Командированные из Москвы в Кабардино-Балкарию, под Нальчик, собровцы готовились к штурму чеченской крепости Бамут -- бывшей советской ракетной базы.
Каждое утро, начиная день с кросса, спецназовцы бежали обычным своим маршрутом по пересеченной местности, сбивающей дыхание, требующей выносливости. Кавказские джунгли имели особенность давить на нервы: можно наступить на змею, скатиться по зыбучей гальке в овраг, провалившись в нору хищного зверя, сломать лодыжку. Чтобы сражаться в лесу, надо было научиться его чувствовать, стать родным этой чащобе.
На поляне -- посреди маршрута -- собровцы увеличивали скорость движения. Обрамленная вековыми деревьями, под палящим солнцем она всегда казалась золотой лысиной мифического кавказского бога, но сегодня офицеры пробегали поляну в предутреннем синем тумане.
Ведя маршрут, майор Андрей Крестьянинов радостно вдыхал настоенный на травах горный воздух. Сердце билось без устали, тело, свободное от ночного оцепенения, было готово к запредельным нагрузкам, ожидающих московских спецназовцев впереди.
Далеко отсюда, в Чечне, на плоскости и в горах шла война. Здесь, в лесах Кабардино-Балкарии, весной 1995 года она никак не проявляла себя, но не уходила из мыслей боевого майора, глаза которого привычно цепляли все, что окружало, наплывало миражом из лесного тумана.
Сначала Андрею показалось, что в центре поляны на густой траве лежит светлая кабардинская шаль. Потом Крестьянинов увидел нацеленный на него тревожный взгляд темных глаз кобылицы, которая только что родила жеребенка. Вздыхая, белым платком он лежал возле ее подрагивающих ног. Рыжая, молодая кобылица обнюхивала дитя, только появившееся на свет, и во взгляде глубоких, осмысленных глаз матери -- лошади, командир группы спецназа прочитал немую просьбу не пугать жеребенка, не омрачать жестким присутствием то светлое, что произошло.
Майор Крестьянинов поднял руку с открытой ладонью, остановил движение собровцев, а другим сигналом развернул группу в обратный путь. Офицеры милицейского спецназа покидали поляну тихо, обученные бесшумной ходьбе по высокой траве.
Уходя замыкающим, Андрей Крестьянинов на прощание оглянулся. После кровопролитных грозненских боев в январе 1995 года, он жалел все живое, незащищенное.
Часть первая. Не стреляйте!...
Глава I
Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?
Притч 24:11
1
В Кизляре, райцентре на севере Дагестана, растить детей было всегда тяжело, а теперь, когда в Чечне бушевала война, в сердцах матерей, кому выпало жить возле мятежной Ичкерии, поселилась еще и тревога за близких, даже страх.
Здравый смысл подсказывал Анне Ивановне Ромащенко, что чеченцев не надо бояться: сто тридцать тысяч беженцев из Чечни принял на жительство гостеприимный Дагестан, каждое утрo десятки машин из Шелковского района пересекали административную границу: чеченцы приезжали на кизлярские базары не только с равнины, а даже из горного Шатоя. Ехали за знаменитой каспийской рыбой, сыром, маслом и хлебом. Вывозили дагестанские товары тоннами. В Кизляре понимали, что их рынки питают сотни ичкерийских боевиков, но что поделаешь. Демократия. Все люди, все есть хотят. Иншалла.
В тревоге за сына на какое-то мгновение пойманной синичкой забилось сердце Анны Ивановны, видя с какой небывалой лаской, уходя в горотдел, прощается сын, сержант милиции. Маму поцеловал несколько раз, племянницу Анечку вскинул к потолку на сильных руках... Мать любовалась сыном -- русоволосым, высоколобым, в милицейской форме особенно мужественным, довольная, что Павел при деле -- не сидит безработным, как другие. "Да что с ним может случиться? -- успокаивала она себя. - Придет на работу, получит оружие, отдежурит сутки и вернется живой, здоровый". Но что-то тревожное все равно томило ее. Уж так внимательно Павел вглядывался в лица родных, словно надолго запоминал. Он знал, что после Нового года в Кизляр каждый день могла ворваться банда чеченских боевиков. "А может и не случится ничего, -- надеялся сержант патрульно-постовой службы. -- Как? Истерзать близких по вере, обычаям дагестанцев, напасть на тех, кто укрыл от войны чеченских женщин, детей, стариков".
2
Информация о предполагаемом нападении на город чеченского бандформирования была доведена до кизлярского руководства в конце декабря 1995 года.
Сообщение о возможной атаке боевиков было из очень серьезного источника -- от Командующего Объединенной группировкой в Чечне.
Сначала в Кизляре все, кому положено, пребывали в значительном напряжении: потом оно стало ослабевать. Мирный дагестанский город, известный хлебосольством, отличным коньяком и производством знаменитых кизлярских ножей, было трудно представить разоренным, сгоревшим. "За что?" -- прежде всего задавали себе вопрос дагестанцы, допущенные к информации о возможном налете. Именно в Дагестане с началом боевого выдвижения на Чечню в декабре 1994 года мирные жители заблокировали большое количество моторизованных российских колонн. В Хасавюрте не только захватили в плен 58 военнослужащих Нижегородского полка внутренних войск, но и подожгли боевую технику. В Махачкале тогда сутками митинговали тысячи и тысячи дагестанцев, недовольные, что в Чечне пролилась мусульманская кровь. С помощью руководства Дагестана и заместителя командующего внутренними войсками МВД РФ генерала Станислава Ковуна, 37 солдат и сержантов удалось освободить из ичкерийского плена, а прапорщики и офицеры ВВ, отправленные чеченцами-аккинцами к Дудаеву в Грозный, еще долго мучились, погибали в застенках.
Северный Кавказ, долгие годы пребывавший в мире, ценящий благоденствие и верность слову, освобожденный от всех присяг старой власти, теперь был похож на вздыбленного аргамака, не желающего ходить под седлом. В Чечне дудаевские пропагандисты так перегрели свой народ, что многим черное стало казаться белым, ложь -- правдой, а кровь -- вином. Самые мудрые из чеченских стариков, глядя на это все, только горько качали головами и молили Аллаха простить заблудших. Муфтий -- ненавистный Дудаеву Шахид-Хаджи, единственный в Чечне призывал народ к покаянию, говоря, что мы, чеченцы, развращенные Дудаевым, поддались на его обещания легкой жизни и за этот грех придется ответить: "Не может быть свободы за счет несвободы других!" Но у тех, кто понимал муфтия, хотел идти его дорогой, не было ни сил, ни оружия, ни власти. Все это было в руках тех, кто избрал своим символом волка.
Кизлярский аэродром -- вот что раздражало чеченских полевых командиров и самого Дудаева в приграничном Кизляре.
Аэродром этот, где обслуживались вертолеты внутренних войск МВД России и Вооруженных Сил, был костью в горле боевиков. Именно вертушки кизлярского базирования уничтожили в горах караван, перевозивший в Ичкерию большое количество ПЗРК.
