - Да парашют, я тоби говорю. Боится, наверное.
   - А шо вин его одев? Думае выпрыгнуть, если собьют? А нас бросить?
   - Наивный! Хто ж его выпустит живым? Вместе с нами и упаде.
   Вокруг одобрительно засмеялись другие пассажиры. Летчик злобно посмотрел на болтающих и смеющихся вояк, еще раз рявкнул нервно: "Не курить!" - и убежал вместе с парашютом в кабину пилотов, задраив за собой люк отсека.
   - Ну вот, как в гробу запечатал, сволота. Видно, обиделся! - подытожил один из прапорщиков.
   - Это новенькие, недавно экипаж из Белоруссии прилетел, нервничают, - авторитетно сказал какой-то офицер.
   - Ничего, пусть понервничают, - отозвался другой. - Они туда-сюда с комфортом летают, а я второй год там по горам как ишак ползаю.
   Вскоре после взлета в салоне началась массовая пьянка. Пили то, что сумели пронести под видом компотов и чая. На самом деле, это были подкрашенные спирт, водка, самогон. Мы с Николаем из-за отсутствия этого резерва могли только дремать и завидовать, что с успехом и делали, лежа на огромных чемоданах.
   Сон не шел. Было душно, не хватало воздуха. Потом над горами, когда поднялись на максимальную высоту, стало холодно, а воздуха - еще меньше. Пришлось по очереди дышать кислородом через маску.
   - Подлетаем! - пьяно заорал кто-то. - Баграмка! Сейчас будет Кабул на горизонте за горами.
   Все сидящие возле иллюминаторов прильнули к ним.
   Я видел внизу унылый пейзаж, такой же, как и в Туркмении. Затем за хребтом появился большой город, и самолет, резко накренившись на крыло, начал кружить над ним, постепенно снижаясь.
   - Самый опасный момент, - сказал авторитетно сосед, старший лейтенант. Он возвращался из отпуска, и все было уже не впервой. - Сбивают чаще всего на взлете и на посадке.
   В ответ я понимающе кивнул. Начала бить дрожь, пальцы и руки нервно подергивались. Еще бы! Страшновато. Особенно нервировало натужное завывание двигателей и скрип корпуса самолета.
   - Скрыпучий який, зараза! - промямлил совсем опьяневший тучный прапорщик. - Иван, не развалится энтот летак?
   - Та ни, не развалится! А если и развалится, падать-то вже совсем низенько, - хохотнул такой же пьяный собутыльник.
   Самолет ударился колесами о бетонку, слегка подпрыгивая, промчался по полосе аэродрома, двигатели ревели на реверсе. Пробежка, торможение, разворот - все, приехали.
   Народ радостно заорал: "Ура!" - и захлопал в ладоши. У кого оставалось спиртное - выпили "на посошок".
   Подали трап, скомандовали: быстро выгружаемся. Вот тут мой ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома.
  
  ***
  
   Грузный прапорщик встретил всех вновь прибывших во дворе пересыльного пункта. Нехотя мы построились в одну шеренгу и выслушали дурацкий инструктаж толстой тыловой крысы.
   - Товарищи офицеры и прапорщики! Вы попали на территорию пересыльного пункта ?***!
   Это военный объект со строгой дисциплиной, здесь действует жесткий распорядок дня, обязательный для всех, - вещал с умным видом старший прапорщик.
   Откормленная физиономия лоснилась нагулянным жирком, чистая, отутюженная полевая форма явно не знала пыли гор и песков пустыни. Новенькие хромовые сапоги блестели на солнце, видно было по всему: их хозяин был доволен службой и не утруждался боевыми действиями. Мы смотрели на этого военного франта, и его речь нам казалась не правдоподобной.
   - Вы, товарищи, прибыли в район боевых действий, а тут, как и везде на фронте, постоянные артиллерийские обстрелы противника. Мятежники регулярно обстреливают район нашего пересыльного пункта. В случае обстрела всем залечь в окопах и щелях, вырытых за модулями-казармами. Модуль - это сборно-щитовой домик, он легко пробивается осколками, поэтому рекомендую успеть занять место в окопе. Если услышите пулеметную стрельбу, не пугайтесь, это бьет пулеметчик ДШК из капонира. На войне как на войне! Всем вести себя достойно, выполнять распоряжения администрации пересыльного пункта. Я пользуюсь властью помощника коменданта гарнизона, могу буянящих и на гауптвахту определить. Не болтаться, ждать дальнейшего распределения.
   Распалясь от собственного красноречия и тылового героизма, комендант воспарил до самых высот верховного командования. Он прикрикнул на офицера, что-то спросившего его, затем рявкнул на подвыпившего прапорщика.
   В конце концов, стоять под палящим солнцем и выслушивать бредни зарвавшегося "полководца" надоело какому-то подполковнику, и он прервал лекцию оратора нетерпеливым окриком:
   - Комендант, не забывайтесь! В строю стоят старшие офицеры!
   - Да, да! Разойдись! Получить постельное белье, сдать продаттестаты и предписания.
   Рядом с нами обильно потел молодой майор, нетерпеливо слушавший инструктаж. Он нервно постукивал ботинком о кожаный чемодан.
   - Редкостный болван, этот комендант, - произнес он. - Пора отсюда сваливать как можно быстрее, а то еще чего доброго, эти герои тыла чемодан сопрут. Вы, коллеги, куда направляетесь?
   - Мы в распоряжение политуправления армии, - ответил Николай. - Ему вроде в Шиндант, а мне в Кундуз, но не знаем только точно, где эти места находятся.
   - Здорово! И я в еду в Шиндант, в политотдел дивизии. Меня знакомые по Академии ребята должны подхватить, могу подвезти в штаб армии. Боюсь, что иначе вы тут надолго застрянете, если только сдадите этому чинуше ваши документы.
   - Будем только рады составить компанию, - воскликнул я, - сейчас вещи в каптерку забросим и готовы ехать вместе с вами.
   Николай зашипел мне на ухо:
   - Куда ты спешишь? Мы что обязаны сами куда-то бежать, торопиться? Пусть за нами приезжают и забирают. Мне в Афгане быть ровно два года, а время уже пошло. Давай отдохнем, поспим, послушаем народ, где лучше, где хуже. Куда спешить, братан?
   - Коля! Ты можешь тут хоть мхом покрыться, хоть замполитом пересылки стать! А я не собираюсь слушать бред этого бездельника-прапорщика и выполнять его дурацкие приказы. В полк - и чем быстрее, тем лучше! От судьбы все равно не уйдешь. Ты со мной?
   - Да ладно, уболтал, с тобой, с тобой. Замполитом пересылки - это ты сильно сказал! Заманчивая перспектива! Но, наверное, такие теплые места давно 'блатными' захвачены. Но у меня 'волосатой лапы' нет. На такие должности, я думаю, в Москве распределяют. Год за три - и участник боевых действий, и риск минимальный. Ох, и жирное местечко, и сало будэ всегда. - Миколай даже мечтательно закрыл глаза.
  
   Действительно, вскоре пришел автобус из штаба армии, и майор пригласил нас с собой в дорогу. За ним приехал какой-то моложавый подполковник, они обнялись, расцеловались.
   - "Однокашник", вместе в одной роте в училище были, - пояснил майор и обратился к подполковнику:
   - Возьмем ребят в Политуправу? Они, как и я, в Шиндант направляются.
   - Пусть едут, места хватит на всех. Потом их с собой и заберешь. Ребята, галстуки можно снять, верхнюю пуговицу рубашки расстегнуть. Расслабьтесь.
   Мы обрадовались существующему тут послаблению. В ТуркВО такой приказ существовал на бумаге, но в моем полку в Туркмении командир полка без галстука и без кителя формы не признавал. Даже при +45ў. Вот где был дурдом!
   В Политуправлении армии все резко переиграли.
   - Обоих направляем в восьмую мотострелковую дивизию, в восьмидесятый мотострелковый полк. Это наш "придворный" полк.
   - А как же Шиндант? - удивился я.
   - А никак. В этом полку два заменщика пару месяцев пересиживают, давно домой пора уехать. Те, кто по плановой замене должны прибыть служить, куда-то пропали в Союзе: то ли болеют, то ли что-то выдумывают, или время тянут, не надышатся.
   - А где полк расположен? - поинтересовался осторожно Микола.
   - Где, где. За забором, вон за тем кишлаком. Прямо в Кабуле.
   - Как в Кабуле? - охнул я. - Мне не сюда, я в хочу в Шиндант, и должен убыть туда, куда предписанием определено.
   Николай толкнул мою ногу под столом и сделал выразительные страшные глаза.
   - В Кабул, так в Кабул. Это даже хорошо! - ворковал он. - В столицах тоже кто-то служить должен.
   - Товарищ полковник! - сделал я еще одну попытку отвертеться от "придворного" полка. - Я сюда рвался воевать, а не в "парадном" полку околачиваться, поэтому прошу направить меня согласно предписанию.
   - Чудак, - совсем обалдел старый полковник и с интересом принялся разглядывать меня, как будто только увидел.
   - Доброволец что ли?
   - Так точно, доброволец, писал рапорт еще в училище, а затем из полка просился.
   - Ну вот, ты как раз в такой полк и попал!
   - Шо? В смысле? А как понять? - поинтересовался Мелещенко. - Воевать-то полк, надеюсь, не воюет? Город охраняет, наверное?
   - Нет, полк город не охраняет, а как раз именно воюет. Не весь полк, конечно, но один батальон на боевые ходит, а два батальона по заставам стоят.
   - А... не весь, понятно, - задумался Николай. - Не весь воююет, это хорошо...
   - Не весь, не весь, - ободряюще улыбнулся ему полковник, - только один батальон, но тот воюет очень много. Ну, вот ваши документы, спросите на КПП попутку и в полк. Счастливо! Но если есть очень сильные возражения, могу направить в батальон покойного майора Козловского. Слышали про такой?
   Тут уже я возразил:
   - Нет, большое спасибо, лучше в восьмидесятый.
   - Тогда счастливой службы, удачи ребята!
  
   Что за батальон такой, почему я не слышал? - поинтересовался Микола, выходя в коридор.
   - Это расстрелянный в горах целый батальон. Я некоторое время в Термезе служил и знаю эту страшную трагедию.
   Вместо выведенного в Союз танкового полка отправили на его место мотострелковый полк. А через пару месяцев из того мотострелкового полка почти весь батальон этого вот Козловского уничтожили. Точных подробностей не знаю, но вдов в военном городке было очень много. Погибло больше ста солдат, прапорщиков и офицеров. Вот почему мне знакома эта фамилия. Ничего хорошего в этаком невезучем подразделении быть не может.
   - Нет, нет, нам такая организация конечно ни к чему! - согласился Мелещенко.
  
  ***
  
   Мы быстро покинули здание штаба и огляделись. Еще по дороге в штаб, в автобусе, подполковник рассказал, что командование армии расположено в бывшем королевском дворце, который штурмовали в декабре семьдесят девятого. Во дворце был сильный бой, бушевал пожар, тут же и самого Амина, семью и свиту убили. То что дворец недавно горел, было совершенно незаметно, даже следов пуль и осколков не было видно. Старинное, красивое здание. Афганское министерство обороны также размещалось в старинном дворце, но немного ниже, и тоже на самой окраине города.
   Штаб нашей сороковой армии, возвышаясь над окрестностями, стоял на живописном холме, окруженном парками и аллеями. Внешний вид слегка портили маскировочные сети, блиндажи, окопчики, капониры и понастроенные модули-казармы. Вокруг была натянута колючая проволока, накренились уродливые заборы, всюду торчали таблички "Осторожно! Мины", "Прохода нет", "Мины", "Стой! Граница поста".
   Мне было не до обзоров и экскурсий. Мы с Мелещенко, озираясь по сторонам и расспрашивая дорогу, двинулись к контрольно-пропускному пункту.
   Автоматчик у шлагбаума, ничего вразумительного объяснить не мог, зная только размещение своего батальона охраны.
   Дежурный небрежно махнул рукой в сторону домиков и объяснил, что до нашего полка рукой подать и можно пешком добраться при желании.
   - Пойдете по дороге до перекрестка и налево, мимо музея, а там вдоль забора. Дальше прямо, прямо, мимо зенитного полка и упретесь в ворота полка. Только с дороги не сходите на обочину, за канавой "паутина" растянута и все кюветы заминированы. Либо без ног останетесь, либо вообще погибните. А хотите, ждите машину, может, кто и подъедет. А идти не много, километра два всего-то.
   Солнце пекло, и нас обдавали пылью часто проезжающие по делам машины. По путных в наш полк не было. Болтаться туда-сюда возле шлагбаума, мне быстро надоело.
   - Николай! Пойдем пешком, а то совсем изжаримся. Есть охота, в полку нас хоть накормят.
   - Пойдем, - вздохнул Мелещенко, - только не беги, пойдем не спеша, я потею.
   - Туфли и брюки быстро покрылись толстым слоем придорожной пыли, но идти было гораздо веселей, чем топтаться на месте.
   Мы миновали продуктовый "дукан" (афганский магазинчик), продавец покричал, приглашая зайти, но денег у нас не было. А жаль. На импровизированном прилавке стояли бутылки напитков кока-кола и фанта, лежали арбузы, бананы и дыни. Жажда только усилилась. Вдоль дороги бегали оборванные? грязные мальчишки и швыряли камни вслед проезжающим машинам.
   - Дикари, - улыбнулся Мелещенко. - Интересно, что орут эти туземцы? Думаю, нас матерят.
   - Наверное. Главное, чтоб камни в спину не кидали.
   За поворотом вытянулась прямая как стрела дорога, а вдалеке были видны вышки и заборы воинских частей.
   Медленно идти не получалось. Злые нищие мальчишки, действительно кидали издалека камни, мужчины угрюмо смотрели на нас - все это ускорило переход к полку. Не сговариваясь, мы уже не шли, а почти бежали.
   Вот такая вышла пешая прогулка.
  
  Глава 2. Образцово-показательный полк
  
   Переступив порог полка, я увидел асфальтированную дорогу, бетонные дорожки, вдоль них ровненько посаженные березки, камуфлированную БМП на постаменте из серого камня.
   Н-н-да, дела, - подумал я, - влип в показуху.
  Рядами стояли щитовые домики, романтики палаток не присутствовало. Огромный заасфальтированный плац привел в еще большее уныние. Ангары-столовые, большой клуб, фонарные столбы с освещением.
  'Это куда же я попал? Тут, наверное, парады проводят, а войны и не будет. Стоило ли ехать "за речку", этого и в Союзе хватает. Вот не повезло, а ведь должен был ехать в Шиндант. Что потом расскажешь об Афгане? Как маршировал по плацу?'
   Колян радостно потер руки:
   - Вот это да! Попали в хорошее место, - и сжал мои плечи. - Служба как на Родине! Все цивильно!
   Мое настроение было прямо противоположным. Хотелось в какую-нибудь дыру, чтоб подальше от начальства, поменьше парадности, побольше войны. Так и басмачей не увижу.
   Дежурный по полку, рассмотрев предписания, отправил в строевую. Строевик удивленно посмотрел на нас и спросил: откуда мы взялись.
   - Откуда? Служить прибыли к вам в полк!
   - Да я понимаю, что не плясать. Как вы тут очутились? Кто привез с пересылки?
   - Как, как, пешком, - продолжал кипятиться Николай, явно опасаясь, что могут отправить в другое место, а ведь ему по предписанию предназначалась какая-то далекая дыра.
   - Пешком у нас не ходят. Пешком у нас в покойников превращаются и в цинковом гробу, потом домой едут. У нас для этого машины, БМП, БТРы ходят, вертолеты летают! Ясно?
   - Ясно. Мы туда попали или не туда? - с надеждой спросил я.
   - Туда, туда. Заменщики заждались уже, где были-то?
  - Да, мы вообще не сюда планировались, - попытался я ухватиться за последнюю соломинку.
  Ой, определенно не нравилось мне тут!
   - Не туда, не сюда! А будете служить здесь! В героическом восьмидесятом мотострелковом полку.
   - Кроме асфальта и фонарей, я ничего героического не видел.
   - Эх, "зелень"! У нас в полку служили два Героя Советского Союза!
   - Давно, наверное, это было, - ехидно продолжал я разговор.
   Колян тем временем больно ткнул меня локтем по ребрам и зашипел:
   - Молчи, место очень хорошее, еще отправят обратно.
   - Так, разговорчивые! Шагайте в курилку, сейчас вас заберут те, кто так долго ждал своей замены. Идете в первый батальон: один, - и ткнул в меня, - в первую роту, другой - в третью мотострелковую роту.
   - Крыса штабная! - шипел, сидя на лавочке, Николай. - Ты видел его харю? Боевой офицер! Вояка! Из штаба, наверное, даже на плац не выползает!
   - Да! Не нравится мне тут! Выпьют кровушки и нервов попортят! - поддержал я.
   - Зато живы будем! Лучше плац истоптать, чем пулям кланяться. Николай сменил возмущение на счастливое умиление и сказал:
   - А я уже думал: пропал Микола! Загубили! Нет, мы еще поживем, послужим Родине...
   К нам в беседку ворвались два офицера, они видно стремительно мчались, и теперь пыхтели как два разъяренных бизона.
   - Кто меняет старшего лейтенанта Алексеева?
   - Ну, я, лейтенант Никифор Ростовцев, - ответил я и оказался в его объятьях.
   - Мужики, где вы были так долго? Я Федор Алексеев, - представился он в ответ.
   - Да, мы вообще не сюда шли, - ответил, вздыхая, я.
   - А теперь повезло и попали сюда, - подытожил Микола. - И мне здесь нравится, цивилизованно все. Тишина, порядок.
   - Да, сейчас тишина, - усмехнулся второй офицер. - А вот батальон вернется с боевых, и жизнь закипит! А меня зовут Сергей Никитин. Я из третьей роты, замполит. Ты меня меняешь? - ткнул он пальцем в Николая.
   - Да, я, - ответил Микола и осторожно поинтересовался: - А на каких таких боевых батальон?
   - На обыкновенных боевых. Все в рейде, возле Пагмана воюют.
   - А где это?
   - Да тут рядом с городом.
   - А, возле Кабула, это хорошо, что недалече, - вновь довольно вздохнул Никола.
   - Да тут в окрестностях Кабула накостыляют еще больше, чем вдали от него. Особенно в Баграмской "зеленке" или возле Чарикара, - ответил Алексеев.
   - Вот те на! - выдохнул Микола и выпучил глаза, он побагровел и надулся.
   - Колян, спусти воздух, ты сейчас лопнешь! - воскликнул я и хлопнул его по спине. На душе стало веселей. Значит, и здесь воюют.
   - Так что, батальон боевой? - радостно спросил я.
   - Еще какой боевой! Теперь это ваш батальон, а мы, наконец-то, домой едем - замена! Хватит, навоевались! Пошли в модуль койки делить.
  
  Мы побрели в щитовой домик. Мелещенко шел убитый горем, едва шаркая ногами, плечи опущены, в глазах тоска. Веселое настроение улетучилось без следа, мое же, наоборот, улучшилось. Все ж пореже буду топать по этому плацу. Ну и хорошо!
   Вот и пришли. Нас посадили в захламленной комнате за стол, а сами заменщики забегали, засуетились, принялись трясти какими-то неизвестными иностранными деньгами. В комнату входили и выходили люди, здоровались, смеялись, чему-то радовались. Жара стояла неимоверная - зашумело в голове и заломило в висках. Год адаптации в Туркмении спасал, но не совсем. Окна в комнате были заклеены фольгой, и поэтому, чтобы не сидеть в полумраке, под потолком одиноко и уныло горела засиженная мухами лампочка.
   Праздничная суета продолжалась уже больше часа. Какие-то люди забегали, убегали, снова прибегали. Я с интересом огляделся. Комната была большая, в ней стояли восемь кроватей, в центре - огромный стол, несколько шкафов и тумбочек. Мы потихоньку перебрались на чью-то кровать и принялись дремать. Полуденный зной сморил меня, и сквозь липкую дремоту через пелену полузакрытых глаз видно было, как стол постепенно заполняется банками, бутылками, тарелками, что-то непрерывно резали, раскладывали, что-то открывали.
   Постепенно я очнулся, стряхнул сон и предложил товарищу:
   - Колян, давай, сгоняем на пересылку за вещами?
   - Давай. А может, зря их сюда попрем: окажется, что все ж не в этот полк? - с чуть ощутимой последней надеждой в голосе ответил Микола.
   - Нет, не окажется. Они, видишь, уже в нас так вцепились, что не отдадут никому, ни под каким предлогом.
   - Мужики! А вещи наши на пересылке, забрать как? - спросил я заменщиков.
   - Да к черту их. Что там?
   - Как что, шинели, форма всякая, - ответил я.
   - К черту! На хрена тебе здесь шинели. Вы, может, еще и парадки привезли? - опять спросил Никитин.
   - Ага! Даже парадную шинель. Сказали брать все.
   - Вот дают штабы! Армия пять лет воюет, а их все по полной форме присылают сюда. Мудаки тыловые. На хрена они вам сегодня, потом как-нибудь заберете, - высказался Алексеев.
   - Да! Когда на партучет в дивизию поедете, тогда и возьмете, - поддержал заменщик Миколы.
   - Да там водка, - вздохнул Колян.
  - И у тебя тоже?
   Алексеев, с надеждой глядел на меня и я оправдал его ожидания..
   - Ну да! По пузырю!
   - Не выжрали? Молодцы! Орлы! Ну, это другой разговор. Сейчас вам попутный транспорт организуем!
   Через полчаса мы тряслись в клубной машине с пухлым начальником клуба, который тоже мчался за своей заменой на пересылку и при этом возмущался:
   - Представляете! Неделю лежит себе на койке и в ус не дует, а я тут извожусь! А он там парится. Я ему сейчас устрою веселую жизнь!
   На пересылке мы забрали свои чемоданы, и послали подальше прапора-коменданта, который попытался продолжить нас поучать на примере своего огромного боевого "пересылочного" опыта.
   Два клубных капитана бродили в обнимку вокруг машины. Один был безмерно счастлив, а другой - несколько смущен и растерян.
   - Сергей! Стол ждет! Представляете, лейтенанты, мы с ним в одном батальоне учились! Это моя замена!
   - Ребята, меня, кстати, Володей зовут. Я старый начальник клуба.
   - Сергей. Начальник клуба, видимо, новый, - произнес худощавый капитан, на носу которого держались запотевшие тонкие металлические очки. - Прибыл из Ленинградского округа, а вы откуда, ребята?
  - Я из Туркестанского, а Микола из Прикарпатского, вчера прилетели.
  Познакомились, поздоровались и в машину. Автомобиль обратно не ехал, а летел, словно на крыльях!
   - Никифор, - позвал меня Микола. - Я одну бутылку достану, а вторую с ротным надо будет выпить.
   - Конечно. Так и говорим, что у нас всего по одной бутылке, а то парни с боевых действий придут, а мы с тобой пустые.
   - Интересно, а почем тут спиртное и есть ли оно вообще? - задумчиво произнес Коля. - Совсем без водки тоска...
  
  ***
  
   К нашему приезду застолье уже началось, и мест почти не было.
   - Ребята! Скорей сюда, по правую руку. Мы вас теперь не отпустим от себя уже ни на шаг, чтоб не украли.
   Все пьяно заржали.
   Водка из чемоданов под крики "Ура!" перекочевала на стол. В этой компании таких приезжих, как мы, было еще пятеро: начальник клуба, два взводных лейтенанта из роты Миколы, еще один капитан, новый командир разведроты и лейтенант-минометчик.
   Участниками застолья оказались зам. начальника штаба полка, который в штабе поучал нас насчет сухого закона на войне, строевик и много незнакомых офицеров. Сидели пара помятых теток, какие-то непонятные гражданские личности.
   Все орали что-то друг другу, чокались, пили, курили и ни кто ни кого не слушал.
   В течение первого часа все было более-менее организованно, а потом начался полный хаос. Ветераны поучали нас, как жить. С нами кто-то знакомился, обнимал, кто-то что-то говорил. Шум, гам, сигаретный дым клубился под потолком. Неожиданно заорал японский магнитофон, и все перешло в пьяную анархию.
   - Танцы, - завопил кто-то нетрезвым голосом.
   Танцы! Громко сказано, ведь они, эти дикие пляски, танцы напоминали отдаленно. Столы совсем уже захламились пустыми бутылками, банками и окурками в тарелках, недоеденными кусками.
   - Полк пришел! - раздался истошный вопль из дверного проема. - Ура!!!
   Стулья с громким стуком полетели на пол, и все бросились на улицу. Ночной воздух был наполнен клубящейся пылью, стелившейся над расположением полка. Техника шла краем полка, где-то вдалеке, и за пылью была не видна. Слышался могучий лязг гусениц боевой техники, и стоял непрерывный рев двигателей.
   Все куда-то убежали, а на крыльце остались лишь мы, те, кто был в зеленых форменных рубашках - одни новички. Ребята нервно курили. Я не курил, поэтому отправился в казарму знакомиться с ротой.
  
  ***
  
   Через некоторое время в пустую казарму, по которой я бродил, (казарму моей роты ребята показали по дороге к общежитию, поэтому я знал, где она находится) ввалились несколько грязных пыльных солдат, обвешанных оружием, боеприпасами, вещами. Они уставились на меня как на "марсианина" и, обойдя стороной, водрузили все свое имущество возле коек. Принялись что-то оживленно обсуждать.
   Откуда-то прибежал маленький прапорщик-армянин и, разоравшись, послал всех прочь. Солдаты начали носить оружие в оружейку, вещи - в каптерку. Бойцы все прибывали. Разгрузившись, они сели тесными кучками и принялись ужинать.
   Все кровати были аккуратно заправлены, но без наволочек и простыней. И только на двух были наволочки. Я подошел ближе и увидел на каждой койке фотографии в траурных рамках, а на белых простынях, завернутых уголком, высохшие букеты цветов.
   Прапорщик спросил:
   - Вы кто будете, товарищ лейтенант?
   Я ему объяснил, что я новый зам. командира роты по политчасти. Мы пожали друг другу руки.
   - Старшина! Это кто? Что случилось? - обратился я с вопросом.
   - Ширков и Спица, наводчик-оператор и механик БМП. В прошлом рейде парни погибли. На Панджшер тогда ходили. Броня сопровождала колонну "наливняков", солдаты погибли геройски. Гранатометчики из "зеленки" машину расстреляли, пять пробоин в бортах. Механик выполз без ног и умер в госпитале, а наводчик вел огонь из горящей машины, стрелял, пока не взорвалась башня. По полгода всего прослужили в части, только весной пришли. Первые потери в этом году в нашей роте.
   Старшина вздохнул и нервно постучал по ладони плеткой.
   - Новый ротный пришел из дорожного охранного батальона, принес несчастье. Фамилия предыдущего командира - Беда, но он был очень даже везучим. Славный был командир. Из-за баб погорел - недавно сняли с должности. Мои слова командиру роты не передавай. Его, правда, во время того обстрела не было, потому что пехота сидела в горах. А на броне командовал только техник роты, да на каждой машине по экипажу, отстреливаться некому.
   - И часто такое? - кивнул я в сторону фотографий.
   - В батальоне вообще-то часто, а в роте у нас нет. Рота была счастливая, умелая. Будем надеяться, что и тебе повезет.
   К казарме шли офицеры, и старшина побежал им навстречу. Доложил и кивнул на меня, объяснил, кто я и зачем прибыл.
   Среди всех выделялся высокий рыжеволосый капитан, он что-то выговаривал двум лейтенантам. Они хмуро взглянули на меня, и я поздоровался, представился.
   - Ну, что ж, уже хорошо! Будет, кому с солдатами заниматься и мероприятия проводить, а то все без замполита. У твоего предшественника три месяца одна только замена была на уме, да как барахло скупать!
  Пауза затянулась, но помолчав, он хмуро продолжил:
  - А я вот хоть и заменщик, а во все в рейды хожу с чокнутым контуженым замом и одним молодым взводным - "зеленым" лейтенантом. Итак, сейчас быстро знакомимся, укладываешь солдат спать, а завтра на подъем подойдешь, старшине поможешь. Я - капитан Кавун Иван. С остальными знакомься сам.
  Я замялся и тогда он ткнул пальцем по очереди в других командиров.
  - Это лейтенант Сергей Острогин, вот прапорщик Тимоха Федарович, это прапорщик Голубев, кличка Сизый. Ну, пока отложим все разговоры отложим. До завтра!
   Офицеры, о чем-то переругиваясь, ушли спать, старшина провел проверку, и солдаты захрапели. Был второй час ночи. В казарме клубилась пыль, стоял тяжелый запах пота и грязи. Уныло я побрел в общежитие. Было пусто. Все куда-то убежали. С трудом нашел себе свободную койку, лег и утонул в глубоком сне.
  
