Okopka.ru Окопная проза
Иван Иванович
К чему приводит Идеализм или любовь к стране Вечнозелёных Помидоров. Письма самому себе из Армии, прочтенные через тридцать лет "потом"

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 7.48*15  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава VII А ВСЁ КОГДА-НИБУДЬ КОНЧАЕТСЯ ...

  VII. ЦГВ
  
  А ВСЁ КОГДА-НИБУДЬ КОНЧАЕТСЯ ...
  
  И вот назначен день подведения итогов. Меня в этот день, любимый старшина поставил в наряд. По роте. Мы хоть и перешли формально в разряд кандедушек, но замены ещё не пришло, а деды не уволились. Приказ МО уже опубликовали, но молодёжь ещё не начала прибывать в Группу, а замена л/с у нас шла конвейером. Молодые сюда, а дембеля туда.
  И вот после обеда роточка ушла на подведение, а я завалился спать. Положено перед нарядом.
  
  Перемены .... переводы ...
  
  - Вставай, пёс... псина подъём!!! Койка затряслась и запрыгала на месте. Ничего себе, подумалось мне.
  
   []
  
  Койку усердно трясли и дёргали в восемь рук дорогие сослуживцы.
  - Вы что, гады... мне в наряд, дайте поспать, я честно отстаивал свои права, но куда там, не тут-то было.
  - Давай вставай, пёс!!!
  - Да что случилось то? Я сел в кровати, сон откладывался.
  - Иди к старшине, он тебя с наряда снял ...
  - Я ещё не заступил..., чего пристали, чего обзываетесь?
  Но тут раздался весёлый и бодрый голос дневального, оповещающего, что меня действительно вызывает старшина.
  - Тащ, прапорщик....
  - В наряд не заступаешь.
  - Почему?
  - Не положено тебе теперь дневальным ходить, или приводи форму одежды в порядок. На вот! На всех! - по столу заскользила шайба жёлтого цвета, представляющая собой рулон галуна для лычек.
  Я вышел из каптёрки и направился к своим мужикам, которые сгрудились в углу кубрика, около моей разобранной ещё кровати.
  Тут они мне все, наконец, и объяснили. Оказывается мне и ещё нескольким ребятам из нашего призыва присвоили звание ефрейтора и назначили нас начальниками станций, или командирами отделений. Так должность и называлась Начальник аппаратной (станции)/командир отделения. И галун, выданный мне старшиной, должен был до построения на ужин, занять своё место на наших погонах.
  Подошли деды, вернее уже гражданские:
  - Готовьтесь псы, после отбоя будем переводить....
  Что такое переводы? В принципе.
  Существовала традиция, среди военнослужащих срочных службы, переводов из разряда в разряд. Точно, до деталей уже вспомнить трудно, но примерно так.
  - после первого полугода, или периода, как было принято говорить наступал момент перевода из салаг, тоже в салаги, но рангом выше. Осуществлялся процесс бляхой солдатского ремня по филейной части. Шесть раз. Переводили гражданские, которые собирались домой. Удары наносились чисто символично, хотя и встречались индивидуумы, но мы проскочили мимо первого перевода. В учебке такого не практиковалось.
  - после двенадцати месяцев. Перевод в кандеды (черпаки). Это осуществлялось просто ремнём.
  - после восемнадцати месяцев службы в день выхода приказа МО об увольнении предыдущего призыва - перевод в деды. Ниткой. А потом переведённые деды переводили
  дембелей, сдающих полномочия, в гражданских, ниткой - через подушку. И никто не имел права называть увольняемых иначе, как по имени отчеству.
  - за сто дней до приказа дедов переводили в дембелей. Помню, что в этот день деды-дембеля отдавали масло молодым.
  Могу что-то перепутать, но примерно всё так и было. Сопровождались эти процедуры всегда, какими-то шутками, смехом. Вообщем то ничего унизительного в описанных процедурах и не было, так ржачка. Это, конечно, как относиться. А потом... ну вот у нас так было. Где-то, может быть, сопровождалось это какими-то унижениями и оскорблениями. Не знаю.
  Ну, вот так. И перевод состоялся, и назначение и... была дальше служба. Проводили дембелей, передали с ними приветы домой, встретили пополнение, посмотрели на ребят из учебки, вспомнили себя, глядя на них. Какими мы были. Смешно конечно, но не очень. И стали служить дальше.
  
  Перевод техники
  
  Данное мероприятие проводилось два раза в год. Весной и осенью. Техника, в основном автомобильная, "переводилась" на летний и зимний соответственно период эксплуатации. Манипуляций предполагалось достаточно много, но на деле это сводилось к замене антифриза на воду и наоборот, и очередной чистке колёс. В некоторых случаях менялось масло в двигателях и уж совсем в торжественных случаях машины обливались краской из пульверизатора. Потом комиссия проводила проверку и техника считалась переведённой.
  Содержимое кунгов, т.е. аппаратура внутри тоже подлежала переводу. Ладно, если некоторые агрегаты-аппараты имели жидкостное охлаждение. Тут надо было слить, промыть, проверить плотность соединений системы, снова залить. На деле сводилось к внешнему осмотру трубок и соединений. Нет течи? Нет. Всё в порядке. Всевозможные юстировки и калибровки и так проводились регулярно и внимательно.
  Выслужившие свой срок, но исправные элементы, типа генерирующих элементов, или блоков вырабатывающих разного типа, т.н. "высокое" должны были быть заменены. Но на практике это не производилось. Чего его менять, если он работает? Логика простая. Вы спросите - а если отказ, так сказать, в бою. Как правило, подобные элементы присутствовали в ЗиПе и на замену уходили секунды, иногда минуты. Так что, не проблема, как говорится.
  Вот на состоянии ЗиПа надо остановиться. Что такое ЗиП? Это запасные части, инструменты и принадлежности. Он был аккуратно уложен в разного рода ящики кофры и прочие упаковки. Ящики, причем, были все с замочками, ручками, изнутри разделены на ячейки и отсеки, которые были выложены поролоном или обшиты сукном. И всё это было сделано очень аккуратно и красиво. Мебель так аккуратно и качественно не делали в Советском Союзе, как ящики и шкафы для ЗиПов, не говоря уже о самом материале. Потом уже появились пластиковые упаковки. Но тоже очень красивые и аккуратные.
  Пользоваться ЗиПом, было запрещено строжайше. И вот почему. Во время перевода отдельная комиссия проверяла их состояние. Укомплектованность, состояние инструмента и приспособлений и т.п. и т.д. И, если чуть чего, то соответствующий начальник, без разговоров получал взыскание и денежный начёт.
  Вот и ковырялись мы в аппаратуре самодельными из гвоздей отвертками и облизывались, например, на прекрасные подстроечные из феррита. Почему? Потому что ЗиП... его только тронь, ну где потом найдёшь, скажем, оригинальную заводскую прокладку типа ТЫР-ПЫР678910-АДЫН-САПСЕМ-АДИН-НА-ВОСЕМЬ-ДЫР.... Нигде не найдёшь. Хоть миллион заявок напиши, а не получишь. А списать эту прокладку из ЗиПа, надо листов десять актов написать и сто подписей десяти комиссий собрать. Вот и делали эту прокладку из старого ремня, пускай менее надёжно, зато голова не болит. Частенько ЗиПы с только полученных станций сразу сдавались на склад, от греха подальше. И там хранились. А все, что было надо для ремонта аппаратуры, что получалось (это было очень редко) со склада, что выменивалось, а что-то просто воровалось, ну и солдатская смекалка, например восстановление предохранителей. А т.к. было сложно или лень искать тонкую проволочку или там, в зажимы просто вставлялся кусок гвоздя или толстой проволоки. Вы скажите - сгореть можно. Так и горели. Ну и что. Иногда станцию списать было легче, чем предохранители из ЗиПа.
  И что самое забавное во всей этой истории, это то, что многие машины так и уходили на капитальный, скажем, ремонт с ЗиПами укомплектованными по первому, так сказать, сроку. Потому что при приёме машин в ремонт требовалось сдать этот ЗиП в полном объёме. А на заводе их, эти ЗиПы просто выкидывали, потому что всё, что в них лежало, уже давно было просрочено и никакому использованию в деле повышения боеготовности не подлежало.
  Был у меня случай. Это уже потом было, в "звёздной" жизни. Пришёл срок сдавать одну машину в капитальный ремонт. Ох, и побегали мы. Укомплектовали. Что могли. Собрав со всей техники взвода и управления дивизии все поломанные ключи, штатные отвёртки и прочее, что сроков службы не имело или были они настолько большими, что... вообщем столько не живут. На остальное имущество я четыре дня печатал акт на почти тридцати листах. Т.е. это был не один акт, а несколько разорванных по периоду в пять лет. Сама по себе форма акта представляла собой ужасную таблицу, включающую номенклатурный номер, наименование и прочая, прочая, прочая ... Составы комиссий лепились от балды. Использовал я фамилии своих солдат, они же и подписывали. Заполнял формуляры и свидетельства. Вообще, когда я пришёл к НШ дивизии ставить печати, тот чуть в осадок не выпал. Пришлось ему шлёпнуть по бумагам больше ста двадцати раз. Особенно формуляры. Там же на одной странице надо было поставить до трёх печатей.
  Ну ладно, сваяли бумаги, сложили начищенный хлам и лом в ящики и поехали в Оломоуц. На базу.
  Принимать машину у меня пришли целых два капитана. Я разложил им бумаги, пооткрывал ящики, а они даже номера аппаратуры сверять не стали. Вопрос был только один:
  - И где? Взгляд был обращён на стол. Хорошо фляга была всегда с собой, и закуска немудрящая. Посидели, поговорили. Вот тут они мне тайну и открыли. Что ничего этого им и даром не надо. Подписали они мне акт приёмки, поставили на него печать, потом помогли перегрузить в сопровождающую машину из станции все, что мне было нужно, а за вторую флягу добавили из остальных, стоящих на погрузочной площадке машин всё, что мне было угодно (я одних аккумуляторов автомобильных с десяток привёз, не говоря о запасных колёсах) и мы дружески распрощались.
  Дело было в том, что приказ, регламентирующий процедуру сдачи подобного рода техники в капитальный ремонт, находящийся в войсках, коренным образом отличался от инструкции, которая была у этих парней. И я стал обладателем этого документа!!!
  Я потом всю технику долго сдавал. От всех частей. Но что-то около года был очень уважаемым человеком. А чего? Молодой был, печень здорова - тянул. А потом эту инструкцию разослали по частям, и кончилась малина.
  И самое смешное, что перевод этот проходил сразу после проверки. Техника и так сверкала и жужжала с первого предъявления.
  Но суеты всё равно было много. И нервотрёпки.
  
  Третий период ... изнутри
  
  Третий. Кандедский период.
  С одной стороны, это самый спокойный, но и хлопотный период службы.
  Почему спокойный?
  В том смысле, что ты уже старослужащий и тебя в казарме не трогают, не дергают по мелочам. Не напрягают на всякие разные работы неурочные и неприятные. Но ещё и не настолько старослужащий, чтобы командиры и начальники начали тебя подозревать и обвинять в насаждении разного рода неуставных взаимоотношений. Так, по мелочам, конечно, доставалось, но не систематически, а скорее редкоэпизодически. Но, случись чего, претензии, командование предъявляло к дедам. Считалось, что это они, коварные и злобные, устанавливают упомянутый неуставной порядок, и способствуют развитию таких же неуставных взаимоотношений.
  
