Аннотация: История седьмая, или сикось-накось доделанный подарок для ненаглядной.
Солнышко на сносях.
Конец января 2015г.
Вот и первые полгода моей войны пролетели, вжикнув злой пулей у виска. Разгар зимы на дворе. Холодно и неуютно. Что в окопе, что в засаде. Мороз и оголтелые ветродуи сменяются оттепелями и обильными снегопадами.
И наоборот.
Мы стоим на горе. Мы стоим на блоке, на мосту. Мы стоим на 'Ратиборовских дачах', Николаевке, Пионере, Хрящевке, Новокиевке... Максимум семьдесят активных бойцов на двадцать два километра фронта. Да еще и 'за речку' ходим регулярно. Чтобы укропы не возомнили о себе невесть чего. Семьдесят, это уже неплохо. Осенью нас было сорок шесть человек. И три попытки прорыва только на моей памяти. Во была веселуха. Но об этом потом как-нибудь.
'По запросу', разъясняем нацикам в Станице, из батальона имени Кульчицкого в частности, правила хорошего тона. Трофеи идут помаленьку. Джипы там, стволы, БК, кевларовые каски и броники, спешно брошенные при драпе 'священные' флаги майданных сотен... Это у нас.
У них, преимущественно, черные полиэтиленовые пакеты с двухсотыми и надрывно воющие машины скорой помощи с ранеными. А не хрен, понимаешь, не зная броду и не спросясь у старших. Тут тебе не здесь, ёпть. 'Чернигов' и ВСУшники, практически не скрываясь, откровенно скалятся и злорадствуют по этому поводу. И передают нам через мирных из Станицы, огроменный ОК. Такая вот у них 'любовь' друг к другу. Фронтовое братство.
Параллельно, отправляем парней в Санжаровку. Потом вторую смену, третью... Возвращающиеся пацаны, рассказывают разное. Каждый о своем. Но знаменатель всегда один - мясорубка.
Что-то зреет под Дебалью. Давит, плющит. Мишу Чечена не видим уже почти месяц. Он плотно прописался в Санжаровке. Что называется - дорвался атаман до бесплатного. В располаге рулит Док. При наборе очередной смены, на утреннем построении, проблема у него только одна - крайне убедительно послать в пешее эротическое путешествие, всех желающих пробраться к Чечену без очереди. Это ему с трудом, но пока удается. Пару раз послал и меня. Мне это показалось нетолерантным и в голове начала зреть интрига...
А как дальше-то рассказывать? С чего начать?!
Ну не помню я точно, когда в моей жизни появилась ОНА. Помню только, что нечастые ее приезды (после краткого, но строго обязательного конфетно-букетного периода, тут с этим не шали) никак не нарушали устоявшийся порядок вещей. Днем приехала, рано утром уехала. Скользнула как наваждение, оставив после себя на подушке податливо исчезающий аромат нездешнего парфюма - и все.
Была - не была?
И вдруг.
- Витя, я тебя люблю. Очень-очень. - оглушительно прошептали ее, распахнувшиеся во весь мир, глаза. Мое сердечко трепыхнулось испуганно и заскреблось в межреберье, суетно выискивая местечко поукромнее.
- Глаза не умеют шептать. - долдонила в мозгу несуразная мысль.
- Молчи, придурок. Урод! Заткнись! - давили остатки разума, идиотские мои попытки тут же что-то ляпнуть в ответ.
Замычал бессильно, ткнулся носом в разметавшуюся гриву ее волос. Вдохнул всей грудью, сносящий чердак напрочь, одурманивающий сладостью своей, аромат ее кожи.
- Ё-ма-ё, что ж теперь делать-то?! -
Тонкие, гибкие змеи ее рук, невесомо обвили мою шею.
- Ви-т-тя-я... - жарко опалило скулу ее дыханием.
- Лю-би-мый мой... -
- О чем-то я должен был подумать. Чего-то сказать вроде. - промямлил из последних сил, отключаемый за ненадобностью, мозг. И жалобно пискнув напоследок, почил в бозе ........
