Пакетики привить мне не сумели -
Мне всё не так, ни вкуса, ни душка...
Вот то был чай - на зимнем Алихейле -
Из духовского драного мешка.
В мешке от пуль моих остались дыры,-
Война войной, а чай остался цел.
Успел тот чай так листья растопырить,
Как паучок - оптический прицел.
А листья - что ладонь, и больше даже,
Таких с тех пор не видел никогда,
Такие листья рвут не на продажу,
Такие листья рвет себе война. 
Иначе бы просыпалась заварка,
Пока с врагом решали, кто кого...
Пуштунка, а быть может, китаянка,
Сняла с куста элитного его.
И бережно в плетеную корзину,
И после бережливо под навес,
И там он вял. А я-то в ту годину
Как раз из мира мирного исчез.
И в списках нашей роты проявился -
Боец-малец, душара-молодец...
Ни разу вдоволь чаю не напился,
Лишь пил узвар - колючка на воде...

И вот мы встретились.
На горке.
Жали духи.
Но выкусили.

А потом был чай.
Коричневоитакдушевногорек
Он душу грел сквозь кружку сгоряча.
Я пил взахлеб, сжигая губы, глотку,
И было так кайфово и тепло...
Потом - опять война. Прямой наводкой,
И до костей морозило, пекло...
Ну, а потом я, выжив, к миру вышел,
Мир ждал моих рассказов, я молчал,
Быть может, в Алихейле горы выше,
А может, весь тогда я выпил чай.
Когда мне в чашку вновь кладут пакетик,
Вдруг вспомнится душманский листовой,
Тот истинный, хотя без этикеток.
Мой чай судьбы. Заваренный войной.