Когда Алексей вошел, допрашиваемый уже сидел на стуле. Невысокий мужчина лет двадцати пяти, слегка небритый. Глаза серые. Стрижка короткая. Типично славянское лицо. На левой скуле ‒ след удара, уже заживший, кожа только отдает в желтизну. Майка ‒ темно-зеленая. Загар. Руки ‒ худые, пальцы ‒ ловкие, на левом мизинце ‒ сорван ноготь и неплотно прилеплен пластырь.
‒ Здравствуйте, ‒ сказал Алексей.
Допрашиваемый кивнул. Появление Алексея он воспринял спокойно. Взгляд его мало что выражал.
Алексей достал из сумки пластиковую бутылку, скрутил крышку, налил воды в пластиковый стаканчик и поставил его на стол. За стаканчиком на столе появился диктофон. Алексей проверил заряд батареи и включил запись.
‒ Здравствуйте, ‒ снова сказал он. ‒ Старший лейтенант Северский, Алексей Алексеевич. Дознаватель ФСБ. Я должен провести ваш допрос.
‒ Допрашивали же уже, ‒ разлепил губы сидящий.
От Алексея не укрылась тень усмешки.
‒ Ничего, ‒ сказал он, ‒ потерпите. Это же не пытка, да?
Мужчина чуть качнул головой.
‒ Кажется, нет.
‒ Хорошо.
Алексей сел, оказавшись напротив пленного. Диктофон подвинул к середине стола. Туда же поставил воду.
‒ Назовите себя, ‒ попросил он.
‒ Пожалуйста, ‒ сказал допрашиваемый, отклоняясь на спинку стула, ‒ Остапенко, Александр Григорьевич. Шестьдесят шестая механизированная. Лейтенант.
‒ Русский? ‒ спросил Алексей.
Лицо мужчины дернулось.
‒ Не дождетесь.
Алексей улыбнулся одними уголками губ.
‒ А говорите на русском.
‒ Так страна триста лет под вами. Три поколения ‒ и кто хочешь будет говорить на вашем собачьем языке.
‒ Учили бы украинский.
‒ Некогда было.
‒ То есть, о происхождении украинского языка вы ничего не знаете. О Речи Посполитой, об Австро-Венгрии, о Котляревском...
Допрашиваемый шевельнул плечом.
‒ Вы мне эту хрень не задвигайте. Знаю я... В Москве много чего понаписали за триста лет, чтобы мы под вами ходили, как вечные рабы, бумажки, типа, исторические документы.
‒ Да, документы.
‒ Вранье.
‒ А что не вранье?
‒ Что мы ‒ свободный народ.
‒ А Донбасс?
Взгляд допрашиваемого сделался острым.
‒ Странный у вас допрос.
Алексей поправил диктофон.
‒ Считайте, что я одновременно провожу психиатрическую экспертизу, ‒ сказал он. ‒ Оцениваю вменяемость.
‒ Не псих ли я?
‒ Да, Александр.
‒ Ну-ну.
На этот раз усмешка задержалась на лице пленного дольше.
‒ Так что Донбасс? ‒ напомнил Алексей. ‒ Как быть с Луганском? Они тоже вроде бы свободный народ.
‒ Они ‒ сепары.
‒ Объясните.
‒ Украина ‒ едина, ‒ после паузы сказал мужчина. ‒ И есть территориальная целостность. Все это признают. Даже ваша Рашка. И каждое государство имеет право защищать эту целостность любыми средствами.
‒ Нет.
Допрашиваемый скривился.
‒ Да-да, еще скажите мне, что только у Москвы есть такое право. Сколько вас не слушаешь, все одно. Прикрываетесь какими-то высосанными из пальца, из воздуха, из одного места фактами...
‒ А переворот на Украине был? ‒ спросил Алексей.
‒ Не было.
‒ А что было?
‒ В Украине был майдан.
‒ Который скинул законного президента.
‒ Янукович сам сбежал!
‒ Угу, ‒ кивнул Алексей, ‒ и к власти пришли...
‒ Патриоты Украины.
‒ Я бы сказал ‒ фашисты.
Пленный заулыбался.
‒ Да нет в Украине фашистов.
‒ Совсем?
‒ Ну, ходят какие-то придурки с флагами... Это что, фашизм?
‒ И не убивают никого?
‒ Нет.
‒ А Одесса?
Допрашиваемый рассмеялся.
‒ Ой, как будто вы там были!
‒ Не был, ‒ сказал Алексей, поиграв желваками.
‒ Там ваши сами себя пожгли. Коктейли отбиваться наготовили...
Допрашиваемый подернул плечами, подразумевая, что видит в этом несчастный случай, не повезло сгоревшим, вот и все.
‒ Хорошо.
