С полковником Кукариным Евгением Викторовичем судьба свела меня весной 1999 года под Кизляром. В ту пору он, офицер Главкомата внутренних войск МВД России, был командирован в Дагестан, где по всей линии административной границы с Чечней нарастало напряжение: боевые столкновения следовали одно за другим. Я, обозреватель газеты "Щит и меч", освещая эти события, бывал на заставах и в подразделениях, отбивавших дерзкие вылазки боевиков.
Особенно часто чеченцы устраивали провокации на окраине Кизляра, в районе Копайского гидроузла. За сутки до того, как я появился на заставе, прикрывавшей гидроузел, она была подвергнута массированному минометному удару. Ответ был адекватным. По чеченцам, помимо артиллерии, отработала российская вертушка. И выпускники диверсионных школ Хаттаба, сдававшие экзамены на границе Чечни и Дагестана, откатились в глубь своей территории зализывать раны.
На заставе, где держали оборону офицеры и бойцы внутренних войск, не было паники. Отразившая нападение военная молодежь была полна спокойствия и достоинства, которые появляются в человеке, добывшем победу в бою.
На заставе "Копайский гидроузел" я сразу обратил внимание на полковника с дерзкой смешинкой в умных, голубых глазах, легкого в движениях, плечистого, среднего роста. Он неторопливо, по-командирски дотошно беседовал с офицерами, солдатами, ничего не записывая, все запоминая. Говорил просто, вопросы задавал со знанием дела. Вел себя доступно, как старший товарищ, командир-батя, к которому всегда можно обратиться за советом, помощью и получить её без задержки и нареканий.
Тогда я ещё не знал, что там, где появлялся этот старший офицер-москвич, всегда разворачивались серьезные боевые действия.
Вот так, далеко от Москвы, на заставе, понесшей потери ранеными, я познакомился с человеком, который во второй чеченской кампании будет штурмовать Грозный, командуя группировкой "Восток", и поднимет российский флаг над многострадальной площадью "Минутка". За умелое, высокопрофессиональное руководство подразделениями и проявленное при этом мужество и героизм полковник Кукарин Евгений Викторович будет удостоен звания Героя Российской Федерации. Звезду Героя ему вручит в Кремле Верховный Главнокомандующий, Президент Российской Федерации Путин Владимир Владимирович.
В другой раз мы встретились, когда полковник Кукарин Е. В. уже был на должности заместителя командира Отряда милиции специального назначения "Рысь" ГУБОП СКМ МВД РФ. Его наработанный в годы армейской службы и во внутренних войсках опыт понадобился на новом направлении - в точечных ударах по организованной преступности и терроризму.
Этот старший офицер умеет хранить государственные тайны. Только через семь лет после нашей первой встречи на окраине Кизляра я узнал, что появление Евгения Кукарина на заставе у Копайского гидроузла было подготовкой к операции, которая нанесла чеченским боевикам серьезный урон.
Это Евгений Викторович спланировал операцию по уничтожению чеченского таможенного поста в районе дагестанского села Первомайское. Пост этот был логовом террористов, совершавших диверсионные выходы в сопредельный Дагестан,
Полковник Кукарин Е. В. начал воевать в 1999 году на севере Дагестана, участвовал в отражении отрядов Басаева в Рахате, Ансалте и Ботлихе. Вершиной его командирского успеха был победный штурм Грозного.
Когда по Центральному телевидению я увидел, как этот плотный, суворовского духа и роста полковник поднимает российский флаг над освобожденным Грозным, я разволновался, гордый за этого человека, любящего жизнь, победителя врагов Отечества, а по чувству юмора - Василия Теркина.
При нашей крайней встрече мне показалось, что Звезда Героя России сделала Кукарина ещё проще, доступнее, расковала его, как личность, обострив впечатления от войны и жизни.
В праздничные дни, когда Россия веселится, отдыхает, силовые структуры страны находятся на усилении, особенно спецподразделения ФСБ, МВД и армии.
В один из таких дней, после утреннего развода, мы с полковником Кукариным Евгением Викторовичем встретились в его рабочем помещении заместителя командира ОМСН "Рысь". На стенах висели фотографии, в неполной мере отражавшие боевой путь хозяина кабинета. Вот фото двух российских танков, подбитых на горной чеченской дороге. Собровцы Норильска - сурового вида офицеры в спецснаряжении, с автоматами и снайперскими винтовками были сфотографированы на фоне развалин Грозного, а по низу фотографии легко читалось их уважительное обращение к командиру группировки "Восток".
На письменном столе полковника милицейского спецподразделения стояла модель танка Т-80 - воспоминание о том, что выпускник Благовещенского высшего командного танкового училища Кукарин долгие годы жизни отдал бронетанковым войскам. Всё, что было в военной жизни полковника Кукарина Е. В., когда он стал заместителем командира ОМСН "Рысь", теперь принадлежало не только ему, но и новому в его биографии боевому подразделению, с которым Евгений Викторович сроднился заслуженно быстро. История - дело тонкое, великодержавное. Детали истории быстро утрачиваются, растворяются в повседневности. Чтобы сохранить эти подробности в памяти, людям надо почаще встречаться, раз за разом вспоминать пройденное на дорогах войны.
Время, выбранное нами, располагало к разговору в подробностях. Дежурные отделения ОМСН отдыхали, а мы с полковником Кукариным говорили об его участии в штурме Грозного...
Сначала подразделения под командой полковника Кукарина шли через Старую Сунжу, потом их перебросили на восточное направление, перенацелив кукаринскую группировку в направлении площади "Минутка".
Магическое, кровавое слово "Минутка"... Что такое "Минутка" - хорошо знают, воевавшие в Чечне. Так до первой войны называлось кафе на площади, трагически известной по количеству потерь в живой силе, которые понесли здесь российские войска. Площадь "Минутка"- народное название, рожденное обстоятельствами войны. В конце марта 1996 года я вылетел из Грозного в Центр погибших "Черным тюльпаном", сопровождая двух убитых собровцев - земляков. Печальный груз "200" я привез в 124-ю лабораторию, где меня встретил полковник медицинской службы, командированный в Ростов-на-Дону из Военно-Медицинской Академии г. Санкт-Петербурга. Приняв от меня документы, он, сверхутомленный, спросил, где люди погибли? Я ответил: "На Минутке". И полковник с невыносимой болью сказал: "Ну, сколько вы будете с этой Минутки убитых возить?!"
"Минутка" всегда была важна в стратегическом смысле. Поэтому в первую и во вторую войну за неё сражались с особым ожесточением.
В первую чеченскую кампанию СОБР ГУОП участвовал в штурме Грозного. Начальник СОБРа Крестьянинов Андрей Владимирович, в ту пору командир отделения, в январе 1995 года вместе с офицерами 45-го полка ВДВ, спецназа ГРУ и собровцами сводного отряда отбивал у врага "Кукурузу"- злосчастный семнадцатиэтажный дом, нависавший над рекой Сунжа, дворцом Дудаева, Совмином, Нефтяным институтом. С "Кукурузы" просматривался весь проспект Ленина, ведущий к "Минутке".