Ощущение бесконечного счастья и абсолютно незаслуженного наслаждения, клубясь наполняло хрустальной своей чистотой и прозрачностью, каждую клеточку моего несуразного тулова. Медленно и неохотно зашевелились ленивые мысли в голове. И что характерно, сцуко, предельно трезвые. Рациональные.
Спасительно чиркнул кремень зажигалки в темноте, заалел уголек сигареты. Шумно и глубоко затянулся, выискивая нетравматичные фразы.
Надо что-то говорить. Что? Варианта всего два - или правду, или приятно. Врать - невозможно. Выдохнул. Ну что, поехали?
- Солнышко мое. - пробилось на белый свет привычное ёрничание.
- Не поверишь, но у меня всего одни запасные штаны в закромах и одна Горка. Парадная, для штабов. На этом, с приданым - ФСЁ. Автомат, 'Фаготик' и прочее железо, не в счет. Вряд ли оно станет серьезным подспорьем в нашей будущей счастливой жизни. Я - нищий. Понимаешь? Пока война - ладно. Не я один такой. А потом?
Дальше.
И сегодня, и в предыдущие твои приезды, не было ни одной ночи, чтобы мы с тобой не замирали настороженно, отслеживая канонаду укроповской арты.
В прошлое свидание, в сотне метров от нас, дом разнесло в щебенку. Помнишь?
Подожди, не кусайся. Ой, ну честно, больно. Тогда я спал по 'полной боевой' и удовольствие от твоего приезда было (для тебя же, в первую очередь) весьма сомнительным.
Дальше.
Пару раз ты меня уже провожала в 'поля', обвешанного с ног до головы всякой военной трихомундией. И мы оба понимали - вернусь-нет, тот еще вопрос.
Чего? Да целую, целую. И глазки тоже. Ну подожди, дай сказать.
Война, понимаешь? Война. Ну нет у меня права любить и обещать своей ненаглядной, будущее. Какое может быть будущее у птурщика? -
- Я буду молиться за тебя. - колдовским мороком скользнул ее шепот в ухо. Я напрягся. Возможно товарисч не до конца понимает. Ну правильно - в ее-то годы.
- Наверное я плохо объясняю. - упрямо наливался радужным, тугой горошек желания истины.
- Послезавтра в Санжаровку едет очередная смена. Доктор не пускает, гад, но это его проблемы. А я еду по любому. Ты просто поверь на слово - сейчас я предельно честен. Это - Дебаль. Оттуда, через раз, возвращаются не все. Там что-то очень серьезное затевается. -
- Я буду молиться за тебя. - скользнул по шее теплый ручеек ее слезок. Меня передернуло от несуразности происходящего и от невыразимой нежности к этому, удивительно родному, теплому комочку, доверчиво распластавшемуся на моей груди.
Шмыгнула носом, прильнула вся так, что и вздохнуть стало страшно.
- А ты? Любишь? - и затаила дыхание, ужасаясь высказанному.
- Мать! Мать! Мать!
Да что же это такое-то?! Ну жил же себе тихо-мирно. Там взорвал че-нить, тут пострелял слегонца - ни забот тебе, ни хлопот. Милое дело. Нет, блин. Нам без гемора скучно. Нам без страстей никак. Ну на. Хавай, дебил, полной ложкой. И чего делать теперь? Кака-така любовь в твои-то годы, лишенец?! Ну вот что ей сказать? Ой, мамочки! -
- Люблю! - с изумлением услышал свой срывающийся, хриплый голос.
- Люблю. Сявка ты малолетняя, сопля противотанковая. Ну откуда ты взялась на мою голову? -
- Я знаю. - прошелестело в ответ.
Я только крякнул обескуражено.
- Но ты понимаешь, надеюсь, что все наши желания и существующие реалии, это, как минимум несовместимые... -
- Молчи, глупый. - легла мне на губы прохладная ее ладошка.
