Okopka.ru Окопная проза
Поляков Михаил Сергеевич
Протокольные вопросы

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 9.50*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не, так не бывает

  - Фамилия, имя, отчество? - спросили на приёмной комиссии в рабфак у молодого паренька.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Год рождения?
   - Тысяча девятьсот шестнадцатый.
   - Что, учиться хочется?
   - Хочется, - скромно ответил хлопец.
   - Комсомолец? - допытывался преподаватель.
   - Есть немного, - не рвался бить себя кулаком в грудь поступающий.
   - Так уж и немного? - улыбнулся пожилой мужчина в очках.
   - Как положено, - с вызовом сказал Владимир.
   - Деревенский? - уточнил вопрошающий.
   - По направлению я, - ответил кандидат и нахмурился, подозревая подвох.
   - Восьмилетку закончил без единой тройки, четверок - целых две. Так? - держал ведомость в руках, решающий судьбу молодого человека зрелый мужик.
   - Ага, - теперь грустно улыбнулся большой и серьёзный мальчишка.
   - По пению и по физкультуре? Как же так? - притворно грозно посмотрел на стоящего перед столом парня председательствующий.
   - Будет пять и по пению, и по физкультуре, - заверил будущий ученик и с тревогой посмотрел в глаза главного из приёмной комиссии.
   - Русский? - мальчишка даже обернулся. Мол, нет ли ещё кого в помещении, где заседает приёмная комиссия.
   - А-то какой ещё?
   - Ладно, раз вы бойкий такой, берём! Занятия послезавтра в восемь. Не опаздывать. И чтоб ни одной четвёрки!
   - Постараюсь!
   - Давай парень, нам грамотные люди нужны.
   - Спасибо! - почти бегом выскочил счастливый абитуриент и помчался домой с радостной вестью.
   - Во даёт, удрал, даже, документы забыл забрать.
   - А вы их в учебный отдел отдайте. Придёт на занятия - вернём, - на выпуске Володей не то, чтоб гордились, но с отличием не все рабочие факультеты заканчивали. Парню прочили прекрасное будущее и посоветовали продолжить учёбу дальше.
   - Нет, я в армию пойду, - парировал предложения выпускник.
   - Успеете в армию, Володя. И там грамотные люди нужны. Не теряйте темпа. Вы вкус учёбы почувствовали. Поняли, как надо учиться. Теперь вам любая проблема - лишь поиск её решения. Знаний добавьте ещё немного, а для этого нужно поступить и закончить институт, и тогда сами почувствуете свою силу. Вам любое дело будет нипочём и по плечу, - авторитет директора штука неосязаемая, но внушительная, а мальчишки они впитывают такие вещи как губка, интуитивно. Главное, чтоб авторитет был настоящий, а не дутый.
  
   - Ну, и как вас зовут, молодой человек? - спросили на приёмной комиссии в Воронежский педагогический институт.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич, - цену себе поступающий знал, смотрел с вызовом.
   - Десять классов закончил, рабфак с отличием. А что к нам-то пошёл? У нас одни девчата в основном? - допытывались на приёмной комиссии.
   - Так до дому ближе вас ничего другого нет, - честно ответил парень.
   - А призвание? - не сдавался единственный мужчина за столом, укрытым красным материалом.
   - А что, Родине хорошие учителя не нужны? - женщины зашипели на директора тихо и незаметно.
   - Нужны. Вот бы ты ещё в армии отслужил, - размечтался председатель.
   - У меня комсомольская путёвка и первый спортивный разряд по бегу. Вот если не получится, тогда в армию и пойду, - спокойно ответил абитуриент.
   - Хорошо, удачи вам, Владимир, - с сомнением в голосе кивнул руководитель кафедры и задумчиво посмотрел в спину уходящего парня.
   - Спасибо, буду стараться!- чуть не подпрыгнул от радости абитуриент.
  
   Пять лет обучения пролетели быстро, как будто и не было их. Молодой историк экзамены сдал на отлично. Красный диплом получал заслуженно. При прохождении практики в школе дети от него не отлипали и с сожалением слушали звонок об окончании урока. На комиссии по распределению его узнали.
   - Ну, отличник, куда желаете быть направленным?
   - Так куда Родина прикажет и всё такое. Где я нужнее? - преподаватели, директор и представитель управления образования области совещались недолго. Такие кадры надо держать рядом, но дать набраться опыта не помешает.
   - Поздравляем вас от имени всего коллектива с красным дипломом, и вы получаете направление село Ольховатка нашей области. Ещё раз поздравляю!
   - Спасибо.
   - Ну, ждём от вас новых Ломоносовых, Владимир Алексеевич.
   - Я постараюсь.
   - Удачи вам! И подумайте на досуге, чтоб лет через пять продолжить учёбу, - крепкий, ладно скроенный, невысокий педагог смотрел на ректора института серьёзно и слушал его слова внимательно.
   - Желание-то учиться имеете?
   - Да есть немного.
   - Ну, тогда вперёд на борьбу с неграмотностью. Будет Вам там и 'За родину! И всё такое...'.
  
   - Ну, зовут то как?
   - Володя.
   - Ага! А по батюшке?
   - Владимир Алексеевич.
   - Давайте Володя к детям. Направо по коридору вторая дверь - первый 'А'. Сами первый урок отработаете?
   - Да попробую.
   - А не страшно?
   - Да есть немножко.
   - Ну, удачи Вам Володя Алексеевич. А вечером прошу в гости, на ужин.
   - Спасибо, - открытая дверь взорвала тишину коридора гомоном и шумом класса, в котором отсутствует учитель.
   - Здравствуйте, дети! - разноголосый хор ударил своими 'здрастями' не сразу и в разнобой. Володя закрыл дверь и начал свой первый урок, как настоящий преподаватель - знакомством с учениками. Глазенки детей смотрели с любопытством и интересом. 'Вот это и есть наша Родина', - подумал Володя, - сидит и меня слушает, - "А я значит, как бы мудрое и ученое Отечество. Надо ж такое придумать!" - улыбался своим мыслям он. Урок закончился неожиданно быстро, и бурлящий поток вырвался на переменку из класса, наполнив шумом коридор школы. А потом были ещё уроки, уроки, уроки, кружки, секции... А однажды пришёл почтальон.
  
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич тут живёт? - велосипед тренькнул звонком и задребезжал передним и задним крылом колёс прислонённый к деревянному забору.
   - Ну да, а где же ещё? Здесь.
   - Учитель?
   - Да, - почтальон был новый, ещё не знал всех в большом селе.
   - Вам повестка в военкомат. Распишитесь.
  
