Okopka.ru: Лосев Егор. Багряные скалы (Глава 3)

Сентябрь 51-го

Учитель истории господин Циммерман напоминал цаплю,

вышагивающую по болоту в поисках лягушек. Долговязый, худой

и длинноносый он выхаживал перед доской, глядя под ноги, пери-

одически обводя указкой очередное место, на карте.

- Люди всегда селились на берегу моря. Одни поселения раз-

рушались или уничтожались, на их месте возникали другие. Но

первыми, пожалуй, на наших берегах обосновались финикийцы.

Недавно два израильских археолога, Бен-Дор и Кахане, проводи-

ли раскопки на берегу рядом с Герцлией. Там где находятся руины

крепости крестоносцев. Они обнаружили развалины большого

города, по ним, как по книге, можно прочитать его историю, от

создания, до забвения.

Циммерман откашлялся, вытер платком лоб и продолжил.

- Сначала финикийцы построили на берегу порт, назвав его

Решеф, в честь одного из своих богов. Затем здесь появились гре-

ки, изменившие название в честь своего бога Аполлона. Упомина-

ет город и Иосиф Флавий, описывающий эпоху Александра Яная.

Судя по найденным остаткам римских домов и богатых вилл, эти

господа появились здесь во времена хасмонеев. Во времена Визан-

тии город получил новое название - Созуса, археологи пишут, что

это был наибольший расцвет города.

Густой душный воздух вдавливался в класс сквозь открытые окна.

Кто-то из детей слушал с интересом, кто-то позевывал. А два оболту-

са на последней парте, Бузагло и Шапиро, откровенно дремали.

Дмитрий же ловил каждое слово. Если слово попадалось не-

знакомое, он пихал локтем соседа по парте и закадычного дружка

болгарина Миньку, тот растолковывал значение, пользуясь набо-

ром из русских и болгарских слов.

- Затем в город пришли персы, а еще позднее арабы принес-

шие новое название - Арсуф. И наконец, к началу второго тыся-

челетия нашей эры здесь появились крестоносцы. Захватив город,

они в очередной раз сменили его название, на этот раз он стал

называться Арсур.

Поначалу крестоносцам удалось добиться значительных успе-

хов, они захватили и контролировали огромные территории от

современного Ливана до берегов Красного моря. А Рене Де Ша-

тильон однажды предпринял поход на Мекку и Медину, и только

предательство проводников бедуинов спасло эти святые для му-

сульман города. Захватили они и Петру, этот потрясающий вооб-

ражение город, вырубленный в скалах посреди пустыни.

Звонок загрохотал, разгоняя духоту жаркого дня.

- Расскажите про Петру! - потребовали сразу несколько голо-

сов, пробиравшемуся к выходу историку. Но Циммерман только

отмахнулся: - Напомните на следующем уроке.

Минька грохнул портфелем об парту и заявил:

- Ты как хочешь, а я смываюсь. Нет у меня больше сил на это

мучение.

Последним уроком шел "сефрут", то бишь, литература. Дми-

трий мало что понимал из рассказов училки, миниатюрной стро-

гой женщины говорившей на слишком высокопарном для его по-

нимания языке.

- Я тоже сваливаю, - буркнул он Миньке, - есть одно дельце.

Минька ухмыльнулся и хлопнул его по плечу:

- Приходи потом на наше место.

Дмитрий кивнул. Собрав сумку, он вышел из класса, спустил-

ся на первый этаж и шагнул во двор, внимательно глядя по сто-

ронам, чтоб не нарваться на литераторшу. Не приведи господь,

заметит, занудит до смерти.

Обогнув школу, он оказался у маленькой дощатой пристрой-

ки. Обшарпанная дверь была приоткрыта, изнутри тянуло креп-

ким табачным духом, звонко шаркал по металлу напильник.

Дмитрий два раза стукнул в растрескавшиеся доски и толкнул

дверь.

Дядя Саша стоял к нему спиной, склонившись над тисками, и

что-то мастерил. Из зажатой в зубах трубочки поднимался едкий

дымок. Курил дядя Саша какой-то ядреный самосад.

Пристройка была тесно заставлена поломанными партами,

стульями и досками, в единственном свободном углу стоял верстак

и висели на гвоздиках инструменты. Ну и еще картинка из немец-

кого журнала под стеклом в рамке.

- А-а-а, протянул хозяин, оглянувшись, - Димон-охламон...

опять прогуливаешь?

- Ну, я..., покраснел Дмитрий, - последний урок только... не

лезет в меня этот "сефрут".

