Полгода я на этой войне. Полгода. Наверное, это много, с учетом того, что все-таки не в штабах все это время ошивался, а по-честному месил берцами жижу окопную и пыль дорожную на передке. Что-то стало забываться потихоньку, когда-то яркие и насыщенные детали из столь недавнего прошлого начали бледнеть и растворяться в дымке забвения...
Это нормально и неизбежно в принципе.
Но не хотелось бы.
Получается - надо писать. Как угодно: сикось-накось, урывками-обрывками, не запариваясь изяществом стиля и отсутствием капризной дамы с загадочным именем 'Муза'...
Надо. Ибо это память. То есть то, что останется после нас.
Заржавеют и будут списаны автоматы и прочее военное железо, поутихнут кажущиеся сейчас такими необузданными страсти. Неизбежность примирения сгладит бездонные, казалось бы, противоречия 'оппонентов'. Все пройдет...
Но что-то же должно остаться?!
Я понимаю, что информации будет море. Солидные труды маститых историков и аналитиков заполонят интернет и хранилища архивов, мемуары генералов, толкаясь локтями, будут сваливаться с полок книжных магазинов, многочисленные корреспонденты, 'рубя фишку', наперегонки будут строчить бестселлеры из серии 'как это было'...
Но лица моих друзей и боевых братьев, удушливо липкий запах чадящей резины и сизой окалины в выжженной беспощадным солнцем августовской степи, сухой и безжалостный лязг автоматного затвора, отработавшего крайний рожок, тяжесть и тепло последней гранатки, мирно дремлющей до поры в кармашке разгрузки. 'Страховка от плена'...
Этого всего там не будет.
А я не хочу этого забывать. Не имею права.
Поэтому буду пробовать.
Замышляю это как серию рассказов 'из сегодня', как взгляд на эту войну из окопа.
Ах, ну да...
Безусловно, все имена и позывные персонажей, любые совпадения событий и географических названий и т. д. и т. п. являются не более, чем продуктом безнадежно больной фантазии автора.
Как же без этого?
А название?
Ну, пусть называется...
ИСПОВЕДЬ КОМБАТАНТА
История первая. Как уехать на войну
Как, как? Просто. Сел и поехал. Но это если очень вкратце.
А если поподробнее? Что должно произойти с никогда не служившим в армии, не первой молодости мужиком, который сидя в славном городе Питере, в один прекрасный момент несется, как ошпаренный, на вокзал, хватает билет до Ростова на первый попавшийся южный поезд и уже в вагоне заполошно ковыряется в сумбуре мыслей, скребя заскорузлой пятерней по горемычной своей бестолковке.
- Это чего я такое творю?!
Подчеркнем, человечек этот не экзальтированная барышня-бестужевка с маниакальным огоньком 'вселенской справедливости' в глазах. Не мающийся бездельем полумаргинальный элемент, безжалостно выброшеный на помойку реалиями современной жизни монстра-мегаполиса, увлеченно пожирающего время от времени своих не вписавшихся в формат рентабельной рыночности детей.
Нет.
Он - обычнейший, типичный горожанин из верхнего этажа нижней прослойки населения этого несуразного муравейника. Звезд с неба не хватал, конечно. Но семья-квартира-работа-хобби - все в наличии. Все ясно и понятно пусть не на ближайшие двадцать лет, но уж на три-пять годков как минимум.
В чем проблема? Какого ему рожна надо?!
Может, все дело в комплексах, невзначай вспучившихся на склоне лет от перманентно прищемляемого эго, условиями современного бесполого, безнравственного и по сути бесцельного бытия?
Не знаю. Может быть.
Но это самое 'ущемленное эго' обычно ограничивается банальным награждением бессонницей и тягостными раздумьями на тему 'жизнь проходит'. И лихорадочным возведением в воспаленном воображении эпохальных конструкций из серии 'Как все могло бы быть, если бы не...'
Знаем, плавали.
Ладно, шут с ним, с анализом причин. Можно выразить все гораздо проще. Во всем виновата коммуникативность современного мира и архаичность загадочного рудимента русской души под названием совесть.
Февраль 2014 года.
Украина (где она, та Украина). Майдан, факелы, беснующиеся толпы на огромной площади, робкий, как восьмиклассница перед дефлорацией, Беркут, Бандера - гордость украинской нации, озверевший тупой молодняк, скандирующий 'Москаляку на гилляку' и 'Хто нэ скачэ, той москаль', потерявшийся и тут же вынырнувший в Ростове косноязычный Янек...
