Под утро ему приснилась весенняя казахская степь. Щедро усыпанная крупными, алыми и желтыми тюльпанами, она начиналась сразу же за мелкой прозрачной речкой, в прохладных водах которой он провел большую часть своего детства и юности, и тянулась до отрогов Тянь-Шаня, синей изломанной линией очерчивающих горизонт. Он торопливо закатал брючины и вброд, ощущая босыми ногами, режущий холод воды, перешел речку и остановился, любуясь раскинувшейся перед ним красотой.
Откуда взялся этот косарь, лицо которого оставалось сокрытым от него, он так и не понял. Стоя от него в нескольких шагах тот взмахнул блестящим, хищно изогнутым лезвием косы и сразу же вокруг него образовалась черная пустота, в которую стала проваливаться степь. Усман, хотел кинуться к нему, выбить из рук косу, но отяжелевшие ноги словно вросли в землю и он, мог только кричать в бессильной ярости, видя, как исчезает звеняще-яркая красота степи и черная пустота ширится за спиной мерно взмахивающего косой человека.
Проснувшись, он какое-то время посидел на краю деревянного топчана, служившего ему кроватью слушая, как постепенно успокаивается гулко сотрясающее поросшую седым волосом грудь сердце. В дверях показалась жена.
- Ты звал меня? -
- Проехали. - Сердито буркнул он, махнув на нее рукой.
- Время молитвы настало. - Напомнила она и закрыла за собой дверь.
- Могла бы и не говорить. Сам знаю. - Проворчал он в закрытую дверь.
Усман, понял, что кричал во сне и от этого встал на ноги крайне недовольным собой. Еще один такой сон думал он, совершая омовение к утренней молитве и вряд ли можно проснуться. Только этого теперь и не хватало. Помолившись, он оделся и прошел на кухню. В поставленную перед ним сковородку с яичницей зажаренной с кусочками бараньего жира, Усман, несколько раз ткнул вилкой и отодвинул в сторону.
- Не хочется. - Ответил он на безмолвный вопрос в глазах жены.
- Налей мне лучше чаю. -
Отхлебывая горячий чай, Усман, решил, было рассказать жене о своем сне, но потом раздумал. Не стоит, еще больше расстроится и так места себе не находит. Покончив, с чаем, он бодро поднялся на ноги. Надо было показать жене, что его утренняя ворчливость никак не могла быть обращена к ней.
-В обед все это съем. Не вздумай что-нибудь другое готовить. Почему-то аппетита сейчас нет. Ты Борза покормила? -
Борз, большая кавказская овчарка словно услышав, что речь зашла о ней гулко, словно в пустую бочку, подала во дворе голос.
- Ночью в горах опять бомбили. - Тихо сказала жена и вздохнула.
- Очень сильно бомбили. Даже земля тряслась. -
Я в это время, наверное, в Казахстане был, потому и не слышал, хотел, было сказать Усман, вспомнив свой сон. Но, взглянув на отрешенно глядевшую в окно жену, понял, что в таком случае придется рассказать ей и о таинственном косаре и черной пустоте, которая ширилась за его ровно взлетающей косой, и промолчал.
- Очень сильно бомбили. Всю ночь. Сердце разболелось. Уснуть не могла. Никогда не слышала, чтобы так сильно бомбили. Даже когда они в городе воевали. -
- Да если бы эти собаки только по ночам бомбили. Днем и ночью, днем и ночью, и когда только у них эти бомбы закончатся. Чтоб отцов их со свиньями хоронили. Ну, пошел я. Уже и Борз меня зовет. Ты в обед не приходи меня подменить. Солнце всю траву выжгло. Только и остается пощипать нашим овцам то, что за ночь из земли поднялось. Не будем без толку отару гонять. К полудню вернусь. Два месяца без дождей... -
Он сокрушенно покачал головой, выходя на улицу. Во дворе Борз, как всегда по утрам, легонько боднул его большой лобастой головой, заглянул в глаза, словно проверяя настроение хозяина и выполнив ритуал приветствия, зашагал рядом с ним к загону для овец.
