Okopka.ru Окопная проза
Мещеряков Юрий Альбертович
Двенадцать афганских штрихов

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
 Ваша оценка:

  

Двенадцать афганских штрихов...

  
  
  
  * * *
  
  Мне чужая страна через годы дороже и ближе,
  Или это война так заблудшие души роднит...
  Кто бы знал, что нам было начертано свыше -
  Ничего не забыть
   и впечататься бронзой в гранит...
  
  Мы пришли на Восток, улыбаясь без зла, белозубо,
  Мы взрослели за день, примеряя не к месту вину,
  От песчаных ветров до кровянки потрескались губы,
  Мы пришли на Восток
   и вступили в чужую войну.
  
  Нам афганская пыль застилала глаза безвозвратно,
  Под осколочный треск постигали мы древний Афган,
  И уже не понять, где однажды закончилась правда,
  Нам смотрели в глаза
   так, как смотрят заклятым врагам.
  
  Накренясь на крыло, с неба падали черные птицы,
  Обжигая огнем изумрудного цвета сады,
  Кровь за кровь, и ничто никому не простится,
  Ни напрасная смерть,
   ни державный порок слепоты.
  
  О далекой стране не сложилась заветная сказка -
  Про ее ледники и в веках позабытых людей,
  И в палитре моей потускнели и выцвели краски,
  И иссохла земля,
   не дождавшись весенних дождей.
  
  
  От афганской войны даже годы спустя, не отречься,
  Ветеранская боль - самый точный вопрос... и ответ
  И лежит среди гор на распятье солдатское сердце,
  И не стоят гроша
   десять тысяч военных побед.
  
  
  * * *
  
  Все широты трещат по швам,
  Мы все дальше уходим на юг,
  В пыльном зное Шинданд и Баграм,
  Рядом с доблестью боль и испуг.
  
  С трассы...
   Коротко...
   Бьют в упор...
  Вспыхнул факелом "наливник",
  Тот, кто с "буром" -
   тореодор,
  Кто в машине -
   жертвенный бык.
  Где там бэтэры -
   жми сюда!
  Башню вправо -
   поддай, надави!...
  С небосклона скатилась звезда
  Прямо под ноги, вся в крови...
  
  В шлемофонах треск.
   Пулемет рыгнул -
  Над дувалом выдал струю,
  Кто чужую жизнь,
   словно пыль смахнул,
  Может быть, защитил свою.
  Участился пульс,
   сжалось время в миг.
  Две "вертушки" ведут карусель,
  Помоги им Бог,
   упреди их крик,
  Вылей прочь поминальный кисель.
  
  И надежда,
   как капля,
   вливается в грудь,
  Автоматная дрожь ей -
   целебный бальзам,
  Мы идем, и пока не кончается путь,
  Все широты трещат по швам.
  
  

Приключенческая повесть

  
  Не легенда и не новость,
  И услышана не раз
  Приключенческая повесть
  Про Панджшер и про спецназ.
  Каскадеры, супермены -
  Бесшабашная мечта,
  Жизнь как подвиг у военных -
  Три отчаяных глотка...
  
   Был удар. Тугой пружиной
   Понесло в туман и даль,
   К черной бездне мчит стремнина,
   И себя так страшно жаль.
   Память бредит караваном,
   По вискам молотит кровь...
  
  Не рыдай до срока, мама,
  Сына в армию готовь.
  И молись во имя отче,
  В бога верь, в свою судьбу,
  Просыпайся среди ночи
  Под жестокую грозу.
  Пережив и боль, и горечь,
  Только ты одна поймешь
  Приключенческую повесть,
  Так похожую на ложь.
  
   Я рассказывал. Я помню
   К южным странам интерес,
   Там годами тлеют войны,
   Мины рушатся с небес,
   И теперь боюсь небрежно
   Слово вслух произнести,
   Тех, кого захватит бездна
   Не дождаться, не спасти.
   Умолкаю в полуслове,
   Кто поверил в этот раз,
   Приключенческую повесть
   Написали не про нас.
  