Во вторую войну с востока на Грозный наступал Кукарин Е.В., фронтовой опыт которого теперь был составной частью боевого опыта ОМСН "Рысь".
В нашем неторопливом разговоре я сразу обратил внимание, что он редко говорит "я", больше "мы", имея в виду своих боевых друзей, с которыми освобождал город. Он был честен в перечне проблем, отдавал должное не только мужеству своих солдат, но и реально оценивал силу противника. Его обыкновенно фонтанирующее чувство юмора и самоирония затихали при воспоминаниях о сложностях боевых будней. В рассказах о погибших преобладала скрытая горечь. Сидевший передо мной боевой офицер в своей любви к артиллерии, минометам, в искусстве их применения, в суворовском уважении к российскому солдату был для меня легендарным капитаном Тушиным из романа "Война и мир"- только уже полковником, с академическим образованием, познавшим чудовищную криминально-террористическую войну.
Кукарин Евгений Викторович курил сигарету за сигаретой, и я его глазами видел Грозный, профессионально подготовленный чеченцем Масхадовым к обороне.
Во время нашего разговора в расположении Отряда милиции специального назначения телефон в рабочем кабинете Евгения Викторовича на мою удачу молчал.
Диктофон позволил сохранить подлинность интонации Кукарина. В своем рассказе о штурме Грозного он был по-солдатски щедр в подробностях. На такое способны только бывалые люди, которые даже не догадываются что их участие в войне, то есть в защите жизни, останется в истории.
Седьмого ноября 2006 года полковник Кукарин Евгений Викторович рассказал:
- В Чечню я, тогда начальник оперативного отдела штаба Группировки Внутренних войск, и со мной десять офицеров прибыли в декабре 1999 года. Дорога на войну была короткой: от Моздока до Терского хребта, где, помимо нас, разворачивался армейский командный пункт. Грозный визуально не наблюдался. Погода была паршивая: то туман, то низкие облака. Да он нам зримо, как на картине, и не нужен был. Мы были операторами командного пункта ВВ, и в нашу задачу не входил самостоятельный поиск огневых точек противника. Нормальный оператор, он, когда читает сводку, смотрит на карту, слушает, что ему докладывают по телефону, обязан зримо представлять перед собой всю обстановку, анализировать, выдавать свои предложения - куда перебросить войска, какое направление усилить, где обойти противника. Операторы - это мозг командного пункта, который собирает информацию, обобщает, докладывает, вырабатывает предложения для принятия решения начальника штаба. Потом тот докладывает эти предложения командующему. Операторы ведут обстановку, постоянно осуществляя сбор информации. Я был начальником оперативного отдела: помимо сбора, анализа, подготовки предложений, мы постоянно оформляли карты для доклада начальника штаба - командующему.
Стандартные доклады утром, в обед и вечером при осложнении обстановки отметались. Доклад немедленно: просто стучишься, заходишь. Карты велись круглосуточно: где войска, их положение, кто куда вышел, кто с кем взаимодействует. В этом кропотливом отслеживании была главная сложность нашей работы. Сложность была и в том, что офицеры в оперативный отдел были назначены с разных округов, и по уровню своего образования на первом этапе их вживания в дело не могли работать в полную силу. Порой у человека отсутствовала необходимая система знаний. Были такие ребята, с которыми мы в оперативном отделе проводили занятия. Оставались после дежурств, собирались возле карты, учили их, как правильно доложить информацию, чтобы не распыляться. Учили избегать лишнего. Командующему не надо рассказывать, что водовозка проехала десять километров, доехала до куста, из-за которого вышли боевики. Мы должны докладывать - почему это произошло на этой дороге, когда случилось. В своих докладах мы обязаны были давать выжимки.
Когда мы приступили к работе на Хребте, чеченская группировка, ещё целехонькая, обладала большими силами и средствами. Мы её просто обжимали. Наши войска по хребтам двигались к Грозному. Шло планомерное отрезание города от предгорий. Главной задачей было окружить его, прекратить подпитку людьми, продуктами, боеприпасами. Разведчики оценивали количество защищающих Грозный боевиков цифрой свыше пяти тысяч подготовленных, умеющих воевать людей. Арабы и другие наемники держались отдельно. Даже чеченцам они особо не доверяли. Но в каждом чеченском отряде были эмиссары Хаттаба или группы арабов, выполнявшие контрольные функции. Через них поступали денежные средства. Арабы в чеченских отрядах работали, как идеологи. Внедряли идеологию по созданию Всемирного исламского Халифата, где предполагалось только две нации: мусульмане и их рабы.
Существовала и система управления: повоевали, вывели боевиков, свежих ввели. Состояние подразделений внимательно отслеживалось
Российские войска обжимали чеченскую группировку, стратегическое положение и состояние духа которой, естественно, менялось в худшую сторону. Чеченцам тяжело было видеть себя окруженными, пусть даже и в городе, когда ты не можешь осуществить маневр силами, осуществить их переброску.
Неделю мы готовили командный пункт. Я уже доложил, что он готов к приему оперативного состава, к работе, как мне поступила команда спуститься "с бугра", найти группировку "Восток", что стояла под Сунжей и возглавить её. Сказали: "Прибыть, возглавить, организовать" ...Ответ один: "Есть".
Шел процесс слаживания подразделений. В группировке "Восток" помимо внутренних войск, была большая группа ОМОН, СОБР. Предстояло действовать совместно. На первом этапе, когда входили в пригород Сунжа, предвиделось, что будет какое-то сопротивление, и в то время стояла задача - зачистить территорию без напрасных жертв с обеих сторон. В каждой наступающей группе планировались проводник; представители чеченской администрации для разъяснения местным жителям происходящего.
Зачистка, идем по улице. С нами представитель - чеченец. Он обращается к жителям:
- Предъявите дом к осмотру.
На первом этапе боевых действий в Грозном так и было.
Начальную часть Старой Сунжы, пригорода Грозного, мы практически прошли без выстрелов, пока не подошли к третьему и четвертому микрорайонам, Как только мы вышли на улицу Лермонтова, и до высотных домов осталось метров четыреста, тут во второй половине дня все и началось...
