Okopka.ru Окопная проза
Осипенко Владимир Васильевич
"Бес" возвращает долги

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 9.60*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение приключений князя Оболенского
  "Бес" возвращает долги
  Два чувства дивно близки нам -
  В них обретает сердце пищу -
  Любовь к родному пепелищу,
  Любовь к отеческим гробам.
  А.С. Пушкин
  Глава 1
  "Ну, вот я и дома," - подумал Бессонов, мягко коснувшись полосы на родном аэродроме. Отбросил фонарь, вздохнул полной грудью, поразился теплу воздуха и лёгкой зелени на деревьях. У капонира уже стоял временно исполняющий обязанности командира полка, чуть поодаль мялся Хренов. Просто физически ощутил, как груз ответственности огромным рюкзаком с камнями лёг на плечи.
  - Товарищ командир, за время вашего отсутствия..., - начал доклад Павлов, когда Бес спрыгнул с крыла.
  - Дантиста нашли? - Бессонов после сухого рукопожатия, сам того не желая, наотмашь ударил по самому больному месту.
  - Сгорел... Прости, Пал Григорьевич..., - ответил штурман полка и опустил голову: - Он погиб ещё в воздухе, поэтому не выпрыгнул.
  - Как поняли?
  - Охрименко ездил... Не отстегнулся, фонарь не открыл, выпрыгнуть не пытался...
  - Понял... Что ещё?
  - В смысле плохого? Потеряли ещё два самолёта без шансов на восстановление. Лётчики живы, хоть кое-где без перьев.
  - А хорошего?
  - Благодарность в приказе Верховного... Два "лаптя" и пять "худых"...
  - Добро... Прости, Сергей Дмитриевич, накрутил себя в воздухе... Зови Руденко, пусть принимает коней, а через полчаса собери на КП "ближний круг". Я пока пару слов нянькам хочу сказать. - Увидел мнущегося, но тщательно соблюдающего дистанцию Хренова, сказал: - Алексей Михайлович, я оценил твой такт, иди сюда.
  Обнялся с ним как век не виделись.
  - Ты зря так с Павловым, - сказал стар мех, глядя вслед хромающему штурману полка, - он и без тебя места себе не находил.
  - Извинюсь ещё раз, не переживай. Лучше собери-ка мне всех нянек.
  - Твоя воля, но зачем?
  - Инженеры на заводе строго наказали довести один нюанс по новому двигателю. Где-то уже напортачили по старой привычке механики полковые, не хочу, чтобы наши наступили на те же грабли...
  - Мне уже не доверяешь?
  - Алексей Михайлович, не гунди. Мне что тебе одному, что всем сразу показать и объяснить. Хотя, если ты такой щепетильный, пошли.
   Через пять минут они на двух стремянках что-то внимательно рассматривали в двигателе Як-1Б, а большая часть механиков во главе с Руденко уже стояли внизу, задирали головы и пытались по жестам и отрывочным фразам понять, что там втолковывает командир своему няньке.
  - Хитро придумали, - согласился Хренов, когда они спустились вниз. Я бы полез с ключом...
  - А я о чём? Сорвать легко, к гадалке не ходи... А высверливать потом упаришься... Мелочь, но борт, считай, что сбит.
  - Спасибо, Паша, - тихо сказал старшина, - доведу до каждого, не переживай.
  - Тогда я пошёл. Тебе, кстати, Саша просила большой привет передать... Левин с Мирошниченко тоже...
  - С этого бы и начал. А то - "собери механиков..."
  - Ну, прости меня - дурака... Никак не привыкну, что личное в первую очередь...
  - Прощаю... После ужина зайду, расскажешь, как они там...
  - Само собой. Побежал...
   Через пять минут никто в полку и не вспоминал, что командира не было неделю. Заслушал доклады, закрепил новые "яшки", организовал облёт хозяевами, обсудил остановку, составил план на следующий день. Бес ходил по полку как хозяин дома, вернувшийся после долгого отсутствия. Видел изменения, благодарил за улучшения, досадовал на просчёты. Искренне радовался встрече с каждым лётчиком. Почему-то особо проникся, когда встал с докладом командир первой эскадрильи гвардии старший лейтенант Давлетшин. Половина из сбитых полком оказались на счету его "чертей". Что самое важное - без потерь.
  - Молодец, Гамлет.
  - Ваша школа, - ответил не по уставу молодой лётчик.
  - Он вчера норму на Героя выполнил, - тихо сказал, склонившись к самому уху командира, замполит.
  - Представление готово? - также тихо спросил Бес.
  - В папке на подпись на вашем столе...
  Зазвонил телефон ЗАС. Комдив опять был категоричен:
  - Вижу, тебе доложить недосуг...
  - Извините, закрутился.
  - Не люблю, но придётся завести рядом с тобой стукачей.
  - Не надо, товарищ полковник. Я исправлюсь...
  - То-то! Я чего звоню! Пал Григорьевич, соседям южным надо помочь. У них по треть комплекта осталось, а у Мысхако фашист по головам нашего десанта ходит. Они еле держатся...
  - С дорогой душой, но плечо нереальное.
  - Сделаем так: дома грузишься и на аэродром подскока. Конкретно какой, скажу в приказе. Там по пробки берёшь топливо и ждёшь команды. Отработал и домой. Кого пошлёшь?
  - Сам пойду.
  - Отставить! Полдня в воздухе на один вылет - слишком жирно для командира полка.
  - Один раз слетаю, пробью маршрут, оценю обстановку на месте, отработаю взаимодействие и тогда уже со знанием дела буду ставить задачи комэскам. Разрешите, товарищ полковник?
  - Ладно, сходи... только "Полканом".
  - Спасибо за доверие, Александр Захарович. Жду приказ.
  Когда положил трубку, обратил внимание, что "ближний круг" замолк и ждал слова командира. Подойдя к столу, обвёл всех внимательным взглядом и спокойно спросил начальника штаба:
  - Михаил Юрьевич, что там в Мысхако происходит?
  - В феврале наши там десант высадили. Почти дивизию. Хотели Новороссийск в кольцо взять, но фриц упёрся и город удержал. Наши там небольшую полоску на побережье занимают, а он, сука, с господствующих высот, с моря и с воздуха буквально стирает с лица земли. Мужикам не позавидуешь...
  - Нам доверили воздушную составляющую нейтрализовать. Предварительные указания такие...
   И вновь у каждого работы по самые ноздри. Озабоченно-возбуждённый вид у всех, кроме Лопатина. Опять ему слили весь молодняк - сиди дома, обкатывай... Давлетшин и Карпов с утра с Батей на прикрытие десанта, а мне... Пойду поговорю...
  Командир с Павловым склонились над картой.
  - Я бы пошёл вдоль большака... Думаю, посадят в районе Краснодара.
  - Кто там командир, не знаешь, Сергей Дмитриевич?
  - Уточню.
   Наконец заметили набыченного Лопатина. Бес всё понял и рот открыть не дал.
  - На вас, Антон Михайлович, самая ответственная задача - выполнять здесь всё, что отгрузит комдив. Справитесь?
  - С молодняком?
  - Не мне вас, товарищ майор, учить, что с ним делать. Гоняйте как худых ...поросят. На выпускные поведёте сами. Согласны?
  - Так точно, товарищ командир.
  ***
   Ещё солнце не появилось над горизонтом, Бес во главе двух эскадрилий взял курс на юг. На аэродроме под Краснодаром, судя по тому, как споро местные приступили к заправке, их ждали с нетерпением. Рядом с механиком, который подскочил к самолёту Бессонова, стоял незнакомый подполковник.
  - Подполковник Игнатов, командир 328 истребительного полка, - строго по уставу представился он.
  - Бессонов Павел Григорьевич, рад знакомству. Вас по имени-отчеству, как величать?
  - Николай Александрович.
  - Очень приятно. Вы ходили на Мысхако?
  - Пять раз. Оставил там полполка...
  - Тогда, коллега, буду благодарен за предельно конкретный инструктаж для чайника, идущего впервые...
  - Знаю, какой вы чайник... Наслышан... Но, если вы просите...
  - Будьте любезны...
   Бес не дал возможности доложить подошедшим комэскам и жестом показал, чтобы они тоже внимательно послушали местного командира полка.
  - У нас плечо 100 километров. Информация о налёте приходит за 10 минут максимум. Если ждать здесь, придёте уже к шапочному разбору.
  - Понял.
  - Бомбёров прикрывают до двух полков "мессершмидтов". Новейшие "Густавы". Настоящие асы. Один - старый знакомый, другой - гастролёры. Недооценивать опасно. Сами не промах, так ещё, суки, в случае чего, уходят под защиту огня либо наземных батарей, либо кораблей. Поэтому работать надо вдоль побережья.
  - Спасибо. А у нас есть кто на земле?
  - Позывной "Лютый", правда, станция слабовата... Не из ПАНов (передовых авианаводчиков), но хоть что-то... Второе - приходят всегда толпой. Полк Ю-87, полк новейших "Густавов". Одной эскадрильей делать нечего.
  - Понял.
  - Последнее. На высоте 440 мощный радар. Видят на 50 километров. Поэтому к каждому нашему появлению готовы заранее. Только если на брюхе приползти.
  - Спасибо, Николай Александрович. Дорогого стоит...
  За разговором незаметно дошли до приземистого строения, утопающего в зелени. За ним волейбольная площадка, а рядом скамейки для запасных и болельщиков, рядом справа за цветущими кустами сирени ящик с песком. У Бессонова загорелись глаза, когда увидел мастерски выложенную в нём обстановку вокруг Новороссийска. Район высадки десанта был обозначен "Малая земля".
  - Павел Григорьевич, познакомьтесь - мой НШ майор Горбов, командир 1 эскадрильи капитан Покрышкин.
  Бессонов повернулся и увидел двух офицеров - высокого, немного сутулого и болезненно худого майора. Красные с недосыпу глаза и двухдневная щетина. Самое запоминающееся был его кадык. "Как такая жердь в кабину помещалась?" - подумал Бессонов. Капитан был его противоположностью - крепко сбитый, русоволосый, чисто выбритый тридцатилетний красавец с прямым и пристальным взглядом. Орден Ленина и Боевого Красного Знамени на гимнастёрке говорили о незаурядности лётчика. Рукопожатие у него тоже было под стать.
  - Рад знакомству. Мой комэск - раз старший лейтенант Давлетшин и комэск -три капитан Карпов.
  Обратил внимание на взгляды, которыми обменялись лётчики между собой. Похоже, его командиры на местных впечатление не произвели.
  - Имею приказ не только принять и заправить, но и поддержать в бою, чем смогу, - сказал командир полка.
  - Чем располагаете?
  - Могу выставить полноценную эскадрилью на "Аэрокобрах" во главе с капитаном Покрышкиным.
  - Большое спасибо. - Бессонов уже по-другому глянул на чужого пилота. - Мой позывной сегодня "Полкан".
  - Мой - "Сотня", - ответил достойно лётчик и широко улыбнулся.
  - Что смешного?
  - Извините, надеялся с "Бесом" слетать, а тут облом...
  - Ничего, ещё успеете..., - Павел повернулся к командиру полка. - Позвольте я здесь со своими потолкую? - потом дал команду Давлетшину: - Соберите лётчиков!
   Вместо того, чтобы бежать за подчинёнными, Гамлет сунул в рот пару пальцев и так пронзительно свистнул два раза, что местный командир от неожиданности вздрогнул. Через десяток секунд к ним с разных сторон, кто шагом, кто бегом стали приближаться лётчики, на ходу застёгивая воротнички. Игнатов удивлённо-восхищённо качнул головой.
  - Неплохо... Пал Григорьевич, к сведению: в последние три дня заметили одну закономерность. Первый утренний налёт - можно часы проверять, ровно в 9.40. За полчаса приходит "Рама".
  Бес автоматически глянул на часы. Без копеек восемь...
  - Добре... Спасибо, дорогой Николай Александрович, - после чего повернулся к замершим вокруг ящика лётчикам: - Товарищи офицеры, ввожу в обстановку...
   Казалось, что может быть проще: мы здесь, противник здесь, делаем так и ...погнали наши городских! К сожалению, многие так и поступают, но не гвардии полковник Бессонов. В его исполнении это было искусство. Как хороший дирижёр готовит симфонический оркестр к исполнению сложного шедевра мировой музыки, где от первой скрипки до охотничьего рожка и большого барабана каждый досконально знает свою партию и исполняет её с виртуозным мастерством, так и полк в бою должен всё сделать как по нотам. Только у дирижёра партитура давно написана композитором, а командир ноты будущего боя пишет сам, здесь и сейчас. Глубокие знания, богатый опыт и интуиция позволяют ему смоделировать, как могут развиваться события и что делать, если возникнут вариации. Как водится, закончил дежурно:
  - Вопросы?
  Пилоты переглянулись, понятно было до такой степени, что вопросов не возникло.
  - Карпов, повторите замысел.
  - Готовность Љ1 в 9.00. Взлёт по команде, после подтверждения "Лютого" о приходе "Рамы". Идём на Геленджик, спускаемся к морю и на 30-50 метрах встречаем "юнкерсы" на подходе к Абрау Дюрсо. Работаем снизу. Мой -головной.
  - Давлетшин?
  - Следую за Карповым в минуте. Атакую бомбёров второй волны снизу в первом заходе, далее вяжу прикрытие и обеспечиваю третьей возможность повторной атаки.
  - Добро. Я иду первым Лермонтовым на 7 тысячах в район Анапы. На одного они не обратят внимание. Увижу армаду, даю знать. До этого всем молчок. С завязкой боя беру на себя "Раму". Напоминаю: я - "Полкан"
  - А я? - подал голос Покрышкин, до этого внимательно слушавший Бессонова.
  - Взлетаете вслед за нами. В круг над Мингрельской. Моя команда "Девочки идут!" для вас - по кратчайшему на трёхе на помощь Гамлету. Задача - отвлечь "мессеры". Если прикрытие пойдёт первым, танец начинаете вы.
  - Всё понял!
  - Вот позывные остальных лётчиков. А у вас по номеру борта - умно!
  Казалось, скучающий начальник штаба полка вынул из командирской сумки стопку листков и протянул Бессонову.
  - Здесь наши позывные, включая корабли и берег, и сигналы взаимодействия.
  - Есть полчаса, - подал голос Игнатов, - приглашаю выпить чаю с бутербродами.
  - Спасибо, Николай Александрович. Заодно и офицеры поближе познакомятся...
  - Только официанток наших не кадрить, - вставил слово Покрышкин.
  - Тогда сами пейте свой чай, - не смолчал Гамлет.
  Офицеры заулыбались и дружною толпою тронулись за местными в столовую.
  ***
  Бес взлетел. Погода - мечта! Миллион на миллион! Всё бы ничего, но и тебя видно как на ладони. Никаких радаров не надо. "Рама", по докладу "Лютого", висит на месте. Обходя её по большой дуге с набором высоты, вышел в назначенный квадрат. Привычный мандраж перед боем. И не жарко на высоте... Теперь только бы фрицы не нарушили привычный распорядок. Павел до боли в глазах вглядывался в горизонт. Согласно приказу, Гамлет с Карпом уже взлетели... Наконец различил над кромкой берега один силуэт, второй, десятый... Идут гости! Сверху, как и положено, прикрытие. На небольшом отдалении вторая волна. Пока всё по плану.
  - Девочки идут! - подал он команду в эфир.
  - "Сотый" принял, - получил короткий ответ.
  Две воздушные армады стремительно сближались... Менять что-либо уже поздно и бесполезно. Пора заняться своим "клиентом".
   И Бес занялся так, что у "Рамы" других вопросов, кроме спасения собственной шкуры, не осталось. Высоты было с запасом, сработал по стандартной схеме: мёртвая зона, сближение, атака! Один мотор мощно задымил. Выходя из атаки, заметил, как полыхнул внизу ведущий первой волны фашистских бомбардировщиков. Вслед за ним ещё один. Строй сломался. Мимо них ко второй волне проскочил Гамлет. Там всё по плану. Повернулся в сторону истребителей. Вот где, похоже, будет жарко...
   Невольно залюбовался работой соседей. Для прикрытия немцев их появление не стало большой неожиданностью. Имея тройное преимущество, фрицы попытались охватить наши истребители с трёх сторон. Однако те так мастерски крутили скоростную карусель, что, имея численный перевес, "мессеры" не могли выхватить кого-либо, не подставившись самим. У нас же одна пара, неожиданно сорвавшись с круга, атаковала слишком близко подошедших стервятников. Атака была неожиданной и мощной: с перебитым крылом один желтоносый закувыркался к земле, за вторым потянулся густой белый шлейф. Эфир взорвался. Бес чётко различил, как сквозь звуки боя отдают команды Карп и Гамлет, как "Сотка" отметил сбитый и жёстко вернул ведомого, попытавшегося добить фрица, в круг.
  Вдруг:
  - "Бес"!!! То есть "Полкан", за тобой хвост!
  - Наблюдаю...
  - Я "Сотый", уходи влево вверх, прикрою...
  - Понял!!!
  Бес крутанул головой: к нему на крутом вираже выходила пара размалёванных. Увидели, суки, что без собаки гуляет. Всё-то вы видите... Врубил форсаж, нырнул, разогнался и с набором высоты пошёл в сторону круга соседей. Оттуда снова срывается пара и сквозь рёв моторов послышалась гулкая работа пушек. Один загорелся, другой отвалил. На ведущем проскочившей мимо пары Бес чётко заметил цифру 100.
  - Спасибо, "Сотый"! Второй - мой!!!
   Теперь уже Бес превратился в охотника. Потом ругал себя, но в этот миг сработал сгусток инстинктов и ревность, что ли. Его как сопливую девчонку прикрывают!!! Попытка отвертеться у фрица завершилась злой и короткой очередью. Готов...
  Успокоился, набрал высоту... С удовлетворением отметил, что ни один из "юнкерсов" до Мысхако не дошёл. Две волны рассыпались, отбомбились в море, парами и по одному прорывались в сторону крымских аэродромов. Карпов добивал по ним остатки боезапаса, а Гамлет связал десяток "мессеров" и кружил внизу. "Сотый" кинжальной атакой завалил ещё одного "Густава". Вдруг эфир взорвался на немецком:
  - Ахтунг, Покрышкин!!! Ахтунг, Покрышкин!!!
   КП соседей ответил по-русски:
  - Рассмотрели, мля!!! Первая, домой!
  - "Сотый" принял!
  И фрицев словно кто метлой с неба вымел... Соседи организованно ушли.
  - Черти, в круг, - дал команду Бес, с удивлением отмечая, как вдруг безлюдно стало в небе.
   Сел последним. Отметил, что лётчики без команды собрались вместе. Галдели, жестикулировали, жали друг другу руки, некоторые обнимались. Куда делись настороженность и оценивающие взгляды. Собрались если ещё не братья, то, во всяком случае, не чужие. В центре импровизированного круга стояли Игнатов и Покрышкин. Бес прошёл к ним.
  - Восемь "горбатых", шесть "худых" и "Рама" и ни одной бомбы по десанту! Павел Григорьевич, ну у тебя и орлы! - вместо приветствия заявил командир полка.
  - А я хочу сказать спасибо Александру Ивановичу. Восхищён мастерством и выучкой ваших пилотов и, судя по эфиру не только я, - Бес взглянул в глаза асу и ещё раз ощутил его крепкое рукопожатие.
  - Вы бы, товарищ полковник, и без меня отвертелись, а так подставили мне их как на блюдечке, а что сделали ваши черти, - Покрышкин посмотрел на гвардейцев Бессонова и по-доброму улыбнулся, - выше всяких похвал!
  - Так гвардейцы, Александр Иванович, что ты хочешь!!! - подполковник обвёл восхищённым взглядом своих и чужих лётчиков и счастливо улыбнулся. - Да, причесали мы сегодня фрица! Сто пудов, не ждал он здесь Беса с его чертями. Одно - жалко...
  - Что именно, Николай Александрович? - поинтересовался Павел.
  - Не получится нам вместе такой вылет обмыть... Но от моих орлов канистра уже загружена.
  - Как?! Кто?! Почему не знаю?! Всем на разбор! Я вам сейчас устрою!!! - Бес напустил на себя жути, но по улыбкам пилотов было видно, что никто его не боится. Во всяком случае, сегодня и за такой грех. Пришлось опять переключиться на Покрышкина:
  - Александр Иванович, а что за построение у вас было при подходе к фрицам?
  - Этажерка. Нижние впереди, остальные пары с уступом и выше.
  - В чём суть?
  - "Мессер" силён на вертикалях, внизу на виражах преимущества не имеет. Встретив первых, сразу рвётся вверх, а там наши уже ждут. Так за счёт тактики лишаем их главного преимущества.
  - Грамотно, ваша идея?
   Неожиданно в круг протиснулся жердь-НШ. Молча протянул своему командиру полка лист бумаги. Тот пробежал глазами и неожиданно рявкнул:
  - Смирно!!! Указом Президиума Верховного Совета СССР капитану Покрышкину Александру Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза! Качай его, братцы!!!
  Раздалось многоголосое нестройное "Ура!", лётчики подхватили боевого товарища и подбросили несколько раз вверх... Пока Покрышкин "летал" Игнатов повернулся к Бесу.
  - Наслышан, Павел Григорьевич, про твои законы в полку, но две капли не пьянства ради, а соблюдения традиции для - не откажи. Всё равно, без обид, сначала моих заправят и загрузят, потом твоих. Час-полтора у нас есть...
  - Две капли готов! Только дай "Сотого" обниму!
   Подошел улыбающийся и немного помятый Покрышкин. Бес подал руку и искренне сказал:
  - Впервые на моих глазах награда, так сказать, так быстро нашла героя. Примите самые искренние поздравления, Александр Иванович.
  - Он норму неделю назад выполнил, Пал Григорьевич. Просто обстановка не позволила в такой момент отпустить в Москву, - с достоинством и чувством нескрываемой гордости сказал командир полка.
   И тут Покрышкин удивил. Вместо "спасибо" или там "приглашаю" выдал:
  - А слабо вашим чертям с нами в волейбол сыграть?
  "Ну это уже наглость", - подумал Бес и посмотрел на своих пилотов, которые крутились рядом. Те переглянулись.
  - Мы бы лучше в футбол, - робко предложил Гамлет.
  - И вы нам там ноги переломаете... Не, давайте в волейбол...
  - Когда?
  - Здесь и сейчас! - Покрышкин демонстративно снял ремень и стал расстёгивать гимнастёрку.
   Без команды ещё четыре лётчика его эскадрильи повторили действия своего командира. Что больше всего удивило Беса, так то, что жердь-НШ так же моментально снял гимнастёрку и положил её аккуратно на скамейку. Словно из воздуха, в его руках появился мяч. И вот они уже встали в небольшой круг и перебрасывают мяч, пальцы разминают...
  Гамлет же повернулся к своим. Двое стали раздеваться, остальные всем своим видом показывали, что это не их конёк. Гамлет беспомощно оглянулся на командира. Бес подошёл ближе к своим и почти прошептал:
  - Опозоримся, в полку лучше не появляться...
   Толкая друг друга в спину, наконец, и на другой половине площадки появилось шесть человек. Бриджи, сапоги внизу, нательная рубаха или голый торс сверху. Поприветствовали друг друга физкульт-приветом и разыграли подачу. Изготовились для приёма. Похоже привычно подполковник Игнатов дунул в свисток. То, что волейбол не был коньком для чертей, было видно невооружённым взглядом. Местные не просто доминировали, НШ своей сухой рукой колотил такие "колы", что волейбол начинал больше напоминать избиение младенцев. Как назло, из всех щелей к площадке потянулись офицеры, бойцы БАО и даже укладчицы-официантки... Каждую успешную атаку своей команды они поддерживали дружным ором и оглушительным свистом. Вечер перестал быть томным. Эти местные били своих, как фашистов под Сталинградом. На Бессонове не было лица. Первая партия 15-2!!! Смена сторон.
   И тут Бес удивил не только чужих, но гораздо сильнее своих. Снял шлем, гимнастёрку, нательную рубаху и сложил на скамейку.
  - Едрит-Мадрит! Клык, отдохни...
   Собрал своих в круг, тихо проинструктировал, после чего все заняли свои места. Подача... мягкий приём... и вот уже мяч над сеткой, и НШ соперников привычно выпрыгивает, чтобы вколотить его под первую линию. Однако случилось удивительное - его мощный удар пришёлся прямо в блок Беса, оттуда рикошетом в площадку: 1-0! Первый раз повели гости. Одни болельщики снисходительно загудели, мол, "один раз в год и палка стреляет!" Другие приободрились: "Давай, Батя!" Новая подача... отработанный розыгрыш... сокрушительный удар... блок... площадка!!! 2-0. Ни хрена себе! НШ, как будто первый раз увидел, посмотрел на Беса. Тот повернулся к своим и что-то подсказывал в отношении подстраховки. Новая подача... розыгрыш... мощнейший удар... И случилось неожиданное: Бес выпрыгнул, выбросил, но в последний момент резко убрал руки. Мяч, ничего не коснувшись, улетел далеко за пределы площадки. Гул местных болельщиков выразил разочарование и удивление. Свои требовали продолжения банкета и кричали чертям: "Давайте, мужики!" Робкие возгласы одобрения прозвучали в рядах местных, когда в очередном розыгрыше атаковал уже Бес. Мяч врезался в землю с такой силой, что никто даже не попытался его отбить. Зато дружно заорали гвардейцы, которым не хватило места на площадке. Теперь взгляд НШ повторили Покрышкин и вся его команда. Черти же, наоборот, приободрились и за каждый мяч сражались как львы... Случилось удивительное - они выиграли вторую партию.
   Зрители разразились разноголосыми комментариями и жаждали решающей партии. Однако под сеткой Бес, переводя дыхание, остановил Покрышкина:
  - Александр Иванович, знаете, что сказал Наполеон по поводу Бородинского сражения?
  - Нет...
  - Он сказал, что это было его лучшее сражение, а французская армия продемонстрировала такую доблесть и мастерство, что заслужила победу как никогда. Но и русские своим мужеством и стойкостью заслужили право не быть побеждёнными... Я предлагаю ничью!
  - Я согласен, - ответил капитан команды и протянул руку. После чего повернулся к своим и объявил: - Мужики, ничья!
   С удивлением и удовлетворением команды выстроились рявкнули "Физкульт ура!!!". Ещё одна небольшая плотина отчуждения рухнула в это мгновение. Подошли к скамейкам, по дороге обменялись рукопожатиями. Ничто так не сближает пацанов-парней-мужиков, как совместная спортивная встреча. Там каждый виден как на ладони и если он не сфальшивил, сражался честно и был принят, то это всерьёз и надолго. Уже по парам они отошли в сторону местных болельщиков, там оказались вёдра с водой и полотенца. Хозяева слили гостям, дали возможность ополоснуться и подали полотенца.
  - Ну у вас и командир... Просто зверь на площадке... Он что, мастер? - спросил у Гамлета атлетически сложенный, выбритый налысо пилот из эскадрильи Покрышкина.
  - Не "зверь", а Бес... Что касается "мастера", то мы сами, если честно, охренели...
  - Первый раз, что ли?
  - А то! У нас даже волейбольной площадки никогда не было, только ворота для футбола...
   Покрышкин тоже не обошёл эту тему. Подождал, пока Бессонов вытерся, потом спросил:
  - Наш НШ - перворазрядник по волейболу, думал, его сдержать невозможно. У вас какой разряд?
  - Какой разряд? Так, в лицее с друзьями немного играли...
  - Хотел бы я так "немного" уметь. Хотя это - ладно. Я не понял, как вы на своего "мессера" вышли. Вы же от него сначала в сторону пошли, а потом показалось, что он сам под пушку подлез...
  - Это не объясню, Александр Иванович. Вы сами всё просчитываете в воздухе или отдаётесь интуиции и импровизации.
  - До поры считаю, а потом...
  - Вот и я. Качнулся он, голову повернул или помеха какая... Решение ещё в голову не пришло, а руки-ноги сами уже среагировали...
   В момент, когда Бессонов надевал гимнастёрку, подошёл Игнатов.
  - Пал Григорьевич, заправили твоих. Пойдём Александра Ивановича поздравим.
  - Да без проблем! Армия отзвонилась?
  - Они там в ауте... Моему докладу не поверили, перепроверяют... Первый раз счёт в нашу пользу, так ещё сухой. Тьфу... тьфу... тьфу...
   Подойдя к столу, обратили внимание, что лётчики двух полков стоят вперемежку. Повод был Покрышкина с Героем поздравить, но он сам не дал:
  - Поскольку тостов много не будет, а точнее, всего один, можно скажу?
  - Давай, - хором разрешили Игнатов с Бессоновым.
  - Мы все, мужики не дадут соврать, слышали про гвардейский полк асов и его командира, - поклон в сторону Беса, местные лётчики одобрительно загудели. - Но слышать и видеть в реальном бою - две большие разницы. Молва не врала, а по мне так и преуменьшала... Горжусь, что довелось, надеюсь, не подвёл и, верю, что не крайний раз. Но что ещё хотел сказать, вы не только высококлассные истребители, но и достойные мужики. Уважаю. А тост за наше общее дело! За победу!!!
  К самолётам шли группами и по парам, что-то оживлённо продолжая обсуждать.
  - Спасибо, Николай Александрович, за гостеприимство. Милости прошу к нам.
  - Прости, Пал Григорьевич, если что не так... Тебе спасибо и горжусь знакомством.
  Обнялись. Бес надел парашют, сел в кабину.
   - От винта! Я - Бес! Черти, за мной!!!
  ***
  Дома уже ждал возбуждённый комдив:
  - Пал Григорьевич, пойдём к тебе в землянку...
  - Случилось что?
  - Меня ЧВС (член военного совета) фронта очковтирателем назвал...
  - Из-за меня?
  - Из-за кого же ещё! Так, видите ли, не бывает!!! Я что, пацан?!
  - Значит и я, по их мнению, лжец? Что же для них является стопроцентным подтверждением?
  - Свидетели, заслуживающие доверия... Сводки о потерях Люфтваффе...
  - Пусть Гитлеру позвонят и спросят.
  - Тот сразу всю правду и расскажет...
  - Я тоже так думаю... Нет веры нам, пусть ставят фотопулемёты... Или...
  - Что?
  - Есть свидетели! Спросите у десанта с Мысхако, сколько им бомб упало на головы. Если ни одной, то куда же и почему отбомбились полсотни "юнкерсов"?
  - А это мысль...
  Мимо удивлённых Павлова и замполита Бессонов с комдивом направились прямо в землянку. Успел только изобразить жест из большого пальца и мизинца. Комиссар кивнул и сразу направился в столовую.
  - У тебя посуда найдётся? - комдив достал из-за пазухи поллитровку.
  Бес молча достал и поставил на стол три кружки.
   Выпили молча из двух. Комдив вытер губы рукавом и, глядя в глаза Павлу, сказал:
  - Ладно, я очковтиратель. Он, мля, обоснование нашёл. Белоэмигранта хвалю... Мол, сколько волка ни корми... Это уже про тебя... Ну я и сказал, что думаю без падежей...
  - ...и
  - На днях на партийной комиссии моё персональное дело. Если до этого срока не подтвердят ваши 10 сбитых, больше не увидимся...
  - Разрешите, Александр Захарович, мне с Вами.
  - Не выйдет, ты беспартийный...
  - А у вас что, беспартийные не имеют чести?
  - Сам отобьюсь... Прости, что я со своими проблемами... Завтра у твоих второй круг, кто поведёт?
  - Старший лейтенант Давлетшин.
   В дверь без стука ввалился Хренов с подносом, накрытым салфеткой. Быстро разложил всё на столе и тоже из-за пазухи достал бутылку наркомовской. Только после этого обратился к начальству:
  - Мне уйти?
   Комдив глянул через плечо, грозно изрёк:
  - Ты, Хрен, считать не умеешь? Сколько кружек на столе? Садись!!!
  ***
  На второй круг полк Бессонова без одной эскадрильи и без его самого уходил с лучами восходящего солнца. Бес вышел с КП и нос к носу столкнулся с секретарём партийной организации полка и незнакомым офицером.
  - Доброе утро, товарищ командир. Познакомьтесь, это подполковник Маришкевич, политуправление Армии.
  Бес подал руку.
  - Добро пожаловать. Чем обязаны столь ранним визитом?
  - Имею задание проверить состояние дел и подготовить репортаж о вашем полку, - с достоинством произнёс подполковник.
  - Каким полком изволили командовать? - поинтересовался Бессонов. По его глубокому убеждению, "проверять состояние дел" мог только непосредственный командир или по его распоряжению равный по должности. - У вас и приказ комдива соответствующий есть?
   - У меня устный приказ члена военного совета фронта.
  "Не того ли, что комдива на партийную комиссию вызвал", - подумал Бес, но вслух сказал:
  - Вы не ответили на первый вопрос.
  - Я в штурмовом полку был секретарём партийной организации...
  - Значит, компетентны проверить протоколы и другие документы нашего секретаря. Я правильно понял?
  - Нет, у меня самые широкие полномочия.
  По лицу Беса пробежала тень, а в глазах читалось непонимание происходящего.
  - Ну что ж, начните с меня. Садитесь в истребитель и проверьте мою способность к выполнению боевых задач в воздухе. Сказать или написать на бумаге много чего можно. Потом проверите остальных лётчиков. И на этом основании дадите объективную оценку "состоянию полка" ...
   Готовность последовать совету Бессонова у проверяющего как-то не просматривалась.
  - Меня больше интересует политико-моральное состояние полка.
  - Извольте конкретно. Что вас интересует?
  - Дисциплина, настроения, активность коммунистов и комсомольцев, знание руководящих документов...
  - А разве качество выполнения боевых задач не является главным и определяющим в оценке истребительного полка?
  - Нет, не является... Нам поручено...
  - Вы о себе во множественном числе?
  - Нет, со мной оператор и журналист.
  - Где они? - Бессонов оглянулся.
  - Снимают взлёт ваших на полосе...
  - Что?!
  - Хорошая картинка получится на фоне восходящего солнца...
   Бессонов изменился в лице и гаркнул:
  - Вон! Пошли вон отсюда!!! - Потом выразительно глянул на замполита, который совсем не кстати тоже вышел с КП: - Товарищ майор, проводите!!!
   Маришкевич заметно побледнел и удивлённо переводил взгляд с Бессонова на замполита.
  - Что не так, товарищ Бессонов?
  - Кто позволил снимать экипажи, уходящие на боевое задание? Кто мог до такого додуматься?!
  - Я вас, товарищ полковник, не понимаю...
  - Чтобы меня понять, надо быть лётчиком. Вот он объяснит. А ваших операторов чтоб в полку не видел! Подойдут с камерой без спроса к лётчикам, пристрелю!
  Бес повернулся спиной и пошагал прочь. Маришкевич процедил сквозь зубы:
  - Ему даром это не пройдёт... Он не бес, а бешеный! - посмотрел на замполита. - Что ты должен объяснить?
  - Снимать перед вылетом - плохая примета, а на боевое задание - негласное преступление. Есть у нашего командира такой пунктик...
  - Чушь собачья!
  - Я тоже так думал, пока меня мудак один перед вылетом не снял... После госпиталя, где меня списали, он мне попытался эту фотку вручить. Получил в рыло... А его "Лейка" покончила жизнь самоубийством об камень...
  - Ну так сказал бы... - Маришкевич посмотрел на полкового секретаря.
  - Я же не знал, куда ваши пошли, думал, до ветру захотелось...
  - А у командира на этот счёт ещё хуже, - продолжил замполит, - его девушка погибла, сразу после съёмки. Так что не обижайтесь...
  - Он не меня, он представителя партии оскорбил...
  Замполит не стал развивать тему партии, но неожиданно подытожил:
  - Не дай бог, кто-то не вернётся, тогда вам действительно лучше уехать.
  ***
  Ольга Александровна Оболенская, статная дама в длинном платье, стояла у окна женевской квартиры, задумчиво смотрела на белоснежные вершины далёких гор и пыталась найти выход из сложившийся ситуации. Её лицо, ещё не утратившее следов былой красоты, было печально. Как-то очень неожиданно вчера произошли два неприятных разговора. Сначала хозяин бакалейной лавки отказал в кредите:
  - У вас, мадам, долг сорок три франка двадцать раппенов.
  - Мсье Габелер, я обязательно верну...
  - Нет, мадам, извините...
  Ей, княгине Оболенской, было очень горько и стыдно. Был бы сын Павел рядом, он бы такого не допустил. Она ещё не пришла в себя после визита к бакалейщику, как пришёл хозяин квартиры. Он потребовал до конца недели оплатить аренду, либо подыскать себе что-нибудь подешевле. Имея в кармане полтора франка, придётся выбирать между скамейкой и подворотней...
   Софья плескалась в ванной и мурлыкала под нос новомодный мотив. Вот кто ни о чём не переживает: "Нет ничего на обед - попьём чаю... Чаю нет - а варенье на что... Нет хлеба - можно и так..." Даже если редактор не обманет и сегодня заплатит за перевод этого не хватит и наполовину долга бакалейщику. А ведь и булочник тоже, наверное, ждёт. Вчера, чтобы не расстроиться окончательно, к нему не стала заходить. Что делать? Последние свои украшения продала месяц назад. Из одежды осталось только самое необходимое. Не просить же дочь заложить подарки отца! Нет, ни за что...
  - Доброе утро, мама, - Софья вышла из ванны и поцеловала княгиню в щёку. - Такое замечательное утро... Чай будем?
  - Если только с вареньем... Чай вышел, а бакалейщик вчера отказал... Я так расстроилась, что забыла зайти в булочную...
  - Всё понятно... Ты знаешь, мне и не очень хотелось. Так спросила. Что-то сегодня особенно хочется поработать на свежем воздухе. Заодно и аппетит нагуляю.
   Софья моментально надела шляпку, схватила мольберт и была такова. Она действительно расположилась в укромном уголке парка ла-Гранж и приступила к работе. Сначала только время убить, пока не откроется ломбард. Потом увлеклась и забыла о времени. Она вчера была в банке "Banorient Sa", где её семья полвека держала свои сбережения. Была удостоена приёма самого управляющего:
  - Дорогая княжна, мы очень дорожим... Надеемся в будущем... Сейчас, сами понимаете, у всех очень сложные времена... Кредит без залога, извините... Только...
  - Что только?
  - Если у вас есть ключ от ячейки... или код ключа...
  - Вам княгиня уже ответила, что нет. Вы знаете, что там?
  - Конечно, нет. Это тайна.
  - Но то, что ячейку арендовал мой отец, для вас не тайна. Я его дочь...
  - ... у которой нет ни доверенности, ни решения суда о вступлении в наследство. Завтра придёт Григорий Константинович, что мы ему скажем? Извините, ничем помочь не могу...
  - Я была бы самым счастливым человеком на свете, если бы он завтра к вам пришёл, - сказала княжна и покинула банк.
  Поэтому решено! Сегодня придётся расстаться с папиным подарком - бриллиантовыми серёжками. Рассчитаюсь с хозяином, бакалейщиком и устрою маме пир! Эта мысль поднимала настроение и кисть буквально порхала над холстом. Увлеклась настолько, что не заметила прилично одетого молодого человека, тихо севшего на скамейку в десятке метров от неё. Он довольно долго наблюдал и, когда работа подошла к концу, встал, также тихо подошёл и сказал по-русски:
  - Замечательно... У вас определённо талант.
   Софья удивлённо оглянулась. Среднего роста широкоплечий мужчина в костюме и шляпе внимательно рассматривал её работу. Мужественное обветренное лицо, доброжелательный взгляд голубых глаз и ни намёка на шутку.
  - Вы разбираетесь в живописи?
  - Чтобы оценить прекрасное, совсем не обязательно быть специалистом, - ответил он, не отрывая взгляд от холста. - Хотя эта работа неуловимо напоминает пейзажи Эдуарда Мане.
  - Спорная фигура в живописи, не находите?
  - Вы про "Завтрак на траве"? Так нужно различать, где мастер, где хулиган, - теперь незнакомец смотрел прямо на художницу. - С точки зрения мастерства, у него многому можно поучиться и, скажу без лести, у вас получается. А хулиганство, провокация, эпатаж в искусстве, к сожалению, входят в моду, что меня - русского и православного человека - сильно расстраивает.
  - Простите... - Софья сделала паузу.
  - Василий Иванович, к вашим услугам.
  - Софья Оболенская, - девушка немного жеманно протянула руку.
   Новый знакомый потрогал кончики её измазанных краской пальцев и решительно заявил:
  - У меня две просьбы. Надеюсь, вы мне не откажете, - Василий всё ещё держал очень нежно её руку и смотрел в глаза.
  - Кто же отказывает соотечественнику вдали от Родины? - сказала Софья, чтобы скрыть смущение.
  - Тогда, первое, я приглашаю вас выпить со мной чашечку кофе.
  - С удовольствием, - ответила художница, положила кисть и стала вытирать небольшим полотенцем руки.
  - Прошу... Не волнуйтесь, ничего собирать не надо. У меня кофе с собой.
  Тормунов подвёл девушку к скамейке, где остался его кожаный портфель. Достал из него термос и завернутые в фольгу бутерброды. Разлил дымящийся кофе в чашки и одну подал художнице.
  - Это мужские бутерброды, на скорую руку, прошу вас.
  - Вкусно, - искренне сказала Софья. - У меня на свежем воздухе как раз разыгрался аппетит. Благодарю вас, сударь.
  - Вот и славно, - Василию всё больше нравилась девушка. - Жаль, что мы на скамейке расположились, а то могли бы устроить свой завтрак на траве. -Лицо княжны полыхнуло. Она положила недоеденный бутерброд и попыталась встать. - Извините, милая Софья. Неужели из-за какого-то извращенца мужчина не может пригласить девушку позавтракать на траве. Я исключительно в прямом и, если хотите, добропорядочном смысле.
  - Спасибо. Я сыта, - всё же сухо сказала она. - А второе?
  - Обиделись... очень жаль... Второе, я покупаю эту картину. У меня, к сожалению, нет больших денег... 800 франков вас устроит?
  - Шутите?
  - Нисколько! - Тормунов протянул художнице пухлый конверт.
  - Я бы, сударь, отдала вам картину за чашку кофе, кстати, очень вкусного.
  - Благодарю вас. Однако пользоваться вашей добротой, с моей стороны, было бы очень низко. Только подпишите, пожалуйста.
  Софья подошла к мольберту, изящно взмахнула кистью.
  - Готово. Никогда ещё не подписывала свои картины...
  - Вы, милая, не знаете себе цену. За ваши картины ещё будут сражаться лучшие галереи мира.
  - Василий Иванович, вы всё же невозможный льстец. Пусть это неправда, но мне очень приятно.
  - Тогда не откажите мне в возможности проводить вас. Таскать такой мольберт не для ваших нежных ручек.
  - Всегда мечтала пройтись по Женеве с таким кавалером! Пойдёмте, сударь...
  Светило солнце, с гор тянул прохладный воздух, дышалось легко и, казалось, нигде никакой войны нет. Из кофеен и булочных пахло весной, миром и уютом. Где-то приглушенно звучит Пиаф. Из другой двери ей вторит шарманка. Они шли и болтали о живописи, архитектуре, истории и Софья была приятно удивлена кругозором и эрудицией своего нового знакомого. А также простотой общения. Было ощущение, что они знакомы очень давно, просто долго не виделись. И ещё ей показалось, что он умеет читать мысли. Недалеко от дома у магазина того самого бакалейщика Василий остановился:
  - Софья, вы не хотите зайти?
   Именно об этот она подумала секунду назад. "Да, да, да! Ещё как хочу!!!" - подумала княжна, но вслух сказала другое:
  - Если вы будете, сударь, любезны подождать меня одну минуту.
   Она действительно вышла через минуту в сопровождении продавца или хозяина, который бубнил извинения, на что она бросила:
  - Ноги нашей в вашей лавке больше не будет!
   Зато из булочной она вышла с двумя пакетами, из которых божественно пахло свежеиспечённым хлебом. У двери квартиры Тормунов поставил мольберт и повернулся лицом к Софье.
  - Должен проститься, но хочу, чтобы вы знали: никогда я не был столь искренен, как сегодня. Никогда мне не было так приятно и хорошо. Надеюсь, до скорой встречи.
   Он поцеловал ей руку и был таков. Открывшая на стук дверь княгиня увидела раскрасневшуюся, абсолютно растерянную дочь с мольбертом и огромными пакетами:
  - Мама, он картину забыл...
  ***
   На самом деле Тормунов ничего не забыл. Просто оставил себе возможность ещё раз появиться на пороге этого дома. К тому же ему предстояла ещё одна встреча. Не такая приятная и с возможными вариантами. На ней даже портфель мог оказаться ненужной обузой. Связь с перевербованным агентом всегда чревата сюрпризами, вдруг визави вернулся к старым хозяевам или продался новым. Его радиограммы могут быть частью игры, когда самого агента давно уже нет в живых. Проверять посылают тех, кто знает в лицо. Возвращаться в гостиницу "Интерконтиненталь", где Василий остановился совсем под другой фамилией, пока не планировал. Ему потребовалось полтора часа, чтобы сбросить хвосты, подхваченные при выходе из этой гостиницы утром. Только убедившись в чистоте, он дошёл до дома, где снимали квартиру княгиня с дочерью, и увидел выход Софьи на натуру. Проводил её до места. Остальное вы знаете.
   Теперь, выполняя вторую часть марлезонского балета, Тормунов двинулся на противоположный берег Женевского озера. Правда, предварительно зашёл в дом на чётной стороне улицы Фотографов и вышел из него преображённым: с усами, в светлом пиджаке, без шляпы и портфеля.
