Аннотация: мистическая повесть с использованием реальных событий.
Посвящается
тем самым четверым
женщинам-врачам.
Наговицына Екатерина
Энгенойская ведьма
'Как же сильно я устал!' - Пронеслось в голове Игоря. Последнее время эта мысль все чаще не давала покоя. Хотелось спать. Сказывался многодневный недосып. Но все не так просто... Надо собраться. Собрать силы, всю волю и добить разработку предстоящего выхода разведрот на зачистку небольшого села. Времени в обрез. Выход, кажется, самый обычный. Можно даже сказать рядовой, но...
Вот это 'но' не давало подполковнику покоя. И нехитрая задача вроде как в рамках условий боевых действий, обрисованных боевым распоряжением: контролирование определенной зоны в горно-лесистой местности Чеченской республики. Участок - несколько десятков километров, в масштабах карты совсем небольшой и не такой уж сложный. Но то, что хорошо да ладненько на бумаге, то очень заковыристо на овраге. На земле, за которую в данное время нёс ответственность отряд подполковника Игоря Андреевича Василевского, орудовала банда. И дело это, в общем-то, обычное, даже закономерное в условиях идущей здесь войны. Правда, до этого отряд и банда как-то вполне сносно сосуществовали рядом, просто зная о наличии друг друга, особо не контактируя и не досаждая различными неприятностями. Командиры, которые заступали до Игоря, руководствовались простыми человеческими соображениями: война идет, и пусть идет себе тихонечко стороной. Наше дело - отсидеть положенный срок и приехать домой, вернув мамкам и папкам живой личный состав. А подвиги и яростные атаки - это для героев кинолент...
Нет, конечно же, на службу никто не забивал. Все было продумано и отточено до мелочей. Каждый знал, что должен делать в случае неожиданного нападения на расположение. Все же, сказывался опыт первой чеченской кампании, - выводы делать научились быстро.
Василевский за военной романтикой тоже не гонялся. По опыту знал, что ничего особо здесь не изменишь и войну не победишь, а вот смотреть в глаза убитых горем родителей придется. Он становился старше и, наверное, сентиментальнее, больше стал ценить семью и уют домашнего очага. Да и чего греха таить, с женой ему повезло. Ольга была замечательная женщина. Так сказать, всеми качествами этой оценки обладала - красивая, ладная, и даже слегка раздавшись после вторых родов, стала еще привлекательнее в его глазах. Заботливая к нему и детям. Умело и споро вела их нехитрый офицерский быт. Веселая и легкая характером. Жить с ней было одно удовольствие, и последнее время Игорь начал замечать, что в командировках вдруг стал все больше и больше тосковать по дому, по жене, по сыновьям. А ведь раньше этого не было. Уезжал легко, приезжал легко.
'Старею', - подводил итог своим размышлениям Василевский.
Так вот, в последнее время что-то изменилось в состоянии дел на его линии фронта. Что ни рейд, то какое-нибудь ЧП - то обстрел, то подрыв. Засады делались грамотно, и выскакивали бандиты- как черти из табакерки. Что ж за ерунда такая?! Но царапала другая мысль - откуда у чехов информация по маршрутам. И ответом на это вырисовывалось единственное предположение, от которого подполковник пытался внутренне открещиваться: сливает кто-то, и этот кто-то совсем близко. Доступ к оперативной информации имеет и пользуется, паскуда. Игорь Андреевич не привык опираться только на предположения. Его пытливый ум требовал неопровержимых фактов, доказательств, и вот тогда бы рука не дрогнула. Лично бы списал предателя на неизбежные потери. Многое мог понять и простить Василевский, сказывалась жизненная мудрость в понимании других людей, их поступков, и лишь когда сталкивался с подлостью и предательством, внутри начинал просыпаться жестокий, безжалостный зверь. Но негласные проверки ничего не давали, подсказывая вариант, что 'утечка' может идти и 'выше'... От чего на душе становилось совсем тоскливо.
У входа в палатку послышался стук ног о деревянный настил. Даже не оборачиваясь, Игорь легко смог представить, как командир второй разведроты, Саня Крушнов, сейчас безуспешно пытается сколотить липкую пластилиновую грязь с берц. Василевский мог бы поклясться своим подствольником, что Саня при этом с удивлением разглядывает свои ноги, как будто никогда до этого ничего подобного не видел. Это выражение постоянно присутствовало на его лице - крайняя степень заинтересованности и легкое удивление. Точно так же он разглядывал новичков, карту, еду в котелке и трупы боевиков. Такая неизменная позиция импонировала Игорю. Симпатичен был ему этот немного флегматичный командир.
В душе опять заворочалось гадкое подозрение - а вдруг именно Саня сливает данные? Но даже под прессом внутренней паранойи не получилось связать Крушнова с боевиками. Невысокий, коренастый, немногословный, умело и спокойно вел свой счет с бандитами. А счета, по которым надо было взыскивать, присутствовали у всех. Тут же вспомнилось, как после первой засады, устроенной боевиками, ходили они среди погибших ребят. Игорь пытался держаться деловито, маскируя за подсчетом потерь свою растерянность от нарушенного перемирия. Вот ведь понимал, что нельзя расслабляться с этими шакалами. Сам в душе не верил в то, что постоянно будет так спокойно и ладно, но все равно эта первая засада застала всех врасплох. Не досчитались одного, командира группы, лучшего друга Сани - Федора. Саня метался с несвойственной для него скоростью среди изломанных, исковерканных тел, переворачивая парней лицом кверху и называя каждого по имени. И от этой переклички Василевскому становилось не по себе. Когда пересчет пошел на третий круг, он не выдержал и крикнул:
- Нет его!
И Саня остановился, замер, посмотрел на него с неизменным удивлением и, как будто не слыша слов Игоря, повторил:
- Его нет.
В этот момент их позвал один из бойцов, которые осматривали пути отхода боевиков. Саня ломанулся туда. У тропы, всего в десятке метров от места засады, лежало истерзанное тело Федора. Окрыленные легкой победой и ощущением безнаказанности, покуражились бандиты на всю катушку.
- Как же так, братан... - шептал Саня, пытаясь оправить форму на друге, но разодранная ткань в засохшей крови не хотела ложиться как надо и все время топорщилась, открывая изуродованное тело.
Вечером Саня попытался напиться. Сидел на камне, вглядываясь в темнеющую зеленку горного перевала, а водку, которую пил из горла, закуривал сигаретами, одну за другой. К нему никто не подходил. Было понятно, что никто не сможет сказать ему ничего утешающего. Умер его друг настолько страшно, что все слова были пусты и бессмысленны. И только начальник штаба, подполковник Лимонов, попробовал похлопать его по плечу, держись, мол. Саня только лишь дернулся, как будто его ошпарили, но не обернулся.
Игорю тогда тоже хотелось напиться. Сидеть и молчать, а может наоборот, выговорить всю досаду и внутреннюю боль, но нельзя. Весь личный состав был подавлен этой первой потерей, всем было тяжело и не хватало еще и командиру дать слабину, считай, враги деморализовали противника, а значит, выиграли, победили, добились своей цели. Игорь ввел усиление, и сам всю ночь не спал, обходя посты, вглядываясь в темноту, вслушиваясь к неспокойной, условной тишине кавказской ночи.
