В Панджшере начиналась армейская операция. Огромное количество войск двинулось в ущелье, в прилегающие районы. Пора, достал уже этот бессмертный Ахмад Шах, хозяин Панджшера, феодал в классическом смысле и заноза во всей афганской кампании. Сколько покушений на него проведено местной контрразведкой и все в пустую, остался самый прямолинейный, самый сомнительный и тупой выход - нещадно бомбить, накрывая большие площади, и надеяться на удачу. Смешно, что именно его прозвали Масудом, счастливым, удачливым, как хочешь, так и понимай, ему всегда везло, начиная с давнего исламского мятежа против премьера Дауда. Таких, как он, лучше было бы иметь в друзьях... Но историю не перепишешь...
"Какие высокие горы! А-а, это еще не высокие? Читай карту, взводный, там все обозначено. Это только две тысячи. Черт, еще сотня метров вверх и я сдохну. Не надо демонстрировать слабость, никто не оценит. Стрелец ничего об этом не говорил. А как же бойцы? Их никто не готовил к таким нагрузкам... Не имеет значения - обратной дороги нет". Рваные, незаконченные мысли блуждали в голове Платова, не связывались, не соединялись, не давали ответа на обыденный вопрос: зачем? Зной. Зной внутри, в легких, снаружи - на лице. Но воздух абсолютно сухой, и это спасает, "мотор" работает ровно, как часы. Рваные мысли не останавливались, продолжали бесцельно блуждать, опускались до простых чисел. Тринадцатый день операции, к вечеру заберемся на три тысячи, в батальоне уже пять убитых и снова тринадцать - раненых. Посреди размышлений все тот же обыденный вопрос: зачем? Должен же быть ответ...
После трех тысяч рота начала спуск в долину.....
Утром взвод Платова напоролся на небольшой уютный кишлак Санги Хан, что расположился в долине Пирингаль, в широкой низине по обоим сторонам реки, больше походившей на ручей. Удаленный от горных склонов, открытый со всех сторон, кишлак хорошо просматривался и никакой опасности для взвода не представлял. Больших домов-крепостей, как в Баграмской зеленке, здесь не было. Шли легко, быстро, парами, один боец осматривает строение, другой прикрывает. Малые домишки-дувалы осматривали больше для формальности, чтобы в спину никто не выстрелил, над теми, что по-крупнее работали всем взводом. Общее прикрытие обеспечивал ротный, капитан Свиридов, со своей группой управления и с другим взводом, который он постоянно держал при себе.
В одном из дувалов, во дворе, благодаря восьмикратной оптике, Платов увидел безоружного афганца лет тридцати. Дом обложили раньше, чем тот сообразил, что происходит. Когда сообразил, попытался бежать, такова обычная реакция на страх - или бег, или ступор - но две короткие очереди заставили его остановиться с поднятыми руками. Бойцы у лейтенанта были правильные, выполнили то, что приказано, убивать духа команда не поступала. Растерянный, испуганный человек не пытался сопротивляться, но что он тут делал? Первое, что пришло Платову в голову - вернулся по хозяйским делам в свой дом, в свой кишлак, брошенный жителями несколько дней назад. Какой же он после этого афганец, горец, если вовремя не увидел целую роту шурави, рассыпавшуюся по всей долине? Разведчик? Разведчики, осторожны и осмотрительны, по-одиночке не действуют, да и не похож он был на душмана.
Свиридов, которого бойцы за глаза называли быком, отнесся к пленному с воодушевлением и разведчика в нем признал сразу, без колебаний.
-Платов, душка притащил? Хорошо. Вот он-то нам и расскажет, что за херня тут в ущелье творится. - Для большей ясности своих намерений он, не раздумывая, тяжелым кулаком ударил афганца под дых. - Говорить будешь?
-Нис фамиди! Нис фамиди, - скорчившись, с трудом выдохнул пленный. Откуда ему было знать, что хочет, о чем говорит на своем языке этот страшный, покрытый красными пятнами кафир.
-Не понимаешь?
-А ну колись, сука. Кто такой, откуда, что делал в кишлаке?
