|
||
Носков
Виталий Николаевич
Любите нас, пока мы живы
Боевые действия в Чечне и Дагестане в очерках и рассказах
Москва, 2006 г.
СОДЕРЖАНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
"ЭТО ЗВЕЗДЫ ИЛИ
ВОЛЧЬИ ГЛАЗА? "
ПАСХА ПОД ГУДЕРМЕСОМ
ВОЛКИ
И ОХОТНИКИ
МИР ВСЕМ
СТАЛЬНАЯ МУЗЫКА ВОЙНЫ
...ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ НОЧЬЮ
В ЛОГОВИЩЕ ОГНЯ
ПОЗЫВНОЙ: "АФГАНЕЦ"
РЕШИЛИ РАНО ПОВЗРОСЛЕТЬ
"ПУРГА-" ПОД
ПЕРВОМАЙСКИМ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МИР НАЧИНАЕТСЯ С НИХ
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ...
ПОГОНЩИКИ
ДУШ
ЛЮДИ-ДЕРЕВЬЯ ПРОТИВ ЛЮДЕЙ-ЗМЕЙ
КОННЫЙ
РАЗЪЕЗД НА ТЕРЕКЕ - РЕКЕ ВРЕМЁН
СКОРБНАЯ ДОЛЯ БЫТЬ С
"КОСТЛЯВОЙ" НА ТЫ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
"ЛЮБИТЕ НАС, ПОКА
МЫ ЖИВЫ"
НЕ ПРЕДАЛИ ИМЯ СВОЁ
"ДАЙ БОГ, ЧТОБЫ БЫЛО ЗАВТРА"
"КТО
ВЫЗЫВАЕТ "ЭПОХУ"?"
"ТОЛЬКО ГРОМЧЕ ЗОВИТЕ..."
УТРО ПСОВОГО ЛАЯ
ЗА
ДРУГИ СВОЯ
ВЗРЫВ У ЧЕРНЫХ БУГРОВ
"Я НЕ
БУДУ С ТОБОЙ ПРОЩАТЬСЯ "
СМОГ - ХОРОШЕЕ СЛОВО
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
"ЧТОБЫ
БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО НИКАКОЙ ВОЙНЫ "
"СОБАР" -
ПО-ЧЕЧЕНСКИ ТЕРПЕНИЕ
ОН НЕ ИЩЕТ НАГРАД, ОНИ САМИ ЕГО
НАХОДЯТ
В СПЕЦНАЗЕ НЕ ПРОЩАЮТСЯ
НЕВОЛЬНИК
ЧЬИ ЭТО ВОЛКИ ВОЮТ?
КАЗАКИ НА СЛУЖБЕ В МВД
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
"Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЕБЯ
ТАМ НИКТО НЕ УБИЛ"
ОКОЛЬЦОВАННАЯ ЗАСТАВА
НОЧНЫЕ ГРОМЫ НАД ТЕРЕКОМ
ГЛЯДЯЩИЕ
С НЕБЕС
ЗАСТАВЫ ПРОСЯТ ПОДДЕРЖКИ
ЗАЩИЩАЯ ТУХЧАР...
ОСВОБОДИТЕЛИ
"ЖИВИ ДОЛГО, СОЛДАТ!"
ДАЖЕ ВОЗДУХ ЗДЕСЬ ПАХНЕТ БЕДОЙ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ИСПОВЕДЬ ОФИЦЕРА
МЫ ВАС БУДЕМ СМЕТАТЬ ОГНЕМ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
БАБОЧКА - СМЕРТЬ
ДОКЛАД ПО ОБСТАНОВКЕ
ВЗРЫВ НА
ТЕРЕКЕ
ШАГ ДО НЕИЗВЕСТНОСТИ
ВДОВЬЕ УТРО
ДЕНЬ КРЕСТЬЯНИНОВА
ПРИМЕЧАНИЯ
АВТОРА
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
"Та страна, что могла быть раем,
стала логовищем огня"
Н. Гумилёв
"ЭТО ЗВЕЗДЫ ИЛИ ВОЛЧЬИ ГЛАЗА?..."
Еще несколько каменных, выщербленных ступенек, железная дверь - и я... на войне. А чтобы быть точным, на грозненской крыше превращенного в крепость здания, где размещается ГУОШ - Главное управление объединенного штаба МВД России. Там, на оставленных внизу этажах, кипит своя напряженная военная жизнь: в кабинетах горит яркий свет, офицеры стоят у карт, работают с документами, отчитываются о дневной работе. А мне надо на крышу, на пост N 37, чтобы побыть с бойцами тюменского ОМОНа. Им, конечно, куда интереснее, если бы ночное дежурство с ними разделил свой, тюменский, пишущий. Я-то в их краях не бывал. Зато, историк в прошлом, я знаю, какой была казачья крепость Тюмень, когда казаки миролюбиво поладили с Маметкулом, племянником непримиримого врага Ермака - Кучумом. Да так, что в сражениях Ивана Грозного в Лифляндии Маметкул водил в бой левое крыло русской конницы. Впоследствии и Шамиль, умный вождь, оценил русскую военную дипломатию.
Шагнув на охраняемую крышу ГУОШа, я, как на машине времени, переместился далеко назад, в XVI-XIX века, когда недоброжелатели России язычески, как Богу, поклонялись свободе, на самом деле оставаясь вассалами крупных, враждебных нам государств, использующих малые народы в личных стратегических целях. Разве в конце XX века такое не происходит в Чечне?
Вот такие мысли роились в голове, когда я с провожатым-бойцом тюменского ОМОНа шел по крыше на пост N 37, где меня встретили с сибирским спокойствием и на таком открытом месте, словно мы были не на объекте, обстреливаемом каждую ночь. Перебрасываясь традиционными при первой встрече словами, я мысленно недоумевал по поводу малого количества людей на посту, который прозвали "глаза и уши ГУОШа". Но, когда первая чеченская осветительная ракета со змеиным шипением взмыла в небо, а мы пригнулись, в залитом светом пространстве обнаружилось, что мы далеко не одни. Меня представили старшим группы, а остальные бойцы в это время "держали" службу, контролируя сектора обстрела - наблюдением и подслушиванием. Несмотря на видимую бдительность дежурных огневых средств, старшие поста Александр и Сергей через равные промежутки времени тоже брали в руки приборы ночного видения.
Ночью в Грозном, как и по всей Чечне, все точки компактного пребывания российских военных, от блокпостов до ГУОШа, один к одному - те, знаменитые в истории, крепости сибирских землепроходцев и воинов Ермолова, князя Барятинского. Когда только солнце уходило за Иртыш, а на Северном Кавказе - за Терек, казаки, стрельцы, драгуны, егеря - крепостные ворота на засов и к бойницам - отстреливаться от мстительных всадников Кучума, Шамиля, Байсангура Беноевского.
В дудаевской Чечне пропагандистская работа среди простого народа, как и в период кавказских войн XIX века, построена на ненависти к России и русским. "Коварней и подлее нет народа", - поют чеченские барды, вспоминая походы ермоловских батальонов в горы, проецируя ту, былую, ненависть на сегодняшний день. В современной идеологической войне дудаевской пропагандой эксплуатируется только месть за людские потери Чечни от кавказских войн и сталинского выселения.
Чеченские пропагандисты, возвеличивая "месть" за былое, не жалеют свой народ. Дудаев, нуждаясь в резервах, тыкал пальцем с экрана телевизора, говоря: "Сколько ты, чеченец, будешь прятаться за бабью юбку? Бери автомат и мсти за невзгоды, которые последние столетья переживала Чечня".
У телевизора вечерами обычно вся семья. И её глава, крестьянин, пристыженный своим президентом, бросал дом, поле и уходил умирать за финансовые интересы лидеров Ичкерии.
Для чеченца 19-й век - это было вчера. Историческая память чеченца - опасная тропка к малодоступной горной вершине. И Дудаев идет по ней, как языческий вождь, принося в жертву свой народ. Правду гласит чеченская поговорка: "Ружьё убило одного, а язык - тысячу".
Ладно скроенный - срочную он служил в ВДВ, - в каждом жесте обстоятельный сибирский "стрелец" Александр, наблюдая за близкими жилыми домами, сказал мне: "Какие мы оккупанты? Разве оккупанты позволяют себя безнаказанно убивать? Нам позволено открывать огонь только по видимым целям".