'Мы не рабы! Русские ватники - гэть звидсы! Чемодан-вокзал-Россия! Каждой свидомитке по свидомиту, каждому свидомиту по бутылке горилки (прости Вольфыч), Гейропа нам допоможэ...'
Ребята. Я читал 'Обитаемый остров' Стругацких. Читал. В романе все немного не так. Кто тот безумный режиссер, затеявший извращенную экранизацию нетленки на просторах когда-то цветущей страны? Из какого дурдома его выпустили?
Вопросы, вопросы...
Март.
'Революция победила. Пэрэмога!' Ликующее население в новостях, восторженный Запад, 'Куда складывать кредиты?', русский язык на помойку, глухое рычание просыпающегося Юго-Востока, Крым старательно отрабатывает виртуозный 'фак', Вовчик молчит...
Вопросы, вопросы, бессонница.
Апрель.
'Кредиты складывайте вон в тот угол. Но лучше сейчас, а не в мае. И почему так мало?', 'Большая поэзия' с баррикад на Грушевского - 'Никогда мы не будем братьями', все ищут пули снайперов на стволах деревьев, заботливо спиленных неизвестными злоумышленниками еще месяц назад. Мнения делятся - ГРУ или ЦРУ. Крым, размашисто загребая веслами трудолюбивых 'вежливых людей', элегантно тает на горизонте Украины.
'Мы так не договаривались! Чемодан-вокзал-Россия - это для ватников, а не для полуострова!' Вовчик сделал ангельские глаза и произнес на безукоризненном суржике - А я шо? А я нишо.
Женева. Встреча на самом высоком...
- Мужик, ты кто? Яйценюх??? Ну-у, пойди штоль, покури в коридоре. Умойся, очки протри. Мы пока прикинем тут, чего с твоим бандустаном делать.
Вопросы, вопросы, бессонница, кусок не лезет в горло, вторые 'Острова' не пишутся...
Май.
Трагедия в Одессе. Запад бесстрастно толерантен. У русских перехватило дыхание. Некоторые, ожесточенно матерясь, рванули двери своих кладовок, перетряхивая полуистлевшее камуфло срочки.
- Парад победы мы будем праздновать в Севастополе! - со скупой мужской, фотогенично рыкнул очередной укрогенералиссимус и, кряхтя, опустился на колени на бетон взлетной полосы перед высоким заокеанским гостем, вручая ему собственноручно изготовленную из рессоры 'козацкую сабель'.
Первые ожесточенные бои в донецких степях. Краснодон, Славянск, Краматорск. Бесстрастный Стрелков, бесстрастно озвучивающий мольбу о помощи. Первые сотни погибших украинских военнослужащих и 'зомби-террористов-наемников-сепаратистов'. Мирных толком не считает никто. Европа выражает вежливое, безадресное недоумение, недвусмысленно косясь в сторону Кремля. Лавров гомеопатично эмоционален.
Белые ночи, сна нет совсем, под ложечкой, кажется, навсегда поселился неудобный, сосущий холодок. Еще не больно, но уже предельно некомфортно существовать. Есть-пить-спать. Гастрит или совесть? Может, гастрит?
Июнь.
Ежедневные сводки боев. Сайты. Репортажи.
Кровь, кровь, кровь.
Работают 'грады', работают 'сушки' (ребята, вы что, с ума там все посходили?!). Танки расконсервируются сотнями, десятки тысяч снарядов вывозятся из хранилищ 'в зону АТО'.
Для кого?!
Для этой бабули, которая пережила кошмар ТОЙ ВОЙНЫ, чтобы узнать, что она - не человек, а 'самка колорада'? Для пятилетних карапузов Юго-Востока, которые уже на слух определяют тип и калибр летящей на них смерти?
ЛЕТЯЩЕЙ! НА НИХ! СМЕРТИ!!!
Тоненькие ручейки добровольцев растекаются и, кажется, бесследно испаряются в знойном мареве раскаленной степи.
- Служил?
- Нет.
- Ясно. Вот автомат и два рожка. Больше нет. Смотри сюда. Это восемнадцатая 'Муха'. Две из трех - тухлые. Как понял?
- Все понял. Где позиция?
- Что, остаешься?
- Где позиция?!
'Нас мало, парни. Нас очень мало'.
НУ?! Едрена вошь! Или мужики перевелись на Руси?!
И тянутся, тянутся редкими пока еще цепочками хмурые, небритые мужчины на Изваринский погранпереход.
