Okopka.ru Окопная проза
Якушев Александр Борисович
Разъезд на Сольдау

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    С юности искал подобное у других,но написал сам.История-версия стычки русских гусар с немецкими уланами в августе 1914 года.

   Разъезд на Сольдау.
  
   Быстрой походкой к нам приближался командир нашего полуэскадрона корнет Скуратович. На его бледном вытянутом лице было заметно волнение, которое он пытался скрыть за маской безразличия. Когда он улыбался, уголки губ нервно подергивались.
  Не дойдя до нас шагов пять, корнет звонким голосом с интонацией юношеской бравады громко выпалил:
  - Вахмистр, завтра со мной в разъезд на Сольдау. Подготовьте людей, надо девять гусар.
  - Слушаю, Ваше благородие, - отчеканил Палкин.
  Скуратович быстрой походкой удалился в офицерскую палатку, задумчиво опустив голову.
  - Тааааак!- нарочито медленно, зловещим голосом выдавил из себя Палкин, обводя взглядом наш полуэскадрон, ещё минуту назад беззаботный и жадный до событий.
  
  -Кто в дело хочет? Выходи! Становись по правую руку.
  
  Стоя позади всех, я стал проталкиваться сквозь толпу своих сослуживцев, находившихся в раздумьях .
  "Охотников" вместе со мной оказалось только шесть человек.
  Выбрать ещё троих из сорока оставшихся не составило труда.
  Палкин, жестикулируя сжатой в кулак рукой, велел нам накормить и напоить коней, почистить оружие и конскую сбрую. Также он дал команду каптенармусу принести еще по двадцать патронов на брата сверх нормы к нашим шестидесяти.
  Весь остаток дня я провел в приготовлениях.
  Убедившись, что мой "Ветер" напился и сыт, я скормил ему еще три зеленых яблока, сорванных утром в брошенном фольварке.
  Не помня себя от усталости, я упал на охапку сена в нашей палатке и с головой укрывшись шинелью.
  Сердце тревожно билось, не давая заснуть.
  "Завтра мы выступим в авангарде полка, пойдем в разведку. Пойдем во главе всей бригады, дивизии, а может быть и армии?!На острие православной стрелы гнева, разящей гуннов, угрожающих братской Сербии.
  Немцы может быть уже в Сольдау?
  Если так, - будет бой!
  Меня могут ранить или убить!
  Лучше пуля, чем сабля, по мне так!
  Не хочу лежать в этих полях между стогами с разрубленным черепом или проколотый пикой, лучше пуля в сердце.
  Нет, так не честно, не справедливо! Не могу я погибнуть в первом бою!
  Зачем тогда всё это, все, что было раньше, вся жизнь?! Зачем!? Для чего все эти двадцать лет жизни?"
  Захотелось встать, вдохнуть полной грудью воздух, наполненный ночной прохладой и ароматом свежескошенного сена.
  "Нет! Завтра точно не убьют. Я бы почувствовал! Да и знаков не было!"
  Дед в детстве много про знаки рассказывал. Запал мне в память один рассказ про Крымскую войну. Их полк ,в ту войну, стоял в Валахии рядом с Александрийскими гусарами. Трем эскадронам "Черных гусар" с приданной конной батареей было поручено провести рейд в тыл к туркам. Воины были бывалые, подготовленные. Беды ничего не предвещало. За три дня до рейда один из офицеров получил радостное известие: у него родился наследник. По этому поводу устроили пиршество в офицерской палатке. Гуляли все офицеры полка. Разгоряченным вином и грядущим "делом" мужчинам, оторванным от дома и женской ласки, захотелось "подвигов" и общества прекрасного пола. В короткой румынской майской ночи гусары нашли всё, что искали.
  Мне, юнцу, дед подробности не описывал, но как-то, когда я просил рассказать эту историю в двадцатый раз, проговорился, что счастливый отец, тоже участвовал в блудных развлечения.