- Не лезет, значит, не лезет..., - дядя Саша отвернулся от вер-

стака, уселся на стул, пристроив на соседний культю с деревянным

протезом.

Выколотив трубку, он сунул ее в карман и уставился на Дми-

трия живыми синими глазами.

- Садись, вон там стул целый, рассказывай, как жизнь?

- Да все по-старому... Дмитрий пожал плечами и уселся.

- Как мать? - поинтересовался завхоз.

- Ничего вроде, спасибо. Я пойду, поработаю.

- Вон там твое хозяйство, - дядя Саша ткнул рукой в сторону

прислонённой к стене, вспученной и рассохшейся грифельной

доски и принялся набивать свою трубочку.

Дмитрий извлек из-за доски ведро, кисть и холщевый мешок,

кивнул завхозу:

- Спасибо.

- Валяй, Димон! - Дядя Саша протянул ему крепкую мозоли-

стую ладонь, - Заходи еще, поболтаем.

Дмитрий вышел на притихший школьный двор. Урок уже на-

чался. Подойдя к умывальнику, он плеснул воды в ведро. Клей бы-

стро размок, он тщательно размешал его кистью, потом закинул

на плечо мешок и выскользнул со двора.

На пустой улице умывалась, облизывая лапу, кошка. Бездон-

ное небо слепило синевой. Жара стекала вниз на черепичные

крыши домиков, на плиты тротуаров.

Первая тумба для объявлений находилась прямо за углом.

Дмитрий подошел, щедро мазнул кистью, достал из мешка лист,

приложил и разгладил. Шагнул назад, полюбовался. Кривовато,

но переклеивать он не стал - много чести.

Объявление извещало обо всех видах ремонтных работ, побел-

ке, покраске и шпаклевке. Обращаться следовало к братьям Леви по

адресу: улица Ха-Шарон, угол Ха-Пардес или по телефону.

Платили братья Леви не очень щедро, но и на том спасибо.

За обклеенную центральную улицу выходило пол лиры. А за при-

легающие улочки и переулки еще половина. Какая никакая, а по-

мощь матери.

Работал Дмитрий на автомате: мазок - прилепил, разгладил.

Следующий. Специальные доски или тумбы для афиш и объявле-

ний попадались редко, в основном приходилось клеить на стол-

бы, заборы, кое-где на стены домов.

Работа умственных усилий не требовала, так что, помахивая

кистью, Дмитрий размышлял о всяком разном.

Сегодня, например, думал о дяде Саше. За тот год, что они

прожили в Кфар Сабе, он сблизился всего-то с тремя людьми: с

Минькой, с братом его Борисом, да вот со школьным завхозом.

Дмитрий любил сидеть в подсобке, наблюдать, как тот чинит

столы, стулья и всякую другую всячину, поломанную неуемными

учениками. На запястье играла, словно живая, хитро наколотая та-

туировка "Саня". Да и поговорить на родном языке приятно.

Завхоз, как оказалось, к еврейству отношения вообще не имел,

если не считать пацанов-дружков среди пяти десятков еврейских се-

мей в родной деревне где-то под Пинском. Отец его был русский,

мать белоруска. Жила семья в нищете, батрачили на тех, кто богаче.

За год до войны дядя Саша женился, хотели детей завести, да

где там, за душой-то ни гроша. Красную армию встретили при-

ветливо. Во-первых, защита от немца. К тому времени потекли уже

через их места беженцы, а с ними и слухи тревожные и страшные.

Ну а во-вторых, советские товарищи бедняков не трогали, на-

оборот, даже назначали на разные должности. Жить при новой

власти чуть стало полегче. Правда, всех, кто с запада от немца бе-

жал, да в деревне осел, увезли куда-то. Из зажиточных тоже кое-

кого забрали.

В округе затеяли строительство сразу трех военных аэродро-

мов. Деревенским, кто на стройке подрабатывал, платили неплохо.

Дядя Саша тоже пошел. Денег немного скопили. Родили, наконец,

ребеночка. Окрестили Михасем. Жизнь налаживалась.

Местные продавали бравым военлетам бимбер, сало. Махали

в небо юрким краснозвёздным ястребкам, да грозили исподтишка

кулаком на запад, суньтесь-ка, рискните.

И сунулись, будь они неладны. Загрохотало под утро, запо-

лыхало сразу с трех сторон. Зазвенели в хатах окна.

До темноты чадили на разбитых аэродромах черные перело-

манные остовы. Летчики и обслуга повозились еще денек, покопа-

лись на пепелищах, разобрались по своим грузовикам и мотоци-

клеткам, да потянулись на восток, под полными растерянности и

обиды взглядами местных.