  

Рота

  
  Рота шла в гору
  Долго, упорно,
  День на закате сгорал,
  Сутки навылет
  Притчей и былью
  Шла она на перевал.
  Высохли губы,
  Выдались скулы,
  Пот на висках иссяк,
  Солнце немило
  Жгло и слепило
  Пыльный людской косяк.
  
   Там, за плечами,
   От бед и печалей
   РД и полжизни в нем,
   Надежны, весомы
   Гранаты, патроны
   И схвачены мины ремнем.
   Там фляга, как скряга -
   Пустая баклага,
   Последний глоток, как завет,
   Вода где-то рядом,
   Чахоточным взглядом
   Глаза пьют зеленый цвет.
  
  Рота шла в гору
  В лютую пору,
  Бились осколки надежд,
  Двадцать - не возраст,
  Что она, гордость?
  Хрупкий незрелый тест.
  Время меж пальцев,
  Надо держаться,
  Чтобы не падать без сил.
  Сколько осталось?
  Шаг для начала...
  Только привал не проси...
  
   Мы были, мы жили,
   Мы крепко любили
   И вдруг позабыли сейчас,
   Что в яблочном мире,
   В знакомой квартире
   Нас ждут - не дождутся в запас.
   Нас еле хватает
   На то, чтоб поставить
   Уставшие ноги след в след,
   Поймите, простите,
   Нам только бы выйти
   На этот проклятый хребет.
  
  Рота шла в гору,
  Как к приговору,
  Выше и выше вверх,
  Шла и молчала,
  Близко не знала,
  Пули отлиты на всех...
  
   Без боли и страха,
   Без взлета и взмаха
   Отправились мысли вразлет.
   Изранена фляга,
   Бессмертна присяга,
   А роту срубил пулемет...
  
  

Панджшер

  
  Нас предали.
  Это случилось в апреле.
  Зеленых, неопытных в самую печь,
  А мы ненавидеть еще не умели,
  На карте размашисто стрелы краснели,
  Чтоб в землю под ними размашисто лечь.
  Мы месяц назад еще были в Союзе,
  Беззлобно глядели с балконов в Афган...
  Сегодня мы станем двухсотым грузом,
  Когда надорвемся от ран.
  Нас предали -
   весь батальон -
   не под пыткой,
  Нас в бездну отправил штабной карандаш,
  И мы отхлебнули от чаши с избытком -
  Мы приняли жребий наш.
  
  И волосы дыбом,
  И мысли глыбой
  Уперлись в виски изнутри -
  Мы месяц назад еще дома были,
  Теперь - у последней черты,
  На левый кулак заарканены нервы,
  А в правом АК раскален до бела,
  Какая-то самая главная стерва
  Нас в этот мешок загнала.
  Безвыходны стены крутого ущелья,
  Прикрытия нет на хребтах,
  Наверно, мы очень хорошие цели -
  Как в тире расставлены люди-мишени
  От смерти своей в двух шагах.
  И первая метка досталась связисту -
  Над краем панамы - хрясь!
  В разгуле стрельбы потерялся тот выстрел
  И юный связист, опрокинутый в грязь.
  Панджшер!
  Сколько бурых оттенков
  Размыто в твоих бурунах...
  Нас всех аккуратно поставили к стенке
  И больно ударили в пах.
  Обвал.
  Это было похлеще обвала.
  Упрямый кинжальный огонь.
  Нам лет было мало,
   а крови хватало,
  Когда она била в ладонь.
  Лучистого цвета
   с последним приветом
  Из самого сердца - земле.
  Смотрело в глазницы афганское небо,
  Свидетель на страшном суде.
  О, Господи!
  Как они жутко кричали,
  Кто сразу не смог умереть,
  Им ангелы все прегрешенья прощали,
  Их души от скверны земной очищали,
  Чтоб в белое платье одеть.
  Ущелье в последний набат грохотало -
  То был поминальный гром.
  Нам лет было мало,
   а крови хватало,
  Разбрызганной красным дождем.
  Мы сделали все,
  Мы за воздух держались,
  Вслепую огонь - рикошет!
  И пули надрывно и тонко визжали,
  Буравили белый свет.
  А нас методично
   с сиропом клубничным
  Сожрали за два часа,
  И личный состав навсегда стал безличным,
  Как свечи потухли глаза...
  Панджшер уносил в бурунах полумертвых
  И тех, кто остался цел,
  Чужой и холодный, камнями затертый
  Он вытащить всех не сумел.
  