  Ночь прошла. Все были усталые и довольные. А через три дня весь эскадрон счастливого отца турки вырубили начисто, только семь человек из злосчастного рейда пробились к своим.
  В конце трагичной истории он всегда поднимал указательный палец вверх и громко говорил: "Блюсти себя на войне надо, если домой живым вернуться хочешь, тем более если дети тебя ждут. Или за саблю держись или за юбку бабью!".
  Иногда, касательно этой истории, он еще рассказывал про один знак. В том "деле" у Александрийцев командир новый был, и на построение перед рейдом, между строем и полковником, выбежала белая коза .
  "Тоже очень плохой знак. Очень!"- всегда повторял дед!
  Иногда я просил объяснить, что в этом плохого, но дед всегда злился и называл мой вопрос глупым и обычно замолкал.
  "Здесь женщин нет, коз тем более. Точно не убьют!"
   Вспоминая байки дедушки, я провалился в сон и проснулся ещё до рассвета от сурового потряхивания сухой жилистой рукой с длинными сильными пальцами, больно впившимися мне в плечо.
  - Подъем, "студент". - Сквозь сон я узнал голос вахмистра Палкина и в темноте разглядел злое лицо с вислыми усами.
  Лишь только солнце показалось из-за вековых грабов, наш разъезд устремился к Сольдау. Путь наш лежал по пустынной проселочной дороге шириной не более пяти саженей. На пол версты вперед Скуратович отрядил Палкина с двумя гусарами в качестве дозора нашего не большого отряда. При обнаружении немцев дозорным полагалось не медля сообщить.
  Десять верст мы пролетели рысью в утреней прохладе, в полной тишине. Редкие груши и липы, растущие вдоль дороги, не закрывали от солнца, и яркие лучи слепили глаза .
  Стога со скошенным сеном, бережливо собранным радивыми хозяевами, напоминали об уже минувшей мирной жизни .
  На лицах гусар чувствовалась тревога и напряжение.
  Скакавший рядом со мной Бочагов, розовощекий крепыш небольшого роста, на каждой кочки слегка подпрыгивал в седле, постоянно сбивая фуражку с затылка почти к переносице.
  Вынужденный все время ее поправлять, чертыхаясь, он повторял :
  -Куды летим?!
  - Курить хочу!
  Пот выступал на его румяном лице. С правой стороны над глазом виднелась небольшая вена, вздувшаяся от напряжения.
  На первых километрах мне было тяжело дышать носом, и я то и дело хватал свежий воздух ртом, но войдя в ритм я молча скакал, прижимаясь к шее коня, чувствуя, как натянутый ремешок фуражки сильно впивается в подбородок, а сабля неприятно бьется по левой ноге и седлу.
  Спустя четверть часа корнет, скакавший во главе разъезда, перешёл на шаг.
  Взмыленные ,от скачки ,лошади , не торопясь, сбавили темп. Ветра не было, на голубом небосводе лишь вдали на востоке колыхалось маленькое облачко. Солнце слепящими лучами постепенно охватывало нас неся полуденный зной.
  Спустя час легкого шага по бескрайним скошенным полям меж небольших перелесков меня стали охватывать усталость и накатывающаяся дремота. Ранний подъём, бессонная ночь, тревоги, жаркое августовское солнце ввергали меня в лень и сонливость.
  Не смотря на важность нашего мероприятия и то, что мы уже находились на территории врага, все мои насущные мысли были о кратковременном привале. По моим подсчетам мы отмахали почти двадцть верст, и город был где-то рядом.
  Впереди дорога уходила слегка вправо, и не дальше версты от поворота у деревянного католического распятия Христа нас поджидал вахмистр с дозорными.
  - Ваше благородие, саженей через сто лес кончается. Дальше опушка, косогор и поле голое. Версты две за ним фольварк, а дальше кресты костелов видны. Город, не иначе, - в заключении добавил Палкин.
  Скуратович внимательно выслушал доклад вахмистра, чуть заметно покусывая нижнею губу, от волнения.
  