Разведка боевиков вела за аэродромом постоянное наблюдение, фиксируя все передвижения авиатехники, собирая информацию о летчиках, охране объекта.
Аэродром охраняли саратовцы -- солдаты срочной службы командированного милицейского батальона ВВ. Не раз на разгром караванов и другие спецоперации кизлярскими бортами уходили в небо альфовцы, спецназовцы внутренних войск и возвращались с победой.
Всю позднюю осень дагестанские спецслужбы фиксировали возле аэродрома странное "шевеление": то белая Нива задержится возле близких к аэродрому частных домов, то подростки-чеченцы, заигравшись в мяч, окажутся в охраняемом месте.
Это был город, где все знали друг друга, где в мечетях молились за ниспослание мира мятежной Чечне.
В начале 1996 года в Кизляре юрко сновали милицейские Уазики и Жигули с омоновцами из Калининграда, гаишниками Татарстана. Регулярно выходили на маршруты передвижные милицейские группы (ПМГ) батальона ППС Горотдела внутренних дел, "держали" административную границу с Чечней сотрудники Кизлярского райотдела. Милицейский состав этих подразделений был многонациональным: аварцы, даргинцы, кумыки, лакцы, армяне, русские, чеченцы, носившие милицейскую форму, как и все в России, хотели благополучия своим детям и семьям, мира, добра.
3
В наряд на охрану Кизлярской районной больницы с 8-го на 9-е января заступило три человека: сержант Павел Ромащенко, рядовой Александр Детистов и стажер Алексей Сикачев. Вооружен был только сержант. Но в любое время можно было вызвать передвижную милицейскую группу. Две ПМГ горотдела с экипажами находились на маршрутах в состоянии постоянной готовности.
Ночь с понедельника на вторник была, как всегда, промозглой и тихой. Спящий Кизляр своей сонной уравновешенностью был похож на сотни других городов России. Это в столицах было кому прожигать жизнь, на окраинах державы люди могли копить силы только во сне. Все остальное время уходило на выживание, на попытки выстоять в новой жизни, начатой страной в 1991 году.
За окнами больницы непроглядная мгла, а молодому сердцу стажера Алексея Сикачева хотелось, чтобы над Кизляром всегда сияла радуга ночных веселых огней, чтобы душа радовалась каждому дню. Пока в его жизни все складывалось неплохо: еще полмесяца и закончится стажерство, зарплата станет побольше, что обрадует Иринку, и их ожидание рождения малыша станет не таким тревожным.. "Выйти замуж за парня без большого заработка -- это поступок", -- думал Алексей. "Трудно будет, -- знал он.-- Главное, прощать друг друга, не ссориться по пустякам".
В суточном наряде по охране больницы Алексей стоял в гражданской одежде. Из-за отсутствия милицейской формы, как стажер, он чувствовал себя не совсем уютно и держался поближе к Павлу Ромащенко -- сержанту со стажем, одетому в камуфляж, с пистолетом Макарова в потаенном кармане. Ромащенко, отслуживший срочную службу в войсках КГБ, понимал, что с одним ПМом больницу на пятьсот коек не защитишь, знал он и то, что для мусульман больница -- место почти священное: ни один похититель людей или дебошир сюда носа не сунет, иначе покроет на веки свою фамилию позором.
Находясь в больнице, видя, как беспомощны люди в хирургическом отделении, как возвышенно спокойны в родильном доме юные матери, Павел, Александр и Алексей не представляли возможность теракта, равного Буденновскому. Весь мир тогда осудил кровавый рейд Шамиля Басаева. Но Саша Детистов все же спросил старшего наряда Ромащенко:
-- А если снова рискнут?
На что Павел Ромащенко ответил:
-- Окажем сопротивление. Приданные силы помогут.
Сержант знал: все внимание дагестанских силовых структур сейчас направлено на административную границу с Чечней, даже горотдел выделил туда людей.
Граница с Чечней шла как по суше, так и по Тереку - многоводному весной и летом. Зимой же в отдельных квадратах он становился мелким, легко проходимым. Павел горько улыбался, когда видел или слышал обывателей, предлагавших окружить Чечню забором из колючей проволоки и тогда, дескать, войне конец: раковая опухоль сепаратизма и бандитизма сама собой рассосется. Спокойный, доброжелательный Павел носил в себе обостренное чувство справедливости, умел принять решение даже во вред себе. Он был проверен армией, работой в кочегарке, где до службы в милиции трудился с отцом. Однажды он пошутил с сестрой, и она твердо запомнила -- брат говорил о своем желании стать генералом. Кизлярские парни, дипломатичный народ, совмещали в себе суровую стойкость терских казаков, вежливую обходительность, напористость дагестанцев.
Павел Ромащенко был женат, но семейная жизнь не ладилась. Ходя по ночным, гулким коридорам больницы, чувствуя у сердца величественную тяжесть пистолета Макарова, Павел не позволял себе надолго отвлекаться на личное.
4
Чеченские полевые командиры считали дагестанский Кизляр русским городом. Держа свою историческую память в постоянном напряжении, им не надо было агентурных донесений -- каков процент русских, армян, даргинцев, лезгин в руководстве города и района. Самым важным для них было то, что испокон веков чеченцы считали Кизляр российской военной крепостью...
В середине 19-го века он был форпостом России на Северном Кавказе. Кизляр атаковал Шейх-Мансур, но был отбит русскими пушкарями, регулярной конницей, казаками и пехотой. С падением советской власти в 1991 году те, кто был рядом с Дудаевым, только и делали, что старательно переписывали историю. Идя по стопам своих предшественников -- ненавистников Руси, Дудаев, Яндарбиев, Масхадов, Басаев, Гелаев видели особый магический смысл в том, чтобы повоевать там, где что-то не удалось знаменитым абрекам, где чеченцы не взяли верх. В тайных планах Дудаева было распространение своего могущества все дальше и дальше: на Дагестан, Кабарду, Карачаево-Черкессию, Калмыкию, Татарстан, Башкирию. Россия слабла в арифметической прогрессии с ослаблением здоровья Президента Ельцина, и надо было, не теряя время, изматывать ее испытанными в партизанских войнах приемами: даже медведь спасается бегством от разъяренного пчелиного роя.
Президент Ичкерии генерал Дудаев считал свой народ нацией, рожденной повелевать. Он не верил, что вдоль границ с Чечней есть мирные города, населению которых война в Чечне так же обременительно -- ненавистна. Имеющий военное образование Джохар Дудаев, исходя из боевого здравого смысла, называл все кавказские города вдоль границ его республики тыловыми базами развернутой в Чечне российской группировки. Ему не нравилось, что в тихом и по чеченским меркам богатом Кизляре ничего важного в пользу Ичкерии не происходит.
Всю обстановку вокруг Чечни надо было вздыбить. Оставаясь наедине с собой, Дудаев не раз благодарил судьбу, что никому, кроме чеченцев, внутренний смысл жизни Ичкерии недоступен. Ошибкой, облегчившей путь Джохара Дудаева к власти, было, что его враги и доброжелатели примерялись к нему, изучали и видели его перспективу с позиций европейской демократии. Тайны чеченского Адата, как были, так и остались секретом для крестоносцев -- друзей ли врагов. На поле битвы за создание всемирного исламского Халифата можно было манипулировать европейскими демократическими идеями и законами, как наемными, обреченными на смерть полками.