Солнце еще не взошло. Блеющая отара разбрелась по выжженным летним солнцем склонам холмов, жадно выщипывая успевшую проклюнуться за ночь траву. Поднявшись выше по склону, чтобы держать в поле зрения непрерывно перемещающихся овец он расстелил куртку и сел. Борз, шумно вздохнув, лег рядом с ним и тут же, положив голову на вытянутые лапы, прикрыл глаза.
- Да-а, Борз, постарели мы с тобой, постарели. - Собака не открывая глаз, опять вздохнула, так, что легкое облачко пыли поднялось у кончика морды.
- Постарели. - Еще раз повторил Усман.
Круто вздымающиеся за соседним Сунженским хребтом ледяные вершины Большого Кавказа заалели, предвещая скорый восход. Голубой, без единого облачка купол неба, опрокинувшийся над миром, сулил еще один день изнуряющей жары.
- Дэла рассердился на нас. - Вслух произнес он, оглядывая горизонт.
- Ты слышишь меня или нет? - Усман, не сильно ткнул собаку в бок кончиком ярлыги. Борз лениво подняв веки, посмотрел на хозяина и, несколько раз дернув обрубком хвоста, как всем кавказцам ему еще в щенячьем возрасте безжалостно купировали хвост и уши, опять впал в дрему.
- Да и за что ему быть довольным нами? Только и делаем, что гадим на весь мир да друг друга убиваем. Потому и засуха, потому и дождей нет. Зачем дождь тем, кто жить не хочет и не умеет. Он им не нужен. - Он надолго замолчал, выстукивая кончиком ярлыги лунку в затвердевшей до каменности земле.
- Уж лучше он дождь на других прольет, на нормальных людей, чем такое добро на нас переводить. -
Сверкающий край солнца поднялся над взломанной линией холмов. Утренняя свежесть бесследно растворилась с первыми лучами и, пока еще, ласковое тепло ощутимо обволокло спину Усмана. С оглушительным грохотом из-за холмов внезапно вылетели и, низко прижимаясь к земле, пронеслись в сторону Грозного два вертолета. Вскочивший на ноги Борз, подал им вслед голос и неторопливо затрусил вниз по склону собирать разбежавшуюся отару. Усман, только угрюмо покосился вслед быстро исчезнувшим за соседней грядой холмов машинам и остался сидеть в прежней позе, монотонно продолжая стучать по земле. Привычно и умело, собрав отару, Борз, неторопливо, покачивая низко опущенной головой, поднялся к хозяину, вопросительно заглянул ему в глаза, мол, все ли он сделал, так как надо и вытянулся у его ног.
- Молодец. - Борз, шевельнул хвостом принимая похвалу и закрыл глаза. Припекать стало ощутимо.
- Ты молодец. А что я должен буду делать, когда тебя не станет? Ты об этом подумал? И вообще для кого мы с тобой стараемся, для кого трудимся? Нам бы с тобой сейчас в тени, как старикам положено, лежать, а мы...- Словно вздох прошел по земле отзвук далекого взрыва. Потом еще один. Некоторое время Усман напряженно всматривался в сторону уже невидимых за жарким маревом гор. Он подумал, что жена, скорее всего, тоже услышала, эхо бомбежки в горах и глубоко вздохнул.
- Ты помнишь, как Хаваж тебя щенком, за пазухой принес? Да как ты можешь помнить, совсем маленький был, он тебя из соски молоком поил... А я его ругал... Все время с тобой возился, ничего по дому не делал. -
Услышав знакомое имя, собака подняла голову и глухо проворчала, преданно заглядывая в глаза Усмана.
- А может и помнишь... Кто его знает, что у вас в голове. А вот того не знаешь где он сейчас, где ходит, что делает, жив или нет... Ничего, мы с тобой не знаем, ничего. Конечно услышала... Ходит, как... одним ухом землю слушает, другим небо. Куда и что полетело. -
Опираясь на ярлыгу Усман кряхтя, поднялся на затекшие от долгого сидения ноги.
- Устал сидеть. - Объяснил он Борзу. Солнце еще находилось в восточной части неба, но припекать стало так, будто стояло оно в зените. За два последних летних месяца не выпало ни капли дождя. Выжженные безжалостными лучами палящего солнца бурые складки холмов, покрытые пучками редкой, иссохшей на корню травы тянулись с запада на восток, насколько хватало глаз.