   []
  
  Почему хлопотный? Потому что с другой стороны на третьем периоде держится порядок и дисциплина. Ведь настоящему деду никак не положено ни командовать, ни руководить ... это по жизни, конечно. Но приходится, если ты, например, сержант, или кандеды в роте, что называется "оборзели". Поэтому кандедушка обязан шуршать. Не сам, конечно, а в смысле организации процесса.
  Хлопотно кандеду живётся ещё и потому что, третий период самый ответственный
  Почему ответственный? Да из-за отпуска всё. Именно эти полгода решают - поедешь ты в отпуск или нет. Случались прецеденты, что объявлялся отпуск после года службы или на четвёртом периоде, но это было крайне редко.
  Да ещё и основная работа по вводу молодёжи опять же на третьем периоде была.
  Не знаю, то ли часть у нас была такая неправильная, но у нас в роте деды правили законодательно, так сказать, за исключением некоторых особо рьяных уродов. Исполнительная власть была на третьем периоде, хотя все шишки имел четвёртый, повторюсь.
  Поэтому лица третьего периода службы были вроде как хорошие для командиров(относительно, конечно), и в то же время, особо ненапрягаемые старшими по призыву товарищами. Для рядовых это вообще было некоторое время "жизни для себя и в себе", служи и зарабатывай очки на отпуск.
  Другое дело сержантский состав.
  Ладно, самому службу тащить - да, пожалуйста, сколько угодно. В разумных, конечно для второго года службы, пределах. Но ведь у тебя под началом ещё и народ. Ну, хорошо, так сложилось, у меня в экипаже водитель был с моего призыва и один оператор. Остальные все младше нас, из учебки, ребята.
  А у остальных, у кого водитель первого периода, и деды в операторах, у кого водитель дед, одним словом в разных комбинациях и разных пропорциях.
  Вот и получается. Случаи разные случаются. То дерут за то, что молодые чего не так сделали - по неопытности, то деды " ... лишку откусили...". Власти то фактической никакой, а ответственности, получается излишек, тут тебе и с тебя и взводный, и ротный, и замполит, да ещё старшина тоже ведь норовит своё не упустить. Нет, конечно, ты не один в роте командир отделения, но хватало на всех командирской заботы. Не скучали, одним словом.
  А ещё этот противный порядок - подъём на десять минут раньше. Это типа для того, чтобы подчиненные тебя уже увидели умытого, проснувшегося и бодрого. Ага. Я им, что молодая жена, чтобы быть красивой и желанной, даже если только проснулся? Да плюс каждый день кто-нибудь из офицеров или прапорщиков роты присутствовал на подъёме. Человек тоже прибывал к 5.30 на инструктаж к ответственному по батальону, что не способствовало его хорошему настроению. Он, ответственный, вообще-то оставался с вечера в роте, чаще всего. Поэтому с вечера... пока то да сё, человек укладывался часам к двенадцати, а поднимали его в пять. Ну, вот он, вернувшись с инструктажа, инструктировал нас, сержантов. Вот мы к подъёму, чаще всего, уже были прилично заведённые, что сказывалось на любимом личном составе.
  Всегда удивлял меня этот институт ответственных. Если честно. В батальоне дежурный и его помощник. Раз. В ротах дежурные и прочие дневальные два. Командиры отделений тоже в казарме. И в каждой роте ответственный офицер или прапорщик. И ещё офицер, из управления батальона, по батальону, значит, ответствует. Называлось это усиление.
  Происходило оно, усиление по любому самому значительному или незначительному поводу: праздник, допустим какой у нас - пожалуйста, у чехов - нате вам, годовщина ввода - будьте любезны, сто дней или приказ - это вдвойне обязательно. Одним словом - типа нету повода не выпить.
  И вот если вдруг происходило ослабление этого самого усиления, или просто этот ответственный, что называется, клал на службу или куда-нибудь отлучался, то только казарма и получала возможность вздохнуть свободно.
  Вот ведь какая петрушка. В учебке мы все были одинаковые. Там казарменная жизнь и не бурлила вовсе, а так текла неторопливо. На втором периоде, в ЦГВ, было всякое разное, но как-то тоже редко и неактивно. Сказывалось то, что дем. состав был достаточно, что называется "культурный". И довлел над всем этим, конечно, непререкаемый авторитет тогдашнего ротного, Вовки нашего. Максимально возможные неуставные развлечения, которые старики себе позволяли - ночное вождение, да традиционные выключения света. Это когда назначенный боец подходил к выключателю строевым шагом и докладывал: "Товарищ, выключатель! Рядовой .... Прибыл для вашего выключения! Разрешите вас вырубить?" Кто-нибудь из дедов подавал реплику: "Разрешаю!" или была команда на повторение действия.
  А ночное вождение.... Это под рядом коек человек полз, а ему тапками по филейным частям хлопали. Чем быстрее полз, тем меньше доставалось. Но процедура эта касалась только водителей. Мы, операторы, в ней не участвовали.
  Поэтому рассказы про измывательства стариков над молодыми для меня тоже остались только рассказами. Нас, когда мы были молодыми, напрягали только в основном на работы в личное время: уборка там, погрузка - разгрузка и прочая всякая разнообразица.
  Сказывалось в основном то, что несли мы постоянное Боевое Дежурство. Да плюс наряды, да кто-то был на выездах, а народу в роте было не так много. Вот и некогда было. И вообще я потом утвердился в этом выводе. Если часть, воинская часть, а не часть военнослужащих этой части, была занята боевой работой и там нормально была организована учёба, то и дедовщина - неуставщина, хоть и имела право место быть, но была какая-то не настоящая. Выражалась скорее в приколах и подколках, хотя очаги и случаи возникали, что греха таить. Случалось. Но это случалось, скорее всего, оттого, что просто жили под одной крышей больше сотни молодых и здоровых и ещё не совсем умных мужиков. И если не были они заняты делом, то возникали в их головах разные идеи о развлечениях. И были они, развлечения эти не всегда безобидные.
  Вот так на третьем периоде и служили. Шли как по минному полю. Вроде и свобода уже есть, а в то же время надо было ухо держать востро. Прокол, прорыв, и всё. Все очки растерял. Начинай сначала. Выражения даже такие бытовали: грести очки, словил очко, очкогрёб, очкист, растерял очки, потерял очко и т.п. В основе этих слов и выражений, как заметно, стоит слово "очко" - в спортивном смысле слова. А всё почему - всем хотелось в отпуск. Это, в третьем периоде был самый сильный стимул и самое страшное наказание - получить обещание взводного или ещё хуже ротного: "Ну, поедешь, ты у меня в отпуск..." Это означало, почти на сто процентов, что можешь забыть об этом призе. Но и услышать такое - это надо было умудриться сделать что-то выдающееся, хотя иногда и использовалось как просто элемент шантажа, особенно со стороны политработников.
  Если кому не светило, как говориться, то и служил человек соответственно. Если надежды были, значит, и рвение проявлялось. Всё просто.
  Почему я так много внимания уделяю возможному для солдата отпуску? Да потому что служили мы без увольнений, к нам не приезжали родственники, друзья или любимые. И поехать в отпуск, это, прежде всего, означало, что можно будет сменить обстановку. Хоть ненадолго, но вырваться из казармы.
  
  Ищут пожарные, ищет милиция
  
  Случались в Группе такие явления, как побег военнослужащих из родных воинских частей. Причин тому было множество. Кто-то бегал от обид, то бишь дедовщины и неуставщины. Кто-то бежал домой, чтобы например, предотвратить свадьбу любимой или наоборот попасть на свадьбу друга. Кто-то, бывало, стремился уйти в ещё дальнюю заграницу. У кого-то срывало планку, и он просто бежал, чтобы побегать.
  Убежавшие, в восьми случаев из десяти, тут же отмечались грабежом или кражей. Целью этих деяний была гражданка, еда и выпивка. Волю то надо было отметить. Нередко к этому списку добавлялись и преступления сексуального характера. Народ, почувствовав свободу и вырвавшись из под контроля, начинал отрываться по полной программе.
  Были просто умные. Убегавшие на сутки - двое, чтобы под статью не попасть, а пивка водочки попить. Если их поймать не успевали, то они, как правило, приходили сами. И оправдывались - я на чердаке спал, очень устал. Сажали таких на губу или отправляли потом в пехоту, если сбежавший был не оттуда. Ну, успевали, конечно, иногда пару зубов им "при поимке" выбить. Не по злобе, а так - больше для порядку. Потому что искать их приходилось круглые сутки, без сна и отдыха. И режим для остальных частенько ужесточался на некоторое время. А иногда и ничего не было. Губа, и снова в родное подразделение. А то и пятком нарядов отделывались.
  
   []
  
  Другой вопрос, если человек бежал не в ту сторону, так сказать. Были прецеденты. Однажды один солдатик, сбежавший из ЦГВ, забрёл-таки, в Германию вожделенную. Он просто заплакал, услышав немецкую речь. Бросился к встреченным, говорившим по-немецки, людям с вопросом "Дойчланд? Дойчланд?". Те ему "Я, я ..."... три рубля, ёксель моксель. Думаю, что вы догадались, что Германия была демократическая, а не федеративная. К вечеру паренёк был на гарнизонной губе. Немецкие полицейские его передали на границе нашим комендачам, даже без оформления каких нибудь документов. Кому он был нужен. Кроме родной Советской Армии, т.е. уже не Армии, а прокуратуре. Влепили пару лет дисбата и привет. Хотя могли и строже подойти. Но, видимо, пожалели. И себя и его.
  И вообще с этими убегантами в свободный мир очень часто происходили разные забавные истории. Чаще всего эти истории были связаны с географией. Бежали они в ФРГ или Австрию, но не в ту сторону. И ведь главное - в каждой, практически, ленинской комнате были карты Чехословакии с указанным местонахождением части, и политические карты мира. Короче, можно было сориентироваться и пойти в нужную сторону. Так нет. Большинство проявляли топографический кретинизм и бежали домой, в Советский Союз или к нашим друзьям.
  И вот однажды сбежал и у нас в батальоне солдатик, вот тогда и началось.
  Был он художником. Работал в гарнизонном клубе. Была у него там каптёрка, типа мастерская. А был он, что называется, молодой, т.е. совсем молодой - первого периода службы. Поэтому и старался работать в клубе круглыми сутками. И на клуб истребительного полка работал, и наглядную агитацию для полка делал и про батальон не забывал. И так он нравился обоим замполитам, что смотрели они, т.е. наш замполит в основном, сквозь пальцы на отсутствие солдатика в подразделении. Работает, мол, парень, чего там. Результат в виде новых плакатов и афиш появлялся со страшной скоростью. Вообщем чем не жизнь. Всё лучше, чем в роте. И отпуск будет стопроцентно, и жизнь ненапряжная. Но! Оказалось, что человек всеми фибрами своей души стремился на Запад. Очень хотелось жить ему в свободном мире. И ведь были у солдата, кроме мамы и папы ещё и жена с ребёнком. Но политические разногласия с существующим строем перевесили все разумные доводы, и отправился он в ФРГ. Этот, правда, поумнее был, в нужном направлении побежал. Конечно, узнали мы обо всём этом гораздо позже. На суде.
  А обнаружилось всё совершенно неожиданно. Позвонил начальник клуба нашему замполиту и спросил:
  - А где Валерик? Он, мол, два дня назад ушёл в батальон, получку получить и пропал.
  Ну и претензии предъявил:
  - Что за дела? Почему это вдруг нарушается договор, и специалист используется только в интересах батальона?
  Ну, наш замполит наехал на ротного:
  - Ты чего, вражина, подрываешь политготовность политически соответствовать ... и т.д. и т.п. Закончил он, как всегда, своим излюбленным:
   - Партбилет положишь....
  Ротный засуетился. Допросил старшину. Тот не при делах. Получку отдал и отпустил солдатика в клуб. Он, солдатик, даже бельё чистое не взял и в баню идти отказался. Сказал, что всё у него там есть. Дембеля тоже ни сном, ни духом. Никто его по альбомам и т.п. дембельским надобностям не напрягал, потому что был он просто недоступен.
  Вообщем к исходу третьих суток выяснений стало ясно - "СбЯжал!".
  Первым делом поставили на уши батальон. Искали везде. Даже в вещмешках. А искать мы его начали, как водится, ночью, вскочив по тревоге часа в три. Потом разогнали по гарнизону. Искали не только мы, но и рембат и охрана и... все искали. Прочёсывали гарнизон вдоль и поперёк. Боксы, подвалы, чердаки. Даже в общаге холостяков и седьмой роте (женское общежитие) прошерстили шкафы и тумбочки. Не нашли болезного в гарнизоне. Выставили посты по границе и около мест, где он мог появиться и успокоились.
  