В главной книге крестоносцев -- Библии, которую Дудаев читал, говорилось: "Сначала было Слово, и Слово было Богом". Генерал Джохар Дудаев стал мастером на этом поле битвы. Чеченцам во вред врагам он позволял любые преступления и умел объяснить это столь новаторски изощренно, что западные журналисты, уходя с пресс-конференций чеченского президента максимально удовлетворенными, писали о чеченских боевиках, как о расшалившихся школьниках или рыцарях без страха и упрека, стоящих на передовых позициях в борьбе с ненавистной Западу Российской Империей.
5
В своих мысленных переживаниях мама сержанта Ромащенко Анна Ивановна, больная астмой, не обращалась ни к Президенту Ельцину, ни к Президенту Дудаеву. Она уже давно считала их телевизионные мелькания способом защиты от людской критики. Чем хуже шли дела в государстве, тем чаще показывали Бориса Ельцина.
Джохар Дудаев тоже часто выступал по чеченскому телевидению: топорщил усы-иголочки и угрожал не только России, но и всему миру, "равнодушному к проливаемой чеченцами крови".
В ночь с 8-го на 9-е января сон Анны Ивановны был полон забот о семье. Засыпая, она чувствовала, как копятся под веками слезы. Павел опять ушел от жены и, не желая расстраивать мать, сначала две ночи прожил у друзей, а летом он даже переночевал на скамейке перед пятиэтажкой матери, зная, что любая неприятность может спровоцировать у нее астматический приступ. Павлу было страшно все чаще и чаше видеть, как беспомощно задыхается мать, как она мертвенно бледнеет, черты лица заостряются... Он старался оградить ее от знания, как нескладно складывается его внутренняя жизнь, любовь, как и у многих его товарищей раздавленная невозможностью высокой зарплаты, большой квартиры, неспособностью отвезти жену на курорт, даже поездка в рядовой милицейский Дом отдыха житейским социальным статусом сержанта Ромащенко не предусматривалась.
Все это раздражало его молодую жену, тещу. Им хотелось жить сейчас, в январе 1996 года, а не потом. Попытки объяснить своей красивой и, в общем-то хорошей девчонке, что у него стабильная работа, на которой можно расти, и он, Павел, занят самым мужским делом на свете -- охраняет покой и достоинство людей: вся эта информация встречалась женой и тещей с большим осуждением. Выражение их лиц было тускло-похожим: дескать, мы твоя Россия. Давай обеспечивай!
Последний скандал сильно порезал ему сердце. И он снова ушел в дом матери, где было твердое осознавание, что смысл жизни не в тотальном стремлении к роскоши, приобретательстве, а в дружбе, уважении друг к другу, в способности помочь, теплоте и любви, какую не купишь за деньги, не завоюешь достатком...
"Конечно, -- думал Павел, стоя у окна на втором этаже кизлярской больницы. -- Живи мы в Москве, собрались бы и чтобы не дуться на самих себя, пошли бы в театр и, посмотрев на чужую жизнь, окунувшись в нее, может, научились тому, чего не знаем".
Пистолет в потайном кармане под левой подмышкой холодил сердце. Новый день, способный принести перемены к лучшему, наступить не спешил.
6
До начала боевых действий в Чечне, Кизляр был городом, где миролюбие почиталось, как высшая мудрость. В нем не было моды на агрессивность, национализм. Культура межнациональных отношений испытывалась каждый день -- на базарах, в школах, на улицах. Люди добрососедствовали. Никого не шокировало, когда дагестанец брал в жены казачку. Дагестанцы были хорошими мужьями: все заработанное несли в семьи.
Кизляр был городом, где люди стремились построить свой дом, иметь фазенду. Здесь можно было насладиться скромной семейной жизнью. Плодородная земля одаривала хорошими урожаями, Каспий и Терек питали рыбой.
Кизляр делился Тереком на две части: из одного района города в другой люди перебирались мостами с отдельным проходом для пешеходов.
Главным промышленным объектом города оставался не разрушенный перестройкой, сохраненный руководителями района, города, самого предприятия -- завод КЭМЗ, многие рабочие которого проживали в пятиэтажках. Район компактного расселения рабочих и служащих КЭМЗа именовался "Черемушки".
В Кизляре добрососедствовали православные церкви и мусульманские мечети. Пять раз в день мулла звал людей на молитву. Горожане отличались веротерпимостью, доброжелательностью, любовью к охоте, рыбалке. Браконьерничали. Кто откажется от свежего, дающего силы, мяса фазана, подстреленного и тут же на костре приготовленного.
А война была по соседству. Небо над Кизляром часто утюжили военно-транспортные вертолеты, по городу ходили солдаты, отпущенные в увольнительные из воинской части внутренних войск, дислоцированной в Черемушках и с аэродрома. Особенно часто их можно было видеть на переговорном пункте. Бойцы вели себя сдержанно.
Кизляр был глубоким тылом российской группировки, стоящей в Чечне. Если офицер командировался на север Дагестана, то, возвращаясь в Чечню, увозил с собой купленные в складчину на подарки отличившимся бойцам, офицерам и генералам кизлярские охотничьи ножи. На них среди военных и милиционеров в Чечне была мода, как и на прекрасный кизлярский коньяк.
Приняв на жительство беженцев из Ичкерии, в своих разговорах об идущих там боестолкновениях, зачистках, кизлярцы держали нейтралитет. Острых чеченских разговоров не поддерживали, их ненависти к людям в российской военной форме не разделяли. Но считали, что под Кизляром для боевого прикрытия города должна стоять еще одна мотострелковая часть.
Когда в конце декабря по городу поползли слухи, что боевики могут напасть на Кизляр, из какого источника информация кизлярцы не знали. Просто в начале января самым таинственным образом с улиц исчезли иномарки. Их хозяева -- представители преступного мира -- перегнали свои дорогие машины в Махачкалу. Эта примета, беспокоящая воображение самых наблюдательных горожан, ничего не сказала кизлярским спецслужбам, руководителям ГУОШ, другим ответственным за безопасность города и района. Начальник ГОУ ГУОШ полковник Григорьев В.А. строго следил, чтобы автоматическое оружие его офицеров, после окончания рабочего дня, оставалось на хранении в оружейке.
Информация из компетентных источников о планах боевиков осуществить вторжение в приграничные с Чечней города, поступала регулярно, но не всегда конкретная: не то на Моздок, не то на Кизляр пойдут. Да и осмелятся ли?
Шестого января 1996 года в журнале учета приходящих в кизлярский ГУОШ телефонограмм бесстрастная рука дежурного зафиксировала:
"Нач. ГУОШ и ОШ "Север".
По полученным данным группа боевиков до 300 человек, участвовавших в захвате Гудермеса, во главе с Исрапиловым, под видом беженцев имеют задачу пройти через Дагестан вглубь России для совершения террористических актов.
