[Регистрация]
[Обсуждения]
[Новинки]
[English]
[Помощь]
[Найти]
[Построения]
[Рекламодателю]
[Контакты]
Л Е Г Е Н Д А
Скорее всего, что если бы не события этого летнего вечера, они никогда не попали бы за Терек, и кровью писаная история Кавказа не пополнилась бы еще одной трагедией.
Конечно, они и раньше, когда бушевали зимние вьюги, говорили о том, как было бы замечательно совершить летом рейд за Терек и пригнать оттуда гурт скота или табун лошадей. Они говорили об этом долго и охотно. Прикидывали разные варианты того, что их ждет за рекой. Как они распорядятся тем, что они получат за этой рекой. Рекой, которую четверо из них семерых никогда и не видели. Просто они знали, что есть эта река с быстрыми опасными водами, за которой лежат звенящие степные дали полные тучных отар и резвых, быстроногих табунов и тот, кто ее пересечет, кто не убоится казацких пуль и сабель, тот до конца дней своих будет обеспечен добром, и будет уважаем во всей округе. И тема эта была для них сладко - манящей и бесконечной как звездное небо, опрокидывающееся над их горами.
Юка, старший из семерых односельчан, в доме которого они собирались длинными, зимними вечерами, слушал их, пряча в черной бороде снисходительную улыбку. Он уже дважды побывал за Тереком. Если первая вылазка была для него удачной, и он смог обзавестись кое-каким хозяйством и жениться, то из второй его привезли как куль привязанным к лошади с двумя казацкими пулями, которые долго и больно выковыривал из его груди сельский лекарь.
В принципе все семеро уже готовы были осуществить задуманное и разговоры о набеге велись только для того чтобы Юка, в один прекрасный день согласно кивнул головой и стал бы готовить их к походу. Но Юка больше молчал, только изредка вставляя в их восторженные речи короткие реплики, и раскуривая очередную самокрутку, из листьев кукурузного початка, вдруг внимательно оглядывал очередного оратора и сразу же уводил глаза в сторону.
Так прошла эта долгая, семнадцатая в жизни Лечи, зима. Юка, так и не дал свое добро и за весенними хлопотами, разговоры эти утихли сами собой. Тут и лето наступило. А на исходе его, душным днем, в час, когда солнце перевалило макушку неба и тени глинобитных домов и ореховых деревьев, ощутимо вытянулись к востоку, и, наконец-то, повеяло прохладой, у околицы раздались выстрелы. Из-за деревьев близко подступившего к селению леса выехало несколько всадников, а следом за ними непрерывно мыча, вытекло большое стадо коров сразу же кинувшихся к мелкому каменистому ручью. Сбежавшие на звук выстрелов односельчане заворожено смотрели на стадо.
- Какие большие.- Выдохнул кто-то за спиной Лечи. - Наши коровы перед ними как козы будут.-
- Конечно, Эти же степные. Им по горам, как нашим, ползать не надо. Из-за Терека, скорее всего, пригнали, у русских отбили. -
- Молока, наверное, дают, хоть залейся, вымя смотри какие ...
Трое всадников подъехали к сельчанам, спешились и уважительно поздоровавшись, попросили, чтобы женщины подоили коров, кто сколько может, так как стадо они гонят не доеным вторые сутки.
- Правильно говорит. Еще немного и пропадут коровы, жалко же, мучаются.- Заговорили в толпе. Детвора, взбивая босыми ногами клубы пыли, бросилась созывать женщин на дойку.
Старший из всадников, проводив глазами детей, рукавом черкески вытер вспотевшее лицо и подошел к отдельно стоящим старикам.
- С вашего разрешения мы переночевали бы здесь. Скотина отдохнет, да и мы уже третьи сутки на ногах.
Сельский голова Саадул степенно огладил длинную белую бороду.
- Будьте гостями нашими дорогими. Ибо сказано, что гость от бога и пуст тот дом и беден аул, в котором не бывает гостей. Располагайтесь, пусть все твои товарищи хорошо отдохнут. А за стадо не беспокойтесь, наша молодежь за ним присмотрит. -
- Есть у меня еще одна просьба к вам. Слышал я, что в вашем селе живет лекарь во врачевании ружейных ран искусный. А у меня раненный, боюсь, не довезем его живым до дома.-
Саадул живо обернулся к толпе.
- Гиназ! Где Гиназ, позовите его, найдите, где бы он ни был и быстро сюда! А вы несите раненого.-
На бурке поднесли бледного, с блуждающим взглядом юношу. Увидев незнакомых стариков, он сделал попытку приподняться и тут же потерял сознание. Подоспевший к тому времени Гиназ в полной тишине, приложив ухо к окровавленной груди раненного, долго слушал, как сквозь тяжелое с хрипами дыхание пробивается слабый стук сердца. Потом кончиками пальцев погладил ему виски, приподняв веки, осмотрел белки закатившихся глаз и, встав на ноги, уверенно сказал
- На все воля божья. Думаю, что смогу ему помочь, но, по крайней мере, две недели ему надо провести в постели. Если это вас устраивает, несите его ко мне домой.-
Гость обрадовано воскликнул.
- Гиназ! Дай бог тебе долгой жизни! Душу мою ты освободил, Гиназ! Ведь это был единственный сын у матери, с каким лицом бы перед ней я встал, если бы он умер! Пришли сюда женщину со своего двора и пусть она отберет самую лучшую корову. Нет, пусть она загонит в твой двор две коровы из этого стада. А еще две мы принесем в жертву за наш удачный поход. Пусть сегодня в каждом доме вашего села будут вкушать наш сага*.-
Вечером все семеро, не сговариваясь, собрались у Юки.
- Видите, - возбужденно сверкал глазами Лечи. - Пока мы тут все обсуждаем, люди дела делают! Всего три дня пробыли за Тереком и смотрите, какое стадо пригнали! И всего один раненный и того в скором времени Гиназ на ноги поставит.-
- А у казаков, - Подхватил Уми. - которые за ними погоню устроили, десятеро убитых!-
- Двадцать! - Оскалившись в довольной улыбке, поправил его Изнаур. - Двадцать. Я сам слышал, как они об этом говорили. Убить двадцать русских гяуров! Клянусь, наши гости уже заслужили себе место в раю. -
- Изнаур. А почему ты к имаму Шамилю не пойдешь? Говорят, он в Ведено новое войско собирает и каждому воину очень рад. В вопросе Юки не чувствовалось никакой иронии или скрытого подвоха, но Изнаур сразу же насупился и ответил с вызовом.
- А я и хочу уйти к нему, но не с пустыми руками. Потому что газават требует не только твоей жизни, но и всего чем ты владеешь. Хотел пойти с вами за Терек, чтобы было с чем, но раз вы не хотите...- И он поднялся, чтобы выйти из комнаты.
- Ладно. Сядь, не кипятись. Спросить у тебя нельзя что ли? Сразу обидеться готов. Что-то ты Изнаур, в последнее время дерганный какой-то стал, нехорошо это. Держи себя в руках. И запомни, в кругу друзей обидеться, может только лэй*.-
Подождав пока Изнаур не сядет на свое место, Юка продолжил.
- Этим, что сегодня приехали в наше село, просто очень повезло. Я видел как из-за Терека вместо коров или лошадей убитых привозили. А иногда и свой скот на ту сторону перегоняли, чтобы трупы или пленных выкупить. Казаки, они, как и мы, папахи носят, а не платки женские. И оружием владеют не хуже нас. Вот это вы должны хорошо запомнить и никогда не забывать.- Замолчав, Юкка несколько раз провел ладонью по свежевыбритой голове.
