Okopka.ru Окопная проза
Иванов Николай
Зачистка

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 4.37*16  Ваша оценка:


  

ЗАЧИСТКА

(повесть)

  
   1.
   - Господа, третий тост за дам.
   - За дам, господа. За любовь.
   - Господа, господа, я с вами...
   Им нравилось это слово - "господа", нравилось произносить его без оглядки, без иронии, без подтекста. И слышать в ответ уже применительно к себе...
   - Генерал, какой вы весь из себя легендарный и невозможный. Сколько наград...
   - Пропустите меня к генералу. Дама хочет к настоящему генералу, пропустите...
   К военным слово "господин" еще не подходило, оно не то что не приживалось, а просто выглядело инородным. Вот спрятаться за общий тост "господа офицеры" - это да, это красиво, это из времен белой благородной гвардии. Но обратиться конкретно и непосредственно к знакомому человеку в погонах - "господин генерал..." Нет-нет, слишком высоко. Это получается даже выше, чем "господин Петров", "господин Сидоров", что совершенно недопустимо: корпоративная вечеринка - это не армия, и генерал изначально не может быть выше присутствующих на ней. Хотя бы еще и по простой до банальности причине - он пьет-гуляет на деньги этих самых петровых и сидоровых. Оттого и окликали единственного на вечеринке военного только по званию, как собачку - по кличке.
   Тем не менее его погоны и украшенная наградами грудь вкупе со статностью и молодостью эффект среди женщин производили, и ему ничего не стоило уводить в танцах дам от банкиров, дипломатов и промышленников.
   - Маратыч, а что у тебя делает на фуршете он? - оставшись благодаря стараниям генерала в одиночестве, поинтересовался промышленник у толстенького, в круглых очечках, словно только сошедшего с советских карикатур на американских толстосумов, банкира.
   - Ищет деньги, - простодушно ответил тот, жестом приглашая собеседника в угол, где на малахитовом столике с изогнутыми ножками стояла шахматная доска. Все знали о пристрастии хозяина к древней игре, но напрягать мозги во время отдыха не желали и потому старались избегать банкира, невольно оставляя его в одиночестве в собственном же доме на собственном вечере.
   - Забавно, - машинально поправляя головки резных фигурок, проговорил промышленник. Он являл полную противоположность собеседнику - был высок, молод, энергичен и жаждал побед мгновенных, чего шахматы как раз и не предполагали. Потому и продолжал разговор о генерале, а не о предстоящей игре. - Но, насколько мы знаем, деньги нужно зарабатывать.
   - Цель благородна, Вася-Вася-Василек, свет Юрьевич - собрать средства на обустройство в Чечне своих подчиненных, - пояснил Маратович. - Начинай.
   - Ну, тогда и надо ходить с протянутой рукой, а не вальсировать, - не отпускало Василия Юрьевича, благо и танцевальная пара оказалась рядом. Владелец яхт, самолетов, металлургических заводов и ткацких фабрик, забыв о шахматах, выпростал в ее сторону рюмку с коньяком: - О, генерал. Сколько наград! Это, брат, надо уметь, - обратился то ли к банкиру, то ли к самому гостю, - не ступив ни разу за пределы Отечества, в борьбе с собственным народом заполучить такой боевой иконостас.
   Намек шел, конечно же, в сторону Чечни, среди либеральной интеллигенции слывшей несчастной бедной овечкой, которую терзали кровожадные российские вояки. К тому же фуршеты среди элиты отличались не только своей запредельной хлебосольностью, но и возможностью демонстрировать, кто чего стоит, кто на какой ступеньке общества стоит, кто чего может себе позволить.
   Так что генералу оставалось подобострастно улыбнуться и начать извиняться сразу за все прегрешения человечества с времен казни Христа.
   Однако проситель остановился, перехватил официанта с подносом, снял рюмку. Вокруг мгновенно образовалась толпа: фуршеты славны еще и тем, что на них обязательно кого-нибудь прилюдно опускают. Потому как забавно и весело. Потому как чем меньше народу вверху, тем легче удержаться на вершине самому. Генерал по армейской тупости не признал руку хозяина, с которой кормился. И тоже громко, для всех, посмел иметь свою точку зрения:
   - Одно уточнение. Войны, как правило, развязываются из-за алчности вас, гражданских. Так что мы, судя по всему, и в ближайшем будущем без орденов не останемся. К сожалению.
   Выпил, вернул рюмку безучастному официанту.
   Собеседник согласился с этим неожиданно быстро, но лишь для того, чтобы остановить противника и не оставить за ним последнее слово:
   - И это, заметьте, при том, что кто-то из ваших подчиненных сейчас лежит под пулями, а вы, извините, почти во фраке...
   - Да-да, именно в этот момент, когда вы пьете здесь коньяк, а ваши рабочие по колено в грязи качают вам в Сибири нефть, - перебив, завершил фразу генерал.
   Кивнув для приличия, увел в танце сквозь напрягшуюся толпу свою партнершу. Дама, в отличие от кавалера, накалившуюся атмосферу почувствовала покрывшейся пупырышками кожей, и благоразумно стала ускользать из его рук, вырываясь в общую стаю. Фуршеты - это в первую очередь демонстрация преданности, а не вызов обществу. Тем более для дам с обручальными колечками на левой руке...
   - Так что он здесь забыл? - вновь поинтересовался Василий Юрьевич у хозяина вечера, не скрывая раздражения.
   - Деньги, - не посчитал зазорным повторить сладкое слово финансист, теперь уже жестом предлагая собеседнику продолжить, наконец, игру.
   - А гонора столько, будто он их раздает сам, - не желал мириться с проигрышем Василий Юрьевич, занимая место у белых фигур. Двинул пешкой Остапа Бендера - с Е-2 на Е-4. - Надеюсь, ты улавливаешь разницу?
   - Не кипятись, мой юный друг, - успокоил толстяк и, двинув своего коня, теперь уже снисходительно сам похлопал собеседника. А поскольку тот был высок, а хозяину тянуться до плеча гостя не пристало, получилось - едва ли не ниже талии. - Со дня на день начнутся переговоры по прокладке нефтепровода, а нам оперативные данные из Генерального штаба по Северному Кавказу не помешают.
   - Дает?
   - Пока нет. Мы намекнули, что можем услуга за услугу, - потер пальчиками, изображая купюры, - но не доходит.
   - Интересно... - перевел Василий Юрьевич взгляд с доски на оставшегося, наконец, без внимания генерала, который не отпускал от себя официанта с полным подносом стопок. Улыбнулся чему-то тайному: - А знаешь, это было бы даже полезно для общества - яркий пример, героизм... Да-да!.. И, как ни странно, небольшой скандальчик со стрельбой на Кавказе и нам бы оказался как нельзя кстати. Особенно во время переговоров, - задвигал фигурами почти в том же темпе, что и обладатель черного поля.
   - Правительство не откажется от своего, сухопутного проекта. Он дешевле. Шах.
   - Но если не возьмем путепровод мы, налетит эта свора, - в традициях лучших шпионских фильмов стрельнул глазами по гостям Василий Юрьевич. При этом улыбаясь и раскланиваясь с теми, кто заметил его взгляд. - А генерала можно подыскать и другого. Желательно подыскать другого. Другие - они всегда есть. И - личная просьба, Борис Маратович. Там юго-восточнее Грозного небольшой заводик по бензину работает, Рустам хозяин. Мелочевка, пшик, но в конкурента вырос для брата одного моего хорошего друга, - словно подчеркивая значимость чеченца, взял и повертел в руках незадействованную доселе фигуру офицера. И чтобы уже не опускать ее без дела, переместил на несколько клеток. - И ни война, ни зачистки его не затронули. Не им же самим между собой разбираться, да? Кровную месть плодить. А войск в окрестностях полно, и кого им проверять, чей нефтезавод закрывать - никакой разницы, - глянул на оставшегося в полном одиночестве, даже без официанта, генерала.
   - Цена стоит того?
   - Обещание другу стоит своей цены.
   - Наше здоровье. Но при этом тебе мат, Вася-Вася-Василек.
  
   2.
   - Взвод, привал.
   Три "коробочки" с десантными эмблемами на броне заклинили гусеницы в том месте, где застала команда.
   И если уж бронетехника боялась коснуться пределов асфальтового полотна, то солдатам за ним вообще делать было нечего: ноги - не траки, при подрыве запасные со склада не выдаются. Спрыгивали, разминаясь, на проезжую часть, благо она мгновенно пустеет при появлении бронеколонны. На обочину не сходили, обочины во время войны слишком привлекательны для мин и фугасов. Это на гражданке, в мирной жизни романтично собирать сбочь дорог грибки да полевые цветочки. В Чечне лучше вообще поджать, как аист, ногу, чтобы занимать как можно меньше места...
   - Москвич, Бураков, - замкомвзвода Юра Алмазов показал пальцами в противоположные стороны.
   Зимние варежки, привязанные резиночками к рукавам бушлата, закачались, но улыбки не вызвали. Все знали, что сержант обморозил руки, вытаскивая по снегу погибшего друга. После госпиталя мог не возвращаться в Чечню, но - вернулся. С орденом Мужества и привязанными, словно у растеряш в детсаду, варежками. Главное, они не мешало ему драть подчиненных как сидоровых коз, потому и названные десантники, выставив напоказ страдальческие выражения на лицах, безропотно зашагали в голову и хвост колонны.
   - Дембельнусь, заведу кота, назову Сержантом и каждое утро буду наступать ему на хвост, - не особо опасаясь, что услышит командир, тем не менее помечтал Москвич.
   Геройству замкомвзвода должное отдавал, но почесать на глазах у всех язык о самые острые углы - тоже чем не подвиг для молодого "черпака"? В то же время автомат наизготовку взял, сектор обстрела оглядел. Первая заповедь остановившейся воинской колонны - защита от внезапностей, от кого бы они не исходили.
   - Так кого ты там заведешь на "гражданке"? Если, конечно, дотянешь до дембеля? - поинтересовался сержант, подходя к Москвичу.
   Глазами подчиненного осмотрел его зону ответственности, счел нужным указать на кустики вдали. Прицельного огня из-за дальности расстояния оттуда не откроют, но задача проверяющих в том и состоит, чтобы не давать расслабляться часовым.
   - Бабу заведу, товарищ сержант. Первым делом - бабу.
   - А вторым?
   - Вторым... Вторым - опять бабу.
   - А третьим, - не отставал Алмазов, желая получить подтверждение про кота.
   - Не, мужика не буду, - игриво-испуганно отстранился часовой. - Мне с мужиками как-то не того... Мне из голубого - только десантный берет на голову да тельняшку на грудь.
   - Много знаешь, слишком говорливый, - обозначил сразу все явные недостатки подчиненного замкомвзвода, пряча розовые пальцы в парежки. - Лучше нохчей стереги.
   - Никак нет, товарищ сержант, я лучше буду стеречь свой родной взвод, - поправил речь замкомвзвода солдат. - И если потребуется, я, как Зоя Космодемьянская, грудью на амбразуру...
   Рванул дурашливо бушлат, обнажая тельняшку, зыркнул по буеракам, отыскивая вражеские пулеметы. Сержант некоторое время соображал, насколько грубо подчиненный нарушил субординацию, но углубляться в устав, историю и русский язык не стал. Направился к Буракову, мечтательно глядевшему вдаль. Виделись ему явно не чеченские холмы, но упрекать солдата сержант не стал. Будь у самого личное время, точно так же до дыр заездил бы пластинку о недавнем отпуске по обморожению и встрече с невестой, ставшей перед возвращением в часть законной женой.
   "Служил бы поближе, каждый день бегал бы к тебе в самоволку".
   "Ты не о самоволках думай, а чтобы жив остался".
   "О, там такие офицеры - сами быстрее под пулю станут, чем нас под нее выставят".
   "Им тоже не надо становиться".
   "Не получится. Кому-то все равно придется", - сказал, как о чем-то само собой разумеющемся и обыденном на войне. А скорее, набивал себе цену и хотел, чтобы лишний раз пожалели и восхитились. Потом уже хлопнул себе по языку и губам, да было поздно: в первом после отпуска бою погиб лейтенант Забашта, который закрыл-таки собой связиста. Неправильная война шла в Чечне: не солдаты прикрывали командиров, а офицеры своих подчиненных.
   - Ну что, Степа? Тихо?
   - Так точно, - вернулся от воспоминаний к своим обязанностям Бураков.
   - На войне тишину любить нельзя. Тишина дает возможность противнику к чему-то приготовиться, - повторил сержант слова Забашты, еще недавно сказанные ему самому лейтенантов. - Бди.
   - Бдю.
   - А на Москвича не обращай особо внимание, - посоветовал Юра скорее себе, чем солдату, которого москвич особо и не затрагивал. - Ну не повезло человеку - в Москве родился. Ничего, после первого же боя гонор сбросит.
   - Да я и не в обиде на него, - отмахнулся Степан.
   - И правильно. А я, черт побери, в Москву из своей Сибири так и не вырвался ни разу. На дембель буду ехать - остановлюсь обязательно. Говорят, сейчас там как за границей.
   - По сравнению с нашей брянской деревней - точно заграница. Я был, картошкой хотели там торговать - погнали, как порося с чужого огорода. А здесь надолго каша, товарищ сержант?
   - А ты что, спешишь куда?
   - Да у мамки в августе юбилей, хотел бы попроситься в отпуск. А отсюда, если будем воевать, не отпустят.
   - Будем надеяться, что к лету все закончится. Кому она нужна, эта драчка? Только курам посмеяться. Так что будем надеяться. А пока смотри в оба.
   Собственно, можно было уже и не смотреть. Командир взвода капитан Месяцев сворачивал в гармошку карту и передавал в люк "бээмдэшки" шлемофон, подсоединенный шнуром с радиостанцией. Взвод, скорее всего, и привал получил только потому, чтобы капитану легче было сориентироваться по карте и местности. И не пропустить ничего из приказа в паршивой связи.