Афганец что-то невнятно мычал в ответ, пытался заработать снисхождение, что-то объяснить... Но у Свиридова, как у настоящего быка, уже наливались кровью глаза, его бесило, что он ничего не может понять из этого бормотанья.
-Товарищ капитан, - Платов, все это время остававшийся посторонним наблюдателем, напомнил о себе ротному, - да он же неотесанный крестьянин, вернулся домой, к своему хозяйству.
-Или кто-то заставил его вернуться. Соображаешь, Платов? - Процедил он сквозь зубы. - Взводу - привал полчаса, обедайте, а мы тут пока разберемся с вражеским лазутчиком.
В пыльную комнату с разбитым окном, выбранную под временный штаб, шумно дыша, уже вваливался Малыгин, взводный саперов, приданных роте. После подрывов на минах и гибели солдат инженерно-саперного батальона, в котором он служил, у него сложилось свое отношение и к душманам, да и ко всем афганцам, которым он упорно не доверял.
-Есть взводу привал!
-Разберемся, допросим, а сапер мне как раз и поможет, - ротный оглянулся на дверной проем, на Малыгина, - да, сапер?
Тот молча кивнул в ответ и недобро взглянул на пленного.
-Худайдодов! - Ротный крикнул в окно, за которым в тенечке, привалившись вещмешками к стене, прикрыв глаза, лежали солдаты группы управления. - Сюда, сучонок! Быстро!
На узкой лестнице раздались неторопливые шаги, и вот уже ленивый, неопрятный солдат с упрощенным выражением лица застыл на пороге, пытаясь приложить руку к панаме.
- Худайдодов, сколько раз говорил, не прикладывать руку на выходе. Будешь переводить, понял? И смотри, не дай бог, наврешь, уши узлом завяжу.
Солдат на всякий случай испугался, его лицо еще больше упростилось, кто его знает этого Быка, вдруг и правда, завяжет, он и здоровый, и без тормозов. Свиридов, собрав на лбу морщины, продолжал разыгрывать свой жестокий спектакль. По закону жанра обстановка в нем должна была постоянно нагнетаться. Для Худайдодова после родного кишлака в горах и учебного центра в узбекской пустыне третьей и крайней точкой в жизни была война. Побывать хотя бы на одном спектакле ему так и не пришлось, это был первый. Он переводил вопросы ротного неумело, неточно, что-то бубнил, прожевывая, недоговаривая слова, иногда не понимая афганца и не задумываясь о том, что последует дальше. Еще хуже ему давался обратный перевод на русский.
-Товащ каптан, он ничего он не знает.
-Все он знает, - ротный зло ударил афганца ногой, - еще раз спроси, где скрываются духи, где его банда?
И Худайдодов, и пленный были таджиками, но судьба афганского таджика его никак не беспокоила.
Пока шел допрос Платов, устроившись на разбитом ящике в соседней комнате и вытянув оттоптанные с утра ноги, прямо из банки ел гречневую кашу, подогретую его бойцами на костерке. Разговор за стеной постепенно переходил на крик и рычанье, Свиридов устрашал афганца, бросая ему в лицо непереводимые ругательства, обдавал несвежим дыханием, закон жанра продолжал работать. Голос Малыгина не был слышан. Потом замолчали и остальные, ненадолго установилась тишина, нарушаемая хрустом и шарканьем тяжелых шагов.
-Упертый, бля... Ну и напрасно... Кончай его.
Дробно щелкнул затвор. Ударила короткая очередь. Секундой позже Платов бросился в расстрельную комнату. Навстречу, чуть не сбив его с ног, вылетел с огромными испуганными глазами солдат Худайдодов. Взводный саперов Мылыгин держал автомат стволом вниз, направленный на вздрагивающее тело афганца. В жуткой мгновенной тишине были слышны хрипы пробитых легких и бульканье уходящей крови.
-Жив, сучонок,- констатировал Свиридов.
Длинная очередь подбросила ватное тело, горячие гильзы ударили в грудь Платова, кислый запах пороха уже не был запахом далеких сибирских полигонов.