   - Фамилия, имя, отчество? - штатно задали вопрос призывнику в военном комиссариате.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Год рождения?
   - Тысяча девятьсот шестнадцатый.
   - Институт закончили?
   - Да, есть немного.
   - Немного? Хм! Спортсмен?
   - Первый разряд по бегу.
   - По месту работы характеризуетесь положительно. Десятилетка. Рабфак с отличием. Институт с красным дипломом. Замдиректора школы по учебной части. Завуч что-ли? - за столом, привычно накрытым красным кумачом, сидел военный со шпалами-ромбиками полковника в петлицах, изучал личное дело призывника и довольно кивал головой.
   - Есть мнение направить вас в военное училище. Рабоче-крестьянской Красной Армии нужны образованные командиры, - военком смотрел на реакцию сельского учителя, тот не удивился, - Как, справитесь?
   - Ну, раз надо, то направляйте - куда требуется, товарищ военный комиссар, справлюсь. Не маленький, - серьёзно ответил Сапрыкин.
   - Что невесёлый такой? - попытался нащупать слабину в испытуемом краском.
   - Дети у меня остались, - улыбнулся учитель, вспоминая свои шебутные и бегающие по школе заботы.
   - Много? - военком подумал, что множественное число ребятишек для такого молодого парня как-то не вяжется с его возрастом и может сорвать план поставки призывников в РККА.
   - Класс - двадцать пять человек. Самое начало учебного года, - 'фу' председатель вздохнул, 'не отмажется' - мелькнула непристойно выраженная мысль и куда-то стыдливо умчалась в дальние закутки мозга. Парень и не собирался косить или отказываться от призыва. Но на всякий случай надо было сказать что-то успокаивающее.
   - Ничего, не переживайте, замену найдут. А у нас тоже начало учебного года, - росчерк пера, что поставило подпись под решением, почти слился со звуком шлепка печати.
   - Да конечно, у нас незаменимых нет, я знаю. А вот душа за них переживает.
   - Класс какой? - формальности были соблюдены, решение принято, можно было поговорить просто.
   - Пятый, - как-то застенчиво, но с гордостью за своих учеников коротко ответил Владимир.
   - Большие уже, если правильно учил, то поймут, - кивнул, утверждая свои слова, краском.
   - Да, есть немножко.
   - Ну, тогда будете проходить службу курсантом в Грозненском Пехотном Училище (ГПУ). Прибыть к месту службы 15 ноября 1939 года. Вопросы есть?
   - Нет вопросов, товарищ военный комиссар.
   - Ну, учитесь хорошо. Наш город и область, и вся страна на вас надеются. Идите в строевую часть, получите сопроводительные документы и в дорогу.
   - Спасибо. До свиданья, - военком только вздохнул от этих гражданских слов, услышанных от сельского учителя. Но лучше, чем этот, у него не было призывников на комиссии почти месяц.
  
   7 мая 1941 года. Плац ГПУ.
   - Равняясь! Смирно! - гремит в тишине плаца голос заместителя, - Товарищ полковник - личный состав грозненского пехотного училища для присвоения новых воинских званий слушателям последнего курса построен. Заместитель начальника училища майор Звягинцев, - доклад и радует, и напрягает выпускников. Начальник училища делает шаг вперёд. Звягинцев изящным пируэтом уступает начальнику место перед строем и становится правее и сзади.
   - Здравствуйте, товарищи курсанты! - поднятый подбородок начальника, крепко сжатые зубы, жесткий командный голос требуют адекватного ответа.
   - Здравия желаю, тааищь полковник! - гром молодых голосов будущего командного состава Красной Армии срывает с деревьев стаю птиц и отбивается эхом от облаков в вышине и казарменных стен по периметру. Дневальные и дежурные выглядывают из окон и дверей. Им тоже скоро быть красными "офицерами". Аж через год - переживают они. 'Как же это долго', - грустит неопытная молодость в их сердцах. 'Как же это быстро', - вздыхает своим думам их командир и начальник училища.
   - Поздравляю вас с присвоением первых командирских званий! - не может сдержать улыбки начальник.
   - Урраа! Уррраа! Урррааа! - воодушевлённо вопят молодые 'офицеры' и курсанты.
   - Первыми получают удостоверения комсостава и петлицы выпускники, закончившие училище с отличием!
   - Курсант Сапрыкин Владимир Алексеевич!
   - Я!
   - Ко мне!
   - Есть!
   - Товарищ полковник, курсант Сапрыкин по вашему приказанию прибыл!
   - Товарищ лейтенант, поздравляю вас с присвоением первого воинского звания командира Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Спасибо за отличную учёбу и службу!
   - Служу Cоветскому Союзу! - отвечает бывший курсант. "Служу трудовому народу!" было до 1937 года.
   - Становитесь в строй, товарищ лейтенант!
   - Есть.
   *******
   - Теперь лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич! - орёт в дверь сержант-писарь из строевой части штаба.
   - Так точно, - лейтенант в не обмятой новенькой форме, скрипучих ремнях портупеи, с кожаной командирской сумкой через плечо - похож на свежевыпеченный пряник. Только зрел и серьёзен "офицер" не по годам и петлицам на гимнастёрке.
   - Направляетесь в особый Белорусский военный округ, прибыть в часть четырнадцатого июня, - начальник строевой части лаконичен и строг.
   - Есть четырнадцатого июня, - красота в Белоруссию, там до родного Липецка не так уж и далеко.
   - Давай, лейтенант - удачи. Не задерживай. Следующий! - весь выпуск надо оформить в строевой. Выдать аттестаты, проездные документы, предписания. И почти все пехотинцы в Белоруссию потоком. Кого - куда. Кипит работа писарей. Макаются перья в спецчернила. Шлёпаются печати на не заёрзанную бумагу командирских книжек-удостоверений.
  
   Весна, последние числа мая 1941.
  
  Хороший выпускник прибывает в часть за две недели до окончания отпуска. Если умный. Тогда есть выбор среди незаполненных клеточек штатки в штабе.
   - Ну, и кто это такой шустрый? До окончания отпуска ещё две недели? - начштаба видел зелёного лейтенанта насквозь и читал все его мысли наперед.
   - Лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич,- не моргнув глазом ответил "не обмятый" солдатами краском.
   - Год рождения?
   - Тысяча девятьсот шестнадцатый
   - Русский?
   - Так точно.
   - Женат?
   - А то как же, - позволил себе отступить от уставных ответов лейтенант, вспомнив жену Елену.
   - Хочешь, чтоб приехала? - хитро прищурился старший по должности и званию.
   - Да есть немного, - предательски покраснели щёки.
   - Родители есть? - чуть сменил тему майор.
   - Есть. Отец, мама, брат, сестра, - обрадовался смене темы Володя.
   - Родом откуда? - вопросы удивляли, всё же в документах написано, что у начальника штаба в руках.
   - Липецкая область. Краснинский район. Деревня Суходол.
   - Педагог! Высшее образование! Такие - нам нужны. Принимай, лейтенант, второй взвод, первой роты, третьего батальона. На обустройство время надо?
   - А что, казармы нет?
   - Так все в поле, на учениях. Вот тебе ключ от комнаты в общежитии. Устраивайся, а завтра в штаб - оформить документы и на следующий день - в лагеря.
   - Есть, товарищ майор.
   - Удачи тебе, лейтенант!
   - Спасибо.
  
