На фоне гибели Юрки он тогда с неожиданным равнодушием встретил сообщение, что в одном из передовых джипов, расстрелянных группой Куляба, обнаружились важные птички. И среди них - некто Кирилл Вызуб, заместитель командира роты. А ребятам известно, что это лицо, очень интересующее их командира.
'Густо пошли', - равнодушно отозвалось что-то в мозгу. На днях - Молодченко, теперь вот Гром.
Кирилл Вызуб, кличка Гром. Убийца отца. Западенец из Волыни, ярый нацист с руками по локоть в крови, причём в основном - в крови гражданских, которых захватывали и убивали за 'связь с сепаратистами'.
- Живой? - безразлично спросил Буран. Допросить бы надо, знает много. С другой стороны, начнёшь допрашивать, - так надо будет его к Мишкиным друзьям волочить, радовать. А не хотелось бы. Это означало бы - спасти жизнь гаду. А Кравченко тогда, летом, над могилой отца поклялся покарать всех его убийц. И если с Лысым и Молодченко доля компромисса ещё была возможна - там всё же прямого убийства не было, а сложилось сцепление разных обстоятельств, - то тех, кто убил отца, валить надо безвариантно.
Впрочем, приданный Кулябу ради передачи опыта Дядя Боря, который и принёс эту хорошую - в другой бы обстановке - весть, разрешил проблему одним словом:
- Убитый.
Прошли, посмотрели. Да он, Вызуб. Лично его Алексей, разумеется, не знал. Но видел на фотографиях, которые добыл однажды Митридат. Впрочем, чего там было добывать, сказал он сам тогда - социальные сети в этом смысле чудеса творят. А Вызуб скромником не был. Важно было другое - что эти фотки разыскал не лично Мишка лично Лёшке, тем более что тот и сам мог бы напрячь по этому поводу свой ноутбук, а что собирались они в рамках расследования и розыска по подозрению в совершении военных преступлений и преступлений против человечности. То есть Кравченко получал если не лицензию на отстрел своих врагов, но точно - индульгенцию на случай встречи и... ну, приведения приговора в исполнение...
Выглядел Вызуб неважно, когда по приказу Кравченко его вытащили из машины. Ранен он был плохо, в живот. Причём судя по черноте крови вокруг раны, задело печень. А 12,7 мм в живот - это мало удовольствия. Правда, отзывов от выживших при таком попадании Алексей не слышал, но о том, что как раз удовольствия пан Вызуб перед смертью не испытывал, дополнительно свидетельствовала выраженная маска страдания на его ещё не обмякшем, ещё измятом пальцами смерти лице.
Водила и два охранника важного 'айдаровца' умерли, похоже, легче. Грудь, грудь, голова - мгновенно. Не ходили б вы на нашу землю, ребята...
В общем, давно чаемого удовлетворения от казни убийцы отца, пусть и не собственноручно свершённой, Алексей не испытывал. Осмотрел труп, глянул на документы, кивнул - но внутри было безразличие. Слишком больно ударила гибель Юрки по душе и по нервам - и словно обуглились их кончики, потеряли чувствительность. Где-то - то ли в глубине, то ли снаружи - мелькнул образ отца, одобрительно улыбающегося, и это было всё.
- Ладно, - скомандовал Буран. - Этому точно гранату за пазуху приспособить. И собираемся. Машины на ходу какие есть?
* * *
Юру Семёнова провожали почётно. На плацу перед двухэтажным зданием штаба и коробкой недостроенного здания напротив, просматриваемого насквозь через отсутствующие рамы окон. Под флагштоком с приспущенными флагами ЛНР и ВДВ поставили на двух табуретках гроб. Синие табуретки, почему-то отметил про себя Алексей.
Небо было хмурым, затянутым тучами, но не дождило, хотя погода была на грани размазни. Неприятная погода.
Как там? - 'Хмурое небо тучами затянуто'... Нет, не так как-то они поют.
Не хотелось вспоминать, как именно. 'Серое небо хмурым затянуто' - так, может, лучше?
Поэт, блин! Нашёл время...
Бойцы стояли повзводно, молодые и пожилые, в ушанках и беретах, в 'горках' и 'флорах'. Технари в мешковатых армейских бушлатах, перетянутых ремнями с советской звездой на латунных бляхах. Впрочем, такие же бушлаты встречались и в других взводах. Один боец, позывной Хонда, вообще был в гражданском - с чего бы? В общем, единообразия не было. Да и где оно было в луганском ополчении?
Не все тут стояли. Вчера укропы начали явно наступление по всем направлениям - уж больно масштабный пошёл натиск. Пошла в ход техника, усилилось давление по всей линии соприкосновения вдоль Северского Донца, начиная со Станицы и практически до Крымского. У Счастья в атаке участвовала рота танков и усиленная рота мотопехоты. Отбита артиллерией с потерями, как говорит сводка. Интенсивные бои разворачиваются также вокруг номерных блокпостов - 29-го и 31-го. Наши вновь вошли в Новотошковку, но насколько удастся в ней закрепиться, неизвестно. Вообще на Бахмутке было жарко.
Но это всё же обычные дела. А вот то, что второй эшелон сил ВСУ пришёл в движение, было очень важно. И потенциально опасно. Во втором эшелоне в три раза больше сил, чем в первом.
И - всё сильнее напрягается под Дебалью. Артиллерийские дуэли большой интенсивности, бои в Ясиноватой. Танковые бои. Бригада Головного толкается с укропами под Чернухино, Санжаровкой, нащупывая дырки в обороне противника.
Судя по всему, масштаб зарубы нарастает, а реально боеспособных частей у армии ЛНР не так много, как хотелось бы. Не успели доформировать армию - Алексей упорно не желал называть её 'Народной милицией', как вроде бы положено по Минским протоколам. Дипломаты пусть так называют, а он - что он, милиционер, что ли?
С другой стороны, это действительно ещё милиция, а не армия. Сборная солянка, которую не успели сколотить, как следует. Да со слабыми штабами. Вот и всё.
Так что, как ни сопротивляется Перс раздёргиванию батальона на мелкие тактические группы, но приходится их выделять по приказу сверху. Сегодня с утра отправили ещё - взвод Куляба. Аж под Чернухино. Казачки там реально сопли жуют, хоть и не по своей вине, а из-за общей слабой координации. А укры, между тем, продолжают где огрызаться очень даже больно, а где и давить. И по всему чувствуется, что скоро придётся перебазироваться к Дебальцево практически всем.
Так что прости, Юра, не все, кто хотел бы, смогли попрощаться с тобой...
Зато были трое знакомых ребят из 'Антея'. Тихон Ященко прислал - с машиной, с гробом, со всем, как положено.