Повестку дядя Саша еще до войны получил, аккурат на сере-

дину августа, а тут какой уж август. Двинул следом за летчиками в

Пинск, в военкомат. Потом долго уходили они на восток, то рас-

творяясь в орущих, мычащих, плачущих толпах беженцев, то вновь

собираясь вокруг сопровождающего их старшины, еще не солдаты,

но уже не гражданские. Справа и слева ревели танковые моторы, та-

рахтели мотоциклетки. Вспыхивала и угасала стрельба. Иногда по-

казывались серые силуэты танков, укутанные в клубы пыли.

Где-то в районе Чернигова им, наконец, выдали форму, вин-

товки и отправили в тыл, в формировавшуюся дивизию.

Потом, уже, выздоравливая после очередного ранения, под-

визался он при штабе армии. Писарь знакомый помог, с которым

вместе из-под Пинска от немца драпали. Писарь-то рассказал и

даже показал на карте, что наступавшую в их секторе группиров-

ку немцев задержала Брестская крепость. Тем стоявшим насмерть

солдатикам, что в крепости полегли, и были они с писарем, скорее

всего, обязаны жизнью. Тогда и поселилась в его вещмешке вы-

резанная из трофейного журнала фотография непокорных Брест-

ских бастионов.

Всю войну прошел дядя Саша, до сорок пятого. Был танки-

стом, самоходчиком, водителем. Три ранения. В Восточной Прус-

сии отвоевался. Накрыли их из минометов. Ему ногу и отчекры-

жило повыше колена.

Подлечился, война кончилась, сунулся было домой, а там пе-

пелище. Как по писаному все: враги сожгли родную хату, убили

всю его семью...

Уцелевшая в партизанах теща председателя рассказала: мол,

немец, как пришел, для начала тех пятьдесят еврейских семей в

ближайшей балке из пулеметов покрошил.

А через восемь месяцев и деревню всю спалили к чертям вме-

сте с жителями, мстя за подорванный у моста через Пину эшелон

с ранеными.

Старуха нацедила ему стакан мутной самогонки, за упокой

душ невинно убиенных, да проводила восвояси.

Идти было некуда, он бесцельно скитался по стране, про-

пивая, полученные при списании со службы деньги. Страна-то

огромная, а дома родного нет. В Ташкенте узнал, что полякам-бе-

женцам в Польшу разрешают репатриироваться.

В душе чернела полная отрешенность и равнодушие. Куда

ехать, значения не имело, хоть к черту в пекло. Он и поехал.

Но в Польше не задержался, познакомился с сионистами, и, не

задумываясь, двинул дальше, в Палестину. Про национальность ни-

кто особо не расспрашивал, в душу не лез, слишком свежими и кро-

воточащими были в душах у людей оставленные войной раны, что-

бы теребить их расспросами. А он при разговоре вставлял словечки

на идише, может, потому его и записали, не придираясь. Вообще-то

записывались многие: поляки, русские, чехи. Было в этом порыве

что-то светлое, дающее надежду. Надежду выбраться из перемоло-

той войной Европы, где топтались миллионы опаленных войной

людей, начать все сначала, в другом незнакомом месте.

Сначала поездами и автобусами их переправили в Италию. А

там на пароход. В трюмах - ящики с винтовками и патронами, на

палубах - эмигранты.

В армию его загребли сразу по приезду, несмотря на ногу,

точнее на ее отсутствие. Опытных инструкторов не хватало, а он

танкист с боевым "стажем", хоть и инвалид.

Танков у евреев имелось раз, два и обчелся. Меньше десяти.

Пара "кромвелей", "шерман" и "гочкисы". Числилось все это хо-

зяйство аж в двух бронетанковых ротах. "Кромвели" с "шерманом"

в англо-саксонской, а "гочкисы" в славянской роте. У англосаксов

все больше ветераны союзных армий подобрались, а у славян -

бывшие красноармейцы, да поляки из дивизии Костюшко.

Гочкисы оказались жуткими постоянно ломающимися колы-

магами с тонкой клепаной броней и слабым вооружением. Однако

каким-то чудом египтян они уделали.

Кончилась война, и опять нужно было как-то устраиваться,

искать свое место в жизни. Помог командир взвода на гражданке -

учитель географии, устроил к себе в школу завхозом.

Трофейная же журнальная вырезка кочевала вместе с владель-

цем, сменила вещмешок на фанерный чемодан, потом на вещме-

шок, другой армии и, в конце концов, уже порядком выцветшая и

затертая на сгибах утвердилась на стене подсобки, в чинной ра-

мочке, под стеклом.