   Сентябрь 1941.
   - Фамилия, имя, отчество? - Володя вскинул брови. Издевается что-ли капитан из строевой части. Вместе от Белоруссии отступали. А тут, совсем что-ли мозг контузило?
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич,- на всякий случай ответил ровно, но с нотками удивления в голосе.
   - Год рождения? - точно - кантузило замначштаба по строевой.
   - Одна тысяча девятьсот шестнадцатый, - ответил и приблизил лицо к заполняющему бумагу начальнику. Может заболел офицер?
   - Образование? - продолжал странную игру капитан.
   - Высшее, - въедливо ответил Сапрыкин.
   - Профессия? - это уже ни в какие ворота не влазило. Наверное, есть причина.
   - Учитель истории!
   - Партийность? - продолжал допрос строевик, как ни в чём ни бывало.
   - Комсомолец.
   - Национальность - русский? - "С ума сошёл после вчерашней бомбёжки?" - гадал небритый лейтенант.
   - Да, есть немного.
   - Воинское звание?
   - Лейтенант,- терпение закончилось, субординация - нет,- Товарищ капитан, у меня люди на позиции? Окопаться надо! А первая рота - сплошь сборная команда! Командир - зелёный летёха-тыловик! Других не было! А вы тут меня, как шпиона расписываете.
   - Ничего, подождут. Дай, я на тебя представление оформлю нормально.
   - Какое представление? - развёл руками краском.
   - На старшего лейтенанта, - буднично ответил капитан.
   - Так война же!
   - Вот именно. Война же! А ты вон с июня от взводного до комбата дорос, а всё лейтенантом ходишь.
   - Так поубивало же всех!
   - Зато, ты, вон ходишь, бегаешь и живой.
   - Да, есть немного.
   - Всё, завтра сдашь батальон заместителю и принимай должность помощника начальника штаба полка по разведке.
   - А как же батальон?
   - Володя, Родина сказала - надо и всё такое! Комсомол что ответил?
   - Есть, - протянул с тоской новый помощник начальника штаба.
   - А кроме тебя и некого. Кадровый. Образованный. Спортсмен. Комсомолец. Да и не пацан уже. Иди, Володя. У нас пополнение прибыло - всех проверить и оформить надо.- Устало пояснил однополчанин.
   - Спасибо.
   - Удачи, старший лейтенант, - нельзя раньше времени новым званием обзывать - фортуна отвернется.
   - К чёрту!
   - Ну-ну, - уткнулся в свои бумаги строевик.
   - А что там, в штабе, слышно? Куда столько пригнали народу?
   - Ельню брать будем.
   - Ну, наконец-то, а то надоело уже.
   - Ох, не кажи гоп, лейтенант, пока не возьмём, - как в воду глядел начальник строевой части. Получение звания старшего лейтенанта затянулось более чем на год.
  
   26 Декабря 1941 года. Линия обороны у села Каменка, Тульской области.
   - Стой! Кто идёт?
   - Свои! - выстрел из "трёхлинейки" разбудил наблюдателей и расчёты двух "максимов", разогнал ворон на редких деревьях и вызвал спорадические пулемётные очереди на немецкой стороне.
   - Стой - стрелять буду! - орал из окопа боевого охранения солдат в сумерках начинающегося морозного утра.
   - Да ты уже стреляешь, земляк! - устало отозвался человек из воронки, вырытой артиллерийским снарядом в двадцати метрах за бруствером.
   - Выходи с поднятыми руками! - снег, перепачканный землёй, хорошо скрывал собеседника.
   - Щас, выскочил уже. Чтоб меня немец из пулемёта накрыл? Я поползу к вам. Ты только не стреляй сдуру, - голос, мат и русский язык кричавшего располагали к доверию.
   - Ладно. Федор, держи его на мушке, - страховался боец с напарником. По окопу бежали дежурные смены и командир взвода. Из воронки выдвинулся невыразительный комок под цвет промерзшей с утра земли, и, не спеша, пополз в сторону от окопа наблюдателей бодрствующей смены - к основным траншеям, где занимали позицию сонные, злые и не выспавшиеся солдаты.
   - Куда, ё-моё? Ты чо, глухой и слепой? А ну, ...мбля, сюда заворачивай! - командовал боец из своей ячейки, прячась за бруствером.
   - Ты что, товарищ солдат, дурак совсем? Немцы засекут - куда я заполз, и где твой окоп и накроют на хрен вас обоих! И меня в придачу! - вежливо, устало и вполне логично пояснил кусок невыразительной грязи и тяжело двинул дальше к траншее по своему маршруту. - Учат, вас учат, так вот и до Урала дойти можно, - бурчал неизвестный, переваливаясь через бруствер.
   Незнакомца встретили два штыка, три винтовочных ствола и один пистолетный. А оно и понятно - больше и не развернуться в наспех отрытом ходу сообщения. В руках у прибывшего был ППД (Пистолет-Пулемёт Дегтярёва). На потёртом и вымазанной портупее комсостава висела кобура от нагана, кожаная командирская сумка своим ремнём по диагонали шла через грудь. На пришельце были то, что осталось от хромовых сапог, ватные брюки и стеганая телогрейка, на голове фуражка с опущенным на подбородок ремешком и звёздочкой над исцарапанным и битым козырьком. Черное лицо и руки оттеняли белки голодных глаз над торчащими скулами и запавшими щеками.
   В документах представленных тут же значилось, что перед солдатами лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич, помощник начальника штаба восемьсот сорок пятого стрелкового полка по разведке, триста третьей стрелковой дивизии, окружённой немцами под Ельней и почти полностью уничтоженной в жестоких боях при прорыве гитлеровского кольца. Особист разоружил, арестовал и отправил командира дальше по команде, как положено - в фильтрационный лагерь. Ну, что хорошо - не пристрелили сразу. За лейтенантом из предполья выползли несколько бойцов и политрук.
  
   - Ваша настоящая фамилия, имя, отчество? - умеют задать тон сотрудники НКВД на допросе. Лучше отвечать сразу и быстро. Иначе - применят физические меры воздействия, как к врагу народа, и не восстановишь потом отбитые места сразу.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Год рождения?
   - Тысяча девятьсот шестнадцатый.
   - Национальность?
   - Русский.
   - Образование?
   - Высшее.
   - Что закончили?
   - Воронежский педагогический институт.
   - Когда?
   - В 1937.
   - Место рождения? Где работали? Кем? Как зовут мать, отца, сестру? Почему бросили свой полк? Как выходили из окружения? Где были завербованы? Какое задание получили от фашистского командования? Кто был с вами ещё?...
   - Я один вышел в форме, с документами, с оружием в руках, почти без патронов из окружения. Что вам ещё надо? Прошу направить меня на фронт. Почему мне не верят?
   - Проверяем. Вам это придётся теперь заслужить - воевать с немцами. Или вы воюете с нами? Нам такие не нужны! - возражать особисту было бесполезно. Проверка затянулась. Из особого отдела Первого кавалерийского корпуса отправили в город Козельск, оттуда - в Гороховецкий фильтрационный лагерь. Миска баланды, кусок хлеба в день, пулемёты и часовые на вышках, колючая проволока вокруг. Чем не тюрьма. Зачем он ушёл в ту самоволку - теперь никто не узнает. Он отсутствовал в лагере десять суток, так определили в приговоре. А зачем его там столько держали? Боевого, обстрелянного и преданного Родине красного офицера? Если по результатам всех проверок он был чист перед Отечеством. Жена в армии. Отец - в армии. Политрук, с которым он вышел из окружения, сказал просто: 'Желает на фронт. Настроен патриотически'.
   - А ты знаешь, что срок самоволки более суток это дезертирство? А из нашего лагеря - измена Родине? - трибунал был неумолим. Итог работы не заставил себя долго ждать. Для измученного лагерными порядками, побоями, отношением как к шпиону, трусу, предателю и дезертиру офицера - приговор звучал, как пропуск в рай из кромешного ада гороховецкого фильтрационного лагеря. Трудно дедам нашим было, особенно в 1941 году, после позорного и героического отступления до стен Москвы, неразберихи много было. Ошибок. Смертей. А они, молодые, зелёные лейтенанты всего-то купили самогона, вышли за колючку и распили, отмечая день рождения своего товарища. Думали всё, разобралась Родина, ан - нет.
  