   Сержант с разбегу впрыгнул на острую ребристую грудь боевой машины десанта, как под балкой, поднырнул под стволом и оказался рядом с сидящим на башне капитаном. Тот зажигалкой выбивал морзянку на сигаретной пачке и отдавать приказ на посадку не торопился. Значит, догнавшее их на марше указание не срочно. А вот что командир забыл закурить - это хуже: желание затянуться у курильщика может перебить только чувство растерянности. Забашта бы сразу знал, что делать, у того не заржавеет. А зажигался у капитана классная - с маленьким орденом Красной Звезды на боку. Говорят, сам комдив подарил ему за какой-то бой...
   - Юра, сколько у нас необстрелянных бойцов? - то ли поглаживая пирамидальные усики, то ли прикрывая для конспирации ладонью рот, тихо спросил Месяцев.
   Капитан получил взвод всего неделю назад, но солдатский телеграф мгновенно донес суть приказа: это его понизили, сняв за какую-то провинность с роты. Потом подошло добавление - отказался подставлять под пули солдат. Уточнение оказалось существенным и определяющим, чтобы взвод проникся уважением к стриженому крепышу, колобком катающимся между палатками, парком боевых машин и штабом. Нет, память о Забаште не предавалась и любой шаг, любое слово нового взводного оценивалось все еще по единственному критерию: а как бы это же самое сделал лейтенант?
   Месяцев не торопился набиваться в отцы-командиры, но на эту рядовую, будничную в общем-то зачистку напросился сам, желая побыстрее и почувствовать боевой опыт, и слаженность подчиненных, и заодно встряхнуть их, дни и ночи напролет грустивших о погибшем лейтенанте. Дальше воевать-то все равно вместе.
   Только одно дело, думал сержант, - прокатиться по дорогам и оглядеть два-три дома, а другое... О другом пока ничего неизвестно, но капитан барабанит зажигалкой и задает плохие вопросы про боевой опыт.
   - Чтобы необстрелянных совсем - всего человек пять. Бураков вон, Москвич, - кивнул на часовых. Оправдался: - Вы не думайте, что я их третирую. Лейтенант Забашта... ну, наш взводный... до вас который... - запутавшись в симпатиях и обязанностях, Алмазов от волнения даже снял варежки. - Короче, лейтенант всегда требовал их нагружать, чтобы быстрее входили в курс дела и не расслаблялись... А что, приказ какой, товарищ капитан?
   - Чтобы просто поинтересоваться нашим настроением, для этого на связь, как ты понимаешь, не выходят, - кивнул Месяцев на люк, в котором скрылся шлемофон. Закурил, возможно, за своими мыслями и не заметив заминку заместителя. - Сменили нам район зачистки, идем на юго-восток от Грозного. А сведений о нем - с гулькин нос. Знаешь, какой он длины, гулькин нос? - Можно было не отвечать: капитан с таким же успехом мог разговаривать сам с собой, выходя таким образом из ступора, в который его ввел приказ. - На войне гулькин нос - он меньше человеческой жизни, Юра, - сам же и пояснил комвзвода.
   Оглядел успевших перекурить и теперь просто толкавших в разминке десантников. Несмотря на капитанские звездочки на плечах, он был им почти ровесником и бриться мог, как и они, через день. Просто звания прилетали досрочно и по должностям пробежал так, что в какой-то момент оказалось: его однокашники сидели еще на взводах и только-только привыкали к третьим звездочкам на погонах, а он уже получал задачи за роту и примерялся к клубу старших офицеров.
   Блата и высоких покровителей не имелось отродясь, просто сослуживцы сидели во внутренних округах, на службу ездили в городских автобусах, а он неделями не снимал бронежилет, мотаясь по "горячим точкам". Да так мотался, что невеста перестала верить, будто нельзя найти минуту свободного времени и написать хотя бы пару слов. Или позвонить.
   Для пары слов требовались как минимум авторучка, чистый клочок бумаги и конверт, которого днем с огнем на заставах и блокпостах не сыщешь. Появившиеся кое у кого пейджеры и мобильники брали связь только в одном месте, пристрелянном боевиками так, что сразу после слова "здравствуй" можно было говорить "прощай".
   Теперь, после снятия с должности, появилось и время для писем, и возможность сходить на узел связи и уговорить девочек набрать городской номер во Пскове, да только писать и звонить оказалось некому. Бог и дает сразу двумя руками, двумя руками же и отбирает...
   - По машинам! - отдал команду.
   - Команда "По машинам", - продублировал сержант, прекрасно понимая нежелание десантников лезть на броню в числе первых. Именно первым придется, освобождая места для других, гусеницей переваливаться внутрь боевой машины, забиваться там в грохочущие углы. А вот последним - да, останется местечко на броне, где вольный ветер и хоть какое-то разнообразие в жизни. Да и опыт подсказывал: уж лучше схватить пулю наверху, чем оказаться разорванным внутри при подрыве на фугасе.
   Так что дембеля ждали молодых - Москвича и Буракова, которые тоже, не будь дураками, расставаться с постом не торопились и уж тем более не проявляли прыти при возвращении к бронеколонне. А тут еще батальонный фельдшер прапорщик Григорий Иванович, всю дорогу отсыпавшийся внутри "бээмдешки", отглядел последний сон и вылез наверх, освободив на лавке сразу три дополнительных трюмных места.
   - Что мы имеем? - разминая застывшее тело, поинтересовался он у командира. И сам же, широко зевая, помечтал задолбавшей даже в Чечне рекламой: - Хорошо иметь домик в деревне.
   - Товарищ прапорщик, вы внизу будете ехать? - с тайной надеждой поинтересовались дембеля, поторапливая часовых.
   - Хренушки вам, - ласково улыбнулся в ответ прапорщик. Вытянул наверх подушку, взбил, подложил под себя. Поднял ноги, пропуская внутрь люка Москвича. Ими же нажал ему на плечи, заставляя солдата быстрее определяться в тесноте машины. - Что тут у нас? - повернулся к командиру.
   - Новый район на зачистку. Незаконное производство бензина.
   - А кто мне покажет, где оно здесь законное? - пожал плечами фельдшер и вновь раззевался.
   Капитана потянуло зевнуть вслед за ним, но сдержался, отвернулся, чтобы не поддаваться соблазну. Посмотрел на часы, на переваливающее через зенит еще нежаркое мартовское солнце и махнул рукой:
   - Вперед.
   Вернул себе шлемофон, зажал у горла ларингофоны. Приказал первой "коробочке" пропустить его вперед. Ловить на себя фугасы командиру негоже, но и плутать по бесконечным сельским дорогам, размножившимся с войной многократно, времени особо не оставалось. Командир первого отделения сержант Аркаша Яровой проводил застывшего на броне капитана настороженным взглядом - не доверяете? Месяцев махнул рукой - не заморачивайся, следуй за мной.
  
   3.
   Ехали по здешним меркам не долго, но когда свернули на расколошмаченную вдрызг колесной и гусеничной техникой полевую дорогу, то просто-напросто поплыли в густой коричневой жиже, лишь изредка цепляя траками землю. На обочины можно было вообще не смотреть: распаханное еще осенью под яровые поле набухло влагой настолько, что земля казалась пульпой, лишь чуть-чуть покрытой пленочкой, нагретой первым солнышком. И чем дальше оставалось асфальтовое покрытие трассы с его возможностью маневра и скорости, тем тревожнее оглядывал окрестности взвод капитана Евгения Месяцева.
   - Предлагаю, - прапорщик не смог дотянуться до уха капитана и поманил командира пальцем, благо возраст позволял. - Предлагаю, - шепотом повторил он, отсекая свидетелей, - проскочить деревушку и забыть о ней навсегда. Так же, как уже забыли о ней те, кто отдал приказ ее почистить, - со знанием дела разложил фельдшер по полочкам предстоящую операцию.
   Впрочем, особой новизной предложение прапорщика не отличалось. Оно лишь замыкало длинную цепочку отношений чиновников всех рангов от Москвы до Кавказа. Судя по нелепостям, приходившим из столицы, обитатели Кремля, наверняка не имеющие перед глазами даже карты мятежной Чеченской республики, при отдаче распоряжений просто тыкали пальцем в небо - лишь бы у гаранта конституции Б.Н.Ельцина не исчезала иллюзия борьбы с сепаратистами. Которую они с недавним корешом Джориком Дудаевым назло друг другу сами же и затеяли.
   Генштаб, мечущийся между политиками в Кремле, Белом доме и Госдуме, уговаривал подчиненных на Северном Кавказе делать хоть что-нибудь. Или это же самое не делать ни при каких обстоятельствах: в зависимости от того, кто первым подбегал к уху Президента - олигархи, правозащитники или американские советники, которых только в правительстве насчитывалось более двухсот человек.
   Командование группировки, спасая людей и остатки былого авторитета армии, упражнялось тем, что закрывало на игры москвичей глаза и не требовало жесткого и безусловного исполнения собственных же приказаний, уходящих в войска.
   Войсковые командиры действовали на свой страх и риск, за одни и те же операции получая кто ордена, кто выговоры. На коне оставался тот, кто вообще ничего не делал. При этом, правда, молодцы Дудаева с каждым днем чувствовали себя все вольготнее и наглее на просторах теперь уже всей России, а не только на ее южных рубежах.
   Проклятые девяностые, брошенные властью на произвол судьбы вместе со страной и собственным народом. Не говоря уже об армии, которой по определению как бы даже и роптать не было позволено...
   Месяцев, правда, однажды взбрыкнул, устав бегать со своей ротой в одну и ту же станицу, раз за разом оставляя на ее улицах подбитую технику и солдат. Но едва укреплялся в ней, следовал неизменный приказ - вернуться на базу. Отступая с господствующих высоток по знакомым до последней выбоины дорогам, матерился. Потом писал "похоронки" и с тревогой ждал очередного приказа.
   И он следовал - вновь взять станицу и закрепиться! Брал. Вернуться в исходное положение! Возвращался. Командир полка, отдавая новые-старые приказы, уже старался не поднимать головы от карты. Капитан даже успел за это время рассмотреть сквозь зарождающуюся лысину подполковника родинку между двумя его макушками. Будет счастлив между первой и второй женитьбой? А у него со Светой дальше поцелуев дело так и не дошло...
   Но однажды после приказа Месяцев остался стоять на месте.
   - Что? - прекрасно догадываясь, что подчиненный просит хоть каких-то объяснений, тем не менее поинтересовался комполка. Заранее багровея.
   - Я больше туда людей не поведу.
   - Капита-а-н! - взорвался подполковник, сам перед этим наверняка налаявшийся с Москвой и Моздоком, где стоял штаб группировки. Но чтобы его перебивал каждый командир роты... - Ты пойдешь туда, куда я прикажу. И когда прикажу!
   - Не пойду.
   - Пойдешь. Или пойдут другие. Но вместо тебя.
   - Ради Бога.
   - Во-он!
   Вышел. Даже не став хлопать пологом штабной палатки, - за него это сделал ветер, пытающийся смести ее, уцепившуюся металлическими штырями к склону безымянной чеченской горушки. А ведь сметет. С такими приказами и распоряжениями, поступающими в войска - сметет не то что палатки, а все полки и дивизии. И лучшее тому подтверждение - что он все равно едет на боевые. Но уже в ранге командира взвода...
   На горизонте показались пацаны на лошадях, оглядели колонну - и рысью направились в станицу. Тут ни академий, ни военных училищ заканчивать не надо, чтобы понять: при нынешних возможностях связи о приближении бронегруппы станет известно самому распоследнему боевику раньше, чем они выплывут из грязи на сельскую улицу. Пора было привыкнуть и к тому, что здесь воюют не разношерстные банды, а хорошо обученные и экипированные под завязку всем необходимым отряды. Слишком многим вдруг оказалось выгодно, чтобы Россия увязла в этой войне, как можно дольше не вставала с колен после распада СССР. В качестве раздражителя и пушечного мяса подставилась Чечня - ее, дурочку, и используют. И жаждут этого не только пресловутые империалисты за рубежом: золотую рыбку легче оказалось ловить в мутной воде как олигархам в Москве, так и новоявленным атаманам в Грозном. Правозащитникам, отрабатывающим подачки.
   Не утверждал бы это голословно капитан, если бы однажды не стал участником мерзкой картины. Одна из солдатских матерей, исходившая все ноги в поисках сгинувшего в плену сына, бросилась к депутату Государственной Думы - вечно непричесанному, трясущемуся, в линзах-очках, к которому Месяцева со взводом и приставили помогать перемещаться по Чечне: спасите!
   - А зачем ты приехала сюда? - отстранился тот от русской женщины, демонстративно отходя к женщинам чеченским. И тем самым проводя между ними еще большую черту, хотя твердил на всех углах и во все микрофоны корреспондентов о своей поездке как миротворческой. - Ты же вырастила убийцу.
   "Убийцей" оказался Женя Родионов, который не сделал на Кавказе ни одного выстрела, но которому бандиты отрубили голову только за то, что он отказался снять православный крестик...
   Так что плевать было подобным правозащитникам и политикам на растущие как грибы после дождя могилы: смерть подданных всегда использовалась ими для пополнения политического капитала, а восстановление самими же разрушенного - капитала финансового. Дракулы. Это потом, когда, даст Бог, все же станут искать виноватых, они просто вовремя отойдут в сторонку и сами громче всех закричат "Держите вора". Но после той сцены с солдатской матерью и непрерывных штурмов одного и того же аула Месяцев и закусил удила...
   - Не надо, - стопроцентно уверенный в своей правоте, вновь помотал головой фельдшер, когда Месяцев оглянулся на него перед въездом в село. - Или - полный вперед. Туда и обратно.
   Остановки под прицелом чужих хоть глаз, хоть гранатометов на войне недопустимы. Только и не явный враг ведь впереди, принадлежность аула к республике еще не означает, что в нем живут сплошь ненавистники всего русского. В то же время даже если один волк затешется в стадо и прогремит выстрел...