  -Людей видел?
  -Ни души! И дыма нет! С четверть часа глядели - никого нет!
  С минуту поразмыслив, пристально вглядываясь в просвет в конце дороги , Скуратович окинул нас взглядом и громким зычным голосом, почти басом выкрикнул:
  -Гусары, сейчас лесом идём шагом, на опушке рысью, по полю галопом, быстро, не мешкать!
  Я - первый, вахмистр замыкающий!
  Там и отдохнем, -то ли для нас, то ли для себя обронил корнет.
  Покорно выполняя приказ корнета, мы настороженно приближались к опушке перед полем.
  Кончавшийся лес был нам надежной защитой.
  На опушке корнет мучительно долго вглядывался в окрестности через линзы бинокля, стараясь рассмотреть фольварк и пространство за полем. Но не найдя ничего подозрительного, пустил свою лошадь рысью к косогору.
  Нарушив строй, гусары скученной гурьбой направились за ним.
  Мы проскакали уже больше пол версты , миновав опушку леса, когда прогремел первый выстрел.
  -Засада! - резкий окрик Палкина совпал со звуками новых выстрелов.
  Мне показалось стреляло винтовок десять, не меньше.
  Пули свистели со всех сторон.
  -Назад! - тонким, с надрывом голосом прокричал корнет.
  Пытаясь неумело развернуть своего "Ветра", я оказался позади всех. Впереди, бешено нахлестывая свою лошадь, маячил Скуратович с револьвером в одной руке и с плеткой в другой.
  Выстрелы бухали постоянно - одиночные, залпом. Мне казалось, это длилось вечность, мгновения под резким визжанием пуль тянулись невыносимо долго. До спасительного леса было ещё очень далеко. Прижавший к шее коня, я инстинктивно наклонял голову ниже, пытаясь укрыться от выстрелов.
  Вихрем мой конь нес меня к лесному укрытию. От страха я сразу не понял, что случилось. На моих глазах кобыла Скуратовича после очередного залпа со стороны фольварка замедлила ход и медленно завалилась на бок вместе с хозяином.
  Я не видел лица упавшего корнета, пытавшегося освободить застрявшую ногу. Он растерянно крутил по сторонам головой, сжимая в руках револьвер. Не успев освободить при падении ногу из стремени, Скуратович оказался невольным заложником подстреленной лошади.
  "Корнета бросать нельзя!" - шальная мысль охватила меня.
  Натянув повод, я еле удержался в седле. Мой ошалевший от скачки конь резко встал на дыбы.
  
  Скачу во весь опор к корнету, он силится вылезти из-под убитой кобылы, но нога придавлена тушей лошади. Вдали от перелеска скачут несколько всадников. Это немецкие уланы, они решили взять нас и бросились наперерез. До них версты полторы. С их "карьером" , у меня есть минуты две не больше.
  Быстро соскакиваю с Ветра , упираясь в седло убитой лошади ногой, с противоположной стороны от Яковлева , и с силой тащу на себя, вверх,.
  -Тяни, Даааавай!
   С яростью ,за свою мнимую медлительность кричу, что есть мочи.
  Всё! Нога корнета свободна.
  Помогаю ему подняться ,опираясь на мою руку, он сильно хромает. "Ветер" покорно ждет нас ,правой ногой он ни как не может попасть в стремя, секунды летят, мысленно проклиная его и себя за нерасторопность .Беру стремя ,придерживаю его ,слега подталкивая Скуратовича . Всё, офицер в седле, оглядываюсь на немцем, пять всадников в серых мундирах , меньше чем в версте от нас.
  Двоим на одной лошади не уйти!
  -Всё ,прощай ваше благородие, одновременно снимая винтовку с плеча .
  -Даст бог свидимся!
  - А ты? - растерянно вымолвил корнет.
  - Разберусь!
  - Прощай! Век не забуду! -сказал он тихо, с удивленным взглядом, больших глаз, протягивая свой револьвер.
  "Пошёл!" - громко прокричал я "Ветру", с силой ударяя плеткой по спине своего верного друга .
  Не привыкший к такому обращению Ветер встал на дыбы и рванул галопом.
  "Ну вот и всё!"- Понеслись мысли в голове.
  "За всё в этой жизни надо отвечать. За подлость, за героизм и за глупость. Учился бы сейчас в университете! Нет! Подвигов захотелось! Кресты георгиевские на грудь! А будет дубовый в лучшем случае или жизнь раба в плену у пруссаков . Не бывать этому! У меня винтовка с пятью патронами, два "Нагана", корнета и свой. По семь патронов в каждом, если Скуратович не стрелял и зарядил полный. Простая арифметика: на пять немцев девятнадцать патронов. Это если винтовку перезарядить не успею".
  Бегу к убитой лошади корнета, хоть какое то укрытие. На ходу ,прячу револьвер Скуратовича в карман, свой засовываю за ремень, сколько сил я положил, что бы его не украли и не забрали.
  Из патронной сумке достаю две обоймы, больше точно не успею. До улан остаётся саженей триста, не больше.
  От бешеной скачки и напряжения вся спина в холодном поту.
  "Главное стрелять спокойно, не волнуйся!"
  Сердце бешено колотиться ,кажется даже в висок отдает.
  Уланы идут скученно ,во фронт не больше десяти саженей ,двое впереди с пиками. У меня осталось не больше минуты, пикой проткнут насквозь или как овцу ,в седле увезут.
  От одной мысли быть заколотым пикой, зубы свело от злости.
  "Я на небольшой возвышенности ,они скачут по низине, пока подниматься будут ,еще время потратят, мысленно считаю секунды. -Всё, пора!"
  
