Алексей совладал с мыслями. Бэтмен! Подумать только! Бэтмен! И убит!
Через секунду принял контроль над лицом. Улыбнулся. Затем мягко сдвинул одеяло и легонько похлопал Ирку по круглой розовой попке. Попка протестующе напряглась.
Собственно, только что излучавшаяся от Ирки аура неги, уюта и довольства жизнью уже исчезла. Подруга Лёшкина не была болтлива - но не была и глуха. Просто ей, как и самому Алексею только что, до одури не хотелось выпрастывать себя из полусонной нирваны в грубый наждак военной действительности. Ну, пусть полувоенной. Из полусна - в полувойну...
Всё равно не хотелось. Вот девчонка и противилась. Не шевелилась и не открывала глаз.
- Слышь, мышь, - была у них такая присказка из того личного "диалекта", который всегда возникает в любящих парах. - Зовут меня. Дела. Через полчаса ухожу. Ты поваляйся, если хочешь. Но когда вернусь, не знаю...
Это была необходимая информация: ключ от квартиры был только один. Значит, либо Ирка валяется, но тогда уже ждёт его до упора, либо подхватывается и успевает сделать свои женские чесалки-мазилки за полчаса. Нет, уже за двадцать семь минут.
Для женщины Луганска - нереалистично. Как и для женщины Донецка. Не потому, что страшны - как раз наоборот. А просто принято здесь среди нежного пола весьма тщательно следить за собой. И в одежде, и в макияже, и, что особенно важно, в фигуре. Очень требовательны к себе дамы Донбасса. Это Алексей уже заметил. И, в общем, одобрял - хотя его мнения, естественно, противоположный пол не спрашивал. То есть спрашивал, разумеется, и при каждом общении приходилось плести витиеватые комплименты в требовательно подставляемые, едва ли не вытягивающиеся навстречу его губам женские ушки. Но понятно было, что и без его одобрения местные девушки будут лепить из себя куколок Барби и рисовать на лице остро привлекательные портреты.
И это на самом деле было хорошо. По сравнению с местными москвички в массе выглядели куда грубее и простоватей. Хуже одетыми. Хуже... отточенными.
Ирка поступила, разумеется, в соответствии с местным каноном.
- Макарка у бабушки ещё сутки точно не заскучает, - высказала уверенность она в ближайшей судьбе своего пятилетнего сына. - А я тогда тебя дождусь. За полчаса я себя в порядок привести не успею. Да ты и ванну сейчас займёшь...
Перевернулась на спину, изобразив жест нимфы, закрывающей свои прелести от взгляда Адониса. Или не Адониса - Алексей не был силён в греческой мифологии. В общем, от жеста истекала такая томящая невинность, что Лёшке остро захотелось прямо сейчас "заплюсовать" подругу. Было такое выражение у одного из его однокашников по училищу, которое затем охватило все курсантские массы.
Но он лишь легонько потрепал Ирку по соску, зажав его между указательным и безымянным пальцами, и повторил, почти виновато:
- Дела...
Ирка поняла. И - вот ведь на какие метаморфозы способны представительницы лучшего человеческого пола! - на её месте в той же позе, столь же обнажённая - но лежала всё равно что одетая женщина. Причём одетая в деловой костюм: настолько резко и полностью оборвалось исходившее от неё мгновение назад женское излучение!
- Прости, - промолвила Ирина, поднимаясь на локте. - Я буду тебя ждать. Сильно.
И после паузы спросила:
- А какой Сан Саныч?
Алексей посмотрел на неё задумчиво. Потом ответил медленно:
- Наш Сан Саныч...
* * *
К Бледнову Алексея подвёл тот самый Ященко. Не сам, конечно. Заочно. Просто когда Кравченко безальтернативно поставил вопрос о том, что едет на Донбасс мстить за отца, тот передал контакты людей, которые могли бы правильно принять на месте его сотрудника. Заодно подробно проинструктировав относительно того, с кем какие отношения и как строить.
Впрочем, нет, контакты Бэтмена Ященко передал ещё после первого разговора.
Тогда Алексей, ошеломлённый и буквально растерзанный звонком из Алчевска, едва дождался, когда Тихон сможет принять его, и положил перед ним заявление на отпуск за свой счёт.
Тихон молча пробежал взглядом по строкам, поднял глаза на Алексея. Затем так же молча поднялся, сходил до шкафчика, в котором хранились у него разномастые бутылки, принёс коньяка. Разлил. Спросил: "Не чокаясь?" - и не дожидаясь ответного кивка, приподнял рюмку, словно отдавал честь.
"Кто?" - был следующий вопрос.
"Отец", - трудно, не веря ещё сам в это слово, вытолкнул Алексей.
Ященко сразу налил по второй.
"Как?" - последовал новый вопрос.
"Украинцы. На блок-посту. Расстреляли".
"Данные точные?"
"Да. Позвонил водитель, который их вёз с матерью. С его матерью. Моей бабкой. На его глазах отца расстреляли. За то, что назвался русским офицером".
"А бабку?"
"Отпустили. Велели домой возвращаться и там помирать".
"Вернулась?"
"Не знаю. Мобилой она не владеет. Шофёр говорит, что до дома довёз. Но в состоянии почти коматозном. На глазах сына убили... Сдал соседям с рук на руки".
"Что делать намерен?" - глухо осведомился Ященко.
"Ехать туда, - твёрдо ответил Алексей. - Отыщу тело. Привезу домой. Похороню. Не знаю, сколько времени займёт. Потому и за свой счёт беру".
Отец давно собирался вывезти свою мать, Лёшкину бабушку из Алчевска в Брянск. Хотя - что значит "давно"? Поговаривать об этом начал с марта, когда пошли непонятные движения с захватами госадминистраций. Но опасности особой вроде бы не предвиделось: то дела областные, политические - сколько от них расстояния до старушки-пенсионерки в частном секторе Алчевска?
В апреле расстояние это резко сократилось: пятого числа по Луганской области прокатились обыски и задержания активистов Антимайдана. А том числе и в Алчевске. Бабки знают, как правило, всё - так что и отцу бабушка рассказала, что захваты производила киевская "Альфа", что люди в масках ездили по городу и производили аресты. В том числе повязали лидера местного ополчения или народной дружины. Вроде даже видели люди два автобуса "бандеровцев" на Парковой, возле Парка Победы. Вооружены до зубов.
Мобильный телефон бабушка не признавала. То есть принимала, конечно, как средство связи, но обращаться с ним не умела, да и не хотела учиться. Так что телефон у неё вечно лежал разряженный, покамест кто-то из соседей не придёт и не поставит на зарядку. Потому как бабулька Лёшкина человеком была простым и когда нужно ей было ходила к ним, чтобы попросить дать ей позвонить. Иной раз приносила им свой аппарата, прося поставить его на зарядку. После этого дня три-четыре-пять связь с нею была - "быструю" кнопку с номером сына она нажимать, естественно, научилась. Как и отвечать на звонки к ней. Когда, правда, она их слышала. Потому как телефон сиротливо лежал в зале, а бабка в это время могла быть где угодно - на огороде, в магазине, у тех же соседей - для поболтать с их бабками на вечные бабкины темы.