подписал: Беев"
В тот же день в журнале исходящих телефонограмм ГУОШ появилась запись:
"Телефонограмма N 21
-- Руководителям оперативных зон -
Располагаем информацией, что в Кизляр пребывает группа боевиков в количестве 30-40 человек. Старший группы Радуев. Цель прибытия -- диверсионная деятельность, подрыв мостов и т. д. Прошу усилить пропускной режим и наряды КПП.
Заря -- I"
Эту особой важности телефонограмму кто-то преступно перечеркнул и под тем же 21-м номером в журнале появился текст новой редакции, где-то, что чеченцы придут в Кизляр, таинственно исчезло. Руководителям зон сообщили: "По имеющимся данным в Республику Дагестан направлена группа боевиков в количестве 30--40 человек, возглавляемая Радуевым, для совершения диверсионных актов. В целях недопущения диверсионных актов со стороны боевиков, прошу усилить контроль и проверки автотранспорта с людьми, усилить охрану мостов и газопровода. -- Заря--I. Передано 6. 01. 96 г. в 15.35".
Все та же Заря--I, дублируя сообщение из Махачкалы, исправно проинформировала руководителей оперативных зон о намерении полевого командира Хункар-Паши Исрапилова пройти через Дагестан вглубь России. Численность боевиков "до 300 человек" специалисты назвали с большой точностью.
С риском для жизни вскрытый сотрудниками российских спецслужб секретный чеченский план нападения на Кизляр был принят во внимание, но в той мере ответственности, которая определена каждому из начальников.
К возможности нападения с пониманием отнеслись в ГОУ ГУОШ, где перед Новым Годом провели несколько совещаний. Командированные подразделения и руководство, находясь в состоянии повышенной боевой готовности, встретили Новый Год скромно. Полковники Леонид Рогожкин и Анатолий Тарасюк -- командиры калининградцев ни минуты не спали. Беспокоило, что кизлярские коллеги в вероятность чеченского штурма не верили.
В Дагестане и Москве не нашлось руководителя, который бы свел воедино информацию о предполагаемом вторжении в Кизляр и взял на контроль организацию противодействия.
7
Батальоном внутренних войск, чуть больше года стоящем в Кизляре, командовал майор Виктор Ванюшкин. Родом из дальневосточного Благовещенска, он заканчивал Новосибирское высшее военно-политическое общевойсковое училище, а вся его служба в Вооруженных Силах -- девятнадцать календарных лет -- прошла на Северном Кавказе, в основном в Нальчике. Служа во внутренних войсках с 1993 года, майор Ванюшкин выполнял боевые задачи в Северной Осетии, Ингушетии.
По призыву в батальоне, которым он теперь командовал, служили ребята из Ставропольского, Краснодарского краев, Курской области, а так же контрактники, в том числе женщины. Задача личного состава части состояла в оказании содействия Органам внутренних дел города и района в охране общественного порядка и обеспечения безопасности граждан. Пять раз в неделю с полудня до поздней ночи солдаты совместно с милиционерами горотдела несли патрульно-постовую службу на улицах Кизляра.
За три месяца до Нового, 1996 года, бойцами и офицерами части было задержано полтора десятка преступников, около тысячи нарушителей общественного порядка, изъято несколько единиц огнестрельного и холодного оружия, возвращено государству материальных ценностей на сумму 12 миллионов рублей.
Всеми, кто не прошел через боевые действия в Чечне, Кизляр считался глубокими тылом, но майор Виктор Ванюшкин так не думал. Высока была ответственность за город, какую наряду с милицией нес его батальон, и на базе которого была размещена Войсковая оперативная группа (ВОГ) из офицеров Приволжского округа ВВ. Это соседство подтягивало: в плане дисциплины, на занятиях по боевой подготовке.
Зная о коварстве чеченских боевиков не понаслышке, с момента получения информации об их возможном ударе по жизненно важным объектам города, Ванюшкин, требуя от подчиненных бдительности, не раз задумывался: "А вдруг чеченцы ждут, когда мы устанем ждать?"
Все внешне было спокойно. Каждый день без срывов и ЧП работал шумливый, веселый, открытый для общения кизлярский рынок. Ничего особо тревожного не наблюдалось вокруг блокпоста "Краснооктябрьский" на административной границе с Чечней, на контрольно-милицейском посту "Таловский мост". По всей линии границы и в Ногайских степях, где в годы Великой Отечественной войны партизанами были уничтожены десятки танков и бронемашин экспедиционного корпуса Роммеля, и откуда теперь могли прийти не немцы, а чеченские диверсанты, везде было радиомолчание, отсутствие сосредоточения значительных сил противника.
Но майор Виктор Ванюшкин, высокий, сухопарый боевой офицер знал, что партизаны, независимо от исторического времени и страны -- это ртуть, которая может разлетаться на сотни, тысячи капель и мгновенно собираться воедино -- в опасную для всего живого отравляющую, тяжелую массу.
Майора беспокоило, что в количественном составе защитники Кизляра вроде бы есть, на картах все отработано: каждый из командиров знает свой маневр, но охранявшим Кизляр подразделениям милиции и ВВ недоставало слаженности. На эту крупномасштабную подготовку просто не было времени. Много сил отбирали спущенные сверху планы и сиюминутные задачи, которых в пограничном с войной районе всегда великое множество.
Шестого января 1996 года в 16 часов дня первый заместитель главы администрации Кизляра Юрий Аванесов собрал совещание, на котором руководителям организаций и учреждений была доведена информация о предполагаемых диверсиях ичкерийцев на объектах города. При обсуждении выяснилось, что еще 25 объектов необходимо закрыть нарядами. Городская милиция могла взять под охрану только семнадцать.
На совещании в мэрии Ванюшкин заверил, что его батальон готов к боевым действиям и по плану отражения у него свои задачи. Военное воспитание не позволяло ему усомниться в подчиненных. Но город -- понимал он -- не средневековая крепость, где все рубежи легко держать под контролем. А вот место дислокации батальона ВВ можно было назвать крепостью. Высокие каменные заборы, по углам защищенные мешками с песком и металлом сторожевые вышки с бойницами для ведения пулеметного огня, на крыше казармы гнезда для снайперов и гранатометчиков.
На совещании у заместителя Мэра главный инженер Горгаза Григорий Казаров внес предложение: при нападении оповестить Кизляр включением сирены, которых в городе шесть, но работают две -- одна горгазовская.
Казаров доложил, что на территории Горгаза шестнадцать цистерн, в каждой по 23--33 тонны газа и еще шесть цистерн в газохранилище. На охрану этого объекта возле аэродрома, помимо своих сторожей, выделили еще трех милиционеров с пистолетом, на охрану нефтебазы, что на окраине города, автоматчиков.
Главному инженеру Горгаза показалось, что мало кто из присутствующих верит в возможность террористического нападения. Большую обеспокоенность выразила главврач районной больницы...
- По данным, которыми располагаем, боевиков ожидается не больше пятидесяти, - прозвучало в одном из докладов.