   Без пары минут до назначенного срока оказался в уютном ресторане "Le Petit Chalet" на Луи де Берне 17. Занял столик в углу и, не заглядывая в меню, заказал бокал нефильтрованного Lendbier. Огляделся. Окно рядом без решётки, стекло одинарное. За углом был почтамт, и Василий держал его в уме, как возможный путь отхода.
  Ажбашев появился ровно в назначенное время и мимо столиков проследовал в туалет. Вернулся через обусловленные три минуты. Спросил разрешение и сел за столик Тормунова. С достоинством принял у официанта меню, долго думал и сделал заказ. Без чая! Значит, работает без контроля...
  - Ну, здравствуй, Василий Иванович, прекрасная погода... - тихо сказал он, когда официант отошёл.
  - ... и мухи не кусают. Здорово, Мирон Павлович.
  - Рад видеть. Чем порадуете?
  - Твои в порядке, передают привет, дочь поправилась и ждёт папу. - Говорили тихо по-русски так, что даже за соседним столиком никто не разобрал бы и слова. - Ты как?
  - Спасибо... Проверили... Вроде прошёл... Присвоили обер-лейтенанта... В команде Скорцени... Работаю инструктором...
  - Молодец, - Василий сделал глоток пива и услышал то, ради чего и прибыл в Женеву.
  - Последняя информация по "Цитадели": начало 5 июля.
  - Точно?
  - Такая дата в приказе. Не будет ничего непредвиденного, исполнят педантично. Они плана держатся, как слепой стены, - Ажбашев говорил уверенно, словно исполнение зависело от него лично.
  - Гуд... Вот запасная связь, - с этими словами Василий снял лежащую на столе салфетку, под ней оказалась записка с двумя строчками. Ажбашев посмотрел и кивнул головой. Василий взял листок и мелко порвал. Бросил в пепельницу, потом, прикуривая положил спичку так, чтобы кусочки записки загорелись. - К нам не собираешься?
  - Нет пока. Во всяком случае, в ближайшее время.
  - Зря не рискуй и никуда не напрашивайся... Васильев кланяется... За информацию спасибо... Здесь как?
  - Скорцени интересует пара местных аэродромов. Меня послали погулять в округе... Вторую неделю изучаю местные достопримечательности.
  - Понял... Что по второму вопросу?
  - Не мой уровень... Но что наши банкиры с местными вась-вась даже мне понятно. Любая шпана украденное пытается здесь спрятать. Что говорить про верхушку! То, что золотом и антиквариатом торгуют по полной, можете не сомневаться.
  Тормунова царапнуло то, что Ажбашев немецкие банки назвал "нашими", но вида не подал. С другой стороны, где он сейчас, и кто нынче для него наши? Допил пиво, огляделся.
  - Ну, будь, Мирон. Я пошёл...
   После Ажбашева никто в ресторан не заходил, при его выходе никто не встал. У входа чисто. На всякий случай зашёл на почтамт. Купил открытку, подписал, бросил в ящик. Мимо Английского парка побрёл в сторону парка Ла-Гранж. "Интересно, чего это меня туда потянуло", - сам себе задал вопрос и сам себе на него не ответил. Только губы предательски растянулись в улыбке.
   Постарался переключиться на другое. Когда он полгода назад перед столовой авиаполка вязал абверовского матёрого диверсанта, был уверен, что тот до второго допроса не доживёт. Однако Васильев потратил почти месяц, чтобы расколоть и докопаться до самых сокровенных уголков души предателя. В конце он разрыдался, как дитё малое...
  - Чем могу искупить?
  - Что там товарищ Иисус говорил про блудного сына? Ничего не говорил, но возвращению его домой, в семью был рад и все прегрешения простил. Ты казак, служение России - твой долг и твой крест. Всё будет положено на чашу весов: и плохое, и хорошее. Почему-то я в тебя верю.
   Поверило и высокое начальство. Разработали целую операцию прикрытия. Сегодня Тормунов приехал убедиться, что работа была проведена не зря. Пока ничего подозрительного не заметил. Окончательно всё станет на свои места только после начала "Цитадели".
   А вновь в голову полезли всякие глупости. "Вдруг она после обеда опять придёт рисовать? ...Василий, Василий! ...Запал? Так сходи домой, повод железный оставил! Боисся..." Сел на ту же скамейку, закурил. Потом решительно встал и двинулся в гостиницу.
   Через час в дверь Оболенских постучал гостиничный рассыльный. Вручил дамам записку: "Подателю сего прошу отдать МОЮ картину и письмо ПГ".
  - Мама, что такое ПГ? - спросила Софья.
  - ПГ, дорогая, это Павел Григорьевич... Это Паша! Мой дорогой сын и твой замечательный брат. Это от него нам так элегантно передали деньги.
  - Я этого Василия Ивановича в другой раз придушу, когда встречу. Надо же, так подло меня обманул!
  - А чего у тебя, милая, так глазки загорелись при воспоминании о нём? Что-то мне подсказывает, что "придушишь", только не до смерти.
  - Мама!
   Но Ольга Александровна уже не слушала. Она своим бисерным почерком заполняла лист бумаги...
  ***
  Утренний вылет на прикрытие Малой земли у Гамлета и Карпова, как прошлый раз к 9.40, оказался холостым. На этот раз задачу ставил Игнатов, а "Лермонтовым" пошёл Покрышкин. Всё было точно, как вчера, кроме одного: налёт не состоялся. Ни "Рамы", ни "юнкерсов", ни "мессеров"...
   Очень не понравился немцам вчерашний расклад. Таких потерь на этом участке фронта у них не было никогда. В штабе Люфтваффе лихорадочно искали причины. Вернувшиеся на аэродромы в один голос докладывали о появлении не одного-двух, а целого полка супер-асов. Откуда они взялись? Почему разведка не предупредила? Генерал-фельдмаршал Вольфрам фон Рихтгофен был в бешенстве. Начальник штаба полковник Карл-Генрих Шульц услышал в свой адрес много обидных упрёков, не выдержал и написал рапорт о переводе в боевой полк.
  А черти Бессонова покружили над Мысхако и вернулись на аэродром подскока, не встретив в воздухе ни одного фрица. Поступила команда: подождать, вдруг немцы просто время вылета изменили. Однако "Лютый" как воды в рот набрал. Пауза затянулась...
  Зашли по приглашению хозяев в столовую, попили чаю с кубанскими пампушками. Лёгкая досада, что не получилось повторить вчерашнее, улетучилась, пошли шутки, анекдоты и смех. Сидящий рядом с Карповым Покрышкин толкнул легко в бок:
  - Я так и знал: глянь как Гамлет на нашу Машу смотрит!
  - Да, дивчина, как с картинки, как на такую не залюбоваться!
  - Я смотрю, и у неё глазки светятся.
  - Александр Иванович, не сердись - дело молодое.
   И точно, когда все вышли из столовой, Гамлет всё никак не мог допить свой чай, а Маша поднесла ему ещё порцию булочек. Лётчики сели в тени сирени, закурили. Однако запас адреналина, не использованный в первом вылете, требовал выхода. Кто-то из молодых чертей забрался в кабину и достал предусмотрительно привезенный футбольный мяч. Подошли ещё трое. Вместо ворот поставили парашюты... Разделись, попасовали мяч друг другу. Никакой реакции. Тогда Смыслов послал к местным парламентёра с официальным вызовом.
  - Не дадут спокойно посидеть, - оглядываясь на своих, выразил напускное недовольство Покрышкин. - Айда, хлопцы, надерём им задницы!
   Через десять минут построение, "Физкульт привет!", свисток и погнали. На этот раз разобрались и без Беса. Когда счёт грозил превратиться в совсем неприличный, Гамлет подошёл к запыхавшемся комэску и предложил... ничью. У Покрышкина, который не любил по жизни проигрывать ни в чём, на лице выразилась гамма чувств от "пшёл на хрен со своим предложением" до "этот щегол не так прост и что-то слышал про умение дать сопернику сохранить лицо".
  - Что, Гамлет, берёшь пример с командира?
  - Есть такой грех... Ну так как насчёт ничьей?
  - Минуточку, - Александр Иванович повернулся к своим и крикнул: - Хлопцы, они испугались и предлагают ничью...
   Послышалось дружное:
  - Мы согласны!!!
   Братание после встречи прервал подошедший к Карпову ускоренной походкой НШ майор Горбов:
  - Вам срочная телефонограмма.
   С этими словами сунул лист бумаги в руки Гамлету. Тот пробежал глазами текст. Поднял голову. Без команды все черти уже были рядом.
  - По коням, хлопцы! Приказано срочно домой.
  - Случилось что? - спросил Смыслов, надевая гимнастёрку.
  - Не знаю. - Повернулся к Покрышкину: - Извини, Александр Иванович, что оставляем одного.
  - Не переживай, Гамлет, завтра из Тегерана на новых "Аэрокобрах" возвращаются наши. Спасибо, что поддержали в трудную минуту. Привет командиру.
  - Обращайтесь, если что, - бросил на ходу Давлетшин и бегом бросился к своему самолёту.
  ***
  Александр Захарович Прохор, командир авиационной дивизии, воевал с первого дня войны. Сбил немало, но и горел в воздухе дважды. На смену безрассудной храбрости истребителя со временем пришла холодная расчётливость командира. Ему верили, за ним шли, ибо знали лётчики: ни в бою, ни в кабинетах начальства их командир не струсит, не отвернёт...
   На партийную комиссию комдив шёл, как ходят к стоматологу: в ожидании чего-то малоприятного. Приписки... С другой стороны, как не верить лётчикам?! Других грехов за собой не знал, крупных залётов дивизия не имела. Напрягло то, что многие члены комиссии, с которыми не первый год воевал, при встрече отводили глаза. Кто-то уже проехался по ушам?! Председатель, седой как лунь подполковник, по-дружески предупредил:
  - Ты, Захарыч, только не молчи, сожрёт Прыщёв и костей не выплюнет.
   Началось заседание по протоколу: присутствуют... повестка дня... слово представляется...
   - Ваш белоэмигрант совсем взбесился, - очень многообещающе открыл обсуждение член военного совета фронта.
  Членом парткомиссии воздушной армии он не являлся, но присутствовал как вышестоящий партийный руководитель. Практически здесь он был единственным, кто не имел непосредственного отношения к авиации. Как, впрочем, и к армии. Мобилизован по партийному набору с должности первого секретаря обкома, куда попал после грандиозных чисток партийных рядов в 1937 году. В воздушную армию прибыл, естественно, с целью наведения порядка.
   Прохор сидел, понуро опустив голову, старался ни на кого не смотреть. На этих словах вздрогнул и удивлённо спросил:
  - Вы, товарищ генерал-лейтенант, о чём?
  - Вы, товарищ коммунист, прекрасно знаете, что ваш подчинённый, командир полка Бессонов бессовестно приписывает себе победы, покрывает преступления в полку, сожительствует с подчинёнными и игнорирует партийную организацию. Дошёл до того, что выгнал съёмочную группу и представителя политуправления армии.
   Что точно знал комдив, так это то, что обращение "товарищ коммунист" на подобных мероприятиях обычно закачивается предложением: положить партийный билет на стол. Что следует за этим, тоже знал. Однако был готов, ни разу не испугался и даже не вспотел. Как перед боем, его стала разбирать злость:
  - В чём ещё я виноват?
  - Мы говорим о состоянии дел в вверенной вам дивизии.
  - Эту дивизию мне не за красивые глаза и не на парткомиссии доверили, а перед командармом я отчитываюсь каждый день. У меня косяков полно, не святой, но вас интересует именно Бессонова. Хотите моими руками его прикопать? Я так понял: поступил сигнал?
   Вопрос оказался не в бровь... Прямо перед генерал-лейтенантом, действительно, лежал листок с полит донесением подполковника Маришкевича. Человека, которого он сам неоднократно называл своими глазами и ушами в войсках. Генерал не совсем ловко сунул его в папку, потом достал снова, положил перед собой и, добавив свинца в голос, ответил:
  - Да! Парткомиссия обязана реагировать на сигналы коммунистов. Мы здесь не прикапываем, как вы соизволили выразиться, а разбираем персональное дело. Потрудитесь отвечать на вопросы.
  - Тогда давайте по мере поступления. Первое - Бессонов очковтиратель!!! Пошлите того, кто это сказал, пусть повторит в лицо его лётчикам. В лучшем случае, плюнут в харю. Бессонова не интересует личный счёт от слова совсем. Что валит сам и подтверждает земля, записывает на счета своих лётчиков.
  - Зачем? - задал вопрос член комиссии командир дивизии штурмовиков.
  - Не тщеславен, не хочет лишней огласки, воспитывает истребителей, помогает кому-то материально... Не знаю, но что в этом точно не грешен, готов поклясться. Ему Героя дали, когда по сбитым, по оценке его же подчиненных, он уже три нормы выполнил.
  - Себе ладно, он полку бессовестно приписывает...
  - Конкретно, когда, сколько?
  - Буквально два дня тому доложил о десяти сбитых в одном бою! Это как?! Ставка и партия решительно потребовали навести порядок в учёте сбитых стервятников, а то получается, что у Гитлера давно ни одного самолёта не должно быть.
  - Извините, товарищ генерал-лейтенант, "как" - объяснять не буду. Не поймёте. Но вы бесконечно правы! Если бы все так воевали, как Бессонов, у Гитлера давно бы ничего уже не было.
  - Вы, товарищ коммунист, не передёргивайте. Где подтверждение по сбитым?
  - Нет и быть не может. Работали над морем и вражеской территорией. Справки никто не выписал... - Члены парткомиссии отвернулись от генерала, чтобы спрятать улыбки. - Хотя у меня есть доказательство.
  - Так приведите.
  - Вопрос ко всем присутствующим: сколько надо сбить "юнкерсов", чтобы отвернуть от цели полк Люфтваффе?
   Встал замполит истребительного полка соседей:
  - По нашему опыту 8-10, как минимум... Можно меньше, если бить только по ведущим.
   Остальные члены парткомиссии согласно закивали. Прохор кивком головы поблагодарил коллег.
  - Вопрос к вам, товарищ генерал: сколько бомб в тот день упало на Малую землю?
  - Насколько я осведомлён, налёта именно в тот день не было.
  - Интересно девки пляшут! Кто вам сказал? С Мысхако доложили? Так вот - налёт был! И на подходе отразил его, считайте, полк Бессонова.
  - Почему "считайте"?
  - С ними работала и эскадрилья местного полка. Они же, кстати, и доложили о сбитых. Так вот из порядка 50 бомбардировщиков ни один не дошёл до цели. Почему?
  - Я здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы!
  - Вы не устанавливать истину меня вызвали? Извиняюсь... Тогда делайте, что задумали. Я тоже не буду отвечать на вопросы.
  Полковник сел.
  - Вы партию не уважаете?
   Тихо, но так, что было слышно штурмовому комдиву, полковник проговорил:
  - ...только, мля, тебя, придурок.
  Генерал напрягся, ничего не расслышал и продолжил:
  - А вот... Нетактичное поведение к представителю вышестоящего штаба подполковнику Маришкевичу...
  - Так это его кляуза?
  - Вы следите за языком...
  - Да слежу я... Не знаю, что там произошло...
  - Я знаю... - тихо сказал штурмовик. - Они полезли снимать лётчиков перед боевым вылетом.
  - Что?! И Бес их не пристрелил?!
  - Я не понимаю... - встрял в их разговор высокий политический руководитель.
  - В том-то и проблема, товарищ генерал. Вы нас судите, ничего не понимая по сути в лётном деле. Ваш главный советчик в этом вопросе Маришкевич! Его выгнали штурмовики за трусость, а вы пригрели в парт отделе, и теперь он нам всем судья? Наверное, вчера в полку специально компромат собирал на командира?
  - У нас в дивизии Маришкевича хорошо помнят, поэтому он к нам ни ногой, - подал голос командир штурмовиков, а что касается полка Бессонова...
  - Бессонов, белогвардейский офицер, фрицев защищает! - не дал договорить и бросил на стол очередной козырь генерал.
  - Слышал... Готов поспорить на эту тему, но осуждать не буду... Есть такое слово, товарищ генерал, благородство. Вы, наверное, не слышали... Бессонов - офицер русской армии - не поощряет стрельбу по раненым, а вы бы их всех недрогнувшей рукой. Да?
  - Именно так, недрогнувшей рукой! Вы, товарищ коммунист, ничего не сказали про моральное разложение вашего подчинённого...
  - Это тоже в доносе?! Мразь!!!
  - Вы слышали? - генерал взглядом призвал в свидетели остальных членов комиссии.
  - Я про Маришкевича... Ему, действительно, лучше не появляться в дивизии...
  - Это не вам решать...
  - Вот тут дудки! Пока я командую дивизией, я и буду решать, кого принимать, а кто извини-подвинься... Мразь! Так и передайте. Даже касаться этой темы не буду. Но вот что я буду, так бороться за своего комполка. Обязательно, как коммунист, отпишу товарищу Сталину, как ни за что обливали грязью его назначенца...
   На лицо генерала словно кто муки насыпал.
  - Какого назначенца?
  - Вам, товарищ генерал, Маришкевич разве не доложил, что на должность командира полка Бессонова, как вы говорите, золотопогонника и белогвардейца, назначил лично Сталин? Странно... И как-то не по партийному получается... Про походно-полевую жену доложил, а про то, что они расписаны и усыновили сироту, промолчал... Нехорошо...
  Повисла звенящая тишина. У председателя комиссии возникла небольшая проблема, надо как-то закруглить и записать в протокол, на что указать комдиву после рассмотрения его персонального дела с целью дальнейшего повышения-улучшения и прочего совершенствования...
   Однако гораздо большая проблема встала перед Членом военного совета фронта: получается, он выразил недоверие САМОМУ!!! Тут не с погонами или должностью, а свободой и с жизнью можно проститься. И всё, из-за кого?! Поэтому, когда председательствующий спросил:
  - Есть ещё вопросы к коммунисту Прохору?
   Вопросов почему-то не оказалось. Но только к нему. Первое, что сказал генерал-лейтенант после выхода с парткомиссии:
  - Вызвать ко мне Маришкевича. Срочно!!!
   В протоколе всё-таки указали: "Более тщательно контролировать доклады о количестве сбитых самолётов противника". И всё!!!
   А Маришкевич куда-то пропал. Во всяком случае в воздушной армии его с тех пор не видели.
  ***
  Александра проснулась среди ночи в холодном поту. Она видела во сне Павла. Сначала он отдалялся в сторону пылающего, ужасного зарева и не слышал её зова. Она и сама не слышала себя, видела, как может погибнуть любимый, но не могла докричаться... Он остановился на самом краю пропасти. Хотела броситься за ним и... проснулась. Сердце колотилось где-то в висках... Рядом на кровати сопел Иван... Кто-то достаточно чувствительно толкнул её в сердце... "Ты тоже не спишь, маленький", - мысленно обратилась она к своему ещё не родившемуся ребёнку.
   Заснуть больше не смогла. Оделась и пошла на узел связи. Долго ждала соединения, ещё дольше - пока найдут командира полка и он поднимет трубку. Наконец...
  - Саша, ты?!
  - Я, дорогой. У тебя всё в порядке?
  - Всё хорошо, почему ты так спрашиваешь?
  - Ты мне плохо приснился...
  - Тебе нельзя волноваться, забыла?
  - Главное, чтобы ты не забыл, дорогой.
  - У меня всё замечательно. Почти не летаю. Нас не бомбят. Не война, а курорт. Хренов кланяется. Как Иван?
  - Матереет потихоньку. В саду - не подходи! С Вовкой - не разлей вода! Мне помогает всем, что может. По тебе скучает, но старается не подавать виду. Хороший мужичок растёт.
  - Передай, что я очень горжусь им...
   Связь неожиданно прервалась. Саша не стала пробовать пробиться ещё раз. Главное - жив. Про курорт врёт, конечно. А как по-другому?
  - Спасибо, девочки. Забегайте ко мне, чайку попьём...
  - Зайдём, Шура. Тебе не скоро? - старшая телефонистка показала на заметно округлившийся живот.
  - Пять недель...
  - О, ещё нагуляешься! Заходи, подруга...
  ***
  Получив приказ на прикрытие штурмовиков, которые работали по подходящим резервам, Бессонов был удивлён, что комдив требовал вылета полка. Всегда одной эскадрильи было за глаза. А тут категорично - полком! Как же он оказался прав! Уже на подходе к району Бес заметил две группы истребителей противника.
  - Лопата, восьмёрка "худых" на три часа!
  - Понял, Бес. Работаю!
  Его эскадрилья синхронно довернула на противника и попарно последовала за командиром, отрезая "мессеры" от наших штурмовиков.
  - Гамлет, на одиннадцать, выше триста "бубновые"!!! Займи их. Следи, чтобы никто не нырнул к илам.
  - Понял, командир! Черти, за мной!!!
  Бес отметил синхронный доворот эскадрильи Давлетшина. За ним остался ведомый и пара Волка. Эскадрилья Лопатина уже вступила в бой. Немного странный. Как поддавки: вот он я - возьми... Рассыпаться не думали, встали каждый в свой круг и ждут ошибку противника.
  - Из квадрата не уходить. Главное - "горбатые"!
   Послышался чистый голос ПАНа - у него станция не чета бортовой:
  - На бреющем под штурмовиков заходит восьмёрка "фоккеров"!
  - Я - Бес, вижу! Атакую!!! Волк, делай как я!!!
   Завертелось... Побыть над схваткой не удалось. Ну тогда "аллюр три креста"!!! После первой же атаки ведущий немцев без половины крыла закувыркался к земле. ПэКаБээСэЕБЭ!!! Пока Бес на крутом вираже выходил вверх, понял, что и пара Волка отработала на славу. Минус ещё один!!! Остальные "фоккеры" догадались, что нарвались на настоящих асов, бросились врассыпную. Большая часть под прикрытие "бубновых". Стоит побежать за ними, как "мессеры" сразу свалятся сверху. "Ага, сейчас, так я и подставлюсь..."
  - Волк, не лезь! Пусть уходят! "Горбатые", работу закончили?
  - Я - Дрозд. Ответ отрицательный. Ещё один заход нужен.
  - Я - Бес, работайте. Мы на контроле!
  - Наблюдаю. Спасибо, черти!!!
   И вновь круговерть воздушного боя, хаотичного и беспорядочного для взгляда непосвящённого. Бес не только видел и понимал логику происходящего, но, как хороший шахматист, просчитывал развитие воздушного сражения на несколько ходов вперёд. Своим примером и короткими распоряжениями управлял полком и решал двуединую задачу всех командиров: выполнял задание и берёг подчинённых
   Штурмовики отработали и ушли загружаться. Пора и нам:
  - Черти, домой!!!
   Выход из боя - тоже задача не из простых. Комэски знают и собирают всех в круг, считают и в боевом порядке выдвигаются к родному аэродрому.
  Когда сел, Бес почувствовал жжение в шее. Поднял очки, расстегнул шлем, прикоснулся к шее - горит, словно зацепило. Крови нет... Натёр...
  - Что случилось, Паша? - Хренов помогал отстегнуться от подвесной системы парашюта и смотрел за манипуляциями командира.
  - Натёр, кажется.
  - Фу! Пугаешь... Давай солью, помой...
  - Потом... Я и так, как после бани. Все пришли?
  - Комэски вон довольные идут, сейчас доложат.
  - Алексей Михайлович, найди Охрименко и потом оба ко мне.
  - Зачем он тебе?
  - Хочу проверить: правду говорят, что у него всё есть? - Бес увидел перемену в лице друга, но не стал обострять. - Посмотри, у моего на форсаже какой-то неродной звук появился.
  - Ладно, гляну... Сколько?
  - Чего сколько?
  - Звёзд сколько рисовать?
  - Кто про что, а вшивый про баню... Одну!
  - Я, Паш, не вшивый, а справедливый. Сейчас опять на кого-то запишешь...
   Подошли Лопатин с Давлетшиным, мокрые, хоть выкручивай. Приковылял и Павлов с замполитом.
  - У меня, товарищ командир, ноль - ноль. Стоят в кругу, друг друга страхуют. Выйти на одного, гарантированно пара за спиной... Нас увидели, прекратили сближаться с "горбатыми"... Ну и мы не стали нарываться, покружились рядом.
  - А у тебя, Гамлет?
  - Один - ноль!!! Ох и кручёные, собаки!!! Тоже висят в широком круге на пятёрке и высматривают подранков. Ну, я им косточку и подсунул...
  - Какую?
  - Клык шашку поджёг и поковырял ели-ели в сторону аэродрома. Вот на него пара желтоносых и сорвалась. Мы за ними. Зубов по команде врубил форсаж и заложил вираж так, что охотнички прямо под нашими стволами и оказались. Ну и отработали...
  - Сам?
  - Смыслов!
  - Добре... Ополоснитесь, дайте хлопцам отдохнуть... Сейчас в капониры чай принесут... Пока няньки грузят и заправляют, час - полтора есть.
  - Спасибо, командир. Только не мы, а хлопцы отдохнуть не дадут. Гамлет требует реванша в футболе. Видите, наши уже стоят с мячом, ждут, когда мы подойдём.
  - Давайте, только без травматизма. Вижу, у вас тоже шеи красные...
  - Хочешь жить, приходится вертеть башкой, а воротник через десять минут мокрый. Жара видите какая!
   На ходу стаскивая гимнастёрки, командиры эскадрилий побежали к ожидающим лётчикам. "Эх молодость", - констатировал или позавидовал Бес.
  - Я бы сейчас с ними с удовольствием, - всё-таки не выдержал Павлов.
  - Через месяц-другой в нападение возьмут, а сейчас можешь и на воротах, - посоветовал замполит.
  Бессонов оглянулся... За спиной мялись Охрименко и Хренов.
  - Подходите, голуби. Надо спор разрешить.
  - Какой спор? - удивился замполит.
  - Вот я говорю: у Ивана Богдановича на складе есть, а Хренов сомневается.
  - Шо йе? - Охрименко подобрался.
  - Шёлк! - не стал заводить рака за камень Бес.
  - Неее... Звидки в мэнэ? Цэ у начвеща трэба пытать...
  - Иван Богданович! Убей, не верю, чтобы пара немецких парашютов не завалялась где-то у вас на складе... Наши из перкаля, а у фрицев чистый парашютный шёлк... Ну?
  - Можэ дэ и йе... Треба подывыться. А навищо?
  - Молодость вспомнил... А вы это видели в хронике первых полётов: все воздухоплаватели в кожанках и шёлковых шарфах. Он летит, шарф развевается, красота! - Слушатели одобрительно загалдели. - Я тоже думал, для форса. Оказалось - шеи берегли. Посмотрите на мою после одного вылета. После пятого там живого места не будет. А был бы шарф, платок, просто повязка из шёлка - ничего бы не было. Как думаете, господа?
  - И правда! Я два раза так натирал, что чирей вылез. - Подтвердил Павлов и для подтверждения похлопал себя по загривку. - Просто повернуть головой не мог, не то что летать.
  - Я не знаю, - вступил в дискуссию замполит. - Он же воздух не пропускает! Упаришься!
  - Зато не трёт!
  - Так что, Иван Богданович, "подывышся"?
  - Чого дывытыся, згадав - найдэться декилька.
  - Спасибо, я же говорил!
   Бес победно посмотрел на Хренова. Можно подумать, тот действительно спорил...
  ***
   Уже на следующий день все лётчики полка имели на шее небольшие шёлковые платки. Сначала вязали не все и кто во что горазд, но постепенно научились. Бес сам показал пример. Исчезли потёртости, зато появился отдельный от всех свой полковой стиль. Через неделю так вошёл в привычку, что платок на шее лётчика можно было увидеть и в строю, и в столовой. Ещё через месяц он приобрёл свой окончательный цвет - из белого в голубой. Постарались укладчицы и поварихи. Как сумели, молчат...
   А потом начался бунт на корабле. Первыми такой же платочек повязали сами официантки. Никто слова не сказал, наоборот, усыпали комплиментами. Потом и некоторые няньки решили, что они не рыжие и у них тоже шеи страдают. Дошло до штабных, зенитчиков и БАО. Одна загадка мучила командира полка: откуда у фрицев столько парашютов? Командиры на местах вначале боролись за соблюдение формы одежды, потом сдались. Даже Хренов на очередное построение припёрся с платочком на шее.
   Комдив, когда впервые увидел, был как всегда лаконичен:
  - Это шо?!
  - Хотел как защиту от потёртостей для лётчиков, но остальные сказали, что тоже служат в истребительном полку. Пришлось смириться.
  - Помогло?
  - Да.
  - Тогда пусть. Пижоны!!!
   Зря Бес сразу не оспорил это определение. Типа только ради повышения боеготовности... Через недели от бомбовозов, вместо привычного "Спасибо, черти!" услышали: "Спасибо, пижоны!"
  Глава 2
  Чем ближе срок, тем чаще думала Александра о правильности сделанного выбора. Иногда ей казалось, лучше бы она оставалась в полку, особенно когда тоска по Павлу просто душила. Её не пугал ни фронтовой быт, ни возможные налёты или другие угрозы. Только бы была возможность хоть раз в день, хоть издалека увидеть его и успокоиться. С другой стороны, истребительный авиационный полк - не лучшее место для сохранения. А беременная женщина рядом с командиром полка - не лучшее средство для укрепления дисциплины и поддержания высокого боевого духа. Бог знает, как лучше... А Иван! Тут и сад, и друзья, и самодеятельность. Стал приходить домой с замасленными руками. Оказалось, с Вовкой ходят помогать Косых. Чем эта мелочь может помочь?! Патрон недавно нашла в кармане. Говорит, что не крал... Был бы Павел, объяснил бы... Опять?!
   Александра не дотянула один день до срока, определённого врачом. Прямо с рабочего места скорая увезла её в городской роддом.
  - Ваньку забери из сада и отведи к Петровне, - просила Курочкина, который крутился рядом с каретой.
  - Сделаю, Александра Васильевна, не переживайте.
  - Панамку на солнце пусть не снимает... Ой!!!
  - Да езжайте вы уже! - крикнул Птаха водителю и захлопнул дверь.
  Как оказалось, очень вовремя. Не успела машина скрыться за поворотом как взвыли сирены воздушной тревоги. Рожала Александра уже под близкие разрывы бомб. Первый крик дочери был под аккомпанемент гула самолётов, воя бомб и дрожащих стёкол.
   В тот час Саратовский авиационной завод принял на себя самый страшный за все годы войны авианалёт. Видать, сильно допекли яки Гитлера! Было разрушено две трети производственных площадей, погибли десятки рабочих. Множество раненых. В Кремле встал вопрос об эвакуации завода на восток. Директор Левин поставил на карту свой авторитет и убедил не делать этого, заверив, что через три месяца восстановит производство. Это было сродни самоубийству. Однако трудовой коллектив поддержал своего директора. Звучит казённо, но это было правдой. От пацанов - подсобных рабочих - до самого директора все встали на борьбу за родной завод. Для них это был свой Сталинград. Уже через неделю завод возобновил работу под открытым небом, а через 80 дней выпуск самолётов достиг прежнего уровня. Не раз в эти самые напряжённые дни Израиль Соломонович вспоминал Беса и то, как он защитил завод от подобного налёта.
   Бессонов же, узнав о налёте из сводки "Совинформбюро", сходил с ума от волнения... Умница - Саша - сумела дозвониться из роддома и сообщила о рождении дочери. У Беса моментально выступила испарина, и, как всякий мужик в такой ситуации, он задал умный вопрос:
  - Как зовут?!
  - Прилетай и сам спроси! - И даже сквозь треск помех было слышно, как смеялась молодая мама и с ней полдюжины телефонисток. - Представил, что она тебе ответит?
  - Представил...
  - Ну и решай сам, папаша!
  - Тогда - Верочка! Вера Павловна!!! Согласна, любимая?
  - Как скажешь, дорогой... Люблю тебя!!!
  - Сам такой!!!
  ***
   Столько Беса женщины не целовали никогда. Он сидел обалдевший и абсолютно счастливый, пытался обедать, а они сначала по одной подходили сзади, сбоку, обхватывали за шею и целовали. Почему-то они были уверены, что рождение Веры Павловны Бессоновой не обошлось и без их личного участия и помощи. Значит, не чужие, имеют право. А Шура являлась если не сестрой каждой, то лучшей подругой без всякого сомнения. Офицеры планировали поздравить вечером за ужином, но поварихи, официантки, медсёстры и укладчицы решили всё по-своему. Пришлось встать. "Господи, сколько вас?!"
   Павла растрогала их искренность. У каждой второй глаза на мокром месте, но слёзы радостные, счастливые... Улыбаются, трещат и суют для дочери какие-то подарки. Перекрикивая остальных, итог подвела Любовь Яковлевна:
  - Девочки, заканчивайте... Теперь нашему командиру надо меньше волноваться и хорошо питаться... Чтобы молоко не пропало...
  У кого оно не должно пропасть... Что она хотела сказать, дальше уже было не важно. Договорить не дали... От хохота чуть не вылетели стёкла из окон, а фраза взмахнула крылами и улетела в народ. Первым, как водится, высказался Хренов:
  - Товарищ командир, заменил фильтр, не волнуйтесь, главное, чтобы молоко не пропало?
  - Михалыч, дошутишься у меня.
  - Я ж не за себя... За Веру Павловну волнуюсь...
   Это бы Бес пережил. Но прилетел комдив и тоже про молоко. Ну что ты будешь делать?!
   Но прежде был разговор о предстоящей битве. То, что под Курском состоится нечто небывалое, - витало в воздухе. До этого года лето - это было время наступления фрицев и наших грандиозных потерь. Однако Красная Армия после Сталинграда и освобождения Кавказа и Кубани на такой расклад уже была не согласна. Ни на земле, ни в воздухе. Гитлеру по тем же причинам нужен был реванш. Две колоссальные военные машины концентрировали силы и готовились к решающему броску.
  - Пал Григорьевич, Геринг тащит к нам полки со всего Восточного фронта и Западной Европы. Вчера доложили о появлении полка даже из Африки. Ставка тоже перебросила две воздушные армии. Хорошо, но одна только сформирована, вторая - с Дальнего Востока. Опыта реального - ноль. Надежда на вас - стариков.
  - Мы готовы, но при таком раскладе, пока не началось, создать бы резерв...
  - Ты про Саратов слышал?! Какой, на хрен, резерв. Эти суки там всё с землёй сровняли! Никаких поставок на ближайший месяц! Восстанавливай срочно, что есть. И береги людей! Хотя кому я это говорю!
  ***
  Неожиданно в воздухе наступило затишье...
  Когда в полку нет боевых вылетов, кажется, что и у остальных война взяла паузу. Далёкая и редкая канонада, напрочь забиваемая щебетом птиц, трещанием сверчков. В воздухе запах свежескошенного сена. "Совинформбюро" - убаюкивающие новости только про бои местного значения. Лето, теплынь, кругом зелень, на столах редиска и зелёный лук, в садах созревает папировка. Кроме окрошки, в рот ничего не лезет. По форме на аэродроме только дежурная эскадрилья. Остальные даже на занятиях пытаются оголиться и подставиться солнышку. Только перерыв - все скорее к воде, кто под душ, кто прямо из ведра, а самые шустрые - в местную речку-переплюйку. Чем не курорт?! Учебные бои в воздухе и те выглядят лениво, как бы понарошку.
   Однако день ото дня напряжение нарастало, и это чувствовали все: от рядового бойца до командира полка. Бессонов читал оперативные сводки и секретные приказы, а у бойцов было своё радио, и оно нередко опережало официальное по оперативности и, главное, точности. Наконец, совпало. Бессонов получил приказ, а Хренов информацию от механиков: завтра!
   Не успели толком заснуть, грохнула артиллерия, завыли "Катюши"... Полтора часа, не прерываясь ни на секунду! Началось!!! Напрягло, что ждали наступление немцев, а ударили наши!
   Бессонов перед строем довёл приказ и через тридцать минут первая уже была в воздухе. Гамлет вернулся мокрый:
  - Охренеть! Фрицы как с цепи сорвались! Причём на каждый наш по три "мессера". Еле отвертелись. Внизу сплошной дым, столбы пыли и вал огня! Убей, не пойму, по чём "горбатые" работали...
  - Уберегли их?
  - Не уверен... Говорю, пока одного отгоняешь, там ещё пара выскакивает.
  - То-то никто спасибо не сказал...
  - Командир, так одной эскадрильей делать нечего. Говорю, там "худых" в нашем квадрате штук пятьдесят...
  - Будет приказ, пойдём полком, - ответил Бес.
   Гамлет видел, что у Бати сжаты кулаки, - явный признак, что сложившаяся обстановка бесит командира и он с трудом себя сдерживает. А что сделаешь, если на столе приказ под угрозой расстрела ни одного вылета без команды!
  Затрещал телефон... Бес схватил трубку. Комдив требовал одну эскадрилью в район Смородино.
  - "Юнкерсы" пехоте не дают голову из окопа поднять, всю артиллерию расхреначили...
  - Гамлет докладывает, там "худых" как собак нерезаных... Может, две эскадрильи?
  - Я сказал одну, - отрезал комдив и бросил трубку.
  - Вторая, взлёт! Квадрат 46-17. Угомоните "калек"!
  - Лопата понял!
  - Карп, готовность раз!
   Командир третьей эскадрильи выскочил с командного пункта. Подошёл Павлов:
  - Не нравится мне, командир, расклад. Такое впечатление, что растопыренными пальцами бьём!
  - Сам такой! Одна надежда, Сергей Дмитриевич, что они там, наверху, больше видят и больше знают. Хотя по тону комдива догадываюсь, что и его держат в шорах. Столько целей, а мы сидим!
  - Дай бог, разберутся, - не очень уверенно понадеялся полковой штурман.
  ***
  Курск в воздухе - это небывалое сражение по своей ожесточенности, интенсивности и важности. К нему готовились обе стороны. Гитлер сосредоточил кулак, по мощи не имевший аналогов в этой войне. Лучшая техника, лучшие асы, лучшие командиры. И это было правдой. Как было правдой и то, что для этого пришлось мобилизовать все авиационные ресурсы Германии.
   Сталин сосредоточил на этом участке фронта ещё более мощную группировку. Пока только количественно. Только по истребителям ВВС Советского Союза имели четырёхкратное преимущество перед Люфтваффе. Поэтому Верховный главнокомандующий был вправе надеяться на соответствующие результаты и задавал к исходу 6 июля очень неудобные вопросы руководству Военно-воздушных сил:
  - Почему сухопутные войска жалуются на подавляющее превосходство немецкой авиации? Ви можете мне ответить?
  Маршал авиации Новиков мог многое рассказать Сталину, но прекрасно понимал, что не рассказы о причинах уместны здесь и сейчас, а безотлагательные меры по перелому ситуации. Александра Александровича самого мучил вопрос: "Как, имея двойное преимущество в количестве, мы вдвое проиграли по числу самолётовылетов?! Где это пресловутое слабое звено - лётчики, техники или всё же организаторы-командиры?"
  - Разрешите, товарищ Сталин, вылететь на фронт и лично разобраться.
  - Харашё... Ви правильно понимаете вашу личную ответственность.
   Уже утром следующего дня авиакомандармы и комдивы двух фронтов держали ответ перед маршалом авиации. Вступительная речь главкома на бумагу не ложится. Выбор Новиков сформулировал так:
  - Дилемма проста до безобразия: либо наше безоговорочное превосходство в воздухе, либо в полном составе во главе со мной формируем штрафбат и отправляемся на помощь пехоте! Понятно?
  - Так точно...
  - Хочу понять, почему этого превосходства нет сегодня? Почему на земле нас больше, а в воздухе меньше?
  - За счёт интенсивности...
  - Молодец, Прохор. Я бы сам не догадался.
  - Пока общая инициатива у них, мы вынуждены реагировать. А вот с реакцией не очень. У меня три эскадрильи слетали вхолостую. Пока команда до полка дошла, гансы уже отбомбились. Потом по инструкции...
  - К чёрту инструкции!
  - В холостую или нет - пилот должен отдохнуть...
  - В гробу отдохнёт!!
  - Положено...
  - Забудьте!!! Сегодня забудьте, а сделайте так, чтобы ваши не два-три раза в день вылетали, а шесть-восемь! Чем они хуже фрицев?
  - Те на первитине сидят... - высказал догадку командующий воздушной армии генерал Непряев. - Жрут горстями, ни еды, ни отдыха не требуют.
  - Сколько так можно протянуть?
  - Я что, испытывал? Пленные говорили, что дней пять подряд можно...
  - А больше может не потребоваться.
  Новиков почувствовал, что обсуждение уходит не туда. Можно подумать, Гитлер под Курском впервые применил своё самое секретное и действенное оружие. Таблетки и специальный шоколад давно и надёжно вошли в рацион Вермахта. Особенно он полюбился эсэсовцам и пилотам Люфтваффе.
  - Стоп! Нет у меня наркотиков. И не будет! Есть молодые, выносливые и смелые соколы...
  - Вы забыли, товарищ маршал, добавить, что зелёные.
  - Это твоя проблема, Прохор. Я пока не про сбитые, а только по вылетам...
  - А я про что? Сколько было задач, столько сделали. Кто лучше, кто хуже, но ни разу не сказали, что устали... И не скажем...
  - У нас "костыли" останавливают выдвижение целого танкового корпуса, а у вас задач нет!
  - Представьте себе! У меня командиры полков воют от бессилия. Им комэски докладывают обстановку, а они ничего не могут сделать, ждут моего приказа. А я - приказа командарма. Пока родим, там уже совсем другая обстановка!
  - Что надо?
  - Единое оперативное командование и развязанные руки командиров на местах.
  - А у нас что?
  - У нас командная вертикаль: ставка - ГШ - фронт - армия - дивизия - полк... Шесть звеньев!!! Каждый ждёт, что скажет начальство. Такое впечатление, что верховный даёт команду на вылет каждому самолёту. А решения надо принимать здесь и сейчас!
  - Как?
  - Разбить по секторам. Там ПАНы и командующий Авиации фронта на одной волне. Их слышат полки! Реагируют моментально.
  - Надо ПАНов во все части не только на передовой, но и в дивизии второго эшелона. Потом, мы не должны узнавать, что выдвигающийся танковый корпус "юнкерсы" мочат, а заранее получать задачу на прикрытие выдвижения. Им там недосуг организовать взаимодействие заранее. Или секретничают до последнего, а мы крайние!
  - Ещё что?
  - Отпустите лучших на свободную охоту.
  - Как?
  - Не ждать приказ, а есть окно - вперёд на очистку неба по своему выбору. Не для личного счёта, а для пользы дела. Мои сегодня видят стервятников, а руки коротки: приказ прикрывать бомбёров и ни шагу в сторону.
  - По сколько?
  - От пары. Таких, что своего не упустят и отвертятся, случае чего.
   Маршал встал. Кто-то тоже попытался подорваться, но он жестом остановил.
  - Товарищи командиры. Я вас услышал. Приказа на бумаге не будет. За воздух вся ответственность на мне, поэтому работать будем так...
   Уже на следующий день пехота почувствовала изменения и облегчение, пока наших в воздухе стало не меньше фрицев. Безнаказанно бомбить для них стало проблематично. С неба посыпались кавалеры Рыцарского креста Курт-Альберт Папе, Густав Штрассел, Карл Фицнер и многие другие немецкие асы калибром поменьше. В основном все стали жертвами именно свободных охотников. Такие потери люфтваффе Герингу заместить было некем. Ещё через день интенсивность вылетов фашистов упала вдвое. Как, впрочем, и качество. Когда же новая система заработала в полной мере, в воздухе произошёл коренной перелом, что характерно, за несколько дней до такого же перелома на земле. Теперь уже наши самолёты ходили волнами над позициями немцев и уничтожали их бомбардировщиков задолго до подхода к нашим войскам.
   Сталину не потребовался доклад Новикова. За него доложили руководившие сражением командующие фронтами Рокоссовский и Ватутин. Но первых провальных дней Курской битвы Верховный не забыл. Это минус. Наград у маршала за эту битву не было. А вот умение оперативно исправить обстановку Сталин оценил высоко. Это плюс. Он оставил маршала на должности и наградами в итоге не обидел.
   А Бессонов просто физически ощутил, как с его ног сняли путы. Он получал задачу и сам решал, какими силами и средствами её выполнять. Мог и вносил коррективы в зависимости от обстановки. Его пилоты - особенно молодёжь - матерели на глазах. Если вначале битвы у некоторых молодых по возвращению в глазах читалась растерянность, то теперь только злость и желание побыстрее вылететь вновь.
  - Отвертелся, падла... Ничего, в другой раз не уйдёт! - говорил совсем не для бравады вчерашний курсант Мезенцев, большими ложками черпая из котелка окрошку и кося взгляд на свой самолёт, скоро ли заправят и загрузят.
   Лопатин снисходительно улыбнулся:
  - Я бы на месте ганса уже повесился...
  - Увидите, я его повешу... на стропах!
  - Мажь меньше, истребитель, и "гоп" говори после боя. Понял?
  - Да я попал в него... То-то он сразу домой оглобли развернул...
  - Так, Сажень, не трещи... Дай минуту соснуть...
   Лопатин лежал в тени, положив руки под голову и закрыв глаза. Его ведомый, длинный и худой, за что и получил свой позывной, всё не мог отойти от предыдущего вылета. Ещё не научился не только сбивать, но и ценить минуты отдыха в моменты наивысшего напряжения боёв. Останется живым, научится...