- Есть мы. Есть Господь. Он нас любит. Все будет хорошо. И я буду молиться. За нас, за наших будущих малышей. Все будет хорошо. Я так чувствую. Ты что, не понимаешь? -
Ну что тут скажешь? Я сдался и понял - это навсегда. И тут же облегченно заснул. Кысмет, блин. В смысле - судьба.
-2-
Нет, ну вот как ни крути, а дико приятно быть записным алкогольным монополистом. Когда у всех без исключения, денег ноль, за любую попытку мародерки фаберже моментально развешивают по противоположным сторонам улицы, а душа требует. И почти все знают, что у Дона - есть.
Во первых, потому что он до неприличия малопьющий. А во вторых, его гадские питерские друганы, не упускают ни единой возможности передать этому самому мироеду Дону, на удивление качественный продукт. А именно, коньяк и спирт. Причем непосредственно с завода. То есть, ну совершенно неразбодяженый. Причем канистрами. Причем регулярно. Тяжело служить в казачьей сотне, с осознанием такого вот жизненного перекоса. И ведь, что особенно обидно - в козырных корешах у него ходят одни, а трубы горят, что характерно, совсем у других.
И хрен ты ему, этому самому Дону, чего объяснишь. Ежели ты не кореш, конечно.
Камаз, числился в корешах.
Поэтому, периодически покряхтывая от своей, недельной давности, солидной контузии полученной в Санжаровке от свалившейся практически прямо на голову ракеты Града (благо боеголовка затупила, не сработала), любил он вечерком заглянуть ко мне на огонек. Ну а я друзьям завсегда рад. И этот разговор у нас пошел, привычно по накатанной.
Чего это вдруг 'за речкой', укропы движухой озадачились? Когда хотя бы по жратве вопросы устаканятся? Кто у Язвы в очередных фаворитах ходит (бедолага)? Ну и так далее.
Я коварно, не скупясь, подливал и плавненько подводил вопрос к насущному.
- На следующую смену, как, едешь? -
Камаз обиженно (с трудом правда) сфокусировал на мне возмущенный взгляд.
- А то!!! -
- Тебе клево. Ты у Миши в корешах. А меня Док на хер послал. Сказал, что понты колотить в окопах, желающих хоть жопой ешь. А здесь говно разгребать тоже кому-то надо. Почему как дерьмо разгребать , так я? Три смены уже мимо пролетели. Как считаешь, справедливо? -
Саня задумчиво задумался и не менее задумчиво опорожнил очередную стопку 'шерри бренди'.
- Несправедливо конечно. Наверное. Но Док, он же командир. - и задумчиво покачал пальцем в воздухе.
- Он знает, что говорит. Опять же, Миша. Как скажет, так и будет. Ну ты же знаешь. Тут, сам понимаешь, все не просто так. -
Я понял, что надо торопиться.
- Короче, Склифосовский. Завтра утром, на построении, Вова должен назвать мой позывной среди тех, кто едет в Санжаровку. И это - твоя забота. Или ты мне не друг. Цена вопроса - ОДИН ЛИТР КОНЬЯКА! Сразу. Сейчас. Если Доктор этого не сделает, без обид, я тебя не знаю. Вопросы? -
- Не, ну я поговорю, конечно. - увещевающе забормотал он.
- Но ты же знаешь Дока. Миша, опять же. Рулит-то он. -
- Или да, или нет. - поднял я канистру с вожделенным напитком и плавно, с четко обозначенной обескураженностью, стал медленно опускать ее, мимо похотливо раскрытой фляги, на пол.
- Стой. Договорились. - резко оживился Саня, явно ощущая себя законодателем сепарского лобби в Верховной Раде.
- Сказать, скажу. Стой!!! Да сделаю! Сделаю, твою мать! -
Я готовно набулькал обещанную литруху.
- Только давай так, братан. - значимо закручивая пробку, рассудительно взвесил я емкость в руке.
- Пацан сказал, пацан сделал. -
- Да пошел ты. - обиженно поджал губы Камаз.
- Хорош попусту терки разводить. До утра, короче. Бывай. -
-3-
- Ну что, граждане бандиты, алкоголики, тунеядцы. Озвучиваю следующую смену на Санжаровку. - метался осипший Вовин голос на пронизывающей февральской поземке.