Командир батальона успокаивающе напомнил:
-- Вы позвоните, и мы уничтожим бандитов. Главное, незамедлительно сообщите.
Люди не верили, что чеченцы, у которых купеческая жилка в крови, способны нарушить крепкие торговые связи, что они могут наплевать в колодец, из которого приходят пить воду. Здравый смысл говорил, что мусульмане не станут убивать мусульман.
Восьмого января 1996 года в журнале дежурств ГОУ ГУОШ в 11.20 дня появилась запись: "Тула -- Заре. Задержали 3 автобуса с беженцами, которые едут из Кизляра в Наур. Не пропускать". В 20.30 вечера другая тревожная запись: "Ботлих -- Заре. На КПП между Ботлихом и Агвали задержан автобус N 9780, следующий из Кизляра в Агвали. Пассажиры: 17 человек с чеченскими паспортами".
Для военнослужащего или милиционера с опытом боевых действий в Чечне, массовый уход чеченцев из населенного пункта означал бы, что уровень опасности для федеральных сил очень высокий. "Будет бой", -- скажет каждый, кто собственными глазами видел, как вымирали города и села, где боевики намечали удар. Но кизлярское руководство - военное и гражданское -- не воевало в Чечне. А жить и служить по соседству с коварной Ичкерией -- это еще не вся война.
Взять на себя ответственность и упредить врага в России испокон веков дело дорогостоящее. В Кизляре рассуждали: "Если Радуев и Исрапилов не придут, кто ответит за расход топлива боевых вертолетов, когда те возьмут под контроль административную границу района и города?"
Знаменитый сталинский наказ 1941 года: "Не во всем можно верить разведке", -- продолжал мучить и пугать руководство российских силовых структур и в 1996 году.
Глава II
1
Ночь с 8-го на 9-е января была для Кизляра рядовой и спокойной. Самой короткой она выдалась для двух кизлярских охотников-браконьеров, что вышли проверить расставленные на зайцев и лис петли. Потомки казаков -- пластунов, охотники хорошо ориентировались в темноте, но, опасаясь егерей и милиции, выйдя за город в свою привычную атмосферу, предпочитали неслышный шаг, таились, никогда не переговаривались. Любили тишину, безлюдье, тонкие, понятные шорохи, пробег январского ветра по верхушкам деревьев, еле слышное топотание зайцев. Охотники шли с ружьями и никого, кроме людей, под Кизляром не опасались.
Проверить петли не удалось. Впереди тяжело слетела с ветки ворона, стрекотнула, словно пальнула из немецкого автомата, сорока. И через плотный кустарник на замерших в камышах охотников стала надвигаться темная, тяжело дышащая людская масса. Неглубокий, подмерзший снежный наст под ее ногами со стеклянным звоном проламывался. Охотники залегли и мимо них вереницей пошли вооруженные люди. Проплешины снега, недолго падавшего ночью, как потайные фонарики подсвечивали лица. Охотники сразу поняли, что перед ними не российские воины, идущие с задания в сторону аэродрома, а вооруженные чеченцы, тащащие на себе ящики с боеприпасами.
Боевики шли давно, утомленные и один, пройдя в камышах рядышком с остолбеневшими от удивления и страха охотниками, еле слышно по-русски ругнулся.
Переждав проход ичкерийцев, старавшихся идти цепочкой, кизлярцы ошалело нырнули в кустарник и, обойдя чеченцев бараньими тропами, со всех ног кинулись в сторону военного аэродрома. Боевики шли на него.
Охотники знали выход к одному из секретов и бежали к нему упредить, понимая, что рискуют попасть под ножи чеченских разведчиков, которые могли залечь возле объекта, назначенного для удара еще в середине ночи, ожидая подхода всей группы.
Охрана аэродрома -- молоденькие срочники саратовского милицейского батальона были подняты "в ружье!" за минуты до атаки чеченцев. В окопы ушли все, кто только мог. Направление, откуда ждали удара, усилили охранниками вертолетов -- есть такая штатная должность. Эти парни с воздуха не раз разили ичкерийские караваны пулеметным огнем... Сегодня предстояло вступить в бой на земле... Давит на глаза невыспавшимся солдатам январская темнота...
Выйдя на исходную, командир группы боевиков в прибор ночного видения обнаружил на аэродромном поле два транспортных вертолета, а не восемь, как обещал Радуев.
Внешне аэродром оказался обыкновенным крестьянским полем, с парой допотопных деревянных построек и несколькими вагончиками. Ничего, представляющего угрозу для своего отряда, полевой командир не увидел. Он посмотрел на часы, ожидая сигнала в эфире, зная, что в эти минуты идет сосредоточение чеченцев возле кизлярской больницы, в жилом массиве Черемушки. Разлетелись по городу легковые машины с вооруженными моджахедами, скрытно подтягивались силы к расположению батальона внутренних войск: надо было блокировать эту маленькую крепость, чтобы ни одна единица бронетехники с десантом не вырвалась на помощь ненавистной бандитам дагестанской милиции.
2
В пятом часу утра наряд милиции из сотрудников ППС Кизлярского горотдела обошел четвертый этаж больницы. Во время ночного дежурства о чем только не поговорили милиционеры: о войне в Чечне, о друзьях -- товарищах и о том непорядке, что на троих только один ПМ. На что Саша Детистов, поразмыслив, сказал:
-- В стационаре оружие применять нельзя, вон сколько больных. Здесь людей хранит Бог.
-- Мы -- помощники Бога, -- ответил Ромащенко.
Обычно милицейские наряды были интернациональными. Так решило руководство городского отдела. За сутки людей разных национальностей ответственность сплачивала не на словах, а на деле.
То, что в это дежурство охраняли больницу только русские парни, было исключением из правил. А, может, какой-то доброжелатель, прознав, что у Ромащенко и Сикачева ожидается прибавление семейства, шепнул кому надо, и их специально поставили на больницу, чтобы будущие отцы завели связи в родильном отделении ЦРБ.
Рядовой Александр Детистов, уходя на службу, услышал от матери, что в городе разговоры о возможном нападении чеченцев и отшутился: "Ноги длинные. Убегу".
Веселый двадцатитрехлетний парень всегда успокаивал мать шуткой. Ростом под два метра, он был очень силен и не расставался со спортом. Закончив Махачкалинский учебный Центр на отлично, Александр понял, что милиция -- его призвание и верил, что служба будет складываться удачно. Он успел повидать жизнь: закончил СПТУ в Астрахани, поработал в школе поваром, два года служил в космических войсках и пришел в милицию социально ориентированным человеком, мужиком с принципами, которые мог защитить. В дембельском альбоме он особо оформил текст солдатской присяги, слова которой твердо держал в памяти.
Непонятных людей в камуфляжных бушлатах на заднем дворе больницы, сержант Ромащенко увидел в окно.
Чтобы быстро выяснить обстановку, милицейский наряд стал спускаться на первый этаж лифтом.
Когда шагнули из него, то у всех троих разом на плечах повисли бородатые, пропахшие потом, чеченцы с автоматами за спиной: будто знали, что автоматического оружия у охраны больницы нет.