   '15 июня 1942 года Военным трибуналом 16-ой стрелковой дивизии по ст.197, пункт 'г', УК РСФСР, осужден. Приговорить бывшего лейтенанта Сапрыкина Владимира Алексеевича к десяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора и направлением на фронт. 17 июня Сапрыкин убыл в действующую армию в составе маршевой роты. А по прибытии на фронт попал прямиком в штрафбат'.
   - Фамилия, имя, отчество?
   - Осужденный Сапрыкин Владимир Алексеевич, статья сто девяносто седьмая, пункт 'г' УК РСФСР, десять лет лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора.
   - Звание?
   - Рядовой?
   - Бывшее звание?
   - Лейтенант.
   - Воевал?
   - С сорок первого. С первого дня.
   - Принимай взвод.
   - Так ведь не положено, гражданин майор?
   - У меня некомплект, так что на "не положено", сам знаешь чего наложено, когда очень надо.
   - А Особый Отдел, политрук?
   - Считай уже договорились. До войны кем был?
   - Учителем.
   - Не рассусоливай с бойцами. Не дети. Утром в атаку. Проверь ориентиры, направления движения отделений, растолкуй, как добраться до немцев без потерь. Иначе посекут пулемётами. Задумку понял?
   - Понял.
   - Не боишься?
   - Да есть немного. А кого теперь бояться? Своих?
   - Сзади заградотряда с максимами.
   - Лучше б нам эти пулемёты на фланги дали.
   - Кадровый?
   - Пехотное училище.
   - Ну, удачи тебе, взводный.
   - Лучше ранение полегче, в задницу, например.
   - Работу свою сделай, немцев сбей с позиции и будет тебе и пуля, и осколок от мины, и порез от штыка.
   - Ну да, как всегда.
   - Что как всегда?
   - За Родину... и всё такое...
   - Ну, а за кого ещё?
  
  
   - Боец, боец, слышишь меня? Солдатик?
   - ААА! Больно! ...мля!
   - Живой!
   - Тащи волокушу! Митя! Этот жив. Везучий штрафник...
   - Боец! Боец! Тебя как зовут?
   - Осужденный Сапрыкин Владимир Алексеевич! ААА! Больно! Где я?
   - Терпи, потерпи родненький. Всё солдатик, раненый ты, в атаке был, подобрали мы тебя. В медсанбате сейчас. Искупил вину кровью. У тебя сквозное, в бок и в ногу. Миной тебя немецкой посекло.
   - А взвод? Где мой взвод?
   - Дальше пошёл. Выбили вы немцев.
  
   - Фамилия, имя, отчество?
   - Осуждённый Сапрыкин Владимир Алексеевич ...
   - Решением военного трибунала от пятнадцатого июля 1942 года, как искупившего свою вину перед Родиной кровью и получившего ранение в бою - с вас судимость снимается. Восстанавливается воинское звание - лейтенант и вы направляетесь для дальнейшего прохождения службы в шестьсот двенадцатый стрелковый полк сто сорок четвёртой стрелковой дивизии. Вопросы есть, товарищ лейтенант? - сержант-писарь зачитывает строки приговора без интонаций, охрипшим от систематической процедуры, безэмоциональным голосом.
   - Никак нет, - слёзы только, сами по себе из глаз.
   - Следующий!...- ноги не несут.
   - Владимир Алексеевич, идите, не задерживайте, там ещё пятьдесят штрафников ждёт оглашения, - неожиданно по-доброму говорит трибунальский писарь.
   - Да, да, конечно, - солёные дорожки по щекам, сами трясутся в непроизвольном порыве лицевые мыщцы, всхлип давится в зародыше, и вспухают кругляши желваков под ушами. Плечи предательски дёргаются.
   - В плен больше не попадайте и часть свою не бросайте. Всё позади, а вы переживаете так? - всё-таки не бездушный он, этот сержант.
   - Да, есть немножко. Спасибо. До свиданья.
   - Нет, уж! Лучше - прощайте.
   - Да, да - вы правы, товарищ сержант! Хера я теперь отступлю лысого.
   - Следующий!
  
   Нам говорили: "Нужна высота! И не жалеть патронов..."
  
   - Приказ: 'Захватить высоту силами батальона и держать до подхода главных сил', - понял, Владимир Алексеевич? - комбат молчал, смотрел на командира полка и не говорил ни слова,- Ну что ты смотришь, Сапрыкин? - не выдержал майор.
  - У меня в батальоне сто семьдесят человек по списку, вместе с поварами, писарями, связистами, старшинами и медбратьями. Это рота. А не батальон. А на высоте двести семь и семь - пулемёты и не менее двух рот пехоты, за ней минометная батарея, кроме тех, что в окопах, - начал перечислять капитан, - их надо, минимум, двумя нашими батальонами брать. Товарищ майор, людей же положим? - комбат понимал - на майора Алиева давили сверху и требовали, требовали - во что бы то ни стало.
  - Смотри, Володя, - совсем не по уставу начал командир. Сапрыкин улыбнулся, не смог сдержаться, - Ах да, ты ж учитель - слушай: по данным разведки это румыны. Какие они вояки, ты знаешь. Найди ключ к высотке, ты же кадровый, - как заклинание выдал последний аргумент майор, - и они покатятся сами с неё вниз, - капитан помолчал, сверкнул орденом Александра Невского, кивнул головой и начал реально перечислять то, что ему нужно, чтоб выполнить задачу полка.
  
   Через трое суток.
  