Алексей достал из сумки папку. По одной он принялся выкладывать из нее фотографии перед пленным, каждый раз давая несколько секунд на просмотр. Факельные шествия, солдаты в форме, зигующие парни и девушки, Дом Профсоюзов, огонь, свастики, надписи, убитые, замученные, изнасилованные.
На лице допрашиваемого не дрогнул ни один мускул. Он разглядывал фотографии, словно оценивал качество бумаги и цветовую гамму.
‒ И что? ‒ спросил он.
‒ Это фашизм? ‒ Алексей ткнул пальцем в фото мертвой девушки с вырезанной свастикой на животе.
‒ Я вам таких фотографий...
‒ То есть, фашизма нет?
Допрашиваемый почесал щеку.
‒ Ну, даже если и есть, то я не вижу в этом чего-то этакого. В стране война, кого-то заносит, кому-то башню срывает. Но лучше уж фашист в окопе, чем сепар. Там стойкие ребята, идейные.
‒ Это ‒ война?
Алексей снова ткнул в снимок. Допрашиваемый поднял на него глаза, в которых мелькнуло тихое раздражение.
‒ Это враг. Сепар.
‒ Как же вы так сразу поняли, Александр? ‒ спросил Алексей, принимаясь собирать фотографии.
‒ Просто так свастику не вырезают.
‒ Угу. Девушка в гражданской одежде, без оружия, замучена и убита. Но если уж убита, то за дело, да?
Допрашиваемый пожал плечами.
‒ Наводчица.
Алексей не сразу смог уложить фотографии в папку ‒ внутри его трясло, не давало сладить рукам со снимками.
‒ То есть, вы оправдываете такие методы обращения?
‒ Почему оправдываю? Это война.
‒ С кем?
‒ С сепарами.
‒ С детьми, стариками, женщинами? Вы с кем воюете, Александр? Вы против нас воюете или с ними?
‒ И против них.
‒ Почему?
‒ Сепары.
‒ Может, в первую очередь, все же люди?
‒ Не, ‒ улыбнулся допрашиваемый, ‒ в первую очередь, сепары. А потом уже можно разбираться, люди они или...
‒ Кто?
‒ Законные цели.
‒ Вы понимаете, что это терроризм? ‒ спросил Алексей. ‒ Вы сейчас оправдываете немотивированные убийства мирных жителей. Впрочем, это даже не террор. Это геноцид. Истребление по национальному, языковому признаку. И это уже никак не является благородной освободительной войной. Которая, кстати, так и не была объявлена.
Допрашиваемый покивал.
‒ А вы что, лучше поступаете? ‒ оскалился он.
‒ Примеры.
‒ Какие примеры? Всем и так все видно.
‒ Примеры, пожалуйста, ‒ сказал Алексей твердо.
Пленный вздохнул.
‒ Все вам мало. Голодомор, подойдет?
‒ Нет.
‒ Ой, давайте, не было голодомора! Скажите, что не было. Оно ж так правдиво звучит!
‒ Не было.
‒ Десять миллионов украинцев сгибли от этого вашего "не было"! Селами, областями вымирали!
‒ Сколько? ‒ удивился Алексей.
‒ Десять!
‒ Не пятнадцать?
Допрашиваемый качнулся на стуле и выпрямился.
‒ Понимаю, сарказм. Почему не двадцать, да? Но вам, в Рашке, в своих болотах, где вы комарами давитесь...
‒ Угу.
‒ Вам эти миллионы костью в горле встанут! Каждый из вас ответит...
‒ Дети тоже?
‒ Каждый!
Алексей долго смотрел в напряженное, внезапно побагровевшее лицо напротив. Белели, чуть ли не светились вытаращенные глаза.
‒ Откуда это в вас, Александр? ‒ спросил он.
‒ Что ‒ откуда?
‒ Ненависть.
‒ А то вы не знаете!
Допрашиваемый, мгновенно успокаиваясь, расслабленно вытянул ноги, звякнул наручниками. На губах его вновь проступила ухмылка.
‒ Настоящей ненависти вы еще не видели, ‒ сказал он.
‒ Так вот, про голодомор, ‒ как ни в чем не бывало произнес Алексей. ‒ Это тридцать второй-тридцать третий годы двадцатого века. Настоящий голод был в областях, которые в то время были под Польшей и, кажется, под Словакией. Может, под Австрией, точно не помню. Это Закарпатье. Европейская и американская пресса писали об этом. На Украине же, в Украинской ССР убыль населения от голода, скорее всего, за эти два года составила миллион, полтора миллиона человек. Но голод это был странный.
Кривая улыбка выползла на лицо допрашиваемого.
‒ Не верите? ‒ поинтересовался Алексей.
‒ Вы врите, врите, ‒ сказал пленный. ‒ На меня ваша обработка не действует.
Алексей пожал плечами.