И сразу вспыхнул яркий свет. Больше двух десятков чеченцев, открыв настежь двери, уже ничего не опасаясь, сгибаясь под тяжестью, заносили что--то в мешках. Другие продолжали цепко держать захваченных кизлярских милиционеров.
Сначала сержант Ромащенко ничего не чувствовал. Была только все поглотившая ненависть к себе, что проявил невнимательность, не справился с задачей -- всех подставил, в первую очередь беспомощных больных, которых теперь, как в Буденновске, возьмут в заложники. Обреченность белым саваном опутала тело. Он видел, как мертвенно, до синевы в губах, побледнели его товарищи, ошеломленные случившимся.
Одетых в форму Детистова и Ромащенко прошарили первыми. Обыскивали победно-уверенно, наспех.
Когда стажер Алексей Сикачев увидел, что пистолет у Павла Ромащенко не нашли, то словно очнулся от забытья, а до этого стоял, опустив глаза в пол, отравленный горем.
Самый горластый из боевиков и, судя по пистолету Стечкина на бедре, командир, удовлетворенный, что милиция без оружия, впился взглядом в Алексея Сикачева, и сержант Ромащенко хриплым, чужим голосом сказал:
- Он не с нами.
Полевой командир коротко бросил:
- Кто это? -- и, раздраженно приказал:
- Обыскать! Чего он бродит здесь в такую рань?
- Жена у него тут рожает, -- четко сказал сержант. -- Мы этого парня не знаем. Отпустите его.
Бросив милицейские удостоверения на пол, полевой командир чеченцев ударил сержанта в голову:
- Поговори еще!
То, что от выверенного удара Ромащенко не упал, только качнулся, взбесило боевиков. На Павла Ромащенко и Сашу Детистова обрушился град ударов. Били жестоко, мучая, радуясь виду крови, заливающей лица кизлярских милиционеров.
Держащие Алексея Сикачева боевики, ослабив хватку, смотрели на происходящее с наслаждением.
Боевики теперь были везде: щелкая затворами автоматов, топали вверх по лестнице, вытаскивали из мешков длинные, остроносые, светло-голубые снаряды. "Минировать будут", -- со страданием понял Алексей Сикачев и еще больше осознал себя виноватым в том, что произошло.
Своих друзей, изломанных тяжелыми ударами, лежащих в лужах крови, он теперь любил, как родных, и та беспомощность, на которую обрекли Алексея, оскорбляла его.
Убивать милиционеров, захваченных на выходе из лифта, полевой командир быстро не собирался. Их избивали для устрашения, чтобы заложники, входя в больницу, ужаснулись и потеряли волю к сопротивлению. Страшный, истерзанный вид людей в камуфляже, милицейской форме должен был говорить заложникам, что защитников у них нет и не будет.
Милиционеры -- два окровавленных, раздавленных куска мяса -- еще подавали признаки жизни. Жилистый, худенький паренек в гражданской одежде, захваченный вместе с ними, смотрел на избитых полным ужаса взглядом.
Полевому командиру нравилось, когда перед ним трепетали. Прежде, чем прогнать кизлярского парня наверх, к заложникам, он велел, чтобы милиционеров еще потоптали, а кизлярцу благосклонно сказал:
- Что ты здесь делал, хаски? Почему ты с ними?
И стажер Алексей Сикачев видя, что друзей продолжают терзать, ответил:
- Я тоже милиционер.
Сначала боевикам показалось, что они ослышались: с таким спокойствием прозвучало признание. Чуть приподнялся на локте сержант Ромащенко, смахнул с лица кровь. Возле самой больницы где-то слева захлебывающейся испуганной дробью раскатился пулемет ПК, и боевики, мешая друг другу, накинулись на Сикачева. Даже минеры, до этой минуты бережно разматывающие разноцветные проводки, словно с ума сошли и, оставив свое привычное, профессиональное спокойствие, закрутились в бешенном преступном водовороте.
В этом пограничном городе все начиналось не так, как задумывалось в Чечне. Там говорили: "в Кизляре не будет большого сопротивления".
Когда чеченцы начали убивать стажера, к сержанту Ромащенко вернулось сознание. Смахнув кровь с лица еще раз, он увидел, как мелькнуло среди боевиков стажерское удостоверение Алексея, найденное на нем. Самого Сикачева Павел не видел: глаза снова затуманила кровь, но он понял, что стажер уже лежит под ногами мучителей. Сержант приналег на грудь, оперся на левый локоть: камуфляж не расстегивался -- на нем уже не было пуговиц. Вытащить пистолет из потайного кармана - мгновение. Только два выстрела сделал сержант Ромащенко, но ими был убит боевик и тяжело ранен заместитель командира группы, первой ворвавшейся в ЦРБ.
...Истоптав Ромащенко, боевики облили его, найденным в больнице спиртом, и подтащили Павла к дверям. Выйти на улицу Победы боевики теперь опасались и поэтому, широко раскачав Ромащенко, выкинули его на ступеньки черного входа в больницу. Потом самый маленький и юркий из чеченцев, крадучись, выбежал из дверей, чиркнул спичкой и метнулся под защиту больничных стен.
А Павел, приведенный в сознание адской болью, встал и пошел, пылая, как факел. Первыми, кто видел мученика сержанта -- живую сгорающую свечу, были роженицы, плачущие от горя и ужаса, согнанные к окнам роддома.
Женщины в бессильной муке кричали, видя, как уходит жизнь человека. Бегущий по двору Павел горел призывно и страшно, простирая руки к черному небу.
Страдания Павла Ромащенко прямым попаданием прекратил снайпер боевиков.
3
У чеченцев, залегших у аэродрома за железнодорожной насыпью, была задача: захватить вертолеты, уничтожить или рассеять охрану. Сколько солдат-милиционеров -- чеченцы не знали: их преимуществом была внезапность, партизанская дерзость. Главной сложностью, отчетливо понимал полевой командир, был захват вертолетов в целости и сохранности. Если бы их оказалось столько, сколько обещал Радуев, можно было по окончании операции уйти воздухом. Говорили, что возле Радуева в этом походе идут особо охраняемые пилоты.
Рассмотрев в прибор ночного видения, что второй вертолет стоит без лопастей, командир группы чеченцев понял, что надо, несмотря на запрет, выйти в эфир и доложить обстановку.
Ответ полковника Хункар-Паши Исрапилова -- военного руководителя операции -- был коротким:
-- Атакуй!
Но как только цепь чеченских боевиков поднялась из-за железнодорожной насыпи и сделала первые шаги, ее встретил кинжальный огонь двадцатилетних солдат охраны аэродрома и бойцов сопровождения вертолетов или как они себя называли -- "телохранителей экипажей".
Внезапность атаки была утрачена. Преодолев секунды растерянности, полевой командир приступил к руководству боем. Попытки поджечь из подствольных гранатометов склад ГСМ не удались. Снайпера боевиков работали по вспышкам, но солдаты, часто меняя позиции, оставались живы, не давая боевикам продвинуться. По всей линии атаки результатов не было. Отряд увязал в перестрелке, что начинало нервировать командира чеченцев.
