Аннотация: АНПИЛОГОВ Илья Владимирович, 27 лет, студент Курского государственного университета (филологический факультет, отделение журналистики).
ЧЕЛОВЕК И ВОЙНА
-Скорей бы война началась.
- Война? С кем?
- Какая разница... Веселей бы стало.
Диалог из художественного фильма "Дикое поле"
Чтобы не было разночтений, сначала необходимо определиться с терминами и понятиями.
Литература - это наука о внутреннем мире человека (Раньше говорили "о душе", но с введением в российских учебных заведениях "Закона божьего" это теперь разные понятия).
Современная литература - произведения современников, и не только о современности.
Человек - живое существо.
Война - уничтожение одного существа другим всеми доступными способами.
Сволочизм - наглый обман доверившихся тебе людей или высшая степень подлости.
Лев Толстой в "Севастопольских рассказах" настойчиво проводит мысль, что война - это противоестественное сущности человека занятие. Однако уже его "Война и мир" дополняет эту мысль: если война за дело, то можно. Эти две позиции в совокупности стали классическим постулатом, на много лет вперёд определив направление развития нашей отечественной военной литературы.
Под словом "дело" при этом понимались разные вещи: вера, царь, отечество, освобождение порабощённых народов, интернациональная помощь, исконные земли, контр-террористическая операция, мир во всём мире или принуждение к миру на худой конец.
Пафосно-возвышенное определение войны по-солдатски приземлил Виктор Некрасов "В окопах Сталинграда": война - хреновая работа, но кто-то же должен её делать (изящнее, конечно, было бы написать "дерьмовая" или "грязная", но это звучало б не совсем по-русски).
Наша сравнительно молодая афгано-чеченская литература добавила к этому постулату свои подпункты.
У Владимира Маканина "Кавказский пленный" оказывается вдруг тоже человеком, и старый вояка, который никак не может выйти из войны, начинает о нём заботиться, как о человеке. Правда, эта забота сильно напоминает рассказ деревенского жителя, выселенного из "чернобыльской зоны". Когда он через много лет вошёл на свой двор, то увидел посреди него лису, которая сразу же предупредила об опасности пасущихся вокруг кур. Лиса тоже проявила о курах заботу.
Герман Садулаев, излагая "Апокрифы Чеченской войны", проводит ещё более конкретную мысль: ствол уровнял всех в правах, и жить будет тот, кто первым нажал на курок. Это вполне библейский постулат о праве богочеловека на жизнь и смерть, и он созвучен исканиям Захара Прилепина бога на войне, но скорее всего "бог там (на войне) ни разу не был".
Вячеслав Миронов, доказывая модным сегодня реализмом развороченных внутренностей и сочащихся кусков человеческих тел, "Я был на этой войне", выводит основной закон жизни на ней: здесь пуля решает любой вопрос. И изображённое им (именно "изображённое", так как реалии намного скучнее, скупее и потому страшнее) воинство, следуя этому закону, раскрепощается полностью, до нутра, до самозабвения.
Диссонансом звучит в этом ряду Олег Ермаков с его неуместными на войне вопросами в "Афганских рассказах": кто мы? зачем здесь? кто послал? Такие вопросы интересуют лишь профессиональных пропагандистов, а не окопников. Бывает, конечно, кто-то запустит: "А на кой чёрт мне всё это надо?", но либо сгоряча, либо от большой тоски по дому.
Несколько особняком в стороне от общего русла стоят "Цинковые мальчики" Алексеевич и "Вторая чеченская" Анны Политковской, потому что эти произведения отражают стремление женской логикой постичь жестокую логику войны. И постигают они её чисто по-женски, "кулачком рот зажав".
Однако все эти дополнения не изменили ни на йоту классические постулаты, так и не ответив на основной вопрос литературы: что же происходит внутри человека на войне?
Как это ни странно, но полнее и точнее всех на этот вопрос отвечает не художественное произведение, а историко-публицистическая трилогия Марка Солонина под авторским названием "Бочка и обручи", хотя по духу произведения ему больше подходит именно то громоздкое название, которое дал ей издатель: "22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? На мирно спящие аэродромы... 23 июня".