‒ Голод был странный, ‒ повторил он. ‒ Пик смертности случился в мае, июне, июле тридцать третьего года. В летние уже месяцы, когда полно зелени в огородах. Это по статистике. Опять же есть архивные документы. В тридцать втором, действительно, был неурожай, были случаи саботажа, коллективизация на Украине, как, впрочем, и по всему Союзу, не шла гладко. Но это, опять же, сопутствующие факторы. Основное ‒ голод был...
Допрашиваемый фыркнул.
‒ Странный! ‒ выкрикнул он.
‒ Да, ‒ кивнул Алексей.
Из второго отделения папки он вытащил два фотоснимка.
‒ Вот это, ‒ он выложил перед пленным первую фотографию, ‒ голод в Поволжье в те же годы.
Со снимка глядели в объектив тощие до невозможности люди. Четверо. Из одежды ‒ штаны. Обтянутые кожей черепа. Впалые животы. Ребра ‒ как в анатомическом театре. Не люди ‒ скелеты.
Допрашиваемый посмотрел со скукой.
‒ А это ‒ Украина.
Алексей положил второй снимок рядом. На нем дети и взрослые демонстрировали вздувшиеся животы. Пленный пошевелил фотографии ногтем.
‒ Вы подготовились, ‒ сказал он.
‒ Популярная тема, ‒ сказал Алексей.
‒ И что я должен увидеть?
‒ Разницу.
‒ Типа, украинцы отожратые? Не голодали, получается?
‒ Голодали, ‒ сказал Алексей. ‒ Только это ‒ не голод, ‒ глазами показал он на второй снимок, ‒ это микотоксикоз. В основном, отравление гнилым хлебом. Умные, в кавычках, селяне, припрятывали урожай от хлебозаготовителей, зарывали в землю, он, разумеется, всю зиму гнил, и уже по весне шел в пищу. Или на черный рынок.
‒ Незачет, ‒ объявил допрашиваемый.
‒ Почему?
‒ Хрень полная.
‒ Не верите.
‒ Не-а.
‒ Можете сами изучить вопрос, ‒ предложил Алексей.
‒ По вашим фальшивым документам? ‒ хмыкнул допрашиваемый. ‒ Вы в этом мастера, всем известно. И фото сляпаете, и, наверное, съемку под старину смастрячите, как нечего делать, акты, доклады, справки, актеров подкрасите, не покормите несколько дней ‒ вот вам и трупы из Поволжья, тех, кто потолще, конечно, сразу в украинские трупы можно зачислить! Рассейские доказательства! Не кот чихнул!
‒ А какие доказательства вы бы приняли, Александр?
‒ От вас ‒ никаких.
‒ Даже если бы в России вам сказали, что Земля ‒ круглая?
‒ Ага.
Алексей убрал фотографии.
‒ Хорошо, ‒ сказал он. ‒ Что еще мы сделали, чтобы нас ненавидеть?
‒ Все! Всюду лезете, везде свой москальский нос суете, все, что плохо лежит, сразу к рукам прибираете!
‒ Что, например?
Допрашиваемый тряхнул наручниками.
‒ Крым!
‒ Юридически он никогда не был украинским, поскольку передавался с нарушениями процедур, без общесоюзного референдума и кворума в Президиуме. Фактически являлся украинским шестьдесят лет. И то, как автономная республика. Некоторые области Восточной, Западной и Центральной Украины были переданы Украинской ССР в двадцатых годах прошлого столетия и после Великой Отечественной. То есть, у них набирается уже под сто лет существования в рамках, скажем, украинского мира. Но вы знаете, что с выходом из состава Советского Союза Украина, в сущности, утратила право на эти области?
‒ Не знаю, и знать не хочу!
‒ Прекрасный ответ!
‒ Нет, ‒ ухмыльнулся допрашиваемый, ‒ это подходцы у вас прекрасные. Все у вас Рашке в плюс, все вам должны, всех готовы раздеть до нитки, Крым вам отдай, Донбасс с Луганском отдай...
‒ Кажется, это было свободное волеизъявление...
‒ Да-да, под дулами автоматов...
‒ Противоречия не видите, Александр? ‒ спросил Алексей.
Пленный осекся, нахмурился.
‒ Какого?
‒ Если голосовали под дулами автоматов и не хотели присоединяться к России, то против каких сепаратистов вы тогда воюете?
Какое-то время допрашиваемый молчал. Склонив голову, он смотрел вниз, на свои руки, лежащие на коленях, на металлические обода наручников. Губы его при этом беззвучно шевелились, словно он сам с собой вел мысленный спор.
‒ Хитро, ‒ наконец, поднял взгляд пленный, ‒ но в том-то и дело, что никакого противоречия нет.
‒ Сепаратисты есть? ‒ спросил Алексей.
‒ Есть.
‒ Сгоняли их под дулами автоматов?