  ***
  
   Лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели в светомаскировке окон. На моих часах было уже время подъема, и я пошел в казарму. Вид у меня был довольно помятый. Брюки помялись, сапоги пропылились, рубашка пропотела, на щеках щетина двух дней (побриться нечем). В общем, даже в зеркало смотреть не было желания. Мне было неуютно, но больше всего угнетала неопределенность. Вещи не разобраны - места нет, ходишь в рубашке как зеленый попугай среди нормально одетых, а я так не люблю выделяться, бросаться в глаза.
   Обитатели казармы еще храпели, в том числе и дневальные, я ушел в каптерку к старшине и разбудил его. Взглянув на часы, он с визгом выскочил в коридор и начал орать на бойцов, стоящих в наряде по роте.
   Сержантов эти крики и вопли разбудили и завели, они принялись поднимать подчиненных и тоже орать.
   Постепенно началась утренняя суета с одеваниями, умываниями, заправкой постелей.
   Казарма представляла собой щитовое строение с открытым спальным помещением, оружейной комнатой у входа, тут же находились канцелярия, каптерки, бытовка, умывальник. В конце казармы за спальным помещением - ленинская комната! Ну и ну! И тут плакаты, планшеты, портреты. Я думал, что все будет по-походному, чисто символически, а тут все стационарно сделано - капитально! Мороки будет... Не ожидал, не ожидал.
   Старшина позвал в каптерку.
   - Лейтенант! Давай по человечески знакомиться, без суеты! Я, Гога Веронян, старшина этой славной боевой роты. Уже полтора года как в Афгане, скоро домой поеду. Ротный, ты его вчера видел, мужик нормальный, тоже ветеран, но и ему скоро домой. Он в роте четыре месяца, до этого был в третьем батальоне, его перевели, когда старого ротного сняли. А капитан Беда теперь зам. начштаба батальона. Взводных пока двое, "зеленые" только-только прибыли. Заместитель ротного Старлей Грошиков и командир гранатометно-пулеметного взвода, как и я, полтора года отвоевали. Техник роты с весны, - гортанным голосом тараторил прапорщик. - Рота в рейды ходит каждый месяц, солдаты боевые, но сейчас много дембельнется, вместо них на днях молодежь прибудет. Как вы воевать дальше будете, не знаю! Одного взводного еще не хватает, он скоро придет. Сплошной молодняк...
   Так за кружкой чая я понемногу узнавал, куда я попал и с кем служу.
   В дверь постучали, и заглянувший в каптерку солдат выпалил:
   - Нового замполита в штаб вызывают!
  
  ***
  
   В штабе полка меня и моего нового приятеля Миколу отправили в партком. В кабинете сидел седой, с сильными залысинами майор.
   - Секретарь парткома майор Цехмиструк! - представился он. - Заходите, хлопцы, заходите, садитесь, разговор есть к вам малоприятный.
   - Вы чего дисциплину нарушаете, водку пьянствуете?
   - Шо? Кто набрехал? - возмутился Микола.
   - Сорока на хвосте принесла! Вы только за стол сели, а батька Цехмиструк уже об этом знал! Молодые люди, вы сюда прибыли выполнять интернациональный долг, воевать. А что творите? Сразу с первого дня пьянствовать . Не хорошо это...
   - Так ведь с заменщиками по чуть-чуть, - продолжил Микола робкую попытку оправдаться.
   - А-а, не пьянства ради, а для укрепления воинской дисциплины и сплочения воинского коллектива?
   - Ага! - глупо ухмыльнулся Мелещенко.
   - Ты хоть и хохол, как и я, а спуску не получишь, учти, - продолжал майор нас распекать. - Я вам пока даю дружеский совет, между нами "мальчиками". Указ вышел о борьбе с пьянством и алкоголизмом - знакомы с ним?
   Мы дружно закивали. Башка с утра слегка трещала, было душно в кабинете, желудок был пуст, и организм требовал завтрака, а нотаций слушать не хотелось.
   - Так вот, трезвость - норма жизни политработника! Зарубите на носу. Исправляйтесь! Еще спасибо позже мне скажете! Ну, шагайте на завтрак и крепко подумайте о своей службе в полку!
   Мы угрюмо вышли из штаба.
   - И какая сука успела стукнуть с утра? - возмущался Николай.
   - А может, не с утра, а еще с вечера? - спросил я, размышляя вслух. - Долго ли умеючи. Тем более стучать - не воевать. Легче и для карьеры полезнее. Может, орден или медаль получит...
   - Дать бы в рыло, ведь за столом, гад, наверняка с нами сидел и пил вместе.
   - Ну, о себе он в парткоме, наверное, промолчал из скромности, - усмехнулся я.
  
  ***
  
   В канцелярии роты сидел веселый и довольный ротный.
   - Что уже взгрели?
   - Да вот, вчера по чуть-чуть для приличия и знакомства, а стук на весь полк.
   - Эти крысы штабные что-что, а доносы хорошо организовали. У нас на полк два замполита полка, партком, начальник особого отдела и особисты в батальонах. Наш капитан-особист уже месяц как ловит меня, хочет мою трофейную "Берету" отобрать.
   - "Берету"? Пистолет что ли? Трофейный? Ну-у-у!
   - Показываю один раз, и ты ее никогда не видел. Понял?
   - Понятно.
   Кавун извлек из металлического ящика небольшой вороненый, изящный пистолет, я такого действительно не видел. В армии, кроме ПМ, на вооружении в линейных частях других пистолетов не встретишь.
   - Мне его спецназовцы подарили еще на заставе, когда стоял на Джелалабадской дороге в третьем батальоне. Кто-то натрепался, вот теперь пытаются изъять, но где этот пистолет не знают. Потом этот особист какому-нибудь своему проверяющему от себя подарит как сувенир. А мне жалко, как память хочу оставить, да отдать придется, в Союз не вывезешь. Жалко, был бы наградной, провез бы, а то так просто по дружбе подарили.
   Иван задумался.
   - А ты мне перед заменой подари, - предложил я нахально.
   - Ну, ты что-нибудь учудишь с ним, а за мной хвост в Союз потянется. Нет. Я лучше особисту подарю, может прикроет когда что-нибудь в роте случится. Но пока время не пришло.
   - Ваня! Давай сегодня вечером после отбоя за знакомство мою вторую бутылку водки приговорим с офицерами. Надо ж представиться коллективу.
   - Никифор! Знаешь, я сам не пью, печень болит после желтухи. Нагрузки в горах большие, тяжело. Офицеры - взводные молодые, оба, как и ты, только из Союза, обойдутся, а с прапорщиками не надо. Лучше заму отдай, Сереге Грошикову, он это дело любит, свою контуженую голову поправляет. Вчера только из госпиталя возвратился.
   Дверь открылась и на пороге с широкой глупой улыбкой, касаясь головой дверной притолоки, стоял заместитль ротного. Легок на помине. Шагнул в канцелярию, слегка задев макушкой о косяк дверной коробки, поздоровался.
   - Черт! Двери низкие, не по людям сделаны.
   - Ну, мы -то легко проходим, а жирафы должны сгибаться, - рассмеялся ротный. - Выздоровел после вчерашнего? Не хулиганил?
   - Не издевайся, я же недавно из Союза, хулиганить рано. Как рота? Все нормально с утра?
   - Вот знакомься - замполит Никифор Ростовцев. Сейчас взводные подойдут из столовой, не видел еще?
   - Нет. Как они? Старшина говорит - бестолковые, да? - поинтересовался Грошиков.
   - Есть такое дело. Ну, будем учить. Это был первый рейд. Не научатся, не поумнеют - не выживут.
   - Ты, замполит, внимательней к нам, ветеранам, прислушивайся, приглядывайся! Вникай во все, и учись. Тебе бестолковым быть нельзя. Во второй роте один был бестолковый, месяца не прожил. Потом при случае, узнаешь все про эту грустную историю - подытожил разговор Сергей, уже обращаясь ко мне и оценивающее разглядывая меня. - Маловат ты и худой какой-то.
   - Рост средний, зато я мишень небольшая и по моему силуэту труднее попасть. А худой оттого, что в Туркмении больше года - весь высох! Кроме того, я вторую неделю по дорогам мотаюсь, толком ни пожрать, ни поспать.
   - Ха! Ну, у нас тоже не поспишь и много не поешь. Не туда попал, не на курорт, - рассмеялся ротный, - готовься - через неделю в рейд. Занимайся с людьми, получай обмундирование, надо за тобой автомат быстрее закрепить. Слушай, Серега, он тебе "пузырь" привез!
   - Да ну? Вот молодец! А почему мне? А сам как же, или не пьешь?
   - Уже не пьет. Вчера выпил, сколько надо было для приличия с Алексеевым, и сразу стукнули в партком, штабные козлы.
   - Ага, а мне, значит, можно!? Хотя мне плевать. Я контуженый. Пусть стучат. Гони водку, замполит! Выпьем с Колобком и Голубевым за твое здоровье. Что б ты сто лет жил и не болел!
   Я вздохнул и с грустью пошел в каптерку. Там достал из чемодана заветную "Столичную" и почти торжественно вручил Сергею. Он сгреб ее своей огромной лапой и, высоко подпрыгивая на длинных ногах, убежал, крикнув на бегу:
   - Спасибо, братан!
   - Вот так! До завтра его уже не увидим. Колобок не наш, он прапор, комсомолец батальона, а вот Голубева мы перехватим, это командир ГПВ (гранатометно-пулеметного взвода), пусть, старый черт, людьми занимается. Оружие почистить нужно.
   Первый день закрутился каруселью. Мы с Миколой представлялись командиру полка, начальнику штаба, зам. комполка, обоим замполитам, комбату, заместителям комбата. Знакомства, беседы, беседы, беседы...
  
  ***
  
   Секретарь парткома после общего построения задал глупый вопрос, от которого мы вообще ошалели:
   - А когда вы собираетесь вставать на партучет в дивизии? Чего молчим, товарищи лейтенанты?
   Коля глупо улыбнулся и переспросил:
   - А что, нужно куда-то ехать? А далеко?
   - Штаб дивизии в Баграме, там и парткомиссия и партучет. На БТРе ехать часа два-три, как повезет.
   - Это не опасно? - поежился Мелещенко.
   - Вообще на дорогах все время стреляют, но, в принципе, опасно везде. Это же война. Я сам уже три раза за два месяца туда мотался. - И на лице партийного начальника отобразилась вся глубина тоски и ужаса от воспоминаний о пережитых поездках.
   Он был крепкий мужик, лет сорока, очень высокий, наверное, метр девяносто, голова с глубокими залысинами, волосы тронуты сединой. Морщинистое лицо, довольно огрубелое, видно, служба была не в теплых местечках. Почти пенсионер и такая напасть - военные приключения. Седой как лунь - и все майор.
   - Я, хлопцы, если честно, кроме штаба дивизии еще нигде не был. Сами понимаете, документация, прием в партию, собрания. Но у нас два батальона стоят на дорогах, нужно будет скоро проехать по подразделениям, - продолжил он, грустнея с каждым словом. - Один стоит в "зеленке" и на дороге к Баграму, а второй - по дороге на Джелалабад. Пока туда никак не вырваться. Ну, а вы давайте-ка побыстрее в дивизию. Кстати, сегодня туда вылетают проверяющие из штаба ТуркВО. Они у нас в полку сегодня работают. Через час с аэродрома вертолет заказан, ехать не хотят, они лететь желают. Клубный автобус уходит от штаба полка через полчаса. Берите документы и вперед, если в батальоне возражать не будут, - майор ободряюще улыбнулся.
   Мы побежали за документами. Микола радостно скакал рядом и восклицал:
   - Отлично, лучше слетаем под охраной с комиссией округа! Чего мы будем трястись в БТРе. Бежим быстрее!
   Ехать в дивизию в форменных рубашках, а не в полевой форме не хотелось. Надоело быть новичком, а, переодевшись, не так бы бросался в глаза. Но раз есть оказия, что ж отказываться от удачной возможности.
   Объяснив ситуацию Кавуну и получив добро, через двадцать минут я стоял уже у штаба.
   Николая ни где не было, но, к моему удивлению, он оказался вместе с начальником клуба в подъехавшем автобусе.
   Пухлый капитан Володя позвал меня в салон.
   - Вот, ребята, сейчас снимусь с партучета в дивизии и домой! Квартира в Питере, возвращаюсь туда навсегда. Как надоела эта жара, скорей к родным дождикам.
   Мы понимающе улыбнулись.
   Из штаба важно и неторопливо вышли два полковника и в сопровождении командира полка направились к нам.
   - Вы кто такие? - поинтересовался строго один из них.
   За нас ответил начальник клуба и разъяснил, что мы хотели бы попросить их взять нас на борт вертолета.
   - Ну, хорошо! Летите, - снизошел до нас один из холеных проверяющих.
   - А где охрана? - удивился строгий полковник.
   - Охрана? - озадаченно почесал затылок тучный подполковник, командир нашего полка и, выпучив глаза на прапорщика, старшего машины, заорал:
   - Где охрана? Бегом в артдивизион, начштаба сюда! Почему охрана еще не здесь? Где два автоматчика? Быстро!
   Начальник клуба утащил нас в глубину автобуса и, давясь от смеха, пояснил, что этот наш командир полка Филатов, веселый мужик. Он, конечно, и не думал давать охрану. У водителя есть автомат, а у прапорщика гранаты валяются в бардачке. Эта казарма артдивизиона ближайшая, потому туда и послал прапорщика.
   Вскоре примчался растерянный майор-артиллерист вместе с двумя вооруженными автоматами солдатами. У одного из них лицо было помятое и заспанное.
   - Наряд по батарее, наверное, снял, - засмеялся капитан.
   - Почему опаздывает охрана офицеров штаба округа? - принялся орать подполковник. - Я же приказал стоять им здесь еще полчаса назад! Разгильдяи! Я с вами разберусь, товарищ майор!
   Командир кричал, не позволяя опомниться начальнику штаба артдивизиона, а тот не мог понять, за что его "дрючат".
   - Солдаты, быстро в автобус, а вы ко мне в кабинет!
   И пожав руки полковникам, командир закрыл за ними дверцу автобуса. Мы тронулись в путь, а командир похлопал по плечу артиллериста и отправил его в полном недоумении обратно в казарму.
   Мы оглянулись и увидели всю эту картину: обалделый майор, так и не понявший, за что получил нагоняй, вытирал пот с лысины и пухлого лица.
   - Выкрутился "кэп", - прошипел начальник клуба. - У нас по Кабулу с охраной не ездят. Это для вот этих тыловых пыль в глаза пускаем. Они из-за одного своего присутствия здесь себя героями считают.
   Наконец поехали. Мы с интересом рассматривали город: узенькие улочки, глиняные дома, немногочисленные дворцы, встречались и роскошные особняки. По пути попался район пятиэтажек нашей советской постройки. Капитан время от времени комментировал поездку как заправский гид.
   Проверяющие задумчиво молчали, а солдаты дремали, обхватив автоматы. Солдат спит, а служба идет.
  
   На аэродроме мы подъехали прямо к вертолету, нас внесли в полетный лист - и сразу взлет. Прильнув к иллюминатору, я с любопытством туриста рассматривал афганский пейзаж с высоты полета птицы. Но только поднялись, как, перемахнув через горный хребет и пролетев над частью широкой долины, сели у скопления казарм на вертолетной площадке дивизии.
   Нас принял неприятного и надменного вида подполковник, по фамилии Байдаковский.
   Он "докопался" до внешнего вида, до мятой формы и все время бубнил и бубнил. Распекал за все подряд. Как объяснил подполковник, он здесь недавно и не допустит распущенности и расхлябанности, будет жестко бороться с анархией боевиков из рейдовых батальонов. Наконец, он от нас отвязался. Пока нас "дрючили" и воспитывали, пока мы сидели в кабинете партучета, стало смеркаться. Дежурный по штабу пояснил, что сегодня никаких попуток в Кабул не будет, может, завтра.
   А что же нам делать? Где ночевать? Да и есть ужасно хотелось. Мы потерянно брели обратно в политотдел. И, о чудо! Начальник клуба, наш знакомый капитан, вырулил прямо на встречу.
   - Мужики! Я с ног сбился вас искать! Где шарахаетесь? Я тоже завис тут до завтра.
   - Володя! Ты ужинал? Мы уже очумели от голода!
   - Вы без меня и от бессонницы бы охренели. Пошли в столовую, что-нибудь придумаем.
   Он поболтал с кем-то из местных, и недовольная официантка, презрительно глядя на нас, принесла ужин.
   - Ребята, сейчас быстро едим, потом идем в клуб на концерт, а затем в общаге найдем, где перекантоваться до утра.
   В клубе уже не было свободных мест, но Володя согнал трех молодых солдат, и мы уселись в уголке.
   Концерт шел часа полтора. Но больше всего запала в душу песня "Кукушка":
  " Десять, девяносто, сто - сколько жить осталось лет считает".
  И еще одна песня - более бодрая:
  
   Мы выходим на рассвете,
   Над Баграмом дует ветер,
   Раздувая наши флаги до небес.
   Только пыль встает над нами.
   Гордо реет наше знамя,
   И родной АКМС на перевес.
  
  ***
  
   - Товарищи лейтенанты! Вы прибыли в полк не дурака валять, а служить. Чем вы занимались? Что вы делали все это время? Документацию приняли? С людьми познакомились? Боевые листки после боевых действий выпущены? Пьянствуете? - кричал майор Золотарев, замполит полка.
   Он продолжал нести какую-то чепуху, этот круглый майор, свежий выпускник Политической академии. На душе закипала злобная ярость, я готов был его придушить от внезапно нахлынувшей ненависти. Люди воюют, занимаются делом, а тут такой бред.
   И я и Микола пообещали все упущения устранить, и мы дружно выскочили из душного кабинета.
   Вот так встреча с начальством после возвращения из Баграма!
   - Вот сволочь! Ты смотри, какой холеный, гладкий. Гад блатной. Тридцать лет, а уже замполит полка, - поддержал я возмущение приятеля.
   Майор Золотарев нам обоим жутко не понравился. Скользкий, бегающий взгляд, он был какой-то весь мешковатый, говорил монотонно, противным дремлющим голосом, речь как у новобранца, призванного в армию из сельской глубинки.
   Удивительно, но с Миколой они лицом были в чем-то похожи. Как старший и младший братья. Вскоре второй замполит по спецпропаганде продолжил накачку о том, чем надо заняться. Чем? Ленкомнатой, наглядной агитацией...
   Секретарь парткома и секретарь комитета комсомола потребовали восстановления партийной и комсомольской документации. Пропагандист - оформить планы работы с личным составом за этот год. Какие могут быть планы, меня же полгода не было тут? А в ответ: "Принимать надо было хозяйство от предшественника".
   Да, дела! У Миколы ситуация не лучше. Не было ничего - совершенно никаких документов.
   Я перерыл бумажки, убогое наследство Алексеева. Какие-то листочки, обрывки, начатые тетрадки, да и написана в них была сплошная белиберда. Ну и влип. От чего уехал, к тому и приехал.
   Нашел пару сержантов, числившихся комсоргами, заставил под диктовку заполнять дневники комсгрупоргов. Бред! Они смотрели на меня круглыми глазами, как на мудака. Я и сам себя ощущал полным идиотом. Люди с боя пришли, а я какую-то ахинею диктую.
   Нашелся солдат, умеющий рисовать и с хорошим почерком, опять же под мою диктовку он сделал четыре боевых листка для взводов. На обороте старой стенгазеты выпустили новый номер. Другого ватмана не нашлось.
   А в ленкомнате работы!
   Неделю писал, писал, писал Диктовал, диктовал. Разгреб весь завал за семь месяцев.
  
  Неустроенность продолжала лежать на душе камнем. Спал в каптерке рядом со старшиной, там поставили вторую койку для меня: мое место было занято еще ни как не уехавшим домой Алексеевым.
   Каждую ночь город обстреливали реактивными снарядами. Некоторые из них падали на территорию полка. Стреляли из-за горы, возвышавшейся над нашей частью, с противоположной стороны. Между казармами после второго обстрела, когда осколками ранило троих гражданских служащих и прапорщика, командир полка приказал вырыть щели-укрытия. Снаряд пробил крышу модуля, когда эти ребята сидели за очередной бутылкой водки. Не все даже поняли, что произошло. Это избавило их от болевого шока.
   - Видимо, большой караван пришел из Пакистана - реактивные снаряды совсем не экономят, - задумчиво произнес Кавун ночью во время очередного обстрела.
   - А, почему, Ваня, наша артиллерия их никак не накроет? - поинтересовался я.
   - Попробуй их вычислить! Район большой, а там нет ни одного нашего поста, вот и нет для орудий точной корректировки. С вечера на ослах и барбухайках (машинах) подвезут сто-двести "эРэСов", а затем с доски не прицельно стреляют. Два "духа", провод, батарейка - вот и все. Шума много - толку мало. Не прицельно, не эффективно, но очень громко и на мозги капает. Главное на психику давит, и отчетность наглядная каждый день. Утром все иностранные корреспонденты докладывают на Запад про успехи повстанцев. Еще бы! Еженощные обстрелы столицы!
   - Часто так обстреливают?
   - Нет, такого еще не бывало. Что-то они замышляют. Но я думаю: эта наглость долго продолжаться не будет, ответные меры предпримем. Вот тут-то и начнется наша с тобой работа, Ник!
   Какое-то время я, как и все ночью, сидел в окопчиках, но потом надоело. Утром, не выспавшись, работать тяжело, и старшина предложил дрыхнуть в каптерке на матрасах.
   - Если будет прямое попадание в казарму, то в окно, возможно, успеем выпрыгнуть. А в принципе, могут и в блиндаж попасть.
   Ротный принял волевое решение тоже больше не прятаться. Я составил ему компанию на соседней стопке одеял.
   - Тут начался новый аврал - пополнение. Пополнение было худое, затурканное, замученное. Солдаты стояли и смотрели на нас, офицеров, затравленными, испуганными глазами.
   Быстро отправили дембелей в Союз, чтоб не мучали молодежь, не мешались.
   Когда я уже завывал от бессильной злобы на этот "бумажный дурдом" и нервотрепку, пришел из штаба ротный и объявил:
   - Все! Завтра на боевые! Радуйся, замполит, отдохнешь от бумажек. На войну!
   Ура! На войну. Завтра. Ну и дурак же я! Чему радуюсь? Зачем сюда поперся? Война! А вдруг убьют?.. Напросился сам, и обвинить было некого. Доброволец хренов...
  
  
  
   Глава 3. Первый рейд.
  
   Рота гудела и суетилась, как растревоженный улей. Завтра выход в боевой рейд, операция в районе поселка Пагман. Меня била мелкая дрожь возбуждения от неизвестного, неизведанного. Завтра могут и убить - "вот пуля пролетела и ага!". Готов ли я морально и физически, сам не мог этого понять.
   - Замполь! Нервничаешь? - поинтересовался ротный.
   - Да, есть немного. Не знаю, что взять, что надеть?
   - Ну, ничего, мы со старшиной оденем. Итак! Я тебе подарю свою вторую песочку - костюм такой, очень удобно ходить в жару, он как из парусины. Дам лифчик-нагрудник. Спальник и кроссовки есть?
   - Спальник мне подарил Алексеев, а кроссовки я куплю.
   - Вот и хорошо, а остальное имущество старшина выдаст. Давай шуруй в каптерку.
   Старшина-армянин, довольный вниманием к нему, обрадовано засуетился вокруг меня. Выдал фляжки, вещмешок, ложку, котелок.
   - Давай, замполит, не дрейфь! Веронян тебя и соберет, проводит и обратно дождется. Все живыми вернетесь, все будет хорошо.
   Получил закрепленный за мной АКС-74, взял четыре гранаты, две пачки патронов в лифчик и четыре рожка, снаряженных патронами, пару сигнальных ракет. Кинул в рюкзак мешочек с еще парой сотен патронов.
   Взводные проверяли готовность бойцов, продолжалась суета, и конца ей было не видно. Носили сухпай в БМП, стоящие в автопарке, пополняли боекомплект, носили баки с водой, вещи и грузили, грузили, грузили. Из каптерок волокли старые матрасы, чайники, какое-то огромное количество барахла. Сначала мы сами выявляли недостатки. Проверяли снова и снова, осматривали экипировку.
   После обеда начальник штаба построил батальон. Зло шевеля усами, он ходил по ротам, орал, язвил, ругал командиров рот и дал время на устранение еще уймы недостатков.
   Через час построил батальон вновь и доложил комбату о готовности.
   Наш комбат, подполковник Цыганок, бродил между ротами ленивой походкой, всем видом показывал, что он болен, устал и делает одолжение этому батальону, проверяя его. Затем пошел докладывать в штаб о готовности.
   На боевые вел начштаба майор Подорожник. А комбат сачковал, зная, что через месяц уходит на повышение.
   Через час теперь уже офицеры управления полка изучали готовность тех, кто шел в рейд. Командование строевой смотр решило повторить, но времени не хватило, сроки выхода сократили.
   Ротный показал мне бронемашину, на которой предстояло ехать старшим.
   - Садись на башню, самое идеальное место, а бойцы сами знают, где и как ехать. Главное - это будь всегда на связи.
   Я забрался на машину, сел на край люка, солдаты разместились на броне, и вскоре полк начал медленно вытягиваться в колонну.
   Между колесными машинами вставали наши БМП-2 для защиты тыловых подразделений. Техника не спеша выдвигалась из полка и растягивалась по дороге. Когда головные машины миновали дорогу к штабу армии, замыкание колонны полка еще подтягивалось из парка.
   Ко мне на броню сел старший лейтенант из управления полка - секретарь комитета комсомола Артюхин.
   - Григорий! Ты что меня пасти будешь?
   - Да нет, я от замполита полка послан с батальоном, ну и с тобой веселей будет. Матрас в десантное отделение бросил?
   - Да, бойцы в каждый отсек их накидали.
  