Да, ни одна армия мира не разместит свой воюющий штаб на территории, вплотную окруженной жилыми домами. Людей или выселят, или на время боев не разрешат вернуться в свои квартиры.
Чеченские боевики здесь, в Старопромысловском районе, ведут огонь чаще всего из заселенных пятиэтажек.
- Ну, и где они, видимые цели? - спросил я Сергея с Александром.
Словно в ответ на мой вопрос, по российскому блокпосту там, в черном мареве, за полуразрушенными домами, почти сдвоенно, невидимые, пальнули чеченские гранатометчики. Следом татакнули пулеметные очереди.
- Ответили бойцы внутренних войск, - сказал Сергей.
Над нашей головой было малозвездное небо, подсвеченное редкими зарницами осветительных ракет. Вперемешку то высились остовы разбитых домов, то лезли в глаза заселенные людьми хрущевские пятиэтажки с освещенными окнами. Мы сидели на плоской крыше, начиненной оружием. Мою спину холодил АГС, смотрящий стволом туда, где только что проявили себя дудаевцы. Наши лица были иссиня-черные, как бы закамуфлированные главной краской ночи. С четырех сторон света то, давая пламя, то, искрясь и опадая, мерцали редкие, давно не затухающие пожары.
- Мы как на гигантской сковородке, - сказал я, намекая на плоскоту крыши, на чугунную темноту вокруг, тыкая пальцем в освещенные мелким, языкастым пламенем север, юг, запад, восток.
Со мной молчаливо согласились, уточнив, что огню под этой сковородой дудаевцы не дадут потухнуть ни на минуту.
Вдалеке снова автоматные очереди, и пули на излете с каким-то даже вежливым свистом чиркают левее от нас.
"Успех ночного боя, - помнил я, - зависит от того, насколько тщательно он подготовлен в период организации обороны в светлое время". Я знал, что ГУОШ тщательно подготовлен к круговой обороне, что все подступы к зданию простреливаются фланговым и перекрестным огнем. И что даже если противник чудом прорвется к стенам здания, он для начала нарвется на минные поля, на другие сюрпризы, а потом его все равно добьют оружейным огнем. Именно знанием, что так будет, я объяснял себе абсолютное спокойствие тюменцев Александра и Сергея, с которыми подходило время прощаться...
Сменяясь, ребята уходили со словами, что сегодня на удивление тихо. Шутили: "Может, вас, журналиста, испугались. Не захотели попасть в газеты".
Пришли Олег, Наиль, Гена, Андрей - такие же уравновешенные, в каждом жесте опытные, обстрелянные, потомственные "стрельцы".
- Спар-так - чем-пи-он! - в той стороне, куда смотрит ствол АГЭЭСа, кто-то отбивает из пулемета Калашникова.
- Это Клепа! Чеченец! - восхищенно смеются такому умению ребята. - Этого поклонника "Спартака" мы давно знаем.
Автоматные, пулеметные, гранатометные дуэли идут в стороне от ГУОШа. Почему? Может, собровцы почистили округу, и те, кто с большой интенсивностью обстреливали ГУОШ, убиты? Тайная и явная война вокруг Главного управления объединенного штаба МВД России не стихает ни на день. Выбьют, захватят одних - другие боевики не оставляют без внимания это здание на Ладожской, 14.
Свою пулю никогда не услышишь, - говорит мне Геннадий. Срочную службу он прошел в 405-м горно-альпийском батальоне. Я смотрю на него с нескрываемым уважением. Отец Гены - военный, жена и тёща - милиционеры. Парень вспоминает о них с любовью.
- Сегодня у Гены день рождения, - неожиданно произносит Андрей. - Ему пошел двадцать пятый год.
Поздравляя Геннадия, я мучительно вспоминаю, где же я встречал своё двадцатичетырехлетие. И не могу вспомнить. Чеченцы тем временем отсалютовали в нашу сторону тремя - одна за другой - осветительными ракетами. Мы ложимся ниц на брезент.
В прибор ночного видения "Ворон" обнаруживаются мириады звёзд. Их далекая красота оставляет равнодушными. Здесь, на крыше ГУОШа, от их холодного, зеркального света нам никакого толка. "Это звезды или волчьи глаза?" - вспоминается стихотворная строчка. "Почему, - думаю я, - сидящие рядом и напротив бойцы тюменского ОМОНа не говорят об опасностях своего боевого дежурства, о дудаевских снайперах? Почему ребята передвигаются по крыше, не особенно пригибаясь? А через опасные участки иногда проходят демонстративно в полный рост? Подчеркивают, кто в доме хозяин? Но война, я знаю, это балет случайностей. Нет гарантии, что именно сейчас тебя не выцеливают в ночной прицел. "Что же это такое?" - спрашиваю. И в ответ: "Будешь тут трусливой мышкой бегать, своя "крыша" быстро поедет".
- В Чечне мы не первый раз. Здесь, на крыше ГУОШа, мы вроде на отдыхе, - говорят ребята, бывшие десантники, пограничники.
"Ничего себе отдых, - думаю. - Под навесным огнем из подствольных гранатометов". Неразорвавшиеся гранаты из чеченских подствольников я не раз видел во дворе ГУОШа. Через ночь, а то и каждую ночь идут возле ГУОШа снайперские дуэли, в которых омоновцы иногда вроде живцов - это когда по снайперам работают собровцы.
- В январе под Хасавюртом мы с боем брали не одну высоту. В августе помогали выбивать "духов" из Аргуна.
- На одной из "зачисток" нашли раненую в живот молодую чеченку. По причине бедности её не взяли в чеченскую больницу. Первую помощь ей оказал наш отрядный доктор.
- А еще был случай. Пошли мы на пасеку. Осмотрелись. Из всех ульев вылетают пчелы, а из одного нет. Вскрыли. Там два автомата, две гранаты "Ф-1" и заряд к РПГ. Хозяин пасеки упал на колени: "Не забирайте оружие. Оно чужое. Придут боевики, зарежут за то, что не сумел сохранить!".
- Таких случаев много, боевики прячут стволы у безобидных людей.
- Уже глубокая ночь, а окна многих домов горят. Почему? - спрашиваю.
- То мера предосторожности и миролюбия.
- Сегодня хорошая, спокойная ночь, - говорит мне Геннадий.
- Просто "духи" решили не отравлять тебе день рождения, - я пытаюсь шутить в ответ. Мне неожиданно кажется, что тюменские омоновцы вроде как-то неловко себя чувствуют. На опасный объект пришел журналист, а в их сторону ни разу не выстрелили. И я говорю, что несказанно рад, что по нам не ведут огонь.
Прохлада и сырость чеченскими змейками давно неприятно холодят тело. Город спит или не спит? Непонятно. Кругом вязкая, промозглая темнота. Местные жители на ближайшем базарчике говорили, как они боятся наступления ночи. Потому, что за дверями их квартир кто-то еле слышно начинает ходить, открываются и закрываются чердаки, скрипит под ногами битое стекло. "Кто ходит? Не знаем. Может, убиенные души, а может, боевики".
Все здесь в Грозном лукаво-обманчиво. Многое нужно воспринимать с точностью до наоборот.
Домой, в "будку" пресс-центра, я, обозреватель газеты "Щит и меч" МВД РФ, уходил, когда откричали свои предутренние песни грозненские петухи-долгожители. На удивление, их, переживших бомбардировки и уличные бои, оказалась целая вокальная группа. Я уходил, отбыв на крыше положенные омоновцам шесть часов, с уверенностью, что и остаток ночи для них пройдет бескровно. Ведь с первым мистическим криком петуха нечистая сила исчезает с городских улиц.
Перед тем как железная дверь, пропуская в тепло, закрылась за мной, Геннадий, встретивший своё 24-летие на крыше ГУОШа, с легкой грустью сказал:
- А наши тюменские петухи кричат куда веселее...
Сентябрь, 1995 г.
ПАСХА ПОД ГУДЕРМЕСОМ
Волк - ночное животное. Он прославлен умением работать в стае и бессмысленной жестокостью. Волки режут скотины столько, сколько позволяют свободное время и отсутствие человека с ружьем. Как только за волков берутся профессионалы, вооруженные не только опытом, волчьим разбоям приходит конец.