В составе группировки "Восток" была 33-я бригада ВВ Паши Тишкова, 101-я бригада ВВ Евгения Зубарева - тогда они были полковники - сейчас генералы. Много было подразделений милиции - порядка 800 человек. Передо мной стояла задача - состыковать штурмовые группы внутренних войск со штурмгруппами органов внутренних дел: собровцами, омоновцами, чтобы все работали слаженно. Сложности были разного порядка, в том числе психологического. Люди не знали друг - друга, а идут на такую задачу - штурм Грозного. Надо было пройти определенные стадии взаимодействия, тренировок, чтобы лучше узнать друг - друга. Таким образом, повышался уровень доверия. СОБР и ОМОН видят - с кем имеют дело, мы, внутренние войска, тоже понимаем с кем имеем дело. Определились: какой настрой у личного состава. А настрой на штурм у народа был серьезный. Мы выложили макет населенного пункта, подготовили карты, организовали взаимодействие, отработали сигналы: как, в каких случаях действовать, как поступать при осложнении обстановки, были назначены старшие штурмовых групп от милиции, внутренних войск, их заместители. Все мы отработали на макете. Выезжали на рекогносцировку поближе к Сунже: кто, как пойдет, где разместить для огневой поддержки минометные батареи. В это время Грозный был уже заблокирован, по узлам обороны противника велся обстрел, подавлялись выявленные огневые точки.
Макет, сослуживший нам великую службу, готовили командиры бригад, офицеры управления, начальники штабов. Как готовился макет населенного пункта, назначенного для штурма? Распилили на чурочки березку. Вот это домик, это улочка... Вся география Старой Сунжи была выложена из подручных средств. Постарались солдаты. Это была наша обычная жизнь. Мы все привели к нормальному бою. Мы пошли в атаку не на "ура". Дескать, шапками закидаем. Были проведены занятия. ОМОН Питера провел учебные стрельбы из подствольных гранатометов.
Если говорить о возможности командному составу отдохнуть, то я исходил из понятия: не имеющий времени на сон командир - это ЧП.
Во время боя он может рухнуть без сил в любой момент. А к войне надо относиться философически. Конечно, мы спали мало, но... спали. В период подготовки к штурму людям давали отдохнуть, даже бани организовывали. Во всех бригадах создали запасы нательного белья. Во время интенсивного огневого воздействия перед Новым 2000-м Годом тоже организовали баню - все в группировке вымылись. Война войной, но солдат и офицер должны иметь человеческий облик.
Мы находились не на Великой Отечественной войне, где требовали: "Ни шагу назад!" Никто нам на этот раз не говорил". Взять Грозный к такому-то числу!". Но давление сверху чувствовалось. Рекомендовали поспешать. Да и понятно почему... Штурм Грозного был единым замыслом войны. Мы, участники его реализации, не могли действовать каждый со своей колокольни, и кто-то на севере, я на востоке оценивать все происходящее самостоятельно. Во-первых, информация доводилась до меня только в части меня касающейся. Общий замысел всей операции нам не раскрывался.
...Как только мы вышли на улицу Лермонтова, резко возросло сопротивление боевиков: пошел обстрел минометами, заработали чеченские снайпера, гранатометчики, пулеметчики. Наше положение осложняло то, что в этом микрорайоне улицы были непараллельны. По параллельным улицам возможно скрытное продвижение. Эти улицы в пригороде Грозного мы прошли нормально. Когда вышли на продольные, то сразу понесли потери. Ранило исполняющего обязанности командира 33-й бригады полковника Никольского. Его эвакуировали.
Пришлось занять этот рубеж, рассредоточиться, закрыть всю линию с поля от парников. Стали готовить огневые точки, оседлав все ключевые, выгодные угловые дома. Мы рассредоточились от реки Сунжа до парников. Получилась дуга.
Сто первую бригаду по ровному полю не стали пускать. Она зарылась в землю. В радиоэфире чечены вели себя, как обычно. Прослушивали нас, но это был не 1995 год. В эту кампанию ничего секретного им не обломалось. Какие-то обычные разговоры без кодировки, без скрытого управления они могли послушать и все. Кодировочку мы меняли периодически.
Против нас стоял какой-то Джамаат, 2-й Ингушский полк, группа "Кандагар", подразделения арабов. Солидные силы.
Были сведения, что боевики хотят вырваться из города через Сунжу. Вариант для отхода в горы обычный: и ближе, и местность позволяет, далее на Аргун, Джалку, Гудермес, а потом раствориться в лесах. Данные об отходе поступали серьезные. Несколько попыток прорыва через Сунжу чеченцы сделали. Зондировали, как мы себя чувствуем. Конечно, не было у меня никаких беспилотных самолетов. Разведданные по нашему направлению мы получали от генерал-лейтенанта Булгакова, командующего Особой группировкой района Грозный. Он от Министерства обороны непосредственно руководил всеми, кто штурмовал Грозный. За солидное, узнаваемое по радиостанции рычание Булгакова в офицерской среде уважительно называли Ширханом. Голос у него специфический, с замечательной командирской интонацией. Заслушаешься.
Булгакову надо отдать должное. У него огромный опыт. Прошел Афганистан, первую чеченскую войну. Он реально представлял, с чем нам придется столкнуться. Это очень подготовленный командир. С ним приятно было общаться. Он все понимал. Мы приезжали к нему на Ханкалу, говорили: "Товарищ генерал, у меня вот так обстановка складывается... "Все, давай, наращивай, - говорил в ответ, - продавливай". Не было такого: "Штыки примкнуть и в психическую атаку!" Старался помогать всем, что у него из средств и сил было.
Нам принесли данные, что за третьим, четвертым микрорайонами парковая зона и в ней скопление арабов, которые разбили там свой лагерь. Я доложил генералу, что у меня нет адекватных средств воздействия - не достаю до арабов минометным огнем. Через десять - пятнадцать минут пошло воздействие на противника. Булгаков нанес удар Градами. У него были тяжелые батареи "Мста", реактивные дивизионы. Его реакция на нашу просьбу была мгновенной. На севере Груднов столкнулся с трудностями и попросил поддержку. Булгаков помог. Не было такого, как в первую чеченскую войну: дескать, вы с одного ведомства, мы с другого, станьте в очередь, ковыряйтесь сами. Министерство обороны и МВД в 1999 - 2000 г. г. работали вместе, выполняя одну задачу. В этом и есть новая главная особенность второй кампании. Не было разногласий между офицерами армии, МВД и внутренних войск. Трудились на один результат, от которого зависело выполнение задачи. Кому-то тяжелее приходилось, другим чуть легче. В общем, кому как на роду написано. В Бога я не верю, а крестик ношу. Верно, есть что-то. Как оно называется - не знаю. Но над каждым человеком это неизвестное, властное, судьбоносное есть. И ведет человека по жизни. Руководит твоими действиями.
Когда мы непосредственно встали на Лермонтова - этой огненной улице, первое время спать пришлось по часу, два в сутки, потому что ночные вылазки боевиков стали постоянными. Это были их проверки, как мы себя чувствуем, как закрепились. Их попытки проскочить, просочиться ночью лишили нас, командиров, сна.