   Гриша Артюхин раньше служил в разведбате, а в Афгане находился уже год, он был старше меня года на четыре, очень самоуверенный и меня просто раздражал своими нравоучениями. Я с ним познакомился в день отъезда Алексеева, оказалось, они вместе учились. Он украдкой показал мне и Мелещенко несколько фотографий, от вида которых я оказался в шоковом состоянии. Это были снимки ущелья, заполненного трупами наших солдат и афганцев. В основном афганцев. Они лежали вповалку друг на друге, истерзанные и окровавленные. Григорий пояснил, что это Панджшер - лагерь пленных. "Духи" всех расстреляли, отступая, когда разведка его обнаружила, и наши попытались штурмом освободить лагерь. Работа подручных Ахмад Шаха, его банда "потрудилась". Кошмар и ужас.
   Уже вечерело, мы входили в центр Кабула. Множество разных будок-кунгов выехали из штаба армии, еще больше тыловых машин, поэтому мы ползли очень медленно.
   Августовское солнце нещадно палило, броня была раскалена, несмотря на то, что день заканчивался, и солнце медленно клонилось к горам. Полк застрял напротив здания афганского Министерства обороны. Стояли долго, бойцы дремали, привалившись друг к другу, держась за автоматы, засунутые прикладами между фальшбортами.
   - Ники! Я завтра высплюсь, а тебе чего рядом сидеть? Ложись в десант, потом поменяемся, - предложил старший лейтенант.
   - А связь?
   - Я на связи посижу, давай шлемофон, - успокоил Григорий.
   В левом десантном отделении было пусто, я бросил рядом автомат, лифчик не расстегнул, захлопнул люк, но сон не шел. Лежал, скрючившись, и нервничал, а вдруг из гранатомета в борт бахнут, вдруг подрыв, а вдруг нападение. Было душно, неудобно, непривычно.
   Колонна двигалась короткими рывками, метров по сто-двести. Трясло, качало, и тут меня понемногу сморило, что-то снилось мирное и домашнее.
  
  
   Резко распахнулся люк. В кроссовки кто-то пнул. Спросонья схватился за автомат и начал отбрыкиваться ногами.
   - Ника! Ник! - пытался разбудить меня "комсомолец". Он принялся усиленно трясти меня за ногу и вытягивать наружу.
   Голова постепенно начала соображать, и реальность возвратилась со всей своей гнетущей тяжестью бытия. Свежий воздух заполнил десантное отделение, мозги прояснились. Тельняшка, мокрая от пота, липла к телу. Выбрался на асфальт. Колонна стояла в центре города. Мы все еще в Кабуле!.. Звездное небо было чистым, ни облачка, ни тучки. Ночная прохлада освежала, город спал, и только техника злобно урчала, загаживая выхлопными газами воздух. В ответ лаяли собаки.
   Мы поменялись местами с Григорием, я сел на башню, свесив ноги в люк, надел шлемофон, повесил на крышку люка автомат, огляделся. Бойцы по-прежнему дремали. Механик нервно курил: спать нельзя, и поэтому ему было досадно. Наводчик-оператор храпел в башне, откинувшись на сиденье. Зам. комвзвода Назимов, из старослужащих, лежал на башне между люками, задрав ноги на пушку. Интересно, как это он держался во время движения и не упал?
   Я поднял голову вверх, посмотрел внимательно и обомлел. Черное небо все в звездах было огромным и бесконечным. Чем больше я в него глядел, тем больше казалось, что оно опускается все ниже и ниже, а я влетаю в него. Эта картина успокаивала. Чаще всего по ночам люди спят и не видят звезд. А вот когда на них долго смотришь, как я сейчас, то словно летишь среди звезд.
   Действительно, возникало ощущение полета в бесконечность, бесконечность, которую трудно понять. Она реальна и нереальна.
   Колонна продолжала медленно ползти. На перекрестке стояли БТРы комендантской службы, на земле сидели "царандоевцы" (афганское МВД) и грелись у костерков.
   Дремота из-за унылого движения техники со скоростью пешехода не исчезала. Даже ночная прохлада сон не разгоняла. Механик-водитель во время остановки заботливо накинул мне на плечи бушлат. Спасибо! В наушниках слышно было, как время от времени начальник штаба батальона кого-то ругал, но в основном раздавалось только шипение радиостанции.
   Под утро я уткнулся лбом в люк и оказался в мире непонятных и жутких сновидений.
  
  ***
  
   Солнце выбралось из-за горного хребта быстро, как будто спешило излить свою огненную злобу на пришедших чужаков. Ветер приносил утреннюю свежесть, пока было прохладно. Колотила мелкая нервная дрожь.
   Вся долина, куда собиралась техника батальона, медленно заполнялась машинами множества штабов.
   Вдруг раздался грохот и налетел огненный смерч. Это установки "Градов" и "Ураганов" начали сеять смерть в горах, вдаль посылая снаряды. Огненные хвосты исчезали сериями в небе. Не хотелось бы попасть туда, куда эти снаряды упадут. Они были похожи на кометы, только не падающие, а взлетающие. Но где-то эти рукотворные кометы обрушатся на землю и будут сеять смерть.
   Батальон рассредоточился на ротные колонны, занял оборону, экипажи принялись строить небольшие укрепления из камней вокруг машин.
   Пехота, матерясь и подгоняя друг друга, начала строиться возле брони повзводно и поротно. Ротные ушли на командный пункт полка. Пока мы разбирались с солдатами, капитан Кавун вернулся.
   - Офицеры, ко мне! Прапорщик тоже! - сказал он специально для командира гранатометно-пулеметного взвода Голубева (старый пройдоха попытался прилечь в тени возле пулемета). - Задача такая: рота действует отдельно. На трех машинах нас подбросят вот к этой отметке. - Ротный ткнул в точку на карте. - Седлаем хребет над шоссе и контролируем соседний кишлак, все подходы к дороге. Ждем удара со стороны горы Курук, ну и, вообще, отовсюду. Рядом не будет никого. Техника сразу уйдет, и мы останемся одни, - продолжил ротный.
   Ваня почесал затылок и, сморщив веснушчатый нос, простонал:
   - Эх, где же моя долгожданная замена!
  
  ***
  
   Вот уже десять минут как мы ползли по склону все выше и выше. Первый подъем в горы.
   - Ну, как дела, Ника? - спросил командир роты.
   - Тяжеловато, жарко! - промямлил я ему в ответ, желания болтать не было.
   - Это все ерунда пока. Разминка. Вот когда тысячи на три будем ползти или совершим марш километров на тридцать по хребтам, вот тут ты маму-папу вспомнишь, пожалеешь, что родился. А пока тренируйся, привыкай, - посоветовал он и дружески похлопал меня по спине.
   В лощине двигались два силуэта. Кавун взглянул в бинокль и задумчиво сам себя спросил:
   - Что за черт этих баб здесь носит?
   Вдруг раздался выстрел, и одна из женских фигур завалилась на бок, узел, который она несла, упал к ногам.
   - Кто стрелял?! - заорал Иван. - Какая сволочь бабу убила? Кто?
   - Я стрелял! - задорно крикнул, закидывая снайперскую винтовку за спину, солдат. - Еще не известно: может под этой паранджей не ханумка, а "дух" бородатый.
   Это все произнес Тарчук, один из двух спецназовцев, которые после госпиталя попали к нам в батальон перед самым рейдом. Их прислали на доукомплектование, и кто они такие толком было не известно. Ротный подошел к нему вплотную, зло взглянул в глаза снайперу и резким ударом в челюсть сбил его с ног.
   - Без моего разрешения даже не дыши! Еще один такой выстрел, мудак, и ты труп! За эту бабу нам таких п... лей могут навалять. А роте тут целую неделю сидеть. Если что случится, я тебе вторую ноздрю разорву. - Одна из ноздрей солдата была рассечена, вся правая щека в шрамах от осколков. - Тут тебе не анархия, спецназ забудь. Я для тебя царь и бог. - И слегка пнув в бок снайпера, ротный переступил через него.
   Тарчук что-то прошипел, я склонился над ним и тихо спросил:
   - Что шипишь как гадюка? Зубы мешают? Добавить?
   Такой ласки от меня солдат не ожидал. Он сел, сплюнув кровь себе под ноги, и ехидно пробормотал:
   - Руки распускает ротный, неуставные взаимоотношения. А замполит не замечает, да?
   - Нет, замечаю, могу добавить. А пикнешь, пойдешь под трибунал за бесчинство над местным населением. Заткни пасть, вытри физиономию и шагай в гору.
   Я с трудом догонял ушедшего вперед капитана. Пот лил ручейками по лицу и спине, снаряжение тянуло назад, ноги вверх идти не хотели, но все же, превозмогая тяжесть в ногах, добрался до легко шагавшего командира.
   -Товарищ капитан! Может, не надо было ему морду разбивать? Стуканет в полку, шуму не оберемся!
  - Обойдемся без товарищей капитанов! Называй меня по имени! Уверяю тебя, этот не доложит. "Ноздря" будет молчать. Ты не понимаешь еще, какая сволочь к нам в роту попала? Убийца! Мало ли за что его к нам сослали. После госпиталя в спецназ не забрали, и сбагрили нам. А почему? То-то и оно, что сволочь, видно, большая, вот его из спецназа и сплавили. Наркоша, наверняка! Присмотрись. Надо и нам от него избавиться. Устроил, гад, приветствие от "шурави" местным аборигенам...
  
   Через полчаса рота выбралась на небольшое плато. Командир разделил роту по трем точкам. Первый взвод и ГПВ посадил чуть выше, второй взвод и зам. ком. роты - на левую вершинку, третий взвод и управление с приданными саперами, минометчиками с минометом, артиллерийским корректировщиком - справа и по центру плато.
   Солдаты бодро и дружно взялись строить из камней что-то непонятное.
   - Иван, что они городят?
   - А это СПС называется - стрелково-противопульное сооружение. В таких СПСах спать будем, а если нападение, то из них отбиваться. В горах окопы не роют.
   - Понятно, а я-то думал: как мы оборону будем занимать? Я все ломал голову: что же будет дальше?
   Ночь приближалась. Вокруг на многие километры других наших подразделений больше не было.
   Вопросов было много, но я не знал на них ответов. Как быть с охраной? А если все заснут и нас перережут во сне? Почему ротный не отдает приказы?
  Кавун заулыбался в ответ на мою высказанную в слух тревогу.
  - Ник! Они все знают и без меня, чего воздух сотрясать. Зам. комвзвода сейчас распределяет по времени и по количеству постов солдат. Мы, то есть ты и взводные, ночью будете их проверять, чтоб не спали и охраняли мой сон заменщика.
   И он заулыбался своей широкой и красивой улыбкой.
   - Пошли обедать!
   - Да я еще ничего не достал и не открывал сухпай.
   - Эх! Всему тебя предстоит учить! Солдаты давно приготовили еду. Отдай зам. комвзвода свои банки в общий котел, а они все сделают и позовут. Санинструктор, чай готов? - рявкнул Ваня.
   - Чай, чай, опять чай, - проворчал сержант Степан Томилин. - Я шо, кашевар что ли? Наверное, узбеки уже усэ сварили.
   - Так уточни! А то сам будешь кипятить. Ты что не беспокоишься о здоровье командира-заменщика? Чем недоволен, Бандера?
   - Чем недоволен, чем недоволен? - забурчал Степан. - Один идиот выстрелил, а теперь, п... лей получит вся рота! А мне потом перевязывать. Вбыв бы, дурака!
   - Степан, не философствуй, не бубни, не разглагольствуй. Сказано про чай узнать, а не насчет придурков возмущаться.
   Томилин, ворча под нос, ушел к разведенному за грудой камней костру и, все еще ворча и чертыхаясь, пришел с двумя кружками.
   - Чай подан! - произнес он с достоинством и высокомерием опытного официанта ресторана "Метрополь". - Сейчас будет еще и каша.
   - А бифштекс? А фрукты? Витамины где, Бандера? - с наигранным изумлением произнес Кавун.
   - Нема, ничого бильше.
   Иван, притворившись раздосадованным, вздохнул и подытожил:
   - Да, Степан, не видать тебе дембеля, если будешь меня так плохо лелеять. Я же до замены не дотяну. Печень больная после желтухи, чем будешь ее спасать, медицина?
   - Може вашей сгущенкой!
   - Ну, вот, - улыбаясь, продолжал театр одного актера командир, - сгущенка опять моя, нет чтоб своей лечить!
   - Свою я и сам зъим, тоже пора здоровье беречь к дембелю.
   - Здоровье беречь! Тебе, земляк, еще год по горам ползать!
   - Не год, а восемь месяцев!
   - Эх, если б мне столько еще было, я б, Степан, повесился!
   - А шо тогда замполиту делать з его двумя рокими? - съехидничал сержант.
   - Два раза повеситься! - весело заржал капитан. - Лейтенант! Ты даже представить не можешь, сколько тебе не то что до замены, до отпуска! Ну, не грусти, пей чай и береги здоровье. Расслабься.
   Я сразу загрустил от нахлынувших мыслей о предстоящих двух годах с их бесконечными походами по горам.
   - Хто-то идет к нам и не понятно як! - доложил подошедший зам. комвзвода сержант Дубино.
   - Как это "не понятно как"? - переспросил ротный.
   - А так! Вы посмотрите.
   В распадок между двумя склонами входила отара овец, а по склону на одной ноге, опираясь на костыль и палку, скакал парнишка. Прыгал, поднимаясь к нам, да так ловко, что вскоре был уже рядом и что-то кричал.
   - Просит не стрелять, - перевел пулеметчик-таджик.
   - Зибоев, скажи, пусть хромает сюда, не тронем. Всем по СПСам и не торчать столбами, чтоб не сосчитал. Зибоев, переводить будешь!
   Через пару минут на вершину выбрался мальчишка без правой ноги ниже колена, опирающийся на самодельные костыли. Весь черный то ли от загара, то ли от грязи. Сверкая белыми зубами, сразу начал что-то быстро-быстро рассказывать.
   - Говорит, что они из кишлака - того вон рядом у дороги, просят больше не стрелять, кишлак не трогать, его не обижать, овец не убивать, - перевел солдат.
   Кавун заверил его, что все будет нормально, стрельбы не будет, если в нас ночью тоже не будут стрелять.
   - А зачем ханумку убили? - перевел вопрос Зибоев.
   Ротный со злостью взглянул в сторону снайпера и с простодушным видом ответил:
   - Переведи ему: не разглядели, ошиблись, показалось, что душман убегает. А если кто-то не верит, захочет отомстить, разнесем весь кишлак. Пусть садится чай пить.
   Мальчишка ловко сел на землю, опираясь на костыль. Солдаты выделили ему банку с налитым в нее кипятком, заварку, кусок сухаря, сахар.
   Я глядел на мальчишку, и мне было дико от этого зрелища. Пастушок без ноги, совсем ребенок, лет одиннадцать-двенадцать. Но как ловко передвигается. Вот он - один из кошмаров войны, невинная жертва этой "мясорубки". Война становилась все реальней, принимала все более ясные очертания.
   - Что с ногой? Ты, наверное, душман? Ногу "шурави" отстрелили? - пошутил санинструктор. - Хочешь, пришью. Я медик!
   Мальчишка засмеялся грубоватой шутке и начал что-то быстро трещать переводчику.
   - На мину наступил года три назад, давно привык, обойдется без пришивания ноги, - перевел Зибоев.
   Паренек встал на ногу, подхватил костыли, попрощался и заторопился вниз к отаре и второму пастуху.
   - Парламентер! Все обсмотрел, всех сосчитал, чертенок, если "духи" рядом - все будут про нас знать, - подвел итоги переговоров командир. - Офицеров ко мне на совет.
   Когда командиры собрались, Иван поставил задачу на ночь:
   - Охранение усилить! Офицерам проверять посты всю ночь. Пастухи - это "духовская" разведка. Еще, твою мать, бабу убили зазря! Тарчука самого бы вместо нее прибить на месте. Мины собрать с взводов к миномету, ленты к АГС и "Утесу" снести, не забыть. Связистам не спать, быть постоянно на связи, поставить растяжки из сигналок и гранат, но подальше, а то свои, засранцы, подорвутся. Да ставить их, как стемнеет, и чтоб из кишлака не видно было, где. И поаккуратней, чтобы сами ставящие не подорвались. Про ханумку я начальству не докладываю, и ты, замполит, не сообщай. Местные, может, тоже жаловаться не будут, тут ведь территория "духовская". Думаю, все обойдется.
  
  Вечерело. Солнце заползало за горный хребет. На душе было муторно. Мы убили женщину. Ни за что. Мальчик бегает без ноги и пасет отару овец. Все это "благодаря" нашей интернациональной помощи. А "духов" я еще не видел.
   Солнце резко упало за вершину горы, и природа вся задышала. Сразу подул легкий свежий ветерок, трава ожила, послышалось стрекотание сверчков.
   Кавун окликнул меня из укрытия:
   - Ник, ты чего не ложишься? Сейчас Бандера, толстожопый, разляжется, тебе места не будет. Надо скорей устраиваться, пока он с радиостанцией на всю лежанку не развалился!
   - Так уж и "толстожопый"! Я просто в тазовой кости широкий, - отшутился Томилин.
   - Степан! Ты почему на Бандеру не обижаешься? - поинтересовался я.
   - А чого обижаться, хороший быв чоловик. Люди его любят.
   Я опешил. Вот те раз. Этот хохол с Западной Украины меня озадачил своим заявлением.
   - Томилин! Ты же комсомолец! Бандера - бандит!
  - Ну, так ужо и бандит, у нас у сели тильки так не считают.
  Ротный громко заржал:
   - Томилин, ты ж комсомолец! Это ж как в анекдоте: и пулемет застрочил с новой силой без патронов. Ха-ха. Вот так, замполит, хохол хохлу рознь. Правильно, Степан?
   - Я не хохол, я украиниць! - поправил важно Томилин с сильнейшим украинским акцентом.
   - А я хохол, - уточнил ротный, - и жить буду там, где лучше.
   - Вань, - чуть позже толкнул его я и спросил:
   - А в чем разница: хохол, украинец?
   - Ах-ха-ха! Об этом у начальника штаба батальона Василия Иваныча спроси. Майор Подорожник любит на эту тему разглагольствовать. Все. Спать давай.
   Я лежал и смотрел в черное-черное небо. Сон не шел. Было неуютно. Война под боком, внизу "духовской" кишлак, где-то рядом банда, их, может, больше чем нас, а мы спокойно завалились и спим, выставив небольшое охранение. Снимут часовых и перережут как баранов.
   Легкий ветерок обдувал лицо, и после дневного зноя было просто замечательно. Только камушки кололи в спину сквозь спальный мешок и одежду, да автомат и магазины упирались в бок. Неудобно, непривычно. Закрыл глаза, но глаза сами собой открывались. Небо было настолько великолепным, а звезды такими необыкновенно яркими и близкими, что опять возникло ощущение полета. Было никак не уснуть. Ворочаться не получалось, так как наши тела были спрессованы малым пространством укрытия. Я расстегнул молнию на спальном мешке и вылез, стараясь не помешать сопящим соседям.
   Надел кроссовки, взял автомат и стал обходить посты. Все три поста управления меня окликнули. Солдаты еще не спали, и бодрствовали не только часовые.
   Лейтенант Саня Корнилов болтал с арткорректировщиком, подсев к ним, я попил душистого чая, и мы долго травили анекдоты. Но жутковатые, неприятные ощущения не пропали. Александр, как и я, пошел в первый раз на боевые и чувствовалось, что нервничает не меньше. Обговорили очередность проверки постов, завел часы на четыре утра - мое время проверки и вернулся к своему "ложу". Храпел санинструктор выразительно, но после солидного тычка в бок сразу ответил:
   - На связи. Усэ нормально. Не сплю.
   - Ну и не спи, а то храпишь, как паровозный котел.
   - Так я шо, я ведь слышу усэ. Сна ни-ни, та вы ж ошиблись.
   - Глаза закрыл, наверное, сало тебе привиделось, вот и захрапел.
   - Не, я дивчин люблю билыие сала. Со второй попытки я уснул быстрее.
  
  ***
  
   Утром запиликал будильник на электронных часах, и я нехотя открыл глаза. Вылезать из теплого пухового укрытия не хотелось совсем. Еще было темно, но уже намечался рассвет. Все было пронизано сыростью выпавшей росы, а ветерок, который вечером доставлял удовольствие, теперь вызывал дрожь во всем теле и физические страдания.
   Связист ответил в полудреме, что все нормально, недавно взводный бродил, проверял, во взводах все тихо и спокойно.
   На постах бойцы тряслись от холодной сырости, а молодые солдаты еще и от страха.
   Сколько я в низину не вглядывался, видно ничего не было: туман накрыл ущелье. Если бы курил, то покурил бы, а так попил водички, съел конфету, пожевал галету. Чтобы занять чем-нибудь мозг, я пересчитал проведенные в этой дикой стране дни. Меньше месяца.
   После завтрака ротный собрал офицеров.
   - Солдат нужно чем-то занять. Чтоб они не бездельничали, пусть строят ячейки для стрельбы лежа, и еще СПСы для круговой обороны, да по очереди чистят оружие.
   Я пошел по взводам. Поговорил с молодежью. Многие боятся, устали. Как и я, плохо представляют, что может случиться в любой момент.
   Зам. командира роты Сергей Грошиков позвал к себе в гости. Он сидел выше нас и хорошо устроился с прапорщиком Голубевым. Они играли в карты, а третьего, им видно, не хватало.
   - Ник, в "кинга" сыграем? - предложил Сергей. - А то мы двое старых контуженых воина скучаем, как два дурака, умного не хватает.
   - А как тебя контузило?
   - Старая история. В Панджшере это было еще в прошлый год. Шли на вершину, а тут камушек из-под моей ноги выскользнул, сволота! Лечу по гладкой стене вниз головой, лицом вверх, как Иисус Христос, руки в разные стороны. Пятками и ногтями пытаюсь тормозить, метров тридцать скользил в ущелье, пока голова на какой-то валун не наткнулась. Ни как меня нашли, ни что дальше было - ничего не помню. Когда через полчаса или даже час вытащили и промедола (обезболивающего) два шприц-тюбика вкололи, очухался и ржу, прямо как идиот. Твой предшественник Алексеев, думал, что я от страха тронулся. А меня заклинило, я ведь на голове стоял полчаса. Руки не работают, ноги не идут, голова "не варит". Одежда в крови, лицо в крови. Вертушкой вывезли в Кабул, оттуда в Ташкент. Оказалось, сотрясение мозга и трещина черепа, маленькая-маленькая, компрессионный перелом позвоночника, хорошо, что без смещений. Вот что значит голова дубовая - все выдержала! - и Сергей раскатисто засмеялся.
  - А на меня стена дувала рухнула от взрывной волны, - поддержал байки у костра прапорщик. - Присыпало очень хорошо, очнулся - ничего не слышу. Водку пить запретили. Три месяца терпел, а тут еще, когда понемножку начал кирять, борьбу за трезвость начали. Вот уж, действительно, пришла беда, отворяй ворота,
  Голубев грустно вздохнул, а Грошикова финал рассказа прапорщика развеселил. Он вновь залился раскатистым смехом.
   - Ты еще, замполит, с Колобком плохо знаком. Тот дважды контужен, и у него вместо мозгов одно сплошное мозговое месиво, - подытожил Сергей.
  
   Как же не знаком - знаком. На третий вечер приезда в полк и на второй день всеобщего загула, дверь нашей ротной офицерской комнаты в общаге распахнулась от сильного пинка. Так праздновали возвращение из рейда. На пороге стояли, обнявшись, Сергей и Колобков, в тельняшках и трусах. В руках по бутылке водки. Врубили музыку на всю катушку, и начались дикие пляски аборигенов. Ах! Ох!!! Схватили каждый по трофейной сабле и давай фехтовать, а затем рубить металлические дужки коек. Бам! Бам! Бам! Когда умаялись, рухнули без чувств на койки и уснули. Мои глаза стали квадратными, потом круглыми и нормальную форму приняли не скоро. Я просто обалдел от этого "представления"...
  