   В это время Бес готовил для второй новую задачу. Для него до конца стали ясны масштаб и значение происходящей битвы. Бессонов прекрасно понимал, что главное происходит на земле, где на Курском выступе сошлись две величайшие армии мира. Немцы собрали в кулак и бросили в сражение отборные дивизии. На вершине двух сходящихся клиньев шли новейшие "пантеры" и "тигры", последнее слово немецкого танкостроения, на которые Гитлер и делал основную ставку. Однако и советское командование, и рядовые бойцы за первые два годы войны многому научилось. Встретили новое летнее наступление во всеоружии. Теперь исход сражения решало не техническое преимущество одной из сторон, а выучка, мужество и стремление победить. Горели "тигры" и "фердинанды", валялись на боку с оторванными башнями "пантеры", но фашисты километр за километром упорно проламывали нашу оборону. Немало горело и наших Т-34... Пехота, артиллерия, танкисты и сапёры делали своё дело на земле, "ильюшины" и "петляковы" почти непрерывно наносили свои смертоносные удары с воздуха. Неплохо работали, поражало как они в сплошном дыму умудрялись находить и уничтожать танки противника. А истребители методично выбивали асов-ветеранов Люфтваффе, иногда ценой собственной жизни прикрывали штурмовиков и бомбардировщиков. Казалось, всё - воздух наш, но 12 июля впервые в эфире прозвучало слово "Прохоровка". Задачи посыпались как из рога изобилия.
  ***
   Полк Бессонова сегодня взлетал в четвёртый раз. Отработали, вернулись никакие. Пока заправлялись и приходили в себя, пришёл сигнал: в квадрате 48-23 замечен Рудель. Это дежурный счёл нужным предупредить командира, пока он умывался в капонире после приземления. Бес бросил Хренову полотенце и крикнул пробегающему мимо Смыслову:
  - По коням!
   Вылетели на охоту вдвоём. Смыслов пошёл "собакой".
  - Найди, Бес, этого Руделя, - попросил вчера командарм.
  - Попробую... Пусть только ПАНы предупредят, когда появится.
   Предупредили... Редкий случай, когда желание высокого начальства и лично командира истребительного полка совпали. Только как его, змея, вычислить из этой огромной толпы "лаптёжников"? Пришли в квадрат. Внизу - множество танков, дым, огонь, пыль. В воздухе - десятки самолётов своих и противника.
  "Я милого узнаю по походке", - пришли в голову слова известного шлягера. Потом вспомнилась ориентировка - полтысячи уничтоженных наших танков, если Геббельс не врёт! Вместе с ней уже не злость, а лютая ненависть закипела в жилах. "Ну, где ты, мразь?!" Вот новая волна "юнкерсов" наплывает на наш передний край. Соседи крутят с прикрытием, одиночные прорываются и долбят по немецким пикировщикам. Бес буквально душил в себе желание ввязаться в свару.
   И вот на его глазах один из фашистских "юнкерсов" почти в вертикальном пике всадил серию снарядов в укрытый в окопе танк. Ни одного снаряда в сторону! Тут же сдетонировал боевой комплект и башня улетела далеко в сторону. Он!!! Бес изо всех сил пытался не потерять из виду врага и выводил свой истребитель на траекторию атаки, стремительно сокращая расстояние. Проскакивал мимо других "лаптей", даже не замечая шквального огня бортовых стрелков. Вышел... Отработал почти в упор из всего вооружения на борту. Попал... Слишком хорошо попал... Прогремел взрыв... Что там могло детонировать?! Огромные, средние и мелкие куски обломков образовали целое облако, столкновения с котором было не избежать...
  - ПэКаБэ... - договорить не дали. В последнее мгновение успел наклонить голову, но кусок дюраля пробил фонарь и как топором ударил в плечо. Инстинктивно схватился левой, чтобы рука не отвалилась. От сумасшедшей боли чуть не потерял сознание. Зажимать рану на правой руке и управлять самолётом было невозможно... Ручку управления фиксировал коленями. Фонарь разбит... С трудом выровнял, сбросил скорость и пошёл в сторону своего аэродрома, когда понял, что не дотянет и теряет сознание стал моститься на вынужденную... Заметил грунтовку, выпустил шасси... Над ним кругами ходил Смыслов, не подпуская и близко желающих добить... Сотрясения от удара колёсами об землю хватило, чтобы потерять сознание... Очнулся, когда пехотинцы тащили куда-то на носилках... Второй раз пришёл в себя, когда гранатой в мозгу взорвалось слово "ампутация" ... Ноздри напряглись от запаха хлорамина, формалина и прочих специфических ароматов больницы... Вспомнил Детское Село... Увидел уставшее лицо доктора в окровавленном халате:
  - Плохо, батенька, кость раздроблена, сосуда перебиты. - Потом повернулся к санитару: - Готовьте к ампутации.
  - Не надо ампутации, доктор. Прошу...
  - Пойдёт гангрена, поздно будет... На такой жаре - вопрос нескольких часов...
  - Два часа давайте подождём...
  ПО-2 сел прямо рядом с медбатом через полчаса. Павлов поднял на ноги всё командование ВВС фронта. Через час - госпиталь. Новый консилиум - приговор тот же! Вмешалась командарм, дал борт, отправили в Москву к какому-то Бакулеву. Трёхчасовая операция... Наконец, палата, койка и тишина. Полусон, полузабытье... Опять врачи, опять каталка, опять операционный стол... Два дня почти без перерыва. Рука держится на блестящей металлической конструкции со множеством тонких болтов, которая в свою очередь зафиксирована на жёстком бандаже. Малейшее сотрясение - жуткая боль на грани потери сознания. Забывался только после обезболивающего. Ненадолго. Опять обход. Смотрели, трогали, принюхивались...Лишь на третий день дали поспать, когда проснулся, не поверил глазам - перед ним сидела Александра.
  - Как? Откуда?
  - Молчи. Всё потом. Сейчас только о руке. Пальцы чувствуешь?
   По лицу Бессонова промелькнула гримаса растерянности и страха.
  - Нет...
  - Плохо. Забудь о боли. Делай всё правой... Хотя бы мысленно...
  - Хорошо... Где Вера, Иван?
  - Всё потом, Паша. Не для меня. Сам себя потом не простишь... Сейчас нервы, сосуды, волокна либо атрофируются, либо найдут возможность и оживут... Хочешь дочь взять в две руки? Старайся... Я знаю, ты можешь...
  - Буду стараться...
  - Не получится, тогда ампутация. Третьего не дано!
  ***
  Через месяц в Москву прилетел замполит. Загоревший и запылённый. Примчался в кузове какого-то грузовика прямо с аэродрома. От него пахло бензином и полынью. Накануне в Москве прогремел первый победный салют. Освободили Орёл и Белгород. Бес чувствовал себя дезертиром. Когда увидел многочисленные гостинцы, ком подкатил к горлу:
  - Зачем? У меня всё есть...
  - Тут всё казённое, а наше, считай, домашнее. И не спорьте, командир. Люба сказала, что холодец очень полезен для костей. Еле довёз... Ешьте, а я буду рассказывать. - Замполит обвёл взглядом палату, показал Павлу краешек фляги. - А то, может, для укрепления здоровья того...
  - Я вам дам "того", - сказала неожиданно появившаяся из-за спины Александра.
  - Шура! Как я рад видеть тебя, - искренне выпалил замполит и сгрёб её в объятья.
  - Я тоже рада видеть вас, товарищ комиссар...
   Бессонов улыбался, но счёл нужным вмешаться:
  - Я раненый, но не слепой... Хватит обниматься, Андрей Семёнович, рассказывайте.
  - Слова не скажу... Меня Люба из столовой выгонит, если не доложу, что лично видел, как вы холодец того...
  - Ладно, где моя ложка?
   Павел делал вид, что ел, но целиком и полностью был погружён в полковые новости.
  - Завалили вы не Руделя, а Бернгарда Вутка, тоже стервятник ещё тот! Ваш борт на месте разобрали и отвезли в полк. Там только левое шасси сломано. Хренов сказал: "Сделаем!" Наших за месяц сбитых трое...
  - Кто?!
  - Молодые, последняя партия, вы их не знаете.
  - Без школы?
  - Какое? Облетали, конечно, вокруг аэродрома, на большее ни времени, ни сил. У полка по пять вылетов за день, как минимум! Их-то и брали, куда попроще. Но разве угадаешь? Приказано: сидите на хвосте и не рыпайтесь. Куда там! Их удержишь!
  - Что ещё?
  - Полк три раза в приказе Верховного! Перебазировались в Гнилицу под Харьковом. Пехота давит по всему фронту. Скажу, прикрывать наступление - совсем не то, что обеспечивать отход. Настроение совсем другое, никаких собраний не надо, - замполит замолк, но тут же выдал сокровенное: - Только возвращайтесь быстрее, командир. Сейчас отошли, а первые дни хлопцы как в воду опущенные были...
  - Простите, Андрей Семёнович, подвёл.
  - Разве тут угадаешь? Слава богу, что так... Что он, гад, там себе прицепил, что так бабахнуло? Вы, смотрю, правой рукой едите?
   Бес с благодарностью посмотрел на жену. Она внимательно сортировала подарки, что в тумбочку, что в холод, что другим раненым.
  - А то как же! Разрабатываю...
  - Мы подождём, не спешите...
   Павел снова покосился на жену и прошептал:
  - Я бы давно смылся в полк, но я там никому не нужен с белым билетом. Здесь врач, второй после Бога по хирургии. Руку спас, теперь требует, чтобы стала ещё лучше, чем прежде. Кость срослась, теперь осталось по мелочам: сосуды, связки... Я работаю, Шура контролирует.
  - Вы не переживайте. Сейчас небо надёжно наше. У фрицев матёрых почти не осталось. Лопатин говорит, что летают, как вчерашние курсанты. Наш молодняк разбирается с ними на раз!
  - Доберётесь, скажите мужикам, чтобы не расслаблялись...
  - Какое расслабление?! Наркомовские почти не трогаем, чтобы тонус не терять. - Замполит встал. - Мне пора. Я тут пролётом. Напросился с командармом... Его Новиков вызвал... Не знаю, как назад на аэродром доберусь... - пожал левую руку и уже подойдя к двери, не выдержал и съехидничал напоследок: - Люба интересовалась: молоко не пропало?!
  - Саша, держи его! Сейчас я ему шваброй!!! - закричал Павел, однако его заместитель юркнул в дверь и загремел сапогами по гулкому коридору.
  ***
  Ещё через две недели в палате появились маршал авиации Новиков и комиссар госбезопасности Васильев. Бессонова застали сидящим на кровати и выполняющим упражнения под руководством Александры. Она, не скрывая радости, обняла Васильева и чисто по-военному представилась маршалу:
  - Сержант Бессонова.
   Встал и Павел, но Новиков попросил сидеть. Взял стул, сел напротив:
  - Давно хотел познакомиться с вами... Как вы, Пал Григорьевич?
  - Отлично, товарищ маршал. Готов к полётам.
  - Врачи тоже так считают? - повернулся главком к Бакулеву, который сопровождал его по госпиталю.
  - Пока не совсем, но динамика положительная, - ответил тот. - Потребуется ещё недели две.
  - Это хорошо. Я что хотел сказать? Во-первых, спасибо лично от меня за блестящее выполнение боевых задач, за полк, за Вутка, в конце концов. От имени Президиума Верховного Совета вы награждены орденом Боевого Красного Знамени. Поздравляю!
   Достал из кармана коробку с орденом, вручил Бессонову и вопросительно посмотрел на его руку.
  - Не бойтесь, уже не отломится, - сказал Бакулев.
   Маршал осторожно пожал руку, а Бес осторожничать не стал.
  - О-о-о! - сказал главком, - вижу, пора в строй!
  - Я готов!
  - Павел Григорьевич, разрешите два слова неофициально? - маршал оглянулся. Бакулев тактично отошёл к беседующим о чем-то у окна Васильеву и Александре. - Вас комдив ко второму Герою представил, а фронтовая наградная комиссия зарубила. Не знаете, почему?
  - Знаю... За скверный характер...
  - А конкретно?
  - Видите ли, товарищ маршал, в жизни и особенно в лётном деле я ценю профессионализм. Когда передо мной напыщенный неуч, мне плевать, какое у него партийное звание...
  - Понятно. Должно быть, обидно?
  - Вы о чём? Мы же русские люди, у нас прекрасный язык. Не надо его искусственно искажать. Вот скажите, вам придёт в голову труса или дурака назвать дважды трусом и трижды дураком? Так и с героем, мне кажется...
  - А мне за вас обидно, что бы вы ни говорили... - было видно, что Новиков не договаривает. Во время всего разговора его взгляд был внимательный и оценивающий. Наконец он принял для себя решение. - Пал Григорьевич, хочу сделать вам предложение. А именно: должность генерального авиационного инспектора. Непосредственно под моим руководством.
  - Функционал?
  - Проверка состояния лётной подготовки в Военно-воздушных силах страны на фронте и тылу. Сами определяете, с кем и сколько будете работать. Подберёте себе двух заместителей из штурмовиков и бомбардировщиков. Полномочия - вплоть до отстранения от командования командиров полков.
  - Эдакий летающий прокурор?
  - Зависит от целеполагания. Ваша задача - поднять уровень наших лётчиков до уровня уверенных воздушных бойцов. Значит, главное - учить, показывать, организовывать процесс. Вы же умеете. Молодёжь через месяц в вашем полку в воздухе от стариков не отличишь. У вас пять Героев, ещё пять на подходе.
  - Было три...
  - Лопатин и Смыслов два дня назад получили...
   Бессонов счастливо улыбнулся.
  - Благодарю за такую добрую новость! Ответ такой: спасибо за доверие, нет!
  - Почему? - маршал искренне удивился.
  - В полк хочу, обнять Лопату и Оратора хочу... Мне глаза моих лётчиков нужны. И не только лётчиков. Полк для меня как семья. И вообще, не должны меня вспоминать как сбитого лётчика.
  - Вас никто сбитым не считает, а на вынужденную - с кем не бывает!
  - Ещё раз спасибо, но мне надо к своим!
   Новиков улыбнулся и вздохнул. Он тоже прошёл полк, поэтому прекрасно понимал Беса.
  - Не тороплю, Пал Григорьевич. Подумайте и не забывайте, что есть такое понятие, как приказ.
  - Я благодарен вам за возможность подумать, - ответил Бессонов и вслед за Новиковым встал. Ещё раз пожал протянутую руку.
  - Выздоравливайте, Пал Григорьевич. Мне ещё одного лётчика проведать надо.
   В сопровождении главврача он покинул палату. Теперь напротив сел Васильев:
  - Как говорил товарищ Иисус: "Моя добрая весть утучнит твои кости".
  С этими словами он протянул Павлу конверт. Тот вопросительно посмотрел:
  - Можно?
  - Читайте, конечно, я пока с Александрой Васильевной, с вашего разрешения, полюбезничаю.
   Они отошли к окну, а Бессонов вскрыл конверт. Мама!!! Жива, здорова, волнуется... Всё как обычно. Хотя стоп! "Спасибо, милый сын, за деньги. Они нам с Софьей пришлись как никогда кстати..."
  - Чем могу отблагодарить вас, Николай Ульянович? Я перед вами в неоплатном долгу...
  - Во-первых, должны выздороветь и продолжить бить фашистов. У вас это получается на славу. Во-вторых, благодаря вам у нас проходит очень важная комбинация с Абвером. Деталей не скажу, но вы дали толчок. И, в-третьих, надеюсь с вас получить услугу. Не сейчас, но потом обязательно.
  - Для вас что угодно...
  - А покатаете меня на спарке! Столько лет работаю с лётчиками, а сам считай ни разу по-настоящему не летал.
  - Договорились, Николай Ульянович. Маме могу отписать?
  - Нет, любезный Павел Григорьевич. Это лишнее. Она знает, что вы в полном порядке. Больше пока нельзя, извините.
  ***
  Бессонов заканчивал лечение в госпитале. Врачам чудом удалось отстоять его руку. Ушёл страх от слова "ампутация". Теперь на консилиумах, обходах и перевязках звучало только слово "восстановление". Александра, примчавшая в Москву вместе с детьми по звонку Хренова и ставшая своей в хирургическом отделении, жила буквально через забор госпиталя у сестры-хозяйки этого отделения в маленькой, но уютной комнатке. Никто другой, а именно она приняла на себя ответственность и не позволила на решающей четвёртой операции отрезать руку. Гениальный хирург Бакулев, на которого молился весь госпиталь, превзошёл сам себя. Срослись многочисленные осколки кости, пошла кровь по сосудам, зашевелились пальчики. Ушёл страх, боль, появился блеск в глазах и жажда жизни. Александр Николаевич, несмотря на занятость, лично следил за ходом восстановления Бессонова, иногда подолгу беседуя с Павлом не только о костной хирургии. Они нашли общих знакомых, выяснилось, что прошли вместе некоторые сражения Первой мировой и, казалось, им, почти ровесникам, просто интересно друг с другом. Уважение было обоюдным. И с какого-то момента переросло в настоящую мужскую дружбу. Ничего удивительного, что главврач позволял Бессонову некоторые отклонения от жесткого госпитального режима. Так после обхода и процедур Павел ходил в самоволку к жене.
   Александра только уложила и поцеловала Ивана и подсела к столу, за которым Павел с карандашом в руках изучал какую-то карту. Причём карандаш был в левой, а в правой - теннисный мяч. Бес отложил атлас в сторону и решительно посмотрел на жену.
  - Саша, у нас последние денёчки в госпитале и у меня к тебе просьба: хочу посетить одно место, не составишь мне компанию?
  - Я тебе уже однажды сказала, что за тобой куда угодно, - легкомысленно согласилась Шура, но внимательно взглянув в глаза мужа, спросила, - А где это?
  - Недалеко. Два часа езды от Москвы. Село Оболенское на границе с Калужской губернией, извини, - областью.
  - Хорошо. Как и когда поедем?
  - Александр Николаевич любезно предложил свой служебный автомобиль. Выезд рано утром послезавтра, но дело не только в поездке, - Павел замялся.
  - Говори, не томи.
  - Там моим прапрадедом заложена церковь Успенья Пресвятой Богородицы. В её четвёртом приделе Святителя Николая и благоверного Александра Невского меня крестили. Хотел бы там окрестить и наших детей...
  - Тебе это нужно?
  - Если честно, не только это. Для полного счастья я бы ещё повенчался с тобой...
   Неожиданно в степенной и немного пополневшей Александре проснулся комсомольский задор:
  - А давай! Кто бы мне сказал до нашего знакомства, посмеялась бы. А тут нет-нет и попрошу Бога, чтобы с тобой ничего не случилось. А сколько просила сохранить руку! До сих пор он тебя бережёт. Не умею, но, как смогу, скажу ему спасибо...
  - Люблю тебя, дорогая...
  - Я тебя тоже, но у меня неожиданно возникли вопросы.
  - Какие, Саша?
  - Ты помнишь прапрадеда?
  - А ты разве нет?
  Тень набежала на лицо Александры. Она тяжело вздохнула.
  - Я и отца плохо помню. По словам матери, "сгинул где-то в гражданскую"...
  - А где она? Ты про неё никогда не говорила.
  - Мама умерла от голода в тридцать третьем году.
   Воцарилась тяжёлая пауза. Павел встал, взял руку жены, поднёс к губам.
  - Прости... Прости меня, милая. Я опасался встречных расспросов, поэтому сам не спрашивал. А тебе, дорогая, Васильев обо мне ничего не рассказывал?
  - Только, что ты безбашенный и тебя нужно беречь...
  - И всё? А Хренов?
  - Тоже самое. Правда, в самом начале знакомства, что ты ...дурак. И что обижаться на тебя бесполезно. Правда, называл "штабсом", но я думала, ещё один твой позывной...
  - Хорошие у меня друзья...
  - Они о чём-то умолчали?
  - Да, милая... - Павел как в тот раз взял руки жены в свои ладони и посмотрел ей прямо в глаза. - Твой покорный слуга, тот доходяга, которого ты пожалела на дороге, - князь одного из древнейших русских родов Оболенских. И приглашаю я тебя посетить родовое гнездо.
  - Вот это повороты! Никто в жизни в тебе тогда бы князя не признал. Но я помню, ты говорил, что смоленский.
  - У нас в Оболенском могила нашего пращура. В день его гибели все Оболенские и Долгорукие собирались в храме Успенья Пресвятой Богородицы почтить его память.
  - Долгорукие при чём?
  - Это одна из ветвей нашего рода. Как, впрочем, и Суворовы, и Гагарины, и Голицины.
  - Теперь понимаю, почему тебя Сталин спросил: Бессонов или Оболенский. Сама не стала допытываться...
  - Я оценил твой такт. Поэтому готов рассказать тебе о своей семье.
  - Только если сам хочешь...
  - Сейчас очень.
   Саша посмотрела удивлённо.
  - Что изменилось?
  - Ты должна знать обо мне всё, если готова встать под венец.
  - Кажется, дочь проснулась, - Александра поднялась, взяла на руки младенца и попыталась её успокоить. - Как же она похожа на тебя, смуглянка и родинка на попе один в один.
  - Сударыня, вы вгоняете меня в краску.
  - Ой, какие мы стеснительные! Забыл, откуда тебе Галя осколок выдирала?
  - Дорогая, ты преувеличиваешь - вон и шрам сохранился, гораздо ниже...
  - Ладно, проехали. Что ты хотел поведать?
  - Пока будешь кормить, я расскажу. - Павел сел рядом с женой и невольно залюбовался, как, зажмурив глаза, дочурка припала к маминой груди. Заговорил шёпотом: - Первое упоминание в русских летописях о моих предках зафиксированы в 1368 году.
  - Ого!
  - Литовский князь Ольгерд в походе на Москву захватил крепость Оболенск и убил того самого пращура князя Константина Юрьевича Оболенского. Уже через 12 лет два его сына приняли участие в Куликовской битве, при этом Семён Константинович командовал сторожевым полком...
  - Героические у тебя предки...
  - Они принимали участие в битве с татарами под Молодью, в Бородинской битве, Крымской войне и турецких походах. Отец тяжело ранен на первой мировой, про прадеда сказал. Остальные родственники по мужской линии, кто погиб, кто ранен, все награждены...
  - Всё понятно.
  - Что, дорогая?
  - Про тебя всё понятно. В кого ты такой... Ты всех помнишь?
  - У нас большой род. Всех, конечно, не знаю. Отец неоднократно рассказывал, как его дед - Александр Петрович - из царского дворца рвался в действующую армию в войну 1812 года, как лично сформировал батальон, гнал с ним Наполеона до Парижа, отмечен высшими орденами и золотым оружием "За храбрость". Потом служил по гражданской линии. Губернаторствовал в Калуге, тайный советник, уже в Крымскую войну в 73 года возглавил калужское ополчение. Его жену княгиню Аграфену Юрьевну Калуга и через двадцать лет без слёз не вспоминала, о чём сам Гоголь цитировал местных жителей: "Нет, не будет другой никогда княгини Оболенской".
  - Чем же её запомнили? Красотой?
  - Умом и добротой. В провинции, сама знаешь, как в гарнизоне, склоки, зависть, сплетни, доносы... Как вспоминали горожане, княгиня в короткое время сумела примирить все разнородные слои губернии. Изгнав всякую роскошь в одежде (сама ходила только в ситцевых платьях), еде и быту сумела уровнять все состояния и упростить все сложности провинциального этикета. Её искренне любили, посвящали стихи поэты, а умерла молодой от воспаления лёгких.
  - Постой, когда обвенчаемся и закончится война, ты останешься Бессоновым или снова Оболенским.
  - Конечно, Оболенским.
  - И князем?
  - Естественно.
  - Не боишься, Паша, что я не очень подхожу в княгини?
  - Для меня высочайшая честь, что ты приняла моё предложение. И про княгинь... Ты знаешь, какую брошь носила моя матушка на дворцовых раутах в конце 1916 года?
  - Откуда мне знать? Дорогую, наверное...
  - Очень. Она носила на заколке германскую пулю, вынутую из-под сердца моего отца, полученную им во время Брусиловского прорыва. В нашем роду гордились не родовитостью и богатыми побрякушками, а доблестью мужчин на ратном поле. И не только, кстати, в нашем роду...
  - Милый, я уже люблю твою маму, и, надеюсь, она не будет меня ругать за то, что не умею пользоваться ножами и вилками...
  - За одно то, что спасла меня и делила со мной все риски фронтовой жизни ты уже в пантеоне святых нашего дома и я опасаюсь не за тебя, а за тех, кто осмелиться в её присутствии не высказать тебе должного уважения. Я свою маман знаю...
  ***
  Никогда Павел не видел Оболенское в такой разрухе. Дважды война прокатилась по нему. Разбитая донельзя дорога, остовы сгоревших хат стояли через одну вдоль главной улицы, проломленные или покосившиеся ограды, кое-где просматривались основательно заросшие бурьяном воронки. Людей почти не видно, а те, кто попадались, в основном, женщины и старики, с испугом оглядывались на автомобиль и старались побыстрее исчезнуть с глаз долой. Интерес они вызвали только у босого семилетки и, очевидно, его четырёхлетней сестры, которые вдоль дороги несли связанный бечёвками валежник. Мальчишка нёс сухие ветки потолще, а девочка совсем хворостинки. Они остановились и с интересом уставились на приезжих. Когда Александра вышла из машины и направилась к ним, дети поздоровались первыми:
  - Здравствуйте вам...
  - И вы будьте здоровы. Не скажете, как село называется?
  - Оболенское, а то как же, - основательно ответил мальчуган. Снял со спины связку и положил под ноги, всем своим видом показывая, что не прочь поговорить и заодно передохнуть.
  - А что - церковь в селе работает?
  - Которая? У нас две: Николы и Успенская...
   Шура повернулась к машине, как бы прося помощи у мужа. Потом вспомнила:
  - Храм Успенья Пресвятой Богородицы.
  - Какое?! Там склад...
  - Давно?
  - Всегда там был. Хотя при немцах пришёл какой-то поп. Бабка говорила, он был при этой церкви ещё до революции.
  - Не знаешь, где он? - спросил подошедший вместе с Иваном Павел.
  - Где-где... Там, в пристройке и сидит...
  - Спасибо! Зовут-то тебя как?
  - Петровы мы... Я - Василий... А она Людка.
  Александра повернулась к Ивану, что-то сунула в руку. Тот подошёл к ребятам и протянул старшему плитку шоколада.
  - Я - Иван... А это от нас...
  - Сто это? - неожиданно спросила девочка.
  - Спасибочки за угощение, - ответил её брат Ивану, пряча подарок в карман. Потом повернулся к сестре: - Она - мала... Ещё шоколад не видела... А мне отец привозил из города... Хотите, покажу дорогу?
  - Спасибо, Вася. Дальше я сам знаю, - сказал Павел
   Через несколько минут их машина остановилась перед милой сердцу Оболенского церковью. К немалому удивлению, ни следов снарядов и даже пуль на стенах видно не было. Была просто облезлая штукатурка, обшарпанные двери, местами выбитые стёкла и отсутствовал один купол из двух. Павел молча подошёл ближе, поклонился, перекрестился и встал на колени. Иван и Александра молча стояли за его спиной. Услышали только тихие, но проникновенные слова:
  - Спасибо, Господи, что услышал мои молитвы...
   Решительно встал, вытер рукавом глаза и увидел, как дверь в придел отворилась. Из неё вышел сухой седовласый старик. Длинные вьющиеся волосы и окладистая борода. Одет в выцветший камзол, рубаху, бриджи с лампасами, заправленные в сапоги. Всё старое, потёртое, но не рваное и чистое. Только под камзолом сверху на рубахе наперстный крест. Сделал несколько шагов навстречу и замер. Какое-то время двое мужчин внимательно вглядывались друг в друга.
  - Князь Павел?
  - Отец Игнатий?
   Обошлись без церемоний целования рук. Обнялись... У Павла и так глаза были красные, у старика слёзы просто лились ручьём. Он только повторял:
  - Дожил... Спасибо, Господи... Дожил...
  - Здравствуйте, мой милый батюшка. Безмерно рад видеть вас.
  Наконец Павел успокоил его, отстранился, но одну руку оставил на плече.
  - Позвольте представить, батюшка, мою избранницу - Александру и моего сына Ивана.
   Старец склонился к руке, но дама испуганно отдёрнула и спрятала руку за спиной. Батюшка удивился, но перекрестил обоих, погладил по голове и вдруг спохватился:
  - Князь, какие пути привели вас сюда?
  - За помощью к вам, святой отец.
  - Ко мне? Тогда милости прошу, гости дорогие, в мои хоромы... Не взыщите за убогость...
   Зашли. Отчётливо чувствовался запах ладана. Помещение было скорее аскетично, чем убого. Справа на низкой скамеечке ведро с водой и кружка. Над ним небольшая полка с кое-какой утварью. В углу буржуйка, несколько чурбаков и топор. На треснувшей крышке закопчённый чайник. У одной стены кровать, у противоположной стол, рядом один грубо сколоченный табурет. На столе тарелка с краюхой хлеба под чистым рушником, чашка, в блюдце огарок свечи. Небольшая стопка книг. На стене икона Богоматери. Рядом на гвоздике ряса и скуфья. У изголовья кровати ещё одна маленькая дверь.
  - Присесть могу предложить только на кровать, не взыщите. А из угощений сегодня только чай с хлебом.
  - Простите, батюшка, я сейчас, - Александра вышла к машине. Пока её не было, слово взял Павел:
  - Святой отец, у нас к вам великая просьба.
  - Чем могу служить, ваша светлость?
  - Прошу вас обвенчать меня с женой и крестить наших детей.
  - С дорогой душой, Павел Григорьевич. Однако вам приличествуют более торжественная и достойная обстановка. К сожалению, сами видите, каково у нас сегодня...
  - Нам, святой отец, не певчие, не короны и блеск иконостаса нужны, поверьте. Долгие годы я тосковал о России и всегда видел одно и тоже: как встану на пороге этой церкви - и о лучшем и большем тогда не мечтал и сейчас даже думать не хочу.
   Вошла Александра с дочерью на руках. За ней водитель. Аккуратно положил на стол два узла и вышел. Батюшка глянул на спящую крошку, перекрестил её и вздохнул:
  - Воля ваша. Бог ведь не в церкви, он в душе. Давайте готовиться.
   С этими словами он снял с гвоздя рясу и скуфью, низко наклонил голову и исчез в маленькой двери.
  Саша подошла к столу и стала развязывать узелки. В одном оказались свечи, платочки, рушник, нательные крестики и две коробочки с кольцами. Не зря она вчера съездила в Новодевичий монастырь и проконсультировалась у знающих людей. Там же, в церковной лавке и купила, что сказали. В другом узле оказалась бутылки коньку и кагора. К ним разная снедь, захваченная для перекуса в дороге. Ванька крутился рядом и не столько помогал, сколько надеялся получить что-нибудь вкусненькое. Но мама была торжественно взволнована и не замечала его намёки. Её мучил вопрос:
  - Паш, это кто?
  - Отец Игнатий? Старинный друг отца, светлая память. Они в юности воевали вместе. Под Плевной, ведя разведку, корнет Шепилов - это мирская фамилия батюшки - угодил в плен, а корнет Оболенский с группой добровольцев его отбил. Смешная история...
  - Что смешного?
  - Это лучше у него самого спросить. Но отец, светлая память, всегда смеялся, когда рассказывал.
  - Всё-таки?
  - Когда его привезли к своим и начали развязывать, тот стал брыкаться и расквасил своему спасителю нос. Надо было сначала хоть слово сказать, с глаз повязку снять, а они руки развязали... До этого работали тихо, турок же полно кругом...
  Павел не успел договорить. Послышался голос старца:
  - Проходите сюда, рабы божьи Павел и Александра.
   Когда прошли в маленькую дверь, оказались в освещённом множеством свечей уголке церкви, отгороженном от остального помещения ящиками, поставленными друг на друга. Здесь уже доминировал совсем не ладан, а запах кирзы и гнилых овощей. В уголке сохранилась изумительная роспись стен, местами потрескавшаяся и заметно пострадавшая от сырости. Лики святых смотрели грустно, строго и торжественно. Несколько икон, храмовый подсвечник и импровизированный амвон из поддонов, на котором стоял отец Игнатий - вот и всё убранство.
  - Подойдите и станьте здесь, - сказал святой отец, но, когда увидел, как Александра вначале постелила рушник, покрыла голову платком и разложила содержимое первого узелка, не удержался и похвалил: - какая вы умница, голубушка моя.
   И началось таинство венчания. Не было свидетелей, не было гостей, даже некому было подержать короны над головами молодых, если бы эти короны вдруг оказались целы, но было нечто гораздо более важное - абсолютное духовное сосредоточение и удовлетворение Павла и тихая светлая радость Александры от приобщения к чему-то новому, глубинному и настоящему. Она ради любимого была готова и на гораздо большее, но согласившись на венчание вчерашняя комсомолка с удивлением обнаружила, что не делает что-то постыдное через силу, а с чистым сердцем участвует в красивом и древнем ритуале. К тому же поп совсем не такой, каким она привыкла видеть в советских фильмах и карикатурах: не живёт он в хоромах и не жрёт с золота в три глотки. Скорее, в своём бескорыстном стремлении сохранить храм, отец Игнатий совершает настоящий подвиг, оставляя страждущим дорогу к Богу. Наконец, батюшка провозгласил "многие лета молодожёнам" и совсем по-светски попросил:
  - Ну что, дорогие моему сердцу князь и княгинюшка, поздравляю вас. Благодарен вам за предоставленную мне честь соединить ваши сердца перед лицом Бога. А теперь ведите сюда своих деток, буду крестить.
  Иван перенёс ритуал стоически, гордо подняв голову, как на концерте. Вера на руках матери спокойно во все глазки смотрела на происходящее, не проронив ни звука, ни слезинки. Батюшка надел на детей крестики, благословил и отпустил с Богом.
   Все вернулись в коморку. Отец Игнатий тщательно погасил за собой свечи, последним зашёл в свою обитель уже без рясы и скуфьи, с удивлением глянул на богато накрытый стол:
  - Давно я, Павел Григорьевич, не видел такого богатства. Теперь могу со спокойной душой и вас пригласить.
  - Простите, святой отец, знал бы...
  - Полно, князь. Надеюсь, не забыли, как меня в миру звали?
  - Никогда не забуду, Игнатий Тимофеевич...
  - Как святой отец я свой долг выполнил. Позвольте мне поздравить вас как другу семьи. И немножко похозяйничать.
  Он наклонился и вынул из голенища нож, взял буханку хлеба, перекрестил и стал нарезать его удивительно ровными и тонкими ломтиками. Через нарезанные им кусочки сала, кажется, можно было смотреть на свет. Глядя на него, Саша почему-то вспомнила ленинградцев-блокадников. Несколько их семей вывезли на завод, и они жили в общежитии. Ленинградцы так же трепетно относились к хлебу. "Очевидно, довелось нашему батюшке испытать голод", - подумала она. И ещё одна мысль не давала покоя - чем-то неуловимым отец Игнатий походил на Павла, когда она его встретила. Один в один, только борода, длинные волосы и гораздо старше... Попутно женщина пыталась помочь накрыть стол. Разложила угощение по тарелкам, заглянула на полку:
  - Не ищите, голубушка. Рюмок и вилок не держу, - ласково сказал старец, заметив, что Александра что-то ищет. - Вон кружка у ведра. Для меня как хрустальный бокал, а вам с Павлом одна чашка на двоих. Присаживайтесь...
  Молодая семья с детьми расположились на кровати, к которой пододвинули стол. Игнатий сел на единственный табурет напротив. Окинул взглядом гостей, благословил застолье. Встал:
  - Буду краток: желаю вам счастья, мои дорогие!
  Павел выпил из чашки, святой отец из кружки. Скривился как от отравы.
  - Фу, какой горький коньяк.
  Павел посмотрел сначала почему-то в свою чашку, потом на бутылку, на жену... Наконец, догадался. Встал и жестом пригласил Александру, после чего поцеловал её в губы. Игнатий одобрил, взял миниатюрный бутерброд, положил в рот, потом бутылку кагора и налил на донышко чашки и вопросительно взглянул на Сашу. Она поднялась, обвела всех взглядом и тихо сказала:
  - Не знаю, что говорят в подобных случаях... Час назад я даже не подозревала, Игнатий Тимофеевич, что вы есть на белом свете. А сейчас мне кажется, что я вас знала и любила всю жизнь. Спасибо от души. Знайте, чтобы ни случилось, я клятву сохраню, потому что ближе и дороже сидящих на этой кровати у меня людей нет...
   Старец положил руку на сердце и склонил голову:
  - Милая моя, княгинюшка, и я с первого взгляда полюбил вас... И вообще - эти Оболенские умеют выбирать женщин!
   Саша вопросительно посмотрела на Павла. Тот улыбнулся и сказал:
  - Игнатий Тимофеевич в молодости ухаживал за моей маман...
  - Фу, князь, как вульгарно! За прекраснейшей и несравненной Ольгой Александровной.
  - ...Но только до того мгновения, пока не узнал, что за ней ухаживает и мой отец.
  - И...
  - Не мог я встать на пути друга, которому обязан жизнью. Чтобы как-то притупить боль, бросил службу и ушёл в монастырь.
  - Чем поразил Гвардейский гусарский полк, где слыл первым рубакой и неисправимым ловеласом.
  - Не преувеличивайте, князь... Куда мне до вашего брата Сержа!
   Александра вопросительно посмотрела на мужа.
  - Сергей - мой двоюродный брат. Учился в Оксфорде, но, по мнению Игнатия Тимофеевича, преуспел там только в вопросе науки ухаживания за дамами.
  - ...что позволило ему жениться на дочери царя.
  - Вы, дорогой Игнатий Тимофеевич, несправедливы к Сергею. Как только началась война, он проявил себя совсем с другой стороны. И я случайно узнал, что Сергей Оболенский не остался в стороне и после начала этой войны.
  ***
  Нападение фашисткой Германии на Россию Сергей Оболенский действительно воспринял как личную трагедию. Атака японцев на Пёрл-Харбор переполнила чашу терпения. Появление его на вербовочном пункте вызвало недоумение: что делает здесь богатый джентльмен?
  - Хочу защищать мою вторую родину, - был ответ.
   Уставший лейтенант, перед которым сегодня прошло три сотни искателей приключений на пятую точку, глянул в документы:
  - Сэр, вам уже за 50 лет. Мы, конечно, можем вас взять, но отправим охранять водокачку в Бруклине.
  - Спасибо за доверие, но я бы предпочёл служить в спецназе или десанте.
   Что-то во внешнем виде и манере говорить не позволило лейтенанту сразу послать престарелого ковбоя куда подальше, но и объяснять этому перцу всю абсурдность его пожеланий тоже не очень хотелось. И тут он вспомнил заходившего с утра генерала Донована и его просьбу: "Будут интересные экземпляры, присылайте ко мне". Кажется, тот самый случай.
  - А где мне найти генерала?
  - Где контора, не знаю, но остановился он в "Шератоне" ...
   Это была не просто удача, это был знак, ибо управляющим этой гостиницы был никто другой, а именно он - господин Оболенский. Вечером в номере Билла Донована состоялся непростой разговор:
  - Ваш боевой опыт и пять орденов, сэр, заслуживают уважения, но не снисхождения. Выдержите курс и сдадите экзамен на общих основаниях, тогда поговорим более предметно.
  - Благодарю за доверие, сэр. Когда и где прикажете приступить?
  - Форт Беннинг, штат Джорджия. Очередной набор завершается через неделю. Командиру отдадите эту записку.
   Набросав несколько фраз на гостиничном бланке, генерал размашисто расписался, положил опять же в гостиничный конверт. Запечатывать не стал, чтобы не обидеть русского князя. Отдал и... забыл.
   Напомнила через три месяца небольшая статья в армейской газете, где рассказывалось о пятидесятитрёхлетнем десантнике, русском князе, успешно совершившем... сдавшем... и показавшем... Донован сам поехал в Беннинг. Поговорил не только с командованием, но и с сержантами. Отзывы письменные и устные впечатлили. Вызвал к себе князя.
  - Надеюсь, это была единственная ваша оплошность? - вместо приветствия спросил Сергея, когда тот зашёл в кабинет.
  - Не понимаю, сэр, о чём речь?
  - Если вы, господин лейтенант, по-прежнему хотите работать в моём управлении, забудьте об интервью, а желающих вас сфотографировать приказываю расстреливать на месте! - Донован засмеялся, подошёл и протянул руку. - Поздравляю. Вы назначены в штат управления сил специальных операций.
  - Благодарю за честь, сэр!
  - Следующий экзамен приму лично. Завтра. Вот небольшая брошюра на русском языке. Прошу посмотреть, перевести и доложить свои соображения.
   Сергей взял в руки инструкцию НКВД по ведению диверсионной и подрывной работы в тылу немецко-фашистских войск.
  - Вы не указали время и место, сэр.
  - Здесь в 16.00
  - Есть, сэр. Разрешите идти?
   Донован неплохо разбирался в людях, но в данном варианте что-то не складывалось. Этот русский аристократ был женат на дочери царя, куда круче?! Денег куры не клюют! Вокруг него порхают самые красивые женщины Нью-Йорка, в любом ресторане зарезервирован лучший столик... А сержанты докладывают, что ползал в грязи, таскал со всеми бревно, не только не отставал на марш-бросках, так ещё и помогал отстающим! Свободно говорит на пяти языках, а послушать - только "Есть" и "Никак нет"! Его и на Первую мировую никто не звал! Более того, не брали! Использовал родственные связи и попал служить в гвардию рядовым! И три "Георгия" получил именно, как рядовой. Потом уже корнетом был награждён Орденом Святой Анны 4-й степени "За храбрость" и Орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Что, интересно, завтра скажет?
   А завтра Оболенский принёс брошюру, сшитые и пронумерованные страницы перевода и несколько от руки нарисованных схем. Его доклад слушали, буквально открыв рты, помимо Донована, командир учебного центра, два его заместителя и пара сержантов, прибывших по каким-то своим вопросам, но заслушавшихся и забывших, зачем пришли. Посыпались вопросы. Обстоятельные ответы: чёткие, грамотные, понятные. Генерал прервал:
  - Стоп. Мне нужно кое-что срочно решить, - сел в машину и укатил.
  Уже на следующий день вернулся с приказом, где Оболенский был назначен на должность командира роты и ему было присвоено звание капитан. Его рота специализировалась на подготовке диверсантов для действий в Европе.
  ***
  Конечно, всего этого Павел не знал, но воспоминания о брате вернули в безмятежное детство, увлекательную и богатую приключениями юность. Отвлёк вопрос Игнатия:
  - Ладно Сергей. Как Ольга Александровна и ваша милая сестрица?
  - Они в порядке, сейчас проживают в Швейцарии. Наши контакты сильно ограничены. - Павел остановился и внимательно посмотрел на собеседника. - Стоп! Игнатий Тимофеевич, вы ничего не спрашиваете, помянули отца и не отметили "светлую память"?
  - С какой стати, по живому то?! Или я чего-то не знаю?
  Павел был потрясён до глубины души. Даже голос осип:
  - Так двадцать лет тому в Павловском отца на моих глазах...
  - Плохо, Павел Григорьевич, вы своего батюшку знали. Чтобы ротмистра лейбл гвардии Гусарского полка Оболенского свалила одна пуля, пусть даже в голову! Я с ним виделся два месяца тому...
  - Где?!
  - В Имберном в десяти верстах от Павловского... Евдокию, кухарку, помните? Она его выходила. Вначале увезла в свою деревню и прятала, а потом потихоньку стала выпускать из дома...
  - Почему же он не дал знать о себе?
  - Кому? Вы как сквозь землю провалились. Да и кто даст знать? Не помнит он себя... Что там пуля задела, но он как ребёнок, всему учился заново. Ходить, говорить, писать, рисовать... Сейчас творит прекрасные пейзажи акварелью. Однажды написал великолепный портрет Ольги Александровны. Спросили: "Кто?" Не помнит...
  - Спасибо, Господи. - Павел взволнованно перекрестился. Глаза его горели. - Я найду его. Если есть проблески и малейшая надежда, вылечим. Какое счастье, что мы вас, Игнатий Тимофеевич, встретили!
  Неожиданно святой отец опустил глаза и тихо спросил:
  - Может, не стоит его лечить?
  - Я вас не понимаю...
  - Я сам думал об этом, но врачи сказали, что помочь может сильное эмоциональное потрясение, что в его возрасте и при его ранах смертельно опасно. Между тем у вашего батюшки открылся необыкновенный дар. Вы сейчас всё поймёте... Эту акварель он подарил мне при последней встрече.
  С этими словами старец достал из-за образа Святой Богородицы небольшой листок. На нём была мастерски изображена их церковь на фоне кровавого заката. Удивительно было то, что она была так же, как сегодня, обшарпана, с одной разрушенной башенкой. И самое удивительное, что лицом к ней стояли три фигуры: женщина с младенцем на руках и мужчина, державший за руку мальчика. У Павла на лице было написано изумление. Он протянул акварель жене.
  - Паш, у меня мурашки по коже.