- Остопирулла*, остопирулла*. - Выдохнул Усман. - Да не оставит нас Дэла в своей милости... Мой дед рассказывал мне, что когда наши предки стали обживать этот край, здесь травы росли такие, что коров не видно было. А теперь... мыши спрятаться негде... - Борз, задергав обрубками ушей, поднял голову и посмотрел в сторону проселочной дороги накатанной у подножия холмов.
- Кого это ты там почуял? - Козырьком, приставив ладонь к глазам, Усман стал вглядываться в далекий склон холма, откуда выбегала колея проселка. Глухо проворчав, собака встала на ноги и неспешно затрусила вниз, к дороге.
- Свои, говоришь, едут. Ну, иди, встречай. Я тоже спущусь. - Усман нагнулся, чтобы поднять пиджак. Черные точки стремительно закружились перед его глазами и резкая боль, словно ножом пронзила сердце. Цепляясь ослабевшими руками за ярлыгу, он медленно опустился на землю.
- Бисмиллахи...рахмани...рахим...- В три приема прошептал он непослушными губами, как в тумане видя выехавший из за холма трактор с прицепом и громадными скачками несущегося к нему Борза. Подбежавшая собака резко остановилась и несколько раз лизнула холодным шершавым языком небритую щеку хозяина. Усман, через силу открыл глаза.
- Уйди. Уйди. - Он хотел отругать собаку за то, что теперь ему придется снова совершать омовение к намазу, но, увидев высунутый язык и ходуном, ходящие бока своего верного помощника, прошептал.
- Молодец, Борз, молодец. - Он немного отдышался и, подождав пока спадет пелена, кружащаяся перед глазами, медленно поднялся с земли. Ноги подкашивались и если бы не древко ярлыги, Усман, вынужден был бы опять опуститься на землю. Тем временем трактор, тарахтя и переваливаясь на ухабах, уже подъезжал к подножию холма, на котором стоял Усман.
- Иди, встречай. - Усман посмотрел на собаку. - Иди, иди. Это Аслан приехал, воду нам привез. Иди, не волнуйся, я следом. - Борз, медленно стал спускаться с горы, часто оглядываясь на продолжающего неподвижно стоять на вершине хозяина. Теперь следовало как можно быстрее прийти в себя, чтобы племянник не проболтался матери, что старик совсем плох. Та, естественно, скажет своим сестрам и четыре взрослые, обремененные семьями женщины, опять приедут убеждать брата покинуть хутор и переселиться в село поближе к людям.
Усман вытер рукавом холодный, несмотря на палящий зной, пот с лица и осторожно переставляя подгибающиеся в коленях ноги, стал спускаться вниз. Это был уже третий за последние полгода приступ. Знаки уже подают, что пора собираться, безрадостно думал он. Наверное, действительно надо оставить хутор, скотину распродать и переехать в село. Да, надо уезжать. Умирать-то и молодые умирают, на ровном месте. Тем более при нынешних временах, но надо же и о тех, кто остается думать. Не дай Бог, найдут его мертвым, в таком вот месте, да еще птицами поклеванным, так родственники, до конца дней своих будут перед людьми виноватыми ходить за то, что позволили старику умереть как дикому зверю, без всякого пригляда.
Племянник, заглушив трактор, вышел из кабины и, что-то, весело приговаривая, обхватил загривок собаки и стал делать вид, что хочет свалить ее с ног. С довольным рычанием упирающийся, Борз, подождал пока подойдет Усман и только после этого вырвался из рук Аслана и затрусил к отаре. Подождав пока племянник обнимет его, Усман ворчливо стал выговаривать.
-Первым делом, с собакой обнимаешься, а потом с дядей. Сколько раз тебе говорить об этом. Нельзя нам собак трогать, нечистые они для нас. -
Аслан засмеялся.
- Ваша*, мне кажется, что эта собака в тысячу раз чище и умнее некоторых людей, с которыми нам по жизни приходится общаться. -
- Так то оно так. - Усман с плохо скрытым удовольствием оглядел статную фигуру Аслана.
- Смотрю, Зарган, тебя неплохо кормит. Как она там, как отец? Что нового в селе? -
Аслан, помогая дяде подняться в кабину, ощутил, как мелко подрагивает рука старика, которую он поддерживал.