Архангельск, Курск, Средне-Колымск, Москва... Перекличка окончена? А вот хрен вам всем в грызло! Владивосток, Кронштадт, Новороссийск, Чита, Екатеринбург, Новочеркасск, Якутск, Мурманск...
- С какой целью собираетесь посетить Украину?
- Ну, ты, девка, и спросила однако маленько. Ой, пардон, товарищ начальник таможенной службы. - Поздно. Пал Славянск, Краматорск. Что, это все?! Конец?!
'Нас мало, парни. Нас очень мало'.
Все. Я больше не могу! Больно. Очень больно. И это не гастрит.
Отрывается клочок какой-то квитанции. Какое счастье, что дорогая на даче. Корявые, дерганые строчки.
'Солнышко мое. Я - в Новороссию. Поймешь - хорошо. Нет - пойму я. Решай сама. Если что, сделай так, чтобы Лялька не забыла, кто ее отец. Пока. Целую'.
Шестое июля.
Поезд.
Утром включаю телефон. СМС. Читаю.
'Твоя дочь будет гордиться своим отцом. Встретимся - убью. Береги себя. Нежно целуем. Бабьё твоё'.
История вторая. А кто тут, к примеру, в террористы крайний будет?
Ростов, утро.
Выхожу с вокзала. Ну, а теперь-то куда? Ладно, таксисты знают все. Полчаса разговоров и вырисовывается оптимальный, как мне тогда казалось, вариант. Ехать в Новочеркасск к казакам. У них, по слухам, и тропинки на ту сторону протоптаны, и вообще, вроде бы воюют казачки там уже не первый день.
Ладно, еду. Умирающий автобус, родившийся еще в 'советском далеке', облегченно пыхтя, выплюнул меня на пыльную улочку казачьей столицы. Асфальт сплошь испятнан сплющенными комочками упавших с деревьев перезрелых абрикосинок. Питерцу такое показывать нельзя. Стряхнул оторопь и поплелся искать нужный дом.
Нашел. На втором этаже, в огороженном арматурой в виде решетки закутке, сидит, позевывая, типичный вахтер в кителе с капитанскими погонами. Выяснилось - сотник Всевеликого Войска Донского. Традиционно, по-южному, словоохотлив. Да, воюем. Да, периодически водим своих ребят на ту сторону. Но не всех подряд, а только казаков. Можем и тебя пристроить. Вступай в наши стройные ряды, принимай нашу присягу и вперед за подвигом. На мой робкий вопрос: 'А если я вам не подойду' - следует незамедлительный ответ:
- Не боись, парень. И не таких... воспитывали. Мелкий косяк - нагайкой по причинному месту соразмерно деянию. Крупный - лоб зеленкой намажем. Всего и делов-то.
Мой следующий вопрос, типа: 'А если вы мне не покажетесь' - как-то незаметно обмяк в гортани.
- Ну, хорошо, - попытался нащупать я почву для компромиссов. - А если просто подсказать мне путь-дорожку в нужном направлении? Ну, куда хоть тыкаться-то? Ведь ничегошеньки я не петрю в местной географии.
- А вот этого не знаю, - как-то сразу потерял ко мне интерес бравый сотник. - Я что? Мне плотют пять тыщ, я и сижу тута на телефоне. Ходют слухи, что на Изварине таможня, вроде как, под ополчением. А как оно на самом деле, бес его знает. Но попробовать - попробуй. Может, оно и так. Как добраться? Так автобусы туда ездют. Город Донецк Ростовской области. А там уж каждый тебе на Изварино укажет.
И вот я снова в автобусе-близняшке ростовского катафалка, разглядываю в запыленное окошко степенно проплывающие мимо терриконы.
- Чего сидишь? Приехали, - обернул пожеванную физиономию водитель к единственному оставшемуся пассажиру. Ко мне.
Вылез, прищурился на начинающий наливаться предзакатной синевой небосвод. Однако. Шариться ночью по 'территории войны', выясняя, как добраться в Горловку Донецкой области, к перебравшемуся туда, по слухам, Стрелкову, не грело совершенно. Пристрелят непонятно кто, кому потом жаловаться?
Ладно. На российской таможне определюсь. На крайний случай, перекантуюсь на нашей стороне до утра, а там, может, прибьюсь к кому-нибудь. Не один же я такой... скиталец.
Пустая таможня, опрятные барышни в погонах, чистота, безлюдье. Мой паспорт, игриво перепархивая от компа к ксероксу и обратно, на секунду замер в ухоженных женских руках.
- Знакомые хоть есть на Изварино? - участливо уставились на меня жалостливые серые глаза.