А на следующий день вывезли тела в Моздок и отправили бортом домой. Саня сам утром подошел и попросился сопровождать груз 200. Игорь дал добро и даже предложил ему остаться дома после похорон, но Саня отрицательно качнув головой, сказал:
- Я вернусь с заменой.
И вернулся. Привез замену.
А после этого собранный, готовый к работе, со злым задором выдвигался на зачистки и проверки. Наверное, никто в отряде не искал с таким остервенелым рвением боевиков и не предвкушал 'радость' встречи.
Палаточный полог хлопнул и с потоком холодного ночного воздуха, как и предполагалось, вошел Саня и без реверансов сразу спросил:
- Ну что командир, во сколько выдвигаться будем?
- Будем, - Игорь поднял красные от недосыпа и давления глаза.
- Предлагаю часиков в шесть, так сказать, с первой зорькой.
- Можно и в шесть, только вот что-то неспокойно мне последнее время.
- Ты знаешь, а мне как раз в последнее время очень спокойно стало. Так что не переживай. Завтра пройдемся на мягких лапах, пошестерим по новым нычкам. Смотришь, и зацепим ублюдков.
Игорь грустно усмехнулся:
- Зацепим. Каждый раз сами же на их фокусы нарываемся. Течет откуда-то, Саня, ой течет...
Помолчали. Понимание в полный рост присутствовало у обоих, а вот конкретики не было. Ротный внимательно посмотрел на Игоря и произнес вслух то, о чем уже неоднократно думал и сам Василевский:
- Может, у Тамары спросишь?
- Спрошу. Иди, отдыхай, завтра вставать рано. Перед выходом отдельно всем всё доведу.
Саша вздохнул и, не прощаясь, вышел из палатки.
Тамара - отдельная история. Приехала она с заменой, после того как погибла первая группа. Снайпер каких поискать надо. Яркая, крепкая, с красивыми волнистыми каштановыми волосами, чересчур заметная для этого места, она внушала благоговейный ужас всем, начиная от командования и заканчивая личным составом. Был у нее помимо снайперского таланта еще один необычный дар - предвиденье. Про это на людях молчали, но за глаза говорили про нее просто, по-деревенски - ведьма. Было что-то в ней действительно завораживающее и пугающее.
Вот и когда Саня хоронил своего друга Федора, черный от горя стоял у могилы, подошла она к нему и тихонько шепнула:
- Не рви душу, ты ИХ найдешь и не ошибешься, знак на КАЖДОМ будет.
И сразу как отпустило Сашку, - словно незримый ветерок души коснулся. Снова стал спокойный, как всегда. Вот только на выходах и зачистках пристально в чехов вглядываться начал. Пытался понять, что за знак такой предречен.
Игорь ощутил легкий запах корицы и уже за секунду до того, как прошуршал полог, понял, что вот и она - легка на помине. На пороге стояла Тамара.
- Разрешите?
- Проходи.
Она плавно подошла и села напротив командира.
- Разговор у меня к тебе серьезный, Игорь Андреевич.
- Ну... - протянул тот, теряясь в догадках.
- Ты только выслушай спокойно, без сердца. Просьба у меня к тебе, считай, что деликатная, личная, - и обволакивая взглядом командира, договорила, - напарница мне нужна.
- О как, а я ее где возьму, напарницу-то? - не понимал сути Игорь.
- В этом все и дело. Завтра придет девица просить перевод в нашу бригаду - там, дома. Позвони командиру, попроси, чтоб взяли и сюда по возможности скорее прислали.
Василевский аж задохнулся, махнув рукой.
- Да ты что, Тамара! Что ты такое говоришь? Кто придет, куда придет, что я Викторовичу скажу? Да ты себе это представляешь? Как комбригу объясню, чтоб он мне еще одну бабу сюда прислал?!
- Не бабу, - Тамара уперла в него свои огромные зеленые глазища, и от этого взгляда стало не по себе.
- Извини. Ну, не бабу, девицу эту. Ее в глаза никто не видел, да и как ее сюда заслать.
- Будет оказия. Точно.
Игорь соскочил со стула и стал мерить палатку шагами, пытаясь найти хоть какие-то доводы, чтобы пресечь эту безумную идею.
- Тамара, ты же знаешь, как мы все к тебе относимся. Ты только пальцем ткни, и любой из пацанов за честь сочтет с тобой двойкой быть. Ну что за блажь такая, а?!
- Я хоть раз у тебя что-то просила?
- Нет.
- Так вот сейчас прошу. Пойми, нужна она мне. Не могу объяснить, но нужна. Вот когда она приедет, тогда я тебе вычислю, кто бандитам информацию сливает, а пока силы не хватает.
Игорь поперхнулся.
- Бред какой-то. Такое ощущение, что я сплю. Тамара, ты что, хочешь меня на смех поднять?
- В чем смех?
- Да во всем! - он почувствовал, что внутри закипает, - Тебе-то здесь не место, а тем паче еще одной. Давай сделаем меня командиром бабского батальона, чтоб 'чехам' веселее воевать было.
- Ты, Андреич, не заводись. Говоришь сейчас не свои слова, да и мысли не твои. А вот чьи?
Василевский промолчал, понимая, что сказал явно лишнее. А Тамара продолжала, глядя ему в лицо:
- Ты просто не видишь эту ситуацию, как ее вижу я. Пойми одно, что в жизни мы все время сталкиваемся с выбором, а потом с этим выбором надо будет жить, - и, как будто подбирая слова, добавила:
- Сейчас не поможешь мне, потом не кляни судьбу за потерю младшего сына.
Игорь даже головой замотал от неожиданного поворота.
- Ты что! Ты что! Пашка -то тут каким боком?!
- А таким. То, что ты некоторые связи судеб не понимаешь, это не означает, что их нет. Так что выбирай. Не хотела я тебе это говорить, но извини, что пришлось.
Игорь, почувствовал, как окатило душу леденящим ужасом, который ковырнул хорошо скрываемый страх за семью, за сыновей - а вдруг...
И каким-то не своим голосом, просипел:
- Да как я комбрига об этом попрошу?
- Не переживай. Скажи Викторовичу, что я просила, а там дальше все само устроится, как надо. - И направилась к выходу. Вдруг остановилась, прислушавшись к тишине, и кивнув, пробормотала:
- Пусть Иргин и Буровой завтра на зачистку не идут, мамки за них сильно молили. И выходить надо в пять. Так оно надежнее будет. - И вышла, оставив за собой легкий запах корицы и ошарашенного Василевского. Тот лишь в растерянности пробормотал:
- Мамки какие-то... веревки из меня вьет. Ведьма.
***
В пять уже всех построили. Сонные солдаты зябли в утреннем тумане и ежились в бушлатах. Игорь довел основную задачу. Раздал последние указания командирам разведрот и уже перед тем как скомандовать на выход, объявил:
- Иргин и Буровой: выйти из строя!