   - "Сатурн", что там у тебя? - вышел на связь командир полка.
   Месяцев усмехнулся: с каких это пор комполка лично держит связь с командирами взводов? Для этого есть ротный, на худой конец - комбат, начальник штаба. Не надо напрягаться, товарищ подполковник, каждый несет по жизни свой крест. Вы - решительного офицера, не терпящего отступления от буквы и духа приказа, он - снятого с должности комроты. Все честно, не надо смазывать сливочным маслом танковые траки. Оно вкусно для бутерброда, а железу полезнее солидол...
   - Что у тебя, я спрашиваю? - посчитав паузу слишком долгой, вновь включился в связь комполка.
   - Выхожу к объекту, - нейтрально доложил Месяцев.
   - Ты там давай, того... - пробубнилось в наушниках.
   Что "давать", в каком направлении "того", - осталось за кадром. Или за эфиром. Ничего не изменилось за время, пока Месяцева снимали с должности, - все по-прежнему перекладывалось на плечи самого крайнего в армейской иерархии - командира взвода.
   - Дам, - не менее нейтрально ответил Месяцев.
   Комполка не мог не почувствовать его иронии, но смолчал, проглотил издевку. А он, комвзвода капитан Евгений Месяцев, спешится и поведет своих бойцов на незапланированную зачистку. Пусть и без разведданных. Плюс ко всему - в условиях нарождающегося словно из ниоткуда тумана: в горах это явление частое. И если что...
   Оборвал себя. Высказывать обиды командирам на войне - себе дороже. Ладно бы одного шпыняли после этого, а то ведь дыры затыкать пошлют вместе с подчиненными.
   Уже послали...
   Ни спешиться, ни тронуться не успели. Из-за поворота улочки - крутого, опасного, где "бээмдешку" мог ждать выверенный выстрел в упор, в самый центр десантной эмблемы, выбежала с распростертыми руками женщина в черном. Она путалась в длинном, сплошь закрытом платье-чепкене, и лишь когда поддергивала ее перед очередной лужей, были видны еще белые вязаные носки и блестящие галоши. Зато впереди нее к десантникам неслась мольба:
   - Врача! Доктора! Помогите!
   Подавшегося с брони фельдшера Месяцев осадил ударом руки: сидеть, ты у нас один, а куда и зачем зовут - еще надо разобраться. Но отдал команду, которую перед этим так не хотел слышать сам Григорий Иванович:
   - К машине!
   Посыпались горохом с брони десантнички, выстроили "елочку" - оружие вправо-влево через одного. Прием порадовал Месяцева, и перед тем, как самому покинуть БМД, сообщил на базу:
   - Я - "Сатурн". Приступаю к выполнению задачи.
   Кажется, снова откликнулся командир полка, желавший удачи, но капитану слушать очередные извиняющие нотки в голосе подполковника удовольствия не составляло и он спрыгнул на землю. Солдаты подпустили к нему чеченку, и то, как она безошибочно угадала в нем старшего, Месяцева насторожило: в пятнистой однородной массе командир не должен выделяться ничем. Афганистан, теперь уже вроде такой забытый, вписал в боевые уставы свою кровавую строку: снайперы противника первыми выбивают тех, кто больше всех машет руками и кричит, отдавая распоряжения, на ком больше всего блестящего от погон и знаков. Подобное он вроде бы исключил из своей практики, но выходит, поведение подчиненных, оборачивающихся на него каждую минуту, тоже несет информацию наметанному глазу. И, возможно, объясняло, почему предшественник Месяцева погиб в одном из первых же своих боев.
   - Там невестка, - протянула женщина руки сначала к нему, потом в сторону домов. - Невестка умирает. Рожает и не дышит. Дайте врача.
   Григорий Иванович, не дожидаясь решения командира, подался в направлении села, и Месяцев только успел указать Аркадию Яровому: твое отделение - на прикрытие фельдшера. А прапорщик, словно всю армейскую жизнь принимал роды, а не лечил фурункулы у солдат, без тени сомнения уже скользил по следам, оставленным галошами старухи. Пожалуй, остались две профессии, которые бросают своих подданных без каких бы то ни было предварительных условий и колебаний в работу - пожарных и врачей.
   Месяцев выбросил из кулаков растопыренные пальцы - рассредоточиться. Его поняли, заняли места вдоль каменных, увитых виноградом и малинником заборов, тянущихся вдоль улицы. БМД, прокашлявшись синими клубами дыма, по-кошачьи мягко перебирая траками, двинулись вперед, прикрывая броней десантников. И только фельдшер беззащитно скользил-торопился впереди всех за черной женщиной, на ходу распаковывая сумку с красным крестом и на ощупь определяя, что в ней есть для оказания помощи роженице.
   "Плохо", - прошептал про себя Месяцев. В бою все плохо, что идет вне плана.
   Григорий Иванович скрылся за поворотом, и капитан поторопил механиков-водителей - добавить оборотов. Не терять друг друга из виду, не оставлять неприкрытыми спины. Ребятни на улице не видно, это тоже не есть хорошо: детское любопытство пасует только перед страхом. Перед опасностью. Где и в чем она?
   За поворотом открылся новый отрезок узкой безлюдной улочки, если не считать выглядывающих друг из-за друга белесых тополиных стволов. Прапорщик уже исчезал за синей железной калиткой в кирпичной стене, за ним, как нитка за иголкой, проскользнуло во двор и отделение Ярового. Юра Алмазов с первой БМД оседлал очередной уличный изгиб, одну машину Месяцев остановил у дома роженицы, третья сама осталась у поворота, который они только что прошли. Прикрылись. А на самом деле - заперлись. А сверху молочной крышкой гробика все гуще опускается туман. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, но на поддержку авиации в случае чего рассчитывать не придется. Что там у Григория Ивановича?
   Месяцев заглянул во двор. По нему бродили куры вперемежку с утками, на правах хозяев загнав в углы и под навесы бойцов. Из-под ног шуганулся целый выводок белоголовых котят. На скрип калитки направилось сразу несколько стволов, но узнав командира, десантники одновременно кивнули на дверь в добротный кирпичный дом: там все происходит.
   - Вроде померла, которая рожала, - прошептал Яровой, оказавшийся ближе всех к командиру.
   - Прапорщик там один?
   - Да.
   - Что-то долго... раз умерла, - озабоченно поглядел на закрытую дверь капитан.
   Поправил великоватый бронежилет - свой оставил, согласно табелю положенности, в роте, здесь пришлось одеть лучший из остатков. Прошелся несколько раз пальцами по усам, приглаживая их идеально подбритые склоны. Не за фельдшера волновался: в доме ему опасность не грозит, хозяева должны понимать, что в случае чего разнесутся эти стены по кирпичику, - боезапаса хватит. Но то, что стоит-топчется на месте взвод, что уходит время... Внезапная зачистка тогда дает эффект, если на нее брошены значительные силы, позволяющие блокировать село и переворошить каждый угол в каждом доме. Не задерживаясь ни около старых, ни около малых, ни около больных. А производить проверку тремя отделениями - только самих себя охранять. Прав был фельдшер, проскочили бы с ветерком и забыли. Не получилось. Долго думал. Теперь не хватало еще грех на душу брать за неудачные роды.
   Дверь распахнулась, из нее высунулся пожилой бородач в папахе, безумно оглядел двор и снова исчез внутри дома. Ни привета, ни ответа на мучивший Месяцева вопрос. Но Иваныч-то должен понимать, что долг - долгом, а думать надо и о живых. Чтобы они остались живы.
   Выглянул на улицу. Механик-водитель тут же протянул ему потрескивавший от помех в радиосети шлемофон.
   - Я - "Сатурн"-лично, на связи, - пытаясь устоять на сухом местечке у забора, перегнулся к броне капитан. Заколебал этот комполка...
   Оказался начальник штаба.
   - Тут наводка прошла: на окраине твоего объекта, в овраге, работает мини-заводик с темя цистернами. Приказано уничтожить.
   - Я пока застрял в центре. Тут местные рожают. Медицина работает.
   - Не задерживайся, в районе возможно появление нежелательных гостей. И метео тебе в минус.
   "Так какого черта посылали одного и без поддержки", - усмехнулся капитан, перебрасывая шлемофон в люк.
   Раньше, конечно, не позволил бы себе отключиться без разрешения, но теперь ему многое, если не все, можно. "Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. А теперь меня надули и оказался я в Кабуле", - пропел "афганскую" песенку. Ту страну он изучал в училище по тактической подготовке не только по донесениям и картам, но и народному творчеству. Доизучался - и кому это оказалось надо? Пока при сравнении двух войн он видит, что за Гиндукушем воевали грамотнее, солдат берегли больше, к операциям готовились тщательнее. И спрос был жестче. По крайней мере, с офицеров требовался отчет по двум позициям: выполнение боевой задачи и наличие потерь. И командир, пусть хоть трижды показал себя героем, никаких наград не получал, ежели давал слишком много "двухсотых". До пяти человек - это уже считалось много. А тут...
   Заскользил вдоль стены, перемещаясь к головной машине. Минуя третий или четвертый дом, вдруг услышал за кирпичным забором шепот:
   - Эй, командир, сказать хочу.
   Месяцев замер. На шепот не обернулся: тайны доверяют без свидетелей и изначально подразумевается, что их получатель не афиширует своего осведомителя.
   - Это бандитка рожает. Ее муж в горах.
   - И что теперь делать? Не помогать? - словно размышляя сам с собой, поинтересовался капитан.
   - Они скоро тут будут. Уходите.
   И, скорее всего, ушел сам - за кирпичной кладкой прошуршали шаги. Заскользил дальше и Месяцев. Доброжелатель, собственно, лишь подтвердил слова начальника штаба. В то же время, волков бояться - в Чечню не ходить. Взвод - это боевая единица, способная выполнить локальную задачу. Неужто бегать, как зайцам, от боевиков? Это они при появлении федеральных сил должны рассыпаться как тараканы от яркого света и замирать в своих щелях. Но ведь не замирают. Идут на боестолкновения. Несмотря на потери, накапливают силы. Кто первым дрогнет в таком противостоянии? И где найти золотую середину - выполнить задачу и сохранить людей? Свое лицо, в конце концов? Эх, как легко воевалось мужикам в Афгане!
   - Что имеем? - поинтересовался у Алмазова, прилипшего с биноклем к броне.
   - Вроде тихо. Слишком тихо.
   - Так если сюда никто не заходил до нас - кому охота высовывать нос.
   - Обычно старейшины выходят...
   "Тикать надо отсюда", - прочел капитан продолжение в глазах сержанта и усмехнулся. Все же заставили чеченцы бегать армию, заставили. Зачем тогда вообще вошли сюда? Или неуверенность сержанта от того, что он продолжает сравнивать его с прежним командиром и это сравнение явно не в пользу последнего взводного? Солдату на войне тогда страшно, когда нет безоговорочного доверия командиру. А тут, небось, все мысли о молодой жене...
   - Что дома?
   Алмазов отстранился, чтобы посмотреть на капитана: вы это серьезно спрашиваете? Здесь, под стволами боевиков? Но такта хватило не демонстрировать столь явно свое недоумение и сделал вид, что просто пытается лучше высмотреть местность.
   - Как жена? Родители? - продолжал капитан, тоже присланяясь к броне и тем показывая, что вопрос не праздный и его в самом деле интересуют отпускные новости своего заместителя.
   И оттого, что у Юрки впервые за службу в армии поинтересовались личной жизнью, которая и впрямь лежала в мыслях с самого края, на поверхности, - он вдруг заговорил сразу обо всем: о напившемся на свадьбе свидетеле, о сдохшем поросенке у соседей, о заготовке кедровых шишек, о безденежье и безработице в селе...
   - А ты оставайся в армии, - Месяцев даже перестал всматриваться в улочку, чтобы его предложение не выглядело легкомысленным, сказанном между прочим, в желании скоротать время. Приподняв каску, протер под шапкой пот. Хорошо бы иметь на этот случай вязаные шапочки, да в полку они давно кончились, хоть за свои покупай. И время - еще только март, а уже жарко. Что ожидать летом, если вдруг эта бодяга не закончится? Но продолжил о мирной жизни: - Можно на контракт, можно прапорщиком, а потом и в военное училище. С орденом возьмут без проблем. И хоть какая-то перспектива в жизни появится.
   Сержант повернул голову: как у вас, с печки на лавку? Капитан не отреагировал, отнеся случай с собой на неизбежные издержки при любом деле. Но сержант все равно остался благодарен ему, нашедшему минутку для доверительного разговора. И вновь начал о дорогом и близком - о рыбалке на Енисее, охоте, богомолице теть Нюре, которой позволено дальше всех провожать за село уходящих в армию ребят, потому что рука для креста легкая. И еще бы понарассказал много чего деревенского и сибирского, если бы на связь не прорвался "Алфавит" - Аркаша Яровой, который ненароком загреб под свои инициалы все буквы от начала до конца. Искал комвзвода.
   - Что у тебя? - сам вышел по внутренней связи на Ярового Месяцев. В этом плане "ромашка", прикрепленная к разгрузочному жилету, вполне устраивала: пусть и брала небольшое расстояние, но и весила не более кулька конфет.
   - Кажись, ожила.
   - Черт, - выругался Месяцев.
   Грешно желать человеку смерти, но если Иваныч откачал роженицу, значит, задержится еще на несколько минут. А им еще в овраг, к цистернам. О зачистке и впрямь можно уже забыть, но за мини-завод спросят как за нефтебазу...
   - Остаешься на месте, я с "Сатурном-1" на окраину и обратно, - отдал распоряжение Яровому, больше не теряя ни мгновения.
   Щелкнул над головой пальцами, призывая всех к вниманию. Фокус удался: разбросанные вдоль улицы десантники сначала замерли, потом вмиг оказались на броне, залепив ее свежими грязевыми подтеками. Ничего, отмоемся. Вернемся - и приведем себя в порядок.
