Okopka.ru Окопная проза
Круз Андрей
Опричник

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 7.39*17  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тоже пишущийся роман. У меня привычка такая, гнать несколько текстов параллельно. Застрянешь на одном, перескочишь на другой. Быстрее и проще. Название рабочее, все равно изменю.


Опричник

      -- Вольные земли.
   Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.
   - Это кто там в галоп скачет? - спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку вяленого сена, которое собирался закинуть в кормушку гнедой.
   - Я гляну! - крикнул Олвин, и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.
   Сын бегом пронесся мимо меня, встал в воротах, отчего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру - мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо, босые ноги.
   - Отец, вестник!
   И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загоны, размахивая желтым флажком на тонкой пике.
   - Олвин, что за шум? - крикнул я.
   - Сбор на площади всех Вольных! Опять номады близко!
   Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от ломающегося баска до визгливого фальцета.
   - Ты уже обратно?
   - Да, мастер Арвин! - крикнул он. - К Толстому Бэллу загляну, и все.
   - Буду! - крикнул я.
   Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Появление кочевников не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они появляются неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербело в середине груди, нечто смутное.
   - Отец, седлать? - подскочил ко мне с вопросом Олвин.
   - Давай, сынок, Шутника седлай. - кивнул я и направился к дому.
   Шутник конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого коня, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может выступим завтра, а может и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи чего-то не начудили. Впрочем, что они за соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.
   Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон, выходящими наружу. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.
   - Папа! - вскочила на ноги семилетняя Лиана. - Возьмешь нас завтра в город?
   - В город? - сделал вид, что озадачился я. - А ты маме помогала?
   - Я с Димом сижу! - она обличающим жестом указала на малыша. - И обеде готовить помогала.
   - Ну, тогда подумать надо. - развел я руками. - А вообще, королева моя, не знаю я точно, сбор объявили.
   Что такое "сбор" знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное, осень начинается. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского, за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городах веселье, все отдыхают. Но, долг есть долг, от номадов всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке, да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда все, беда, все сожгут, все разграбят, всех кого смогут, в полон угонят.
   Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, дал короткий поклон алтарю - маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.
   Жена возилась у стола, собираясь накрывать на обед. Я глянул на нее исподтишка - словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали во младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины, словно не четыре десятка лет ей, а в два раза меньше.
   Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.
   - Полдничать не останешься?
   - Заверни что-нибудь, по дороге поем. - сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла. Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.
   - Сбор? - спросила она. - Я коня слышала.
   - Сбор. - кивнул я. - Но пика желтая, особой тревоги нет.
   Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел с ними на двор, отполировал ваксой, так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику - рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашеный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.
   Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в пять вершков и калибром в четыре линии, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер выжег символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.
   Жена, успевшая собрать поесть в дорогу, подала полотняную сумку, которую я через плечо повесил. Я снова поцеловал ее и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даром что уже осень на дворе. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.
   - К темноте вернусь. - сказал я ему, забирая поводья. - Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?
   - Бать, Ворчуна на продажу? - сморщился Олвин.
   - А куда же еще? - удивился я. - Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.
   Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему точно придется. Такая уж судьба у нас, жителей Великой Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов не молили.
   Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи - Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл и лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам, как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.
   Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол "присоединяйся". Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он как и я в свое время в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими номадами и населенными землями княжества, прорваться куда номады спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак - Вольные поселенцы не пускают.
   - А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?
   - Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха. - ответил тот, хмыкнув в бороду. - Вроде как поднимают Вольных на поход в Степь.
   - А почему они? - удивился я.
   Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды номадов разъезды Вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие рейды, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил не хватить может. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества... Это уже странно.
   - Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе пора сотню собирать. В степи сушь, номады для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.
   - Это верно, мастер Бэлл. - согласился я. - Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.
   - А что, верно, старосте сказать надо бы.
   - Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник. - усмехнулся я.
   - Верно говорите, мастер Арвин. - солидно кивнул Бэлл.
   Пыльная дорога вела нас к городку, виляя между пологих холмов, обходя выветренные балки, окруженная сухой травой, шумящей на тихом ветру. Бешено стрекотали кузнечики, целые стайки мотыльков кружились в непонятном танце над кустами голубых цветов майского глаза, и где-то высоко-высоко, в самом небе, кувыркался и заливался песней жаворонок.
  

------

  
   Собрание толпилось перед храмом, на просторной базарной площади. Запах пыли, конского навоза и пота, шум голосов, запах табака из трубок, треск разгрызаемых тыквенных семечек, засыпавших своей кожурой всю землю и трещащей под крепкими подошвами кавалерийских сапог. Городок Вольных собрался на зов.
   Староста, а теперь уже сотник, потому что нацепил на ремень шашку, стоял на крыльце храма, о чем-то разговаривая с двумя княжескими офицерами. Один в чине капитана, второй - сотник. Оба в серых мундирах с кожаными портупеями и красными погонами, в кожаных кавалерийских касках с большими валашскими позолоченными орлами.
   В дальнем конце базарной площади возле лошадей стояли солдаты их сопровождения, кавалерийский десяток. Они окликали проходивших девушек и пытались заигрывать, но все вполне невинно. Это же не городишко в княжестве, где солдат княжеского войска власть немалая, а городок Вольных, тут власть своя, местная, в былые времена добытая боем и кровью, когда поселенцы на окраине Великой Степи противостояли как натиску кочевников, так и жадных сеньоров. И в конце-концов кочевников отвадили без ума нападать, а сеньоры тоже сочли за благо не вмешиваться в жизнь поселенцев, удовлетворившись тем, что они прикрывают и берегут границу заселенных земель.
   - Вольный люд! - обратился к толпе сотник. - К нам от князя с вестями люди прибыли, надо выслушать!
   - Давай! Давай! - загомонила толпа, предоставляя слово гостям.
   - Спасибо, господа Вольный люд! - вежливо обратился к толпе капитан. - Я капитан Фарин, из славного войска князя валашского Орбеля Второго, владыки течения Быстрой и дельты Широкой, владыки двух Забытых городов и земель Междуречья, да благословят его Брат и Сестра на долгую жизнь и новые свершения.
   - Давай! Давай! - закричали несколько голосов, подразумевая, что капитан Фарин в своем верноподданническом восторге начал уже кота за хвост тянуть.
   - Господа Вольный люд! - зычный капитанский голос перекрыл крики толпы. - От союзников нам дали знать, что номады готовят большой набег. Хотят прорвать границу городков и дойти до самой Быстрой. Штаб войска княжеского полагает, что Вольным в одиночку не выстоять, а если не выстоите вы, то воевать придется уже на земле княжества, отчего разорение и ущерб ожидается. Поэтому Его Княжеское Высочество приказали войску присоединиться к вам и укрепить границу. Если номады прорвутся, то войско встретит их на рубеже городков.
   - Ишь, умные. - аж крякнул Толстый Бэлл. - Мы воюй, а они в тылу "укреплять" будут.
   - А чего им на рожон лезть? - спросил скотовод Аржи. - Если мы не остановим, так ослабим, им же проще. А остановим, так все равно в поход ходили, врага побили, извольте всем орденов отписать.
   - Да тут дело такое... - почесал в затылке Бэлл. - Товарищ у меня гостил, с верховьев, так говорит, что княже наш многоумный что-то там мудрить начал. Скалы взрывает, рабов нагнал на работу.
   - И чего? - насторожился я.
   - Подозревает народ, что князь задумал Вертлявую в другое ущелье повернуть, она тогда в Быструю пойдет.
   - Погодь, погодь. - нахмурился Аржи. - Пастбища наши от Вертлявой питаются, вся вода в колодцах от нее небось тоже. Высохнет степь, если ее отвести. Чем князь думает?
   - Головой он думает. - мрачно сказал я. - Если степь сохнуть начнет, то и номады сюда избегать ходить будут, и нас с земли сгонит. Даже не сгонит, а сами уйдем. Что делать будем, когда ни земля родить не будет, ни трава сок не возьмет.
   - Это точно. - подтвердил Бэлл. - Князю мы что зуб больной, и спать не дает, и тронуть больно. К нам рабы бегут, а мы не выдаем, издольщики там землю бросают и к нам перебираются, в общем, без нас ему лучше было бы.
   - А нас куда? - возмутился Аржи.
   - На кудыкину гору. И с горы в пропасть. Так лучше всего. - ответил Бэлл.
   Это уж точно, любовью к нам княжеская власть никогда не пылала. Другое дело, что не будь нас тут, то целое войско на рубеже держать придется и содержать, а вот если так, с засухой... а пойдут тогда номады сюда вообще? Вообще-то пойдут, но никто же не говорит, что князь у нас умный. Поблазнилось дураку, что так он одной стрелой двух уток собьет, вот он и суетится в верховьях.
   - А может податью обложит такой, чтобы шкура полопалась, да и все. - усмехнулся Бэлл. - Если он по своему желанию сможет воду давать сюда или не давать.
   - Так прямо на вражду с Вольными и пойдет? - удивился Аржи.
   - Пойдет или не пойдет, дело десятое, а вот в тех краях ему у плотины крепость поставить с сильным гарнизоном, и демоны ведают, что мы тогда сделать сможем. - сказал Бэлл, сотворив знак богов при упоминании демонов. - Да и горцев нанять никто не мешает в помощь.
   С горцами верно, они за деньги служить будут, причем с радостью. Вроде и одного языка с нами люди, а внутри совсем другие. В горах земли бедные, жил народ всегда скудно, вот и грабили друг друга и соседей, или на службу нанимались. Воины они хорошие, да народ плохой - и переметнуться могут, и в спину ударить, только своя выгода их заботит. И если возьмутся охранять предгорья, то тогда все, нам и соваться толку нет. Можно в горах и ущельях с ними до скончания времен резаться.
   Тем временем слово снова перешло к сотнику. Он крикнул:
   - Господа Вольный Люд! Властью, данной мне собранием, а также согласно приказу полковника, объявляю завтра сбор и поход. Сотня, обоз и батарея, с полным припасом, сбор и строевой смотр у городка на выгоне к пятому колоколу. В городке остается два десятка нести дозорную службу и инвалидное ополчение. Как с семьями быть на время похода - пусть каждый сам решает, большой опасности пока не вижу.
   Опасности я и сам не видел особой, номадов мы и раньше отбивали, с помощью княжьего войска и подавно отобьем, но вот все же что-то покою не давало. Словно что-то нужное взять забыл.
   Вид у княжеских офицеров был довольный, словно не на войну, а на праздник собираются. У капитана усы как у кота торчат, руки за спину заложил, глаза из-под каски блестят как пуговицы на мундире. Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы лошадей, явно собираясь в путь. Интересно, а солдаты-то из "Серых драгун", отборные части, княжеский коновой, можно сказать, не к лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже странно. А все что странно и при этом касается княжеской власти, скорее всего еще и опасно. Знать бы только с какой стороны опасность эта самая подкрадывается.
  

-----

  
   - Ты понял меня, сын? - еще раз спросил я, глядя Олвину в глаза. - Если даже покажется тебе, что что-то неправильно вокруг, уходи в городок сразу.
   - Но что может показаться, отец? - упорно не понимал он.
   На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как появилось вчера чувство зудящее где-то в глубине души, так и не отпустило по сей момент.
   - Я не знаю. - честно ответил я ему. - Ты за старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не случалось, семью в фургон и гони за стены.
   - Я понял. - кивнул он.
   - Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему есть. Ты за главу семьи, тебе их и защищать.
   Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с каким мне в поход идти. Темное, почти бурое дерево, синеватая сталь, восьмигранный ствол с латунной золотистой мушкой. На прикладе кожаные петли патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками. Красивый карабин, не поскупился я на деньги, когда покупал, и бой точный. Рядом с ним еще один, деревом посветлее и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как награда за службу, помимо медали и неплохого жалованья. Он и перешел теперь в распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним уставная шашка в черных ножнах, тоже принесенная мной со службы. Носить ему ее пока нельзя, а вот воспользоваться, случись такая надобность, никто не помешает.
   - С шашкой каждый день тренируйся. - снова взялся я его наставлять. - Болвана слепи из мокрой глины и на нем. Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было, так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть охоться, хоть просто по цели. День пропустил - снова наверстывай. Вольный не только рубака, Вольный в первую очередь стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает.
   Сын снял с ковра простенький с виду однозарядный карабин, открыл затвор.
   - И патроны к нему крути, чтобы свободных гильз не было, понял?
   - Понял, отец. Кроликам сезон, охотиться буду, мать закоптит.
   - Охотиться-то охоться, - усмехнулся я. - Ты до охоты жадный, но про работу не забывай. Помощников тебе нет, городок весь на службе, так что ты один за все.
   - Ну почему за все, ты уж обо мне не забывай. - вмешалась, наконец, в разговор жена. - Лиана за братом доглядит, а я с лошадьми помогу.
   Вот у номадов женщин к коням не подпускают, кочевники считают, что женщина коня испортить может. Даже кобыл доят мужчины у них, а потом сами делают вонючее хмельное пойло из этого молока. А у Вольных женщины всему обучены. Надо будет, и в седло сядет, и стрелять сумеет, и за конями присмотрит. Арина, половина моя любезная, и из револьвера палить умеет так, что с двадцати шагов шесть яблок с ограды загона сбивает за четыре секунды, так что, случись дурное, не на одного Олвина надежда. Нельзя у нас по другому, богато живут Вольные, но немного нас, каждый боец на счету.
   Ну, семье наставления все дал, какие в голову пришли. Да и они у меня опытные, к осени чтобы в поход не выступили, такого и не бывает никогда почти. Привыкли. Портупею с шашкой через плечо. Шашка - это знак, что на службе, если ты не на походе и не в бою, то носить ее нельзя, и запозорят, и даже оштрафовать в казну городка могут. С ружьем можно ходить, с револьвером можно, а с шашкой - нельзя, шашка для войны. На груди в ножнах короткий и крепкий кинжал висит, последний шанс. Им и ударить можно, и даже метнуть его, метать дети Вольных его с младенчества учатся. На поясе спереди, наискосок по-кавалерийски револьвер. И к нему двадцать четыре патрона в самом ремне, и еще тридцать в чересседельной сумке. За спиной карабин в чехле, в патронташе к нему пятьдесят патронов, да еще столько же в запасе. Голову замотал красным шемахом, это уже наш цвет, нашей сотни. Он у каждой свой, в полку шесть сотен всего, а значит и шесть цветов шемахов на поле видны.
   - Ну, присядем на дорожку. - вздохнула жена.
   Сели. Даже маленький Дим притих, прижимая к груди кота. Встали. Я семье поклонился, сказал:
   - Удачи вам и покоя, пока ждете.
   - Дорог тебе бархатом и в бою удачи. - сказала жена.
   Лиану с Димом на руки взял, Арину расцеловал, Олвина по плечу похлопал, и на двор пошел.
   Оседлал я на этот раз шестилетнего Кузнеца, коня обученного и сильного. Навьючил его сзади сумами переметными, саквой с овсом и сеткой с сеном, буркой и арканом, в кольца свернутым, взобрался в седло да и повел коня к городку, от поднимающегося из-за холмистого степного горизонта красного, словно кровавого солнца. Тоже ведь примета так себе, такой рассвет.
  
  

------

  
   На выгоне было шумно, пыльно и суетно. Сотня собиралась к походу, пушкари впрягли в передки бомбометов коренастых коней, сильных в тяге и выносливых в беге, и теперь батарея уже строилась вдоль дороги, как раз перед обозом из десятка телег, которыми правили все больше старички-ветераны из тех, для кого воевать в седле уже непосильно было.
   Сотник, держа в поводу рослого коня соловой масти, стоял у самой стены форта. Рядом с ним, в седлах возвышались знаменный с красным флажком, и трубач с маленьким сверкающим горном, висящим на груди. Увидев поднятый флажок, я сразу направил коня к ним, он собирал командиров.
   - Здравия тебе, сотник! - поприветствовал я его, слезая с коня.
   - Здравия, взводный Арвин. - кивнул тот. - Смотри на карту. Полковник сбор полка объявил в Длинной балке, сто верст от нас, завтра к ночи там будем.
   - Сами идем, или с третьей сотней?
   Третья сотня собиралась в следующем городке, до которого от нас двадцать две версты. Случалось нам до места сбора и самим добираться, а случалось и совместным походом.
   - С третьей пойдем. - ответил сотник. - Дальше полковник задачу поставит, но так скажу: номады идут, если верить княжьим людям, вот отсюда, хотя пройти между Хитрой балкой, где черт ногу сломит, и течением Веретенки. Вот в этом месте нас княжье войско будет дожидаться.
   - Велико войско-то? - спросил Бэлл, скрестивший могучие ручищи на не менее могучем пузе.
   - Драгунский полк подойдет, полк легкой конницы и три батареи пушек. - отвтеил сотник.
   - Немало. - с удивлением задрал густую черную бровь Бэлл. - Похоже, что княженька и вправду опасается набега, раз такие силы в поход послал.
   - Это только там. - усмехнулся Ван. - Еще драгунский полк подходы в эту сторону будет прикрывать, и пехота завтра прибудет. Или набега очень большого ждут, или его высочество решили номадов надолго отвадить.
   - А чего вдруг? - поинтересовался я. - Они в последние годы вроде как по-крупному и не баловали, после того, как мы их у Серой Балки прижали.
   - Не знаю, того мне не ведомо. - ответил сотник. - У полковника спросишь. Ладно, стройте взвода к смотру.
   Взводные поскакали к своим местам, на ходу отдавая команды, трубач звонко заиграл сигнал построения. Раздался одновременный топот множества копыт, фырканье, и бесформенная до сего момента куча людей и коней вдруг вытянулась в две шеренги, выровнялась, кони подобрались, ну и я, выпрямившись, занял свое место перед вторым взводом, которым в походе командовал.
   - Командиры взводов! К осмотру приступить!
   Что у меня в сумках спрятано и на мне висит, то же самое у каждого бойца с собой быть должно. Высокие сапоги с узким голенищем. Серые галифе, изнутри обшитые кожей. Плотная рубаха из серой холстины, а поверх нее кожаный жилет с подсумками, на плече у меня, правда, витой алый шнур звания взводного, портупея, патронташ, кобура с револьвером, отточенная и чистая шашка, сто десять патронов к карабину, шестьдесят патронов к револьверу, кинжал, плеть витая, ну и всякого походного припасу должно хватать, от овса до мыла. И все это боец должен купить сам, равно как и коня, на котором в поход собирается, и коня этого еще и обучить. Или не быть ему среди Вольных, а предложат такому вскоре земли эти покинуть и идти куда глаза глядят, хоть в крепостные в княжество, хоть к свободным городам работу искать, а тут ему не место.
   Во взводе кроме меня двадцать четыре человека. Два десятника и четверо звеньевых. Три звена сабельных, а одно - поддержки, у них вместо карабинов гранатометы, похожие на короткие охотничьи ружья с переломными стволами. И у каждого на груди и на поясе по гирлянде толстеньких гранат с хвостами оперения и подсумки с холостыми патронами. Хороший стрелок такой гранатой на триста аршин стрелять может, а кони номадов, кстати, взрывов пугаются. Артиллерии у тех нет, вот и не умеют приучить взрывов не бояться.
   - Десятники, сумки проверить - скомандовал я уже своим подчиненным.
   Одного десятника, длинного, жилистого, одноглазого, звали Пармом в глаза и Циклопом за глаза. Однако от его единственного глаза хватало вполне, чтобы замечать любой непорядок в его отделении. Второго звали Симером, и был он невысок, кругл, тонок голосом и борода у него почти не росла, однако переведаться с ним на шашках хоть конному, хоть пешему, я бы не хотел. Мало кто по опыту в нашей сотне мог с ним сравниться, а в скольких он походах участвовал, он небось уже и сам счет потерял.
   - Первое отделение в порядке. - доложил Парм.
   Ну и второе, Симерово, тоже не отстало. И припас, и экипировка, все у всех в порядке было.
   - Ковку проверьте еще раз. - добавил я. - У кого конь на походе захромает - на плечах его дальше понесет, а я еще и плетью подгоню.
   Передав поводья коня молодому бойцу Барату, я, придерживая рукой шашку, побежал с докладом к сотнику.
   - Мастер сотник, второй взвод к походу готов!
   - Хорошо, мастер взводный, спасибо. - кивнул сотник Ван. - Идите к людям, выступаем.
   Взвод мой сидел в седлах спокойно, все были готовы, выражение лиц даже умиротворенное какое-то, одному мне все как-то нервно было. Горнист сыграл "Внимание!", затем послышался голос Вана.
   - Первому взводу выставить головную заставу! Удаление от основных сил - одна верста, удаление до головного дозора - тоже верста. Сотня! Стройся по три! За мной, шагом, марш!
   "Маяк", как по уставу звали сотника с "присными", встал во главе колонны, затопали подкованные копыта по высушенной солнцем земле, первый взвод сразу перешел на рысь, стремясь оторваться от основных сил, а я, возглавив взвод, оказался рядом с маяком, то есть сотником с его неизменными спутниками, горнистом, знаменщиком и двумя посыльными. Сзади загрохотали колеса обоза, где-то неожиданно заржал конь, в общем, выступили. На глинобитных стенах форта остались стоять домашние тех, кто жил в городке, и маленький караул на высокой вышке.
   Утро наступало жаркое, это чувствовалось сразу. Пока до первого большого привала дойдем, а его планировали устроить у речки Овражки, кони упарятся. А там уже главное не опоить их, не простудить в походе. Конь на самом деле куда нежней человека и заботы требует больше. Это человеку все равно, где угодно проживет и как угодно.
   Над строем гудели тяжелые жирные оводы, от которых лошади отмахивались хвостами, а иногда и самому приходилось отбиваться. Такой укусит в лицо, в ту часть, что шемах открытой оставляет, и на неделю окривеешь.
   Ван глянул вытащил большие карманные часы, глянул на них, отодвинув подальше от глаз.
   - По графику идем, как раз у Овражки третью сотню встретим.
   Длинная змея колонны неторопливо углублялась в выжженную степь.
  