  ***
  
   - Ну, ладно, давайте играть, - сказал я. - А во что? В покер?
   И тут к нашему укрытию подбежал солдат с радиостанцией.
   - Товарищ старший лейтенант! Вас командир роты!
   - Второй слушает!
   - Внизу родник, можешь сходить за водой. Прикрытие твое.
   - Понял. Выдвигаюсь.
   - Ник, за водой пойдем? Голубев будет отсюда прикрывать, а мы водички попьем. Пойдешь? - предложил Сергей.
   - Пойдем! Тогда от родника я вернусь к себе.
   Три бойца собрали фляжки со всего взвода и, поставив для прикрытия пулеметчика на вершине, спустились к роднику.
   Бойцы наполняли фляжки, умывались. Мы тоже умылись. Серега, глупо и нагло улыбаясь, вдруг заявил:
   - Не люблю замполитов, хочешь сейчас тебя грохну? Из этого автомата?
   Я понял, что это его очередная идиотская шутка, и поддержал игру.
   - Стреляй, псих, - сказал я как можно равнодушней. Он отсоединил магазин и направил на меня автомат.
   - Испытание замполита на пуленепробиваемость! Стало неприятно и как-то не по себе.
   - Хватит глупостей, придурок!
   Но Грошиков, ухмыляясь, нажал на спусковой крючок, раздался выстрел. Серега посерел в одно мгновение, потом побелел как лист бумаги, руки у него задрожали, автомат упал в ручей.
   - Я ж-ж жив? - с трудом выдавил я из себя.
   - Ник! Прости болвана, идиота! я не понял, как получилось, что патрон был в патроннике!!! О! Идиот! - И он врезал себе в лоб кулаком-кувалдой. - А что ты жужжишь?
   - Да как говорится, сама б-б... и шутки б-б... ские. Спасибо, что не попал.
   - Хорошо я взял выше плеча! Ну, я дурак, ну дурак. - Он продолжал находиться в шоке, как и я.
   - Видел дураков, но ты дурак самый отменный!
   - Как я не попал?! Как я не попал? Боже!
   - Переживаешь или жалеешь, что промазал? - спросил я, мои руки и ноги при этом подергивались мелкой дрожью, сердце стучало, как молот, но вида не подавал, что страшно.
   Бойцы сидели как вкопанные и ошалело смотрели на нас. Было тихо, словно на кладбище, лишь недалеко журчал ручей. Пауза затянулась.
   - Ротный на связи, - вымолвил солдат с радиостанцией и протянул наушник Грошикову.
   Дрожащими пальцами Сергей взял наушник, ответил в ларингофон:
   - Второй на связи! Выслушав ротного, сказал:
   - У нас все нормально, поднимаемся! И уже мне крикнул:
   - Поднимаемся через КП роты.
   Нагруженные флягами, солдаты медленно брели вверх по склону.
   - Никифор, прости меня. Я хотел пошутить, глупо получилось. - Серега обнял меня за плечи, сжал руку. - Прости, честное слово, все получилось глупо. С меня по возвращению накрытый стол.
   - Да пошел ты, дурак, отвали к черту.
   - Как будто тебя каждый день расстреливают! Это же событие! Ну, все забыли! Хорошо?
   Наверху стоял ротный, усмехаясь, смотрел на нас, руки в карманах, лицо злое-презлое.
   - Что было?
   - Да я нечаянно замполита чуть не убил. Патрон в патроннике оказался. Глупо вышло.
   - Мозги через дырку в башке все вытекли? Или чуть-чуть еще есть?
   - Ну, я пошутил, глупо получилось.
   - Вижу, что не умно, на редкость не умно. В полку между рейдами все караулы будут твои. Чтоб дурь не кипела.
   - Понял. Разрешите идти к себе, товарищ капитан?
   - Давай, давай, и быстрее, товарищ старший лейтенант, а то еще в меня пальнешь, - насмешливо, все так же недобро глядя, произнес Кавун.
   Ротный взглянул мне в глаза и вздохнул:
   - С кем воюем! Ну и офицеры! Зеленые мальчишки и круглые идиоты. Пойдем чай пить. Вояка... Как самочувствие?
   - Да ничего, терпимо, могло быть и хуже.
   - Могло... Списали бы на снайпера. Вот так. Как все было?
   - Ай, нелепость, глупая шутка. Идиотизм какой-то. Первый рейд - и погибнуть от пули своего же ненормального офицера.
   - Кстати! Убивают, как правило, в основном новичков в первые месяцы и заменщиков, а также перед отпуском и после отпуска. Концентрации нет. Ну, вот мы с тобой в равном положении: и ты, и я в периоде повышенной убиваемости. Да только я об этой войне все знаю: знаю, когда пригнуться, когда упасть, где упасть, куда наступить, и мне всего месяц-другой остался! А тебе еще... Кто знает, что тебе предстоит? Эх, послужишь с мое, все испытаешь.
   - А что было у тебя, Ваня? Самое жуткое?
  - Самое жуткое? Я тогда был ротным в третьем батальоне, стоял на дороге к Джелалабаду. В зону нашей ответственности ввели спецназ из Союза. Удали, самодовольства, самоуверенности много, а мозгов и опыта мало. Они вошли батальоном в одно из ущелий, а поверху пустили лишь взвод. Взвод зажали, перебили за полчаса, а затем взялись за передовую роту. Мой пост был очень близко, ближе всех. Я примчался туда с тремя БМП, но пробиться в ущелье не получилось: не было дороги. Когда мы подошли, бой еще шел, к нам выбрались несколько человек. Потом подоспели еще спецназовцы, и мы полезли в ущелье, но уже с хорошим прикрытием, да и вертушки помогали. Войти вошли, а добраться до них смогли только на следующий день. Вытаскивали их потом трое суток, одни трупы выносили, да еще под огнем, раненых почти не было. И вот, когда спасаешься, прикрываясь покойником, и с другой стороны лежит такой же убитый пацан мордой в песок, и пули свистят со всех сторон, тогда и маму вспомнишь, и бога позовешь. А, когда жрать хочешь, то жрешь, привалившись к мертвому телу, и банку для удобства на него поставишь. Вот так-то. Первые седые волосы в моей рыжей шевелюре я после этого обнаружил.
  Капитан чуть помолчал и вновь продолжил:
   - Мертвых устали выносить. Столько крови никогда больше не видел и надеюсь, не увижу. А Грошиков только харахорится и бравирует, а опыта никакого. Из полутора лет он девять месяцев по госпиталям да отпускам. Надежды на него, как на опытного командира, нет. Взводные - все новички, служат по одному месяцу. Ты такой же. Голубев - прапорщик опытный, но трусит после контузии. Вот такие дела Держись меня, учись, запоминай. Старайся выжить!
   - Иван, ты нас все пацанами называешь, а самому-то лет сколько?
   - Двадцать семь. Но из них два года - каждый год за три, понятно? Уже возраст!
   Мне уже было значительно легче. После чая и консервов стало почти хорошо. Удивительно, но после шока аппетит разыгрался ни на шутку.
  - Ложись-ка спать, я твои три часа контроля на себя беру, - сказал Иван.
  
  
  Еще неделю мы охраняли дорогу. Убитую женщину афганцы унесли и похоронили, а пастухи больше к нам не приближались. По шоссе время от времени проходили колонны машин и боевой техники на большой скорости. Прямо под нашим расположением ржавело несколько остовов сгоревших машин и БТР - результаты засад мятежников.
   На седьмые сутки в полночь получили задачу сниматься с позиции, создав заставу из десяти человек с тяжелым оружием и минометом. Остаться выпало Грошикову и Голубеву с расчетом АГС и минометом. Выход к кишлаку остальной части роты - на три часа ночи.
   Кавун собрал офицеров.
   - Мужики, у нас всего двадцать восемь человек, и мы оставляем вам восемь бойцов. Со всех уходящих снять лишний груз, весь сухой паек и фляги с водой оставить тут. Выложить побольше гранат, запас патронов, "мухи". Берем минимум боеприпасов, в разумных пределах, конечно, каждый выгружает от всего имущества половину. Уходим как можно тише и быстрее. На окраину кишлака придет броня к четырем утра. Если что случится, нужно будет продержаться минут тридцать-сорок до подхода техники. На сборы даю ровно час, всем тихо спускаться на КП роты, а вашу заставу оставим тут на моей точке. Грошиков, растяжки, поставьте по всему периметру, сколько вам сидеть здесь - не знаю.
   В три попрощались с заставой, и Серега Грошиков проводил меня напутствием:
  - Ну, после моего неудачного выстрела жить будешь очень долго. Ха-ха!
  
   Двинулись. Быстрее, быстрее. Охранение метрах в пятидесяти, затем остальные. Идем тихо, почти беззвучно, мешки и вещи с вечера уложили хорошо, чтоб не стучали и не гремели.
   На окраине кишлака прозвучал одиночный выстрел, пуля с визгом отрикошетила от асфальта и улетела в темноту. Затем раздалась очередь. Поверх голов залегших на обочине бойцов роты просвистели пули, и донесся гортанный крик.
   Капитан Кавун передал по живой цепочке свистящим шепотом:
   - Не стрелять, в бой не ввязываться, тихо!
   - Не стрелять... Не стрелять...
   - Не стрелять... - прошептала как один вся цепочка солдат.
   - Кто их знает, сколько тут "духов", а может, это "царандой"? Обойдемся без перестрелки, - прошептал Иван.
   Мы, как призраки, стелясь по земле, уползали на окраину кишлака. Сколько "духов" может оказаться поблизости? Вступать в бой нельзя. Рота отползала все дальше и дальше.
   На шоссе послышался шум приближающейся техники. Техника подходила все ближе и ближе. Наконец из темноты из-за поворота вырвались яркие огни фар, броня затормозила возле нас, пушки повернули к жилищам. Рота загрузились за пару минут по машинам, которые мгновенно развернулись и умчались. Как будто нас здесь и не было.
  
  ***
  
   Наших бойцов заменили десантниками через неделю. Больше с этой стороны "эРэСами" город не обстреливали.
   Пока мы прикрывали дорогу, третья рота, прочесывая местность, нарвалась на банду и потеряла убитыми двух солдат. Отступающих после боя десяток "духов" прямой наводкой накрыли танкисты.
   А нам повезло: мы были как на курорте. Мелещенко в первом бою остался жив и шел ко мне навстречу, широко раскрыв объятия. На нем была дурацкая панама, в которой он походил на пасечника. (После этого кличка Микола-пасечник надолго закрепилась за ним).
   - Никифор, шо было, шо было! Пока вы там тащились, мы воевали! Проходящий мимо Кавун заржал, услышав возбужденный рассказ насмерть перепуганного Мелещенко.
   - Вояка! Штаны сухие? Все в порядке?
   - Насмехаешься! А бой был такий ужасный, вот я, попав в историю! Думал в Кабуле будэ спокойно...
   Мы с Иваном вместе рассмеялись над его грустной физиономией. Не повезло человеку с распределением.
  
  ***
  
   Дивизия уходила. Суета закончилась, колонна за колонной мы выдвигались на дорогу. Батальон разбросали ротами для охраны тылов. Жарища стояла невообразимая. Пыль, поднятая техникой, окутывала нас как одеяло, обволакивала, забивалась в глаза, нос, рот.
   Афганские солдаты, бредущие мимо нас, в восторге глядели на начальника штаба батальона, майора Подорожника, величественно восседавшего на броне. Его усы топорщились в разные стороны и были каждый с банан средних размеров.
   Проходивший мимо усатый афганский офицер остолбенел. Замер как вкопанный, затем что-то забормотал, округлив глаза, и поднял вверх одобрительно оттопыренный большой палец. Солдаты-афганцы окружили БМП и приветственно махали нашему майору. Василий Иванович Подорожник значительно и важно подкрутил усы и изрек:
   - Бача! Вот когда такие же отрастишь, воевать хорошо научишься. Переводчик, переведи ему!
   Сержант-таджик перевел, наши союзники одобрительно заулыбались.
   - Карашо, командир, - произнес восхищенно афганец и, помахав рукой, пошел дальше.
   Гордый начальник штаба оглядел неподвижную технику нашей роты и дал команду начать движение.
   Лязгая и скрипя железом, техника ползла по грунтовке к Кабулу. Добравшись до асфальта, колонна двинулась быстрей и веселей. Снаряды расстреляны, продукты съедены, топливо истрачено - ехать легко.
   Я с интересом разглядывал местность. В этой дикой, богом забытой стране мне предстояло выживать два года, если повезет.
   Небольшие обработанные поля вокруг глиняных домов и всюду глиняные дувалы (заборы), огораживающие плохо ухоженные сады. Виноградники вокруг кишлаков. Время от времени мы проезжали мимо разбитых домов с провалившимися крышами, разрушенными дувалами, а вдоль дороги валялись сгоревшие автомашины различных марок и бронетехника, что наводило на грустные мысли. Сколько жизней оборвалось и с той и с другой стороны?..
  
  ***
  
   К вечеру, когда техника стояла в парке, оружие сдали в оружейку. Помылись в контейнере, изображавшем душевую. Меня позвал старшина Гога Веронян:
   - Никифор, зайди, мы ждем тебя.
   В каптерке сидел ротный, на столе стояла бутылка коньяка "Арарат", немного закуски.
   - Давай по сто граммов выпьем за успешное возвращение. Ты в рубашке родился. Ротный сказал: Грошиков чуть не застрелил тебя. Дурак чокнутый. Мудак - что с него возьмешь!
   - Старшина, я, сам знаешь, после гепатита, печень надо беречь, наливай грамм пятьдесят, а Нику-полную рюмку.
   Старшина плеснул в стеклянный стакан армянской "огненной воды".
   - За боевое крещение и чтоб так было каждый раз, оставайся живым! - изрек тост Иван.
   Старшина налил нам по второй, сам вторую пить не стал.
   - Теперь за замену! - и Ваня хряпнул по второй. Старшина быстро налил чуть-чуть и тоже выпил. Я засмеялся:
   - Что до замены немного?
   - До февраля, а в худшем случае до апреля.
   - Сглазить боишься? Ротный усмехнулся:
   - Да, что с ним в каптерке будет? Разве что матрасами завалит. Прапорщик начал горячиться и быстро трещать, захлебываясь от возмущения.
   - Ванья! Я что никогда не ходиль с вами? Я ходиль, а кто из старшин ходит? Никто. Работы сколько! Имущество все никак не списать. После капитана Беды столько осталось хвостов еще, а тебе ведь роту сдавать.
   - Да, ладно, не верещи! Главное, чтоб у меня с заменой проблем не было. Без тебя как-нибудь обойдемся. Хотя и трудно мне с вами. Взводные все новые, замполит только пришел, техник - "стакан", а зам "контуженый". А до замены ты, Ники, должен меня оберегать. Дома дочка и жена ждут. Хорошо бы каждый раз так спокойно обходилось.
  
  ***
  Глава 4. Джелалабадская операция
  
   Целую неделю проводились занятия по натаскиванию молодых солдат, подготовка их к боевым действиям. Механики и наводчики-операторы готовили технику: заряжали боекомплект, проверяли и ремонтировали ходовую часть и движки.
   Как-то утром командир полка срочно собрал всех офицеров.
   - Товарищи офицеры, послезавтра выход в Джелалабад. Полк там еще не был, район новый для нас, задачи будут известны только завтра, сегодня получить карты и готовиться к выходу. Начальникам служб - обеспечить всем необходимым, пополнить боезапас, продукты получить на трое суток, составить списки убывающих и подать в штаб.
   Началась суета. Солдаты, как шустрые муравьи, стали таскать туда-сюда мешки, коробки, вещи, боеприпасы. Составили списки, подали в штаб. Получили команду разбить роту по восемь человек для десантирования вертолетами.
   Второй замполит полка, татарин, по кличке Муссолини, вызвал всех своих подчиненных к себе.
   - Получить листовки для распространения среди местного населения, агитационные ракеты (в них тоже листовки); выпустить боевые листки, назначить актив и подать списки актива, провести собрания, инструктажи.
   Какой бред! Зачем эти боевые листки? Сам-то, наверное, соображает, что это маразм. Отрывать людей сейчас от дела собраниями, стенгазетами... Если я попытаюсь сделать пятую часть из того, что сказано, ротный и офицеры пошлют подальше. За выполнение третьей части я б на их месте дал в морду, а за претворение в жизнь всей программы - можно бы и пристрелить. Главное - это не нужно никому, в том числе и самому подполковнику Мусалиеву. Затем "комсомолец", парторг и "пропагандист" добавили свои умные распоряжения.
   Старший лейтенант Мелентий Митрашу, зам. командира второй роты, как более опытный, возмущался меньше всех.
  - Мужики, не сотрясайте воздух: он сам понимает, что в наших глазах он мудак, но ему ж тоже такую же ахинею рекомендуют начальники. Пойдем лучше пообедаем, да вовремя доложим о сделанном. Обед - главное дело на войне. Я в Панджшерской операции в прошлом году наголодался. Привезут солдат, а уже через месяц почти все в госпиталях - заболели. Дистрофия и гепатит. Один солдат из вертушки выбрался, мешок тяжелый, автомат, еще много всего на него навешано, а лезть по крутой горе метров восемьсот. Снизу вверх посмотришь - голова кружится. Так вот, этот боец-писарь сразу ствол в рот и на спусковой крючок нажал - слизняк. Решил лучше сразу смерть, чем мучения смертельные без конца и края. Так вот, когда от истощения умерли несколько человек, прибыла медкомиссия из Кабула, всех с гор спустили к броне и давай рост мерить да вес. А я исхудал, форма оборванная была, без знаков различия и звездочек, х/б на мне еле висело. Встал на весы - 65 килограммов, а рост 189 сантиметров. Медсестра врачу говорит: "Дефицит веса двадцать килограмм". Врач как засуетился. Скорей в госпиталь! В вертолет его! Как фамилия солдата?
  Мелентий усмехнулся вспоминая давнюю историю, покачал головой и продолжил:
   - Старший лейтенант Митрашу, говорю, Мелентий Александрович. Зам.комроты по политчасти. Полковник-медик череп почесал, похмыкал и изрек: "Вообще-то страшного ничего нет, все в пределах нормы, возвращайтесь в роту". Вот так-то, такие дела. А как хотелось на белых простынях поваляться, поесть, отоспаться, медсестру обнять какую-нибудь. Поэтому еда в нашей жизни - задача первостепенной важности.
   - Ну, тогда пойдем "почуфаним", - подытожил Мелещенко.
   - Пойдем поедим, - поддержал его оду чревоугодию Мелентий. - Вообще, от сильного напряжения и стрессов слишком часто крыша съезжает у солдат. Эх, в той Панджшерскои операции я был совсем зеленым, только из Союза приехал и попал во второй батальон. Он тогда тоже был рейдовый, это он потом встал в Баграмской "зеленке" по заставам. У одного бойца мозги с катушек слетели - бросил мешок и пошел в долину к "духам". Ротный догнал и попытался его остановить, успокоить, а тот, молча, автомат наставил ему в живот и дал очередь. Мы все были гораздо выше, быстро спустились, перевязали командира, стали выносить стали на площадку для приземления вертушки. Смотрим, а солдат уже в долине и убегает все дальше и дальше. Навели на квадрат артиллерию и ударили "Градами". Реактивные снаряды легли хорошо, кучно. Позже тело подобрали и в Кабул вывезли, списали эту гниду на "духов". А ротный выжил, кишки малость укоротили, но выжил. Только в Афган он уже не вернулся. Эх, хороший был командир! Душевный...
   - Мелентий, а как ты в батальон наш попал? - поинтересовался я.
   - Ты про Масленкина слышал?
   - Слышал, что погиб парень. Часто все его вспоминают, намекая на какую-то трагедию, но толком никто ничего не говорит.
   - История такая. В декабре прошлого года он прибыл, а в январе через месяц операция проводилась в Пагмане. Спустился Масленкин в кишлак с десятью солдатами за водой. Дело темное, как было на самом деле - никто не знает. Ротный доложил, что разрешил ему за водой спуститься, а кто говорит, что сам надумал в кишлак сходить за барашком: мол, сержанты упросили. Вообще, до кишлака было далеко, и пространство было не простреливаемое с гор, совсем неприкрытое. В долине нарвались на "духов". Патронов с собой взяли мало, только то, что в лифчиках, а некоторые были с единственным магазином. Батальон был разбросан далеко по задачам. В роте взвод от взвода находился на большом расстоянии. Один сержант только и уполз по арыку, отстреливаясь, а остальных постреляли и порезали. Лейтенанту мошонку на лицо натянули и член в рот вставили. Кишлак мы через неделю отбили, тела вытащили, дома все с землей сровняли. Но кому от этого легче? Солдат изуродовали, но тому Масленкину досталось хуже всего. Так-то. Опыта у парня не было: первый раз шел в рейд. Поэтому, парни, повнимательней будьте, не лезьте туда, куда собака свой конец не сунет. Набирайтесь опыта. Убивают всегда новичков. Выдержал вначале, приноровился - будешь жить. Повоюешь, и живым заменят.
  
  Вот такие невеселые истории поведал Мелентии Александрович перед боевыми действиями, зато поучительные.
  
  ***
  
   За продовольственными складами разметили площадку для вертолетов. Вертушки я раньше видел в основном только в кино, а в Афгане летал один раз становиться на партучет из Кабула в Баграм.
   Задачи ротам поставили уже на площадке. Секретность! Отметили точки на картах, разбили нас для десантирования по восемь человек. Через три часа ожидания появились вертолеты, и началось... Посадка - взлет, посадка - взлет... пыль, песок. Посадка - взлет. Батальонный разведвзвод разделили пополам, одна половина со мной.
   Посадка. Ветер раздувает волосы, глаза запорошило пылью. Наклоняясь до земли, бредем к открытому люку.
   Взлетели, а парашютов-то нет! Глянул вниз с замиранием сердца - земля все дальше и дальше. Страшно. Люди не видны, летим высоко. Постепенно наступило успокоение, и мысли приобрели философское направление.
   Собьют? Не собьют? А если и собьют, может, сядем? А если погибнем? Ну не сейчас же, ведь могут убить в любой момент (погибают и в мирное время: машиной задавит, кирпич на голову, инфаркт ).
   Ладно, чепуха все это. Вон даже опытные солдатики хоть и бравируют, но заметно нервничают.
   Батальон впервые десантировался на вертолетах.
   Разведчику Гостенкову места на лавке откинутого сиденья не хватило, и он развалился на днище, вытянув ноги. Весь обвешанный и обмотанный лентами, в тельняшке, обняв ПК, он был похож на матроса-анархиста из старого кинофильма.
   Постепенно началось снижение.
   Вертолеты один за другим на бреющем полете стелились по изгибу речушки в ущелье. Вдруг вертушка оказалась над широкой долиной, похожей на зеленый остров между угрюмыми серыми скалами.
   Внизу шел бой, и мы, высадившись, сразу же втянулись в него. Откуда били по нам, было не ясно, мы же стреляли во все стороны от площадки. Под прикрытием шквального огня батальон занимал позиции, расползаясь все шире по долине.
   Ротный веселыми воплями встретил меня.
   - Ну, что рэйнджер! Впереди "духи" уходят по ручью. Человек десять уже ускакали на лошадях. Прямо как в кино "Белое солнце пустыни". Кто только будет Суховым? Наверное, комбат. И где, черт возьми, таможенник капитан Верещагин с пулеметом! Ха-ха.
   Минометы били вглубь "зеленки", стреляли без треног с руки, толком не зная куда, а пехота понемногу ползла вперед - от куста к кусту, от бугра к бугру, от камня к камню. Пули свистели, рикошетили от булыжников. Попались по пути первые трупы животных и бородатых "духов".
   А у нас в батальоне раненые. Опять раненые во второй роте. Кого-то унесли в приземляющиеся вертушки. Одних сюда, а других уже обратно.
   Вот полк весь уже здесь. Разведбат и восемьдесят первый полк расположились по гребням ущелья. Десантники где-то рядом за перевалом.
   Проползли открытое пространство и скорее в кишлак, который уже трясет разведка. Несколько "бородатых" валяются в овраге, на краю кишлака. Эти уйти не успели и бились до последнего патрона.
   А что же я? Второй бой и никого не завалил, толком "духов" и не видел. Стрелял куда попало, впрочем, как и вся остальная рота.
   Василий Иванович Подорожник вызвал Кавуна, и вскоре тот вернулся хмурым и озабоченным.
   - Ну вот, попали в переделку, черт. Тут "духов" больше, чем нас, раз в пять. Нога "шурави" никогда не ступала на эту помойку. Тебе задача - берешь трех бойцов и вон за крайним жилищем на горке занимаешь оборону. Ночью не спать. Ты в боевом охранении от нашей роты. Вот тут и тут будут от второй и третьей роты заставы. Не постреляйте друг друга. Бери людей из второго взвода. Ну, удачи! Костры не разводить! Маскироваться...
   - Когда выходить? Пожрать бы, - вздохнул я.
   - Выходить сейчас, а то совсем стемнеет. Скорее. На месте осмотришься. Перекусите в дозоре холодными консервами. Быстрее бери солдат.
   Тропинка вилась между заборов, выложенных из камней, все круче и круче, все выше забиралась моя группа. В сумерках выбрались на вершинку. Кишлак как на ладони, все в нем шевелилось. Огни, дым, суета. А мы жевали сухари и холодную кашу с мясом, вернее с присутствием мяса.
   Солнце рухнуло за горы, и темнота навалилась, словно нас укрыли темным одеялом. Подул ветер, свежесть перешла в прохладу, которая сменилась мерзкой сыростью. Постепенно и я, и бойцы замерзли, не согревали и бушлаты. Вот так-то. Конец августа - днем жара, а ночью холод собачий. Как говорится, из огня да в полымя. У меня бушлата не было, не взял по неопытности, поэтому накрылся расстегнутым спальным мешком.
   Всю ночь на пролет мы дрожали на ветру, а утром выпала роса, так еще и промокли.
  
  
   С рассветом спустились к своим злые, как черти. Но поспать и погреться не удалось. Командир полка ревел, как разбуженный медведь-шатун, и разгонял подразделения по задачам. Я поздоровался с нашими офицерами и тут же занял свое место в хвосте колонны. Ротный велел подгонять всех отстающих, и мы вместе с санинструктором побрели в замыкании. Бандера- Томилин шел, как всегда бурча и ругаясь тихо себе под нос.
   Цепочки солдат растянулись во все стороны, роты выходили на задачи. Где-то впереди по ущелью била артиллерия, в небе кружились вертолеты и с высоты посылали куда попало "нурсы". Зачищали для нас район. Как далеко предстоит идти! Полдня рота ползла по горам, жарясь под лучами жестокого солнца. Грязь, пыль, пот. Солдатские х/б быстро пропитались им насквозь: больше всего тяжелого вооружения у расчетов. Особенно мешают движению навешанные на мешки ленты к пулеметам, мины к минометам и "мухи". Первый час я шел налегке, но постепенно, когда молодежь начала сдавать и выбиваться из сил, нагрузил на себя, что мог. Сначала повесил на шею ленту к пулемету, затем взял чей-то гранатомет. Расстрелять бы их куда-нибудь и выбросить. Да пока не в кого. И так несколько часов пути: вверх-вниз.
  
   К обеду добрались до убогих полуразрушенных артиллерией домов. Привал! Какое счастье!
   - Офицеры, ко мне, - крикнул озабоченно Кавун. - Отцы-командиры! Задача: повзводно прочесываем местность, ищем оружие и боеприпасы. Нам придаются саперы, самим никуда не лезть. С нами работает командир саперов - старший лейтенант Шипилов. Опытный офицер - весь боевой опыт отражен на физиономии, - заулыбался Кавун. - Выполнять при поиске и разминировании его указания. Инструктируй народ!
   Плотный, с квадратным лицом сапер действительно имел внушительный вид. Подбородок был рассечен глубоким шрамом, такой же шрам пересекал щеку, а лоб и нос были испещрены следами осколков. Лицо багровое то ли от ожога пороховым зарядом, то ли от постоянного обветривания. Коренастый, широкоплечий - настоящий боевой офицер.
   - Господа офицеры! Если не хотите иметь рожу как у меня и вообще хотите иметь лицо и руки, то никуда не лезьте. Рыть землю носом будут саперы, а вы их охраняйте. Ну, и помогайте выносить, если что найдем.
   - Да, вот еще что - таскаем все сюда. Здесь и площадка хорошая для вертолетов, если будет что вывозить - вывезут. За работу! - скомандовал ротный.
  