Волк слаб против охоты облавой, охоты с гончими и охоты на падаль.
Волкам всегда несладко жилось в России, потому что этот ночной хищник любит убить больше, чем может съесть. Вот почему страшен и непредсказуем путь людей, избирающих волка символом своего народа.
В Чечне сегодня два хозяина: днем - российские военные силы, ночью - чеченские боевики. В Грозном чеченскими волками обстреливаются комендатуры, штабы, блокпосты, передвигающаяся по пустынным ночным улицам техника.
Дудаевские боевики, государственный символ которых - волк, ведут огонь из домов, населенных гражданскими людьми, из тех мест, куда бойцы российского МВД не могут позволить себе нанести удар. Штаб на Ладожской, 14, регулярно обстреливается подствольными гранатами из-за работающего хлебозавода. Боевики чают надежды, что когда-нибудь у российских солдат сдадут нервы и ответным огнем они сами развалят хлебозавод и другие жизненно важные для населения предприятия.
Что за судьба у российского воина воевать не в полную силу? В Чечне уже давно все решают политики, то есть те, кто умеет выдавать желаемое за действительное. И сегодня можно с полной уверенностью сказать, что план мероприятий Правительства Российской Федерации по урегулированию кризиса в Чеченской Республике под угрозой провала. Первый этап мероприятий, а именно: создание зон взаимного неприменения силы и начало постепенной демилитаризации территории Чеченской Республики, прекращение деятельности незаконных вооруженных формирований, изъятие оружия у населения - оказался непреодолимым.
А чужестранные политики, всякие там ОБСЕ, МВФ и другие конторы влияния, торопят с отходом на другие рубежи, настаивают на абсолютно мирных мероприятиях.
И время смертей становится постоянной величиной. Время, когда волки выходят на ночные разбои, а охотникам не позволяют применять силу, потому что мировое сообщество бдительно следит за тем, как бы охотники не обидели режущих все живое волков, ведь по плану мероприятий их, волков, вроде бы уже нет, и якобы это сами охотники от скуки подстреливают друг друга.
Трагическая страна Россия. Её все время заставляют относиться к своим солдатам и офицерам только как к боевым патронам. Выстрел! И гильза в сторону.
По плану мероприятий сегодня в Чечне наступил "переходный период". Но как переходить ко второму этапу, когда не завершен первый? Когда боевики еще сильны и приступили к самому опасному для жизни российских войск и гражданских специалистов образу действий - партизанской войне, в которой выйдут победителями только профессионалы.
В Чечне нельзя воевать вполсилы, там русское "авось" не пройдет. Войну вполнакала презирают даже боевики, та самая уголовная крутизна из Чечни, которая любит вызывать на драку словами: "Если тут есть мужики, выходите!".
Чеченская армия не разгромлена, ее моджахеды обучены и воюют профессионально. В ходу тактика и приемы, наработанные в Афганистане и других воюющих странах.
Чеченцы свободны на своей войне, российские части МВД, ВВ, МО воюют, не применяя силу, на какую способны. Потому что по плану с государственным гербом России войны якобы уже и нет, а на самом деле... И разве партизанская война - не война? И не требует сверхвзаимодействия всех родов войск и спецслужб? Применения авиации?
Но это не наше правительство ходит по горным тропам, высоткам, лесным дорогам Чечни, сидит в заслонах на Тереке, стоит на блокпостах, рискуя в любую секунду пасть от рук снайпера.
Рискуют те солдаты, кому по 18-19 лет, рискуют офицеры СОБРа, ВВ, МО 25-45 лет, с кем я встречался в Чечне, с кем ходил на броне. Лично я - без оружия, а в БТРах в ногах солдат, офицеров лежали гранатометы "Муха", огнеметы "Шмель". Боевиков-чеченцев, как было в Афганистане, воюющие в Чечне называют "духами".
С офицером СОБРа (Специального отдела быстрого реагирования) из Уфы я встретился в Грозном в Главном управлении объединенного штаба МВД РФ.
С разрешения старшего начальника, который сам попросил меня встретиться с подчиненным, офицер уфимского СОБРа, еще не отойдя от пережитого, рассказал мне о двух днях из жизни своего отряда. Я сидел напротив боевого офицера из Управления по борьбе с организованной преступностью. Бумага, на которой я вел запись, билась в такт офицерскому и моему сердцу, а я сгорал от чувства вины перед теми, кто погиб в пасхальные дни 1995 года в Чечне.
Потому что мы, когда-то Великая Русь, потом СССР, а теперь бедная Россия, так умеем самообманываться, проскакивать повороты и переходить ко второму этапу мероприятий по урегулированию кризиса в Чеченской Республике, не выполнив первого. Сказано в "Молениях Даниила Заточника": "Ведь не море топит корабли, но ветры".
"...Наш уфимский СОБР прибыл в Чечню пятого апреля. Изымали у чеченцев оружие, встречались, договаривались о чем-то. Срок командировки подходил к концу, а настоящего дела не было. Ребята опытные, все со спецназа: русские, татары, башкиры - томились: "Дела хотим".
Двадцать второго апреля офицер войсковой разведки Леонов (позывной "Бэтман") попросил с собой шесть человек. Роте внутренних войск предстояло выдвинуться на высоту 13 в район населенного пункта Аллерой. В разведку на БТРе и БМП ушли "Бэтман" (из ВВ) с девятью ребятами по 18-19 лет и шесть собровцев-офицеров. Макс седьмым по счету запрыгнул к своим собровцам на броню, но Ромка Ситдиков согнал его: "Не фиг делать. Мы на двадцать минут: туда, обратно, только дорогу проверим". Так Макс не пошел с ними. Остался в расположении. Впереди у ребят были лес и высотки.
Через сорок минут оставшиеся в лагере услышали отдаленную перестрелку. Макс кинулся к командиру: "Выручать надо!". Тот ответил: "Это не по нашим". Но "Бэтман" больше не выходил на связь. Прошел час. Макс с Валентином снова бросились к командиру: "Искать надо!". Дали БТР, БМП. Друг Сашки Леонова ("Бэтмана") поехал с уфимцами - собровцами на БТРе. Проверили КПВТ (башенный пулемет) - заклинен, связь не работает. Мы вэвэшникам кричим: "Не отрывайтесь!". Где там...
Пока ехали, вторая группа разведки (на БМП) нарвалась на "ГАЗ-53": полный кузов людей, все из кузова в стороны. Пожалели их, гадов, думали - мирные жители.
Мы же на БТРе встретили боевика на мотоцикле с люлькой. Тот, как нас увидел, выхватил автомат, а мы по нему с брони. В мотоциклетной люльке "Муху" (ручной одноразовый гранатомет) нашли.
Потом нарвались на "лежанки" - что-то вроде мирного места: загон для скота, овцы, куры. "Духи" навоюются и приходят сюда на отдых, режут баранов. И обратно в зеленку.
Влетаем на БТРе на высотку, оглядываемся. Смотрим, за нами внизу БМП забуксовала. Нам рукой машут. Глядим, БМП вроде разворачивается за нами следом. Прокрутилась и как рванет обратно на базу. Что такое? И все быстрее от нас, мы за ними не успеваем. Женьке - другу "Бэтмана" - спасибо! Младшему лейтенанту, инструктору глубинной разведки, спецу с ВВ. Он рычагами нормально работал. Пока летели за БМП, нарвались на засаду, две "Мухи" хлопнули по нам, не попали. Мы как могли отстреливались, по лесу шли на скорости 80 км. Макс между люками на броне катался и садил во все стороны. У него под коленкой теперь осколок сидит. Отбились от "духов".
Первую засаду мы проскочили. Вылетаем на пригорочек, с пригорка вниз поляна, на ней горит БМП. Семь человек горят! А пацаны с такой надеждой на наш БТР глядели. Ведь мы спецы-офицеры, а им по 18-19 лет.
Только мы вперед, как дали нам с "Мухи" в лоб. Наш БТР на пять метров назад. Подбили. Макс башню крутит, а КПВТ заклинен. Женька за шлем, помощи просить, а связи нет. Мы свои "Мухи" вытащили, взялись за "Шмели", а Женька: "Не надо, своих пожжем".