------

  
   Ночевали в широкой балке с пологими откосами, где был вырыт путевой колодец, как раз для походов. Зажгли костры, один на отделение, кашеварили сами, развесив на треногих таганках закопченные котлы. Затем моему взводу выпала очередь дежурить в сторожевом охранении. Вероятность выхода номадов в это место была невысока, там целое скопление оврагов дальше на запад, не развернуться там коннице, но служба есть служба. Выставил посты в версте от основных сил, а дальше послал две сторожевых заставы, оставив при себе лишь неизменного своего помощника Барата.
   - Мастер взводный, как думаете, будет война? - спросил он, когда мы с ним отправились посты объезжать.
   - Похоже что будет. - ответил я. - Если из княжества такие силы прислали, то наверняка не впустую прогнать собираются.
   - Даже если номады не сунутся, то сами за ними гоняться будем?
   - Вроде того.
   Конь подо мной чуть напрягся, неожиданно спугнув из травы заполошно взлетевшую птицу, и я придержал его немного, давая успокоиться.
   - Но, но, не балуй. - прошептал я, похлопав Кузнеца по крепкой мускулистой шее. - Пугливым каким стал.
   Где-то в отдалении завыли волки, сначала один, потом к нему присоединился второй, третий, а затем и вся стая. Барат вздохнул:
   - Дед говорил, когда при походе волки воют, обязательно большая драка будет. Смерть они чуют.
   - Ну, это мы посмотрим. - пожал я плечами, хоть и сам такую примету слышал.
   - Стой, кто идет! - окликнули из темноты.
   - Значок. - сразу сказал я пароль, чтобы на пулю не нарваться. - Отзыв?
   - Скатка.
   - Как тут?
   - Тихо, мастер взводный. - сказал немолодой бородатый боец, стоящий рядом со своим конем. - Только эти вот развылись.
   Он махнул рукой в темноту, туда, откуда доносился волчий хор.
   - Ладно, повоют и перестанут. А вообще повнимательней, мало ли что.
   Заставу обнаружили в темноте тоже не сразу, точнее даже они нас первыми засекли. Циклоп подъехал ко мне ближе, доложил:
   - Тихо все, никого.
   - Ну и хорошо, что никого, но все равно внимательно.
   Через три часа моих в охранении сменил третий взвод, а мои бойцы, быстро расседлав коней, вповалку повалились на бурки у угасющих костров.
  

-------

  
   К вечеру второго дня похода, пройдя больше ста верст, прибыли на место сбора полка. Остальные четыре эскадрона были уже на месте, наш городок от места сбора был дальше всех, вот и прибыли последними. В лагере было многолюдно, шумно, бомбометы собирались в отдельный эскадрон, объединялся обоз, в общем, полк обретал цельность. Полковник со штабом укрылись в белых палатках, раскинутых на вершине небольшого холмика. Кроме бойцов из Вольных, в лагере заметны были княжеские военные. Форма уланского полка "Синих соколов" была заметна везде, кроме них каски из синей кожи с золотым гербом больше никто не носил. Всерьез князь за дело взялся, лучшие части в бой послал. И эти самые "соколоы" выставили дополнительный караул у палаток.
   - Начальных к полковнику! - крикнул подскакавший от штаба вестовой. - Всех начальных от взводного немедля к полковнику.
   Бросив расседланного коня у коновязи, побежал к сотнику, без него идти даже по приказу к начальству не по чину будет. Там столкнулся с запыхавшимся Толстым Бэллом, бежавшим с противоположной стороны.
   - Ну что, мастер сотник, видать задачу ставить будут? - спросил он у Вана.
   - А что же еще? - с иронией ответил тот. - Нет, раздадут всем по плошке патоки, да по домам отправят. Пошутили, скажут.
   - А что, неплохо. - не смутился такой отповедью командир первого взвода.
   В огромной штабной палатке места хватило всем, хоть и с некоторым трудом. У дальней ее стены вытянулся длинный стол, за которым сидел сам полковник - среднего роста сухощавый человек с золотым шнуром на правом плече жилета и в шемахе с золотой каймой, сейчас откинутом за плечи. Рядом с ним пристроился уже знакомый капитан, тот самый, что приезжал в городок. У них за спинами висела огромная карта, разрисованная цветной тушью.
   - Господа Вольный люд! - поднялся полковник. - Я собрал вас для того, чтобы довести обстановку, которая нам пока известна больше из доклада капитана Фарина.
   - За сведения ручаемся. - вставил тот слово, но полковник не обратил на это внимание.
   - Пока известно то, что два табора номадов подошли вот сюда, к устью Хитрой балки, и встали. Пришли уже без телег и даже заводных коней, то есть похоже, что готовы к бою.
   - Похоже. - пробормотал тихо Ван.
   Номад без заводного коня не номад, но в драке тот помеха, так что перед набегом они всегда заводных коноводам отдают, оставаясь при одном коне. Если номад так сделал, то жди беды.
   - По слухам, еще два или три табора придут им на подмогу. Вот отсюда, вдоль реки.
   Полковник вместо указки использовал кривоватую ветку с куста, которой и провел с шуршанием по большому бумажному листу.
   - Когда они соединятся, их здесь станет не меньше пяти тысяч. Большая сила.
   Это тоже верно, в нашем полку всего шестьсот сабель, а с усилением от князя дай боги чтобы пара тысяч нас набралась.
   - Второй полк при поддержке княжьей пехоты обеспечивает нас с севера, вот отсюда. - продолжал командир. - Пехота займет рубеж между Веретенкой и балкой, у развалин, а полк Вольных должен будет ударить противнику во фланг и тыл. Наша же задача - выманить два первых табора противника на основные силы, которые представлены уланским полком и драгунским, где вместе с ним и нанести им поражение. До подхода подкреплений.
   - Дополнительная артиллерия придана. - добавил к сказанному капитан. - Целых три батареи.
   Это неплохо, у номадов пушек нет и никогда не было. В полках Вольных только бомбометы, а они не всегда хороши, их достоинство в том, что дешевы и легки. А многочисленная княжеская артиллерия вполне может боевые порядки противника расстроить, помощь это серьезная. Что у меня только на душе все так мерзко, как и раньше? Вот этого я никак не пойму.
   - Сотник Ван, мастер. - обратился полковник к нашему старосте. - Вашей сотне обеспечить разведку позиций противника. И ваша сотня пойдет головным отрядом полка. Вопросы?
   - Никак нет, мастер полковник! - вытянулся Ван.
   - Полк же займет позиции по линии развалины - устье Сухого ручья - верх балки. Тут противнику в конном бою не развернуться, а нам пространства для маневра хватит. Ударим лавами и сразу отход.
   Полковник глянул на Вана внимательно, добавил:
   - Вы после отхода заходите в тыл полка и на маяк резервом стройтесь, нечего боевые порядки с ходу нарушать.
   - Так точно.
   План боя выглядел толково. Тут и три батареи наших бомбометов перекрывали свои огнем весь фронт атаки противника, при этом оставаясь в относительной безопасности, и артиллерия могла вступить в дело как раз в нужный момент, и спешенные драгуны занимали вторую линию обороны в тылу полка Вольных, и уланский полк, постепенно выкатываясь из-за наших порядков, совершал охват к тому времени уже деморализованного противника - номады, отличавшиеся редкой горячностью в бою, никогда не были бойцами стойкими. Наскок, удар, отход, а при столкновении с грамотной обороной так и бегство.
   Случись же подойти трем таборам подкреплений, второй полк Вольных вполне мог связать их боем и навести на оборонительный рубеж пехоты которая к тому времени закопается по самые уши в сухую степную землю, и которая будет поддержана немалым количеством как пушек, так и бомбометов, которые в бою оборонительном очень хороши.
   - Гладко-то все как, если на карте. - пробормотал я, глядя на все эти синие и красные стрелки, овалы, квадратики и каллиграфически четкие надписи.
   - Да вроде толковый план. - пожал плечами Бэлл.
   - Толковый, вот это и мучает. - честно сказал я. - Никогда такого не было, чтобы княжья разведка о набеге раньше нас узнала. Не помню такого.
   - Ну и я не помню. - согласился он. - Но у князя, Орбеля нашего, деньжата водятся, кто-то мог и продать план набега.
   - Мог. - соглдасился я. - Но только когда номады место сбора так близко устраивали. Они обычно большой ордой шли, а уже потом делились, а тут все наоборот.
   - Это верно. - соглдасился тот. - Но и такой большой толпой они тоже не ходили раньше. Сам знаешь, какие у них отношения там, каждый вождь другому готов в глотку вцепиться, странно что они до пяти таборов вообще смогли договориться.
   - Тоже верно. - поморщился я. - Но все же, не могу объяснить, но какую-то гниль в этом всем чувствую. И это мне совсем не нравится.
   - Мастера взводные, хватит языком трепать, пошли к сотне. - прервал наши размышления Ван. - С рассветом надо выступить, а до того времени план отработать так, чтобы ни одного камешка в подковы не попало. Если на нас разведка и начало боя, то от нас же, считай, все и зависит. Провалим - все без толку будет.
   - Знать бы что на самом деле происходит. - пробурчал я, но так тихо, что никто меня и не услышал.
   Сотня занималась лошадьми. Кто сеном обтирал, кто скребницами, кто подковы проверял, кто выковыривая стальным крючком попавшие в борозды копыт мелкие камешки, в общем, шла нормальная кавалерийская служба. Это пехотинцу хорошо, он каши с мясом поел и на боковую, если не в наряде, а всадник сперва коня своего обиходить должен, чтобы в бою не подвел, чтобы довез куда надо, да и просто для того, чтобы хозяину верил и с ним дружил. Не будет веры, не будут понимать друг друга, и закончится в каком-нибудь бою все плохо.
   Мое положение взводного помогало в одном - моим конем Барат занимался, который вроде как при мне за вестового. Я только работу его проверил, проведя по гнедому боку Кузнеца против шерсти и глянув на пальцы. Если пыли на них нет, то вычищен конь хорошо. Но Барат коней любил, к нему доверие полное. Да и кто из Вольных коней не любит? Они наша сила и наша опора. Даже доход наш в них, потому что у нас или скот, или коней разводят, и с того живут.
   Кузнец этот самый уже и породы нашей, которая так и зовется "Вольная". Скрестились в нем крови номадских коренастых и выносливых лошадей, способных быстрым шагом пройти сто верст без всякого утомления, и горских легких и сухоногих, быстрых в беге и легко прыгающих через препятствия, быстрых и проворных как ласточки. Вольная же порода как раз посередине между ними встала. Наши сильные горбоносые кони способны и долго скакать с всадником на спине, и скоростью номадских лошадей превосходят, и выше заметно, что в сабельной рубке тоже важно. Вольный конь строю учен, умеет бить грудью и копытами, и умеет под стрелком, в стременах поднявшимся, замереть. Учим мы своих коней по команде ложиться и на свист к хозяину бежать, а иной конь и без батовки умеет дождаться спешившегося хозяина даже посреди боя.
   Оттого наших коней и ценят во всех кавалерийских частях. И в Валашском княжестве, и в Имирском, и в Лоре, разве что купцы из Свободных городов, которым конь нужен для блеску и важности, никогда нашу породу не покупают - наши кони боевые. И на любого коня, что мы с сыном вырастили, как он четырех лет достигнет, уже и покупатель готов, а подчас и не один, а с торгом.
   Подхватив с земли седло, я подтащил его к костру, вокруг которого устраивались взводные и главный канонир. Сотник Ван разворачивал карту.
   - Мастер Арвин. - обратился он ко мне. - Сюда вот смотри. Думаю твой взвод послать передовой заставой. Двинем сперва вот так, вдоль реки, она нас как раз с левого фланга прикроет. Обойдем развалины вот так, по кругу, и выйдем как раз к излучине Веретенки. Дальше холмы, и балка.
   - За балкой заставы могут быть. - сразу сказал я.
   Номады лагерем всегда опасливо стоят, разъезды кругом рассылают с подвижными заставами. Скрытно к ним сурок степной не подкрадется, не то что эскадрон.
   - Заставы и будут. - согласился Ван. - Но они ждут нас вот отсюда, скорее всего, они ведь главные силы наши тоже обнаружили. А мы выйдем почти что сзади, поэтому заставы сможем сбить с ходу.
   - Как бы кони силы не потеряли. - задумчиво сказал взводный Пейер, теребя бороду. - От застав до главных сил версты три или четыре у номадов всегда. Пока сбивать будем, коней придется в карьер пускать, устанут. Дальше все равно галопом...
   - Заставы надо попытаться огнем сбить. - сказал сотник. - Нам коней томить нельзя, им потом мимо всего номадского табора скакать, так что лучших стрелков вперед. И подойти надо скрытно насколько возможно.
   - Все равно тревогу подымут. - пожал плечами Пейер.
   - Подымут, как не поднять. - согласился Ван. - Но ведь пока они силы наши не определят, то сперва в оборону станут, так?
   - Так, верно. - кивнул взводный.
   - А мы в драку не полезем. На малые лавы разобьемся, атакуем крайних, обстреляем, да и бежать кинемся.
   - А не догадаются? - усомнился Бэлл.
   - Не должны. - возразил ему взводный Абель. - Номады горячие, с дисциплиной у них всегда проблема. Самые молодцы в погоню кинутся, за ними и остальные втянутся.
   - Тоже так думаю. - сказал сотник. - И мы вот сюда, на край излучины пойдем, поведем погоню. Как наших встретим, пускаем желтую ракету, а сами обходим порядки по их правому флангу и идем на маяк, где в резерв и строимся. Какие вопросы?
   - Если три табора, которых ждут, подойти успеют, какой сигнал будет?
   - Там разведка, жди больших красных ракет.
  