- Мы с вами долго говорили об этом деле, думаю, пришло время его осуществить. Через три дня тот, кто все обдумал и взвесил и получил благословение старшего в доме, увидит меня к утренней молитве у расколотого дуба. Там я буду вас ждать. А теперь идите у вас три дня на то чтобы, и подумать, и подготовиться.-
Дома, летевшего как на крыльях, Лечи ждал неприятный сюрприз. Мать, отворив ему дверь, при тусклом свете чадящего жирника торопливо зашептала.
- Дед отказался от жертвенного мяса. Сказал, чтобы я отнесла его соседям.-
- Почему это? - Удивился Лечи стягивая с себя одежду.
- Говорит, что это не сага и что есть это мясо - харам*. - Лечи, только головой покрутил.
- А как я соседям мясо отдам, что я им скажу при этом. Стыд-то, какой! Люди от всего сердца жертву принесли, а он...-
- О чем это вы там шепчетесь? - Раздался из соседней комнаты резкий голос деда.
- И где ты до полуночи ходишь? Ну-ка зайди ко мне. А ты не вздумай ему еду готовить. Пусть вовремя, как все люди, домой приходит!-
С тех пор как семь лет назад в стычке с набежавшим из степи калмыцким отрядом погиб отец Лечи, а два года назад сорвались в пропасть оба старших брата, тела которых так и не удалось найти, они остались втроем. Дед, поначалу сурово взявшийся за воспитание единственного внука, в последнее время начал сдавать. Все чаще былая резкость его нравоучений перетекала в добродушное ворчание и все чаще в его взгляде, обращенном на внука, мелькала плохо скрытая нежность.
Зайдя в комнату, Лечи, присел на поднаре*, в ногах у перебирающего четки старика.
- Дада*, как ты? -
- Я-то, исходя из моего возраста, хорошо. А вот где ты пропадаешь? Ночью тебя нет, утром недобудишься... Мать вон твоя из-за тебя тоже не спит...- Отложив четки, старик встал, жестом заставив сесть вскочившего на ноги внука, и несколько раз прошелся по комнате, собираясь с мыслями.
- Сегодня нам принесли мясо и сказали, что это сага. Я тебе все время объясняю, что настоящий человек должен знать разницу между, ханал и харам, дозволенным и недозволенным. Тот, кто не считает нужным соблюдать это, тот не может считаться человеком. Это то же животное, только ходит на двух ногах и говорить по-людски может. Животных бог создал такими, какие они есть, а человек, добровольно, в угоду своим прихотям, отказывающийся от того, что открыл ему бог и открыл ради его же блага это даже не животное, а просто тварь какая-то грязная. У которой ни семьи никогда не будет, ни детей нормальных, потому что он не знает что это такое, он все это проел, пропил, а потом до ветра отнес. То, что нам сегодня принесли не сага потому, что оно не ханал, а харам. Сага делается только из того, что ты заработал честным трудом. Только из этого. Все другое харам. Я запретил твоей матери варить это мясо под крышей нашего дома. В этом доме мы будем пользоваться только дозволенным, но не украденным и не отобранным у других!-
- Дада, но ведь они отобрали этот скот у русских и при этом, как мне кажется, тоже трудились.- Попытка отшутиться результатов не принесла. Дед был не в том состоянии.
- Вор, который лезет в твой хлев, чтобы увести твою корову, то же трудится, но при этом не перестает быть вором! А кто тебе сказал, что у русских можно отбирать что-то и это отобранное будет для тебя дозволенным?-
- Но ведь они христиане, а мы мусульмане! И говорят, я сам слышал от людей, что мы объявили им газават, а значит... -
- Говорят, говорят!- Перебил его дед. - Слишком много говорунов развелось в наших краях в последнее время, от этого и все наши беды! И кто это мы? Тебя или меня спросили, когда газават объявляли? Насколько я помню, в нашем селе никто никому газават не объявлял. Кто его объявил тот пусть сам идет за Терек и приводит его в исполнение, а не толкает на войну таких, как ты. Газават они объявили! Проклятье на их головы! Газават объявляют только тогда, когда враг приходит в твой дом, бесчестит твоих жен и запрещает тебе верить в Аллаха. Вот только тогда объявляют газават. Ты понял? Только в этом случае объявляется газават и долг каждого мусульманина участвовать в его исполнении. Все остальное это ложь и зулум*!-
Дед разбушевался не на шутку. Только теперь до Лечи дошло, что все их предприятие в виде похода за Терек, а точнее его участие в нем, находится под большим вопросом. Так как непременным требованием Юки к каждому из участников было получение благословления на поход от старшего в семье. Данный акт освобождал Юку от ответственности за кровь погибшего в случае неудачи и поэтому он особенно настаивал на выполнении всеми членами команды именно этого пункта их устного договора.
Пока Лечи горестно размышлял над вновь открывшимися обстоятельствами, естественно, что после такой беседы не могло быть и речи о благословении, а значит и о его участии в походе надо было забыть, дед, слегка успокоившись присел на поднар и после долгой паузы произнес.
- Если говорить правду сегодня мы приютили воров. Поев мясо ворованных коров, сами стали ворами. Мало того, приняв это мясо как сага мы оскорбили нашу веру... Да простит нас Всевышний. Мы чеченцы вряд ли когда-нибудь станем истинными мусульманами. Мы рождаемся чеченцами, живем по чеченским адатам, а не шариату и умираем как чеченцы. Хорошо, что хоть хоронят нас как мусульман..... - Дед глубоко вздохнул и покачал головой.
- Ладно, иди спать.-
Лечи, долго ворочался на поднаре, тщетно пытаясь сообразить, как и под каким предлогом, он мог бы получить согласие деда. Уснул под самое утро, когда третьи петухи звонко пропели рассвет. Уснул, уже смирившись с тем, что ему так и не придется, увидеть затеречные дали.
Разбудил его ворчливый голос матери.
- Третий раз уже бужу! Ты встанешь сегодня или нет? Взрослый человек, а ведешь себя как ребенок. Стыд у тебя есть, в конце концов? Солнце уже на полдень, а ты все в постели валяешься!-
Лечи, сладко потянувшись, улыбнулся матери.
- И что ты каждое утро одно и то же...- Но тут же помрачнел, вспомнив ночной разговор с дедом.
- А дада где?-
- Уехал дада. Утром приехал человек из Сади-Юрта, привез хабар*, что сестра твоего дедушки слегла. Он сразу собрался и уехал, тебя не стал будить. Пожалел. Сказал, что ты всю ночь не спал, ворочался и во сне с кем-то спорил. Ты не заболел? И чего это ты заулыбался сразу, что это с тобой?- А Лечи, счастливо улыбался от того, что все разрешилось так замечательно, быстро и без всяких ухищрений с его стороны. Путь до Сади-Юрта займет у деда весь день, у больной сестры он в любом случае пробудет дня два и еще один день на обратную дорогу. А им выступать послезавтра. Матери, можно сказать, что они едут на свадьбу в соседнее село, главное выехать вместе со всеми, а там что-нибудь придумается.
- А дада ружье не взял с собой?
- Нет. - Мать сразу же насторожилась - А зачем ты о ружье спрашиваешь? -
- Просто, мы на свадьбу Юкиного друга собираемся. Послезавтра. - Он торопливо, не глядя в сторону матери, стал одеваться.