- Счастливого пути, - как-то очень по-бабьи пригорюнилась барышня и вернула мне картонный признак гражданина РФ. - Идите по дорожке до шлагбаума. Дальше - Украина. Или Новороссия. На месте разберетесь.
Будка у шлагбаума, короткий диалог с лихим погранцом, усердно поворачивающимся ко мне штык-ножом на поясе.
- Чего там дальше, братан? - старательно небрежно цедя слова, поздоровался я с бойцом, протягивая ему паспорт. - Там кто, ополчение или... другие?
- Ну, чуть больше недели назад нацики были, точно. Сейчас вроде ополченцы защищают. Но я вообще-то первую смену стою. Так что, сам понимаешь. Ежели чего, дуй сразу назад. Если получится, конечно. До тебя за день шестеро прошли, вроде тихо. В смысле, не возвращались. Ладно - удачи.
Кивнул, засовывая паспортину в карман, закинул невесомую сумку с носками-трусами на плечо, выдохнул беззвучно. Пошел.
Впереди, на вид вполне себе целое, высилось здание украинской таможни.
- Какие-то деревянные у меня шаги, - замелькало суматошье мыслей в голове. - А если там нацики? Прикинусь ботаном и спрошу... Блин, чего спросить-то?
О! От стеклянного киоска, за тридцать метров до таможни, нехотя отлепилась колоритная фигура в шортах на донельзя волосатых ногах и, звучно култыхая потертым 'калашом' по клинообразной груди, сипло поздоровалась.
- Закурить дай.
Мой глаз прямо-таки впился в выцветшую георгиевскую ленточку, повязанную прямо на лямке нестиранной со времен Переяславской Рады майке. Чувствуя, как непроизвольно растягивается рот до ушей в счастливой облегченной улыбке, достал пачку питерского еще Мальборо.
- А вон, за 'Руину' зайдешь, там в синем вагончике он и сидит. Зовут Дед. Бывай, - и опять плюхнулся на свою лавочку.
- Что еще за 'Руина'? - спохватился я, двигаясь в указанном направлении. И обомлел. На фасаде здания таможни, прямо на сайдинге стены, горделиво красовалось яркими синими буквами искомое слово - 'Руїна'. Быстренько сопоставив следы от отсутствующих букв с буквами наличествующими, поставил мысленно огромный плюс неведомому шутнику, переставившему одну букву в слове Україна и сбившего к чертям собачьим все ненужное. Настроение поднялось несказанно.
Упругой походкой подлетел к двери синей бытовки и постучал.
- Тук-тук, - продублировал голосом работу кулака и засунул голову внутрь. - Можно?
Сухощавый мужик в потертом камуфляже, с черной банданой на голове, молча кивнул и с интересом уставился на меня.
- В ополчение? - полувопросительно-полуутвердительно озвучил он очевидное, не торопясь, оценивая мой внешний вид.
- Ну да, - согласился я. - На Донецк смогу сегодня уехать?
- К Стрелкову? - чуть заметная смешинка мелькнула в его глазах.
- К нему. А что?
- Да нет, ничего. Все к Стрелкову едут, - разговор, похоже, стал его забавлять.
- Это плохо? - сложил я бровки 'домиком'.
- Нормально, - не стал возражать Дед. - Только сейчас на Донецк не проедешь. И на Горловку тоже. И даже на Краснодон. Через два километра отсюда укропы перерезали шоссе и долбят из САУшек и Зушек по всему, что шевелится. Служил?
- Нет, - неохотно переключился я на скользкую тему.
- Понятно, - вздохнул привычно. - Как и семьдесят процентов здесь присутствующих. Короче так. Хочешь, оставайся у меня пока. Хочешь, жди, когда трассу разблокируют. Но это не завтра будет, точно. Неделя минимум.
- Ствол дашь? - внутренне собрался я, готовый ко всему.
- Само собой, - пожал он плечами. - Как здесь без ствола-то? Выбор невелик, конечно, но что-нибудь подберем. Как зовут?
- Виктор.
- Позывной?
- Ну, пусть Дон.
- Сам откуда?
- Из Питера.
- Уважаю. Ладно, пошли, - он поднялся и, не оглядываясь, направился к зданию таможни.