В общем, телефон в её доме был сиротою. И отец дополнительно нервничал, особенно, когда непонятно было, что творится на Украине.
Шестого апреля сообщали об "ответке": повстанцы захватили задние СБУ в Луганске.
Это ещё не казалось революцией. Более того: было ощущение, что хунта в Киеве шатается, а пророссийские силы на Донбассе близки к победе. Но вскоре все карты смешало появление в Славянске 12 апреля группы Смелкова. И вооружение ею местного населения захваченным у милиции оружием. И тут же - синхронно, словно этого и ждали! - объявление в Киеве о начале военной "антитеррористической операции". И в целом даже поверхностной аналитики было достаточно, чтобы увидеть: заход Смелкова консолидировал новые элиты в Киеве, мотивировал их, а не деморализовал их.
Тогда, конечно, подробностей известно не было. Но Алексея впечатлила озабоченность Ященко, когда тот вызвал его в кабинет и начал спрашивать, ничего ли Кравченко не забыл указать в отчёте о крымской командировке и не имел ли он тогда случайно контактов с неким Миркиным, активистом самообороны, или, возможно, что-то слышал о нём от третьих лиц.
Алексей шефа тогда разочаровал, но позднее поразился провидческим - или аналитическим - способностям отца. Который в телефонном разговоре через пару дней заявил, что отныне на Украине спущен крючок гражданской войны.
Но проходила она поначалу вроде бы в пользу повстанцев, да и далеко были бои от Алчевска. Бабушка, во всяком случае, начисто отвергала все разговоры о вывозе её в Россию, горячо убеждая сына, что у них всё спокойно.
Так - в безуспешных попытках убедить её уехать - прошёл май, затем июнь.
Референдум 11 мая, как и ожидалось, ничего не изменил. Украинские войска тоже, как казалось из сообщений, особых успехов не добились. Но события развивались, и параллельно укреплялась решимость отца вывезти мать в Брянск, невзирая на её сопротивление.
Впервые он собрался за бабушкой в начале июля, когда прошли сообщения об оставлении Смелковым Славянска и обстрелах Луганска из артиллерии. Отец позвонил Алексею и вполне уверенно - он ведь был знающим данную конкретную местность офицером - предсказал, что дальше следует ожидать штурма города с направлений Славяносербска, Счастья и Станицы Луганской. Значит, неизбежно навалятся они на Металлист, Александровск и Юбилейное. Про Октябрьский район Луганска и говорить нечего. "Но туда сунутся в последнюю очередь, побоятся именно сейчас ввязываться в бои в городской застройке, - предрекал отец. - Сперва блокадой сломить попытаются".
Соответственно, Алчевск автоматически попадает в прифронтовую зону. О том, чем это может обернуться для 80-летней старушки, говорить не приходится.
Тем не менее та по-прежнему ни в какую не соглашалась покидать родной дом. Тем более что вокруг Алчевска покамест было всё спокойно, и бабуля просто не верила, что война доберётся и до них.
Отец совсем было дёрнулся вывезти её чуть ли не силком, но задержала неясная обстановка на границе. Ещё с конца июня он жадно искал информацию о том, что творится на погранпереходах. Творилось непонятно что - то ли ополченцы захватывали КПП, то ли украинская армия их отнимала. Наконец, 1 июля сразу из двух источников - из погрануправления ФСБ в Ростове и от главы Таможенной службы Вельяминова - прозвучали сообщения, что три контрольно-пропускных пункта в области прекратили работу и плюс к тому у Изварино и Краснопартизанска начались боевые действия. Затем прозвучало, что 3 июля украинская армия установила контроль над пропускным пунктом "Изварино".
Когда же сначала пришли, а затем подтвердились сообщения, что Смелков оставил Славянск и переместился в Донецк, отец твёрдо решил ехать, невзирая ни на что. Алексею он говорил: "Попомни, Донецк он тоже не удержит. Это какой-то "шурик", а не командир. А там воевать надо, а не красоваться".
В итоге отец собрался выезжать за своей матерью непременно, потому как был убеждён в расширении зоны боёв и скором переходе их в стадию карательной операции со стороны "обезумевших майданников". Вот только непонятно было, что творилось на пограничных переходах. Одно за одним поступали сообщения, что погранпереходы один за другим занимаются киевскими силами - Мариновка, Успенка, Краснопартизанск. Российские пограничники эвакуируются от обстрелов в Гуково и Изварино. И как быть? По полю переходить границу? Как контрабандист? А обратно? Не полем же тем же вывозить старушку с вещами!
Всё становилось непонятно и зыбко, а отец, который привык, что в жизни должно быть по возможности всё ясно, от этого нервничал и переживал. Прежде всего, ярился из-за своего бессилия - его, советского офицера, бессилия! - выручить из беды собственную мать. И Алексей ничем не мог ему помочь: Ященко незадолго перед тем как раз послал его в командировку. Причём в специфическую, в Латвию. Надо было там по заказу одного серьёзного завода поискать ключики к местным бизнесовым и исполнительным структурам в условиях санкций и контрсанкций. И с отцом мог общаться только по телефону.
Пока суд да дело, 13 июля появились сообщения о штурме Луганска как раз со стороны посёлков Металлист, Роскошное, Юбилейное и Александровск. Прорвавшись к окружённому аэропорту, войска хунты тем самым завершили практически полуокружение Луганска.
Алчевск оказывался у них в непосредственной близости, что означало, по мнению отца, неизбежность обстрелов, разрушений и жертв в ближайшем будущем. И он решил ехать в любом случае. При этом - отец всегда был слишком упрямым в принятом решении! - не стал дожидаться сына. И пока Алексей пил с нужными людьми в продвинутом ресторанчике недалеко от Рижского порта да демонстрировал силу воли, шлёпая по холоднющей - сгонный ветер поработал - воде взморья до положения "по шейку", когда даже ногти на ногах замёрзли, - в эти дни отец и уехал в Алчевск.
Что было дальше, Алексей мог заключить из разговора с ним по телефону - очень трудного в смысле качества связи. Тем более что и разговор вёлся через какого-то украинского оператора - российскую симку настоятельно попросили сменить. Дескать, любят укры пустить снарядик по месту, где локализуют выход в эфир с российской "симки". Всё рассчитывают таким образом разгромить штаб "оккупантов".
В общем, в том, что удалось разобрать, значилось, что бабка уезжать по-прежнему не хочет, но отец её практически додавил. Но за это время ситуация опять изменилась, местами осложнилась, и как теперь выбираться непонятно. По сообщениям, от Краснодона укров отбили ещё 15 числа и даже окружили близ Изварино. С другой стороны, обстреливают они Луганск уже из миномётов, а также держат Лутугино и аэропорт. И там не проехать, получается. Последнее, что разобрал Алексей, это фразу отца о намерении выбираться через Петровское - Ивановку - Красный Луч - Свердловск и Краснопартизанск на Гуково. Сразу же, как только убедит упрямую мать...