Такую вот жизненную историю Дмитрий выпытал у завхоза,

заодно и про Брестскую крепость услышал впервые.

Ну и свою историю завхозу поведал, хоть и была она не в

пример проще, да и короче.

Про Питер, про Блокаду, про эвакуацию... ну и остальное, про

поездку к отцу в Польшу и про то, как отца нашли рядом с рас-

положением части с ножевой раною в сердце. Как выяснило след-

ствие, раскрывшее все довольно быстро, подкараулили советского

капитана-танкиста двое бывших АКовцев, когда тот возвращался

из города. Выразили, так сказать, протест против присутствия со-

ветских войск на польской земле.

Мать, однако, этот удар судьбы с ног не сбил. Получив в части

отцовские вещи, отыскала она письмо, которое батя написал на

всякий случай, нехитрым шифром, только им с матерью понят-

ным. Через письмо мать и вышла на тех, кто переправлял из Евро-

пы в Палестину уцелевших евреев и им сочувствующих.

Так перекочевали они из-под Познани в Кфар-Сабу, где мать

устроилась на обувную фабрику. Заказы шли потоком, Болгария

заключила с Израилем бартерный договор, по которому поставки

обуви оплачивались болгарским луком. Все бы ничего, да только в

последнее время начались у матери проблемы со здоровьем, то ли

из-за работы в цехе, то ли из-за климата.

Доктор посоветовал переехать куда-нибудь на север, сменить

обстановку. Но мать не торопилась. Не получалось подыскать ме-

сто. Без мужа, да с двумя детьми не очень-то поскачешь.

Дмитрий тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. Ляпнул

клея на телеграфный столб и сунул руку за очередным объявлени-

ем. Рассохшийся столб торчал криво, напоминая кладбищенский

крест. Здесь заканчивалась улица, а вместе с ней и город. Тянулись

вдаль поля, за которыми подрагивали в послеполуденном мареве

минареты арабской Джальджулии.

Дмитрий повернулся и зашагал обратно, удовлетворенно по-

глядывая на обклеенные рекламой братьев Леви столбы.

За два квартала до дома он привычно заглянул в переулок, откуда

доносилось размеренное постукивание молотка. В переулке, в тесной

деревянной будочке работал сосед Фридманов сапожник Яков.

- Привет Яшка! - поздоровался Дмитрий. Яков был родом из

Бухары и по-русски говорил вполне сносно, хоть и с комичным

акцентом.

- М-м, - промычал Яшка, сквозь зажатые зубами гвозди.

- Как там наши туфли?

- Погодь... - промычал сосед. Он осторожно воткнул гвоздь

в одетый на сапожную "лапу" ботинок. Взял молоток и одним

четким ударом вбил гвоздь в подошву. Работал он одной правой

рукой. Левая, безжизненная и усохшая висела вдоль тела. В сорок

седьмом, охраняя конвой, где-то по дороге в Бен Шемен, Яшку

угораздило поймать плечом очередь из "брена". Две пули не при-

чинили особого вреда, одна скользнула, оцарапав кожу, вторая

прошла навылет, вырвав кусок мяса, а вот третья понаделала дел.

Арабы, расстрелявшие машину, доставлять Яшку в больницу не

торопились, ну да спасибо, что не убили. Начались осложнения, и

рука потеряла чувствительность и возможность двигаться.

Будучи по натуре оптимистом, Яшка научился управляться

своей одной рукой получше, чем некоторые двумя. Главное, голо-

ва цела, приговаривал он.

Покончив с гвоздем, сапожник достал из-под прилавка газет-

ный сверток.

- Спасибо, - поблагодарил Дмитрий.

Яшка что-то промычал в ответ.

Закинув домой рабочий "инвентарь" и, отмыв руки, он побе-

жал на их с Минькой обычное место встречи.

"Место" находилась на крыше старого сарая, сплошь окру-

женного апельсиновыми и лимонными плантациями. Скат крыши

защищал их от послеполуденных солнечных лучей. А еще, отсю-

да прекрасно просматривался маленький военный лагерь, скры-

тый среди деревьев.

Лагерь, как лагерь: пара палаток, вышка, барак, несколько ав-

томашин и прицепов. Внимательный наблюдатель отметил бы

необычные обтянутые сеткой кузова машин, услышал бы донося-

щийся изнутри непонятный шум. Да и солдаты, разносящие по

прицепам семена и приговаривающие: "гуль... гуль... гуль..." тоже

выглядели не совсем обычными.