Этот "триножник" Марка Солонина - самая пронзительная книга о войне в современной литературе, где он буквально препарирует как войну так и человека войны, хотя по времени это произведение охватывает совсем крохотный фрагмент Второй мировой войны.
Автор трилогии отнюдь не стремится стать в нравоучительную позу и, быстро расчленив человека, показать, что у него внутри. Наоборот, он нагружает читателя номерами воинских частей и подразделений, размазывает их по географии, нагромождает огромную массу брони, стволов, снарядов, горючего и всего того, что пожирает война в неимоверных количествах. Делает это упорно и настойчиво, пока отупевший от этого нагромождения читатель ни увидит под ним копошащихся там людей.
Только тогда читателю приходит в голову мысль, что всё это военное имущество превращается в хлам, не успев даже заржаветь, если человек не хочет воевать! И происходит это не от страха, трусости, непатриотичности, лени, а просто потому, что у человека появилось право выбора. И он выбирает штык в землю, потому что хочет жить, пахать, рожать. Воевать он станет лишь тогда, когда все варианты жизни вне войны будут исчерпаны.
Это как горная тропа. Она обязательно проходит по самому удобному маршруту, потому что из множества вариантов путники всегда выберут оптимальный.
Есть фанатики войны, есть отчаюги, есть трусы и предатели, но не они определяют ход войны, а серая солдатская масса. И по Солонину ход войны меняют не великие полководцы, не заградительные отряды, не горы оружия, а люди с чувством человеческого достоинства, которые не станут отдавать свою единственную и неповторимую жизнь только за то, чтобы их этого достоинства лишили. И это чувство собственного достоинства появляется у человека лишь тогда, когда у него есть право осмысленного выбора. Нет выбора - нет и человека. Есть только машина для убийства, и живёт она ровно столько, сколько ей необходимо времени до встречи с более совершенной машины.
Самое удивительное, но Солонин не оставил противникам его видения мира человека на войне никаких лазеек для оспаривания. Он их просто закрыл и тоже фактами чисел. От этого его "человек с ружьём" лёг в картину войны, как последний пазл. И этот "пазл" не просто занял своё место в общем строю, а связал отдельные части и оттенки войны в единое произведение, сохранив при этом весь её рельеф, атмосферу, запах. Хотя казалось бы, какой может быть запах от чисел? Ан, подишь ты.
Вот и поставлены последние точки, и вбит в войну последний гвоздь, и зафактовано всё это "цифирью". Можно гордо воззрить на плоды трудов своих. Однако неугомонный историк на этом не останавливается. Теми же цифрами, сложив из них убийственные числа, бьёт он наотмашь: личное человеческое достоинство есть лишь у тех, кто не имеет привычки к рабству, а этим качеством ни советские люди, ни их аналог мы - россияне, не обладают. Даже если оно, то есть это достоинство, вдруг у нас и появляется, то очень быстро проходит, как насморк или наваждение. И против математики не попрёшь.
Поэтому наша военная литература может с любой степенью достоверности описывать любую войну, на самой высокой ноте воспевать великие подвиги её героев и изливать дикую ненависть на наших врагов. Всё равно это будет война рабов за Юрьев день, когда можно безбоязненно поменять один хомут на другой такой же, пусть новее и красивее, но всё равно хомут, а за каждым героизмом обязательно будет стоять чей-то сволочизм. И никаким знаменем это не прикрыть. Тем более со знамёнами у нас вечная путаница.
Отмечая, например, как всегда с большой помпой очередную годовщину Победы в Великой Отечественной войне, мы обязательно расцветим улицы и площади российских городов государственными флагами, что понятно: государственный праздник как никак. Смущает только одно обстоятельство. Во время Второй мировой войны российский триколор был в одном единственном месте: на рукаве мундиров бойцов и командиров Русской освободительной армии генерала Власова, которая воевала на стороне Германии. Так кто же победил в той войне?..
Кто-то захочет с Марком Солониным спорить? Бесполезно. Спорить можно там, где есть сомнения и разные стороны одного и того же вопроса или, как говорят логики, когда есть предмет спора. Здесь же без эмоций одна голая арифметика - наука точная, где дважды два всегда четыре. И нет обратной стороны медали.
АНПИЛОГОВ Илья Владимирович, 27 лет, студент Курского государственного университета (филологический факультет, отделение журналистики).