  Я у лошади, фуражкой вытираю потное лицо и ладони. Запасные обоймы кладу на теплый круп убитой кобылы.
  
   "Только спокойно. Двести пятьдесят саженей. В первую очередь буду бить тех кто с пиками. Не хочу как баран на вертеле! Всё, спокойно! Стрелять буду с колена. Так хоть опора какая будет".
  "Всё пора!" .Хомутик на рамке прицела "драгунки" на ближнее деление на четверку .
  "Только спокойно! Глубоко вздохни!"
  Целюсь прямо в голову лошади ,с надеждой не попасть в безвинную скотину, мне очень надо в голову или грудь седока .
  Целюсь ,в серую фигуру улана с пикой, на вороном коне ,различаю его серую уланскую каску ,и коричневые сапоги.
  Выстрел !,отдачи почти не чувствую.
  
   "Мимо!! Черт! Упреждение забыл! Две или три фигуры. Спокойно! Новый патрон в патронник".
  Упреждение.
  Выстрел!
  "Мимо! Мимо!! Спокойно!"
  Передергиваю затвор ,странно но мне кажется от запаха пороха и ,отдачи винтовки ,моё сердце замедлило частый ход, и я его почти не слышу.
  Целюсь опять в улана с пикой.
  Выстрел!
  "Мимо! Опять не попал?! Мазила!"
  Перезарядил. Ещё два патрона в обойме.
  "Нет!, Рано я себя проклял!"
  Я увидел, как "мой" улан с пикой замедлил ход, стал отставать.
  На глаз осталось саженей двести, не больше ,ещё не много и они окажутся в "мертвой зоне" ,я в них не смогу стрелять, когда они будут на подъеме из низины ,ко мне, на возвышенность .
  В спешке выпускаю две пули.
   "Мимо, мимо! Черт с ними! Зато перезарядить винтовку успею!"
  Здорово, что у вахмистра выпросил несколько обойм. Хозяйственный Палкин силился дать мне патроны россыпью.
  - Не бывает на войне мелочей, - дед ещё говорил.
  Вставляю обойму в открытый затвор ,плавно опускаю патроны в магазин винтовки, пятый в ствол.
   "Главное не торопиться! Перекос сейчас ни к чему".
  Плавно рукоятью затвора ввожу патрон в канал ствола.
  "Всё! Готово!"
  Немцы уже в семидесяти саженей, это меньше минуты быстрой скачки . Уже всего четыре немца и девятнадцать патронов.
  "Спокойно! Только спокойно!"
  Готовлюсь стрелять в вырвавшегося вперед улана с пикой, но вижу как на подъеме два всадника в серых мундирах скачут друг за другом, вижу как один с лошадью, на пол корпуса выглядывает из за спину другого. Медлить нельзя ,встаю с колена и целясь в середину "дуэта" ,на уровне лошадиной груди ,с короткими интервалами по две-три секунды выпускаю три пули .
  Конь последнего улана падает вперед ,его хозяин кубарем вылетает из седла и пролетая через голову коня несколько метров, с силой ударяется о землю.
  