- Но это послезавтра, а кушать я хочу сейчас.-
Ну-тесь, сударь мой любезный, так я вас вот по какому поводу пригласил. Как вы знаете, третьего дня шайка хищников отбила у станичников коровье стадо и увела его за Терек, в горы. Казачки, конечно, устроили погоню, но ваши симпатанты... Да, да голубчик, уж поверьте мне, что я в разумении того, что вы изволили сравнивать наших друзей из чеченских гор с итальянскими карбонариями и испанскими герильяс о судьбе коих вы так сокрушаться изволили... Вольнодумство, либеральничание и праздность, вот три порока кои ведут к разрушению царств и общественных устоев! Уясните себе это сударь и извольте не забываться. В этих краях нет ни карбонариев, ни герильяс и не было их никогда и никогда не будет! Мы с вами, сударь, здесь для того, чтобы под корень изничтожить хищное племя, препятствующее процветанию империи и прирастанию ея новыми землями и народами на южных рубежах. Вот вам и вся философия нашей с вами миссии. И лучше всех ее выразил Алексей Петрович, сказавши, что не успокоится до тех пор, пока жив будет на земле хоть один чеченец! И для всех нас военных это изречение должно быть не просто словами, а руководством к действию. Ясным и четким указанием, коими мерами нам с ними общаться. Вы же, голубчик, хлопаете комаров вашу кровь сосущих безо всякого к ним сожаления! А ведь это живые существа! Божьи, так сказать, создания. Вот так надлежит поступать и с чеченами и пусть вас не смущает их внешняя на нас похожесть. По сути своей, это те же кровососы, только наделенные человекоподобным видом.
Уж, надеюсь, голубчик, что подобных разъяснений впредь мне вам не придется производить? Надеюсь на это. Ан теперь вернемся к нашим делам. Итак, казачки наши бросились в погоню, но хищники, во главе коих был известный разбойник Лауд из Бахтара, учредила засаду в коей убито четверо станичников. Как донесли наши лазутчики, шайка, имея одного раненного, переночевала в деревне Кани-Ирзу. Прирезав там несколько коров, мясо коих было роздано всем поселенцам, оставила раненого на излечение и ушла далее.
Преследовать и примерно наказать шайку, тех, кто отбил скот и пострелял казаков, мы, теперь уже не можем. Они далеко, в горах, куда мы еще не дошли, но нам этого и не надо. Да, да голубчик, не удивляйтесь. Более того, скажу я вам, мы должны быть благодарны этому головорезу за набег. Вы же когда комаров убиваете, не спрашиваете у них, у каждого, кто покушался на вашу плоть? А хлопаете вы их всех подряд только за то, что они есть и в природе своей без крови вашей обойтись не могут. Вот так-то. Уж молодец этот Лауд, молодец, такой знатный повод учинил для кровопускания. Догнали бы мы эту шайку, уж, допустим, постреляли бы, сколько ни есть разбойников десять, двадцать, больше их и не будет, ну и что? Чечены просто плечами пожмут и скажут, что не повезло компаньонам, и меры никакой воспитательной в этой экзекуции не увидят. А коль мы уничтожаем их гораздо большим числом и главное, тех кто и не разбойничал, а только просто смотрел как они едут, как гонят отбитый у станичников гурт, уничтожаем вместе с домочадцами их... Вот где наступает, голубчик мой, воспитательная мера государства! Ужас должен охватывать их только от одной мысли, что они могут во сне, ненароком, козявку какую-нибудь задавить, что пасется себе во владениях имперских! И только одна мысль должна им денно и нощно голову тревожить, как бы убежать, быстрее и подальше, от двуглавого орла. Ужас должен бежать впереди нас, ужас. И делать вместо нас нашу работу.
Ну-тесь, голубчик мой, деревня эта, как ее там...Кани - Ирзу, имеет до семи десятков дворов. Не более. Население мужского полу может быть до двух, трех сотен. Округлим до полутысячи. Понятно, да? Завтра вы подготавливаете экспедицию, необходимые распоряжения в штабе уже готовы. А послезавтра, помолясь, в путь - дорожку. Считаю, сударь мой любезный, необходимым заметить вам, что каждый из числа тех, кто будет участвовать в экспедиции, должен твердо знать, что в деревне не должно остаться ни единой, живой души. Ни единой! Это приказ.
В предрассветных сумерках они встретились у, когда-то, в стародавние времена, расколотого молнией дуба. Когда из села донесся призыв к утренней молитве, семь черных бурок легли на влажную траву и семеро преклонили колени перед далекой, затерявшейся в жарких аравийских песках таинственной Каабой. После молитвы Юка внимательно осмотрел коня и снаряжение каждого из своих спутников.
- Вроде бы подготовились хорошо, нечего сказать.- Мягко ступая подошел к коню и обернувшись к остальным, уже сидящим в седлах, весело воскликнул.
- Къенти*! Дэла* милостив, вернемся с удачей!-
В полдень они достигли Терского хребта и здесь с его высоты, Лечи, впервые увидел эту реку. Далеко внизу, у самого подножия хребта тянулась она, причудливо извиваясь среди многочисленных, густо заросших пойменным лесом островов и песчаных отмелей, серой, стальной лентой, изредка вспыхивающей ослепительным блеском отраженного солнца. А за ней, до самого горизонта, насколько хватало глаз, лежала бесконечная равнина степи. И где-то в этих просторах затерялись тучные стада и резвые кони, за которыми они выехали из родного села и в этих же просторах за каждым перелеском их поджидали пули и острые шашки казаков. За всю свою двадцатилетнюю жизнь впервые выехавший из покрытых дремучими лесами гор Уми, возбужденно ударил себя по голени.
- Какая красивая страна! Просторная и светлая! Вот бы здесь все время жить!- Лечи, вздохнул, картина действительно была впечатляющей. Они бы еще долго любовались открывшимся видом, но Юка торопливо погнал коня вниз.
- Нечего торчать здесь столбами у всех на виду.-
- Да кто нас видит? - Удивился Уми - Мы же за весь день никого не встретили.-
- От того, что ты никого не видел, это не значит, что тебя кто-то не видит. А нам лишние глаза ни к чему. Давайте быстрее вниз.-
Достигнув подножия хребта, Юка оставил своих спутников в густо заросшей колючим терновником и кизиловыми деревьями балке.
- Побудьте здесь, отдохните. Огня только не разводите, и из балки не выезжайте. Я поеду в село, оно недалеко отсюда, к другу. Неделю назад посылал ему хабар, что мы приедем. Должен все подготовить.- Он, тронул, было коня, но, словно вспомнив что-то, обернулся.
- На всякий случай запомните, моего друга зовут Хамзат, сын Инарка они из моего рода. Вернусь к вечеру. Отдыхайте. -
- Хамзат, сын Инарка.- Пробормотал Лечи, расстилая бурку. Усталые после долгой дороги все легли спать. Только Изнаур долго молился. Вполголоса, истово сплетая певучую вязь арабских слов.
Хамзат, встретил Юку широчайшей, во все побитое оспой и обрамленное рыжей бородой, лицо.
- Не зря в народе говорят, что злая собака тут как тут, стоит только ее вспомнить! Приходи свободным*, Юка!-
- Да пребудет и с тобой свобода*, Хамзат!- Они крепко обнялись.