‒ Не, ‒ мотнул головой допрашиваемый, ‒ сгоняли других.
‒ И где они, эти другие?
‒ Это у вас надо спросить, куда вы их. Может, в Рашку вывезли, может, того, в землю...
‒ Интересная логика.
‒ Да-да, прикрывайтесь своей логикой.
‒ Может, и Донецк бомбили мы? И ЗАЭС?
‒ Конечно.
‒ Зачем?
Допрашиваемый расхохотался.
‒ Чтобы все думали, что это мы! Что Украина бомбит! Вы же без вранья не можете! Вам даже своих людей не жалко! Глушите их из всех калибров, потом на нас валите! Мол, это украинские военные!
Алексей обнаружил, что держит папку так, чтобы размахнуться и ударить по смеющейся физиономии. Осталось одно движение. Одно. Он с трудом разжал пальцы и опустил папку в сумку.
‒ Жители обстреливаемых городов с вами не согласятся. Они прекрасно знают, откуда и что прилетает в их дома, ‒ сказал Алексей.
‒ Потому что их оболванили! ‒ заявил допрашиваемый. ‒ Мозги промыли и промывают каждый день!
‒ То есть, это не фашистская Украина пришла на их землю?
‒ Это не их земля!
‒ А чья?
‒ Украинская.
‒ Кажется, мы выяснили, что украинской землей там и не пахнет. Вы вышли из Советского Союза, расторгли союзный договор, значит, претендовать на эти области Украина никак не может. Тем более, после переворота люди сами выбрали не иметь с Украиной, как государством, никаких отношений.
Пленный посмотрел, щурясь.
‒ Вот она, Москва!
‒ Просто я прав.
‒ Нет!
‒ И за это вы нас и ненавидите.
‒ Это вы нас ненавидите! ‒ вскинулся допрашиваемый. ‒ Что мы вам сделали?
‒ Убивали и убиваете людей.
‒ Вранье!
Алексей вскинул брови.
‒ Вы уже и это отрицаете, Александр?
‒ Да!
‒ Тогда что здесь делаете вы?
Допрашиваемый дернулся всем телом, звякнув наручниками, повернулся боком к столу. Лицо его приобрело обиженное выражение.
‒ Идите в задницу!
‒ То есть, больше вы отвечать не будете? ‒ спросил Алексей.
Несколько секунд пленный молчал.
‒ Александр?
‒ Буду! ‒ буркнул мужчина. ‒ Только тему смените. Задолбали уже эти ваши уловки. Дерьмо, а не разговор.
‒ Хорошо, ‒ сказал Алексей. ‒ Поговорим о вас. Не возражаете?
Допрашиваемый повернулся снова.
‒ Нет.
‒ Пить хотите?
Алексей подвинул стаканчик с водой.
‒ Нет, ‒ подозрительно посмотрев на стакан, сказал пленный. ‒ Знаю я вас, еще отравите или химию какую подсыпете.
‒ Воля ваша. Где стояло ваше подразделение?
‒ Мы? Под Новомихайловкой.
‒ Давно в ВСУ?
‒ Полгода.
‒ Всего?
‒ По мобилизации забрали.
‒ Вы уверены?
‒ Что я, не помню, что полгода назад было?
Алексей покивал.
‒ А вот ваши сослуживцы уверяют, что вы находитесь в зоне АТО с пятнадцатого года.
Допрашиваемый выругался. Выругался грязно.
‒ Суки! Что вы их слушаете!
‒ Так с пятнадцатого?
Пленный поморщился.
‒ Ну, пусть так.
‒ Зачем же соврали, Александр?
‒ Ну, соврал и соврал! ‒ зло зыркнул допрашиваемый.
‒ Хорошо. Мотивы участия в АТО у вас были какие? ‒ спросил Алексей.
‒ Защита страны от вас!
‒ А сослуживцы говорят...
‒ Вы их больше слушайте! Они себя выгораживать будут, а меня топтать! Вы скажите мне, кто говорит, я сразу вам отвечу, правда или нет.
Алексей улыбнулся.
‒ Так мотивы вашего участия...
‒ После школы податься некуда было, а тут АТО, ‒ посмурнев, ответил пленный. ‒ Все лучше, чем в дерьме ковыряться.
‒ То есть, из-за денег.
‒ Да хотя бы!
‒ И убивали, получается, из-за денег?
‒ Ну, я-то никого не убивал, здесь не надо.
‒ Но в АТО участвовали.
‒ А как иначе? Меня спрашивали? Сказали идти ‒ идешь. Мы же люди подневольные.
Алексей мотнул головой.
‒ Александр, вы себя-то слушаете? Только что вы сказали, что сами пошли в АТО. Вам включить запись?
‒ Сука вы ушлые!
Допрашиваемый скривился, пошевелил плечами, потом посмотрел на Алексея с плохо скрываемой неприязнью.