Два молоденьких солдатика, с непониманием глядя на Василевского, вынырнули из шеренг.
- Заступаете сегодня в наряд по кухне. Остальные - по машинам.
Засуетились. Крушнов первый залез на броню. Удобнее усаживаясь и вглядываясь в предрассветные сумерки, куда предстояло выехать, нежно погладив автомат, словно охотничью собаку. У Василевского заныло в груди: 'Точно старею. Нервы кончились'.
На последнем бэтэре взгляд выхватил Тамару, в горке и брезентовой бандане практически не отличимую от других бойцов. Та кивнула ему, и в это время машины тронулись, быстро выкатываясь колонной на дорогу, ощерили стволы в разные стороны, и, обдав оставшихся гарью выхлопных газов, рванули, набирая скорость.
Василевскому нестерпимо захотелось перекрестить удаляющиеся машины, но он удержал этот порыв. Даже представил, как нелепо будет выглядеть, и усмехнулся. Фантазия нарисовала комичную картину, как он широким поповским жестом крестит колонну. Игорь мотнул головой, резко развернулся и быстрым шагом, пытаясь оторваться от щемящего чувства тревоги, направился к штабной палатке. Там, почему-то, даже не отдавая себе отчет, пристально оглядел все углы. Лишь убедившись, что точно один, достал спутниковый телефон. Посидел и, как бы собравшись с силами, стал быстро, дабы не передумать, набирать череду цифр. Пока выругал самого себя за несвойственную слабину - щелкнуло соединение. Игорь просиял:
- Оленька, привет. Это я!
- Здравствуй, родной. Как ты?
- Нормально, не переживай. Как пацаны?
А жена уже торопилась, экономя драгоценные минуты и, как всегда, пыталась вложить максимум информации в минимальный промежуток времени. Но главное - прочувствовать душой, все ли в порядке.
- Все хорошо. Костя четверть без троек закрыл. Сочинение написал на пятерку, хочет, как ты, быть командиром.
Игорь улыбнулся, она же продолжала, почти не делая пауз, зная, что связь может неожиданно оборваться, и когда опять услышит родной голос, неизвестно.
- Пашка вчера упал в садике, коленки в кровь разбил, но даже почти не плакал. Воспитательнице сказал: 'я - мужчина!'
В груди тягуче заныла тревога и, чтобы скрыть её от женской прозорливости, Игорь заговорил с нарочитой веселостью.
- А ты представляешь, Оль, вчера Тамара подходила и просила себе напарницу прислать, девицу какую-то.
На другом конце провода повисла тишина. И вопреки, а может даже наоборот, в поддержку некому тайному желанию Игоря, он бы и сам точно не определил, вдруг ответила:
- Тамара просто так просить не будет. Помоги. Позвони Викторовичу.
Разговор с Ольгой утвердил его в уже, в общем-то, принятом решении. Но нужна, нужна была поддержка от своего самого близкого человека- той, кому он всецело доверял. И сразу, дабы не растерять уверенность, набрал номер командира бригады. На удивление, Олег Викторович спокойно выслушал немного сумбурное объяснение и ответил, что если действительно какая-нибудь женщина сегодня придет устраиваться да еще и будет подходить по всем параметрам, то возьмет; а там уж будь, что будет.
Такого Василевский, честно говоря, не ожидал. Не предполагал, что так легко сложится этот разговор с комбригом. И отключив трубку, уставился на маленькую иконку Божьей матери, вложенную в руки женой еще перед первой командировкой.
- Дальше все по воле Божьей, я сделал, что мог.
И стало вдруг Игорю легко на душе, как от правильно сделанного поступка.
***
Всё сложилось, как, видимо, и должно было сложиться: через три недели бюрократическая машина Минобороны, поразив всех непривычной скоростью и оборотистостью, прислала в отряд молодую девчонку. Её уже ждали, слухи о прибытии долетели до отряда и, обрастая фантазиями и домыслами, живо обсмаковывались личным составом.
Сверхъестественного в ней не было ничего: среднего роста, короткая стрижка, серые глаза, волевое лицо, негромкий голос. Все, кроме одного: еще никто и никогда из женщин не переводился так стремительно и легко. Да еще и сразу попала в командировку. Все, начиная от Василевского и его заместителей и заканчивая рядовым составом, разглядывали ее, даже не как представительницу другого пола, а как некое чудо. Один из солдат, глядя, как она ловко спрыгнула с Урала, привезшего ее вместе с продуктами из Ханкалы, ляпнул что-то скабрезное. Стоящие вокруг дружки громко заржали, не заметив как со спины, незаметно вынырнула Тамара.
- Кто еще раз такое скажет или даже подумает, тот до дембеля не доживет. Это я вас не пугаю, а как старший товарищ предупреждаю.
И не оборачиваясь пошла к штабной палатке, оставив за спиной гробовое молчание.
Больше желания болтать ни у кого не появилось. Все уже знали, по чьей рекомендации новенькая здесь оказалась. Да и в общем-то, и не о чем было судить-рядить, пацанка и пацанка, даже имя какое-то не совсем девичье - Кира.
Девчонка оказалась простой, без амбиций и закидонов, спортсменкой в прошлом, мастер спорта по биатлону, решившей пойти по стопам отца и служить Родине. Сама не ожидала, что все так для нее сложится, без препон и затей, явно не понимала, чем вызвала такое пристальное к себе внимание. С детства знала, что уважение еще надо заслужить. Ощущая некий аванс, выданный высшими силами, пыталась постоянно доказывать, что достойна.
Зашла в штабную палатку, представилась, подала Василевскому документы. Тот быстрым взглядом окинул ее. Внутренний страх, что вдруг прибудет какая-нибудь сногсшибательная роковая красотка и покой в вверенном ему отряде будет утрачен, - пропал. Девчонка по его чутью была правильная. Игорь для приличия задал ей какие-то обязательные вопросы, из серии 'как добралась, готова ли нести службу и есть ли какие-либо пожелания?'. И удовлетворившись краткими ответами, кивнув в сторону двери, сказал:
- Ну, тогда, Кира, поступаешь в личное распоряжение капитана Вьюжевой. Знакомьтесь.
Кира обернулась, вздрогнув от неожиданности, - за спиной стояла женщина.
Та улыбнулась и, шагнув к ней, протянула руку:
- Тамара. С приездом.
- Очень приятно. Кира.
Василевский остался доволен таким знакомством:
- Устраивайся, осматривайся и приступай к выполнению своих обязанностей. Тамара тебе все объяснит и покажет.
Обе вышли из палатки. С души словно не камень свалился, а глыба. Пусть будет женская снайперская двойка, вон у 'чехов' полно было прибалтийских и украинских снайперш, и ничего, как-то находили общий язык, а у них вековые традиции и шариат. Правда, этого благодушия не разделил 'замок' и старый приятель, вместе с которым Василевский окончил артиллерийское училище, майор Васеев.
- Ну что за фигня? Нахрена нам эти бабы! Ну, вот объясни ты мне, Игорь, почему ты позволил. Насмешка какая-то над тобой. Тамара эта навязалась на нашу голову, теперь эта пигалица еще приперлась. Дома им не сидится, подвиги подавай.