  

-------

  
   - Взво-од! Справа по два, рысью - Марш! - заорал я команду, дав шенкеля Кузнецу.
   Слегка всхрапнув, застоявшийся конь бодро рванул с места, за ним, разбиваясь на пары из развернутого строя, поскакали бойцы взвода.
   - Первое звено, в передовой дозор, второе звено в головные боковые! - скомандовал я уже на ходу.
   Когда наш взвод оторвался от сотни примерно на версту, основные силы шагом тронулись за нами, ну и мы коней придержали, чтобы не отрываться. Нам их силы беречь надо, еще бой впереди. Путь наш лежал прямо по степи, без всяких дорог, над крутым берегом Веретенки, быстрой речки шириной в полсотни саженей, которая и питала своей водой землю на много верст окрест. Именно от нее питались всходящие здесь травы, на которых так хорошо было пасти скот, и как раз в этом месте сталкивались интересы номадов и вольных, непонятно чья земля, а ни сама река, извилистая и загогулистая, ни многочисленные разветвленные балки не давали точной границы. Так что... всякое уже случалось в этих местах.
   - Барат, все время рядом держись. - сказал я вестовому.
   Он и по уставу возле меня должен быть, да и мне спокойней, это его первый серьезный бой, лучше приглядеть за бойцом. С отцом его мы граничим землями с востока, Барат-старый сам в свое время во много походов сходил и во многих боях рубился, даже левую руку потерял, а вот с сыновьями ему боги не слишком способствовали - только Барат-младший и вырос. А дома его три сестры ждали, да еще две уже замужем были, отдельно от родителей жили, с мужьями. Так что за единственного сына старого воина я себя вроде как в ответе чувствовал.
   А вообще жизнь у нас тут такая, на границе Великой Степи, что смертью никого не удивишь и не напугаешь. Наша воля кровью нашей же оплачивается. Из тех бойцов, что в шестнадцать лет впервые в строевое седло садятся, до сорока пяти, когда пора уже в обоз переходить или в фортах-городках службу нести, хорошо если половина доживает. Зато уж те, кто доживает, к зрелым годам бойцы на диво становятся.
   Из-за того, что сотня шла прямо по травам, пыли было немного, а то нас бы издалека засекли, никой скрытности и в помине не было бы. Шла сотня экономно, десять минут шагом, пять минут рысью, делая таким образом за час восемь верст. Через два часа объявили привал десятиминутный, затем снова пошли дальше в прежнем темпе. Еще через два часа достигли развалин. Древний город когда-то стоял на берегу Веретенки, от него остались источенные ветрами и непогодой камни, с потеками ржавого железа на них. Как этот город погиб, никто не знал, не было здесь ни оплавленных камней, ни кратеров. Может быть потом опустел, уже в Темное Время. Все что было в городе ценного, вроде хорошего железа, давно уже вывезли и переплавили, поэтому сейчас развалины давали приют разве что мелкому зверью, ящерицам и птицам. А еще за ними можно было укрыться.
   Едва мы втянулись за плоские развалины, заросшие бурьяном и больше похожие уже на беспорядочно скопившиеся в этом месте плоские холмики, как я дал команду спешиваться и взять лошадей в повод. А еще через версту уже пешего похода объявил большой привал.
   - Дальше спуск к реке будет, там лошадей напоим. - сказал я звеньевым. - Но если кто коня не удержит и даст тому опиться, свой рукой зарублю. У нас бой впереди.
   Привал тоже прошел спокойно, ни разъездов вражеских, ни застав не видели. Пошли дальше, загнав по коней по колени в воду, напоили слегка, с трудом отрывая их от воды, гнали дальше. Дать напиться вволю нельзя, отяжелеет конь или простудится. Вновь наш взвод оторвался от сотни, пошел вперед, выбросив щупальца передовых дозоров. И вскоре одно такое наконец нащупало врага, когда мы шли по дуну пологой и широкой балки. Показался всадник, скачущий навстречу, и я, понимая, для чего он несется к нам, скомандовал:
   - Взво-од, стой!
   Он осадил коня на задние ноги прямо передо мной со всех доступной лихостью. Из молодых боец, покрасоваться ему перед боем охота. А его сразу и не узнал из-за намотанного по самые глаза шемаха.
   - Мастер взводный, разъезд номадский в поле. Стоят верхами, нас пока не видели. - быстро доложил он.
   - Барат, с докладом к сотнику, быстро! - отправил я вестового, а сам командовал: - Веди.
   Все по плану пока.
   - От балки до разъезда сколько?
   - Шагов пятьсот. - сказал он. - Нас пока не обнаружили.
   - Уверен?
   - Так точно, мастер взводный!
   - Это хорошо, хотелось бы.
   Несмотря на поднимающуюся где-то в глубине волну возбуждения, повел дальше взвод шагом. Нечего топать и пыль поднимать, нам нужно сразу всем, причем неожиданно, суметь выйти на дистанцию залпа. Вольные - конные стрелки, и лишь потом рубаки, пятьсот шагов дистанция такая, что можно успеть и весь разъезд противника из седел выбить.
   Карабины у всех сегодня расчехлены, все готовы. Стелется густая трава низины под копыта коней, неторопливо по ней идущих. И даже сами кони вроде как тише вести себя стали, словно чувствуют, что вот-вот начнется.
   - Тут, мастер взводный.
   Действительно, на склоне оврага увидел стоящих на колене бойцов, другие держали в поводу их коней.
   - Там они все. - доложил Симер, нехорошо улыбаясь.
   - По коням! Взвод, налево в линию! Сомкнуться! Винтовки к бою! Пятьсот шагов дистанция, огонь по сигналу! Шагом марш!
   Двадцать пять коней дружно, шаг в шаг, пошли вверх по склону. Двадцать пять затворов клацнули, загоняя желтые длинные патроны в казенник. Двадцать пять пар рук вскинули оружие разом, откинули рамки прицелов, выставляя дистанцию стрельбы. Мы не пехота княжеская, залпами в белый свет как в копеечку не стреляем, каждый выцелит своего врага, разобрав цели по звеньям и строю, никому ничего объяснять не надо.
   Номадский разъезд, восемь верховых, никак не ожидал нашего появления. Прошляпили. Нас прошляпили и наш почти залп тоже. Загрохотали вперегонки карабины вольных, сразу четверо номадов вылетели из седел, под одним завалился конь, и всадник задергался, пытаясь успеть выдернуть ногу из стремени, а еще трое, горяча и поднимая коней на дыбы, разворачивали их, но поздно, весь огонь взвода перенесся на них, не уйти. Одного сразу из седла выбило, а двух других чуть погодя, полсотни шагов даже проскакать не успели.
   А сзади уже на легкой рыси накатывала вся сотня, и сотник командовал:
   - Первый, второй и третий взвода - в лаву, рысью, марш! Четвертый взвод в линию, в резерв! Вперед! Винтовки к бою!
   Шеренга за шеренгой выскакивала из балки, рассыпаясь в лаву, легкий и подвижный строй вольных, дающий возможность каждому и стрелять, и рубить. Застонала степь под ударами сотен копыт, сотня пошла на сближение с противником, который виднелся вдалеке, верстах в трех от нас. А там уже начиналась суета, враг к бою готовился.
   - Сотня, на дистанцию огня, стрельба пятью патронами! - заорал Ван так, что его бы даже мертвый услышал.
   Это тоже наша тактика, номады так не делают. У них и винтовки все больше однозарядные, и стреляют с седла они хуже. Они сразу в пики атакуют и стараются в рубку бой перевести пытаются, а мы пытаемся сперва проредить их по возможности.
   Ближе и ближе противник, видно, что не успели они в полноценные боевые порядки построиться, суеты много. Верста до них, не больше, в вот и половина уже, уже можно различать отдельных противников и даже их лица.
   - Осади! Огонь!
   Вся сотенная лава разом осадила коней. Кузнец, зная что будет дальше. замер медной статуей, давая мне опору, а сам я поднялся в стременах, прижимая колени к бокам коня. Вот один, в полосатом халате, с пикой, на которой конский хвост развевается, что-то кричит, командует. Грохнула винтовка, тяжелая пуля по плавной дуге настигла противника, ударила его в середину груди, завалив назад. Строй сотни окутался прозрачным синим дымом, трещали винтовки, сотни пуль градом сыпанули по беспорядочному строю противника.
   - Гранатометы! Огонь!
   Добрых полтора десятка гранат сорвались со стволов, выбитые холостыми зарядами, и по крутой дуге понеслись к порядкам противника, рванули облаками пироксилинового дыма, сыпанули осколками, внося еще большую сумятицу.
   - Сотня, в атаку, марш-марш!
   А теперь уже кто как. Номады отдельными группками смельчаков уже вырывались из строя, неслись к нам с места в карьер, наклоняя пики. Закинув винтовку за плечо, я рванул из кобуры револьвер, направляя его вперед. Нет, до пик у нас с вами, братцы, не дойдет, у нас привычки другие.
   Дав Кузнецу упор в повод, привстал на стременах, выискивая цель длинным стволом револьвера, чувствуя, как дикий восторг конной атаки, встречного боя, захлестывает меня с головой. Какой тут страх, какие тревоги, когда вот он враг, когда послушен конь, когда тверда рука. А смерть, что смерть? Все там будем, Брат с Сестрой ждут честно павших.
   Поймал кого-то в прицел, выстрелил, затем пальнул, не имея возможности попасть в укрывшегося за шеей всадника, в лошадь, которая споткнулась и перевернулась через голову, подминая седока, еще в кого-то, еще, увернулся от пики, почти свесившись с седла, успел пустить пулю в спину проскочившему мимо меня немолодому всаднику в рваном халате и войлочной шапке. Упал, наткнувшись на острие боец рядом со мной, споткнулась лошадь под еще одним убитым вольным, опрокинутая натянутым мертвой уже рукой поводом.
   Щелкнул курок по пустой каморе, я вбросил револьвер в кобру, рванул шашку, сразу отбивом направо, отразив сверкнувший язык кривой сабли, Кузнец грудью ударил каракового степного коня, тесня и мешая всаднику, и я, на стременах поднявшись, достал того уколом в шею, окровянив серый халат.
   Крик, вой, гиканье, лязг железа вокруг, спины в халатах, мелькающие впереди. Опрокинули! Опрокинули! Восторг! Атака! Победа! Не успели они порядки сбить, удар наш встретить. Стриженый затылок передо мной, шапка потеряна, левое плечо в крови, крепкий блестящий круп коня над мелькающими копытами. От плеча направо шашкой, с оттягом, раз! "Х-ха!" Хряск перерубленных костей услышал даже сквозь конский топот. Вперед! Всех их...!
   Звонкий голос горна прорвался к сознанию. "Отход! Отход! Отход!" - трубил горнист, призывая разогнавшуюся в атаке сотню вернуться, сбиться у маяка, у сотенного флага.
   - Взвод, осади! На маяк галопом марш! - крикнул я ненужную никому не слышную команду.
   Но все и так знали, что делать, все вольные строю и бою с детства учены. Разворачивая разгоряченных коней, галопом повели их к флажку, туда, где четвертый взвод развернулся в линию, готовый прикрыть наш отход. Я оглядел взвод, так и идущий в строю, не распавшийся. Было двадцать пять, а осталось семнадцать. Пусть взяли победу, но кровью заплатили. Десятники оба живы, это хорошо, в них половина моей силы.
   - Сотня, лавами повзводно, второй взвод в арьергарде, направление на двойной холм, галопом марш!
   Опять мы в прикрытии, любит наш взвод Ван. То первыми скакали, теперь последними.
   - Взвод, сомкнись по крыльям! В линию!
   Пока наше дело не биться, а отходить, сомкнутым строем командовать легче. Оглянулся на противника, который, сбитый нашей атакой с толку, смешавший ряды из-за того, что бегущие врезались в их порядки, снова развернулись. Много их, очень много, линия уже в полк вытянулась, а сзади в нее вливаются все новые и новые группки всадников. Пестрая толпа номадов выглядела немалой силой.
   - Взвод, за флагом галопом - Марш! - крикнул я, взмахнув шашкой и сразу вбросив ее в ножны.
   А пальцы уже сами нащупывали патроны на поясе, вталкивали их в каморы опустевшего барабанного револьвера. Когда-то отец меня целыми днями вольтами на норовистом коньке гонял, заставляя на ходу оружие перезаряжать. В этом сила, в этом наше умение.
   За несущейся на галопе сотней пыль столбом, легкий ветер несет ее нам навстречу. В степи всегда пыль, а на войне так и вовсе вдвойне. Оглянулся, а порядки врага уже пошли следом, пока еще на рысях, не набрав полноценного замаха, лишь отдельные смельчаки как всегда вырвались в перед, ища боя и одиночной схватки. Никто не даст им схватки, не в этом наша сила, пусть когда табор на табор режутся, тогда красуются перед степными девками, светловолосыми и загорелыми, с десятком кос каждая. А хороши степные девки, кстати, такие красавицы попадаются!
   Хорошо идет сотня, дружно, как единый организм. Наш арьергард как привязанный, ни на шаг ближе и ни на шаг не отстает. Дружно грохочут копыта по траве, стонет земля, молча скачут бойцы, и лишь сзади свист и гиканье номадов доносится.
   - Наши! - крикнул Циклоп, указав плетью вперед.
   И точно, впереди уже развернулся полк, все пять сотен вольных бойцов, в стройных порядках, знамя вьется за ними. Это номадов не остановит, они не из трусливых, но так и задумано. Полк - это только начало, ждут канониры у пушек и бомбометов, ждут уланы в балке в тылу, заняли позиции драгуны. Все по плану идет, чего я боялся вчера, не пойму даже?
   Вот в небо по крутым дугам поднялись бомбы, оставляя за собой бледные пороховые следы, понеслись куда-то нам в тыл, чтобы взорваться в порядках наступающего врага, внести сумятицу. Три бомбы, еще три. Одиночный увернуться даже сумеет, а конный строй - нет, даже если видят номады опасность, а деваться все равно некуда. И строй у них пока слишком плотный.
   "Синие соколы" показались из-за левого фланга полка вольных, уже на рысях, и вдруг...
   - Мастер взводный! - заорал Циклоп. - Это что они делают, демоны!
   - Предательство! - заорал кто-то во взводном строю. - Измена! Княжьи твари!
   Уланы с ходу открыли огонь по строю нашего полка, с тылу, почти в упор, из всего, что могло стрелять. А сзади, по вершине холма, показался драгунский строй, сразу окутавшийся дымками. Свалилось полковое знамя, видно было, как синие каски рубят саблями штаб полка. Рванули прямо на батарее снаряды, опрокидывая бомбометы и смешивая их с землей, а к прислуге уже несся эскадрон все тех же улан, размахивая саблями.
   - "Сбор на флаг! Сбор на флаг!" - запела отчаянно труба.
   На ходу смыкая ряды, сотня сбилась в единый кулак, и Ван, обернув ко мне безумное лицо, крикнул:
   - Арвин, что делать будем? Предлагай!
   - Своим на выручку! - крикнул Абель. - Погибать - так с честью!
   - Направлением на батарею и прорубаться! - перебил его я. - Полк уже погиб, его в кольцо взяли, а номады до последнего человека добьют.
   - Номады? - обескураженно переспросил кто-то.
   - Не видишь что ли? - вызверился Ван, аж плетью замахнувшись на неразумного, зажатой в побелевшем кулаке. - Они же с самого начала в сговоре. Вольных истребить решили. Не прорвемся к городку и семьям - всем хана, нет нашего народа больше.
   - Ой, и верно...
   Даже сквозь пыль и загар было видно, как Абель побледнел. Он тоже семейный, два сына в городке службу нестись остались, и две дочери с матерью.
   - Сотня! - снова забрал в свои руки власть Ван. - Направление на батарею, в лаву, полевым галопом, марш!
   Эх, не подводите, кони, держитесь сколько можете! Нет у нас выбора, уланы уже прислугу батарейную изрубили, но еще суетятся, не встали в боевые порядки, это наш шанс единственный. Нас сотня, их эскадрон, почти равны силы, а нам деваться некуда. Впереди гибнет на глазах полк, отдельные всадники пытаются убежать, но мало их, очень мало. Сзади на все узкое поле развернулась лавина номадской конницы. Вот почему они на галоп до сих пор не перешли - спешить им было некуда, не хотят лишние потери нести. Сговорились они с князенькой нашим, Их Подлостью Орбелем Вторым, вот на что тот решился, извести нас под корень.
   - К броду, на винтовки не отвлекаться, атакуем с ходу! - крикнул Ван.
   Каждая задержка нам во вред, ударят с тыла, зажмут с флангов - и все. Один у нас выход, с ходу прорубаться. С револьверов на шашки, и уходить из этого гиблого места.
   Вода, кони, поднимая тучи брызг, вломились в нее, проскакали по броду, высоко поднимая ноги, вынесли на пологий в этом месте берег, к уже сбившемуся в строй уланскому эскадрону. Серые мундиры, синие каски, в руках уже карабины. Офицер взмахнул саблей, заорал что-то, и как серой дымной полосой прохлестнуло их строй. Залп! Брызнуло мне в лицо чей-то кровью, заржала раненая лошадь, выпали из седел убитые и раненые, но не задержали нас, близко мы уже. Рвут затворы уланы, перезаряжая, некоторые за сабли схватились. Бестолковый командир у них, не сообразил, что больше одного залпа им с такой дистанции дать не суметь, проще было сразу в сабли кидать эскадрон.
   Загрохотали наши револьверы, потянулся дым над строем сотни, посыпались уланы в первом ряду из седел, сбился их порядок. И по людям и по коням стреляем, чтобы больше сумятицы внести. Грохнули в их порядках гранаты, ну и нашим тоже досталось, не промахнулись. Выпал из седла Циклоп, схватившись за окровавленное лицо. Споткнулась слева чья-то серая лошадь, забилась на земле.
   Уже привычно ствол в кобуру, шашку из ножен вон. Серый мундир впереди, лицо молодое под синей каской с золотым гербом, испуганное. Вскинул саблю, отбивая мой удар, да рано вскинул, обманул я его. Подрубил шашкой локоть, и уже на проезде, рубанул назад, уже безоружного, по шее.
   Сбились все в кучи, лязг, ржание, храп коней. Кузнец прямо тараном грудью идет, я едва отмахиваться успеваю. Запах крови и пыли над полем, хлопают револьверные выстрелы. Впереди сержант, на стременах привстал, глаза сужены, сабля на отлете. Ловко рубанул-полоснул меня почти по самой груди, под руку, едва успел кисть с шашкой развернуть, изменить, перенаправить удар немного. Но все равно чиркнуло лезвием, перерезало ремни, чуть патронташ не свалился. Кони сбились тесно, даже для размаха места не осталось, но вновь навалился Кузнец, столкнул врага и я рукоятью заехал потерявшему стремя сержанту в переносицу, сбивая того с седла и завершая дело сильным толчком. Просто упади, авось под копыта попадешь.
   Крик и брань, суматоха, строй развалился. Еще улан впереди, не успел подхватиться, попал под разлет шашки, вывалился из седла, ткнувшись головой вперед, поволокся в стремени за испуганным конем. Кто-то слева на меня, и сразу упал навзничь, срубленный кем-то, Баратом, кажется, тот слева от меня держался и во все стороны шашкой пластал.
   Меньше и меньше уланов вокруг, но и вольных тоже меньше. Совсем мало. Сотник крикнул:
   - На меня сомкнуться! За мной!
   Прорубились. Уланский эскадрон лег весь, до последнего человека. Какие бежать бросились, тех достреляли. А сзади, к броду, уже накатывала лава номадов. Нет, не удержаться, не отбиться нам, только уходить на усталых конях.
   Ван в седле еле держится, на плече след сабельного удара, в груди дыра от пули. Как вообще еще дышит - непонятно, такой вот у нас крепкий сотник. Из командиров один я живой, все полегли. И Абель пал, и Толстый Бэлл с сыновьями. И осталось нас два десятка, из них половина раненых.
   - Арвин, веди людей к городку. - прохрипел Ван. -Я не жилец, помру в любой момент. Доведи и спаси наших, одного прошу. Обещай.
   - Клянусь душой и посмертием. - сказал я, сотворив знак Брата и Сестры.
   - Веди. А я... сколько успею. - сказал он и развернул коня навстречу преследователям.
   - Сотня, за мной! - крикнул я.
   Барат уцелел, шашка в крови, на руке порез длинный, но живой, и ранение не тяжелое. Из моего взвода только гранатометчик живой, Бер, на нем вообще ни царапины, словно не прорывался только что в смертном бою через вражеские порядки. Остальные из других взводов, кто откуда.
  