- Ваша*, как ты себя чувствуешь? Бледный ты... -
- Жарко сегодня, Аслан. А брат твоей матери не в том возрасте, чтобы по такому пеклу баранту пасти. -
Посадив дядю в кабину, Аслан закрыл дверцу и, обойдя трактор, легко запрыгнул на свое место.
- А как с этими? - Он кивнул в сторону, уныло свесивших головы, под нестерпимо жаркими лучами солнца, овец.
- Борз пригонит. Не в первый раз. Так что у вас нового? -
Трактор зарокотал и Аслану пришлось заметно повысить голос, чтобы дядя его расслышал.
- С мамой все хорошо, а отец приболел, давление, наверное. Он, вообще у нас жару плохо переносит. -
Усман покосился на крупные мускулистые руки племянника спокойно лежавшие на штурвальном колесе. У Хаважа они тоже такие. Вообще они очень схожи и по внешности и по характеру. Наверное, потому, что появились на свет в один и тот же день. И всегда тянулись друг к другу. Так, что когда сестра Зарган, приезжала забирать своего загостившегося сына, шутливо советовала брату оставить его у себя. Мол, у нее их еще трое, а его, единственному у них ребенку, брат будет. Аслан упирался, не желая расставаться с кузеном, а Усман, смеясь, обнимал набычившегося племянника и на ухо, чтобы не услышала Зарган, шептал, что завтра же приедет в село и опять заберет его к себе.
Аслан повернул к нему голову, желая что-то спросить, но, увидев, отрешенный взгляд старика, смолчал.
Они всегда были вместе. Вместе пошли в армию, вместе служили, вместе вернулись. Только когда он, на свою голову, послал учиться Хаважа в Грозный, а потом не препятствовал тому, чтобы он там же на заводе работал и жил в выделенной ему, как молодому специалисту квартире, они стали реже встречаться. Если бы он тогда мог знать...
- Ваша*, сперва в цистерну заливать воду или в поилку? -
- Что? - Очнулся от своих мыслей Усман. Трактор Аслана уже стоял посредине большого двора его кошары.
- Я говорю, воду, куда первым делом заливать будем? -
- В поилку, скотину надо напоить, а что останется, в цистерну слей. - Прежде чем взяться за ручку дверцы Усман оглядел пустынный двор.
- А где эта*, куда она делась? Спит, что ли?- Недовольно проворчал он, удивленный и слегка встревоженный тем, что жена не появилась на шум машины.
Пока Аслан подгонял прицеп к поилке он зашел в дом. Жена лежала на кровати. Бледное лицо и влажный платок на лбу неприятно поразили Усмана.
- Ты чего? Плохо тебе? - Жена слабо шевельнула рукой лежавшей поверх одеяла, которым она была укрыта.
- Как ты ушел, голова закружилась, в глазах потемнело и сердце... Хорошо, хоть не на улице была. Не знаю, смогла бы в дом зайти или нет. -
- Очень хорошее дело. - Раздраженно высказал Усман, вспомнив приступ, настигший его час назад и от которого он еще не вполне оправился.
- Очень хорошее дело. Только этого нам и не хватало, ко всему тому, что мы имеем. Еще тебе не хватало заболеть. -
Жена с трудом подняла на него налитые болью и усталостью глаза.
- У тебя опять приступ был. - Догадалась она.
- Ляг, отдохни. Я сейчас встану. Мне уже легче. -
- Лежи, лежи. Я сам справлюсь. - Он мягко положил руку на плечо жены, прерывая ее попытку подняться.
- Лежи. Не было у меня никакого приступа. Жарко сегодня очень. Такой жары как сегодня вообще не помню. - И несколько раз успокаивающе то ли похлопал, то ли погладил худенькое плечо жены. Она опять прикрыла веки. Крохотная слезинка скопилась в уголке глаза и, скользнув по влажной от пота щеке, исчезла в седых волосах. Сердито засопев, он отвернулся к окну.
- Сегодня вертолеты прямо над нами пролетали и опять в горах бомбили. Тогда и стало мне плохо. -
- На то эти вертолеты и сделаны, чтобы прямо над головами людей летать. А бомбят они и днем и ночью. Будешь на все это внимание обращать, никакого здоровья не хватит... Ты, лежи. Я пойду Аслану помогу. - Не оборачиваясь к жене, он вышел во двор.