Мы, скособочившись в редком строю и вразнобой скрадывая неуемную утреннюю зевоту, рассеянно внимали.
Я прижмурив глаза от ветра, ждал своего позывного. Тем более, что рядом с Доком, с понтом дела приобщенный, терся Камаз.
- ... Алик, Малой и Манюня. Это все. Кто в отказе, выйти из строя. -
Сонливость с меня слетела моментально.
- Литр коньяка! За просто так! Ах ты жопа!!! -
Задымившийся от моего застенчивого взгляда Саня, обескуражено повел плечами.
- Все что мог, брателло. Все, что мог. Вон Миша приехал, вон Док. Ну уперлись вглухую. - более чем красноречиво говорил его согбенный силуэт. Меня это как-то не грело, совершенно. Пока Доктор зычно вещал что-то из ежедневного и судьбоносного, я аккуратно прихватив Камаза за рукав, навис над его посиневшим ухом.
- Саня. Или я еду, или ты навсегда забыл дорогу в мой кубрик. Зуб даю. Веришь? -
- Отвали. - оскорбленно дернул Камаз щекой и демонстративно пошел напрямик, к разглагольствующему Вове. Тот на секунду прервался, с недоумением прислушиваясь к громогласному Саниному бормотанию.
- Не, ну реально. Пускай Дон едет. У нас там на высотке станков, только брошенных прошлыми ухарями, три штуки. А из птурщиков - один Тоха. Да и тот, Донов ученик. Пускай едет. Опять же, обратно какие ракеты домой везти, а какие хлам отказный, металлолом, кто скажет? Мишаня, скажи. Тут в располаге, по любому, Узбека хватит. Ну че, я не прав? -
- И Дон. - подбил баланс Доктор и хищно уставился на меня.
- Но если ты опять начнешь свою бодягу гнать, что все не так и все не то, пинками вышибу обратно. Все. Разойдись.
- Солнышко мое, ты где? - неестественным сюсюканьем проскреблась по мембране мобилы, моя приветственная фраза.
- Я дома, в Ольховой. Под арестом. - раненной чайкой откликнулся ее голос.
- Представляешь, мама сказала приехать на пару дней, а теперь меня вообще на улицу не выпускают. Сказали, что нечего шариться с кем ни попадя и вообще, обратно в Луганск хода нет. Укропы опять барбашовку перекрыли. А я не могу без тебя. Я умру. -
- Тихо, тихо. Спокойнее. - отозвался я.
- Торопиться тебе по любому смысла нет. Уезжаю я. Ну, помнишь? -
- Роднулька, роднулька, роднулька. - зачастил, обмирая от ужаса, ее тонкий голосок.
- Ну зачем ты лезешь сам? Ну зачем? Все. Все, молчу. Молчу. - наливалась, с трудом сдерживаемыми рыданиями, трубка в моих руках.
- Я не буду. Я помню. Поступай, как считаешь нужным. Только звони мне хотя бы иногда, ладно? - давился сорвавшийся голос, наспех сглатываемой слезой.
- Мы мобилы дома оставляем. Так надо. Вернусь, наберу. Угу? - уже искренне тяготясь, отозвался я.
- Я буду молиться за тебя, помни. Я - твоя Берегиня. Витя-я-я-я... - рванулось прямо в сердце истовое, бабье половодье.
- Все. Пока. Целую. - пробормотал, зажмурясь и нажал отбой. Вот умеют тетки создать нужное настроение, штоб им повылазило. И сплюнув досадливо, пошел собираться...
-4-
... и вот мы снова дома. Черные, грязные, злые. Смертельно уставшие. Неделя прошла - как жизнь. Не все вернулись. Не все. Сука - война. Я не стал Ей звонить сразу, понимал - нельзя. Не человек я сейчас - зверь оскаленный. Какие уж тут уси-пуси.
Ввалился в кубрик, сгрузил железо в угол, сел за стол, уронил башку на руки. Ох, как тошно-то.