  

-------

  
  
   Нас почти не преследовали. Что такое два десятка усталых и израненных людей на фоне такой великой победы, когда навсегда уничтожены были главные силы народа Вольных? И номадам лагерь грабить хотелось, трупы раздевать, а не за нами гоняться. Проскакали от места боя с уланами с версту всего, не больше, да и развернулись назад.
   Мы вскоре перешли на шаг. Удалось отловить коней, и из-под вольных и уланских, взять в повод. Потом привал объявил, кони уже сами на шаг сбивались, да и тот спотыкающийся.
   - Коней обиходить. Раненым помочь. Оружие к бою приготовить, боезапас из сумок пополнить. - скомандовал я.
   Кони наши, кони. Сколько они сегодня вынесли. Вынесли, и нас спасли. Хоть и спешим мы дальше, но гнать их уже нельзя. Конь слабее человека, столько не выдержит, ему отдых нужен. А отдохнув, тебе за это отплатит службой.
   - Мастер взводный, что же это такое?
   У Барата слезы в глазах. Несподручно его уму, которому от роду семнадцать лет, такую бездну подлости враз постигнуть. Для этого старше надо быть, насмотреться на людей побольше, особенно на тех, кто при власти и богатстве. Тогда и удивляться разучишься. Не зря ведь я с первого момента подлость какую-то подозревал, все она мне покою не давала.
   - Что, спрашиваешь? - обернулся я к нему. - Князь с номадами спелся, нас истребить решил. Поперек горла мы ему были со всеми нашими вольностями.
   - А как же он с номадами теперь?
   - А он дурак. - категорически ответил я. - Ему злоба глаза застит, ничего дальше этого не видит. Вожди номадские, небось, наобещали ему чего-то, на идолах поклялись, вот он и думает, что теперь все хорошо будет. А не будет.
   - А мы как? - растерянно спросил он.
   - А мы - как выйдет. До городка дойти надо, семьи забрать. А потом... потом видно будет.
   - Потом другую землю искать надо будет. - сказал кто-то из бойцов, пожилой, уже почти обозного возраста. - Земли много, найдем свободную.
   Обихаживал Кузнеца долго, со старанием. Обтер, вычистил, осмотрел не набилась ли холка, не потерла ли подпруга. Размял сухожилия на могучих ногах, подчистил копыта. Благодарил тем самым за службу и дружбу. Затем взялся за трофейную уланскую лошадь. Пойдет со мной за заводную. Лошадь молодая, только в служебный возраст вошла, серая в яблоках, у "Синих соколов" только такая масть и была. Породы горской, легче моего Кузнеца, хоть по высоте почти такая же. С прямой головой, острыми ушами, тонкими ногами.
   Осмотрел ее, нашел от седла набитость легкую, несильную пока.
   - Ничего. - сказал. - Ты с нами в поводу пойдешь, с сумками, заживет. А наезднику твоему я бы по заднице плетью дал бы раз сто, пока не подохнет. Впрочем, он по-любому подох, так что теперь все в порядке. Надеюсь, что сам его срубил.
   Разбинтовал ноги, осмотрел. Нет, тут все в порядке, видать из чистого выпендрежа уланы их бинтуют, а оно только для манежа и надо, или конкура. Хорошая лошадка, не подведет. Разве что упрямая немного, молодая, но с этим мы справимся.
   - Как пойдем, взводный? - подошел ко мне тот самый пожилой боец, что недавно другую землю искать собирался.
   - Степью пойдем, восточней. - ответил я. - Дорогу они наверняка перекрыли, так что там не пройти, а степь большая. Пойдем к Глубокой балке, она нас с запада прикроет, потом на Валовы Холмы двинем. К послезавтрему на месте будем.
   - Да, так можно пройти. - согласился он.
   - Пройти - половина дела. Как там сейчас дела, никому не известно. Городок и в осаде может быть.
   Совсем плохое вслух предполагать не хотелось, все понимали. Если уж на истребление князь войну начал, да еще и номадов привлек, значит никакой пощады никому не будет. Сумеют малыми силами отбиться? Кто знает. Надежда на то, что главные силы врага на уничтожение наших полков кинули, не до городков им пока было. Зачем спешить, если их судьба все равно решена? Подогнать пушки, да и...
   Чувствуя, как волна паники поднимается откуда-то из темной глубины, я вздохнул резко, снова лошадью занялся. Нельзя сейчас себя до срока травить, мне ведь еще бой предстоит наверняка.
   Уланская сабля была по их обыкновению пристегнута к седлу. Мы их за спину забрасываем, когда не нужны, а вот когда кавалерист спешивается, его основным оружием карабин становится, и кортик вместо штыка на него надевается. Вот и достался мне трофей. Осмотрел ее со всех сторон, да и выбросил. Что с ней еще делать? В седельных сумках нашлось восемьдесят патронов к карабину, это пригодится. Пусть фабричные, похуже качеством, чем мои самокрутные, но для обычного боя нормально. Еще припас суточный, сухари и мясо, вино красное в фляге. Вино кислятиной оказалось, но в жару сильную можно в воду добавлять, для этого его уланы и возят, собственно говоря.
   Из раненых трое оказалось тяжелых. Один так и вовсе скончался вскоре, а двух других решили везти. Остальные были ранены или легко, или терпимо. У себя на груди тоже длинный тонкий разрез обнаружил, от которого вся рубашка кровью пропиталась. Пришлось бинтоваться и переодеваться.
   С утра, с самым рассветом, уже пошли дальше. С заводными конями чуть легче стало, груз перераспределился, делали по десяти верст в час. Еще один тяжелораненый скончался, схоронили его на привале, отдав могиле честь шашками. Второй, совсем молодой парень, еще держался, хоть вид был такой, что краше в гроб кладут.
   К середине дня вышли к Каменному ручью - удивительно чистой и даже в самую жару не пересыхающей речке, где немного напоили лошадей. Вода была такой студеной, что поить пришлось из брезентовых ведер, накидав в них сена, чтобы не давать пить большими глотками - застудим так. Ну и сами ополоснулись, смыли пыль, пот и грязь. Следующий ночлег у нас уже был в Валовых Холмах, по дороге до которых не встретили ни единого человека.
   Следующий день принес плохие новости. Подошли к разоренной ферме. Глинобитные стены дома истыканы были пулями возле бойниц, постройки разрушены, все истоптано неподкованными копытами.
   - Номады были. - уверенно сказал пожилой вольный.
   - Номады. - хмуро подтвердил кто-то еще.
   В доме была кровь, на полу лежали трупы. Женщина, две девочки постарше, мальчик лет семи. Уже запах появился, вились мухи тучами. Я присел, посмотрел на руку женщины, подняв ее. Следы пороха ни с чем не спутаешь. Затем аккуратно отодвинул рубаху на плече. Так и есть, там тоже синяк.
   - Как вольные погибли, отбивались до последнего.
   - Детей она сама. - сказал пожилой, тоже поднимаясь с колен. - Не дала увести и надругаться, сама застрелила.
   - Тут же заслоны должны были стоять. - растерянно сказал Барат.
   - Заслоны? Княжеские, что ли?
   - Чья ферма? - спросил я, обведя взглядом бойцов.
   - Ирвана, из четвертого взвода. Погиб вчера, со старшим сыном. - ответил коренастый вольный с густой черной бородой.
   - Похоронить бы надо, но время терять нельзя. - сказал я. - На сеновал отнесите, огнем почтим.
   Когда уходили с фермы, за нами поднимался в небо столб дыма. Сеновал пылал до неба, похоронив в огне семью вольного, в бою павшую, но в рабство не пошедшую. А мы скакали дальше, то рысью, то шагом, то снова рысью.
  
  

-------

  
   Еще на одну ферму завернули, и нашли следы, что людей свели. Захватили ее неожиданно, не сумели там отбиться или просто в бой вступить. На стене поганый рисунок углем для хозяина, только хозяин покойный уже, тоже в бою пал.
   Моя ферма, по ходу следующая, оказалась разорена, но пуста. Видно было, что люди с нее ушли, что подтверждал свежий след колес фургона, когда тот по мокрой глине у колодца проехал. Разорили же номады, но уже пустую, ограбив подчистую и изгадив все, что можно. В святилище Сестры и Брата чья-то злобная рука конского навоза набросала. Даже так, богов оскорбили.
   - Мастер Арвин, живы твои? - робко спросил Барат.
   - В городок ушли, как я велел. - пробормотал я. - Толстого Бэлла проверим ферму. Раненого тяжелого оставьте, потом заберем. И кто-то один с ним пускай, из легких раненых. Сотня, вперед.
   Мы пока еще сотня, наш флажок с нами, пусть нас и полтора десятка всего. И поэтому командовать я ей буду как сотней. Товарищи наши в бою погибли, как вольным и подобает, никто слабины не дал.
   Растянулись в колонну по два, перешли на рысь. Лица у всех бледные, мрачные, в глазах огонь и злоба, руки, что поводья сжимают, аж побелели на костяшках. На ферму ворвались на галопе, даже без разведки уже, и застали такую же картину - семья Толстого Бэлла ушла. Тоже все изгажено и изломано, но люди могли еще живы быть, Бэлл их таким же образом наставлял.
   К городу ближе уже с рыси на галоп перешли, неумно утомляя коней. И едва вымахали на увал, как разом закричали в отчаянии. Городка не было, лишь остатки глинобитных стен форта торчали из земли сломанными и сточенными зубами. Следы орудийного огня ни с чем не спутаешь, это не номады были. И в доказательство того же - взвод княжьей пехоты на выгоне, у телег, на которые грузили какое-то имущество. Увидев нас, схватились за винтовки, пыхнули первые дымки выстрелов, бесполезно свистнули выпущенные в панике первые пули, потерявшись в пустой степи.
   - К бою! В атаку - марш-марш! - заорал я, выхватывая револьвер.
   Двести шагов до врага, до тыловых обозников-грабителей в серых мундирах и рыжих кожаных гетрах, суетливо дергающих затворы. Рванули кони в карьер. Близкая пуля рванула шемах на шее, чуть не размотав его, но поздно. Я с ходу всадил пулю в середину лица бледному испуганному стрелку, поднял на дыбы Кузнеца, прикрываясь им, застрелил еще одного солдата, затем конь, рванув вперед, сбил грудью на землю еще одного, в которого я всадил две пули, свесившись из седла.
   Огляделся. Все. Всех перебили. В глазах пелена красная, руки трясутся от предчувствий. Ни на кого не глядя, дал Кузнецу шенкеля, погнал его в разрушенные ворота форта, но он остановился, захрапев, испугавшись переломать ноги на обломках. Спрыгнул седла, побежал внутрь.
   Форт защищался, но не долго. Никто не ждал нападения от княжьих войск, так что едва успели запереться. Ударили по ним артиллерией, ворвалась пехота, расстреляла всех, переколола штыками. Так и лежали люди, где их смерть застала. Кто на стене, кто на пороге дома, кто где.
   Своих нашел не сразу, а лишь тогда, когда сознание начало проваливаться в черную яму. Они отбивались дольше других, запершись в кузне, что у дальней стены. Маленькие окошки исклеваны пулями, на полу полно блестящих гильз. Сколько-то продержались. Олвин погиб от пули, ударившей между ключиц. Жену убили несколькими выстрелами, когда уже в дверь ворвались. Рука у нее в следах копоти, тоже стреляла. Лиану и трехлетнего Дима перекололи штыками. Затем кто-то поднял младшего и прибил его к дверям, пробив длинным стальным штырем горло. Поглумился. Номады бы всех в рабство свели, а княжьи воины... вот так только.
   Как хоронил своих, даже вспомнить не могу. Вместе с другими сносили их в сухой ров, что под самой стеной, с той стороны, где она стоять осталась. Сначала на телеги укладывали, везли, а потом в могилу общую. Кто плакал, кто молчал, четверо ускакали к своим фермам, да так и не вернулись. Не нашли они там никого, наверное.
   Потом все резали кинжалами левую ладонь, размазывая кровь по камням, набросанным могильным холмом, клялись отомстить. Потом скакали по следам ушедшего отряда, которые вели на запад, дальше в Степь. Догнали его через сутки, выследили, подошли балкой скрытно, те маршем шли по дороге без всякого тылового охранения.
   Затем была атака на пехотную полуроту, с тыла, с гиканьем и свистом, и помню только чьи-то головы под лезвием шашки, испуганные до паники лица солдат, сверкающие штыки, выстрел откуда-то сблизи и словно удар киркой в ребра, от которого померк свет.
   А потом было высокое-высокое небо в степи и спотыкающийся конь подо мной. Открыл глаза, уставился на сидящую на конском трупе черную птица. Та смотрела на меня круглым глазом, наклонив уродливую голову.
   - Ты кто, а? - спросил я сипло, разлепив спекшиеся губы. - Сдох я, думаешь? А вот смотри.
   Болтавшаяся на темляке окровавленная шашка не помешала. Отяжелевший от падали стервятник даже крыльями взмахнуть не успел, как тяжелая револьверная пуля выбила из него облако перьев, сшибив с добычи. А затем револьвер выпал из ослабевшей руки, повиснув на длинном ремешке.
   - Нет, плохой я. - сказал, закашлявшись. - Ничего в руках не держится.
   Конь медленно нес меня дальше в степь. Он не был ранен, повезло, но истомлен был до последнего предела сил. А за нами трусила уланская серая кобылка, непонятно откуда здесь взявшаяся.
   - Стой. - натянул я поводья. - Стой, Кузнец. Некого нам здесь больше боятся.
   Полуроту мы вырезали подчистую в нашей бешенной атаке. Никто не ушел, все так и лежали серыми тушами на земле. И наши все пали, до единого. Барата помню, как прикрыл он меня от выстрела собой, завалился назад, а затем я зарубил пехотинца. А как я единственный из боя вышел, того не ведаю. Конь меня вынес.
   Спешиться нормально не получилось, свалился, схватившись за бедро и застонав. У меня не только пуля в боку, мне еще и штык в бедро воткнули.
   - Ты, Кузнец, отдыхай, ты свое дело сделал. - сказал я коню. - Сейчас я, себя немного в кучу соберу, да и поедем с тобой, куда-нибудь. И ты с нами, кобыла трофейная, как бы назвать тебя... Голубкой, хочешь? Серая, быстрая. Тебе имя носить недолго, все равно тебя продавать, клеймо на тебе куда как приметное.
   Рана в бедре была с виду чистой, штык насквозь не прошел, воткнувшись на ладонь, примерно. Залил ее крепкой водкой, замотал чистыми бинтами, больше ничего сделать не смогу. Бок же хуже выглядел, куда хуже. Пуля в патронташ сперва ударила и от него в ребро, и где она там застряла, не ведает никто. Потроха-то целые, иначе кровью бы истек, но дышать еле-еле могу, и шевелиться с трудом. Как в седло садиться, и не пойму уже. А дальше куда мне?
   Закашлялся и заорал от боли в боку. Выругался, сплюнул на землю огромный сгусток пыли. Наглотался. Открыв флягу, напился жадно, плеснув туда чуток уланского вина, для утоления жажды.
   - Нет, сидеть нельзя здесь, слабею. - пробормотал. - Надо куда-то к людям идти, иначе издохну.
   "А зачем тебе жить-то?" - спросил вдруг чей-то голос в голове.
   - Зачем? - злобно переспросил я, адресуясь к неведомому голосу. - А затем, что пока князюшка Орбель Второй эту землю топчет, я тоже поживу. Мне полусотни пехоты мало для мести, их кровь даже землю на могиле не напитает, не то что жажду мою. Поэтому я выживу. А князь - нет.
   "Ну-ну". - хихикнул бредовый голос.
   - Отвали. - отмахнулся я.
   Попытался замотать себя бинтом по бокам. Когда затягивать начал, аж заорал от боли, но потом вроде как чуть-чуть и полегчало. Поймал за повод Голубку, хрипя и ругаясь, вскарабкался в уланское высокое седло. Она вроде взбрыкнуть решила, покрестила задом, заиграла, но я цука ей дал поводом, а в ухо прошептал ласково:
   - Тихо, дуреха, тихо. Не потянет Кузнец меня, ты повези чуток.
   И выловив из кармана жилета кусок сахару, протянул его на руке вперед. Изогнув шею, Голубка аккуратно взяла угощение с ладони мягкими губами, захрумтела. Кузнец на свист пришел, без затей дал себя за повод взять, прибатовать к подпруге. Так вот и поедем.
   Труднее всего оказалось оставаться в сознании. Видел вокруг все в полусне, все время норовя завалиться на конскую шею. Звон в ушах, круги перед глазами. Потом вдруг кровь носом пошла, да так, что испугался, сумею ли вообще остановить. После этого еще слабее стал, память временами отказывать начала. То вроде в одном месте едем, то в другом уже. Опаску совсем потерял, выбрался на проезжую дорогу степную, так по ней и шли шагом. Когда сзади копыта застучали и загремели тележные колеса, даже головы не повернул, все равно уже было. Да и сил отбиваться не осталось, кто бы там меня не догнал.
   - Эй, вольный человек. - послышался немолодой, но зычный голос сзади. - Далеко ли собрался?
   Пришлось все же остановиться и лошадь развернуть, раз уж в спину мне никто не выстрелил. За мной стояло с десяток фургонов, запряженных парой лошадей каждый, а за некоторыми из них в поводу шли еще и жеребята. На облучке переднего фургона сидел черноволосый бородатый человек в ярко-красной рубахе, с длинным кинжалом у пояса, а за ним, чуть укрывшись в тени, сидела женщина, тоже темноволосая, с прикрытым наполовину лицом, на которое падали из-под платка седоватые пряди, смотревшая на меня огромными черными глазами.
   - А, господа веселый народ. - через силу усмехнулся я, увидев зингар. - По делу я собрался, по делу.
   - А остались ли у тебя дела-то, взводный? - спросил зингар с сомнением. - Мы вот по земле вашей проехали, ни одного живого не видели. Да для тебя это и не новость, видать. Примешь помощь, а?
   - Что хочешь за нее? - спросил я прямо.
   Зингары не злодеи, они меня даже умирающего сейчас грабить не станут, это грех для них смертный, но без своего интереса другим людям помогают редко. Вот и человек в красной рубахе сказал:
   - Гнедого отдашь?
   И указал на Кузнеца.
   - Кобылу отдам, вот эту. - я похлопал Голубку по шее. - Если уланское клеймо с нее сведешь.
   - Нам, зингарам, на коне клеймо, что на собаке блоха - на раз куснуть. - засмеялся тот. - А мы к морю собираемся, к свободным городам. По пути тебе? Если по пути, то ложись в фургон, старика сейчас позовем, он лечить умеет. Договорились на кобылу.
   - Вот так, девочка, недолго дружили. - попрощался я с лошадью.
  