   Вскоре появились первые результаты. Шипилов оказался мастером своего дела. В тайнике в камнях обнаружил цинки с патронами, ящик с гранатами. В сарае первый взвод обнаружил ДШК и больше сотни выстрелов (зарядов) к гранатометам и безоткатному орудию, несколько сотен ящиков патронов к пулемету, больше сотни мин "итальянок". В еще одной хибаре оказался миномет и сотни мин к нему. На наши доклады в ответ был слышен радостный визг комбата и комполка. И тут нам повезло по-царски. Солдаты нашли склад спальных мешков, очень легких, хотя и не очень теплых, поролоновых, а не пуховых, как у меня и ротного. Но это была огромная удача. Сотни спальных мешков, склад с продовольствием, склад с медикаментами! Горы трофеев все росли и росли. Вскоре к нам спустилась группа с КП полка, и, набрав спальных мешков для штаба, все очень довольные трофеями удалились. Пришли такие же ходоки от управления батальона и из других рот, нагрузились продуктами, спальниками. Санинструкторы выбрали таблетки, порошки, бинты. Явился медик-прапорщик Айзенберг, по кличке 'Папа-доктор', со своими санитарами. В куче медикаментов лежали сотни пакетов итальянского кровезаменителя. Наш был разлит в пятисотграммовые стеклянные банки, часто бился и разливался, да к тому же, вливая его, необходимо было емкость держать на весу.
   - Смотри-ка, как хитро придумано. - Почесал задумчиво затылок прапорщик. - Иглу втыкают в живот, а пакет под зад или под спину, жидкость и поступает, постепенно выдавливаясь. А мы как мудаки должны стоять с банками под обстрелом.
   - Да, они раненому "духу" втыкают один пакет с иглой и оставляют еще несколько в запас. Бросят "духа" в пещере или травой закидают и уходят. "Душок" оклемается, отлежится днем, а ночью, если выживет, его забирают или уползет сам, - включился в разговор Степан. - Мы в Панджшере одного такого нашли, весь пакетами обложен. Ему не повезло, никакие лекарства не помогли. Скончался от второй порции моего свинца. Весь магазин в него всадил за недавно уничтоженную БМП, за сгоревших ребят.
   Степан грустно вздохнул и закурил.
   - Степа, ты у нас не скорой помощью работаешь, а патологоанатомом, - улыбнулся Кавун.
   С КП полка по тропинке примчался авианаводчик с охраной и принялся сажать вертолеты.
   Через полчаса прилетела первая пара "Ми-8", и вертолеты сели на разные ярусы возделанных полей. Солдаты, как муравьи, забегали и быстро заполнили их трофеями. Затащили пулемет, несколько запасных стволов к нему, цинки с патронами, миномет и несколько старых винтовок "Бур" с патронами. В небе тем временем кружили два "Ми-24" и осуществляли прикрытие. Пара вертушек, загрузившись, взлетела и на их место села следующая. В них принялись грузить мины "итальянки", снова патроны, ящики с гранатами. Когда приземлилась третья пара, из вертолета выскочил борттехник и направился к нам.
   - Командир, что будем вывозить? Что грузить?
   - Вон еще цинков сто с патронами, штук сорок выстрелов к гранатомету, эPэCов штук сорок, мин столько же.
   - Черт! Сколько же вы нагребли этого барахла?
   - Да, уж немало!
   - А что-нибудь повкуснее?
   - Что у нас вкусненького? Ящик печенья, бочка варенья. Но мы "мальчиши-плохиши" и ничего этого не дадим!
   - Братцы! Ну, правда, что-нибудь подарите, чего не жалко.
   - Ладно, у нас есть десять мешков муки и пять мешков сахара, мешки с рисом, ящик чая. Но носите все это сами.
   К вертолету потянулась вторая цепочка, но уже из вертолетчиков. Забрав половину продуктов, вертолетчики улетели.
   Третья пара вертушек прилетела через полтора часа, но загружать боеприпасы никто не стал. Затащили мешки и ящики, затем медикаменты и спальники, те, что батальон не разобрал по ротам.
   На прощание все тот же шустрый борттехник подбежал и пожал нам руки.
   - Спасибо, ребята! Ох, и порадуется эскадрилья сегодня! Все, что осталось, подрывайте. Больше не прилетим.
   - Что, брагу будете делать? - улыбнулся Голубев.
   - И брагу тоже. А то спирт кончился. До встречи. Если что, вызывайте! И вертушки умчались.
   Не вывезенные цинки с патронами остались валяться на земле, еще много мин, и выстрелов к "безоткатке", а солдаты все продолжали носить из развалин кишлака новые найденные боеприпасы.
   - Что с этим всем делать будем? - поинтересовался Шипилов.
   - Крот! А ты прекрати рыть землю носом, - огрызнулся Кавун.
   - Капитан! Я же не нарочно. Мин как грибов в тайге. Я столько трофеев никогда в жизни не видел. Так, как проблему решаем?
   - Как? А ты как предлагаешь?
   - Я предлагаю: все пороховые заряды высыпаем в эту кучу мин, цинки вскрываем и патроны рассыпаем туда же, подожжем, пусть стреляют. А снаряды, ракеты, гранаты складываем в избушку, самую крепкую. Я их в ней и подорву, когда будем уходить. Пусть в космос летят! Устроим знатный фейерверк
   - Давай, крот, действуй, руководи! - согласился ротный. Солдаты сложили все, что осталось, в кучу, снарядами нашпиговали самый крепкий дом, начали собираться отходить в горы.
   Бойцы распотрошили ящики, тюки, коробки, набивая вещмешки чаем, сахаром, рисом и выбрасывая консервы с кашей.
   - Степан! Что за чай? - поинтересовался я.
   - О, это такая изумительная вещь. Самый замечательный, настоящий! - ответил сержант.
   Я зачерпнул горсть мелких темно-зеленых горошин величиной с черный перец.
   - Эти шарики - чай?
   - Чай! Потом сварим, увидите и попробуете.
   Все, что не смогли нести, рассыпали и сожгли. Степан тщательно растоптал два мешка лекарств - этого всего не забрать, тяжело.
   Рота двинулась в горы, а внизу остались лишь три сапера и Шипилов.
   Вскоре взлетел на воздух дом со снарядами, затем загорелась куча с патронами и минами. Треск выстрелов, разрывы патронов и гранат раздавались часа полтора, пока мы шли на точку для ночевки. Саперы догнали роту на гребне холмов и разместились вместе с нами на ночь. Все вымотались за день, и солдаты с большим трудом смогли нести охранение.
  
  ***
  
   Утром в роту пришла группа управления батальона, затем разведрота и командир полка со своей свитой.
   Командир полка толстый, как бегемот, ежеминутно вытирал пот со лба. Тяжело ему в сорок два года со своими ста десятью килограммами живого веса по горам ходить. Красный, как помидор, с трясущимися от усталости мясистыми губами и щеками, он пыхтел как паровоз.
   - Ваня! Кавун! Вода есть? - прошептал Филатов с громким присвистом. Ротный протянул командиру фляжку, и подполковник опустошил ее в три приема. Литр за минуту!
   - Ваня! Молодцы! Вся рота - молодцы. Тебе орден "За службу Родине", Шипилову - "Красную звезду", офицерам и солдатам - медали. Всем! Такие результаты во всей армии никто не выдал. Молодцы!
   И пошагал дальше, опустошив, между прочим, еще и мою фляжку, которую ротный ему щедро выделил. Сзади шел крепкий солдат с огромным мешком и двумя автоматами. Ординарец. Нам он осклабился улыбкой-гримасой и побрел за своим шефом.
   - Не повезло солдату. Этот наш "боров" сам еле-еле идет, а если, не дай бог, ранят, ни за что на руках с гор не вынести. Только вертолетом, - усмехнулся прапорщик Голубев. - Меня, худенького, эвакуировать будет гораздо легче, но я уверен: до этого не дойдет. Разве что бухого, как свинью, но в таком виде бываю только в полку.
   Мимо проходили рота за ротой на новые задачи. Нас оставили на месте, а остальные весь день прочесывали ущелье. Но больше Шипилов почти ничего не нашел. Несколько десятков цинков с патронами, десяток "эРэСов", еще миномет и мины к нему да несколько старых ружей.
  
  Два дня рота "парилась" наверху, а батальон шарахался впустую по долине.
   Мы сидели, лежали, спали, ели, пили. Все время пили замечательный чай. Чай, какого я в жизни никогда ранее не пробовал, больше не доводилось и впоследствии.
   Шарики чая в кипятке раскрывались как цветочки и становились ароматными, душистыми. Чай был зеленым, я, правда, к такому чаю привык еще в Туркмении. Это было прекрасно!
  
  Утром на третьи сутки двинулись в дорогу и мы. Батальон ждал роту в большом кишлаке. Все было вытряхнуто из домов на улочки: мука, рис, барахло, лавки, циновки. Я подобрал старинный радиоприемник, английский. Ему лет сорок, а может, и больше. Раритет. А тут в глуши он все работал и работал, люди его слушали. Единственная связь с цивилизацией. Сам ведь не знаю уже неделю, что в мире происходит. Как прошел последний футбольный тур? Выиграл ли "Спартак" у киевлян?
   Я поставил приемник на край дувала и пошел по улице. За спиной раздалась автоматная стрельба. Это Дубино пустил очередь в приемник.
   - Зачем, сержант?
   - Пусть не слушают "духовскую" пропаганду.
   - Они дикари, но и ты далеко от них не ушел. С пальмы ты не спускался, потому что в Бульбении они не растут, но на елке или ты, или твои близкие предки жили совсем недавно.
   - Предки это хто?
   - Ты все равно не поймешь. Не забивай голову. Иди дальше, сержант. Минометчики поймали двух лошадей и погрузили на них минометы,
   Хитрецы. Переход, судя по расстоянию на карте, предстоял долгий. По хребту вверх, затем спуск в ущелье, подъем еще на хребет, марш по гребню и вновь спуск уже в долину, и наконец, бросок к технике по пересохшему руслу реки. Идти километров пятнадцать. Хорошо хоть сухой паек съели, все легче перемещаться. Разведчики и управление полка двинулись в горы, наша рота опять шла в замыкании. Бойцы грелись у костра, в который бросали корзины, циновки. В нем горело что-то подозрительно знакомое. Я подошел поближе и увидел свой немецкий пуховый спальник. Ротный мне, как не ходившему раньше по горам, выделил "ординарца" из взвода (Корнилова) для заботы обо мне. О ротном заботился медик Степан. Вот этот заботливый "ординарец" и сжигал мой драгоценный спальник.
   - Ты что делаешь, гад? - заорал я.
   - Чтоб "духам" не достался. Я его выбросил, - глядя мне в глаза, ответил глупо ухмылявшийся солдат.
   - А с чего он "духам" бы достался-то?
   - Да у него же замок сломался, я вам новый трофейный взял. А этот белый - тяжелый, и спать в нем жарко. А зеленый - легкий, новый, - принялся нахваливать спальник "ординарец" - узбек.
   - Вот черт! Ну, подсунул второй взвод дегенерата! Легкий, новый! А зимой, что я буду делать в этом легком поролоновом? Он белый, потому что зимний!
   Солдат глуповато хмыкнул, закосил глазом в сторону и принялся бочком-бочком линять к костру. Спальник трещал и вонял гусиным пухом. Хорошо горел. Пропал подарок моего предшественника. Вот черт! (Больше я себе никогда "ординарцев" не брал.)
   Ротный направился ко мне, посмотрел в костер, заматерился, плюнул в огонь и, похлопав успокаивающе по плечу, отошел в сторону, командуя:
   - Подъем! Начать движение. Первый взвод идет первый, затем пулеметчики, в конце второй и третий. Ник, берешь Дубино и Степана и в замыкании. Не отставайте! За нами никого, и "духи" наверняка будут наблюдать за отходом. Вперед, не отставать!
   Взводный Голубев по примеру минометчиков загрузил на другого коня станок от пулемета. Рота по узкой тропинке двигалась все выше и выше и достигла середины этого серпантина, вьющегося к вершине. В этот момент почти с самого гребня сорвалась лошадь с минометом, кувыркаясь и ударяясь о камни и уступы, затем полетела в пропасть.
   Комбат заорал на все ущелье и принялся крыть всех матом. Командир батареи Вася Степушкин, маленький, худенький, светловолосый капитан, как-то съежился и вжал голову в плечи. Получив нагоняй, он принялся организовывать экспедицию по подъему минометов. Это после того как два миномета просвистели до самого дна ущелья, впереди трупа животного.
   Догнали нас солдаты с минометами уже на самой вершине. Гимнастерки от пота побелели и стали как корка.
   Пришлось разгрузить свою лошадь и Голубеву. Нелегко было тянуть все тяжелое вооружение минометчикам и пулеметчикам.
  
   На привале Подорожник перестроил порядок движения. Теперь тылы уходили первыми, затем вторая и третья роты. Мы шли последними.
   Замыкал движение разведвзвод. Сам Василий Иванович отходил с нашей ротой. "Решил приобщиться к нашему подвигу, поближе к "героям"", - пошутил ротный. Наконец после всех спусков и подъемов вышли на высокогорное плато. Тут размещалась кошара с овцами и низенькое строение из камня, почти нора, обложенная каменным забором. У входа в "нору" жалась женщина с грудным ребенком, рядом ползали еще пара ребятишек. У забора стоял высокий голубоглазый, чернобородый пуштун и что-то восторженно говорил, приветствовал, предлагая лепешки. Я и ротный взяли одну и разломили пополам, пожали ему руку и пошли дальше.
   Абориген погладил руки комбата, помахал солдатам и что-то все горланил вслед. Едва мы скрылись за холмом, как раздался выстрел, и тут же послышался истеричный, дикий женский крик, полный ужаса.
   Комбат развернулся и вместе с Айзенбергом побежал назад.
   Кавун остановил роту, и мы заняли оборону. Маты Подорожника были слышны даже нам.
   Минут через десять появились разведчики, которых подгонял наш Чапай. Не покладая рук, Подорожник весь путь бил кулаком по голове и пинал ногами какого-то разведчика. Как выяснилось, это был Тарчук. Перед рейдом доукомплектовали разведвзвод, и он, как бывший спецназовец, попросился к ним, а мы не возражали. Кавун с радостью преподнес этот "подарок", а старший лейтенант Пыж не ведал, что это "данайский дар".
   - Сволочь! Убийца! Мерзавец! - ревел комбат. - Ты зачем человека убил?!
   - Не человека, а "духа", - пытался что-то мямлить в оправдание солдат, вытирая кровь с разбитых губ и носа.
   - Кто приказал стрелять в человека?
   - Никто! Мы, отходя, всегда пастухов убивали! Они все на "духов" работают!
   - Здесь тебе не спецназ. Это армейский батальон, и ты, гнида, служишь в доблестном первом батальоне. Мразь! Убийца!
   Солдат стоял и молчал, затравленно глядя исподлобья. Он был заметно испуган и не ожидал такого поворота событий.
   - Негодяй! Этот мужик меня лепешкой угостил, руку жал. А ты его, как собаку, просто так, мимоходом застрелил! А там ребятишек трое. Теперь с голоду умрут.
   Убить человека просто так, ради удовольствия - это выше моего понимания. В голове не укладывается, откуда взялся этот выродок. Ведь простой деревенский парень. А за месяц из озорства или еще, черт знает, зачем, как мух, застрелил двух человек. Изувер какой-то!
   - Дать миномет уроду, пусть трубу тащит! Автомат забрать, гранаты тоже. Нагрузить минами мешок, пусть корячится. Сволочь!
   Комбат кипел, усы от негодования дрожали, он готов был сам застрелить этого мерзавца.
   - Такому все равно в кого стрелять. Застрелит и ребенка, и беременную женщину. Нравится, наверное, война.
  
  ***
  
   Переход длился только один день, а казалось, целую вечность, да еще двигаться приходилось под раскаленным солнцем. Хорошо, что броня зашла в сухое русло и встретила нас. В колонне ночью произошла катастрофа: в пропасть улетел БТР с командиром танкового батальона. Погибли два офицера и два солдата, трое было ранено. Кошмар!
  
  ***
  
   Потом был двухсуточный марш. Еда на броне, костерки, разведенные у гусениц в колее. Пыль, пыль, пыль...
   Колонна ползла со скоростью черепахи. Техника растянулась на многие километры. Мы уходили из района почти последними. Цепочка машин петляла и ползла как гигантская змея. Правда, эта змея громыхала и пылила колесами и траками.
   Ротный подозвал меня перекусить. Техника стояла, не заглушая моторов, впереди что-то застряло.
   - Какая мощь! Что скажешь, "замполь"? - спросил ротный.
   - Да, впечатляет!
   - Впечатляет... Вот смотри: тут собраны несколько бригад материального обеспечения, бригада РЭБ, полк связи, артиллерийский полк, артиллерийская бригада, батальоны связи, и еще черт знает что. Штабы, штабы, штабы. Сплошные кунги и будки на колесах. А в горы идут четыре "кастрированных" батальона. Мы в боях по отношению к "духам" всегда в меньшинстве. Одна надежда, что если прижмут, вызвать авиацию или артиллерию на себя, может, повезет и свои не зацепят.
   - У меня из головы не выходит убитый афганец. Если мы тут убиваем просто так, то какую тогда интернациональную помощь оказываем? Этот пастух всю ночь не выходит у меня из головы. Так и стоит передо мной: руки жмет, лепешку сует. Глаза добрые. Рядом баба с детьми.
   - Ну, этого ты видел глаза в глаза, а представь: прилетели вертолеты или авиация, бросили бомбы, пустили "нурсы" - и привет кишлаку вместе с детьми, стариками, ханумками. "Духи" или не "духи" - никто не разбирается. Посмотри, сколько вокруг развалин, тут жили до нас люди, взгляни, у каждого кишлака, за каждым домом свежие могилы, а за пять лет их, наверное, около миллиона.
   - Кошмар. Не правда. Не может быть!
   - Правда. Это война ради войны. Нужно армию где-то обкатать, вот и обкатывают. У американцев был Вьетнам для проверки армии и техники, а мы тут проверяем.
   - Но до бесконечности это продолжаться не может.
   - Не может. А может, и может. Как остановить войну? Как генералам и политикам сохранить лицо? Войну начать легко, а вот закончить трудно, очень трудно. Особенно вот такую партизанскую. Партизаны и каратели.
   - Не ожидал оказаться карателем. Я ехал добровольцем сюда, как в тридцатые ехали в Испанию.
   - Ошибся. Мы тут воюем с целым народом, почти со всей страной.
  
  ***
  
   Колонна без конца и края тянулась и тянулась. Авангард уже вошел в Кабул, а мы все ехали и ехали. Несколько раз наносили удары прямо с дороги по окрестностям в ответ на выстрелы мятежников. Но это были вылазки сумасшедших. Шла исполинская сила. Артиллерия и авиация тотчас же перепахивала тот квадрат, где что-то шевелилось.
  
  ***
   В полку сразу началась неразбериха. Приказы сменяли один другой. Разгружаться - не разгружаться. Отдыхать - не отдыхать. Подать наградные списки, помыть людей, навести порядок. Солдаты сложили мешки, оружие поставили в оружейку, а боеприпасы не сдали. Ожидался новый выход. Куда - было не ясно. Обстановка в штабе была очень нервная, и никто ничего не мог понять. Командир полка приказал представить ротного и взводного сапера к орденам, отличившихся солдат и офицеров нашей роты - к медалям. Целую ночь писари трудились над представлениями на награды. Командир роты сиял.
   - Ну вот, за полгода в первый раз в этом батальоне отметили. А то все чужак и чужак, "выкормыш с дороги". Замечательно было бы получить орден "За службу Родине" 3-й степени! Такого ни у кого в батальоне нет. Красота. Ну, а всем вам зеленым салагам "За отвагу" - это что-то! По месяцу прослужили и уже к медалям. Ладно, я пойду, разомнусь беленьким, а вы тут порядок наводите. Завтра, если поступит команда, сдадим боеприпасы.
   Допоздна наводили порядок, мыли бойцов, чистили оружие. Ушли в общежитие глубокой ночью.
  
  ***
  
   - Всем встать! Бездельники! Где ротный? Почему зарядки в роте нет? Кто ответственный? Через пять минут построение. Со всеми офицерами и прапорщиками! - проорал начальник штаба батальона Подорожник, бегая по комнате, и затем с силой пнул дверь, и выскочил наружу.
   Ротный был более-менее нормальный, только заспанный. Старшина храпел в каптерке, дежурный его не добудился. Вот и скандал - нет зарядки! Техник в шесть тридцать утра на ногах еле-еле стоял, а командир ГПВ даже на ноги встать не мог, пришлось строиться без него.
   В других ротах было еще хуже, ряды офицеров поредели, а стоящие на ногах качались. Наша рота держалась лучше всех.
   - Товарищ капитан! Почему боеприпасы не сдали?
   - Так вы же приказали не сдавать.
   - Я ночью отдал другой приказ, и дежурный по роте его получил.
   - Не знаю, разберусь!
   - Разберись! Орденопросцы-орденоносцы! Хрен всем, а не ордена и медали. Бездельники! Техник в стельку пьян. Где ваш командир ГПВ?
   - У него болит желудок...
   - Желудок переполнен водкой? Ко мне его!
   - Где ваши наградные?
   Быстро послали писаря в роту, и он примчался с пачкой бумаги.
   - Вот, товарищ майор, - протянул я их начальнику штаба. Подорожник взял пачку, посмотрел фамилии в листах и демонстративно медленно порвал все листочки на четыре части и сунул мне обрывки в руку.
   - Навести порядок, сдать боеприпасы, привести солдат и себя в божеский вид, построение через два часа. - И усатый полководец ушел отдыхать.
   Комбата Цыганка нигде не было видно, опять в дивизию убыл, все должность в штабе пробивает, поэтому майор Подорожник выслуживался. Жил в ожидании повышения, а мы невольно ему мешали подрасти.
   Командир роты собрал офицеров и задумчиво начал констатировать:
   - Ах, Василий Иваныч! Какая сволочь! Завидует. Нашел причину докопаться. Выждал чуть-чуть и ужалил. Все раньше боялся, что я его подсижу. Мы результат за весь полк дали, а он с третьей ротой был, и нет ничего. Зам. комбата был со второй, и тоже нет трофеев. Ну и хрен с ним. Сорвался такой красивый орден, а по большому счету нам орден не надо - замену давай.
   - Может, отойдет, охладится? Успокоится? - спросил я.
   - Да, уж нет. Не успокоится. Злопамятный хохол, все бесится, что на боевые за комбата ходит, а не назначают никак на должность. Хрен ему по всей морде. Я вот тоже хохол, но не злопамятный. Вполне даже добрый. Не настоящий, наверное. Ну, да ладно, спать хочется больше, чем получить еще один орден! Пошли все в задницу!
  
  Глава 5. Украденная корова, или дурака и могила не исправит
  
  После Джелалабада я чувствовал себя в полку гораздо уверенней. В роте солдаты меня признали, а с офицерами я сдружился. Понемногу я привык к обстановке, освоился. Бытовые условия, конечно, отвратительны, но могло быть и хуже. Больше всего бесило то, что лишний раз помыться было невозможно. С боевых как-то вернулись, пыльные, грязные, а в полку воды ни холодной, ни горячей. Душевые заработали только утром. Солдаты и офицеры кое-как быстро помылись, а через полчаса, когда я только сел за оформление наградных на бойцов прозвучала сирена: "Тревога!".
   Весь полк пришел в движение.
   Срочный выход в Чарикарскую "зеленку". Начало марша через два часа. Едва технику разгрузили, а уже надо снова пополнять боеприпасы, получать продукты, экипироваться.
   ЧП! С заставы второго батальона украли четырех солдат. Нужно попытаться отбить, хотя бы их тела.
  
   Пехота носилась как угорелая. Броня потихоньку выползала из парка и строилась в колонну, а бойцы на медленном ходу загружали машины. За пару часов все более или менее было готово, и полковая колонна помчалась по Кабулу. Шла только броня и минимум колесных машин. Город проскочили быстро, регулировщики из комендатуры и афганцы обеспечивали "зеленую улицу". По Баграмской дороге боевые машины мчались на всех парах. Кишлачная зона, мимо которой мы двигались, безмолвствовала. Вдоль трассы сидело множество вооруженных афганцев в форме и не в форме. Кто его знает, кто они такие. Они не стреляют, и мы не стреляем. Сидят, значит, так и надо. На мой вопрос, кто это, ротный коротко ответил:
   - "Духи".
   - Как "духи"? С чего ты взял?
   - А так - "духи"! Только мирные. Сегодня они за нас. А кем были вчера и кем будут завтра - неизвестно.
   Колонна полка подошла к окраине Чарикара и замерла на обочине дороги. Я зашел на заставу поболтать с Витькой, замполитом местной роты. Солдаты показали, где его можно найти - в полевой ленкомнате. Там вдруг наткнулся на разглядывавшего развешанные по стенам плакаты майора Золотарева. За столами сидели несколько офицеров из второго батальона.
   - Садитесь, товарищ лейтенант, - кивнул мне на свободную лавку замполит полка.
   Я сел и загрустил. Вот незадача: попался на глаза, теперь не отвяжешься.
   Зам. комбата по политчасти в рейд не пошел: опять давление подскочило, а я назначен за него и пока не попадался сегодня начальству. А вот сам же и нарвался. Все время как на войну идти, так этот майор Сидоренко болеет и болеет. А я почему-то отдуваться должен. Ну почему? Два месяца служу, а видел его раз шесть.
   Тут зашли в помещение еще офицеры, замполиты рот и батальонов полка.
   Оказалось, совещание, а я случайно забрел чуть-чуть раньше, чем меня оповестили.
   - Товарищи офицеры, - грозно нахмурил брови наш начальник, - вы видите, какой тут бардак? Полный развал! Сарай, а не ленкомната, боевых листков нет, документация в завале, солдаты распущены и неопрятны. Анархия на заставах. А где замполиты батальона и роты? Чем занимаются? Хорошо, что коров сами не воруют!
   Трое унылых офицеров поднялись и стояли красные, потные, смущенные.
   - Ввожу в курс дела всех, кто не знает, - продолжал Золотарев монотонное свое бурчание. - Четверо солдат под руководством командира выносной заставы - прапорщика - украли корову и тащили ее к себе. Местные жители, видимо, услышали и захватили "героев" апрельской революции. Прапорщик убежал, сумел добраться до заставы, ранен, в госпитале отняли ногу.
   Наступило гнетущее молчание. Мы все были в шоке.
   - Товарищ майор! Разрешите возразить? - спросил какой-то капитан.
   - Можете не возражать. Я знаю, что вы скажите. Вы не владеете обстановкой. Эти негодяи попались второй раз. Позавчера, оказывается, они уже украли эту корову. Их афганцы поймали, побили и отпустили. Побили потому, что солдаты были не вооружены. В этот раз они взяли автоматы, но почти не было боеприпасов. По магазину всего. Патроны кончились быстро. А у прапорщика был нагрудник с магазинами, вот он и отбился, убежал отстреливаясь. Мерзавец! Всех бросил.
   Задача перед полком: пройти "зеленку" от Чарикарской дороги. Восемьдесят первый полк пойдет от Баграма вместе с разведбатом. Десантники сорок пятого полка наступают со стороны гор. Но сначала артподготовка, будем бить, пока не отдадут тела. Всем по местам, по подразделениям! Ваши командиры сейчас получают указания на предстоящий бой.
   Мы дружно встали и вышли в гробовой тишине из комнаты.
   - Как дела? Что было на самом деле? - спросил Мелентий у парня из пятой роты.
   - Б... ство! А кто его знает что? Прапор был на заставе старший. Солдаты толком ничего не говорят. Их сейчас особисты трясут. Но все, вроде, так и есть, а может, и не совсем. Прапор сказал, что побежал за ними вдогонку, чтобы вернуть.
   - Что с бойцами? - спросил я.
   - Уже давно трупы. Их убили еще в винограднике. Прапорюга Фролов, уползая, слышал, как бойцов добивали. Гады! Звери! Скоты!
  