Ночь на дворе. Тихо.
- Странная тишина какая. Тьфу-тьфу, не накаркать бы. Ладно, спать. Сутки из под одеяла не вылезу. -
Шагнул к кровати, не разуваясь-не раздеваясь, плюхнулся сверху на покрывало - спа-а-ать.
Что-то легонько щекотнуло обоняние. Что-то не из этого мира, где только грязь, пот, кровь. И смерть.
Неземное что-то.
Ее запах.
Как током по оголенным нервам, как бабочка на пепелище. Солнышко мое...
Заворочался, поднимаясь. Лежать в закопченной, драной, пропахшей насквозь войной Горке, на кровати, где была Она? Немыслимо!
Через час чистый, выбритый, благоухающий, я ловил трепещущими ноздрями с подушки, эфемерные струйки Ее аромата. Вот оно, счастье. Скорее бы - завтра.
-5-
- Солнышко мое, здравствуй. Ты как, ты где? - ворковал я в трубку, улыбчиво щурясь от предвкушения ее голоска и от утреннего лучика, игриво щекочущего прикрытые веки.
- Ты где? Ты уже дома? У тебя все нормально? Ты не врешь? Честно-честно? А ребята? А вы давно приехали? Чего ты молчишь? Чего ты молчишь? -
- Жду, пока ты дашь мне слово вставить. - ощущая расплывшуюся по всей роже идиотскую улыбку, счастливо выдохнул я.
- Женька, я соскучился. Приезжай, а? -
- Я не могу сейчас, роднулька. - всхлипнула горько трубка. - 'Торнадо' в Станице, на автостанции блок поставили. Не пускают вообще никого. И мама из дома не выпускает. У нас, из Ольховой, вообще маршрутки никуда не ходят. Завтра, в Станицу дядя Коля едет. Я попробую с ним договориться, может подвезет. Говорят, вроде по полям к мосту люди пешком проходят. Я попробую, ладно? Я так соскучилась! Я не могу без тебя больше! -
- Я тебе дам поля! Я тебе попробую! - мигом стряхнуло с меня истому.
- Не дай боже, сунешься куда пешкодралом! Только через блок. Только по паспорту. Ты меня хо-ро-шо-по-ня-ла!!! -
- А что случилось, Витя? Люди же ходят. Я аккуратненько, потихонечку. -
- Так, выдра. Слушать меня внимательно. Сидеть дома и не высовываться, пока укропы по нормальному не станут на мост пропускать. Как поняла? Не слышу! -
- Ну почему, роднулька? Почему? Ты не хочешь меня видеть? -
Я, зажав трубку в кулаке, яростно выматерился в голос 'большим боцманским загибом'. Потом выдохнул и оч-чень спокойным голосом повторил, давя в телефоне встревоженное чириканье.
- Же. Ня. Ты сидишь дома и ждешь, пока на Луганск нацики не откроют нормальное движение. Все подробности потом. Как поняла? -
- Хорошо, я постараюсь. Я очень-очень соскучилась. Мне так плохо без тебя. Скажи мне еще что-нибудь? -
Блин, блин, блин!!! Что тебе сказать, глупенькая? Что вчера укропы, ясным днем, втупую двух теток прямо на насыпи завалили? Они тоже в Луганск хотели.
- Да не 'постараюсь', мымра болотная. А - 'Так точно, мой Господин'! Я тебя прибью когда-нибудь! Или брошу, нахрен! Нет - прибью! -
- Я все поняла, роднулька моя. Я постараюсь. Ты мне когда позвонишь? Я буду ждать. -
Я подошел к стенке и размеренно стал стучать ею об свой толоконный лоб. Дом встревожено загудел.
-6-
Две с лишним недели ей было не прорваться ко мне с того берега Донца. Я думал - сдохну. Ежедневная пытка по телефону, только усугубляла страдание. Два раза она сбегала из дома и пробовала пробраться к мосту, дожидаясь милости от укропов, в промерзшей до костей толпе мирных на блоке. И искала обходные тропки. А потом горько жаловалась мне, что не получилось. Я покрывался холодной испариной и не знал, кому молиться.