   - Точно? - подмигнул Буракову, вцепившемуся в Москвича. Вот уж воистину сладкая парочка. И хорошо, что сержанты суют их во все дыры, пока не свистят пули. Лично он тоже за такую "дедовщину" в армии...
   - Так точно, - безоговорочно согласились с капитаном оба, но взглядов от дороги не оторвали. И это тоже правильно: на войне не командиру в рот заглядывают, а противнику в глаза.
   Ухая на скорости в затянутые жижей колдобины и выбрасывая грязь выше кирпичных и каменных кладок, БМД вырвалась из извилистого каменного лабиринта на простор. Чтобы тут же замереть перед резким спуском в овраг, из склона которого, словно с борта корабля, торчали стволами огромного калибра три ржавые цистерны. Чуть ниже в саманном неказистом сарайчике тарахтел мотор, выкачивая нефть с трубопровода, проходившего в паре километров от селения. По дну оврага петлял ручей, изредка блестя на солнце упругой, разноцветной от бензиновых пятен, спиной.
   Капитана удивляло в Чечне даже не то, как ловко доморощенные коммерсанты подсоединялись к магистрали, а затем и перерабатывали двумя горелками и тремя изгибами в системе трубопроводов нефть в бензин. Вопрос в другом: откуда могли появиться здесь такие огромные цистерны? На чем и как привезли их при тех жестких проверках на блокпостах, что разбросаны по всем дорогам? Или нынешняя война на Кавказе - это в самом деле всего лишь система взяток друг другу, как говорят все вокруг? Неужели армия и боевики выступают лишь в роли братков, обслуживающих две противоборствующие группировки? Не хотелось бы, ох, как не хочется однажды вдруг осознать, что подставлял свою голову под пули не в войне за единство и интересы Отечества, а в личностных разборках криминальных авторитетов...
   - Взрываем? - кивнул на заводик Алмазов.
   Это - вне сомнения, но капитан все же медлил. Жахнуть из пушки или гранатомета по цистернам - дело секундное. Полыхнет так, что и докладывать о выполнении задания на базу не потребуется - сами увидят столб черного дыма. Овраг защитит от взрывной волны дома, но при этом тысячи тонн вылившейся нефти пропитают землю и реку так, что лет пять точно овец на водопой и щипать травку сюда гонять не будут. Легче всего было не задумываться об этом, тупо выполнить приказ и заслужить благодарность, которая со временем поможет вернуться на должность командира роты. Но... но что-то царапает душу, не хватает даже великоватого бронежилета, чтобы прикрыть ее от сомнений и вопросов. Неужто и впрямь после нас хоть потоп? Или выжженная земля? Даем право очередному миротворцу-депутату называть собственную армию сбродом убийц и поджигателей? И где там, собственно, командир полка? Где четкие и конкретные приказы - как и что уничтожать?
   Мeсяцев огляделся. На плоской крыше крайнего дома увидел мужчину, из-под ладони рассматривавшего его солдат. Или хозяин завода, или сторож. В любом случае лицо заинтересованное. Тоже оценивает, на что окажутся способны федералы. Какой же ублюдок-журналист придумал такое определение, изначально несущее негатив, для армии собственной страны? Или именно так и задумывалось? Так хрен им всем на всю катушку. По крайней мере там, где будет воевать со своим взводом он, капитан Месяцев.
   - Сбегай, простучи бочки, - отдал приказ Алмазову.
   Сержант, выдернув в напарники Буракова, спрыгнул на землю, вдвоем заскользили вниз, хватаясь за ветки кустарников. Оказавшись рядом с цистернами, словно лилипутики, начали простукивать ржавые металлические бока прикладами автоматов. По ответному гулу даже издалека капитан определил, что пустой оказалась самая дальняя емкость, указал на нее механику-водителю. Тот, заклинив правую гусеницу, довернул машину, открывая наводчику-оператору идеальный обзор для прицеливания.
   - Эта пустая, - подтвердил издали сержант, и капитан махнул подчиненным: возвращайтесь.
   Мужик на крыше, поняв, что произойдет дальше, затоптался на месте, нервно теребя в руках шляпу. Извиняй, дядьку, но спокойной жизни отныне тебе не будет. Придется отлипать от трубы, не твоя она. Халяву и впрямь пора закрывать. Для всех.
   - Сначала сарай, - указал Месяцев наводчику на колченогий домик, где работал двигатель. На горизонте вдруг мелькнул всадник на белой туманной лошади - скорее всего, один из тех, что высматривал их подъезд к селению. Значит, кому надо, тот видит его взвод как на ладони. Есть смысл прислушаться к замкомвзвода и если не тикать, то быстро выполнять задачу и удаляться. - Потом дальнюю бочку продырявь, возьми чуть ниже середины, - ни одним мускулом не выдав озабоченность, ровно закончил постановку боевой задачи.
   Едва посыльные вскарабкались на броню, из жерла автоматической пушки со свистом вышел бронебойно-зажигательный патрон. Огненно-дымный хвост от него еще не оторвался от ствола, а на месте сараюшки взметнулся клуб из огня, дыма и щепок. Мужик на крыше вознес руки к небу, призывая небесные силы к отмщению, но капитан без промедления указал на вторую цель. Промахнуться по ее округлому боку не смог бы и первогодок, и доморощенный коммерсант снова вознес за справедливостью руки к Аллаху.
   Хотя что ему плакаться: восстановить двигатель и систему трубопроводов труда не составит, а взрывать наполненные нефтью и бензином цистерны Месяцев все же не стал. Кавалерийским наскоком подпалив один из сотни нефтяных фитилей, разгоревшихся по всей республике, вопрос контрабандной торговли бензином не решишь. Да и не дело это войсковых частей, по большому счету. А если уж послали наводить порядок, то дайте право пригрозить хозяину завода пальчиком, положенным на спусковой крючок: еще раз моторчик затарахтит, в карманах или за щеками будешь носить украденное обратно на нефтебазу. После того, как отсидишь за воровство. Не дойдет таким образом - конфисковать эту самую крышу, с которой он молит Аллаха о мщении. Логика войны в Чечне должна быть одна и для всех - восстанавливать законность, а не разжигать новую ненависть...
   Механик-водитель уже разворачивая БМД к аулу передом, а к чадящему оврагу задом. Прозвучавшие выстрелы, надо полагать, спокойствия жителям не прибавили, и селение замерло в еще большем напряжении. Повторяя старый путь, забрызгивая все те же заборы новой грязью, вернулись в исходное положение. А вот теперь Иваныча на броню - и на базу. Пока не подошли те самые боевики, которые наверняка послали всадника передовым отрядом и не лег окончательно туман...
   - Что у вас? - спросил капитан у выбежавшего на шум двигателя Ярового.
   Тот недовольно пробурчал:
   - Опять потеряла сознание. Откачивает.
   Месяцев спрыгнул на землю, намереваясь самолично вмешаться и разрешить ситуацию. Вовремя сдержался - кто же его пустит на женскую половину мусульманского дома, да еще во время родов? Перевел взгляд на забор, из-за которого ему шептал неизвестный доброжелатель. Правду сказал насчет бандитского гнезда или сводил свои личные счеты с этой семьей? А если и не соврал, то как оторвать фельдшера от умирающей?
   - Долго, - пробурчал лишь себе под нос. Но Яровой услышал, принял сожаление на свой счет, виновато пожал плечами.
   - К оврагу, - приказал капитан Алмазову, согревающему руки дыханием. Опасность, если появится, то со стороны, где замечен всадник. Рано, к сожалению, рано еще греть руки, померзнем еще чуток. - Держишь этот фронт, Юра.
   Данных о противнике никаких еще не было, война еще не начиналась и, даст Бог, они ускользнут отсюда до подхода боевиков, но от последней фразы десантники на "бээмдэшке" напряглись. Не только Москвич заерзал на башне, сползая с нее на плоское тело боевой машины, и Бураков задергался, выбирая, нырять ему внутрь БМД или остаться наверху, но даже Юра перебрал, как по грифу гитары, розовыми обмороженными пальцами по цевью автомата. Ничего странного, естественное стремление солдат в незнакомой местности при наличии опасности - находиться всем вместе, под присмотром друг у друга. А тут отрывают от основных сил, от командира, связи со штабом и бросают держать целый фронт. Только в ответ на подобную психологию есть тактика, которая неизменна с времен царя Гороха: чтобы уничтожить десант, надо собрать его вместе. На данный момент взвод как раз и зажат в одной улочке. Давай, Юра, вырывайся на простор, прикрывай слишком благородных. Черт бы его побрал, это благородство. А после зачистки сядем спокойно и ты расскажешь поподробнее о своей Сибири...
   Во дворе старик разносил в большом блюде чуреки - местные плоские лепешки, угощал солдат. Предлагал в пиалы и айран, но от кислого молока все отмахивались - оно хорошо на крепкий желудок и хмельную голову, а без надобности лучше поосторожничать, чтобы не искать потом в чистом поле кустики. Увидев командира, хозяин вместе с десантниками замер под его взглядом, потому что именно от Месяцева зависело, останется ли фельдшер в доме или взвод попрыгает на машины и растворится в тумане. И когда капитан устало уселся на стопку давнего, тронутого зеленым мхом шифера, заторопился к нему.
   - Что там? - отказавшись от угощения, кивнул на дверь капитан. Достал сигареты.
   - Аллах вас к нам послал, - старик, прижав одной рукой блюдо к животу, вознес другую к небу. На пораненном указательном пальце черным пиратским флажком колыхнулся кончик от завязки.
   "Послал нас комполка", - усмехнулся про себя Месяцев, лишь бы не зацикливаться на сравнении с флагом. Но взгляда не отвел даже во время прикуривания, требуя конкретики.
   - Плохо там, трудно, но врач ваш что-то...
   Хозяина дома перебил раздавшийся детский крик. Старик уронил миску и осел рядом с капитаном. Заскорузлые пальцы вновь устремились к небу, но дотянулись лишь до глаз, из которых безудержно хлынули слезы.
   - Внук, - прокричали для хозяина новость из открытого окна.
   - Поздравляю, - улыбнулся старику Месяцев. - Теперь...
   Однако на этот раз уже он не успел закончить фразу. А его, офицера, перебить на войне могли только выстрелы.
  
   4.
   Стреляли со стороны оврага, от Алмазова. Но если замкомвзвода не вышел при этом на связь - значит, увидел боевиков неожиданно. И, скорее всего, вдалеке, потому что огонь открылся сначала из одного автомата, для целеуказаний, потом уже свое весомое многоточие поставил спаренный с пушкой пулемет.
   - "Сатурн", вижу вооруженную группу, человек двадцать, до километра, залегли, - подтвердил догадки командира сержант.
   - Рассредоточиться, держать на мушке, - распорядился Месяцев и бросил взгляд на старика.
   По тому, как тот сжался, понурился и виновато сгорбился, теребя свой нос флагштоком с пиратским флагом, стало ясно: он предполагал что-либо подобное. А точнее, не исключал. И скорее всего, в подошедшей банде в самом деле находится его сын.
   "Что будем делать, батя? - не сводил Месяцев взгляда с несчастного старика. - Брать на себя ответственность за всю нацию? А что? Мы спасаем твою невестку и внука, ты - взвод. Учил Александр Васильевич Суворов не меньше оружия поражать противника человеколюбием"...
   - Ислам, - не нашел ничего лучшего, кроме как назвать свое имя, старик.
   - Узнайте, что там? - попросил хозяина.
   Тот торопливо подошел к окну, заглянул внутрь дома. Что-то нетерпеливо спросил. И когда беспомощно оглянулся, капитан чертыхнулся, усаживаясь на все тот же шифер. Повернул голову к "ромашке" на плече:
   - "Сатурн-3", разворачиваешься и выдвигаешься на окраину, - отдал распоряжение третьему отделению, замыкавшему их группу. При этом им самим остается только сидеть и ждать. То ли Иваныча, то ли бандитов.
   Боевики проявились первыми.
   - Вижу группу, человек двадцать, - почти сразу доложил "Сатурн-3".
   Все. Опоздали. Ловушка захлопнулась. Можно себя поздравить: насолил подполковнику. Но нет-нет, конечно же, нет, не назло комполка он въехал в село и застрял у роженицы. Так получилось бы при любом раскладе его должностей и симпатий-антипатий с начальством.
   - Минируют дорогу, - дрогнувшим голосом продолжил доклад сержант.
   "Минируют - это хорошо", - машинально отбил чечетку пальцами на плесневом шифере капитан.
   В смысле, что эта опасность видимая. Только и по иному пути, кроме как по полевой дороге, по которой они приплыли сюда, назад не выйти: на вспаханном поле можно сесть техникой на брюхо и тогда жги ее спокойно из гранатометов, как мишени на стрельбище. Хотя нет, мишени движутся, на тренировках труднее работать... Наверняка минируются и склоны оврага у Алмазова. Так что если до темноты не вырваться, рассвет можно и не встретить. Жаль, что бандиты не учили суворовскую "Науку побеждать"...
   Оставив растерянного Ислама посреди двора, вспрыгнул с разбега на броню, напялил, словно волшебную шапочку, на стриженую голову шлемофон. Сейчас два слова скажет - и все исполнится.
   Начштаба откликнулся сразу.
   - Срочно удар артиллерией по квадрату... - перечислил Месяцев все цифры, которые вели к точке посреди полевой дороги.
   У другого просителя, может быть, в штабе и поинтересовались бы, зачем и для кого артудар, но капитан был для них пятиклассником, вновь посаженным в начальную школу. И который цифры в уме складывает уже без помощи палочек и подсказки учителей.