Надо отдать должное службе тыла: мы не испытывали недостатка в боеприпасах, специальных средствах. А по боеприпасам к минометам у нас был большой расход. У меня было две батареи 120 мм минометов и одна 82 мм. Они день и ночь работали по выявленным и разведанным целям, по данным, которые давали перебежчики. Сдавшиеся в плен боевики говорили: "Здесь и там они сидят". Мы засекали, наносили на карты и старательно отрабатывали по целям. Так работали минометчики 101-й и 33-й бригад ВВ. Некоторые из них должны были уволиться в запас непосредственно перед штурмом Грозного. Жизнь не остановишь. Но надо отдать должное офицерам, которые провели с пацанами работу: Больше других командиру дивизиона, который потом погиб в селе Комсомольское. Дембеля остались не только на начало штурма. Они воевали до последнего дня, пока мы не вышли из взятого города. Я бывал на батареях. Как не побывать у бойцов тем, кто войной руководит. Геройские ребята: замызганные, грязные - одни зубы белые, но минометы чистые. Позиции подготовленные. Что ещё надо? Двадцати - девятнадцатилетние мальчишки, а работали очень хорошо. Я не помню ни одного накрытия, удара по своим. Чтобы они стрельнули, как попало - лишь бы выстрелить. Все, как в копейку. Просишь минометчиков: "Вот сюда надо" - и настолько четкое попадание. Конечно, это заслуга офицеров. Ведь стреляет офицер, а не миномет.
У чеченцев тоже работали минометы, осколки 82-х мм мин падали рядом с нами. Боевики вели обстрелы наших позиций. В первый день штурма нас накрыли с 82-х миллиметровых. Видимо эти места были пристреляны заранее, просто ждали, когда мы выйдем на рубежи. Мы понимали, что столкнемся с боевиками лоб в лоб. Если в начале Старой Сунжи люди находились в домах, то по мере приближения к городской черте, к первым высоткам, жителей в домах практически не было. Это был первый знак, что здесь что-то произойдет, надо ждать. И когда мы продвинулись в глубину, приблизились к боевикам непосредственно, они получили возможность применить минометы. Своих чеченцев в частном секторе они теперь зацепить не могли. А по нам с полным удовольствием могли отработать.
Чеченские снайперы вели огонь постоянно. Это были снайпера без всякой натяжки. Стреляли очень неплохо. Был случай, когда мы попытались вытащить нашего снайпера, убитого на нейтралке. Боевая машина пехоты вышла из частного сектора, где-то за двести метров до высоток, буквально через пять минут у БМП-2 ни одного целого прибора не осталось: ни одной фары, ни одного подфарника. Даже башню заклинили - пуля попала под погон. Настолько боевики плотный, точный огонь вели, что эта БМП просто пришла в негодность. В тот раз тело своего снайпера мы не забрали. Потом мы все равно его вытащили - парня с 33-й бригады внутренних войск. Его смерть была разгильдяйством... Два контрактника решили проверить в деле снайперскую винтовку. Поскольку в частном секторе сильно не развернешься, они вдвоем, наивно посчитав, что война как бы спокойная, решили выдвинуться на окраину микрорайона, чтобы пострелять по высоткам. В результате, как только контрактники вышли на ровное место, классически прошло первое поражение - по ногам. Один начинает кричать, второй стал метаться. Он не имел разгрузки, поэтому набил патроны в карманы ХБ. Ему тоже стреляли в ноги, но попали в карман, где лежали патроны. Пуля срикошетила - это и спасло парня. Слабость экипировки сберегла ему жизнь. И с криком: "Надо друга вытаскивать!" - он вернулся в расположение. Вытащить штатного снайпера не получилось. Огонь был настолько плотный. А лежал он очень близко к противнику.
Мы с улицы Лермонтова так дальше и не продвинулись. Если бы мы разбились на штурмовые группы и пошли продольными улицами в направлении высоток, то стали бы лакомым куском для боевиков. Наши группы по пятнадцать-двадцать человек просто уничтожались бы. Исходя из обстановки, при поступлении данных о планируемом прорыве чеченцев, мы были вынуждены закрепиться, создать жесткий рубеж обороны, который потом по приказу генерала Булгакова передали армейцам, обладающим большими силами и средствами. Нас, группировку МВД, отвели на день отдыха.
Нас отвели и тут произошли трагические события в городе Аргун. Шла передислокация армейцев и подразделений внутренних войск. Наращивалась группировка: подтягивались силы из Гудермеса. На Аргун шла колонна. Перевозились тылы. Из засады напали боевики. Под огонь попал "Урал" 33-й бригады ВВ. В эфире была запрошена помощь. Мы сразу выделили туда усиленный взвод: три БМП - пятнадцать человек десанта. На каждую БМП посадили по офицеру. Мы точно не знали, где "Урал", но нам сказали, что он обстрелян и его с людьми надо вытаскивать. Я туда отправил людей. На броне пошел заместитель командира батальона Никита Геннадьевич Кульков. Он получил Героя России посмертно.
Я ему категорически запретил входить в город! Ну на трех БМП - куда? По данным разведки в Аргуне в этот момент находилось 200-300 чеченских боевиков. Ведя атаку, они сковали действия местной чеченской милиции, заблокировали пункты дислокации приданных сил. Хозяйничали в городе, к вокзалу пошли. Когда наши парни из 33-й бригады подошли к мосту на въезде в Аргун, к ним навстречу выехал военный комендант, сказал: "Ребята, надо помогать! Там наши гибнут!" И Кульков принял решение: "Вперед!" Но как он принимал решение? Ему военный комендант, старший по званию и должности, приказал своей властью: "Вперед!" И, кто на этих трех БМП вошли в город, практически погибли все. Из пятнадцати военнослужащих - вышло только двое. Выскочили на одной БМП. Пришла машина. Пустой конвейер. Пустые пулеметные коробки. Расстреляли все. Механик-водитель рассказал: "Все погибли на выезде из Аргуна. Это в сторону Гудермеса - возле крайних пятиэтажек и элеватора".
II.
Через два дня мы получили задачу от Ханкалы - действовать в сторону Минутки. Сначала моя группировка прошла Ханкалу, потом мы ушли в сторону - в район дачи Доки Завгаева. Там занимал оборону штурмовой отряд 504-го армейского полка. Мы выдвинулись к ним, а потом вместе, двумя отрядами, пошли в сторону площади Минутка. Чуть попозже армейцев тоже передали мне.
Первое время нашей задачей было, продвигаясь за боевыми порядками армейцев: осваивать и зачищать тыл, чтобы боевики не занимали эту территорию вновь. В принципе главной нашей задачей было выставлять блокпосты, нарезанные на карте. Потом в связи с изменением обстановки и потерями в армейском штурмовом отряде эта задача изменилась. Мы получили приказ действовать в Грозном, как штурмовой отряд и пошли планомерно - квартал за кварталом: потихонечку, без лишнего фанатизма, вгрызаясь в чеченскую оборону.