   Отец Игнатий проглотил маленький кусочек хлеба с салом и тихо заговорил:
  - Это то, что касается вас. Как говорится, без слов. Теперь слова. Князь Григорий говорит, но очень редко, особенно с чужими. Бывает, сидят с мужем Евдокии, один рисует, другой рыбу ловит, и в течение часа если кто слово проронит, то уже хорошо. Однажды также писал пейзаж на берегу речки, туда молодая вдова пришла бельё сполоснуть. Он подошёл, поздоровался и неожиданно говорит: "Сними, голубушка, чёрный платок. Жив твой Сашка". И ушёл дальше рисовать. Она в слёзы - пришла, мол, старый дурак, похоронка... Удивилась, конечно, что он знает имя мужа, но поревела и успокоилась. А через месяц её Сашка из госпиталя на побывку прибыл! Тут молодка и вспомнила слова Григория... Рассказала другим солдаткам. С тех пор к нему не просто уважение, а буквально поклонение. Приходят со своими бедами, надеждами и просто за советом. Не к нему, а типа к Евдокии. Та чай из побегов дикой малины, варенье на стол. Зовут... Григорий Константинович сядет рядом, слушает и отмалчивается... Иногда молча встаёт и уходит. Бабы знают - пустой разговор. Но если вдруг заговорит, то принимается как аксиома. Что предскажет, всё сбывается.
  - Удивительно... Он мне в детстве тоже не много говорил... Сейчас отлистываю назад и не могу вспомнить, чтобы он хоть раз ошибся. Игнатий Тимофеевич, я не могу усидеть, надо что-то делать. Не представляете, как хочу увидеть отца.
  - Понимаю... Не сомневаюсь, что вы найдёте. Акварель возьмите на память.
  - Спасибо. А что это за цифры на обороте?
  - Не знаю. Однако, прошу прощения, князь, но вы ничего не сказали о себе. Хотя... Можете не отвечать, я не в праве задавать такие вопросы...
  - Дорогой Игнатий Тимофеевич, это вы простите, я должен был сам... Маму с сестрой вывез во Францию. Много летал, участвовал в воздушных шоу. На это и жили. Когда началась война, не смог терпеть и вернулся в Россию. Добрые люди - ласковый взгляд в сторону жены - помогли. Воюю, как могу...
   Александра сочла своим долгом дополнить:
  - Воюет, как и все Оболенские, отче, бесстрашно и беспощадно. Знаменитый ас, командир Гвардейского авиационного полка, кавалер высших военных наград Советского Союза, Англии и США!
  - Мой папа - герой! - посчитал своим долгом вставить два слова Иван.
  - Я не сомневался. Отец будет гордиться вами. Одно жалею, что сам не могу с вами...
  - Вы своё, сударь, отвоевали честно. Теперь наша очередь...
  - А к нам, как удалось вырваться?
  - Ранили в крайнем вылете, зацепило кость, чуть руку не отняли. Если бы не попал в руки Бакулева - хирурга от бога - отлетался бы навсегда. За день до выписки выпросил у начальника госпиталя автомобиль, чтобы побывать у вас. Завтра в полк...
   Старец тряхнул седой головой, вздохнул и встал:
  - Ну что, мои дорогие, выпьем за вашу, князь, удачу, за скорейшее освобождение святой русской земли, за нашу победу!
   Выпили стоя. Садиться не стали. Саша подхватила дочь на руки, направились к выходу. После сумрака кельи солнце ярко слепило глаза. Буквально на пороге столкнулись с двумя автоматчиками.
  - Стой! Руки вверх!!!
  Павла грубо ткнули в грудь ППШ и повернули лицом к стене. Ловко обшарили и вот в руках неизвестных оказались документы и наган. Саша в испуге прижала к груди дочь. Иван обхватил ноги матери, закрывая её своим маленьким тельцем. Игнатий, вышедший последним, мгновение наблюдал за происходящим и громко спросил:
  - Господа! Извольте объяснить, что происходит?
  Наконец от их машины, где водитель стоял, широко расставив ноги и упёршись руками в капот, подвергался обыску, подошёл старший лейтенант.
  - Старший лейтенант Пономарёв. СМЕРШ! Предъявите документы!
  - Они уже у вас... - заметил Павел и вежливо попросил: - Можно спокойнее, вы пугаете детей.
  Невысокий, чтобы не сказать совсем мелкий, старший лейтенант стал раздуваться на глазах. Не глядя, отложил наган в карман, стал перебирать документы.
  - Так, что у нас тут? Полковник Бессонов... Так... Ого, командир полка... Герой Советского Союза... Мощно... - величественно перевёл взгляд на испуганную Александру. - Эти с вами?
  - Это - моя жена... Позвольте она пройдёт с ребятами в машину?
   Оперативник кивнул сержанту:
  - Проводи. Значит полковник Бессонов... Что делаете в прифронтовой зоне?
  - Вот, к батюшке приехали...
  - Откуда?
  - Из Москвы.
  - С попом позже разберёмся... Онищенко, проверь, что там внутри... Значит - Бессонов?
  - Точно так.
   Из открытой двери было слышно, как жалобно звенела посуда, сброшенная на пол, и гремела перевёрнутая кровать. Оперуполномоченный внимательно вглядывался в лицо Павла и неожиданно выдал:
  - А нам сообщили, что бывший князь Оболенский пожаловал... Что скажете?
  - Скажу, что князей бывших не бывает, товарищ старший лейтенант, - ответил Павел, лишь бы заполнить паузу.
   "Значит, не только дети нас видели на дороге... Кто-то ещё узнал, весьма недоброжелательный и шустрый. Как быстро приехали! Стоп! Значит, есть телефон", - лихорадочно думал Бес.
  - Хотите сказать, что вы - настоящий князь?
  - Вам это не понять... Мои объяснения вы всё равно не примете... Давайте проще -позвоним по телефону...
   Оперуполномоченный отметил, что не отпирается гад... тепло. Надо дожимать! Поэтому сквозь зубы процедил:
  - А давайте вы не будете мне указывать, что делать...
   В этот момент, зацепив плечом косяк и вытирая рот рукавом, из коморки вывалился сержант.
  - Чисто, - далеко за рамками устава доложил он. Его глаза и губы подозрительно блестели.
  - Как коньяк? - спросил Бессонов.
   Тот аж поперхнулся:
  - Шо?!
   Его возмущение было искренним, словно с ним человеческим голосом заговорила корова, перехваченный с плеча в руку автомат и движение в сторону задерживаемого не обещало тому ничего хорошего. Однако Павел демонстративно проигнорировал его и повернулся к Пономарёву:
  - Товарищ старший лейтенант, два слова, как говорится, без протокола. У вас в руках мои документы, к подлинности которых у вас нет сомнений. Если не так, вам прямо сейчас достоверность подтвердят хоть в госпитале, хоть на Лубянке, хоть в Кремле.
  - Предлагаете Сталину позвонить? - не без ехидства поинтересовался старшой.
  - Думаю, этот звонок сразу бы всё разъяснил...
  - Не, я видел хамов, но тут совсем берега потерял! - старший лейтенант, словно призывая свидетелей, посмотрел на подручного. Тот снисходительно качнул головой, мол, не таких видели. Решил поддержать шутку подозреваемого: - Может, для начала всё же позвоним Берии?
   Сержант оценил юмор начальника и одобрительно гыгыкнул. Он только ждал команду паковать этого фраера. Быстро спесь слетит! Однако услышал неожиданное:
  - Можно и Лаврентию Павловичу... Сталин наверняка будет занят... - Бессонов говорил столь спокойно и убедительно, что нота сомнения закралась в сознание бесстрашного бойца с немецкими шпионами. Следующая фраза добила окончательно: - Но, если звонить на Лубянку, думаю, для вас будет достаточно и слова заместителя начальника управления СМЕРША товарища Тормунова.
  - Вы знакомы с Тормуновым? - ехидная улыбка сползла с лица старшего лейтенанта.
  - Не скажу, что близко, но достаточно, чтобы он помнил меня.
   Теперь в лице уполномоченного грозного СМЕРШ можно было прочесть растерянность. От былой надменности не осталось и следа.
  - Товарищ полковник... Я что? Звонок был...
  - Анонимный?
  - Почему? Председатель звонил...
  - Если я задержан, поедем поблагодарим его за бдительность, заодно с Васей пообщаемся.
  - Каким Васей?
  - Тормуновым, каким ещё!!!
  - Не стоит... - сказал окончательно заскучавший оперативник, от которого в этот момент не только ускользнула награда, за пойманного вражеского лазутчика, но и замаячила перспектива получить по шее от начальства. Он протянул Бессонову документы. Затем достал из кармана наган. Внимательно рассмотрел, задержал взгляд на пластине с надписью и воскликнул, - Стоп! А вас случайно не Бес зовут?
  - Меня зовут Павел Григорьевич. Бес - мой позывной. А вас, как зовут? - спросил Павел, пряча оружие в кобуру и документы в карманы.
  - Захар Иванович... Ну, голова дырявая! У нас майор Тормунов Василий Иванович занятия на сборах по оперативной работе проводил, приводил примеры. Рассказал про Беса, который сначала чуть не сорвал операцию, а потом один практически и выполнил её с помощью именного нагана... Как я мог сразу всё не сопоставить?!
  - Бывает... Рад, что всё разъяснилось. Так вот, Захар Иванович, чтобы мы расстались друзьями, скажите своему сержанту, пусть вернётся в келью и расставит там всё, как было. И если он, не дай бог, что взял без спросу, чтобы извинился и вернул втройне. Это первое.
   Сержант, который всё слышал, уже давно всё понял, застегнул верхнюю пуговицу и стоял по стойке смирно. Старший лейтенант только бровью повёл, как он сорвался с места.
  - А что второе?
  - А второе, вы сами заедете к председателю, скажете, что он ошибся и настоятельно попросите помочь батюшке содержать ту малость, что осталась от храма. Сделаете?
  - Так точно, товарищ полковник! В лучшем виде!
  - Спасибо.
   После этого Бессонов подошёл к стоящему у двери отцу Игнатию, обнял его за плечи и повёл к своей машине.
  - Простите, дорогой Игнатий Тимофеевич, за эту неприглядную сцену.
  - Наоборот, князь, я вам искренне благодарен. Председатель уже несколько раз пытался выжить меня из уголка храма, спасибо, вдовы да солдатки не дали. Езжайте с Богом.
   Саша тоже вышла проститься. В батюшке вновь взыграл гусар, он грациозно склонил голову и всё же поцеловал руку княгине. Та засмущалась, обняла его и прошептала:
  - Спасибо, большое... Век не забуду... Вот, возьмите от нашей семьи на содержание храма.
  Быстро сунула пачку купюр тому в карман и юркнула в машину. Пока старец набирал воздуха, чтобы возразить, Павел тоже обнял его и сказал:
  - Ничего не говорите. Никакими деньгами не измерить то, что вы нам дали. Дай бог, свидимся.
   Машина тронулась, старец перекрестил её и долго-долго провожал взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
   Павел расслабился на переднем сиденбе, но неожиданно громко икнул.
  - Кто-то тебя, Паша, вспомнил, - констатировала Александра, но, видя как засыпает на руках дочь, не стала развивать тему.
  ***
  Павла вспомнил двоюродный брат Сергей Оболенский при весьма неординарных обстоятельствах.
  Десантная операция союзников в Сицилии широко в советской печати не освещалась. Ничего удивительного - шла Курская битва, величайшая танковая битва в истории войн, где решалась судьба летней компании 1943 года на Восточном фронте. Позже стало понятно, что там решился исход всей войны. Но и десант был крупнейшим в своём роде: около полумиллиона человек высадилось из полутора тысяч кораблей под прикрытием около пяти тысяч самолётов. Историки долго будут разбираться, кто кому помог и кто кого использовал, но факт остаётся фактом - союзники по антигитлеровской коалиции координированно провели блистательные операции, не позволившие Гитлеру сосредоточить все свои силы на одном из угрожающих направлений.
   Бесу сухую справку об этой операции принесли в числе других документов под грифом "Секретно". Прочёл, впечатлился не очень. Ну высадились и высадились. Давно пора, но в ходе Курской битвы на пятый или шестой день операции он заметил, что фрица в воздухе стало резко меньше. Пропали "африканцы". Наши лётчики их отличали по характерной раскраске самолётов цвета хаки. Ещё подумал: "Куда делись?" Теперь понятно: подгорело у фрицев. Если и до этого хозяйничать в небе люфтваффе уже было проблематично, то с этого момента инициатива стала неумолимо и безвозвратно переходить в руки советских ВВС.
   Читая про американский десант, Павел почему-то вспомнил о брате Сергее. Без него там точно не обошлось... Знал бы Бес, насколько!
   Хуже нет, сидеть, согнувшись в три погибели, в бомболюке и ждать у моря погоды. Сергей Платонович Оболенский в форме полковника американских вооруженных сил с двумя радистами и переводчиком ждал выброски на Сардинию. Уже три раза отбили по погоде...
   Хорошенькое дело - на сопоставимый по размерам остров Сицилия месяц назад высадилась полумиллионная группировка, а они идут вчетвером! Задачу ставил лично командующий управления стратегических сил. Кого другого Сергей Платонович послал бы лесом, но Билл Донован лично помог попасть в те самые стратегические силы, и корнету русской лейб-гвардии Оболенскому легче было пустить пулю в лоб, чем отказаться. Согласился "захватить Сардинию".
   В первый день так и не взлетели. Как потом оказалось очень кстати. В тот день немцы оставили предполагаемый район высадки и отошли вглубь острова. После приземления, несмотря на темень, быстро нашли контейнер с радиостанциями, и Оболенский с переводчиком сбросили комбинезоны. Перед прибежавшими крестьянами предстал совершенно блестящий американский полковник в новой с иголочки форме, с оружием и боевыми наградами, который не попросил, а потребовал немедленно доставить их к первому итальянскому армейскому посту. Бедные ослы, запряжённые в тележки, давно не проявляли такой прыти. Щедро одарив крестьян деньгами, теперь "полковник" нагло потребовал у карабинеров доставить его к начальнику гарнизона генералу Бассо. Вскользь заметил, что его батальон находится рядом и в случае чего... Итальянцы уточнять не стали и даже не забрали у американцев оружие.
   Бассо встретил визитёров очень настороженно, однако был буквально очарован американским "полковником", с которым они несколько часов вели светскую беседу о прекрасной Италии, её мужественных и талантливых людях. Как прекрасно было приезжать сюда, пить её бесподобное вино, бродить по её историческим достопримечательностям, которые и через тысячелетия не оставляют равнодушным ни одного цивилизованного человека. Не зря моя матушка выбрала для проживания именно Италию. И без перехода:
  - А ваш король - воплощение мудрости и дальновидности. Вот, кстати для вас письмо от него... - Бассо прочёл, задумался. - Как военный человек я вас прекрасно понимаю. Король обратился к вам, как подданному, а это письмо от вашего верховного командования - маршала Бадольо.
   Теперь у командующего итальянским контингентом на Сардинии остался один вопрос:
  - Какие гарантии?
  - Вот письмо от генерала Эйзенхауэра...
  - Господин полковник, допустим вы меня убедили, однако вы забыли про немцев.
  - Это наша проблема. Но если мы будем вместе, во имя вашего будущего и будущего Италии, то никакой проблемы не будет вообще.
  - К сожалению, фанатичных фашистов достаточно и среди итальянцев. У меня есть большие сомнения, что начальник военно-морской базы Кальяри адмирал Греппи согласится примкнуть к нам. Это старый аристократ, граф, поклонник Муссолини.
  - Если граф Греппи тот, о котором я думаю, предоставьте это мне, - довольно самоуверенно заявил Оболенский.
  Дорога к адмиралу была через несколько постов итальянской воздушно-десантной дивизии, недавно вернувшейся из-под Эль-Аламейна. Её ветераны очень недобро косились на американцев. Только присутствие командующего не позволило расстрелять их на месте. По свидетельству очевидцев, разговор с адмиралом "полковник" начал с вопроса:
  - В давние времена я знавал графа Греппи в Санкт-Петербурге. Он был итальянским послом...
  - Мой дядя! - воскликнул итальянец. - Вы его знали?
  - Он был довольно стар, когда служил в Петербурге. И я встречал его в Риме после войны. Вот тогда он выглядел настоящим стариком.
  - Он и был стариком! - воскликнул пораженный граф.
  - Но я встретил его на бегах.
  - Так он там и умер. Ему было больше ста лет, - и он умер на бегах!
  - Настоящий знаток и любитель лошадей, мудрейший человек! - воскликнул Оболенский и начал сыпать именами римской аристократии, когда и при каких обстоятельствах им приходилось встречаться.
  - Постойте, господин полковник, вы не американец?
  - Если вы про происхождение, то я русский князь Оболенский, к вашим услугам.
  - Рад познакомиться. Мне дядя рассказывал про семью русских принцев Оболенских. Чем могу служить русскому князю в американской форме?
   Вечером того же дня гавань начали готовить для приёма американских и английских судов. Итальянские войска на Сардинии перешли на сторону союзников. Не все... Элитное подразделение спецназа недавно отличилось в бою с американцами, где бойцы потеряли немало друзей и жаждали отмщения. Для корсиканцев, которые составляли основу спецназа, это был вопрос чести.
   "Договариваться" с ними опять вызвался Оболенский. Пошёл с прибывшим на следующий день генералом Теодором Рузвельтом, сыном бывшего и родственником нынешнего Президента США. Как потом признался один из офицеров спецназа, у них был план убить американцев, но полковник сумел завоевать их доверие и симпатию.
   Таким образом усилиями русского князя был бескровно захвачен остров Сардиния с 270-ти тысячным гарнизоном, не считая почти 20 тысяч немцев. Это был самый впечатляющий успех Управления сил специальных операций во Второй мировой войне. Это поймут потом, а сейчас, переговорив с Президентом Соединённых Штатов, Донован был на седьмом небе. Кроме признания его выдающихся заслуг перед народом, получил карт-бланш на формирование на базе сил специальных операций Центрального разведывательного управления.
  - Форму, Серж, можете не снимать. Теперь это ваше звание, - сказал новоиспечённый директор Оболенскому, подойдя к нему с двумя стаканами виски.
  - Здесь для экстерьера несколько не моих наград нацепили...
  - Они уже свою функцию выполнили, можно снять. А дырки недолго, думаю, будут пустыми. Хочу вас поздравить с блестяще выполненным заданием и выразить личное восхищение вашей смелостью.
  - Благодарю, сэр. Что касается смелости... У меня скорее знание психологии и холодный расчёт. По-настоящему смелого я знал одного человека.
  - Позвольте полюбопытствовать, кого?
  - Моего младшего брата - Павла. Какие только испытания я ему не готовил, он выполнял, не моргнув глазом. Я боялся, а он делал. А что он творил на самолёте, не передать словами. Боялся только одного.
  - Дайте угадаю. Неужели мышей?
  - Хуже. Он боялся женщин. В то лето хотел преподать ему несколько уроков, но не успел. Началась первая мировая...
  - Где сейчас ваш брат?
  - Следы теряются на Ближнем Востоке. Закончу с делами в Европе, обязательно разыщу.
   Наверное, в этот момент, находясь за три тысячи километров, Павел и икнул.
  ***
   Впервые Бессонов не прилетел в свой полк, а приехал на автомобиле. До армии долетел, а там так обложило, что в ста метрах ничего не видно. Дожидаться погоды не стал, а сидеть сиднем не мог и не хотел. Точнее, не сидеть, а пить больше не хотел. Прохор познакомил с комдивом штурмовиков, и он так в первый же день накачал Беса, что второго раза тот мог и не выдержать. Готов был бежать хоть на перекладных, но командарм, спасибо, помог.
   Полк сменил дислокацию без командира, и всё Бесу было интересно на новом месте. С жадностью слушал доклады, осмотрел почти все стоянки, капониры, блиндажи, служебные помещения и только к вечеру вернулся на КП вместе с Павловым в грязных сапогах и мокрой накидке. Самый ближний круг: - НШ, замполит и Павлов - не без тревоги ждали приговор. Вздохнули, когда услышали:
  - Спасибо. Молодцы...
   Однако определённые странности в полку Бессонов всё же заметил. Ему никто не жал и не тряс руку, а перездоровался чуть ли не с сотней офицеров и бойцов. Сначала не понял, потом догадался - берегут его руку. Ладно. Он сам только недавно перестал её замечать, и напрягала не сама боль, а недавние воспоминания о ней.
   Второе - это неисправный борт Љ1! Да, нашли и притащили его "яшку", но чтобы Руденко с Хреном за два месяца не восстановили - это было что-то! Неприятное предположение возникло, но разбор оставил на вечер один на один со своим механиком.
  - А теперь докладывайте, что я не заметил.
  - Мы уже на Донбассе, - сказал НШ.
  - Обижаете.... карту читать не разучился.
  - У нас соседи новые...
  - Кто?
  - Полк дважды Героя Советского Союза Покрышкина.
  - Это замечательная новость. Иметь такое плечо рядом - дорого стоит.
  - Вот и Александр Иванович так же сказал, когда залетел к нам. Спрашивал про вас. Но...
  Бес внимательно посмотрел на своих заместителей: по физиономиям видно, что их распирает, но не знают, стоит ли говорить.
  - Что но? Господа, не юлите, вам это не идёт.
   Быстро заговорил замполит.
  - Дело тонкое, можно сказать, интимное...
  - Да говорите уже!
   - Гамлет втюрился в их официантку?
  - Когда успел?
  - Когда вы к ним в Краснодар летали.
  - Когда это было!!!
  - В том-то и дело! Виделись разок, а почитай полгода по ночам по телефону разговаривают... Наши телефонистки и спалили...
  - Хорошо. Это нормально. В чём подвох?
  - Он жениться хочет.
  - Тоже нормально.
  - А для этого он хочет её украсть! Подговорил Смыслова и Норишвили, выпросил в БАО "студер" и собираются ночью рвануть...
  - Боюсь ошибиться, но красть невест - это в традиции горцев, но никак не татар...
  - Это если у родителей, а в соседнем полку и русским - святое дело.
  - И это мне говорит замполит? Почему Гамлет ничего не сказал?
  - Они этот план неделю готовили... С той стороны ждут... Вдруг вы бы не разрешили!
  - А вы, значит, разрешили?
  - Не то чтобы... Но типа мы не в курсе...
  - Вы Александра Ивановича не знаете! Он за свою официантку перестреляет этих женихов к чёртовой матери и как звать не спросит.
  - Ну и что теперь делать?
  - Если преступление нельзя предотвратить, его нужно возглавить! Решение такое...
  ***
  В своей хате Павел застал Хренова, который сидел рядом с накрытым столом и смолил одну папиросу за другой. Когда узнал, что происходит, заявил:
  - Я с вами!
   Бессонов понял, что наступил момент истины.
  - Только если честно ответишь на вопрос.
  - Какой?
  - Почему мой борт не чинишь?
   Хренов поплыл. Давно бы сказал, но... Во-первых, тайна не только его. Во-вторых, почему бы пока не посидеть Бесу на земле? Поэтому сделал вялую попытку:
  - Так я же сказал, гильзы для двух цилиндров надо выточить...
  - Всё! Незачёт. Сиди, сам ешь...
  - Ладно, Паш. Ты не представляешь, что тут было, когда тебя сбили... Точнее, когда ты на вынужденную пошёл... Я не про себя... Весь полк... Короче, приговорили тебя пока попридержать на земле... Пока рука как следует не срастётся...
   Бессонов посмотрел на друга, подошёл вплотную:
  - Я так и знал! Дай руку! Дави. И это всё? А теперь я!
   У Хренова сначала округлились глаза, потом присел и заорал:
  - О-о-о-о-о... Хватит!
  - То-то! Что б завтра мой борт как штык!
  - Да твой "яшка" и сегодня готов, - ответил старшина, разминая ладонь.
  - Теперь узнаю лучшего механика Советского Союза!
  - Паш, ты мне чуть пальцы не переломал...
  - Извини, Алексей Михайлович... А то ты не знаешь, кто моим восстановлением занимался! Я два мяча в хлам этой рукой замял. Поехали...
   Однако житейский опыт деда не позволил Хренову довериться своим отцам-командирам.
  - Постой, кто с нами и что взяли?
  - Замполит едет. А что надо взять?
  - Ну, дети... Ты что, веришь, что банда Гамлета сумеет её украсть? Тогда, считай, в чужой двор за невестой едем...
  - Ну, и?
  - Не забирать, а выкупать придётся. Или мы не в России живём?
  - Я собирался просто с командиром поговорить.
  - Ты не у командира её забрать собрался, а у полка! Разницу улавливаешь?
  - Тогда что?
   С этой минуты парадом стал командовать стармех:
  - Водку, само собой. Это обязательно. Хорошо ещё что-нибудь, чего у них точно нет. - Хренов задумался, посмотрел на стол, снял салфетку: - Паш, попробуй.
   Бессонов недоверчиво посмотрел на тарелку с капустой. Осторожно взял щепотку. А то он капусту квашенную не ел! Положил в рот, недоверчиво прожевал.
  - М-м-м-м-м-м... Кисло-сладкая капуста? С виноградом! Необычно и очень вкусно! Никогда такой не пробовал.
  - Это тебе не русская закуска: "И подать не стыдно, и сожрут - не жалко!" Люба забабахала! Ну?!
  - Берём!
  - Ещё хлеб нужен и рушник...
  - Полотенце?
  - Рушник... Расшитый... Сейчас у хозяйки спрошу. А ты давай на склад. Никому, кроме тебя, ящик не дадут.
  - Ящик?!
  - Правильно, маловато будет. Надо ещё канистру спирту захватить...
  ***
   Давно стемнело, однако бдительные часовые в полку Бессонова фиксировали нездоровый ажиотаж вокруг КП и автопарка части. С разницей в полчаса стартовал сначала "Студебеккер" с крытым верхом и со старшим лейтенантом Давлетшиным во главе. Следом ушёл "Виллис" командарма с командиром полка. Куда это они, на ночь глядя?
   Всего-то сто с небольшим километров, но дорога не только разбита, но и забита... Долго тыркались, сигналили, иногда проскакивали по встречке и, наконец, у моста нарвались на регулировщицу, которая своим матом вогнала в краску даже Хренова. Когда вырвались, первый нарушил тишину замполит:
  - Командир, ну, мы по делу, а это все куда?
  Бес был настроен более философски:
  - Что там начальник штаба про манёвры говорил? Вот именно...
   Наконец впереди заметили родной "студер". Бес попридержал водителя:
  - Вон они... Тише, обгонять не надо...
  - Ты хочешь дать им попробовать? - спросил Хренов.
  - Если попрутся через КПП, положат носом в грязь и отправят до утра на дупельвахту, к гадалке не ходи!
  - Ну, тогда наш выход... - предположил замполит.
  - А если бросят машину на подходе и пойдут пешком?
  - Тогда придётся подождать и действовать по обстановке, - подвёл промежуточный итог Бессонов.
  Ждать пришлось недолго. Машину бросили... Попытались обойти... Арестовали пеших... Красиво: с пуском осветительных ракет и даже собаками... Как и предполагали "мордой в грязь". Вмешиваться не стали. "Виллис" затормозил перед шлагбаумом. Дежурному честно сказали, что Бес в гости к командиру полка.
  - Товарищ полковник, пожалуйста. Дорогу знаете?
  - Лучше покажите... А что это за возня?
  - Это придурки, наши соседи, приехали официантку воровать!
  - Откуда знаешь?
  - НШ ещё на разводе всех предупредил... Вот в этой хате КП, командир ещё там.
  - Спасибо, родной. - Когда дневальный по КПП ушёл, Бес повернулся с соучастн... пардон, сослуживцам: - Ну, что? Дурака валяем или по-честному идём сватать?
  Повязали Хренову рушник, дали в руки хлеб и толкнули первым на КП. Сами, держа в каждой руке по бутылке водки, прикрывали со спины. Минут пять ждали, пока у соседей пройдёт припадок безудержного смеха. Хохотали до икоты все, включая писарей. В конце концов Покрышкин подошёл и обнял Бессонова:
  - Пал Григорьевич, что угодно, но этого не ждал!
  - Всё? Можно сказать? - Бессонов повернулся к Хренову: - Говори, Алексей Михайлович.
  - Здрасте вам в хату... Мы заезжие купцы, прознали, что у вас красный товар...
  Теперь не выдержали и Бессонов с замполитом. А уж местные оторвались от души... Не меняя торжественного выражения лица, Хренов продолжил что-то нести про доброго молодца и красну девицу... Вытирая слёзы, Покрышкин уточнил:
  - Не того ли молодца, что мои сейчас за КПП арестовали? Только, кажется, их трое?
  - Молодец - один и другого такого не будет... А это, наверное, верные его товарищи? Они приехали к князю бить челом...
  - Меня за сутки предупредили, что собираются воровать...
  - О, только злые и завистливые недруги могли так сказать... - продолжал гундосить Хренов. - Наш молодец - исключительной доброты, честности и мужества, песчинки в жизни не украл... О, а вот и он.
   На КП действительно ввалились трое связанных наших орлов, конвой и местный начальник штаба майор Горбов. Они с удивлением уставились на мизансцену и, когда рассмотрели перевязанного рушником старшину с буханкой хлеба в двух руках в образе прожжённого свата, тоже - сволочи - начали ржать. Пришлось ещё подождать, пока успокоятся. Опять удивил жердь-НШ:
  - Так... Я всё понял... - повернулся к Покрышкину: - Товарищ командир, разрешите? Развязать женихов! Становитесь к своим. И приведите сюда беглянку с подругами.
  Далее решительно выдвинул стол и отгородил им Бессонова и кампанию от остальных.
   Понурив головы, вошли три девушки. Две постарше, одна совершенно молоденькая. Русоволосая, круглолицая с бесподобно большими серыми глазами, она выглядела немного испуганной, но совершенно милой. Невольно взгляды присутствующих мужчин оказались прикованы к ней. Никто не проронил ни слова, но каждый про себя подумал: "Да. Такая того стоит!" Горбов всё больше входил в роль.
  - Так... Идите сюда, красавицы! Становитесь за мной.
  Покрышкин на правах хозяина провёл и посадил Бессонова за стол, стоящий чуть сбоку. Сам сел рядом и приготовился к зрелищу. Его НШ, похоже, оказался в своей стихии. Он выдвинул ещё один стол напротив гостевого, поставил за ним девушек, сам упёрся кулаками и заявил:
  - Чем, купцы, за красный товар платить собрались?
  - Есть у нас живая вода, - Хренов поставил на стол бутылку водки.
  Горбов повернулся к своим девчатам:
  - Уводите, подруги, нашу красавицу. Это не купцы, а жлобы к нам пожаловали.
  Тут на помощь выступил Смыслов:
  - Ай, некрасиво говоришь, дорогой. Мы воду только на пробу поставили. Изволь дать команду, чтобы кубки подали.
  Писаря быстро поставили кружки. Все, что были на командном пункте. Штук восемь. Смыслов с чувством, толком и расстановкой разлил бутылку. В это время замполит с Норишвили вышли из хаты, но вскоре вернулись с ведром и бутылками, торчащими со всех карманов. Смыслов в это время отнёс две кружки на командирский стол и жестом пригласил остальных испробовать живую воду. Изображая крайнюю степень недоверия, майор Горбов пригубил из кружки, долго чмокал губами и смотрел в потолок. Наконец изрёк:
  - Водица неплоха, но вижу, не по товару купец... Не дал, чем закусить добро вино?
  - Хлебом не хотите?
  Но их НШу на кривой кобыле не объедешь. Отломить хлеб - значит, уважить сватов.
  - Хлеб преломим, если дело решим. Пока рано...
  - Тогда испробуйте нашей закуски, - неожиданно выступил замполит и поставил на стол ведро с капустой. - Не заморские ананасы, а родная капустка, золотыми руками нашей господарушки деланая.
   Пока он изощрялся в красноречии Смыслов с Норишвили убрали пустую бутылку и из полной вновь наполнили кружки. Тихо и незаметно девушки разоблачились и буквально осветили хату своей красотой. Опять крайняя степень недоверия начальника штаба - хлопнул водку, закатил глаза и положил щепотку капусты в рот. Даже этот хитрован не сумел скрыть удовольствия:
  - А капуста и впрямь хороша...
  - У нас всё хорошее, особенно жених, - не дал сорваться с крючка оппоненту Смыслов.
  Неожиданно, подталкиваемая в спину старшей подругой, выступила Маша, взяла щепоть капусты и подала сначала Бессонову, потом Покрышкину. К удивлению окружающих, проглотив капусту, Бес сказал:
  - Тот случай, когда рука дороже подноса. Спасибо, голубушка.
  - Из такой руки всё, что хочешь, вкусно будет, - поддержал Александр Иванович.
   Горбов капусту оспорить не мог, но и продешевить не собирался:
  - Зачётная капуста, но под одну бутылку...
  - Обижаешь, дорогой. Ставлю три... - Смыслов гулко хлопнул донышками бутылок по столу.
  - Мало...
  - Ещё три...
  - Не слышу...
  - Ещё три раза по три... - теперь опорожнили карманы и замполит с Норишвили.
  - Дай подумаю...
  - И канистру спирта сверху!!! - Смыслов гулко грохнул на стол "козырного туза".
   Наконец Горбов удовлетворённо крякнул и обратился к Покрышкину:
  - Товарищ командир, а они на поверку не такие и говню... простите, плохие хлопцы. Даже скорей наоборот. Разрешите хлебушек преломить?
  - Одобряю.
  - От добрых людей хлеб-соль принимаем, а молодца на придачу, - торжественно провозгласил начальник штаба.
   По хате прокатился вздох облегчения, а подруги даже захлопали в ладоши.
   - Идите сюда конспираторы, - майор Покрышкин встал. Подошли Маша и Гамлет. - Выпороть вас, что своим отцам-командирам не верите, но да ладно. Говорите.
  - Простите нас, - Гамлет держал Машу за руку. - Очень боялись, что не поймёте и не разрешите. Мы любим друг друга и хотим жениться.
   Маша потупила глаза и тихо сказала:
  - Я тоже очень вас прошу.
   Покрышкин посмотрел на Бессонова:
  - Ну что, Пал Григорьевич? Я твоего Гамлета прощаю, хоть и предупреждал, чтобы не вздумал кадрить наших официанток, но... Я видел его на спортивных ристалищах, видел его в бою, Герой Советского Союза! Уважаю... Если они оба хотят...
   Бес окинул своего комэска и его прекрасную невесту нарочито строгим взглядом:
  - Просто хотите? По мне, этого явно недостаточно. Мало ли чего я с Александром Ивановичем хочу... Другое дело, если бы вы не могли друг без друга...
  - Да! Именно так, - почти хором ответили молодые.
  - Это же другое дело. Тогда можно и попытку нарушения воинской дисциплины простить. - Бес посмотрел на Покрышкина, тот кивнул головой. - Давайте ваши книжки.
  Пока НШ колдовал с записями и гремел печатью, Покрышкин подписывал, Бессонов откровенно любовался молодыми. Он впервые участвовал в подобном действии, но на душе так было тепло, что малейшие сомнения в правильности или законности своих действий абсолютно не волновали. Только спросил невесту:
  - Машенька, вас есть кому благословить?
  - Нет... Я одна осталась...
  - Тогда, в добрый путь, и чтобы... Всем смертям назло! Берегите друг друга. Веры и любви вам на всю оставшуюся жизнь. - Гамлета обнял и пожал руку, а невесту поцеловал в лоб. Повернулся к Покрышкину. - А теперь не вижу повода не выпить за счастье молодых!
  ***
  Дед Григорий, который давно разменял девятый десяток, почти никогда не болел. Так пару раз кашлянет и всё... В сентябре сначала куда-то засобирался, но неожиданно слёг.
   Евдокия не на шутку испугалась, температура под сорок и бредит постоянно. Где у них в глуши врача взять? Муж едва успевал менять мокрые полотенца на лбу, сохли, как на печке. Как могла отпаивала травами. Не похудел, буквально высох. В бреду просил показать родную кровинку Веру...
  Евдокия терялась в догадках. Какую Веру?
   Потом дед Григорий всю оставшуюся осень приходил в себя и собирался. Сам смастерил посох, укомплектовал котомку. Евдокия пыталась уговорить - куда там! Ушёл, когда уже снег встал. Сама собрала на дорожку. Сама же сходила к председателю и попросила справку.
  - Мне что писать, что это князь Оболенский у нас в колхозе работает? Да меня за то, что до сих пор молчал, как немецкого шпиона поставят к стенке.
  - Ну просто напиши: "Дед Григорий. Себя не помнит. Не обижайте". Чтобы не таскали по комендатурам. Только печать приложи...
   Сама положила листок во внутренний карман видавшего виды пиджака. Сверху был надет не менее древний тулуп. Допытывалась: куда, зачем? Только улыбается. Лишь мужу на прощание сказал: "Перед смертью хочу увидеть Веру". Поклонился в пояс и ушёл...
  
  
  
  Глава 3
  Литерный стоял в Голутвине. Ждали доклада о прохождении до Рязани впереди идущим паровом. Полк НКВД оцепил вокзал, на перроне только бойцы с автоматами и несколько железнодорожников. Две дюжины "юнкерсов" прошли на высоте пяти тысяч метров по направлению на восток. Зенитки: и местные, и те, что располагались на открытых платформах литера Љ1 молчали как воды в рот набрали. Гул стих. Страшно представить, что могло случиться, если бы не удалось сохранить в тайне, кто едет на этом поезде. Прозвучала команда: "Всем по вагонам!!!" Сталин вызвал в свой Берию.
  - Лаврентий, это как понимать?
  - Это подтверждает, что Абвер не в курсе твоей поездки, Коба. - Когда они были наедине, он позволял себе называть Сталина по его старому партийному псевдониму.
  - Я нэ хочу гадать, в курсе они или нэт... Где воздушное прикрытие? - Сталин ненавидел ситуации, когда события развивались помимо его воли. Над его головой сейчас проплыли десятки тонн бомб, и повлиять на это он не мог.
  - Будет, когда полетим...
  - Это ты, Лаврентий, так решил?
   Берия хорошо знал Хозяина и в его вопросе услышал если не угрозу, то упрёк за недосмотр. И крыть нечем: Новиков, командующий ВВС Советского Союза, и тот был допущен к плану поездки Верховного только в части обеспечения безопасности перелёта из Баку в Тегеран и обратно. За безопасность сухопутного переезда Берия отвечал единолично.
  - Моя вина, товарищ Сталин.
  - Надэюсь, если ещё раз услышу шум винтов, то это будут только наши истребители...
  - Будет исполнено.
   Сталин потянулся к трубке, не торопясь набил табаком, раскурил и откинулся на спинку кресла. Казалось, он что-то вспоминал. Наконец спросил:
  - Лаврентий, помнишь истребителя-дворянина, граф Оболенский, кажется?
  - По последней информации, командует полком на Кубани. Только не граф он, а князь, товарищ Сталин.
  - Какой из него командир полка получился?
  - Сделал полк гвардейским, около десятка ваших благодарностей в приказах, комдив благодарит за такого назначенца и ручается за него головой.
  - Кажется, у комдива фамылия Прохор? И било чего ручаться?
  - Не дипломат... Режет правду в глаза... Не всем нравится...
   Сталин затянулся, выпустил струйку дыма и принял решение.
  - Хочу пагаварыть с ним. Поручите Оболенскому прикрытие на сухопутном участке.
  ***
  Так полк Бессонова, без эскадрильи Давлетшина, попал сначала в Сталинград, потом в Баку. Даже командующий воздушной армии не понял, зачем снимать с фронта истребительный полк, но приказ есть приказ. Только в Баку, увидев во время посадки в самолёт Сталина, Бес сообразил, что ему было доверено. Верховный пошёл сначала к "Дугласу" командующего дальней авиацией, потом резко развернулся и на пути ко второму борту увидел в строю сопровождающих лётчиков Бессонова. Подошёл, внимательно осмотрел, пожал руку.
  - Рад выдэть вас, князь.
  - Я тоже, товарищ Сталин.
  - Раны нэ беспокоят? Как ваша замечательная супруга?
  - Недавно стала мамой.
  - Передавайте привет... Наслышан о ваших успехах. Командование хвалит. Рад, что не ошибся. Хотелось ещё обсудить некоторые вопросы. Будете в Москве, заходите на чай.
  - Благодарю вас, товарищ Сталин.
   В этот момент послышался шум моторов один за другим взлетающих истребителей "Киттихаук".
  - Ваши?
  - Нет, товарищ Сталин. Это орлы Рябченко. Мне доверили только участок до Баку.
   Сталин хотел пожать руку, но неожиданно спросил:
  - Не хотите лично сопроводить меня до Тегерана?
  - С удовольствием.
  - Тогда полетели. Может, будет возможность, пообэдаете со мной.
  - Спасибо, Йосиф Виссарионович, за приглашение и за доверие!
  ***
  В Тегеране на аэродроме поставил свой "як" в строй из 12 "Киттихауков", рядом с двумя "Дугласами". Отбросил фонарь. Непривычно яркое солнце и запах полыни и бензина моментально включили в мозгу не очень приятные воспоминания. Незнакомый техник помог снять парашют. Подошёл майор с погонами госбезопасности.
  - Вас хотел видеть товарищ Берия.
  Почти бегом проводил к "дугласу". Подошли...
  - Товарищ Бессонов, здравствуйте.
  Берия протянул руку.
  - Здравия желаю, Лаврентий Павлович.
  - Слышал ваш разговор с товарищем Сталиным. Ждите здесь. Можете понадобиться. - Повернулся к сопровождающему его офицеру. -Познакомьтесь - мой представитель в Тегеране полковник Чернов. Все организационные вопросы можете решать через него.
  - Благодарю. Мы знакомы...
   Лаврентий Павлович обернулся и посмотрел на молчавшего и почему-то покрасневшего своего подчинённого. Потом на Беса.
  - Я чего-то не знаю?
  - Мы встречались в 41-ом, - ответил Павел, - товарищ полковник проявил достойную бдительность и ...гостеприимство.
  - Значит, у вас есть о чём поговорить.
  - Узнали? - спросил Бессонов у полковника, когда Берия запрыгнул в машину и тронулся вслед за колонной, в которой делегация выехала в советское посольство. - Я товарищу Сталину рассказал тоже, что и вам, товарищ полковник. Он поверил...
  - Товарищ Сталин видит гораздо дальше нас, грешных... Что лицо знакомо, определил сразу, а обстоятельства, только когда вы заговорили, - очень вальяжно заговорил оперуполномоченный контингента советских войск в Иране. - Извиняться не буду, работа такая: не верить никому.
  - Не верить - ваша воля, но бить по лицу незнакомого человека подло и низко, - Павла вальяжность собеседника задела за живое. - Не хотите как офицер ответить по закону чести?
  - Не хочет, Пал Григорьевич, - как из-под земли вынырнул между ними Тормунов в погонах майора.
  - Василий, откуда? - искренне поразился Бессонов.
  Тот проигнорировал вопрос и задал свой:
  - Подарок МУРа при вас?
  - Да.
  - Можно глянуть?
   Неуловимым движением Бес выхватил наган, крутанул вокруг указательного пальца и рукояткой вперёд подал оперативнику. Тот принял ствол и вплотную подошёл к местному полковнику:
  - Обратите внимание, Юрий Петрович, на подпись: "За борьбу с бандитизмом" от МУРа... Это за трёх опаснейших вооруженных бандитов в момент налёта, которых товарищ Бессонов положил на месте за две секунды. Это из показаний свидетелей. Четверых матёрых абверовцев, наверное, секунды за три. Лично присутствовал. Я же подбрасывал монету, которую он сбивал одной пулей. Так что принимать вызов не советую. А вот извиниться было бы самое то!
   Тормунов вернул наган хозяину, медленно наклонился, поднял камень и подбросил его вверх. Бесу даже не надо было выхватывать ствол, показалось, он лениво посмотрел на цель и неожиданно выстрелил. В небе на месте летящего камня образовалось лёгкое облако. Вместо красноты лицо полковника покрыла бледность.
  - Очень достойно... Впечатлён, - проговорил он. - Вызов не приму не потому, что испугался, просто имею более ответственную задачу. Сейчас недосуг заниматься баловством. Хотя, если вы настаиваете...
  - Товарищ Бессонов не настаивает, - вмешался Тормунов и выразительно посмотрел Бесу в глаза. - Не ошибается тот, кто ничего не делает, правда, Павел Григорьевич?
   Тот промолчал, сосредоточенно рассматривая что-то в районе ремня полковника.
   В этот момент к ним подошёл командир воздушного сопровождения майор Рябченко.
   - Товарищи, Голованов собирает лётчиков для разбора и постановки задач. Извините, что помешал вашему разговору.
  Бессонов тронулся в сторону самолёта, где толпились лётчики, но был остановлен местным оперативником:
  - Павел Григорьевич, на секунду... Я действительно сожалею, что наша первая встреча оставила такую память. Простите. Чем могу загладить свою вину?
  - Организуйте мне встречу с местным беком, ограбившим меня, посадившим в яму и надевшим, как скотине, цепь на ногу.
  - Освободитесь, поговорим предметно.
  ***
  Бессонов лётчикам Рябченко не понравился сразу. Кто он такой? Ходит, высоко подняв голову, как шпагу проглотил. Прилетел на размалёванном Яке, от звёздочек в глазах рябит, на шее платок, ведёт себя особняком, вечерние посиделки проигнорировал. Последняя капля была, когда в столовую, где они завтракали, Бессонов зашёл последним и их любимец Ряба встал, чтобы поприветствовать этого пижона. Лейтенант Кучеров, неугомонный задира полка, наклонился к младшему лейтенанту Меладзе:
  - Буду не я, если не умою этого фраера...
  - Э-э-э-э... Зачэм сразу фраер?
  - Смотри, он яичницу ножом режет... Интеллигента изображает... Я ему...
  - Ну-ну... Языком молоть, Куч, не мешки ворочать, - поддел ещё один из сотрапезников, старшой Горохов.
  - Смотри!
  Лейтенант допил чай, встал и пошёл к столу, за которым сидели два командира полка.
  - Товарищ командир, - обратился лейтенант к Рябченко, - у нас сегодня полёты будут?