- Я только что о тебе думал. Уже хотел на хребет ехать, тебя высматривать. Что так задержался и где твои товарищи?-
- Оставил я их в балке, недалеко отсюда. Не хочу твоим односельчанам глаза ими мозолить. Вы терцы не очень любите, когда кто-нибудь, кроме вас, ваших соседей щиплет.- Хамзат засмеялся.
- Это точно, это ты правильно заметил. Пойдем в дом, покушаем. -
- Нет Хамзат, у меня еще будет возможность у тебя погостить. Время сейчас такое, что эти дела надо делать как можно быстрее либо вообще за них не браться.- Хамзат согласно кивнул и развел руками.
- Хорошо. Ты как всегда, прав. Я сейчас буду готов.- Юка обратил внимание на то, что Хамзат перед самым выездом приторочил к седлу аккуратно свернутую, еще сырую лисью шкуру.
- А это тебе зачем? -
- Увидишь.- Ухмыльнулся Хамзат. - Это уже третья, которую я за неделю убил, пока вас дожидался. Потому, что для нашего дела она должна быть свежей, иначе не сработает. Я готов.-
До балки, где Юка оставил своих спутников, ехали не торопко, времени было много.
- Юка, а ведь мы с тобой три года не виделись!-
- Три с половиной, Хамзат. Три с половиной.-
- О чем в горах говорят?-
- Неспокойно в горах. Имам Шамиль опять людей собирает. Говорит, что следующей весной окончательно изгонит русских с Кавказа. Требует налог солью, мясом вяленным, кукурузой или деньгами. До нас еще не дошли... До вас то они вообще не доберутся. Хорошо вы здесь живете.-
- Не доберутся! - Хамзат коротко хохотнул. - Мы сами до них добрались. Слышал поговорку - далекая зурна заманчиво звучит? Приехали к нам наговорили, наобещали... Всем селом снялись. Некоторые даже дома свои сожгли. В жизни, мол, больше не вернемся, пока газават не исполним! В лагерь к Шамилю приехали, а там все начальство из сюлий*, арабов и прочих разных, не поймешь, о чем они меж собой толкуют. Как в бой так мы первые, как добычу делить так последние.... Мол, на войну много всего надо! А воюет то кто? И почему сюли в Чечне порядок наводят, в то время как у них дома русские хозяйничают? И ведут себя, как будто мы у них пыль под ногами. И живем мы не так, и молимся не так и обряды у нас не те, что у истинных мусульман. А тут один из этих решил девушку из нашего рода в жены взять против ее воли. Тварь! - Хамзат грубо выругался.
- Извини, не удержался, как вспомню... Представь себе, нагло входит в дом, при отце хватает ее за руку и говорит, что хочет чтобы она была его женой! Наш родич кинжалом из одного зятя, враз, двух сделал. Изрубили мы их до единого. Просто с удовольствием рубили, до того они уже нас достали и ушли обратно на Терек. Вернулись, конечно, в меньшем числе, чем уходили. Вот так наш газават и кончился. -
- Да-а, - Юка покачал головой. - Повоевал ты, оказывается, без меня. Я и не знал об этом. -
- Уж извини, что не стал тебя на это хорошее дело приглашать.- Хамзат засмеялся.
- Ничего, сочтемся как-нибудь. А как вы с соседями живете?- Юка показал на левый берег, где из-за леса, кое где, проглядывали крыши казачьих мазанок.
- Хорошо живем. По-соседски. Иногда воюем, они в нас стреляют мы в них. Расстояние, как видишь в самый раз. В такие дни женщины за водой только по ночам к Тереку ходят. Но это редко бывает. А так торгуем, обмениваемся. Неплохой народ эти русские, надо только уметь с ними ладить. Помогут, в долг дадут. Хорошие люди. - С убеждением закончил Хамзат.
- Поэтому мы и едем у них табун угонять, что они хорошие люди?- Засмеялся Юка. Хамзат слегка смутился.
- Но я же не у своих угоняю. - Имея в виду станицу напротив своего села. - У чужих. -
Первым, кого они увидели, доехав до балки, был Изнаур. Сидя на корточках, он перебирал четки, при этом верхняя часть его туловища ритмично покачивалась в такт молитве. Остальные спали.
- Вы, что муллу с собой привезли, что - ли?- Вполголоса спросил Хамзат. Юка поморщился.
- Да не мулла он,... а так. Год провел в Дагестане, учился там, приехал, стал всякое болтать, мы уже думали, что головой повредился. А теперь, когда ты про этих арабов и сюли рассказал, все понятно у кого он этих мыслей нахватался. Но, что делать, Хамзат, односельчанин, не отталкивать же его.- Так же вполголоса ответил Юка и крикнул.
- Эй! Вставайте, хватит спать! -
После того как Юка представил Хамзата, последний поздоровался с каждым за руку и сразу же заговорил о деле. Получив от Юки хабар, о готовящейся вылазке за Терек он отрядил своего сына вести наблюдение за станицей, которую выбрал для угона лошадей. Брод он уже разведал, Терек к осени обмелел и потому, проплыть им придется самую малость. Плотик для переправы пороха и ружей то же готов и надежно спрятан в зарослях у самой кромки воды. Станица в часе езды ниже по течению и если сын не сообщит ничего нового, этой же ночью они уйдут на тот берег и к рассвету, если Дэла позволит, вернутся обратно.
Сын Хамзата лежал в маленькой ложбинке у самого края обрывистого берега и в подзорную трубу изредка осматривал станицу на противоположном берегу. Ему было скучно. Уже прошла неделя, как он с рассвета занимал свой пост и, стараясь остаться незамеченным, рассматривал опостылевшую станицу до самой темноты. Услышав стук копыт он насторожился, но, увидев среди подъехавших всадников отца, не удержался от радостной улыбки. Спешившись, так чтобы остаться незамеченными для противоположного берега, все подошли к мальчику.
- Рассказывай. - Приказал Хамзат, взяв в руки подзорную трубу и наведя ее на противоположный берег. Мальчик бойко доложил, что по сравнению с первым днем наблюдения, в станице ничего не изменилось. Вооруженных людей не прибавилось, солдат на постое нет. А сегодня утром двенадцать казаков верхами при полном вооружении ушли в степь и видимо надолго. Табун, каждый вечер гонят на выпас почти на одно и то же место у самой кромки притеречного леса.
- А почему ты решил, что казаки уехали из станицы надолго? - Юка с одобрительным интересом посмотрел на бойкого мальчика.
- Седельные мешки были полные. Вдобавок у каждого за спиной еще по мешку висело и женщины им долго вслед руками махали. Вот так.- Мальчик изобразил, как махали женщины руками.
- Ага. Правильно. - Растолковал Хамзат. - Это они так в дальнюю дорогу своих провожают. Как, вроде бы, крест на них кладут. - Изнаур сплюнул. Уми засмеялся.
- Надо же как, а я бы в жизни не догадался, молодец мальчик! -
- То, что двенадцать человек уехало это хорошо. - Хамзат еще раз оглядел левый берег и передал трубу сыну.
- Что теперь надо делать знаешь? -
- Знаю.- Поскучнел мальчик.
- Хорошо.-
Юный разведчик в нерешительности переступил босыми ногами и с робкой надеждой посмотрел на спину отвернувшегося отца.
- Может быть я останусь...За лошадьми присмотреть...- Лоб обернувшегося к нему Хамзата прорезала глубокая морщина.