   - Ну, что там у тебя? Сссссергеев? - командир протиснулся по пустующему окопу, перешагивая через своих мёртвых солдат. Трупы немцев, убитых при захвате высотки, выкинули за бруствер ещё три дня назад, чтобы прикрыть проходящих по окопу от огня приблизившихся на триста метров фашистов. Так и проходить то уже и некому было. От четырёх рот, взявших по-тихому высоту, осталось не более тридцати бойцов. Просто разведка думала, что там румыны окопались, а оказалось на самом деле, что резерв фашистского корпуса, отдохнувший, полностью укомплектованный и обстрелянный в боях.
   - Хана нам, тащ капитан, лента на 'максим', две на 'машиненгевера'. Да живых у нас человек десять, может двадцать. А у них вон танки гудят моторами. Заряды к миномётам подтащили, - сержант, выполняющий обязанности убитого командира роты, по-хозяйски раскладывал и развешивал на промёрзшей земле окопного ската снятую с кого-то шинель. Две он уже накинул на себя и грел руки о неостывшую от стрельбы ствольную коробку трофейного МГ-34. Комбат вытянул перчатки из-за отворота телогрейки и протянул пулемётчику.
   - Держи, трофейные, - сержант замешкался, - бери, у меня ещё есть, ребята с левого фланга в блиндаже нашли.
   - Что ж наши-то не идут? Третью сутки почти держим высоту! И ни одного румына, - на вопрос однополчанина у капитана ответа не было. Комполка, когда ставил задачу, сказал, что по разведданным в деревеньке под высотой румыны, а с ними воевать можно быстро и легко, а высоту надо взять срочно, хоть и некомплект солдат. Сергееву об этом разговоре было известно, до всех довели. Ошибка разведки стоила жизни почти всему личному составу батальона, измотанному в предыдущих боях, - - Ух ты - хорошие, - похвалил сержант Сергеев подарок, после того, как натянул на грязные и исцарапанные руки германскую кожу, подбитую мехом, - умеют же гады делать, - хмуро подытожил он. В перчатках ждать атаку было удобнее. Да и стрелять хорошо - руки не стыли бы на рукоятях и прикладе трофейного пулемёта от ветра и холода.
   - Владимир Алексеевич? - впервые назвал по имени отчеству Сергеев комбата.
   - Чего тебе, сержант?
   - А, правда, что вы с сорок первого с немцем воюете?
   - Да, - если бы не темнота увидел бы удачливый сержант, как грустно глянул комбат в никуда, перед собой, вспоминая тяжесть отступления. Кивнул, подтверждая, - а ты, я смотрю, замерзнуть себе не дашь, шинелями обложился?
   - Тащщ капитан, они ж им теперь, ну, как бы не надобны? Нашим? Земля холодная, а нам до утра бы выстоять. Уходить далеко нельзя. Так вот шинелками и обложился. Наши теплые - греют. А мёртвые сраму не имут, мне дед так говорил, а нам ещё атаку фашистскую отбивать.
   - У тебя гранаты есть?
   - Только немецкие, две штуки.
   - И то дело.
   - Залягу-ка я рядом с тобой, Сергеев. Вдвоём оно веселее.
   - Тогда одному и поспать можно!
   - Точно, знаешь что, боец? Схожу-ка я по окопам всех на пары и разобью, - комбат разбил оставшихся солдат на тройки, только ему с Сергеевым выпало вдвоём караулить немцев на своём участке. Девять троек и одна пара. Если наши утром не подойдут, то танки отбивать будет уже нечем.
   - Владимир Алексеевич?
   - Спи, Сергеев, я подежурю.
   - Что-то не спится.
   - На, сухарь пожуй, - треснул разломанный на две половинки кусок высушенного хлеба из пайка. Захрустели оба с видимым удовольствием. Грохот перемалываемой сушки казалось, докатится и до немецких окопов. Сергеев настороженно оглянулся и приподнялся, остановив скрежет движения собственных челюстей.
   - Не полезут они, Саша, не полезут.
   - А вдруг?
   - Я их за эти три года изучил, как меня особисты в Гороховце, досконально. Утром полезут в атаку. После завтрака. Артподготовки. Бомбёжки.
   - А я-то думаю, как это у нас получилось без звука почти высотку прихапать? Оказывается вы с ними давно воюете. А мы-то с Киреевым-пулемётчиком спорили, мол, за что у вас "Звёздочка" и "Невский"? - с солдатом надо было разговаривать, раз уж не спит, пусть хоть наговорится вдоволь.
   - Ну, высотку мы на ура взяли. Забыл, как вы матерились, когда ползли сюда ночью через проходы в минном поле?
   - Зато без потерь почти. Ну, кроме тех, что в окопах, при штурме полегли.
   - Да надо было, пока ночь, гранат побольше и патронов натаскать. Не отобьёмся сорокопятками. Полк последнее прислал. Хорошо - раненых унесли.
   - Да куда ж там, они же отсечным нам всех подносчиков под тыловым склонам положили. Двое только и добежали. Вы лучше расскажите - правда, что под Ельней воевали?
   - Да, было дело, - в голосе у комбата не было прежней живости от нахлынувших воспоминаний.
   - Как это? У нас ни за что - ничего не дают. Даже в штрафбат не посылают.
   - Не скажи, сержант, оно по-разному бывает.
   - "Звёздочку" за баб, девушек и детишек дали. Хотели немцы их в тыл увезти. Поезд подогнали. Сажать начали. А тут наш батальон им железку перекрыл, а вторая рота во фланг и зашла.
   - А "Невского"?
   - А "Невского" как? Мы с тобой в Вязьму вместе ворвались первыми. Вот ты 'За отвагу!' получил, а мне "Невского" вручили. Ты, сержант, учти, твоя медаль самая ценная на войне. Солдатская. У меня до сих пор такой нет, а я три года воюю с перерывами.
   - Ну, вы скажете тоже, - довольно улыбнулся в предутренних сумерках Сергеев, польщенный откровениями комбата. Внизу загрохотали миномёты и двигатели танков, по хлипкой обороне ударила артиллерия.
   - Сапсан? Я - первый! - ожила рация, - Доложите, что там у вас.
   - Первый! Я - Сапсан! - патроны последние, в строю тридцать человек. Против нас пятнадцать танков, до батальона пехоты, миномётная батарея и снайпера не дают головы поднять. Дело своё я сделал. Прошу приготовить данные для вызова огня на себя, по нашим позициям. Как понял, приём? Сразу не начинайте, пусть подойдут поближе. А мы тут устроим им "За Родину! И всё такое...", - отступать капитан Сапрыкин не собирался, да и некуда и не как было бежать по простреливаемому с флангов тыловому предполью.
   Подшил белоснежной подшивочной лентой воротничёк. Повесил ордена на гимнастёрку. Разгладил складки под ремнём, загнал их за спину. Побриться не удалось. Накинул на плечи телогрейку. Сунул руки в рукава. Пуговицы не застегнул. И пошёл к бойцам. Обошёл всех. Очень хорошо запомнил основной способ воспитания детей настоящий учитель истории - личным примером. Ничего другого более действенного человечество ещё не придумало.
   - Комбат отступать не будет, - запомнил каждый из его солдат вывод из разговора с 'учителем'. Запомнил цвет орденов Александра Невского и Красной Звезды на груди комбата. А уж о плене и речи не шло. За Родину... и всё такое... А ещё они запомнили его глаза и взгляд - уверенного в своей правоте человека. Солдаты писали домой письма огрызками замусоленных химических карандашей. Выводили жирно адрес и имя получателя, складывали в треугольники и засовывали в правый или левый нагрудный карман гимнастёрки.
  
   - Что делать будем, товарищ майор? - на командном пункте полка повисла пауза скорбной тишины. Там на высотке погибал батальон, а сделать было ничего невозможно. Три оставшихся, потрёпанных подразделения заняли места четырёх. Растянулись по линии обороны тонкими нитями бойцов в окопах.
   - Готовь данные, пушкарь, - кивнул артиллерийскому наблюдателю командир полка. Из штаба дивизии уже сообщили, что высоту деблокировать не будут. Батальон оттянул на себя силы немцев из резерва корпуса и положил на склонах высотки около полка гитлеровских солдат. О наступлении вдоль основного шоссе Москва-Минск гитлеровцам можно было забыть в преддверии наступавшей за русских по времени года зимы. Наши могли подтянуть тылы, резервы, живую силу и технику, не боясь, что немцы попытаются прорвать фронт.
  
   - Как его, их комбата зовут, комиссар?
   - 'Учитель', - вспомнил кличку комбата политический руководитель.
   - Имя, фамилия, отчество, звание, национальность? Всё! Описание подвига! И представление в дивизию! Сейчас! И на всех его бойцов! Я подпишу. Что он там передал последнее?
   - 'До немцев двадцать метров. Работу заканчиваю. Вызываю огонь на себя' - виновато сказал связист, как будто извинялся, что не сам оказался погребён под снарядами собственных орудий.
   - Так и напиши там им, в штаб!
   - Хорошо, товарищ майор!
   - Нет, я сам напишу.
  