  Поймали его чехи. На пятый или шестой день. Пограничники. И в правильном месте - на границе с ФРГ. Как чехи рассказали - он "переумничал". Нет, чтобы сразу через границу рвануть, она охранялась то там чуть больше, чем формально. Не он в Штирлица поиграть решил. Посмотреть, понаблюдать.
  Проголодался, конечно. А деньги были. Зашёл в магазин деревенский купить колбасы и хлеба. Его местные активисты и сдали пограничной страже. Там же ориентировки были и вообще - пограничная зона. Своего они, может быть, и не сдали бы, более того, может и помогли бы даже. А советского... поговаривали даже, что им премии платят.
  Помнится мне, что он дисбатом не отделался. Потому что признался в своих злокозненных намерениях.
  Но кровь пили ротному, да взводному. Ротный, правда, кремень. Я его, сказал ротный, видел только на присяге. Ибо до неё - карантин, после - распоряжение замполита "откомандировать". И взводный тут не при делах, я скомандовал, он выполнил. Прикрыл лейтенанта.
  Но распоряжение то устное. Никакого командировочного, никаких бумаг. А личность капитана Коцова, замполита нашего, я уже описывал. Струсил он, мягко говоря. И пошла писать губерня. Стали из ротного главного козла отпущения делать. Но вмешался замполит истребительного полка. Тот был мужик правильный. Летающий. Выложил особистам, что к чему. И ведь дело то житейское. В отношении командиров и оргвыводов то особых не последовало. Так, схлопотали комбат и начальник клуба за бесконтрольность, даже без занесения.
  Были случаи, когда пацаны "добегали" до дома. Вот тогда разборки устраивали - ой-ой-ой!!! Представляете, они же через границу переходили разными способами.
  Один подсел в эшелон воинский. Так через границу и проехал. На платформе с техникой, типа патрульный - постовой рядовой Пупкин. Такая-то рота. Ну, погранцы и лоханулись. По спискам то проверяли в вагоне, а платформа через десять вагонов.
  Кто-то пешком переходил. Вообщем, были случаи.
  Оргвыводы следовали нешуточные и срока летели не детские. Типа незаконное пересечение государственной границы. И никого не волновало - в какую сторону.
  Кому-то удавалось и в сторону свободного мира "протечь". Таким случаям особой рекламы не делалось. У нас. Узнавали мы о таком только из передач вражьих голосов. Ну, иногда информация в разведсводках проскакивала. Типа - опа, в целях повышения бдительности и пресечения повторения....
  
  Не высовывайся II ...
  (...или - дураку наука никогда не впрок)
  
  Упоминалась уже фраза из незабвенного произведения Александра, значит Сергеича Пушкина ... "... на службу не напрашивайся, от службы не отказывайся....", или, интерпретируя эти слова в свете событий здесь описываемых "...не высовывайся...".
  Приехала в Группу московская комиссия. Явление пусть и не каждодневное, но и не такое уж и редкое. Всем тогда хотелось, к примеру, из хрустальных рюмок водку пить и жилище своё люстрами красивыми освещать, не говоря уж о напитке пенном, на весь мир известном. Вот и тянуло тучных полковников и генералов с арбатского паркета на асфальт плацев и просёлки полигонов Центральной Группы Войск, даже чаще, чем, скажем, Забайкалья.
  Только вот эта комиссия была с хитринкой. Приехали они конкретно посмотреть на житьё - бытье всего-то трёх батальонов, да одного полка. Всё другое им и неинтересно было. Ну а так, как уже упоминалось, что наш батальон был отличным и лучшим в своей среде, то эта бригада к нам заявилась практически в первую очередь. Тем более что Знамя для батальона готовилось, церемония должна была состояться торжественная. В целях воспитательных и вообще из благородных побуждений ожидалось, что вручать его приедет Сам Начальник Главного Управления. Вот и приехали эмиссары взглянуть на нас - правда, что ли, что мы достойны чести такой, или групповые начальники преувеличивали.
  Как всегда план мероприятий держался в строгом секрете, но примерно за сутки, верные люди нашего комбата предупредили. И стал батальон готовиться к "тревоге".
  Загрузили заранее в машины всякие там боеприпасы, запасы и прочие припасы. Сдали на склад "лишнее" оружие, чтобы автоматы всяких там разных командировочных, заболевших, отпускных не таскать и не охранять. Аккумуляторы проверили и зарядили, чтобы, значит, всё носимое работало и запас имело. Короче провели работу, и спать батальон на два часа раньше уложили. Офицеры рот затаились в гостях у холостяков, в гарнизонной общаге.
  Всё было готово к подъёму батальона по сигналу "Боевая тревога!!!".
  Я поясню. Существовало несколько сигналов, разной категории наполнения, так сказать.
  "СБОР". Батальон должен был быть построен на плацу без оружия, по полной форме в течение трёх минут.
  "ОБЩИЙ СБОР". Подразделения должны были покинуть казармы в течение пяти минут, получив оружие и вынеся то, что положено (боеприпасы и т.п.). За следующие пять минут воины должны были прибыть в парки, открыть ворота боксов, загрузить в машины всякие ящики и прочее, водители запускали движки, а прочий личный состав должен был прибыть в места вытягивания ротных колонн и обеспечить охрану и оборону этих самых мест.
  "ТРЕВОГА". Всё, что сказано выше, но техника выгонялась из боксов, выезжала из парков, и вытягивались ротные колонны. Личный состав грузился по штату и все находились в готовности вытянуть батальонную колонну. Подразумевалось, что всё это происходит без участия офицеров и прапорщиков, которые прибывали в батальон в течение двадцати - тридцати минут. Т.е. уже тогда, когда батальонная колонна стояла готовая к старту.
  "БОЕВАЯ ТРЕВОГА". Ко всему вышесказанному батальон начинал выдвижение в запасной район, не ожидая командиров и начальников. Они присоединялись уже на выезде из гарнизона или прибывали в район. По обстоятельствам.
  Офицеры наши и прапорщики жили в Мимони. Только комбат и замы, и то не все, жили в гарнизоне. Поэтому им было близко. Расчётное время их прибытия, было, минут десять.
  Вот последнего сигнала и ждали.
  И вот он прозвучал. Часов около пяти утра...
  И закрутилось. Офицеры появились, мы ещё двери в боксы не до конца открыли, ну понятно. Мужики с четырёх утра одетые - обутые чаи гоняли в общаге. А там бежать минут семь. Сработали как по нотам. Только флажки и фонари мелькали.
  Вытянули колонну и тронулись в запасной район.
  Доехали, развернулись, завели движки. Смены работать начали, остальные сети маскировочные натянули, палатки развернули, лагерь организовали, кухня задымила. Всё как "на войне" положено. Боеготовность такая, что НАТО разбежалось по кустам и, пардон, начало экологию отравлять.
  Ходят полковники с двумя генералами по боевым порядкам батальона, довольные. Хвалят. Потом начали ротным пакеты раздавать. Комбат бледнеть начал. К тому времени у нас в батальоне уже несколько сильно блатных офицеров образовалось.
  Например, наш Арахискин. Когда Вовка на НШ ушёл, все ожидали, что ротным станет комвзвода два, старший лейтенант ... не помню фамилии, к сожалению. Но пришёл этот крендель. Именно так. Прости Господи, а не офицер. Вот интриги и прочее подобное у него получались, а служба в роте шла больше по инерции. Мы ещё жили по законам и порядкам прежнего ротного, Вовки нашего, некоторое время. Где-то через полгода всё разваливаться начало, а в момент, описываемый, ещё ничего было. Терпимо.
  А чего комбат то взбледнул? Да в пакетах лежали индивидуальные задачи ротам. До отдельных станций. А специфику работы..., вообщем не все ротные знали, мягко говоря, эту специфику. Командиры взводов то ещё туда - сюда, но докладывают то ротные.
  Прибегает Арахискин наш, старший лейтенант, к нам на ротный КП. Командует мне громко и решительно развернуть планшет. Это такая доска у нас была. Она на двух петлях была прикручена к крыше кунга. Когда отстёгивалась, то могла выполнять функции перегородки между рундуком и пространством аппаратной, или становилась планшетом, когда надо. Планшет ему понадобился, потому что в пакете карта была, помимо листов с текстом.
  Ну, развернули мы планшет. Прикололи карту. Даже светильник включили над планшетом. Лучше не стало. Т.е. виднее стало, что карта девственно чистая. Только наклейка в правом верхнем углу. А на наклейке: "Экз. ? ......, задача командира 3 роты такого то батальона, ЦГВ и дата сегодняшняя. И всё. Обстановка расписана на листках. Где там, кто и что. Надо было нанести её на карту, потом дать свой вариант решения, а потом уже докладывать и приступать ко второму этапу. Второй этап - это отработка задач в составе батальона. Пока предстояло решить отдельную задачу.
  Там легенда была такая. Рота работает в интересах разведуправления N-ской Группы Армий развёрнутой в полосе фронта. Нам предстояло вскрыть радиосети в определенной полосе частот и выдать пеленги на радиостанции, которые предположительно работают в сетях, нас интересующих. Потом на основании наших знаний о противнике, а знали мы немало, поверьте, сделать выводы о предположительной структуре радиосвязи противостоящего нам вероятного противника. А уж по ней предположить и доложить свои измышления о том, скока их и какие они. Рутина, одним словом. Для тех, кто знает как это всё сделать.
  Конечно, заодно выдать схему подавления, исходя из возможностей наших станций помех.
  Технически выполнение задачи выглядело так. В течение времени, нам определённого, мы должны были прослушивать эту полосу частот. Фиксировать все станции, которые выходили в эфир. Брать на них пеленги. Исходя из корреспондентских связей, построить схему радиосети супостата. Проанализировав позывные, их структуру и вид, сделать вывод о том, какая часть нам противостоит. Нанести на карту пеленги, позывные, все корреспондентские связи и прочее к делу относящееся.
  На самом деле задача элементарная, если знаешь структуру противостоящего вероятного противника. А знали мы о нем действительно много. Построение радиосетей частей корпуса были известны. Принципы построения позывных тоже не были секретом, ну а исходя из технических данных вражьих радиостанций, которые мы смогли вскрыть: дальность расположения, спектр сигнала и прочих можно было сделать и вывод какого типа станция работает. Причём, т.к. пеленгатор в роте был один, для определения места расположения вскрытых нами станций, относящихся к разведываемой сети, нам будет дополнительно дана подсказка в виде ещё двух пеленгов на каждую. Естественно только на те, что мы вскроем. Ну а по виду сети станет ясно, кто там воевать против нас собрался.
  Вот.
  Задача для школьника начальных классов. Если классы эти оканчивались в нужной школе нашей системы, например. А ротный наш, Арахискин, заканчивал эти начальные классы в бронекопытном каком-то училище. И антенну от громоотвода, или даже заземления отличал с большим трудом.
  Начали мы работать. Наш взводный результаты перехвата чихвостил, схему составлял. Меня тоже припахал, зная мою любовь к разведподготовке. А сам то и дело бегал на пеленгатор. "Пеликан" наш старенький был, а начальник станции там, наоборот был совсем молодой. Прапорщик Сёма. Технически грамотный мужик, но опыт..., вот взводный и контролировал, но обошлось всё. Отработали ребята по всем целям правильно и в срок.
  Второй взвод выдавал технические характеристики и писал формуляры на подавление. Всё шло хорошо и правильно. Только вот ротный всем мешал и всех дёргал без остановки. Всё подгонял и грозил. Они с замполитом просто-таки революционную двойку образовали. Им бы третьего бездельника и истерика и всё! Расстреливать бы начали. Чесслово!
  Но! Всё проходит. Время выполнения задачи закончилось.
  На черновике было всё готово. И схема корреспондентская и анализ позывных. На своей карте были проведены линии пеленгов с обозначением каждого позывного, который по нашим предположениям к делу относился. Даже, исходя, из данных технической разведки, примерно были расписаны и типы вражьих радиостанций.
  Дело оставалось за подсказками, чтобы закончить решение.
  И вот. В аппаратной собрался консилиум. Генерал и один полковник из комиссии, наш начальник отдела из разведуправления штаба Группы (этот - мой знакомый "дед из Внешторга"), комбат, наш НШ, ротный, оба взводных. Ну и мы с напарником. Дежкрная типа смена. В мои обязанности входило стоять слева от планшета и нужные бумажки со схемами, в процессе доклада под резинки подсовывать и формуляры с описаниями станций, позывных и т.п. соответствующие ротному передавать.
  Сказать, что ротный ничего не смог доложить - значит, ничего не сказать. Он чего-то мыкал, бекал, но с огромным трудом всё же пробивался потихоньку сквозь хитросплетения доклада. Текст ему взводные написали, но тезисно. Времени не было все слова полностью писать. Пока писали, объясняли, конечно, что к чему, но он... забыл от волнения или с перепугу, вот и лепил всякое разное. А когда не знаешь, да ещё и забудешь! Но генерал, видать был тоже не очень из нашей конюшни, а может, просто добрый был человек. Подбадривал ротного по-всякому. Да и послушал то он только минуточек пять, а потом ушёл по генеральским своим делам. Вот тогда и началось. Полковник начал пеленги диктовать из блокнотика своего хитрого, а орешек наш, фундук лесной, арахисовую его бабушку, даже транспортир правильно приложить к карте не сумел. Наши-то все офицеры в стороне стояли. Задачу ротный сдавать обязан. У планшета только я оказался. Словив страшный взгляд НШ, пришлось мне перехватить это жутко сложное орудие и пеленги на карте прикидывать. Типа-не царское это дело - на карте стрелки рисовать.
  И ладно бы молча рисовал, так нет.
  Рисую и пришёптываю, прибормачиваю:
  - Так, двадцать шесть, значить, ANGRC - ..., полчок у нас, полчок тут, бронекопытный , правильно мы прикинули .... Тридцать пять, ... похоже, ANGRC - ...., это что-ли опергруппа штаба....
  Бубню, значит потихоньку себе под нос. А чего не бубнить, я это всё назубок ещё с начала второго периода знаю. Работаем то мы по реальным станциям. Вот и знаем их, вплоть до сменных расчетов операторов.
  Вот стою я к обществу, так сказать, спиной, практически, бубню и реакции этого самого общества не вижу.
  Нарисовал. Отошёл.
  Полковник резюмирует:
  - Хорошо. Восемьдесят семь процентов вскрыли. Молодцы, - и к ротному:- Продолжайте.
  Ротный подобрался и выдал:
  - За время, отведенное на выполнение задачи, вверенное мне подразделение, вскрыло восемьдесят семь процентов радиостанций, работающих в указанной полосе частот, что позволяет считать поставленную задачу выполненной.
  И всё. Проходит минута. Полковник смотрит на ротного с нескрываемым интересом и ждёт. Вторая минута. Тихо.
  - Командир, мы ждём, - полковник уже несколько раздражённо обращается к ротному.
  Того заколдобило. Молчит.
  НШ, Вовка наш вступает:
  - Товарищ полковник, разрешите?
  - Нет.
  Ротный молчит, как Зоя Космодемьянская. Он бы и рад чего сказать, а чего не знает.
  Вовка опять лезет на амбразуру:
  - Товарищ полковник, старший лейтенант Арахискин командует ротой всего месяц, до него ротой командовал я, разрешите....
  - Капитан, я вас удалю из аппаратной. Помолчите.
  - Есть! Вовка надувается, вернее раздувается от плохо скрываемого желания чего-нибудь порвать.
  Комбат вообще стоит красный как помидор перезревший, того и гляди лопнет. При всех его сильно командирских качествах, он тему очень хорошо знал, наш комбат.
  И тут мой знакомый "дед из Внешторга" говорит, т.е. обращается к полковнику. Вернее не говорит, а что-то шепчет на ухо.
  Полковник скосил глаза на подполковника и выдал:
  - Ну что ж. Ротный убит, командиры взводов ... один убит, второй тяжело ранен.
  И уже ко мне, и ласково так - прямо папа родной.
  - Ты кто, сынок, по должности то?
  - Начальник аппаратной Р - ...., пункт дистанционного управления станциями помех роты. Младший сержант такой то.
  Ну ладно. Докладывай.
  