Флюр (имя) - через дорогу лежит открытый. На наших глазах еще три "Мухи" в БМП попали. Флюр кричит: "Еще попали! Еще раз попали!". Мы с Женькой из-за БТРа выскочили, как дали из "Мухи", врезали по их скоплению, потому как там замолчали.
А остальные боевики на нас перекинулись. Меня из "Мухи" контузило, опалило. БМП горит, никаких признаков жизни. Женька кричит: "Отходим! Мы по два рожка патронов имеем!". Нас ушло пятеро. Уходили вниз по "зеленке". Они гнали нас четыре часа, но особо высовываться боялись. Тыкались по кустам. А мы их встречали.
В голове: "Уходим. Сообщить надо". Оторвались. Возле дороги выскочили на "Жигуль".
Кто-то из местной чеченской администрации с бабами отдыхал. Вытряхнули их из машины. Мы из них никого не тронули. Двух ребят с ними оставили, чтобы поклепов не было. И на чеченской машине в бригаду скорее - в мотопехоту. Они нас как увидели!.. Влетает с картой один вэвээшник, кричит: "Для вас два танка готовы и три БМП с полным составом". Мы: "Вперед!" А командование: "Отставить!".
На следующий день пришел с Гудермеса наш собровский БТР "Кешка". Забрал нас троих к себе на базу, дозарядились. И 23-го в Пасху опять на высотку, где братаны остались. Пошли с девяти утра. Собровцы: Макс, Дима и капитан. Думали, нормально будет. С ними еще тридцать спецназовцев внутренних войск. И снова засада! Один БТР, одна БМП сгорели. Командира спецназа убило, командира разведки ранило. Макс их перевязывал.
Мы отрыли окопы. "Духи", выходя на нашу частоту, кричали:
- Русские, если мужики, вставайте!
Мы им в ответ:
- Готовы! Давайте сюда, шакалы!
Вэвээшники - мальчишки по восемнадцать лет, но какие классные это бойцы! У каждого из нас была и есть своя подписанная граната. Никто в плен бы не сдался.
Они лезут, а мы их е...м!
Нам свои по рации: "Только, парни, не суйтесь! Берегите людей! Вы окружены. К вам десантура пробиться не может. Заминированы подходы. Мотопехота тоже не может. Держитесь!". А боеприпасов ноль. На БМП по одному боекомплекту. Тут, спасибо им, вертушки подходят. Четыре борта. Мы себя дымами обозначили. Как они сверху п... Вот тогда мы узнали, сколько их, чеченцев, против нас стояло. Весь лес отсалютовал, словно взорвался!
"Духи" тоже дымы пустили и к нашим окопам жмутся, чтобы от вертушек уйти. Спасаться лезут, а мы их встречаем. Как они, родные наши вертушечки, работали! Поддержали нас. Под таким плотным огнем...
Тут и десантура из Псковской дивизии к нам на выручку прорвалась. Первым пробился полковник с Башкирии: не то он родом из наших мест, не то в Уфе образование получал. Спасибо ему!
Пришла команда: "Сворачиваться и уходить на броне". Олежка - собровец - кричит: "Куда, ребята? Прикроем ВВ!". Мы: Макс, Дима, Олежка, на последнем БТРе ушли. Прорвались.
Приходим мы на броне в Гудермес, а там "духи" комендатуру атаковали. Ну, мы им все вместе ответили.
Двадцать второго апреля под Аллероем, попав в засаду, в первой разведке с "Бэтманом" полегли офицеры из уфимского СОБРа: лейтенант Ситдиков Роберт, лейтенант Чурин Сергей, младший лейтенант Щекатуров Андрей, старший лейтенант Дементов Дмитрий, капитан Соколов Анатолий, лейтенант Вереденко Станислав.
Стаса и сегодня, 26 апреля, мы достать еще не смогли. Мы "духам" позволяем забрать свои трупы, а они нет...
"Одоновцы" (ВВ) за наших парней пятнадцать своих положили. У всех наших погибших семьи. У Стаса жена вот-вот родит. У Роберта трое детей, у других тоже по двое, по трое.
Нас, собровцев, было двадцать, на сегодняшний день в живых четырнадцать. В наличии одиннадцать. Трое уехали сопровождать погибших в Уфу. Погибшим собровцам - каждому в обязательном порядке - "духи" размозжили голову.
Макс из двух окружений вышел, имеет за плечами городской бой. Из четырнадцати живых у троих теперь самый большой боевой опыт. Никто из нас, поклялись, отсюда, из Чечни, теперь не уйдет. Отработаем сверх положенного.
Положили мы "духов" за 22-е и 23-е до ядреной матери. Когда мы обнаружили наш БТР, подбитый двадцать второго апреля, в нем лежало десять духовских трупов, это мы их побили. "Духи" закинули тела в наш БТР, чтобы зверье не пожрало. А нас-то было всего ничего.
О численности поконкретнее. Поддержала нас бригада ВВ. А в ней по личному составу и батальона не наберется. Нас, собровцев и спецназовцев из ВВ, было всего ничего - сводное соединение. Но мы дудаевским "духам" вломили. Вот такие наши пасхальные праздники.
Чеченцы активизировались. Кричат, чтобы с 1 по 9 мая по всей Чечне гражданские лица сидели дома и не высовывались.
И еще... Генерал один приезжал из Питера, с местным чеченским префектом четыре дня пьянствовал, а потом ближе к 22-му префект с личной охраной в наше расположение заявился, мы его выставили. Тогда префект побежал к генералу с жалобой: дескать, уфимский СОБР - хамы!
Генерал этот приезжал отличиться. Он и отличился. Приказал снять блокпосты, отменил пропускной режим. В Гудермес бандиты входили без оружия, поодиночке, оружие у них было на сохранности в городе.
Генерал пропьянствовал четыре дня. Таким образом он участвовал в некоем миролюбивом процессе, а окна в месте его ночевки были закрыты бронежилетами, которые он забрал у одоновцев.
Мы подшутили над ним. Показали коробку из-под противогаза, сказав: "Товарищ генерал, мина". Он с пяти метров расстрелял её. А потом объяснил собутыльнику: "Асхад! Вот это взрыватель". Уголь в противогазе генерал обозвал взрывчатым веществом.
В "зеленке" против нас работают и чеченцы, и наемники - все с боевым опытом. Воевать умеют, экипированы - нам бы так. Сегодня места особого накопления бандитов - это населенные пункты Центорой, Аллерой, поселок Новогрозненский.
Когда мы уходили из Новогрозненского, "духи", только-только вышедшие из боя, стояли и улыбались. А у нас приказ: "Не стрелять!".
На русскую Пасху у них была задумка простая. Отрезать внутренние войска на высотке, окружить, уничтожить. Потом ударить по гудермесской комендатуре. А почему нет? Комендантского часа для чеченцев нет, это мы, русаки, с семи вечера не показываемся на улице.
На Пасху чеченцы везде вели активные действия. В Гудермесе их снайпер, пока его не обнаружили, полдня вкладывал из окошка, потом его свалили из БМП, и остальные полдня он провисел, голова и руки наружу.
Они активизировались повсюду. Идет ввод бандгрупп в Грозный, Шали, Гудермес, Аргун.
Купить нас, офицеров СОБРа, нельзя. Мы, офицеры, не продаемся. А вот продать нас уже продали. Идет война на наше истребление. А мы, в силу всяких причин, переговорных процессов, связаны по рукам и ногам - и не отвечаем врагу в полную силу.
Уезжать отсюда мы, собровцы, не намерены. Разве что женам и детям на короткое время покажемся. Пусть нас научат воевать в горах. Мы готовы к работе. Мы рвемся в дело.
Вообще, надо воевать как положено. Если прочесывать, чистить "зеленку", то будьте благоразумны поставить по бойцу через каждые десять метров. Перед операцией надо обрабатывать места скопления "духов" авиацией, артиллерией, минометами. Лежки дудаевских бандитов минировать, все минировать, где ступает нога "волков", занося расположение мин на карты, чтобы потом, после окончания войны, их поснимать.
У "духов" трудятся специалисты с Афгана, имеются инструктора-мусульмане из Сербии, из Прибалтики. Есть и русские, все они воюют за доллары.