   Из представления майора Алиева К. командира 612-го стрелкового полка, 144-ой дивизии, 33-ей армии:
   'В боях с 1 по 3.12.1943 г. в дер. Красная Слобода, Дубровинского района, Витебской области тов. Сапрыкин со своим батальоном выбил немцев из сильно укрепленного важного опорного пункта. Несмотря на многочисленные контратаки превосходящего противника, тов. Сапрыкин стойко удерживал рубеж. Каждый день противник предпринимал до 10-12 контратак при поддержке танков. Капитан Сапрыкин после трехдневных боев героически сдерживал натиск до батальона пехоты противника, с группой 30 человек. На третий день немцы численностью до батальона предприняли ожесточенную контратаку при поддержке 15 танков и отрезали Сапрыкина с остатками батальона. Все бойцы дрались до последнего патрона, воодушевляемые стойкостью своего комбата. Тов. Сапрыкин вызвал огонь на себя, когда кольцо немцев сузилось до двадцати метров. До последнего дыхания тов. капитан Сапрыкин уничтожал наседавших со всех сторон немцев. Последние слова, переданные Сапрыкиным по радио: 'Заканчиваю работу, прощайте, товарищи, умираю за Родину'. Смертью героя погиб капитан Сапрыкин, истребив со своим батальоном за три дня боев до полка немецкой пехоты. Его подвиг заслуживает высшей Правительственной награды'.
  
   Артиллерия бьёт по своим. Если бы пушки могли плакать, они были бы пожарными в эту войну. Приказ: "Высоту не сдавать", - никто не отменял. А сдавать её было некому. Высотку заволокло разрывами. Несколько танков загорелись - бензин быстро воспламеняется, это вам не солярка дизеля Т-34. Немецкая пехота залегла, и отдельные фигурки забегали в попытке выскочить из леса разрывов. После артобстрела на вершине линии заваленных окопов никто не сопротивлялся наступающим немцам. И всё же, сначала, на перепаханную воронками, гусеницами, пулями и осколками землю пошли оставшиеся целыми танки. За ними боязливо жалась к моторным отсекам гитлеровская пехота. Когда перед Т-III из-под земли заваленной траншеи поднялся перемазанный человек с черным от копоти и грязи лицом, то правый стрелок бездумно нажал на гашетку одного из трёх пулемётов бронированной машины. Закоченевшие комья ещё сыпалась с плеч, головы и одежды, а очередь прошлась по груди поднявшегося из земли русского солдата, одна из пуль разбила и погнула темно-алый луч ордена Красной Звезды на гимнастёрке бойца. Упрямо сверкнул светлячком подшивы белоснежный подворотничёк на разрываемой пулями одежде.
   ****
   - Ганс? - на высотке копошились санитары и "трофейщики".
   - Что тебе, Отто?
   - Этот русский живой.
   - Добей. Зачем нам проблемы?
   - Он не простой. У него ордена, чистый воротник внутри. Офицерская сумка. Документы. Петлицы офицера. Их командир. Сдадим в штаб, и нам зачтётся. Он мотал нашим камрадам нервы трое суток!
   - Доложи лейтенанту.
   - Гут! - два санитара волокли растерзанное тело русского и ругались. Но приказ есть приказ.
   *****
   - Фамилия, имя, отчество? - спрашивал капитана переводчик в немецком полевом госпитале. Из простреленной груди вырывался через горло хрип раненного пленного.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич, - прочитал переводчик.
   - Ви есть командир тех, кто были на высотке? - кивок и горящие ненавистью глаза, - В концлагерь, - кратко постановил майор с кобурой на животе. Целая череда концлагерей. "Шталаг I-B", 'Валли-1', попытки вербовки...отказы, пересылки в следующий лагерь...
  
   - Фамилия, имя, отчество? - они нас взвешивали, измеряли рост, осматривали. Немец-медик был дотошен и аккуратен.
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Вальтер, запишите в карточку: новый номер, рост - сто семьдесят шесть сантиметров, вес - сорок три килограмма. Следующий! - в каторжной тюрьме Тоннерберга - порядок, орднунг - немецкая точность, учёт и контроль.
  
   Лагерь, где находился Сапрыкин, попал в американскую зону оккупации. Капитан оказался в госпитале. Странно оказался - с утра надо было записаться, затем построиться и перейти по счёту и под конвоем в русскую зону, а вечером, под счёт, вернуться назад в американскую. Объясняли это условиями раздела Германии, что подписали союзники, мол, процедура такая. Ухаживала за ним миловидная медсестра Ирина. Молчаливый, упрямый, раненный офицер, бывший заключённый нескольких концлагерей не мог не обратить на себя внимания повидавшей виды смерти медсестры. Худой, в шрамах от пуль на груди и не сломленный застенками ничего не просил, терпел процедуры и перевязки. Просто жил свободой и предвкушением возвращения домой. Такие мужчины живут долго. Женщины их чуют сердцем. Война закончилась, можно было и о личном побеспокоиться. Только одна вещь волновала Владимира.
   - Володя, рубашку сними, - не глядя, сказала, что нужно сделать, Ирина вошедшему.
   - Ира. Мне нужно с вами поговорить, - отдаляющее "вы", учительский неприрекаемый тон были настолько неуместны в перевязочной, где надо было сделать очередной укол, что женщина приподняла брови. Это после стольких-то совместно пережитых минуток общения. Нет, они не спали вместе, но их так тянуло друг к другу так, что не заметить это было невозможно.
   - Х о р о ш о, товарищ капитан! - сверкнула она улыбкой под маской. И даже сквозь марлю Володя почувствовал, как ей приятно даже стоять с ним рядом. С беспомощным, не довылеченным, не восстановленным в звании, не реабилитированным. И это было самое страшное. То чего он в мыслях даже не мог допустить. Он интересовал её как человек, как мужчина прежде, а потом всё остальное. Интуиция женщины понимала эмоциями, поступками, мелкими деталями поведения. Впитывала информацию, просочившуюся от коллег, обслуги, начальников, подружек. Перед ней сидела громадина, прошедшая огонь, медные трубы, воду, лёд, унижения, пытки смерть. Казалось, такого ничем не испугать. Глыба айсберга плывущего своим курсом в океане времени.
   - Ира, я серьёзно. Я тебя прошу. Все на нас пальцами показывают. Ой! - не гневи женщину, которая готова раскрыть своё сердце, неточным высказыванием - пронзит иглой так, что стоять будешь до следующего укола и спать вертикально на боку.
   - И что? Победа же! Пора и пожить немножко!
   - Ирина,солнышко, я в плену был.
   - Ну и что? Вас вон целый лагерь сюда к нам ходит из американской зоны.
   - А тебе не странно, почему они нас вам не передают?
   - Нам пояснили, что надо проверки пройти, вон и лагерь фильтрационный построили в нашей части Германии в Тоненберге.
   - Где? В Тонненберге? Фильтрационный? Давно? - глаза выздоравливающего смотрели тревожно, лицо стало суровым, бледные прежде щёки покраснели, брови выгнулись, сопротивляясь возникшим в голове образам.
   - Да, недели две, как обнесли колючкой гитлеровскую тюрьму. А что ты так разволновался, Володенька?
   - Ира, я тебя прошу, пока всё со мной не утрясётся, не выделяй меня среди других.
   - Володь, давай, я к нашему Смершевцу схожу и попрошу за тебя. У тебя же продаттестат сохранился. Тебе из-за этого все пленный бывшие завидуют. Хоть сейчас восстанавливай в звании. Жуков узнал, что ты здесь, говорят, лично ходатайствовал перед особистами. Помнит тебя по Белоруссии, как ты там тысячу наших девчёнок и немчуры отбил. Звонил главврачу, рассказывал. Просил, чтоб присмотрели за его комбатом. Чего ты боишься? Всё будет хорошо, - Жуков забыл сказать, что героический комбат удостоин высокого звания. Дел было у маршала Победы по горло, но и за это спасибо, не забыл солдата своей армии.
  