  
      -- Свободные города.
  
   Шли зингары к морю неторопливо, аж две недели. Посты княжеских солдат, разошедшиеся по земле Вольных, останавливали их редко и без особого интереса, больным во втором фургоне интересовались еще меньше. Что они с клеймом Голубки сделали, я понятия не имею, но на трофейную кобылку внимания тоже никто не обратил. Зингары, одним словом.
   На ночь останавливались на бивак, жгли костры, готовили еду, пели песни. Меня не ленясь из фургона выносили, укладывали к огню поближе. Врачевал меня старик звероватого вида, поивший какими-то травами и подносивший ко мне руки, отчего в теле зажигался светлый и приятный огонь, от которого уходила боль. Боль из ран, а та боль, которая в сердце, становилась все черней и черней, наливаясь гноем прямо в мозгу, душа и не давая жить.
   Однажды Ар, зингар в красной рубахе, подсел ко мне, лежащему на кошме возле костра, сказал:
   - Так нельзя, вольный человек. Я же умею в душах читать, ты ради мести жив остался, а сам себя убиваешь. Так ни мести не исполнишь, ни себе не поможешь.
   Я промолчал, стиснув зубы. Он на мою реакцию никакого внимания не обратил, усмехнулся только.
   - Забыл, вольный человек, на что мы с тобой договорились? Не только в свободный город привезти тебя, но и на ноги поставить. А как мы поставим, когда ты себя сам с них сбиваешь. Старый Орби тебя лечит, силой делится, а ты силу эту все на горе свое изводишь. Так ты меня, Красного Ара, болтуном в людских глазах сделаешь, пообещал, мол, а не сделал. Ладно, не буду мешать, лежи, думай. На вот, выпей.
   Он отстегнул с пояса обшитую кожей флягу, протянул мне. Я отвинтил крышку, нюхнул. Что-то спиртное, с запахом и цветов, и ковыля, и полыни, словно даже степью пахнет.
   - Что это?
   - Наше, зингарское, чужакам не наливаем обычно. - засмеялся он и добавил: - Травы здесь разные, да виноградная водка. Хлебни от души, хотя бы этим меня порадуй.
   Пожав плечами, приложился к горлышку. Обожгло, словно огнем плеснуло в нутро, но как-то даже приятно стало. Закружилась голова, ярче костер засиял. Словно даже музыка, которую молодой кудлатый гитарист играл у костра, стала звонче и хрустальней.
   - Видал? - улыбнулся Ар, забирая флягу. - Иди в фургон спать, вольный, утро вечера мудренее. Потом поговорим.
   Мне помогли подняться, подвели к фургону.
   - Спи, вольный человек. - шепнул почти в самое ухо женский голос, я так и не понял, чей именно.
   Кошма подо мной превратилась в ковер-самолет, но не так, страшновато переворачиваясь, как бывает у впервые напившегося вина юнца, словно норовя его поставить вверх ногами, а словно теряя вес, взлетая над душистой ночной степью, в которой горели зингарские костры и наперебой пели цикады.
  

------

  
   "Ты куда это собрался?" - вдруг спросил ехидный голос в мозгу.
   "Уйди, зараза" - отмахнулся я от голоса.
   Кошма куда-то летит, темная земля уже совсем далеко внизу. Даже костер виден как крошечная одинокая звезда на бескрайнем черном небе.
   "Не бойся" - вдруг сказал голос, любимый и нежный. - "Мы с тобой".
   - Ты? Здесь?
   - А разве здесь плохо? - спросила жена, усаживаясь на траву.
   Широкое поле над излучиной чистой реки. Жаворонки в безоблачном небе, и в душистых травах им подпевают кузнечики.
   - Дети?
   - Вон они, видишь? - указала она нежной загорелой рукой.
   Олвин купал Шутника, загнав его по колени в прозрачную воду. Конь шалил, пугался щекотки и все время норовил слегка ущипнуть губами сына, за какую привычку и получил свое прозвище. Лиана с кошкой на руках стояла на берегу, глядя как возится в чистом речном песке маленький Дим.
   - А где мы?
   - А ты не догадываешься? - улыбнулась она, сверкнув жемчужными зубами.
   - И давно?
   Она не ответила на вопрос, чуть приподняв брови. Затем сказала:
   - Смотри, что у меня.
   На уже расстеленной на траве накидке появилась корзинка, сплетенная из разноцветной лозы, откинулась крышка. Рука жены нырнула внутрь и вытащила оттуда два яблока, чудесных даже в с виду, золотисто- красных.
   - Хочешь? - спросила она.
   - А почему бы и нет? - ответил я, чувствуя, как тепло и хорошо становится на душе.
   - Давай руку. - сказала она и я протянул свою левую, разрезанную наискосок по ладони кинжалом.
   - Ой, вот как... - вроде как даже озадачилась она. - Тогда подожди. Ты что мне обещал?
   - Когда? - чуть поразился я вопросу. - Я много что обещал тебе в этой жизни.
   - Вот глупый! - засмеялась она. - Когда в храме нас мужем и женой объявили! Тогда что обещал? Все остальные обещания ерунда по сравнению с этим.
   - Ну как что! - я даже приподнялся на локте возмущенно. - Любить и беречь.
   - До каких пор?
   - Пока нас не разлучит смерть.
   - Тебя обманули. - сказала она, откусив от яблока и протягивая его другой стороной мне. - Смерть никого не разлучает, если он того не заслуживает. Смерть - это судья справедливый, тот, кого не обманешь. Видишь, и мы остались с тобой.
   - Я проснусь? - спросил я.
   - Конечно. - ответила она. - Но мы-то все равно будем тебя ждать. Здесь времени нет и здесь хорошо. И дети счастливы. Только смотри, не промахнись мимо этого места. Судья не любит нарушенных обещаний, а ты..., - она снова взяла меня за надрезанную ладонь. - ... ты взял еще одно, такое же большое, как то, что сказал тогда в храме. И запечатал своей кровью. Ты понял?
   Я лишь молча кивнул, наблюдая, как разрез на руке наливается огнем, словно лава проступает в щели в земле.
   - Ты всегда был понятливым. - снова серебристо засмеялась она, и вдруг рванула на груди легкое платье, как-то сразу оставшись обнаженной. - Иди ко мне тогда, я ведь так по тебе скучала.
   - А дети?
   - Здесь высокая-высокая трава, которая скроет все, что ты захочешь скрыть. - улыбнулась она. - Иди ко мне. И поцелуй.
  

------

  
   Черное небо, одинокая звезда костра, запах травы, другой, не такой как там, где мы только что с женой любили друг друг-друга, и запах женщины. И голая стройная спина, выбирающаяся из фургона, черные как смоль длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам.
   - Ты... - растерянно спросил я.
   Женщина обернулась, превратившись в красивую девчонку лет восемнадцати, белозубо улыбнулась, сверкнула черными как угли глазами, хихикнула и сказала, сделав странный жест рукой:
   - Спи, вольный!
   И я уснул, мгновенно, без сновидений, успокоенный и уверенный в том, что мне надо делать. А проснувшись поутру, нашел у себя в руке красно-золотое яблоко, правда не надкушенное.
   - Второе? - спросил я себя с недоумением.
   Надкусил его и удивился, что даже яблоко пахнет цветными травами. И съел его без остатка.
  

------

  
   Утром я понял, что пошел на поправку. Черный гной боли ушел из души, оставив заживающий, налившийся жарким огнем шрам. Не было больше сомнений, что нужно делать, надо было просто ехать и делать. Делай что должно, и будь что будет, а мои все равно меня дождутся, если я их не подведу.
   Я встал на ноги окончательно. А на следующий день уже пересел в седло Кузнеца, и поехал рядом с фургонами. Красный Ар и старик только лукаво щурились, глядя на меня и обменивались фразами на непонятном мне зингарском языке. А я украдкой заглядывал в фургоны, желая увидеть ту, кто приходил ко мне ночью, и не находил. И все больше убеждался в том, что она мне привиделась.
   На границе степи и плоских приморских гор на табор попытались напасть какие-то оборванцы, но зингары оказались не лыком шиты. Похватав из фургонов длинные однозарядные винтовки, они открыли ответную стрельбу, быстро разогнав нападавших, да и я сделал с десяток выстрелов, кого-то подстрелив.
   - Совсем выздоровел, взводный. - сказал Ар, снова усаживаясь на облучок и указав на место справа от фургона, приглашая к разговору.
   - Да похоже на то, спасибо напитку твоему. - сказал я, пристраиваясь поближе.
   - А что напиток? - даже удивился он. - Напиток простой, там лишь травы степные, а степь - это воля. Ты вольный, и мы вольный народ, это наш напиток. А что он тебе показал, мне не ведомо, это только тебе знать.
   - Скажи, а в таборе есть девчонка, лет восемнадцать с виду, красивая, глазастая, длинные волосы до пояса.
   - Одета как? - деловито спросил зингар.
   - Гхм... одета? - растерялся я. - Да я ее неодетой видел. А так красивая, справная, как жена моя была до свадьбы.
   - Может ты свою жену во сне и видел? - захохотал зингар. - А по описанию твоему, друг, так половина девчонок в таборе похожа. Нет, не видел такой, не скажу.
   - Ну, может и приснилась. - согласился я.
   К предместьям Свободного города Рюгель подошли на следующий день. И там же я увидел море, которое в последний раз видел только на княжеской службе, голубое, бескрайнее, переливающееся белым жемчугом пены по синей скатерти, пахнущее йодом и свежестью.
   Сначала показались предместья из глинобитных домиков, затем дома каменные, покрепче, а ближе к морю, на холме, стояла могучая каменная крепость, в бойницах которой виднелись вполне серьезные пушки. Такую брать - кто хочешь зубы обломает. Такие стены и осадная артиллерия не возьмет. Свободные купеческие города были богаты и держали немалые наемные полки, которые еще и объединяться могли для большой войны. Но вообще купечество было неагрессивным, предпочитая торговать и приумножать богатство, которым ссужали под процент окрестных князей, и которые ссуды те тратили на закупку товаров все у тех же купцов. Ну и товар сам производился в этих городах, в княжествах все больше крестьяне трудились, кормили всех.
   - Тут попрощаемся, друг вольный, мастер Арвин. - сказал Красный Ар. - Дальше в городе нам делать нечего, станем табором у Желтых акаций. Понадобимся - найдешь нас там. А ты езжай, у тебя свой путь, мы тебе мешать только будем. За лошадку спасибо, у меня на ней дочь ездить будет, тебя благодарила.
   Я обернулся на стук копыт и чуть не вывалился из седла. На Голубке сидела девчонка, та самая, из моего сна. Хоть нижняя часть лица ее была прикрыта шемахом, глаза перепутать я не мог, я никогда их не забуду. Да и все остальное - зингарки ходят в шароварах и маленьких блузках, сверкая голым пузом и спиной.
   - Прощай, мастер Арвин. - ехидно ухмыльнулся цыган, и табор тронулся с места.
   А я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что здесь правда, а что мне приснилось. А потом решил, что неважно, потому что в глубине души я знал, с кем я провел ночь на самом деле, и мне совсем не было стыдно.
   Тронул затем Кузнеца и конь понес меня шагом к городской границе, к шлагбауму, у которого стояли несколько солдат в песочного цвета мундирах и серых гетрах, в кепи с назатыльниками, прикрывающими от жары. На плечах у них увесистые новые винтовки, штыки отомкнуты и покоятся в ножнах на поясе. Сержант, стоящий с ними, еще и револьвером вооружен.
   С солдатами стоял лысый и пузатый человек в потертом зеленом вицмундире, невооруженный, но с большой медной бляхой на шее, указывавшей на то, что он тут главный и решает, кого в город пускать, а кого и не надо.
   - Стой, вольный человек. - сказал лысый с бляхой. - Откуда и куда путь держишь?
   - В город. - ответил я коротко. - Из Вольных земель.
   - До нас слух дошел, что Вольных земель больше нет. - хмыкнуло чиновное рыло. - Да видать поэтому ты и пришел. А что в городе делать думаешь?
   - Дело себе искать.
   - Это возможно, взводный. - сказал чиновник, бросив взгляд на шнур у меня на плече. - Ваших бойцов много где ценят. Подойди и в казармы нашего полка, спроси рекрутера, возможно что хорошего кавалериста и у нас нанять захотят. Но с тебя серебряная монета за въезд в город, раз уж ты сюда по делу. И медная полтина, если камень не привез.
   - Не взял камня, заплачу.
   Кошелек у меня не пропал, к счастью, и какие-то деньги там звенели. Нашлась и серебряная монета оплатить пошлину за вход, нашлась и полтина "каменного сбора", которые перескочили в руки чиновника, а оттуда в большой кожаный кошель у него на поясе, опечатанный сургучом и со щелью вроде как у копилки, чтобы обратно ничего не вытащить было.
   Один из солдат отомкнул шлагбаум, сделал жест рукой: "Проезжай".
   - И вот еще, добрые люди, вопрос у меня к вам. - спохватился я. - Где на ночлег остановиться можно и так, чтобы коня хорошо пристроить?
   - По левой стороне рынка езжай, вольный. - ответил чиновник. - Там одни постоялые дворы, и при них коновязи хорошие. А в иной месте и почистят коня за плату, доволен останешься.
   - Благодарствую.
   Толкнул ногами Кузнеца, и направились мы дальше, к шумному рынку в шумном городе. Сперва, правда, по правую руку попалось место печальное. Длинная виселица, на которой болтались четыре тела в разной степени разложения, от которых несло смрадом и над которыми вились мухи, а у самой дороги на кольях торчали головы, а под головами - таблички, описывающие, за какие грехи суд Свободного города Рюгеля счел необходимым отделить их от туловищ.
   В глубине же площади возвышался каменный эшафот с колесом и железными столбами, сейчас пустовавшими. Там казни совершались редко, лишь над большими злодеями и с изобретательным живодерством.
   Чем ближе к базару, тем суетнее и теснее становилось на улице много было телег, повозок, двуколок с впряженными в них мулами. Везли какие-то тюки, корзины, ящики, кувшины, бутыли. Шум, гам, крики, свист, призывные вопли торговцев. На меня косились, но ничего не говорили, тут Свободный город, заходи кто угодно, покупай что хочешь. Это в княжестве Валаш с оружием ходить в городах нельзя да и между городов нежелательно, только по специальному разрешению.
   Чуть дальше пришлось спешиться и вести коня в поводу, потому что стало совсем тесно и я боялся, что Кузнец занервничает и кого-нибудь придавит. Не привычен конь вольных к таким толпам народу.
   Оглядевшись, увидел вывеску "Постоялый двор "Старый сундук". Обеды и ужины, для конных еще и конюшня имеется". Ну вот, примерно то, что мне и нужно. Зашел в распахнутые ворота, в которых топтался туповатого вида здоровенный детина с дубинкой на поясе, спросил его:
   - А что добрый человек, места на дворе вашем есть?
   - Вроде есть. - затруднился тот с ответом, нахмурившись. - У хозяина спрашивайте, в трактире он сейчас.
   - Благодарствую.
   У коновязи, вытянувшейся вдоль фасада длинного каменного дома стояло с десяток лошадей, из которых пара "горянок" выглядела весьма даже не дешевыми. Пристроил Кузнеца и направился в дом, сам чуть брезгливо принюхиваясь к запаху конского пота, которым от меня разило нещадно. Все же две недели по степи, и всего дважды искупаться и коня искупать удалось, мало там воды.
   На входе в трактир была чаша с плавающей свечой, у которой я сотворил знак Сестры и Брата. Это хорошо, если здесь верующие люди живут, особенно если моей веры. Иной веры так и даром не надо, кое-где зверям хищным поклоняются, или духам мертвых. Тьфу, простите боги.
   Хозяин, маленький, толстенький, лицом неуловимо похожий на покойного десятника Симера, к тому же еще и рыжий.
   - Чем помочь могу, вольный человек? - спросил он меня.
   - На постой определи. С конем. Вот вся и помощь.
   - Ну не скажи! - широко заулыбался он. - А кормить тебя с конем и не надо, скажешь?
   - Ну да, моя ошибка. - усмехнулся и я. - Конь овса заслужил, две недели травой питался, да и я не откажусь. А нет ли у тебя еще и баньки здесь, добрый человек?
   - Как не быть? - удивился он. - Через двор пройди и в дальнем углу. Хорошая банька, никто не жаловался. По крайней мере, как ты оттуда выйдешь, никто не догадается, что ты верхом прискакал.
   - А комнаты хороши ли? - спросил я уже просто так, приняв решение.
   - А ты сними да посмотри. - засмеялся хозяин. - Хорошие за те деньги, что прошу. И коня обиходить могут, мальчишки мои зарабатывают. Да не бойся, никто не жаловался, они дело знают. - добавил он, перехватив мой сомневающийся взгляд.
   Цена не поразила, но лишь потому, что я примерно такой и ожидал. Дешевым постоялый двор не был, равно как и дорогим. Самая серединка в этой шкале. Коня я самолично отвел на конюшню, где он получил просторное стойло и двое расторопных мальчишек сразу сноровисто бросились его обтирать, получив от меня по монете, а затем пошел обратно, в дом, где и поднялся на второй этаж по пыльной и рассохшейся деревянной лестнице. Нашел нужную дверь, грубо но крепко сколоченную из толстой доски, которую не каждая пуля пробьет, открыл ее.
   - Ну, попросторней видал. - честно сказал я, оглядевшись в клетушке. - Но жить можно.
   Сундук напротив кровати, полки на стене, маленький столик, за каким можно поесть или написать письмо, сидя на кровати, ну и сама койка с соломенным матрасом, застеленным грубым, но чистым и свежим бельем.
   - Ну, если клопы будут, хозяина плетью отлуплю. - заявил я вслух, бросая сумки на сундук. - Они мне кровь пустят, а я ему, из задницы.
   Раскрыл сумки, задумчиво разглядывая небогатый свой одежный припас. Одна рубаха насквозь кровью пропитана и разрез во всю грудь, даже и не знаю, смогу ее отстирать, или мне в ней только коней чистить в будущем. Та что на мне, потом пропитана, ее и надевать уже стыдно без стирки. Со штанами ситуация такая же, одни в крови, другие грязные уже дальше некуда. Лучше всего с обувью, запасные сапоги, только легкие, брезентовые, у меня тоже с собой, и не надевал я их ни разу. И портянки чистые имеются. И как в баню пойдешь? Опять то же самое на себя потом натягивать?
   - Хозяин. - спросил я, спустившись вниз. - А где здесь можно рубаху купить? И грязное прачкам сдать?
   - Прачки отсюда заберут, оставь у порога комнаты, а купить одежу... так вон, базар перед тобой. От ворот сразу налево будут платяные ряды. И пошить смогут, и готовое найдешь, и починят, если что надо.
   - Благодарствую.
  