  Нас предали.
  Позже пожали плечами,
  Покрылись испариной, сморщили лбы,
  Кому-то и что-то в сердцах отвечали,
  Потом рапорта по команде писали
  О страшных дорогах солдатской судьбы.
  
  * * *
  
  Над миром звенел от отчаянья крик
  Высокой струной...
  И пронизанный током,
  Я слышал его, он был страшен и дик,
  Печальный призыв перед далью далекой.
  Не плачь журавля и не стон тетивы -
  Надрывный, истерзанный, гулкий -
  Летел в почерневшую глубь синевы
  Навстречу щемящей разлуке.
  Рассыпалось эхо...
  Десятками глаз
  По голому склону гонимый,
  Катился в последний свой путь скалолаз,
  В свою роковую долину.
  Кинжальный огонь, рубят пули насквозь,
  И кровь на камнях - как расплата,
  Он в этих горах был не прошенный гость,
  Он был здесь чужим солдатом.
  
  Надгробья венчают дороги войны...
  Следы на песке раздуваемы ветром...
  Мы стали частицей афганской судьбы,
  Сгорев в ней до самого пепла.
  Афган...
  По-военному короток слог,
  Тому, кто здесь не был, здесь всё чужое,
  И кто-то списал нашу жизнь как итог,
  В архивную пыль без салюта, без боя.
  Уходит солдат в пустоту безвременья,
  И нам от бессилия тяжко вдвойне,
  Ведь даже слепых озаряет прозренье,
  Мы жертвы на этой бесславной войне.
  Нелепо! Преступно! Сизифов труд... -
  Кому обвинения брошены в спину?
  Солдатам не страшен неправедный суд,
  А мертвые сраму не имут...
  
  Все в прошлом...
  В лице - кабинетная бледность,
  Был матерным - стал благородным язык.
  Зачем же он рвется в мою безмятежность
  Истерзанный болью крик?...
  
  

Я в поле пшеничном убит...

  
  Там бой не окончен, и время - не лечит,
  Там солнце в полнеба сжигает зенит.
  Хрипел я от боли - кричать было нечем,
  И кровью соленой был рот мой залит.
  Хлебнуть свою кровь роковыми глотками,
  И не был, и был, и - навеки пропал.
  Качнулась земля под моими ногами,
  Я в хлебное поле упал...
  
  Пшеничное поле сгорало, как факел,
  Предчувствуя свой безутешный конец,
  Кивали огню не дозревшие злаки,
  Их бил трассерами горячий свинец.
  Дымились колосья, и зерна несмело,
  Прижавшись друг к другу, просили дождя.
  Безумные пули, какое вам дело,
  Чем счастлива наша земля.
  
  Откуда-то сверху, где солнце в полнеба,
  Закапала влага и вдруг - пролилась.
  Разжатые зубы скользили по стеблям,
  И кровь изо рта утоляла их страсть.
  Я падал, я видел пшеничное поле,
  Глаза васильков и хлебов монолит.
  Мне нынче жестокая выпала доля,
  Я в поле пшеничном убит...
  
  
  * * *
  
  Серега Махлов не хотел отправляться в Афган,
  Чужая страна, чужие вражда и молитвы...
  Зачем эта боль, что
   течет из истерзанных ран?
   Зачем эта чаша,
   что досуха будет допита?
  