А нам вяжут руки везде. Против нас крутые, умеющие воевать спецы, а против них в основном восемнадцатилетние пацаны из федеральных и внутренних войск России. Можно сказать, котята, но они больно кусаются. Про что "духи" очень хорошо знают.
Что здесь творится? Где логика войны и жизни? Только наш боец научится воевать, как его через сорок пять дней меняют - отправляют домой. Как это назвать? И почему?
Погибли наши ребята - собровцы из элитного подразделения МВД, погибли спецы из внутренних войск. Они предотвратили массовую гибель людей. Если бы не было первой разведки, которую водил "Бэтман", "духи" бы уничтожили всех, кто шел на основную работу.
Наш экипаж БТРа спасся, потому что, по стечению обстоятельств, БМП внутренних войск сильно ушла вперед.
Всю Святую Пасху мы проторчали на боевых. Бабулька, что приходит в наше расположение, мы ее подкармливали, как родную, обещала нам пасху испечь.
Но это не религиозная война. Чеченцы-старики говорят нам: "Газават объявлен Дудаевым не по закону. Газават - когда притесняют веру". Никто из российской армии и других частей чеченскую веру не притеснял. Мы, собровцы, воюем с бандитами. В нашем отряде русские, татары, башкиры. Мы выходили из окружения с Флюром. Он, как и я, косил "духов" из автомата. Стрелял в них, бандитов. А ведь тоже Коран читает. Просто он знает, как и все мы, что идет криминальная война.
Потом разговор продолжился возле БТРа, на котором в Главное управление объединенного штаба МВД РФ в г. Грозном приехали остальные офицеры уфимского СОБРа.
Ребята в черных косынках, с оружием. Вот обрывки услышанного:
- На 9 мая нас обещают вырезать (со смешком).
- У "духов" сильная радиосвязь, нам бы такую.
- Чеченцы забирают у русских почти всю гуманитарную помощь.
- Бабулю, что приходила к нам, мы ж её мамой Ираидой звали, убили днем 23-го. Вызвали из дома и застрелили. Испекла нам на Пасху кулич и умерла, как святая. Мы хоронили её под охраной. Водителю, что вез ее на кладбище, чеченцы сказали: "Тебе не жить. Зарежем, как войска уберутся".
- Где ФСК? ГРУ? Чем они занимаются? 6 апреля возле гудермесской комендатуры был замечен Радуев. Перед 22 апреля Масхадов провел совещание в окрестностях города. Они ждали "зеленку". И дождались. Это война. И надо работать против бандгрупп, как того требует воинский опыт.
- Мы знаем, что девушка-снайпер торгует на рынке. Загорелые "духи" с белыми щеками, сбрив бороды, бродят по рынку. Они нам шепчут по радио: "Иван, ты нас и накормишь, и напоишь, и уложишь рядом со своей русской бабой. Ты нам и построишь всё, что нужно для жизни, а мы тебя будем убивать".
- Когда нас в горах окружили, в Гудермесе перед нападением на комендатуру, за десять минут до атаки, дети и женщины ушли по домам.
- Это примета верная. Когда мы входим в село, если женщины и дети на улице, стрельбы не будет, если на улицах пусто, жди беды.
- Того генерала, что снял блокпосты и пьянствовал все свое пребывание, охраняло три БТРа.
- Нам кричат по радио: "Русские, здесь ваша могила".
- В Гудермесе хорошо поддержал челябинский СОБР своим БТРом и десантом, они закрыли вертушки, которые увозили раненых.
- Теперь вместо четок у "духов" опознавательные жетоны русских солдат и офицеров.
- Это криминальная война.
- Война не против народа, а против волков Дудаева.
СОБры, среди которых немало охотников, знают о волках всё. Им известно, что лежки волков обнаруживаются по отпечаткам зверя на свежесмятой траве.
Караулить волков удобнее в тихие, лунные, не морозные, а лучше в мглистые ночи, когда падает мелкий снег, но зверей хорошо видно.
В стародавних заповедях пластунов (казачьего спецназа) сказано: "Чтобы прожить среди волков, нужно стать волком". Российским собровцам, спецназам ГРУ, ВДВ, ФСБ, которым пока не дозволено работать в полную силу, сейчас, в 1995 году, не по сердцу становиться волками. Им чужд принцип чеченских спецназов: "Сделай так, чтобы все работало на тебя". Зато вот почему у дудаевских волков лучше оптика на винтовках, изумительная радиосвязь - всё то, что помогает убивать.
Собровцы - это охотники на волков. На практике проверено, что лучше всего стрелять в волков в тот момент, когда их много прибежит к падали и между ними начнется грызня. В этом случае охотник может тщательнее выцелить зверя и, несмотря на темноту, верно бросить заряд картечи.
Апрель 1995 г.
ВОЛКИ И ОХОТНИКИ
В Моздоке, в пресс-центре Объединенного командования, мне сказали, что СОБР из Кургана находится в Грозном, по другим сведениям выходило, что он в Гудермесе. И только через два дня в Главном управлении Объединенного штаба МВД РФ сообщили, что курганцы за Тереком, в станице Червленной.
Сам генерал Бабак - начальник Главного управления - сказал Сергею Д., лейтенанту из курганского СОБРа, который на время командировки в Чечню стал водителем генеральского БТРа: "Вези корреспондента к своим. Святое дело. Благословляю".
"Грозный и днем, как при лунном свете", - эти крылатые слова соответствуют действительности.
Остовы сгоревших зданий, гусеницы подорванных танков - таков городской пейзаж после битвы. От Грозного до Червленной - час пути на броне, а везде следы ожесточенных боев: то оплавленный БТР, то останки подбитого чеченскими моджахедами вертолета. Перед мостом через Терек грузили еще два наших, зимой подорванных танка.
Я ехал в легендарные места, где названия станиц: Червленная, Наурская, Шелковская, Гребенская - говорили сами за себя. Эти исконно православные места овеяны славой Терского казачьего войска.
Зимой в районе этих станиц шли бои, вели охоту прибалтийские снайперши.
Бои с применением тяжелой артиллерии давно переместились в предгорья Чечни, оставив не менее страшное ожесточение - партизанскую войну. Днем в Чеченской Республике - обстановка под контролем внутренних войск России, с наступлением темноты активизируются чеченские боевики: снайперская стрельба, обстрелы из гранатометов, закладка мин. Смерть поджидает каждого, а в "зеленке" - лесных массивах - и на дорогах в особенности.
В Чечне курганскому СОБРу (Специальному отделу быстрого реагирования) Управления по борьбе с организованной преступностью выпала на долю противотеррористическая деятельность: борьба с бандгруппами, изъятие оружия, заслоны, засады, другие специальные операции. И в Главном управлении объединенного штаба МВД РФ курганский СОБР, я уже знал, был на отличном счету, как для такой работы подготовленный, тренированный, смелый, а самое главное - результативный.
С курганским СОБРом я познакомился в феврале 1995 года. Выступал у них с лекцией о Далматовском Свято-Успенском монастыре, потом видел выучку собровцев на показательных выступлениях, и вот - командировка в Чечню. Как было не повидать земляков...
СОБР из Кургана - автономная команда. Его походная палатка в лагере сибирского полка внутренних войск. В палатке пятнадцать зауральцев: курганцы, двое шадринцев и еще два оперативных офицера из других городов.
Командир курганского СОБРа подполковник МВД Евгений Викторович Родькин - ветеран Афганистана. Он точен в движениях, обстоятелен, сдержан, а темно-карие глаза скажут наблюдательному человеку о сверхбыстроте реакции, мудрости и чувстве юмора, без которого на войне нельзя.
СОБР - элита специальных сил МВД России. В мирной жизни он предназначен для ликвидации вооруженных бандгрупп, освобождения заложников и другой работы, которую могут осуществить только специально обученные люди.
СОБРы России в Чечне с первых дней войны. Курганский отряд прибыл в место своего расположения ближе к середине марта. В палатке у офицеров мне попалась на глаза редкая брошюра под названием "По указу Петра", рассказывающая об истории терских казачьих станиц, ставших районом боевых действий офицеров из-за Урала. Элитным подразделением всегда была свойственна оправданная любознательность: как общаться с коренными жителями, не зная их сути и стати?