- Получишь автомат, найдешь Пасечника. Скажешь - Дед прислал. Будешь пока в его отделении. И поищи где спать. Вообще, проблем с местами нет. Только если с матрасами. На всю таможню девятнадцать человек. С кормежкой, пока газ не кончится в баллонах, вопросов нет. Парни покажут, с какой стороны за автомат держаться. И не тушуйся. Рэмбов здесь нет. А кто есть ты, после первой бучи выяснится. Я думаю, сегодня ночью. Старшина! - окликнул он пузатого мужика под шестьдесят. - Открывай закрома. Новичка тебе привел.
Мужик готовно засуетился, запуская нас в кандейку.
- Ну, чего у нас тут в наличии? - откинул крышку оружейного ящика Дед. - Вот, выбирай. Сайга, СКС, СВД без оптики, раскладушка 7,62 без ремня и весло 5,45 с ремнем. Бери весло. На него три рожка есть. Ну и ремень, конечно.
Я осторожно потянул автомат из ящика. Старшина услужливо подал подсумок и, мусоля страницы школьной тетрадки, молча взглянул на меня.
- Паспорт? - догадался я.
- Шо мени твий паспорт? Имья-фамилие скажи, та позывный. Ще нумер автомата запышу зараз.
Я продиктовал.
- Бэры патронив скилькы трэба и пишлы звидцы, - захлопнул он тетрадь. Я оглянулся. Деда уже не было.
- Йды до хлопцив. Ось воны, у тому будынку, - ткнул старшина в сторону досмотрового бокса и, переваливаясь с ноги на ногу, скрылся за углом.
- Рядовой Дон! Поздравляю с началом службы в доблестном ополчении Новороссии! Ура! - хмыкнул я и пошел знакомиться с парнями.
Жизнь, похоже, налаживалась.
История третья. Изваринский будильник
1.
Они были чудо как хороши...
Раскованно покачивая загорелыми атласными бедрами, лукаво задрапированными прозрачным, невесомым газом, маняще поигрывая тугими вишенками сосков тяжело колыхающихся в такт ритму танца персей, плутовски поблескивая влажными темными очами, недвусмысленно обещавшими совсем уже скорое безумное и бесконечное наслаждение... Они в колдовском хороводе-омуте все сужали и сужали свой струящийся, исходящий осязаемой истомой, перенасыщенный феромонами круг...
В центре которого, на трясущихся подгибающихся коленках, в полуобморочном коматозе предвкушения, стоял я.
Одна из них, самая юная и нетерпеливая, обвила гибкими руками мою закаменевшую вдруг шею и ме-е-едленно, с оттяжкой, проведя остреньким, розовым язычком по коралловым же губкам, приникла к моему уху и, опаляя его своим горячечным, на грани стона дыханием... истошно заорала сорванным дискантом Пасечника.
- Во-о-здух!!! Воздух, мать вашу!!! Мужики, все на ноль! Быстра-а-а!!!
За бесконечную долю секунды выдираясь из погибельной паутины нескромных сновидений, мое возмущенное сознание незатейливо, но чрезвычайно энергично, выразило свое абсолютно нечитабельное отношение к Вите Пасечнику, неведомому летуну, к этой войне в частности и к своей разнесчастной судьбе в целом. И тут же настороженно притихло, ощутив, как максимум в километре от моей лёжки, кто-то очень большой и недобрый рывком располосовал гигантское полотнище толстенного брезента.
Кр-ра-ах-х.
И тут же ударил по ушам вой турбин на форсаже уходящей на безопасную высоту Сушки.
Надпочечники привычно ойкнули и мгновенно швырнули в топку вялого со сна организма щедрую плюху адреналина. Обнаружив себя подлетающим к знакомой ячейке траншеи и 'на раз' впорхнув в уютную ее прохладу, запоздало отметил зафиксированный мозжечком, но не доведенный вовремя до владельца, еще один жуткий треск разрывающегося брезента. Уже гораздо ближе. Метрах в трехстах.
- Вот блин!
На рефлексах впечатался в дно окопа, пытаясь придать хоть какую-то упорядоченность хаотичной работе мозга.
- Та-ак. Автомат-подсумок? При мне. Уже хорошо. 'Мухи' я еще вчера здесь оставлял. Угу, тут. Лепота. А сколько сейчас времени, к примеру?
Ощущая себя лежащим на энергично работающем отбойном молотке и не сразу уразумев, что это всего лишь навсего сбрендившее мое сердечко, привстал и, сторожко вытягивая шею, высунулся на свет божий. Пузатенький желток восходящего солнышка только-только отлепился от горизонта.
- Тудыть твою в качель! Не больше шести! Это что, я и пары часов не поспал?! Эх-ма... и в тридцать три подводных лодки! А где Шурик? Где все? Ладно, потом.