  

------

  
  
   Покупка рубахи и бриджей, да еще и маек с подштанниками, здорово тряханула мой и без того не слишком толстый кошелек, но деваться-то некуда, худо будет, если из приличного места заслуженно взашей выставят и обсмеют заодно. А что тогда скажешь в ответ, если заслужил?
   Насчет бани хозяин не обманул, добрая оказалась баня. Много пару, так что и не видно стен, огромная груда раскаленных камней, за которыми приглядывал мрачный мужик с черной бородой, холодный камень лавок и даже насос с ледяной водой из колодца. И никаких ограничений по времени, за серебряную малую монету парься хоть до завтра.
   Сначала один сидел, отмокал в горячем пару, чувствуя, как выходит из пор казалось бы уже въевшаяся в них степная тонкая пыль. Холодный яблочный мед, который приносила смущающаяся девка из трактира. Фрукты на деревянном блюде.
   Затем ко мне двое купцов присоединились. Один из свободного города Элбе, второй из княжества Лор, что расположилось отсюда далеко к востоку. Разговор у них шел все больше купеческий, о товаре и ценах, я в него и не лез по незнанию своему, разве поздоровался, когда они вошли, но одна фраза купца из Лора мое внимание привлекла. Приятель его спросил:
   - А что по товару из княжества Рисс сейчас слышно? И что туда на продажу везти стоит?
   А тот ему и ответил:
   - В Риссе новый князь на престоле, а вражда старая. Туда только винтовки везти с патронами, или сабли. Сукно мундирное хорошо покупают.
   - Что за вражда? - уточнил купец из Элбе.
   - Да с валашским князем, Орбелем Вторым. Что-то у них было раньше, откуда вся история. При старом рисском князе, Велиме, вроде как тихо было, а сейчас сын на престоле, Вайм, а он с детства злобный был как кот болотный. Вот и начинается что-то.
   С этого момента я добрых купцов и слушать бросил, задумался. Я про старого рисского князя мало что хорошего слышал, вроде как он от пьянства и распутства скончался. А про молодого знал еще меньше. Но вот сочетания слов "злой как болотный кот" и "Орбелю Второму враг" меня очень вдохновили. Первая идея, можно сказать, что мне дальше делать.
   - Простите, степенство. - обратился я к лорскому купцу. - А не слышно ли что-нибудь о том, чтобы рисский князь войско набирал по случаю вражды?
   - Как не слышно, еще как слышно. - ответил тот, поприветствовав меня кружкой. - И горцев призвал, и разных других людей набирает. Он ведь, если честно, даже не князь, а княжич, престол-то старшему брату достаться должен был, но того болезным душевно объявили. Кто-то признал младшего, а кто-то и против, там своя война скоро начнется, пока дело до Валаша дойдет.
   - А как туда добираться теперь лучше?
   - Через Валаш не пройдете, там граница под охраной теперь. - задумался купец.
   - Можно морем до Элбе, а оттуда сушей. - сказал второй. - Через Имир.
   - А если с конем?
   - С конем морем тоже можно. - пожал тот плечами. - Из Рюгеля много коней везут на восток, но это дорого.
   - Сколько?
   - Не меньше десяти золотых. - пояснил купец. - Больших гильдейских. Купец ведь от прибыли с одного коня отказывается, вот и попытается с тебя ее взять. Место в трюме это не место в конюшне, дополнительную коновязь за забором не поставишь для гостей.
   - Верно. - вздохнул я. - А сушей?
   Десять золотых у меня с собой точно не было. Немалые деньги и вправду, хороший конь два десятка стоит.
   - Можно и сушей, вдоль берега, по Свободным Городам, но это дольше. И сколько на корм и постой потратишь, того не скажу. Если с золотом трудно, то можно попробовать в обозную охрану наняться. Ты же из вольных?
   - Из вольных, верно. - кивнул я. - Как догадался?
   - А я не догадался, нам хозяин тутошний сказал, что кроме нас в бане вольный парится. - объяснил тот.
   - А с наймом куда лучше. На рынок идти?
   - Верно, на рынок. Там сразу за воротами справа корчма есть, "Любезный разбойник". Вот там охранники обозные собираются и ихние набольшие. К ним туда иди. А вообще лучше к кабатчику сперва подойди и дай ему серебряк. Тогда он тебе точно скажет, к какому из вожатых подходить лучше и кто людей ищет.
   - Благодарствую за совет. - поблагодарил я его.
   Куда мне дальше идти, сомнений и нет уже. Если рисский князь войско против валашского собирает, то мне путь только туда. Шрам мой, что огнем наливается, едва глаза закрою, он ведь не на руке, он прямо поперек души острым ножом прорезан. Нет у меня ничего больше в этой жизни кроме врага моего. Один я много не смогу, а вот с чужим войском... там видно будет. Глядишь, Брат с Сестрой вознаградить решат, дадут собственноручно Орбелю башку смахнуть. Блазнится это все, конечно, но крови я пролью.
  

-------

  
   После того, как добрые купцы подсказали, что же дальше делать, я зашевелился быстрее. Выскочил из бани, надел обновы, чистые и глаженые, подпоясался поясом с кинжалом и револьвером. И заторопился к рынку, почти бегом, опасаясь хоть день потерять. Торг уже заканчивается, купцы скоро товары по лабазам запрут да и отдыхать пойдут, а заодно и охрана разбредется. И тогда придется завтра ждать, а ждать не могу. Нет терпения ждать.
   Рынок и вправду уже пустеть начинал. В иных лавках уже ставни закрывали, сторожа появились, но в корчме "Любезный разбойник", которую я сразу приметил, было вполне шумно. И скрипка пиликала, и пел женский голос по-зингарски, и топали чьи-то крепкие каблуки в доски пола.
   Дверь скрипнула, распахнулась, колокольчик звякнул. И оказался я в зале, сплошь задымленном табаком - все сидящие курили нещадно, кто трубку, а кто и сигару. Окрестности Рюгеля, кстати, известны были табачными посадками, по всеми Человеческому миру расходился отсюда товар.
   Огляделся. Людно было в корчме, шумно и уже пьяно. Средних лет зингарка в цветастой юбке и алой косынке на распущенных длинных, чуть с проседью смоляных волосах пела про что-то печальное, время от времени перебирая длинными худыми пальцами струны гитары, а седой старик, сутулый и тощий, удивительно легко и гладко выводил мотив на скрипке. Музыкантов слушали, и слушали с удовольствием - в медной миске, стоящей на полу у их ног, было набросано немало монет.
   За длинными столами свободных место почти не было, и я пошел к длинному прилавку, за которым стоял, разглядывая меня, кабатчик - среднего роста худощавый мужик с любезной, но не слишком искренней улыбкой.
   - Мир дому вашему. - поздоровался я, опершись на прилавок.
   - Тебе мир, добрый человек. - откликнулся хозяин, глядя на меня слегка оценивающе. - Налить тебе чего?
   - Налей мне молодого вина. - сказал я и выложил на прилавок со стуком сербряк. - И может подскажешь, с каким обозом я мог бы до Рисского княжества дойти?
   - До Рисского? - переспросив, чуть задумался тот, но монету взял.
   Достав из-под прилавка стеклянную кружечку, он нацедил в нее красного как рубин вина из бочонка, подвинув ко мне. Затем сказал:
   - За вино не плати, это за серебряк твой тебе. А совет... Видишь такого худого, с русой бородой, еще шрам через всю морду?
   Посмотрев, куда указывала рука, я кивнул. Верно, у самого окна сидел, попивая вино, рослый худой мужик с двумя патронташами через плечи, и длинным красным шрамом, пересекавшим худое и жесткое смуглое лицо.
   - Вижу такого.
   - Это Бейвер Хрипатый, помощник вожатого. Сам он сказать тебе не сможет, возьмут или нет, но подскажет, как поговорить с их вожатым, Пейро. Поговори с ним, он человек нормальный, репутации хорошей. На меня сошлись.
   - Благодарствую. - поклонился я и направился через весь зал.
   Когда я подошел к Бейверу, как отрекомендовал его кабатчик, зингарка как раз закончила песню, и весь зал заорал, засвистел, захлопал.
   - Мир тебе, добрый человек. - поздоровался я.
   Бейвер поднял на меня светлые глаза, очень странно смотревшиеся на таком смуглом лице, кивнул спокойно, ответил вежливо:
   - И тебе мир. С чем пожаловал?
   Голос у него был необычно хриплый и я заметил еще один шрам от ножа, уже на горле.
   - Кабатчик направил. - сказал я как велено. - У тебя работы спросить.
   Он молча показал рукой на место рядом с собой и уже затем сказал:
   - У меня спросить можно, да ответить мне нельзя. Нет у меня власти новых людей брать. Ты из вольных?
   - Верно, из вольных.
   - Плохое я слышал о вас. Верно оно?
   Помолчав, я кивнул.
   - Верно. Нет больше вольных.
   - Понятно. И идти ты, небось, до Рисса хочешь?
   - Верно. - подтвердил я его догадку. - Как узнал?
   - Рисс с Валашем войну начнут со дня на день. Куда тебе еще идти, вольный, в таком случае? В один конец наняться хочешь?
   - В один.
   - Понимаю тебя.
   Хоть прозвучало это сухо и даже спокойно, что-то внутри мне подсказало, что собеседник искренен сейчас. И вправду понимает меня сейчас.
   - Добрый народ был. - сказал он, подняв кружку с вином. - За них пью, покой им и свет.
   - Покой и свет. - повторил следом я.
   Так и выпили. Затем, утерев усы, он сказал:
   - Вожатый мой человек умный. И охранник лишний не помешает на пути сейчас, всякое болтать стали. Только Пейро здесь не будет, а я за ним пойду через час, примерно. Хочешь, иди со мной, там и поговоришь. Или завтра нас ищи.
   - Пойду. Почему не пойти.
   - Если голоден, лучше здесь поснедай. - добавил Бейвер. - Куда пойдем, там втридорога и гадко. Бордель это.
   - Бордель? - чуть удивился я.
   Такие места не посещал еще со времен солдатчины своей, да и тогда не часто. Не было желания потом вместо шрамов боевых следами дурной болезни красоваться.
   - Бордель. Там те, с кем Пейро говорить должен, за постоянных гостей. Тот еще народ.
   По тому судя, как он это сказал, я решил, что опасается Хрипатый этого места, равно как и тех, кого там встретить должен. И вольный, то есть я, желающий работу найти, ему как благодать богов на голову свалился. Так бы один пошел, а то вдвоем. А почему вдвоем?
   - А что, велика ли у вас вообще охрана?
   Он меня понял правильно, кивнул, к вину приложился, затем сказал:
   - Охране тоже знать в меру всего надо. Они у нас наемные, хоть и с рекомендацией.
   - А я тогда кто? - удивился я.
   - А ты пока никто. - жестко сказал он. - Боец без роду и племени ныне, а вот кем станешь - так и видно будет. - помолчав, добавил: - Другое дело, что ваших всегда ценили, и был ты, как мне кажется, не рядовым. А значит и место тебе искать надо правильное.
   - Ну, может и прав ты. - согласился я. - Взводным был до недавних дней.
   Тут подавальщик подошел, и я у него поесть попросил. И получил вскоре большой кусок буженины на хлебе с сыром и овощами. Разносолами тут не баловали, а больше так, едой тех, кто на бегу перекусывать привык, потчевали. Но буженина была свежая и хлеб такой, что корка на всю корчму хрустела.
   - Ну что, пошли тогда. - сказал Хрипатый, глянув на карманные часы. - Пора нам. Пока дойдем, пока то да се... В борделе этом, его "Пьяной русалкой" зовут, все время возле меня будь. Сам в драку не лезь, но жди любой пакости. Нет у меня доверия там ни к кому. Если увидишь, что я за пушку схватился, пали по каждому. Но если дело до ножей, стрелять не моги, стража сбежится, хоть кулаками бейся, хоть вон кинжалом своим отмахивайся. Понял?
   - Чего же тут непонятного?
   - Тогда пошли.
   Дело шло к вечеру, и зной с пыльных улиц свободного города Рюгель уже уходил. Свежестью несло с моря и этот ветерок даже развеял немного запах конского навоза и мочи, которых хватало на улицах вокруг рынка. Дальше, правда, стало почище, да и дома пошли побогаче. Ну и публика поприличней по улицам гуляла. Случалось видеть и кабаки для "чистой публики", где сидели мужчины в белых визитках и белых шляпах, а с ними дамы в маленьких кокетливых шляпках и кружевных перчатках. Играла музыка, все больше скрипки и арфы, звенела посуда.
   Но ближе к порту все это благолепие опять начало нарушаться. Сначала был небольшой храмовый район, пустынный и тихий, а уже за ним показался порт с целым лесом мачт, перекрещенных реями. А вскоре я увидел и первый красный фонарь над дверью, а возле дверей стояла дебелая пышногрудая девица в корсете, затягивающем ее белоснежные жиры до невозможных пропорций, а пышные ляжки выпирали из высоких то ли чулок, то ли сапог, кончавшихся у самого причинного места. Еще у нее была кокетливая шляпка в форме таблетки, с редкой и немного рваной вуалью, через которую масляно блестели пьяные поросячьи глазки.
   - Морячок, ласки ищешь? - спросила она таким мелодичным голосом, словно кто-то поблизости сковородку ножом чистить пытался.
   - Не ищу, девица. - отмахнулся Бейвер. - И уж если бы искал, то не твоей.
   - А я тут не одна! - объявила она, ничуть не обидевшись. - Зайди в дом и выбирай.
   - В другой раз, когда мозги совсем пропью.
   - Мозги нам без надобности, даже стручок свой пропить можешь, кошелек не пропей, главное! - захохотала она над моими словами, свистнула нам в след пронзительно и тут же пристала к другому прохожему.
   Так повторилось у следующего красного фонаря, и еще у одного, а потом Бейвер даже отвечать перестал на нахальные заигрывания портовых шлюх.
   Трактир "Пьяная русалка" нашелся сразу, располагался он у самых портовых ворот. Видимо, для вящего соответствия названию, кто-то сбил вывеску в виде кривобокой девки с рыбьим хвостом и уродливым лицом с двумя красными пятнами, изображавшими здоровый румянец на щеках, и теперь она жалко болталась над входом на одно хвосте, поскрипывая на слабом ветру. Дверь же была тяжелая, какую и иной пушкой не выбьешь сразу, случись такая нужда.
   Бейвер толкнул ее, вошел, жестом приглашая меня идти за ним. И сразу за порогом мы наткнулись на невероятного размера детину в кожаной жилетке, при виде которого сразу вспомнились детские сказки про великанов-людоедов, что приходят по ночам с Ядовитых Пустошей. Этот зарос бородой до самых глаз, в руках была тяжелая, окованная железом дубинка, а толстые как бревно руки были покрыты татуировкой до самых плеч, в которой причудливо пересекались и сочетались голые девки, цепи, якоря, компасы и ножи с пистолетами.
   Смерив нас придирчивым взглядом, он ничего не сказал и сдал в сторону, освобождая проход.
   Для того, чтобы кабак в борделе был забит публикой, было еще рано. Вдоль дальней стены сидели распутные девы в откровенных нарядах, все больше некрасивые, с прыщами на открытых частях тела, а главная среди них, в короткой пышной юбке и чулках в сеточку, красовалась большим и плохо запудренным фонарем под глазом.
   Сидели за дальним столиком два пьяных в дым морячка, какой-то бородатый здоровяк с бляхой какой-то городской гильдии пил пиво из огромной кружки у окна. Кроме них были еще люди за соседним столом. Четверо, двое и двое, сидевшие друг против друга.
   С одной стороны стола главным из двоих был явно маленького росту старик с благообразным лицом и расчесанной седой бородкой. Виду он был опрятного, в белоснежной рубахе дорогого полотна под бархатным бордовым жилетом, на шее висела цепь с символом бога ветра Маргала, покровителя лихих людей. Непростой старичок, если даже не скрывает принадлежность свою к цеху тех, чья жизнь заканчивается чаще плахой или виселицей. Хотя этот в годах преклонных, и похоже, что навещать городскую Площадь Правосудия он не собирается.
   А вот спутник его там уже бывал. Рядом с пожилым сидел некто, которого сразу можно было определить как "ручную гориллу". Высокий, плечами шириной чуть ли не в стол урод с жутким костлявым лицом, на котором рот и нос прикрывала черная шелковая повязка, свисающая на манер занавески. Не надо иметь ум в степь шириной, чтобы понять, что скрывает сей занавес дело рук палача, лишившего гиганта носа и вырвавшего ему язык "с обозначением", когда еще и губы уродуются, чтобы не сомневался видящий.
   Напротив старика сидели еще двое. Невысокий, какой-то весь круглый и подвижный толстячок в полотняной куртке, с редкими волосами, прилипшими к вспотевшей лысине, с умными глазами и одновременно простоватым лицом, и смуглый худой человек со сломанным носом, выложивший на стул худые, но жилистые и мускулистые руки, да еще и с немалого размера кулаками.
   - Пейро. - шепнул Бейвер, и я сразу понял, что говорит он именно об этом человеке, да и понять не сложно было - на предплечье виднелась татуировка, изображавшая скрещенные хлыст и горн, знак почтенного сообщества обозовожатых.
   - Сядем пока. - подсказал мне спутник, и мы присели за стол, что через один от беседующих.
   Пейро оглянулся, поприветствовал Хрипатого Бейвера еле заметным кивком, по мне же просто скользнул совсем нелюбопытным взглядом. Видать то, что пришел я с его помощником, было рекомендацией достаточной.
   Сели за стол, сразу же подскочил подавальщик, окинувший нас подозрительным взглядом.
   - Чего изволите? - спросил.
   - Вина молодого. - заявил Бейвер. - Не помои у вас?
   - Обижаете! - картинно возмутился он. - Лучшее.
   Наврал, собака. Вино было кислятиной и явно отдавало спиртом, которого туда подливали с целью повышения убойности пойла. А то так посетитель трезвым останется и на местных красавиц не соблазнится, благо этой соблазнительности в них что в собаке бродячей.
   Разговор за столом шел совсем негромко, даже нам слышно не было ничего. Говорили попеременно старик с бородкой и лысоватый пухлячок, часто и добродушно улыбавшийся.
   - А кто пухлый? - спросил я Бейвера.
   - Круглый Арио, главный приказчик у купца Зарама, что из Рисса. Зарам старый, сам не ездит уже, вот за него Арио и отдувается. Хитрый человек, демона обманет, но со своими честен, слово что кинжал, прямое и крепкое. А вот если не свой ты, то за кошельком следи, как бы не полегчал случайно.
   Это хорошо. И что со своими честный, хорошо, и то, что он из Рисса. Может и вправду я адресом не ошибся.
   Распахнулась дверь, в бордель зашла еще одна компания. Пятеро. Одеты разномастно, на каждом золота как на купеческой жене, но одежда потрепанная. Сапоги кавалерийские, с брякающими шпорами, шемахи прошитые золотом, стянутые сейчас на плечи, револьверы на ремнях, но не как у меня, спереди наискосок, для выхватывания в конном бою, а на бедре, для быстрой стрельбы подвешеных.
   Я перехватил настороженный взгляд Бейвера, направленный на вошедших. Да и Пейро скосил глаза, я отсюда это заметил.
   - Не правильно что-то? - спросил я спутника.
   - Не знаю. Всего ждать можно.
   Действительно, глянув на вошедших, легко было поверить в то, что проблемы они устроить могут кому угодно. Старший из них, с маленькой гладкой бородкой и длинными волосами, собранными сзади в хвост, оглядел зал, затем улыбнулся белозубо, оглянулся на своих. А дальше все произошло очень быстро. Затянутые в перчатки руки всех пятерых разом упали на рукоятки револьверов, и словно следуя их примеру, моя ладонь охватила гнутую рукоятку, скрытую пока от вошедших краем стола.
   Краем глаза я увидел неловкое движение старика с бородой, которого вдруг начал отталкивать назад его телохранитель, выгнутую в локте руку Бейвера, его оскалившееся в злобной гримасе лицо, рывок Пейро, неожиданно плавное и быстрое движение толстячка Арио, все словно накрыло тягучей и звонкой тишиной, которая вдруг как бомба взорвалась мельтешением и грохотом.
   Длинный ствол моего оружия уставился в грудь улыбчивому главарю нападавших и плюнулся тяжелой пулей, вылетевшей из облака серого дыма. Одновременно с моим треснул выстрелом и его револьвер, но уже с опозданием, задирая ствол вверх, потому что ноги его хозяина начали подламываться. Хлобыстнуло сразу целой пачкой от противников, оставив в воздухе серый дымовой муар, затем те бросились в разные стороны, продолжая палить на бегу, а мы с Бейвером палили в них, уже из-за опрокидывавшегося стола, в который сразу глухо ударили пули.
   И орали где-то в глубине зала девки, нырнул за стойку кабатчик, а громила с дубиной сидел у стены с дырой во лбу, из которой ручеек крови стекал по лицу, исчезая в бороде, и Безносый, в залитой на груди кровью куртке стрелял из огромного револьвера, и затем я увидел Круглого Арио, тоже стреляющего из короткого револьвера, выбрасывающего хвосты огня с удивительной частотой, и Пейро, стоящего на колене над упавшим на пол оружием и зажимающего рукой рану в плече.
   Противники тоже успели опрокинуть стол, сколоченный из толстенной доски, непробиваемой для мягкой свинцовой пули, и целый рой таких летел оттуда по всему залу.
   Главарь нападавших лежал на боку со странно подвернутыми ногами, и мой разум отметил, что живые так лежать не могут. Второй из их компании корчился у дверей, почти у самых ног убитого вышибалы, схватившись за живот. Все это мое сознание успело отметить за краткий миг, который мне потребовался для того, чтобы высунуться сбоку стола со вскинутым оружием. Чье-то злобно оскаленное лицо попало мне в прицел, и палец сам вдавил спуск, оттягивая назад и срывая в удар по капсюлю курок, и голова исчезла за столом, дернувшись и брызнув на стену фонтаном красного.
   Кто-то дико заорал, но не от боли, а злобно, что-то приказывая, и вдруг из-за стола, за которым прятались двое живых бандитов, вылетела короткая и толстая стальная труба с дымящимся фитилем, и все разом нырнули в укрытия, а я даже рот открыл, ожидая взрыва. Но взрыва все не было, а вместо него раздался топот сапог по каменному полу, стук распахнувшейся двери и ругательство Круглого Арио.
   Обманули, скоты! Перемахнув через стол, я бросился к двери, чуть не столкнувшись при этом с Хрипатым, но в проеме шарахнулся назад, и несколько пуль выбило пыль из каменного угла. А затем топот ног на улице слился с частой стрельбой по двери - кто-то прикрывал отход нападавших. А потом все стихло, и когда мы все же выбрались из дверей борделя, улица, освещенная лишь луной и светом красного фонаря над покосившейся русалкой, была пуста. И топот доносился откуда-то из путаницы переулков в стороне порта.
   - Туда не суйся. - прохрипел Бейвер. - И ногу сломишь, и пулю поймаешь. Ушли они.
   Следом выглянул Круглый Арио, выглядевший на удивление спокойно и на ходу перезаряжавший свой револьвер, и позвал нас кивком за собой.
   В зале висел запах крови и порохового дыма. Безносый телохранитель старика чуть не плавал в луже крови, лежа навзничь и раскинув руки. Пейро ругался и с помощью какой-то девки бинтовал себе руку полосой чистого полотна. Труженицы бордельные не пострадали, они тут ко всему привыкли, и едва началось, успели все за прилавком укрыться, благо он от пуль защита, и теперь выглядывали из-за него как куклы в балагане.
   Раненый бандит уже затих, и похоже что без посторонней помощи, по крайней мере каких-то других ран, кроме как дыра в животе, видно на нем не было. Убитого мной главаря нападавших быстро обшаривал подавальщик, а сидевший с ним рядом на корточках седой старик, при моем появлении поднял глаза и уставился на меня.
   - Быстрый ты, вольный. - сказал он. - Вилана-Дятла завалил, чего покуда, сам видишь, никому не удавалось. Держи на память.
   Откинув полу плаща, он сдернул с пояса малую то ли кобуру, то ли сумку, и бросил ее мне. Поймав на лету, я ощутил тяжесть предмета.
   - Потом посмотришь. - сказал старик. - Про эту двустволку все знали, Вилан ее с Орга-Скотореза снял, когда пристрелил того в "Гнилой груше". Теперь ты носи.
   Я кивнул, забросил маленькую кобуру в карман жилета, а заодно жестом затребовал у подавальщика револьвер убитого с поясом-патронташем. Дорогой ствол сразу видно, да и десятка три патронов не помешают, а что трофей, то трофей, не проныре же этому оставлять.
   Старик лишь кивнул согласно, затем сказал:
   - А теперь уходим, сейчас стражи набежит.
   Действительно, откуда-то с улицы, пока еще издалека, доносились трели свистков. Оставаться тут точно не стоит, если нет желания объяснять свое поведение. И не факт, что добровольно, дознаватели могу в помощь и палача позвать, если что им не понравится.
   Старик не побежал, а пошел быстрым шагом, ведя нас за собой за прилавок, оттуда на кухню. Я пошел замыкающим, по пути скосив глаза на бомбу-пустышку. Хитрованы какие нам встретились, с таким трюком не только сбежать, но ведь и нас пострелять могли. При виде бомбы все прячутся кроме тех, кто точно знает, что она не взорвется, большая фора получается. Да и самому запомнить следует.
   Из кухни мы попали в какую-то темную кладовку, потом поднимались куда-то по крутой и темной лестнице, затем оказались на крыше, с которой мостками перебрались на соседнюю. Снова дверь, лестница, какой-то подвал, узкий переулок, по которому мы прошли не больше ста шагов и свернули снова в дверь, оказавшись в темном лабазе. Виляние между полками с ящиками, дверь, тусклый свет, какие-то люди, играющие в кости за столом, в комнате настолько прокуренной, что глаза заслезились, и которые старательно не обратили на нас внимания. Дверь, сортир, еще дверь, зал другого трактира. Там старик остановился, сказал, обращаясь к Круглому Арио:
   - Не знаю, кто именно Вилана-Дятла по наши жизни прислал, но договор буду чтить. Жду послезавтра на винном дворе, что после двадцатого верстового столба справа будет.
  