Попытку сына, всего лишь на следующий день вернувшегося из Риги, заикнуться о помощи отец решительно отверг. Но Алексей всё равно решил срочно выехать в Алчевск.
Ященко три дня отгула разрешил. Но от себя заявил, что в поездке смысла нет, потому как отца отыскать можно только в двух местах: у бабки в Алчевске либо уже на погранпереходе. Во всех иных случаях остаётся только кататься по донбасским просёлкам, договариваясь о рандеву по плохой связи и рискуя угодить в лапы непонятных вооружённых формирований. А их реакция непредсказуема. Во всяком случае, бандитизма много. Люди пропадают, особенно мужчины на хороших машинах. Иные попадают "на подвал" - и хорошо, если к ополченцам или казакам. Тогда есть шанс выпутаться. Иные люди попадают на деньги или квартиры. Бизнесы тоже отжимают.
Глава Луганской республики Волоков человечком оказался то ли не способным к государственному управлению, то ли действительно, как про него говорят, с криминальными замашками. В последнее Ященко, по его словам, не верил. Но некомпетентность Волокова действительно достала многих в Москве, не говоря уже о Луганске, где даже в местном "Союзе ветеранов ВДВ" все мгновенно замолкают, когда заходит речь о нём. А ведь он позиционировал себя председателем областного союза бывших десантников. Как бы то ни было, ситуацию он контролирует плохо, а боевыми действиями командует ещё хуже. Так что на защиту официальных властей рассчитывать нечего, подытожил Тихон.
Со стороны же Москвы информацией о реальном положении на Донбассе владеют единицы. Да и те собраны в министерстве обороны. А министр если с кем и делится информацией, то не менее как с президентом. А как президент поставил режим секретности в своей работе, ты и сам знаешь, намекнул Ященко на известные им обоим обстоятельства, в которых пару раз приходилось работать.
Во втором же случае, если отцу удастся добраться до погранперехода, помочь ему проще отсюда, добавил шеф. "Пара звонков нашим партнёрам в ЦК - и их встретят, переведут через "ноль", отвезут в Ростов и посадят на самолёт. Ты только точно скажи, когда и где они будут выходить", - распорядился Ященко.
На это можно было полагаться твёрдо. Слово шефа было даже не железным - титановым. И с "партнёрами из ЦК" у него были отношения взаимно обязательные. Так что в этом отношении Алексей мог успокоиться. Но что по "минусу" - то есть по ту сторону "нуля", границы - продираться лучше вместе, в этом он тоже был уверен. Так что осталось только дозвониться отцу, назначить день и место рандеву и вылетать в Ростов.
Ему не хватило ровно одного дня.
В тот вечер связи не было - отец на звонки то не отвечал, то в трубке повисало неживое молчание, после чего она сама отсоединялась и переключалась на обычный режим. Такое бывало, и Алексей ещё не беспокоился. Червячок начал точить сердце со следующего полудня. Связи не было как явления.
Он заказал билет на следующее утро.
А потом позвонил тот таксист...
* * *
Дальнейшие несколько дней были самыми чёрными в жизни Алексей Кравченко. Он и вспоминать их старался пореже.
Да, собственно, вспоминать было и нечего: ощущение сплошной черноты со спорадическими проблесками зацепившихся за сознание сцен.
Ященко оказался... Ященко. Без его помощи ничего у Алексея с розыском, эксгумацией тела отца и вывозом его в Брянск не вышло бы. Не то время и не то место было в Донбассе в конце июля 2014 года, чтобы даже подготовленный военный мог в одиночку справиться с таким делом.
Но во-первых шеф выделил двух человек из "Антея" ему в помощь. Во-вторых, связался по каким-то своим каналам с активистами, связанными с ЦК - ну, назвал он их так, а в остальное Алексей не вникал. Не до того ему было. Те дали связь с Бэтменом, а тот выделил людей от себя. Которые и встретили Алексея на "нуле" в Изварино, до которого его доставили трое молчаливых ростовских ребят. Сильно похожих на бандюганов из 90-х годов. Да может, они ими и были - связи шефа и ЦК неисповедимы.
От Изварино укров уже отогнали и где-то в стороне дожёвывали огнём. Проезд на Луганск был открыт, но вокруг самого Луганска было сложно. Впрочем, там и делать нечего было.
Отца вынимали из земли под звуки недалёких разрывов: укров отогнали недалеко. Они продолжали давить, и, в общем, по мнению людей Бэтмена, Кравченко вовремя успел со своим печальным делом. Ибо не ровен час укропы снова сюда сунутся.
С другой стороны, как выяснилось, само пребывание здесь украинских военных в день гибели отца было не закономерным. Формально эта территория находилась под контролем ополчения. То есть отец натолкнулся на карателей и погиб случайно. Но... Это же гражданская война. Самое начало. Слоёный пирог, причём всё в движении и перемешивании. Может, окруженцы какие пробивались. Из-под Изварина, к примеру. Хотя вряд ли: те на север отходили. Может, подразделение какое заблудилось - добровольцы-каратели из нацгвардии подчас странные чудеса в этом смысле творили. Может, ДРГ укропской армии поработала. Что скорее всего, ибо гражданских отпустили, а российского офицера-отставника казнили. Для полезной отчётности...
Бабушка, естественно, не знала, кто это был. Да даже, похоже, и не понимала, что за люди и почему убили её сына. То есть, видела и знала, конечно, что это украинские солдаты. Но так и не сумела понять, отчего и зачем им, своим солдатам, было убивать её своего же Сашку.
Таксиста Алексей расспросил детально. Было у него поначалу подозрение, что тот нарочно повёз россиянина той дорогой, где был шанс наткнуться на укров. Но нет, в этом водитель был не виновен. Хитрый и битый шоферюга, как все таксисты, он - видно было - на сей раз переживал искренне. Мать довёз потом до дома бесплатно. Завозил по пути в больницу, где ей вкололи чего-то укрепляющего-успокаивающего. Соседей нашёл, передал им бабушку под опеку. Позвонил Алексею. И сейчас был готов на всякую помощь.
Иное дело, что помочь он мог немногим. Укропы ему, естественно, не представлялись. На вид, по его, шофёра, мнению, были это не срочники. "Не зачуханные", - как определил таксист. Какой-то из нацбатов. Но какой - этого дядька не понял. "Тризуб, палки какие-то перекрещённые, да узор внизу, на свастику похожий", - вот и всё, что он мог описать.
Решение отыскать убийц отца у Алексей тогда только окрепло.
Как везли тело, от которого ощутимо уже попахивало сладко-приторным, как покупали гроб, как собирали бабушкины вещи, как ехали потом на "ноль", - это Алексей помнил лишь как внешнюю картинку. Как будто кино смотрел. И даже не с собственным участием. Ибо ходил, разговаривал, расспрашивал, распоряжался - не он. Некий человек в его образе. А он как бы висел рядом и наблюдал за всем происходящим.