Он долго молчал, Тихон, когда Алексей отправил ему эсэмэску с одним словом: 'Злой'. Потом позвонил, хотя, по идее, не должен был знать номера новой кравченковской симки. С городского номера. Чужого. 'Привет, - сказал он. - Завтра встречай ребят. Там же'. И отключился.
Там же - понятно: в Изварино. Зарядились туда на Мишкином Косте. Встретили, провели. Обнялись. Ребята передали от Тихона то, чего он не мог говорить с учётом возможной укровской прослушки. Собственно, тоже ничего особенного. Сочувствие и соболезнование. Информацию о том, что Юрку вывезут и похоронят, как положено. С воинскими почестями и с вспомоществованием его матери и детям. Жены у Семёнова не было - в разводе Юрка. Был...
Вечером посидели, помянули. Алексей рассказал, как Юрка погиб. Прочитав в переданной одним из парней, Толькой Волковым, с которым пару раз вместе работали, записке от Ященко, что тот, мол, является 'ушами' Тихона, ответил на вопросы шефа по здешней обстановке. Отметил, как посуровело Толькино лицо, когда рассказал о возможных или, возможно, уже готовящихся наездах на него со стороны прокуратуры по делу Бэтмена. Не утерпел, чтобы не задать вопрос, не велел ли босс что поведать - или хоть намекнуть, - кто стоит за гибелью Сан Саныча.
Толька лишь пожал плечами: 'Ничего по этому поводу не сказал'.
Вот и гадай: знает, но не говорит, чтобы не выплыло случайно, не знает, и потому не говорит, - во что верилось слабо, ибо Тихон не такой человек, чтобы не знать, - либо это тайна даже не уровня Ященко. И тогда совсем плохо...
Вот и все получились поминки внутри прежнего трудового коллектива Юрки Семёнова...
Вышел вперёд Перс, сказал краткое прощание. Какое-то обыденное, в общем. Хороший боец, наш друг, по велению сердца, отомстим... То, конечно, но... не то. Не знал Перс Юрку. Не успел узнать. А Юрка... Он добрый был. Потому и позывной себе взял от противоположного. С Настей и с ним, Алексеем, как поступил? Как там, в этой старой песне, что дядя Эдик любил? - 'уйду с дороги, таков закон - третий должен уйти'... А ведь они даже друзьями не были. Ну, там, в Москве. Не, ну коллеги... хотя нет, это для офиса... Партнёры, соратники. Сослуживцы. 'Здорово - привет - как ты?'. По-настоящему здесь уже познакомились. Сблизились. Сдружились, конечно. Хотя и не так, как с Мишкой.
И вот он, Юрка Семёнов, ещё лежит, чуть повернув голову набок, от раненного плеча, и смерти нет в нём. Но нет и его. Вот нет рядом того, что, оказывается, всегда неощутимо ощущалось за плечом, - наличия Юрки пусть не рядом, но всегда... вместе.
А теперь вот он, рядом. Лежит в двух шагах, с безмятежным лицом спокойно спящего человека. Но вместе его уже нет...
Перс подошёл к Алексею:
- Скажи...
Тот почувствовал вдруг тяжёлый рывок души вниз. Что сказать? Прощай, Юрка?
Не смогу!
Страшно...
- Давай, Буран, - тихо, с какой-то братской лаской проговорил Перс. - Ты должен...
Алексей сжал кулаки. Да, это долг...
- Товарищи! - начал он казённо. И замолчал, давясь комком, прыгнувшим к горлу.
Потом проговорил тихо, скрежещущим голосом:
- Я не могу сказать вам о том, каким был Юра Семёнов. Мне... Мне страшно... Простите. Мне страшно говорить о нём: 'Был'. Мне страшно сказать: 'Прощай'... Простите меня! Скажу лишь: он... бы-ыл... Нет! Он воевал! Как русский солдат! И он остался... русским солдатом...
* * *
А дальше была война. В которую он зарылся, как в снег головою. Лекарство не только против морщин, но и против сердца, когда оно болит по тем, кого не вернуть...
Прямо на следующую ночь - после отправки Юрки в Москву командир дал вечер на поминки, затем день на прихождение в себя и подготовку к выходу - ходили корректировать огонь артиллерии по укреплениями нациков у Старого Айдара и Счастья. Места знакомые, да и вдруг удастся встретить там последнего живого убийцу отца - Валентина Безверхия. Кличка Лихой. Утихомирим Лихого...
Восемнадцатого опять ползали на корректировку - никак не давала укропская артиллерия перейти к реальному наступлению, демонстрируя давление на Крымское и далее, но заворачивая на самом деле от Славяносербска через Трёхизбенку и Счастье к Широкому у российской границы, охватывая и окружая всю группировку в Станице Луганской. Замысел красивый, но вот по силам ли? И главное - очевидный: тот-то укры понастроили чуть ли не Линию Маннергейма от Старого Айдара через Райгородку до Новоайдара...
Укропы вызверились совсем. Сводки были одна красноречивее другой. Из Трёхизбенки лупили по району Долгое, Славяносербск и памятнику 'Комбат'. Обстреляли Хорошее, гаубица из Кондрашёвской била по району моста в Станице Луганской, по Фрунзе кидали мины со стороны Желобок, из Попасной вели пулемётный обстрел посёлка Молодёжный, Приветное приветили со стороны Счастье и тоже миномётами. По Первомайску пулялись из БМ 21 со стороны Попасной и Камышевахи. Оттуда же по посёлку Донецкий. Со стороны Старого Айдара ВСУ вели артиллерийский и танковый обстрел посёлка Весёлая Гора. На Бахмутке бьют по луганским позициям на высоте 175,9 и 31-му блокпосту.
В ответ пулялись тоже, и поиск вели разведгруппами. Алексей сам ходил через ночь, находя редкое по полноте упоение, когда удавалось хорошенько прижучить укропов. Выходы опять стали удачными, лишь с одним лёгким ранением у Ведьмака. Словно судьба - или кто там всем распоряжается - забрав двоих близких, на том успокоилась. Иногда ему приходила в голову страшная и подлая мыслишка, что судьба эта забрала тех, кто мешал в их с Настей раскладе, - но он отчаянно гнал от себя эту мистику. Гнал, потому что боялся. Боялся теперь уже за Светку, за детей. Хотя и что могло с ними случиться в мирной Москве, - но допущенная однажды, мысль эта о выборочности и даже разумности Смерти время от времени возвращалась и отравляла сознание...
Оттого он воевал ещё ярее, ещё беспощаднее. Помогали казачкам Головного на 31-м посту, у Крымского, в Орехово-Донецком. Вот только помощь эта по факту оказывалась убогой. Именно по факту, потому что убогость зависела не от собственных усилий, а от продвижения Головнинских бойцов. А тот явно их берёг, причём с перебором, настолько, что те фактически и не собирались продвигаться даже там, где для сокрушения укропов требовалось даже небольшое, но опасное для жизни усилие. С тем же Орехово-Донецким трахались каждое утро заново, хотя было уже закрепились там в самый первый день.