  Ну, я и доложил.
  А чего там было докладывать то. Десять фраз, которые мы со взводным ротному написали уже. Только добавлял от себя типы станций, с поправками, исходя из дополнительных данных, которые после подсказок выплыли.
  
   []
  
  Потом полковник "оживил" взводных и выслушал их. По вопросам организации постановки помех и управления ими в процессе подавления станций супостата. Ну, там всё было отменно. Мужики нашу бурсу заканчивали, да и толковые ребята были, заслушаешься.
  Потом роточка отработала по пяти станциям. Была дана команда второму взводу включить высокое, а мы этими станциями управляли. Хорошо получилось. Забили диапазон.
  Вообщем задачу выполнили. Оценка роте "отлично". Всем полковник пожал руки..., кроме ротного.
  Меня приказал отметить особо. Я обрадовался, думал в отпуск поеду. Ага! Поехал! Но в другую сторону. Нет, благодарность от заместителя начальника Главного управления мне объявили, конечно. Но. Припомнил мне комбат всякие мои шалости, да и ротный руку приложил, конечно, не поехал я в отпуск.
  И хотя Вовка, как до меня слухи дошли, и пытался, но комбат был непреклонен. Ну не нравился я ему, ещё со времен мандатной комиссии не нравился. А может, и другие резоны были у командиров, кто их знает?
  Не судьба. А всё язык мой. Недаром говорят, что он главный враг человека, а тем более военнослужащего.
  
  Минуй нас пуще всех печалей ...
  
  Шло время себе потихоньку, шло неторопливо. Прошёл третий период, начался четвёртый. Отпуска мне не объявили, по результатам третьего периода и не светило в дальнейшем. Два
  основных фактора сыграли роль - командир роты и комбат. Ротный крепко запомнил историю на проверке, а комбат.... Не знаю, я и разговаривал то с ним за время службы считанные разы. Но любая встреча на узкой, так сказать, дорожке неизменно заканчивалась какой либо приятственностью. Выговор там или замечание. До губы, правда, дело не доходило, но старался я на глаза ему не попадаться. Даже в наряд на КПП не ходил. Старался в роте отсидеться. Ротный - зло тоже не радостное, но неизбежное и с ним приходилось мириться.
  Служба, когда перспективы понятны, превращается в череду скучных и однообразных, в большинстве своём, дней. Одна отрада, что каждый прожитый день приближал нас к вожделенному дембелю.
  Прелестей четвёртого периода, да ещё командирского, я уже касался. Да ещё замполит ротный приматерел, стал цепляться по любому поводу. То ему жемчуг мелкий, то щи пусты. Понятное дело, что постоянно были виноваты сержанты. Человек вообще не понимал, чего он хочет добиться (к взводным он лезть побаивался, к старшине вообще близко не подходил, вот и отыгрывался на старослужащих). Понимать это, кстати, перестали все. Рота медленно разваливалась. Т.е. отличными то мы стали, но инерция уже заканчивалась. Хвалили уже не за дело, а скажем за конспекты по политподготовке или за чистоту подворотничка. Дело то, безусловно, нужное (это я о чистоте), но ведь тот, кто постоянно думал о том, как угодить ротному с замполитом, тому уже не хватало времени делать дело. А хвалили именно и только за это.
  Замполит всё более продвигался по пути создания "здоровой партийно-комсомольской" атмосферы в роте. Активно боролся против неуставных взаимоотношений в коллективе, чем доводил старшину не просто до бешенства, а превращал его порой в тупое, злобное и безумно - бездушное бешенное существо. В такие моменты лучше было старшине на глаза не попадаться. Он хоть и недалёкого ума был, старшина наш, но пришёл в эту роту служить солдатом и потом остался. Так что к нам относился достаточно лояльно да дело своё, чего там говорить, знал и делал нормально. Нет, нам он не потакал, но и гнул через колено. Не самый худший вариант.
  А борьба замполита с неуставщиной заключалось в том, что, например, в наряд по роте или на уборку учебных классов назначались старослужащие. Вы представляете себе, например, картину, как два деда моют пол в учебном классе? Времени это занимало часа три, во-первых, а во-вторых, отвлекало наряд по роте (если там были молодые) от своих непосредственных обязанностей. Ибо выполнять эту задачу приходилось всё тем же дневальным или случайным первогодкам, которых по ходу старики отлавливали.
  А у старшины свои планы, которые нарушались. А этот, которому естественно ситуацию обстукивали по полной, потом на ротных междусобойчиках на старшину наезжал. Ну а для того такая постановка была в диковинку.? Раньше на подобные мелочи не то что офицеры или старшина, а даже и сержанты не особо внимания обращали. Просто, сразу после ужина, пара молодых хватала ведро с тряпками, и через пятнадцать минут класс блестел. Забыть или не сделать? Нет, такого никому в голову не приходило. А тут целое политическое дело устраивалось. Вот мне сейчас уже понятнее становится природа и культа и террора. Пока такие люди в стране советской есть!
  И вторая фенечка, которую наш замполит превратил в фетиш. Он просто оргазм, по-моему, от этого действа получал. Раз в неделю он приказывал всем, как он говорил, увольняемым в запас, построиться в парадной форме одежды. То есть в той одежде, в которой, по его разумению, мы поедем, если следовать его терминологии, в увольнение в запас.
  Строил и начинал нудно и досконально проверять соответствие номеров военных билетов и фамилий на клеймах. Он тщательно проверял швы, мерил стежки линейкой и придирался к малейшему отклонению. Зачем он это делал. Поясню.
  В Красной нашей Армии вещевое имущество, выдаваемое военнослужащим срочной службы, делилось на две категории. Инвентарное. Это имущество выдавалось на определенный срок. И не солдату персонально, а воинской части. И её, воинской части собственностью являлось. Это были всевозможные виды рабочей и технической одежды, как-то бушлаты, комбинезоны, постельное бельё и всякое разное другое. В зависимости от периода призыва увольняемому солдату полагался комплект нательного белья. Тем, кто уходил весной - трусы с майкой. Осенью - кальсоны с нательной рубахой.
  И второй вид, личное, так сказать, имущество. Это парадка с шинелкой, например, фуражка, ботинки, рубашки парадные, галстук и всякое прочее.
  Инвентарное оставалось в части, а личное на солдате уезжало на дембель. И вот была "традиция". Молодой солдат "дарил добровольно и с удовольствием" увольняемому дедушке свою новую парадку или там ещё чего. А потом, в свою очередь, тоже принимал "в дар" от следующего молодого поколения такие же предметы одежды.
  Подаренная таким образом одежда меняла вместе с хозяином и подкладку. Т.е. подкладки менялись местами. А т.к. швейных машин в подразделениях не водилось, то выполнялись эти швейные работы вручную.
  Традицию эту признали вредной и неуставной. И стали с эти бороться. Вот замполит ниточные стежки на швах и вымеривал. Чтобы значит вскрыть и пресечь.
  Уходящие перед нами два призыва, шли по комсомольским путевкам на строительство олимпийских объектов. В Москву. Им, не призывам, а тем, кто по путёвкам разрешалось увольняться в пш (полушерстяное повседневное обмундирование), сапогах и бушлатах. Чтобы, значит, у ребят была рабочая одежда. Это было здорово. Потому что пш никто ни с кого не снимал, и было оно всегда в лучшем виде. И ушить - подогнать его было гораздо проще, чем парадку. А бушлат вообще приводился в дембельский вид за два дня. Отстирывался, перешивались погоны и всё хорошо. А вот шинель в порядок привести было сложнее намного. Отстирать, и высушить (надо было делать фанерный шаблон, чтобы сушить в натянутом состоянии), и начесать, и отпарить. Но находились умельцы - превращали шинели просто в мохеровое пальто, по внешнему виду. Причем делали это из шинелей какого-то ...дцатого срока носки. Вот и получалось, что перед осенним увольнением, все ходили в таких красивых шинелях, что просто залюбуешься. Так как шинелями тоже менялись, то было необходимо сделать так, чтобы они не отличались друг от друга. Только вот оставшиеся в батальоне шинели через месяц превращались в такое убожество, что становилось видно невооруженным взглядом, что сукна в таком пальто уже и нету. Некоторые просто расползались. Ибо каждое вычесывание и выпаривание существенно уменьшало толщину ткани.
  И раньше командование относилось к этому, нет не благосклонно, но без особых истерик. А тут что-то взялись. Ну и попали мы под раздачу. Одёжка то у нас вся была поменяна. Кто-то из наших уже на третьем периоде озаботился, кто-то только что, кто-то ещё и не начинал. Но следы швейного мастерства имелись на парадках и шинелях у всех. Вот замполит и пытался разобраться. Снимает китель с кого-нибудь. Швы не те. А парадка, ну какая она новая, она прослужила в армии больше всех нас вместе взятых. И начинается - докажи, что никого не раздел. Ему в ответ - а что ж вы раньше-то не проверяли. Вы в роту пришли как раз вместе с нами. Что же вы не проверяли, когда нас раздевали. Одним словом дым-вонь-огонь, второго больше. Вот старшина и бесился. Потому что кто виноват? Он.
  Забегая вперёд, скажу, что почти все наши уехали домой в пш, хотя это и не разрешалось уже. Просто увольняться в таких парадках, которые у нашего призыва были, "подарки" то отменились, ребята отказались. Было очень спокойно сказано, что по дороге на аэродром, эту, мягко говоря, форму они снимут и выкинут на дорогу. А в строй, на групповом сборном пункте, встанут в трусах и фуражках. Вот тогда и разбирайтесь кто прав, кто виноват. Домой то в трусах никто никого не отправит. А кипеш будет знаменитый. Вот тогда комбат плюнул и разрешил увольняться в пш.
  