  Но волей судьбы за спиной сожжены все мосты.
  Ты должен - и в этом проклятье закона.
  Не стало теперь ни звезды, ни огня, ни мечты,
  И он перешел через мутный поток "Рубикона".
  
  Он был не готов, но об этом никто не спросил,
  Наличный состав приведен к утвержденному штату,
  Как быстро
   подсохли следы от чернил,
  Как медленно
   солнце склонялось к закату.
  
  В чужой полутьме под холодным вечерним шатром
  Тревожный дурман отравил безысходностью мысли -
  Мы смертны и пусть нас помянут добром,
  Хотя бы за то, что так мало нам выпало в жизни.
  
  На горной тропе и ему как обрезали путь...
  Ударило эхо разрывом по сонным камням...
  Осколки
   пробили бессмысленно грудь...
  Серега Махлов
   не хотел отправляться в Афган...
  
  
  * * *
  
  Мне выпал странный сон... В нем пекло нестерпимо,
  Песчаная страна жаре сдается в плен,
  И вдруг невдалеке торгуют свежим пивом,
  Там тетка в колпаке не доливает всем.
  Потом вишневый сад и озеро в лощине,
  И сочные луга, где кони мчат в галоп...
  Сменился эпизод - кричит толпа мужчине:
  "Ты выстоишь в войну, ты выдержишь потоп?"
  Растерян и смешон, он не найдет улыбки,
  Припертый, как штыком, к невидимой стене,
  Вдруг повернул лицо - и не было ошибки,
  Что злобная толпа сквозь сон кричала мне.
  
  Откуда-то взялись поломанные стулья,
  Раздался и пропал звон хрупкого стекла.
  Я вспоминал во сне, как в камень билась пуля,
  Как молодая кровь по темени текла.
  Сжимались кулаки, сгорали напряженьем
  Раскрытые глаза, но голос мой иссяк,
  Я был, как истукан, застыл в оцепененье,
  Доподлинно узнав, что продан за пятак...
  Опять вишневый сад и озеро в лощине,
  И тетка в колпаке цинична и горда
  Взлетает к облакам на авиамашине,
  А я приперт к стене навечно, навсегда...
  
  Пропал бредовый сон, рассыпался, растаял.
  Там сочные луга, там кони мчат в галоп...
  Мне пуля под ногой разбила в щебень камень -
  У нас своя война, у Ноя свой потоп.
  
  

Ода боевому автомату

  
  Раздуты балахоны на ветру -
  Решилось "воронье" пойти в атаку,
  Я только пот с ладоней оботру
  И снегом проведу по автомату.
  
  Он труженик, за целый день устал,
  Откинулся на бруствер, бедолага,
  Я все ему про духов рассказал,
  Он мне шепнул, что дарит им два шага.
  
  Он смел, самоотвержен, как солдат,
  Ему приказ превыше всех законов,
  Не просит ни отличий, ни наград,
  Лишь только бы не кончились патроны.
  
  Он честен, он и в малом не соврет,
  Еще рожок, и - хищный лязг затвора.
  Давай, однополчанин, наш черед.
  Приклад в плечо, по-братски, до упора.
  
  Огонь! До раскаленного ствола,
  Вгоняя пули в цель строкой, как гвозди,
  Чтоб верх чужая сила не взяла.
  Он прав в бою, и будь, что будет после...
  
  Дымились гильзы, сыпались в сугроб,
  И пули балахоны рвали в клочья,
  Мой автомат от радости взахлеб
  Кричал, что он сегодня самый точный!
  
  
  * * *
  
  Одинока звезда над Панджшером
  Льется в бездну обманчивый свет.
  Да спасет нас надежда и вера -
  Мы идем к перевалу след в след.
  