Это была база войск связи, подразделение воздушной голуби-

ной почты.

Однажды мальчишки набрались смелости, и подошли к за-

бору. Какой-то солдат заговорил с ними и даже принес почтового

голубя, показать.

Голубь смахивал на обычного уличного, но поперек крыльев

у него темнели две полоски, да еще одна на хвосте. Грудь выда-

валась вперед более выпукло. Эти признаки, да еще характерный

светлый горбик у основания клюва, выдавали в нем особого голу-

бя, почтаря.

"У него и сил побольше, чем у обычных голубей, - объяснял

солдат, - мах крыльев чуть не вдвое сильнее".

Голуби напоминали Дмитрию ту, прошлую, довоенную

жизнь. Он хоть и был тогда совсем маленьким, но помнил поваль-

ное увлечение ленинградских мальчишек голубями.

Им нравилось сидеть здесь, следить за солдатами, за птица-

ми, лениво трепаться, лопать цитрусовые. Чистить апельсины они

ленились, просто резали их на четыре части перочинным ножом,

обгрызали корки и швыряли вниз.

Дмитрий влез на крышу, и уселся рядом с товарищем, свесив

ноги.

- Ты бы хотел стать археологом? - поинтересовался Минька.

Общались они на жуткой смеси русских и болгарских слов,

с редкими вкраплениями иврита, но друг друга вполне понимали.

- Представляешь..., - продолжал Минька, - приезжаешь в

какую-нибудь дыру, копаешь, копаешь и вдруг: хлоп, находишь

древний город.

- Или копаешь, копаешь и ни хрена не находишь. - Настрое-

ние у Дмитрия в тот день оставляло желать лучшего.

- Тоже бывает... - философски согласился Минька, разделы-

вая очередной апельсин.

- Что ж с крепостью делать... - тоскливо протянул Дмитрий,

- где ж ее искать?

Крепостями мальчишек заразил историк Циммерман, органи-

зовавший школьную экскурсию по разным интересным развали-

нам.

Дмитрий и Минька сговорились отыскать остатки какого-ни-

будь замка, никому не известного, а потом рассказать о нем на уро-

ке истории.

Друзья облазили все окрестности их родной Кфар Сабы и со-

седних поселков, заглянули в арабскую Джальджулию, исходили

русло и притоки Яркона, но кроме развалин водяной мельницы, и

заброшенных английских ДОТов ничего не нашли.

- Может, Бориса попросим? - предложил Минька помощь

старшего брата, - он нас подвезет.

Борис занимался доставкой овощей, товар он развозил на

собственном ржавом "шевроле".

- Куда?

Минька уныло пожал плечами.

Минут десять друзья молча жевали. Наконец Минька поднял

голову.

- Знаешь... а меня есть идея.

- Ну, валяй. - Дмитрий с интересом посмотрел на приятеля.

- Если англичанам так важно было охранять мосты через Яр-

кон, значит и крестоносцы их в свое время как-то охраняли. Замок

не ДОТ, его куда попало не воткнешь. Надо искать где-то там, у

истоков реки.

- А что, - поддержал Дмитрий, - В случае чего оттуда можно

по реке до Яффы сплыть, да и Циммерман рассказывал про древ-

ний караванный путь на Иерусалим где-то в тех местах. Пряности

там и все такое...

- Завтра? - подмигнул Минька.

- Завтра! - Дмитрий согласно хлопнул друга по спине, - Если

мать разрешит...

Мать разрешила. Даже снабдила бутербродами в дорогу.

Когда Минька свистнул под окном, Дмитрий уже натягивал

ботинки.

Они вышли из города и зашагали на юг в сторону Петах-Тиквы.

Достигнув Яркона, двинулись вдоль реки шагая по полям и апельси-

новым плантациям, пробираясь сквозь камышовые заросли. Здесь

лежали руины водяной мельницы, брошенной арабами в 1948-м,

рядом возвышался мавзолей какого-то мусульманского святого.

То и дело попадались насосные станции, подававшие воду на

поля. Река здесь дробилась на протоки, разбегающиеся и сливаю-

щиеся среди камышей и осоки.

Они миновали баптистский дом сирот: ветхий трехэтажный

особняк и маленькую скромную церковь.

Дальше начинались болота, где в прошлые разы мальчишки

поворачивали в обратный путь. На юг тянулись посадки эвкалип-

тов, с помощью которых, как им объяснили в школе, министер-

ство сельского хозяйства пыталось эти самые болота осушить. Где-

то за эвкалиптовыми рощами раскинулся Рош Ха Айн: унылые

однообразные ряды жестяных и деревянных бараков, заселенных

репатриантами из Йемена.