   И завыло в небе ровно через столько секунд, сколько требуется артиллеристам для выверки прицелов и досыла снарядов в ствол. И без бинокля - наоборот, прикрыв глаза, представил-увидел Месяцев, как полетели ошметки грязи от вспаханной снарядами дороги, а вместе с ними, возможно, и руки-ноги тех, кто возжелал, чтобы такие же руки-ноги разлетелись от его десантников при подрыве. И подумалось об очевидном, а оттого удивительном: а на войне ведь нет мясников и нет убийств. Во время боя людей не убивают, они - гибнут. Потому что все находятся приблизительно в равных условиях. По крайней мере, здесь, в отрогах Кавказа, все оказывается намного честнее, чем в криминальных московских разборках по подворотням. Если, конечно, брать только его взвод и отряд боевиков...
   - Чуть недолет, но все равно как ветром сдуло, - дорисовал картину на полевой дороге "Сатурн-3".
   Ему грех не рисовать ее, если сидит словно в партере перед сценой, да еще почти с театральным биноклем в придачу. Смотри, дорогой, тебе выпал сегодня выигрышный билет - который на выход. Для всего взвода, а это двадцать пять душ...
   - Заминировать успели?
   - Кажется, да.
   - Засеки место.
   Сам попытался вспомнить командира третьего отделения. Когда Месяцева представляли взводу, "сержант-три" лежал в госпитале и выписался накануне выхода на зачистку. Показался он капитану невзрачным и неказистым, в итоге совершенно не запомнился и выделить сейчас какие-то черты из образа сержанта при всем воображении комвзвода не смог. Но черт с ней, с красотой - не подвел бы!
   Напомнила о себе "галерка" - у Алмазова вновь заголосили автоматы. Перекрывая их ребячество, стал на распевку пулемет, прозванный чеченцами "красавчиком". Едва он успел пропеть все ноты, как дирижерская палочка в руках сержанта прекратила базар, оборвав музыку.
   "Экономить, экономить патроны", - в который раз за день мысленно обратился к замкомвзвода капитан. Хотя патроны, точнее, их количество в данный момент вторично. Ценно то, что нет паники, пальбы в белый свет, как в копеечку. Хорошо, что и гранатомет пока молчит, а название у него красивое - "Пламя", и 280 выстрелов к нему заряжены в ленте, и 261 граната - в контейнере... Хотя и боя по-настоящему еще нет, есть только его преддверие, прощупывание противником друг друга, проверка на вшивость. Но раз начали гавкаться, драка неизбежна. Где же ты, Иваныч? Давай, дорогой, тебя ждем!
   Фельдшер вышел из дома улыбающийся, с закатанными по локоть рукавами "пятнашки". И словно появился из операционной где-нибудь в московской клинике: улыбнулся блаженно небу, потянулся, оглядел собравшихся и присел на бушлат, оставленный им на порожке. В довершение ко всем нервам командира неторопливо достал сигареты: профессионал наслаждался проделанной работой, и стрельба, грязь, надвигающиеся туман и темнота - все перестало для него существовать, сделалось никчемным, второстепенным. Качнулся лишь немного в сторону, давая пройти в дом старику. Принялся пускать колечки бело-синего дыма. Хорошо жить на свете в самом начале весны...
   И счастье, что и на таких благодушных мастеровых на войне есть командиры, способные быстренько привести в чувство и заставить крутиться лириков-поэтов.
   - Закончил? - окликнул его Месяцев.
   Может, прапорщик и сейчас провальяжничал бы секунду-другую, но одновременная стрельба с обеих окраин села живее капитана напомнила ему, где он. И что кроме золотых рук у него есть и железные звездочки на погонах. А из-за его следования клятве Гиппократа под пули становится едва ли не шеренгой весь взвод.
   Фельдшер подхватился, щелчком выстрелил окурком в подошедшего слишком близко индюка.
   - Все, откачал, будут жить, - подвел итог своей работе. И нашел альтернативу значку "ГТО": - Готов к безделью и наступлению.
   Оглянулся на дом, из которого с протянутыми в благодарности руками выходил старик, потерявший где-то в суматохе папаху. Только принимать похвалу и благодарение времени и впрямь не оставалось. Стрельба разгоралась на полную мощь, по ее накалу и плотности можно было предположить, что к селу рвалось боевиков ничуть не меньше, чем занявших оборону десантников. Момент ключевой и не в пользу "крылатой пехоте": и Алмазов, и "Сатурн-3" увязли в схватке, и им теперь совсем непросто будет оторваться от наседавших нохчей. Так что, Иваныч, помог семье боевика - помогай теперь своим...
   - С "коробочкой" туда, - указал Месяцев прапорщику в сторону третьего отделения. Там - выход, а выход из лабиринта и тупика - он всего главнее и дороже прочих, его ни при каких обстоятельствах нельзя давать закупорить.
   Сам с остатками отделения подался было к Алмазову, но из ворот, преграждая путь, выбежал хозяин дома. Поспешил вслед за прапорщиком, призывая в свидетели и капитана. Неужели опять всем машинам "стоп"? Нет уж, хватит таскать горох в дырявом мешке.
   - Скажи, как зовут, - начал старик уговаривать фельдшера сквозь рев газующей БМД. Прапорщик не мог понять, для чего тому нужны его анкетные данные, отмахивался, и хозяин повернулся к подбежавшему капитану: - Скажи, как его зовут, - указал на Григория Ивановича. Чувствуя нетерпение военных, поспешил пояснить: - У нас ребенку дается имя его спасителя.
   - Вон, командиром назовите, - поняв желание чеченца, кивнул фельдшер на Месяцева. - Это он его спаситель.
   - "Я - Сатурн-1", - ожил голос замкомвзвода на плече в рации у капитана. - Противник выдвигается к селу.
   - Держать, - приказал сибиряку Месяцев и побежал в его сторону. Отрываться от противника придется именно там, у оврага, чтобы потом чулком стягивать взвод с тонкой извилистой ножки-улочки к "Сатурну-3". Как же фамилия сержанта, черт бы его побрал?
   У забора, где в прошлый раз предупредили об опасности, замедлил шаг, но больше подсказки из-за кирпичной кладки не последовало. И то - сколько можно об одном и том же...
   Зато, заспешив к своему дому, не переставал шептать диковинное слово старик:
   - Сатурн, Сатурн...
   И словно боясь забыть его, а может, приучая язык и губы, голос к новому и теперь уже родному для себя сочетанию букв, принялся повторять его на все лады:
   - Сатурн будет. Красиво - Сатурн. Хорошо, что не как русский, а как звезда. Сатурн...
   Юра Алмазов, загнав БМД под навес крайнего дома, с крыши которого сторож еще несколько минут назад звал на помощь то ли Аллаха, то ли отряд, рассыпал десантников по гребню оврага. Себе оставил сектор обстрела напротив дымящей цистерны, откуда из черных клубов дыма вполне могли вырваться на штыковой удар боевики.
   И они вырвались. Из дыма. Но - на дуплет Алмазова и подоспевшего капитана. Нет, ребяты-акробаты, не лохи пришли в горы Кавказа, отнюдь не лохи. И не вам решать, где ступать ноге русского солдата. А вот вам укажем ваше место. Обратно в гарь и копоть, кто остался жив. Мы пришли не завоевывать и не делиться, а возвращать свое. Точно так же, как все ваше - во всей остальной России. Но только если вы без автомата за плечом и фиги в кармане. Или дружить на равных, или - вдогонку еще очередь из двух стволов!
   - Человек двадцать, - кивнул на черные клубы дыма, укрывшие боевиков, Юра. Вытер пот болтающейся варежкой. И сразу о тылах, о том самом выходе, о котором только что думал и сам капитан. - Как у Сереги?
   "Значит, его зовут Сергей", - первым делом отметил для себя Месяцев имя командира третьего отделения. Хоть это на первый случай будет знать...
   - Будем уходить туда, - спокойно ответил капитан, оставшись неподвижно лежать на обрыве и оценивая обстановку собственными глазами.
   Да, туда - и только туда. К сожалению, туда, хотя здесь намного суше. Но "бээмдешкам" не удержаться на крутом склоне, перевернутся. Только и у Сереги дорога заминирована - про это Месяцев не забывал ни на мгновение. Смешно: потерять технику на подрывах - это бой, свалить в овраг - разгильдяйство и некомпетентность командира. Но в поле есть хоть какой-то шанс вырваться. А может, начштаба сумеет выколотить в группировке "Змея Горыныча"? Месяцев лишь однажды на учениях видел его работу: из гаубицы выстреливается длиннющая, до нескольких сотен метров, лента, которая при соприкосновении с землей взрывается и просто-напросто прожигает коридор в минном поле, по которому можно потом спокойно ехать. Но успеют ли до вечера подтянуть эту самую гаубицу на прямой выстрел? И есть ли они вообще в группировке?
   Остаются еще "вертушки", выползать можно и под огневым прикрытием с неба, только авиации в группировке не намного больше, чем "Змеев Горынычей". Вот война так война - всего дефицит. Чем надеялись побеждать? И как стремительно бежит время, сужая световой день. Никогда раньше не замечалось, как легко секундная стрелка перетаскивает за собой в новый час, в новый день все человечество, всю Вселенную, всю историю. Его, капитана Месяцева со взводом. А им в темноту нельзя, не влюбленные. И в туман тоже. Как же быстро он запеленовывает землю. Не зря ему нашли определение - пелена...
   - Гляньте? - вдруг указал назад Алмазов, приноровившийся за время боя вертеть головой на сто восемьдесят градусов.
   Из улочки вышли старик и старуха, в доме которых Иваныч только что принимал роды. Женщина подталкивала мужа к десантникам, и лишь когда те увидели его, новоиспеченный дед сам оттолкнул жену и пошел навстречу.
   "Только не невестка", - попросил капитан и Иисуса, и Аллаха. Однако лицо чеченца выражало иную озабоченность.
   - Мы соберемся... Я проведу... Чтоб не стреляли, - пробормотал он, оглянувшись на жену и давая ей понять, что он согласен на ее, скорее всего, решение. - Клянусь Аллахом...
   Месяцев напрягся. Живой щит? Тактика, опробованная боевиками при захвате заложников: прикрываясь ими, уходить с поля боя. Здесь ее предлагают сами? Подарок, о котором если и можно было мечтать, то под одеялом в темноте. Интересный расклад. Неужели Иваныч вкупе с Гиппократом оказался сильнее Боевого устава, всей огневой мощи взвода и несуществующих правил ведения этой войны? И надломил противника у самого корневища? Ведь наверняка старик соберет тех, у кого дети сейчас по ту сторону пожарища. Только кроме Суворова, в училище изучали еще и Плутарха, его знаменитое изречение про то, что полководец должен вести войну, надеясь на свое мужество, а не на измену долгу со стороны противника. Красиво... И что теперь - отвергнуть предложение и остаться гордым?
   Какая же сложная, неуставная война в Чечне! Какая-то человеческая, заставляющая думать...
   - Как быстро соберетесь? - поинтересовался Месяцев, еще не приняв решения.
   - Десять-пятнадцать минут, - не переставая оглядываться, пробормотал старик, потрогав пальцем краешек носа. И совсем некстати, потому что черная тряпица в который раз затрепыхалась пиратским флагом. Перевязал бы Григорий Иванович и его, что ли, по-человечески. А если подвох? Но в чем? Пока не видно, но в этой слепоте может быть обыкновенное желание ухватиться за соломинку...
   Повторяя старика, Месяцев тоже обернулся за поддержкой к своему заместителю. Юра Алмазов немой вопрос понял правильно и одобрительно закивал. Ему можно, в армии ответственность за вся и всех начинается со звездочек, а не с лычек. Кто на что учился...
   - Через двадцать минут на том краю села, - указал Месяцев в сторону предполагавшегося выхода. Плутарх простит, а вот матери его десантников - нет, ежели что. Мнение Москвы, правозащитников и подполковника в данном случае отметаются...
   Кажется, старик втайне надеялся, что солдаты откажутся от его услуг, но колесо покатилось и теперь приходилось выполнять самим же предложенное. Приходилось, потому что жизнь долгожданного внука и впрямь главнее войны. Приходилось, хоть и смотрит капитан без доверия и приязни. Но война - это не только стрельба друг по другу. Это, как ни странно, еще и совесть. Обязанности перед живыми и Богом...
   Пригибаясь от одиночных выстрелов, старик поспешил вместе с женой к домам, откуда молодежь ушла на борьбу за свободную Ичкерию. Уговаривать, умолять, просить, угрожать - то уже не его, капитана Месяцева, проблемы. И кому в ауле какая Чечня-Ичкерия на самом деле милее и слаще, в составе России или вне ее - тоже еще большой вопрос. Чеченцы в большинстве своем далеко не дураки и внутренне готовы принять постулат, что жить вне России, но за ее счет - это не есть свобода, благородство и внутреннее достоинство, на что уповают полевые командиры. А они уповают только на это, потому что при иных лозунгах превратятся в банальных грабителей и террористов. К тому же никто не считал тех, кто против дудаевщины. Таких пока не видно и не слышно, они придавлены и вынуждены молчать, потому что при вселенском чеченском споре наверху оказалось оружие. А оно всегда липнет к самым отмороженным, оголтелым и заблудшим.
   Тем не менее поступок стариков вызывал уважение: большей благодарности им для десантников и впрямь было не высказать. Если к тому же наверняка держать в подсознании, что ушедший на войну сын в любой момент может погибнуть. А тут - продолжение рода...
   - Значит, так, Юра, - принялся отдавать указания капитан своему заместителю. - Я на ту сторону аула, фильтровать базар. Ты держишь оборону и ждешь моей команды. По сигналу - все на броню и пулей к нам.
   - Ясно дело, - кивнул сибиряк. Увидев, что Москвич выставляет в их сторону любопытное ухо, не упустил случая умыть столичного салагу и блеснуть эрудицией: - В сорок первом спасли Москву, поможем и сейчас.
   Москву спасали всем миром, в том числе и чеченцы, а вот поди ж ты, как повернула история: теперь свои в своих стреляют. Как раз на потеху тем, кто мечтал раздробить и завоевать Советский Союз. С первым получилось, почему же теперь не попробовать освежевать Россию, подвесив ее тушку на разделочные крюки?..