Чутко сканируя трепещущими ушами пугливую тишину, присел, оперевшись спиной о прохладную надежность бруствера, и не торопясь потянул из безбожно сплющеной пачки первую за сегодня сигаретку.
- О, покурим, - пробасила сверху взлохмаченная сущность нового моего кореша, Виталика.
- Кто где, не видел? - не без сожаления расстался я с драгоценным девайсом.
- Пасечник на левом нуле. С ним еще трое. Шурик справа в соседней ячейке. Я за ним. Все, - причмокивая толстыми губами от удовольствия, выпустил он густую струю дыма.
- Чё-то подколбашивает нашего морпеха не по-детски. И так-то войска кот наплакал, а тут ещё это... слабое звено. О, опять заходит, гнида.
Я послушно уставился в поднебесье. Вроде пусто. А-а-а, вот он.
- Кр-ра-ах-х, - привычно скрутило воздух секундной судорогой. Но уже существенно дальше.
Я на автопилоте, сгорбившись, нырнул подбородком к грудине. Чуть погодя, выпрямился.
- Да ладно тебе наезжать на парня. У него сегодня прощание с невинностью. Первый обстрел, это же... акт, едрена мать, - ощущая себя замшелым ветераном, запулил я куцый бычок по настильной траектории.
- Пойдем лучше, поддержим... собрата по оружию, - и, поднявшись, шагнул вправо по окопу.
- Ага. Акт... мужеложства, - скривился Виталя. - Помяни мое слово - не боец он. Я как услышал - Сомали, Сомали, сразу въехал - рэмбо картонный. 'Ма-асква бьёт с на-аска-а...' Сам иди сопли ему вытирать. Я - к себе.
- Привет. Ну как оно ничего? - нарочито бодрячком поздоровкался я с Шуриком. Тот молча кивнул в ответ, заполошно ёрзая взглядом.
- Чё такой нервный, Шурян? Забей. Все там будем. Гы-ы, - наугад катнул я пробный шар военно-полевой психотерапии.
- Да нет. Я в порядке. Просто неожиданно как-то все. А главное, обидно, - торопясь выговориться, зачастил он. Я изобразил лицом живейшее внимание.
- Блин горелый! Вот шандарахнет такая сволочь непонятно откуда и все, ку-ку. Нету тебя. Совсем. И даже морды его поганой не увидишь напоследок, не то что стрельнуть в ответ.
- Ха. А если увидишь морду его поганую, не так обидно, что ли, будет загибаться? - искренне заинтересовался я. Совсем уже вдалеке опять рвануло в клочья остатки брезентухи.
- Забей, Шурик. В первый раз у всех так. И вообще: 'Вернулся с хабаром - удача, просто живым отпустила Зона - повезло. А все остальное - судьба', - не удержавшись, процитировал я столь любимых мною Стругацких.
- Да я понимаю, - шумно выдохнул он, постепенно приходя в себя. - Просто как-то иначе все это себе представлял. А тебе что, реально пофиг??
Я неопределённо пожал плечами.
Ну не будешь же ему рассказывать, как оценив, насколько не соответствует отяжелевшая за зиму 'стать' суровым реалиям этой войны, решил я поголодать пару неделек, чтобы обрести желанную легкость и прыть.
Благо, опыт есть.
И как на пятый день 'поста', в очередной раз отсидев в окопе полновесные два часа под минами, с огромным энтузиазмом посетил затем многострадальную нашу 'комнату для джентльменов'. Где без промедления выдал-таки 'на-гора' удивительной щедрости порцайку 'отходов жизнедеятельности организма'.
- Я не знаю, как это тебе объяснить, Шура. Просто поверь на слово - это преодолимо. Не давай волю фантазии и... держи яйца в кулаке.
- Гы-ы, - жизнерадостно продолжил я сеанс трепетной реабилитации.
- И вообще, мы здесь кто? Свободные люди в свободной стране, елки-палки. Ссышь маленько? Ну, нормально. С кем не бывает. Ссы сколько влезет. На себя, под себя, вокруг себя... Ни в чём себе не отказывай, друже. Только дело делай. И всё. Вопрос закрыт. Или ты всерьёз полагаешь, что мы тут все сплошь с проволочными нервами? Я тебя умоляю... Так что забей на все эти страсти большой, мозолистый, пролетарский болт и держи хвост пистолетом. Всё наладится. Не ты первый, не ты последний. Вот сейчас покурим с полчасика, и если не будет новых пакостей, пойдешь ты себе на камбуз, набивать ненасытную свою утробу макарошками с тушняком. Бли-ин.