      -- Обоз
  
   В общем, вышло все для меня неплохо. Подстреленный Пейро остался в рюгельской больнице, рана оказалась серьезней, чем вожатому показалось раньше. Пуля под самым суставом застряла, и пока хирург ее вытащил, то расковырял столько, сколько бы волк зубами не погрыз. Вместо него горн вожатого принял Хрипатый Бейвер, а меня же сразу назначил на должность помощника, ту самую, которую до нынешнего времени сам занимал.
   Кроме нас, охранников было еще десять человек. Средних лет все больше, вооруженные карабинами, револьверами и длинными тесаками, они производили серьезное впечатление. Видно было, что у каждого за плечами не одна сотня верст по дорогам.
   Сам обоз состоял из пятнадцати длинных фургонов, запряженных парами крепких лошадей ольденской породы, лучше которых среди упряжных и не найти. При каждом фургоне было по человеку, разумеется, а то и не по одному. Все вооружены винтовками, так что в случае какой беды на них тоже можно было рассчитывать.
   Круглый Арио, так поразивший меня своим решительным и спокойным для купеческого приказчика поведением во время перестрелки в борделе, верхом ездить не любил, а предпочитал сидеть в переднем фургоне рядом с возницей, развалившись вальяжно. Хотя верховая лошадь при нем была и трусила следом в длинном поводу. Ну и свой короткий револьвер он сменил на длинный, с прикладом и вытянутым барабаном, рассчитанным на мощный патрон, со стволом длинной аж в три пяди. Не револьвер, а карабин скорее. Такими часто кавалерийские офицеры вооружаются нештатно, и еще горские вожди подобное оружие любят, сам видал не раз, когда судьба сводила. Правда, готовых патронов к такому не купишь, редкое оружие, надо самому снаряжать.
   "Подарок" седого старика я тоже рассмотрел. В малой кожаной сумке был совсем небольшой двуствольный пистолет трехлинейного "дамского короткого" калибра, со складной ручкой и спусковым крючком, отчего его можно было упрятать хоть под широким ремнем, хоть за голенищем сапога. Редкая штука, большой подлости и хитрости. А самое важное было в ней то, что мастер, ее изготовивший, предусмотрел возможность пальнуть и в сложенном виде, с помощью маленького рычажка. В общем, не слишком метко, но из сжатого кулака кого-нибудь застрелить можно. А вот такого я уже точно не видел никогда. Подумал, да и припрятал. Мало ли? Патрончиков в сумочке было всего с десяток, да больше и не нужно, из таких часто не стреляют.
   Ну и взятый с Дятла, которого так, кстати, за скорострельность звали, револьвер со стволом длиной в пять дюймов тоже пригодится. И хорошего мастера работа, и у аккуратного стрелка был. И патронов добавилось, причем разрывных, с насечками по головке пули.
   - Ты это, Вольный... - чуть нерешительно заговорил со мной Хрипатый, едва мы проехали городскую заставу. - ... Небось догадался, что у нас груз с сюрпризами?
   - Да догадался, не дурак уж совсем. - усмехнулся я. - А на винодельню сейчас за "начинкой" едем?
   - За ней. - закивал Хрипатый. - Правда и вином загрузимся, как же без этого, но и фургоны у нас с двойным дном. И в каждой бочке бочонок поменьше.
   - А что везем?
   - Князь рисский доплачивает вторую цену каждому, кто привезет оружие или патрон пореченцам. Соображаешь?
   - Соображаю. - усмехнулся я.
   Пореченская провинция, богатая виноградом и хлебом, занимающая плодородные земли возле устья Широкой, пыталась отложиться от княжества Валаш. Тяготеющая к Свободным городам и с ними же торговлей связанная, присоединена к Валашу она была лет семьдесят назад, каким-то хитрым династическим ходом, в результате которого после смерти правящего барона власть в ней, к общему удивлению, перешла не к его дочери, вскоре непонятно отчего скончавшейся, а к дому Валашскому. Там случился бунт, подавленный жестоко, с резней и виселицами вдоль всех дорог, после чего лет с полста было там вроде тихо. Но в последние годы слышно стало, что вроде пореченцы снова начали роптать, а местами и до вооруженных нападений на гарнизоны доходило.
   А князь рисский, получается, решил под пореченским котлом огоньку прибавить. Там с местных повстанцев купцы-контрабандисты возьмут полную цену за товар, а еще одну, чтобы тропа не зарастала, князь Вайм, или княжич, если верить рассказам про брата, доплачивать лично будет. Неужто и впрямь война готовится?
   При мыслях этих мне ладонь левую снова огнем обожгло, по разрезу самому, кровью из которого я могильные камни мазал, когда стоял перед ними на коленях и клялся отомстить. И я кулак сжал так, что кости захрустели. Начни, князь Вайм, начни, и плевать мне, князь ты в самом деле, княжич, или княжий конюх.
   - А что так открыто говоришь об этом? - спросил я.
   - А что молчать? - пожал тот плечами. -Все равно узнаешь, оскорбишься. Да и соображаю, что вольному теперь все, что против Орбеля-князя готовится, как песня в душе. Так ведь?
   - Так, все верно думаешь.
   - Тогда, раз ты у меня помощник, возьми того вон бойца... - рукоять плети указала на коренастого бородача, едущего чуть впереди нас, - ... его Сага Ведро зовут, и давайте вперед на полверсты, дозором пойдете.
   Почему Сагу Ведром прозвали, вопросов не было - за форму головы почти без шеи, вырастающую прямо из тучных плеч. Тот приказу не удивился, и мы оторвались от колонны, взявшись разведывать дорогу. Причем Сага сразу сказал, что ходил по этому пути уже раз десять, и помнит здесь что каждый камень на дороге, что каждый куст возле нее. Это хорошо, мне здесь бывать не приходилось.
   Так мы и ехали, кони шли шагом, предваряя мерный ход обоза. Было жарко, пыльно, но не так как в степи. Тут и с моря ветерок задувал, благо берег недалеко был и среди деревьев и холмов время от времени мелькала голубая гладь, да и деревьев вдоль дороги хватало, высоких и раскидистых, бросавших на нее благодатную тень. Пели птицы, порхали разноцветные бабочки над рассыпанными в траве цветами, цокали копыта по каменистой дороге.
   Когда отошли от города верст на десять, на большой поляне между двух холмов я увидел раскинувшиеся шатры зингарского табора. И кажется даже заметил красную рубаху Ара. Хотел было подъехать к ним, поздороваться, да что-то в сердце подсказало - не надо, не нужны эти поиски вчерашнего дня, все сказали зингары тогда, что хотели, и все сделали, что смогли, иначе везли бы меня с собой дальше. И не поехал к ним, не стал порядок в обозе сразу нарушать.
   Вскоре и винодельня показалась. Большой каменный дом и каменный же сарай за каменным забором. Встретил нас там тот самый седобородый, уже с новым телохранителем, худым, быстрым и вооруженным двумя револьверами. Этот в прошлом с палачом не встречался, и мне подумалось, что у него все впереди, лет ему было дай боги чтобы двадцать с небольшим. Однако, как знать, плохого бойца такой человек в охрану не возьмет.
   - Хорошо с тобой дело иметь, Круглый. - сказал старик, глянув на часы. - Минута в минуту пришел.
   - Точность - князю вежливость, а купцу прибыль. - усмехнулся Арио. - Все ли готово?
   - Как договаривались. Но загружать дам только за забором, соглядатаев боюсь. Если кто с "начинкой" побежит за ворота, не обессудь, тут нашей дружбе конец.
   - А что тебе за это будет? - спросил с чуть заметной издевкой Круглый Арио.
   - Сейчас и ничего, может быть, не зря мои люди каждую неделю сумку золота носят куда следует. - ответил старик. - Да ведь оно как бывает, если дело политики касается - сейчас ничего, а потом ты вдруг первейший враг своей власти стал. Зачем? И кто-то же вчера Вилана-Дятла послал к нам, спасибо твоему стрелку за выбитую его душу. Врагов у меня хватает, да совпадений не люблю, не верю в случайности.
   - Это верно. - согласился с ним Арио. - У власти цели всегда свои, подданным подчас непонятные. Одно кажется, да другое делается. Осторожно будем.
   - Бейвер. - обернулся старший приказчик к моему командиру. - Распредели людей, так, чтобы ни одна тварь за забор не могла заглянуть.
   Тот кивнул, затем ко мне обернулся.
   - Бери еще троих, и организуйте два дозора, объезжайте местность окрест. А я с остальными у забора позицию займу, так, чтобы не маячить сильно. Понял?
   - Чего непонятного? - пожал я плечами. - Сделаем, муха не пролетит.
   К счастью, а может и благодаря предусмотрительности старика, винодельня размещалась посреди почти пустынного поля. Так, редкий кустарник да трава сухая. Долго в такой укрываться не получится, особенно от подвижных дозоров. Которые то по одному пути пойдут, то по другому. А забор вокруг и вправду высокий, мне в седле встать надо было бы, чтобы через него заглянуть. Не подсмотришь случайно.
   Но вообще, даже если и подглядывать, подозрительного было мало. Катили бочонки вина, укладывали их в фургоны, накрывая толстыми травяными матами от жары, все было как подобает при покупке вина купцами. Боеприпас упрятан был в самих бочонках, новенькие винтовки, маслянисто отблескивающие воронеными стволами в ореховых ложах, укладывали в дно фургонов, причем только в те повозки, которые загоняли прямо в сарай. Медленно дело шло, но верно, как и подобает подобные дела делать. Спешка мало когда помогала.
  