Аслан, наполнив кубическую емкость с приваренным к ней длинным желобом поилки, подогнал трактор к наполовину вкопанной в землю цистерне и, отпустив в ее горловину шланг, заглушил двигатель. Пока вода с шумом изливалась в цистерну, они прошли в тень акации.
- Садись, не стой. Жарко сегодня. - Аслан с удовольствием вытянув затекшие ноги сел рядом с дядей.
- Что-то Бану не видно, уехала куда-то? -
- Никуда она не уехала. Лежит в доме, нездоровится ей. -
- Пойду, проведаю ее. - Аслан сделал попытку подняться с бревна, но Усман отрицательно качнул головой.
- Не надо, пусть полежит спокойно. Я скажу, что ты хотел зайти. -
- Может мне врача привезти? Наш родственник в районной больнице работает. Я привезу, пусть посмотрит. -
- Не будем людей беспокоить. - Усман, вздохнув, откинулся на узловатый ствол акации.
- Врачи ее болезни ничего не сделают. Спину ломит, дождь, что ли собирается, хотя не похоже. -
Аслан посмотрел на старика.
- Оттуда, значить, никаких новостей нет? -
- Нет Аслан, ничего нет. Вот она и переживает. Мать, все - таки. Все из-за этого. Все. Врачи, никакими таблетками в нашем случае не помогут. Поэтому не будем зря людей беспокоить. - Аслан, вырвал травинку, повертел ее в пальцах и отбросил в сторону.
- Ваша*, все хотел у тебя спросить. Может он вам, что-нибудь сказал перед уходом? Никак не могу понять, как он к ним ушел. Он же с нами был. Мы вместе с ним наш митинг охраняли в Грозном, дрались с ними не раз. Он даже выступал на этом митинге от своего завода. Сам говорил, что Дудаев нам войну готовит. - Аслан имел в виду митинг оппозиции генералу Дудаеву на Театральной площади в Грозном.
- Ничего он нам не говорил, Аслан. О том, что уходит воевать, он нам через людей передал, которые из города выезжали, когда бомбежки начались. Вот так мы об этом узнали. А так, кто бы его туда отпустил. Сперва ему надо было бы нас убить... Впрочем, мне кажется, к этому все и идет. - Мрачно добавил Усман, вспомнив недавний приступ.
- Я так думаю, Аслан, что решил он воевать, после того как русские начали город бомбить. Ты же знаешь, сколько там невинных людей погибло. Сколько их в машинах сгорело, семьями, когда из города, от войны убегали. Вот, наверное и решил. А так, я же знаю, что его ничто с ними не связывало. Терпеть он их не мог, сбродом называл, бандой во главе с генералом. -
Жесткая усмешка появилась и исчезла на лице Аслана.
- Разговаривал я с некоторыми, которые вот как Хаваж, решили, было против русских воевать. Никто их там не ждал, никому они не нужны были, самим надо было оружие доставать, самим патроны покупать. А где, то оружие, которое здесь русские оставили, когда свою армию выводили? Этим оружием всю республику можно было вооружить! Где деньги за нефть, которую три года направо и налево толкали? Все продали, твари грязные, а потом голосить стали - если вы мужчины, если вы чеченцы идите на войну! Я этим и сказал, если вы такие крутые и идете мстить русским, то первым делом отмстите тем, кто этих русских с войной к нам завел. Предъявите счет всем этим Дудаевым и Басаевым. А потом с русскими воюйте. Это будет справедливо. Не зря же наши предки говорили в таких случаях, прежде чем устраивать разборки посмотри, кто зулум да* и начинай с него. -
- Все это так, Аслан, все так. -
Из за холма показался Борз. Все так же, мерно покачивая низко опущенной головой, он медленно вышагивал во главе блеющего стада овец. Аслан засмеялся.
- Валлахи*, Ваша*, я такой умной собаки больше ни у кого не видел. Только что говорить не может. С таким помощником тебе ни о чем не надо беспокоиться, можешь спокойно дома сидеть, она сама овец и на выпас отгонит сама и домой их приведет. -
- Да, Аслан. - Усман, прищурясь смотрел, как, почуяв запах воды, овцы побежали, обгоняя идущую вожаком овчарку и сгрудились вокруг желоба поилки, толкая и тесня, друг друга.