Удача улыбнулась им, когда они устало брели по краю рощи,

разглядывая ярко-желтые головки лилий, сплошь покрывающие

заболоченные заводи. Впереди, среди деревьев вдруг забелели

какие-то постройки.

А когда они подошли ближе, отчетливо увидели выступаю-

щие из леска башню и стены.

- Ура!!!! - заорал Минька и побежал вперед. Дмитрий рванул

следом.

Крепость оказалась довольно большой, в форме правильного

квадрата. Три полуразрушенные башни возвышались по углам, от

четвертой башни уцелело лишь массивное основание. Со стены

открывался шикарный обзор на всю округу. В отцовский бинокль

отчетливо просматривались однообразные бараки Рош Ха Айна,

утопающие в океане цитрусовых деревьев домики Петах Тиквы.

На востоке карабкались в гору, налезавшие друг на друга построй-

ки арабского села Кфар Касем.

Из ложбины между холмами, южнее Рош Ха Айна, столбом

поднимался белый дым, гулко бабахали какие-то то ли взрывы, то

ли удары.

- Каменоломня, - предположил Минька, оторвавшись от оку-

ляров.

- Похоже на то, - согласился Дмитрий.

Они облазили крепость и окрестности, обнаружив в роще

много интересного. Здесь находился какой-то заброшенный завод

с большими бетонными отстойниками. На крыше главного здания

торчал неизбежный ДОТ английской постройки.

Рядом с заводом зеленели палатки, обнесенные изгородью из

колючей проволоки. Несколько солдат играли в волейбол, натя-

нув вместо сетки веревку.

Мальчишки искупались в заводи и тронулись в обратный

путь. Солнце повисло над верхушками эвкалиптов.

На улице у Минькиного дома Борис мыл свой тарантас.

- Чего это у него? - поинтересовался Минька, - На лобовом

стекле?

И действительно изнутри на лобовом стекле белела бумажка:

буква "бет" в черной рамочке.

- Здорово, орлы! - Борис говорил по-русски чисто, почти без

акцента, сказывались военные годы, проведенные в партизанах, с

советскими разведчиками.

- Мы замок нашли! - похвастался Минька.

Борис швырнул тряпку в ведро и распрямился.

- Замок, говорите... - он потянулся, так что мышцы забугри-

лись под грязной майкой, - а я завтра утром в Тель-Авив еду, хоти-

те со мной прокатиться?

- Угу, - усмехнулся Минька, - Иерусалим уже посмотрели!

- Тьфу! - Борис выудил из ведра тряпку и принялся тереть об-

лезлый бок "шеви", - подумаешь, влипли, с кем не бывает?

- А это чего за хреновина? - Минька ткнул пальцем в наклейку.

- Это, - буркнул себе в бороду Борис, - экономия бензина.

Теперь каждому автомобилю один день в неделю запрещено ез-

дить. Он смачно сплюнул под ноги и тоскливо добавил: - Нам

вот, понедельник достался...

Распрощавшись с братьями, Дмитрий зашагал домой.

С Иерусалимом действительно получилось целое приключе-

ние. Борису понадобилось зачем-то поехать в те края и мальчиш-

ки, сбежав с уроков, присоединились.

Они немного покатались по Иерусалиму, а потом Миньку

осенила идея поглазеть на Кнессет.

Сказано-сделано, покрутились на площади Циона, поглядели

на невзрачный трехэтажный дом, где заседали парламентарии, на

полицейских у дверей, на расфуфыренную публику в кафе "Вена".

А на обратном пути, отъехав от площади всего метров на

сто, застряли в пробке. Улицу запрудила толпа. Дмитрий с Минь-

кой влезли на крышу фургона и поняли, что торчат они посреди

огромной демонстрации.

Над головами плыли транспаранты и плакаты с непонятными

лозунгами:

"Не забудем, не простим!" - прочел Дмитрий на одном из

транспарантов.

Минька прочел на другом: "Не забудем Бабий Яр!".

- Чего это они? - поинтересовался Борис у водителя соседней

машины, так же застрявшей в сплошном человеческом море.

- Вы что газет не читаете? - спросил тот, перекрикивая рев

толпы, - Демонстрация против немецких репараций.

Люди пробивалась к дверям Кнессета, туда, где чернели мун-

диры полицейских.

В толпе скандировали, орали, вдруг притихали, прислуши-

вались к речи кого-то влезшего на ящик и размахивавшего рука-

ми.