  Сзади себя слышу выстрелы "мосинок". Это мои гусары. До нашего разъезда чуть меньше версты. Кроют залпом. Стрелять до этого они не могли. Уланы, скакавшие по низине, были вне пределах их видимости. Но, поднявшись на возвышенность, они оказались под прицелом разъезда, возглавляемого Палкиным.
  "Помощи от Вашей стрельбы мало, но спасибо, что не бросили, братцы!"
   На меня несутся три улана, один с пикой впереди и двое позади с оголенными саблями, на них серые мундиры с двумя рядами пуговиц, серые каски без номера полка, коричневые сапоги .
  Превосходные кони скачут "карьером" ,на пределе сил, оголив крепкие белые зубы. Их всадники полны отваги и решимости рассчитаться со мной ,за раненных товарищей .
  У меня осталось два патрона в магазине винтовки, я продолжаю выцеливать улана с пикой, он скачет на меня ,пригнувшись к шее коня ,с пикой в полусогнутой руке. Я вижу кокарду на его серой уланской шапке, полукруглые погоны, с розовым кантом ,похожие на эполеты эпохи Наполеона. Всё его желание сейчас на кончике пике, во время скачки он не оглядывался ,не маневрировал под моими выстрелами, поэтому и вырвался вперед, остальных саженей на двадцать.
  Его цель одна- убить меня!
  Пятнадцать саженей, десять ,семь . Их трое я один, для них меня уже нет .Выстрелы моих гусар звучать чаще ,но три улана скачут вперед, на меня и кажется даже их не слышат.
  "Все ,два патрона - семь саженей."
  Тут вижу ,улан с пикой оторвался от шеи лошади и чуть подался назад корпусом.
  "Прицеливается, чтоб наверняка!".
  "Молодой, видимо, не старше меня. Франтоватые белесые усики над верхней губой, серая уланская шапка, , надвинутая на самые брови, поджатые губы. Наверное, первый раз в "деле", отличиться хочет, жизнь ему моя нужна. Спокойно!"
  Я бил почти в упор ,второго выстрела не понадобилось, пуля пробила каску улана вместе с черепом ,в доли секунды наш поединок был закончен. Я резко отскочил в сторону, пока его блестящая от пота лошадь протащила мертвое тело своего седока ,с ногой запутавшейся в стремени, мимо меня. Грозная ,секунды назад ,трехметровая пика беззвучно упала в траву, в пяти шагах от меня.
  Винтовку с одним патроном в магазине, судорожно закидываю за спину , выхватываю два своих "Нагана".
  Ещё два улана , до одного саженей десять до другого около двадцати. Ближний ко мне в годах, по виду старше сорока, с седыми усами , воротник мундира с золотым галуном, не видно патронных сумок ,и кавалерийского карабина в чехле, у седла , несколько белых нашивок, на небольших полукруглых погонах ,говорят что это унтер-офицер . Опытный солдат , он видел как всё произошло и знает лучше других как нужно сейчас действовать .Он несётся ко мне с опущенной саблей, спрятавшись за шею своей коричнево-красной кобылы .Это даже не сабля, а прямой палаш или шпага ,выставив в сторону руку ,на уровне головы лошади, он кажется хочет проткнуть меня ,а не зарубить. Клинок он занесёт в последний момент, может после того как собьёт лошадью .
  Я знал этот маневр, дед не раз рассказывал мне про схожие случаи на Турецкой войне и в Польше.
  Пули от револьвера , конь ,при такой скачке, может даже не почувствовать .
  Стрелять надо только в наиболее чувствительные места в голове, глаза, ноздри , уши.
  Седоусый, начал медленно заносить палаш. Всё пора ,целюсь в голову лошади . Секунды остались , семь саженей,
   "Всё, пора".
  Выстрел!
  Мимо!
  пять саженей
  Выстрел!
  Мимо! Мимо!
  три сажени
  Выстрел! Кобыла с диким криком встаёт на дыбы , седоусый "унтер" держа в правой руке палаш ,левой натягивает поводья, вонзая шпоры в плоть своего верного животного .
  Из за головы лошади , вижу, правую сторону туловища всадника, серый уланский мундир с розовым кантом , черная ленточка "железного креста", красуется во второй пуговице , резко подбегаю и на ходу выстреливаю три или четыре раза из револьвера ,в пространство между рукой занесенной для рубящего удара и усатым лицом в серой каске.
  Мои пули ,нашли цель, рука безжизненно падает ,вижу кровь на рукаве мундира с розовым обшлагом на "польский" манер, в руку я точно раз попал .
  С опущенным клинком , "унтер" пришпоривает коня и проноситься прочь, в трех шагах от меня.
  Мой револьвер пустой, левой рукой я поднимаю второй "Наган" ,корнета, до последнего улана не больше десяти саженей.
  