   Артиллерия, танки, минометы принялись утюжить "зеленку". Артполк, разместившийся за дорогой, повел интенсивный огонь. Взрывы, словно огромные фонтаны, взметались в виноградниках. После выстрелов орудий крупного калибра целые дома взлетали и рассыпались. Кишлаки застелило пеленой из пыли и дыма. "Ураганы" и "Грады" беспрерывно выплескивали залпы огня, заряжались и отправляли новую партию смертоносного груза в кишлак.
   Мы шли к ротам, как вдруг примчался "Газик" с афганцами, облепившими машину со всех сторон. Они выгрузили из машины три скрюченных тела. Я подошел вместе с другими офицерами поближе.
   Тела лежали в неестественных позах, без штанов, в крови и грязи. Оскальпированы и кастрированы. Кожа свисала ломтями с рук и ног.
   - Н-да... Сварили, да еще раскаленным шомполом, как шашлык, проткнули. Мерзавцы!
   Лейтенант-переводчик заговорил с ополченцами и, услышав ответ, перевел:
   - Четвертого пока не нашли, автоматы "духи" не вернут. Мятежники ушли из кишлака. Эти солдаты - воры и жулики, грабили часто местных жителей. Воровали кур, овец, теперь украли корову. Вот и попались. А еще они сняли с мальчишки пастуха часы. Он прибежал домой и рассказал обо всем, а в кишлаке отдыхала банда. Бойцам жутко не повезло. Эти болваны почти не сопротивлялись, патронов совсем мало взяли.
   У дороги сгрудились штабные. Наш комполка Филатов разъяренно пыхтел. Толстые мясистые щеки и губы нервно дрожали. Вид истерзанных солдат привел его в ярость, и он, как раненый слон, готов был растоптать все на своем пути. Его душа жаждала мести и крови.
   - Артиллерист! - заорал "батя". - Огонь из всех стволов! Беспрестанно, пока снаряды не кончатся. Снести, сровнять с землей эти чертовы дома. - Наши - гады, но и эти - звери. Огонь! Огонь!
   Командование отдало приказ наносить удары до тех пор, пока не выдадут последнее тело и оружие.
   Солдаты из подразделений, кто посмелее, сбегали и посмотрели на убитых, возвращаясь в глубоком шоке.
   Во взводах стоял гул, все были возбуждены и негодовали. Батальон приготовился стереть в порошок лежавший перед нами кишлачок.
  
   В роты распределили усиление: по два огнеметчика, по одному минометному расчету. Полковая бронегруппа, растянувшаяся вдоль дороги, развернула орудия. Танки, самоходные орудия, БМП, минометы "Василек" - из всех стволов стреляли, буквально утюжили подходы к селению, конкретно, его западную окраину.
   Несколькими колоннами подразделения проходили мимо молчавших развалин. Ни малейших признаков жизни не наблюдалось. Мы осматривали дом за домом, двор за двором. Ни одно живой души. Сараи и подвалы забрасывались гранатами и дымовыми шашками. Все вокруг наполнилось едким дымом. Он клубился и поднимался из виноградников, из дворов. Кяризы (как ходы сообщений) нейтрализовали таким вот удушающим способом. Есть ли там мирные жители, были ли там боевики? Кто знает... Колодцы глубокие, криков не слышно, и выбраться никто не сумеет при всем желании. Солдаты продвигались осторожно и, не спеша, осматривали все вокруг. Саперы шли впереди, снимая растяжки. Вдруг немного правее раздались выстрелы. Третья рота наткнулась на банду, и завязался бой. Мы ускорили движение и тоже наткнулись на группу из отходящих душманов. Короткая перестрелка - и "духи" ретировались, унося раненого или убитого, судя по крови на тропинке.
   Ротный по связи передал приказ:
   - Стоять. Темнеет. Занимаем оборону на ночь, соседи - третья рота справа, разведвзвод слева.
   Взводы заняли оборону в брошеных строениях и принялись обживаться.
   Я, Сергей Острогин и лейтенант-минометчик подошли к огнеметчикам.
   - Чего не стреляете, сержант? - спросил Сергей.
   - Дак вы ж не приказываете, мы и не дергаемся. Прикажите - стрельнем.
   - Мужики! А покажите как, мы сами и бабахнем, - предложил им я.
   Солдаты показали принцип действия, быстро все объяснили и выдали каждому по огнемету. Огнемет представлял собой толстую трубу с зарядом внутри (сюда целишься, сюда нажимаешь, отсюда летит, там взрывается, если попал, то кто-то сгорел).
   Я осторожно взял огнемет в руки, тщательно прицелился в виднеющееся на переднем плане высокое строение. Полчаса назад там было видно какое-то движение. Выстрел - заряд влетел в окно, и большущее сооружение сложилось, как карточный домик.
   - У-ух ты! - единым выдохом произнесли все стоящие на крыше.
   - Ура-а-а, - послышались восхищенные крики взвода.
   - Теперь я, дай я! - заорал минометчик.
   - Подожди! - одернул его Серега. - Иди вон из миномета стреляй. Предоставь шанс нам самим пошалить!
   Серж прицелился в другой дом-эффект тот же. Ура-ура-ура-ура! Бойцы смотрели на нашу стрельбу как в кино, любовались эффектом объемного взрыва. Детский сад. Мы, правда, тоже не далеко ушли.
   - Не высовываться! Всем в укрытие, - заорал подошедший Кавун. - Вы тут, что за цирк устраиваете?
   - Да, вот изучаем "шмель". Новое оружие осваиваем, - ответил я.
   - Ну что ж, теперь и я освою.
   Ротному показали как, и он выстрелил под наше дружное "ура". На связь вышел Подорожник.
   - Что за пальба? Чем вы там таким мощным стреляете?
   - Подавили три огневые точки противника из "шмелей".
   - Подавили... что-то я огневых точек не наблюдал. Разве оттуда по вам стреляли?
   - Еще как.
   - Больше не развлекаться. Хватит чужие дома ломать!
   Подорожника наконец-то утвердили в должности командира батальона, и он в первый раз в рейде в новой должности, немного психовал.
   - Да в общем-то, больше их целых и нет, - сказал ротный и, повернувшись к солдатам, добавил:
   - Будем уходить - я выстрелю последний заряд. Ясно?
   - Ясно, товарищ капитан. Стреляйте, не жалко, нам же легче: тащить не надо.
   Иван, улыбаясь, хлопнул по плечу Острогина.
   - Сергей! Ну что, угощайте чаем и ужином.
   - Сейчас, сейчас. Плов, наверное, узбеки уже заканчивают делать.
  
   Все спустились вниз, оставив на крыше наблюдателя. Не спеша попили свежий, горячий, настоящий чай, не из пакетиков. Усталые, мы полулежали у самодельного стола из перевернутых ящиков.
   Блаженство. Душа отдыхала. Ноги и спина гудели все тише и тише. Наступало расслабление, наваливалась дремота.
   Командир тяжело вздохнул:
   - Да, мужики, нам сегодня пока везет. А вот вторая рота на засаду нарвалась, два "карандаша" ранено. И третья рота попала на растяжки в винограднике - семеро раненых. Даже на КП батальона снайпер убил нашего минометчика.
   - Кого? - встрепенулся лейтенант-минометчик.
   - Субботина, прямо в висок.
   - Субботина... Хороший был солдат... Жалко-то как. Вот б... и.
   - Валера! Будем уходить все мины в "зеленку". Может, кого завалим. Нечего их туда-сюда таскать. Понятно?
   - Понятно, товарищ капитан, - ответил лейтенант Радионов.
   - Валера! А ты не родственник нашего высокого начальства? - спросил я у минометчика.
   - Нет, даже не однофамилец. У нас первые гласные в фамилии разные.
   - Н-да... - задумчиво произнес Острогин, - с гласной тебе явно не повезло. А то ты бы сейчас не с нами в "зеленке" валялся, а где-нибудь в кабинете, в штабе, наградные на себя выписывал. Вот что значит - не совпасть в гласной!
   Мы дружно засмеялись. Валерий тоже смеялся, но довольно грустно.
  
  Наступила ночь. Темная-темная, жуткая. Артиллерия продолжала изредка из чего-нибудь стрелять, в воздухе висели то световые мины, то "факела" (осветительные снаряды), то осветительные ракеты.
   Время от времени трассы очередей вспарывали небо. Кто и зачем лупил в темноту - неизвестно. Наверное, от страха или от тоски. Постепенно наступала прохлада, и с ней появилось множество комаров. Комары - это еще одно издевательство над усталым солдатом. Они проникали везде. Я забрался в спальник и закрыл лицо капюшоном от масхалата. Пищали эти гадости над самым ухом, время от времени бросались в атаку, заползали под одежду и кусали, кусали, кусали.
   Нервы не выдержали, я встал, подсел к костру к бормочущим по-своему трем узбекам Два однофамильца Якубовых и круглолицый снайпер Исаков о чем-то весело вели свое непрерывное "хала-бала". Среди них очень выделялся Гурбон Якубов. Здоровенный парень с большой кудрявой головой и пухлыми губами, добрый и очень веселый. Все время что-то писал по-узбекски в тетрадь или блокнот.
   За мной следом поднялся и ротный. Тоже не выдержал налета комаров.
   - Якубов, чай есть? - спросил я, присаживаясь.
   - Нальем, товарищ лейтенант. Есть, есть хороший чай, - затараторил Гурбон.
   - Дружище, ты откуда родом? Хорошо по-русски говоришь.
   - Я из Ферганы, из самой Ферганы! Был шеф-поваром в ресторане, работал в интуристе. Я очень хороший повар, а стал в армии простым автоматчиком. Жаль, что не полковой столовой поваром служу.
   - Ну что ж, будешь главным поваром третьего взвода, шеф-поваром третьего взвода, первой роты, первого батальона.
   Бойцы дружно засмеялись. Якубов - громче всех, и его щеки тряслись как огромные узбекские лепешки-лаваши.
   - А что ты все пишешь то в блокнот, то в тетрадь? Вроде не письма. Донесения Ахмат Шаху или Гульбеддину Хекматияру? - спросил ротный.
   - А кто это? Я их не знаю, - заинтересовался солдат. - Это афганское начальство?
   - Да это местные главари бандитов. Наверное, пишешь, сколько у кого патронов, как зовут командира роты и сколько боевых листков у замполита в походной ленинской комнате, - продолжал Кавун, улыбаясь.
   - Да нет, что вы, товарищ капитан! - испугался солдат и быстро затараторил:
   - Я пишу в блокнот, что вижу вокруг В основном о природе, о своих ощущениях.
   - А-а, ты сообщаешь наше передвижение, маршруты выдаешь! - воскликнул я с издевкой и с напускным подозрением.
   - Что вы, что вы, товарищ лейтенант! Я описываю, где был, что видел, что было за день.
   - Ну, а вот и шпион! В роте много пособников душманам, - грустно подытожил ротный. - Все смотрит, все записывает, все сообщает. Завтра расстреляем.
   Якубов рухнул на колени.
   - Товарищи офицеры, я об Афганистане пишу, о войне, интересно ведь.
   Смеялись и хохотали все, кто не спал.
   - Так, Якубов! Писать мемуары разрешаю, но особисту не показывай. Все, что сотворишь, на цензуру к замполиту. Будешь великим узбекским писателем - пришли книгу с автографом, - закончил со смехом Ваня.
   - Есть, прислать книгу, - серьезно ответил Гурбон.
   - Н-да... - задумчиво выдавил из себя ротный. - Были писатели-баталисты, а теперь пошли повара-баталисты. Где чай-то, Якубов, акын ты наш доморощенный?
   Солдат засуетился, стал протягивать сахар, галеты, кружки, чайник. Предложил плов. Мы поели еще раз, попили чайку. Хорошо! Вкусно!
   - Гурбон! Не знаю, какая у тебя будет книга и какой ты будешь писатель, но готовишь ты просто замечательно! - воскликнул я.
   Другие узбеки смеялись, давно догадавшись, что мы разыгрывали Якубова. Он и сам уже это понял и весело хохотал вместе с нами. Отойдя от костра, Иван задумчиво проговорил:
   - Вот как плов сделать из ничего, чай приготовить, суп сварить - узбеки мастера. Но воевать - не любят страшно. А их третья часть роты. А теперь еще и повар-мемуарист на нашу голову. Пошли спать, замполит. Завтра рано вставать, наверняка. Пошлют, думаю, дальше прочесывать "зеленку". Наверное...
  
  ***
  
   На рассвете меня растолкал связной от ротного.
   - Товарищ лейтенант! К командиру.
   Я нехотя натянул кроссовки, взял автомат и, почесывая укушенные руки и шею, побрел к Кавуну.
   - Все! Уходим! Поднимаем солдат - и готовность к отходу. Хорошо, что штурм и прочесывание кишлаков отменили. А то вчерашние потери увеличились бы. Уходя, все минируем и поджигаем.
   Рота зашевелилась. Заметно было, что солдаты радовались приказу, вперед идти не хотелось никому. Сараи с сеном задымились, все, что могло загореться, загорелось. Саперы понаставили сюрпризы, взводы потянулись из оставляемых укреплений. Я открыл дверь в дом, выдернул чеку из запала гранаты, и сунул ее в стакан. Стакан поставил на ребро двери, в угол - привет входящему. До свидания, ребята! Сюрприз от "шурави".
   Откуда-то из глубины кишлака раздались выстрелы, пули застучали по дувалам. Что-то упало, бабахнув в стороне, там, где мы были недавно. Рядом разорвались несколько минометных мин. Уф! Успели уйти!
   - Минометчик! Ответь тем же. Все мины расстрелять! - приказал ротный Радионову.
   Минометчики установили миномет и взялись расстреливать оставшийся боезапас. Под эту "музыку" рота начала вытягиваться из укреплений в сторону дороги. Взвод за взводом, гуськом, шаг в шаг, след в след, нога в ногу, один за другим. Быстрее, быстрее из этой проклятой, ненавистной, жутко опасной и стреляющей со всех сторон "зеленки".
   Дорога. Броня. Свои!... Живы!
   Над головами пролетали снаряды, разрывались в глубине кишлачной зоны. Обработка огнем и металлом продолжалась.
   Комбат собрал офицеров у командирской машины.
   - Задачу выполнили, выдвигаемся через полчаса. Проверить еще раз личный состав, оружие и доложить. А то обратно в кишлак полезем, если кого забыли.
   - Почему уходим так быстро? - поинтересовался Женька Жилин, командир третьей роты. - Что, разве там работы уже нет?
   - А твоя рота достаточно наработала! Виноградники очень хорошо облазили! Семь раненых. Или вы еще не все растяжки и ловушки ногами зацепили?
   - Да что мы!
   - Не пререкаться.
   - Я и не...
   - Молчать! Такие потери на ровном месте! Позор офицерам роты! Почему это ваше стадо носилось по арыкам и виноградникам? Почему не было управления?!
   - Эх...
   - Молчите? Вот и хорошо, что понимаете свою вину. Уходим, потому что последнее тело "духи" ночью подкинули. Оружие не вернули, да и не вернут. А полк должен готовиться к новой крупной операции. Выход через неделю. Потому и уходим в спешке. Но потом еще вернемся поработать.
   - По машинам! - скомандовал зам. комбата Лонгинов, и все заспешили по местам.
   - Вернемся сюда еще ни раз, - грустно вздохнул Острогин. - Будь она неладна эта Баграмская "зеленка", проклятущее место.
  
  ***
  
   Сережка Ветишин оказался в нашей роте совершенно случайно. Лейтенант Корнилов уехал в командировку сдавать технику, Грымов приболел, Грошиков повез сопровождать в Союз "груз 200" - получилась брешь среди офицеров.
   Кавун подсуетился и выпросил в штабе полка молодого "летеху", только прибывшего из Союза. Умолял выделить на некоторое время, хотя бы на один рейд.
   Этот лейтенант проходил по прямой замене из резерва ТуркВО во второй батальон. Но командование второго батальона, об этом еще не знало, иначе бы мы парнишку ни за что не заполучили.
   - Сережка! Если будешь себя хорошо вести, тогда мы тебя оставим в своем хозяйстве, - пообещал Острогин.
   - Я же не вещь! - возмутился Ветишин. - Как это вы меня оставите себе? Я, может быть, еще не захочу.
   - Захочешь! Мы тебе понравимся. Отличный коллектив роты, шикарный гарнизон, частые экскурсии в "тропические оазисы", пешие прогулки по высокогорным "альпийским лугам", восхождения к снежным вершинам, воздушные путешествия на вертушках, регулярные стрельбы! Где еще такое найдешь? Не служба, а отдых и спортивные развлечения.
   - Как интересно, - криво усмехнулся лейтенант Ветишин, - но что-то очереди из молодых офицеров, стучащихся в двери вашей канцелярии, я не заметил. Кроме меня, конкуренты на замещение вакансий есть?
   - Скажу тебе честно - нет! - вздохнул я. - И вряд ли когда-нибудь будут.
   - Лейтенант, а никто еще и не говорил, что мы тебя возьмем в эту славную роту! - воскликнул Кавун и продолжил обработку:
   - Поначалу нужно оценить твои способности и возможности в деле. А скоро нам предстоит дивный рейд в район Бамиана, где стоят статуи Будды, вырубленные в скалах, которым около двух тысяч лет. Возможно, мы их увидим. Мечтал ты, лейтенант, о таком?
   - Честно? Никогда. Мечтал о службе в Венгрии или в Чехословакии!
   - Но попал-то в Центральную Азию! - продолжил свою речь ротный. - А я, как опытный командир, прослуживший и на заставе и в рейдовом батальоне, скажу следующее: "Пусть у нас тяжело, пусть опасней чем на посту у дороги, но все же это не одиночество на заставе в глубине "зеленки". Засунут тебя в нее, и выберешься оттуда уже только в отпуск или в госпиталь по болезни. Застава - это глиняная хибара, два десятка солдат с тремя БМП, а вокруг на многие километры кишлаки, виноградники и "духи". "Духи" мятежные и "договорные" отряды самообороны, которые сегодня друзья, а завтра уже враги".
   - Через какое-то время завоешь, как волк на луну по ночам, - засмеялся Веронян. - Можно будет биться головой о стенку, выть, орать, материться, но все время сидеть безвылазно на одном и том же месте. Это как маленькая тюрьма.
   Старшина говорил хрипло, с сильным армянским акцентом, и этот акцент почему-то особенно помогал ему сгущать краски и без того мрачной картины.
   Ветишин непроизвольно передернул плечами, поежился и воскликнул:
   - Ребята! Уже хочу к вам! На все согласен!
   - Ха-ха-ха! - дружно засмеялись офицеры.
   - Лейтенант, принимай взвод, все будет хорошо, - улыбнулся техник роты Федарович. - Что не знаешь - объясним, чего не умеешь - научим.
   - Но-но! Не портить мальчишку! - воскликнул Кавун. - Чему ты, "старик", и пьяница Голубев можете научить, я знаю.
   - Ну, какой же я старик? Мне всего-то тридцать шесть лет, - возмутился Федарович.
   - Ну и что, тридцать шесть лет. Ты на себя в зеркало взгляни повнимательнее. По морщинам тебе все шестьдесят! Нужно меньше пить!
   - Ну что, вы все время с замполитом об одном и том же: меньше пить, меньше пить! Я тут, можно сказать, веду не жизнь, а монашеское существование. Ни водки, ни женщин.
   - Тимофей! Тебе сколько же водки требуется? - ужаснулся я.
   - Еще столько же, и желаю не по двадцать чеков. А ночью по сорок чеков - это вообще разорение. Хочу по шесть рублей, как дома.
   - По сорок чеков не бери, - ухмыльнулся Иван. - И не ходи к бабам или работягам-спекулянтам ночью за горячительными напитками. А то так и вернешься домой без магнитофона и без дубленки. Джинсы купить будет не на что, только мелочь на презервативы останется.
   - Да черт с ним, с магнитофоном, главное - домой живым вернуться, а не в "ящике". Страшно, вот и пью, чтоб успокоить нервы. У меня, между прочим, трое детей дома, а я тут с вами гнию заживо.
   - Без нас ты бы уже давно окочурился! - рявкнул Кавун. - Я тебе однако лечебно-трудовой профилакторий устрою. Получку буду изымать и отдам перед отъездом замполиту, а то скоро твоя печень совсем откажет. Скажи спасибо, что пить мешаем!
   - Ну, спасибо! Разрешите выйти, товарищ капитан?
   - Иди! - смилостивился ротный.
   И техник, красный, как рак, от злости, вышел из канцелярии.
   - Обиделся на правду. Но ничего, критика полезна, пусть злится на себя. Тебя эти слова, Голубев, тоже касаются. Хватит водку жрать по ночам! - продолжил возмущаться ротный.
   - А когда ее пить, родимую? Днем нельзя, выходных нет, но после рейда стресс снять ведь необходимо. Придумали Постановление в Политбюро и правительстве, а люди должны страдать.
   - Сизый! Ты тоже свободен. Иди во взвод к бойцам и прекрати пьянствовать. Все, шагай отсюда, да и вы все остальные.
  Мы вышли из казармы на свежий воздух. Солнышко грело, но не припекало. Красота!
   - Лейтенант, тебе сколько лет? Ты такой юный, как первокурсник, - поинтересовался, присаживаясь на лавочку в беседке, Острогин.
   Сергей действительно выглядел лет на восемнадцать. Розовый, как поросеночек, голубоглазый, русоволосый, кудрявый ангелочек!
   - Ребята, что вы, мне на днях будет двадцать один год. Я давно совершеннолетний и вполне взрослый.
   - Девчата знакомые, наверное, сохнут по твоим ясным глазам, - прохрипел прокуренным голосом Голубев. - Эх, где моя молодость?
   - Сизый, тебе тридцать девять лет, а ты из себя корчишь древнего старика, - ухмыльнулся я. - Смотри, накаркаешь раннюю старость!
   - Откуда к нам, Сергей, ты попал? - продолжал интересоваться Острогин.
   - Из резерва, три месяца сидел в учебном центре. Нас там триста лейтенантов было, на случай непредвиденных обстоятельств. Вот и сейчас кого-то во втором батальоне убили, я приехал вместо него.
   - Не повезло тому парню, - вздохнул Острогин. - Ну что ж, пойдем в бытовку, кинешь там свои вещи, койку Корнилова займешь, пока его нет. Все взводные и техник живут там, а ротный и замы, как "белая кость", в общежитии. Ночевать с нами тебе придется всего два дня, потом уходим в рейд.
  
  ***
  
   - Товарищи офицеры! Разрешите войти, порядок навести? - поинтересовался заглянувший солдат.
   - Чего тебе, Колесников? Какие проблемы? - удивился Острогин.
   - Прибраться хочу. Помыть пол и протереть пыль.
   - А ты что разве дневальный? По-моему, нет, - усомнился я. - Кто в наряде? Исаков, Алимов и Ташметов? Ну-ка, быстренько сюда Исакова!
   В бытовку осторожно заглянул Исаков.
   - Слюшаю.
   - Дневальный, почему Колесо прибежал убираться в бытовке вместо тебя?
   - Мне не полежено.
   - Не понял, - приподнял удивленно брови Сергей. - Повтори!
   - Не буду мыть пол. Ведро, тряпка - для женщин.
   Острогин взял тряпку в руки, намочил в ведре, выжал и протер угол, потом протянул Исакову:
   - Теперь твоя очередь!
   - Нет, не буду! Я не женщина. Нет. Острогин ткнул тряпкой в грудь дневальному.
   - Солдат, выполняй приказ наводить порядок! Я тебе приказываю! Товарищ солдат, я вам приказываю наводить порядок.
   - Не буду, это дело русских, я не буду ничего делать.
   - Ну, толстомордый, сам виноват, - воскликнул Острогин. - Сейчас ты у меня похудеешь, я с тебя спесь собью.
   Сергей сделал подсечку и повалил на пол узбека, сунул в его руки тряпку и принялся тереть ими пол. Солдат вырывался, брыкался и отбивался, громко визжа и сильно лягаясь ногами. Ведро опрокинулось, и вода разлилась по бытовой комнате.
   - Наводи порядок по хорошему, дружище Исаков, - предложил я. - Тебе же лучше будет, все равно заставим выполнить приказ.
   - Нэ буду, гады, сволочи, "анайнский джалян", пидо...
   - Ах ты, мразь, - рявкнул Голубев и, схватив его за воротник, потянул физиономией по мокрому полу.
   Солдат извернулся и ударил прапорщика ногой, подсек, свалил на пол и принялся душить. Мы дружно схватили разгильдяя за руки, за ноги и начали драить пол этим нерадивым дневальным. Визги, хрипы, маты, вопли. Когда в бытовой комнате вместо относительного беспорядка, установился полный бедлам, скрутили ему руки за спину и повели в караульное помещение в камеру. Узбекские земляки собрались в коридоре и оживленно обсуждали происшедшее.
   Начальник караула лейтенант Мигунько испуганно спросил:
   - Что произошло, ребята?
   - Бунт на корабле! Пусть посидит денек, успокоится, подумает, - ухмыльнулся Острогин.
   - Я вас всех перестреляю, особенно тебя, лейтенант, ты покойник, - рычал и плакал Исаков, растирая по щекам слезы, слюни и сопли. Все лицо у него было исцарапано, нос разбит.
   У Ветишина набухла ссадина над бровью, у Острогана сбиты были в кровь костяшки на руке, у нас с Голубевым исцарапаны подбородки и щеки.
   - Щенок, я тебя в пропасть из вертолета сброшу, - зарычал прапорщик Голубев. - Ишь ты, вояка выискался, только рис, чай, да кур способен в кишлаках воровать, чмо болотное.
   - Я снайпер, а не чмо, у меня два "духа" на счету, - рыдал Исаков. - Справились, да? Всех поубиваю.
   - Ну, все приятель, через неделю заберем, когда успокоишься. Не успокоишься - тогда через месяц, - сказал я, и мы вышли из камеры.
   - Мужики! - заволновался начальник караула. - Так не пойдет! Вы завтра уйдете воевать, а этого "бабуина" куда я дену? Решите что-нибудь в штабе батальона с арестом на семь суток.
   - Решим, решим, все будет в порядке, я сейчас принесу записку об аресте. Договорюсь с Лонгиновым. Отсидитнедельку, а дальше будет бессменным дневальным по роте. Никаких боевых действий, только в наряды. А то действительно подстрелит "летеху", а он между прочим, Сережка, твой подчиненный.
   - Ник, я знаю, уже один раз с ним беседовал. Ох, и взвод достался, из пятнадцати человек - всего два славянина.
   - Если сейчас не сломим "мафию", то этот "бухарский халифат" нам устроит веселую жизнь. Молодежь совсем "затуркали": каждый день синяки то у Свекольникова, то у Колесникова, то у Царегородцева. Всем достается, - задумчиво процедил я сквозь зубы.
  