  Майор дожевал то, что было во рту, проглотил и спокойно сказал:
  - Будут, а что?
  - А товарищ, не вижу звания под комбезом, не согласится на воздушный бой со мной?
   Лейтенант улыбался и свысока смотрел на сидящего Беса так, словно он этот бой уже выиграл за явным преимуществом. Павел, до этого даже не удостоивший лётчика взглядом, положил на тарелку вилку и нож, вытер салфеткой губы и встал. Имея преимущество в полголовы, уже он смотрел на лейтенанта сверху вниз. За соседним столом воцарилась не свойственная во время приёма пищи тишина.
  - Гвардии полковник Бессонов, к вашим услугам, сударь. Только два условия: поставить на мой самолёт фотопулемёт, - взгляд на Рябченко.
  - Сделаем...
  - И второе: кроме товарища лейтенанта, прошу выставить ещё пару лучших лётчиков.
  - По очереди? - уточнил майор.
  - Нет, сразу...
  - У нас нет столько фотопулемётов...
   Ответ Бессонова заставил столовую вздрогнуть:
  - Зачем, они будут работать по-боевому. Вся ответственность на мне. Соответствующую бумагу подпишу.
  - Пал Григорьевич, так не пойдёт...
  - Тогда решайте сами, как. Можно организовать объективный контроль с земли..., - только теперь Бессонов повернулся к Кучерову. - Итак, товарищ лейтенант, я буду ждать вас и ваших товарищей в 11.00. Теперь позвольте мне завершить завтрак.
  - Да, конечно... Извините...
   За лейтенантским столом Куча встретили приглушенными смешками:
  - Умыл так умыл фраера! Ха-ха-ха...
  До этого молчавший командир первой эскадрильи капитан Трегубов сказал:
  - Что-то мне подсказывает, что этот полковник не мальчик для битья. И смотрел он на Куча скорее с жалостью, чем со страхом...
  И чуйка опытного истребителя Трегубова не подвела. Это был не бой, не воздушный бой. Это было показательное избиение. Мало того, что "Киттихаук" в маневренном бою во многих параметрах уступал Яку, так и пилоты были явно разных весовых категорий. Бес закрутил такую круговерть в воздухе, поочерёдно вылетая в хвост своим противникам, что они не то, что не могли в него прицелиться, а по много раз просто теряли его из виду.
  - Как щенков, - держа открытую ладонь на лбу, проговорил Трегубов.
  - Тявкнувших на матёрого волка! - согласился Рябченко.
   Его лучшие пилоты ещё соображали, что в этой ситуации можно сделать, как услышали в эфире:
  - Я - Бес, работу закончил. Разрешите посадку.
   И без фото контроля на земле и в воздухе всем было всё понятно. Когда же проверили плёнку, оказалось, что каждый из трёх противников был сбит не раз, а трижды!!! За пять минут!!!
  - Ну что, умыл, Куч, полковника?! - казалось, Трегубов сейчас зарядит пенделя своему подчинённому. - Иди, засранец, извиняйся.
  - У него не самолёт, а зверь... Что там за мотор?
  - Ты, дурак, так ничего и не понял... Теперь девочкам на танцах в летнем саду можешь сказать, что ты лётчик, а здесь даже передо мной - не смей. Щегол - твоё звание. А Бес - ас, каких и я не видел. Я сказал, иди, проси прощения!!!
  Однако подошедший майор Рябченко объявил построение. Сам пошёл к Бессонову, который о чём-то толковал с механиком.
  - Павел Григорьевич, не хотите сделать разбор полёту?
  - Вы и сами всё видели... Мои слова ваши подчинённые могут воспринять неправильно, ибо критику легче воспринимать от своего начальства...
  - Прошу вас, сделайте одолжение.
  - Добро. Пошли.
  Офицеры выстроились в одну шеренгу, прозвучала команда "Смирно!", и Трегубов вместо своего командира полка доложил Бессонову:
  - Товарищ полковник, эскадрилья для разбора полёта построена!
  - Вольно! - дал команду Бес. Внимательно посмотрел в глаза чужих лётчиков и увидел, как сильно изменились их взгляды. - Попрошу трёх моих противников выйти из строя.
   И пошёл разговор высоких профессионалов. На только им понятном сленге. От общего к частному. Как? Почему? Каким образом? Была ли общая стратегия? Ошибки каждого. Что делать в подобной ситуации? Как слабости превратить в достоинства? Какие общие характерные недочёты? И, наконец, над чем и как необходимо поработать.
   Сказать, что слушали внимательно, ничего не сказать. Пилоты смотрели в рот, ловили и принимали за аксиому каждое слово. И оказалось, не одни они. Чуть в сторонке, но так, чтобы было слышно, стояла небольшая группа иранских лётчиков, среди которых выделялся высокий красавец, к которому остальные относились с показным почтением, а переводчик буквально на ухо переводил.
  - Вопросы? - традиционно закончил разбор Бессонов.
   По строю прокатился лёгкий ропот и из него буквально вытолкнули лейтенанта Кучерова. Тот, сначала глядел себе под ноги, потом поднял глаза на Павла.
  - Товарищ полковник, я перед лицом своих товарищей хотел извиниться. Был неправ...
  - Проехали, Куч. Мне будет приятно, если хоть что-то из сегодня увиденного вы возьмёте на вооружение.
   Когда строй рухнул, многие лётчики подходили не столько, чтобы задать вопрос, сколько выразить восхищение. Окончательно стало понятно их отношение, когда вечером все без команды вставанием приветствовали пришедшего на ужин Беса.
  ***
   На третий день среди советских лётчиков прошёл слух, что недалеко от аэродромных казарм, где их разместили, находится гостиница, в которой квартировали американцы с англичанами. Чёрт бы с ними, но при этой гостинице, оказалось, был очень приличный ресторан. Разведка в лице Кучерова доложила, что там не только неплохо кормят, но и наливают. Это было слишком! Совсем наглость потеряли! Как второй фронт открыть, так ни хрена не могут, а в ресторан тут как тут!
   Ядро из самых дерзких решило вечером провести разведку боем. Мало ли о чём инструктировал майор Пухов, заместитель Чернова. Гулять на свежем воздухе никто не запрещал. Ну, гуляли... ну, зашли посмотреть...
   Однако Рябченко был бы плохим командиром, если бы по выражению морды лица своих подчинённых не понял, что те что-то затевают. Раскололись на раз. Запрещать - себя не уважать. Да, по большому счёту, и бесполезно. Решил возглавить. Потом подумал: "Не пригласить ли Беса!"
  - Стесняюсь спросить, ваши орлы ценники видели? - ответил тот, услышав приглашение.
  - Ничего не сказали...
  - Я и без них знаю, что кроме чая с лепёшкой, мы вряд ли что потянем.
  - Основное с собой возьмём, - предложил Ряба. - Перельём в местные бутылки из-под воды...
  - Тогда - другое дело. - Дал согласие Бессонов. В нём, как в молодости загорелся азарт и жажда приключений. - Время и форма одежды?
   После ужина, где заговорщики для вида поковыряли вилкой в тарелке и выпили залпом чай, мимо казармы побрели, как бы гуляя, в сторону вожделенного заведения. В ресторане у бара дым стоял коромыслом, в основном молодые лётчики. Бочком прошли в зал и заняли стол в углу. Незамеченными проскочить не удалось, ибо американцы как дети не любят скрывать эмоций и приветствовали советских асов дружным гвалтом. Не прошло и минуты, как стол был уставлен стаканами с виски и кружками с пивом. С языком у наших было не очень, поэтому ограничились отдельными репликами и международными жестами, похлопыванием по плечу и оттопыриванием большого пальца:
  - Рус, вел кам! Рус - экселент! Рус - фантастик!
  - Сеньку... Сеньку...
   Как ввалились угощальщики, так и дружно ретировались обратно в бар.
  - А мужики-то вроде ничего, можно обойтись и без мордобоя, - оценил стол Кучеров.
   Бессонов по привычке сел, чтобы можно было контролировать вход, окинул взглядом зал. Почти все столики были заняты. В основном гражданские и несколько старших офицеров. Среди них и женщины, некоторые тоже в форме. Перед столиком уже стоял в почтительном полупоклоне официант, держа в руке кожаную папку с меню.
  - Ду ю спик инглиш? - спросил Павел.
  - Ес, сэр, - ответил иранский гарсон и протянул меню.
  - Файв минутс...
  Официант испарился. Цены в меню были в фунтах и долларах.
  - Почем нынче доллар?
  - Пять рублей тридцать копеек, - с готовностью подсказал Кучеров.
  - Только вот берут ли они рубли? - выразил сомнение Бессонов.
  - Куда они денутся? - уверенно заявил Рябченко. - Гуляем! Предлагаю для начала попробовать эту гадость в стаканах... За победу!
  Встали, чокнулись, выпили. Хотелось зажевать, но пока было нечем. Запили пивом. В этот момент Павел поймал на себе взгляд американского полковника за столиком из дальнего угла. Что-то очень знакомое было в его лице. Не может быть! Неужели Сергей?! Внимательней разглядеть не удалось, его загородил официант. Через минуту этот официант уже ставил на стол русских лётчиков литровую бутылку "Chivas Regal" двенадцатилетней выдержки. За столом радостно загалдели:
  - С таким подходом зря переливанием занимались...
  - Кстати, дайте-ка мне нашу бутылочку, - попросил Бессонов. Взял у официанта поднос, поставил бутылку на него и отправился к столику полковника. Причём сделал небольшой крюк, чтобы зайти ему со спины. Подошёл вплотную и громко сказал: - Гусары предпочитают водку с малиновым вареньем, не так ли, Серж?!
  Полковник порывисто встал, на мгновение замер и сгрёб Павла в объятиях.
  - Брат... Живой... Помнишь, как я учил тебя водку пить...
   Павел прошептал, так чтобы слышал только Сергей:
  - Такое разве забудешь... Только, Серж, я сам представлюсь...
  Наконец они повернулись лицом к столу, за которым сидел гражданский и две девушки в форме. В глазах у всех немой вопрос. Павел прочёл его и сказал по-английски:
  - Господа, позвольте представиться, полковник Бессонов Павел Григорьевич.
  Теперь вопрос возник в глазах у Сергея. Но только на мгновение. Наклонился и прошептал:
  - Спасибо, имя-отчество оставил.
  - Так надо, - так же тихо ответил Павел.
   Вальяжно заговорил гражданский:
  - Серж, не тот ли это Павел, о котором вы мне рассказывали?
  - И да, и нет... Расшифрую позже. Прошу прощения у дам, мы не виделись с братом двадцать семь лет, позвольте нам уединиться за тем столиком.
  - Фи... Нам тоже интересно послушать... Мы никогда не говорили с русскими лётчиками...
   Сергей кокетничал с девушками, но разрешения ждал от Донована. Тот чуть заметно кивнул, и братья отправились к свободному столику. На полпути Сергей обернулся к девушкам:
  - А русские лётчики - вон они. Подходите, знакомьтесь. Гарантирую, не кусаются... А для смелости попробуйте воду, которой они запивают виски... - потом повернулся к Павлу: - А пойдём, брат, лучше ко мне в номер, здесь нам спокойно поговорить не дадут.
   Так и сделали. По дороге Сергей наказал официанту, чтобы русских лётчиков угостил как следует, а счёт представил ему в номер.
  Это была самая короткая ночь для обоих. Лавина воспоминаний, вопросов, радостных восклицаний и тяжёлых вздохов... На жизнь каждого таких ночей нужно минимум три... За окном начало сереть, когда в дверь тихо постучали. Вошла одна из двух девушек, сидевших вечером за столом. Оба полковника встали. Она была перепоясана портупеей, предельно суха и деловита:
  - Сэр, вылет через час. Машина внизу через пятнадцать минут. Позвольте забрать ваши вещи?
  - Да, конечно... - казалось, Сергей растерян. Он совершенно потерял счёт времени и предстоящих задач.
   Когда дверь закрылась, Павел ехидно улыбнулся:
  - Узнаю брата Сержа! Старый ты ловелас! Похоже, милый сержант планировала разделить этот номер с тобой.
  - Вот учи таких после этого! Она может мечтать о чём угодно, решать и определять - это привилегия мужчин!
   Павел о чём-то вспомнил, точнее, представил и сказал:
  - Александре моей скажешь...
  - Обязательно... - очень легкомысленно согласился Сергей. - Когда?
  - После победы.
  - Где?
  - Какая разница! Нью-Йорк, Париж, Женева, Москва...
  - Ты прав, брат. Сначала надо победить... и остаться живыми.
   Обнялись на прощание.
  - Береги себя! - было пожелание Павла.
   Очень скупой на эмоции и чуждый всякой театральности, Сергей взял брата за две руки и пристально посмотрел в глаза:
  - Хочу, чтобы ты знал: здесь и сейчас в американской форме я воюю, чтобы помочь России.
   Павел спустился в холл. На креслах дремали два лётчика. Чутко дремали, ибо Кучеров вскочил сразу, как Бессонов подошёл к ним.
  - Вы чего здесь?
   Вместо ответа лейтенант задал свой вопрос:
  - У вас всё в порядке?
  - А что со мной может случиться?
  - Не знаю, но у нас закон: сколько пришло в ресторан, столько должно и вернуться. Ряба, извините, майор Рябченко приказал без вас не возвращаться...
   Вышли на свежий воздух. Вздохнули полной грудью и направились в казарму. "Наверное, командир боялся, что я один не дойду", - подумал Бес, но спросил другое.
  - Как у вас прошло?
  - Это что-то! Чего только не попробовали! Сначала думали: лопнем. Потом, что без штанов уйдём. Собрали все деньги и ждём приговор, а официант заладил: "Ол райт! Ол райт!" и ни копейки не взял даже на чай. Чудные они какие-то...
  - Девушки не подходили?
  - Какое! Зыркали издалека. Я попытался пригласить одну, она в стул уцепилась и "Сори! Сори!" Ну, я не стал нарываться на международный скандал... Да и музыка у них, сами слышали...
   Павел шёл и практически не слушал. У него был один из лучших дней жизни. Он всегда любил старшего брата и гордился им. Бессознательно... Сегодня он получил подтверждение аксиоме, которая не требовала доказательств.
   Так получилось, что последний раз с братом виделись на фронте летом 1916 года. Через неделю Павла сбили, и он попал в Детское Село, а Сергей тяжело заболел и с подозрением на туберкулёз был отправлен на лечение в Крым. Там красавец корнет встретил Екатерину Юрьевскую, морганатическую дочь царя Александра II. Она была старше и с детьми, но это не помешало бурному роману и женитьбе. А дальше... Дальше было страшно. Всякая революция выплёскивает наверх самые низкие и подлые человеческие черты, какими бы благими целями и прогрессивными лозунгами она ни прикрывалась. В эту была объявлена охота на "белую кость" и "золотые погоны". На пороге дома, где жила молодая чета, был застрелен их друг. Он шёл к ним в гости, он был в форме... На следующий день князь с женой и детьми спрятался в татарском селе. Через неделю загримированный и под чужим именем сквозь банды мародёров, дезертиров и просто бандитов, многочисленные разноцветные заградительные отряды Сергей Платонович Оболенский начал прорываться из Крыма в Москву. Господи, как всё это было знакомо Павлу!
   А дальше? Дальше был выбор: в белую гвардию или спасать семью. Выбрал второе. И спас. Устроился на работу в торгпредство - пять языков чего-то стоили! Потом с делегацией в Киев на переговоры с немцами. Там рулил его бывший командир полка, когда-то полковник, а теперь гетман Скоропадский. Он-то и помог вырваться в Европу.
   Эпопея выживания в Европе достойна отдельного описания. Сергей лишь вскользь заметил, что "иногда было очень тяжело". В переводе с его лексикона - так тяжело, что пуля в лоб, казалась простым и безболезненным выходом из положения. Удержала опять же забота о семье. Парадокс: когда стало полегче, развелись...
  Потом Америка. Вторая женитьба на Аве Астор, дочери магната Джона Джекоба Астора IV, погибшего на "Титанике". Павел был удивлён, с каким восторгом Сергей отзывался о своём тесте. Давно покойном, кстати. Предприниматель, талантливый писатель-фантаст, автогонщик... Но восхищало брата прежде всего благородство. Будучи самым богатым пассажиром на "Титанике", Джон Астор посадил в спасательный шлюп жену и двух служанок, а сам остался на борту обречённого корабля и погиб. Этот брак принес Сергею двоих детей, миллионное состояние и гостиничный бизнес. Интересно, что после развода Сергей Оболенский продолжил руководить недвижимостью Асторов.
  - Мужа второго Ава себе найдёт, а где мне найти такого второго управляющего, - заявил брат Авы Винсент и не позволил Сергею уйти из семейного бизнеса.
  Так и доработал до войны. Павел не удержался и спросил:
  - Ну чего тебе не сиделось за океаном?
  - Того же, что и тебе не сиделось в Марселе, - был вполне ожидаемый ответ.
  - Удовлетворён? - наседал Бес.
  - Вполне. Новые места, новые впечатления. Недавно на Сардинии побывал.
  И как о лёгкой прогулке Серж поведал о недавнем ночном десантировании на итальянский остров. Опять, по его словам, прыгал не в самое логово противника, а так, почти как к друзьям на пикник. Какая природа, какое вино, какие добрые гостеприимные люди! Обзавидуешься...
   Вдруг мысль пришла в голову, почему ни Сергей, ни он сам не спросили друг друга, что делаешь здесь? Ведь вопрос так и просился соскочить с языка! Потом понял: чтобы не подставить друг друга. Стареем, становимся предусмотрительными.
  Незаметно лётчики дошли до казармы.
  - Мы пойдём? - прервал размышления Беса так и не отошедший ото сна Кучеров.
  - Конечно. Я тоже, пожалуй, пару часиков посплю.
  На этом легкомысленные военлёты посчитали, что их приключение благополучно завершилось. А зря...
  ***
   Этим же утром на столе у Чернова лежала докладная записка, подписанная его заместителем Пуховым. Более того, к ней была прилажена фотография, где на фоне Донована Бессонов обнимался с американским полковником. Вывод потрясал: "Зафиксирован контакт полковника Бессонова, командира энского гвардейского истребительного авиационного полка, с представителем американских сил специальных операций. Необходим арест и проведение оперативных следственных мероприятий".
  - Пухов, твою мать! Сталин каждый день контачит с Рузвельтом и Черчиллем и что?
  - То Сталин... А они на всю ночь закрылись в 34 номере...
  - Они, это кто?
  - Так Бессонов и американец.
  - Американец кто?
  - Полковник...
  - А дальше?
  - Больше в журнале в гостинице ничего не записано. Просто "полковник".
  - Пухов, устал тебе втолковывать прописные истины. Идёт конференция трёх великих держав. Только безопасность каждого из руководителей обеспечивают тысячи сотрудников. Они могу и, скажу тебе больше, должны контачить, иначе перестреляют на хрен друг друга. Это понятно?
  - Так точно!
  - Второе, ну не встречаются агенты в ресторане, обнимаясь и целуя друг друга в дёсны!
  - Они не целовались...
  - Слава богу! Узнай всё про американца, потом доложишь.
  - Есть!
  Чернов склонился к другим бумагам. Когда поднял голову, Пухов всё ещё стоял.
  - Что ещё?
  - Они улетели.
  - Кто?
  - Донован, этот полковник и ещё несколько офицеров и сержантов.
   Чернов встал. Пухов был его крест. Сам когда-то выдвинул исполнительного лейтенанта, из тех, что лоб разобьют, только прикажи... Но сложить факты, сопоставить и сделать правильные выводы - это был не его конёк. Как и работа с агентурой.
  - Горе ты моё, теперь не у кого спросить? Да? Иди, я сам. Разберись лучше с лётчиками, каким ветром их в ресторан занесло. Только чисто профилактически, без шовинизма. Понял?
  - Так точно.
  Когда дверь за подчинённым закрылась, Чернов поднял трубку телефона и набрал номер. Хорошо, что Пухов не слышал его разговора. Хотя фарси тоже был не его конёк.
  - Солнышко, как спалось... Не мог, извини, сама понимаешь... Обязательно, зайчик... Кто у тебя ночевал в 34-ом... Странная фамилия для американца... Спасибо... Целую...
   "Так, Оболенский Сергей Платонович... Что-то знакомое... В разработках не числится... Бело эмигрантское движение... Не то... Вспомнил, был в сводке по высадке американцев на Сардинию... Понятно, почему с Донованом... Можно предположить, почему здесь... К Бессонову, каким боком? Так, пора на утреннюю летучку в посольстве. Может, доложить от греха?" - размышлял Чернов. Догадка была где-то рядом, но не доставало звена.
  За окном взвизгнули тормоза. Выглянул в окно. Приехали два "виллиса". Из одного в стёганой фуфайке и с ППШ на ремне выскочил Тормунов. "На гонца и зверь бежит", - подумал Чернов. В дверь тактично постучали.
  - Заходи, Василий Иванович!
  - Доброе утро, Юрий Петрович. Как ночевали?
   Полковник протянул руку.
  - Я-то нормально, а ваш подопечный якшался с американцами, - заглядывая в глаза ответил Чернов.
  - Где? - не скрыл удивление смершевец.
  - В ресторане.
  - Опять! Он никого там не пристрелил?
  - Обошлось, слава богу!
  - Тогда порядок! - с облегчением выдохнул Василий. - Я, кстати, за ним... Заехал вам спасибо сказать. Полицейский полковник, правда, дуется, что рано поднял, а водила - красавец!
   Чернов решил взять быка за рога.
  - Тогда давай, Василий Иванович, сразу рассчитаемся.
  - Говорите.
  - Что общего между Бессоновым и американским полковником Оболенским Сергеем Платоновичем?
  - Чей интерес?
  - Исключительно мой.
  Тормунов задумался. Потом сказал, как отрубил:
  - Тогда, Юрий Петрович, только для вас: они братья. Больше ни слова!
  - Твою мать! Ну Пухов!!!
  С этими словами Чернов взял со стола бумагу и порвал её на мелкие кусочки.
  ***
  Чернов слово сдержал. По только ему ведомым каналам вычислил бека, заправлявшего контрабандой в районе, указанном Павлом. Обеспечил транспортом и сопровождением. Долгая, унылая и пыльная дорога наконец привела в утопающий в зелени кишлак, а там упёрлась в высокий дувал, глухие ворота... Тормунов посмотрел сначала на молодого водителя, которого отдельно рекомендовал полковник Чернов, потом на Павла. Тот пожал плечами:
  - Была ночь, когда меня привезли...
  - Дом главаря местных контрабандистов, - заговорил Геворк, так звали водителя - молодого красавца, о котором советский оперуполномоченный сказал как о незаменимом, инициативном и очень перспективном сотруднике. - Без Бабура мухи не летают через границу в этом районе. А уж о желающем перебраться на ту сторону он знает до того, как тот сам только подумал об этом.
  - Ну и переправил бы... Я же заплатил...
  - Здесь, Павел Григорьевич так дела не делаются, - водитель, по сути юноша, втолковывал Бесу, как маленькому. - Вы были один, с разбитой физиономией, при деньгах и никто, как я понял, за вас слово не сказал. К тому же - гяур! Другими словами, вы - и есть тот самый никто! Почти как кошелёк, валяющийся на дороге. Не подобрать такой - себя не уважать.
  - Хорошо, ограбил... Зачем яма?! Зачем цепь?!
  - Аллах ему велит попытаться наставить неверного на путь истинной веры. Вот он и старался, как мог...
  - Выходит, мне остаётся сказать ему спасибо...
  - Не обязательно, но требовать с него сатисфакции бесполезно. Пошли, что ли?
  - Пал Григорьевич, стесняюсь спросить, вы, когда узнаете, сразу стрелять будете? - неожиданно задал вопрос Бессонову Тормунов.
  - Это вы к чему, Василий?
  - Просто хочу предупредить: не пачкайтесь. Не в подвальчике "У кота". К тому же мы здесь почти официально. Ваше дело опознать...
   Первым пошёл местный полицейский. Его тоже через иранских коллег приставил к группе Чернов. Грузный, с большим животом, он не скрывал недовольства, что его отвлекли от важных дел и заставили трястись сюда, в забытый аллахом кишлак. Достал огромный кольт и постучал рукояткой в калитку. Отреагировал только сторожевой алабай. Его лай показался Павлу знакомым. Никто не открыл, зато с двух сторон из-за дувала синхронно вышли колоритные личности в старых поношенных красных халатах поверх пиджаков, войлочных колпаках и с винтовками в руках. Типичные сарбазы*. Бессонов с Тормуновым почти инстинктивно оказались спиной к спине. Если Бес только коснулся мизинцем полы куртки, чтобы освободить путь к кобуре, то Василий уже держал в руках ППШ.
  - Салам алейкум, - широко улыбаясь, громко сказал Геворк, демонстрируя охране свои чистые ладони.
   Этот парень всё больше нравился Павлу. Полицейский не был настроен столь миролюбиво, глянул на прибывших с заметным презрением и что-то гаркнул на фарси. Те моментально согнулись в три погибели, на полусогнутых подбежали к нему и попытались прикоснуться губами к руке. Один из них что-то крикнул, калитка распахнулась, и в нос Павла ударил незабываемый запах. Он помнил его... и будет помнить до смерти. Полынь, дым, навоз, шерсть, жареная снедь, пряности и ещё бог знает что, но этот букет запахов он больше не встречал никогда и нигде. На пороге дома появился хозяин... Это был именно он. Теперь Бессонов не сомневался. У того ни страха, ни паники, скорее лёгкая растерянность и удивление - чем обязан такому вторжению? Бес натянул козырёк фуражки на самый нос.
  - Да пребудет с вами мир! - громко сказал хозяин, делая приглашающий жест.
  - Да пребудет с тобой, Бабур ага, мир и милость Аллаха и его благословение! - вежливо сказал Геворк.
  Полицейский молчал, сопел и прожигал хозяина ненавидящим взглядом. "Ой, не первый раз они видят друг друга", - подумал Бес. Похоже, такое же мнение сложилось и у Тормунова. Они не ошиблись. Бобур Сайед - местный бек, негласный хозяин кишлака и всех его обитателей - всё же не был ни папой римским, ни Пророком Мухаммедом, поэтому имел своё земное начальство в Тегеране, которое контролировало, прикрывало его старинный промысел и регулярно получало свою далеко не малую долю с его бизнеса. Сопровождавший группу полицейский по воле случая неоднократно приезжал сюда с инспекцией. Но злость его была не напускной. Контрабанда - да, сколько угодно, пограничная стража в помощь, но грабёж и захват клиентов был за рамками договорённостей. Думал, в Тегеране не узнают! Не будь рядом этих гяуров, он просто взял бы палку и отвёл бы душу по зарвавшемуся холаму (рабу - перс.) от всей души.
   Во дворе кожей ощущалось напряжение, которое в любую секунду могло перерасти во что угодно. Гости замерли недалеко от калитки и с места не тронулись. Наступил момент водораздела, и по какому руслу пойдёт дальше встреча, должен решить Павел.
  - Проходите в дом, гости дорогие, - пригласил хозяин и обвёл всех прибывших внимательным взглядом. На полицейского смотрел униженно и подобострастно. Не знает, почему, но раз он здесь, значит, в чём-то виноват. На Геворка с чувством нескрываемого превосходства. Молодой, молоко на губах не обсохло, а лезет в разговор уважаемых людей! С интересом на Тормунова и его автомат. Этот опасен, увидел, как тот боковым зрением контролирует сарбазов...
   Вслед за другими его взгляд остановился на военном в русской лётной форме. Бес снял фуражку и посмотрел главарю контрабандистов прямо в глаза.
  - Ты, Бобур, уже принимал меня в этом доме, помнишь? Геворк, переведи...
  - Он понимает...
  Глаза хозяина наполнились сначала удивлением, потом животным страхом. Он всё понял... Они здесь из-за этого русского! И пришли они убивать.
  - Он? - спросил Тормунов.
  - Я его с закрытыми глазами только по запаху бы узнал. Только ещё больше подобрел за полтора года.
   Василий повернулся к охранникам, всё ещё мнущимся у ворот, передёрнул затвор и гаркнул:
  - Винтовки на землю! Быстро!!! А теперь вон за ворота!
   Те исполнили так стремительно, словно всю жизнь тренировались. Пока Бессонов глядел, как за ними захлопнулась калитка, сопровождающий полицейский проявил несвойственную его комплекции прыть, схватил Бобура Сайеда за грудки и повалил на колени. Похоже он тоже понимал по-русски, но сказал опять на фарси:
  - Молись, шакал... Ты презрел наказ шаха?
   Неожиданно из хлева с ведёрком, дымящимся парным молоком, появилась девушка. Лицо открыто - она же во дворе своего дома! Буквально скользнула взглядом по гостям. Чуть больше задержалась на лице Павла. В считанные мгновения в них можно было прочитать удивление и радость. По этикету не стоило смотреть на неё, но Бес и особенно Геворк не смогли оторвать взгляды. Первый тихо надеялся, что во дворе своего мучителя встретит и спасительницу и ему это, кажется, удалось. Очень опрометчиво не смог скрыть радость. Второй же остолбенел от её глаз. Она же, буквально скользнув над землёй, скрылась за массивными дверьми дома. Во дворе словно ангел махнул крылом. Есть на Кавказе традиция: когда готовые совершить смертоубийство горячие парни хватаются за кинжалы, только женщина, прошедшая между ними, способна остановить кровопролитие. Так случилось и в этот раз. Куда-то испарилось оружие, повисла напряжённая тишина.
  - Она прекрасна, как утренняя заря, - тихо, с нескрываемым с восхищением сказал Геворк.
   Бес внимательно посмотрел на парня, подошёл к полицейскому, всё ещё склонившемуся над хозяином, держа его за загривок, положил руку на плечо и тихо произнёс:
   - Уберите оружие. Поднимите его.
   Бобур встал, но не смел выпрямиться и поднять глаза. Однако понял, кто здесь главный. До него дошло, что судьба его в руках этого русского лётчика, в котором он узнал своего недавнего раба. Того самого, о скорой и неминуемой смерти которого доложили его работники и кого он велел выкинуть со двора... Значит, не умер...
  - Когда ты, Бобур, держал меня на цепи, как пса, и морил голодом, я часто представлял, как выберусь и порву тебя на куски голыми руками... Хорошо меня понимаешь?
   Сайед ещё ниже склонил голову.
  - А сегодня, когда представилась такая возможность, не могу... - Хозяин попытался схватить и поцеловать Бесу руки, но он отстранился. - Я не бай. Я русский офицер - поверженных не добиваю. Молись на свою дочь. Как её зовут?
  - Гоар...
   Полицейский, который, казалось, безучастно наблюдал за происходящим, неожиданно взял Бессонова за локоть и отвёл в сторону. С трудом подбирая слова, медленно заговорил на русском:
  - Господин полковник, мой шах, да продлит Аллах его годы, сейчас во дворце принимает высокого гостя его превосходительство господина Сталина. Вы прибыли в его свите, и любое ваше желание для нас закон. Вы не обязаны знать шариатские законы и нормы приличия, и я указываю вам на ошибку только для того, чтобы вы понимали, какой угрозе подвергли девушку.
  - Не понимаю, вы о чём?
  - Без веской причины не мусульманину спрашивать у отца имя дочери не просто бестактность, которая затрагивает честь семьи...
  - Мне извиниться?
  - Поздно. Он будет лебезить и улыбаться, а когда вы уедете зарежет её.
  - Как?!
  - Очень просто - ножом... Как режут бракованный скот.
  - За что?
  - Хотя Иран - светское государство, здесь в глубинке ещё живы и действуют почти дикие законы. Незамужняя девушка не только позволила посмотреть на своё лицо, но и сама неприлично долго задержала взгляд на чужом мужчине. Прилюдно. Можно было сделать вид, что никто ничего не заметил. Вы своим вопросом не позволили это сделать.
  - Тогда я сам его зарежу.
  - Вы можете забрать её себе.
  - Как? Зачем?
  - Вам не нужна молодая, красивая, согласная на любые услуги служанка?
  - Спасибо, увольте.
  - На всё воля Аллаха! Хотя вы тоже заметили, как посмотрел на неё наш водитель?
  - И что?
  - Думайте сами... Захотите купить, украсть или сосватать, я помогу.
  - Как там комдив говаривал: "Интересно девки пляшут!" А где, кстати, Геворк?
   Как всегда, неожиданно появился Тормунов.
  - Пока вы тут кидались тапками на хозяина, а потом втихаря любезничали, он сквозанул в дверь, куда вошла девушка. Пал Григорьевич, я склонен верить нашему другу. Плохо знаю местные традиции, но разбираюсь в физиономистке. То, что зарежет, у него на лбу было напечатано заглавными буквами.
   В следующую секунду оторопели все. Дверь распахнулась и в её проёме, держась за руки, стояли двое. На их лицах было написано всё: решимость, надежда и любовь.
  - Бабур ага, я Геворк Асатрян, у меня нет отца и матери... И братьев тоже нет... Поэтому сам набрался смелости просить руки твоей дочери...
   Образовалась почти мхатовская пауза, которую решительно нарушил Бессонов.
  - Почему же братьев нет. Кровных нет. Готов быть твоим названым старшим братом и прошу как за брата: благослови, Бобур, молодых и будем на этом считать, что мы квиты.
   Неожиданно подошла поддержка и от полицейского.
  - И я присоединяюсь к просьбе господина полковника. Сегодня он, Бобур, гость шаха. Отказать ему в просьбе - отказать Аллаху.
   Бобур Сайед несколько минут назад прощался с жизнью, а теперь к нему обращаются со всем уважением такие люди! Он не только сохранил лицо и жизнь, но может извлечь из сегодняшних событий немалую выгоду. Было видно, как он на глазах буквально преобразился, преисполнился важности момента, высоко поднял голову, обвёл всех значимым взглядом и протянул молодым руки.
  - Гоар - дочь моего погибшего армянского друга. Он был христианин, но я благословляю вас, дети мои, именем Аллаха. Будьте счастливы, - Сайед был само достоинство.
  - Магриё (предсвадебный золотой подарок жениха невесте) с меня, - важно сказал полицейский и впервые за этот день улыбнулся.
  - Почему же? Я сам... - попытался возразить Геворк.
  - Тебе, уважаемый, всю жизнь предстоит доказывать, что выбор твоей прекрасной невесты был верным. А такую малость как магриё позволь мне. И закончим об этом... Мы, Бобур-ага, уезжаем... Гоар с нами...
  - Милостью Аллаха прошу не унижать мой дом. В знак примирения прошу разделить со мной за столом, что послал Всевышний... Нам с господином офицером, как старшим братом жениха, необходимо обсудить некоторые вопросы...
  - Если вы, Бабур-ага, о свадьбе и приданном, можете не беспокоиться, - первый раз Геворк, кажется, проявил бестактность. Наступил действительно момент, когда говорить должны старшие.
  - Мы принимаем приглашение, - сказал Павел. - Пока попьём чай и поговорим, пусть женщины соберут Гоар. Где можно руки помыть?
   Неожиданно в ворота довольно требовательно постучали...
  Ближе всех к калитке оказался Тормунов, он и поднял засов. Спиной вперёд во двор в рванине дервиша ввалился какой-то оборванец! На него с кривыми короткими ножами наступали выгнанные со двора сарбазы. Увидев наведённый на них автомат, замерли в нерешительности. Оборванец тоже повернулся и снял с головы грязную чалму. Тормунов вглядывался в незнакомца и наконец узнал - Ажбашев! По лицу было видно, сколько восклицаний и эмоций он подавил в себе в этот момент, но не сказал ни слова. Схватил за шкирятник и развернул лицом к дувалу. Тот рефлекторно упёрся руками, но Тормунов пинками отодвинул ему ноги от стены и раздвинул гораздо шире плеч. Шаря одной рукой по корпусу, по рукам и ногам, приблизился вплотную и прошептал:
  - Чего тебе тут надо?
  - Большой прыжок, - так же шёпотом ответил оборванец.
  - Ты один?
  - Да. Остальные семеро убиты...
   Тормунов отстранился и громко сказал:
  - Он чист!
  Бессонов, стоявший под навесом рядом с хозяином, тоже открыл рот от удивления, но готовое сорваться восклицание застряло в горле. Раз Василий "не узнал", надо помолчать. Наконец не выдержал хозяин:
  - Что привело тебя - незнакомец - в мой дом?
  Откуда-то из глубины лохмотий Ажбашев достал буквально клочок бумаги и протянул Бобуру. Тот изменился в лице, но совладал с эмоциями и спросил:
  - Что это?
  - Просили передать... Просили передать, - несколько раз по-персидски повторил Ажбашев.
  - Кто просил?
  - Просили передать... Просили передать... - видать его познания в персидском на этом и ограничились.
   Бобур под прицелом очень недоброго взгляда полицейского крикнул:
  - Эй, люди! Посадите этого оборванца в яму! У меня слишком важные и дорогие гости, чтобы тратить время на разговоры с нищими...
   Двое сарбазов взяли Ажбашева за руки и увели со двора. Тормунов как бы из любопытства проследовал за ними. Оборванца действительно толкнули в яму и накрыли сверху массивной деревянной решёткой. Когда решётку закрыли на ключ, Василий, словно желая проверить замок, наклонился и несколько раз дёрнул. При этом одними губами спросил:
  - Что за листок?
  - Пропуск через границу на случай провала...
  - Понял... Посиди пока тихо...
  Вернулся во двор. Стал свидетелем второй части Марлезонского балета, когда полицейский чин вновь предпринял попытку порвать хозяина, как попугай газету. Он подошёл вплотную и осыпал вопросами:
  - Кто это? Что ему надо? От кого записка?
  Полицейский полковник шипел на фарси, но Геворк вполголоса переводил Бессонову. Тот и вмешался:
  - Господин полковник, предлагаю перенести разбор полётов. Давайте завершим вопрос сватовства, а нежданного гостя, с разрешения хозяина, заберём с собой...
  - Видит Аллах, вы правы. Сами получим ответы на все вопросы.
  ***
  Унылую дорогу Бессонов решил скрасить разговором с полицейским. Оказалось, что тот почти свободно говорил по-немецки, поэтому помощь Геворка не потребовалась. Тем более, что он, казалось, меньше смотрел на дорогу, чем на прекрасную Гоар, которая, светясь от счастья, ехала на переднем сиденье.
  - Господин полковник, расскажите про вашу страну?
  - Что вас интересует?
  - У Персии тысячелетняя история и вдруг неожиданно новое название - Иран.
  - Мне приятно, что дорогой гость интересуется историей моей родины. Но есть вопросы, ответы на которые требуют более глубокого погружения.
  - Мы разве торопимся?
  - Тогда небольшой вопрос вам: вы знаете, какие народы проживают в Иране?
  - Могу ошибаться, но, думаю, персы, арабы, курды, турки, азербайджанцы, армяне, пуштуны...
  - Всё верно. Я благодарен вам, что первыми вы назвали персов. Второй вопрос: кто управлял нашей страной многие века?
  - Не считая нашествий кочевников, вы же сами и управляли.
  - А вот здесь вы ошибаетесь. Полтысячелетия персы не были допущены к управлению своей страной. С 1502 года ею управляла азербайджанская династия Сефевиди, а потом тюркская Каджары вплоть до 1925 года, когда волею Аллаха Великого шахом стал перс Реза Пехлеви. Он-то и решил вернуть нашу страну к истокам, ибо на древнеперсидском о нашей земле говорили как о стране ариев или Иране.
  - Вы тоже арийцы?
  - Нет, мы первоарийцы! От нас они разошлись по миру, в том числе в Италию и в Германию.
  - И вы это осознали, когда Гитлер вдохновил шаха идеями арийской пропаганды?
  - Сначала Бенито Муссолини, Гитлер потом...
  - Я вижу, вы тоже не избежали очарования почувствовать себя людьми первого сорта...
  - Это видно?
  - Сказать по чести, нет!
  - Ну и оставим это. Хотя у молодёжи и армии было много восторгов. Ничего удивительно: вся профессура и преподаватели школ и высших учебных заведений прошли обучение в Германии. Руководитель "Гитлерюгенда" и шеф разведки Канарис были нашими дорогими гостями, которых принимали чуть ли не на государственном уровне. Обязательных шесть часов немецкого в неделю во всех школах... Немецкая литература, немецкое кино, немецкая музыка... Не захочешь поверишь в избранность...
  - После Сталинграда и Курска этой веры поубавилось?
  - Раньше. После вашего прихода и битвы под Москвой.
  - Москва понятно, но наш приход, казалось, должен сыграть обратно.
  - По форме - агрессия, - да, но по сути... Вы не забрали оружие у армии, не устраивали репрессий, не претендовали на территории, не лезли во внутреннее управление. Это не агрессия... Вам нужен коридор для Ленд-лиза и отсутствие врага в мягком подбрюшье. Это понятно и логично, поэтому нет обратной злости и ненависти...
  Неожиданно сзади долго и требовательно засигналила машина сопровождения...
  ***
  На обратном пути Ажбашев оказался в машине сопровождения вместе с Тормуновым. Говорили на русском, но так, чтобы ни водитель, ни сопровождающий полицейский не могли расслышать ни слова.
  - Как попал сюда?
  - Третьего дня десантировались двумя бортами, мы здесь, шесть радистов под Кумой. Нас ждали, с моей же подачи. Типа "замешкался" при выброске, меня и отнесло от основной засады. Каким-то чудом отвертелся. Расстрелял всё до последнего патрона. Ушёл с одним ножом. Бобур - один из вариантов перехода границы на такой случай.
  - Цель?
  - Сталин. Рузвельт и Черчилль попутно.
  - Способ?
  - Засада на маршруте при передвижении в городе... В контейнере выбросили амуницию, боеприпасы, три пулемёта и три "фаустпатрона".
  - Что это?
  - Новая разработка реактивной противотанковой гранаты...
  - Старший?
  - Оберст-лейтенант Вилли Хольст. Бешеная собака Скорцени. Был с ним, когда освобождали Муссолини.
  - Кроме вас по этой теме ещё кто-то работал? Что знаешь о других?
  - Только общая задача: сбор, выдвижение в Тегеран, там на кладбище нас ждут.
  - На каком? Думаю, в Тегеране их с десяток.
   Ажбашев задумался.
  - Еврейское... Грузинское... Нет - армянское!!! Точно, армянское.
  - Ещё явки?
  - Только на случай провала и отхода к нашей границе. Был на первой. Там англичане крутятся. Остался Бобур.
  - Так... В местную тюрьму тебе нельзя. Придётся в застенки НКВД.
  - Переживу. Ты мне скажи, что Бес здесь делает?
  - Специально за тобой прилетел... Шучу... Но ты, конечно, ввалился очень кстати.
  - Три дня глаз не сомкнул... 90 километров пешком... На дорогах машины, местные на арбах и телегах снуют, в полях пастухи со здоровенными псами... Уже в кишлаке нарвался на сарбазов.
  - Обещаю, отоспишься. Сейчас хоть что-то припомни про кладбище.
  Что-то просчитывал и Тормунов. Он ещё не понимал, в чём, но беспокоила какая-то нестыковка в докладе двойного агента. Вспомнил оперативную сводку двухдневной давности. Вдруг молнией в мозгу сверкнула догадка:
  - Сколько, говоришь, вас на борту было?
  - Восемь...
  Василий повернулся к водителю:
  - Посигналь!
   Тот недоумённо оглянулся. Оперативник с заднего сиденья дотянулся до руля и жал на сигнал до тех пор, пока впередиидущая машина не остановилась. Почти на ходу выскочил из машины и подбежал к переднему "виллису".
  - Господин полковник, - обратился он к полицейскому, - третьего дня под Кумой был уничтожен немецкий десант. Что знаете о деталях?
  - По нашей информации захвачено шесть радистов. Сейчас с ними работают ваши и англичане.
  - А десант под Миане?
  - Там, похоже, такая же группа. Уничтожено пять диверсантов, одному удалось уйти. Захвачен контейнер с оружием.
  - Что в нём, не помните?
  - Два пулемёта, две странные гранаты, боеприпасы и снаряжение...
  Наконец у Василия в голове всё сложилось.
  - Господин полковник, вы Бобуру говорили о том, что ваш шах сегодня принимает в гостях товарища Сталина. Это вы образно выразились?
  - Почему же, уважаемый? Насколько я знаю, у них встреча во дворце завтра утром.
  - Во сколько?
  - В десять...
  - Тогда выручайте, дорогой.
  - Чем могу быть полезен?
  - Примите у себя дома на пару дней Гоар. Нам с Геворком срочно необходимо в Тегеран.
  - Вы уверены, что только этим могу быть полезным?
  - Нет. Есть ещё одна просьба: у вас во всех городах есть телефонная связь со столицей?
  - Конечно.
  - В первом городе по пути свяжитесь с нашим посольством, попросите полковника Чернова и скажите ему: "Большой прыжок! Могильщик на армянском кладбище!" Если поможете, я ваш должник, господин полковник. И ещё просьба: пересядьте, пожалуйста, во вторую машину...
  Геворк и Бессонов слушали диалог, не проронив ни слова. Только удивлённо переглянулись. Геворк подал Гоар руку, галантно проводил во вторую машину. Тормунов помог донести пожитки. К Ажбашеву подобной "галантерейности" не проявил, а довольно грубо толкнул его в спину по направлению к первой машине. Когда сам и оборванец оказались в "виллисе", дал команду:
  - Геворк! Аллюр три креста к Чернову.
  Поднимая столб пыли, машина с пробуксовкой рванула с места. Бессонов с переднего сидения повернулся к Тормунову.
  - Василий, не томи!
