(Анатолий Азольский. Диверсант: Роман. - Новый мир, 2002, Љ 3-4.)
Анатолий Азольский назвал своего "Диверсанта" "назидательным романом для юношей и девушек". И в нем действительно есть примечательно-дидактические черты "романа воспитания" (и много еще чего от романа XVIII века с его удивительным смешением остраненной рассудочности и сентиментализма). Но жанровой доминантой, конечно, является "плутовской роман". Вот только его герой не традиционный пикаро (деклассированный имморалист), а простодушный. Пятнадцатилетний Леня Филатов исполнен восторженного идеализма - он рвется на фронт летом 1941 года. Он уже лет пять рвется на фронт - с Испании. С лубочно-пропагандистской республиканской Испании, защитником которой так мечтал стать. Для этого он бегал наперегонки с трамваем в Сталинграде, занимал призовые места в спортивных состязаниях, набивал руку в зугдидском тире. Леня Филатов - образцово-показательный подросток тимуровского разлива. И его идеологические и книжные (куда ж без романтики Жюль Верна и Дюма-пэра!) воззрения становятся критерием "простодушности" и мерилом оценки для действительности. В романе законсервирован этот наивно-подростковый взгляд на происходящие события, остраняя их комментарием героя-рассказчика от читателя. Принципиальный момент - может впервые в русской литературе (после "Ивана Чонкина") на Великую Отечественную мы можем посмотреть остраненно и объективированно. Как на Отечественную войну 1812 года.
Путешествие мальчика на войну, встреча с жуликоватым (истинный пикаро!) Алешей, ставшим его другом и напарником, специальные курсы, обретение командира в лице звероватого Григория Калтыгина, Наставника - в лице загадочного Чеха, задания за линией фронта и рутина в прифронтовой зоне - все это фабульная сторона романа. Все эти действия и события текут повне мальчика и лишь профессионально фиксируются его сознанием. Героическая профессия разведчика-диверсанта оказалась тяжелой работой, направленной на конечный результат - добывание информации. А умение быстро и эффективно убивать - оказалось средством, составной частью умений и навыков этой героической профессии.
И опять - переступление заповеди "не убий" течет поверх сознания Лени Филатова, не задевая основ его "простодушия". Он описывает не убийство, а технологию работы с ножом, пистолетом, любимыми приемами рукопашного боя. Результат освоения технологии - выцарапанные цифры убитых на обратной стороне значка парашютиста.
Обратной стороной героической профессии оказался и контроль за "специальными людьми". Рейд разведчиков не заканчивался возвращением в родные пенаты. Начинались опросы и допросы, завершавшиеся взаимными письменными реляциями-доносами друг на друга. Такова неизбежная процедура. Но и она не очень сильно задевает мальчика. В нем еще живет восторженный идеалист, устремленный к величию подвига. И он готов гордиться собой и по-мальчишески бахвалиться. Вот только не знает - как рассказать об отрезанной им руке немецкого майора с портфелем. Или как признаться себе, что двух вюрцбургских солдатиков-часовых, Франца и Адальберта, он зарезал за красивый перочинный ножик.
И тогда "простодушие" оказывается обыкновенным искаженным восприятием действительности, которую медики называют метаморфопсией. Этот термин прозвучит, когда заторможенная психика догонит Леню болезнью панического ужаса. Ему будет страшно смотреть в зеркало: "Глаза стали взрослыми, такими взрослыми, что я, своими глазами смотря в мои же глаза (не в чужие и не со стороны!), видел в них непонятную мне мысль, что-то вроде автоматного диска в арсенальной смазке... Я увидел страх перед собою, я боялся самого себя, мне почему-то было стыдно - и за погоны, и за ордена, и за пушок на щеках".
Тень сомнения набегает на его разум, когда, анализируя происходящее, он понимает, что их не раз посылали на смерть из сугубо личных соображений начальства и личных же разборок московского руководства. Он догадывается, что их специальные умения и навыки используются не только для борьбы с врагом и что их знания об этом становятся опасными. Для их физического существования. Великий Диверсант (как называет себя Леня) превратился в мишень, в объект погони для других "специальных людей". Эта погоня за мужчиной с застывшим подростковым сознанием, согласно канонам жанра, продолжается бесконечно долго, пока на страницах романа присутствует физический образ героя. Образ, исчезающий где-то в середине 50-х, чтобы воскреснуть в роли "простодушного" летописца событий.
Анатолий Азольский написал действительно назидательный роман для юношей и девушек "обдумывающих житье". Такой анти-пионерский. Не в идеологическом смысле. Хотя... Помню я в стареньком учебнике школьной истории рассказы про пионеров-героев. Помню там и фото с угрюмо-затравленным лицом Героя Советского Союза пятнадцатилетней Зины Портновой. Ее подвиг состоял в том, что она подсыпала яд в немецкой столовой и отравила "свыше 100 фашистских оккупантов". Сейчас об этой девочке я думаю с ужасом. Думаю, что с нею бы стало, останься она в живых. Догнала бы ее метаморфопсия ночными кошмарами? Или "героическая смерть" пионерки стала для нее большим благом, чем возможная искалеченная жизнь? Ведь и командир Лёни, Григорий Калтыгин, со спрятанным ужасом прожил годы после своего "пионерского" подвига эпохи коллективизации - раскулачивания и ареста собственных родителей. Он прожил возможную жизнь неубитого и неканонизированного Павлика Морозова. Чтобы в 1945 получить пулю от своих.
Анатолий Азольский написал роман об искаженном человеческим восприятием времени. И об искаженном временем человеческом сознании. О бесконечном искажении действительности системой координат. Да так, что допустимая погрешность превращается в роковую ошибку, заменяющую собой первоначальный расчет. Стилизуя жанр "плутовского романа", Азольский объективирует не только Время, но и Человека. Неизменного в своих блужданиях в поисках Идеала. И неизменно попадающего на одну и ту же удочку...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