Против нас по разведданным оказались те же силы, с кем мы бились на Старой Сунже. Чеченцы активно маневрировали по городу. Где их начинали прижимать, туда они перебрасывали лучших.
Чеченцы грамотно выстроили оборону. Создали единые системы траншей. Перекопали улицы на ключевых, просматриваемых точках: площадях, площадках. Все было под перекрестным огнем. Фундаменты домов с проломанными бойницами стали дотами. Боевики могли перемещаться скрытно. Внешне их не было видно. Малыми силами чеченцы были способны удерживать большие "ключи". В капитальных многоэтажных домах они проломили межкомнатные стены - для активного перемещения. В отдельных квартирах даже потолки пробили, чтобы на веревке покинуть опасное место, Инструкторы у противника были в этом плане грамотные. Иногда спрашивают: "А что тактически нового придумали чеченские боевики при защите своего города, какую новую изюминку?" "А ничего, - отвечаю, - Мы им изюминку сделали". Боевики ожидали, что мы, как в 1994 - 1995 гг. введем технику на улицы Грозного. Под прикрытием личного состава, как написано в учебниках, пойдем стройными рядами. Построим елочкой огонь: правая колонна по левой стороне смотрит, левая по правой, а чеченцы нас будут планомерно расстреливать. Этого не произошло. Мы не стали использовать старую тактику. Мы выбрали другую. Впереди шел личный состав. Артиллерийские наводчики и авианаводчики действовали непосредственно в боевых порядках. Как только откуда-то начиналось сопротивление, группировка немедленно останавливалась, сообщала свое местоположение и противнику наносилось огневое поражение. После подавления сопротивления огнем, мы начинали продвигаться дальше. В этом и состояла планомерность нашего движения.
Когда к нам на переговоры приходил "товарищ" с той стороны: дескать, давайте обсудим то, да се, боеприпасы не продадите ли, я отвечал: "Ты видишь, мы в эту войну даже погоны не снимаем. Видишь, у меня звездочки, знаки различия налицо. Видишь? Мы не прячемся от вас". Я ему говорил: "Дорогой, эта война немножко другая. То, что вы рассчитывали увидеть, вы не увидите. Мы вас будем сметать огнем, а потом потихонечку занимать ваши рубежи". Вот так мы действовали в направлении Минутки - планомерно и каждый день. Сопротивление было постоянное.
Минутку оборонял Басаев. У него была артиллерия, минометы, в том числе самодельные, зенитные орудия. Когда заходила на обработку наша авиация, по самолетам в открытую вели огонь басаевские ДШК. Для городских условий подразделения Басаева были довольно хорошо вооружены: гранатометы, огнеметы, снайперское оружие. К обороне Грозного чеченские боевики подготовились очень хорошо. Но они думали, что тактика второго штурма будет аналогична тактике первого, 1995 года, штурма. Рассчитывали на косность мышления, армейское дуболомство. Ура! Ура! Лишь бы доложить к празднику, к юбилею, выборам, как это было раньше, а мы шапкозакидательский вариант исключили. Основой тактики по освобождению Грозного стало: надежно давить огневые точки противника артиллерией, минометами, авиацией, а потом уже идти и щупать людей.
Мы действовали планомерно, не ставя себе никаких сверхзадач: "Взять Минутку к 1-ому января". Мы шли, как шлось.
Надо отдать должное армейским начальникам, с которыми мы, внутренние войска, работали... Генералу Булгакову, Казанцеву - это мудрые, вдумчивые люди. Булгаков, волчара военный, вот такой: "Я сказал. Сделай!" "Товарищ генерал, может вот так лучше будет?" - скажу. Задумается: "Да, ты думаешь, так лучше будет?" "Да". "Ну, давай". Зубр. За штурм Грозного отвечал Булгаков. А объединенной группировкой командовал генерал Казанцев.
Стратегически все решал Булгаков. Постановка задач от него была ежедневно. Он постоянно объезжал всех. Сядет в какой-нибудь УАЗик и мотанет, куда нужно. Раз его чуть БМП не раздавила: он даже травму серьезную получил. Булгаков плотного телосложения, голосина - труба. Как рявкнет, пчелы мед роняют. Как начнет рычать: "Дети мои, вперед!"
На своем направлении мы более удачно использовали имеющиеся силы и средства. И, наверное, имели наибольший успех из всех подразделений, охватывающих Грозный. Чем важна Минутка? При её взятии, она сразу отрезает северную, восточную часть города - режет их, рассекает и деваться боевикам некуда. Но большая часть боевиков все-таки отошла из города на другом направлении. Чеченцы обстановкой владели, внимательно слушали эфир, анализировали. У боевиков традиционно были серьезные средства связи, в том числе и со сканерами. Сканер ловит волну, на которой работает противник, потом включаешься и слушаешь.
Мы тоже хорошо знали противника, который, порой, откровенно саморазоблачался. У меня сохранился радиоперехват:
"Если русская броня подойдет к дому, вызывай артогонь, не дожидайся связи.
- Там гражданские.
- Все жертвы во имя Джихада. В раю разберемся.
- Русские начинают проческу и могут найти наших раненных.
- Закладка в доме есть? (имеется в виду фугас)
- Да.
- Тогда действуй при обнаружении. (Отдан приказ на уничтожение
дома вместе с ранеными боевиками)"
Когда мы шли к Минутке, то всегда наверх, на крыши домов поднимали батареи СПГ-9. У нас они, как рапиры, как снайперские винтовки стреляли. За нашими артиллеристами чеченские снайпера особенно охотились. Многие из артиллеристов получили ранения. Расчеты СПГ-9 огонь вели, конечно, губительный. На прямой наводке исключительно точный.
- Видишь? - говорю командиру расчета. - Надо попасть в балконное окно.
Не вопрос, - отвечает.
Нижегородский армейский 245-й полк шел с нами на Минутку. Тоже настолько подготовленные ребята! Когда они на Минутке прорвались к высоткам, боевики начали сразу сдаваться.
Наши парни, 674-й полк ВВ, смотрят на армейцев, говорят:
- Красавчики! На едином порыве ворвались. Молодцы!
В эту войну все воевали локоть к локтю. Если что-то у армейцев не получалось - мы помогали, если у нас не шло - армейцы спешили на помощь. Из 504-го полка, приданного нам в боях на Сунже, начальник штаба их батальона прибыл к нам измученный насмерть чеченским огневым воздействием, постоянной бессонницей. Я ему говорю:
- Садись, рассказывай. В чем дело? Какая обстановка?
- Мы идем вдоль железной дороги, - говорит, - Боевики по каким-то продольным канавам ночью подбираются и постоянно обстреливают. Житья не дают. Простреливают все во фланг.
Мы ему дали свою кодировку карты, радиостанцию, накормили его, сказали:
- Езжай в батальон, сегодня ты будешь спать спокойно.