  Лирическое отступление
  Подготовка к дембелю. Альбом и прочие аксессуары ...
  
  Про одежду я рассказал выше. Достаточно подробно и развёрнуто. А вот что совсем не затронул, так это дембельский альбом и прочие дембельские аксессуары.
  Сначала про второе. Это совсем простые вещи. Погоны, шевроны, нашивки, лычки - кому положено и всякое такое типа бляхи на ремень или офицерские пуговицы на форму. Время на это тратилось очень много. Времени и сил. И не только своих.
  Было запрещено делать вставки в погоны, шевроны и т.п. А без "усиления", так сказать, погоны быстро мялись и теряли вид. Поэтому выходили из положения так. Слой газеты, слой полиэтилена и проплавляли раскалённым утюгом. И так слоёв до десяти-пятнадцати.
  Погон приобретал упругость, даже жёсткость. А вставки запрещённой не было. То же делалось и с шевронами и нашивками.
  Бляха. О! Дембельская бляха, это, знаете ли! Покупалась обычная стандартная бляха. Сначала она шлифовалась шкуркой, стачивались края, отгранивалась звезда, иголкой (да-да, швейной иголкой) отгравировывались лучи внутри звезды, и внутренние её кромки. Потом бралась совсем нулёвая шкурка, и выводились все грубые изъяны, потом плоскостью иголки, буквально выглаживалась поверхность бляхи. И окончательно суконкой с пастой Гоя долго-долго всё вышлифовывалось. Получалось просто чудо заморское, а не бляха.
  Как ушивались, перешивались и начесывались, отглаживались парадки и шинели, уже было сказано.
  Технологии обработки шапок и фуражек являли собой нечто настолько совершенное, что в результате даже некоторые шитые головные уборы офицеров, бледнели перед солдатскими дембельскими.
  Обувь, после приложения очумелых ручек армейских мастеров вообще превращалась в нечто модельное и ультрамодное. Увеличенные по высоте, обточенные каблуки, срезанные ранты и прочие усовершенствования превращали ботинки в совершенство.
  Одно время вошли в моду аксельбанты. Из чего их только не плели. Но самые крутые получались из парашютных строп. Благо, хоть и сложно, но достать их в Градчанах было возможно. На концах подвешивались подвески. Кто-то делал из пустой автоматной гильзы, в которую вставлялась пуля. Подвески шлифовались по той же технологии, что и бляха. Особенным шиком считалось, когда подвески были двух видов, т.е. одна из жёлтой меди, вторая из красной. Другого вида подвески делал народ сам. Точили из снарядных гильз разные фигурки, или делали в виде завитых в спираль сосулек. Тут фантазии дембелей не было границ. Потом аксельбанты запретили, но их всё равно плели, клали в чемодан и навешивали на кителя уже в Союзе, если, при разного рода проверках, они не подверглись изъятию.
  На каждом дембельском кителе имелся набор значков. В ЦГВ, помимо наших, советского образца, у многих добавлялись ещё и чешские. Классность и т.п. А отличник чешский был как орден просто. Но значки - значками, а вот особое внимание заслуживают подкладки под значки. Поэтому значки на "закрутках" ценились особо. С приколкой то, как подкладку прикрепить. Подкладки эти, некоторые ребята делали с воистину удивительной фантазией и доводили до ювелирного совершенства. Иной раз значки бледнели перед подкладкой. А иногда значок благодаря подкладке принимал вид просто бухарской звезды.
  Значки были самой твёрдой солдатской валютой. А порой это образное понятие переходило в совершенно прямое. Полный комплект дембельских значков минимум сто чехословацких крон стоил. Цена варьировалась от содержания комплекта. А солдат получал семьдесят в месяц, напомню. Отдельной статьей проходил Гвардейский знак. Потому что, если попал в гвардейскую часть - получи автоматом. Не попал - мог его получить только за деньги, услуги или по блату. Других вариантов не было. Вот так.
  Жетон, например, выдаваемый за участие в учениях "Щит" или "Дружба" стоил до ста пятидесяти. Упомянутый уже чешский Отличник где-то также. Записи в военный билет делались тоже просто. Или по договорённости с писарем, или во время ожидания дембельского самолёта. Как печати переводили - рассказать? Да с помощью сваренного вкрутую куриного яйца. Умельцы были на все руки.
  Почему так происходило? Во-первых, потому что значки выдавались один раз. И носились ежедневно, отчего их внешний вид несколько мерк. А на дембель всем хотелось нового и сверкающего. А во-вторых. Да не всегда, даже значки выдавались, чего уж там. Объявят приказ, запись в военном билете сделают, а значок потом пообещают, да и забудут. На смотр, какой старшина выдаст, чтобы форма соответствовала содержанию документов, а потом соберет обратно.
  Ну а всевозможные упомянутые жетоны и т.п. раздавали в основном не тем, кто..., а в подавляющем большинстве случаев по списку замполита. Исключением были знаки классности и ВСК, реже Отличника. За эти значки пота проливали много. И это, кстати, относилось не только к ЦГВ.
  Отдельная статья подготовки к увольнению - это ДЕМБЕЛЬСКИЙ АЛЬБОМ!!! Именно так, большими буквами и никак иначе.
  Задача стояла следующим образом. Из обычного стандартного фотоальбома было необходимо сделать ДЕМБЕЛЬСКИЙ. Это вам не фунт изюма съесть!
  В Чехии продавались очень достойные, в смысле обложки, корочек, по-нашему, альбомы. Были корочки, обвитые по кромкам шнуром, с очень красивыми пейзажами или цветами. Поэтому многие оставляли всё как есть. Многие, но не все.
  Вот те, которые "не все" как только не изгалялись. Корочки обтягивались различными материалами. Всевозможный бархат, добытый практически всегда неправедным путём, шинельное сукно, парашютный шёлк и многое другое. Но верхом совершенства считалось обшить корочку кожей. Где взять? Да в любой "холодной" каптёрке была куча старых сапог. А сапоги у нас были юфтевые. Вот вам и кожа. Голенище распарывалось, выкраивался нужный кусок. Потом смывались наслоения сапожного крема, кожа вываривалась и вымачивалась, мылась и тёрлась. Мялась и ... даже отбивалась. Потом растягивалась на рамку по формату обложки и высушивалась. Иногда, по желанию красилась. И обложка получалась просто загляденье. Но это было только полдела.
  Кожа сама по себе, придавала обложке богатство и изящество. Безусловно. Но к коже были необходимы уголки, застёжки и т.п. украшения. Выпиливались все эти изделия, в основном, из снарядных гильз и т.п. бронзовых частей и деталей, которые удавалось добыть. Даже каменья самоцветные из осколков бутылок выделывались.
  Я реальный альбом описываю, РЕАЛЬНЫЙ!!! В центре обложки, по коже, тончайшим штихелем, изготовленным из штопальной иглы, была сделана гравировка портрета хозяина, который был затёрт чёрной, серебристой и золотистой красками. Т.е. был выполнен, безо всякой иронии, высокохудожественный портрет в весьма замысловатой виньетке, которая содержала помимо лавровых и дубовых листков обязательные для дембельского альбома словочетания "ЦГВ", "ДМБ 78" и "Память о 730 днях в сапогах". Замполит, когда это увидел, чуть зубы не раскрошил, скрипя ими от злости. Потому что боец за два года никак не проявлял свои художественные таланты. Представляете себе, сколько потеряла наглядная агитация не только роты, но и всего батальона.
  Внутренняя сторона корочек раскрашивалась так. На первой два чешских льва, обращённых мордами друг к другу, держали в лапах щит. В центре щита была вклеена фотография самого дембеля, Сверху и снизу были надписи. Содержание было примерно такое же, что приведено выше. С различными вариациями.
  На последней изображали самолёт, взлетающий с контура карты Чехословакии и направленный на контур карты Союза, на котором был выделен родной город дембеля.
  Потом эти рисунки покрывались, вернее, заливались лаком, до образования толстого слоя, практически происходила имитация стекла.
  На калечных разделителях листов рисовались всевозможные рисунки. Всякие разные. Иногда это были копии патриотических плакатов, иногда шутливые карикатуры. Но это во многом зависело от замполита части, который всегда просматривал альбомы. Наш был без особого чувства юмора. Т.е. вообще без оного, если дело касалось подчинённых, но как он заливался, когда шутил комбат, например.... Поэтому большинство рисовали нейтральные картинки. Кое-кто оставлял чистые листы. А картинки, нарисованные на листах почтовой бумаги, отсылались домой. У некоторых потом руки дошли, дома. Перенести их на эти калечные листы. Здорово получилось. Я видел.
  Были также популярны жанровые картинки с надписями. Например, изображен солдат, пишущий письмо домой. И надпись:
  "Привет из мест, где нет невест,
  Где звёзды достают руками,
  Где девушек считают за богинь,
  И видим мы их только на экране"
  Или другие перлы: "целовать девушку в письме - все равно, что нюхать цветок в противогазе", "Армия это школа, но учиться в ней лучше заочно",
  "Когда на земле ещё не было нас,
   И разум не знала вселенная.
   Один первобытный другому дал в глаз.
   Вот так появились военные"
  И многое - многое другое. Фантазии не было границ. Считалось признаком дурного тона подобные рисунки и надписи повторять. Особенно в рамках одного призыва.
  Сами листы грунтовались смесью из чёрной туши и латекса, получалась классная рельефная фактура. А потом смесью золотянки и серебрянки, посредством разбрызгивания с зубной щётки листы украшались фейверковой россыпью.
  Помню один момент. Аркаша Сугробов разложил прогрунтованные листы и наносит эту блескучую россыпь. Щётка уже изношенная и "работает" плохо. Рядом, заворожено наблюдая за процессом, сидит "заказчик", неуёмный и единственный садист из демсостава Слава Павлюк. Аркашка матерится и мучается.
  Тогда "заказчик" даёт команду Саньке, который на подхвате.
  - Герася, щётку!!!
  Сашка срывается в кубрик и через тридцать секунд в руках у Аркашки новая классная щётка. Работа спорится. Всё. Листы закончены. Павлюк протягивает щётку Сане:
  - Помоешь, сгодится.
  Саня берёт щётку и удаляется в умывальник.
  Павлюк, шаркая сапогами по линолеуму, "дедовской" походкой, гордо шествует по коридору. Замечает Саню, который что-то делает около его тумбочки.
  - Боец! Не понял?
  - Щётку на место кладу.
  - Какую на... щётку?
  - Вашу, вы же просили, я приносил. У Павлюка отвисает челюсть.
  