Алексей запомнил фразу одного из казачков: 'Так что, возможно, противник выстоит, и нам придётся откатиться'. И откатывались. Нет, прав был кто-то, кто говорил, что казаки лично, сами по себе, могут быть отчаянными героями, но собранные в одно подразделение, становятся мало боеспособными. Начинаются бравада, пьянки, недисциплинированность, поиск на свою задницу приключений... И рецепт этот 'кто-то' давал такой: распределять казаков россыпью по обычным подразделениям, где они не смогут проявлять свои худшие качества, а значит, будут проявлять свои лучшие.
А что? Ведь верно! Вон как у них тот же Еланец - герой героем и идеальный боец-разведчик! Даром что месяц всего с ними. Да и другие казаки в ОРБ - молодец к молодцу!
* * *
Тогда Алексей ещё не знал, что очень скоро сама жизнь подтвердит правоту его наблюдений. Это когда Перс доведёт до своих офицеров подробности штурма опорного пункта укропов под Санжаровкой на высоте 307,9.
Там танковый отдельный батальон 'Август' должен был при поддержке пехоты из бригады Головного 'Призрак' забрать у ВСУ эту высоту. Что на ней оборудован настоящий укрепрайон знали, но смутно. То есть не ожидали, что там будут стоять в капонирах 'Булаты', на танкоопасных направлениях будут выкопаны ловушки, живая сила противника будет опираться на почти классические доты из врытых в землю железнодорожных вагонов, перекрытых сверху железобетонными плитами и землёй. Да в два наката.
Соответственно, артподготовка, которая началась с утра 25 января, мало что дала. Но об этом тоже не знали, и луганские танки пошли на штурм с разных направлений. Как ни странно, атака завершилась успехом - укропы, потеряв несколько единиц бронетехники, откатились назад. Особенно большую роль сыграл танк офицера с позывным 'Монгол'. Он зашёл на высоту сзади и буквально в упор расстрелял расслабившихся было после завершения обстрела укропов. И, вроде бы, польских наёмников. Говорили про них, что есть они там, но подтверждения в виде пленных или трупов не было.
Вот после этого, собственно, высота должна была быть занята пехотою, поддержавшей атаку танков. Азбука войны! Но только не для этого случая. Как жёстко заявил Перс, казачки Головного просто залегли и на высоту не пошли.
Увидев такое дело, ранее отошедшие украинские танки пошли в контратаку, а у наших уже и боекомплект на исходе. Делать в такой обстановке нечего: стали отходить. Уступами, как положено. Монгол остался прикрывать отход с фронта, ведя огонь по наседавшей бронетехнике противника. Но беда была в том, что та наступала, в отличие от нашей, как раз под прикрытием пехоты. Потому Т-64 Монгола, которого звали Михаил Савчин, получил ПТУРС прямо в башню. Динамическая защита сработала, но что-то видно, было повреждено, потому как танк застрял на месте. После чего в него прилетел ещё один выстрел из гранатомёта, и танк загорелся.
И вот тут мужики повели себя, как будто в Сталинграде, с уважением и восхищением рассказывал Перс. Никто горящий танк не покинул, ребята продолжали стрелять. По рации слышали их. Монгол кричал: 'Мужики, отходите! Я прикрываю!'. Машину никто не покинул, хотя можно было: танк пока что только чадил, не занялся открытым пламенем. 'В общем, они вот так стояли, горели, но стреляли, прикрывая своих, - покачивал головой Перс. - Просто герои, как в Сталинграде!'.
Потом им прилетело в третий раз, и тогда уже танк заполыхал по-настоящему. Но те, кто видел бой, с ужасом и восхищением рассказывали, что экипаж Монгола сделал ещё два прицельных выстрела, уже сгорая заживо...
'И вот тут сами прикиньте, - уже зло и жёстко прокомментировал эту сцену командир, - мог бы злодей три прицельных выстрела сделать по танку, если бы того прикрывала пехота? Да ни в жизнь! Значит, пехоты не было. А поскольку мы знаем, что она - а главное, кто - там должна была быть, то вопросы, блин, к Головному у многих появились серьёзные'...
Как доложил, по словам Перса, один из наблюдателей, - 'я видел, что пехота выгружалась из машин, но не видел с нашей точки, чтобы она пошла в атаку вместе с танками'...
Результат боя: у укропов три танка 'Булат' полностью сожжены, несколько танков, по донесениям, повреждены, убиты также две БПМ-2 и два БТР-80. По подсчётам, противник потерял порядка шестидесяти человек убитыми и ранеными. Но это подсчёты поля боя - то есть дели надвое, а то и натрое. Чего их, супостатов, жалеть? - этот наказа Суворова свято соблюдается во всех, наверное, армиях мира...
Потери свои: два танка уничтожено, два попали в ловушки, два бойца погибли, пятеро - экипажи двух танков - пропали без вести, пятеро ранено, в том числе командир танковой роты тяжело, в обе ноги.
И всё из-за того, что кто-то 'берёг жизни своих бойцов'... Тем более что батальон 'Август', он же 'Имени Александра Невского' тоже входит в состав бригады 'Призрак'...
* * *
На этом фоне как-то без особых ответных эмоций прошло даже известие, что задержанный гражданин Гадилов внезапно скончался на подвале МГБ. Аккурат после того как вышел указ Главы 'О закреплении функций избрания меры пресечения', давший генпрокуратуре ЛНР соответствующие полномочия и обязавший все органы и подразделения НМ, МГБ и других силовых ведомств предоставить в ГП ЛНР материалы на задержанных. Как раз после проведения очной ставки с изнасилованными в частности и им лично девушками не выдержал мук совести и удавился. Причём собственными же штанами, умудрившись сделать из штанины петельку и затянув её на горле.
'Недосмотрели', - сокрушённо прокомментировал Митридат, передавая Алексею эту историю, когда тот вернулся, наконец, с боевых в Луганск.
'Одно хорошо, - добавил Миша хищно, - успели из гада выжать всё нужное'.
В ответ на невысказанный вопрос он лишь успокаивающе прикрыл глаза: да, мол, дружище, я же обещал...
'А Лысый?' - так, на всякий случай спросил Алексей.
'И зверюга же ты, - удивился Мишка. - Он в схемах, Лёша. Так что пока нужен. Но по нынешним временам долго он ходить не будет. Слишком многих сдал. А поскольку это ты его так запугал, что он страх перед своими утерял, то, считай, ты ему приговор уже вынес'.
Ну, хоть немного облегчилось на сердце... Господи, насколько же он ожесточился! Получает облегчение от такого!