  - Наш с вами общий знакомый - товарищ Волков, он же Ажбашев - полгода работает на нашу разведку. В составе группы диверсантов Абвера выброшен два дня назад с задачей ликвидировать Сталина. Их ждали, поэтому уничтожили на площадке приземления. Однако, кроме Волкова, удалось уйти ещё двоим. - Тормунов посмотрел на удивлённого диверсанта: - Да, да! И самое хреновое, что они успели достать из контейнера пулемёт и "фаустпатрон". Про встречу Сталина с шахом знает полковник! Раз знал он, знает и свинья! Расклад такой: два супер-подготовленных агента с мощным оружием в городе, по которому ездит наш Верховный. Мы должны их обезвредить!
  - Если ушёл Хольст, у нас большие проблемы, - твёрдо сказал Ажбашев. - Фанатик до мозга костей. Пойдёт на верную смерть, но задачу выполнит.
  - Как будем действовать? - спросил Бессонов.
  - Не знаю, Пал Григорьевич! Думайте!!!
  - Сколько у нас времени?
  - Встреча в 10.00 От нашего посольства до дворца шаха 6 километров, выедут ориентировочно в 9.45 Нам до Тегерана 430 км. Доберёмся только к утру. Такой расклад...
  - Забыл сказать, кроме оружия и боеприпасов, в контейнере была форма офицеров советского наркомата внутренних дел. Кроме меня, в группе был ещё один русский...
  - Едрит-Мадрид!!! Они же могут открыто стоять на маршруте, и никто не заподозрит.
  +***
   В штаб руководства, который размещался во флигеле посольства, были собраны командиры всех силовых структур, обеспечивающих безопасность конференции. Бессонов с Тормуновым прибыли туда под утро. Однако застали, если не считать охраны и дежурных, кроме нескольких иранских полицейских, практически одного Чернова. Остальные, кто в войсках, кто "на земле". Помятый, с красными от недосыпа глазами, он выглядел чрезвычайно уставшим. Доложили свои соображения, которые, к их немалому удивлению, на Чернова особого впечатления не произвели.
  - Вы знаете, сколько немецких агентов арестовано за последнюю неделю? Почти 400 человек! У меня люди с ног валятся...
  - Юрий Петрович, позвольте мнение дилетанта? - подал голос Бессонов.
  - Извольте...
  - По-моему, сейчас важно, не сколько арестовали, а сколько не успели!
  - Не спорю, что предлагаете?
   В разговор вступил Тормунов:
  - Если есть возможность, прошу протокол с места десанта под Миане.
  - Там были местные и англичане. Сейчас запрошу.
  - И ещё, чтобы вас не отвлекать, дайте любого штабного, кто знает весь расклад и своих в лицо. Пойдём впереди эскорта. Бойцы своё начальство знают, признают, отрапортуют - это раз. Не лишне, что и начальство тоже многих своих помнит, - это два. Ну и у нас есть тот, кто знает диверсантов в лицо, - это три.
  - А если его узнают? Хотите вызвать огонь на себя?
  - Ни разу! Хотя с точки зрения выполнения главной задачи, не самый плохой вариант.
   Чернов оглянулся на Бессонова и тихо спросил:
  - Надеюсь, истребителя с собой брать не собираешься?
  - Его не возьмёшь!!! Хотя с его навыками оперативной стрельбы, честно говоря, не отказался бы!
  - Господа! Я здесь, и не совсем глухой. У нас слишком мало времени, чтобы обсуждать мою персону. У вас переизбыток штыков? Нет? Тогда успокойтесь. Где ваш штабной?
   Чернов огляделся по сторонам. Штаб руководства, ещё час назад полный народу, удивительно опустел. Только у окна за столом сидел наш майор, который, держа в одной руке телефонную трубку, другой что-то записывал на карту-схему. Рядом старшина-связист в наушниках контролировал эфир. Два местных полицейских чина сидели за столом напротив и откровенно скучали.
  - Петрович, подойди, дорогой. Вышли твои? - обратился Чернов к майору.
  - Так точно. Приступили к зачистке.
  - Тогда будь готов проветриться с представителем СМЕРШа - майором Тормуновым - заодно проверишь службу своих орлов.
  - Когда?
  - По команде, - ответил Тормунов. - А пока давайте пройдёмся по маршруту.
  - По которому? Их три, - уточнил Чернов.
  - По всем. Кто принимает решение, по которому пути следовать?
  - Генерал Власик. Лично. Непосредственно перед выездом.
  Пять мужчин, в погонах и без склонились над схемой Тегерана. Через час пришли к выводу, что на наиболее перспективном и безопасном маршруте восемь перекрёстков. Ещё десять на остальных маршрутах. Однако на двух коротких участках все маршруты совпадают!!! К гадалке не ходи, имея всего двух, максимум трёх человек, засада будет только там. Машинами перекрываются выезды с двух сторон на всех перекрёстках. В каждой по отделению. Контролируют основную трассу и дорогу к ней. Нас интересуют бойцы, что смотрят на основную дорогу. Итого 500 человек! За 15 минут не проверить. Только на коротких совпадающих участках.
  - Так, мужики, - Тормунов обвёл взглядом собеседников, - вопрос прост до безобразия: как в этих условиях диверсантам выполнить приказ и убить Сталина? - Прикомандированный майор поперхнулся. Попытался встать... - Не дёргайтесь, товарищ майор. Успеете доложить. Не поймём логику диверсантов, не сможем защитить. Ты бы какой выбрал? - Тормунов обратился к Ажбашеву.
  - Сразу не скажу, сначала посмотрел бы на местности. Но на перекрёстки соваться точно бы не стал.
  - Тогда как?
  - Влез бы со двора в какой-нибудь духан или мастерскую и ждал бы появления колонны. Уговорил бы хозяина сидеть тихо, а ещё лучше выставил бы на улицу или балкон, что бы подсказал, когда поедут.
  - Так он тебе и скажет!
  - Жить захочет, скажет. Особенно, если семья на втором этаже живёт. Но это на случай провала основных явок.
  - Какие ещё?
  - Все их знал наш старший... Я только слышал, что несколько владельцев немецких магазинов - наши агенты. В смысле - Абвера.
  - В Тегеране немецкие магазины?
  - Да, и немало. С начала войны из Европы приехало много состоятельных беженцев, и им надо во что-то одеваться, кушать и украшаться, - вступил в разговор Геворк.
  - Там много таких мест?
  - Много. Это же центральные улицы - богатые магазины и рестораны. Большинство здесь и здесь, - он ткнул пальцем в два участка на маршруте. Я бы подождал в ресторане...
  - Официально все заведения и духаны будут закрыты, но что мешает в нужный момент распахнуть двери-ворота-окна? Итак, что мы имеем?
  - Спиной к дороге, лицом к дверям, окнам и балконам через каждые 10 метров стоит по полицейскому. От перекрёстков вправо-лево по 50 метров наши. Сами перекрёстки перекрыты "студебеккерами". В кортеже три одинаковых крытых ЗИС-115.
  - Какая у них защита?
  - Противопульная...
  - У них единственный "фауст"... Да ещё по подвижной цели...
  - Думаете, попытаются остановить? Чем могут перегородить дорогу?
  - 33% - немалая вероятность! Вы не знаете, с кем имеете дело... Там и у МГ-42 непростые патроны! Я был не лучшим в стрельбе, и то на 200 метрах одной очередью мог свалить тридцатилетнюю сосну. И ещё, неизвестно, кто на них работает. Вдруг где-то "протекает", и они будут знать, в какую конкретно машину сел Сталин.
  - Закрытый двор посольства... Хотя, садовника, дворника или местную кухарку у окна исключать нельзя.
  - Мы ничего не забыли?
  - Товарищ майор, - обратился Бессонов к Петровичу, - у вас связь со всеми постами?
  - Есть на каждом перекрёстке...
  - Не считаете ли вы целесообразным дать команду задерживать любого незнакомого офицера, прибывшего с проверкой...
  - Вы допускаете, что так они могут подойти к оцеплению?
  - Под видом проверки я бы сблизился, тыча в нос документом. А дальше дело техники. Как они работают ножами, спросите вон у ...товарища, - Бессонов кивнул на Ашбашева.
  - Никто не пикнет... Гарантирую... А дальше?
  - По обстановке. Оптимально загородил бы "студебеккером" дорогу и расстрелял бы всех прямо из кузова. Или вырезал бы в брезенте окошко и с упора с 20-30 метров сделал бы из всех трёх машин дуршлаг.
  - Не нравится мне, Пал Григорьевич, ваш замысел. Сильно не нравится! Поэтому "проверяющих" не задерживать, а валить на месте.
  - Я такой приказ дать не могу, - стал открещиваться Чернов. - Хотя право стрелять без предупреждения в случае угрозы имеют и наши, и иранцы.
  - Кто может? Власик? Берия?
  - У меня несколько вопросов, - подал голос молчавший до этого Геворк. - Сколько выездов из посольства?
  - Парадный один. Ещё один рабочий, - ответил Чернов. - Но Сталин будет отъезжать от дома посла, у него свой выезд.
  - А во дворце?
  - Парадный один. Понятно, что Сталина не повезут в ворота, через которые поставляют продукты и вывозят нечистоты...
  - Устами юноши глаголет истина. Зачем гадать на маршруте, если есть две точки, куда кортеж прибудет гарантированно, - воскликнул Чернов. - Но там у нас по взводу.
  - Второе, что мне пришло в голову - могут выехать и по рабочему. Но тогда точно они туда и вернутся.
  - Значит, по-вашему, более вероятна акция при возвращении.
  - Именно. Точно понятен маршрут и возникает фактор усталости охраны. С момента выставления постов до возвращения пройдёт 5-6 часов. Ни присесть, ни до ветру сходить! А где много народу, там и затесаться легче. Я так думаю.
  - Короче...
  - Я бы ждал у ворот советского посольства при возвращении.
   В этот момент в штаб руководства прибыла группа возбуждённых офицеров. Один подошёл с докладом к Чернову. Остальные трое задержались у двери. Среди них со связанными руками за спиной стоял среднего роста европеец с крашеной бородой в грязном халате. Неожиданно к нему подошёл Ажбашев, воскликнул по-немецки:
  - Гер Майер? Какая встреча! - У бородача округлились глаза. Следующий вопрос был к сопровождающим уже на русском, - Где откопали такого красавца?
  - Тут неподалёку устроился могильщиком...
   Ажбашев подошёл к Тормунову и заговорил:
  - Майер не пешка, а резидент. По заданию он должен руководить на этапе реализации. Василий, его колоть надо срочно, вдруг те двое дошли...
  - Момент экстренного потрошения упущен... Пусть люди Чернова трясут. Я предупрежу.
   Однако попытка не удалась. Вежливо и твёрдо отшили... Мол, не мешайте работать... Сами не пальцем деланые... Тормунов, расстроенный, вернулся к столу:
  - Будем исходить из того, что дошли и сейчас находятся на исходной...
  ***
   Вчерашний звонок в советском посольстве вызвал небольшой переполох. Дворцовая канцелярия просила узнать, в какое время Его превосходительству господину Сталину будет удобно принять шаха Ирана. Естественно, когда ему удобно, мог знать только Сталин. А он с членами делегации обсуждает вопросы переговоров, которые, мягко говоря, шли напряжённо и требовали максимальной концентрации и внимания. Пришлось побеспокоить вопросом. Ответ Сталина вызвал во дворце ещё больший переполох: "Пусть шах назовёт удобное ему время, когда сможет принять советскую делегацию". Что тут началось: "Вы неправильно поняли вопрос... Извините... Это мы просили нас принять..." Во дворце служили неглупые люди, но и они не могли постичь масштаб личности, к кому обратились. Их шах уже поприветствовал прибытие в Тегеран Рузвельта и Черчилля. Несмотря на то, что было назначено точное время и шах прибыл абсолютно вовремя, его продержали в приёмной по полчаса в каждом посольстве, лишний раз подчёркивая, мол, знай своё место! Сталин же в этой троице если не был главным, то уж точно никому не уступал. Неужели он уступит англосаксам в демонстрации своего величия и значимости? Поэтому его ответ так поразил иранцев и создал множество дополнительных проблем Берии.
   В то утро за полчаса до выезда Лаврентий Павлович неожиданно появился в штабе руководства. Заслушал доклад Чернова о полной готовности и неожиданно подошёл к столу, где лежала схема и находились Тормунов и компания. Обвёл всех внимательным взглядом:
  - Здравствуйте, товарищи. Что-то вид у вас очень озабоченный...
  - Разбираем маршрут, ищем слабые места, - ответил Тормунов.
  - И находите?
   Образовалась пауза... Грузить Наркома своими предположениями, значит подставить Чернова. Тот вроде бы не заслужил... Поэтому ответ был максимально неконкретным:
  - Лишняя пара глаз не повредит... Хотим проскочить впереди кортежа.
  - И вы, товарищ Бессонов, здесь? Я думал, ваша задача - воздушное прикрытие.
  - Надеюсь, не помешаю...
  - С Черновым помирились?
  - Мы и не ссорились...
  - Я видел, как вы в первый день на него смотрели... Ладно, Тормунов, прокатитесь впереди, а товарищ Бессонов в это время погуляет по парку.
  - Лаврентий Павлович...
  - Мне жаль, что вам до сих пор не объяснили, что мои указания не обсуждаются...
  Так же стремительно, как появился, Берия покинул помещение.
  - Пал Григорьевич, без обид, но командовать парадом буду я. - Бессонов в знак согласия обречённо боднул головой. - Геворк - за руль. Товарищ майор, на место старшего. Разговариваете с бойцами как обычно. Подозрение - в слух: "Земляк". Опасность: "Кони в жите!!!" Товарищ Бессонов, гуляете в парке... у ворот. В случае огневого контакта, ради Бога, не сразу в лоб, а по конечностям. Всем понятно?
  ***
  Солнце уже высоко поднялось над горами и Тегеран проснулся. Однако обычно многолюдная и многоголосая центральная площадь Туп-Хане сегодня была необычайно пустынна. Непривычная тишина. Зато рядом на самом крупном базаре Ирана "Эмир" жизнь бурлила. Крики зазывал, перестук молотков чеканщиков и жестянщиков, громкие споры торгующихся и блеяние овец, которые дожидались своей участи у многочисленных харчевен, создавали привычный гул базара. Ноздри щекочут пряные запахи, дым от поджариваемой тут же на углях баранины, ароматы специй и фруктов, сложенных в огромные пирамиды. Тегеранский базар - это не только многочисленные торговые ряды, где можно было найти всё, чего только пожелаешь, но и разнообразные кустарные мастерские, бани, медресе и всевозможные закусочные. Кроме того, это был важный барометр политической и экономической жизни страны. Он чутко откликается на все события. В Тегеране говорят: "Базар не возражает... базар волнуется... базар против..." Сегодня базар сильно волновался не просто так: лидер великого и грозного северного соседа сам едет на приём к шаху! Вообще-то, это был секрет, но только не для базара... Как и не было секретом то, как уже принимали их молодого шаха в английском и американском посольстве. А здесь сам Сталин ехал во дворец ко времени, которое определил шах. У каждого иранца после этой новости поднималась грудь, словно не к шаху, а к каждому из них едет в гости очень уважаемый человек.
   Сам проезд во дворец прошёл обыденно и малозаметно для непосвящённых. Многочисленная охрана советских НКВД, индийских солдат из пенджабских раджпутов, иранских полицейских и интернациональных спецслужб стояла в основном спиной к дороге, всем своим видом выражая равнодушие к происходящему. Хорошо, Рузвельт покинул наше посольство, иначе здесь были бы и американские морские пехотинцы, и, что гораздо более неуместное, толпа репортёров.
  Бессонов подошёл к воротам, из которых обычно выезжал советский посол, когда кортежа уже след простыл. Боковым зрением отметил, что молодой человек, гулявший до этого в парке, последовал за ним. Здесь острее чувствовался запах Тегерана, чем за оградой посольства. К немалому удивлению, обнаружил, что просочившихся сюда местных не прогоняли, а обыскивали и сажали здесь же у дувала, стены или забора под надзор ближайшего полицейского. Он на них поначалу даже не обратил внимания, его интересовали почему-то именно офицеры в форме НКВД и места удобные для стрельбы. Таких мест было несколько, но следов подготовки обнаружить не удалось. Самым тщательным способом им была обследована территория по сто метров в каждую сторону от ворот. Хвост никуда не делся, медленно следовал за ним. Вернулся на исходную позицию. Неожиданно взгляд споткнулся... Ещё непонятно, обо что. Бес остановился, полез в карман, достал папиросы и зажигалку, не торопясь закурил. И тут всё понял...
  ***
  - Твою мать! Опять!!! - воскликнул Тормунов, увидев, как перед воротами на въезде в советское посольство стоит и курит(!) Бессонов. И тут же гаркнул: - Кони в жите!!!
   Геворк утопил педаль акселератора в пол, пролетел разделявшую их сотню метров, буквально вылетел на тротуар и с визгом затормозил, но остановился, лишь ткнувшись бампером в исполинский платан. Тормунов с Ажбашевым кубарем вылетели из "виллиса" и, ещё не видя цели, смотрели на Беса. В это время два оборванца, до этого мирно сидевшие под забором под надзором полицейского, синхронно взмахнули руками. Блеснули ножи, боец НКВД и полицейский, невольно оглянувшиеся на происшествие, схватились за горло и обмякли.
   Передовая машина из эскорта уже появилась из-за поворота... Мгновение и диверсанты - сомнений в этом уже не осталось - из двух вязанок хвороста, на которых сидели выхватили пулемёт и гранатомёт.
   До ворот эскорту оставалось метров двести... Как в замедленном кино один из диверсантов положил "фаустпатрон" на плечо и встал на колено, второй изготовился для стрельбы лёжа из пулемёта.
   Дистанция стремительно сокращалась... Истошный крик Тормунова: "Стоять! Стрелять буду!!!" совпал с выстрелами Бессонова, в результате которых один оборванец ткнулся лицом в мостовую, другой завалился на бок. С небольшой задержкой прозвучал ещё один выстрел, и Павел сам повалился на забор. Полоснула очередь из автомата и на землю упал полицейский чин с пистолетом в руке. Это Тормунов стреножил стрелявшего по Бессонову полицейского. К лежащим на земле диверсантам бросились Ажбашев и стоявшие в оцеплении бойцы НКВД. На полицейском уже сидел тот самый хвост в штатском и вязал руки за спиной. В это время по дороге мимо них, не снижая скорости в ворота проскочили машины эскорта...
  - Живой? - Тормунов подхватил Павла. - Куда? Потерпи! Геворк, помоги!
  - Не надо, я сам, - удивительно спокойно ответил побледневший Бессонов. Он зажал рану рукой и неуверенно двинулся к "виллису". - В спину, зараза! Меня Саша убьёт!!!
  - Геворк, срочно в больницу, - крикнул Тормунов.
  - В посольстве есть доктор и небольшая санчасть...
  - Правильно, давай туда! Мухой!!! Я скоро. - Повернулся к штатскому: - Наложи шины на ноги - кровью истечёт.
   Пошёл к диверсантам. Ажбашев доложил:
  - Один холодный, а Хольст только обезручен - по пуле в каждом предплечье. Как Бес?
  - Живой... Похоже, поймал дружескую пулю...
  Из ворот выбежал Чернов в сопровождении нескольких офицеров и лиц в штатском. Посмотрел на агентов, потрогал "Фаустпатрон" и подошёл к Тормунову:
  - Прости, Василий Иванович, до последнего думал, что цену себе набиваешь... Молодец!
  - Это истребителю скажете... Надеюсь, выкарабкается...
  - Так понимаю: без Бессонова не обошлось. Как на это посмотрит Нарком?
  - Во-первых, как на успешно выполненную задачу. А, во-вторых, наказать можно живого, что для Беса совсем не факт. Разрешите мне к нему?
  - Давай. Я тут приберу за вами и тоже подойду.
   Пришёл Чернов через час и не один. Точнее появился в сопровождении генерала Власика.
  Бессонов после перевязки лежал на боку под капельницей в небольшой, но светлой комнате амбулатории и тихо отвечал на вопросы Тормунова. Здесь же находился и доктор, внимательно наблюдавший за состоянием подопечного. Увидев гостей, он сделал шаг навстречу и доложил:
  - Жизненно важные органы не задеты. Пулю достали...
  Главный телохранитель Сталина подошёл к топчану, поздоровался:
  - Как чувствуете себя, Павел Григорьевич?
  - Бывало и лучше, спасибо...
   Власик оглянулся, словно хотел убедиться, что здесь только свои, и спросил:
  - В случайности не верю, поэтому один вопрос: как?
  - Узел, - с трудом ответил Павел.
  - Какой узел?
  - Парашютный. Быстро развязываемый, - пришёл на выручку Тормунов, - говорит, дехкане так хворост не вяжут!
  - Он заметил, что хворост связан таким узлом?
  - Мне, как бы помягче, выразили недоверие и не взяли в экипаж. Гулять не запретили. Вот я, прохаживаясь у ворот, обратил внимание на двух дервишей... Лица как-то слишком нарочито измазаны, - Павел перевёл дыхание, - а узлы на вязанках довершили сомнения.
  - Мне докладывали, Павел Григорьевич, о ваших уникальных качествах, - взгляд в сторону Тормунова, - теперь сам вижу... Хозяин о вас спрашивал, очевидно, планировал на ужин сегодня позвать... Вы как?
  - Боюсь, не смогу...
  - Не хотелось бы ему портить настроение. Охраняемым лицам не обязательно знать, сколько пота и крови было пролито для их безопасности. В машине толком ничего не заметили и стрельбы не слышали... Поэтому, если не удастся отмазать, вы, дорогой товарищ, можете попасть на допрос...
  - Переживу...
  - Ну, тогда спасибо от души и знайте: я у вас в долгу. Выздоравливайте!
  Так же стремительно, как появился, генерал вышел из амбулатории. Доктор недвусмысленно посмотрел на Тормунова, и тому ничего не оставалось, как последовать за ними.
  - Отдыхать! - приказал айболит больному. - Никаких посетителей и разговоров!
  Павел действительно забылся живительным сном и проспал до вечера. В окошко было видно, как солнце скрывается за холмами и последними лучиками играет на противоположной стене. Проснувшись, он почувствовал прилив сил и лёгкий голод - со вчерашнего дня как-то было не до еды.
   В дверь тактично постучали и, услышав "Входите!" появились радостный Геворк, прекрасная Гоар и ... озабоченный полицейский полковник. Молодые люди держали друг друга за руки. В свободной руке у девушки оказался узелок, а у Геворка красивый глиняный кувшин. Он подвинул табурет и поставил кувшин. Гоар разложила угощение, главным из которого была, конечно, свежеиспеченная лепёшка. Её запах не только дразнил ноздри Павлу, но и возбудил такие воспоминания, в результате которых у него невольно выступили слёзы. Он взял руку девушки, поднёс к губам, поцеловал и прошептал:
  - Милая моя спасительница... Опять кувшин и лепёшка... Благодарю...
  - А вы подарили мне счастье, - девушку прижала поцелованную руку к груди и посмотрела на своего жениха.
  - Гоар, вы прекрасно говорите на русском!
  - Мой отец повторял: армяне должны помнить, кто их спас от турецкой резни, уважать русских и знать их язык.
  - Восхищён вами. Жених, береги это сокровище!
   Геворк засмущался, но вперёд выступил полковник и заговорил на немецком:
  - Доктор предупредил, что вам тяжело говорить, поэтому слушайте. Мы с базара. Подбирали магриё. Геворк одобрил. Невеста счастлива. Я слово сдержал. Это я вам как старшему брату.
  - Данке шён...
  - Теперь несколько слов как русскому офицеру. Базар с восхищением одобрил поступок его превосходительства господина Сталина. Он, безусловно, войдёт в учебники дипломатии. Ваш лидер проявил великую смелость, мудрость, такт и уважение к нашему шаху, которое иранский народ не забудет никогда. И я - Бахадур Низмени - горд, что лично знаком с человеком, который во исполнение этой высокой миссии пролил свою кровь. Скажите, как я могу загладить вину моего соотечественника и по несчастному совпадению подчинённого...
  - Полно, господин полковник... Все мы делали одно дело, а представляться не было ни времени, ни возможности... Лучше скажите, когда свадьба?
  - Через неделю, - уже на русском вступил в разговор Геворк.
  - Я завтра улетаю. К сожалению, подарка не приготовил, но у меня есть советские деньги...
  - Не нужен никакой подарок...
  - Не перебивай старшего брата!
  - Правильно! Что за молодёжь пошла несдержанная, - пришёл на помощь Павлу Бахадур. - Про подарок мы, старшие, потом поговорим... Правильно?
  - Обязательно, но пожелание молодым могу сейчас сказать?
  Полковник так важно кивнул и обвёл взглядом присутствующих, словно руководил огромным застольем в несколько сот гостей.
  - Берегите друг друга, мои дорогие, ибо вы лучшее, что есть для вас на целом белом свете...
  Словно подслушав у двери, в палату стремительно вошёл доктор.
  - Так... Тосты пошли... Сейчас в палате пить начнут... Мы это безобразие не допустим. Это что в кувшине? ПАпрАшу посторонних на выход!!!
  Словно выгоняя кур, разбросил руки и решительно двинулся на посетителей. Тем оставалось только раскланяться и выйти из помещения. Доктор посадил Павла, пощупал пульс, послушал сердце и, напуская на себя особую важность, изрёк:
  - А полетите вы, товарищ полковник, когда я вам разрешу... Понятно?
  - Как не понять...
  - Тогда за это дело не грех и попробовать, что там в кувшине, сейчас найду второй стакан...
  Павел разломил лепёшку, развернул пергамент и разделил пополам челоу-кебаб, разложил овощи, фрукты, сладости... С трудом сдержался, чтобы не сунуть в рот что-нибудь из этой ароматной вкуснятины. Врач сам разлил вино по стаканам и сказал:
  - Здоров лишь тот, кто с доктором пьёт!
   Вино оказалось необыкновенно вкусным. Его аромат враз наполнил палату запахом лесной земляники. Док удовлетворённо кивнул и с видом знатока определил:
  - Настоящее вино из Шираза! Такое дарят очень близким людям или дорогим гостям. Они кто вам?
   Павел ответил не сразу, ибо откусил кебаб и большой кусок лепёшки и ещё не прожевал.
  - С одной стороны, только вчера познакомились, с другой... Это долгая история.
  - Потом расскажете... Вам, пожалуй, достаточно, а я повторю.
   Доктор ещё раз с удовольствием выпил. Павел быстро понял, что вино не только вкусное, но ещё и хмельное. К чувству насыщения пришло лёгкое головокружение и желание непременно прямо сейчас придушить подушку. Что он с разрешения сотрапезника с удовольствием и сделал.
  ***
  Пробуждение было неожиданное, но лёгкое. Кто-то в палате включил свет. На стуле перед кроватью сидел Сталин. За спиной Молотов и Берия. Попытался вскочить, но резкая боль в спине не позволила. Верховный сделал жест рукой.
  - Лежите, товарищ Бессонов... Как сэбя чувствуете?
  - Хорошо, спасибо, товарищ Сталин.
  - Э-э-э-э-э... Это я пришёл вам, князь, спасибо сказать. Мнэ доложили, почему вас нэт на ужине... Не мог дождаться утра... Чем могу вам помочь?
  - У меня всё есть, товарищ Сталин. Здесь замечательный доктор...
  - Слышал, Лаврентий, всё у него есть и ничего от Сталина не надо... Хорошё... Скажите, как вам удалось просчитать матёрых диверсантов?
  - Это не я, товарищ Сталин. Это майор Тормунов и молодой человек по имени Геворк. Мы вышли на засаду одновременно, только с разных сторон.
  - Но узнали их ви?
  - Так получилось...
  - По узлам на вязанках хвороста?
  - И по ним тоже...
  - Харашё... Я сегодня встречался с шахом Ирана, очень умным молодым человеком. Ви знаете, что он сказал? Он сам лётчик и третьего дня над аэродромом видел тренировочный воздушный бой истребителей. Он восхищён мастерством наших пилотов, особенно одного на Як-1Б. Это были ви?
  - Я, товарищ Сталин.
  - Ми ценим людей за смелость и мужество, но гораздо больше за светлые головы и профессионализм. - Сталин говорил тихо, словно сам с собой. Потом изменил интонацию: - Пачему, товарищ Бессонов, ми встречаемся с вами только после ваших ранений?
  - Я исправлюсь, товарищ Сталин.
  - Уж постарайтесь... Вам ничего от меня не надо... Поставим вопрос по-другому: о чём ви мечтаете, князь?
  - О победе...
  - О победе мы все мечтаем и каждый день работаем над её приближением. О чём мечтаете ви лично?
   Бессонов невольно вздохнул и выговорил:
  - Недавно узнал, что мой отец жив. Мечтаю найти его и вернуть маме...
  - А что, товарищи? Очень достойная мечта. Думаю, Лаврентий Павлович поможет?
  - Есть, товарищ Сталин. - Берия блеснул своими очками-блюдечками, но недовольное выражение лица не поменял. Ему было неприятно, что Бес вместо парка всё-таки вышел к воротам и нарвался на пулю. - Мы с вами, товарищ Бессонов, позже поговорим...
  Сталин хорошо знал своего наркома внутренних дел. От него не ускользнуло ни выражение лица, ни тон Берии.
  - Лаврентий, и со мной на эту тему нэ забудь пагаварыть, - тяжёлый взгляд Хозяина не сулил Берии ничего хорошего. - А ви, товарищ Бессонов, не тарапытэсь, пусть рана заживёт. Знаю, в полк Павлов вернулся... Слышишь, Вячеслав Михайлович, - совсем другой взгляд в сторону Молотова, -командир полка после ранения попросился с понижением в свой полк. Это я понимаю! Как он, восстановился?
  - По мне, так да. Жаль, врачи думают по-другому и летать не дают...
  - Вот пусть и командует полком с земли, пока ви выздоравливайте... И я знаю, под чьим присмотром, это получится лючше всэго... Для Голованова не будет трудно приземлиться в Саратове. - Даже при приглушенном свете палаты было видно, как вспыхнуло лицо Павла. Сталин заметил и подытожил: - Так и сделаем. А про авиацию мы с вами, товарищ Бессонов, поговорим в другой раз. У меня к вам очэнь интэрэсное прэдложение. Отдыхайте пока...
   "Отдохнёшь теперь", - подумал Бес. Удивительно тёплая волна заполнила сердце, и он мечтательно улыбнулся... Он уже представил себе уютную комнату в общежитии авиазавода, как в дверь опять постучали.
  - Войдите...
   В палату дружно ввалились орлы Рябченко во главе с Кучеровым. Те самые трое... Действовали тихо и слаженно. Выдвинули табурет, поставили четыре стакана и бутылку коньяку. Моментально разлили, и бутылка исчезла. Кто-то развернул салфетку с бутербродами. Заговорил опять нахалёнок Куч:
  - Товарищ полковник, мы на секундочку проведать и сказать спасибо. Завтра улетим, можем и не увидеться... Вы как себя чувствуете?
  - Нормально. Вы как со Сталиным разминулись? - тоже шепотом спросил Павел.
  - Мы раньше пришли... Нас под автоматами охрана продержала, пока он не ушёл...
  - Понятно.
  - Так я о чём? Мы всё ваш урок вспоминаем. Он сравним с годом обучения в училище. Завидуем вашим подчинённым. Короче - не держите зла и будьте здоровы!
   Обхватив стаканы сверху, чокнулись кулаками, выпили до дна и тут же спрятали стаканы. "С конспирацией у них всё нормально", - подумал Бес, но сказал другое:
  - Спасибо, что навестили. Зла не держу. Желаю удачи!!!
  Так же, как пришли на цыпочках бравая троица покинула палату. Один задержался, потом вернулся и скороговоркой выпалил:
  - Хочу, чтобы вы знали. Мы трое подали рапорта о переводе на фронт... в ваш полк. Возьмёте?
  - Возьму, но драть буду...
  - Да на здоровье! Со всем нашим удовольствием!
  Лейтенант улыбнулся и, счастливый, шмыгнул в дверь. Больше до утра Бессонова не беспокоили.
  ***
  Через два дня в деревню Имберное на "виллисе" приехал два смершевца Председатель в отказ: "Не видел никакого князя, не знаю!" Те вежливо, мол, не бойтесь, он ничего плохого не сделал... Председатель - калач тёртый, они всегда поначалу мягко стелют... А потом: раз сказал, что не знаешь, стой до конца... Когда спросили про Евдокию, вспомнил про справку. Думал всё - пропал, но как-то обошлось. Поговорили приезжие с Евдокией и её мужем и уехали.
  - Что спрашивали, что спрашивали? Куда ушёл? А я откуда знаю!!! - рассказала Евдокия, когда председатель приковылял с расспросами. - В чём был, сказала. Что сказал, тоже. Фотографий нет. А больше им ничего и не надо было.
  - А про меня ничего?
  - Да нужен ты им больно, Петрович!
  - Они его рисунки взяли, - вступил в разговор муж Евдокии. - Вот даже расписку оставили.
  - А на них что?
  - Что, что... Речка наша, лес, поля, несколько портретов... Твоего точно нет.
  - Ну, слава Богу!
  - Папиросами меня угощали... Нужен он им очень... Чего, не сказали... Товарищи серьёзные. Такие найдут.
   Тяжело искать того, кто идёт сам не знает куда. Именно в этом направлении и двигался князь Григорий Константинович Оболенский, для окружающих не помнящий себя дед Григорий. Время для такого похода он выбрал хуже нет - холод собачий, светлый день короток, в полях и лесах, кроме снега, разжиться нечем. Однако удивительным образом его поход неумолимо приближался только к ему известной цели. В посёлках, где собирался заночевать, он находил самую высокую дымящую трубу, стучался и приветствовал истопника-кочегара по имени, а дальше - по обстановке. Заходил, помогал, чем мог, ел, если угощали, спал рядом с топкой, а утром двигался дальше. Если вызывал у кочегара недоверие, передавал ему привет от самого близкого тому человека. Остальное - по схеме. Бывало, давали помыться горячей водой, простирнуть нательное, бывало, наливали, но ни разу не было, чтобы не пустили.
   Как ему это удавалось, сам бы объяснить не смог. Просто видел человека и понимал, что это Николай, его отец и брат Фёдор на фронте, самого не взяли по здоровью...
  - Пусти, Коля, погреться...
  - Откуда меня знаешь, дед?
  - Фёдор сказал, что примешь, если что...
   И всё! Если кто приставал с расспросами, просто показывал пальцем на горло, мол, говорить не могу. С теми, кто подходил к нему на улице, вообще не разговаривал... Показывал жестом, что не понимает и, как правило, шёл дальше. Два раза патруль обыскал. Один раз, найдя записку, посмеялись и отпустили... Когда об этом узнал Пономарёв, чуть не прибил на месте:
  - Вам, сержанты, перед дежурством ориентировки не доводят? Где вы его видели?
  - На дороге на Волоколамск.
  - Он попутку ждал?
  - Нет, брёл просто...
  - Спросили, куда?
  - Спросить-то спросили, что толку? Он своими глазищами смотрит и улыбается... Мы сначала вообще подумали, что немой. А он: "Саша, у меня справка есть..." Я и обалдел, что он меня по имени назвал. Там типа: не помнит себя, не обижайте. Мы и не стали обижать...
  - Я тоже не хочу обидеть. Его сын ищет, - невольно поделился секретом оперативник СМЕРШа.
  - Тогда и беды большой нет, не вражина какой замаскированный...
  - Кому как? Знал бы, кто дал команду найти! По-другому запел бы...
  Запрыгнул в "виллис" и полетел в сторону Волоколамска. Сержант достал папиросы, закурил, кивнул напарнику:
  - Кого волнует чужое горе? Мне этот дед ничего плохого не сделал...
  Пономарёв в СМЕРШ попал не по комсомольской путёвке. В управлении Западного фронта он был одним из лучших розыскников. На счету полдюжины вражеских агентов, два ранения и три ордена. Задание начальника управления воспринял как лёгкую воскресную прогулку. Что проще - привезти деда из деревни! Ага! Сейчас. Да, был такой, но ...вчера. Опытный оперативник, который раз пытался просчитать разыскиваемого. С гандикапом в сутки-двое он узнавал путь деда и поражался: сегодня пришёл, а завтра на попутке вернулся обратно, потом опять... Что путает следы, не похоже. Ищет. Тогда бы хоть кому-то вопрос задал! Кому показать его маршрут за последние несколько суток, повертят пальцем у виска. А старшему лейтенанту Пономарёву завтра докладывать результаты поиска Судоплатову. Ну не грузить же все силы контрразведки фронта поиском какого-то убогого...
   Дед Григорий не хитрил. Он, действительно, иногда вставал утром в котельной и не помнил, как сюда попал. Выходил и брёл наугад, пока вспышка в мозгу или озарение не заставляли остановиться, развернуться и идти уже в нужном направлении. Кому "нужном", он тоже не знал. Эти вспышки сопровождались сильной головной болью и ему было проще пересидеть её где-нибудь на обочине или под деревом. Он сходил с дороги, садился так, чтобы его с дороги не очень было видно, и просто наблюдал, как по ней проезжали машины. Колоны с имуществом, вооружением и гогочущими солдатами сновали по большаку почти беспрерывно. В этом, наверное, была неумолимая логика войны. Однако один "виллис" выпадал из общей картины. По водительскому борту была приторочена лопата с ярко-красным древком. Дед видел его уже несколько раз. И запомнил. Стоит ему присесть, как тот на максимальной скорости пролетал мимо него. Он не чувствовал от этой машины угрозы, но и на помощь от таких джипов рассчитывать не приходилось.
  Медленно и неумолимо Оболенский с Пономарёвым независимо друг от друга приближались в Москве. Расстояние между ними то увеличивалось, то сокращалось до минимума, иногда даже пути пересекались, но со встречей не заладилось.
  ***
   На припорошенной снегом гостевой площадке заводского аэродрома стояла санитарная машина, рядом - одинокая женская фигура. Подрулил "Дуглас".
  - Горе ты моё, - встретила Александра в очередной раз раненного мужа, которого на носилках спустили с трапа и загружали в неотложку, - Нога, голова, рука... Что на этот раз?
  - Здравствуй, Саша. Я тебя тоже рад видеть и очень сильно люблю.
  - Я на всякий случай, чтобы знать, по чём тебя бить нельзя...
  - Огнестрельное в правую нижнюю часть спины. Нужен покой и хороший уход. - На помощь Бессонову подошёл Голованов. - Товарищ Сталин сказал, что лучше вас никто не обеспечит.
  - Передайте, пусть не сомневается, - Саша всё ещё была настроена по-боевому.
  - Товарищ Сталин никогда не сомневается, но почти всегда проверяет. Я вот его приказ выполнил, прилечу в Москву, доложу. А вы ждите приглашения. Счастливо оставаться.
  Дверь закрылась, и "Дуглас" порулил на взлёт.
  - Это кто? - крикнула Саша.
  - Генерал Голованов Александр Евгеньевич - командующий дальней авиацией.
  - Нормальные лётчики тебя подвозят!
  - Неважно кого, главное, к кому! А где...
  - Никого не будет. Я на всякий случай Вишневского попросила. Начнут сейчас руку трясти и кулачищами по спине долбить от радости.
  - Всех не удержал, - сказал Павел и улыбнулся. К ним со всех ног летела троица Иван, Вовка и Косых.
   Как же хотелось ему встать и подхватить сына на руки, но Саша сделала шаг вперёд и жестом остановила пацанов:
  - Стоять! Подходим по одному, несильно жмём руку и отходим! Понятно? Первый пошёл!
  Три неполных месяца не видел сына, но смотри, как вымахал!
  - Здравствуй, папа.
  - Здравствуй, сын.
  Спрятаться в общежитии Левин не позволил:
  - Не хотите в гостевой блок, тогда в палату в санчасти! И не возражать мне! За всё, что творится на заводе, отвечаю единолично. Теперь и за здоровье Павла Григорьевича.
   Что тут возразишь?
  Поэтому Вера Павловна приехала в гости к отцу на маме. Глазёнки на распашку, что-то своё гукает, руками тянется. У Павла сердце останавливается от счастья, а взять на руки боится. Вдруг что-то неправильно сделает. Иван же наоборот, хватает её, прижимает к груди и таскает как куклу по комнате. Александра только улыбается. Сын как-то сразу повзрослел, младшую обожает, что вкусное добудет, несёт сестре...
   То ли эта обстановка, то ли грамотные досмотр врачей и своевременные перевязки, но Павел удивительно быстро пошёл на поправку. Через две недели легко выполнял упражнения, показанные когда-то Александрой. Теперь уже не к нему, а сам пошёл по заводу с ответными визитами. Левин что-то прознал про Тегеран. Проникся... На прощание сказал:
  - Вы удивительный человек, Павел Григорьевич. Вокруг вас словно зона безопасности очерчена. Кто внутри, как у Бога за пазухой. И я когда-то имел такое счастье. Теперь Верховный побывал... Не пропадайте, дорогой, и хватит ран...
  Обнялись.
  На следующий день Бессоновы в полном составе убыли в Москву. Прямо от трапа самолёта их отвезли куда-то за город и поселили в большом деревянном доме среди вековых деревьев за сплошным забором. Гостиная с просто огромным столом посредине, кабинет, кухня, столовая, ванна, два санузла и пять спален!
  - Зачем нам столько? - удивилась Александра.
  Ещё больше удивилась, когда на кухне встретила молодую девушку, стоящую у плиты:
  - Я Варвара, буду для вас готовить и помогать по дому, - уж очень по-военному представилась она. Только звание своё не назвала. - Кроме меня, здесь ещё Семён-истопник. Он же присматривает за двором и гостями.
  - Какими гостями?
  - Увидите...
  - Варя, давайте договоримся на берегу: готовить я и сама умею. Мы под надзором или арестом? Кто здесь старший: вы или Павел Григорьевич? Чем ограничивается наша свобода?
  - Вас, Александра Васильевна, очень верно описали в досье, поэтому говорю как есть. Да, имеем задачу вас охранять. Заметьте, не сторожить, а охранять. Это госдача. Она полностью в вашем распоряжении. Что нужно привезти, говорите мне. Хотите выйти, пожалуйста, выехать куда, машина будет через два часа.
  - Спасибо, Варя. Заодно может откроете, к чему готовиться?
  - Нет, не обижайтесь... Хотя, - "горничная" перешла на шёпот, - вас ждёт несколько очень приятных сюрпризов.
  - О чём шепчутся дамы? - спросил заглянувший на кухню Павел.
  - Познакомься, дорогой, это Варя. Она будет помогать мне по дому.
  - Прекрасно. Тут такой потрясающий воздух и у вас так вкусно пахнет, что никаких сил терпеть уже нет. Иван вон шишки сосновые начал грызть...
  - Идите мойте руки, мы мигом!
   Первое застолье началось с небольшого препирательства. Когда Бессоновы пришли к столу, там оказалось три прибора для взрослых. Павел садиться не стал и удержал Ивана:
  - Где ещё два прибора?
  - Кому? - спросила Варя.
  - Вам и Семёну.
  - Мы кушаем отдельно, потом...
  - Вы кушали отдельно... Пока мы в этом доме хозяева, кушать будем вместе. Ваня, позови, пожалуйста, дядю Семёна.
   Пользу от такого решения Бессонов почувствовал сразу: Семён заговорщически поманил и показал шикарный бар, где в полуподвале в специальных гнёздах хранились пыльные бутылки с вином. Павел взял одну наугад и восхитился:
  - Это же коллекционные вина. Абрау-Дюрсо, Империал Vintage, брют, 1926 года! Можно попробовать?
  - Павел Григорьевич, погреб в полном вашем распоряжении.
  - Такое вино пьют под свечи с любимой дамой.
  - Тогда, может, коньяк? Армянский? Вот стеллаж...
   Бессонов заговорщически оглянулся и распределил роли:
  - Так, я на стрёме. Семён, хватайте наугад и бегом за стол.
   Это застолье сняло все вопросы. Суп, великолепные котлеты с пюре и с маринованными огурчиками и сладкий кисель вызвали неподдельный восторг у Ивана. Взрослые выпили по несколько рюмок, пообщались на общие темы, чуть поближе познакомились, договорились о правилах. Исчез напряг, возникло понимание и взаимное уважение. Пока мама занималась сестрой, Иван помог Варе убрать стол. Семён продолжил знакомить Павла с секретами остальных построек, где, к радости последнего, нашлись несколько пар лыж.
   Не прошло и часа, как Бес с Иваном уже прокладывали первую лыжню. Они вдоволь наколесили по своему участку и решили поискать горку за воротами. Долго ехали, если про Ивана так можно сказать, вдоль сплошного забора, когда навстречу попалась легковая машина и что-то до боли родное мелькнуло в окошке на заднем сидении. Павла как гром поразил. Он резко развернулся и увидел, что машина остановилась у их ворот.
  - Иван, нам, кажется, пора домой. Разворачивай оглобли...
   Павлу хотелось бежать что было сил, но бросить сына не мог. Сердце колотилось, на лбу испарина. Неужели ему не показалось... Ворота медленно отворились, и машина скрылась во дворе. Когда Павел добежал-добрёл до ворот, увидел, как Семён помогал выйти из машины двум дамам. Они, оглядываясь по сторонам, медленно поднимались по ступенькам.
  - Мама! - крикнул Павел и, на ходу сбрасывая лыжи, бросился к старшей. Схватил её руку в перчатке, встал на колени и прижал к губам. Сбоку на колени упала сестра и, обхватив его двумя руками, зарыдала. Княгиня положила руки на плечи детей и голос её дрогнул:
  - Встаньте, мои дорогие. Пашенька, драгоценный мой сын, дай мне тебя обнять... Как ты... изменился!
