А - черно, (...)
И - красно… Я хочу открыть рождение гласных.
А - траурный корсет под стаей мух ужасных,
Роящихся вокруг как в падали иль в тине,
(...)
И - пурпур, сгустком кровь, улыбка губ прекрасных
В их ярости иль в их безумье пред святыней.
(А. Рембо. перевод Н. Гумилев.)
= = = = = = = = =


Когда делили нас на частных и несчастных,
Безропотных, пустых, виновных и живых,
Мы не сломали строй, что значило: «Согласны!»-
Не выпустили слов, что шли из головы,

Тогда вершилась мгла безволия историй,
Фонетикой излом времен не описать,
Согласными мы все считались априори,
А гласных стерегла молчания печать.

Заветное секло. Прокрустовы морали -
Неясно до сих пор - гнобили и вели.
В согласные ряды врывалась вдруг картавость,
Ввергая в дисбаланс шестую часть земли.

И вот мы всё прошли. И вот мы оглянулись.
Там прошлое слилось в клеймо «АфгАнИстАн».
А так хотелось нам увидеть слово «ЮНОСТЬ»,
И память к той поре отправить по следам.

Что в нас отозвалось, что мы посмели вспомнить,
За что мы не смогли умерить судный стыд,
Ведь гласные — лишь звук, их не дошлешь в патронник,
Чтоб душу защитить от памяти войны.

Три гласных звука «А» - вершины Гиндукуша?
Палаточный брезент прижатых небом крыш?
Изломы ледников, разломанные души,
Погостные столбы согласных до поры.

Три беглых залпа «А» без лжи корректировок,
Три выстрела в упор без почестей суда,
Три крика, звавших жизнь сквозь хрип посмертный глоток,
Три гласных из войны, пробившихся сюда.

Мы — вечные теперь? Нас меньше... меньше... меньше...
Мы — выжившие до... Сквозь времени витки
Мы дальше будем жить, нам повезет, конечно,
Ту истину постичь, что скрылась в гласной «И»...