Что ж... война. Здесь враги - враги. И не до гуманизма по отношению к тем, кто убивает твоих близких.
Да и вообще... Как раз в этот день Мишка рассказал про случившиеся накануне события в Ровеньках, куда он ездил в составе спецгруппы МГБ разводить и усмирять казачков. По его словам, разборка, предварительно, произошла из-за дележа жирного куска: отряд Фотона, охраняющий железные дороги, то ли сам схлестнулся, то ли подвергся нападению со стороны 'Ильича' - бывшего коменданта Ровеньков Павла Вязникова. По собственным показаниям, 'фотоновцы' будто бы потребовали от 'ильичёвчев' не яйца греть в тылу, а двигаться на фронт, где им самое место. Те будто бы полезли в бутылку, из-за чего Фотон приказал их разоружить. Местные казаки отказались и грянули по грузовику людей Фотона из 'Мух'. Трое убитых.
МГБ, естественно, подтянуло свою группу быстрого реагирования с танком, БТР и 'зушкой' и в ходе скоротечного боя 'ильичёвцев' разоружило. Вязников, правда, сбежал. Впрочем, Митридат настолько густо выделил это слово, что Алексею оставалось только усмехнуться.
В итоге в руководстве сочли это хорошим поводом разогнать, наконец, казачью 'махновщину'. Причём не только в Ровеньках, но и далее. Мишка не сказал, куда, но догадаться труда не составило: Сонный с Головным пока воюют и периметр с украми держат, а вот в спокойном, контролирующем переход на границе с Россией Свердловске сидит некий товарищ Рим. И держит границу. А кто это терпеть будет?
'А вот и фиг ты угадал, - довольно хохотнул Мишка. - Товарищ Гайдай - коммунист, человек опытный и внимательный. Посмотрел, что деется с непослушными, и предпочёл разойтись с Луганском по-мирному. К нему приехали, вызвали за город, потолковали убедительно. Результат: Рим согласился подчиниться центру, сдать бронетехнику, группировку свою отфиксить в состав Народной милиции и выделить из неё отряд на фронт под Дебальцево'.
'Есть другие, - многозначительно заявил Мишка. - А сейчас начинается на фронтах замес не по-детски. Уже начался, лучше меня знаешь. А в этих условиях поливать дерьмом руководителя и главнокомандующего - роскошь непозволительная. Либо люди примолкнут и впрягутся в общее дело - вон хоть как Головной, - либо гуманизм будет не про них...'.
В тот же день прошло ещё одно событие, как бы вынутое из карусели войны, - но в то же время вкрученное в в неё. Вернее, в ту её часть, которая казалась непосредственно Алексея Кравченко.
Мишка позвал его в 'Бочку'.
- Познакомить хочу тебя кое с кем, - почему-то специально обосновал он это, в общем-то, обыденное приглашение. - С журналистом одним. Он в курсе твоей роли в спасении писателей. Поговорить хочет...
- Эп-па, стоп! - остановился Алексей. - А ты, часом, не забыл, что я военнослужащий? На подобные темы разговаривать без разрешения начальства не имею права. Это ж оперативная деятельность, ты чё?
- Пошли уже! - цыкнул на него Мишка. - Не дурее тебя-то - в оперативной работе понимать! Там и без тебя писатели порассказали уже в Москве. Купил бы уже нетбук себе, замшел совсем уже без интернета!
'А вот это провал, подумал Штирлиц, - похолодел против воли Алексей. - То-то командир в крайний раз с особой задумчивостью смотрел. Хрена себе, разведчик, о котором в сетях трезвонят!'.
- Тем более не пойду без санкции, - упёрся он.
- Пойдёшь, - вдруг тихо и устало сказал Митридат. - Нужно. И для дела, и для тебя. И не волнуйся - никто идентифицировать тебя не будет. Все всё понимают. И в сети про вас ничего не сказали. Писателей вежливо, но твёрдо попросили расписывать свои приключения в застенках как хотят, но про освобождение своё ограничиваться фразой: 'Были освобождены в результате усилий Народной милиции ЛНР'. Без подробностей. Журналист тот тем более промолчит, потому что там вообще началась тайная и запутанная история. Его, кстати, отозвали уже.
Вот блин! Опять он, Буран, оказывается затянут в какие-то секретные игры! Не, точно Мишка его использует!
Тот продемонстрировал обидку в ответ на такое обвинение.
- Я тебе когда-нибудь зла желал? - спросил Митридат, м-м... капельку слишком надрывисто. Но сразу снизил тон и голос до нормального: - Лёша, поверь, это нужно. Для тебя. Помнишь, мы с тобой решили раз и навсегда: спиной к спине - и отобьёмся! Вот сейчас как раз надо отбиваться, поверь.
- Кто хоть такой? - буркнул Алексей.
- Не знаком, - пожал плечами Мишка. - Вроде как в командировку приехал. Но мне рекомендовали подвести его к тебе знакомые тебе люди. Не напрямую, конечно...
Да, всё страньше и страньше. Что за шпионские игры?
Прошли молча ещё несколько шагов. Усмешка обстоятельств - дорога к 'Бочке' заставила свернуть на улицу, где до нового года Кравченко жил. На автомате он осмотрелся незаметно - обычная-то оглядка вошла в привычку, он сам подчас не замечал, что проверяется. Но тут как-то потянуло осмотреться особо.
- Будет Настя, - проговорил Мишка, заметив движение. - Это чтобы замотивировать. Она нас и подзовёт...
Настя. Настя - это хорошо. На завтра ему сбивать две группы и отправляться с ними к Дебалю. Сегодня должна была, как утром Куга довёл, открыться движуха на Чернухино, а 'Призрак' - начать двигаться к Попасной и Троицкому. Такой, по крайней мере, нарезали вектор Головному, когда его бригаду всё же включили в общие задачи армии. Так что хотелось бы с Настей повидаться-попрощаться перед убытием. Извиниться за тот поступок на поминках Иришки...
Дошли до прежнего его дома, и Алексей незаметно скосил взгляд на бывшие свои окна. Затянуты плёнкой, но больше ничего. Ремонта явно не проводилось. Зайти, что ли? А смысл? Остатки вещей его и Ирки ему отдали. Смотреть на разгром? Не хочется. Видел. Пусть лучше та картинка в мозгу останется, когда он прощался с голенькой и соблазнительной Иркой...
Теперь уже воспоминание о подруге не резануло прежней пилой по горлу. Юркин ли уход заслонил? Война ли сама по себе? На ней ведь это быстро: вчера похоронил, а сегодня новые задачи. И за каждой из них - жизнь. Как цена. И гонка эта с жизнью на плечах по каруселям смерти быстро относит назад уход даже лучших друзей. Это он понял ещё в Чечне, но особенно ясно ощутил - здесь.