- Даже не знаю, чтобы я без этой собаки делал. Постарел Борз, постарел. Для него не было большей радости, чем приезд Хаважа. Все время вместе возились. Хаваж его здороваться научил. Утром только во двор выйдешь, он подходит и бодается. Здоровается. Я сперва ругался потом думаю, ладно... И, знаешь, Аслан, - Усман доверительно склонился к племяннику.
- Он особенно сдал, когда мы узнали, что Хаваж ушел туда. Вот ведь, собака, животное, а чувствует все как человек. Подойдет, посмотрит в глаза как будто от сердца сказать тебе что-то хочет... Что я буду делать, если не дай Бог... -
- Ничего, все образуется. Дэла* милостив. Все будет хорошо. Поеду я, пора уже. Переезжать вам надо в село. Как надумаете, скажите, я все организую. Среди людей вам лучше будет, веселее и мы не будем за вас переживать. Поспешить надо с этим. Бану от меня передай пожелание выздоровления. Пусть не томит себя, вернется Хаваж, обязательно вернется. Я завтра опять подъеду к вам, проведаю Бану. -
Шум трактора давно уже растворился в звенящей от зноя тишине, а Усман все так продолжал сидеть в тени акации. Борз, выждав пока все овцы, утолив жажду, спрятались в темной глубине кошары, несколько раз шумно лакнул из желоба воду и, подойдя к хозяину, растянулся у его ног.
- А мы как раз о тебе говорили... Уезжать надо отсюда в село, среди людей нам лучше будет... Лучше... Только если он вернется, он же сюда придет... А здесь никого нет. Что он подумает? -
Борз, поднял лежавшую на вытянутых передних лапах голову и внимательно посмотрел на Усмана.
- Вот я и говорю, что, может быть, подождем еще немного. Уехать всегда успеем, должен же он вернуться, в конце концов, должен? Что молчишь? -
Усман, кряхтя, поднялся на ноги, но прежде чем зайти в дом еще раз выговорил собаке.
- Облизал ты меня сегодня, хвост чертячий, теперь купаться надо. Эта лежит, ты воду таскать не умеешь, тот, неизвестно где, автомат под хвост засунув, бродит... Все самому надо делать... Вот и все, что мне к старости осталось - старая собака, да больная жена. -
Полная луна ярко освещала спящий хутор, когда Борз, вздрогнув всем своим костистым телом, вскочил на ноги. Глухо зарычав, он стремительно вылетел из своего укрытия в углу кошары на вершину холма. Отсюда хорошо видны были блестящие в мертвом свете луны ледяные вершины Кавказа. Какое-то время он каменным изваянием стоял на самой вершине, напряженно вглядываясь в далекие горы. Словно тяжелый вздох пронесся в наполненном ночной прохладой воздухе. Мелкой дрожью ответила земля. Борз, заскулив, несколько раз крутнулся на месте и, не оглядываясь на оставленную им без присмотра кошару, рыча, бросился вниз по склону. Он бежал в сторону гор, в ту сторону, откуда донесся этот тяжелый вздох и откуда пошли волны земной дрожи. У самой подошвы холма у него отказали задние лапы. Борз покатился вниз по склону, безжалостно кусая онемевшую часть своего тела. На вершину второго холма он взобрался, жалобно скуля и царапая землю передними лапами.
Там, на вершине, лежащим мордой к горам Усман и нашел его утром следующего дня. Нашел и тяжело опустился рядом с мертвой собакой на колени. Мерно покачиваясь всем телом, старик, неотрывно смотрел в сторону заалевших в лучах невидимого еще солнца ледяных вершин. Теперь он знал, куда и зачем, рвался этой ночью его старый, верный Борз.
Мартагов Руслан.
Дэла. - верховное языческое божество чеченцев. Сегодня обозначает Всевышнего в исламе.
Остопирулла.(араб) - Да простит нас Всевышний.
Ваша. - дядя. Почтительное обращение к старшему.
А где эта. - по этикету муж, как и жена, не должны называть друг друга по имени.
Зулум да. - буквально - отец зла. Зачинщик, провокатор, подстрекатель.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