   До Чечни большой политикой Месяцев не занимался, считал это уделом тех, кто не имеет работы или не умеет ею заниматься. Но едва засвистели реальные пули над головой, едва заскулили о войне по телевизору все, кому не лень, в заочных спорах с ними и влез капитан в эту самую политику по уши. Она отвлекала и озлобляла Месяцева, перед которым ставились конкретные задачи с конкретными людьми в подчинении. Раздражала, делала неуправляемым. Собственно, его отказ выполнять боевую задачу и снятие с должности - это результат увлечения политикой, это его сомнения и убеждения, рожденные перед экраном телевизора. И прав, наверное, подполковник, что вышвырнул его с должности. Дать очухаться и оглядеться. Снова вспомнить, что ему, человеку в погонах и при оружии, отвечать за жизнь людей, а не за слова тех, кто по недомыслию или закулисно вверг страну в бардак и раздрай. В результате которого он и бегает по кривым чеченским улочкам с автоматом наперевес.
   Одним словом, и в политику влезать - гиблое дело, и дураком быть не хочется. А все, наверное, потому, что наступили в стране времена, когда все занимаются всем. А надобно каждому - своим делом. Так что храни людей, капитан, и выполняй свою, боевую задачу. А то дойдет до того, что однажды сержанты пошлют его самого подальше и начнут рассуждать о целесообразности того или иного приказа. И не побегут следом...
   Пока же Аркадий Яровой, прихватив Москвича, Буракова и еще кого-то, тоже не запомнившегося капитану, безоговорочно бежал за ним в узкую улочку. И то, что своих обстрелянных бойцов он оставил Алмазову, вновь дало Месяцеву если не уверенность в успехе, то злость - уж точно. Потому что таких бойцов он просто обязан вытащить из ловушки, в которую их невольно загнали вознесенные в мольбе руки обезумевшей от горя женщины. А тут еще и Яровой, догнав и решительно оттолкнув командира, бронежилетом побежал впереди - отводить опасность, ловить на себя пули, мины, ножи. Нечто подобное он намеревался сделать и на БМД при выдвижении к селению, но там командира обойти не удалось, и теперь сержант повторял прием "пешим по машинному". Молодежь Ярового не поняла, забеспокоилась в отсутствии сержанта, сбилась за спиной капитана, и уже Месяцев жестами расставил десантников в каре вокруг себя. Не для того, чтобы прикрыться солдатами. Просто чтобы учились не попадать под одну очередь, не наступать всем вместе на одну мину. И, конечно, хранить командира в бою.
  
   5.
   У ставшего знакомым забора капитан вновь замедлил шаги, и вновь не получил никакой подсказки. А была ли она вообще?
   На окраине села его встречал Григорий Иванович, который так и не сподобился отвернуть рукава - упирался в глиняный дувал голыми локтями. Ствол автомата был нацелен на дорогу.
   - Мельтешат, закупоривают, - подтвердил он давно всем известное.
   "А что же ты хотел на войне, Иваныч? Только роды принимать?" - усмехнулся капитан, поправляя сбившийся "бронник". Все же после выхода надо будет заменить его, не дело командиру выглядеть расхристанной курицей.
   Спросил другое:
   - Что с роженицей было-то?
   - А кто его знает, не акушер же, шел по наитию, - пожал плечами прапорщик, впервые выдав свой страх перед случившимся. - Но у мамаши, мне кажется, сердечко слабовато. Так что в больницу ей все равно надо будет показаться.
   - Сказал?
   - Не военная тайна.
   - Благое дело сделал.
   - Сделали, - мягко поправил Григорий Иванович, щедро делясь славой. В то же время как бы косвенно прося не валить на него одного проблемы с захлопнувшейся мышеловкой.
   Только не было в этом вины прапорщика ни на грош. Даже ломаный. На войне вся война - на плечах командира. Пишут, что на спинах солдат - но то лишь наполовину правда, ради красного словца придуманная журналистами. Просто солдат больше. Но в бой они идут только по приказу командира и вместе с командиром. Пусть он даже всего на три-пять лет моложе.
   Месяцев посмотрел на небо. Его, собственно, уже и не было - так, молочная мешанина, которая тем не менее становилась все гуще, опускаясь под собственной тяжестью к земле. Слишком быстро захлопывается крышка, слишком. Тут даже если "Змей Горыныч" с минуты на минуту подскочит - вряд ли уже увидит, куда плюнуть. Ошибется на миллиметр на карте наводчик - аула не станет. Вместе с народившимся младенцем. Интересно, как его старик все же назовет?
   "Отставить", - оборвал себя капитан. У него свои пусть не внуки и не дети, но - подчиненные. И о них тоже думать надо.
   - Где сержант? Сергей? - оглянулся вокруг. И командира отделения хотел увидеть-вспомнить, и узнать место, где ставились мины.
   - Пополз вперед, боится место минирования из поля зрения потерять, - кивнул вперед и на сгущающийся туман Григорий Иванович.
   Вперед?
   Капитан вскинул бинокль, соединил на клочковатой пашне два окуляра в один круг, навел резкость и начал выцеливать им дорогу. И вскоре увидел плывущих по шею в жиже бойцов: три бугорка из касок медленно тыркались по колее, стараясь не привлекать к себе внимание.
   "Тоже мне, ежики в тумане", - чертыхнулся капитан, но лишь для того, чтобы не выказать свою радость действиями подчиненных и волнение за их жизнь. Если боевики таким же образом наведут бинокль, а снайпер вскинет винтовку, каски не спасут. Но если "Сатурну-3" удастся зафиксировать место закладки мин, можно будет считать половину пути пройденным. Все же следовало отдать должное погибшему незнакомому Забаште - бойцы его воевать умели и брать на себя ответственность не боялись.
   За спиной послышались шаги. Подходившие старики во главе с Исламом отпрянули, когда на них резко обернулись десантники, но фельдшер и хозяин дома, словно не видевшиеся сто лет ближайшие родственники, пошли навстречу друг другу с распростертыми объятиями, и спокойствие было восстановлено.
   - Вот, пришли, - доложился старик Месяцеву. И сразу обреченно поник, демонстрируя перед селянами вынужденность такой меры. Актер. Вспомнил бы себя, когда трясся во дворе, умоляя о помощи - вот там был искренним и настоящим...
   - Двое идут туда, - Месяцев указал в сторону засевших на косогоре боевиков. - И говорят всем, кто встретится, что с нами едете вы - все остальные.
   Специально не стал акцентировать внимание на словах "противник", "отряд", "враг", "боевики", - щадил родственные чувства отцов, чьи сыновья держали сейчас его взвод на мушке. Но и не делая из себя и своего взвода благородную овечку, идущую на заклание без сопротивления.
   Старики выслушали указания Ислама хмуро. Потом от толпы отделилась самая молодая по возрасту пара - в шляпах, примерилась к пути, который предстояло пройти. Молча ступили на дорогу. Однако, помня о своих "ежиках в тумане", Месяцев жестом нарезал им путь через поле. Послушались. Увязая по щиколотку в переувлажненной пашне, парламентеры пошли в направлении буераков.
   - "Сатурн", "Сатурн", - послышалось из шлемофона, вывешенного на броню.
   Старик, услышав имя внука, улыбнулся. А Месяцев приник к вызову комполка.
   - Доложить обстановку, - потребовал подполковник.
   Как ни странно, его жесткий голос в отличие от предыдущей просьбы "что там у тебя?" понравился капитану больше. По крайней мере, взбодрил и дал почувствовать, что он не брошен посреди весеннего перепаханного поля с единственной, к тому же и заминированной, дорогой.
   - Обложен со всех сторон.
   Капитан и не соврал, и в то же время подобрал такие слова, чтобы на базе если не сейчас в полную меру, то хотя бы в следующий раз задумались, куда и как посылать подчиненных.
   - Я говорю об обстановке, а не о твоих обидах, - грубо оборвал комполка, прекрасно помня прежние обстоятельные доклады Месяцева из районов боевых действий. - Возьми карту в руки. А если забыл, как это делается, позови к рации замкомвзвода.
   Терпение у командира, надо полагать, лопнуло окончательно, хотя причина этого просматривалась тоже явственно: надвигающиеся туман и сумерки вкупе с боевиками могли не то что блокировать, а навеки вечные замуровать взвод Месяцева. А за потери даже на чеченской войне командиров по головке не гладят. Да и совесть, наверное, все же дышит если не в затылок, то в какую-нибудь одну из двух макушек...
   В то же время потери не были нужны и самому Месяцеву, его игра в обиду зашла слишком далеко, и он, торопясь исправить мнение о себе, отвернулся от переминающихся у крайнего дома стариков и доложил со всей уставной четкостью:
   - Имею боевое соприкосновение с противником с обеих сторон населенного пункта. Со стороны оврага крутой спуск, техника не пройдет. Дорога в поле заминирована, но пойдем по ней, саперы уже начали работу. По пашне не пройти, увязнем. Местные жители направили к боевикам парламентеров, скорее всего, родственников. Сам с еще одной группой стариков на броне буду выдвигаться к трассе.
   - Понял тебя, "Сатурн", - на этот раз удовлетворенно отозвался подполковник. Но, поскольку реально помочь ничем не успевал, поинтересовался результатом задержки: - Как сработал фельдшер?
   - Все нормально. Не забудьте поощрить.
   - Сам поощришь, - оборвал комполка и капитана, и связь.
   "Поощрю, куда денусь", - согласился с ним Месяцев, глядя вслед медленным парламентерам. Перевел бинокль на дорогу - его "ежики" еще медленнее продолжали плыть к минам, но зазор в расстоянии уже имелся и он вызвал Алмазова:
   - Дай копоти - и отрывайся. Ждем на окраине.
   Не принести врага на своих плечах в свои же окопы - задача в бою еще та. Но авось замкомвзвода не зря получил в наследство свою фамилию, Месяцеву сейчас алмазные, золотые и бриллиантовые россыпи из подчиненных были нужны как никогда.
   - По машинам, - приказал подчиненным, жестом приглашая и стариков прокатиться на броне. Первым влез на нее, подал руку Исламу: - Давай, отец. Все будет в порядке.
   Старик, оглянувшись на односельчан, полез следом самостоятельно, стараясь не замечать помощи. За все, видать, спросится боевиками: кто как вел себя, что говорил, как смотрел. Только извините, они не с Луны к вам свалились, не мы их на броне к вам в аул завезли как заразу - за вашими родительскими столами ели-пили, ваши слова учили-впитывали.
   Собственно, то были их семейные проблемы, Месяцеву важнее было знать положение Юры Алмазова. Судя по стрельбе, тому приходилось не сладко, и он отдал новое указание Исламу:
   - Пусть два человека пойдут туда, - показал на улочку.
   Для чего - пояснять не стал, все предельно ясно. Вот только после этого у самого на броне остается всего три сельчанина. Достаточно ли для промывки мозгов боевикам, чтобы хотя бы на какое-то время остудить их воинственный пыл? Одна надежда, что все в папахах, то есть старики. А их на Кавказе молодежь уважает. Должна уважать...
   - Едешь с ними, - капитан указал прапорщику свое место и перепрыгнул на БМД, стоявшей первой. - И перевяжи старику палец, наконец.
   Иваныч маневр понял, но не оценил и всем видом показал, что не поддерживает командира. Но, надо отдать должное, при посторонних ничего высказывать не стал. Хотя следовало бы: Месяцев, ограждая Ислама с соседями даже от случайного подрыва, оставлял их на второй "коробочке", а сам намеревался ехать впереди. Опять впереди, будто нет сержантов. Армия никогда не будет сильной, ежели офицеры все делают в ней сами.
   У капитана не оставалось времени даже на молчаливую дискуссию с прапорщиком. Едва у Алмазова открылся огонь их всех видов оружия, он принялся вытягивать "ниточку" в поле. Получится как при передаче эстафеты: последний только подъезжает, а первый уже набирает скорость. Разница будет лишь в том, что и прибежавшему к промежуточному финишу придется следовать дальше вместе со всеми.
   Яровой, добровольно принявший на себя роль телохранителя, перебрался на машину вслед за командиром, улегся у башни: не мешаю, но и не оставляю без присмотра. Знать, любили все же десантники прежнего взводного, не прощают себе его гибель. А Месяцеву оставалось по ходу решить, что делать с заминированной дорогой. Собственно, ради этого капитан и возглавил колонну, чтобы не передавили собственных "ежиков" и придумалось что-либо с минами по ходу движения и приближения к ним. Прорываться через объезд, если место позволит? Расстрелять дорогу из гранатомета? Но вдруг какая мина все же не взорвется? И какой же Серега оказался умница, что поплыл к минной закладке! Вот тебе и неказист, вот и не запомнился. В ножки надо кланяться лейтенанту Забаште за таких бойцов. Как сам-то не уберегся?
   Из улочки, наконец, вырвался Алмазов верхом на бронированном коне. Рядом с ним, вцепившись мертвой хваткой в ствол пушки, качался один из посланных навстречу стариков. Сам ли он туда влез, принудил его это сделать Юра - времени на выяснения не оставалось, Месяцев лишь махнул рукой, увлекая группу за собой. Помятуя гнев комполка - вообще-то справедливый, по делу, - доложил в штаб о начале движения. Пусть сидят в готовности, вдруг и впрямь потребуется что-то сверхсрочное. Но этого не надо, не надо. Надо другое - доплыть. И где высаживать стариков?
   Вновь оборвал себя: еще не пройдена и треть пути, а уже думается об его окончании. Это все равно, что артист сначала учит отбивать поклоны зрителю, а потом начинает оттачивать вокал. Кобылка, кобылка впереди, а не телега. Серега, "Сатурн-3" - он на брюхе сейчас торит путь, и о нем думать надо, а не о стариках, чьи сыны сейчас смотрят на них сквозь прицелы автоматов. Вот картинка для фантастов!