И по его заявкам с наших минометов все огневое воздействие боевиков исключили полностью. И это, несмотря на то, что он был в другом штурмовом отряде, у него был свой командир полка, свои артиллерийские и минометные батареи. Но он обратился к нам, потому что знал, как мы результативно работали на Старой Сунже.
Мы ему сказали:
- Езжай с миром. Будет тебе спокойствие.
Выполнили свое слово, но прощались так:
- Скажи своим начальникам - пусть нам подарят машину мин.
К тому времени они были в большом дефиците. Так мы, внутренние войска и армия, взаимодействовали при штурме Грозного.
Чеченцы под таким мощным огневым напором стали проявлять некую парламентскую активность.
Сначала к нам приехал представитель ФСБ и сказал, что к вам со стороны боевиков выйдет некий субъект, дал приметы. И тот действительно вышел, при нем радиостанция, нож и все. Представился Зелимханом, что он начальник службы безопасности Абдул-Малика.
- Я, - говорит, - прибыл к вам для переговоров.
Его притащили ко мне на командный пункт с завязанными глазами. Развязали ему глаза и начали вести беседу - чего он хочет? Был поставлен вопрос об обмене пленных, но на моем направлении с нашей стороны пленных не было. У нас в тылу был развернут госпиталь Красного Креста. Зелимхан попросил разрешения на вынос своих раненых в этот госпиталь. У них, у боевиков, дескать, заканчиваются медицинские средства. Я ответил:
- Не вопрос. Выносите. Один ваш раненый на носилках, а четверо наших пленных его несут. Вашим раненым окажут медицинскую помощь, а наши парни, плененные вами, останутся у нас. Зелимхан ответил:
- Я подумаю. Передам информацию на решение Абдул-Малика.
Мы тогда жестко закрыли Сунжу. Исключили проход в этот район всех. Им, боевикам, не нравилось, что все так жестко закрыто. Если в начале боевых действий на улице Лермонтова было еще какое-то движение людей, то мы это прекратили. Потому что это же утечка информации, вынос врагу каких-то сведений. Мы не раз вылавливали и сдавали нашим органам чеченских разведчиков. Однажды поймали ветерана первой чеченской войны. Он имел удостоверение о льготах. Документы были зашиты в подкладку. Один из лучших чеченских разведчиков... Мы держали под контролем эфир. Боевики проговорились: "Дед пойдет утром"... Мы тоже в тетрадочку записываем: "Дед пойдет утром". Понятно, дедушку надо встречать. Вычислили деда. Привели ко мне старого, злобного волка. Глаза от ненависти к нам были у него где-то в районе затылка. Налитый злобой хищник. Может, были у него агентурные способности, но их ему не удалось проявить. Если бы у нас не было информации, что пойдет дед - хромой, с палкой, он, матерый враг, может и прошел. Но у 20-го отряда был сканер и мы организовали пост прослушки.
Когда официальная часть переговоров с Зелимханом закончилась, я ему говорю:
- Зелимхан, ты что не понимаешь, что война переходит в другое русло. Заканчивайте сопротивление. Людей, атакующих толпами, как это было в первую войну, вы больше не увидите. Бронетехнику не увидите. Мы просто будем уничтожать вас артиллерийским, минометным огнем и авиацией. Больше вам людей никто не подставит, чтобы вы настрелялись в свое удовольствие. Война перешла в другое качество. Каков смысл вашего сопротивления? Мы вас просто перемелем. Давай вести другой разговор.
Наш разговор потом шел о том, что боевики будут сдаваться: выходить по одному, с дистанции 50 метров складывать оружие перед постом и проходить в накопитель...
Вопрос о сдаче стоял, но что-то не получилось. Абдул-Малик, полевой командир, был идейным арабом. Поэтому чеченские боевики, не решившись на сдачу, жестоко пострадали, понесли невосполнимые потери.
В завершении разговора Зелимхан попросил продать боеприпасы. От такой наглости я поперхнулся.
- Э нет, дорогой, - сказал я. - Ты что не видишь, здесь все люди нормальные. Мы тебе даже использованную укупорку не подарим, чтобы вы в неё по-большому не сходили.
Зелимхан ушел от нас в горе.
Как-то иностранных корреспондентов на моем направлении выявили. Мы их, как положено, обласкали. Аккредитация у них была по Москве, а журналисты оказались в городской черте Грозного. На их лицах было неподдельное удивление - за что задержаны? Но когда я попросил российскую аккредитацию, разрешающую находиться в зоне боевых действий, тут они успокоились. Я их спросил:
- Где вы должны работать?
И сам же с улыбкой за них ответил:
- Город Москва. А вы где находитесь? Вас же здесь нет... Вы тут
можете потеряться. Здесь такие места. Да мы вам жизнь спасаем, задерживая.
Мы доложили наверх. Говорят:
- Ждите. Пришлем за журналистами вертолет.
Их человек пять, шесть было. Все мужского пола. Американец, англичанин, испанцы, чех, поляк. Они на волгах довольно нагло въехали в район, подконтрольный нам. В сопровождении чеченцев передвигались. А у меня бойцы-то внутренних войск, обучены особой бдительности, докладывают:
- Товарищ полковник, по деревне шарятся непонятные люди с видео
камерами. Вроде как не по-русски говорят.
Я приказываю:
- Всех собрать и ко мне на беседу.
- Есть.
Приводят. Спрашиваю:
- Кто такие?
- Да мы журналисты.
- Я вижу. Дальше что?
- Нам разрешили. Мы в командировке. Все снимаем.
- А кто разрешил?
- Да мы тут везде проехали, нам слова никто не сказал. Мы все сняли.
- На моем направлении другие порядки, - говорю. А у меня собры в подчинении. Командую:
- Видеоаппаратуру сдать на проверку. Ребята, проверьте. Есть специалисты?
- Есть, - отвечают собровцы.
- Фотоаппараты сдать.
И тут началось. Они мне:
- Может, вам шампанского? Хотите? Скоро Новый Год.
- Спасибо, не употребляю.
- Может, есть желание домой позвонить? (журналисты имели в виду свою космическую связь)
- Жена на работе, сын на службе. Звонить некому.
Я потом говорю:
- А вот бойцы-то, наверное, позвонят. А ну-ка, боец, иди сюда. Мама где у тебя?
Сейчас накормим. - А у нас самих есть толком нечего было.
- Обед пока не готов, - говорю. - А русскую экзотическую кашу будем есть?
- Какую кашу?
- Ну, елки зеленые! Сколько лет в России работаете и не знаете. Ну-ка откройте им несколько банок солдатской каши с тушенкой, - командую.
Открыли им, разогрели.
- А ложки, боец? - спрашиваю. Отвечает:
- Ложек нет.
- Сухари есть?- интересуюсь.
- Есть.
- Неси.
Спрашиваю иностранцев:
- Все умеют применять сухарь вместо ложки? Вот так, смотрите... Делай, как я. - Пришлось научить этой премудрости журналистов.