  ***
  
   - Алимов! Ташметов! Тактагуров! Все ко мне! - прокричал Острогин, входя в казарму. - Взять тряпки, веники, ведра и мыть казарму отначала и до конца, я лично буду контролировать. Возражения есть?
   - Нет. Никаких. Разве трудно? Мне никогда не трудно, - принялся быстро лопотать Алимов.
   Схватил ведро, тряпку и начал убираться в бытовке. Остальные взялись за канцелярию и умывальник.
   - Вот то-то! Видал, Сережка? Никому битым быть не хочется! Правильно, Алимов? - воскликнул Осторогин.
   Солдат заискивающе улыбнулся и кивнул в ответ.
   - Снять всем ремни, сейчас буду бляхи выгибать, раздеться по пояс! - продолжал Острогин. - Гимнастерки ушиты - разошьем, каблуки заточены на сапогах - срубим. Будете образцовыми солдатами.
   Через полчаса у тумбочки дневального стоял этот Алимов в огромной пилотке, и в широченной гимнастерке, болтающейся как парашют, и глупо улыбался. Разогнутая бляха сломалась, и поэтому ремень он держал в руках вместе со штык-ножом. Каблуки на сапогах отсутствовали, и теперь солдатик, и так небольшого расточка, стал еще короче.
   В роту ворвался майор Подорожник.
   - Что случилось? Что за мордобой? В чем дело? Под суд отправлю всех, сукины сыны! Не сметь солдата пальцем трогать! Что за клоун возле тумбочки дневального?
   - А если он не выполняет приказ и молодежь лупит каждый день? Национальную рознь сеет, между прочим, русских, говорит, ненавижу.
   - Стой, комиссар, успокойся. Не надо политику разводить. Сейчас наговоришь на такую статью УК, что хоть святых выноси. Вас наказывать пока не буду, накажу позже. Солдата завтра с гауптвахты забрать, нечего ему в комнате пыток для допроса пленных сидеть, он все же не "дух", а солдат Советской Армии. Сейчас же написать объяснительные записки и сдать их мне лично. Решение по вам приму после рейда.
   Чапай ушел, злобно шевеля усами, а мы долго возмущались:
   - Разберусь как попало, накажу как-нибудь! Всегда мы у Подорожника виноватые, - вздохнул Острогин. - Не любит он первую роту, ой, не любит.
   Все узбеки нашей роты и еще несколько ходоков из других подразделений собрались в ленинской комнате и что-то оживленно обсуждали.
   - Посторонние, марш отсюда! - скомандовал я.
   - Это земляки пришли, - злобно прошипел Хайтбаев. - Поговорить не имеем права?
   - Имеете право, но после дембеля, в Ташкенте или в Термезе. Кыш, я сказал! Марш все отсюда!
   Что-то ворча под нос, пятеро посторонних солдат встали и вышли. Человек пятнадцать бойцов напряженно смотрели на меня.
   - О чем задумались? Какие проблемы? Бунт организовываешь, Хайтбаев? Или зачинщик ты, Алимов?
   - Нет-нет! - забормотал солдат. - Все хорошо.
   - Хайтбаев, тебе, как боссу "мафии", я обещаю такую характеристику, что в свой государственный университет никогда не вернешься! Ишь ты, что удумали: русских молодых солдат каждый день избивать и за себя работать заставлять!
   В помещение ворвался ротный и сходу отвесил три затрещины: Тактагурову, Алимову и Хайтбаеву. Остальные невольно вжали головы в плечи.
   - Ах, "анайнский джаляп", кутаки несчастные, я вам устрою сладкую жизнь! После рейда узбекский наряд по роте целый месяц! В полном составе! Касается всех! Якубовых, Хафизова, Рахманова и прочих участников бандитского сообщества. Исакову-никаких боевых действий. Вечный дневальный - через день! Чмо должно быть на хозяйственных работах, а не воевать. А вы за него в горах будете дружно отдуваться! Разговор окончен, разойдись.
   Ваня угрюмо посмотрел на офицеров, сидящих за столом.
   - Мужики! Ну, вы начудили. Шуму-то, шуму! На весь батальон панику нагнали. Мало мне склок с Подорожником - еще добавили. Никак не даете уехать домой спокойно. Обязательно было мыть пол этим Исаковым? Да еще перед выходом в рейд? Балбесы. Теперь всем успокоиться и переключиться в мозгах на войну! До чего же надоела эта извечная проблема: офицеры - славяне и солдаты с Востока. И мы должны их заставлять служить и работать. Вот отсюда, из армии, корни национализма в стране. Ну что все злые и приуныли? Веселее, жизнь продолжается! Замполь, не докладывай, сами разберемся. Лейтенант Ветишин! Ты у нас всего на один боевой выход, что будет дальше, не знаю, но будь внимателен! Почему-то "мусульмане" тебя невзлюбили. Наверное, очень молодо выглядишь, не чувствуют командира! Малейшее неповиновение - давить в зародыше! Ну, с богом! Выводить взвода на строевой смотр.
  
  Глава 6. Бамианская мясорубка
  
   В этом районе полк не работал ни разу, потому что территорию контролировали наши десантники.
   Пехоту выбросили вертолетами рано утром в центр горного хребта. Начиналось все очень хорошо. Солнышко, сверчки, ветерок, тишина. Выползли на задачу, когда было еще прохладно, закрепились, залегли. Ротному растянули над "эСПСом" плащ-палатку: тень под палящими лучами - это великая вещь.
   - Замполит, заползай, отдохнем пока тихо!
   - Да я с бойцами пойду, осмотрю склоны, может быть?
   - Ну, осмотри. Молодость, все несет тебя куда-нибудь, мину на ноги ищешь.
   Побив кроссовки о камни, обойдя взводные опорные пункты и разомлев от нахлынувшей жары, двинулся обратно. Когда вернулся назад, то сразу спрятался в спасительную тень укрытия командира.
   В стороне от нас начался монотонный бой.
   - Что там, Иван?
   - Да Василия Ивановича молотят! Майор Подорожник с третьей ротой нарвался на "духов", укрепрайон штурмует. Орет, вертолеты вызывает. Посмотри в бинокль, - и протянул его мне.
   Друг напротив друга возвышалось две горные вершинки. На одной были наши, а через распадок - "духи". "Бородатые" били из безоткатного орудия и гранатометов. Наши из двух АГСов и миномета и пулеметы работали без остановок. Бой разгорался все сильнее.
   - Комбат нас на помощь не вызывает?
   - Нет, сказано наблюдать за левым флангом.
   - Потери есть?
   - Уже есть. И раненые и убитые. Что творится в эфире, не передать словами! Подорожник и Женька Жилин на все лады голосят по связи. Сейчас артиллерия заработает, выручат.
   Артиллерия наконец-то накрыла высоту, однако ответная стрельба не уменьшилась, и не стихла. Разрывы ложились по всему укрепрайону мятежников, но им уходить в светлое время возможности не было. Мы их на открытом месте уничтожим быстрее. В промежутках, когда прекращала огонь артиллерия, на высоту заходили вертолеты и били, били, били. Вертолеты сменяли штурмовики, и после вновь работала артиллерия.
   - Товарищ командир, кто-то идет к нам, - в укрытие засунул голову Витька Свекольников.
   Мы вылезли и увидели проходящих группу бойцов, но не из нашего полка. Они с завистью глядели в нашу сторону: им-то еще предстояло топать. Они молча прошли мимо, не останавливаясь и не задерживаясь ни на минуту.
   - Это из восемьдесят первого полка, - уверенно сказал ротный. - На карте комбата видел у них дурацкую задачу - одна точка прямо за нами. Ее какой-то идиот запланировал. Все, театр окончен, ложимся, отдыхаем.
  
   Третья рота продолжала бой, а нам опять везло. Если б знать заранее, что эта тишина подла и обманчива...
   Где-то вдали с другой стороны тоже постреливали, но как-то вяло. Солнце и легкий ветерок, спокойствие и забытье. Навалилась обволакивающая дремота. Веки тяжелели, мозги тупели, голова, руки, ноги наливались свинцовой ленью.
   Тишина, спокойствие...
  
  ***
  
   - Командир! Командир!!! - дикий вопль разбудил нас в укрытии. Перед "эСПСом" на коленях стоял солдат и что-то визжал несвязное.
   - Ты кто? Чего орешь? - спросил, продирая глаза, ротный.
   - Я Джумаев. Мы мимо вас проходили. Пятая рота восемьдесят первого, спасайте! Там всех убивают!!! - Лицо солдата, серое от пыли и залитое потом, было перекошено от ужаса.
   - Как убивают? Кто? Кого? Стрельбы нет никакой, - удивился я.
   - Вам не слышно, но там почти всех наших убили и ранили "духи".
   - Чего ж связь молчит? Где командир? - заорал Кавун.
   - Убит, нас окружили, помогите, это рядом, совсем рядом, - продолжал верещать солдат.
   - Рота, подъем! Первый и второй взвод, за мной, Сизый и ГПВ с нами! Остается третий - наблюдать!
   Солдаты схватили оружие, боеприпасы, и мы помчались вместе с Джумаевым на помощь гибнущим. На ходу ротный доложил по связи обстановку, матеря командование соседей.
   Перебежав через хребет и узкую лощину, мы попали под прицельный огонь, это "духи" стреляли издалека.
   На небольшом пятачке, за грудой камней лежал солдат и поливал автоматным огнем противника, чуть выше стрелял еще один боец. "Бородатые" отвечали гораздо более плотным огнем, они били с хребта напротив и сверху по нашему склону.
   Пули с визгом улетали вверх, ударяясь о камни, голову поднять было совершенно невозможно. Страшная картина открылась передо мной.
   Солдаты лежали вдоль спуска, окровавленные, без признаков жизни, мешки и оружие валялись тут и там. Я подполз к одному телу, потрогал его безжизненную руку, заглянул в лицо. Глаза открыты, в них бесконечность и боль, смерть. Солдат лежал холодный, безмолвный. Отмучился. Рядом валялась снайперская винтовка. Отложив автомат и взяв снайперку, посмотрел в оптический прицел. На большом валуне через ущелье стоял бородатый мятежник и что-то орал, размахивая автоматом. Приплясывая на камне, он время от времени стрелял в нашу сторону, казалось пел и танцевал.
   "Оборзел, козлина", - подумал я, прицеливаясь. Ба-бах - и вместе с выстрелом удар, словно кто-то злобно врезал мне кулаком в глаз. На прицеле не было смягчающей резинки наглазника. Железка вместе с отдачей ударила прямо в бровь. Держась за глаз, я потихоньку завыл от боли.
   - Ты ранен? - подползая ко мне, встревожено спросил Сережка Ветишин. - Что случилось?
   - Да, вот эта херня, зараза такая, прямо в глаз. Посмотри, там, на выступе был "дух".
   - Был. Теперь под валуном лежит. Вон еще один бежит к нему на помощь! - И Серега, прицелившись, стрельнул.
   - А-а-а, у-у-у. Твою мать, больно! - закричал Серега, бросил винтовку и тоже схватился за лицо.
   Превозмогая боль, он взглянул в бинокль и расплылся в кривой улыбке.
   - Еще один лег! К черту эту снайперку, все глаза повышибаем. - И Ветишин осторожно потер бровь.
   Мы ползли по хребту вверх, мимо трупов и стонущих раненых. Огонь усилился. Мятежники взбесились, увидев, что добыча, почти добитая и так легко доставшаяся, уходит из рук. Нашей помощи, а тем более такой дружной и эффективной они не ожидали.
   Откуда-то снизу летели гранаты и разрывались невдалеке. Бах-бах. В ответ мы бросили несколько своих гранат. Бах-бах-бах.
   Выстрел из гранатомета пришелся в разрушенный СПС. Осколки просвистели над моей головой. Тьфу! Пронесло.
   Чумазый солдат лежал за ручным пулеметом и вел непрерывный огонь. Рядом, раскинув руки, лицом вверх лежало большое тело офицера. В голове, точнее во лбу, зияло пулевое отверстие.
   - Кто?
   - Зам. командира роты. Тяжелый очень! Дальше я его тащить не мог, всех рядом ранило. Мы несли "Утес" и старлея, а снайперы и гранатометчики поливали нас сверху. Всех повалили. Спасибо, вы спасли! Выручили. Еще минут пять - и крышка, обошли бы со всех сторон.
   Под рукой оказалась "муха", взведенная, но не отстрелянная. Присев за камнями, я выстрелил в "духовское" укрытие.
   - Бу-бух!!! А-а-а. Аллах-акбар. А-а-аа!!!
   Крики и стоны раненых. Может, кого и убил. Человек пять-шесть наших вели огонь по скоплению мятежников на вершине, остальные солдаты ползком вытягивали раненых и убитых.
   К нам подполз здоровенный сержант.
   - Ты кто? - спросил я у него.
   - Я - Карабод, сержант, зам. комвзвода.
   - Как все получилось? Куда вы побежали?
   - Мы утром вылезли туда, где сейчас "духи" окопались. Поставили пулемет, бахнули по какому-то пастуху. Нам нужно было еще чуть дальше пройти, чтобы быть ближе к своим: вся рота сидит через ущелье за изгибом. Только двинулись, а по нам как дали из миномета и гранатометов. Стреляли несколько снайперов! Старшего лейтенанта сразу сразило пулей в лоб. Мы его на руки и побежали вниз, к вам. Душманы как "реактивные" нас нагнали, прижали, начали расстреливать сверху и снизу, подходили совсем близко. Что было, что было...
   - Что ж по связи не вышли на нас? Мы и боя-то не слышали, вы ведь за склоном горы.
   - Да связиста убили сразу, а я частот не знаю, ну и не до того было. Этот проклятый "Утес" и раненых тащили, еще и перепугались все. Офицер-то сразу вырублен, без командира хреновато. Совсем хреново.
   Пули продолжали свистеть и, с визгом выбивали искры из камней, рикошетя, разлетались по сторонам. Патроны пока не кончались. Отлично! Можно жить! Солдаты стреляли короткими очередями. Вскоре и "духи" очереди веерами пускать перестали. Экономят, как и мы, патроны. Огневых точек стало заметно меньше, значит, уходят. Отползают, утаскивая раненых и убитых.
   Артиллерию на них не навести, мы лежим друг от друга в тридцати-пятидесяти метрах. Специально сразу не уходят, сидят, пока не стемнеет, чтоб снарядами не добили.
  
   Перестрелка все никак не стихала, время почти шестнадцать часов. Уже три часа, как мы ведем бой. Желудок вдруг включил свой двигатель, внутри заурчало. Хм, с утра не поел, теперь надумал. Эх, съесть бы чего, а то меня желудочный сок изнутри растворит. Это, наверное, от нервов.
   Первый толковый бой, первый убитый рядом. Трупы лежат вплотную, на расстоянии протянутой руки.
   Позиция моя была еще та, аховая, и не сменить. Груда камней, под ней остывало тело солдата, затем лежал я и с другой стороны еще одно тело. Дальше за вторым трупом лежит сержант, как его, кажется Карабод и еще один боец.
   - Сержант, у тебя есть что-нибудь пожрать? Тебя как звать?
   - Василием! Мой мешок где-то там дальше, где я до вашего подхода отстреливался.
   - А есть хочешь?
   - Еще как! C утра - ни крошки во рту. Вообще, в мешках у ребят что-нибудь имеется. Им-то уже ни к чему.
   Последние слова он произнес с грустью, словно пожалел не только их, но и себя, ведь сам мог лежать на их месте. Вот тут или чуть дальше. Но рока повезло, а могло и не повезти. А как будет дальше? Ведь этот бой не последний.
   Он раскрыл ближайший мешок, вынул штук шесть маленьких баночек с мясом, вскрыл их открывалкой и разделил на троих. Вот что всегда при мне, так это ложка, которая засунута вместе с сигнальной ракетой за магазин от АКМа! Сержант достал свою ложку из-за отворота пыльного сапога. Я обтер ложки ароматизированной салфеткой из набора и поставил баночку на спину солдата. На тело. На мертвое тело... Больше ставить некуда. Карабод сделал то же самое. Пулеметчик был не голоден, есть с нами не захотел, и мы с сержантом приговорили мясные консервы вдвоем. Время от времени, он и я посылали очередь за очередью вперед и по бокам: ближе нас к "духам" нет никого. Стреляли для острастки.
   Я вдруг услышал какой-то хрип. Прислушался. Хрип повторился, и еще, еще, еще.
   - Хр-хр-хр-х-х-хы.
   Перебравшись через мертвых солдат к лежащему офицеру, увидел, что его тело содрогалось мелкой дрожью, глаза были закрыты, а рот чуть приоткрыт. Ожил?!
   Он действительно с хрипом дышал! Лейтенант был жив! Несмотря на это ужасное ранение в голову. Кровь чуть запеклась вокруг раны, и от пулевого отверстия по лбу шла бороздка запекшейся крови, коркой засохшей в волосах. Живой...
   - Парни! - зашипел я лежащим в стороне солдатам. - По цепочке быстро найти ротного, передать, что офицер лежит с пулей в голове, но еще живой.
   Минут через пять подполз Кавун, быстро взглянул на раненого и посмотрел выразительно мне в глаза, затем выдал длинный витиеватый мат.
   - Да, дела! Минут через десять вертушка раненых заберет. Пятерых мы вытащили на площадку, с этим можем не успеть. Как же его нести? Волоком нельзя - голову повредим, да и пуля может сдвинуться. Давай, лейтенант, бери этих двух бойцов и наших мусульман-пулеметчиков, - Он махнул головой в сторону лежащих рядом двух пулеметчиков-таджиков. - Даете море огня, бейте на психику, бросок двух-трех гранат, из гранатомета еще долбанешь по вершине. Изображай атаку. "Ура" кричи, матерись, вопи. Сейчас начнет темнеть, и дождь помаленьку накрапывает, они нас не заметят. Собьем 'духов' с толку.
   Дождь действительно пошел, мелкий-мелкий, как пыль. Ротный продолжил:
   - Может, отойдут. Не успеем загрузить раненого старлея, сегодня вертушки больше не будет. Минут через двадцать солнце совсем зайдет.
   Солнце действительно уже почти закатилось за горную вершину, и лишь багрянец пробивался сквозь пелену сырости.
   - Зибоев, Мурзаилов! Ползком к камням и с криком " ура" расстреливаете по ленте пулеметной! Ясно? - спросил я.
   Солдаты кивнули головами, однако желания выполнять приказ на их лицах не читалось, но они слышали все, что я сказал.
   Карабод и солдат вооруженный пулеметом, тоже чудом оставшийся живым и невредимым, поняли наш замысел, но восприняли его с сомнением. Что-то пробурчали, но не возражали.
   - Ура! Ура! Ура!!!
   - Бам! - выстрел из "мухи".
   - Трата-та-та, - отвечает пулемет.
   - Бах-бах-бах, - брошена граната.
   - Та-та-та, - вторят автоматы. -Ура! Ура! Ура!!!
   На четвереньках, пригибаясь и беспрестанно стреляя, мы продвигались вперед к вершине. После выстрела из "мухи" и взрыва гранат ответный огонь прекратился.
   Бросок вперед на четвереньках, полуползком - и мы на вершине. Там никого. Бинты, кровь, патроны, упаковки лекарств, стреляные гильзы. Никого! Ушли. Только сквозь пелену дождя, в мутном мареве слышен топот убегающих врагов. "Духи" бегут!
   Очередь, очередь, очередь, еще, еще, еще... в темноту. Гады! Сволочи!!!
   Я схватил пулемет у Зибоева и с криком "А-а-а" расстрелял половину ленты вниз в сумерки. Потом выпустил ракету в воздух, чтоб свои случайно не накрыли по ошибке.
   Вертолет уже приземлился на площадке, солдаты быстро грузили раненых.
   Сержант Карабод и второй солдат бросились обратно к командиру, осторожно положили его на плащ-палатку и с помощью наших бойцов понесли быстрее к вертушке.
   Эх, не успели! Не успели... Еще на полпути к площадке вертолет взлетел и, раскачиваясь, удалился в надвигающиеся тучи. Быстро смеркалось.
   Вдруг кто-то вылез из ущелья и закричал:
   - Нэ стреляйте, я свой.
   - Ползи сюда! - подозвал ротный. - Кто такой? Что это за свой выискался?
   - Я из восемьдесят первого. Меня ранило, командиры! Гогия моя фамилия.
   - Степан! - окликнул ротный санинструктора. - Осмотри и перевяжи грузинского героя!
   Мы присели возле охающего солдата, который поведал жуткую и невероятную историю.
   Он и еще один солдат несли раненого по склону с левой стороны. По ним ударили из автоматов и гранатомета. Напарника наповал, раненый получил еще несколько пуль и привалил грузина своим телом. Гогию тоже ранило. "Духи" подошли, взяли автоматы, полоснули очередями по лежащим, но все пули принял мертвый солдат, которого тащили. От страха Гогия обоссался, но молчал. Ногой кто-то пнул его в бок, вырвал автомат. Тут мы сверху кинули гранаты, начали стрелять, "духи" убежали. Со всех сторон грохот, голову не поднять, да еще придавило телом. От страха вырубился.
   - Товарищ капитан! Что-то раны найти не могу, весь в крови, но вроде в чужой!
   - Смотри хорошо, может, внутреннее кровоизлияние?
   - А вот царапин несколько. Где болит?
   - Нога, пятка болыт! - ответил гортанным голосом раненый.
   - Да там, действительно осколок торчит большой в подошве ботинка, сейчас сниму. Во! Осколок ботинок пробил и в пятку попал, но только рассек кожу, кровь уже засохла! Грузин, ты шо, это усе? Чи ни? Это и все твое ранение?
   - Нога болна!
   - Нога! Болна! Как тресну по башке, чурка. Болна!
   - Я не чурка, я грузин.
   - Вставай, нечего ползать! - зло заорал санинструктор.
   - Товарищ капитан, да его пару раз поцарапало! Обосрался!
   - Воняет?
   - Да нет, я в переносном смысле. Трус он!
   - Ну, трус не трус, а повезло, могли и яйца запросто отрезать.
   - Валяй бегом к сержанту Карабоду и помогай своим. Где убитые лежат, видишь, Степан? Надо их выносить.
  Все взялись за дело.
  
   Уже в темноте мы подняли обоих мертвых солдат из ущелья, собрали разбросанное имущество, оружие, понаставили растяжек-гранат и вернулись к себе на точку. Карабод и три солдата его взвода стояли над командиром, натянув палатку, защищая его от хлынувшего вдруг ливня.
   - Да, жаль, не успели к вертолету. Как мы раньше не заметили, что он живой?
   - Иван, ведь с такой раной, по-моему, ничем не помочь. Что увезешь, что не увезешь.
   - Ника, когда получишь пулю в лоб, не дай бог, конечно, и будешь валяться в грязи, тогда посмотрим, что ты скажешь!
   - Ворон! Каркаешь!
   - Ну, а ты тоже брякнул! Надеяться нужно до последнего. Наш закон - раненых и убитых не бросать! У "духов" такой обычай, кстати, тоже. А раненого любого, даже безнадежного, надо спасать, чудеса в жизни бывают всякие.
   Итог боя был трагический: из разбитой роты шесть убитых и шесть раненых, да оцарапанный Гогия, но он был не в счет. Всю ночь по очереди нашими солдатами, эти бойцы стояли над раненным старшим лейтенантом, укрывая его от ливня. На рассвете прилетел вертолет и всех 'соседей' увез. Старший лейтенант скончался через три дня в госпитале. А вдруг выжил бы, если б сразу вывезли. Вот так-то... Прав ротный... Стало пять раненых, не считая Гогии, и семь убитых. У нас в роте потерь не было, нет даже раненых. Тем утром ротный мне с грустью сказал:
   - Запомни! Чаще всего убивают в первых рейдах и последних. Никогда не откладывай отпуск и особенно берегись после отпуска!
   - Это ты к чему?
   - Железобетонные, проверенные кровью и смертью приметы! Старлей в отпуск должен был ехать, дочка родилась. Бойцы сказали: уговорил его командир роты отпуск перенести. У человека уже мозги на дом переключились, а его в рейд! Это уже из области психологии. Бдительность потерял, концентрацию. Расслабился. - Иван принялся жевать сухарь, глядя вдаль.
   - А чего ты так задумчиво на меня смотришь? - удивился я.
   - Да у меня этот рейд последний, тьфу, тьфу, крайний, надеюсь, - вздохнул Иван.
   - Кстати, Ваня! Я спал ночью в свободные от проверки постов часы вполне спокойно, кошмары с видениями окровавленных трупов, не мучили. Переживания нахлынули, когда под утро пришла очередь бодрствовать.
   - Сволочь ты, равнодушная, - вздохнул ротный.
  
  Вчерашний бой я видел снова и снова, как в кино. Убитые наши, подстреленные душманы, раненый офицер, кровь, пули, взрывы, едкий страх перед надвигающейся со всех сторон, смертью четыре часа непрерывной перестрелки. Война перестала быть прогулкой, альпинизмом, туризмом, приключением, она стала жестокой реальностью. Ко мне прикоснулась война и обдала своим смердящим, трупным дыханием.
  
  ***
  
   Наступило утро - и новая задача. Вертолеты перебросили батальон через два глубоких ущелья. Эта горная гряда уходила к заснеженным вершинам. Наш маршрут к ним. Задача - пройти над кишлаком до самого начала речушки, протекающей от заснеженных скал. Патроны, гранаты, выстрелы к гранатомету, "мухи" нам забросили на площадку вертолетом. Свои все кончились вчера. Обвязавшись пулеметными лентами, солдаты опять стали похожи на матросов-анархистов.
   - Хреновая задача! - сказал Кавун, собрав офицеров. - Ситуация следующая: разведка будет чесать кишлак с двух сторон, а мы прикрываем их сверху. Рядом никого. Третья рота, сильно потрепанная во вчерашнем бою, будет от нас в десяти километрах. Наш бой не всчет, так считает комбат. Слушать меня внимательно! Как прочешут разведчики ущелье - отходим к нашему полку. Идти двадцать километров. Лучше - бежать. Но это вряд ли удастся. Сейчас десять утра, к шестнадцати выход на задачу. Острогин с первым взводом в голове колонны. - Серега при этих словах поморщился. Его взвод - это он, три солдата и зам.комвзвода. - С ним идут еще два сапера. Дальше вся колонна. Замполит и санинструктор в конце. Подгонять, лечить, оживлять подыхающих. Воодушевлять словом и делом!
   Все хмыкнули. Тяжело вздохнули... Задача нелегкая. Своих подразделений рядом нет, а "духов" сколько? Кто знает...
   Вчерашняя трагедия перед глазами. Та же ситуация, только нас не шестнадцать, а тридцать пять.
   - Их, мудаков, ничему жизнь не учит, - рявкнул Острогин.
   - Кого их? - ласково поинтересовался командир роты.
   - Всех начальников. Что сказал на этот приказ руководства наш Чапай?
   - Подорожник был строг и заботлив. Матом не ругался. Сказал: "Милый Ваня, не будешь ли так любезен, сходить во-о-он туда, а?" Пожелал успехов в ратном труде. Напомнил, что мы коммунисты и комсомольцы. А если серьезно, то насчет мудаков из "верховного командования" он с нами солидарен. "Кэп" (комполка) тоже в бешенстве, но решает ведь даже не он. Армейская операция! Ну, а крайние - мы. Потерь много. Один минометчик убит, а в третьей роте четверо ранено. Им сильно досталось! "Килькоед" Мелещенко в шоке от свиста пуль, но тебе, Ник, дружка успокаивать некогда. Трогаемся, в путь. Орлы, мать вашу, пехоту ноги кормят - вперед, марш!
  