Тем более что они продолжают жить в тебе. Пока ты жив - и они живы. Вот и крутись - ради себя и их...
А интересно: раз ремонта нет, то сидит ещё, значит, квартирохозяйка его на подвале? У Томича, что ли, спросить? А чего у Томича спрашивать - вот же, Митридат рядом! Следствие-то под ними, под МГБ! Кстати, и спросить у него же, что там по взрыву на квартире?
Странно же закрутили его обстоятельства, что вот уже три недели с тех событий прошло, а он ещё ни разу не поинтересовался у ближайшего друга, что там со следствием? Или он потому не спрашивает, что подсознательно... боится? Такие ведь волны вызвала эта история, что оказался он, Буран, под очень недобрым вниманием очень серьёзных сил. И такое ощущение, что силы эти начинают принимать относительно него решения...
Кстати, а что по Бэтмену? Ну, хотя бы официально?
Но ладно, опять не до того. Что там, значит, в сухом остатке у Мишки? Какой-то журналист. Нужен - мне. Для отбиваться. От укропов? Вряд ли. Значит, от местных. Неужели дела настолько плохи, что ему, воину, остаётся прибегать к защите журналистов?
Дела оказались ещё хуже.
* * *
Когда они спустились в 'Бочку', народа там было немного. Мишка сразу потянул Алексея за свободный столик в первой зале. Обычно они занимали места во второй, для которой эта была вроде предбанника, но Мишка явно знает, что делает. Заказали по пиву. По просьбе Митридата Алексей стал - 'и давай, понепринуждённее!' - рассказывать про то, как у них в Москве на бывшем Центральном аэродроме возвели хрен знает какие фигуристые здания.
Через две минуты - а восприимчивость Бурана обострилась, как на выходе, и время само отсчитывалось в мозгу - возле них раздалось радостное:
- Ой, ребята, и вы тут!
Настя. Красива! И - родна!
Сердце трепыхнулось не в такт.
Расцеловались, как это называется, щёчками.
- А что вы тут сидите? Пойдёмте к нам! Мы тут с интересным человеком общаемся! - и, понизив голос: - Сейчас, я только в туалет сбегаю...
Блин, готовят их там, в ЦК, в театральном училище, что ли? Натурально-то ведь как! И не просто ведь узрела и пригласила, а даже узрела - и то замотивированно. По пути в туалет, мол, чистая случайность!
Не, что творится-то, если в своей, можно сказать, 'Бочке' такая конспирация?
Настя выпорхнула обратно, подхватила их чуть ли не за руки и потащила к угловому столику, где сидел мужчина лет пятидесяти. Алексей только успел сказать:
- Юлечка, вы тогда пельмешки вон за тот столик принесите, ладно?
Он тоже умеет играть в конспирацию...
Мужчина был довольно полноват, но по ширине шеи судя, раньше был дядькой не слабым. Хотя, может, и сейчас, - что Алексей о нём знает?
Очки. Хроматические, дорогие. Взгляд не напряжённый, но и не рассеянный - как раз для нового знакомства. Лицо располагающее, открытое. В паре мест - пятна, вроде аллергии. Улыбка какая-то... словно смущающаяся, но добрая и тоже располагающая. Рукопожатие умеренное, ладони сухие. Когда поднялся, стало можно оценить рост: под 180, но при его полноте высоким не кажется.
- Хочу вас познакомить, - щебетала уже Настя. - Это журналист, из Москвы, к нам заехал из Донецка, он в командировке, работает в агентстве... ой, забыла, - она натурально хихикнула.
- 'Центральный округ', представьте, есть такое, - проговорил мужчина. - Правда, мало кто знает, мы только раскручиваемся. Позвольте представиться: Юрий Иванов, можно просто Юра.
Голос среднего тембра, не басовит и не высок. Говорит с расстановкой.
Улыбается открыто, идёт от него ощущение симпатии. Хочется ответить тем же. Но погодим. Взгляд-то видно, что изучающий. Только вот мимикой владеет мастерски, куда лучше Алексея. Который себя едва ли не встряхнул за шкирку, ощутив что как раз его взгляд чересчур изучающ, а губы едва ли не в открытую повторяют зрительную характеристику.
Поздоровался и Мишка, также, насколько-то его знал Алексей, с некоторой долей напряжения.
Легка была только Настя, которая продолжала своё девичье чириканье:
- Зашёл в пресс-службу аккредитоваться, а Луганска не знает, попросил показать, как тут и что. Ну, я решила первым делом нашу 'Бочку' показать. И предложить поесть с дороги. Тут самые вкусные в Луганске пельмени делают. А тут - вы!
И дальше беседа пошла в таким образом очерченном ею русле. Луганск, история, достопримечательности, над всем этим - война. Обстрелы, разрушения. Ой, вам надо в аэропорт съездить, посмотреть! Вот где ужас!
Выпили по паре пива. Съели пельмешек.
Всё это было ни о чём. Разве что - Юрий ни разу не спросил, чем занимаются его новые знакомые. Прокол для журналиста!
Отсмеявшись какой-то очередной шутке, тот, однако, спросил:
- У вас тут, я вижу, не курят. А я бы затянулся. На улице, наверное? Не присоединится ли кто-нибудь ко мне? А то я ж даже не спросил, кем вы работаете. Может, готовая тема для репортажа. Знаете, в Донецке совершенно героические коммунальщики: сразу после обстрела немедленно всё латают, что удаётся, и город выглядит совершенно ухоженным!
Мишка кивнул на Алексея:
- Вон, Лёха пусть постоит. А у меня как раз по работе пару тем с Настей обсудить имеется.
Ну, вот и всё. Сейчас откроется цель всего этого спектакля.
Накинули куртки, поднялись по скользким ступенькам на улицу. Вечно живущий в остове бывшего ларька бомжик привычно приковылял за копеечкой. Привычно получил. Может он быть тайным агентом? Раз уж пошла такая пьянка, так и паранойи кусок не помешает. Нет, вряд ли. Или уж слишком глубокого залегания агент: Алексей его с самого первого посещения 'Бочки' знает. И жить на улице в дожди и морозы - тут надо за чем-то более важным охотиться, нежели откровения поднабравшихся ополченцев и торговок с рынка...
Но всё же отошли подальше.
- Погромыхивает, я смотрю, - промолвил, затянувшись, Юрий.
- Да-а, - неопределённо пожал плечами Алексей.
Пауза.
- А вам ведь, Алексей, Тихон Иваныч кланяться велел, - негромко, чуть ли не нежно, проговорил новый знакомый.
Так, стало понятнее. Издалека товарищ и очень сложно подходил. Почему?