   - Помедленнее, - прокричал механику-водителю и для наглядности, поскольку они все глухие от непрерывного рева двигателей, показал ему рукой - не гони.
   Буераки, в которых засели боевики, начали размываться. Исчезали в белой пелене и парламентеры. Туман был бы на руку, выскочи они уже на трассу, а пока... пока чеченцы должны видеть своих родственников на броне. Нет сомнения, что боевики пошлют группу подрывников вдоль трассы, чтобы перекрыть путь назад, подготовить закладку там, где непрошенным гостям будет казаться, что опасность миновала. Но он, капитан Месяцев, на базу и не станет возвращаться. Его "коробочки" рванут снова вперед, вдоль лесополосы. Туда, где в тридцати километрах стоит блокпост внутренних войск и где можно переждать ночь и туман, а утром дождаться проверки дороги саперами. На войне разницы нет, где солдату спать. Главное, чтобы не ночевали отдельно душа и тело: одно на небесах, другое - в морге. В палатке вповалку, скрючившись внутри БМД, на досках у костра, - но единым целым.
   Раздалось несколько выстрелов в оставленном селе - скорее всего, они прозвучали от отчаяния и бессилия боевиков, упустивших добычу. Но для подстраховки капитан приказал отработавшему на "отлично" Алмазову:
   - Дай завесу.
   Из шести стволов дымового гранатомета "Туча" вырвались клубы дыма, мгновенно отгородив колонну от села и как бы отрезая взвод от всего происшедшего там. Им - только вперед, где есть размах и простор. Лесов, полей, а еще лучше - неба. Ведь еще совсем недавно над каждым из них бутонами раскрывались купола белоснежных парашютов, а ныне кротами роют носом землю. Эх, судьба солдатская...
   - Наши, Серега, - прокричал над ухом Яровой, показывая на колею.
   Месяцев и сам без бинокля различал десантников, барахтающихся в весенней жиже. Поначалу они старались держать автоматы стволами вверх, но ползти, подгребая одной рукой, было, наверное, крайне неудобно, и увидев за спиной подмогу, осмелились окунуть оружие в грязь. Но зато и двигаться стали значительно быстрее. А автомат - ничего, он такой зверь, что стряхни с него грязь, и он вновь послужит во благо хозяина. Это не чистоплюйские американские и английские стрелялки: Калашников, когда изобретал его, был солдатом, а не высоколобым конструктором в белом халате. Так что у его оружия и психология солдатская - стрелять в любом состоянии.
   Парламентеры, несмотря на возраст и топь, преодолели поле и скрылись за пологими холмиками. Более всего результатами их переговоров с боевиками озаботились сельчане - они начали переглядываться и даже примеряться к обочине, на которую придется спрыгивать, если стрельба все же откроется.
   - Держи их на броне, - предупредил капитан фельдшера.
   Понимал: стрелять по убегающим старикам они не смогут. И это зависело уже не от конструкции оружия, а психологии солдата - стрелять куда ни попадя русские солдаты так и не научились.. Поездка с чеченцами и так идет на грани фола, журналисты, если бы увидели картинку, изваляли бы походя всю армию в грязи не хуже, чем кувыркающиеся сейчас в ней добровольно десантники. Поэтому все тихо, мирно, по обоюдному согласию...
   Серега поднял руку, требуя остановки и внимания. Он опять все правильно рассчитал и понял: мины можно и нужно находить в весенней грязи только руками. И выкладывать их на обочины. Только как же неуютно останавливаться посреди голого поля...
   - Выходят, - отвлек капитана от колеи возглас Ярового.
   Он кивал на буераки, где по гребню ската выстраивались, словно перед психической атакой, в шеренгу боевики. Бинокль приблизил их настолько, что капитан стал различать не только одежду, но и бороды противника. Отыскался и главарь - он тоже вскинул к глазам бинокль. Долго выдержать взгляды окуляр в окуляр не смогли, заскользили каждый по своим интересам - кто по колонне, кто по шеренге. Боевики, скорее всего играясь, вскидывали оружие, прицеливались в сторону остановившихся "бээмдешек", к ним подбегали парламентеры, опускали вниз стволы автоматов, умоляя не открывать огонь. Стрелки, скорее всего, и не собирались этого делать, и теперь следовало бояться если не какого-нибудь случайного выстрела, то сумасшедшего, способных спровоцировать бесконтрольную пальбу. Оглядел своих. Пушки направлены в нужную сторону, но солдаты автоматов не вскидывали, хотя и вцепились в них мертвой хваткой.
   - Доложить обстановку, - ожила рация.
   Снова комполка. Какую из макушек чешет? Или пора на удачу потереть родинку?
   - Иду под прицелом. Снимаем мины.
   - Передай своим сопровождающим: если хоть один волос упадет с вас, деревушку сотрем с лица земли, - пообещал подполковник. - Артиллерия в готовности.
   "А вот этого как раз не надо", - мысленно попросил капитан и снял шлемофон, чтобы больше не отвлекаться от происходящего перед глазами.
   Серега, похоже, нащупал первую мину. Выставив автомат на край колеи, принялся плавно поднимать ее на поверхность. Хорошо, что грязи по уши: смертоносная подружка чувствует себя в жиже как в невесомости. Только бы не была поставлена на неизвлекаемость, только бы без сюрпризов. Но не должно, не должно, спешили ведь "духи", да еще под огнем артиллерии...
   Механик-водитель, протерев заляпанный триплекс, опустил кресло и плавно утопился на нем под броню, выглядывая происходящее из темного чрева через пуленепробиваемое стекло. Заерзали солдаты на броне, перемещаясь на корму. Опыт есть, Понимание опасности тоже. Теперь бы поймать удачу. Месяцев достал сигарету, но поймал самого себя в последний момент: огонек зажигалки может блеснуть для кого-то ярче вспышки выстрела. Нельзя. Контроль. Спокойствие. А если настороженность, то только боевая.
   - А сегодня День парижской коммуны, - не выдержав звенящего напряжения, проговорил вдруг Москвич. Сам испугался звука собственного голоса, исторической и психологической несуразицы сообщения и торопливо попытался оправдаться: - Просто вспомнил.
   - А картошку рано сажать, земля еще холодная, - неожиданно поддержал сослуживца в его желании не остаться в одиночестве Бураков. И словно на броне заседали члены-корреспонденты сельскохозяйственной академии, выгадывавшие дату посева, предложил свой вариант: - Меня в детстве перед посевом дед сажал голой задницей на землю. Если тепло и не плакал, разрешал запрягать коня в плуг.
   - То-то ходишь как отмороженный, - с нервной усмешкой предал выручальщика Москвич, за счет сотоварища пожелав приподняться в глазах дембелей.
   - Цыц, козявка, - без промедления и беспощадно восстановил солдатскую иерархию Яровой. - Самого куда и чем втыкали?
   Месяцев не стал вмешиваться в перепалку, интуитивно почувствовав, что она снимает напряжение в группе. Даже механик-водитель вновь всплыл через металлическую прорубь на свет божий. Тем не менее все не сводили глаз с новоявленного сапера, который хрустальным кубком выставлял на обочину дороги кругляш противотанковой мины. С ней стекали коричневые, словно горячий шоколад, потеки, но десантник вместо того, чтобы облизнуться, вытер рукавом вспотевшее лицо. Сам превратился в негра и вновь нырнул ловить руками не карася, но - щуку в мутной воде.
   Продвинул слегка свою "ниточку" и Месяцев. Выставил свой трофей плывущий по левой колее десантник - еще на два трака ближе к трассе.
   - Неужель получится? - прошептал Яровой, взяв локтем в удушающий захват толстенький короткий ствол "Пламени".
   Вместо ответа командира десантники услышали жалобное мяукание.
   - Отставить! - на этот раз потребовал прекратить подначки капитан.
   Но котенок оказался настоящим - одним из тех, что крутились во дворе Ислама. Его белая мордочка высунулась из командирского люка, и чей-то голос потребовал:
   - Москвич, забери нах своего Сержанта, заколебал царапаться.
   Москвич глянул на командира, замотал головой: я не воровал. Но котенка взял, принялся вместе с Бураковым гладить его, умиляясь гражданскому мирному существу.
   Капитана же заботило другое: вдруг внимание всего взвода приковано к саперам. Оглянулся. Нет, на второй БМД не опускали стволы с косогора, Юра Алмазов вообще ехал задом наперед, прикрывая тылы. Это только в женской бане мужики все одновременно льнут к замочной скважине. На войне приоритеты, слава Богу, расставляются иные. Здесь обнимают автомат, доверяя ему свою душу и спину соседа...
   - Идут по пятам, - передал Алмазов.
   Было бы удивительно обратное, потому что волки идут по следу подранка до тех пор, пока он не выбьется из сил...
   - Это нормально, - успокоил заместителя.
   Все, что происходило вокруг взвода, пока вкладывалось в логику действий противоборствующей стороны. Он бы сам пошел на добивание врага. По крайней мере, не упустил бы такой возможности. Пусть идут. Пока Ислам с ними, они все за ним как за броней. И пусть нас простит и поймет Плутарх.
   Серега тем временем, выставив очередную мину, вдруг пополз назад: первая, самая осторожно выставленная "чаша" покосилась и грозила вновь свалиться в колею. Укрепив ее, сержант оглянулся. Капитан поднял руку: все нормально, контролируем, потом вскинул бинокль, пожелав-таки рассмотреть лицо "Сатурна-3". Не успел - тот отвернулся и пополз дальше. А если бы и успел - что разглядишь сквозь размазанную вместе с потом грязь? Белки глаз? Если еще они не налились кровью от лопнувших в напряжении капилляров...
   - Тоже пошли, - отследил Яровой боевиков с косогора.
   - Ничего, ничего, они сами как на ладони, - ответил, и достаточно громко, для всех, Месяцев. - Они у нас на мушке, а не мы у них. Аркадий, спокойно под броню, - тем не менее отдал тихий приказ сержанту.
   - Не...
   - Да! - оборвал капитан. - Тихо, спокойно, но вниз. И возьми котенка, не черный ведь. Запомни: если что, уходить по трассе будем в обратную сторону, понял? Они нас там не ждут.
   - Товарищ капи...
   - Сейчас опустишься младшим сержантом, - не пощадил самолюбия подчиненного комвзвода.
   Мог представить обиду и недоумение Ярового, весь выход прикрывавшего командира, а в благодарность получившего угрозу. Сам только недавно пережил нечто подобное от подполковника, но взгляд не притушил. Все конфеты и пряники, наградные листы и благодарственные письма родителям за воспитание сыновей - все по возвращении на базу.
   - Опуститесь тогда и сами, - попросил Аркадий уже снизу.
   Самому нельзя. На него смотрит из грязи Серега. Главарь в бинокль. Наверняка снайпер в прицел. Ислам с брони. Юра Алмазов, прикрывающий спину сразу всему взводу. Испуганный котенок. Женщины при таком внимании задерут носик, выпрямят спинку, поднимут грудь, изогнут бровь, закатят глазки, оттопырят мизинчики, пойдут от бедра, - и все это одномоментно, себе в удовольствие. А ему, капитану Месяцеву, при таком же раскладе остается надеяться лишь на дымы сзади да Серегу спереди. И благоразумие тех, кто замер у края пашни, не желая марать обувь. Не дрожи, Ислам, будут жить старики, которые ради тебя, под твое слово пошли добровольными заложниками. И у внука все будет прекрасно. А вот невестку все же отвези в больницу. У любой войны всегда есть конец, и надо, чтобы как можно больше родных и близких дожило до этого дня. Легче потом мириться...
   И не ему, капитану Месяцеву, думать бы об этом. Мозги должны париться у подполковника с двумя макушками. У веселых незатейливых мужей в пьяном Кремле. У всяких бригадных и прочих самостийных генералов, залезших в чеченские норы. Депутатам... Нет, этим ни о чем думать не надо, пусть сидят в Москве и не мешают людям жить.
   - Все нормально, движемся, - сам вышел на связь, пожалев из всех перечисленных лишь комполка. - Но на базе буду утром, уходим в квадрат...
   Разверстал истрепанную за несколько выходов карту. Даже их не хватало, воевали не только сами на них до дыр, да еще по дружбе одалживали тем, кто приехал в Чечню позже и вообще не мог получить вшивого листка бумаги с нанесенной местностью. Чем побеждать супостата, начальнички? Цитатами из Суворова? Пробрался сквозь помеченные квадратики к блокпосту "вэвэшников".
   Подполковник с ответом не затянул, возможно, даже прорабатывал этот вариант и сам:
   - Добро. Не уходи из связи. А завтра возвращаешься на роту. Приказ подписан.
   Месяцев шмякнул шлемофон о броню. Засмеялся - злорадно, чтобы отпустили нервы. Дошло! Дошло, кто чего стоит. Но ему, собственно, и на взводе не так уж плохо. Такие орлы достались - до пенсии можно как за каменной стеной просидеть. А роту, интересно, отдадут прежнюю, или пошлют куда-то в новый район? С глаз долой из сердца вон. Но комполка все равно молодец, другой бы на его месте...
   - Все, - прокричал механик-водитель, со скрежетом переключая скорость.
   Вид поднявшихся из грязи бойцов, словно выросших из земли трех богатырей, напрочь обескуражил боевиков: они загалдели, принялись показывать руками на саперов, вновь вскидывать автоматы. Наверняка высмотрев, что односельчан на первом БМД нет, они просто ждали ее подрыва и остановки всей колонны. А уж потом пошел бы торг. И на чьей стороне козырным тузом выступила бы ночь - к гадалке ходить не надо.
   - Давай, давай, - словно гаишники палочкой, автоматами стали крутить и требовать скорости от БМД саперы. - Проскакивай, - крикнули механику первой машины, сами оставаясь сторожить мины, дабы те не скатились с обочины на прежние места.