- Давай домой. Быстро.- Поняв, что своим поведением поставил отца в неловкое положение перед незнакомыми людьми, мальчишка стремглав бросился к раскидистой иве, под которой был привязан его конь и с места в карьер, так что рубаха на спине вздулась пузырем, поскакал в сторону дома.
- Хороший у тебя сын растет. - Юка с грустью смотрел, как оседает пыль, взбитая копытами скрывшегося за холмом коня. Он уже восемь лет был в браке, но детей так и не было.
В сумерках они доехали до брода и, стреножив коней, легли отдыхать. Теперь им оставалось ждать полной темноты. Лежа на спине, Лечи, смотрел, как удлиняются и наливаются чернотой тени холмов. Как, уже по-осеннему, прохладный ветер колышет верхушки деревьев и в бездонной синеве, робко зажглась первая звезда.
- Гарси.- Саадул положил руку на плечо своего ровесника. - Мы с тобой не в том возрасте чтобы с ружьями бегать. Поедем к ним и узнаем, что они хотят, зачем здесь появились?-
Село Кани-Ирзу гудело растревоженным ульем. Женские крики, плач детей, тревожное мычание не доеного скота, все слилось в один протяжный стон. Мужчины, на ходу заряжая ружья, бежали к окраинным домам и занимали позиции за наспех сооруженными укрытиями. А из леса бесконечной змеей выползала войсковая колонна и сразу же, раздваиваясь, медленно, держась вне досягаемости ружейного выстрела, брала село в кольцо. Скакали всадники в разноцветных мундирах и подле первых, выкатившихся из леса пушек, суетились канониры, наводя жерла на село.
- Я готов.- Подобрав поводья, Гарси, несмотря на возраст, легко поднялся в седло.
- Да ты оказывается молодцом. - Подначил его Саадул. - Жениться тебе в самый раз, а то ходишь, стариком прикидываешься.-
- Я бы не прочь Саадул, - Отшутился Гарси. - только не повезло мне. Друга нет, который невесту для меня мог бы привезти.-
Саадул только головой покачал.
- Язык у тебя Гарси...Муски! - Окликнул он своего старшего сына. Муски, перехватив ружье, с готовностью поднял к отцу до самых глаз заросшее угольно-черной бородой лицо.
- Муски, мы с Гарси поедем к ним. Будем держаться так, чтобы вы нас видели. Если там, что-нибудь, случится и мы не сможем к вам вернуться, соберите всех женщин, детей и пробивайтесь в горы. Гостя нашего, раненного, в первую очередь... Гоните перед собой коров. Они вас хоть немного от пуль защитят. А здесь оставьте человек тридцать из старших, пусть держатся, пока другие в лес не уйдут. Сам то же останься здесь. Да хранит нас всех Дэла. Поехали, Гарси.-
Только у расколотого дуба, где они были остановлены передовым постом, Саадул нарушил молчание.
- Говорят Гарси твой внук Лечи тоже ушел за Терек вместе с Юкой?-
- Да, Саадул, ушел. Воспользовался моим отъездом, а матери соврал, что едут на свадьбу к другу. -
- Может это Гарси и к лучшему, что нет их сегодня с нами. Плохое мне сердце вещает.-
- Чтобы Дэла не уготовил для нас, все примем со смирением, все в его власти, Саадул. А вот помню я, когда мы еще маленькие были, у твоего отца другом был какой-то казак, вы еще неделями у него гостили. Помнишь? -
- Ну, как же, Степаном его звали. Потом они в Кизляр переехали, и больше я их не видел. -
- Я это к тому, чтобы узнать, ты хоть что-нибудь из ихнего языка помнишь или нет?-
- Столько времени прошло Гарси...но думаю, кое что могу вспомнить когда они говорить начнут.-
- Ты уж постарайся, Саадул. Нам надо как можно быстрее, пока они село не окружили, узнать, что они на сердце держат, с чем пришли к нам. -
- Посмотрим, Гарси.-
- Ваше превосходительство, к нам парламентарии едут.-
- Ну-тесь, голубчик, будем встречать гостей. Успели вы деревню окружить?-
- Еще нет. Подлесок очень густой, овраги. Думаю через час получить доклад о полном окружении. -
- Вот и потянем время, сударь мой любезный в политесе с нашими дикарями, пока колечко наше на них не оденем.-
Возле только что разбитой штабной палатки Саадул и Гарси были остановлены сопровождающими. Оба спешились. Солдаты, выставив перед собой ружья с примкнутыми штыками, окружили их плотным кольцом. Оглядев их угрюмые настороженные лица, Гарси нарочито громко сказал.
- Саадул, мне кажется, что они не рады своим гостям.-
-Нам они, тоже, не очень понравились, когда мы их у нашего села увидели. Так что быть в претензии, друг к другу у нас нет оснований.-
Из палатки неторопливо вышел толстый, с пушистыми, на пол лица, аккуратно расчесанными усами генерал, в сопровождении двух офицеров и толмача. Следом из палатки вынесли раскладное кресло и дымящуюся причудливо изогнутую трубку. Неторопливо усевшись в кресло, генерал закинул ногу на ногу и принялся, причмокивая раскуривать трубку, искоса следя за реакцией чеченцев. Оба старика стояли, положив руки на рукояти кинжалов и, в свою очередь, спокойно разглядывали офицеров. Когда пауза слишком уж затянулась, генерал жестом подозвал толмача и что-то сказал ему, трубкой указывая на чеченцев.
- Генерал спрашивает, зачем вы пришли и что вам здесь надо?- Саадул, пожал плечами.
- Скажи ему, что мы хотим знать, зачем он пришел сюда со всей этой армией. Почему пушки направлены на наши дома и что ему от нас надо?- Толмач, почтительно наклонился к генеральскому уху и стал вполголоса переводить слова чеченцев. Саадул, непроизвольно подался вперед, пытаясь услышать и понять, о чем говорят меж собой офицеры.
После слов толмача генерал заметно побагровел и начал кричать, трубкой указывая на село.
- Генерал говорит, что пять дней назад в казачьей станице был угнан скот и убито четверо казаков. Угонщики были в вашем селе, где они переночевали и оставили своего раненного. Генерал хочет знать так это или нет?-
- Да, это так.- Спокойно оглаживая бороду, ответил Саадул.
- Пять дней назад к нам пришли люди, которые перегоняли скот. Они попросили разрешения переночевать в нашем селе и чтобы наш лекарь осмотрел раненного, который был среди них. Все так. Только скажи ему, что это были люди не из нашего села и утром же они ушли. Так что, если все это затеяно для того чтобы их отыскать, здесь стоять не надо, а надо идти дальше, в горы.-
Пока толмач обдумывал услышанное, один из стоящих подле генерала офицеров воспользовался паузой.
- Ваше превосходительство, прикажите расстрелять этих мерзавцев. Все равно ведь все подлежат уничтожению.- Генерал недовольно пошевелил усами и, подняв руку, прервал офицера.
- Вы, голубчик торопитесь. А мы еще не успели эту деревню окружить, так что извольте сударь мой потерпеть. Переведите голубчик, что наши гости сказали?-
Почтительно молчавший пока генерал выговаривал офицеру, толмач опять склонился к его уху.
- Что же любезный, прекрасно, прекрасно.- Генерал довольно откинулся в кресле.