- Уходить вам надо, Алексей, - объяснил посланец от Ященко. - Серьёзная опасность вам угрожает. Те, кого вы обидели на той стороне, имеют влиятельных соратников здесь. В органах, скажем, юстиции. В аппарате Народного Совета. В аппарате Главы. И на уровне одного из министров. Вы понимаете?
Да что уж там не понять. Хватило и первого пункта, чтобы всё понять.
- Тихон Иваныч просил передать, что вам очень благодарны в инстанции, с которой он сотрудничает, за то, что ваши действия заставили раскрыться этих людей и раскрыть их связи с той стороной. Но теперь вам надо уходить как можно скорее. Последние операции, где вами были нейтрализованы два важных главаря 'Айдара', по нашим сведениям, вызвало настоящую панику у последнего оставшегося в живых из убийц вашего отца. А он обладает влиятельными покровителями, которым и озвучил свои ощущения.
Хм, какой нежный, подумал Алексей. Как безоружного пенсионера убивать - так храбрости хватало. А теперь, значит, паника...
- При ваших заслугах никто бы не вспомнил о вашей дружбе и связях с Александром Бледновым и тем более ни в чём не обвинил, - продолжал, с видимым удовольствием попыхивая сигаретой, этот очень хорошо информированный Юрий. Которого, кстати, по 'Антею' Алексей не знал. То есть Юрий откуда из бери выше, раз Тихон попросту не прислал кого-нибудь из знакомых ребят. - Но теперь насколько нам известно, принято решение вас жёстко привязать к делам не самых лучших представителей его окружения и задержать по этому делу. Одновременно это будет дискредитировать вас перед Москвой. Где, как вы, наверное, понимаете, люди, ранее доверявшие Бледнову, чувствуют себя им также дискредитированными. Следовательно, не сумеющими оказать вам необходимую защиту...
- Санкция на ваш арест может быть выдана вот-вот, если не оформлена уже, - вбил ещё один гвоздь Юрий. - Поэтому Тихон Иваныч настоятельно рекомендует вам сегодня же собрать необходимые вещи и эвакуироваться через известный вам переход. Если вы поедете со мною, то никаких трудностей не возникнет. Но решать надо сейчас.
Да, это был поворот! Нет, не поворот. Это крушение. Переход самолёта в штопор и крушение...
Чёрт, коли так всё обернулось, то и впрямь - здесь делать нечего! Он достаточно хорошо послужил Луганской Народной Республике, чтобы она не сочла его исчезновение бегством с поля боя. Он ей даже слишком хорошо послужил, чтобы в итоге не дожидаться от неё обвинения в бандитизме и подвала без выхода. Или - с выходом на ту сторону. В лапы ожидающих его 'айдаровцев'.
- Знаете, - сказал Алексей. - Я очень благодарен Тихону Ивановичу за это предостережение, за заботу и помощь. И вам - за то, что проделали такой путь, чтобы передать мне его слова. И я... очень сильно прошу его - и вас - понять меня.
Завтра я ухожу на боевые. За мной пойдут люди. Я должен вести их в бой, и я никак не могу покинуть их перед боем.
Кроме того, и это главное, я - русский офицер. И выходить из боя из-за угрозы пострадать от рук какой-то предательской нацистской швали я просто не могу. Шваль в панике? Что ж, я знаю один прекрасный способ успокоить её. И я сам попросился на тот участок, где буду иметь шанс встретить эту шваль и свершить над нею свой гуманный долг.
Поэтому спасибо, но - нет. Я остаюсь.
Собеседник внимательно смотрел на него. Затем затянулся сигаретой и щелчком отправил её в урну у входа. Красный огонёк ушёл в неё, как трассер на излёте.
- Что же, я вас понял, Алексей, - проговорил он затем. - Пойдёмте назад. Пельмени тут у вас и впрямь замечательные.
* * *
По улице тянутся два ряда одноэтажных домов. Большинство разбито, щерятся в мир неряшливыми дырами в стенах. По дворам валяются куски металла и шифера. Дерево, перебитое, словно нога, ветки лежат на земле большой метлой. Фонарные столбы с обвисшими волосами проводов...
Где-то лает собака. Почему-то лает, а не воет, как должна бы. Должна? Чёрт её знает, как тут положено собакам в эпицентре боя. Самому завыть хочется. Еланец лежит там, сзади, и невозможно его даже в тыл вынести.
Шершавый воздух пропускает снаряд. Бухает сильно сзади, безопасно. Ещё один - куда-то влево. Пристреливаются? Или по площадям кладут?
Горит 'Газель', уткнувшись лбом в забор. Словно хотела спрятаться и поплакать.
Кто-то внутри. Так-то трупов не видно, но характерный запах говорит, что люди выбраться не успели. Или были убиты сразу, а теперь горят. Тошненький запах. Как всегда от горящего человека.
Чья машина, тоже неизвестно. Укропская, должно быть, откуда тут другой взяться. Хотя, может, и беженская. Собрались люди убраться из попавшего между молотом и наковальней посёлка, а оно вон как обернулось. И 'газелька' горит, будто плачет - как ни малосочетаемы понятия слёзы и огонь.
Тела лежат. В одном месте, у крайнего к железке дома. Прикрыты домоткаными половиками. Судя по тому, что видно, - гражданские. Кто о них так позаботился? И странно: дом целый, а тела лежат. Притащил кто-то? Укрыл заботливо. Странно. Впрочем, неважно. По крайней мере, сейчас. Сейчас надо тихо прокрасться вперёд.
Они всё-таки прорвались в деревню. Рассыпаясь и вновь сбиваясь, залегая и вновь бросаясь из стороны в сторону, они бесконечное, казалось, время приближались к ней. И наконец, она стала вырастать в начавшей уже неостановимо сереть темноте - какие-то постройки, гаражи, огороды.
И вот тут по-настоящему не повезло. Здесь их ждала засада. Прямо откуда-то из-за гаражей забился оранжевый огонёк и навстречу им выплеснулась тугая струя трассеров, тут же разбиваясь на капли, когда пулемётчик повёл стволом из стороны в сторону. Салабон, что ли? Ночью, да трассерами, да ещё по людям, больше раскрывая свою позицию, нежели вредя атакующим. Это по технике так стрелять полезно - видно, куда попадаешь...
Оказалось, Буран был неправ. Жестоко неправ. Салабон был враг или кто, но прилетело им густо. Хорошо, что двигались, как учили, перекатами. Плохо, что в это время как раз поднималась цепочка первой группы. И видно было, что как минимум двое повалились на землю не так, как залегают по своей воле. Раздавшийся тут же стон, впрочем, позволял надеяться, что ребят только ранили.