- Ладно, Володя, не накручивай себя. За время службы к Тамаре никаких нареканий не было. Да и дар ее, опять же, нам на пользу. К тому же новенькая, вроде, девчонка неплохая.
- Ой, да какой дар. Крутит из вас веревки. Охота себя начальницей почувствовать, вот и нагоняет тень на плетень. Не верю.
- Однако дело свое знает на пять с плюсом. Есть чему поучиться. Да и счет с врагом ведет. Чего тебе еще надо?
- Мне надо, чтоб этих баб рядом с нашим отрядом не было. Не место им на службе и, тем более, на войне. Детей пусть рожают и мужиков с работы ждут. А здесь, вот помяни мое слово, устроит еще эта двойка нам делов.
Васеев зло закурил, отвернувшись к маленькому окошку, через которое все равно ничего не было видно.
'Эх, кипит Вовка, устал, начинает раздражаться' - отметил Василевский, глядя в упрямую широкую спину товарища.
Правда, сколько помнил Игорь Васеева, тот всегда быстро заводился. Но всегда по теме. 'Темперамент', - говорили про него. Душой болел за дело, тем более, что спецом был отличным. Можно сказать, воином с плаката 'Будь мужчиной - отдай долг Родине'. Высокий, статный, широкоплечий, с красивым, чуть суровым лицом. Сильный и ловкий. Еще до училища сумел сдать на черный пояс по каратэ и поэтому периодически демонстрировал на показухах что-нибудь из стиля Брюса Ли и ему подобных. Был в почете и уважении и среди курсантов и даже среди преподавателей, так как всегда был за справедливость.
Однажды, еще в начале учебы на первом курсе, чуть не вылетел из училища за то, что крепко отбузгал второкурсников, которые пришли к ним в расположение после отбоя и начали права качать перед, как они говорили, малолетками, пытаясь указать, где их место и как положено общаться со старшими. Старшекурсников было пятеро, но это им не помогло. Утром все были в лазарете, а Володя пред начальством. Где упорно молчал на все задаваемые вопросы, чем довел товарища полковника до крика и угроз об изгнании с волчьим билетом. И лишь пришедший командир взвода смог потушить этот фонтанирующий вулкан, а позже в приватной беседе объяснил полковнику, как было дело.
Впоследствии Володька стал кумиром всех курсов, так как никого в обиду без причины не давал и всегда выступал в роли третейского судьи, быстро и справедливо расставляя акценты в спорах и упреках, которых всегда хватало в училище, как в прочем и везде, где под одной крышей собрана куча разновозрастной молодежи. И даже руководство училища иногда обращалось к нему, чтоб помог какому-нибудь курсанту младших курсов, который не мог найти общий язык с остальными ребятами. Он не просто брал шефство над изгоем, а подтягивал и занимался с курсантом лично, выделяя на него свое время, которого и так всегда не хватало, чем мгновенно повышал его рейтинг среди остальных. Уже тогда у Васеева было отличное педагогическое чутье на людей и различные подходы в воспитании будущих офицеров. Этому богатырю искренне хотелось подражать. Да и чего лукавить, даже Игорь помнил, как невольно копировал его в словах, жестах, мимике. Стоя перед зеркалом, сравнивал себя с другом и вздыхал. Юношеский максимализм безжалостно расставлял оценки. Казалось, у того нет даже маломальских слабостей. Но Игорь знал, одну, так как вместе, курсантами бегали на дискотеки. Володька, не теряя лица, млел от повышенного женского внимания. Без раздумий бросался в битвы за сердца красавиц и выходил достойным победителем.
После выпуска служба их развела. Васееву, закончившему с отличием, предлагали остаться и продолжить службу в стенах училища, пророча блестящую преподавательскую карьеру, но он отказался, всей душой стремясь на реальную службу. Легко, без особых трудностей прошел отбор в спецназ, впрочем, никого этим не удивив. Хотя Василевский иногда ему и повторял, что артиллерия изрядно потеряла в его лице. На что Васеев только весело махал своей ручищей и басил, что не видит себя вне спецназа и боевых выходов, и через какое-то время окунулся в водоворот первой чеченской кампании.
Слыл смелым и отчаянным офицером. Быстро и заслуженно оброс медалями и уважением сослуживцев. А вот в личном плане - как-то не сложилось: поменял двух жен и сейчас находился в свободном поиске. Правда воздыхательниц и претенденток на свободное сердце героя была очередь как в Мавзолей во времена Союза. Но то - дома. По первой, павлином выхаживал Вова перед только прибывшей Тамарой. Сев на любимого конька, предлагал помощь, различные услуги, а так же защиту и покровительство. Тамара, в свою очередь, весьма холодно отреагировала на его подкаты и корректно, однако вполне недвусмысленно дала понять, что, мол, в его услугах не нуждается и постоять за себя сумеет сама, - это не первая её командировка в горячие точки и даже не вторая.
Обломив Васеева, она несказанно удивила Игоря, так как тот честно считал, что мало кто может устоять перед чарами друга, а уж 'незамужней крепости' так тем паче не выдержать такой осады. Вот только факт остался фактом, а 'отшитый' Володька в открытую злился на Тамару, больше не пытаясь скрывать своего настроя и явно не понимая причину фиаско.
***
- Кира, запомни главное: война - это не спортивные соревнования, а снайперская работа - это не стрельба на очки. Здесь каждый твой выстрел определяет, чья жизнь ляжет на алтарь войны, врага или кого-то из своих. Потому что ценой за твой промах будет смерть нашего пацана, пусть даже в отдалённой перспективе. Война не прощает ошибок. Поэтому выстрел должен быть осмыслен - зачем ты его делаешь? Зная ответ, перед тем как нажмешь на спусковой крючок, ты убережешь себя впоследствии от срывов и мук совести. Поняла? Смотри в прицел, как охотник, ищи цель. А найдя ее, рассчитывай партию 'кто кого?'.
Кира внимательно слушала, впитывая каждое слово своей наставницы. Подружились они мгновенно, с первых минут ощутив легкость в общении. Обучение проходило не в душных классах, а в духе службы - в снайперской лежке, недалеко от лагеря. Выходы эти были учебными. Тамара передавала свои знания методично и подробно. Показывая на местности, где можно делать лежки. Как лучше выбрать место, чтоб через несколько часов наблюдения самой не оказаться на обозрении. Что может демаскировать, а что, наоборот, скроет от вражеского антиснайперского поиска. Куда уходить, как подходить. Но главное, вкладывала в Киру военные понятия и ценности, постепенно отшелушивая с нее гражданский налет. Благо, что учить стрелять - нужды не было. В этом опыт биатлона был неоценим. Кира чувствовала СВД как продолжение себя. Четко, быстро, интуитивно выбирая поправки на ветер, осадки, расстояние, деривацию и плавно выбирала спусковой крючок, отправляла пули точно в цели, пока учебные. Выпускной экзамен Тамариной школы, боевой выход, был еще впереди.
- Тамар, а ты женщин убивала?
- Я убивала врагов. Пол и возраст в этой оценке роли не играет.