  ***
  
   Часа через четыре наконец-то 'протрубили' привал. Осталась гораздо меньшая часть пути, но ни кто не обольщался по этому поводу. Высота была уже как на ладони. Толкать и подгонять "умирающую" роту я устал и готов был сменить в голове колонны Острогина. Хорошо, что идем без минометчиков, а то еще и мины пришлось бы мне за них тащить. Почему-то комбат наш миномет отдал разведчикам . Погода баловала. Легкий ветерок, тучки, совершенно не жарко.
   Я отошел чуть в сторону от привала. "Лучше нет красоты, чем пописать с высоты." Встал на край, глянул вниз... и отпрыгнул назад. Лежа, подполз обратно к краю пропасти. Глубоко внизу вдоль русла реки, текла другая живая река. Люди, коровы, лошади, козы, овцы. Уходят оттуда, куда идем мы. В бинокль посмотрел и увидел, что в толпе много вооруженных людей.
   Пулей примчался к своим.
   - Ротный! Скорей, там "духи" по ущелью уходят!
   - Как увидел?
   - Да, чуть не обделал их с обрыва.
   - Рота, без мешков за мной! - скомандовал капитан.
   Перебежав, мы залегли вдоль обрыва, ротный посмотрел в бинокль. Нас пока не заметили - везет. Улыбаясь удовлетворенно, он отдал приказ:
   - По цепи передать! По моей команде выстрелить по два магазина и по гранате РГО бросить в ущелье. Снайперам выбрать достойные мишени. Потанцуем!
   - Иван! Вроде там мирных жителей очень много? - с сомнением произнес я.
   - А мы их не тронем, - ухмыльнулся он, - стреляй только в вооруженных. Мы вчера тоже были с утра очень мирные и ни кого не трогали.
   - Огонь!
   "Бух, бух, та-та-та-та-та, бабах", - огнем полыхнула рота. "Ах-ах-ах", - отозвалось ущелье эхом.
   "Ба-ба-бах, та-та-та-та." Это продолжалось минут пять. Вначале внизу все бросились врассыпную, часть мятежников попадали убитыми, через какое-то время кто-то из оставшихся в живых начал стрелять в ответ.
   - Прекратить огонь! Отходим! - скомандовал ротный. Злые огоньки мести плясали в его глазах. - Это им за вчерашнее! Офицеры, бойцы, подъем! Сворачиваемся, живо уходим на задачу. Быстрее к мешкам. Бегом!
   Я в последний раз взглянул вниз. Жуткая картина. Люди валяются или ползают в крови. Хрипы, вопли, стоны. Редкий ответный запоздалый огонь. На этот раз не повезло "духам".
   - Ну, замполит, молодец! Как шикарно нам "духов" нассал? Удачно пустил струю. Сейчас по связи доложу, пока Подорожник не визжит из-за нашего концерта.
   После коротких переговоров неудовлетворенный и злой Иван распорядился:
   - Вперед! Руководство бесится, что мы еще не на задаче! Офицеры, вперед, вперед! Первый взвод не задерживаться, шустрее.
   И вот, рота уже под горкой. Еще чуть-чуть осталось. Короткая передышка.
   - Второй взвод! Ветишин! Занять оборону здесь! Прикрываешь тылы. Первый взвод быстро наверх! Затем, после его доклада - второй! Следом пулеметчики! - распорядился Иван.
   - А можно ГВП останется с третьим взводом? - хитро улыбаясь, спросил Голубев. - Место больно хорошее. И тыл надежнее прикроем.
   - Нет, нельзя! Пулеметы поставим наверху. У-у-у, Сизый - старый сачок.
   - Ну, не такой уж и старый. Просто я заменщик!
   - Самозванец выискался. Это я заменщик! А тебе еще ходить до конца года, трубить как медному котелку.
   - Я и не...
   Вдруг наверху началась ураганная стрельба, и разговор прервался на полуслове. Шквал выстрелов там, где уже был первый взвод.
   - Серега! Что там? - заорал ротный по радиосвязи.
   - "Духи"! "Духи" обходят со всех сторон! - доложил Острогин. - Мы на пятачке в старом "эСПСе". Обложили, твари. Их просто тьма. Спасайте! Быстрее!
   - Ну, вот абздец! Вперед в гору, замполит! Все вперед! В гору! - дико заорал Кавун.
   Я бросил на бегу мешок - мешает, с ним тяжело. На середине горной дистанции меня обогнал худющий солдат - Ларионов.
  Он же из пулеметчиков и вроде должен быть сзади, - мелькнула мысль. - Ведь его взвод далеко позади ползет!
   Оглянулся. Пехота лезла, пыхтела, сопела, хрипела, чертыхалась, материлась, рычала. Бежали пока без обстрела. Сверху шел бой, но нас огонь не задевал, "духи" видимо идущую подмогу не видели: мы были укрыты склоном. Ротный и арткорректировщик карабкались чуть ниже меня. Вдруг грохнул короткий выстрел. Ларик поглядел мне сверху в глаза и как заорал:
   - Я его завалил! Завалил!
   - Кого? - рявкнул я.
   - "Духа"! Он за валуном! - ликовал солдат и уже шепотом, продолжил:
   - Выскочил, гад, прямо на меня, а я первым успел выстрелить.
   За валуном лежал здоровенный бородач в униформе и хрипел. Больно, однако мужику!
   - Сейчас "помогу" ему, - сказал я солдату, осторожно выглядывая, и дал длинную очередь, начиная с того, что болталось между ног у бородача, и до груди.
   Бородач издал предсмертный рык и, широко раскинув ноги, затих. До него было всего метров семь. Еще чуть-чуть и он бы нас опередил, а там вся рота как на ладони. Собирай потом наши окоченевшие трупы третья рота. Сзади подполз "наркоша" Васька Владимиров.
   - Ларик, с меня орден! Молодец! Как ты его? - удивился я.
   - Да он оглянулся и что-то скомандовал, а я в этот момент его и снял. А если б он не обернулся? Верняк, нас бы всех уложил. Он, видно, командовал этими "духами". Мятежники залегли за валунами.
   - По гранате за камни! - крикнул я обоим бойцам и кинул свою гранату.
   "Бам-бам-бах-ах-ах" - взорвались гранаты, и тем же ответило эхо в ущелье. "А-а-а-аллах! Шайтан", - донеслись крики и стоны. "Трата-та-та-та, щелк-щелк", - в ответ раздались выстрелы. Пули защелкали вокруг и рикошетами от камней с визгом разлетались в стороны. Снизу выполз ротный с несколькими бойцами.
   - Что тут? Что творится?
   - Ларионов "духа" завалил, я его добил. Остальные за валунами, - ответил возбужденным голосом.
   - Молодцы! Замполит! Бери бойцов, пулемет и ползи выше к Сереге! Собьют его, собьют и нас, будет тогда, как вчера! Понял?
   Я кивнул в ответ. Вот зараза! Опять я крайний, как всегда не везет.
   - Васька, Мурзаилов, Ларик, Керимов! За мной! - скомандовал я бойцам и сам пополз первым.
   Мысли путались в голове. Все как вчера. Все как вчера. Наша очередь. Обрезанные яйца, отрезанные головы, нам всем пришел полный "абз-дец". А жить-то хочется. Сил все меньше, а ползти надо, хоть ноги почти как ватные и легкая дрожь в руках.
   Вдруг навстречу из-за камня выполз пулеметчик Хафизов с трясущимися руками и ногами.
   - Ты откуда? Где взвод? Где все?!
   - Т-та-там, - ткнул он пальцем неопределенно и туда же отвел бегающие глаза. - Командир, не знаю! Не знаю где все.
   - Назад, сволочь, застрелю!
   Он поплелся с нами, но все равно полз самым последним. Вдруг мы наткнулись еще на одного труса.
  - Хайтбаев! Скотина, а ты почему здесь? Взвод там, ты прячешься здесь!
  Сержант забился, как крыса, в щель между камнями, обняв автомат.
   Этот вождь "узбекской мафии" лежал с перекошенным лицом и весь трясся.
   - Шлепну как собаку, гадина! Назад к взводу!
   - Не ори лейтенант, не пойду! Там смерть.
   - На счет два, ты труп! Раз... - И я ткнул ствол автомата ему в нос.
   Кровь тонкой струйкой потекла по губам и подбородку. Второй раз считать не пришлось. Злобно ругаясь и что-то шипя на родном языке, затравленно глядя мне в глаза, он выполз из своей щели. За следующим выступом лежал свернувшийся в калачик Алимов. Ну и дела, все тут! Рядом лежал Колесо и, закрыв глаза, стрелял из автомата, куда-то в небо.
   - Колесников! Очнись! От тебя воняет! Почему взводного бросили, сволочи! Где Острогин и саперы?
   Алимов, весь трясясь, показал рукой в сторону груды камней, а Колесников промычал:
   - Мы не дошли, "духи" обстреляли. Не пройти, отсюда бой ведем.
   - Вижу, как ведете, и чего еще ваши жопы на кожу для барабанов не пустили? Лечь всем в цепь и вести прицельно огонь по "духам"! Серега-а-а! Серега-а.
   - Да, я здесь, - заорал он в ответ издали. - Я тут с саперами. "Духи" нас давят! Ура замполиту! Родной ты мой! Вылез! Ник, я тебя люблю-ю! Живем!!!
   - Наверное, живем. Ты там с кем? Сколько с тобой бойцов?
   - Только два сапера. "Духи" с обеих сторон залегли. Молотят. Где мой взвод, не видел? Все узбеки разбежались. Ну не гады ли?
  - Я их тут на пригорке собрал. Все живы. Только обделались твои "орлы"!
   До Серегиного укрытия было метров тридцать и приходилось лежа громко орать, но это нас обоих подбадривало. Свистящие над головой пули настроения не поднимали. Мандраж во всем теле усиливался. Била какая-то нервная дрожь. Всего ломало и выворачивало. Я снял бушлат и прополз по камням и колючей траве немного вперед. Затем оглянулся и прикрикнул на солдат:
   - Колесо! Будешь заряжать с Алимовым магазины! Васька! Ларик! Хафизов! Хайтбаев! Огонь! Держаться! Всем огонь огонь!
   По нам несколько раз выстрелили из гранатометов или "безоткатки". Одна из гранат прошла чуть выше над головами, другие взорвались в камнях, не долетев. Не попали, мерзавцы. Это хорошо...
   Вдруг с вершины, метрах в двухстах от нас, заговорил кто-то в громкоговоритель.
   - "Шурави"! Сдавайтесь! Не тронем. Сдавайтесь, а то все будете мертвый! Совсем-совсем мертвый. Сдаетесь, будете живой. Командир, сдавайся! Не тронем! Выходи! Мусульман, стреляй русский офисер!
   Серега заорал в ответ:
   - Иди сюда сам, попробуй возьми в плен! Давай, друг, скорей! Вперед!
   Под эти свои дикие вопли он вместе с саперами палил во все стороны. Стреляли мы, стреляли в нас, горы отвечали эхом, постоянно что-то орали в мегафон "духи".
   Сайд Мурзаилов выполз на пригорок с ПК, взялся за дело, и "духи" сразу приуныли. Хафизов с ручным пулеметом, поборов страх, прикрыл правый фланг, отогнал духов. Закрепились - теперь нас уже не сбить! Колесо и Алимов не успевали перезаряжать магазины. Этот ад продолжался, уже черт знает, сколько. Голова гудела от грохота и гари. Несмотря на начавшийся дождь, было жарко. Все тело горело и пылало. Возбуждение боя захватило, понесло, страх пропал. Горный костюм промок насквозь. Я что-то кричал, командовал, куда-то стрелял, переползал, швырял гранаты. Вдруг автомат заклинило. Патрон перекосило! Достал шомпол, разобрал автомат, патрон не выбить - никак! Зараза! Кто-то зарядил в магазин патрон 7,62 вместо 5,45? И как он в магазине поместился?
   - Бойцы! Огонь! Я сейчас отползу, и быстро вернусь. Держаться!
   Я сполз чуть вниз в укрытие и продолжил вышибать шомполом из ствола перекошенный патрон. Минут через пятнадцать это удалось и я с сожалением стал возвращаться на огневую позицию. Вдруг мне навстречу выползли, один за другим все бойцы.
   - Куда! Куда, сволочи! Назад! Парни назад! Ползите обратно на горку!
   - Товарищ лейтенант! Ты куда ушел? Одним нам там страшна, сап-сем страшна, - забубнил верзила Мурзаилов.
   - Да тут я, тут, сказал же - держаться!
   - Мы испугались, - промычал Хафизов.
  - Назад! Возвращаемся! Огонь! Всем огонь! Не отступать!
  И тут раздался топот сапог, шум камней, крики:
   - Свой, не стреляйте. Это подбежал Сергей с саперами. Он громко матерился.
   - Вы куда все делись?
   - А ты какого хрена примчался? - удивился я.
   - Когда вы объявились, думаю: все, ура, спасены. Да и "бородатые" чуть отползли. Кричим, переговариваемся, душа поет, а как тебя не стало не слышно и огневая поддержка стихла, "духи" вдруг как попрут. Им же трупы и раненых вытащить надо. Я в одного верзилу весь магазин выпустил, а он орет, идет и не падает! Стреляю, а он, скотина, не валится! Патроны кончились - вот мы и дали деру. Отступили.
   - Много мы их перебили?
  - Ник! Да черт знает! Там целая лавина пошла. Человек двадцать.
  - Ладно, здесь будем держаться, пока сможем. Если собьют - крышка нам всем.
   Снизу закричал ротный:
   - Мужики, сейчас вертушки подойдут, поддержат! Не отползать, держаться. Не бежать!
   - Товарищ замполит! Патроны кончились, я снарядил все магазины, - пробубнил Колесо, дергая меня за рукав. - Запас кончился.
   - Колесников! Надо говорить "товарищ лейтенант"! Пентюх! Чему тебя учили!
   - А меня в Союзе учили подметать, землю копать, да строить дома. Я стрелял всего один раз в учебке и эти уставы не изучал.
   - Колесо, ползи за патронами к ротному. Хватит болтать!
   А "духи" тем временем, продолжали поливать нас свинцовым дождем. Они патронов не жалели. По-прежнему что-то кричали в мегафон, что-то обещали. Автомат начал заедать от толстого слоя нагара, и при смене пустых магазинов на заряженные приходилось затворную раму досылать ногой. После этого он, как это было ни удивительно, все равно стрелял! Да, это тебе не амереканская М-16! Та уже давно бы зачахла и отказала.
  
  ***
  
   Внезапно в воздухе появился "крокодил". Вертолетчик явно не понимал, где и кто из нас находится. Кто внизу: свои, чужие? Рота дружно зажгла дымы. "Ми-24" сразу радостно принялся утюжить господствующие над нами высоты.
   Дружное "ура" пронеслось над нашими позициями после епервого залпа неуправляемыми ракетами.
   - Ура! - заорал и я. Слезы радости и счастья брызнули из моих глаз. Спасены!
   Погонов и Гудков вытащили к валунам "Утес" и АГС и молотили по противоположной вершине. Наша радость была недолгой. По вертолету начали стрелять пулеметы, и вертолет, плюнув "нурсами", еще разок развернулся и ушел на базу.
   Я шустро пополз на четвереньках к ротному.
   - Ваня! Куда он улетает? Что случилось?
   - Летуны сказали, что топливо кончается.
   - Другие прилетят?
   - Вряд ли. Нам только все начальники орут: держись, Иван! От комбата до комдива. Комдив только что сыночком называл. Призывал держаться. Обещал, помощь идет...
   - Какая?!
   - Третья рота и разведвзвод. Но им плестись часа два-три.
   - Что ж, вытащат нас, как мы вчера ту битую роту восемьдесят первого полка.
   - Не паникуй! Ползи наверх. Чего тут околачиваешься? Держаться! Побежим - ляжем все вдоль склона. Давай назад к бойцам. Держаться! Помни, что тебе яйца отрежут обязательно. Ха-ха-ха! Любят они, гады, замполитам яйца отрезать.
   Да! Замогильный юмор ротного спокойствия не прибавил. Зацепив несколько пачек патронов, я выполз на край плато. Вот с краю Серега стрелял и матерился, чуть в стороне, бойцы лежа вели огонь одиночными и изредка очень короткими очередями. Теперь мы вели бой, уже толком не видя противника. Смеркалось. Дождь усиливался, холодало. Поток воды постепенно превратился в мокрый мелкий снежок.
   Чертыхаясь и сопя, к нам на пятачок выполз сам Ваня Ковун .
   - Мужики, - он обнял нас с Острогиным за плечи, - артиллерия прицельно бить не может, рота лежит вплотную с "духами". Вот-вот патроны кончатся: АГС уже все расстрелял, "Утес" тоже, и "мух" больше нет. Минут через двадцать стрелять будет просто нечем. Снежная пелена сейчас нас прикрывает, и "духи" толком ничего не видят. Я принес последний мешочек патронов, заряжайте магазины, сейчас пойдете в атаку. Как вчера - в психическую. Надо сбить их с плато. Вернуть СПС, тот, где ты, Сергей, сидел. Сбросить их, мерзавцев, вниз. Тогда артиллерия сможет точнее бить вокруг плато.
   - Как в атаку? - удивился взводный. - С кем идти в атаку? Три узбека, я, замполит и Колесо?
   - А Мурзаилов? Это же ПК! Сила! Пулемет! Смотри, какой гигант-боец! Голыми руками всех задушит.
   - Да у пулеметчика и половины ленты не осталось! - возразил Серега. - Тоже мне огневая поддержка.
   - Саперы и Васька с вами пойдут! Надо, братцы, надо, а я, Степа, Ларик и артиллерист, прикроем с фланга. Придавим огнем высотку слева.
   - Взять только этот рубеж? Берлин брать не надо? - переспросил я. - Почему опять я иду в атаку? Каждый день в атаку, и в атаку, ну сколько можно?
   - Крайняя атака. Взять СПС и все. Ну, замполит, ну шутник! - похлопал меня по плечу Кавун. - Закрепиться в камнях. И дальше никуда наступать не надо. По магазину каждый выпускает и броском - вперед! Потом гранаты кидайте. Еще раз говорю: пошуметь как вчера!
   - Да граната всего одна осталась Ф-1, - засмеялся я. - Больше ни у кого нет.
  - На, возьми еще две, мои гранаты. Больше нет ничего. С богом, ребята! - ротный ткнул кулаком меня в бок и уполз.
  
   Мы собрали бойцов и стали готовиться. Серега схватил меня за руку.
   - Ну что, Ника? Рискнем! Делать-то больше нечего, деваться нам некуда.
  - Бойцы! Даем залп и вперед! Захватываем укрепления! - скомандовал я. - Конечно, ураганного огня не получится, но по магазину расстрелять, и с криком "ура" атакуем! Ползем в начале на четвереньках, потом короткими перебежками вперед, и стреляем короткими очередями. Оставить немного патронов, чтобы было чем добивать раненых "духов". Ха-ха.
  В заключение тирады я нервно рассмеялся.
   - У кого есть штык-ножи или лопатки, взять с собой. Может, рукопашная будет, - продолжал мою пламенную речь Острогин.
   - Ну дела! Блин-горелый! - только и вымолвил Колесников.
  - Не ссы, Колесо, все будет в ажуре, - засмеялся недобро Васька. - Прорвемся!
  Штурмовая группа растянулась в линию, и мы проползли метров пять. "Духи" монотонно вели ленивый огонь, видно экономили патроны.
   - Вперед! В атаку! - заорал я, что было сил. - Ура! Суки, гады, сволочи! А-а-а! Ура!
   Сидя, лежа, с колена вокруг меня стреляли солдаты. Саид встал в полный рост и выпустил длинную очередь из пулемета, а затем, что-то выкрикивая по-таджикски, пошел вперед, не переставая стрелять. Мы с Сергеем швырнули по гранате в духовское укрытие и, подгоняя солдат, бросились к укреплению.
   - Быстрее! Ура-ура-а-а!!! Быстрее!
   - Ура-а-а... - понеслось из восьми или девяти глоток.
   В несколько прыжков наша группа одолела ровный участок, не переставая стрелять.
   Сейчас, сейчас, сейчас будет схватка, - стучала и вертелась в мозгу единственная связная мысль. Рукопашная! Ужас какой - зарубить или заколоть человека!
   Морально я к этому был не готов часа три назад, но в этот момент заколол бы и зарубил любого. Если не зарежут или не застрелят меня самого. Вот сейчас очереди в упор, в грудь, в живот, в голову - и мы все ляжем тут. Но что это? Камни не отвечают огнем, СПС молчит. Слышен шум осыпающихся камней, вниз, в ущелье. Они бегут!
   - Гранату! Гранату кидай вниз! - заорал Серега. - Скорей бросай свою "эфку", Ник!
   Я метнул гранату в распадок. "Бах-бах-ах-ах-х-х", - эхом ответил гулкий взрыв.
   Вся штурмовая группа залегла на краю плато и принялась короткими очередями стрелять в ущелье и по сторонам. Взводный пустил осветительную ракету: по склону удалялись чьи-то силуэты.
  - Они отступили. Ушли! Серега! Будем жить! Мы спасены! - я обнял его.
   - Задушишь! Ник! Ура! Удрали! Колесо, ротному передай - "духи" ушли. Бегом, солдатик, родной ты мой!
   Группа заняла оборону. Оборону - это громко сказано. Опросив солдат, выяснили, что патронов у всех штук по пять-шесть на ствол. У меня было - пять, у Сереги - три, у Васьки - семь, у саперов - ни одного, а для ПК только три патрона в ленте. Гранат нет, "подствольники" уже давно без гранат. Да, знай "духи", при каких обстоятельствах они отступали, наверняка вернулись бы и взяли бы нас голыми руками минут через десять. Бойцы стояли и на краю обрыва радовались жизни.
   Ротный подбежал, весь занесенный снегом. Пурга усиливалась, и капитан был похож на Деда Мороза.
   - Мужики! Орлы! Герои! Занять здесь круговую оборону! Саперам и первому взводу правее, Мурзаилов иди к ГВП, вы будете там, левее, где главарь убитый лежит.
   - А где мы разместимся? - спросил я. - Внизу?
   - Нет! КП роты в центре. Второй взвод выдвинем тоже вверх, туда, откуда мегафон орал, а третий в центре с нами.
  
   Через полчаса вся рота собралась на плато и расползлась по задачам. Снег валил сплошной стеной, не было видно ни зги, ничего ближе пяти метров. Но этот снег стал нашим спасением, чудом и несказанным везением! Душманы не подозревали, как они были близки к победе. Хотя кто знает, может, и у них боеприпасы кончались, да и раненых нужно уносить. Бродя по вершине, я с трудом нашел свой промокший бушлат. С каждой минутой становилось все холоднее и холоднее.
   - Офицеры! Какие потери во взводах? Доложить! - дрожащими от мороза губами командовал Кавун.
   - В первом потерь нет, - ответил Острогин.
   - Во втором нет ни раненых, ни убитых, - радостно пропел Ветишин.
   - У меня все целы, - изрек Голубев.
   - За третий доложу я сам - тоже без потерь! - констатировал ротный и подвел итоги боя: - Приданные саперы и артиллеристы живы, рота без потерь! Вот это да! Ну мы молодцы! Такой бой выдержали! И ни единой царапины! "Духов" - то было гораздо больше! Чудеса! Так я в бога начну верить.
   - Что с помощью? - спросил Острогин. - Идет, не торопится?
   - А ничего! Разведвзвод и третья рота где-то заблудилась в пурге, видишь, как метет! Комбату сообщили, что не видят куда топать. Ракеты бесполезно пускать: не разглядят.
   - Да! Прямо снежная буря поднялась! И кто бы мог подумать несколько часов назад на солнепеке. А сейчас как на севере!
   - Замполит, не надо теперь тебе ехать в отпуск в Сибирь. Тут как в тундре, и мы сейчас можем все замерзнуть! Час от часу не легче. Бойцам спать не давать! Положить всех кучнее, пусть греются. Тормошить и теребить. Охранению меняться через час, пусть ходят по периметру попарно. Главное - не обморозиться. Что с боеприпасами?
   - У меня нашелся полупустой магазин и граната, - ответил я.
   - У меня два патрона, - улыбнулся оскалив зубы Голубев.
   У остальных офицеров было не больше. У бойцов ни у кого не было боеприпасов больше магазина, "мух" не осталось, пулеметы без патронов, АГС с четырьмя выстрелами.
   - Да, дела! - подытожил ротный. - В эфир об этом не сообщаем, боюсь информацию духи перехватят. Но если они утром полезут нас прощупать, мы даже налегке до своих не добежим, уж очень далеко. Артиллерист! Организуй беспокоящий огонь по вершине над нами и огонь по обоим ущельям! Работай с батареями!
   - Хорошо, сейчас сделаю привязку и попробую артиллерию нацелить точнее, - ответил старший лейтенант.
  
   На ночь мы укрылись с Кавуном в его спальнике, свой мешок в пурге я так и не нашел. Половина вещей роты осталась на склоне, и под снегом их было не отыскать. Теперь на смену жаркому бою пришла пытка стужей. Всю ночь офицеры по очереди бродили по высоте, будили солдат, трясли, толкали: не спать, не спать! Сон - это практически не минуемая смерть, или сильное обморожение. Ужасная метель продолжалась всю ночь. Я дрожал всем телом, сна не было ни в одном глазу, был только страшный пронизывающий холод. Снег и ветер, сырая обледенелая одежда. Эти муки становились невыносимы. Тело ломило, суставы скрипели от сырости. Лишь к рассвету сон все же сморил меня, и я провалился в него, словно в пропасть.
   Утро пришло с ярким солнцем. Ветер разогнал тучи, и солнце без малейших помех начало отогревать наши промерзшие тела и души. Вершина ожила. Нет больше мучений - теперь мы могли чувствовать себя туристами в Альпийских горах. Только очень усталыми и голодными.
   Солдаты принялись окапываться, строить укрепления, разыскивать вещи. Нашелся в снегу и мой брошенный на бегу вещмешок, а недалеко от него станок от АГС. Вчера стреляли без него, прямо с камня и с рук.
   Внизу в ущелье виднелся кишлак, в который вечером отступили "духи", но никакого движения в нем не было. Видно смотались оттуда еще до рассвета. Ротный второй взвод поднял повыше по склону, первый спустил пониже. Систему обороны создали, но патронов-то, как и прежде, нет. Несколько минут боя и нас сметут с хребта как пыль.
   - Ваня! Что сказал Подорожник? - спросил я у сидевшего за радиостанцией командира.
   - Да ни хрена хорошего! Не отходить! Сидеть, держать оборону, обещает, что скоро прибудут разведчики с боеприпасами. Третья рота в буране ушла в сторону, и теперь собирает своих заблудившиеся.
   - Ну, Женька! Как же так? Ведь не пацан, опытный офицер!
   - Кто их знает как так. Может, заблудились, может, испугались. Да и в принципе, я думаю, опасность миновала. "Духам" не до нас: раненые, убитые. Боеприпасы за два дня боев тоже, наверное, на исходе. Поскольку они не знают, что с патронами в роте совсем "жопа", думаю, они сегодня не сунутся. Мы не трусы, а боевое подразделение, они это поняли.
   - А вертушки? - удивился я. - Почему к нам вертолетом не забросить помощь?
   - Вертолетчики после обстрелов из пулеметов не хотят сюда соваться. Тем более что в роте ни убитых, ни раненых нет. Сейчас позавтракаем и будем наблюдать за окрестностями, греясь на солнышке. Курорт, мать его... //// отрывок из романа. Всю трилогию "Вернуться живым" можно заказать у автора: n-s.prokudin@yandex.ru
  
Оценка: 7.36*25  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019