Наурский и Шелковской районы Чечни - это местность, откуда русское население выдавливалось дудаевцами. Все время режима Дудаева - ни зарплаты, ни пенсий, ни защиты правоохранительных органов. У русского можно было отнять всё, что приглянулось вооруженному боевику: жизнь, дочь, жену. По телевизору, радио, в газетах царствовал декларативный интернационализм, дудаевские призывы: "Русский и чеченец - братья навек!". А в реальной жизни: камень к ногам - и в Терек. Сотни обращений от русскоязычного населения в российскую Комиссию по правам человека, западные миротворческие организации оставались без ответа.
В первые недели после приезда в заданный район курганский СОБР столкнулся с тем, что потомки казаков-героев разговаривали, глядя в сторону, потаенно шепча: "Братки, не оставляйте нас, только не уходите". Говорили, почти отвернувшись, боясь ночного прихода дудаевцев, мучительной смерти под пытками.
Первым, с кем помог встретиться подполковник Родькин, был казак из Червленной. Тот рассказал, как три года на проходящей рядом железной дороге грабились российские поезда: хищнически, с точным знанием, что везут, сколько и что в вагонах будет в следующий раз: "Беспредел был немыслимый. Почему Россия терпела такой бандитизм? Геноцид русского населения? Дочку два года не выпускал на улицу. Боялся, украдут. Разломают на части, как куклу. В лучшем случае изнасилуют".
В станицах, на дорогах, по которым мотался БТР N 198, приданный курганцам, только самые смелые русские женщины благословляли наших парней, сидящих на броне, крестным знамением - на воинское счастье. И оно у зауральцев было.
Из нескольких боев, побывав под минометным и пулеметным огнем, ребята вышли с результатом и возросшим уважением к своему командиру - подполковнику Евгению Викторовичу Родькину, который, не кланяясь пулям, умело решал поставленные задачи и, не в ущерб делу, берег людей.
В первый вечер мы говорили с подполковником до поздней ночи. Это было вербное воскресение. Над лагерем то и дело взлетали осветительные ракеты, иногда наши блокпосты напоминали о себе автоматной стрельбой. В эти минуты становились не слышны шакалы, которые с наступлением тишины снова начинали свои тявкающие, нервные песни.
Евгений Викторович говорил, какое это неуютное дело - война. Я расспрашивал об афганских боях, о которых он рассказывал куда охотнее. Та война, хотя и не отболела, уже подчинялась анализу, и разговор о ней шел стройнее, чем о Чечне. "Приказ для офицера - закон чести, - говорил подполковник Родькин. - Я выполнил все приказы, которые отдавались мне. Но есть еще чувство ответственности перед матерями, женами, детьми офицеров, с которыми мы здесь. Я должен вернуть их семьям живыми, здоровыми", - вот такой был ночной разговор.
Палатка боевых офицеров СОБРа - это не ночлег в пресс-центре Объединенного командования. Хотя та же холстина над головой, под ногами утрамбованная земля с упрямо пробивающейся травой. А вот ночные тени - резко другое, таинственное, словно материализованные обрывки военных снов смертельно усталых людей. Если в пресс-центре, размещенном в аэропорту Северный, офицеры комендатур, уплотнившие журналистов, которых на войне всегда единицы, могли себе позволить лечь далеко за полночь, офицеры курганского СОБРа, когда не случалась ночная работа, проваливались в сон, как под лёд.
В первую ночь под защитой вооруженных земляков я мысленно закреплял в памяти увиденное в Чечне, где никому не надо было объяснять, почему из всех центральных газет едва ли не только "Красная Звезда", "Щит и меч" и журнал "На боевом посту" духовно расположены к солдатам России и в состоянии объективно рассказать о войне, а никак не мелком вооруженном конфликте, как втолковывают обывателям.
Готовясь к выходу из состава России, Дудаев создал по-современному вооруженную, обученную армию. Россия, словно пребывая в плену баптистских религиозных идей, воспитывала отвращение к оружию. Дудаев же совершенствовал молодежную военно-спортивную подготовку. Россия безалаберно разоружалась, как мог позволить себе только душевнобольной, а дудаевская Ичкерия, избрав государственным символом волка, всю свою жизнь подчинила будущей войне. Если коснуться даже самого малого - экипировки элитных подразделений МО, МВД РФ, то и она, на удивление, резко уступает снаряжению дудаевских спецназов.
С детских лет, читая о 1941 годе, я знал, что связь в Красной Армии была безобразно плохой. Кто изобретатель радио?
Александр Попов, который два года учился в Далматовском Успенском монастыре на нашей с курганскими собравцами Родине - в Зауралье. С каким трудом внедрялось его изобретение, известно всем. Но что и в 1995 году наши российские военные силы будут стонать в Чечне от отсутствия хорошо налаженной связи, достаточной оснащенности портативными современными рациями - не могло присниться и в кровавом кошмарном сне.
То, что руководство МВД отправило спецподразделение на противопартизанскую войну, в регион, где противник только и делал, что готовился к боям, без портативных раций "Кенвуд", без высококлассной оптики, без переправочных средств - резиновых лодок, плавательных костюмов, спецснаряжения, позволяющего вести бесшумную стрельбу, это значит, что знания данного руководства о Чечне кончились на рассказе Льва Николаевича Толстого "Рубка леса".
Курганский СОБР героически отработал свою командировку без всего того, чем надо обязательно снарядить тех, кто поедет им на замену. Специальный отряд быстрого реагирования воевал в Чечне, компенсируя нехватку специального снаряжения опытом командира, изобретательностью, личной боевой выучкой, мужеством, самоотверженностью и добротой, которую местное население оценило.
СОБР навел порядок в районах, назначенных ему для службы. Маски на лицах, ярко бросающиеся в глаза тренированность, отлаженное вооружение, ловкое обращение с ним, жестокость в работе - заставили дудаевцев притихнуть, умерить агрессивность. Изъятие оружия, захват дудаевских разведок и другие виды работ позволили местному казачьему и мирному чеченскому населению вздохнуть свободнее, укрепиться в том, что матушка-Россия про них вспомнила и прислала защитников.
Какая это по счету необъявленная война для лейтенанта Олега? Суперпрофессионала - стержневого в подразделении. Для командира отделения Игоря - в каждом жесте "скорохвата" из повести Богомолова "В августе 44-го"? Для Игоря помоложе - надежного оператора-пулеметчика БТР? Для снайперов Михаила, Вадима? Для Иваныча, Петровича, Кости, Макса, Валеры, Петра? Всех зауральских "волкодавов", воспетых бывшим спецназовцем-фронтовиком Богомоловым, о которых я только читал, а теперь убедился, что они существуют в действительности. И на дворе не 1944 год, а 1995-й. Работы же у российских спецназов все прибавляется.
В свое время много было газетных пересудов о бывшем аэродроме ДОСААФ у станицы Калиновской. Дудаевцы превратили его в кузницу кадров для военно-воздушных сил Ичкерии. Долго были живы опасения москвичей, кто не забыл посадку немца Руста возле Храма Василия Блаженного - в самом сердце России. Ведь большинство западных радиоголосов и дудаевская пропаганда подчеркивали наличие чеченских летчиков-смертников, способных с бомбовой нагрузкой долететь до столицы. Верилось и нет: в силах ли летчики Дудаева осмелиться на такое?
Российские военно-воздушные силы совершили на бывший советский аэродром ДОСААФ тринадцать атак.
Майор дудаевской авиации, бывший капитан Советской Армии, выпускник Новосибирского военно-политического училища, Иса в разговоре со мной горестно осуждал российскую бесхозяйственность: "Уничтожили учебные самолеты Л-39. Зачем? От них не было никакого вреда". Но под каждым крылом этих и других самолетов были пилоны для бомб и ракет.
Курганский СОБР под командованием подполковника Е.В. Родькина обнаружил на аэродроме возле Калиновской четыре 155-килограммовых осколочно-фугасных бомбы, несколько стволов к авиационным пушкам, пиропатроны, которые могли послужить террористам.