Кира оторвалась от прицела.
- Но это же, как-то... неправильно.
- Война - вот что неправильно. Но если люди за все время не нашли иного решения своих проблем, приходится прислушиваться к этой жестокой правде: если есть враг - он должен быть уничтожен. Ты или тебя, а прочая лирика хороша для мирной жизни.
Кира уперла взгляд в землю, прошептав:
- Наверное, я не смогу стать хорошим снайпером. Мне кажется, что я не смогу так хладнокровно рассуждать и правильно делать выбор - враг предо мной или гражданское лицо.
- Сможешь. Станешь ты отличным снайпером. Внутренний стержень не даст тебе сломаться или ошибиться в выборе цели. - Тамара пристально посмотрела на понурившуюся девчонку и дружески потормошила ее за плечо:
- Брось, не грусти раньше времени. Слушай лучше одну историю... Несколько лет назад, в одной из командировок, наши соседи столкнулись с тем, что по ним работает вражеский снайпер. Выстрелы преследовали в самое неожиданное время и, казалось бы, в защищенных местах. В людях появился страх. Враг казался неуловимым. Но больше всего угнетала его изощренная жестокость. Впервые столкнулись с тем, что снайпер использовал бронебойные и зажигательные патроны. А стрелял так, что отрывало части тела напрочь. Первый всегда был ранен, да так ловко, что самостоятельно от боли и кровопотери не мог проползти и десятка метров. Пока пытались его спасти, теряли еще нескольких.
Долбили, конечно, из пулеметов и гранатометов в направлении, откуда могли стрелять. Растяжки выставляли, засады делали, в поиск шли, - все без толку, через несколько дней опять потери и вновь тот же почерк. Какой-то заговоренный работал. И притянуло меня к этой истории. Попросилась поработать, помочь. Сначала, конечно, скептично отозвались, но с другой стороны, решили, почему бы и нет, хуже точно не будет, а раз мне охота рискнуть, то вперед - билет заказан. Дали добро, нескольких парней, автоматчиков для прикрытия, и зеленую дорожку.
После очередного нападения выдвинулись, прошарили всю округу. И представляешь, ничего. Даже лежки найти не смогли. Как будто чёрт с воздуха по нам лупит. Всю следующую ночь маялась, не могла уснуть. Хотя, главная тайна для меня была в другом: не чувствовала я Его. Как туманом всё прикрыто, только запах какой-то тухло-сладковатый словно витает в воздухе.
Стала в следующие дни сама в лежке замаскированной прятаться. Выжидать. Может, где ошибочку выдаст зарвавшийся от своих успехов гад, может оптика где блеснет. Тишина. Даже птиц никто не спугнет. И не давал мне покоя запах этот трупно-приторный. Предчувствие голову сверлило, что силы какие-то схожие работают, да только против нас. Выставила вокруг себя обереги, перед собой землей родной с заговором, еще бабкиным, осыпала и дальше выжидать стала. А ждать я умею. Прошла неделя. Без результата.
Вдруг вижу, как ворон -падальщик к месту одному на отвесном скальничке подлетел и пропал за чахлым кустом. И вот вроде обычное дело. Еды для них тогда полно было. Вороны жирные стаями кружили. А тут одна птица. Да и что ей делать на скале. Я вся в одно сплошное чутье превратилась. Глаза закрыла, чтоб не обмануться. Кожей чувствую, как на том склоне трава от ветра колышется. Как камушки осыпаются. Понимаю, что лаз за кустом находится, но вот в темноту его проникнуть не могу, не пускает что-то. Лишь веет оттуда так, что у меня по телу мурашки бегают. Ужас какой-то давит и гонит. Прямо силой себя удерживаю, чтобы не соскочить и бегом, в полный рост, не побежать прочь. А трупятиной прет оттуда так, что нос закладывает. И так мне жутко стало, как редко когда бывало. Даже объяснить тебе сейчас не смогу, ведь не видела ничего, а как будто из темноты этой вязкой, почти живой, морда на меня смотрит жуткая, уродливая и злобная.
И в это время один из недалеко прятавшихся парнишек автоматчиков, вдруг встает и шепчет: 'Не могу я! Не могу тут быть!'. А в следующую секунду в полный голос: 'Не могу!!!'.
Меня как подкинуло. Я к прицелу. И в этот миг выстрел грянул. Я сама еще частично там, у норы этой проклятой, духом находясь, увидела, как пуля уходит точно в цель, в пацана этого двадцатилетнего. Обрезал, мразь, пацаненкову судьбу прямо на половинке...
Но и я не растерялась тогда и в ответ пулю послала, да не простую. Нет, ты не смейся, Кирюха, не серебряную. Хотя, ты знаешь, для той твари в самый раз было бы. А заговоренную, чтоб точно во врага! Специально для подобного случая припасенную. Не спастись от нее ни человеку, ни оборотню. И выстрелы наши слились в одно гулкое эхо. А я уже смотрела, как медленно оседает парнишка, опрокинутый и сломанный той вражеской пулей, знала, что ничем не помочь. Парень падал мертвый. Тело еще не понимало, что случилось, а душа уже освободилась. Но я тоже попала, в свою Цель.
Когда добрались до этого проклятого места, нашли отличную лежку. Не лежка, а мечта любого снайпера. В скале был просторный лаз. С одной стороны, отлично замаскированный, на высоте, откуда просматривалось все наше расположение. Прикрывался он пуленепробиваемой крышкой. С другой стороны - выход в низинку, к ручью. Пойди найди, даже собаки бы не взяли.
Вытащили мы из норы этой девчонку мертвую. Молоденькую и, ты знаешь, жуть какую красивую. Пуля ей в шею попала и весь хребет раздробила, так что голова на жилах и лоскутах кожи болталась. Командир и солдатики тогда словно завороженные на нее смотрели: то ли сраженные ее красотой, то ли молодостью, то ли тем, что так долго поймать, не могли. Только я стояла, смотрела и видела, что не девка это вовсе. Под красивой оберткой была тварь страшная и мерзкая, жрущая жизни наших ребят.
Отвернулась и полезла в лежку ее, переборов отвращение и жуть. Нашла, что искала - шкатулку небольшую с зеркальной крышкой, а в ней оберег - заговоренные куски плоти человеческой и кости переломанные, пересыпанные травой колдовской, да вороньими перьями. Из-за шкатулки этой я ее увидеть и не могла, а вот смрад этот до сих пор помню. Когда вылезла, подошла к ней и под удивленные взгляды, ударами приклада, отсекла голову от тела. Почему-то захотелось подстраховаться от мороков ночных. Иногда к приданиям старины надо прислушиваться. Просто очень искаженные многие до нас сейчас доходят. Но вот штука в том, что когда голову от тела отбила, она глаза открыла, а тело дернулось, как будто воздух выдохнуло и пальцы, словно когти сжались и по земле проскребли. Парни в ужасе отшатнулись, кто-то креститься стал. А я уже знала - вот она победа, на моем счету. Не человека победила, а ровню себе - это дорогого стоит. Считай, её сила мне перешла.
- А зло? - Кира заворожено слушала, забыв про все на свете.