  Они так и стояли обнявшись, когда к ним подошёл запыхавшийся розовощёкий Иван. Внимательно всех осмотрел и спросил:
  - Папа, это моя бабушка?
  - Да, Ваня! Бабушка. Ольга Александровна.
  - Баба Оля? - уточнил мальчуган.
  У княгини в глазах стояло удивление, радость и восторг. Она на удивление легко подхватила внука на руки.
  - Да, милый, баба Оля. А это - тётя Софья!
  - Тётя Соня?!
  - Можно и так, - легко согласилась княжна и поцеловала нежданного племянника в щёку. Тот выскользнул из рук бабушки и открыл перед гостями дверь.
  - Что же мы стоим? Пожалуйте в дом, - спохватился Павел.
   Зашли, в прихожей сняли верхнюю одежду. Павел остался в любимой гимнастёрке и бриджах, дамы - в длинных кашемировых платьях одинакового нежно-голубого цвета. Женщины неуловимым движением рук перед зеркалом поправили причёски. Посреди гостиной стояла растерянная и потерянная Александра, теребя в руках полотенце. Подошёл Павел, бросил полотенце на стол, взял за руку и подвёл к матери.
  - Вот, мама, моя супруга перед господом и людьми - Александра Васильевна. Моя неоднократная спасительница и мать детей.
   Княгиня просто протянула руки, обняла невестку и зашептала:
  - Здравствуй, милая. Добро пожаловать в нашу семью.
  Так же, как на лестнице подошла сестра Павла. Обняла сбоку, поцеловала в щёку. Рухнула невидимая плотина и почему-то вместо радости все трое разревелись. Иван удивлённо переводил взгляд на отца и новых родственников. С двумя чемоданами в гостиную вошёл Семён. Павел показал, куда поставить, и заговорщически прошептал:
  - Тащи сюда ту бутылку, что мы смотрели, и попроси Варю приготовить бокалы...
   С трудом расселись за столом. Даже выпили за встречу и знакомство, однако Павел не мог успокоиться:
  - Мама, дорогая, объяснишь в конце концов, как вы попали сюда?
  - Ты же видел, сын мой. На автомобиле...
  - А в автомобиль?
  - Из самолёта... В самолёт - с поезда... В поезд - с корабля... Последнюю неделю мы только и делали, что пересаживались. Нами руководил один милый молодой человек, который представился, как Василий.
  - Уж не Тормунов ли?
  - Не знаю, он больше с Софьей любезничал.
  При этих словах на щеках сестры Павел заметил совсем не морозный румянец. Неожиданно глухо зарокотал телефон. Трубку взяла Варвара, после чего объявила:
  - Павел Григорьевич, вас. Товарищ Поскрёбышев...
   Пока Павел внимательно слушал трубку, княгиня тихо спросила Александру:
  - Вы, голубушка, знаете, кто это?
  - Это - секретарь Сталина, - так же шёпотом ответила она.
   Ольга Александровна удовлетворённо кивнула головой. К столу Павел вернулся несколько растерянным:
  - Приказано завтра в 12.00 быть в Кремле. Форма одежды - парадная...
  - Что тебя расстроило? - спросила княгиня.
  - Не знаю, где возьму парадную форму.
   Александра, наоборот, не выглядела растерянной. Она улыбнулась и сказала:
  - Не переживай, дорогой, утро вечера мудренее...
  Павел аж подпрыгнул:
  - Ты что, Саша, захватила мою форму?! - поцеловал жену и повернулся к матери: - Вот так всегда, мама, когда безвыходная ситуация, надо спросить у жены!
  - Я, откровенно говоря, не поняла, в чём сложность, - удивилась княгиня.
  - Сложность в том, что в этот дом мы попали за три часа до вас. Вылетели из Саратова с двумя детьми и двумя чемоданами. Я даже помыслить не мог, что один чемодан будет отдан под мою парадную форму!
   Ольга Александровна перевела взгляд на Александру.
  - Павел - блестящий командир и постоянно заботится о сотнях подчинённых. Не дай Бог, кто-то будет не накормлен вовремя или не одет, как положено. За это его зовут Батей. Поверьте на слово, на фронте это очень дорого стоит. А сам может сутками не есть и ходит в латаной-перелатанной гимнастёрке. Вот в этой, - Саша перевела укоризненный, но почему-то очень тёплый взгляд на мужа. - Дорогой, поднимись к нам в спальню и, пожалуйста, переоденься. Заодно убедись, что Иван не замучил окончательно сестру.
   Когда Павел послушно исчез, княгиня очень внимательно посмотрела на Александру.
  - Где вы, голубушка, встретили Павла? Почему-то мне кажется, что это не он вас нашёл.
  - Это не я... Бог, наверное, меня тогда в спину толкнул на фронтовой дороге...
  - Как интересно, - княжна Софья подвинула стул и приготовилась слушать. Она была почти ровесницей Александры и приблизительно одного роста. Чуть постройней, чуть побледней и с чуть более непосредственным взглядом.
  - Нет, это вы должны услышать от Павла или, по крайней мере, в его присутствии, извините, - после небольшой паузы сказала Александра.
  - Вы не только красивы, голубушка. Я думаю...
  Что думала княгиня, узнать не удалось, ибо в этот миг Павел предстал перед ними во всём великолепии офицера ВВС Советского Союза. Сама по себе военная форма мало чего стоит, если её не умеют носить. Гвардии полковник Бессонов умел, как никто. Хотя уже уместней было сказать - полковник Оболенский! Княжна Софья вскочила и в восторге захлопала в ладоши:
  - Павлуша, ты бесподобен! А какие у тебя красивые ордена, особенно эта звёздочка!
   Она подскочила к брату, стала трогать руками погоны, награды. Княгиня молча поднялась и обратилась подчёркнуто к дамам:
  - В присутствии такого блестящего кавалера нам тоже приличествует сменить дорожное платье. Не подскажете, голубушка, где это можно сделать?
  Александра на правах хозяйки встала:
  - В вашем распоряжении любая из четырёх спален. Пойдёмте, я покажу.
   При этом она подумала: "А дом не такой уж большой. Ещё пару сюрпризов и спален не хватит..."
  Пока дамы переодевались и приводили себя в торжественный вид, Павел с помощью Вари сервировал стол. Правда, его роль состояла лишь в том, чтобы убрать лишние ножи и вилки (почему-то вспомнил страхи жены) и разместил на столе несколько подсвечников. Сумерки быстро сгущались, но ему почему-то не хотелось включать электрическое освещение.
   И вот торжественный момент настал: словно по команде было устроено подобие дефиле. Сначала выпорхнула грациозная и воздушная княжна, за ней проплыла торжественная и прекрасная в своём достоинстве княгиня, вышла немного смущённая и оттого ещё более красивая Александра и - барабанная дробь - великолепная Вера Павловна. На ней было такое миниатюрное кружевное платьице! Мило, разместившись на руках у матери, она высоко и гордо держала кудрявую головку, что хотелось тут же её всю расцеловать - эти пухленькие ручки и щёчки. Павел каждую из дам встретил поклоном, поцеловал ручку и проводил к столу. Иван помогал отцу и подвигал женщинам стул. Если добавить к этому сумрак гостиной, освещаемой только свечами на столе, тихую музыку патефона, очень кстати принесенного Семёном, то лучшие дома Парижа и Лондона должны были сгореть от зависти и стыда.
  - Павел, Александра, - открыла застолье княгиня, - мы с Софьей оценили ваше старание встретить нас как в былые времена. Спасибо. Однако мы давно уже привыкли к простоте в быту, еде, одежде и отношениях. Поэтому скажу без жеманства. Очень рада за тебя, Павел. Не уронил честь Оболенских. Отец бы тобой гордился. - Павел хотел что-то возразить, но княгиня жестом попросила не перебивать. - Второе, поздравляю тебя с выбором спутницы жизни. Я в людях разбираюсь, Саша - редкий бриллиант, береги её. Она тебя, вижу, бережёт. "Горько" кричать поздно, но счастья пожелать никогда не грех. Будьте счастливы, мои дорогие.
   Встала, подошла и поцеловала каждого, включая детей. Остальной ужин прошёл под аккомпанемент тихого стука приборов и коротких комплиментов хозяйке. Варвара с Александрой и княжной быстро убрали лишнее и накрыли чай. Опять Ольга Александровна объявила:
  - А теперь самое сладкое: рассказывайте...
   Легко сказать. Господи, начать-то с чего?
  Сославшись на дела, ушли Варвара и Семён. Иван начал клевать носом и тоже пошёл спать. Верочка заснула прямо на руках матери и была отнесена к себе в постельку. Рассказывали Павел с Александрой по очереди. Иногда не перебивали, а просто дополняли друг друга. Два раза спросили, не устали ли гости, может, пора отдыхать? Но получив категорическое "нет", продолжили рассказ. Были ахи, охи, слёзы и смех... Дошли до посещения Оболенского. Княгиня заметно напряглась...
  - Я знала... Он во сне ко мне много раз приходил. Несколько раз предупреждал, словно знал, где я и что угрожает.
  - Мне обещали найти отца. Люди, которые слов на ветер не бросают. Невыносимо долго молчат. Я уже боюсь, жив ли он... Саш, принеси, пожалуйста, акварель.
   Сам рисунок не произвёл на Ольгу Александровну такого впечатления, как цифры на обороте.
  - Это что?
  - Не знаем, так было...
  - Боюсь ошибиться, но первые шесть цифр - это наш банковский счёт в Цюрихе. Он давно чист. Но меня несколько раз спрашивали код от ячейки Љ317. Это, похоже, он! Смотри: шесть цифр, потом 317, потом ещё шесть цифр.
  - Отец был слишком умён и предусмотрителен, чтобы не подстраховать семью на случай непредвиденных событий...
  - Я тоже так думала, но, Павел, каким предвидением надо обладать, чтобы сделать такое послание и знать, что оно дойдёт!
   Павел встал, прошёлся вокруг стола.
  - Всё! Больше ждать невмоготу. Сам найду!!!
   Как будто кто-то всесильный только и ждал этих слов. В гостиную прямо в верхней припорошённой снегом одежде зашёл Семён. Вид у него был такой, словно только что видел лешего. Протянул Павлу бумагу:
  - Там старикан какой-то под воротами в калитку посохом ломится. Хотел отшить, а он говорит: "Семён, отдай документ Павлу" ...
   Раскрыл полковник бумагу и прочёл: "Дед Григорий. Себя не помнит. Не обижайте".
  
  Глава 4
   Павел изменился в лице. Сначала догадка - неужели отец?! Затем сомнение - мало ли... И только потом уверенность: а кто ещё?! Много ты дедов Григориев, потерявших память, знаешь? Поэтому он внешне спокойно сказал помощнику:
  - Семён, приглашай его в дом. Скажи: "Милости просим, Григорий Константинович!"
  Княгиня всё прочла на лице сына.
  - Он?
  - Похоже... - с этими словами Павел протянул матери записку.
  - Павлуша, встречай. - Лицо княгини вспыхнуло, но она сумела совладать с собой: - Всем сидеть смирно. Софья, никаких ахов и слёз!
  Павел выскочил из двери. Простоволосый бросился к воротам. На полпути встретились. Внимательно сквозь тьму вглядывались в глаза друг друга. Наконец Бессонов первым узнал:
  - Папа! - упал на колени.
  Старик погладил сына по голове.
  - Павел, встань. Ты раздет. Пойдём в дом, простудишься...
  В прихожей аккуратно поставил в углу посох, снял треух, отдал сыну худой вещмешок, тулуп и сел на стул. На его бороде и бровях бисером блестели растаявшие снежинки.
  - Устал я немного, Павел. Да и голова что-то... Я посижу чуток, хорошо?
   Он закрыл глаза. Заснул? Нет! Было видно, как под веками бегают глазные яблоки. Вдруг по всему телу пробежала судорога и он вздохнул... Глубоко, с облегчением. Открыл глаза.
  - Позволь, папа, помогу снять валенки. Всё хорошо. Ты дома...
  Старик словно очнулся. Неожиданно спросил:
  - Вера здесь? Могу её видеть?
  Павел уже перестал удивляться:
  - Все здесь, папа. Ты как себя чувствуешь?
   Старик поднял руку, устало провёл ею по лбу снизу вверх.
  - У меня в голове как звезда путеводная погасла... И боль ушла. А кто все?
  - Все, кто тебя знают и любят. Если ты кого не помнишь, не беда. Они сами представятся. Пойдём?
  Неожиданно дед упёрся:
  - Нет, Павел. В таком виде неудобно. В вещмешке у меня есть чистая рубаха... Зря ты валенки снял... Ноги видишь какие? Последние две ночи негде было портянки постирать...
  - Пошли, отец, в ванну. Там со всем разберёмся. Ты не очень голоден?
  - У меня хлеб есть...
   Павел помог подняться и, зайдя в гостиную, прижал указательный палец к губам и провёл деда Григория в ванну. Их сопроводили жадные взгляды, однако никто не проронил ни слова. Саша молча встала, собрала кое-какие вещи Павла и тихо передала ему. Сама прошла на кухню собрать перекусить. За столом атмосфера накалилась до предела. Не выдержала Софья:
  - Мама! Я так волнуюсь... Пойду Саше помогу.
  - Стой. Ты забыла, что Игнатий сказал? Никаких сильных эмоций...
  Однако спокойствие и ей давалось очень непросто, судя по тому, как сама княгиня теребила салфетку. Потом положила её на стол и тщательно разгладила ладонью. При этом её губы беззвучно шевелились...
   В повседневной авиационной форме без погон, пусть чуть больше по размеру, чем требовалось, князь Григорий выглядел вполне достойно. Распаренное после душа лицо, борода и длинные седые волосы тщательно причесаны. Они не очень соответствовали форме, но общего впечатления не портили. Прошли к столу. Павел посадил отца во главе, сам сел по левую руку. Справа сидела жена. Она старалась поймать взгляд мужа, но он опустил голову и ни на кого не поднимал глаз. Павел встал, наполнил коньяком рюмки отцу, матери, Софье, Александре и последним себе.
  - Папа, тебе будет полезно с мороза немного выпить.
  - Спасибо. Не откажусь.
  Князь буквально пригубил, но этого хватило, чтобы ощутить благородство напитка. Это была ещё одна атака на его органы чувств: он пробовал такой, знавал этот вкус только очень давно. Как и запах, который исходил от женщины по правую руку. Он волновал и накрывал его волной забытых, но очень приятных ощущений. Наконец он не выдержал и поднял на неё глаза:
  - Ольга, это вы?
  - Я, мой милый супруг...
  Она положила руку на его предплечье, князь припал к ней губами и горячие слёзы потекли из глаз. Княгиня встала и прижала его голову к груди. Софья сорвалась с места, но Павел жестом заставил её сесть обратно. Поцеловав мужа в губы, Ольга Александровна стала платком вытирать его слёзы, повторяя при этом: "Всё хорошо... Всё хорошо... Мы дома... Успокойся, дорогой..."
  Омытыми слезами глазами князь окинул всех сидящих за столом. Княгиня встала за его спиной:
  - Пашу ты вспомнил, а вот посмотри, какой стала наша дочь Софья.
  Как женщины умеют разговаривать одними глазами - загадка природы. Пока Софья подходила и целовала отцу руки, а он её гладил и любовался, княгиня только посмотрела на Сашу. Та кивнула и встала из-за стола. Через минуту она появилась вновь со спящей дочерью на руках. Теперь заговорил Павел:
  - Позволь, отец, представить тебе мою избранницу - Александру.
  Князь очень тепло посмотрел на Сашу, Павла, встал:
  - Благословляю вас, дорогие. - Его взгляд остановился на ребёнке и буквально вспыхнул: - Неужели это Вера?
  - Она, папа. Наша дочь.
  - Так вот кто привёл меня к вам!!! Спасибо, Господи!
  Григорий Константинович широко перекрестился и сел, Ольга Александровна стояла за ним и гладила по плечу.
  - Сиди, дорогой. Ни о чём не волнуйся. Мы вместе.
  Опять появился смущённый Семён:
  - Пал Григорьевич, можно вас на минуту. - Когда Павел подошёл, сообщил: - Там у ворот оперативник СМЕРШа спрашивает, не заходил ли к нам кто.
  - Пойдём, поглядим...
   Накинув куртку и шапку, князь Павел прошёл к воротам.
  - Ба! Какая встреча! Товарищ старший оперуполномоченный! - вскликнул он, увидев у ворот Пономарёва в белом полушубке, валенках и завязанной на подбородке шапке. На красном от мороза лице просматривалась трёхдневная щетина.
  - Так точно, товарищ полковник. Здравия желаю.
  Старший лейтенант прижал руки по швам и боднул головой. Бессонов протянул руку, поздоровались. Однако приглашения не последовало.
  - Извините, не могу пригласить в дом...
  - Я только уточнить: отец дошёл?
   В голове у Павла щёлкнула догадка.
  - А вы что, охраняли его?
  - Буду с вами честен, я его искал. Две недели кряду. Без сна и отдыха. Это что-то! Час назад узнали, что его видели на этой дороге. Проверяли все участки подряд. С ним всё в порядке?
  - Надеюсь, что так. Как я понял, именно вам поручили найти отца, и вы всё это время шли по следу.
  - Именно так. А сказать, что след путался, ничего не сказать!
  Всё стало на свои места, и Павел улыбнулся:
  - Так он в молодости такие рейды по турецким тылам делал! Значит, не всё забыл!
  Пономарёву, судя по озабоченному выражению лица, было не до шуток:
  - Товарищ полковник, разрешите я доложу, что отец с вами?
  - На это разрешения моего не требуется. Скажите, что лично доставили...
  - ???
  - Я знаю, что в вашем ведомстве значит не полное и не своевременное исполнение приказа. А вы, вижу, искренне пытались мне помочь...
  - Спасибо, товарищ полковник. Выручили.
  - Тогда езжайте, докладывайте. Удачи!
   Когда Павел вернулся, за столом были только князь Григорий и княгиня Ольга. Они склонили друг к другу головы и о чём-то тихо говорили. Он подошёл к ним, пожелал спокойной ночи, дал матери себя поцеловать и тихо поднялся в свою спальню.
  ***
  Утром, когда домочадцы после умывания стали выходить из спален и собираться в гостиной, произошло небольшое происшествие. Иван, увидев незнакомого старика, спросил у мамы:
  - Это кто?
  Получив ответ, с криком: "Дед!!!" бросился к нему да так, что чуть не сшиб с ног.
  - Стой! Ты кто такой? - строго спросил старикан.
  - Я Иван! А вас как зовут?
  - Я твой дед Григорий, наверное.
  Подошёл Павел:
  - Не "наверное", отец, а совершенно точно.
  - Значит, внук. А ну стой, я на тебя посмотрю. Хорош! Садись, рассказывай, как живёшь?
  - Хорошо живу...
  - Не умеешь врать, - не поверил дед.
  - Он по друзьям саратовским скучает, - сказала Саша.
   Иван заговорщически зашептал деду:
  - Мы с Вовкой на завод ходим Сашке Косых помогать... Это папин нянька... Был... Сейчас у него испытатель капитан Бубнов... Обещал нас покатать... А на чём, спрашивается - у нас одна спарка на сто "яков"... Птаха тоже обещал, но сказал ждать до весны...
   Григорий внимательно слушал и участливо качал головой. Сразу всё понятно и никаких вопросов! Оторвали человека от важных дел...
  После завтрака Павел подошёл к отцу:
  - Я уезжаю. В Кремль. Вернусь, расскажу...
  - Храни Господь, - пожелал князь.
   Раздался телефонный звонок. Павел взял трубку:
  - Полковник Бессонов, слушаю...
  Князь удивлённо посмотрел на Ольгу Александровну.
  - Это боевой псевдоним нашего сына.
  - А позывной у него Бес, - добавила Саша.
  - А ваша-то фамилия - Оболенская?
  - Надеюсь, будет в будущем. Пока мы все Бессоновы. Не удивляйтесь, так сложилось. Муж сам расскажет.
   Подошёл Павел.
  - Приказано заехать к маршалу Новикову. У меня совсем не осталось времени. Извините...
  ***
  На Большую Пироговку, где размещался Главный штаб ВВС РККА, Бессонов прибыл ровно в 10.00. Новиков ждал, поэтому через многочисленные посты его провёл капитан в безукоризненной пилотской форме. Что-то в этом лоске не понравилось Павлу.
  - Поздравляю, товарищ полковник, со вторым заслуженным Героем. Я рад за вас, - встретил в своём кабинете Беса главком ВВС.
  - Спасибо. Что касается "дважды", вы моё мнение знаете...
  - Дорогой Павел Григорьевич, дело не в звании, а в признании... Почти созвучно, но разница большая. Вас признали невиновным и достойным. Это важно, поверьте. Но я вас позвал не для этого. Вопрос о восстановлении инспекции ВВС.
  - Я прошу оставить меня в полку и на фронте...
  - Поздно. Ваше назначение одобрено на самом верху. Я и пригласил вас, чтобы предупредить: не вздумайте отказываться! Вы знаете, кто командовал инспекцией до её расформирования?
  - Не интересовался.
  - Так я вам скажу - сын Сталина Василий. Не буду давать ему оценку, её дал верховный, отправив сына командовать полком и расформировав жизненно необходимый для ВВС орган. Можете представить, чего мне стоило добиться вашего назначения.
  Бес тяжело вздохнул. Достал из внутреннего кармана лист бумаги. Развернул и подал главкому.
  - Я думал о вашем предложении. Даже кое-какие мысли набросал...
   Тот быстро пробежал глазами.
  - Интересно. Вернётесь из Кремля, обсудим подробно, а пока пойдёмте, покажу ваш кабинет.
  Вышли из приёмной и прошли по коридору, покрытому ковровой дорожкой. У одной из массивных дверей стоял уже знакомый капитан.
  - Чего стоишь, открывай, - распорядился маршал, и капитан, сорвав печать, крутанул ключом и распахнул створки.
   В нос ударил запах табака, пыли и ещё чем пахнут давно не проветриваемые помещения. Массивная мебель, огромная люстра, на одной стене большая карта, на другой портрет Сталина. На столе письменный прибор и макеты самолётов. Рядом стойка с тремя телефонами. В мусорной корзине несколько пустых бутылок.
  - Из этого кабинета Василия увезли на гауптвахту и с того времени никто сюда не заходил, - как бы извиняясь, сказал Новиков: - Пока сформируете штат капитан Звягинцев в вашем распоряжении.
   Тот принял строевую стойку и, глядя на Бессонова, спросил:
  - Какие будут распоряжения, товарищ полковник?
   Бес оглянулся вокруг:
  - Актуализировать карту, проветрить кабинет и убрать мусор. Более подробно поговорим, когда вернусь из Кремля.
  - Вот и славно, - подытожил главком: - Теперь, Павел Григорьевич, пойдёмте в нашу святая святых.
  Из коридора они попали в ещё одно просторное помещение, где находилось несколько письменных столов с телефонами и один большой посредине с разложенной на нём огромной картой с подробной обстановкой. Несколько генералов и офицеров склонились над ней и наносили уточнения. Другие о чём-то говорили по телефонам. На стенах висели многочисленные схемы, таблицы и склейки карт. Прозвучала команда: "Товарищи офицеры!"
  - Товарищи офицеры! - ответил Новиков и подошёл к карте.
   Начальник штаба ВВС генерал Худяков чётко и предельно конкретно доложил главкому о событиях и изменениях за прошедшие сутки. Бессонов жадно внимал, стоя за спиной Новикова. При этом для себя отметил нездоровую бледность генерала. Не удержался и после выхода спросил у главкома:
  - Мне показалось, что начальник штаба не совсем здоров.
  - Горе у него... Потащил 14-летнего сына с собой на фронт, и он погиб при бомбёжке аэродрома под Харьковом. Никак не придёт в себя.
  Перед взором Павла всплыл Иван, и он невольно передёрнул плечами.
  - Такое пережить - врагу не пожелаешь...
  - А вообще Сергей Александрович - блестящий лётчик и грамотный штабист. Умница и педант, каких поискать. Советую очень внимательно слушать и взаимодействовать с ним по всем вопросам. - Новиков глянул на часы: - Пал Григорьевич, вам, пожалуй, пора. Сегодня назад не жду. Во-первых, там вас поздравит руководство страны. Иногда это быстро не заканчивается. Во-вторых, сегодня вас ждут и, наверное, волнуются родные.
  - Благодарю вас, товарищ маршал, за доверие и заботу. Особенно за возможность пожить в доме...
  - Это не я, - довольно бесцеремонно прервал Новиков: - Власику при случае не забудьте сказать спасибо.
  - Понял. Не забуду...
   К машине из здания провожал капитан Звягинцев. Бессонов решил прервать молчание:
  - Вас как по имени-отчеству, товарищ капитан?
  - Алексей Петрович...
  - Скажите мне, Алексей Петрович, кому обязан за автомобиль.
  - Никому. Это ваш служебный автомобиль. Есть какие-то замечания? Водитель не понравился? Он разве не представился?
  - Всё в порядке. Я не счёл возможным спрашивать у него.
  - Вы вправе оставлять его у себя дома, это повысит вашу мобильность, но лучше в гараже. Там техконтроль и заправка. Ставьте задачи накануне, и он будет, когда прикажете.
  - Когда начинает работу штаб?
  - С 22 июня 41 года он её не прекращал ни минуту. Вы вправе сами строить свой график. Об обязательных мероприятиях я вас предупрежу заранее.
  ***
  Первая командировка Беса была в глубокий тыл - в Оранский лагерь военнопленных под Горьким. В тот, где, по докладу капитана Звягинцева, находился Густав Хартинг. В кабинете начальника, кроме них, никого не было. С трудом, но узнали друг друга. Переводчик не потребовался.
  - Граф?!
  - С вашего позволения, князь Оболенский.
  - Я знал, что это были вы...
   Вид у немецкого аса был, мягко говоря, не самый лучший - худой, в потёртом, местами рваном мундире, с потухшим голодным взглядом. Руки - красные, покрытые цыпками, признак продолжительного пребывания на русском морозе и явно без перчаток.
  - Не хотите, Густав, перекусить? Я не успел позавтракать, прошу разделить его со мной. - Бессонов снял салфетку с тарелки с бутербродами: - Сейчас принесут чай.
   В дверь действительно постучали, и лейтенант поставил на стол два дымящихся стакана.
  - Не стесняйтесь, Густав. Я уже когда-то в Париже имел честь воспользоваться вашим гостеприимством, не откажите и вы мне.
  - Благодарю, - с достоинством ответил немец.
  Пока пили обжигающий чай с бутербродами с колбасой, рассматривали друг друга. Хартинг отчётливо понимал, что этот визит не случаен и, возможно, сейчас решится его судьба. Однако предложения не последовало, и вместо этого на стол лёг последний номер "Berliner Morgenpost". На первой странице, как обычно, рабочие будни фюрера, сообщения о подвигах на фронтах и в тылу. В самом низу сообщение гестапо о раскрытии очередного заговора против Гитлера и перечислено несколько фамилий заговорщиков, в числе которых Хартинг увидел отца. Кровь ударила в голову:
  - Что вам ещё известно?
  - Из семьи арестовали только его. Содержат в Заксенхаузене. Больше пока ничего не знаем. Простите, Густав, что принёс вам такую новость.
   Снова образовалась пауза.
  - Князь, вы прибыли сюда не только для того, чтобы показать мне эту заметку.
  - Вы правы. Есть разговор. Я знаю, у вас с отцом были расхождения по поводу национал-социалистических идей. Ваш отец, потомственный прусский офицер, их не разделял и предупреждал о возможных трагических последствиях для германского народа. Вы считали, что он глубоко заблуждается. Сейчас тоже так полагаете?
   Хартинг задумался. Не над вопросом, конечно. Он для себя уже давно нашёл ответ. Стоит ли откровенничать с этим русским?
  - Легко орать "Хайль Гитлер!", когда победы следуют одна за другой и искренне верить, что он ведёт нас великим, единственно правильным путём. Но это недорого стоит. В часы неудач и временных трудностей сохранять твёрдость духа и уверенность в конечной победе гораздо сложней.
  - И вы, значит, сохраняете?
  - Стараюсь.
   Бессонов изменился в лице. Не такого он ждал от своего старого знакомого.
  - Удивлён и разочарован. Жаль. Мне искренне жаль. Но не того, что зря рассчитывал на вашу помощь, а того, что вы, умный человек, блестящий пилот, наследник достойной фамилии окажетесь примитивным фашистским фанатиком. Перед тем как откланяться, хочу, чтобы вы знали: через год, максимум полтора война закончится полным разгромом фашизма. Вас через пять-десять лет отпустят, с чем вы вернётесь на родину? С сожалением, что не удалось истребить таких недочеловеков, как я, и захватить наши земли?
  - Я только исполнял долг солдата...
  - А долг гражданина? Вас не интересует будущее вашей страны? Запомните, пока Россия не увидит среди немцев достаточного количества своих друзей, никакой Германии не будет.
  - Что же, по-вашему, будет?
  - Решат победители.
  - Они и так решат.
  - Правильно. Разница лишь в том, с вами или без вас.
   Третий раз в кабинете начальника лагеря повисла пауза. Наконец Бессонов встал:
  - Мне пора. Благодарю, Густав, за откровенный разговор. Охрана!!!
   Зашёл сержант с автоматом. Хартинг тоже встал и, опустив глаза, спросил:
  - Чем, князь, я могу быть полезен вам?
  - Вы всё ещё хотите в воздухе доказать превосходство немецкого оружия? Я дам вам такую возможность.
  ***
  Пока Бессонов по лагерям искал немецких асов, главком через командующих фронтами добывал целые трофейные "Мессершмитты" и "Фокке-Вульфы". Удалось захватить и перегнать на Ходынский аэродром каждой твари по паре. Среди них один новейший "Густав". Нашли к ним и полдюжины механиков. Это уже Хартинг постарался. Командовать ими Бес попросил Хренова. Именно попросил, хотя мог легко прислать приказ. Тот прилетел с кучей гостинцев и приветов от полка - шумный, здоровый и настроенный очень решительно:
  - С фашистами предлагаешь работать?
  - Нет, дорогой Алексей Михайлович, с немцами. Гитлеры приходят и уходят, а мы с германцами веками жили бок о бок. Многому у них учились...
  - ...и постоянно воевали.
  - Не без этого, но не забывай: Наполеона добивали вместе.
  - Вспомнил про царя Гороха! Ладно, Паша, разберусь.
  - Завтра прибудет твой помощник по фотоаппаратуре, постарайтесь за пару дней установить и "пристрелять".
  - Сделаем. Ты мне скажи, сам тоже на трофее летать будешь?
  - Через пару дней обещали пригнать новую "тройку". Не хочешь слетать на завод и принять?
   Тень пробежала по лицу старого друга. Его ответ несколько озадачил:
  - Не хочу, Паша. - Хренов резко сменил тему разговора: - Я тут твои пожитки прихватил, куда сгрузить?
  - Пока в машину, а вечером всё лично передашь Александре.
  - За это спасибо. Я по Шурке больше, чем по тебе скучал...
  - Поздно спохватился, старый хрен... Ха-ха!
  - Тоже мне молодой хрен нашёлся!
  ***
  Радость от встречи однополчан была взаимной и искренней. Саша бросилась не шею Хренову, как давно не приезжавшему любимому дяде. Расцеловала в колючие усы, помогла ему раздеться и за руку ввела в гостиную. Представила сразу всем:
  - Это тот самый старшина Хренов, который сначала со своими самолётами увёл у меня Павла, а потом не раз уберёг и сохранил его для меня. Прошу любить и жаловать - Алексей Михайлович.
  Первым сорвался с места Иван и с криком "Дядя Лёша!!!" подбежал к нему. Протянул руку, но был подхвачен и подброшен почти под потолок. С радостным визгом приземлился и закричал:
  - Это папкин нянька!!!
  Старый князь с достоинством протянул руку и представился:
  - Григорий Константинович Оболенский, к вашим услугам.
   Он был одет в новый костюм, белоснежную рубаху и старомодную бабочку, на ногах блестели начищенные ботинки. Гладко выбрит и пострижен. Как определила княгиня: "импозантный мужчина в расцвете сил".
  - Очень рад, что...
  - Живой? Я сам рад, не смущайтесь... Это моя супруга Ольга Александровна.
  - Очень приятно...
  - Вы так искренне смущаетесь, дорогой Алексей Михайлович...
  Однако смутился он по-настоящему, когда к нему выпорхнула и сделала книксен Софья и протянула, чертовка, ручку, как для поцелуя. Павел сгрёб её в объятья и сам представил:
  - Моя шалунья сестра Софья. Уже взрослая, но ведёт себя иногда... - Павел поцеловал в щёку сестру и обратился к Саше: - Все расспросы-вопросы потом. Мы с Алексеем Михайловичем голодны как волки.
   Зайдя в ванную помыть руки, Хренов наконец высказался:
  - Так, Паша, друзья не поступают! Хоть слово, хоть полслова мог заранее сказать.
  - Тогда бы сюрприз не удался... Это тебе запоздалая месть за Утёсова и никак не ремонтируемый борт Љ 1. Ладно, не дуйся. Тебе ещё знакомство с твоей крестницей предстоит!
  - Правда?! Не забыли мою просьбу. Спасибо...
  - Пошли! - Павел нарочито грубо подтолкнул друга в гостиную.
   Перед тем как сесть за стол, Хренов протянул Саше увесистый пакет.
  - Что это? - раскрыла и увидела скреплённые резинкой купюры. - Откуда?
  - Из тумбочки. Твой туда зарплату, премии и прочее денежное удовольствие не считая складывал. Мы же до конца ждали его возвращения, поэтому не трогали и не передавали. Сам же ни разу не заикнулся.
  - Ольга Александровна, мы - богаты! Завтра же едем за тем платьем, что мы отложили для Софьи!
   Княгиня улыбнулась и пригласила всех к столу. И вдруг что-то по-французски сказала Ивану.
  - Пардон, мадам, - ответил он и побежал в ванную.
  У Хренова округлились глаза:
  - Он, что французский знает?
  - Что вы, дорогой Алексей Михайлович! Пока только первые уроки...
  - Уроки от княгини дорогого стоят. Не сомневаюсь, через полгода будет говорить свободно, - уверенно сказал Григорий Константинович.
  Как всегда, апофеозом выхода к столу было появление Веры Павловны на руках Софьи. Мужчины - Оболенские встали. Поднялся чуть запоздало и Хренов. Вера впервые увидела усатого дядьку и потянула ручонки, чтобы проверить: усы настоящие? Михалыч не знал, как к ней прикоснуться, куда вообще деть руки, стоял и глупо улыбался. А ещё хвалился, что дед!
   Когда в конце концов расселись, разлили напитки, встал князь Григорий, и второй раз в этом доме прозвучала фраза: " Дорогой Алексей Михайлович, добро пожаловать в семью".
  ***
   Бывают невезучие люди. Живёт эдакий бедоносец: кирпич мимо него не пролетит, в открытый люк не промажет, собака из десяти человек выберет укусить только его. Ставь хоть какую толстую свечку, плюй через плечо или скрещивай пальцы - ничего не помогает.
   Таким невезучим был этот истребительный авиационный полк. То сами столкнутся в воздухе, то перевернутся на полосе, то заблудятся в трёх соснах. Трижды гитлеровцы раскатывали их аэродром под ноль. Трижды переформировывали, седьмой за войну командир полка, сколько лётчиков погибло - не сосчитать. После жесточайших боёв по прорыву блокады Ленинграда полк четвёртый раз вывели в тыл на переформирование и укомплектацию. Из стариков осталось шесть человек, два неполных звена! Остальных вчера доставили прямо из училища. Эти ещё не оперившиеся сталинские соколы, открыв рты, наблюдали, как на их аэродром сел Ли-2 в сопровождении двух "мессеров", двух "фоккеров" и одного "яка". Ещё шире открыли рты, когда из трофеев выпрыгнули вполне себе настоящие немцы. Точку поставили пассажиры "Ивана", тоже гансы, которые бросились бегом помогать своим лётчикам, а потом стали по-хозяйски копаться в своих самолётах.
  - Твою Люсю! Хлопцы, куда мы попали?! Командир же говорил, что инспекция прилетит!
  - Вот и прилетела. Кто лучше фрица проверит, чему тебя научили.
  - Дохлые они какие-то. Я один их четверых кулаками уделаю, - уверенно заявил здоровяк Хоменко.
  - Хома, жаль, что мы не на боксёрском турнире... Посмотрим, что будут стоить твои кулаки в воздухе. Что-то мне подсказывает, что эти дохляки не так просты, - предположил командир звена Онуфриев.
   Всё стало понятно после построения и взаимного представления. Всё просто: звание, фамилия, количество вылетов, число побед. У полка по сбитым оказалось 27 самолётов противника. Смешки со стороны молодых прекратились, когда посчитали количество побед в воздухе визитёров - 264! Почти в десять раз больше! "Кто?! Вот эти?!"
   Слово взял полковник Бессонов:
  - Программа проверки командованию доведена. Задача проста: научиться сбивать таких асов! Срок - месяц. Кто научится - в составе полка на фронт. Кто нет - в пехоту командовать взводами. - Начальник инспекции предельно конкретно обрисовал перспективу.
  - Хорошо не в штрафбат! Кто он такой, чтобы такими словами бросаться? - тихо бухтел в строю лейтенант Бежич.
  - Это знаменитый Бес. Помнишь, инструктор в училище рассказывал? - напомнил его друг Колька Смирнов.
  - Тихо! - цыкнул на подчинённых комэск Лютый. - Можете, придурки, начинать вешаться. Бес с вас три шкуры спустит и солью посыплет.
  - Запомните три вещи: в учебном бою приемлема любая тактика, кроме тарана. Это первое. Захотите что-то нелицеприятное сказать любому из моей команды, скажите сначала мне. Обращаться только по служебным вопросам по позывным и соблюдать субординацию в соответствии с воинским званием. Это второе. Пока инспекция здесь, в полку - сухой закон. Это третье. Вопросы, жалобы, предложения? Нет, прекрасно. Но я слышал, заметьте, не подслушал, вопрос товарища лейтенанта относительно полномочий. Я представился командиру полка и, если он сочтёт нужным, ответит вам. Разойдись!
   Стоявший рядом командир полка продублировал команду и добавил:
  - Лейтенант Бежич, ко мне!
   Подошёл лейтенант и попытался доложить. Командир полка махнул рукой и приблизился вплотную:
  - Передай остальным, у полковника полномочий за глаза: хоть меня на фронт рядовым отправить, хоть тебя на месте за идиотские вопросы пристрелить. Шучу... Однако язык укоротить настоятельно рекомендую. Понял?
  - Так точно!
   Бес лично обошёл полк, убедился, что его подопечные размещены и обеспечены всем необходимым. Кормить лётчиков приказал отдельно, но по одинаковым с остальными нормам. Особо удивил местных, сказав, что принимать пищу будет со своими подчинёнными. И вообще, говорит с ними по-немецки не как с фашистами, а с боевыми товарищами, не меньше. Оперуполномоченный полка подробно об этом доложил по команде. Его возмутило отсутствие охраны у пленных и свобода передвижения. Особо волновало, а вдруг они в воздухе рванут на запад! Ждал ответа не долго. Пришёл "Воздух": "Оказать максимальное содействие". За подписью комиссара госбезопасности! Не успокоился, пошёл к Бессонову. Тот внимательно выслушал и задал свой вопрос:
  - У вас, товарищ капитан, какое образование?
  - Школа рабочей молодёжи и ремесленное училище... Электрик 4 разряда!
  - Тогда вы меня поймёте: все немецкие самолёты заминированы. У моего стармеха станция слежения. Они взлетают, он включает. Достаёт на 20 километров. Как только кто-то выходит за этот круг, гремит взрыв. Всё это совершенно секретная разработка, и я вас прошу...
  - Понял, товарищ полковник. Какая помощь нужна?
  - Оградите немцев от любопытных дураков.
  - Сделаю.
   "Нормально они организовали контроль, - подумал оперуполномоченный. - Понятно, почему ответ "воздухом"! Да что это за инспекция такая!!!"
   Какая она, стало понятно на следующий день. Сначала взлетели ветераны полка. Вернулись побитыми собаками. Бес посадил за столы и подробно разобрал ошибки. Второй взлёт. Лучше, но результат тот же. Только с пятого вылета дошло, и бой пошёл с переменным успехом. Молодняк в это время сидел, смотрел и мотал на ус. Не выдержал Бежич:
  - Да их разве на "яке" возьмёшь?!
  - Запомните, товарищ лейтенант, "Як-3" - лучший в мире современный истребитель. Просто надо уметь использовать его возможности. - Повернулся к сидящим за отдельным столом немцам: - "Лисы" и "Волки" на взлёт! Лютый, пойдёте со мной.
   Ветераны вчетвером с парой "мессеров" не могли справиться, а тут вдвоём против четвёрки фрицев! Казалось, в полку даже собаки уставились в небо. Как обычно - разошлись и пересеклись над полосой. Бес превзошёл себя. Как потом признался Лютый, чуть голову сам себе не оторвал. Перегрузки запредельные, полбоя в глазах было темно, мечтал только не сорваться с хвоста инспектора. Многие манёвры ведущего не понимал и только выхватывал отдельные моменты, когда они выходили в хвост противнику, и ему тоже предоставлялась возможность "открыть огонь". Когда сели, пять минут не мог пошевелиться. Под крылом уже ждал Бес:
  - Спасибо, товарищ капитан. Очень достойно. Уважаю.
  Пожал руку и повёл на разбор. Бессонов приложил всех по разу, Лютый одного ведомого "фоккера", а их никто - ни разу!!! Когда молодые услышали результаты фото контроля, сначала примолкли, потом взорвались эмоциями. Когда восторги прошли, остался вопрос: "Как? И можно ли такому научиться?"
   Инспектор ответил, что можно. Для этого нужно...
  Стоит ли говорить, что слушали и внимали пилоты, как никогда никого в жизни не слушали. Самое смешное, что Бес учил их "не думать". Ну, здрасте! Всю жизнь их учили наоборот.
  - Вы считаете, стриж думает, как развернуть крыло, хвост, голову, чтобы проскочить в щель с миллиметровыми зазорами или когда хватает клювом комара? Его волнует температура, влажность и плотность воздуха? Нет! И ещё раз нет! Он их чувствует седьмым чувством летяги, он не летает - он живёт в воздухе! Добьётесь этого, никто и никогда вас не собьёт!
  - Как?
  - Слейтесь телом и душой с самолётом, полюбите его как родную мать, брата, любимую женщину. Он живой, и вы должны не летать на нём, а с его помощью летать самому. Не смотреть на приборы, а чувствовать их. Никакого насилия, никаких рывков и резких движений. Не мешать, а помогать ему, выполнять любые пируэты, маневры и кульбиты, которые вам в данный момент нужны.
  - Как?!
  - Вот программа по дням. Одиночная - свободные полёты, пилотаж, стрельбы по целям. Не для меня, для себя усвойте исходные элементы. После этого займётесь "танцами с девочками". Кстати, как они вам?
  - Звери! Правда, настоящие асы! Где вы их откопали?
  - Самого крутого из них товарищ полковник и приземлил в реальном бою, - ответил за Беса Лютый.
   Бессонов улыбнулся.
  - У нас с Хартингом давние счёты, при этом сохранилось уважительное отношение друг к другу. Поэтому он и согласился помочь. Не перед страхом расстрела, заметьте, - добавил Бессонов и хотел закончить разбор, но неожиданно для себя услышал от Бежича:
  - А чего они отдельно от нас едят. Нормальные мужики. Давайте вместе.
  - Спасибо. Но, если хотя бы один против, я этого не сделаю.
  Встал Лютый.
  - Кто против? - обвёл класс взглядом. - Нет "против", товарищ, полковник.
  - Хорошо. Спасибо. Я подумаю.
  Однако не получилось вместе. Полк ни одной минуты не обходился без полётов. Постоянно в воздухе пара, две, три... В тылу гул пулемётов и рявканье пушек... Не век же с фотопулемётом летать! Боевая учёба не прекращалась ни на минуту. Даже во время обеда. Только через две недели молодые получили право и начали воздушные бои. Хартинг и компания на земле были только во время заправки. Перекусывали прямо у самолётов. По двенадцать вылетов за сутки! Уже не Бес, а немецкие лётчики делали разбор и слушали их не менее внимательно. Причём молодые сами прибегали к немцам и только на им понятном языке с помощью ладоней находили ошибки и тут же бежали на взлёт, чтобы их исправить.
  Бессонову оставалось только небольшими замечаниями и уточнениями поправлять процесс. Молодёжь росла на глазах. Уже не редкость, когда им удавалось поймать в прицел фотопулемёта то "лису", то "волка". Самым наглым этого уже становилось мало. Наступил момент, когда совокупность навыков и умений начала зримо перерастать в мастерство. Основные ошибки немецкие асы докладывали Бессонову. Тот анализировал и давал новые задания. Наконец наступил момент, когда Хартинг смущённо сказал:
  - Нет замечаний. Не хотел бы я с любым из них встретиться в реальном бою...