   В отличии от Г.К. Жукова, что беспокоился о судьбе Владимира, офицер "Смерш", влюбившийся в красивую медсестру, что выложила всю подноготную Сапрыкина на беседе, не смог устоять перед соблазном разобраться с соперником привычным для него способом.
  - Товарищ полковник! Капитан Сапрыкин по вашему приказанию прибыл, радостно доложил уполномоченному особого отдела в дверях кабинета комбат. Надежда, вселённая в него рассказом Ирины о визите к всемогущему начальнику Смерш, окрыляла. Крылья подрезают быстро.
  - Не товарищ полковник, а гражданин полковник! - зло начал особист с поправок, - Не товарищ капитан, а бывший капитан, - в груди заболело само по себе - снова заключенный. ЗэКа. Шатнуло на стенку, так что едва не упал. Сунул руку за пазуху и достал свой продаттестат.
  - Вот, сохранил, возьмите, гражданин полковник, - замученная концлагерями, драгоценная бумага легла на стол слабым лучом надежды.
  - И всё? Этой филькиной грамоте грош цена, - и порвал на глазах Владимира единственный документ, удостоверяющий его личность и чудом сохранившийся в фашистских застенках - продовольственный аттестат. И сказал, что если он не исчезнет, то... Призрак гороховецкого лагеря встал перед глазами с колючкой, баландой и вышками по периметру и военным трибуналом. А ведь они тогда всего-то выскочили за забор с лейтенантами, купили самогонки, выпили, отмечая день рождения одного из них, и попали под раздачу на десять лет каждый! А тут плен, настоящий, с абверовскими лагерями. Вербовками. Закон от 1934 года "Об ответственности членов семей врагов народа" никто не отменил. Тут десяткой не отделаешься. Надо было выбирать. Под угрозой были жизни любимых людей. Выбор был страшен - нужно было исчезнуть, но он должен был спасти отца, мать, жену, сестру от неминуемой расправы за его плен. В лагере, куда почти каждый день приходил Владимир, американская администрация вела неприкрытую агитацию о том, что по возвращении их ждут лагеря, тюрьмы, клеймо шпионов и предателей, унижения, позор и презрение. А членов семей - "солнечная" Якутия или в лучшем случае ссылка на поселение. Спасать своих надо было любой ценой. Комбату умирать было не впервой. Он шагнул на сходни судна и отплыл к берегам далёкой Канады, заботясь о своих, тех за кого он воевал.
  
   Мне этот бой не забыть нипочём - смертью пропитан воздух...
  
   1975 год. Орловщина. Краснинский район.
  
   - Семёныч?
   - Что?
   - Фамилию имя отчество - скажи? Что выбивать на камне?
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Ага!
   - Стеллу и барельеф - аккуратно крепи. Мужик геройски погиб. Сам на себя огонь вызвал, - рабочие добросовестно закрепили стелу, извещавшую всех проходящих о том, что здесь жил, работал и учился Герой Советского Союза. Звание присвоено посмертно.
  
   Над Канадой небо сине, меж берёз: дожди косые!
   Так похоже на Россию, да только всё же не Россия!
  
   9 декабря 1975 года. Торонто. Канада.
   - Фамилия, имя, отчество?
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич, - ??????.
   - Простите, как вас зовут?
   - Сапрыкин Владимир Алексеевич. Русский. Хочу вернуться на Родину. Не могу больше.
   - А почему вы раньше этого не сделали? - удивился консульский работник.
   - За отца боялся, за жену, за сестру. Я ж в плен к немцам попал контуженный и раненый. Думал, что их арестуют, осудят из-за меня... - Запросы, ответы, новые запросы полились рекой через Атлантику в архив министерства обороны в Подольск, КГБ, институт, военкомат... Родителям и жене считавшими его погибшим - чекисты на беседе правду не сказали. Расследование и перипетии бюрократии длились до 1977 года.
   - А вы кем работаете? Где? Язык откуда? Где живёте? Женаты? Дети есть? - посыпались вопросы, как из рога изобилия.
   - Приехал, думал, помру от тоски. Работа спасала. Грузчиком, таксистом, водителем. Язык учил, как мог. А потом в институт ихний поступил. Закончил. Сейчас инженер отдела технического контроля на фирме "Адмирал". Нет, не женат, не сложилось как-то, - рассказ затянулся надолго. Вызвали посла. Принесли чай, воду, салфетки. Слушать бывшего комбата, и оставаться безучастным, было невозможно. Владимир Алексеевич расчувствовался. Отпаивали, суетились, бегали, старались. Казалось всё ясно - наш человек, за Родину кровь проливал, и всё такое - ан нет...
  
   6 февраля 1977 года. Торонто. Консульство.
   - Владимир Алексеевич, вы знаете о том, что вам присвоено за тот бой звание Героя Советского Союза? - представитель посольства старался говорить осторожно. Перед ним сидела живая бомба. Невозвращенец - Герой Советского Союза, если бы он только знал, что их таких в Канаде не менее трёх фронтовиков, а сколько орденоносцев...! Холодная война была в самом разгаре.
   - Что? - снова заболела простреленная немецким пулемётчиком грудь. Стало больно дышать.
  
   Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года Сапрыкину Владимиру Алексеевичу присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.
   Из биографической справки к представлению на звание Героя Советского Союза:
   'С 17 июля 1942 года по 3 декабря 1943 года Сапрыкин проходил службу в действующей армии на Западном фронте, последовательно занимая в 612 стрелковом полку 144 стрелковой дивизии 33 армии должности командира стрелковой роты, помощника начальника штаба полка, старшего адъютанта командира 1 батальона, командира 2 стрелкового батальона.
   12 октября 1942 года Сапрыкину присвоено воинское звание старший лейтенант, а 6 августа 1943 года - капитан.
   16 января 1943 года он принят кандидатом в члены ВКП/б/, а 10 мая 1943 г. - членом ВКП/б/.
   За смелость, стойкость, мужество, умелые действия по прорыву обороны противника в Тумановском, Вяземском, Спас-Демьяновском, Всходненском районах Смоленской области, а также за организацию эвакуации раненых красноармейцев с поля боя Сапрыкин 5 июля 1943 года награжден орденом Красной Звезды, а 15 октября 1943 года орденом А. Невского'. Капитану, комбату пехотному - полководческий орден! Дело не в том, что по чину. Вы много видели фронтовиков с этой наградой? Вот и я почти не видел. А орден вручался вдвое чаще, чем все остальные 'полководческие' ордена вместе взятые. Несмотря на это, он встречается гораздо реже многих других орденов. Просто они, кавалеры ордена, гибли в последующих боях. На передке же.
  
   1977 год. Здание МО СССР.
  
   - Ты куда лезешь полковник? Тебе, что Дунаев, генерал не указ? - начальник 5-го Главного управления кадров генерал Яковлев не выбирал выражения, - Я Тебя к нему, к министру обороны, все равно не допущу! Я уже подготовил решение наверх! Не лезь не в своё дело! Устинов сказал, что среди пленных у нас Героев Советского Союза нет! Всё! Точка!
   - А что вы мне сделаете, генерал? Я фронтовик, у меня боевых орденов больше, чем у вас "за службу родине в московском военном округе Садового кольца". Мы с полковником Дорофеевым этого мужика вам бюрократам на съедение не оставим, - ветеран не гнулся перед всесильным генералом, он и перед смертью не гнулся, а тут эта мразь кабинетная...
   - Дежурный! Проводите товарища полковника в отставке на выход их здания режимного объекта! - дежурный офицер виновато опустил глаза, стыдно стало за своё руководство.
   - Не надо, майор. Я сам найду выход из этого гадюшника, - в ответ на эти слова генерал высокомерно и по-барски улыбался, стоя на красной дорожке управления, пропылесосенной руками солдат из батальона обслуживания и охраны.
  