  Раздутые ноздри гнедого жеребца ,летят на меня, молодой конь тяжело дышит ,но ещё полон сил, уланская серая каска, его наездника ,видна из за могучей шеи скакуна.
   "Секунд пять, не больше! Сабля-палаш в руке немца, как и у седоусого "унтера", кажется хочет уколоть меня. Школа одна !
  Буду стрелять, как начнет палаш поднимать для удара.
  Не успеваю перехватить револьвер в правую. Придется бить с левой! Это уже не важно, с такого расстояния не промахнусь".
  Но вдруг, улан на гнедом жеребце, не выдерживает, и резко изменяет направление движения ,скачет в сторону от меня. Он видел, что произошло с его товарищами и решил не рисковать .
  Вихрем пролетев в двух саженях, от меня .Я не успеваю даже выстрелить вдогонку ,он уносится прочь.
   "Неужели всё!?"
  Чувствую как внутри зарождается не бывалая воздушная легкость ,в голове только одна мысль :
   "Неужели всё закончилось? Я жив. И выстрелов не слышно. Значит, точно всё!"
  Стоя на месте, лихорадочно оборачиваюсь ,взглядом ища опасность .
  "Всё врагов не осталось!"
   Впереди, улан с раненной на подъеме лошади, сильно хромая на левую ногу ,без каски подскакивает к своему коню и пытается достать карабин из коричневого чехла за седлом.
  "Мало ему? Заколоть не получилось, застрелить хочет?!"
  Инстинктивно я оглянулся назад, вдруг "унтер" и тот, второй ,решили все же закончить со мной. У улана был карабин, у седоусого должен был быть пистолет.
  Но вдали вижу только трех наших гусар, скачущих от леса, с моим "Ветром".
  "Теперь точно отобьюсь!"
  Немец достал карабин и пытается целиться.
  "Глупо погибать сейчас, когда всё кончилось!"
   В моей винтовке ,один патрон , резко падаю, как скошенный сноп, за убитую лошадь корнета, использую её как бруствер.
  Стреляю не целюсь, для острастки. Звонкий свист одинокой пули, неприятно пронзает раскаленный воздух вблизи, от меня. Немец пытается достать меня из своего "Маузера".
  Улан стреляет еще два или три раза, убитая лошадь поручика, служит надежным укрытием.
  Спокойно не торопясь вставляю вторую обойму ,ловлю себя на мысли , что угадал с запасом патронов.
  Осторожно выглядываю из за туши , улан стоя на коленях у раненной лошади, лихорадочно перезаряжает карабин.
  Ловлю сидящую фигуру в рамку прицела ,подвожу мушку .
  Выстрел!
  Мне показалось, серая фигура улана вздрогнула от моего выстрела.
  Я не попал, но немец, опираясь на карабин, резко поднялся и, заметно хромая, бросился в сторону фольварка, к своим. Оглянувшись, я увидел причину его страха.
  Палкин с двумя гусарами и моим "Ветром" уже в ста саженях.
  
  -Добейте его! В низину не спускайтесь! Седло не забудь!
  Вахмистр уже хозяйничал на месте схватки, деловито отдавая команды Смирнову и Пчелкину.
  Гусары "рысью" поскакали к раненной лошади.
  -А ты что, "красивый", разлегся? Снимай седло с лошади их благородия. Возвращаться пора!
  Присев на корточки ,отстегивая подпругу с убитой лошади корнета, я понял, что дрожу, зубы застучали, как при ознобе, холодный едкий пот застилал глаза . Подпруги поддались легко, но крылья седла крепко увязли под массивной тушей лошади, из всех сил тащу ленчик , правой ногой упираясь в тушу.
  Всё вытащил , уздечное удило ,снять пустяк , пот как после парилки, и озноб ,стараюсь ,не показать виду .
  Слышу как стреляют наши гусары, по убегающему немцу, звук выстрелов кажется таким громким и резким ,что хочется закрыть уши ладоням .
   "Я не понимаю, что со мной? Сам стрелял и звуки выстрелов не казались такими громкими, а тут стрельба в ста саженях от меня и каждый выстрел эхом отдаётся в голове."
  Расстреляв по обойме, вижу как Пчелкин соскочил с коня и принялся снимать седло с раненной кобылы ,лошадь мешает ему , сильно бьёт ногами и призывно ржет ,со злости он хватает винтовку, направляет ствол ей в ухо и стреляет .
  Пуля резко откинула приподнятую голову раненного животного . Пчелкин быстро и деловито снял седло вместе с уздечкой и седельной сумкой.
  Неся снятое седло к своему "Ветру", я чувствовал, как неприятно подрагивают коленки,
  "Ну ты скоро? Давай, шевелись",-подгоняет меня Палкин.
  