В какой-то момент поведение толпы изменилось, крики стали

более агрессивны, лица стали злее. У дверей закипела драка, мель-

кнули полицейские дубинки и палки демонстрантов. Полетели

булыжники, зазвенели стекла.

- Влипли... - помрачнел Борис.

Люди рекой текли мимо них. Какой-то важный толстяк в кеп-

ке подскочил к Борису и заорал, брызгая слюной:

- Вы чего здесь прячетесь, вам, что дела нет!?

Борис, молча, схватил толстяка лапищей за грудки, притиснул

к себе, а потом вдавил в дощатый борт "шевроле", глаза толстяка

округлились, но этого Борису показалось недостаточно и он вто-

рой лапищей ткнул жертву в подбородок, так что тот стукнулся

затылком о доски и кепка свалилась под ноги.

Сделав зверские глаза, Борис для убедительности выждал се-

кунд десять, а потом прошипел:

- Вали отсюда пока кости не переломал! Понял?

Толстяк лихорадочно закивал. Борис ослабил хватку и тот

плавно осел на мостовую, нашарил кепку, нетвердо поднялся и

втиснулся в толпу.

Им пришлось проторчать в Иерусалиме до поздней ночи, но

поездка выдалась познавательной во всех смыслах.

Фридманы снимали одну комнату в двухэтажном доме в конце

улицы Ха Шарон. Дом был относительно старый, да и бесчислен-

ные поколения квартиросъемщиков отнюдь не способствовали

сохранности.

Дом, как впрочем, и соседний, принадлежал немецкому еврею

господину Тристану Шульцу.

Старые Рубинштейны со второго этажа и "Косая" Элишка из

однокомнатной помнили Шульца еще с довоенных времен, как

улыбчивого пожилого человека, всегда щегольски, с иголочки

одетого, фанатично пунктуального, настоящего "йеки".

Однако, Фридманы застали опустившегося неряшливого ста-

рика, вечно что-то недовольно брюзжащего. Хотя, в общении с

ним все еще ощущалась былая воля и характер.

О причинах столь резкой метаморфозы, Дмитрий узнал от

соседей. Сыновья. Оба младших Шульца погибли: один на Рус-

ской высоте в Гуш Эционе, другой - при штурме Бейт Махсира.

После войны Шульц отошел от дел. На деньги, получаемые

от квартиросъемщиков, они с женой доживали безрадостный век

в собственной вилле, с красивой круглой террасой, выходящей на

цитрусовые плантации.

Раз в месяц Шульц, облачившись в костюм, лично обходил

владения, общался с квартирантами и собирал деньги. Жильцы

любили домовладельца. При всей своей брюзгливости и напуск-

ной строгости, цену за съем он брал вполне божескую, при нужде

легко соглашался на отсрочку, а бывало, прощал долг.

Дмитрий открыл калитку и взбежал на крыльцо. Яшкина жена

Малка мыла пол. Яростно шлепала тряпка. Струйки грязной воды

вытекли в коридор через распахнутую дверь.

Он толкнул дверь, и сразу увидел на вешалке шляпу. Шляпа

была мужская, дырчатая, с лентой вокруг тульи. Из комнаты доно-

сились голоса. Дмитрий вошел. За столом сидели мама и старый

Шульц. На скатерти стоял чайник, опустевшие чашки, кусочки

шоколада в обертке, с которой таращилась пятнистая корова.

Зюня возил под столом деревянную машину.

- Димочка, садись, - мама показал на свободный стул. Дми-

трий сел и поздоровался.

- Господин Шульц помог нам, наконец, устроиться в кибуц, -

продолжала мама по-русски.

Услышав слово "кибуц" Шульц улыбнулся:

- Кибуц Дан, на севере, там живет мой брат, вам там понра-

вится.

- Спасибо, - поблагодарил Дмитрий.

Шульц грузно поднялся:

- Не стоит благодарности, мы должны помогать друг другу.

Урок истории был последним. Друзья с нетерпением ерзали

за партой. Дмитрий уже поделился с товарищем новостью о пере-

езде в кибуц. Минька слегка загрустил, но поразмыслив, пообещал

приехать в гости.

Наконец наступило время последнего урока. Историк Цим-

мерман вошел в класс и поздоровался. Минька тут же поднял руку.

О походе отчитывался он, Дмитрий помалкивал, его иврит

был еще слабоват для таких публичных выступлений.

Выслушав Миньку, господин Циммерман улыбнулся:

- Вы молодцы, но вынужден вас огорчить, крепость, которую

вы посетили, построили турки османы, они называли ее Бинар

Баши, видимо от искажённого арабского Пинар Баша - "главный

исток". Так что крестоносцы тут не причем.