   []
  
  У Аркаши истерика с инфарктом микарда. Народ, врубившись, в чём дело, тоже рушится там, где стоит. Гераскин, стоит с невинным видом.
  ШОК!!! Это по-нашему. Просили щётку? Я принёс. Какие вопросы? Указаний не было, чью принести? Не было. Значит, всё нормально.
  Конечно, результат был изумительный. Каждый альбом был индивидуален. Повторения были, конечно, но в основном это было. Фотографий на альбом не хватало ни у кого. Большая часть из них, была уже дома. Чтобы не рвали из альбома, хотя всё равно замполит находил, и криминал и нарушение режима секретности и рвал. Ну, вот такой он был человек.
  Дембельские сувениры. Я не про те, что покупались в чешских разных магазинах и т.п. Это само - собой и ничего интересного собой не представляет. А вот про те, которые бойцы делали своими руками стоит упомянуть. Обо всех, конечно, я не расскажу, но кое-что вот вспомнилось.
  Заплетушки, например.
  Делали много-много всякого. Брелоки для ключей, плётки, как их называли. Такие, квадратненькие в сечении, разной длины. Порой длинные - длинные, типа цепочек для ключей. Всяких рыбок золотых с хвостами богатейшими, жар - птицев таких, что и в сказках - то и не описывали, леших и прочих всяких чудов - юдов. Их было модно вешать на зеркала "блатных" автомобилей. Санитарных буханок, например, и даже командирских УАЗиков.
  Вспомнили?
  А плели их из трубочек для капельниц.
  Единственным недостатком этих трубочек была их прозрачность. Оттенков было очень мало. От совсем прозрачных до желтоватых или немного в кремовый оттенок. Ну, слегка коричневенький. Такой, светло-шоколадный. Палитра, одним словом, была весьма узка. Ну, дык оно и интересней было. И ведь удавалось порой при такой-то небогатой гамме создавать шедевры практически. Выход, впрочем, из положения был найден весьма быстро. Солдатская смекалка, это знаете-ли..., атомная галактическая война - пук детский, если сравнивать.
  Есть в природе, или был - не знаю, лак такой. "Цапон" его называли. На самом деле ничего цапанистого в лаке этом не было. Запах, разве. Лак то был из породы нитро... лаков. Но он тоже был бесцветный, т.е. желтоватый. НО!!! Прозрачный. А желтого в упомянутых трубочках хватало.
  И вот в качестве красителя использовали пасту для шариковых авторучек. Из стержней. Благо в Чехословакии, к тому времени, водились стержни совсем уж экзотических цветов. Да и традиционные - синий, чёрный, зелёный, красный были яркими и нескольких оттенков. Умельцы даже смешивали эти пасты, и яркость регулировали количеством красящей пасты, добавляемой в лак.
  Потом лак прогонялся через трубки и тот окрашивал их в требуемые цвета. Находились затейники, которые путём вращения трубки при производстве этого самого окрашивания, добивались внутри трубки спирального протекания лака. Я сам видел внутри трубки трёхцветную спираль.
  Протягивали внутри трубки и нитки разного цвета. И сплетённые из тонких трубочек косички вставляли в другие, большего диаметра. А из тех уже сами заплетушки делали.
  Опять же с диаметрами тоже проблемы были. Так варили, в буквальном смысле слова, и потом вытягивали, чтобы нужной тонкости достигнуть.
  И ещё учтите, что все эти действия производились - во-первых, в "как-бы" свободное от службы время, во-вторых, в местах скрытых от глаз начальствующего состава, в-третьих..., впрочем, хватит и первых двух.
  Для тех, кто понимает в чем заключалась сложность такого процесса в условиях срочной службы об этом рассказывать - время терять. А тем, кто не сталкивался - поясню, что такое, например, найти место, источник тепла, чтобы вода вскипела, плюс емкость, в которой вскипятить - сварить, потом надо разместиться, чтобы трубку разогретую вытянуть и остудить. И процесс иногда повторялся неоднократно. И ещё, например, после покраски нужно было время для "просушить" продукцию. И всё перечисленное надо делать скрытно от командирских глаз.
  Да и сам процесс плетения занимал время. Совсем элементарные изделия делались руками, а что-то посложнее требовало всяких крючков, шаблонов и иных приспособлений и инструментов.
  Непросто было умельцам творить, ох непросто. А творили, повторюсь, порой, шедевры, просто шедевры.
  А уж, на какие ухищрения шли, чтобы исходники достать - это уже вообще не опишешь, не расскажешь. Праздником становился "день донора" - вот уж где раздолье было. А так, в основном, процветал подкуп должностных лиц и элементарное, простите, хищение социалистическо - медицинской собственности.
  Но находились УМЫ!!!
  Когда у нас в батальоне ввели должности замполитов рот, напомню, то приехали молодые лейтенанты. Из Львовского культпросветполитиического. Нам достался л-т Мурчак. Про него долго можно рассказывать. Но, если коротко, жуть он был ходячая. Вообщем настоящий и типичный для того времени политтруженник. Ничего не умеющий, зато всё знающий. Подловатый, верноориентированный, не брезгующий никакими методами типа вытряхивания тумбочек не "для порядка", а для "выявления и...." . Даже до чтения солдатских писем доходило. Как тех, что мы писали домой, так и тех, что из дома получали. Ну а команда "вывернуть карманы", была его любимой. И в то же время трусливый и всегда опасающийся "как бы чего не вышло". Но был, как у нас говорили "очкогрёб". Т.е. стремился ежесекундно исполнить прогиб любой степени. На этом его и "покупали".
  Однажды, один из наших заплетушечников умельцев всех нас, его сослуживцев страшно удивил. Практически мы не просто, а ОХУиудивились!!! ОН!!! ПОДАРИЛ!!! ЗАМПОЛИТУ!!! ЁЖИКА!!! Ёжик - это вообще был высочайший пилотаж в плетении. Даже кот и то был проще в исполнении. На всё наши вопросы типа: "Зачем ты, Пашка?" он улыбался и говорил про то, что, мол, всё сами увидите.
  Я не буду интриговать, а просто расскажу всё по порядку.
  После этого нечаянного подарка, замполит с Пашкой стал разговаривать иногда. И не только о воинской дисциплине. Потому как служил Паша уже крайний период и был, как выражался наш ротный дуэт - "сладчайший" наш командир роты Арахискин и этот самый как его, с большой степенью издёвки, называл наш старшина - "верный боевой комиссар", литинант Мурчак - потенциальным сырьём для дисбата и закоренелым преступником. Хотя Пашка то, как раз, ничем таким плохим и не занимался. Был он вполне спокойным и ровным дедом. Молодёжь не обижал и на службу "забивал" в меру. Не больше и не меньше остальных. Дед есть дед. Но и не стелился перед старшими по званию и не стучал никогда. Ни на нас, ни на них.
  А тут вдруг такой, нетипичный для "правильного деда" поступок.
  Но прошло немного времени и всё стало на свои места. Пашка засел в ленкомнате. Забив на все наряды, занятия и прочие непрофильные военно-бытовые занятия. Мурчак, как безумный, стал таскать в упомянутое помещение всякие свёртки, банки и прочие коробки. Пашка, конечно же, был прижат и допрошен. Деваться ему было особо некуда и он, что называется "раскололся".
  Развёл он замполита на его желании выгнуться в сторону большого батальонного зама. И предложил ему создать, в виде дембельского аккорда, большое эпическое панно. "Ленин на башне броневика в момент прибытия его в Петроград на Финляндский вокзал с группой товарищей". Пашка и товарищей предлагал сплесть. Но эскиз, на котором, в нижнем ярусе, были красиво изображены профили Троцкого и прочих Ильичёвых сотоварищей, а также рабочий, солдат и
  
   []
  
  матрос, был замполитом обрезан по ... самую башню броневика. Но и то, что осталось, требовало труда и усердия. Верхушка башни была - вырезана из пенопласта со всеми деталями. А фигура самого Ильича, должна была быть сплетена на каркасе с применением не только трубочек, но и других материалов.
  Три!!! Три месяца замполит снабжал Пашку и через него всех ротных заплетушечников материалами и предоставлял им право (он же не знал, что после отбоя Пашка "делился поляной" с друзьями, а стукнуть заму на эту тему стукачи боялись, понимали и осознавали степень возможного возмездия) вполне легально этот материал обрабатывать.
  Ну, а за месяц до увольнения, когда монументальное Пашкино творчество стало обретать вид ближе к законченному, стало ясно, что "это - типичное не то", как сказал зашедший в ротную ленкомнату, большой зам. И работы были свёрнуты. Но сколько же за эти три месяца шедевральных Пашкиных котов, собак и тех же ёжиков расплодилось и нашло место постоянной, по военному говоря, дислокации, в наших чемоданах-сорсчитать невозможно. И последователей-учеников Павел оставил предостаточно.
  Я проблему парадки решил проще. Мне один из наших начальников станций отдал свою старую шитую в ателье повседневку. Офицерское сукно, хорошего качества, да и сильно старым его назвать было нельзя. Просто раздался мужик, вот она ему и маловата стала. Он ещё и шинель предлагал парадную, но это уже было сверх вского допустимого предела. Поэтому, когда замполит за меня схватился - ну вообще такого нарушителя поймал, то был послан сначала мной (ну уж и приврать нельзя ..., сразу обвинения какие-то), а потом и дарителем. Отстал.
  Вообщем спасаться надо было от этого террора. Быстрее и не задумываясь.
  Вот и вспомнил я, что зампотылу как-то выключатель починил в кабинете. Дело в том, что в батальоне каждый период формировалась рабочая команда. Которая была во власти этого классного живого майора. Ни нарядов, ни каких других дел типа подготовки к вручению знамени, которой замучили так, что во сне стало сниться, как нам вручают знамя на Красной площади всем составом Политбюро.
  
   []
  
  Улучив момент, я обратился к майору и предположил, что электропроводку в построенном здании батальонной столовой можно сделать очень даже спокойно, не привлекая к этому чехов. И валюту, мол, сэкономим, и процесс ввода ускорим (к слову сказать - тут нашёлся парень, который служил в батальоне десять лет спустя, так вот столовую открыли только перед самым его дембелем).
  Вот так я в одно прекрасное утро и поступил в распоряжение зампотыла. И ещё троих ребят привлёк. Была образована электрическая компания, так сказать.
  Сначала возникли трения с командованием, в лице командира и замполита, роты. Были попытки и на занятия привлечь и в наряды поставить, но эти попытки тут же сдавались зампотылу, а заместитель командира батальона, это вам всё-таки замкомбата, и кило отборных звездюлей получало адресата, т.е. того, кто на его пути вставал.
  С одной стороны, оказаться между двух огней не очень приятно. А с другой - сколько той службы осталось. Причем, при правильной постановке дела работы на объекте хватило бы и до Нового года. А на ноябрьские, хошь не хошь, а "дембель сам постучится в окно...", как пели мы в одной из песен.
  Эх, и жизнь настала. Цивильная. Ни тебе построений, ни тебе разводов, ни тебе... почти ничего военного. Даже на приёмы пищи ходили с заготовщиками.
  Типа, чтобы время не терять. А придёшь с завтрака, тишина, лес сосновый, лето. Ляжешь на солнышке, до окончания развода целый час, а то и полтора. Хошь вздремни, хошь просто полежи с сигареткой, пузо погрей.
  Также и после обеда. Батальон пока ходит туда - сюда, перекуривает, строится-разводится, опять час, а то и полтора твои. Да и так никто не напрягал. Работа то шла. Основательно и не торопясь, но шла.
  Хотя конечно пришлось выполнить типа личной просьбы зампотыла, забор покрасить, да с бетоном помочь....
  Так бы, наверное, до самого дембеля и тянули бы мы провода и вешали лампочки, если бы не одно обстоятельство.
  