  "Ссейчас",- нервным от дрожи и озноба голосом отвечаю ему.
  Он молча подъезжает ко мне ,на вороном "Буяне".
  -Давай седло! -неожиданно тихо и спокойно произносит он.
  Наклоняясь за седлом, он вкрадчиво, вполголоса сказал, подмигнув:
  -Это страх из тебя выходит! Давай быстрее, пока немцы не очухались.
  "Наметом" к нам скачут Смирнов и Пчелкин ,по их довольным, лицам я понимаю, что раненного улана они достали.
  - С третьего выстрела свалил,- с бахвальством и гордостью выкрикивает Смирнов, молодой, рослый, безусый гусар.
  Его фуражка сбилась на затылок, обнажая пшеничные волосы, прилипшие к потному лбу.
  -С какого третьего? Я с крайнего пятого,- зло перебивает его плотный, приземистый крепыш, с густыми черными усами Пчелкин.
  - Да где ты? У тебя прицел "винтаря" неправильно стоял. Хорошо хоть в кобылу попал! - со злой ухмылкой, поправляя сбитую фуражку, отвечает Смирнов.
  -За своим прицелом смотри, пустобрех белобрысый, - насупясь зло, сквозь зубы выдавил Пчелкин.
  -Молчать! -жестко пресекая их диалог Палкин, - Добили? Что в сумме? Курить было?
  -Добили, Николай Георгиевич, саженей сто пробег и лег намертво. Пуля догнала. В сумку глянули мельком: пара подков, гвозди рантовые, ключ шорный, веревка, патроны, всё по мелочи. Из стоящего котелок, да вот фляга, кажись коньяк там.
  Пчелкин протянул Палкину немецкую флягу.
  Вахмистр открыл, не много понюхал.
  -С почином тебя, - протянул её мне .
  Глотнув немного, я ощутил вкус крепкого дешевого рома. Зубы почти перестали стучать, теплота приятно охватила грудь, растекаясь по телу.
  Озноб прошёл.
  Глотнув второй раз побольше, я отдал флягу вахмистру.
  Взамен, он молча отдал мне седло с убитой лошади корнета и мы легкой рысью направились к спасительному лесу.
  Мы гордо возвращались, увешанные военным скарбом, с нашего первого сражения большой войны. Я с седлом лошади корнета, Пчелкин с седлом улана. Смирнов же забрал трехметровую пику убитого мной немца.
  Палкин властно повелевал нами, не выпуская полупустую флягу из рук.
  -У меня когда дед на черной смородине ставит, вкус не отличишь,- почти пропел Смирнов, утирая губы после очередного глотка из фляги, переданной ему вахмистром .
  - На смородине кислит, - деловито парировал Пчелкин.
  Сахара больше сыпь !,задорно рассмеявшись над своей шуткой, Смирнов не сильно хлопнул меня по плечу .
   -Молодец, студент! Считай первый "Георгий" в нашем полку заработал.
  -Может и нам что перепадёт, а, Николай Георгиевич? - не громко, вполголоса, обернувшись к вахмистру заискивающие спросил Пчелкин.
  -Может, может, перепадёт ! По двадцать пять горячих за пьянку, по "голой". Первым в полку на этой войне. А? - рассмеялся Палкин.
  
  Я молча слушал ребят, их беззлобную перебранку. Меньше чем за пять минут я смертельно ранил лошадь, добитую позже. От моей руки погиб один человек и три были ранены, из которых одного потом, вероятно, убили.
  Все раненые и убитые мной хотели моей смерти. Я запомнил лица молодого с усиками, убитого мной, и седоусого "унтера", а остальных толком даже не видел.
  За неделю войны я почти не вылезал из седла. Усадьбы, поместья, фольварки, кирки мелькали целыми днями. Угрюмые лица местных жителей, запах пота сотен людей и лошадей. Я мало спал и плохо ел. Мне всё время не давала покоя мысль, что я не мог ни о чем рассказать. Не находил во всей этой маете даже маленькой зацепке о случае, про который мог бы поведать в мирной жизни.
  А сейчас о минувших пяти минутах можно говорить часами, но мне меньше всего хотелось это вспоминать! Мне кажется, только при мысли о произошедшем ,меня начинает трясти минувший озноб.
  Война только началась, а я уже устал от смерти.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019