------

  
   Отночевав прямо у винодельни, с рассветом снова тронулись в путь. Заскрипели оси груженых фургонов, затопотали копыта по сухой прибитой земле, и обоз, вытягиваясь как просыпающаяся змея, вышел на дорогу.
   - Вольный, со мной проедься. - окликнул меня Круглый Арио, сегодня вдруг оказавшийся в седле.
   Несмотря на комплекцию, сидел он в нем ловко, чуть в горской манере, да и седло у него было из тех краев, хотя ни акцентом, ни манерами на горцев похож он не был. Городского жителя из центральных княжеств сразу видно, не перепутаешь.
   Наши кони пошли рядом, чуть обгоняя ряд фургонов, которыми правили малость настороженные возницы. Видать, характер груза заставлял волноваться, винтовки никто далеко не убирал, хотя эти места полагались мирными, и о разбойных налетах на большие обозы тут давно не слышали.
   - Узнать у тебя хочу. - сказал Арио. - Ты ведь с нами в один конец едешь?
   - Верно, врать не хочу. - кивнул я. - А что, проблема с этим?
   - Ну, боец ты хороший, для любой охраны терять такого проблема. Но не в данном случае. - чуть напустил туману он.
   Я вопросов не задавал, а терпеливо ждал продолжения. Раз уж сам он разговор завел, пусть и дальше сам ему колеса крутит. Больше слушаешь - меньше глупостей говоришь.
   - Я к чему веду. - все же раскрыл он рот, не дождавшись от меня вопросов. - Ныне дурак не поймет, зачем вольный в Рисс едет. Слухи быстро по земле разлетаются, куда там птицам до них.
   Он сделал паузу, я продолжал слушать. Он кивнул, словно чем-то довольный, затем продолжил:
   - Земли вашей нет более, там валашские гарнизоны встали и номады как у себя дома скачут, отары свои пасут. С тобой семьи не видать, а кольцо на пальце носишь, и камня на нем три. Где они, жена твоя и трое детей?
   - В могиле они, сам хоронил. - ответил я, чувствуя подскочившую снизу черную волну злобы, еле сдержанную мной. - Дальше продолжай.
   - А продолжать долго уже и не о чем. - пожал он пухлыми плечами. - Ты с Валашем воевать собрался, хочешь к рисскому войску примкнуть. А я тебе на сей счет сказать хочу, что рано пока это делать.
   - Почему так думаешь?
   - Потому что знаю. - усмехнулся тот. - В войске там пока всякое творится. Кто за князя Вайда, а кто и за Ворта-княжича, брата его скорбноглавого. Да и не в том дело, в войске людей и так хватает, только для него пока дела нет.
   - А ты подсказать хочешь, где оно есть уже? - спросил я.
   - Верно думаешь, Вольный. - усмехнулся тот. - Фехтовать умеешь ведь?
   - А кто у нас не умел?
   - Вот и я о том. - он хлопнул себя по голенищу сложенной плетью и спросил: - Как сильного бойца срубить?
   - Или первым ударом, если успеешь, или финтами умей. - ответил я кратко.
   - Верно, финтами. - кивнул Круглый Арио. - Пока до главного удара дойдет, финты нужны, чтобы запутать, чтобы он не понял, откуда этого самого удара ждать. Может и долго финтить придется.
   - Ты короче скажи, не детям сказку читаешь. - поторопил его я, уже утомленный ходящим вокруг да около разговором.
   - Мы оружие в Поречье везем, так? А кто там его в руки взял? Баронский люд, ремесленники, просто народ. Крестьяне так и не лезут особо, им все равно, кому с десятины налог платить.
   - И что?
   - Если помогать им не будут, валашское войско их малыми силами задавит, никакого финта из этого не выйдет. Кроме мастеровых с ружьями нужны и другие отряды, за которыми лучших пошлют, гвардию. - после паузы он добавил: - Есть там люди уже, немного пока, но есть.
   - А тебе откуда ведомо? - решил чуть прижать увертливого собеседника я.
   - А мне ведомо оттуда, что человек я княжий. - ответил Арио. - Вайда-князя, чтобы совсем точным быть. И я этих людей туда зову-сманиваю.
   - Войну готовишь?
   - Не только. - поморщился он. - В Риссе тоже не все решилось пока, как я сказал, кто-то готов и Ворта Слабого на княжество звать, а государству от этого беда одна.
   - Почему?
   - Потому что Слабым прозвали. - отрезал Круглый. - Княжеству железная рука во власти нужна, и так свободы взяли много, а Ворт в богомолии одном силен. Разорвут княжество, в баронства превратят.
   - И ты хочешь втихую на чужой земле отряды собрать, делом их спаять, а когда время придет, призвать в столицу?
   - Верно мыслишь. - осклабился собеседник. - Не зря я подумал, что тебя к нам надо, умеешь сообразить. Так ведь и придется, быть драке и быть крови. Так пусть уж один раз и быстрой, чтобы потом все как надо было, чем государство склоками извести до падения. Согласен?
   - А мне все равно, княжий человек. - честно ответил я. - Пока вы против Орбеля Валашского, я с вами.
   - Ну, вот и решили. - удовлетворенно кивнул тот. - И деньгами не забуду, платить тебе будет как сотнику гвардии, и еще прибавим, если дело на лад пойдет.
   - А какое дело?
   - Чем больше валашских войск в Поречье будет, тем меньше их против нас встанет, когда до драки дойдет.
   - Вырежут они Поречье. - сказал я, подумав. - Князь Орбель жалости и совести не имеет. Как вольных вырезали. Всех вдоль дорог развесит.
   - А тебе с того что? - поднял бровь Арио. - Свой народ ты уже потерял, что тебе о других думать? Не Поречье вырежут, так наше войско повыбивают. Что лучше?
   - Мне лучше Орбеля на воротах увидеть, вниз башкой.
   - В том мы с тобой и согласны.
   Дальше молча ехали, а затем Круглый с коня слез и обратно к вознице пересел. А я еще подумал, присмотревшись на этот раз, что возницы все же очень нетипичные. Мордами да повадками все больше на солдат похожи. Или даже на разбойников, но никак не на мирных обозников.
  

------

  
   К середине дня, когда уже планировали большой привал, наткнулись на дорожную заставу. Причем не ту, где пошлину собирают, да пяток инвалидов по выслуге в тени навесов дремлет, а настоящую, войсковую. Не меньше взвода драгун из рюгельского войска, самодельные рогатки, перегородившие проезд, бревенчатые щиты, за которыми стрелки укрылись, да еще за песчаными насыпями. Окопались, если что не так, то в два огня возьмут, в упор почти.
   Обоз постепенно подтянулся к заграждению, остановился. Фыркали лошади, покрикивали на них, наладившихся шагать дальше, сердитые возницы. Из-за укрытия вышел взводный в серой кожаной каске с полотняным назатыльником, затянутый в скрипучие рыжие ремни поверх песочного цвета мундира с латунными пуговицами. На руках у него были рыжие же перчатки с крагами, в ладонях стек, пружинно согнутый.
   - Кто такие, откуда и куда? - обратился он с фразой, которую слышат все на всех заставах уже которую сотню лет.
   - Обоз вина, в княжество Лорское. - коротко ответил Круглый, спрыгнувший с фургона.
   - Весь груз вино? - чуть задумчиво спросил офицер.
   - Весь, ничего больше.
   - Посмотрим пойдем. - усмехнулся он. - Веди по фурам.
   Круглый Арио, не говоря ни слова, сделал приглашающий жест. Офицер пошел вдоль колонны, сопровождаемый двумя солдатами. Причем у солдат были расстегнуты кобуры, а карабины висели за спиной, а это подразумевало, что они к драке готовы. В тесноте револьвер куда ловчей винтовки будет.
   - Вольный, пошли с нами. - позвал меня старший приказчик, заодно и "человек княжий".
   Не говоря ни слова, я спешился, передав поводья Саге Ведру, и пошел следом за ними. Офицер не молчал, все время сыпал шуточками, вопросиками, заглядывал в каждый фургон, солдаты от него ни на шаг не отставали, и держались правильно, не подставляясь. Конечно, сделать они с такой толпой ничего не смогут, случись чего, но и мы никуда не денемся. Стрелки из укрытий наш обоз проредят сильно, особенно в лошадях, а дальше нам или на север горами бежать, прямо в Валаш, или ломиться вдоль берега, через земли Рюгеля и следующего свободного города, Маара. И куда тогда денешься? Никуда.
   - А налить винца не трудно? - вдруг спросил у Арио офицер.
   - А чего не налить? - пожал тот плечами. - С кружки не обеднеем, а если хочешь, то можем и бочонок откатить, нам не жалко.
   - Откатить, говоришь? - чуть задумался тот. - Может и откатишь, почему нет, только сперва вот из той бочки плесни.
   Стек уперся в круглую крышку одного из бочонков, в самой середине укладки.
   - Давай, сбегай за краном в первый фургон. - скомандовал Круглый вознице. - и в помощь кого возьми, чтобы на бок положить бочку.
   - Как изволите! - откликнулся тот и понесся вперед, топая сапогами.
   - А что, хорошо рюгельское вино в Лоре продается? - спросил офицер.
   - А чего ему плохо продаваться? - вроде как удивился вопросу круглый. - Такого красного как у вас нигде не делают, разве что белое лучше в Элбе.
   - А от жары не скиснет? - спросил тот вроде с сомнением.
   - Успеваем довезти обычно. Как раз до Лора. И трава вон прикрывает, и тент. А вот если дальше куда тащить, то все, трудности могут быть.
   - И что делаете?
   - Коньяку фляжку на бочонок заливаем, крепим. Тогда оно бродить перестаем.
   - Так портится же! - немного возмутился взводный.
   - Для вас - портится, а для тех, кто живет далеко, так и неплохо. Еще и хвалят.
   Возница вернулся с краном и двумя помощниками. Ловко перевернули бочонок, выбили чоп, вставив на его место кран, в оловянную кружку полилась рубиново-красная струя, в воздухе запахло молодым вином. Тайник наш работал как и следовало, кто бы сомневался, что таким образом офицер проверил, что внутри.
   - Хватит, хватит. - махнул рукой взводный, когда уровень вина поднялся как раз под край.
   Принял кружку, пригубил слегка, а остальное передал солдатам.
   - Хорошее. - сказал. - Но бочонок не возьму, что нам с ним делать? Солдат в дозоре поить? Так нельзя. А вина можно и в корчме купить, где солдату пить сподручно.
   Намек был куда как понятный, и на лице Круглого расплылась искренняя и радостная улыбка.
   - Так мы бы и помочь рады. Серебром возьмете?
   - Серебром и лучше, мне же людям раздавать. - как бы равнодушно сказал офицер, глядя куда-то поверх наших голов. - Как раз по три монеты с фуры.
   - Оно и понятно! - засуетился Круглый, быстро перекидывая в маленький тряпочный кисет деньги. - Это мы мигом, как солдату вина не попить? Понимаем, уважаем.
   Офицер не заломил, по совести спросил, но радовался наш приказчик не от этого. Если о взятках разговор пошел в открытую, то военный уверен в законности товара. С контрабанды ему бы куда больше простой взятки причиталось, уже бы стрельба шла вовсю. Но не догадался.
   Сам в руки взятку брать офицер побрезговал. Мигнул звеньевому за спиной, и тот выхватил кисет у Арио, спрятав в одном из кожаных подсумков, целая прорва которых висела у него на ремнях на груди и поясе. Вообще-то среди них пустых быть не должно. Лишний прицепил?
   - Рогатки снять! - скомандовал взводный, когда мы вернулись в голову колонны.
   И обоз снова тронулся. Втянулись между позиций драгун высокие и длинные фургоны, прошел тыловой дозор, и дорога вновь закрылась.
   - Видал, Вольный? - подъехал ко мне Хрипатый. - Раньше такого не было, чуют что-то власти местные.
   - Что чуют?
   - Боятся, что их каким-то боком в грядущую войну вмешают. Все ее ждут.
   - А винтовки, что везем, рюгельских мастерских?
   - А каких же еще. - усмехнулся тот. - Совет купеческий городом правит и законы против контрабанды предпринимает. А вот как до своей мошны дело доходит, так и единству конец. Мануфактурщик оружейный продает их втихаря, через верных людей, через Демона, например.
   - Демона? - не понял я.
   - Это старика того, с каким Арио встречался, так в Ригеле зовут. - пояснил Бейвер. - Он там весь город своими делами попутал, куда ни плюнь, обязательно в его интерес попадешь. А в его интерес плевать не стоит, можно без плевалки остаться.
   - А ты вот как думаешь, покушались на него или из наших кого? На Арио или Пейро?
   - Откуда я знаю. - пожал тот плечами. - Нам разница в том есть? Все равно всех валить собирались, что их, что нас. А ты молодец, стреляешь быстро. Где научился?
   - Да был у нас стрелок один, учил. - ответил я. - Ну и сам потом, по его науке.
   Более в тот день чего интересного или опасного не случилось. Дошли почти до границы, отмахав восемьдесят верст, если верить столбам, прошли через несколько деревень виноградарских и рыбацких, и возле одной из них, называвшейся Кривые Дворы, встали лагерем, заплатив небольшую мзду местному старосте за пользование общинной землей.
  

------

  
   Обоз шел спокойно, без приключений. Особенного интереса к товару на землях других городов не предъявляли, и узнав, что в города заезжать не собираемся, брали только дорожный сбор. Мы даже каменные не плотили, вываливая в кучи за заставами немалого размера каменюки, которые подбирали в пути и везли из расчета по одному за человека или лошадь, и по два за фургон. Потом уже из этих куч рабы местной власти соберут наваленное и отвезут к крепости, у которой в каком-то месте или толщиной стена прирастет, или высотой бастион.
   Обычай этот завелся почти сразу после Темных Времен, когда выжившие люди начали сбиваться в княжества и начали вместе с тем враждовать друг с другом за удобные места и плодородные земли, скот и женщин. Каждый князь строил себе крепость и процесс этот не заканчивался никогда, ведь нет пределов как совершенству, так и прочности. Всегда умный строитель придумает, куда лишний камень на раствор пристроить. Так и пошло. Каждый приезжий привозил камень или платил малый "каменный сбор", на который можно было бы оплатить лишний десяток взмахов раба в каменоломне и лишнюю сотню шагов быка, впряженного в телегу с этими камнями.
   Разумеется, крепости усиливались не только "сборовыми камнями". У князей, баронов и богатых купцов имелись и рабы, которых на такой работе использовали, и можно было сразу судить о богатстве любой семьи или рода. У кого стены толще и замок выше, тот древнее и богаче. Иные из таких крепостей напоминали какие-то неуклюжие термитники, но вот штурмовать их не каждый бы враг смог. А у ж о княжеские твердыни кто угодно мог зубы обломать, история Новых Времен захватов не помнила. Да и приступы редко случались. Войны все больше были из-за границ или спорных земель, а не на уничтожение. Была еще в людях память о том, как они почти истребили друг друга, сметя с лица земли все, что сами на ней возвели. Потом опасались, и вот Орбель Второй первым такой обычай нарушил, извел мой народ под корень.
   А вообще о былых временах теперь только в сказках рассказывают, о том, что и летать умели, и что свет не от свечей и масляных ламп был, а от электричества, которое уже и добывать разучились. Точнее, в книгах-то прочитать можно, как электричество получить, да кому все это делать, машины для такой добычи? Людей осталось мало, в самом сильном государстве, Лорском княжестве, их тысяч триста, говорят, а в древние времена на этой земле несколько миллионов жило. Для такого же малого числа и одних ремесленников хватает с малыми же мануфактурами, а сделанные ими вещи люди берегут, пользуются подолгу. Вот так и объясняют умные люди то, что не пытаются теперь люди строить те заводы, что раньше стояли.
   А для размножения людей по лицу земли тоже препятствия есть. Случилось что-то во время Темных Времен, зной и сушь поселились на земле. Так оно вроде и ничего, привыкает человек, да жизнь вся возле рек собралась. Кто рекой владеет, тот и землей владеет, кто дает воду, тот дает жизнь. С гор с севера текут реки к морю на юге, и вдоль них расселились. Копают каналы, орошают поля, дерутся между собой, те кто по течению ниже, обвиняют тех, кто выше, в краже воды, что мол все выливают на свои поля и вместо могучего потока до низовий жалкие ручейки доходят. Местами это правда, а местами и не очень, но люди любят поводы для вражды, пусть и не каждый из них приводит к драке.
   Есть и сырые места, джунгли, в которых москиты заражают людей тяжкими болезнями, а сам человек, проведя несколько времени в такой духоте, начинает гнить заживо. На нем и прямо в нем, под кожей, поселяются паразиты, быстро его убивающие, вода в тех местах мерзкая и поганая, а родники редки, вот и живут там только рабы да пропитые насквозь их надсмотрщики, забубенные и озверелые, человеческий лик потерявшие, и привозят оттуда плоды сахарного дерева и упругие шары каучука, которым так хорошо пропитывать ткань непромокаемых плащей и тентов.
   Путь до южных границ Поречья был в восемьсот верст, так что дошли мы за десять дней, как и планировали. Шли опасаясь, но нападать на нас не стали. Видели пару раз подозрительных людей, но оценив силу охраны и количество вооруженных возниц, те пропускали наш обоз, хоть сразу было понятно, что будь нас меньше - пришлось бы за свои жизни драться. На седьмой день похода довелось увидеть Дерево Смерти - огромную сосну посреди поля, на которой висело с десяток повешенных, причем совсем недавно, птицы даже лиц не успели толком расклевать. Если судить по крикливо-яркой одежде, да и просто по табличкам на груди, повесили разбойников. Наткнулись те, видать, на кавалерию местного войска - земля вокруг дерева вся была копытами конскими истоптана.
   На десятый день пути Круглый Арио сказал, подъехав ко мне:
   - Последний привал, завтра ночью с людьми из Поречья встречаться будем. Не передумал?
   - Нет, передумывать не умею. - ответил я ему. - С ними ухожу?
   - С ними, верно. - кивнул он. - Познакомлю, все объясню. А вот это возьми, тут сто золотых.
   Он сунул мне в руку тяжелый кожаный кошель, завязанный туго шнурком.
   - Пересчитывать не будешь? -чуть удивился он, когда я не открывая, сунул его в сумку.
   - А зачем? Если обманул, то ты не человека на службу нанял, а всего лишь кошель выбросил. - пожал я плечами. - А тебе ведь служба нужна?
   - Верно, служба. - усмехнулся тот. - А кошель лишь означает, что мы никого из верно служащих не забываем. Каждый бывает вознагражден заслугам соответственно.
   - А "мы" - это кто? - уточнил я.
   - А вот "мы", Тайный Двор, который еще втихаря Усадьбой Зарама. - улыбка стала шире. - Сам-то купец скончался немощами, а мы вот дело тянем понемногу. Там меня и ищи, случись в непонятное попадешь.
   - Я понял.
   - Это мы друг друга поняли, как мне кажется. - сказал Круглый Арио и направил лошадь к обозу.
  
   ------
  
   Действительно, следующую ночь провели не возле дороги. Еще днем свернули на север, прошли по извилистому пути верст тридцать, не меньше, и лагерь разбили в распадке между двух длинных холмов, на которых и выставили посты. Видно было сразу, что место всем знакомое, очень уж привычно располагался на привал обоз. Разжигались костры, готовилась еда, но все были настороже.
   Ближе к полуночи дозор доложил о приближении всадников. Сначала к лагерю приблизились всего пятеро, затем к ним подтянулись еще десятка три.
   - Твои товарищи будущие. - сказал Арио. - Пора знакомиться, так что готовься. Если есть какие вещи в фургонах - собери.
   - Все свое ношу с собой. - ответил я.
   - Ну и правильно. Поехали навстречу.
   Всадники между тем шагом втягивались по распадку в долину. Тут я уже точно их сосчитал, тридцать четыре человека на встречу прибыли, а за ними, тихо погромыхивая бортами и постукивая хорошо смазанными колесами о камни, катили три телеги. На больше у нас тайного товара и не было в обозе, остальное все вино занимало.
   - Что, дальше скрывать никто не будет оружие? - уточнил я.
   - Верно. - кивнул Арио. - Орбель в Валаше правит, а тут, в горах, вот эти самые. Тут им опасаться некого.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

51

  
  
  
  

Оценка: 7.39*17  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019