Потом была граница. И неприятные формальности на границе. Потом дорога до Брянска и неприятные формальности в Брянске. Потом - похороны. И "скорая" для бабушки. И неприятные формальности с нею в больнице.
И страшное, безбрежное горе матери.
В общем, много было всего неприятного - помимо самой главной... Помимо самого главного горя.
У него больше не было отца...
* * *
Хорошо всё же, что на Руси бюрократия, бардак и обычаи взаимопроникающи. Друг друга поддерживают и питают. Потому в самые тяжёлые первые часы и дни тяжёлой потери ты так занят, что некогда и сосредоточиться на своей боли.
Но когда схлынула суета похорон, поминок и девяти дней - которые пришлись коротко после запоздавшего по известным причинам погребения, - Алексей задумался о том, что должно быть дальше. Именно так: должно быть.
А должно - понятно что. За отца нужно отомстить. Ибо так не делается. Не имеет права какая-то нацистская мразь, выскакавшая на майдане последние мозги, вот так просто расправляться с советским офицером. С русским офицером.
Погибни отец в бою - всё было бы понятно. И ни о какой мести речи бы не было. Погиб - ну, не повезло. Но погиб в поединке равных, погиб за что-то, ради чего вышел на бой.
Собственно, отец так и погиб, судя по рассказу таксиста. Украм хотелось поглумиться. Они видели себя вершителями судеб этих "поганых сепаров". А тут ещё - человек с российским паспортом. Неважно, что уже явно староват для бойца. Оккупант! Когда вы уже отвяжетесь от нас, москаляки поганые! Когда уже перестанете цепляться за нас, не давая идти в Европу!
Отец ответил им: "Да идите!" Отец ответил им: "Только сами идите. А мне мою землю оставьте. Чего ради вы прётесь в Европу с моей землёю?"
Те ответили: "Твоя земля - Кацапия! Это ты к нам пришёл!". И опять: "Оккупант! Колонизатор! Угнетатель!"
Детский сад какой-то! На митинге...
И тогда, по словам водилы, отец ответил просто и гордо: "Нет, ребятки, это - моя земля. Я на Луганщине родился и вырос. Я её защищал, когда служил в армии. Здесь могилы моих предков. Так что это вы - чужаки тут! Безродные, как шакалы. Побираться в Европу собрались? Скатертью дорога! Только шакальте там без нас. А мы уж тут, на нашей земле, как-нибудь без вас обойдёмся..."
А потом всё произошло очень быстро, рассказывал шофёр. Укры что-то загалдели все вместе, потом раздался громкий и чёткий голос отца: "Сами скачите, а я вам не козёл! Я - русский офицер!"
И раздалась очередь...
Алексей узнавал в этом родного своего старика. Да, он такой. Негибкий. Спины не гнул. "Погоны, - говорил, - сгибаться не дают". И это: "Я - русский офицер!" - это его.
И погиб, не согнувшись. Скачите сами, коли козлы!
Коз-злы, падлы, твари! Найти и убить! Отомстить за отца - эта мысль молотком била по мозгу, когда Алексей выслушивал рассказа таксиста о следующих минутах. Как бабка бросилась к упавшему телу сына, как враз чего-то испугавшиеся украинские солдаты оттаскивали её, как орали на водилу, чтобы быстрее увозил старуху, пока её и его на завалили здесь же, как буквально заталкивали их в его же машину. И кто-то кричал, чтобы он, водила, делал быстрее ноги вместе с бабкой, и чтобы забыл о происшедшем!
Алексей слушал всё это, слушал, как таксист полуоправдывается-полуобъясняет, отчего побыстрее смылся с места убийства, пока укропы не передумали. Не хотел, дескать, чтобы и старушку там же порешили. Да и его - как явно лишнего свидетеля. Как повезло, что среди укров ещё нормальные мужики были, что не все на голову отмороженные там. Хорошо даже, что тело никуда не увезли и не утопили где-нибудь, а прикопали здесь же, так что нашли, вот видишь, почти сразу захоронение-то...
Всё это Алексей слушал, но в голове метрономом стучало едва ли не одно лишь короткое слово: "Мстить... мстить... мстить!"
Но главное даже не это. Не просто месть. И не просто за отца. В его мести за отца будет не отмщение одно лишь за лично ему принесённое зло и горе. Нет, это будет ещё и кара. Святая кара за всё то зло и горе, которое принесла эта нацистская сволочь людям в его стране! В его, Алексея Кравченко, стране!
И это не Украина. Хотя она - его родина. И не Российская Федерация. Хотя она - тоже его родина. Это глупое деление на нелепые куски его, Алексея Кравченко, одной большой родины - это наносное. Преходящее. Мелочи. Временные мелочи в историческом масштабе.
А есть настоящая родина. Большая, настоящая страна без нелепых границ. Страна всех людей, неважно, какой национальности. Страна большого общего народа. Великая страна великого общего народа. Где все равны. И закон един для всех.
И тут уже иначе встаёт вопрос о том, кто - сепаратист! Тот, кто выделился из этой базовой, основной, природной страны, образовав больную, неспособную ни на что, кроме продуцирования нацизма, убогую территорию? Тот, кто отнял её у всего народа, чтобы устроить на ней фашистские попрыгушки и отдать её заокеанскому врагу? Может, это они - сепаратисты? А не те, кто поднялся на бой, чтобы защитить и спасти её, жестоко отрываемую от общей родной страны землю?
* * *
После этого и произошёл второй, основной разговор с шефом.
Вернее, даже два разговора.
Кравченко вошёл в кабинет босса и после рукопожатия молча положил на стол начальнику заявление об увольнении. В обосновании значилось: "В связи со сложившимися семейными обстоятельствами".
Шеф спросил: "А если не пущу?"
Алексей пожал плечами: "Я просто прошу. Но решение окончательное".
"Ты же там никого не знаешь", - возразил Ященко.
Алексей снова дёрнул плечом - теперь одним: "Другие как-то входят".
Помолчали.
Затем Тихон тяжело, грузно поднялся с кресла. Прошёл до шкафчика с баром, достал бутылку коньяка. Разлил. Молча пододвинул рюмку Алексею. Сказал: "За невинно убиенного раба Божия Александра". Опрокинул коньяк в рот.
Кравченко сделал то же. Но продолжал неотрывно смотреть на шефа.
"Что конкретно намерен делать?" - спросил тот.
"Буду разыскивать тех, кто это сделал".
"Убьёшь..." - не спросил, а констатировал Тихон.
"Да", - кратко ответил Алексей.
Пауза.
"Та-ак, - протянул затем шеф. - Первое - безусловно. Имеешь право. Второе - против. Там война пошла настоящая. А ты там ничего не знаешь. И в одиночку ничего не сделаешь. Завалят тебя запросто. И всё. А ты мне здесь нужен".
Алексей непроизвольно сжал кулаки.