   - Класс! - показал им Яровой выпростанный из люка кулак с зажатым пищащим котенком. - Но пассаран!
   - Прыгайте на последнюю, - крикнул капитан Сереге, закрывающемуся рукой от летевшей из-под гусениц грязи. Мелькнули только белки глаз. Белые. Значит, все в порядке.
   Боевики, забыв про чистые ботинки, пытались бежать по пашне, но их время уже ушло. Месяцев лишь на мгновение заставил притормозить колонну, наблюдая за посадкой саперов к Алмазову, и снова дал отмашку - к дороге. Вырвались. Не до конца еще, но в любом случае можно вздохнуть свободнее. На асфальте высадить стариков - и каждый своей дорогой. На сегодня. Про завтра будем говорить завтра. Без рожениц. Заняв господствующие высоты.
   Подгазовав перед подъемом, БМД взлетела на полотно трассы, проскочила несколько метров, освобождая место для идущих следом близняшек.
   - Можно? - подтянулся в люке Яровой, вытягивая себя на волю.
   Еще было нельзя, но Месяцев смилостивился. Тем более, намеревался спрыгнуть на дорогу, чтобы попрощаться со стариками и приложить руку к груди: спасибо и извините. А Яровой, как старший машины, должен видеть все своими глазами.
   Еще качались от резкого торможения на второй БМД люди, а Месяцев привстал, разминая ноги перед прыжком на землю и поправляя совсем расхриставшийся "броник". Заодно достал сигарету, щелкнул зажигалкой - теперь можно.
   И в этот момент раздался выстрел. Один-единственный. Из того дыма, которым десантники, казалось бы, отгородились от бежавших следом боевиков. Тот самый случайный или просто пущенный наугад вдогонку от отчаяния каким-нибудь сумасшедшим, отморозком или, наоборот, расчетливым хладнокровным наемником, отрабатывающим деньги. Разницы теперь уже не было. Но пуля, насмехаясь над дымами и туманом, над расстоянием и грязью, ставшими препятствием для людей, над логикой и разумом, благородством и честью, чистенькой и тепленькой проделала свой земной путь, чтобы найти именно того, кто встал. Пришла не раньше и не позже - тютелька в тютельку. У всех роковых случайностей всегда существует миллион "если", но ни один из них еще никогда нигде не сработал...
   Капитан надломился, и благо Яровой уже вылез - выронив котенка, успел ухватить падающего с брони командира, повалить на острую грудь машины. Месяцев тянулся к широкой выемке бронежилета под шеей, откуда уже хлестала от каждого глотка воздуха кровь, и сержант по-граждански испуганно позвал фельдшера:
   - Григорий Иваныч! Сюда!
   Кроме взлетевшего над дорогой и боевыми машинами прапорщика с медицинской сумкой замерло все. Боевики по щиколотку в пахоте. Старики. Десантники на всех трех БМД. Каждый понимал: гибель командира - это мгновенный ответный удар из всех видов оружия. Это расстрел шеренги бородачей - будут уложены рядком, как при посеве, никто не окажется обделен вниманием. Это выход в связь и огонь артиллерии по селу. Это затолканные внутрь бронетехники Ислам с друзьями, превращенные в настоящих заложников. Это бой с выбегающей из клубов дыма второй группой боевиков и наверняка дымящие от подрывов "бээмдешки". Новые кровная месть и непримиримость.
   - Не... стреляяя... - расслышал Яровой клекочущий шепот капитана.
   - "Сатурн", что у вас? - словно почувствовав трагедию, ожила рация голосом начштаба. И поскольку на просьбу никто не отзывался, тот закричал громче и настойчивее: - Немедленно доложите обстановку! "Сатурн", что случилось? Почему молчите?
   Молчали - потому что все ждали. Реакции фельдшера. Ответного огня. Начала бойни в упор.
   - Не ...лять, - продолжал выдавливать из себя Месяцев, узнавая склонившегося над ним Григория Ивановича.
   Десятки, если не сотни раз перевязывал прапорщик раненых и знал, что те заняты только собой, своей болью. Но капитан выдавливал одну и ту же фразу, боясь только одного - что его не поймут, допустят ошибку и тогда все окажется зря...
   - Сейчас, Женя, сейчас, - шептал прапорщик, осторожно отдирая липучки по бокам бронежилета и освобождая рану на шее. - Ты еще должен стать у нас начальником Генерального штаба. Если не ты, то кто же, - торопился возвести он пирамиду, к которой должна вместо неба устремляться, поддерживая жизнь, душа офицера.
   - Се... сере... га, - прошептал вдруг Месяцев, и прапорщик бросил взгляд на Ярового - кого зовет? Аркадий сложил ладони рупором, крикнул сквозь рев двигателей:
   - Серега, Смирнов.
   С последней БМД спрыгнул "Сатурн-3". Разбрызгивая еще не до конца счищенную с обмундирования грязь, побежал на зов. Словно зная, что командир хочет увидеть его лицо, обтерся попавшейся под руки тряпкой. Вспрыгнул на натянутую, готовую к маршу гусеницу, подтянулся на скобе. Места около командира не осталось, но ему дали протиснуться, склониться над умирающим.
   Месяцев, с усилием удерживая веки, посмотрел на него, пытаясь запомнить нос картошкой в высыпавших веснушках. Губы тронула то ли судорога, то ли улыбка, он из последних сил протянул сержанту зажигалку с несуществующим орденом несуществующей уже страны и тут же затих, потеряв сознание. Успевший сказать и узнавший все, что хотел. Согласившийся с тем, что он готов оказаться последним погибшим на этой войне...
   Подбежал Юра Алмазов. Оттолкнув Смирнова, поднялся наверх. Неделю назад он почти так же вывозил с поля боя лейтенанта Забашту и не хотел повторения.
   - "Сатурн", немедленно доложите... - надрывался в шлемофоне теперь уже голос командира полка.
   Сержанты глянули на прапорщика - у вас на погонах звездочки, вы верхний по старшинству. Да только что на войне фельдшер? Ни командир по большому счету, ни врач. Курица не птица, Чечня не заграница, прапорщик не офицер...
   - Что он говорил? - взял командование на себя Алмазов.
   - Уходить к "вэвэшникам" на блокпост, туда, - показал вперед Яровой.
   - В госпиталь, - отмел приказ комвзвода Григорий Иванович, одной рукой закрывая бинтами пульсирующую кровью рану, второй вкалывая через брючину промедол в ногу раненому. Отбросил использованный шприц, дотянулся до шлемофона. - Я "Сатурн-крест", срочно навстречу вертушку, у меня "трехсотый". Тяжелый. Срочно.
   - Кто? - не сомневаясь в кандидатуре, тем не менее сдавленно переспросил комполка.
   - "Сатурн"-лично.
   - Там нас могут ждать, - передал слова комвзвода Алфавит, кивнув на обратную дорогу к штабу. Безопасность же - это если ехать вперед. Так говорил Месяцев. Но когда он принимал решение, еще не звучали выстрелы.
   Собравшиеся посмотрел на Алмазова, и тот, сдернув с плеча автомат, спрыгнул с брони. Под ноги попался котенок, обиженно вякнул, отпрыгнул на обочину дороги. А замкомвзвода пошел к Исламу. Резинка от правой варежки перекрутилась через ствол автомата, и сибиряк резким рывком сорвал ее, отбросил в сторону. У прилипших спинами к броне сельчан разом подкосились ноги и старики начали оседать к гусенице машины. Не умоляли о пощаде, не протестовали. Понимали: месть десантников оправдана. Спасение могло прийти только от сыновей, но они застряли в грязи и на них самих направлялись пушки, "красавчики", гранатометы с нежным именем "Пламя".
   Сержант передернул затвор, жестами заставил заложников подняться. Стволом автомата указал на обочину - становитесь там, рядом со своим котенком. На виду у всех. В назидание и упрек всем. Для капитана каждая секунда была дорога, но и чтобы нажать на спусковой крючок, много времени не требовалось. Зато все будет по справедливости. Думаете, война идет здесь в одни ворота, когда в солдата можно стрелять из-за угла, а в противника - нет? Потому что кто-то сказал - это не благородно? Но пока так будет продолжаться, война не кончится. И когда-то не хватит для их взвода офицеров. И придется ему идти в прапорщики. А он не хочет, ему надо домой, к жене...
   Скорее всего, и впрямь не скоро бы приехал к ней Юрка, но теперь уже не из армии, а из тюрьмы, если бы не встал между ним и сельчанами Григорий Иванович с окровавленными руками. Затирая спиной замкомвзвода, показал их Исламу: смотри, этими руками я только что держал твоего внука. Теперь они в крови человека, который разрешил спасать твой род. Ты хоть что-то понял в случившемся?
   Старик опустил глаза, но времени и впрямь не оставалось, и фельдшер не стал читать проповедей. Лишь указал на обратную дорогу и сказал:
   - Мы уходим туда. Спасать капитана. Но если раздастся еще хоть один выстрел, даже случайный, я лично вернусь. И буду стрелять, пока не прикончу всех.
   И оттого, что это говорил врач, а не солдат, Ислам поверил в угрозу еще больше. Закивав головой, побежал с насыпи в поле. К своим. Сапоги тут же увязли в пахоте, спеленали бег, но старик, оставив их обрубками торчать в грязи, побежал дальше босиком. Каждый останавливал стрельбу, бой, войну как мог...
   Больше не обращая на чеченцев внимания, прапорщик, схватив Алмазова, поспешил к бронегруппе. Все же как далеки в армии лычки от звездочек. Даже если это звездочки прапорщика.
   - Котенка, котенка забыли, - попросил задержаться еще на минуту Москвич.
   Но БМД, набирая скорость, уже несли десантников с их капитаном навстречу туману и прострелянным, перевернутым дорожным указателям. Оставшиеся старики, сняв папахи, молча смотрели им вслед. И лишь котенок, выбежавший на середину дороги, игриво вертел головой, познавая новый для себя мир...
  
   6.
   - Господа, прошу. Не бойтесь, шахмат не будет.
   - Господа, аперитив под ивой.
   В небе раздался грохот петард, Нескучный сад осветился салютами, дав возможность дамам повизжать и показать свою игривую трусливость.
   - Генерал, генерал, это, надеемся, не война?
   Щеголеватый юный генерал-майор, умело удерживая в пальцах одной руки бокал и тарелочку с ягодами, вторую приложил к груди с коротенькой планочкой юбилейных медалей зарубежных армий:
   - Какая война, милые дамы, если у нас бал?! Войны - это далеко и нас не касаются.
   - Браво, генерал. Идите к нам, посплетничаем...
   - Я вижу, Борис Маратович, публика время от времени у нас меняется, - подошел к банкиру Василий Юрьевич и кивнул на генерала. - А он чего хочет от нас?
   Банкет на природе в центре Москвы, надо полагать, делали вскладчину, и потому могли чувствовать себя на равных.
   - Только присутствия. Нравится ему это.
   - Он что-то значит в военных кругах?
   - По поводу "значит" - не берусь судить, но может многое. И главное - держать слово. Заводики вашего конкурента ведь замолчали? Для нас мелочевка, а проверка на вшивость хорошая. Единственное: его, как сивого мерина, желательно постоянно подстегивать.
   Банкир демонстративно подозвал пальчиком генерала. Тот с улыбкой подошел, слегка поклонился.
   - Ваше здоровье, генерал, - поднял бокал финансист. - Спасибо за Кавказ. Хотя мы, конечно, рассчитывали на чуть-чуть большую войну, - Борис Маратович повел рукой по небу, в котором продолжали вспыхивать шапки салютов.
   - Борис Маратович, все поправимо, - приложил свободную руку к груди генерал. По столам взглядом прошелся, но вверх глаза не поднял, правильно поняв истинный контекст слов и жеста банкира. - Просто... иногда непредсказуемые действия некоторых вояк, возомнивших себя стратегами и отказывающихся выполнять приказы... Но и они уже расплачиваются за заложников.
   - А вот это хорошо, это замечательно, что сама армия инициировала такой общественный резонанс с заложниками. Но...
   - ...но войнушка не сегодня, так завтра все равно будет. Куда без нее в "горячей точке". Так что все может случиться и на любой грохот, и на любую расцветку, - посмотрел, наконец, генерал в разноцветное небо.
   - Вот и отлично, господин генерал, - улыбнулся, прощая недоработку, Борис Маратович. Вдруг оказалось, что и к военным слово "господин" вполне даже подходит. Наверное, и впрямь его применение зависит от личности конкретного человека. - Но зато ваши сообщения об истинном положении дел на Кавказе оказались просто неоценимы. Думаю, при нормальном раскладе у вас будет гореть и больше звезд.
   Кивнул на плечи, но похлопал привычно чуть ниже талии, легонько подтолкнув при этом военного обратно к дамскому обществу. Убедившись, что лишние уши наполнились женским воркованием, подозвал к себе трех-четырех гостей. Выставил в образовавшийся круг свой бокал, заставив и остальных соединиться с ним. И не став переносить основную суть вечеринки на завершающий этап и всеобщее внимание, негромко, но торжественно проговорил:
   - Ну что же, господа. То, что мы получили от договора по путепроводу, дает нам не только прекрасные финансовые возможности, но и теперь уже право диктовать свои определенные условия на будущих выборах в 1996 году. Если не среди нас сейчас, то в любом случае в кругу наших друзей, я не сомневаюсь, найдутся те политики, которые будут учитывать наши дальнейшие интересы. Так победим. Наше здоровье, господа.
   Выпил первым, бросил бокал через плечо. Официанта, дернувшегося ловить его, осадил распорядитель банкета: господам на удачу, пусть бьется. И услышав звон разбитого стекла на асфальте, Борис Маратович потер свои короткие ручонки и, оглядев собравшихся, кивнул на тележки с подносами, за которыми затесался-таки шахматный уличный столик:
   - Ну, а кто теперь со мной в шахматишки?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

Оценка: 4.37*16  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019