- Не запираются, обратите внимание господа, не запираются. Но, не по наивности своей, а исключительно по врожденному злодейству. Так как содеянное, считают исполнением варварских обычаев своего гостеприимства. Коими и гордятся еще, за благо почитая. Скажите им голубчик следующее, что, приютив у себя хищников, они стали потворщиками в учиненном злодействе и, следовательно, подлежат наказанию такому же как если бы они сами убили подданных его императорского величества. А коль скоро изъявят они желание, получить наше прощение, пусть немедля выдадут нам раненного злодея. Далее мы посмотрим, что с ними делать.- Пока переводчик переводил его слова, генерал довольно обратился к офицерам.
- Так-то, господа! Уж поверьте мне, они ответят отказом и по всей совокупности экзекуция наша будет оправданной и пред богом и законом, и руки наши будут развязаны с чистой совестью.-
Выслушав переводчика, Саадул сказал, что им надо посоветоваться и с бледным лицом повернулся к своему спутнику.
- Гарси.- Сказал он тихо, так чтобы не расслышал его слова толмач. - Нам с тобой не дадут уйти отсюда. Но, не это главное. Как я понял, они хотят полностью окружить село и всех убить. А пока не окружили, тянут время разговорами с нами. Когда-то ты очень хорошо бросал кинжал, Гарси.-
- Когда это было.- Пробормотал Гарси, расправляя плечи и взглядом прикидывая расстояние до генерала.
- Ты не ошибся, Саадул? Ты все правильно понял из того, что они говорили?-
- Нет, не ошибся я, Гарси. Не ошибся. Все так и есть. Сейчас мы попробуем подойти поближе к генералу. Как только я крикну, бросай кинжал, Гарси. Наши все поймут и пока село не окружено, хоть кто-то сможет вырваться.
Им позволили сделать только дополнительных два шага по направлению к офицерам. Солдаты угрожающе качнули штыками. Саадул, остановился и чтобы выждать время, пока они успокоятся, учтиво обратился к толмачу.
- Он хочет, чтобы мы выдали ему нашего гостя и к тому же раненного? -
- Да. Генерал этого требует. -
- Скажи этой свинье жирной, что когда мы снимем штаны и покроемся платками, тогда и будем своих гостей выдавать! Бей, Гарси!- И выхватив кинжал, бросился на солдат, освобождая Гарси место для броска. Кинжал Гарси, сверкнув на солнце, делал только первый оборот на пути к генеральской груди, как с десяток штыков оборвали его жизнь. Так же как мгновением раньше оборвали жизнь Саадула.
Им повезло. Лисьей шкурой, предусмотрительно запасенной Хамзатом, они отвлекли собак и пока те, с лаем бежали на запах, улюлюкающие им вслед два казака охранника были оглушены и мгновенно связаны по рукам и ногам. Все прошло очень удачно, только один инцидент омрачил их торжество, но о нем постарались тут же забыть, как только переправили табун на правый берег.
Случилось то, что когда они погрузили связанных казаков на лошадей и, окружив табун, погнали его к реке и уже достигли берега, Уми, придерживающий на своей лошади одного из казаков, крикнул.
- А, что мы будем с ними делать?-
- Положите их на землю. - Отозвался Хамзат. - Пусть здесь полежат. Утром по нашим следам казаки пойдут и наткнутся на них. - Когда казаков уложили на землю, Изнаур, спрыгнув с коня, направился к ним. В предрассветных сумерках тускло засветилось лезвие обнаженного кинжала. Один из пришедших в себя казаков замычал сквозь кляп во рту и забил связанными ногами по земле.
- Ты что? - Хамзат недоумевающее посмотрел на Изнаура.
- Хочу перерезать им глотки.- Глухим, напряженным голосом отозвался Изнаур.
- Что?! - Взревел Хамзат, выхватывая из-за пояса пистолет. - Синим небом, клянусь! Только ты до них дотронешься, как твои мозги будут у твоих ног лежать! Только тронь их, попробуй! - Видно было, что Хамзат действительно готов нажать на курок. Изнаур оглянулся, но, встретив осуждающие взгляды своих односельчан, медленно выпрямился и спрятал кинжал в ножны.
- Я всегда знал, что вы терцы этих русских свиней за братьев своих держите.- Все так же держа в руке пистолет Хамзат ответил с плохо скрытой угрозой и издевкой.
- Для тебя, запомни это хорошо, они мои братья. Если ты такой герой то иди на войну и там режь их пока не надоест, а со связанными и баба управится.- Обстановку разрядил крик Юки, он гнал табун с противоположной от них стороны и потому не видел происходящего.
- Что вы там делаете? Гоните табун в воду, светает уже!- Проводив взглядом поспешно отъехавшего Изнаура, Хамзат сплюнул ему вслед и, перерезав веревки на казаках, не оглядываясь, поскакал к шумно прыгающим в воду лошадям.
Они потратили еще два дня, пока перегоняли табун в Кабарду к перекупщикам. После того как Юка разделил вырученную сумму между ними, Лечи, купил для матери роскошный узорчатый платок и они отправились домой. Хамзат остался в Кабарде, здесь у него были еще какие-то дела. Хотя и ехали весь день, погоняя коней, и проехали большую часть пути, но пришлось заночевать. Кони нуждались в отдыхе, да и Юка, после удачно проведенной операции, не хотел подвергать свой отряд ненужному риску. С рассветом опять тронулись в дорогу и в полдень уже были в знакомом им с детства лесу. Оставалось проехать еще чуть-чуть, и среди расступившихся вековых деревьев, они должны были увидеть село, как Юка, поднял руку, останавливая кавалькаду.
- Ничего не чувствуете?-
- Гарью, вроде, тянет. - Все стали принюхиваться. Действительно пахло гарью и еще чем-то тяжелым и непонятным.
- Может, сорняки на поле выжигают? - Предположил Уми.
- Сейчас узнаем, что там выжигают.- Помрачневший, Юка, хлестнул коня и поскакал к просвету меж деревьев.
Они убивали всех. Всех подряд. Даже коров и овец не щадили. У них были пушки и много солдат. Ваши попытались прорваться, спаслось только человек двадцать. Женщины и дети. Вчера мы в лесу еще троих детей нашли. Живые, здоровые. Видно отбились, когда бежали и заблудились. Трупы они все собрали и пожгли. Целый день жгли. Только кости остались. Мы их собрали и похоронили в одной могиле. Вот здесь они все лежат. Все вместе.
Через три дня, когда окончились все траурные дела и кровь жертвенных животных обильно окропила землю в память и в искупление погибших, Юка опять собрал всех возле расколотого дуба.
- Так получилось, что я остался самым старшим из нашего села. На правах и по обязанности старшего, я говорю вам, что вы должны теперь жить так, как живут братья, одной матерью одному отцу рожденные. Уважайте и цените, друг друга, больше у вас никого нет в этом мире. Я покидаю вас и неизвестно вернусь или нет. Старший среди вас Мюста, по моему. Я не ошибаюсь, Мюста?-
- Нет, не ошибаешься, Юка.- Мюста поднялся на ноги. - После тебя я самый старший. Не вини меня Юка, я только одно не пойму. До сих пор мы были вместе. Теперь ты говоришь, что куда-то уходишь и можешь не вернуться. Может, ты объяснишь нам, куда ты собрался, если, конечно, нет в этом тайны от нас? Я так думаю, что не только один я это хотел бы знать. Верно я говорю?- Все дружно согласились со словами Мюсты и теперь ждали, что скажет Юка.
- Я решил мстить. Мстить до тех пор, пока я жив. Все эти дни я обдумывал свое решение. Сам себя пытался отговорить. Вот до чего дошел. Но понял, что не смогу дальше жить пока месть моя не утолится. Не смогу.- Он виновато развел руками и замолчал, не глядя на обращенные к нему лица. После некоторого молчания опять заговорил Мюста.