"Вопрос даже не стоит, - набычившись, проговорил он. - Так будет. Так или никак".
Ященко посмотрел на него хмуро, даже зло.
"Помню я про выход отсюда, - хмуро, но по-прежнему решительно проговорил Алексей. - Просился бы в отпуск, но не прошусь. Потому что не знаю, как что будет. Но не считай это, м-м-м... жёстким увольнением, - он не смог найти более подходящего слова. - Подписки все остаются. И слово моё. Не уходил бы, если б не известные тебе обстоятельства".
"Дурь это, а не обстоятельства, - возразил Ященко. - Мальчишество. Романтика. Можно было бы действовать и отсюда. И не таких устанавливали. И ликвидировали бы порядком, как положено..."
"Дело не только в отце, - показал головою Алексей. - Знаю: ты бы помог. И тогда за него даже легче было бы отомстить. Через возможности нашей конторы. Но не в отце только дело, понимаешь? Я всю мразь эту фашистскую с земли моей вычистить хочу!".
Ященко усмехнулся: "Они считают эту землю своею...".
"Они могут считать что угодно! - отрезал Алексей. - Когда человека убивают только за то, что он думает иначе, - это фашисты. А фашистам в принципе нет места на земле. Нет для них своей земли! Не должно быть! А тем более - нашей!".
Он оборвал себя. Ему вдруг стало стыдно за пафос, который Ященко мог найти в его словах.
"В общем, решил я, - глухо проговорил Алексей. - Или отпускай, или увольняй. Какие надо бумаги по секретности подписать, всё подпишу...".
Ященко смотрел на него остро, пронзительно. Алексей ответил таким же.
"Ладно, - привычно пришлёпнул шеф ладонью по столу, спрятав взгляд словно в ножны. - Слушай мою команду".
И задумался.
"Намерение твоё мне не по нраву, но я его одобряю, - высказался он парадоксально после паузы. Впрочем, тут же пояснил свою мысль: - Не по нраву потому, что ставишь своей вопрос против моего. Грозишь увольнением, хотя ты мне нужен. И хочешь ехать на войну, хотя я тебя не пускаю.
Но одобряю потому, что иначе я и сам бы не поступил. И тебя бы перестал уважать, послушай ты моего запрета. Но я знал, что ты его не послушаешь", - совсем уж нелогично закруглил Ященко.
Ещё один испытывающий взгляд на Алексея.
"Завтра приходи, - наконец, бросил шеф. - С "бегунком". Тогда и завершим тему".
И размашисто написал на заявлении Алексея: "Согласен". Поставил дату и расписался.
По душе резануло. Всё же с Ященко, "Антеем", работой Алексей как-то сроднился. И сейчас разрыв, вдруг ставший фактом, оказался болезненным.
Но и вариантов иных не было.
Ибо он всё решил.
* * *
На следующий день прежнего напряжения в кабинете шефа уже не было. Мужчины поговорили, мужчины решение приняли. Дальше - разговор по делу.
"Не хотел бы я тебя увольнять, - признался Ященко. - Но иначе никак. Не должно быть наших людей там, ясно?"
Алексей хмыкнул. Это естественно, что там...
Но шеф понял его неправильно:
"Не ухмыляйся тут! Ломов с Нефедьевым - два дурака! Романтика казачья в голову ударила. Впало им, вишь ты, восстановить бывшую Область Войска Донского. В составе Российской Федерации. Киззяки, мля...
Но они-то ладно - ребята простые. Просто рядовые сотрудники. Казачата простые. А ты - в руководстве. Был", - зачем-то уточнил Тихон.
Алексей дёрнул уголком рта.
"И ещё, - добавил шеф. - Говорил я тут с куратором. И о тебе в том числе. Значит, установка такая..."
Ященко помолчал. Затем проговорил:
"Приказывать тебе уже не могу. Но сам понимаешь... В общем, считай это рекомендацией. Для твоего же блага.
В общем, Ломов с Нефедьевым у Лозицына обретаются. Это атаман, который провозгласил создание 31-го казачьего округа Войска Донского на территории Луганской области. Настаивает везде на том, что в состав ЛНР округ не входит, что сам он - глава независимого от ЛНР образования, а с ЛНР - просто союзник".
Шеф усмехнулся. Затем посмотрел очень значительно:
"Но союзник проблемный. Он засветился ещё в 92-м году, в Приднестровье. С казаками, поскольку сам казак, как видишь, идейный. Но с душком. Во время первой чесенской якшался с Дудаевым, заключил даже договор между Всевеликим войском Донским и Ичкерийской той республикой, которую Дудаев провозгласил. Сам понимаешь, представлял дядька не войско, а самого себя, хоть и назывался атаманом. Да там атаманов тогда было - как блох на дворняге. И в подавляющем большинстве - паркетные. На лошади ездить большинство не умело. Не умеет. У меня друг один хороший, Павел Мощинков, в запрошлом году конный поход на Париж организовывал - помнишь, может быть?"
Алексей кивнул.
"Так вот. Он сам потомственный казак, из Сибирского войска. Правда, в нынешние казаки не поверстался, ибо презирает. И в чём-то он прав. Это я тебе как казак говорю, отметь!".
Кравченко снова кивнул. Отметил. Шеф был истовым патриотом казачества, но при этом трезвость взгляда и оценок его никогда не утрачивал.
"Ну и, значит, стал он искать, Олегыч-то, казаков для такого похода. Которые на лошади сидеть могли бы и ухаживать за нею. Так не поверишь - едва со всего Дона двадцать пять человек нашёл, которые это умеют! И те - кто тренер конноспортивный, кто в заводе конном какой-никакой опыт получил, кого отец выучил, в колхозе работая. Одному казачку аж 65 лет было, когда в поход уходил! Коротка скамеечка, что называется...".
"Так вот, о Лозицыне. Нет, дядька он с виду авторитетный. Награждён не раз, и, кстати, не только этими самостийными казачьими висюльками, но и боевыми наградами. Вот только... - Ященко выразительно хмыкнул. - Кто, как и за что его награждал, остаётся, ну... скажем, неподтверждённым. Иначе говоря, никаких подтверждений на его "Красное знамя" и "Красную звезду" не только нету, но и не ясно, когда и за что он мог их получить, если он вплоть до развала СССР строительным кооперативом владел. Потом вроде бы заходил в Абхазию, воевал в Югославии, но, сам понимаешь, этих орденов ему уже дать не могли, даже если он их заслужил. Точно так же непонятно, каким таким образом он из прапорщиков охранных войск, на зоне, то есть, - аж догенерал-полковника дорос. Или уже генерала армии, не имею точной информации.
В общем, тёмный дядька, пена перестройки. И политически он, как бы это сказать... инфантильный, что ли. Хитрован, как все донские, но политически действует ситуативно и импульсивно.