  Щит 78
  
  Решили в штабе Объединённых Вооруженных Сил Варшавского Договора провести широкомасштабные и, не побоюсь этого слова, глобальные учения. Название было придумано традиционное, то, которое указано в заголовке: ЩИТ 78. Командовать учениями, было поручено первому заместителю министра обороны СССР - главнокомандующему Объединенными Вооруженными Силами государств - участников Варшавского Договора Маршалу Советского Союза Куликову, Виктору Георгиевичу. От так. Не больше и не меньше.
  Батальон, полностью на эти учения не привлекался, но оперативную группу начали готовить. По условиям учений надо было работать на двух основных полигонах. Сначала на Доупове, потом на Либаве. Т.е. это надо было кататься через всю страну. Сначала в одну, потом в другую сторону. Поэтому то и возникло стремление попасть в эту компанию.
  Шансов у меня не было никаких. Потому как только я попал в рабочую команду зампотыла, с должности начальника станции или командира отделения, меня сняли, хотя и не разжаловали. Но начальник ПРТК, учитывая наши отношения с его ребятами и некоторую слётанность в прошлых "боях"..., одним словом вызвал меня ротный и сквозь зубы приказал собираться. И опять получилось, что с одной стороны всё хорошо, но с другой надо было объясняться с зампотылом. Пошёл. Тот, сначала было заартачился, но после моей убедительной просьбы отпустить, всё понял и дал добро. А потом эта история всего-то на пять дней планировалась. Вот так и сподобился я совершить автомобильную экскурсию по Чехии.
  Скажу только об одном. Когда мы уже ехали на Либаву, то проезжали через Оломоуц. А это очень, по меркам Чехии, большой город. Там даже трамваи есть.
  Вот тут-то я только по-настоящему понял, как я отвык не то что от большого, а от города вообще. Очень я разволновался когда увидел высокие дома, мостовые с тротуарами, светофорами и... даже, повторюсь, трамваи.
  
   []
  
  На Доупове нам работать не пришлось. И вообще мы там ничего не делали. Вообще ничего. Сидели в машине в каком-то парке, выходили только по нужде.
  Двое суток жевали холодные консервы и галеты из сухпайков. Даже чай не могли вскипятить. Потому что движок запускать было нельзя. Ни у машины, ни дрынчик. А печь топить, опять же, в парке - кто разрешит. А если разрешения не спрашивать, то можно было бы и получить. Там начальства с большими звёздами шастало видимо-невидимо. Поэтому мы и не рыпались никуда. Командовал нами душа-человек Ионыч, и подводить его не хотелось никому. А потом он с нами сидел и то же, что и мы ел. Домашние его заготовки типа кофия из термоса и бутербродов мы все вместе употребили ещё по дороге. Вот и коротали время, похрустывая сухарями и запивая их водичкой холодной.
  Когда мы тронулись, то тут же сообразили чай и сварили суп из тушёнки с картошкой. Чесслово ничего вкуснее не ел с тех пор.
  Вот ребята из ПРТК эти двое суток мотались по всему полигону и не спали вообще даже. Работали как подорванные. Они когда к нам подтянулись, нас не поняли. Мы им жаловаться, что озверели от скуки, а они с ног валились.
  На Либаве нас опять поначалу загнали в парк, какой-то полевой, но потом перегнали, поставили в линеечку и выгнали дорожки песочком посыпать, камни в округе собирать для бордюров, а потом эти бордюры белить. К вечеру подогнали водовозку и дали команду мыть машины и марафетить до блеска всё, что марафетится.
  Стало понятно, что готовится показ техники. Особенно после того, как поступила команда изготовить таблички с названиями и ТТХ техники. Ладно, у нас собой было, не впервой. А вот те, у кого не было. Фанеру найди, краску и кисти найди, художника обеспечь, и создай ещё это кино..., с субтитрами.
  Потом скомандовали развернуть станции. Выяснилось что места мало. Тесно поставили. Начали раздвигать машины, потом опять равнять по нитке. С рассветом история с дорожками получила продолжение.
  
   []
  
  Т.к. сборная наша линейка раздвинулась, то дорожку надо было удлинить. Мы оказались в середине, и нам это было вроде ни к чему, но хитрые и коварные крайние подняли шум, что у них вчера тоже было всё в порядке, а сегодня.... Начали собирать сборную из центровых в помощь крайним. Все центровые сделали вид, что заняты развёртыванием техники и подготовкой её к показу. Но не проканало. Появился серьезный полковник, всех построил, разобрался, наказал, кого попало и пошли опять поиски камней и удлинение песчаной линейки.
  А тут ещё прошёл слух, что сам Виктор Георгиевич будет руководить (или принимать?), так сказать, показом техники. " ...Тут вообще началось - не опишешь в словах...". Прошел даже слух о том, что привезут парадки из либавского полка и всех переоденут. Или новое хб выдадут, или даже новое пш.... Ну, вы понимаете, как работает солдатский телеграф. Каждое новое сообщение обрастало фантастическими подробностями. И что медали всем дадут с названием учений, мол, приказ министра есть, а кто-то даже уже эту медаль видел, а кто-то уже и получил. И даже дошло до того, что Куликов уже подписал приказ о поголовном поощрении всех участников учений от ЦГВ. Чем? Отпусками конечно, и что отгулять солдаты эти отпуска должны в течение двух месяцев. Обязательно и бесповоротно. А за день показа привезут усиленные сухпаи с колбасой копченной, сигаретами цивильными и даже пивом.
  Но. Ждали мы, ждали. Вертолёты какие-то летали, колонны УАЗиков легковых пылили, но к нам так никто и не приехал. Вообще. Никто. Обидно было, мы почти двое суток готовились. Нам даже бочку смазки для колёс привезли, и мы колёса у машин начистили этой ваксой. А пыль летит, а смазка, кто не знает, липкая и жирная. Поэтому через каждые сорок-пятьдесят минут, пока не просохло, как следует, терли мы колёса щётками. Покрышки сверкали, как сапоги на параде. Уже часов в девять вечера дали отбой.
  Ближе к ночи из линейки забрали все связные машины и куда-то угнали. А утром, часов в пять подняли нас. По тревоге. Построили, посадили в Уралы и повезли. Не то что колбасой с пивом не угостили, а даже перловкой пайковой закусить не дали. Оружие с собой, но вещмешки оставили в машинах. Только плащ-палатки было велено взять и фляги на ремни нацепить. Ну и оружие. Да ещё носимые радиостанции приказали снять с машин, типа сто пяток и сто седьмых.
  Ехали недолго. Чтобы не ходить вокруг да около, расставили нас в оцепление. Организовали большое мишенное поле. Причём в качестве мишеней были поставлены не только макеты танков и прочего, но и несколько старых грузовиков и даже два реальных танка. Т-34. Предстояли показные стрельбы ствольной артиллерии и установок залпового огня. Что-то типа "ГРАДа". Сейчас не вспомню как точно название. Это по тем временам было оружие новое и по результатам показа ожидалось решение о перевооружении стран участниц Варшавского Договора.
  Нас расставили по границам этого самого мишенного поля. Было велено, сразу после ракеты, кажется зелёной, надеть каски и спрятаться в окопчики. Радиостанции мы настроили на волну КП. В обязанности входило, во-первых, всех тормозить и не пропускать за зону оцепления и в случае нештатной ситуации немедленно докладывать на КП. Что считать нештатной ситуацией не объяснили - думайте сами - не маленькие. Забегая вперёд, скажу, никаких ситуаций и не случилось. Ну, кто там мог оказаться? В радиусе пяти километров не было никого посторонних.
  Сидели долго. Но вот и ракета. Одели мы каски и попрятались по окопчикам. Т.к. полигон постоянно работал на боевую подготовку нескольких дивизий ЦГВ, то боевые стрельбы там были не новинкой и поэтому были и окопчики и прочее-всякое. Стрельбы обычно обеспечивала полигонная команда и либавский полк, но тут видимо людей не хватало или ещё что. Поэтому привлекли и нас.
  И вот заухало, загрохотало. Вообще ощущение жуткое. Мы сидели как-то сбоку что-ли от площадок, откуда вёлся огонь, поэтому видели картину как бы со стороны. А вот ощущения ребят, которые стояли по фронту против этих площадок я себе представляю. Честно говоря, было красиво. Видимо для наглядности, обычные выстрелы чередовались с трассерами. Я-то до этого никогда не видел, как стреляет артиллерия, кроме как в кино, конечно, поэтому было действительно интересно. Да ещё нам была видна часть мишеней. Попадания в макеты были очень наглядны, конечно, но как-то суховаты. Впечатления от полётов трассеров были гораздо острее.
  Вот когда начали стрелять установки залпового огня. Это было нечто. Они лупили по реальным грузовикам и танкам. Ну, грузовики ладно. Чего там - жестянки стояли на чурбаках. Понятно, что внутри и не было ничего, кроме бочки с мазутом. Красиво конечно - бах-тарарах, чих-пых!!! Бочки горят... дым... вонь... огонь. А грохоту, а пыли. Оно и страшновато было высовываться из окопчика поначалу, но потом мы осмелели, конечно. Тем более что разобрались, что мы вне опасной зоны. Осмелеть то осмелели, но страшновато, повторюсь, было все равно.
  Когда отстрелялась первая и вторая очередь, и пыль подрассеялась стало видно, что танки стоят нерушимо. Мы даже возгордились - вот какие танки у нас. Хоть и старые, а не убиваемые.
  Но тут опять ракета....
  И только два выстрела. Один и через секунду второй. И к танкам протянулись два следа, как два щупальца. Тонкие такие. Ну, совсем не впечатляющие. Но результат был. Был результат! Представьте себе грецкий орех. Крепенький такой, коричневый. Представили? Коричневый, это потому что танки были ржавоватые. Не ржавые, но именно ржавоватые. Так вот этот орех вдруг разрывается. И не на куски какие-то вульгарные, а просто превращаются в ком плазмы. Вот именно - так ффух!!! И ничего нету, только облако пыли оседает. Ну конечно там обломки всякие остались... оплавленные, но первое ощущение осталось именно таким.
  
   []
  