- Ты что, мало зарабатываешь?- говорю корреспонденту. - Коллеги, снимите его за чашкой солдатской каши. И главный редактор за этот подвиг
ему зарплату в два раза увеличит - по прибытии.
Американец-журналист, слушая все это, катался от смеха. Потом Коля Зайцев принес им чая в термосе.
- Чай будете?
- Будем.
Достали наш чайник закопченный, кружки грязные. Боец такой счастливый - домой маме позвонил - тоже закопченный - одни зубы блестят, колдует возле плиты: чай в кружках подал, несет, палец в кипяток обмакивает, улыбается:
- У меня ещё лимончик есть, - докладывает. В одной руке лимон, в другой ножичек. Порезал лимон грязными руками, подал.
Говорю:
- Сахара нет, но у нас есть новогодние подарки. Конфеты господам.
Карамельки какие-то принесли. Журналисты окончательно поняли - куда попали. Называется - передний край. Я потом говорю англичанину:
- В Москву вернешься, позвони моей жене, - даю телефон, - Скажи, за Моздоком на прогулке встретил вашего мужа. Он в штабе работает. С Новым Годом семью поздравляет. Понял?
- Понял.
И, молодец такой, позвонил. С войны приезжаю, жена говорит:
- Звонил очень вежливый парень, говорит с акцентом, поздравил
с Новым Годом. Порядочный такой.
Я говорю:
- Он же джентльмен. Англичанин. Как он не выполнит, если слово
дал.
Его звонок был как раз перед Новым Годом.
Испанцу - журналисту говорю:
- Ты-то сюда зачем приехал? У вас в Испании своих проблем
предостаточно.
К американцу обращаюсь:
- Он, наверное, думает. Сейчас какой-то Хулио идет по белоснежному пляжу с белоснежкой, а потом на яхте в том же составе читает его материал о Чечне. А оно ему это надо там, в Испании? Или ты им стрессовыми ситуациями пищеварение улучшаешь?
- А можно мы снимем, как ваши солдаты стреляют? - просят меня журналисты.
- Да зачем вам эти игрушки?
Пацаны говорят:
- Товарищ полковник, а что? Можно поработать.
Танк вылетает. Журналисты к нему вплотную. Танк как шарахнул. Все корреспонденты на задницу упали,
- Сняли, - говорю. - Достаточно,
Нормально, в общем, людей приняли. И отправили их в тыл для их же блага. По документам, они все в Москве были прописаны. Как они к нам попали?
Они уехали очень довольные. Но на прощание опять пожаловались, что зарплата за эту командировку на войну у них будет маленькая - ничего не удалось снять. Прилетел вертолет и увез корреспондентов от греха подальше.
Однажды была чеченская попыточка количеством человек в двадцать подсесть к нам ближе - для последующего прорыва в ночное время. Все они скрытно сосредоточились в доме - в метрах 200-300 от нашей передовой. Разведчики засекли их, дали возможность сосредоточиться. Потом с двух направлений всю эту группу в доме уничтожили огнеметами "Шмель", чем показали боевикам, что глаза у нас есть, уши тоже на месте. После этого новые попытки прорыва через Сунжу были исключены. Потому нас перебросили. Поступили твердые данные, что боевики через Сунжу не пойдут. Это была основная причина нашего отвода.
Ночами мы жестко гоняли чеченцев. Некоторые военные обозреватели, знающие бой со стороны, пишут в своих обзорах: "Российские штурмовые группы грешили однообразием мышления". Не знаю. Мы размышляли творчески. Позывные у нас, конечно, были от кутюр - "Плэйбой", "Никитà", в 33-й бригаде "Прицел". Чечены переговаривались в эфире: "Что за отморозки против нас, урки что ли?"
Я с минометчиками посидел, подумал:
- Давайте разнообразим огонь. Я вам скажу: "Трубы врозь". Значит, каждый миномет стреляет в свою зону.
Мы взяли часть штурмуемой нами территории и поделили олимпийскими кольцами радиусов поражений отдельно падающих мин. Получалась довольно солидная площадь. Залп и каждый миномет бьет в свою точку. Команда идет открытым текстом. Её можно и пропустить. Какие-то "трубы врозь", а потом залп. И все у боевиков накрывалось. Они тоже нас внимательно слушали. Когда ночью говоришь: "Свет!", миномет стреляет, вешает "люстру". Потом команда: "Залп!" Идет накрытие. Если люстру увидел - чеченцы смекали - надо уходить в укрытие. Мы эти команды чередовали: "Свет! Залп!" Потом немножко покурим: "Залп! Свет!" А что нам оставалось? И это не только наши идеи. Наверное, кто-то невидимый подсказывал...
Однажды ночью они нас жестко атаковали. Обстрел начался серьезный. Мы даже понесли потери. Разведку накрыло прямо в здании - через крышу - они отдыхали там. Прилетела мина, потом гранатомет по разведчикам отработал. Пришлось разозлиться. И полночи мы чеченцам давали шороху: "Залп! Свет! Трубы врозь! Свет! Залп!" А у них праздник был, когда они могут принимать пищу только до подъема солнца. Понятно, что на огневых позициях боевиков находятся дежурные силы. Остальные как бы на отдыхе - в подвалах. Мы продумываем - во сколько встает солнце? Во столько-то. Хорошо. Во сколько боевикам нужно встать, чтобы успеть покушать и выдвинуться на позиции? Рассчитываем период и накрываем всю площадь беспорядочным минометным огнем. Вот так мы включались в их рабочий день. Мы делали все, чтобы максимально поразить врага, а не так как по-старинке: "По рубежам! Огонь!" Всю эту тупость мы оставили в прошлом. Чеченские потери мы оценивали так... Выходили беженцы. Мы им задавали вопросы:
- Как обстановка там?
Они говорили:
- После новогодней ночи в этом доме весь подвал забит ранеными.
Через некоторое время другие выходят. Спрашиваем:
- Как там наши друзья себя чувствуют?
- Очень много раненых. Кричат!
У боевиков уже кончались обезболивающие. Конечно, они несли потери. И мы этому старательно способствовали.
Кладбище там было. Боевики по ночам пытались хоронить своих. Разведка докладывает: "На кладбище шевеление".
- Что за шевеление?
- Очевидно, готовятся. Будут зарывать погибших.
Мы накрывали этот квадрат минометной батареей. А что было делать? Война. Цель сосредоточенная. Простые люди на кладбище по ночам не ходят.
Мы не давали чеченским боевикам покоя ни днем, ни ночью. Поэтому на нашем направлении где-то после Нового года их сопротивление ослабло.
Девочки-снайперы нам, конечно, обещали в эфире:
- Мы вам, мальчики, все яйца поотстреливаем.
И до последнего дня, пока мы оттуда не ушли, снайперский огонь со стороны чеченцев был изумительно точный.