Так что ты к ним не ходи. Хоть и свои там. Но вряд ли тебе удастся их выцепить. Лозицын - человек сложный, плохо управляемый. Людей у него на подвале до хрена сидит, причём самых разных. В том числе и тех, у кого казачки его что-то отжать вознамерились. И луганские ополченцы есть, сидят на подвале. И добровольцы, которых он заподозрит, что они на укров работают.
В общем, сам себе Махно человек. Тебя он не тронет, конечно. Бумагу ему пошлют люди, с которыми он считается. Но в целом он для ЦК - персона нон грата. А ты уж смотри сам, слушать тебе ЦК или нет. Формально ты теперь не наш человек...".
Он снова сделал паузу, быстро глянул на Алексея: "Но я бы тебе не советовал. Пригодится. А главное - он тебе не поможет, Лозицын-то, но ты окажешься в ситуации, когда из-за связи с ним о тебе хорошие люди будут плохо думать".
Ященко снова значительно поглядел на своего подчинённого. Помолчал. Показалось, тоже значительно.
"Но дело не в этом, - ага, любимая присказка пошла! - Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала...".
Алексей прокашлялся, сказал: "Я и не претендую. Тем более - мне покамест свои задачи решить надо...".
"Это все понимают, - оборвал Тихон. - Никаких задач тебе сверху никто не ставит. Покамест, - передразнил уже бывшего подчинённого. - Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут".
"Да я и не отказываюсь, - откинулся в кресле Алексей. - Только как я узнаю, кто из людей - "хороший"?"
Ященко ухмыльнулся: "Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел".
Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.
"Да и сразу на одного человечка выйдешь, - добавил Ященко. - Без сомнения. Юрку Семёнова помнишь, десятника?"
Странный вопрос: Семёнов как раз месяц назад уволился со скандалом. Ещё бы не помнить! Но ведь и Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это - "помнишь"...
"Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него там - Злой, - заговорил снова шеф. - Не смотри, что он вроде бы тоже с криком уволился, как те два обормота. На Злого можешь рассчитывать, он наш остаётся. Отпустил я его, как вот тебя сейчас: не хочу, но понимаю. А крик - это так надо было".
"С Бэтменом можешь работать вполне, - продолжил Тихон, откинувшись в кресле. - Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держит - да у кого там их нет, подвалов-то... Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые есть, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются..."
Ященко помолчал.
"Есть ещё не очень понятный персонаж, - сказал он после паузы. - Как раз в твоём родном Алчевске на днях закрепился. После отступления из Лисичанска. Головной его фамилия".
Он опять помолчал, потом продолжил:
"Колоритный парень. Не старый, сорока лет ещё нету. Серьёзной работы до этих событий не имел: служил в украинской армии сержантом, после то ли в военкомате работал, то ли вовсе в народном ансамбле пел. Или плясал. Но на войне этой показал себя очень толковым организатором. Правда, сам по себе ещё один махновец. Даже, я бы сказал, Махно и есть. По сути, как и Лозицын, свою республику создал. Точнее, создаёт ещё. На принципах этакого народного социализма. И людям это нравится. Хотя сам понимаешь, как самостоятельный проект это работать не будет. Никогда и не работал. Даже у того, настоящего Махно. Так, форма местной государственной организации в условиях гражданской войны. Партизанская республика.
Но ему лично можно доверять - надёжный дядька. И слово держит. Правда, обсели его всяческие социалистические романтики. Среди которых, сам знаешь, разных выжиг - кастрюля с горкой. С другой стороны, именно у него собираются ребята с идеями. Патриоты. Иностранные интернационалисты есть. В общем, вполне Че Гевара... был бы, - уточнил Ященко. - Но в тамошних условиях степной вольницы и Дикого поля я бы сравнил его именно с Нестором Махно. Тот ведь тоже далеко не тот монстр был, каким его большевики потом рисовали. За справедливость стоял, за порядок, как ни странно для анархиста. Просто по-своему понимал этот порядок. В общем, этакий крестьянский социализм строил Нестор. И в этом Головной на него похож.
Словом, можешь к нему подойти, - резюмировал шеф. - Но, как я сказал, подходов у нас к нему почти что и нет, и во многих аспектах парень этот для нас непонятен. Так что рекомендацию тебе тут я дать не смогу".
"Подожди, - воспользовался паузой Алексей. - Ты что-то ничего про официальные власти не говоришь..."
"А нечего! - весело сказал Ященко. - Формально во главе республики стоит некто Волоков. Не, нормальный такой вождь революции. Здание СБУ захватывал. Но с государственным управлением - не тянет. Бардак у него в государстве, если прямо говорить. Стена административного бреда. И бандитизм всякий голову поднял.
В общем, к Волокову не ходи, если не позовут, - продолжил он. - А если позовут, отмалчивайся. Подбит он уже, считай. Вообще вся эта компания энтузиастов подбита - он, Смелков, Молодай на Донецке..."
"Смелков тоже?" - удивился Алексей. Что-то он пропустил...
"Да по нему с самого начала вопросы были, - дёрнул щекой Тихон. - Биография шита белыми нитками. И шили её в бывшей "пятёрке". КГБ, - пояснил он, видя поднявшуюся бровь собеседника: 'пятёркой' за прошедшие годы могло называться что угодно. - Эти, "идеологи", борцы с идеологическими диверсиями. В конце восьмидесятых годов они довольно бурно вербовали агентуру среди всех возможных активистов антисоветской направленности. Не знаю, помнишь ли, но всплывали данные, что большинство лидеров прибалтийских националистов на самом деле работали под колпаком "пятёрки". То же - украинские ребята из УНА-УНСО... Дмитро Корчевский тогда вдруг вылез как бы неведомо откуда - из Железной дивизии в Украинский Хельсинкский союз. А это, между прочим, первая легальная антисоветская организация тогда в Союзе была...
"Что за Железная дивизия?" - заинтересовался Алексей. Звучало как-то... Отзвуком Гражданской войны.
"Ну, в Яворове стояла, в Прикарпатье. Неважно, - махнул рукой Ященко. - Важно, что политически и идеологически сильно "подогретая" была дивизия. Якобы наследница Железной дивизии времён Гражданской войны".
Ага, значит, точно почувствовал Алексей!
"К тому же, сам понимаешь, первый эшелон, - продолжил Тихон. - Круче только Западная группа войск да ГСВГ. Вот там его, похоже, и завербовали... Да не в нём дело! Этак я тебе давай про весь "Саюдис" расскажу, про Гандсбергиса, Брунскене. Даля вон, Крибаускайте, нынешняя ярая русофобка, президент Литвы - тоже из того гнезда птенец. В общем, плотно работали, что говорить. И по нашим - тоже. "Память" помнишь? - оттуда вылупилась. А в 93-м - как, думаешь, отчего РНЕ во главе со своим вождём запросто в кустиках растворилась?"
Он мигнул на шкафчик с известным содержимым. Алексей пожал плечами, но кивнул. Дескать, твоё дело, шеф, но я согласен.