- А что зло? Зла самого по себе не бывает. Но если человеку дается сила, он сам выбирает, во что ее превращает. Кто-то злобу выбирает, а кто-то доброту, - улыбнулась Тамара, легко щелкнув слушательницу по носу.
- А ты добрая, - и, переборов смущение, Кира добавила, - Ведьма...
И как будто даже испугалась дерзости своей. А Тамара наоборот, рассмеялась легко, совсем по-девичьи. А отсмеявшись, серьезно и задумчиво глядя вдаль, ответила:
- Я делаю то, что, считаю, должна делать. И тут общей оценки нет. Для своих я - добро, а для врагов я - зло страшное. И, как еще во времена Великой Отечественной войны, говорил Василий Зайцев - 'имя мне снайпер, кинжал в сердце врагов моей Родины.' И ты должна стать хорошим клинком, из булатной стали, чтоб боялись и трепетали недруги, и не важно в каком обличии они будут. А для этого еще учиться и учиться.
***
Не спалось ночью Кире, ворочалась с боку на бок. Во-первых, в палатке не было Тамары. Она заступила в наряд и находилась сейчас где-то в 'секрете'. Во-вторых, не шел рассказ из головы, подтверждающий болтовню теток из отдела кадров, услышанную при оформлении документов о переводе.
Те косились на нее любопытными, недобрыми взглядами, шушукая за спиной. Из обрывков фраз поняла тогда Кира, что все не просто в ее трудоустройстве, а всецело обязана она какой-то ведьме. По шипящим пересудам было ясно, что кадровые тетки ведьму эту не любят, а вернее, жуть как боятся. И улучив момент, когда в кабинете осталась одна, самая вроде как не вредная Клавдия Ивановна, подкатила к ней, предварительно вручив большую шоколадку, так сказать, за хлопоты и скорость в оформлении бумаг. Клавдия расчувствовалась такому отношению, так как была женщиной скупой и даже прижимистой, и при этом неистово завидовала своей начальнице, Татьяне Максимовне, которой различные подарки вручали с завидным постоянством, обходя рядовых служащих стороной. А руководительница с царского плеча иногда выставляла на стол для чаепития коробки конфет и печенье, которые были ей не по вкусу.
Клавдия Ивановна торопливым воровским движением сунула шоколад в сумку и разоткровенничалась. Что мол, видит она, что Кира девчонка душевная, хорошая, добрая, а вот идет в лапы Тамарины, как овца на заклание. А Тамара эта - ведьма жуткая. Много чего знает и умеет страаашные дела творить, - нарочито растягивая слова и округляя глаза, вещала Клавка. Кира вроде как удивлялась, охая, провоцируя кадровичку на подробности, и та валила их, как из мешка, сама уже не понимая, где правда, а где их бабские домыслы.
По ее рассказам выходило, что ведьма Тамара змеей заползла в их бригаду и различные слухи шли впереди ее поступления. Люди говорили, что силы колдовской она не малой. Снайперской работой лишь прикрывает дела свои темные. Какие - ей, Клавдии неизвестно, но ясно дело, что не христианские. Как уж они были против, чтоб ее взяли, но тут силы были явно не равны. И придя в бригаду, стала она в доверие втираться, да добрыми делами прикрываться. Так, например, однажды пришла к самому командиру бригады Олегу Викторовичу и попросила, чтоб он жену с дочкой в гости к свекрови назавтра не пускал. Подождет, мол, цирк до следующего раза.
Комбриг тогда в самом деле опешил, начал горячится, с чего вдруг она ему будет указывать, но вдруг осекся, удивившись тому, откуда она знает про то, что жена с дочкой собирались завтра ехать в другой город, к его матери, и что та обещала билеты в цирк купить. Комбриг сказал тогда Тамаре, чтоб она не морочила ему голову. А уже через день сам к ней пришел и благодарил, чуть не со слезами на глазах. Оказывается, рейсовый автобус, на котором собиралось ехать его семейство, попал в жуткую аварию, в которой многие пассажиры погибли, а многие покалечились. И что Бог послал ему Тамару, и она уберегла от страшного его близких. Спрашивал, чем он может ее отблагодарить, а та лишь улыбнулась и ответила, что когда-нибудь обратится с просьбой и вот тогда очень важно, чтоб он не забыл про этот день и помог. Дескать, больше ничего не надо. Викторович заверил, что сделает.
И вот сейчас, видимо, этот день пробил, и попросила Тамара не повышения по службе, не благ каких-то, а чтоб взяли на службу ту, которая придет, и пришла именно Кира. А теперь все гадают, зачем она нужна этой ведьме.
Кира же удивилась, почему они эту таинственную Тамару так не любят, ведь как получается, замечена она была в делах добрых. Помогла сохранить семью комбригу, да и ни в чем другом зла не делала. На это Клавка раздраженно передернулась и, понизив голос, доверительно зашептала Кире на ухо:
- Ага, что ей, ведьме, людей запутать. Раз плюнуть. Ну, сделала добро комбригу, вот ведь невидаль, а взамен опоясала его обещанием, которое тот ни за что не нарушит. А может, она специально эту аварию и подстроила, и людей погубила, чтоб авторитет себе поднять. А насчет зла, так в этом ты, Кира, еще слишком молода и опыта у тебя нет. - Клавка со значением посмотрела на Киру и продолжила рассказывать, как недавно, перед этой командировкой, зашла Тамара к ним и сказала начальнице прямо в лицо, что если та еще будет слухи распускать и злословить, то получит такие проблемы, что про нее и думать забудет. Развернулась и ушла гордая как царица. Начальница тогда плюнула ей вслед и разразилась таким матом, какой еще никто и никогда в их отделе не слышал. А через час, когда Татьяна Максимовна заваривала кофе, у чайника вдруг ручка отпала, и крутой кипяток обварил ей ноги. Да так, что до сих пор мается. Ожог никак не сходит, все время мокнет и болит. Но и это еще не все. Муж ее на днях объявил, что устал от их совместной жизни и постоянного недовольства жены по различным поводам и уходит к другой женщине. Татьяна, конечно, баба крутая и бывает несдержанна, но все ж как-то не ожидала, что муж-подкаблучник от нее сбежит. Так ведь мало было этой ведьме над бедной женщиной так покуражиться, добила она ее полностью. Недавно поставили сынку Максимовны страшный диагноз - диабет.
В этом месте, по лицу Клавдии проскользнула легкая злорадная усмешка: 'Правильно, а как ему не заболеть, если мать с работы постоянно тащит то конфеты, то торт, то шоколад. Все дитятку своему родному. Как будто у других детей нет'. Но тут же спохватилась, взяла себя в руки и добавила уже со скорбной миной на лице: 'Малец-то чем перед ней, ведьмой, виноват!'
Так что сейчас Татьяна Максимовна в их диспутах участия не принимает, быстро уходит в свой кабинет и практически до конца рабочего дня оттуда нос не кажет. Слышно только, как иногда плачет, как будто собака скулит. Сникла и подурнела. А другие сотрудницы уже обзавелись разными оберегами и молитвами, выбросили кучу денег на разные заговоренные вещицы и поэтому могут себе позволить посудачить о делах ведьминых злобных и недостойных. Надеются, что не подведут талисманы и не услышит Тамара их пересуды.