Нас пришла менять армейская мотострелковая рота. Мои сидят в дотах, подготовленных гнездах, налицо снайперские, пулеметные позиции - есть где скрытно перемещаться. А вновь прибывшие мотострелки встали в полный рост:
- Да что вы, пацаны, здесь все ништяк. Что вы прячетесь?
Когда за полчаса у них срубили трех, четырех бойцов, смотрим - мотострелки уже пригнулись, на наши позиции уже стали обращать внимание. Мы им снова говорим:
- Ребята, здесь другой вариант не проходит. Выщелкают всех. Что касается так называемой психологической войны в эфире, ну настолько ичкерийская гавкотня надоела. Он мог сидеть не перед нами, а где-нибудь в Ведено и тявкать на всю Чечню. Что нам обращать на него внимание?
Иногда мы отвечали в эфире:
- Уважаемый, выходи бороться! Мы тебя, брат, сейчас приголубим. Хватит впустую вякать.
На угрозы мы никакого внимания не обращали. В дискуссии, рядовую ругань не втягивались. Старались дисциплинированно себя вести.
Продвигаясь к площади "Минутка", мы применяли тактику, опробованную на Старой Сунже. Наши основные силы были: штурмовой отряд 504-го армейского полка, отряд 245-го армейского полка, отряд 674-го Моздокского полка ВВ и 33-я Питерская бригада ВВ. СОБРы, Питерский ОМОН были со мной до последней секунды. Зайцев Николай Андреевич был моим замом по милиции. Теперь он тотальный пенсионер. Хороший мужчина.
Мы зашли на Минутку крыльями. Первый полк был у нас в оперативном подчинении. Он на левом фланге отрезал противника от крестообразной больницы - это наше левое крыло. Силами 33-й бригады, 674-м, 504-м и 245-м полками мы взяли Минутку как бы в подкову. Вошли, охватили с флангов и замкнули свои крылья на Минутке. Жестко встали, заняли оборону. Особенностью наших действий было: начинали огневой бой утром, заканчивали в обед.
Каждая группировка: с севера, с запада в свое определенное время начинала давить. Чтобы боевики не могли понять, где главное направление удара. Булгаков, например, говорил мне:
- В семь часов ты вперед.
Я отвечаю:
- Товарищ генерал, в семь часов я ничего не вижу. Во-первых, у
нас плановый утренний огневой налет по всем точкам, - а сколько ни попросишь, Булгаков давал огня. - Пока осядет среди домов кирпичная пыль, сойдет туман. Давайте, - говорю командующему, - будем начинать, когда развиднеется. Я вижу, кто по мне стреляет - я его давлю. А в тумане носом к носу столкнулся... Хлоп. Хлоп. Всё. Опять разбежались. Никто никого не видел.
Поэтому у нас, как у немцев было. Утренний кофе! Немцы, кстати, в тактическом смысле были очень молодцы.
Утренний чай. Смотрим... Туман сел, пыль осела. Мы даем команду:
- Вперед!
Мы видим свои подразделения. Я с ними все время находился: в зоне прямой видимости. Главное, когда солдат знает, что ты, командир, идешь непосредственно за ним. Он спокоен, когда командный пункт, а это несколько офицеров, которые тащат все на себе, идет за наступающими бойцами. Солдаты всегда знали, что мы рядом. Мы их не бросали. Воевали не так, как написано в уставе: "НП - километр от переднего края, КМП - 2, 3 километра". Мы были с солдатами. В условиях города это надежнее, никто тогда не отрежет командный пункт, где только офицеры с картами и связисты. Так мы двигались на Минутку.
Утром наносился удар всей группировкой по выявленным целям. Это был сигнал к началу действия. Но мы, как правило, не начинали, пока результаты артиллерийского удара не создадут нам условия для дальнейшего продвижения. Как только все оседало, появлялась видимость, мы начинали идти. Где встречали сопротивление, то сразу давили его минометами, артиллерией, бомберами - авиацией, Булгаков не скупился на боевые средства. Была создана группа офицеров по применению артиллерии, которая работала изумительно. К артиллеристам мы испытывали максимальное уважение. Только благодаря им, у нас были минимальные потери и максимальное продвижение.
Настолько точно вели огонь! И никто не гавкался: "Ты что? А ты что?!" Меня удивляло - насколько слаженно работали! Артиллерийскими наводчиками были офицеры от старшего лейтенанта до старших офицеров - командиров батарей. Офицеры - умницы были!
Если мы заходили в какой-то многоэтажный дом, я выделял себе комнату для командного пункта... Лежала моя единая карта, рядом командиры полков, у всех листочки с кодами. Мы даже улицы на нашем направлении переименовали, чем ввели в большое заблуждение боевиков. Мы все разговаривали на одном языке - в едином реальном масштабе времени. Обстановка собиралась сюда же: вся и немедленно. В соседней комнате работала группа артиллеристов - вот они рядом. Происходило буквально следующее:
- Леша, срочно - цель!
- Вопросов нет: сюда, так сюда. Удар!
Единственное, чем был недоволен генерал Булгаков... Говорил мне:
- Так. Я свой командный путь к тебе подтягиваю. Отвечаю:
- Я тогда в соседний дом перейду. Он:
- Ты что - со мной работать не хочешь?
- Нет, мне просто неудобно будет вам мешать.
Командный пункт генерала Булгакова тоже все время перемещался. Мы у него очень много почерпнули. Огромадного опыта человек.
Самое первое достоинство в нем - целесообразное принятие решений. Булгаков никогда не махал шашкой. Он выслушивал всех и принималось наиболее целесообразное решение, при воплощении которого он применял все силы и средства. Не метался: "Ах, я щас сюда! Ах, щас я туда! А вот туда нет". Булгаков действовал продуманно, планово, жестко. Требовал тоже жестко. Мог и нехорошее слово сказать, но если видел результат, то прощал. Во-вторых, всегда реагировал на неоправданные потери, на невыполнение какой-либо задачи: "В чем причина?! Докладывайте!" Он не выносил обмана - это когда некоторые командиры в угоду обстоятельств начинали выдавать желаемое за действительность. Или, наоборот, никаких мер не принимали, чтобы задачу выполнить, какой-то бред несли в эфире, типа: "Перегруппируюсь, накапливаюсь". А Булгаков: "Ты мне уже двое суток перегруппируешься и накапливаешься".
О СОБРах в ходе штурма у меня остались самые лучшие впечатления: никаких вопросов к ним, никаких трений. Командиры были хорошие. ОМОНы проявили себя с самой лучшей стороны: красноярцы, питерцы.
Остались в памяти норильские собровцы. Снайперская пара выдвигается на работу. Я говорю:
- Так, поаккуратнее.
- Есть.
Ушли. Залегли. Ночью: бух, бух. Два выстрела. Приходят - две насечки на прикладах сделаны. Говорят:
