Плохо. Бегущий за тобой человек держит в руке нож. Ты потерял время чтобы оглянуться, вдохнул не полной грудью. Зря? Или не зря? Секунда. Адреналин. Жар. Время замедлилось. Нож. Бабочка, китайская бабочка. Ты видел такие в ларьке переходе метро. Желтого металла рукоятка, небольшой клинок. Мелькает между пальцами. У мента китайский нож из отвратительной стали. Вторая. Через несколько секунд он тебя догонит. Он обучен догонять. Он натренирован догонять. Догонять и задерживать. Винтить. Укладывать рожей в землю, заламывать руки и защёлкивать наручники. И отвозить в отдел. Но не сегодня. Сегодня у него нож.
***
Конец девяностых. Декабрь 1998. Чужой холодный город. Чужой и уже ненавистный. Район из панельных коробок, чем то напоминающий родину. На родине нет панелек, кирпич; да и вся она размером с половину этого вросшего в берег Волги бетонного массива. Мало снега. Почему в этом городе так мало снега? Только у шестиполосной трассы полутораметровые отвалы. А ведь уже через две недели Новый Год.
Я приехал в этот спальный район на краю города за гитарой. Ничего не скажешь, практичный поступок отдать последние деньги за музыкальный инструмент когда и жрать-то нечего. Но без гитары было совсем тоскливо, хотелось выйти в подъезд на первый этаж, позвонить в железную дверь с окошком, отдать мятый червонец тёте Маше, выглянувшей в железную дырку, получить взамен полулитровую бутылку палёной водки с подмешанным димедролом и цедить её весь вечер впадая в забытьё, а потом под утро надсадно блевать желчью. Гитару тоже звали Маша. Мария, моя ровесница, полуакустика. В книжке оставшейся от отца я видел три марии - шестиструнка, бас и двенадцатиструнка. В газетном объявлении речь шла о двендацатиструнке. Желтый с оранжевыми подпалинами корпус, скрипичные вырезы. Лишь бы гриф был прямой. Рубль падал каждый день и лучше отдать бумажки за нехитрый инструмент для души, чем через месяц прожрать их одним днём в институтской столовке, так думал я, выходя из троллейбуса. Было -10, шёл легкий снежок, темная громада жилого массива чернела на фоне белесого неба и припорошенного снегом газона.
***
Восьмидесятые, брат в школе. Двоюродный дядька в гостях, мать на кухне. У тебя в руках ножик брата, его новый деревянный нож, он сделал его сам. Держишь его на вытянутой руке.
-Эх, Ромка, резать меня собрался?
-Дядь Вань, а деревянным ножом можно порезаться?
-Порезаться можно, порезать нельзя. И ты его держишь неправильно.
-А как правильно?
-Не показывай его мне, Ром, прячь за спиной. И не доставай нож если не хочешь резать.
-Ты что такое парню рассказываешь? - вмешивается мать - У него и так двойка за поведение. - Ваня не унимается:
-Рукоятку обхвати, большой палец на указательный. Нож за спиной. Вот так.
-А резать то как? Нож то за спиной!
Ваня смеётся показывая желтые зубы, похожие на консервированную кукурузу. Берет твою руку и показывает. Дуга. Нож идёт по дуге.
***
Лето, почти уже лето. Девятое мая. Шашлыки. Вибра в кармане. Ромка достал телефон. Лариска. Не передумал? На Синюю Гряду? Погода шепчет - займи но выпей. На Синюю Гряду так на Синюю Гряду, хотя как же не хочется именно туда. Миша на машине, закинет нас, на автобусе долго.
***
Синяя Гряда. Лесопарк. Ты не был там десять лет. Тебе туда не хочется, у тебя новая жизнь. Но отшучиваться уже не получается, это становится странным. На откосе Волги, почти за городом пьёт и празднует весь горд милионник, а ты там ни разу не был? Живёшь тут уже десять лет и ни разу тут не был? Сигнал автомобиля, это Миша и Лариска. Берешь мангал, спускаешься из подъеда. Сегодня праздник.
***
Минус десять. Снежок. Я иду вдоль домов, железные двери подъездов, почти никого. Два парня у подъезда в трениках и майках. Минус десять. Курят.
- Здорово мужики, это сто семьдесят третий дом?
Пауза. Слишком долгая. Я тушуюсь. Что не так? Нездешний акцент? Тяну окончания, окаю. А может берцы не понравились? Плевок под ноги.
-А кто спрашивает?
-Да вот я спрашиваю. Перед тобой стою и спрашиваю. Неужто не видишь?
-Дохуя умный?
Чешет лицо. Щеку. Это плохо. И полуодетый на морозе - тоже плохо. Что там у него с рукой? На локтевом сгибе левой - синяк. Парень на героине. Он опасен, очень опасен. Лицо чешет - не самый чистый состав, даёт аллергию. Чувствительность к холоду притупляется. Все три признака по одиночке не значат ничего, три разом - совпадений не бывает. Адреналин в крови заставляет голос предательски дрожать.
-Я ищу сто семьдесят третий дом, тебе трудно подсказать где он?
-Документы, сука!
Какие документы? Районный гопник спрашивает ксиву? Он уже держит меня за рукав куртки. Крупней меня, тяжелей килограмм на пятнадцать.
-Военный билет, где твой военный билет? Ты служил, сука?
Он тычет ксивой. Сержант милиции. Фото его. Он в трениках с надписью адидас и в майке. На нём тапочки с искусственным розовым мехом и глазами пуговицами. Сержант милиции.
***
Семен Иванович Токарев. Человек в форме подполковника склонился над бумагами.
- Нельзя тебе, Ромка, в армию.
Рома насупившись сидит напротив и смотрит сквозь подпола в стену.
-Поступай в институт, учись, без тебя повоюем.
Стена за подполковником из набранных лакированных дощечек. Из каждой можно вырезать ножик как был у брата. Даже лучше, много лучше. Рома помнил Семена Ивановича в прихожей сталинки. Мать рыдает в голос. Старший брат всё уже понял. Ромка пока нет. Батя остался в Афгане. А через двенадцать лет Семён принесёт вторую похоронку, уже из Чечни. Ромка держит в руках джойстик компьютера, он держал его ещё два часа после того как ушёл пришедший во второй раз Семён Иванович. Только потом он узнает, что брат погиб в драке с первогодком, от заточки в печень, в казарме. Уже после отбоя. А не на боевом посту, как сообщил матери военный комиссар, подполковник Семён Иванович Токарев.
***
-Не служил. В институте учусь.
-Я за тебя, пидора, в девяносто пятом три командировки в Чечню отъездил...
Вырываюсь, подножка, тяжелый сука, упал. Он упал, я бегу. Второй не побежал, хорошо. Незнакомый район. Незнакомые дома. Где то в каменной клетке дома на стене висит гитара Мария. Её хотят продать, потому что нужны деньги, после августа, такого далёкого, всем нужны деньги. Лишь бы у неё был прямой гриф.
-Стой стрелять буду!
Смешно. Смеюсь, сбиваю дыхание. Из чего ты будешь стрелять, урод. У тебя что, табельный ПММ в трениках? Из шприца иголкой в меня выстрелишь? Бежать вперед. Ситуация абсурдна. Ситуация опасна. Наркоман с ментовской коркой метрах в пятнадцати. Дыхание не сбивает. Розовые тапочки. Зачем я тебе, товарищ сержант? Смеюсь, сбиваю дыхание.
***
Пьянка только начинается. Коллеги на поляне. Выгружаем уголь, вино, мясо, отдаю мангал. Миша просит поставить с ним машину. Миша - душа компании, по другому не может быть. Для того чтобы быть душой компании Мише надо выпить. А для этого Мише надо поставить машину. Полчаса, обратно на тролле. Одному скучно. Тащить Лариску Мише не хочется. Лариска, худая сучка с блядским характером его давно заебала, это видно всем. Миша просит меня поставить машину с ним. Едем. Ставим. Садимся в троллейбус. Вибра. Номер на +46, Швеция. По работе. Миша навострил уши. На связи Роберт. Звонит за счёт фирмы, из лаборатории. Экономит деньги на международных звонках с личного мобильника. "Hej, Robert!" Я не говорю по шведски, а Роберт по русски, говорим на неродном для обоих английском. "Да, лабораторию мы обесточили, это не авария. Просто бережём электричество. Спасибо, Роберт, что проверил. Да, у нас выходной, праздник. Какой? С полвека назад надавали подсрачников твоему соседу, гастарбайтеру из восточного райха, с тех пор пьём каждый год. Caught it?" Смеётся. Он понял о ком я? Понял, Роберт смышлёный. Вышли из троллейбуса. Я не был тут десять лет.