А Киру, ей, Клавдии, дескать, искренне жаль. Сразу понятно, что задумала Тамара что-то ужасное, и нужна ей душа свежая, чистая, незапятнанная. Так что, пусть держит ухо востро и будет начеку...
Пока ехала, думалось всякое. Мысли были мрачные, мнилось страшное, да и Тамару она представляла себе почему-то вредной, злобной и сварливой теткой. А по приезду удивилась. Тамаре было за сорок, а внешне выглядела она прекрасно. Да еще поразили Киру внимательные, добрые, какие-то совершенно солнечные глаза. И по характеру оказалась легкой, веселой и совершенно не такой как ее обрисовали. Сначала даже Кира подумала, что наговорили женщины, разыграли и напугали новенькую для своего развлечения, но быстро смекнула, что в конторских бабских пугалках и страшилках всё-таки что-то было. В отряде поглядывали на них с легкой опаской и уважением, держались подальше и ни с какими глупостями не подкатывали. Ее это удивило и порадовало, одной проблемой было меньше. Но вот колола душу одна мысль - зачем же стала нужна ей Кира.
К утру вернулась Тамара. Зашла, сразу наполнив палатку запахом ночного влажного горного кавказского леса и корицы. Прислонила к своей кровати винтовку, раскинула на стул маскировочную сеть и шепотом спросила:
- Ты чего не спишь?
- Тебя жду. Переживательно как-то стало.
Тамара подошла к Кириной кровати:
- Да ты что, не накручивай себя. Все хорошо.
Кира вздохнула и задала вопрос, который почему-то тоже не давал покоя:
- А ворона та, что к снайперской лежке прилетела, куда делась?
- Ворона, - Тамара задумалась на секунду, - думаю, что как таковой вороны и не было. Просто нас, - и она улыбнулась, - ведьм, видят иногда в образе несколько ином, необычном. С кем по духу своему ближе, в таком виде и проявится.
- А ты в каком образе?
- Придет время, может и увидишь. А сейчас спать давай. Утром головы не оторвешь.
Но Кире надо было удовлетворить свое любопытство до конца:
- Том, подожди, а шкатулку ее ты куда дела?
- Ну, Кирюха, любопытной Варваре сама знаешь что сделали. - И не раздеваясь, легла на свою кровать, прикрыв глаза, закинув руки за голову, договорила:
- Все, что внутри было, по ветру развеяла, а саму шкатулку разломала о камни и выбросила в обрыв.
И словно предчувствуя следующий вопрос, продолжила:
- А девку ту заминировали и подорвали, как будто она сама на мину наступила. Так что и сейчас душа ее черная в образе вороны где-то кружит, и к любопытным девчонкам ночью прилетает и в макушку клюет. Вот и все, давай спать.
- Есть, товарищ капитан.
Но через несколько секунд Кирюха все же не выдержала и, приподнявшись на локте, вглядываясь в предрассветном сумраке в сторону напарницы, спросила главное, в чем нестерпимо хотелось поставить точку:
- Том, а ты знаешь, что тебя тетки в бригаде не любят и болтают разное?
Женщина усмехнулась и ответила, не удивившись переходу в разговоре:
- Знаю. И некоторые мужчины тоже. Но я ж не леденец, чтоб все меня любили. Только боятся они меня, а главное зло в них самих сидит. Всё, быстро спать.
И Кирюха, откинувшись на скатку, заменяющую ей подушку, мгновенно провалилась в сон.
***
- Парни, Крушнова никто не видел? - Тамара обратилась к проходившим мимо солдатикам второй роты.
- К связистам уходил. Пытается с Ханкалой связаться, чтоб подтвердить прилет вертушек для предстоящего выхода.
- Вертушки это хорошо, ' Крокодилы' это то, что надо, - как будто сама себе пробормотала Тамара и, кивнув в сторону командирской штабной машины, позвала Киру, - пойдем, поздороваемся. Может, Саню там найдем.
Он действительно был в 'шишиге'. Вместе с двумя радистами пытались наладить связь, но что-то не получалось. Прием фонил и шумел, периодически выхватывая какие-то чужие обрывки переговоров. И вдруг, в тот самый момент, когда Кира с Тамарой поднялись в кузов, связь стала чистой, как будто говоривший стоял рядом.
- Эй, русский Ваня, слышишь мэня? - голос был приглушенный, с сильным кавказским акцентом. Парни, до этого беззлобно ругавшие технику, от неожиданности замолчали, как будто тот далёкий мог услышать их и без аппаратуры.
- Знаю, слышишь. Так вот, запомни: я с моими людьми приду и буду тебя и друзей твоих убивать. Горло тебе медленно резать буду, да.
Крушнова, аж передернуло. Задел его бандит за живое, сдернув тонкую корочку с душевной раны, и он, схватив тангенту, сдавленным от злобы голосом просипел:
- Слышь, ты, скотина, я тебе сам глотку перегрызу, когда найду.
На другом конце гортанно засмеялись, довольные эффектом.
- Боишься, Ваня! Правильно делаешь. Я много ваших убил и дальше буду. Я рядом, кафир. Ближе, чем ты думаешь.
У Крушнова заходили желваки от кипящей ярости. Было видно, что он сдерживает себя, чтоб не разбить радиостанцию одним ударом, сорвав на ней злобу от бессилия:
- Кто ты, шакал? Как тебя зовут? Я тебя найду, сердце тебе вырву и собакам его отдам. А уши отрежу и засуну в глотку, как ты это делал с нашими парнями.
Чеченец смаковал ситуацию, отвечал протяжно и пафосно:
- Имя мне народ, и ты меня никогда не найдешь, это я первый с тебя кожу сдеру и в землю закопаю по шею. Слышишь, да.
Тамара резко подошла и с силой вытянула из плотно сжатых пальцев тангенту:
- А ты народом не прикрывайся. Имя твое Арби, а фамилия Юсупов. Ты помощник главаря банды Касумова. Хочешь, еще кое-что расскажу, например, что родные твои живут в Самашках. А старшая дочь сейчас в Моздоке. Сказать при твоих дружках, чем она там занимается? И еще - этот Ваня, с которым ты сейчас говорил, найдет тебя, и слово свое сдержит.
В рации забулькало, послышались проклятия. Было понятно, что Тамара попала в цель.
- Кто ты, русская тварь?!
- Я, Арбиша, твой ночной кошмар. Я та, кем тебя пугала бабка в детстве.
- Шайтан, - взревел чеченец.
- Нет, я всего лишь русская ведьма, и я знаю, чего ты боишься.
В рации послышался ругань, и уже другой голос просипел:
- Эй, что ты гонишь! Тебе нас не запугать, мы вас всех уроем.
Тамара улыбнулась.