  Мы идем, разрывая столетья,
  Опоздавших нигде не ждут.
  Перед Временем мы ответим
  Каждым шагом за шаг минут.
  Мы сумеем за каждый выстрел,
  Если надо, отдать отчет...
  Отчего же так спутаны мысли,
  И давно им потерян счет?
  Метит в душу случайная пуля,
  Но тоска неслучайно саднит,
  Что мы делаем в древнем Кабуле? -
  Как поправить саманом гранит?
  Мы идем, мы подвластны приказу,
  Отчеканен и выверен слог,
  И солдаты мы и скалолазы -
  Все высоты возьмем без дорог,
  Заберемся на льдистые кручи,
  Перейдем по хребтам Гиндукуш,
  Нет надежнее нас, нет лучше,
  Потому что в нас воинский дух.
  Но сквозь все наши раны навылет,
  Сквозь руины разрушенных стен
  Даже эхо в ответ не расслышать,
  Для чего это надо, зачем?
  Чей алтарь окроплен нашей кровью?
  Как легко нас отдали в залог...
  Договоры, они - предисловье,
  Как чугун, пролетарский долг.
  Все долги отдадут солдаты
  За вождей, что сидят в Кремле
  За безвинных и за виноватых,
  И за тех, что лежат в земле.
  
  Одинока звезда над Панджшером
  Также льется обманчивый свет,
  Нас домой провожает Венера,
  Мы уходим, ступая след в след...
  
  

Последний парад

  
  Белое небо,
   бескрайний заоблачный фронт,
  Солнечный полог
   лучами прикрыл горизонт,
  Пышно и твердо
   аккорды взрывает оркестр
  Тем, кто навеки
   внесен в поминальный реестр.
  В легкой сорочке
   размашист и смел дирижер,
  Скоро начнется
   последний парад - приговор.
  
  Гвардия в белом.
   Каре батальонов и рот,
  Речь Командира
   с холодным достоинством ждет,
  Сдвинуты плечи,
   медали заслуженно в ряд,
  Старые раны
   на этом плацу не болят...
  Тает и рвется
   уставший под солнцем мираж,
  Пусть доиграет
   торжественный встречный марш!
  
  Палочка - вверх и.....
   Обрушилась вниз...
  Смирна-а! -
   Взлетел генеральский каприз.
  И монотонно
   прочтя Приговора абзац,
  Позднюю правду
   безжалостно бросил на плац.
  Смирна-а!
   Четырнадцать тысяч во фрунт
  Каждое слово,
   как выстрел нацеленный, ждут.
  
  Воины, братья!
   Теперь до скончания дней
  Белое небо -
   прибежище ваших теней,
  Черным погостом
   вам стала земная юдоль,
  Канули в прошлом
   все ваши надежды... и боль...
  Бьет родниками
   горючая память из слез,
  Налит до края
   и выпит до дна третий тост...
  
  Медленно, долго
   слова повторял генерал:
  -День вашей славы,
   немеркнущей славы настал!
  Знайте, вас помнят,
   вы совесть Великой страны,
  Даже такими
   вы ей словно воздух нужны.
  Сдержанный голос
   чеканил отточенный слог:
  -Воины, братья!
   Вы честно исполнили долг!
  
  Вырвалось эхо...
   рассыпался прахом доклад...
  Шагом армейским
   грохочет по небу парад,
  Руку к фуражке
   победно поднес генерал,
  Слезы гордыни
   в бесцветных ресницах сдержал.
  Славное войско
   и лучшие парни страны,
  Кто же вы нынче,
   на выдохе лютой войны?...
  
  Холоден ветер,
   безжалостно бьющий в лицо,
  Время безмерно,
   замкнулось в тугое кольцо,
  Кончились сроки,
   закрыты навечно глаза...
  Браво оркестру!
   В его партитуре гроза!
  Взвейтесь штандарты,
   отдайте последний салют!
  Четырнадцать тысяч
   домой никогда не придут.....
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019