"До прихода к власти Дудаева Л-39 в большом количестве стояли на советском военном аэродроме в Ханкале, - рассказывал мне потом специалист авиатор. - Да, Л-39 - учебный самолет, который в любой момент можно превратить в штурмовик - легкий, маневренный, удобный в партизанской войне, идущей в Чечне". С какой целью сохранялись авиабомбы на аэродроме, многократно проверенном на этот предмет военными специалистами, - знают только оперативные офицеры. Но вот приехали курганцы и разыскали то, что не удавалось другим. Все четыре авиабомбы и пиропатроны были взорваны в безопасном месте. А российское военное руководство убедилось, что авиационные налеты на учебный аэродром были не напрасной тратой сил и средств.
Подъем у курганского СОБРа в семь утра. По подполковнику же Родькину можно сверять часы - в шесть утра он всегда на ногах. Ночью через каждые полтора часа дежурные по цепочке менялись - иначе нельзя. Хотя лагерь полка ВВ окружен минами, всякое могло случиться. Чеченский диверсант, который попался на сигнальной растяжке (взлетела осветительная ракета, и боевик с огромным ножом - почти самурайским мечом за спиной - был убит пулеметчиком из ВВ), прошел почти все заградительные системы. Может, когда-то служил в специальном подразделении Советской Армии?
Погода в Чечне непредсказуема... Только что было безветрие, в оконце заглядывало солнце, а вышел из палатки - туман, накрапывает дождь. Или ветер, словно чеченский кулак, может хлобыстнуть в лицо. Откуда прилетел? В какой котловине прятался? Почему взъярился?
БТР N 198 поставлен близко у входа в походное жилище курганцев - это защита от дудаевских снайперов, о которых на бытовом уровне в лагере не вспоминает никто.
Все мысли о противнике начинаются, когда БТР и приданный курганцам "Уазик" выходят из расположения на работу. Но и на заданиях СОБР трудился без внешнего напряжения. Может, потому, что офицеры уже давно свыклись с тем, что по ним могут открыть огонь в любую минуту.
Курганцам и шадринцам довелось работать в чеченских джунглях на Тереке, лежать в засадах, а настоящие, природные волки, теряясь в догадках, кто перед ними в такой глухомани и темноте, подходили ближе, чем на четыре метра. И распознав человека, стремительно, однако по-братски не нарушая тишины, скрывались.
Но это в Афганистане спецкоманды "чистильщиков", подобных СОБРу, называли волками: обстановка диктовала быть хищным в броске. Но когда в Чечне Дудаев обозначил волка государственным символом и его люди говорили: "Если в паспорте печать с волком, ты - жилец. Нет - покойник", - терминология поменялась. И собровцы России, работающие по чеченским боевикам, стали называться охотниками за волками. Ведь при Дудаеве в чеченском обществе верх был взят уголовниками, матерыми убийцами.
С прекращением российского правоохранительного влияния в Чеченской Республике сразу утвердился бандитский образ жизни. Тот самый, которого опасались и не допускали русские государи.
Сохраняя национальные меньшинства в России и только поэтому не призывая их на войну, царь Николай II с началом 1-й Мировой войны был вынужден в 1914 году создать Дикую дивизию, а в ней чеченский и другие национальные полки, дабы на оставляемом без пристального внимания Кавказе не возобладала многостолетняя, представляющая государственную опасность склонность к преступной добыче средств, просто вирусная легковесность в утверждении и распространении житейского грабительского уклада.
После 1991 года такое произошло по всем азиатским, кавказским окраинам бывшего СССР, а в особенности в Чечне, где народу отводилась роль рабской, бессловесной массы, которой была предоставлена только одна возможность - восхищаться своим диктатором.
Среднеазиатские, кавказские, южные окраины Российской империи, потом СССР всегда рисковали сорваться в штопор националистического беспредела, так как феодальные порядки на всем нашем государственном провинциальном пространстве - вечный двигатель политики. Менялись формации, декларации о намерениях, а механизмы жизнеустройства оставались прежними - диктатура одиночек, опирающаяся на кланы. Все определяли только вкусовые рецепторы лидеров. Какие они у бывших советских генералов и первых секретарей - знают все.
Именно в этой ситуации моим землякам-курганцам выпала тяжелая ноша - защита русских интересов и восстановление порядка на территории Чеченской Республики. Домой курганский СОБР вернулся без потерь.
Р. S. В 1-ю Мировую войну кавалерийская Дикая дивизия воевала изумительно достойно. Чеченцы, ингуши, дагестанцы, кабардинцы, балкарцы прославили себя смелостью, преданностью российскому престолу.
Апрель 1995 г.
МИР ВСЕМ
В Грозном, разрушенном войной, есть место, где каждый может получить питьевую воду и хлеб, - церковь Архистратига Божиего Михаила в центре города, недалеко от дворца Дудаева.
Божий промысел берег её до 26 января 1995 года: когда же российские войска резко продвинулись, кто-то из уходящих чеченских боевиков в два часа дня прошелся из автомата по деревянной церковной кровле зажигательными. Церковь сгорела за сорок пять минут. Батюшки - отцы Анатолий и Александр, пономарь Николай Денисович Жученко и другие православные, жившие под непрерывным обстрелом в подвале, спасли немногое из того церковного великолепия, что собиралось сто восемь лет.
Огонь, как дракон, пожрал вдохновенной красоты убранство. Потом российский случайный снаряд повредил часть административного здания, а чеченская ручная граната нанесла урон ещё двум комнатам. Всё время войны осколочный дождь падал на церковный двор. Но люди молились в подвале административного здания, как первые христиане в пещере. И многие без ненависти в душе.
Двадцать четвертого апреля пришел в церковь русский юноша, зажег поминальную свечку и сказал перед распятием Иисуса Христа: "Господи, покарай чеченцев - убийц моего отца". А Валентина Михайловна Рудакова, у которой только-только зажили перебитые руки, негромко заговорила с ним, что и за врагов надо молиться. Потом парень, отца которого захоронили в общей могиле, раздавленный своим несчастьем, не уходя из церкви, еще долго думал над сказанным. Да разве перед ним одним мучительный вопрос: "Молиться ли за врагов?".
Только в Грозном поймешь справедливость строго выверенных слов православного Катехизиса: "Зло - неправильно понятая свобода". Эта святая формула - ответ на политические недоумения, почему так случилось в Чечне.
Отец Анатолий (Чистоусов), просветленный страданиями настоятель храма Архистратига Божиего Михаила, на мой вопрос о причинах разрушения церкви ответил: "По грехам нашим. Ибо мы маловерны".
В Грозном церковь Михаила Архангела называют "Красной" или "Солдатской". Старожилы города рассказывают, что это стародавний войсковой храм, стоящий на казачьем кладбище, где покоились останки терских, гребенских, сунженских казаков. Кладбище было большим, потом на нем построили ныне разрушенные пятиэтажки да проспект Ленина, по которому сегодня носится военная техника.
В храме возле распятия Иисуса Христа - икона Покрова Пресвятой Богородицы с медной табличкой: "Сей Образ сооружен казаками 1-го Кизляро-Гребенского Генерала Ермолова Полка"... И дата - 8 ноября 1905 года. Фамилии казаков - денежных благотворителей на создание Образа: Любин, Величкин, Табалин - поражают уже нездешней красотой и мужеством.
Первыми, кто зимой 1995 года не оставил в беде храм Михаила Архангела в Грозном, тоже были ставропольские и кубанские казаки. Они помогли продуктами, какое-то время охраной.
Храм ни на один день не закрывался. Приходили православные и мусульмане: в городе знали, где перевяжут, умоют, утешат, дадут кров. Однажды пришел абхазец-дудаевец. Снял кинжал с пояса, оставил его на церковных ступеньках, вошел, помолился и тихо исчез. Так же поступил российский боец, попросив меня подержать его автомат, пока он поставит свечки за погибших друзей. И я ждал бойца на церковном дворе с АК в руках, в слепой уверенности, что с храмом Архистратига Божиего Михаила больше никогда ничего не случится.
Ненависть к врагам православные, приходящие в храм, оставляют за простреленными воротами.
Церковный забор испещрен осколками от мин и снарядов. Сам храм - это под открытым небом прямо стоящие стены и колокольня без колоколов. Все деревянное сгорело так, что и бревнышка не найдешь.
Пономарь Николай Денисович Жученко, 1918 года рождения, мастерует теперь на четырех колокольцах. Но даже их звон слышен над Грозным, потому что с наступлением темноты город умирает до следующего утра.