- О-о, здравствуй, Мустафа. Вот ты сейчас с нами время теряешь, некрасивые слова говоришь, а лучше бы домой поспешил, с сыном попрощался. Умрет он завтра. Так что беги, беги быстрее. - Чеченец вскрикнул, и связь прервалась. Все присутствующие заворожено смотрели на женщину стоящую у аппаратуры. Первым в себя пришел командир второй разведроты:
- Тамара, откуда... - только и смог выдавить из себя Саня.
- Я все это знаю? - она обернулась и посмотрела ему в глаза.
- Юсупова, с одной из прошлых командировок. Его тогда задержали, и он в ногах у командира валялся, клялся детьми и женой, что чист перед нами, что простой овцепас и никому ничего плохого не делал. А после того, как его отпустили, продолжал по ночам обстреливать наши позиции, пока какая-то темная история там с ним не приключилась. Теперь вот по ночам по лесу не бродит. Опасается.
- А про сына? - не удержалась Кира.
- Знаю и всё. Иногда бывает такое озарение, - и тут же обратилась к Крушнову: - Саша, мне надо с тобой переговорить. Пойдем, выйдем.
И Крушнов вышел за ней, все еще находясь под впечатлением от радиоэфира.
***
А уже через день, по темным неосвещенным улицам села не спеша шел чеченец. Не торопясь, с чувством собственного достоинства вышагивая по грязной жиже, покрывающей дорогу, Арби размышлял. На свежем воздухе ему всегда лучше думалось. Он считал, это из-за того, что он отличный воин, привыкший к жизни в горах и длительным переходам. И сейчас ему было о чем подумать. Сомнения, страхи и доводы разума стекляшками калейдоскопа, менялись в душе: 'Что может сделать эта урус баба? Мне - джигиту, воину?!' В какой уж раз он задавал себе этот вопрос и сам же отвечал: 'Ничего! Меня не запугать этими штучками. Знает она, видите ли, меня. Так много, кто знает. Люди боятся и уважают. Но что известно соплеменникам, то обязательно узнают эти неверные псы. Ну и пусть! Всех задушу, как давил этих щенков все эти годы. Группа у нас сильная. Нохчи в ней все правильные, проверенные, не выдадут!' По лицу проползла самодовольная ухмылка, которая быстро слетела от неприятно царапнувшей мысли: 'Знают, значит, где моя семья. Надо весточку дать, чтоб покинули Самашки. И с Марьям надо разобраться, чтоб не позорила род.'
Здесь он действительно не был своим. Жил на окраине села в доме, принадлежавшем когда-то осетинской семье, которая в начале девяностых оказалась нерасторопной, не поняв, что бежать, бросая все, надо было не только русским. А кто не спрятался, как говорил его сынишка, играя в прятки, - я не виноват. Но было еще одно непонятное и оттого особо пугающее.
Возвращался он с похорон единственного сына очень уважаемого чеченца...
Смерть не редкость на этой земле. Но здесь дело было иное. Умер парень глупо. В подполе родительского дома, куда запер его собственный отец, пытаясь уберечь от неизвестной беды. А там, от спертого воздуха или еще от чего, стало парню плохо, и он упал, да так неудачно, что расшиб голову о бетонную заливку, в которой был схрон с оружием. И можно было еще парня спасти, но отец строго-настрого запретил подходить к входу, закидав его сверху коврами. А когда минула полночь, и он, откинув крышку, позвал сына, довольный что обманул рок, ответом ему была тишина и скрюченное остывшее тело. Мустафа даже рассудком немного повредился. Стоял на коленях, перед зияющей пастью погреба, медленно раскачиваясь, все время повторяя: 'Ешап!!!' - как на чеченском языке испокон веков зовется ведьма. Пока на вой женщин не сбежались соседи и не оттащили его в сторону. Вот ведь как бывает.
На похоронах Мустафа так и не пришел в себя. Плакал, хоть не подобает это правоверному, и все время беззвучно уговаривал ведьму сжалиться и вернуть ему сына. Глупец. Нет никакой ведьмы. Стечение обстоятельств и только, неизвестно как угаданное той бестией. Нет, Арби этим не напугать. Он вообще ничего не боится. Но тут так некстати вспомнилось, как однажды заморочило его что-то в ночном лесу, подымая из глубины души суеверный ужас. Громадная тень кружила вокруг, присвистывая и постукивая, не громко, а как будто гвоздь в доску забивая - тук...тук...тук. Он затыкал уши, но стук и свист пробирались через сжатые ладони и впивались занозами в голову. И от этого такой мороз по спине пробегал, что хотелось броситься со скального обрыва, на котором он устроил лежку. И даже очередь из автомата не помогла - не услышал звука выстрелов. Мрак поглотил их. От наваждения этого пополз на четвереньках, мотая головой. А потом не выдержал и побежал, как мальчишка, до лагеря, не оборачиваясь, спиной ощущая, как скользит что-то темное и непонятное следом. То, что не боится металла и быстро проговоренных молитв. То, про что рассказывала давным-давно старая прабабка, остерегая его от ночного леса. Тогда, с рассветом, лежа в землянке, списал все на крутую афганку, которой вдосталь насыпали братья арабы. Трава была забористая, крепкая, вот и накатила на мозги, выковыривая детские, давно забытые пугалки, путая в липком страхе. На этом и порешил. Но обстреливать позиции русских по ночам перестал - ну их к псам!
От неприятного воспоминания по телу пробежал озноб. И в это время, со спины послышался легкий шорох, и тихий голос сказал:
- Ну здравствуй, Арбиша. - Оборачиваясь, чеченец очень удивился блеснувшей в холодном свете полной луны полоске стали.
Наутро тело бандита Арби Юсупова найдут соседи. Сбежится народ, и все в ужасе будут смотреть даже не на затолканные в рот, отрезанные уши, а на дыру в груди, где раньше билось сердце помощника главаря банды Касумова.
А всего несколькими часами позже расправы в расположении отряда около вольеров, где жили овчарки кинологов, к одиноко стоящей фигуре подошел разведчик.
- Ты была права, Тамара, - он встал рядом, так же глядя на низко блестящие звезды, - Знаешь, у этого 'чеха' были часы Федора. Он скулил и уверял, что это его, еще отцовские. Но я-то точно знаю, чьи. Я сам эти 'командирские' Федьке подарил на день рождения, пожелал, чтоб долго и исправно отсчитывали его жизнь. И вот друга уже нет, а часы есть. Этот ублюдок трофей себе на память оставил, мерзота, - и, словно спохватившись, протянул то, что сжимал в руке. - Это тебе. Как просила.
И Крушнов, отдав ей мертвое сердце, развернулся и пошел прочь.
Тамара окликнула его:
- Саша, сколько времени?
Разведчик, скользнув взглядом по всегда точным 'командирским', не оборачиваясь, крикнул:
- Десять минут четвертого.
Когда силуэт скрылся за палатками, Тамара равнодушным взглядом мазнула по тому, что держала в руках, и вдруг с такой силой сжала ладони, что сердце лопнуло и ошметки плоти и сгустки крови стали падать в вольер, где их тут же начали жрать вечно голодные собаки. Тамара одним движением вытерла ладони о деревянную перегородку и, не торопясь, пошла в сторону своей палатки. Пора было ложиться спать.