   1977 год. Краснинский район.
   - Семёныч, аккуратнее снимай.
   - Делать им нечего! Это как это? По ошибке присвоили звание Героя Советского Союза? - вопрос рабочего остался без ответа. Просто ошибка переводчика при переводе карточки военнопленного. 'EX. Leg.R.O.' значилось там и определяло не "бывший легионер", а шифр селекции военнопленных в концлагерях Центральной Европы. То есть - сколько жить отмерено немцами. Но переводчик перевел, не раздумывая долго - ЭКС-ЛЕГИОНЕР. Наёмник, убийца, наймит, предатель, каратель, шпион... А как можно быть легионером с простреленной грудью и весом в сорок три килограмма? "А "R" и "O" - спросите вы? Просто - "Рашн официр", - почти на любом языке. А ещё кадровик, мерзавец, постарался, выслуживался перед генералом, лично выдумал, что был Володя карателем, шпионом, предателем и изменником, завербованный в том же "Шталаге-1В" и "Валли-1". Заказ верхов был выполнен почти идеально и безукоризненно.
  
   МО СССР. На запрос посольства СССР в Канаде от...1975 года сообщаем, "учитывая то, что Сапрыкин В.А. к настоящему времени умер(!!!), Министерство Обороны СССР считает, что рассматривать вопрос о восстановлении его в звании Героя нецелесообразно" - подпись: начальник Главного управления кадров МО СССР.
  
   По представлению ГУК МО СССР отдел наград вошел в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июля 1944 года в части о присвоении Сапрыкину В.А. звания Героя Советского Союза в связи с 'ошибочным представлением его к этому званию'. Подписали - Брежнев и Георгадзе.
  
   От такого известия грудь у комбата заболела ещё больше, и он слёг в больницу. Болезнь прогрессировала. Рак - постановили врачи. Достал таки комбата немецкий пулемётчик, и то, что он не доделал из сорок третьего - сделали военные бюрократы.
  
   В апреле 1990 года Сапрыкин В.А. скончался и похоронен в Торонто могила номер 276. Номер, без имени, фамилии, отчества. Как в концлагере.
  
  
   Через Красный крест удалось предать короткое письмо отцу, ещё тогда когда капитан был жив: 'Дорогой папа! Мне трудно писать. Нет слов, чтобы передать до боли волнующее чувство счастья, охватывавшее меня при мысли о тебе. Я не раз пытался дать знать о себе, но каждый раз меня что-то останавливало, и, прежде всего - твой преклонный возраст, ведь нетрудно представить, что значит получить весть 'с того света'. Я преисполнен радости, узнав от советского посла, что ты жив и здоров. По-иному сложилась моя судьба: постылый плен и жизнь на чужбине. Трудно все передать в нескольких словах, скажу лишь, что здоровье мое слабо, сквозное ранение в грудь (с ним-то я был взят в плен) дает знать о себе и по сей день. Пусть столь краткое и невнятное письмо облегчит твое состояние сознанием того, что в самые трудные дни нашей страны я был в рядах ее защитников. Пойми и не осуди мое невозвращение. Твой сын - не предатель Родины. Более того, мысли о ней были и остаются единым убеждением в моей жизни за границей'.
  
   Орловская область. Краснинский район. 1991 год.
  
   - Семёныч, сам её не таскай! Пусть молодые волокут - тяжёлая же. И аккуратнее, осторожнее крепите.
   - Может навечно не ставить? А то снова снимать заставят! Я уж наизусть выучил - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
   - Ну, ты скажешь тоже! Дважды - посмертно, и, оба раза - Героя Советского Союза. Не, так не бывает!
   - Так что - не затягивать до упора?
   - Нет парень, ты ошибаешься, закручивай намертво, - поправил молодого рабочего старый мастер.
   - Это ещё почему?
   - ТАК не должно быть. Он, между прочим, твой тёзка. Тоже Володя,- молодой парень кивнул соглашаясь. Стелу и барельеф установили на совесть. Сели перекурить.
   - Ты, говорят, учиться собрался? Там же платить надо?
   - Ага. Кредит возьму.
   - А куда пойдёшь?
   - Так в педагогический, у меня там тётка возле самого главного корпуса живет.
   - И кем будешь?
   - Да не знаю ещё, может на исторический пойду, или математический факультет.
   - Правильно, Володь, стране грамотные и образованные люди всегда нужны. Не зря же он, этот Сапрыкин там и его батальоны - "За Родину и всё такое..."
   - Ты на приёмной комиссии-то был?
   - Да, был уже.
   - И что там?
  
  - Да как обычно: Фамилия, имя, отчество...
  
   4 декабря 1991 года звание Героя Советского Союза было возвращено В. А. Сапрыкину. Это был один из последних Указов единственного Президента СССР М. Горбачева. Имя Героя присвоено Суходольской восьмилетней школе.
  
   Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР был отменен на основании заключения, подписанного Главным военным прокурором А.Ф. Катусевым по представлениям полковника Дунаева, Дорофеева и корреспондентов СМИ. Но о восстановлении в звании Героя Сапрыкину не довелось узнать. На этот раз он действительно умер.
  
   Послесловие.
  
  Второго июля 1999 года, стараниями жены, ветеранов 144-ой стрелковой дивизии, добровольцев и фронтовиков, лично Президента Белоруссии Александра Лукашенко прах Героя был перевезён из Торонто и упокоился на той земле, где он провёл свой последний бой. Среди семисот пятидесяти восьми земляков-ветеранов и однополчан у безымянной "высоты 207,7", которую он трое суток держал, выполняя приказ на основе ошибочных разведданных! Но лучше позже, чем никогда. А то ведь Паша-Мерседес (Грачев) рубанул сплеча: средств на перезахоронение нет, оснований для начисления персональной пенсии гражданке Кононовой Елене - вдове, не имеется. Свою жизнь, подаренную Победой этих бойцов в Великой войне, он основанием не посчитал.
  
   Да куда ему, убогому, ведь Грозный надо было к Новому Году взять, срочно, быстро и легко. По информации, выложенной на стол Президента, серьёзного сопротивления практически никакого и не ожидалось вовсе. У них там даже регулярного войска не было, так, партизаны самодеятельные, а у нас танки, авиация, артиллерия!... А в русскую армию набирали контрактников: "Фамилия, имя, отчество?" - спрашивали во втором отделе военкомата добровольцев... В горной Чечне предполагалось захватить очень много высот, и их, все, надо было обязательно удержать... во что бы то ни стало... Ну да как всегда:"За Родину и всё такое..."
  
  
  
  Шталаг 1 Б [концентрационный лагерь]
   Shtalag-1B. Концлагерь.
  
  А вот перед смертью учитель завещал 6000 томов своей, русской библиотеки в Канаде - Суходольской средней школе. Умирая, вдали от России, один - он думал о будущем Отечества и как мог, хоть чем-то хотел оказать помощь и защитить.

Оценка: 9.50*13  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019