Минуты улетали, как и боевой запас, притащенный на плечах в Кизляр, где думалось -- все будет, как не раз получалось в Чечне... Обыкновенно дремлющих часовых чеченцы снимали из бесшумок или кинжалами, потом шли прицельные выстрелы по амбразурам из "Шмелей" и гранатометов, все остальное сметалось огневым валом общего удара по слабому гарнизону и вот оно завершающее ликование: "Аллаху Акбар!" Подобное случалось там, где российские командиры страдали самомнением, недооценивали противника, теряли бдительность.
Предупрежденные кизлярскими охотниками защитники аэродрома, натасканные учебными тревогами, в своем первом сражении не струсили, с каждой новой минутой боя обретая уверенность, которая до этого дня была только у бойцов сопровождения вертолетов.
Сержант, телохранитель экипажа, Юрий М. уже давно знал, что либо ты убьешь, либо тебя... И, воюя на вертолете, в боевых столкновениях умел находить цель, видеть перед собой только ее и ничего больше. Юрий не любил, когда в чеченских горах противник оказывался выше его вертушки: вот когда трудно поразить духов ответным огнем, а боевики садят и садят из ДШК по вертолету, идущему на вираж... А здесь, в Кизляре, вариант облегченный: противник на плоскости и вот-вот наступит рассвет.
После десяти минут боя, полевой командир чеченцев, приняв информацию, что в деле все силы, брошенные на Кизляр, решился на уничтожение российских военно-транспортных вертолетов и получил на это добро Радуева.
Когда контуры МИ-8-го начали отчетливо выплывать из тумана, он переместился по влажной, вязкой земле правее и коснулся плеча одетой в летную зимнюю куртку круглолицей чеченки. Право первого гранатометного выстрела по вертолету было за ней. Может, именно эта вертушка залпом НУРСов накрыла разведгруппу, в которой воевал ее муж.
Но праздника первого гранатометного выстрела по вертолету не получилось. По Ми-8-му запальчиво прошелся один из пулеметчиков. Из вертушки обильно потек керосин, который трассерами поджег кто-то из лежащих за железнодорожной насыпью.
Полевой командир снял со спины "Муху", отдал молодой вдове и сказал:
- Твоя цель -- второй вертолет.
Подготовив одноразовый гранатомет к выстрелу, она закричала:
- Аллаху Акбар!
Теперь можно было заявить о себе -- никаких тайн от России чеченцы в районе Кизляра больше не прятали: перестрелка шла по всему городу.
- К вам пришли умирать волки, -- открыто в радиоэфире о цели прихода в Кизляр заявил Салман Радуев, полевой командир с позывным "Одинокий Волк".
Вертолет, пораженный чеченкой, загорелся сразу. Взлетевший в небо огненный, клубящийся смерч окончательно разбудил все живое в Кизляре.
За несколько минут до взрыва наблюдатель чеченцев, лежащий за решеткой больничной ограды, сообщил по рации, что к больнице подъезжает милицейский Уазик.
-- Замани ментов,-- ответил полевой командир и дал команду убрать в вестибюле яркий свет.
ПМГ остановилась напротив больницы -- на другой стороне улицы. Когда три милиционера вышли из машины, боевик-наблюдатель встал и медленно пошел к входу в главное больничное здание.
-- Уважаемый! -- крикнул ему милиционер с пистолетом в руке. Когда боевик побежал, сотрудники ППС защелкали автоматными затворами и кинулись следом.
Когда у милиционеров отнимали оружие, кизлярцы оказали сопротивление и подверглись избиению.
....Со стороны аэродрома раздалась мощная автоматно-пулеметная стрельба и боевики прекратили пинать милиционеров. Насторожились. Никто и не ждал, что город сдадут без боя. Но все нарастающий темп перестрелки в районе аэродрома нервировал тех, кто готовил больницу "для загона скота" -- так говорили боевики. Через короткое время больницу должны были заполнить сотни кизлярцев из пятиэтажек, стоящих возле нее.
4
В пять утра младший лейтенант, командир взвода батальона ППС Андрей Курбанов подъехал на ПМГ к зданию городской администрации, чтобы проверить выставленный там милицейский наряд. В пять пятнадцать по радиостанции он получил сигнал, что в Черемушках, в районе больницы стрельба, кто-то ходит с ружьем... Курбанов дал команду выдвинуться на происшествие другой ПМГ и со своим экипажем выехал следом. В Черемушки можно было попасть, минуя мост через Терек.
Не доезжая до 7-ой школы, младший лейтенант увидел стоящий впереди милицейский Уазик, что выехал к больнице раньше. Когда до него осталось меньше тридцати метров, справа, за домами, со стороны аэродрома небо резко осветила вспышка, ударил по нервам грохот детонации. ПМГ Курбанова проехала дальше не больше пяти метров, как с угла больницы и от ее главного входа по ней открыли огонь из автоматов, и Курбанову внутри машины показалось, что он попал в сварочный цех... Водитель Рамазан Юсупов вскинул голову и без стона упал на руль. Сидя за ним Игорю Захарову показалось, что пуля пробила Юсупову голову. Уазик по инерции продолжал катиться, искры от дырявящих салон пуль буйствовали, словно в машине продолжались сварочные работы.
-- Покинуть машину! -- крикнул Курбанов. Перед тем, как выпрыгнуть с переднего сидения, он попытался привести в чувство сидящего рядом водителя, но Рамазан Юсупов не подавал признаков жизни.
Младший лейтенант Курбанов, вооруженный пистолетом, сумел под огнем противника покинуть машину и лег на обочине с левой стороны Уазика.
-- Где Рамис? -- спросил он лежащего рядом контуженного Захарова.
-- Возле машины...
Рамазанов Рамис, четвертый член экипажа, лежал с неестественно поднятой вверх рукой.
-- Мне в ноги попали, в бок и в руку, -- сказал он подбежавшему к нему Курбанову.
-- Где автомат? -- крикнул младший лейтенант.
-- Где-то в Уазике.
Курбанов нашел автомат на полу машины, помог Рамазанову встать и тот нашел силы сделать несколько шагов до обочины. Чеченцы заметили две покидающие дорогу фигуры и открыли огонь по обочине. Слева от себя Курбанов услышал подозрительное шевеление и решил, что на подходе боевики...
-- Командир, это я! -- подал голос из темноты водитель первой ПМГ Юрий Верстуков.
-- Где твой экипаж? -- прокричал младший лейтенант Курбанов.
-- Когда подъехали, они увидели человека, который забежал в больницу и пошли за ним. Больше я их не видел.
От главного больничного входа по Курбанову и его людям снова пошел плотный огонь, и милиционеры ответили из двух автоматов. Группа из 3-4 боевиков, перебегавшая двор, залегла. А на ступеньках главного входа в больницу появились медики в белых халатах. Стало ясно, что их впереди себя выставили чеченцы.
-- Командир, там медсестры! -- сказал Игорь Захаров.