А вот то, что по ним прошлись ВОГами, было гораздо хуже. Правда, тут Алексей снова ошибался, но узнал он об этом тоже позднее. В темноте по залёгшим вразброс людям враги промахнулись. Лишь в одном месте кто-то заматерился, шипя, получив, видимо, осколок. Но и это было, сука, неприятно: несколько секунд прямого боя, а у них уже трое трёхсотых. И сколько там злодеев сидит, если один с пулемётом, и три взрыва ВОГов прозвучало? В воздух покамест, всё же откосик тут небольшой, у дороги, есть. Но это безобразие надо пресекать поскорее.
- Шрек! - зашипел Буран. - Не спи!
- Уже, командир, - ответный тихий бас.
- Сразу после нас, слышишь?
- Понял.
У Шрека была 'семёрка', но чтобы выстрелить, надо было привстать на колено. Под таким огнём это было безнадёжно.
К счастью, условия прямого лобового столкновения с подразделением противника они с парнями отрабатывали не раз. И Алексей просто кожей видел, как сзади его бойцы расползаются в стороны и вперёд, чтобы охватить позицию противника, а в передовой группе раскатываются друг от друга, ощетиниваясь стволами в сторону врага. Далее по его сигналу должны тоже ударить из подствольников. Сигнал крайне прост: его выстрел первый.
Эффект был достигнут: пока на позициях противника вскипали оранжево-чёрные в темноте пузыри, Шрек привстал на колено и запустил осколочно-фугасный заряд из РПГ по пулемётчику. После чего его подразделение для противника исчезло: все споро, ящерками, расползлись в стороны, пользуясь защитой укоса. Атаковать одним броском, пока противник в замешательстве, было очень соблазнительно. Но и глупо: если тот не дурак, обязательно прикроет свои позиции минами. Понятное дело, что и на месте тут лежать - смертельно глупо: получив первый отпор, противник постарается накрыть это место из миномётов. На открытом месте это будет очень больно.
Кстати, позиции миномётов надо выяснить в первую очередь. Когда сюда пойдут казачки, для них эта дрянь окажется смертельной.
Отползали долго, пока выжившие укропы куда-то там пулялись. О, вот и мины заныли. Эх, вызвать бы артиллерию, но тут есть опасность, что она не миномётчиков накроет, а их самих. Сперва надо куда-нибудь под укрытие каменных домов затихариться.
Собственно, это и делалось. Пока совсем не рассвело, надо срочно зацепиться за край посёлка. Хорошо бы на фермах, но там настолько очевидная цель, что или сидит кто-то или лежит что-то. А именно - мины. Жилой сектор интереснее, там подобных возможностей меньше.
Пока ползли, Алексея мучил вопрос: кого же срезало там, перед засадой? В этих условиях, конечно, перекличку не произвести, чёрт! И - дважды чёрт! - в каком они состоянии? Смогли ли сами отползти до того как шарахнуло минами? Хотя, похоже, маханулись укропские прицельщики - далековато легло...
И ничем ребятам не поможешь. Это только в кино боец посреди боя склоняется над раненым, а то и принимается его выносить. На самом деле всё не так, конечно. Сначала - выполнить задачу. А особенно в диверсионно-разведывательных подразделениях. Ранен? - справляйся сам, терпи, но иди с группой. Обездвижен? - оставайся на месте и жди, пока задание будет выполнено и за тобой придут. Но на всякий случай держи гранату с ослабленными усиками чеки возле головы. Чтобы, если первым тебя обнаружит враг, уйти наверняка. Потому что жизнь тебе всё равно не сохранят, и лучше погибнуть, даже не почувствовав этого в мгновенности перехода, нежели сдохнуть после того, как ты выдал своих, корчась от невыносимой боли от рук врагов...
В посёлке тем временем разгорался бой. Друг в друга они там стреляют, что ли? Ну, тем лучше...
А вот что-то и затемнело справа, отдельное от фона. Посмотрим-ка... Да, домик, вполне себе зелёненький в глазках наших ночных. Метров пятьдесят до него. По двое, перекатиком, марш!
Добрались? Здорово! А ну-ка, второй домик осмотрим. Тоже замечательно. Дальше у нас там что? Т-образный перекрёсток впереди. На котором наверняка какие-нибудь злодеи затихарились. Должны они тут перекрёстки контролировать, ежели деревню удержать хотят. А они хотят, раз тут засад понавпихивали. Ну, что ж, вот мы туда передовое охранение-то выдвинем, чтобы, когда казачки подойдут, оно по супостатам-то и пальнуло. А уж мы с ними потом и растечёмся по улицам.
Кого отправим? Шрека, конечно, с его гранатомётом. И... пожалуй, Еланца, Он пластун, самое там место для таких. Э, а где Еланец?
Уже всё поняв и холодея внутри, Алексей приказал:
- Назовитесь, кто здесь.
В доме было ещё темно, а фонарик включать было бы неосмотрительно.
- Шрек... Топтун... Ведьмак... Алик... Монах, - ребята называли себя. Здесь было двенадцать. Выходило двадцать четыре. Правильно, около половины пошло загребать вправо от позиции, где встретили засаду. Значит, согласно плану, при разделении групп они должны занять ряд отдельно стоящих домов на подобном же отрожеке, на котором зацепилась группа Бурана. Не они ли там и воевали? Да нет, им как раз тишина нужна. Но поскольку шум до сих пор стоит оголтелый, похоже, укры действительно воюют с тенями. Или - как хочется надеяться! - друг с другом.
Значит, что выходит. Тут со мной ребята из группы Куляба. У него, значит, часть моих.
- Парни, кто видел, кого зацепило на засаде? - спросил он.
Вразнобой, но ответ отрицательный.
- Вы сами все в порядке? Никого не задело?
Снова ответ отрицательный. Что является на деле ответом положительным.
Так теперь связь.
- Куляб Бурану.
Полминуты тихого шипения.
- В канале Куляб.
- Ты где?
- На позиции.
- Сколько с тобой?
- Девятеро. Толстого зацепило осколком в ляжку. Легко, но годен ограниченно.
- Кто с тобой?
Сердце замерло. Несмотря на холод, вспотели ладони...
Нет, сердце чуяло верно. Еланца у Куляба не было. Значит, Еланчик остался лежать на поле. И, как тоже выяснилось, ещё один парень, из Кулябской группы, Тит.
- Конец свя...
Ладно, переживать некогда. Будем надеяться, что Еланчик лишь ранен. И чем быстрее мы сейчас с Кулябом соединимся, зачистив эту долбанную Степную улицу, тем скорее сможем оказать помощь нашим парням. Будем считать, что помощь им будет именно что нужна...
Тогда действуем.
Связь с командованием:
- Первый Бурану.
- В канале.
- На месте. Начинаем.
- Принято.
- Конец связи.
- Конец связи.
Ну, стартуем, помолясь. И если, не дай вам божок, укры, с моим Еланцем что плохое, вашей следующей остановкой будет ад. Всем без исключения.