Но нет худа без добра.
За это время мы отъелись, отоспались и стали более-менее похожи на человеков. Язва стала реже носиться по всем домам с горстями таблеток и патронташами шприцов крест-на крест, на могучей своей груди. Снова пошли боевые дежурства. Мои навыки работы с ПТУРом, оказались востребованы в немного неожиданном ракурсе. Но с приятным результатом.
И тут, наконец-то...
- Роднулька моя, слышишь меня? - с ликованием зазвенел колокольчиком, ее голосок в телефоне.
- Я прошла барбашовку. Ты сможешь меня встретить на мосту? -
Через две минуты я уже срезал лысой резиной своей 'копейки', пышные сугробы на обочинах поворотов, сроду не чищеной дороги на луганскую трассу. Что там 'Форсаж'! Детский сад.
Я скреб ногтями по заиндевевшему лобовику, прогрызая мизерную смотровую щель и подвывал от нетерпения. Неужели сбудется?!
Парни на мосту, горохом сдриснули от кубарем скатившегося на них с горы жигуленка.
- Херня, пацаны. - заорал я выскакивая и волоча за собой чехол седушки, зацепившийся при 'десантировании' за ствол автомата.
О моей проблеме знали все. Мужики, беззлобно ухмыляясь, дружно закивали.
- Пошел, пошел. Ромео, блин. Иди пока к бочке, грейся. -
Какая на хрен бочка?! Где мое солнышко? Где?! Пять минут - нету. Десять - нету. Блин, сейчас один пойду к укропам и разнесу там все к чертовой матери! Укрыл огонек зажигалки от стылого ветра и нервно прикурил. Затянулся, распрямился... и забыл, что надо выдыхать.
По мосту ко мне бежала Она!!!
Я видел только ее глаза. Одни глаза.
Ребята. Не дай вам Бог такое пережить. Дай вам Боже пережить такое, ребята!
Ну это, если очень повезет!
Нет слов...
-7-
О ней, я могу писать бесконечно.
Но это эмоции. Отложим пока.
А по сути. Мне не семнадцать лет. Меня развести - дохлый номер. Что на 'любвю до гроба', что на 'Мы с тобой, одной крови - ранетые, переранетые'.
Тем более, в Питере якорёк имеется. Лялька моя. Солнечная девочка, кошмар для окружающих. Мой характер. Кровь с пузыриками. Хочешь узнать, что она будет делать, просто скажи - нельзя. И вызывай МЧС. Кровиночка моя.
С этим как?!
По самонадеянности своей, с годами, думалось мне, что я что-то стал понимать в женщинах.
Ну это ладно - грабли на все времена для любого мужика.
Короче. Как я повелся - непонятно. Да уже и не очень интересно. 'Это есть факт, месье Дюк'.
А Она -то?
Ну кого любить? Меня, что ли? Ну за что???
Сначала все было как у всех.
- Хочу? Счастья хочу. С любимым. Чтобы на всю жизнь! -
Обиделась, больно ткнула кулачком в... в общем, нашла куда.
Тут нюанс. Семья - крепко верующая. При всем моем сложном отношении к баптистам - умеют они дать людям смысл в жизни. В противовес власти. В общем, жили-не тужили. И дом - полная чаша, и с пониманием себя все в порядке. Во всяком случае - понятия 'грех' и 'поступить не по божески', были основным нравственным стержнем. Хотя, почему - были? И сейчас так живут. Кому как, а для меня этого более чем достаточно. И дальше жили бы.
Да вот угораздило их оказаться 'в зоне Ато'.
А Женька моя, православная. Как и я. И опять же, очень осознанно. Формализма - ноль. Пока сам в этом деле до конца не разобрался. Все больше насущное как-то интересовало. Где-то даже нательное. Ну, вы понимаете.
Опять я отвлекаюсь. Все не о том.
