Наталье Крандиевской

Мы вместе жили здесь: ты раньше, я чуть позже,
семантики эпох смешав в стихах своих.
Я чувствую тебя, и мне (мороз по коже!)
все чудится порой лицо твое - в чужих.

И берег тот же - здесь. И невский ветер - тот же.
И кладбище, и храм, и колокольный звон.
И этот в полночи растерянный прохожий,
похожий на меня. Проходит мимо он.

Без света. В темноте. Сопит кипящий чайник.
Сожжен уже Гюго и догорает Скотт.
Простым карандашом рисуешь ты печально
стихи свои тому, кто больше не придет.

Не заскрипят шаги по мерзлому паркету,
не заискрится смех, как иней на усах,
и не предложит хлеб, завернутый в газету,
твой долгожданный друг с улыбкой на устах.

Я помню этот хлеб. В моей крови блокада
с младенческих ногтей - генетика вины.
Для тех, кто замерзал в блокадном Ленинграде,
у хлеба - жизни вкус, но с запахом войны.

Но мы о тех, кто жив. О тех, кто, слава Богу,
родился и родил. И - отступила тьма.
Оттаяла Нева от смерти понемногу,
в учебники ушла блокадная зима.

Мы жили здесь. С тобой. И голодали вместе.
От голода спасал любви противогаз.
Кресты, кресты, кресты - блокады перекрестья,
в которых столько дней она держала нас.

На Невском - пестрый люд. Тепло и хлеба вволю.
С толпой и я бреду на праздничный парад.
Смешав пасхальный свет в душе с привычной болью,
люблю тебя, мой друг, как много лет назад.
28.07.2018