- Шрек, Ведьмак. Выдвигаетесь к крайнему к перекрёстку дому. Смотрите, что в нём. Но осторожно, потому как держать они должны перекрёстки, сидя по таким домам. Этот, правда, в глубине, за садиком, но хрен его знает. Проверьтесь, как умеете. Если пуст, занимаете позицию. По сигналу гасите всех, кто на перекрёстке. Если сидят, гранату в окно и зачищайте. Мы тогда тоже шуметь начнём. Идти будем за вами.
- Есть.
- Остальные - разбиваемся на тройки. У кого своя не здесь, разбирайте друг друга с такими же оставшимися. Со мной Дядя Боря и... Топтун. Задача та же - обстрел домов на перекрёстках, если отвечают - гранату в окно. Общее направление движения - от перекрёстка налево, затем от поворота направо и к середине Октябрьской улицы. К магазину, короче. Там должны быть миномёты, где-то рядом, если я правильно засёк. Задача - их уничтожить. Затем занять оборону вокруг магазина. Дальнейшие задачи - по обстановке. Не верю я, что тут нет брони, коли они уже вчера тут засаду казачкам организовали. С бронёй по обстановке, тут они нас будут больше бояться, чем мы их - не чистое поле. Так что выстрелами особо по домам не разбрасывайтесь, берегите для техники. Да, и смотрим по снайперам. Монах, Соловей, на вас как снайперах прикрытие от них. У меня всё. Всё ясно?
- Так точно, - вразнобой ответили бойцы.
Теперь Кулябу изменим задачу.
- Куляб Бурану...
Наступая пяткой на собственное сердце, - ибо лежит Еланчик на поле, и дольше лежать ему там, Алексей изменил задачу бывшему 'нахалёнку', а теперь уже опытному командиру ДРГ. Приказал тому выдвинуться к отрожеку, где была засада, зачистить её, если там что осталось, чтобы она также злобно не встретила казаков. Затем зачистить Степную улицу, прежде всего уничтожая гарнизоны в домах на перекрёстках, далее по Восточной продвигаться к Октябрьской с противоположной стороны, чтобы соединиться с первой группой у магазина. После зачистки места засады пусть выдвинет пару человек посмотреть, что там с ребятами, которые остались на поле. Если ранены - эвакуировать к гаражам. Если двухсотые...
- ...Пусть полежат. Потом заберём. Конец связи.
- Конец связи.
Ну, всё. Теперь - за дело...
* * *
И вот он, бой. Похоже, что последний.
Пятеро. Сторожко идут, профессионально. Алексей пригляделся, смахнув слезу, - не вовремя раненный глаз давал понять о лишнем для себя напряжении.
Ленточки на рукавах жёлтые. Укропы. И профессионалы. Наёмники? Вряд ли, те наверняка уже сдриснули из этого Богом проклятого селения. Просто опытная ДРГ. Чтобы их качественно подцепить, подпустить надо поближе. И не смотреть на них прямо - только искоса, боковым зрением. Иначе почувствуют, раз профессионалы, залягут. Выковыривай потом гранатами...
Хотел на автомате сделать знак своим, чтобы нишкнули и не дёргались. Сам всё сделаю. Только некому осталось знак делать. Лежит Дядя Боря, не шевелится. И Топтун отдыхает уже, отмучившись своё с вынесенной осколком челюстью...
Алексей подпустил укропов метров на десять, дождавшись, когда выйдут на открытое пространство перед домом. Выстрелил. Как и хотел, попал в шею. На ней появилось маленькое красное пятнышко, из него толчками полилась кровь. Время опять словно замедлилось, его хватало и чтобы зафиксировать подробности, и чтобы выцеливать следующего врага, пока падает предыдущий. Выстрелил во второго, тоже попал в не защищённую бронежилетом шею. Это хорошо, это удачно.
Да, профессионалы: падать на землю укропы начали мгновенно после первого выстрела. Но всё равно они были недопустимо медлительны для кравченковского 'дзикана'. Он успел перечеркнуть троих оставшихся одной очередью. Потом достал гранату - не было гарантии, что завалил всех качественно. Вынул чеку, тихонько бросил эргэдэшку - хватит с них на голом месте - в направлении упавших. Отлетел рычаг, пауза, хлопок. Серый дым над местом упокоения врагов. Приложил ладонь к груди, где крестик: прости, Боже, за причинение смерти. После смерти Ирки как-то всё чаще обращался к мыслям о Боге. Спонтанно совершенно. В церковь к батюшке ходел. Не как обычно, по поводу или в праздник, а так, сам. К концу, что ли, дело идёт? К встрече с Ним? Да допустит ли? В крови ведь руки-то, в человеческой, - что бы там ни говорил Тихон о солдатах как приставках к оружию...
'Руки-от', - сказал бы Еланчик. Где он теперь? Тело-то вон оно, на окраине лежит, у гаражей. Как же ты не уберёгся-то, Еланчик? Как теперь твои три жены будут, 'две бывших и одна мила моя'? Прости, Господи, но вот этих пятерых я за него в ад отправил. По стольку бы за каждого своего - и можно было бы умереть спокойно...
Блин, опять о смерти...
А ведь они почти освободили посёлок! Сами! Одни, бля!
Да, казачки примчались часа через два после того, как они попали под первую засаду. Но как-то опять всё пошло вкривь и вкось. Как доложил встретивший их Куляб, прискакали они на одном танке, другие почему-то за ними не подошли. И самих казаков оказалось мало: по пути их срезал укровский броневик из засады, так что до места целыми добралась только половина. Человек пять. Остальные, соответственно, обуза, потому как их надо эвакуировать, а как?
Танк их, который всё же в деревню вошёл, очень скоро сожгли: в ней оказалось шесть штук украинской бронетехники, так что у парней шансов не было. Правда, они разменяли свои жизни за две - на перекрёстке возле какого-то поместья с некогда красными, а теперь уже отсутствующими крышами, в небо ввинчивались сразу два расползающихся болта чёрного дыма.
Ещё две единицы сожгли его ребята. Но оставшиеся где-то гудели неподалёку. Не исключено, что из близкого Дебальцева подогнали ещё брони.
Глупая была затея вообще сюда заходить! Слишком близко от Дебальцева, а там слишком много вражеских войск! Надо было все силы туда бросить, на Светлодарск! И ведь подходили же к нему, сам по сводкам знал, и со стороны Горловки и от Ирмино - Троицкое! Что побудило отказаться от того направления, и всё кинуть сюда, в эту мясорубку вокруг Дебальцева? Там же и оборона была бы надёжная, роскошная даже - по-над водохранилищем, где вообще парой рот с артиллерийской поддержкой можно армию удерживать на единственной годной для танков дороге между ними!