Два раза за прошлое лето война через их село прокатилась. Только косточки хрустели. Прокатилась и осталась. А лето было - еще то. Это сейчас мы на небо без опаски поглядываем. А тогда... Даже вспоминать не хочется. Укроповские Сушки просто по головам ходили.
И все равно. Мирные, они и есть мирные. Ну совсем ведь не при делах. Были.
Ну да, не устраивало ее, что пришли ВСУ и сказали - будет так.
Ну да, корежило ее, что старики, женщины, дети, гибнут как 'побочный эффект' АТО. И что между ее домом - Станицей, и колледжем в Луганске, возникла не просто граница - линия фронта. Мало радости, тоже понятно.
Но! Она одна штоль такая?
Ну сиди себе дома, бухти на кухне.
Так нет, чисто возрастное - 'Надо что-то делать'. И понятно, ополчение, костры в бочках, стволы на выбор... Романтика, мать ее.
-8-
А может я ревную? Хотя, где я, а где ревность. Я ж ее, дуру, люблю!!!
Ну, в общем - 'Но пасаран' - в полный рост, само собой, а только соц.сети никто не отменял. Зашла в очередной раз и тут во весь монитор, наглая моя харя.
С понтом дела - 'В виде исключения, познакомлюсь'.
Обалдела слегка. Спросила
- А почему 'В виде исключения?'
Ответ - увидимся, узнаешь. Но твоя фигурка уже вызывает у истосковавшегося, кровь мешками проливающего, свирепого ополченца, вполне определенные ассоциации.
Посмотрела фотки, хмыкнула - Ну, чаем угощу. -
И завертелось.
Не, я понимаю - любопытство губит кошку. А тетки, те же кошки. Только любопытство ее очень быстро сошло на нет, уступив место чему-то гораздо большему.
Эх, знал бы во что вляпываюсь, может и убежал бы, куда подальше. Ну а чего - нормальный рефлекс нормального раздолбая. На фига мне на войне эти запутки с нежностями?
Очень плавно и незатейливо, в моем кубрике прописались ее флакончики-бутылёчки и прочие ажурные тряпочки.
И вот тут пошли всяческие - Но.
Все ее близкие, практически единогласно объявили бойкот. Особо в детали не вникали.
- Или ополчение, или мы. -
И у меня в располаге, тоже все не очень гладко. Мои парни здороваются конечно, но достаточно отстраненно. А что тут скажешь? Кто она им?
Понятно - слезки. Совсем детские.
- Я, у тебя в доме - чужая.
Объясняю помягче - Это для меня ты родная. А для пацанов моих, просто командирская подружка. Хочешь стать другой, своей - сделайся нужной. В идеале - незаменимой. -
- Но я же ничего не умею. -
Обнял, успокоил, привел в пример немногочисленных жен парней, которые смогли найти себя в подразделении. И не только как привычную семейную обузу для бойца, но и как полноценных помощников. На войне, все умения - в ёлочку.
Ободрил душевно.
- Не умеешь - научим. Не хочешь - заставим. Гы-ы. -
Улыбнулась светло.
- Конечно хочу. -
Вот это другой разговор. А с хомутами у нас никогда проблем не было. Была бы шея.
Весна пришла. Тепло. Птички чирикают. И что-то меняться стало. Она второй месяц от ноута не отлипает. Трясет с меня болванки характеристик, различных справок.
- Давай, объясняй, роднулька. Ребятам надо. -
Несут парни ЛПР.
- Жень, поищи в тырнете ТТХ. Чего тут хоть крутить? -
Ночники несут, дневную оптику. Все же - трофейное. Какие тут инструкции?
- Дон, пристрелочные таблицы пошаришь? -
Киваю на Женьку.
- Всё к ней, парни. Я ни бум-бум. -
Солнышко возмущенно вскидывает взгляд. Довольно показываю язык.
- Просила? Работай! -
В гугл-мапс днюет и ночует. Сетка расстояний до целей, маячки, Гаусс-Крюгер...
Миша зачастил.
- Короче, Витя. Фотик у тебя видели приличный. Парням надо корочки соорудить. Сделаешь? -