-- Все. Больше не стреляем, -- ответил Андрей Курбанов и подумал, что пришла пора отходить. Куда? С началом перестрелки, интенсивная стрельба пошла возле батальона внутренних войск. Идти туда, попадешь под огонь своих. Продолжался бой возле аэродрома...
На первом этаже больницы осветились окна. Внутри здания началось движение, и Курбанов увидел, что в главном корпусе большое скопление боевиков. "Что с Ромащенко, Детистовым, Сикачевым?" -- взволнованно думал двадцатишестилетний командир взвода. Без сомнения, трое из первой ПМГ тоже захвачены чеченцами или убиты...
Оставалось отойти за седьмую школу. Боевики продолжали стрелять, даже когда милиционеры укрылись за спасительными бетонными плитами. По дороге промчалась белая "Нива", из окон которой чеченцы попытались поразить экипаж Курбанова автоматным огнем.
Милиционеры начали отход в сторону Горотдела. Уходили маршрутом, по которому невозможно движение автотранспорта.
На улице Багратиона, перебравшись через забор, они попали в контору птицефабрики Октябрьская. Истекающего кровью Рамиса Рамазанова положили на стол начальника. Перевязались. В окно бухгалтерии Курбанов увидел Камаз с боевиками. Было шесть часов утра.
Камаз с чеченцами уехал. По телефону Андрей сумел дозвониться только до прежнего места службы и от дежурной военизированной охраны узнал, что в ГОВД два экипажа ПМГ считают погибшими...
...В горотделе командир взвода ППС, младший лейтенант Андрей Курбанов, вернувшись, доложил, что боевики атаковали аэродром, захватили больницу и ведут бой возле расположения батальона. Ему рассказали, что когда он пропал в эфире, дежурная часть отправила ему на помощь еще ПМГ. На мосту через Терек ее расстреляли: убит сержант Егор Егоров, остальные члены экипажа в плену.
5
В пять тридцать пять утра 9-го января Ванюшкину поступил доклад дежурного по части, что со стороны аэродрома слышна пулеметно-автоматная канонада и разрывы гранат. Не успел майор принять информацию, как слух острой бритвой резанула массированная стрельба по всему периметру батальона.
-- В ружье! Личному составу занять сектора для отражения нападения! -- прокричал в телефонную трубку майор Ванюшкин и, одев всегда готовую к бою, снаряженную боеприпасами, "разгрузку", он сообщил в ГУОШ, что подвергся обстрелу и, схватив автомат, выскочил из кабинета, чтобы оценить обстановку на месте огневого контакта с противником.
Часовые на вышках не сплоховали: обнаружив попытку боевиков продвинуться от угла жилой четырехэтажки в направлении КПП пулеметчики рассеяли скопление скрытно перебегающих чеченцев и, несмотря на плотный ответный огонь, теперь вели бой с теми, кто занял позиции в подвалах жилого дома напротив части, подвальные оконца которого превратились в удобные для врага амбразуры. Пулеметчики и снайпера ВВ кучно обрабатывали эти огневые точки боевиков, стреляющих из подствольных гранатометов.
Включившись в управление боем, Ванюшкин приказал держать под прицелом крыши ближайших домов, чтобы не дать вражеским снайперам проявить себя.
В такой обстановке -- он понял -- вводить в бой бэтээры пока не имело смысла. На выходе из расположения их бы сразу сожгли из гранатометов.
"Они блокировали меня, -- горько думал Ванюшкин, -- Его войсковая часть оказалась чеченцам не по зубам, и те -- понимал он -- были нацелены только на блокаду людей и техники".
Первые минуты боя в Кизляре были за террористами. На этом этапе операции все силы сопротивления боевикам оказались рассечены и отрезаны друг от друга.
Ичкерийские боевики упивались властью над безоружными жителями Кизляра. Неожиданный, оглушительный стук в дверь заставил сердце в испуге заколотиться и Валентина, домашняя хозяйка сразу открыла. Гурьбой в квартиру вошли четверо "с лицами воевавших людей" -- так о них подумала Валентина. Неряшливый бородач--чеченец наставил автомат на ее отца, а остальные в грязных, высоких ботинках, оставляя на чистом полу ошметки земли, в камуфлированной зимней одежде громоздкие, потные, ввалились в другую комнату, где на полу играли двухгодовалый сын и шестилетняя дочка...
-- Выметайтесь на улицу! Живо!
Мальчик испуганно вздрогнул. В подъезде взорвала воздух автоматная очередь, и дети испуганно зарыдали.
Когда Валентину с детьми и отцом, подпинывая, сгоняли по каменной лестнице, она увидела, что потолок и стены подъезда изъедены пулями, под ногами пустые бутылки из-под спиртного. Поразило, что один из чеченцев, с перекинутым за спину автоматом, держал в руках массивный, включенный на полную громкость, магнитофон, изрыгавший то суры из Корана, то чеченские с барабанной, праздничной дробью песни. Бандиты казались поголовно пьяными. Ни один из них не стоял на месте. Кто-то бегал вдоль дома, считал и пересчитывал захваченных, другие, как заведенные влетали в подъезд, серыми воронами вылетали: искали в квартирах деньги, золото, и если боевик выбегал на улицу со счастливым лицом, значит, этот что-то нашел... Неудачники матерились, стреляли в воздух... И Валентина снова подумала, что у чеченцев лица воюющих людей, хотя впервые наблюдала такую отрешенность от жизни, запаленность давно оторванных от дома, немытых, с тяжелым запахом мужиков.
Семья штукатуров-маляров -- дагестанцы -- купила в рабочих целях новенькие, по цвету милицейские, бушлаты и едва за это не поплатилась. Обнаружив куртки, боевики разъярились:
-- Вы менты?! -- завопили, стали тыкать в спину и грудь автоматами, разворотили квартиру в поисках удостоверений и, ни найдя ни одного доказательства службы в милиции стоящих в прицеле людей, объявили:
-- Вы -- заложники, потому что ваши наших режут. Быстрее! Не то сейчас море крови будет!
-- Ну и стреляйте! -- в истерике прокричала женщина.
И боевик неприцельно в ее сторону выстрелил.
-- Одевайтесь! Берите теплую одежду, еду!
-- На сколько? -- женщина поняла, что оказывать даже моральное сопротивление смертельно опасно.
-- На два, три дня.
На улице она вспомнила, что дети легко одеты, робко обратилась к конвойному:
-- Можно мне пойти? Взять куртку для сына.
-- Встань в строй. Пока пулю не получила.
В отчаянии женщина кинулась к другому боевику, третьему...
-- Быстро! -- наконец отдали команду.
Ее руки дрожали, ключ никак не попадал в замок. Дверь помогли открыть боевики -- им понадобился топор.
-- Никого больше нет? -- спросили,
-- Нет. Все вышли.
Но боевики опять всю квартиру обшарили, взяли топор и тут же вскрыли соседскую дверь. Женщина замерла от ужаса, зная, что соседи спрятались на балконе... так же поступили еще две семьи: им расстреляли двери и ушли.
Собранную возле дома толпу долго держали кучей, наведя автоматы...