***
Деньги потрачены на шмотки. Не на гитару. Не на новые шмотки. На ношеные буржуйские шмотки. Девяностые. На развалах секонд хендов есть всё. Кудри "под Есенина" сбриты. Нос сломан. Первым кретином-хипарём, который посчитал меня скинхедом. Это хорошо, так меньше шансов, что найдут.
***
Роберт рассказывает о своём новом доме, о своих дочках, близняшках с ослепительно белыми волосами, на следующий год они пойдут в школу. Он рад что сегодня можно уйти раньше, ведь русские сегодня не работают и помощь в лаборатории не нужна, никто не будет звонить. Миша насупившись идёт рядом, он бы с радостью тоже поговорил с Робертом, но тот, увидев удаленно выключенное нами оборудование, позвонил мне, а не Мише. Роберт стесняется звонить Мише, он так и не смог научиться выговаривать русское имя Mikhail, а звать Мишу Майклом он не хочет, боится оскорбить ранимую душу русского айтишника. Тот самый дом. Новенькая табличка. Номер сто семьдесят пять бэ. Десять лет назад такая табличка могла спасти жизнь. Идём дальше, в сторону откоса. На стене дома прикручена плита из нержавейки. "Здесь, в 1998 году зверски убит при попытке задержания особо опасного преступника наш сын, друг и коллега, сержант милиции Федор Санин".
***
Миша рассматривает ромин нож, которым только что разрезал слишком большие куски шашлыка.
-Где ты берешь такие ножи?
-Этот из Швеции привёз, Мора, а вообще сейчас и наши стали отлично делать, думаю поменять вскоре. Могу тебе продать этот. - отзывается Роман.
-Да зачем он мне, такой свинорез. И рукоятка зеленая, не мой цвет.
-Ромочка, зачем тебе такой ножик? Зачем ты носишь ножики Рома, ты же и мухи не обидишь. Вдруг тебя самого им и зарежут. Подари мне его, мне как раз зеленый цвет идёт. Я им буду Мишку тыкать если тот напьётся.
Миша уже напился, он посерьёзнел, спрашивает глядя в глаза:
- Ромыч, ты смог бы человека убить ножом, как считаешь?
Взгляд. Не отводить взгляд. Второе мишкино образование - психология. Не переиграть.
-Я много думал об этом, Миш, наверное нет...
***
Минус десять, снежок. Бегущий за тобой человек не скрывая держит в руке нож. Это бабочка, китайская бабочка, он пытается её открыть. У него плохо получается, ты видишь это краем глаза, ты слышишь позвякивание металла. Нащупываешь в правом кармане выкидушку. Доли секунды. Китай, тоже китай, сталь никудышная. Зато автоматический. Ты резал им колбасу в поезде, когда ехал поступать в институт. Летом, ещё до дефолта. Попутчик, дед с военной выправкой косо глядел на тебя и на твой щёлкнувший китайский нож. Вынимаешь руку с нераскрытым ножом, заводишь её за спину, щелчок, перехват, нож в замке пальцев. Сержант бежит на тебя, орёт что то, доли секунды, подныриваешь, падаешь под его руку и наносишь удар в живот из за спины, ещё один. Нож ходит по дуге. Оседает. Совсем немного крови. Бежишь дальше. Несколько километров бежишь дальше. Падаешь на жесткое теплое сидение трамвая. А на следующий день, уже в новой одежде пахнущей секонд хендом, вспоминаешь удивление в глазах сержанта Санина и блестящие гаражные ключи в его правой руке, которые ты принял за нож.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