"Лимончика нет, извини, - сказал Ященко, когда оба сделали по глотку. - В общем, не отвлекай. О чём это я? А, ну да. Так вот, считай, то, что я тебе говорю, вычитал я в газетках. Не, в интернете. Там действительно на эту тему есть. Но скажу тебе точно: практически все те вдруг появившиеся "свободолюбивые" движения возникли под контролем, если не по инициативе "пятёрки". И, как понимаешь, при таком раскладе их лидеры - креатуры её же".
"То есть, намекаешь, Смелков тоже был агентом КГБ?" - связал раздёрганные концы разговора Алексей.
Тихон хмыкнул: "Ну, давай не будем позорить КГБ. "Пятёрка" к тому времени - фактически отдельная спецслужба была. В 89-м году её вообще преобразовали в Управление по защите советского конституционного строя. При КГБ, конечно, но прикинь, в каком качестве, если после переворота 91 года это управление практически в полном руководящем составе перешло на службу к Мусинскому! Прикинь, последний начальник управления Аврамов - возглавил аналитическое подразделение "Моста" Мусинского! Мусинского! Которого даже евреи жидом называли! И называют...
Что же до Смелкова... Я тебе ничего прямо говорить не буду. Ты сам умный. Вот и прикинь: мальчонка в 19 лет бурно увлекается историей Белого движения и буквально втаскивает себя в Гражданскую войну через реконструкторское движение. Которое тогда, в 89-м, ещё и не движение было, а так, слёзы. Романтика. Кивера из картона и офицерские мундиры из пиджаков.
Поступает в историко-архивный. Кто его тогда возглавлял? Некто Афанасьев. Демократ аж до хруста, обличитель "совка" и член Межрегиональной депутатской группы. Была такая - из бешеных демократов. Которые - кто жив - сегодня все вокруг американского посольства отираются и нынешний кровавый режим с позиций оголтелого либерализма критикуют.
Правда, у Афанасьева в биографии - десять лет проректорства в Высшей комсомольской школе и членство в редколлегии в журнале "Коммунист"... Но это же не помеха истинному либерализму, правда? Тем более что и Егорка Гайдар в том же журнале отделом заведовал..."
"Слушай! - вписался в паузу Алексей. - Я, конечно, больше боевик, чем аналитик. Но аналитике ты меня сам учил. Не слишком ли всё увязанным получается? "Пятёрка", которая расставляет своих людей во главе антигосударственных движений, а потом уходит на службу к олигарху после переворота. Идейные либералы во главе кадровых школ и журналов КПСС. Согласованные действия впоследствии..."
"Ну, ты сам всё понял, - Ященко налил ещё по одной. - СССР подрывала партийная элита с помощью аппарата службы идеологической безопасности. Это мой вывод. Не навязываю его никому, но сам пока не нашёл ни одного факта, который ему противоречил бы.
Так вот о Смелкове. Опять же, не буду говорить всего, что знаю. Но ты и сам допрёшь. Итак, мальчонка заканчивает РГГУ, но идёт в армию, рядовым в роту охраны в части ПВО в Голицыно. Не мне тебе говорить, каким отстоем в армии считается срочная служба в ПВО. Последние перед стройбатом. И забирают туда в последнюю очередь - из контингента, что остался после тех, кого разобрали по другим войскам.
То есть, конечно, историк-очкарик, понятное дело. Но... непонятно.
Далее: будто бы он остаётся на контракт. Ага, контракт в 94 году! За 200 тысяч рублей. Сто долларов по тогдашнему курсу! Ящик водки можно было купить, да. Это как же страстно должно было хотеться на вышке стоять, локаторы охранять!"
Алексей вспомнил детство, военный городок зенитно-ракетного полка. Н-да... Нет, те солдатики, тогда, мальчишке, казались... ну, если не полубогами - этими были офицеры - то героями-богатырями. Пока не вырос, понятное дело. И не наслушался рассказов дяди Эдика про его "шуриков"... Но чтобы вот это вечное "через день на ремень" захотеть продолжить по контракту - это представить можно было с трудом.
"И не представляй, - посоветовал Ященко, которому он высказал свои соображения. - Потому как в параллель с учёбой у Смелкова значатся Приднестровье в 1992 году, где он будто бы воевал у казаков, и Босния в 93-м. А потом идёт на срочную службу в БАО, прикинь!"
Они засмеялись. Не вязалось одно с другим - именно что смешно не вязалось.
"А сразу после дембеля попадает в Чечню, в гвардейскую мотострелковую бригаду! А ещё через пару лет - уже спецназёр. Ага, а параллельно - корреспондент газеты "Завтра".
И ещё одно: не видел я его в Приднестровье...
Наводил я справки и дальше. В 95-м он будто бы в Чечне, как я сказал. Но тоже странность: контрактник из БАО оказывается не просто в гвардейской пехотной бригаде, но параллельно служит командиром орудия в отдельном гаубичном дивизионе. Сержантская должность, артиллерийская учебка, как минимум. А он туда - с рядовой должности в ПВО!
Опять неувязка.
В 95-м то ли в 96-м году начинает служить в ФСБ. Сразу лейтенантом. Прикинь - сержант-артиллерист? Ну, ладно, диплом у него есть, может, его учли. Хотя я ФСБ знаю. Чтобы из гражданского вуза в лейтенанты попасть, это надо было несколько лет - "повинуясь велению совести... не имею морального права скрывать факты... готов приложить силы в качестве внештатного сотрудника..." Понятно?".
Алексей кивнул.
"Дальше он вроде бы опять в Чечне, с 99-го до 2005 года. Ранен, награждён. А в прошлом году его - прикинь, полковника! - увольняют по сокращению штатов!"
"Подожди-ка, - Кравченко нахмурил лоб. - В 95-м лейтенант, а в 13-м - уже полковник? За восемнадцать лет службы?"
Тихон пожал плечами: "Ну, выслуга, возможно. Я не знаю, как там у них, в ФСБ, за сколько год на боевых идёт. Может, за три. Вот тебе уже и восемнадцать. Как раз и получается от лейтенанта до полковника.
Там другое интересно: отзывы о нём довольно смутные. Отморозком его почему-то считали. По слухам, даже психолога на него натравили. Так что он увольняется и устраивается консультантом по безопасности в компанию "Генерал Капитал". Где у нас кто обретается? - дружок его Молодай. Гражданский публицист опять-таки из газеты "Завтра". А владеет фирмой известный в узких кругах олигарх - тоже очень православный, очень царепоклонник и очень патриот.
Был у меня контакт с ним, - уточнил Тихон. - По работе. Ты не в курсе - не твой был сектор".
"В общем, с вопросами у парня биография, - после паузы подытожил Ященко. - Вроде бы всё возможно, но вероятности друг с другом не вяжутся".