И с трудом сглотнув набежавшую вдруг густую, тягучую слюну, потянул из пачки очередную сигаретину...
2.
Шурик появился у нас вчера вечером, сразу после развода, когда Дед объявил, что двенадцать наших уходят на ночь на высоту 9/2, а остальным предстоит сомнительное удовольствие держать таможню. И тут же, уловив легкое недоумение в рядах, выразившееся в радикально критичной оценке мыслительных способностей нашего генералитета (сплошь и рядом в непарламентских выражениях), рассудительно внес ясность.
- Не вибрируйте, парни. Если танчики все-таки полезут, отработаете БК, оцените эффект и если всё же жопа, рысью на Россию. Только стволы скинуть не забудьте. По-умному. Чтобы потом долго не искать.
На том и порешили.
На таможне оставили наше отделение, куда и попал чуть погодя незабвенный морпех Шурян.
Получив от старшины отвергнутую мной 'раскладушку' и обрядившись в щеголеватый, великолепного качества камуфляж, дальновидно привезенный с собой из самой столицы, смотрелся он, прямо скажем, весьма и весьма авантажно. Автомат носил привычно небрежно, либо с упором на левый локоть, либо просто стволом вниз, слегка отводя при ходьбе руку от осиной талии. Отсутствие ремня, похоже, нисколько его не удручало.
В коротком разговоре, продуманно и весомо расставляя акценты, поведал нам о своем, столь недавнем, славном морпеховском прошлом на Балтике. Скупо посетовал, что по причине залёта молодецкого, не был включен в команду, отправляющуюся в Сомали. Где и отметились его парни, вполне себе даже на уровне. Дружно выразив искренние соболезнования горемычным недотепам-пиратам, мы вкратце обсудили диспозицию на ночь и выставили первую на сегодня пару. Мы с Шуряном стояли с двух до четырех.
Ну, остальное вы знаете...
3.
И вот лежу я под махонькой акацией, хоронясь от набравшего свирепую доменную ярость 'небесного светила'. Лежу, чешу пузо и прямо-таки физически ощущаю, как искрящимися сладчайшими капельками разогретого на солнце янтарного меда, нехотя сползают по зеркальному циферблату вечности, драгоценные минутки неожиданной и оттого кажущейся бездонной тишины. И не насытиться ими никак.
Хорошо...
Уже вернулись взвинченные и предельно злые парни с высоты 9/2, волоча на себе вяло упирающегося, мало что соображающего после убойной контузии Ару.
Уже, получив в булку какой-то хитрый укол от встревоженного Маркони, затих он обессиленно здесь же под кустами, отматерившись вволю на трех языках сразу и выблевавший с пенной прозеленью, казалось, все свои потроха.
Уже вынесло 'достопочтенное сообщество' заключительное резюме по итогам этого выхода (не берусь воспроизвести его здесь даже в самом усеченном варианте). Хотя фельдмаршалам нашим было бы полезно почитать. Ладно, хоть без двухсотых.
Какая-то настырная мушка, с упорством, достойным лучшего применения, раз за разом пикирует на свежую ссадину, располосовавшую непонятно где и когда левую мою лодыжку, и копытит цепкими своими лапками болезненно отзывчивую, растерзанную плоть.
Отчаявшись вразумить неугомонное животное вялым, конвульсивным передергиванием конечностей, попытался вступить с ней в мысленный контакт, истово взывая к милосердию. Помогало плохо. Крылатая извергиня была невменяема.
Спасибо Витале. Снедаемый природной жалостью, шандарахнул он со всей дури по увечному моему копытцу пустым брезентовым ранцем от выстрелов к РПГ-7, отсушив ноженьку напрочь на ближайшие полчаса.
Ну-у, тоже вариант, конечно. С такой анестезией по многострадальной моей ссадине теперь рашпилем можно елозить без малейшего ущерба для психики пациента.
Хорошо, когда рядом есть настоящие друзья.
Хорошо...
Подошел Пасечник. Как всегда свежевыбритый, застегнутый на все пуговицы, улыбчиво невозмутимый - слуга царю, отец солдатам.
Оглядел, скорбя, расхристанное свое воинство, исходящее обильной испариной в жалкой тени куцых дерев зеленки, поведал последние новости о диспозиции супротивника и душевно попросил не расслабляться. Мы вяло кивнули в ответ распаренными рожами.
Жарко.