Дмитрий и Минька загрустили.

Циммерман заложил руки за спину и прошелся вдоль доски,

взял указку, завертел в пальцах. Обычно с этого жеста начиналась

какая-нибудь интересная история.

"- Так вот, - продолжил историк, - вообще-то исток Яркона

всегда играл в истории важную роль. Здесь проходили древние ка-

раванные пути из Египта в Сирию. Здесь находился город Афек,

упоминающийся в Торе, а позднее, в римско-византийский пери-

од на его руинах возник другой город Антипатрис. Из его камней

турки и построили крепость. Всю прибрежную равнину, раски-

нувшуюся перед холмами Самарии, покрывали болота. А в районе

Антипатриса оставался сухой и пригодный для продвижения стра-

тегический проход вглубь страны и дальше в Сирию. Кстати, ан-

гличане во время Первой мировой войны не решились пересекать

эти болота и захватили только побережье. Естественно, проход

требовалось охранять..."

Господин Циммерман так увлекся, что налетел на все еще сто-

явшего у доски Миньку, и удивленно воззрился на него, выныри-

вая из глубины веков.

- Садись на место... - отпустил он Миньку и продолжил -

Если бы вы прошли немного на восток, вы наткнулись бы на боль-

шую каменоломню.

- Точно! - встрепенулся Дмитрий, вспомнив облако пыли над

холмами, мы ее в бинокль видели.

- Если бы вы добрались до туда, непременно обнаружили

бы еще одну крепость. Крестоносцы называли ее Мирабель. Хотя

укрепления там строили задолго до крестоносцев, это место упо-

минает еще Иосиф Флавий. Крепость переходила из рук в руки,

за господство над важным проходом крестоносцы дрались и с му-

сульманами и между собой, до тех пор, пока воины Бейбарса не

поставили точку в этой истории, утвердив над донжоном зеленое

знамя пророка. Война за Независимость так же не обошла ее сто-

роной. Местность вокруг крепости занимали иракские войска, и

пальмахникам пришлось потрудиться, выкуривая их.

- А расскажите про Петру! - вдруг попросил Дмитрий, - вы

на прошлом уроке обещали!

- Петра... - произнес историк, словно пробуя это слово на

вкус, - Петра была столицей Наббатейского царства. Потрясаю-

щий город, высеченный в красных скалах. Мне довелось побывать

там незадолго до войны, в 38ом. Петру невозможно описать сло-

вами, ее нужно увидеть. Целый город в пустыне, со своими здани-

ями, храмами, бассейнами, амфитеатром. Система каналов и акве-

дуков накапливала воду, собирая ее в резервуары.

- Но, - историк развел руками, - поговорим о наббатеях в

другой раз. А сейчас откройте учебники.

После уроков Дмитрий побрел в подсобку. Больше всего в

будущем переезде его расстраивала мысль о расставании с завхо-

зом. У него в подсобке всегда можно было отсидеться, поболтать

на русском, спросить совета.

Из-за двери неслось негромкое пение. Завхоз часто подпевал

сам себе за работой, причем всегда одну и ту же песню. О русской

бригаде бравшей Галицийские поля.

Дмитрий постучал и распахнул дверь.

Из села мы трое вышли,

Трое первых на селе

Дядя Саша чего-то мастерил на верстаке.

И остались в Перемышле

Двое гнить в сырой земле...

Завхоз допел куплет у оглянулся,

- А-а-а... Димон-охламон... как жизнь?

- Спасибо, нормально, а у вас?

- А что у нас? Вы все стулья ломаете, непоседы, а я чиню.

- Мы переезжать собрались, - вздохнул Дмитрий.

Завхоз повернулся и уселся на верстак:

- Да ну? Мать решилась, наконец? И куда?

- Далеко, в кибуц Дан. Это где-то на самом севере.

- Ну, философски пожал плечами завхоз, - чего ж делать,

главное чтоб матери получше стало.

- Ну да, - согласился Дмитрий, - но все равно, тоскливо как-то.

- Это ты, брат, брось. Перемены, они всегда к лучшему... , -

старый танкист запнулся и добавил, - или почти всегда.

Оставить комментарий © Copyright Лосев Егор (dani-kl@yandex.ru) Размещен: 05/04/2013, изменен: 05/04/2013. 41k. Статистика. Глава: Ближний Восток Годы событий: 1951-1956	Ваша оценка:

Лосев Егор Багряные скалы (Глава 3)

Лосев Егор
Багряные скалы (Глава 3)