   Совершенствование навыков воздушного боя не знает предела. Предел есть в отпущенном времени, а оно аккурат пришлось на 23 февраля. Ставшая непривычной тишина над аэродромом, построение полка, знамя, приказы, речи... Стоя у своих самолётов, немцы с интересом наблюдали за действом. Особенно внимательно слушали, когда выступал их начальник. Он первый, кто с благодарностью отозвался о них и добавил: "Очень сомневаюсь, что вам доведётся встретить в небе более искусных противников". Заключил тем, что к своему глубокому удовлетворению, он не нашёл, кого отправить в пехоту. По строю прокатился то ли вздох, то ли гул облегчения. Однако превзошёл Беса местный замполит:
  - ...Хочу отдельно поблагодарить немецких товарищей за мастерство и помощь в подготовке полка. Пусть это маленький шажок, но очень важный на пути установления сотрудничества и добрососедства между нашими народами.
   На этом месте его прервали лётчики дружным хлопаньем рукавиц. А когда же он подчеркнул особую роль полковника Бессонова, то сорвал целую овацию.
   Так получилось, что полк вылетал к новому месту дислокации завтра, а инспекция в Москву - сегодня. К стоянке вышли все. Механики что-то совали в руки немцам, смеялись, разговаривали на лютом русско-немецком суржике и при этом очень хорошо понимали друг друга. Молодёжь и ветераны обошли всех лётчиков и пожали руки. К Бессонову подойти персонально постеснялись. Окружили и остановились метрах в десяти. Рядом только командир и замполит. Тоже с подарками.
  - Товарищ полковник, можно мне сказать? - опять вылез Бежич: - Не правда, месяц назад мы были уверены, что стали лётчиками. Причём истребителями. Потом прилетели вы и показали, что мы говно на палочке... Обидно было не сказать словами. Сейчас понимаем, что вы были правы. Меня немцы за этот месяц "сбили" восемь раз. Значит, восемь раз мог реально погибнуть. Вы мне как кошке подарили девятую жизнь. Спасибо, огромное. Теперь я знаю, как её сберечь в воздушном бою. Я... мы все вашей школы не забудем. Слушайте внимательно "Совинформбюро" - там про нас очень скоро скажут...
  Молодые лётчики засмеялись, и Бес услышал от них хоть и разноголосое, но многочисленное "спасибо!" Махнул с крыла рукой и полез в кабину. При выруливании увидел, как все без исключения лётчики стояли, приложив руку к своим шлемам.
  ***
   Новикова в штабе ожидаемо не оказалось, но оперативный дежурный передал его приказ: три дня отдыхать! Только сейчас Павел понял, как сильно соскучился. Позвал Хренова, но тот упёрся:
  - Хочу своим по 100 грамм налить. Мужики стоящие, спецы настоящие, да и праздник сегодня!
  - Спасибо за подсказку, Михалыч. Мне тут кэп презентовал бутылку "Арарата". Заскочи, передай Хартингу.
  - Обойдутся шилом, не графья!
  - Алексей Михайлович, дорогой, не будь занудой. Я действительно хочу их отблагодарить.
  - Ладно, давай. От меня своим поклон не забудь передать.
  - Передать-то передам, но ты многое теряешь.
   Хренов насупился и придвинулся вплотную:
  - Так, не темни...
  - Да я сам толком ничего не знаю. Поговорил по телефону, что прилетел, буду. А Софья что-то щебечет, что Василий Иванович обещали пожаловать...
  - Разбирайся сам. Если Тормунов, то тоже привет передавай.
   Развернулся и пошёл со своими гансами водку пить. Павел спросил у водителя, где в феврале в Москве можно купить цветы. С букетом вялых мимоз с лёгким сердцем отправился на дачу.
   Там его ждало немало сюрпризов.
  Во-первых, Иван встретил фразой о том, как он сильно соскучился на чистом французском. Павел застал их с дедом в мастерской, где они на пару мастерили - ...наган! Пусть деревянный, но покрашенный чёрной краской и покрытый лаком ствол выглядел очень убедительно. Мастера натирали латунную пластину, чтобы не хуже, чем у отца! Семён же мастерски сшил кобуру. Она так ладно сидела на ремне и плотно держала наган, что Бессонов подумал, не заказать ли подобный для себя.
  Во-вторых, Верочка начала говорить. Правда, всё больше "мля", "тя", "мя", "бу", "угу"... Самое удивительное, что мама всё понимала и легко переводила дочкины слова и выражения. От того, с какой радостью малютка потянулась к отцу, и без слов стало понятно, что узнала, соскучилась, любит...
  В-третьих, старшие дамы были непривычно взволнованы и напряжены. Мимозы без комментариев сунули в вазу и продолжили приготовления. Павел влез с расспросами и услышал ранее совершенно неприемлемое: "Подожди. Не до тебя!" Софья так вообще места себе не находила. "Неужели всё из-за пресловутого Василия Ивановича?" Бес уже начинал немного его ненавидеть и ревновать.
   И не зря. Потому что Тормунов, а это оказался именно он, вылез из блестящего трофейного "Опеля" совершенным денди: в длинном расстёгнутом пальто, под которым просматривался дорогой костюм, в шляпе, на шее белый шёлковый шарф, на ногах блестящие на солнце ботинки, в руке -...огромный букет роз!!! У Павла рука сама потянулась к нагану. Они с отцом и Иваном, отрыв рот, наблюдали за действом из открытых ворот мастерской. Из дверей выскочила Софья, красная явно не от лёгкого морозца. Приняла букет и дала поцеловать ручку. Хлоп - и скрылись за дверью, как будто они здесь для мебели... Павел окинул взглядом телогрейки на себе и отце, галифе, присыпанное стружкой, и валенки на ногах и решительно двинулся к дому:
  - Пойдём, отец, уделаем этого щёголя. Иван, заряжай! - Ещё в прихожей стал громко бубнеть: - Я ему покажу, как невинных девушек обманывать...
   Ввалились втроём в гостиную. Тормунов, держа под руку Софью, стоял в уважительном полупоклоне перед Ольгой Александровной и что-то тихо говорил. Мужчины решительно двинулись к нему. Их вид не предвещал визитёру ничего хорошего. Особенно грозен был Иван, сжимавший в правой руке свой наган.
  - Окружай его, мужики, - дал команду Павел и неожиданно сгрёб Василия в объятья. - Давно я тебя, бродяга, не видел!
  - Два месяца, двадцать дней, товарищ полковник! - ответил гость.
  - Стоп! Тебя можно узнавать?
  - Да поздно уже, меня Александра спалила!
  Павел сделал шаг назад:
  - Этот пижон - мой старый боевой товарищ! Правда, раньше я его всё больше в телогрейке с автоматом видел, но никто другой, а именно он спас меня в Тегеране от второго выстрела в спину, а потом вовремя доставил к врачу. Прошу любить и жаловать! Хотя, похоже, я с этим пожеланием опоздал...
   Софья опустила глаза, а Саша с полным восторгом смотрела на встречу боевых товарищей. Тормунов повернулся к князю. Тот с достоинством протянул руку:
  - Григорий Константинович Оболенский, рад знакомству. А это Иван, не знаю, знакомы ли?
  - Ещё как знакомы, - сказала Александра. - Именно Василий Иванович нам помог найти Ванечку. Век не забуду. Подай руку, сынок, дяде Васе. Молодец...
  - Если гостя не смущает внешний вид мужчин, прошу к столу, - предложила княгиня.
  - Я бы с удовольствием поменялся с вами, Павел Григорьевич. Вы правы, мне гимнастёрка привычней... - Василий набрал воздуха, словно перед броском в воду: - А этот парад только с одной целью: я приехал просить руки вашей дочери и сестры, - выпалил Тормунов и впервые опустил голову.
  - Вы уже сделали предложение княжне? - спросил первый пришедший в себя князь.
  - Да, папа, и я дала согласие, - ответила Софья.
  Образовавшуюся паузу нарушила княгиня:
  - Так, мужчины, шагом марш переодеваться! Не хочу, чтобы в такой торжественный день за столом сидели босяки.
   Саша тихонько встала, обошла стол, обняла и поцеловала Софью. Василию только улыбнулась и как ни в чём не бывало села на своё место. Появились при полном параде мужчины. Григорий Константинович помог жене встать. Сам встал от княгини по левую руку, Павел справа.
  - Подойдите, дети, к нам, - торжественно произнёс князь: - Вам благословение или по новомодному просто согласие?
  - Мы на всё согласны, - тихо сказала Софья.
  Похоже на всё согласен пока не был Павел:
  - У меня всё же вопрос: ты, Софья, понимаешь, за кого собралась замуж? Василий Иванович себе не принадлежит...
  - Я знаю, - так же тихо ответила сестра.
  - Хорошо. Вопрос Василию: ты знаешь, кого берёшь? Софья только внешне хрупка и покладиста. Как старший брат ответственно заявляю: ничего невозможно сделать против её воли. Можно попросить, уговорить, убедить, обмануть, в конце концов, но приказать или заставить невозможно...
  - Я это понял с первого дня нашего знакомства, - спокойно ответил Тормунов.
   Павел развёл руками.
  - Ну, тогда я согласен.
  - А мы благословляем, - за двоих объявила княгиня Ольга. - Ваши родители не против?
  - Они умерли в первую блокадную зиму в Ленинграде...
  - Простите...
  Наступила тишина, которую нарушил Григорий Константинович:
  - Прошу вас, дорогие мои, за стол...
   Нарядные женщины, блестящие кавалеры, красивые тосты, великолепный стол, но присутствовала какая-то напряжённость и недосказанность, портившая общее настроение. Женщины стали накрывать чай, мужчины вышли подышать воздухом:
  - Пал Григорьевич, не знаю, как сказать родителям, но вы должны знать, - сказал Тормунов, когда они остались наедине.
  - Я весь внимание, Василий Иванович.
  - Меня перевели в международный отдел. Через неделю предстоит командировка, срок которой мне неизвестен. По легенде еду с женой. На выбор представлено несколько кандидатур из наших сотрудниц. Я же рядом с собой никого, кроме Софьи, не представляю...
  - Она знает?
  - Да.
  - Тогда в чём проблема?
  - Не посчитаете ли вы и ваши родные, что я бессовестно воспользовался знакомством и служебным положением?
  - Дурак ты Вася! Прости, что я так с тобой, по-родственному...
  - Спасибо... Спасибо от души...
  - За что?
  - За дурака. Это по-настоящему. Это дорогого стоит.
  - Хорошо, Василий Иванович. Выкладывай планы.
  - Завтра у Софьи в 12.00 собеседование у руководства... Не улыбайтесь. Я могу жениться на ком угодно. Жена останется здесь, а мне на время дадут подмену. Только, если её кандидатуру одобрят, полетим вместе.
  - Судя по тому, что договорились вы давно, но никто в семье о ваших планах даже не догадывался, то шпионка из Софьи получится знатная. За результаты собеседования я ни секунды не сомневаюсь. Вы только предупредите заранее, как при встрече вас величать.
  - Это уж как получится...
  - За родителей не сомневайся. Ты Софью не в тур по курортам зовёшь, а Родине послужить, что в роду Оболенских всегда было высшей честью. Прости за пафос.
   Тормунов ответить не успел. Выглянула в дверь Саша:
  - Вы чего мёрзнете? Чай давно на столе!
  - Нет, так не пойдёт, - громко объявил Павел, войдя в гостиную. - Требую шампанского! Давно хочу исправить перекос в наших с Василием отношениях. Хочу выпить с ним на брудершафт.
  Павел открыл бутылку, налил два бокала и подошёл к Василию. Перекрестил руки, выпил залпом до дна и поцеловал его, после чего воскликнул:
  - Что может быть лучше, когда шурин - твой настоящий друг!
   Тормунов поставил на стол бокал и, глядя в глаза Бессонову сказал:
  - Запомни, Паша, моё первое обращение к тебе на "ты". Никогда больше не кури... По крайней мере, без меня!
  Павел оценил, обнял Василия:
  - Без тебя не буду, обещаю.
  - А можно с этого места чуток подробнее, - попыталась разбить этот сугубо мужской диалог Александра
  - А я хочу поднять тост просто за Василия Ивановича. Как нас в Женеве выручили его деньги! Никогда не забуду, как после его встречи с Софьей к нам прибежал хозяин квартиры. Чуть ли не на коленях умолял не съезжать от него. И никаких денег ему не надо! Скажите, дорогой, это вы поговорили с ним? Скажите правду...
  - Не скажет, мама, не имеет права, но после того, как он тогда первым делом привёл меня к бакалейщику, я ничему не удивляюсь, - пошла на защиту любимого Софья.
  От такого внимания Тормунов смутился и неожиданно встал:
  - Как я мог забыть! - и вышел из гостиной. Вскоре вернулся с большой папкой, раскрыл её и положил на стол. Там оказались акварели отца: - На вас, дорогой Григорий Константинович, заведено досье, к которому были приложены эти вещественные доказательства. Я думаю, им место не в архиве, а в этом доме.
   Со всех сторон потянулись руки желающих посмотреть.
  - Можно мне...
  - Передайте, пожалуйста...
  - Будьте любезны...
  - Обратите внимание на пейзаж в самом низу, а мне позвольте откланяться. Ненадолго. Павел Григорьевич всё объяснит. Тронут теплом и вниманием вашего дома...
  - Нет, дорогой Василий Иванович. Нашего, - поправил нового родственника Павел. - Провожать не пойдём. Лучше за нас всех это сделает Софья.
   Тормунов поцеловал руку княгине и смутившейся Саше, пожал князю и Ивану и в сопровождении Софьи вышел в прихожую. Проводив молодёжь взглядом, все повернулись к Павлу. Он не стал тянуть, а с окопной прямотой поставил задачу:
  - Мама, Саша, у вас время до утра собрать Софью. Надолго. Прошу без слёз и охов. Пришло её время. Мы же должны пожелать удачи и молиться за неё. Пусть вас успокоит то, что рядом с ней будет находиться настоящий мужчина. - Говоря всё это, Павел перебирал акварели и вдруг воскликнул: - Папа, как?!
   Он протянул Александре рисунок их дома, на ступенях которого стояли все, включая Тормунова. Саша тоже повернулась к князю:
  - Как?!
  - Не знаю, мои дорогие. Я видел это как наяву и фиксировал, как мог.
   Княгиня взяла руку мужа и прижала к губам. Трогательную сцену нарушил Павел:
  - Пап, посмотри, мне на днях на доклад к главкому... Я многое сделал по-своему, не влетит?
   Князь оценил сарказм сына:
  - Влетит через три минуты от Софьи, что ты так быстро отпустил Василия Ивановича...
  - Саша, за три минуты мы успеем добежать до нашей спальни... Что-то сегодня у меня длинный день получился.
   С этими словами поцеловал мать, подхватил Ивана и пошёл наверх. Саша со спящей уже Верой тронулась следом...
  ***
   Бессонов прибыл на доклад к главкому. Увидел его новые погоны и вместо доклада выпалил:
  - Товарищ главный маршал авиации, позвольте поздравить вас с заслуженным званием.
  Новиков встал из-за стола, подошёл и протянул руку.
  - Пал Григорьевич, спасибо, дорогой. Я очень надеялся на тебя, но на такое я и сам не рассчитывал.
  - Простите...
  - У нас плохое разлетается со скоростью света, но, оказывается, и добро имеет неплохую скорость.
  - Всё же я не совсем понимаю...
  - Сейчас поймёшь. Прилёт инспекции главкома - это злой рок судьбы. Пережить её удаётся далеко не всем командирам, поэтому открещиваются от неё всеми фибрами души, а уж кому выпадает злая доля, то остальные счастливчики искренне сочувствуют. А тут... - с этими словами протянул Бессонову пачку листов - шесть заявок от шести командармов с просьбой прислать инспекцию!!! Ты что, по головке их гладишь и за ушком чешешь?
  - Никак нет!
  - Да знаю я... У твоих подопечных вчера первый бой на новом месте. Трёх "мессеров" чисто сделали! Это наши записные бедоносцы!
  - Нормальные лётчики...
  - Только такого с ними за все годы войны пока не случалась. А тут получили задачу прикрыть "горбатых". Пошли звеном, в нём Лютый и трое молодых. Из-за облаков свалилась восьмёрка "мессеров". Раньше бы радовались, что живыми ушли, а эти и штурмовикам дали отработать, и "худых" разогнали, и сами целы. Я в шоке. Тьфу-тьфу... Короче, заявки заявками, решайте с НШ, кому нужней, зализывайте раны и вперёд!
  - Есть.
  - Павел Григорьевич, один вопрос: вы и вправду заминировали трофеи?
  - Всё-таки опер доложил... Говорил же дураку, что совершенно секретная разработка.
  - Вот у меня и допытываются, откуда, чья... Вдруг немцы сопрут.
  - Да пошутил я, чтобы не докапывался. Разве он понял бы, если бы я сказал, что взял с них только слово офицеров?
  - И всё?
  - Вот и вы сомневаетесь...
  - Нет. Я восхищаюсь: ваша жизнь против их слова!!! У вас же нет иллюзий относительно формулировки "Под личную ответственность"?
  - Конечно, нет.
   Главком встал, ещё раз внимательно осмотрел Бессонова, как будто первый раз видел.
  - Как там твой комдив Прохор говорил? Уникум? Точно - уникум!
  - Разрешите идти, товарищ главный маршал?
  - Иди, работай.
   Двигаясь по коридору, Бессонов обратил внимание на странность поведения встречных офицеров. Обычно вид был озабоченно-приветливый. Сейчас все почему-то отводили глаза. Дверь в кабинет оказалась приоткрытой, хотя Павел хорошо помнил, что плотно закрыл её за собой. Неожиданно наперерез ему вышел Звягинцев и прошептал:
  - Не ходите, там Сталин.
   Бессонов молча открыл дверь и переступил через порог. Развалившись в его кресле с папиросой в зубах, за столом по-хозяйски сидел полковник ВВС с орденом Боевого Красного Знамени и Александра Невского на груди. Какое-то несоответствие резануло глаза Бессонову. Потом понял: слишком молод был этот полковник. На вид не больше двадцати пяти. На стульях у приставного стола расположились подполковник и майор. Один разливал водку, другой нарезал колбасу. У обоих в зубах папиросы. О чём-то весело и оживлённо разговаривают, на него ноль внимания. Наконец Василий Сталин заметил вошедшего:
  - О! Кажется, к нам пожаловал пресловутый Бес?
  - С вашего позволения Бессонов Павел Григорьевич. С кем имею честь?
  - Ты имеешь честь говорить с Василием Сталиным!!! - первой частью фразы полковник как бы старался передразнить Павла, вторая же прозвучала, словно он вбивал гвозди в доску.
   Теперь стало понятно, что визитёр пьян, как, впрочем, и его собутыльники. Невидимая струна внутри Беса напряглась до предела.
  - Чем обязан?
  - Всем! Ты нам всем обязан: и жизнью, и должностью, и этим кабинетом...
  - Во-первых, извольте не тыкать. Во-вторых...
  - Молчать, белоэмигрантская сволочь, когда с тобой Сталин говорит!!!
   Струна лопнула. Бес выхватил наган и выстрелил. Казалось, в потолок. Однако от него, как в замедленном кино, стала отделяться люстра. Через мгновение она набрала скорость и с таким грохотом упала прямо на приставной стол, что по звуку напомнила взрыв боевой гранаты. Разлетелись в мелкие брызги хрустальные плафоны, лампочки, заодно наполовину наполненные стаканы и почти пустая бутылка наркомовской. В кабинет влетели Звягинцев и два незнакомых офицера. Мимо них, как нож сквозь тёплое масло Бессонов, вышел из кабинета и направился вон из здания. Его водитель сидел в соседней машине и о чём-то оживлённо беседовал с водителем главкома. С удивлением заметил, как его машина рванула с места и буквально полетела в сторону контрольно-пропускного пункта.
  Давно Павел не сидел за рулём автомобиля, но руки-ноги помнили. Не обращая внимания на светофоры и требовательные свистки регулировщиков, он летел домой. Ещё не зная точно, что будет делать, единственная мысль пульсировала в мозгу: "Прочь из этого дома!" Он слышал, как за спиной выла сирена, но ни тормозить, ни тем более останавливаться не собирался. Влетел в открытые ворота и затормозил у лестницы, на которой по ранжиру оказались выстроены четыре чемодана. Семён быстро закрыл ворота, Павел взбежал по ступенькам, вошёл в гостиную, не успел открыть рта, как Александра сказала:
  - Мы готовы.
  - К чему?
  - Ко всему, что ты скажешь.
  - А чемоданы?
  - Ты только уехал на службу, как Григорий Константинович сказал, чтобы мы собирались...
  Одновременно у ворот завыла сирена, и зазвонил телефон. Варя взяла трубку, сказала два слова и объявила:
  - Павел Григорьевич, вас генерал Власик просит к телефону.
  - Полковник Бессонов...
  - Вас ждёт Хозяин. Машина за вами вышла...
  - Здесь столько машин, что не протолкнуться.
  - Не ваша забота. Не беспокойтесь и, пожалуйста, не делайте глупостей.
  Павел повернулся и увидел взволнованные глаза самых близких ему людей. В них стоял немой вопрос. Он набрал побольше воздуха и объявил:
  - А давайте попьём чаю!
   Семён на высоких тонах говорил с представителями военной дорожной инспекции, а Павел сел на стул и только сейчас почувствовал, что пульс стал успокаиваться. Мигалка уехала, но у ворот вновь взвизгнули тормоза. Зашёл его водитель, виновато отдал шинель и шапку. Когда, наконец, принесли чай, вновь постучал Семён.
  - За вами...
   Всё это время никто из родных не проронил ни слова. Павел встал, улыбнулся и сказал:
  - Ладно, дорогие, потом допьём.
  Когда дверь за Бессоновым закрылась, женщины не сговариваясь, повернулись к князю. Ну... Тот сделал вид, что ничего не замечает, как ни в чём не бывало потягивал чай из чашки.
  ***
   Бессонова провели прямо в кабинет. Сталин встал из-за стола, протянул руку.
  - Павел Григорьевич, как отец прошу, извините за дурака-сына. Упустил когда-то... Панадэялся на женщин... Сэйчас расхлёбываю...
  - Я прошу прощения, что сорвался.
  - Кто-то должен показать Василию рамки приличий. Ви приняли мои извинения?
  - Конечно, товарищ Сталин.
  - Тогда садытэсь. Давайте пагаварым.
  - Благодарю.
  - Он думает, что Сталин вечен. Окружил себя подхалимами и собутылниками. Нэ понимаэт, что они первые продадут...
  - Такие ошибки свойственны молодости.
  - Вот и я надэюсь, что повзрослеет, поумнеет... Однако хватит о нём. Мнэ доложили о вашей пэрвой инспэкции. Очинь харашё... Ви правильно поняли смысл и задачи. Сейчас пришло время, когда лючше меньше, но лючше...
  - Вы правы...
  - Но... Я подумал, зачем ложка бегает за ртом? Зачем вам мотаться по полкам?
  - А как же по-другому?
  - Для проверки - да! Но вы себе главной выбрали задачу обучэния. Нэ так ли?
  - Так точно.
  - Прэдлагаю вам подумать вот над чем: проверяйте с двумя-тремя заместителями любые полки, а обучение наладьтэ на отдельном специальном аэродроме. Организуйте туда командыровки лючших наших асов, для обмэна опытом, наберыте ещё немецких лётчиков и запустите конвэер из молодёжи... Подберытэ началника, назовите, как хотите, но подготовку наших суперистребителей поставтэ на поток...
  - Я подумаю, товарищ Сталин, и доложу вам свои соображения...
  - Отлично. Нэдэли хватит?
  - Так точно.
  - Тэпэр пагарым о вас. Вы куда собрались с дачи?
   Бес опустил глаза. Как же быстро до Кремля доходит информация.
  - Честно говоря, сам не знаю.
  - Хатытэ скажу... Испугались, что как Васька в кабинет, так любой другой мог зайты в ваш дом и палажыть ноги на стол? За радытэлей, жену и дэтэй испугались?
  - Простите, не успел вас поблагодарить за отца и ...
  - Оставтэ... Я вас правылно просчытал?
  - Так точно.
  - Запомнытэ: Сталин умэет карать, но и умэет быть благодарным. Дом ваш. Никто без вашего разрешения туда не войдёт. Ордер полючите у Поскрёбышева. Завтра приедет фотограф, оформит радытелям паспорта и что там положено ещё. Через пару месяцев полючитэ квартыру. Вашему сыну пора в школу, да и супруга мается бэз работы...
  - Откуда вы это знаете?
  - Сталин обязан если не всё, то многое знать. Не знаю только, правда или врут, что у вас в полку на фронте месяцами бил сухой закон?
  - Всего пару раз...
  - Никто нэ нарушал?
  - Не знаю. Специально не контролировал. Всё больше на доверии...
  - Сам с комдивом даже Героя не обмыл?
  - Некогда тогда было. Сталинград...
  - Я помню... Ми с вами всё обсудили? У вас ест вапросы ко мне?
  - Как командир полка отметил для себя, насколько важную и положительную роль в офицерской среде сыграло возвращение погон. Спасибо. Только почему вместе с погонами не вернули кодекс чести русского офицера?
  - Здэс неколько причин. Русская и советская армия имеют одно кординальное различие: в савэтской нэт сословных раздэлэний? Панимаэтэ? У нас даже кадровый офицер нэ дворянин. На войне же офицеры в большинстве своём рабочие и колхозники. Чэст нашего офицера - это чэст его подразделения, полка, соединения, которым ему давэрыли камандовать.
  - Мне кажется, товарищ Сталин, здесь есть подмена понятий: слава и честь. Я согласен, что слава командира зависит от славы его подчинённых. А честь, по моему мнению, понятие сугубо индивидуальное. Например, командир прославленного подразделения - подлец, пьяница и вор. Хотите сказать, что он сохраняет честь офицера?
  - Сегодня у нас у всех цель одна - побэда. Кто мне ближе и ценней: тот, кто, сохраняя свою чэст, остался один в окопе, когда его рота убежала, или пьяница, который со всей своей ротой встретил врага? Как видытэ, вопрос глубокий и отвэт на него не прост.
  - Извините, я отнял у вас много времени.
  - Нэ вэру, что у вас нэт ко мнэ конкретного вопроса по службе.
  - Есть, товарищ Сталин. Я привлёк немецких асов только под своё честное слово, а именно, что сразу после войны они будут освобождены.
  - Что надо?
  - Не знаю: решение трибунала, амнистия или ваш приказ... Я бы сразу подшил этот документ в личное дело каждого.
  - Харашё. Я падумаю.
  - Ещё раз извините...
  - Врэмя, провэдэнное с умным чэловэком, потрачено не зря. Мнэ важно ваше мнэние. Захадыте, князь... Только в следующий раз папрашу соблюдать форму одежды.
  - Простите, не совсем понял...
  Сталин впервые за время их встречи улыбнулся:
  - Вам присвоено звание генерал-майора, а ви пришли ко мне в форме полковника. Нэхарашё...- Бессонов смутился, чего, собственно, и добивался верховный. Он протянул руку и продолжил: - Паздравляю вас и желаю успехов.
  ***
  У машины Бессонова стояла троица из кабинета. Обойти их не представлялось никакой возможности. Василий, кажется, протрезвел и выглядел как проштрафившийся мальчишка.
  - Товарищ полковник, Павел Григорьевич, прошу прощения.
  - За вас извинился отец. Считаю на этом инцидент исчерпанным.
  - Я сам могу... и должен. Не знаю, какая муха укусила. Точнее знаю, кто мне напел, мол, непонятно кого на моё место назначили. С ним сам разберусь.
  - Извинения приняты. Вот моя рука.
  Василий пожал протянутую руку.
  Отодвинув немного плотную штору, из кабинета на втором этаже за сценой наблюдал Йосиф Сталин. "Жаль, они раньше не познакомились... Ваське бы не помешало..."
  ***
  Отец встретил Бессонова в мастерской. Однако одет был не для работы, скорей для выхода в свет.
  - Павел, у меня к вам большая просьба.
  Когда князь начинал разговор с сыном на вы, это был очень нехороший признак. Тот подобрался:
  - Говорите.
  - Мне срочно нужно в Оболенское.
  - Прямо сейчас?
  - Нет, надо было выехать два часа тому.
  - Поехали.
  Женщины с тревогой и нетерпением ждали возвращения Павла домой, но с удивлением увидели из окна, как он, переговорив с отцом, посадил его на заднее сиденье и автомобиль сорвался с места. Саша недоуменно посмотрела на княгиню.
  - Григорий Константинович увидел что-то очень неприятное. Нас расстраивать не стал. Наберитесь, голубушка, терпения.
   Не стал князь ничего говорить и сыну, только один раз спросил:
  - Это всё, на что способны современные авто?
  Павел повернулся к водителю:
  - Жми на всю железку!
   Влетели в Оболенское и сразу к церкви, которой уже не было. От пепелища ещё поднимался кое-где дым. Ни башни, ни стен... Небольшая группа женщин в чёрных платках и свежая могила. На двух табуретках гроб. Батюшка что-то поправлял в убранстве покойного. Двое мужиков уже держали крышку, у третьего в руках молоток и гвозди. На какое-то мгновение они замерли и повернулись к машине.
   Павел всё понял. Помог выйти отцу, и они вдвоём подошли к могиле. Игнатий лежал в рясе поверх поношенного камзола. Лицо спокойно и сосредоточенно, словно он готовился к самой важной в своей жизни встрече. Старый князь встал на колени, положил ладонь на руки друга и очень тихо заговорил. Это была не молитва, а что-то очень сокровенное, что касалось только их двоих. Повисла тишина, которую нарушали только редкие всхлипывания женщин и карканье ворон. Павел молча стоял за спиной. Когда отец встал, подошёл сам и сказал одно слово: "Спасибо". После этого они оба перекрестились и поклонились тем, кто пришёл проводить в последний путь друга их семьи. Сделали шаг в сторону и дали возможность похоронной команде делать своё дело.
  - Вы останетесь помянуть отца Игнатия? - спросил батюшка, который недавно хлопотал у гроба.
  - С вашего позволения, - ответил старый князь: - Вы не скажете нам, как это произошло?
  - Следователь сказал, что подчерк известной банды. Грабят склады в форме советской армии. Ни свидетелей, ни улик за собой не оставляют. Поэтому, что не смогли увезти, подожгли. Отец Игнатий вышел на ночной шум. Кто-то со спины всадил нож в самое сердце. Звери, а не люди, прости Господи!
  - Сильно горело...
  - Там был десяток бочек гуталина. Они и дали жару, что близко не подойти. Даже стены не выдержали... Вы, я понял, знали отца Игнатия.
  - Я, святой отец, знавал ещё корнета Игнатия Тимофеевича Шепилова. Простите, не представился, Оболенский Григорий Константинович. А это мой сын - Павел.
  - То-то лицо знакомое... Рад видеть вас, ваша светлость. Не возражаете, что мы похоронили отца Игнатия рядом с могилой вашего пращура. Мы посчитали, что он своим служением этой церкви заслужил...
  - Вы правильно сделали, и я вам за это искренне благодарен.
  - Поминальная трапеза будет у нас в церкви.
  - Благодарю вас ещё раз.
  Остановившись у церкви Святого Николая, пассажиры замешкались. Удивил водитель.
  - Товарищ полковник, разрешите обратиться? Посмотрите, может, вам что-нибудь понадобится?
  При этом открыл багажник, где в идеальном порядке был выложен инструмент, подменная форма и водительские принадлежности. Там же стояла коробка, в которой оказалось несколько бутылок наркомовской, полдюжины банок консервов, шмат сала, завёрнутый в чистую салфетку, пара луковиц и буханка хлеба.
  - А вы откуда знали?
  - Про поминки не знал, а то, что может понадобиться в дороге, всегда со мной.
  Сорокалетний коренастый мужичок со старшинскими погонами оказался совсем не таким простым, как думал о нём Павел.
  - Спасибо... Как по имени-отчеству величать?
  - Зовите Иваном. Так на войне сподручней.
  - Берите, Иван, коробку, пойдём, помянем очень хорошего человека.
  ***
  На обратном пути Павел сел к отцу на заднее сиденье.
  - О чём задумался, отец?
  - О вечном. О жизни. О вас. О стране.
  - Ты меня пугаешь...
  - Пора, сын мой.
  - Слушать не хочу. Ты что про Веру говорил?
  - Увидеть хотел перед смертью...
  - Посмотри внимательней. Там должно быть ещё дополнение: "в подвенечном платье". Так что дел у тебя делать не переделать...
  - Кстати, Павел. Мне надо повидать Авдотью.
  - А я о чём? Обязательно! Вернусь из очередной командировки и съездим. Ты только проведать или другие планы имеешь?
  - Другие планы у меня только с твоего разрешения.
  - Брось, пап. В нашем доме ты раньше решал и дальше решать будешь, а мы только помогать, чем сможем.
  - Тогда, Павел, я хотел их пригласить пожить с нами. Не на время, а сколько захотят. Я перед ними в большом долгу.
  - Понимаю и полностью поддерживаю.
  - А твоя прекрасная Саша что скажет?
  - Ничего ты, папа, наперёд не знаешь, раз задаёшь этот вопрос...
  - Одно дело знать, а другое в знак уважения прав хозяйки спросить у неё.
  - Реверансы - в твоём стиле, отец. А её волю я тебе сейчас скажу: будет только рада!
  - На этом и порешим...
   Снова тишина, только за окном автомобиля сгустилась ночь и мимо проплывала сплошная стена тёмного леса.
  - Так ты, отец, не сказал, что нас ждёт.
  - И не собирался. С чего ты взял?
  - Но всё же?
  - Про тебя, даже если б знал наверняка, всё равно бы не сказал... Это не жизнь, когда всё известно и всё расписано. Она в твоих руках и зависит от тебя. Живи, борись, дерзай и помни о главном.
  - О чём, отец?
  - Будь в ладу со своей совестью.
  - Я тебе дал повод?
  - Надеюсь... Точнее, уверен, что не дашь.
  - А про страну?
  - С Гитлером всё ясно... Вскоре союзники станут врагами... Выстоим... Предадут свои... Россия возродится и покажет путь остальному миру... Вижу восстановленный храм в Оболенском, Игнатия в списке великомучеников и восходящее солнце над нашей святой Русью...
  - Значит, жизнь продолжается?
  - Только так, Павел. Кажется, подъезжаем.
  ***
   Три девицы за столом чай гоняли вечерком...
  Почти как Пушкин, но всё переврал. Во-первых, была уже ночь. Во-вторых, семидесятилетняя с хвостиком княгиня Ольга на девицу тянула не очень. Они с Сашей ждали неожиданно исчезнувших мужей, а Варя решила составить им компанию. Самой любопытно да и начальству докладывать что-то надо. А третье, у них кроме чая была ещё и наливочка. Сладкая...
  - Я вся как на иголках, а вы, Ольга Александровна, абсолютно спокойны. Как вам удаётся?
  - Значит, мужчинам что-то очень срочно понадобилось да так, что времени на объяснения с нами не осталось. Могло такое быть? Вполне. Зачем зря нервничать?
  - Так поздно уже...
  - Не маленькие и не в лесу... Только бы повод, по которому они так быстро уехали был хорошим. Хотя...
  - Что хотя?
  - Мне показалось, что Григорий Константинович не хотел нас чем-то расстраивать. Поэтому и разговор с Павлом провёл тет-а-тет. Фу... Легки на помине... Варенька, голубушка, откройте дверь.
  В прихожей Варвара прошептала Бессонову:
  - Звонил Новиков... Хотел поздравить с генералом... Я никому ничего не сказала...
  - Каким генералом? - всё-таки расслышал старый князь.
  - Потом... Пошли... Сейчас получим... - Павел на корню пресёк дальнейшие расспросы.
   Однако дамы были заинтригованы, но не агрессивны. Мужчины чинно сели за стол. Павел заполнил паузу вопросом:
  - А что это у вас в графине? Что бы там ни было, Варенька, пожалуйста, принеси и нам рюмки.
   Павел разлил, старый князь встал:
  - Мы с Павлом имели честь проводить в последний путь нашего общего друга - отца Игнатия. - Женщины, не сговариваясь, ойкнули и приложили руки к губам, глаза наполнились влагой. - Мы успели. Похоронили достойно. Рядом с нашим пращуром. Давайте за его светлую память...
  - Как он умер? - спросила княгиня.
  - Он погиб, дорогая, защищая наш храм. - Обвёл взглядом присутствующих и объявил: - А теперь, простите, я очень устал. С вашего разрешения пойду спать!
  - Как будто кого-то близкого потеряла, - сказала Саша, когда они остались с Павлом одни.
  - Спасибо, родная.
  - За что? За Игнатия? Я действительно гордилась, что имела честь быть знакомой. - Александра вытерла уголком платка глаза. Потом сменила тему разговора: - Почему о своём разговоре в Кремле молчишь? Я себе места не находила.
  - Сам не могу для себя сформулировать. У меня конфликт с сыном Сталина, а он... Много ты знаешь людей, которые за своих детей не бросятся сразу рвать и метать без разбору?
  - Я бы точно сразу в глаза вцепилась...
  - А он извинился.
  ***
  После завтрака Иван пошёл провожать отца к машине. На ступеньках, еле дождавшись пока за мамой закроется дверь, и озираясь по сторонам, спросил шёпотом:
  - Папа, ты и вправду генерал?
  - Почему шёпотом?
  - Бабушка сказала, что про это нужно знать, помнить и гордиться, но никогда не кричать.
  - Она, как всегда, права. Кто сказал про генерала?
  - Тётя Варя вчера ещё, но все делают вид, что не знают. Ждут, пока ты сам расскажешь...
  - Вечером скажу, а пока молчок! Давай руку!
  Мужчины обменялись рукопожатием. Павел поехал перестраивать работу инспекции, а Иван пошёл готовиться к французскому. У каждого мужчины должно быть достойное занятие, а небольшая общая тайна делает их отношения и дела куда более значимыми.
  
  
  
  Послесловие
  Дорогой читатель, обращаясь к теме исторического романа, я не мог, точнее, не хотел обходить реальные личности. Тема чувствительная. Хочу сразу объясниться с теми, кто скажет: "Он (реальный человек) этого никогда не говорил, не делал, не участвовал..." Безусловно, ибо Бессонова-Оболенского никогда не существовало. А вот: "Он в таких случаях поступал так и так" - это уже тема для предметного разговора. Я не прячусь за псевдонимами, всегда открыт к обсуждению и критике.
   По мере работы мне приходилось погружаться в биографии исторических персонажей. Судьбы некоторых меня тронули до глубины души.
  О знаменитых и забронзовевших личностях, как Иосиф Виссарионович Сталин, Лаврентий Павлович Берия, Вячеслав Михайлович Молотов, Александр Николаевич Бакулев или Александр Иванович Покрышкин, говорить не буду. Любой уважающий себя читатель знает. У каждого из них есть свой биограф, историк и далеко не один.
  Но не все знают, что, например, главный маршал авиации Александр Александрович Новиков после войны был осуждён, лишён наград и званий. Никакой крамолы на него не было, поэтому получил смешной "пятак". Отсидел больше. Реабилитирован при участии Г. К. Жукова вскоре после смерти И. В. Сталина. 29 мая 1953 года решением Военной коллегии Верховного Суда СССР его дело было пересмотрено и судимость снята за отсутствием состава преступления. Ему были возвращены воинское звание, звание дважды Героя Советского Союза и все государственные награды. Был восстановлен в Вооружённых силах СССР. Причиной его злоключений в числе прочих назывался и конфликт с Василием Сталиным. Теперь вам более понятно, чем могла обернуться Бессонову неожиданная встреча в своём кабинете.
   Сам Василий Сталин, генерал-лейтенант авиации, после смерти отца тоже не избежал ареста и суда. Следствие было долгим и ждал его Василий во Владимирском централе. Получил срок и ссылку в Казань. Частично реабилитирован. Однако пить не прекратил, за языком не следил. Пьяным попадал в аварии со смертельным исходом, устраивал громкие скандалы. А тут ещё в момент развенчивания "культа личности" пытался по чужим посольствам бороться за честное имя отца! Умер в 41 год "от отравления алкоголем" под фамилией Джугашвили в ссылке. К сожалению, он один из многих, кому слава отцов и вытекающая отсюда безнаказанность сломали жизнь.
   Начальник штаба ВВС генерал-полковник Худяков Сергей Александрович (Ханферянц Арменак Артемович) в 1945 году будучи уже маршалом авиации, организовал высадку десанта в Маньчжоу-го, арестовал императора Пу И и захватил золотой запас Маньчжурии. Однако при транспортировке этого запаса и других трофеев один из двух самолётов на пути в Москву вместе с золотом исчез. За это блестящий лётчик, выдающийся организатор и военачальник ответил головой. 18 апреля 1950 года Сергей Александрович Худяков был приговорён к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией имущества и в тот же день расстрелян. Прах захоронен в общей могиле на Донском кладбище.
  Директор Саратовского авиазавода генерал-майор инженерно-технической службы Левин Израиль Соломонович руководил предприятием до 1950 года. Успел освоить выпуск к тому времени лучшего в мире реактивного истребителя МИГ-15. Работал в профильном институте и в Министерстве авиационной промышленности, а потом долгие годы возглавлял его совет ветеранов. По мне так показатель огромного уважения к замечательному человеку.
  Сергей Платонович Оболенский продолжил в Америке руководить гостиничным бизнесом. В 1958 году стал вице-председателем совета Hilton Hotels Corporation. В 1971 году в возрасте 80 лет женился в третий раз на Мэрилин Фрэйзер Уолл, которая была почти в два раза моложе его. Пожалуй, можно согласиться с замечанием "брата" про "старого ловеласа" ...
  Упомянутый мной Уильям Джозеф Донован ещё к концу Первой мировой войны был далеко незаурядным человеком с наибольшим количеством наград в военной истории США того времени, будучи награжден всеми высшими наградами за проявленную в бою храбрость. Он был награжден медалью Почета, крестом "За выдающиеся заслуги", медалью "За выдающуюся службу" и Серебряной звездой. Не потому ли он так легко сошёлся с русским героем, таким же безбашенным Сергеем Оболенским. 12 апреля 1945 года умер его однокашник и друг президент Рузвельт, и влияние Донована резко ослабло. В 1946 году вышел в отставку. Участвовал в работе Международного Нюрнбергского военного трибунала, будучи помощником судьи от США Джексона. В 1953-1954 годах являлся послом США в Таиланде, но уже через полтора года в связи с ухудшением состояния здоровья он оставил этот пост. Его имя увековечено в Зале славы военной разведки США. Человек не только выдающегося мужества, но и ума и совести, он заслуживает отдельного повествования.
   Геворк и Гоар... Только сегодня о них можно говорить и то не всё. Геворк Андреевич и Гоар Левоновна Вартаняны - семейная пара нелегалов, считающаяся самой результативной в истории советской разведки. Во многом благодаря им в 1943-ем в Тегеране удалось предотвратить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. А потом несколько десятилетий нелегальной работы по всему миру, присвоение в 1984-м звания Героя и только через несколько лет возвращение на Родину. Великие патриоты, мужественные разведчики, прекрасные люди, они в своих воспоминаниях не говорят о первой встрече. Я и подумал, почему бы им не встретиться так...
  Генерал Николай Власик 25 лет жизни отдал охране вождя. Не проработал, а проходил и простоял тенью, проездил в одной машине, прожил в соседней комнате, не расслабляясь ни на секунду, имея одну цель: защитить жизнь Сталина. Задачу выполнил, но нажил немало влиятельных врагов, которые сначала добились снятия с должности, потом привели к аресту и привлечению к суду и исключению из партии. После этого Сталин, который всё это допустил, не прожил и полгода... Несмотря на обиду, вот что генерал писал в своих мемуарах: "Не имея ни одного взыскания, а только одни поощрения и награды, я был исключён из партии и брошен в тюрьму. Но никогда, ни одной минуты, в каком бы состоянии я ни находился, каким бы издевательствам я ни подвергался, находясь в тюрьме, я не имел в своей душе зла на Сталина." Когда пошла волна реабилитации, простили очень многих, вернули имя, звания, награды, имущество... Многих, только не Власика. Ему не простили двух коров и быка, которых из Германии он отправил в свою разорённую войной белорусскую деревню... А может не простили, что он, оставшись без средств к существованию, до конца жизни слова плохого не сказал о Хозяине. Власик - да, а что же помешало Сталину сказать типа: "Оставьте Власика. Он чужого не брал. Это коровы, которые фашист угнал из их деревни!" Предаёт не Родина, а люди. У каждого есть фамилия, имя, отчество и интерес. Какой мог быть интерес у Сталина? Не понимаю...
   Про остальных не буду. Только о тех, чьи судьбы меня задели.
  На этом, дорогой читатель, я хотел бы расстаться с дорогими моему сердцу героями. Понимаю, что ещё больше года до победы, что расставание было бы гораздо красивей под раскаты победного салюта. Главный герой - весь в орденах, цветах и поцелуях, все кругом счастливы и ничего плохого впереди никого не ждёт. Я бы сам был рад этому, но жизнь гораздо богаче, сложней и жёстче. Пришла долгожданная победа, и что? Многие достойные были незаслуженно унижены, а третьестепенные приспособленцы добрались до высот абсолютной власти. Грозное время требует и выдвигает профессионалов и героев. Когда их достаточно, страна побеждает. Расслабленное время плодит подлецов. Когда их процент зашкаливает страна гибнет. Сильный, увлечённый и порядочный профессионал - как правило, плохой подковёрный борец. Это не время Беса! Мне очень не хочется, чтобы князь Павел Григорьевич Оболенский хоть на секунду задумался или пожалел об однажды сделанном выборе. Сегодня он счастлив, он в борьбе, он делает то, что никто лучше него сделать не может. Я хочу, чтобы он таким и запомнился.
  И да: все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми или событиями являются случайными.
  Искренне ваш, Владимир Осипенко
  
  
  
  
Оценка: 9.60*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019