Теплая вода в теплом молочном бидоне дает только минутное облегчение. Пересушенная полынь степи с известковым хрустом крошится под ногами. Интересно, здесь дождь бывает когда-нибудь?
Завязавшийся было извечный солдатский трёп о бабах вяло угас, не встретив ожидаемой поддержки у изнывающей от зноя аудитории.
Жарко.
Вялые мысли, вялые тушки соратников вокруг, вялая надежда, что на сегодня всё закончилось...
Веки податливо слипаются, подбородок безвольно скользит по мокрой от пота груди, тело растекается студнем по невесть откуда взявшемуся здесь бушлату.
Сознание вяло сказало 'бульк' и плюхнулось в небытие...
4.
Они были чудо как хороши...
Но взглянув на кислую мою физиономию и влёт оценив полное отсутствие тремора вожделеющего самца, состроили оскорбленные гримаски и, невесомо кружась, растворились в поисках более благодарного объекта. И только та, самая юная и нетерпеливая, гибкой походкой скользнула ко мне, понимающе заглянула в глаза и тихонько тронула краешком губ заскорузлую от трехдневной щетины щеку. На прощание...
Выстрел!
Трех-четырехсекундный свист и последующий затем разрыв стодвадцатки впереди в деревне мгновенно превратил лежбище релаксирующих тюленей в разоренное стойбище нервно перескакивающих друг через друга, судорожно выискивающих спасительные норки тушканчиков.
Выстрел-разрыв, выстрел-разрыв. Еще. Еще. Еще.
- Вот это да! - упоённо бодал я лобиком неподатливое дно окопа, стремясь еще хоть чуть-чуть заглубиться в спасительный грунт.
Со стороны птицефабрики, в трех километрах от нас, басовито загудели танковые дизели. Там уже с недельку как квартировали три укроповских Саушки и сколько-то танчиков с бэтэрами.
- К бою! - выдохнул Пасечник, пробегая мимо меня по окопу.
Я, очень не торопясь, в коленно-локтевой позе, развернулся в нужном направлении, еще разок прислушался, привстал, и на полусогнутых оч-чень шустро засеменил к своей ячейке.
Добрался, отдышался, проверил наличие своего немудрящего скарба, достал окончательно сплющенную пачку Мальборо.
- О, покурим, - пробасила свалившаяся мне на голову, неимоверная тяжесть.
- Виталя! Елки-палки! - взвинченно отозвался я. - Чего ты все по брустверу шастаешь? Без понтов никак, штоль?
- Не боись, Витек, - потянул он из пачки раскатанную в блин сигарету.
- Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, тому водка нипочем, дым. Чего-то они сегодня плотненько кладут. На пожарке как бы пацанам не досталось. Рэмбу видел?
- Туда Пасечник побежал, разберется, - я аккуратно высунул нос в направлении птицефабрики. Вроде никого. Движки гудят, а пыльных шлейфов нет. И не подключаются пушечки укропов к своим минометчикам. Странно.
- Да не пойдут они днем, Витек. Не парься. Совсем, что ли, безголовые? Подавят нас с полчасика движухой и все. А из-под горы по таможне, с трех камэ из пушечек класть - пустое дело. Еще Россию зацепят по дурости, то-то ответка прилетит. Мало не покажется.
- А мины зачем по деревне кладут? - все никак не успокаивался я.
- А это чтобы тебе служба медом не казалась, боец, - хмыкнул Виталя. - Ну, может еще чего надумали? Я знаю?
Вынырнувший из-за изгиба траншеи Пасечник присел к нам на минутку.
- Непонятное движение в курятнике, парни. Наши вчера, оказывается, внагляк на мотоцикле прямо по дороге к ним заскочили. Развернулись, пульнули из 'семерки' по танчику и сдриснули назад. А через пару минут еще один заход крутанули. Два молодых пацана с пожарки. Ковбои, - одобрительно покрутил он головой.
- В итоге, минус танчик. Подтвержденный. Мелочь, а приятно. Вот укропы себя в ловушке и осознали. Вроде и сила при них, а вход-выход - исключительно по нашему разрешению. Уходить им только по дороге можно, а вдруг мы из кустов захотим их ребрышки пощекотать? Очко-то не железное. А по темному шариться совсем стрёмно. Ни авиация, ни артуха им выход не прикроют. Такие дела. А нам теперь гадай, чего они отчудить надумают. Ладно, я дальше пойду. За Шуриком приглядите. Тюмень никто не видел?
Мы не сговариваясь философски пожали плечами. Витя вздохнул и зарысил дальше.