- Странный ты человек Юка. Самый старший из нас, самый умный. Но вот одного ты не понял, сейчас ты сказал слова, которые лежат на сердце у всех кто здесь есть. Мы за эти дни уже договорились и сегодня хотели спросить тебя, согласен ли ты, встать во главе нас? Конечно, если ты не считаешь, что наши сердца из камня сделаны и их ничто не может тронуть.- С явной обидой добавил Мюста. Юка покачал головой.
- Не вините меня. Я не хотел, чтобы вы шли со мной, потому что вы и я тоже, последние из нашего села. Если нас не будет, не будет и Кани-Ирзу. Это место, где когда-то поселились наши предки, придет в запустение и исчезнет из памяти людской. Этого я не хотел... Но, раз вы так решили... Будем вместе и пусть исполнится то, что нам суждено. Еще два дня отдохните, повидайтесь с родственниками у кого они остались и я жду вас здесь на этом месте.-
Когда они расходились, Лечи, отозвал в сторону Уми.
- Я слышал, что твоя сестра спаслась, так это?-
- Да. И даже двоих детей, моих племянников спасла. Их оставили у себя наши родственники по матери из Куроя. Хочу к ним проехать, может и ты со мной?- Лечи, вытащил из-за пазухи купленный в Кабарде платок.
- Нет, Уми, поезжай сам, а это передай ей, пусть носит на здоровье. Матери покупал...- Не договорив, Лечи, резко отвернулся.
Грозная слава о семи чеченских мстителях широко разлетелась по затеречным казачьим станицам и военным поселениям на правом берегу. Они не щадили никого. Им было все равно, военный ли обоз перед ними, или мирное семейство, припозднившееся на пустынной дороге. Убивали всех. Два месяца собирали они кровавую дань. В станицах усилили караулы, военные передвигались только под охраной многочисленных конвоев и никто, не рисковал в вечернее время отправляться в путь, какая бы нужда ни заставляла.
До сих пор им везло. Словно какая-то невидимая сила отводила от них град пуль, когда они нападали на военные обозы или из засады обстреливали армейскую колонну. Чудом успевали отбить разящий взмах шашки или кинжала, наносимого рукой обезумевшего от сознания близкой смерти казака. Но всеобщая настороженность в поселениях и станицах заставляла их совершать все более глубокие рейды в затеречные степи.
На исходе осени, когда по утрам копыта коней с хрустом проламывали тонкий лед на вчерашних лужах, а в обнесенных лесных колках стало трудно скрываться, волчьей стаей рыская в степи, наткнулись они на спрятавшийся за неприметным увалом хутор.
Темнело. Завернувшись в бурки, они лежали с подветренной стороны, скрываясь за высохшими стеблями высоких репейников, среди которых уныло посвистывал пронизывающе холодный ветер, а в ложбине под ними безмятежно готовился к ночевке маленький степной хутор.
- Дует как с ледника. -
- Не сегодня, так завтра снег выпадет.-
- Если снег ляжет, уже не придется... не спрячешься.-
- Может, хоть тогда, вы согласитесь уйти к имаму Шамилю. Он с радостью нас возьмет.- Запавшими на исхудавших лицах глазами они смотрели, как ходили по просторному двору люди, бегали собаки, подгоняя отставших от блеющей отары овец. Юка, перевернувшись на спину, посмотрел в низкое, начинающее темнеть, небо.
- Изнаур, мы уже говорили об этом. Тот, кто хочет, тот может уходить. Я к Шамилю не пойду, у него одна война у нас другая. Не надо больше об этом говорить.-
Изнаур, не отвечая, ящерицей сполз вниз и, расстелив бурку, стал молиться. Несмотря на холод, он стоял в одной черкеске с развевающимися на ветру полами, сложив у сердца ладони. Мюста, следом скатился вниз и встал чуть позади, остальные расстелили свои бурки рядом с буркой Мюсты. Оставшись один, Юка задумчиво смотрел, как одновременно преклонили колени и коснулись лбами земли его товарищи.
В последнее время Изнаур стал неузнаваем. Он и раньше отличался от своих сверстников болезненной возбудимостью и стремлением к уединению. Но с того дня как они в последний раз выехали из Кани-Ирзу, его как будто подменили. Словно что-то долго копящееся в нем, жгущее его изнутри прорвалось и вышло наружу. Если они предпочитали добивать раненых выстрелами, то Изнаур всегда орудовал кинжалом. И после, так, чтобы все видели, долго и тщательно вытирал окровавленное лезвие. Когда в укромном месте разведя костер, они отдыхали, он мог часами молиться и после этого со страстной убежденностью доказывать, что все что они делают, свершается во славу Аллаха и на пути к Аллаху. Изнаур тщательно избегал произносить слово - Дэла и в случаях, когда без этого было не обойтись, всегда добавлял Аллах - Дэла. Надо сказать, что эти проповеди вносили некое успокоение в мятущиеся души молодых людей повидавших за короткий срок слишком много крови и смертей.
Он мог часами говорить о том, что долг их проявлять рвение на этом поприще и тогда только откроются для них двери рая. Говорил самозабвенно и с жаром, на память, приводя длинные цитаты из Корана и хадисы пророка. В первые дни его слушали только из вежливости, которой, правда, хватало не надолго, но чем больше проливалось крови, тем дольше внимали ему и тем понятнее, и, главное, оправданным, становилось свершаемое ими.
Юка, вздохнув, перевернулся на живот. В сгустившихся сумерках хутор можно было различить только по тускло светящимся оконцам. Лучше бы мы не заметили тебя, с сожалением подумал он, глядя вниз, проехали бы мимо и теперь уже были бы на пути домой.
Глубокой ночью, окружив хутор, они разом подожгли камышовые крыши и сенник. Заунывный вой ветра заглушил треск пламени, из которого с диким ржанием выскакивали лошади, клубящаяся дымом и паром, масса овец хлынула из кошары. На некоторых горела шерсть и они, беспрерывно блея, факелами уносились во мглу. Людей успевших выскочить из горящих построек сразу же расстреливали. Когда все кончилось, все напоследок собрались в центре двора, осматривая кровавое дело рук своих.
Никто не заметил, откуда и как она появилась. Словно по воздуху перебирая босыми ногами, в белой ночной рубашке, поверх которой, до самого подола, струилось чистое золото волос. Она подошла к ним и широко распахнутые, голубые глаза ее словно вобрали их в себя. Надо было стрелять в нее, но, ни у кого не поднялась рука, и каждый хотел, чтобы неизбежное свершилось без его участия. И с каждым мгновением они понимали, что не смогут этого сделать.
Оглушительная тишина окутала степь, пылающий двор и семерых мужчин стоящих среди трупов людей и животных. Медленно повернула она голову, оглядывая двор, и легкий золотой отсвет лег на их лица и отразился в глазах. Как завороженные стояли они, забыв о том, что пришли убивать. Сама жизнь стояла перед ними прекрасная и юная и отрезала она их от прошлого и очистила от него. Только шаг надо было сделать, только коснуться ее и прекрасное открывалось перед ними и прошлое исчезало бесследно и безвозвратно.