-А нах... он нужен. Ничего не знает, - оскалился Свиридов на своего взводного. - Слышь, Платов, армянское радио спрашивает: зачем надо знать военную тайну? Само и отвечает: чтобы было, что сказать на допросе. Как в воду смотрели.
-Олег... Зачем?
Слов не было, мыслей не было, не было даже эмоций, только этот обжигающий, пульсирующий вопрос. И еще смутное ощущение, что всем кроме него, Платова, известен правильный ответ.
-А что ты хотел? - Волчий взгляд Малыгина пронизывал насквозь. - Они нас, мы - их. Все просто.
На лице Платова отражался весь сумбур его переживаний, оно было открытой книгой с тем же единственным вопросом, с долгим многоточием, и Свиридов придержал свои уличный восторг, с трудом втиснув себя в образ строгого ротного командира.
-Добивай кашу, и выдвигаемся. А это... потом обсудим. На войне, как на войне.
Впереди был долгий день, и кашу, остывшую и потерявшую всякий вкус, Платов доел. Она была вполне съедобна, Платов с остервенением размалывал ее зубами, глотал полусухие комки и не давился. Солдат должен быть сыт и готов к действию, тем более - офицер, а изорванный пулями труп врага с исходившей от него слащавой вонью не повод отказываться от еды, надо набираться сил для новых побед... Вернулись мысли... Что за допрос? Узнать, как зовут, откуда родом, кто родители, есть ли семья, дети - вот, что надо было сделать, зацепить за живое. Подготовить к главным вопросам. В конце концов, дать помолиться и выстрелить над головой. Заговорил бы. А так, все по Малыгину - око за око. И без результата. Черт, это я его сюда привел... По большому счету афганца было не жаль. Лейтенант не видел его огромных зрачков, тот не кричал, не бился в истерике, ни о чем не просил. Это был совсем не тот случай, о котором говорил Стрелец, но почему-то с первых же минут хотелось стереть его из памяти.
Ближе к вечеру оседлали очередной хребет и пошли по нему вверх, удаляясь от Санги Хана, легкие опять дышали как кузнечные меха, сжигали адреналин, помогая забыть чертовщину уходящего дня. На ночном привале рядом с Платовым присел Свиридов. Теперь он был готов к командирскому внушению.
-Душман отказался сотрудничать, пришлось его ликвидировать. Вот и вся логика для отчета. Можно добавить лирики: стойко держался. И что с ним делать, если он ни в чем не признается, с собой таскать? Отпустить нельзя, сам понимаешь, сдаст, отработает как разведчик, или в спину выстрелит. Тебе уже стреляли, не забыл еще? А на закате, как обычно, жди засаду. Издержки нашей работы Я понятно излагаю?
-Понятно, товарищ капитан.
-Две недели назад в этом районе, севернее по ущелью, духи расстреляли батальон у соседей. Это была местная банда, местная (!), усиленная кое-какими легионерами. Теперь спроси себя - этот душок там был? Попробуй ответить правильно, не ошибись... Мы ничего никому не должны прощать. Он убивал наших ребят, это точно. Он знал, за что мы его кончим, все по заслугам, поэтому и молчал. Ну что ж, умер, как мужчина, - закончив убедительный монолог, Свиридов вперил взгляд в Платова в ожидании ответа.
-Да мне пох... товарищ капитан, - Платовым вдруг овладел кураж, - издержки, так издержки, убейте всех, кого поймаете, только моих бойцов в это дело не впрягайте, мне ими командовать. Договорились? Наверное, хотели узнать мои планы на будущее? Докладываю. Доберусь до койки - дерну кишмишовки и сутки буду спать.
-Ха-ха-ха, - Свиридов благожелательно похлопал его по плечу, - вот это правильно, это по-нашему, только кто ж тебе даст целые сутки?
-Так и знал, зажмете.
После проведенной психологической работы ротный, наконец, отстал. День заканчивался, чудесный майский день, почти без войны. Недалеко журчал горный ручей, с близких ледников тянуло вечерней свежестью. Что в итоге? Снова простые числа. Минус один - минус одна человеческая жизнь.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