Ночью в городе хозяйничают дудаевцы. В Грозном, как и по всей Чечне, идет партизанская война, но по церкви Михаила Архангела боевики не стреляют. Наверное, знают, что в храме молятся и за них, что православный, грешащий непримирительным гневом, повинен вечной смерти.
В храм приходит много солдат. В Лазаревскую субботу я разговаривал с рядовыми 324-го полка, стоящего под Шали: с парнями из Воронежа и Иркутской области. У одного подживало пораненное лицо.
У солдата всегда немного времени, его хватает поставить свечку - чаще всего за здравие матери, любимой девушки или купить иконку.
Не надо в Грозном никаких пресс-конференций: приди в храм - и все узнаешь о городе.
В первый день, когда с волнением я переступил порог Храма Михаила Архангела, а потом молился вместе со всеми, ко мне подошла пожилая интеллигентная женщина и сказала:
- Простите меня.
- За что?
- Простите меня. Я о вас плохо подумала.
- Но почему?
- Я не люблю журналистов и иностранцев. А теперь я вижу: вы - наш.
У меня на груди на красной веревочке висела аккредитационная корреспондентская карточка, на левом боку фотоаппарат. И, конечно, больше всего мою нездешность определяла чистота одежды и обуви - моя пятнадцатидневная поездка в Чечню только начиналась.
Только к концу командировки я убедился в справедливости претензий к журналистскому корпусу и иностранным благотворителям.
И если за журналистов я еще пробовал заступаться, говоря, что корреспонденты-информационники всегда торопятся, того требует служба, они вынуждены общаться с людьми с немыслимой скоростью, поэтому их встрепанный вид вызывает раздражение и подозрение в легковесности чувств.
Зато об иностранных благодетелях сказать было нечего. Из международных организаций, оказывающих скромную помощь мирным жителям Грозного, можно с уверенностью назвать только Красный Крест, организацию "Врачи без границ" и религиозную конфессию "Харре Кришна". Остальные сверхмногочисленные международные, российские благотворительные союзы, религиозные конфессии, православные братства за время войны в Чечне ничем не напомнили о себе голодающему населению республики, её городов, станиц, аулов, населенных пунктов.
Русские в Грозном по-прежнему проживают на дне. Их материальная, врачебная, социальная, психическая, нравственная реабилитация государством так и не началась.
Пока еду, одежду, пайки раздавали российские войска и российское МЧС, люди кое-как выживали. Теперь МЧС России передает свои функции чеченскому министерству по чрезвычайным ситуациям, только-только организованному.
Сегодня даже в церкви перебои с водой и хлебом. "На все воля Божия. Так угодно Господу по нашим грехам", - говорят верующие. И молятся за своих благодетелей, первые из которых сотрудники Министерства по чрезвычайным ситуациям Российской Федерации. Отец Анатолий и православная община г. Грозного особенно благодарны генералу МЧС Кириллову Геннадию Николаевичу.
МЧС подарило церкви электродвижок, резервуар для питьевой воды, походную баню. Её осваивает грозненец Александр, бывший заложником у дудаевцев, его правая нога пропорота штык-ножом. Из плена Саша освобожден морпехами, жена и дочь убиты, ни кола ни двора. Церковный корабль - его единственная надежда.
Каждый день в храме Архистратига Божиего Михаила панихиды. Православные люди продолжают умирать в госпиталях от ран и болезней.
Накануне Пасхи на мине подорвался мальчик, мать криком кричала у Плащаницы, вымаливая спасение своему ребенку.
В России город Грозный для детей самое опасное место. У пацанов на руках несметное количество взрывоопасных боеприпасов. И саперы из МВД, внутренних войск, российской армии работают, не разгибая спин.
Скорее, скорее, чтобы сберечь жизни мирных людей, возвращающихся на свои пепелища, где их подстерегает опасность.
Ночью над Грозным висят осветительные ракеты, запускаемые с блокпостов и комендатур, светлыми пулеметными строчками прорезают темноту трассеры, простуженно глухо бухают ручные противотанковые гранатометы. Жизнь российского военного или дудаевского боевика, гражданского человека может прерваться в любую минуту.
Сурово смотрит с небес на отсутствие мира Господь. Но коленопреклоненно просят его за всех людей настоятель храма Архистратига Божиего Михаила - священник отец Анатолий и священник отец Александр, стоят на ночной молитве пономарь Николай Денисович Жученко, другие православные люди, дома и квартиры которых перестали существовать. Они молят Господа и Божью Матерь, чтобы они допустили городу жить, чтобы люди не умирали, чтобы на этой благодатной, но страшно грешной земле воцарился мир.
Апрель 1995 г.
СТАЛЬНАЯ МУЗЫКА ВОЙНЫ
У российских саперов в Чечне фотографироваться перед операцией - плохая примета. Поэтому фотокорреспондент Юрий Тутов снимал их только работающими.
Саперы, скрываясь за БТРом, рвали обнаруженные ими мины, Юра снимал этих чудо-богатырей, открытый всем ветрам и осколкам. Парни только восхищенно смеялись на это. Лишних слов на войне не принято говорить.
Юрий Владимирович Тутов, работает в газете "Щит и меч", потомственный фотокорреспондент.
Раньше он любил снимать спорт, в 1983 году в Париже на международном конкурсе за снимок со стремительными баскетболистками он получил медаль Мастера.
Последние годы Юрий снимает войну. О вводе войск в Чечню он узнал в Германии. Тринадцатого декабря, прервав поездку, он вылетел в Москву, а двадцать второго декабря прибыл в грозненский ад. В транспортном самолете один веселый майор спросил его: "Вы в каком звании?" - "У меня нет звания", - ответил Тутов. "Но разве без звания можно жить?" - реплика была риторически грустной.
Юрий, этот неунывающий остроумец, вполне фотолетописец Отечества. Он любит снимать жизнь и отказывается снимать трупы.
Сам 1951 года рождения, Юрий Тутов навидался их вдоволь. И кинокомиксами не увлекается. Настоящая война - совсем другое, не то что смотрят по видео российские пацаны. Только в Осетию у Юры было четыре командировки, где он ходил по горам с пермским спецназом.
"На войне хрен что снимешь", - говорит Тутов. В Грозном ему мешали не только плотность огня, но и страшный, не дающий работать с фотокамерой небывалый туман.
Юрий Тутов, работающий только с фоторужьем, по своей человеческой сути - сострадатель. Добрый фотокорреспондент, за все командировки в Чечню лучшим своим снимком он считает мгновение, когда удалось снять солдата, помогающего мальчишке пописать. "Не надо это фотографировать", - угрюмо сказал Тутову русский солдат, который оказался в кадре. Но Тутов, охотник за жизнью, просто трепетал от радости, что снял такую незамысловатую, отеческую подробность.
Когда тринадцатого января Тутов фотографировал русских жителей Грозного, впервые уходящих от консервного завода организованно в тыл, они измучили его душу вопросами: "Когда мы вернемся?" На слова же: "Вы беженцы" - Юре ответили: "Мы не беженцы, мы погорельцы".
"Это ужас!" - рассказывал он мне в палатке пресс-центра в грозненском аэропорту "Северный". Тутов навидался такого, что главным его чувством к концу первой командировки в Чечню было: "Уехать! Только уехать!".
Но, прилетев в Москву, проявив фотопленки, напечатав первые снимки в газете, он понял: "Пора возвращаться в Грозный".
В Чечне Юрий снимал везде, где ступала нога военного человека. Он нетипичный военный корреспондент. В его фотоматериалах нет ангажированности. Он художник, который умеет работать в профессиональной журналистике, что означает: он сохраняет душу, не разочаровывая редакцию.
Четырнадцатого апреля в палатке пресс-центра мы проговорили до поздней ночи. Запомнились его переживания за детей Грозного, сомнения - озаботят ли кого вопросы их послестрессовой реабилитации: ведь дети наполнены страхом. А его слова о разрушенном Грозном: "Он и днем, как при лунном свете", - классика военной поры. Иногда вступал в разговор под-пол-ковник внутренних войск Николай Зайцев.
Утром он и Юрий Тутов в головном БТРе пошли на сопровождение девяти машин Международного Красного Креста с гуманитарной помощью для чеченцев. В машинах ехали швейцарцы и англичане.