Словно в тягостном сне нестерпимо медленно поднимается ружье Изнаура, острый клюв курка, вздрогнув, начинает движение и припадает к полке раз, второй и третий, но дуло не озаряется вспышкой и не раздается гром выстрела. Лечи, развернулся, стараясь выбить ружье из рук Изнаура, но тот за мгновение до этого сам отбросил его в сторону и, упав на колени, вздел руки к небу и в исступлении закричал.
- Дьявол! Дьявол! Дьявол нас искушает! Дьявол послал нам наваждение! Не стреляйте! В огонь дьявола! Живьем в огонь, живьем! -
Остановившимся взглядом, Лечи, смотрел, как торопливо подбежали к ней, подняли на руки и, пряча лица от огня, бегом понесли к охваченному пламенем сараю. А волосы ее окутывали их тонким прозрачно сияющим покрывалом.
Раскололась тишина и обрушилась осколками тысяч звуков нанизанных на ее дикий, нечеловеческий крик, оборвавшийся, когда она взлетела над пламенем, вместе с громом выстрела. Опустив дымящийся ствол Юка, повернулся и зашагал прочь со двора.
Гулко стучали по замерзшей земле копыта. Коней не жалели. А зарево над хутором поднималось все выше и выше и казалось, что уже никогда не вынесут кони из его отсвета. Только под утро, когда приблизились к Тереку, и зарево скрылось в сером свете наступающего дня, они перевели взмыленных лошадей на шаг.
- Хватит. - Сказал Уми, поравнявшись с Лечи. - Хватит. Никогда в жизни не возьму в руки оружие. Даже если меня убивать будут.-
Лечи, не ответил. Его начало знобить, как только они отъехали от горящего хутора. И с каждым часом становилось все хуже и хуже. Тело ломило так, будто суставы выворачивались наружу. На коне он держался из последних сил. Хотелось упасть на землю, завернуться с головой в бурку и уже никогда никого не видеть и не слышать.
- Да на тебе лица нет! - Заглянул ему под низко надвинутый башлык Уми.
- Что с тобой? Заболел что ли? -
- Да, кажется. - С трудом разжал губы Лечи. Сзади раздался резкий голос Изнаура.
- Юка! Время молитвы подошло, остановиться надо!-
- Дома будешь молиться! Дома! - Обернувшись, в бешенстве прокричал Юка. Это было настолько неожиданно, что все вздрогнули. Никто не мог припомнить, чтобы Юку видели в таком состоянии.
- Дома, Изнаур! Ты меня понял? Молиться дома! А теперь ходу!- И безжалостно нахлестывая коня, поскакал к завидневшейся среди голых деревьев серой ленте воды.
Охотились за ними давно и давно выставляли засады у переправ через Терек, но каждый раз они появлялись совсем в других местах и никогда не пользовались одним бродом дважды. В это раз повезло. Правда, первого всадника они пропустили, уж слишком быстро он проскочил мимо них. Зато шестеро других снопами повалились с лошадей встреченные дружным залпом.
Лошадь Юки уже вошла в воду, когда сзади загрохотали выстрелы. Резко натянув повод захрипевшей от боли лошади, он какое-то время простоял перед близким правым берегом и когда убедился, что уже никто не выедет из леса и не присоединится к нему, аккуратно развязав тесьму, освободил плечи от бурки и башлыка. Черными птицами, распластавшись на быстрой волне, они поплыли вниз по течению. Проводив их задумчивым, отрешенным взглядом, он снял с плеча ружье и повернул коня обратно.
Вдовая хозяйка хутора гостила в станице у своей сестры. Вернулась только через два дня получив известие о том, что на хутор налетела шайка чеченов. Свежевыпавший снег плотным слоем укрыл останки сгоревшего хутора. Ей объяснили, что среди убитых ее дочь не нашли и, что скорее всего, разбойники увезли ее с собой. Однако, рассуждали они далее, разбойников было семеро и семерых же убили в засаде на берегу Терека, но девушки и там не было. Значить в ту ночь к этим семерым приблудился еще кто-то. Вот он и увел девушку. А с семерыми этими его не было, так как были они душегубы отъявленные и того терпеть не смогли, что промеж них может душа христианская находиться. Вот они и расстались. Эти, значить, семеро, поехали своей дорогой, а этот, приблудший, с девушкой ушел в горы через другой брод. Так, что матушка, скорее всего, что дочь твоя жива и даст бог, в скором времени пришлет тебе весточку. Уж сколько таких случаев было. Коль среди убитых нет значить в жены увели. А уж такую красавицу будут холить и лелеять, пылинки с нее сдувать. Ждать надо, матушка, ждать. С верой и надеждой на милость божью.
Неделю она выдержала. Потом собрала все свои сбережения, в том числе и золотые украшения, загодя приготовленные в приданое дочери и, вымолив у батюшки благословление, ушла за Терек. В притеречном селе, куда к своим кунакам проводил знакомый станичник, ее долго убеждали теми же словами, что она слышала среди развалин сгоревшего хутора. Только в этот раз они звучали по чеченски. Но о том, чтобы вернуться опять за реку и ждать, она и слышать не хотела. Провожатого станичника отпустила, а сама решила идти далее в горы. Терские чеченцы выделили ей сопровождение до поселений внутренней Чечни.
Долго скиталась она по чеченским селам. Слух о русской женщине ищущей свою дочь прошел по всей равнинной и горной Чечне. На околице каждого села ее встречали женщины. С плачем принимали, с плачем провожали. И каждая плакала жалея ее, жалея себя и своих погибших и от того, что ничего не могут они изменить в этом жестоком мире. Каким-то непостижимым образом в Чечне уже знали, что произошло на далеком хуторе, но никто не взял на себя смелость объявить это несчастной женщине. И была еще какая-то призрачная, безумная надежда, что вдруг найдет она свою дочь, живой и невредимой, прижмет ее к груди и мир сойдет на землю, и не будет литься кровь, и не будут родители хоронить своих детей. И светилась надежда эта в глазах и тех, кто ее встречал и тех, кто провожал.
Утром до околицы ее провожали женщины, а там уже ждали мужчины, чтобы сопроводить до следующего села. Время было смутное и немало лихих людей абречило в горах, для которых золото, что она носила с собой, было большим искушением. Но вечный позор и проклятие легли бы на село, где не смогли уберечь свою гостью потому и берегли ее как зеницу ока.
Так продолжалось до тех пор, пока в одну вьюжную ночь в высокогорном ауле, она вдруг резко не поднялась с постели. Спавшая рядом с ней девочка, дочь хозяйки дома, испуганно смотрела, как она напряженно вслушивается в завывание ветра, потом вдруг улыбнулась, что-то прошептала и ласково, погладив ее по голове, тихо закрыла за собой дверь. Больше ее никто не видел.
Местный мулла, приняв оставшееся от нее золото, прождал положенное время, за который она могла объявиться. После этого объявил срок, в течение которого прождали родственников, коим должно было отойти имущество пропавшей и только после этого, золото и деньги были розданы вдовам и сиротам, А оставшуюся часть, с согласия сельчан, мулла потратил на ремонт кровли мечети. Очень уж она прохудилась, после каждого дождя надо было выносить на просушку все циновки с пола.
Так звучала и так закончилась эта легенда о девушке с золотыми косами, о семерых мстителях и о женщине ищущей свое дитя. Закончилась, чтобы повториться в наше время, в наши дни.
Мартагов Руслан.
Пояснения:
Сага - жертвоприношение.
Лэй - раб.
Харам - не дозволенное, грязное, не соотносящееся с религиозными нормами и правилами адата.