Он помолчал, потом махнул рукой: "В общем, это не секрет, что я сейчас скажу. Не знаю, кто этот парень на самом деле - не моего уровня информация. Но в Крыму он был в параллель с нами. И туда его заводила, как я понимаю, "пятёрка" - ну, нынешняя, имеется в виду. Сам знаешь, кто это. Подводили его к Аксентьеву, когда тот стал премьером, через Молодая, он у него стал советником по информации и пиару. Ты с ним не общался, а я пересекался пару раз. Там какая-то сложная каша была, вокруг Аксентьева: сам он, если помнишь, - Алексей кивнул, - был лидером "Русского единства" крымского, так что контакты соответствующие. Ещё в ноябре к нему подошла "Родина" в лице Муравлёва, председателя. Затем возникло несколько патриотических движений и клубов, были подписаны соглашения и всё такое. Опять же, сам понимаешь: каналы. Там же как-то проявляется Дорофеев, олигарх православный, о котором я говорил. А Молодай у него работал в фонде. А потом Смелков стал говорить, что тоже работал у того в фонде главой охраны. Прикинь?"
Оба снова засмеялись.
"Ну, что у них, у ребят этих, есть склонность приписать себе чужие заслуги, - этого не отнять. Тебя тогда в Крыму ещё не было, это 26-го было, февраля. Тогда меджлисовцы напали на Верховный Совет, два человека погибло, а эти даже первый этаж захватили. Мы тогда с казаками людей подняли, отряды казачьи сбили, байкеров. В общем, выгнали меджлисовцев. Они же такие - смелые, когда десятеро на одного, да власти сочувствующие за спинами. А тут - и не рыпнулись. Мы тогда на ночь караулы расставили, а утром, часа в четыре, уже "вежливые" нарисовались, мы им здание передали. В смысле - передали здание казаки. Местные".
Тихон хитро посмотрел на Алексея. "За это "Мужество" дали?" - сообразил тот. Награждение Ященко орденом Мужества отмечали в своё время весело. Но за что конкретно тот его получил - шеф не говорил. Не сказал и сейчас.
"По совокупности, - промолвил значительно. - Неважно. Но, в общем, эти Аксентьева поначалу обсели, а потом в ЦК это было предъявлено как результат их и только их усилий.
Но результат оказался противоположный. В частности, потому я тебе и не советую с ними общаться: в ЦК ребята не дурные, видят всё получше нас - и этих, в общем, решили держать от дел подальше. Тем более вопросов накопилось к ним немало".
"Славянск?" - сообразил Алексей.
"В частности, - кивнул Ященко. - Решили шельмецы свою игру сыграть. Пользуясь обстоятельствами и авторитетом России. Который она за Крым сильно подняла. Мудрые люди, пользуясь мудрыми инструкциями, одновременно штурмуют администрации и управления СБУ в Харькове, Луганске, Донецке. Всё практически одновременно, да. Посол России давно отозван. У президента на столе - разрешение вводить войска на Украину для защиты людей и нормализации обстановки. Дальше - сам понимаешь - крымский сценарий: собираются депутаты, отказывают в легитимности киевской хунте, свою легитимность как местного законодательного собрания полностью сохраняют, принимают нужные законы, подчиняют милицию и войска. И - дело сделано! Без крови и пыли! Помнишь, кое-кто подсмеивался над президентом, когда тот сказал: мол, помните, за людьми будет стоять российская армия! С понтом: ну да, армия будет за спинами прятаться! А президент не оговорился. Сказал именно то, как должно было быть: люди отвергают власть хунты, люди защищают власть своих местных депутатов. А на случай, если хунта захочет наказать людей вооружённой силой, - вон она, армия России! За спинами у людей Донбасса стоит! Поди, тронь их!
Словом, "вежливые" опять: вы тут голосуйте, референдумы проводите, всё сами, - а мы тут за спинами у вас порядок охранять будем, чтобы фашисты киевские на вас не лезли с карательными планами. Нормально?"
Алексей кивнул: ну, естественно.
Ященко предложил ещё по одной, промочить горло.
"Ты извини, что я тут подробно так распинаюсь, - сказал он совсем не характерную для себя фразу. - Просто когда знаешь, как оно должно было быть, как оно спланировано было...
И вот прикинь: в эту самую развивающуюся операцию, когда в Луганске и Донецке, да и в Харькове, хотя там сложнее, - всё настолько спокойно идёт, что народ даже скучает... И тут невесть откуда вторгается вооружённый отряд российских граждан! Да под управлением человека, про которого отчего-то всем сразу становится известно, что он - офицер ФСБ. И отряд этот не скрывает, что он из России: размахивает российскими флагами, громко кричит о том, что Россия пришла освобождать Донбасс.
Затем этот отряд берёт здание администрации в никому не нужном Славянске - потому не нужном, что после решения вопроса о власти в областных центрах он и ему подобные города автоматически входят в состав новых республик!
При этом они любезно дают послушать и записать свои переговоры украинским безопасникам, потому как общаются не просто по обычной мобильной связи, но даже заходят в эфир с московских операторов! В разговорах тоже не шифруются абсолютно! Будто действительно в подмосковном лесу потешную битву между реконструкторами разыгрывают.
И я подозреваю, - Ященко скрипнул зубами, - что так оно и было. Мне в ЦК довели, что никто Смелкова ни на какой Славянск идти не уполномочивал. Из Крыма же прошла информацию, будто он сказал, что своё дело сделал, а теперь хочет сделать вообще "своё". Типа, поедет воевать в Донбасс, как Че Гевара в Боливию. И знаешь, я в это верю! Этот человек вполне мог решиться вопреки всем и всему воплотить в жизнь свои белогвардейские фантазии!"
"Так и воплощал, - поддакнул слегка захмелевший Кравченко. - Я читал, как он в своём отряде субординацию белогвардейскую вводил, ругаться запрещал..."
"Но дело не в этом, - продолжил любимой фразой шеф. - Вот он двенадцатого числа поднимает бучу в Славянске, а на следующий день эта нацистская гнида в Киеве, пастор кровавый, провозглашает антитеррористическую операцию! Как ждал, э?"
"Мы с тобой прежде всего аналитики, - продолжил Ященко, поболтав остававшийся на дне бокала коньяк и быстро допив его. - Про боевика - это ты зря. Я тебя именно как аналитика заценил. Оперативник из тебя средненький, уж прости, а вот аналитик-организатор - это на уровне. Ну, вот и свяжи сам все эти факты. И сам ответь мне - похоже ли это на случайность?"
"Н-ну-у... - протянул Алексей, тоже допив свой коньяк. - Могу подытожить. А там появится "Капитан Очевидность" или нет...
Дано: человек с противоречивой биографией. Романтик белой идеи. То ли побывавший в горячих точках, то ли нет. Завербованный или штатно работавший на службу защиты конституционного строя. Заведённый в Крым и подведённый к первому лицу "пятёркой" в союзе с православно-патриотическими движениями, возможно, инспирированными и уж точно контролируемыми "пятёркой" же. В Крыму он делает или мало, или не главное. Наград и поощрений за это не имеет. При формировании новых органов власти, уже российской, ничего не получает в смысле должности и уважения. Тогда самостоятельно отправляется открывать свой личный фронт в Донбассе. После этого там объявляется режим АТО и начинается настоящая война.