  Большая настоящая боевая машина превратилась в облако огня. Сначала одна, потом другая. С паузой в секунду. Очень, знаете, наглядная получилась агитация во славу советского оружия.
  Я, кстати, потом, года через полтора, будучи на Либаве снова, посмотрел на этом месте. Обломки так и валялись. Подобрал кусок оплавленный. Долго он у меня был, потерялся потом с переездами.
  Размах учений я понял уже потом. На разборе той части, которая происходила на полигоне. Разбор был организован, что называется, "по полевому". Натянули тент для руководства. Остальные сидели на стульчиках. Вне тента. Но руководства этого было..., я за всю службу, потом не видел столько генералов в одном месте. И это небольшая часть "войны", разыгранной в рамках этого балета. А ведь такие группировки "воевали" и во внутренних приграничных округах, и в ГСВГ, и в ЮГВ и в СГВ. А во внутренних округах ещё и "всеобщую мобилизацию" проводили. Партизан призывали, переодевали, туда - сюда возили. А перемещения только в нашей группе. Прикиньте. Две или три дивизии полностью развёртывали и на полигоны выгоняли. От мест постоянной дислокации, сколько машин своим ходом шло, а сколько гусеничной техники туда-обратно возили по дороге по железной. Горючки сколько пожгли. Да силён был Советский Союз. Силён и могуч. Тут не поспоришь.
  Вернулись мы на место. А там уже наш ПРТК стоит около нас. Спят как сурки, только командир с начальником станции карту рисуют, записи монтируют - к разбору готовятся. Состояние у людей - спички в глаза вставляй. Зашёл поздоровкаться и... вообщем с удовольствием подключился. Люди хорошие, а потом начальник станции Валера, земляк. Изо всех отпусков мне передачки от родителей привозил - как тут не помочь? А главное - интересно мне было - как там, кто, где и с кем воевал. Знание, знаете, оно сила. Хотя бывает так, что меньше знаешь ... дольше проживёшь.
  Сижу, помогаю монтировать, реестр писать. Все довольны. Тут Ионыч приходит, домой ехать зовёт. В батальон. Нам отбой дали - выдвигаться пора. Ионычу, понятно, домой охота. К жене и деткам. Это нам. Чем дольше на полигоне - тем не хуже. Мужикам то из пункта всё одно разбора этапа ждать, никуда не тронешься. Вот командир и запросил разрешения у руководителя учений (формально-то мы в его распоряжении до окончания "войны") оставить меня в своей группе. Естественно получил добро.
  Долго мы сидели, концерт клеили. Ребята глаза продрали, даже не удивились. Командир с Валеркой такую карту красивую нарисовали, Греков, практически с Айвазовским. У них секрет один был, они все обозначения на карте не карандашами "поднимали", а краской акварельной. Перетирали их и ваточкой, ваточкой. Насухую. Очень получалось красиво. Только если влага попадёт - тогда всё растекается и расползается. Но на это рассчитано не было. Не для полевых же действий готовился документ.
  И вот в процессе этой нашей работы, можно сказать, ковки победы над злобным и коварным врагом, прибыло начальство. Начальник нашего отдела, тот самый подполковник "из Внешторга".
  Нас выгнали на волю покурить, а командиры долго вели секретные переговоры. Но чай пить позвали. Даже кофий предлагали, но мы не стали. Потому как хотелось хоть пару часов поспать. Подполковник привёз конфет и пару шоколадок, чтобы жизнь нам подсластить.
  Вот ответьте - почему в армии так хотелось сладкого? Помню больше всего шли леденцы, от кроны до трёх пакетик стоил. В пакетике сто пять грамм. Или орешки засахаренные, т.е. зажаренные в сахаре. Кажется, две кроны пакетик стоил. Бросишь его в рот, орешек, в смысле. Сначала сахар этот обожженный рассасываешь, а потом начинаешь орешек потихоньку разгрызать. Не спеша так, с удовольствием. Кайф! Но больше всего конечно мы любили конфеты "БОН ПАРИ". Но это для богатых. Три кроны пакетик. Леденцы такие фруктовые. Это просто словами не выразить. Они такие разноцветные и с разным вкусом. Т.е. со вкусом разных фруктов. И просто как будто ешь эти фрукты. Кстати когда через восемнадцать лет прилетели мы в Чехию, и я такую конфетку взял в рот, то испытал разочарование. То ли я изменился, то ли конфеты, но осчучение было не то. Были ещё такие малинки. Те две кроны стоили. Тоже леденцы, красного цвета, в форме малинок. И вкус был малины - правда, не вру.
  Вот за чайком и состоялся разговор. Со мной и Лёнькой. Серьезный такой разговор. По поводу службы и жизни дальнейшей. Мы обещали подумать. Причём без иронии и не в смысле - лишь бы отвязался. Потому что, повторюсь - разговор был серьезный и на равных. Тут не отмахнёшься.
  
  Дорога домой ...
  
  Итак, вернёмся к серьезному мужскому разговору. Сами понимаете, что прозвучало предложение продолжить службу. Что странно, для нас, во всяком случае, нам не предложили полковничьих должностей, персональных автомобилей и личных вертолётов. Это было для нас, может и непонятно, но вполне ожидаемо. Хотя не скрою, и обидно.
  Предложение, сделанное нам с Лёнькой, было простое и лаконичное. Есть, мол, в Группе два фургона, кунга, если по военному, новеньких и вам хорошо известных. Но вот незадача, нет у этих фургонов хозяев. И нашему отделу, ну и конечно его начальнику, было бы приятно и желательно (а может наоборот - уже не помню), чтобы ключи от них оказались бы в карманах ваших, ребята, кителей.
  Если говорить проще - было предложено продолжить службу в качестве начальников этих станций.
  Честно говоря, если бы подобное предложение прозвучало бы где-нибудь во внутреннем округе, то понимания и интереса, скорее всего не возникло бы. Но тут дело другое. Времена то были развитосоциалистические, а материальных благ хотелось, чего уж душой кривить.
  Одним словом предложение было принято.
  Документы были оформлены практически моментально. Оформлены и отправлены. Разница в статусах правда была. У Лёньки за плечами был техникум. Поэтому он ждал присвоения звания и отпуска. Мне же предстояло снова учиться. Утешало одно, школа была совсем рядом с домом и в месте, с детства мне родном и известном.
  Служба текла спокойно и размеренно, без каких либо приключений. Вернувшись с учений и получив невнятный выговор от ротного, что, мол, вот... бросил,... не оправдал... и т.д. продолжил я своё электромонтирование.
  По результатам работы (какой - непонятно) оперативной группы батальона, родился в недрах штаба приказ. Штатный начальник станции, совсем молодой ещё парень, т.е. второго периода службы, был поощрен краткосрочным отпуском, в который и смотался через день.
  Ребята меня, конечно, подкалывали от души - мол, вот ты, а он... короче посмеялись и..., кто-то злорадствовал, кто-то сочувствовал. Всё как всегда в нормальном коллективе. Возникали, конечно, вопросы, чегой то я стал усиленно заниматься дембельским прикидом. Чего - чего, ехать то надо в чём-то, помните... хоть тушкой, хоть чучелом.
  Но вот настал день. Рота на завтрак собирается, а меня дневальный к телефону кличет. А в телефоне голос НШ. Давай, говорит, быстро в штаб. Одна нога там, вторая уже тут. Я, конечно, понял, зачем и рванул, сто для дедушки - нехарактерно быстро, чем вызвал немалое удивление окружающих.
  Пока НШ оформлял разные записи в военном билете, я получил уже готовые аттестаты, предписание, проездные и т.п. Причём никто ничего не знал. Там в графе "основание" было написано: Директива Командующего ЦГВ ? .... от ....., и всё. Нет, НШ то знал всё конечно. Но другие нет. Просто выдали, коли приказано. Похватал я бумаги и полетел переодеваться и чемодан подхватить. Потому как было сказано, чтобы через пятнадцать минут был на КПП, готовый, меня в Миловице на вокзал отвезёт сам Вовка, попутно. Ёлы - палы... батальон уже ушёл на завтрак, это же - не попрощаться ни с кем.
  Влетаю в роту. К каптёрке. Открыто. Старшина там и сразу на меня накинулся, подгонять начал. Ну, ещё бы Вовкин приказ для Сани нашего - это сильнее даже, чем приказ министра был.
  
   []
  
  Вообщем всё бегом, и вот прыгнул я в Уазик Вовкин, и поехали мы - в новую жизнь. Едем, а навстречу батальон идёт. Я взмолился:
  - Товарищ, капитан!!!
  - Одна минута! - последовало в ответ очень лаконично. Выскочил я из машины, Лёнька с Лёхой меня увидели - выпрыгнул навстречу из строя. Обнялись мы, а своим из роты я только фуражкой помахал, вот такое получилось прощание.
  В роте потом, мне Лёнька писал, сначала подумали, что я всё-таки в отпуск поехал, но потом просочилось, конечно.
  Около вокзала, в Миловице, пожал мне руку Вовка и упылил по делам.
  Представился я коменданту, сдал проездной до Чопа и был отпущен до отхода поезда. А было до отхода ещё часов пять. Куда деваться. С чемоданом не погуляешь, а в камеру хранения сдать, откуда деньги. Хорошо хоть сигарет запас имелся. Сел себе на лавочку в тенёчке и сижу себе, курю.
  Дело то уже не просто к обеду, а уже за "после обеда" перевалило. Денег , немного было, но тратить валюту на еду... это, знаете, было, выше моих сил. Ибо в обозримом пространстве виднелись какие-то магазины, и была цель докупить чего-нибудь к содержимому чемодана.
  Но вопрос с едой разрешился сам собой. Появились несколько отпускников, наверное, приехали ребята из дальнего гарнизона, тоже к поезду. Устроились рядом, достали консервы с сухарями. Конечно, и меня втянули. Я только рогаликов прикупил в общий котёл. Спасибо мужикам - не дали с голоду помереть. И вообще - до границы то ехать было целую ночь. Вот и думай, что хочешь о том же своём заботливом старшине. Ведь знал всё, и сухпаи те же в каптёрке были всегда. Так дай. Не дал. Ну и ладно. Солдатская взаимовыручка не дала погибнуть.
  В компании стало веселее. Прошлись по площади. Зашли в магазинчики. Набрали всякой мелочи, типа конфет вафель для подарков домашним... так время и прошло.
  Наконец объявили: "Отпускникам построиться у комендатуры!".
  Посадка в поезд уже шла вовсю. Народ, отъезжающий в отпуска и по замене, уже грузился в вагоны. Вещей у народа было катастрофическое количество. Особенно у тех, кто возвращался в Союз окончательно. Чемоданы, коробки, тюки, места свободного в купе не оставалось совсем.
  Нас пересчитали, представили сопровождающего. Старший лейтенант, помню, был. Тот выкликал фамилию, проверял документы - военный билет, отпускной или предписание, и в вагон. Для нас прицепляли к составу поезда ? 51 Миловице - Москва, чешский вагон. Второго класса. Это значит вагон с сидячими местами, хорошо хоть диванчики мягкие.
  Проинструктировали, как водится. Из вагона не выходить, не употреблять, не курить, можно было только сидеть и смотреть в окно. Хорошо хоть часового не поставили.
  Тронулись. Мы, конечно, прилипли к окнам. Настроение такое было..., что такое "чемоданное" известно всем, ну а для нас... мы же домой возвращались, практически. Пусть на время, но домой. Выразить это состояние словами очень трудно, но если бы эмоции и чувства могли бы ускорить движение состава, то полетел бы он быстрее самолёта - это я на тысячу процентов уверен.
  Как водится, при железнодорожном перемещении, у всех традиционно проснулся аппетит. Народ стал вытаскивать припасы. А какие припасы у солдата? Сухпайки или консервы. У кого-то нашлась буханка хлеба. Кто салом запасся, да луком. Вот и весь рацион. Очень удивил, просто поразил какой-то мужик. Ну не просто мужик, а ротный одного из отпускников. Он притащил своему парню целый свёрток еды. Бутерброды там всякие и курицу грилованую. Ну, досталось то конечно всем. По чуть-чуть, но всем.
  Для меня вся эта история послужила уроком. Я потом ни одного своего отпускника не выпускал из расположения, не удостоверившись, что тот взял сухпай, хлеб и флягу с чаем.
  На первой же большой остановке мы увидели, что на перроне стоит киоск, в котором продаётся пиво. Тут же был организован блиц сбор остатков валютных средств и, т.к. наш вагон стоял прямо напротив киоска, кто-то, из ребят натянув джемпер из подарочного набора, причем джемпер женский, выскочил на перрон. Двери то у нас в вагоне были закрыты, но зато открывающаяся часть окна в чешских вагонах открывались достаточно широко, а расстояние от киоска до вагона - было небольшим. И цепочка пластиковых стаканов (да-да уже тогда в Чехословакии это было в простом обиходе) начала своё путешествие в наш вагон.
  Сами понимает, что с пивом стало веселее. Самое интересно, что когда поезд тронулся, в вагон заглянул сопровождающий, но сделал вид, что ничего странного не происходит. Хотя думать то, что он ничего не видел, наивно, по крайней мере.
  По дороге в вагон подсаживались ещё ребята, и уже к словацкой границе вагон был полон. Ну не то, чтобы кому-то стоять пришлось, но сидели довольно плотно.
  Но перекантовались конечно, ибо и не такое видали, да и не обращали особого внимания - настроение было у всех не такое, чтобы обращать внимание на мелкие бытовые неурядицы. Нам казалось и колёса стучали "домой ... домой ... домой", и ветер свистел в открытее окна то же самое.
  
  Блок пост
  
  Последним городком на территории Чехословакии был Чиерна над Тисой. Там предполагался пограничный и таможенный контроль с чешской стороны. Ни того, ни другого мы в своём вагоне не ощутили. Только наш старший собрал у нас военные билеты и ушёл.
  Простояли мы минут сорок, или что-то около часа. Постояли - постояли и тронулись в сторону Союза. Мы не просто прилипли, а влепились в окна. Чиерна представляет собой очень крупный железнодорожный узел. Не знаю как сейчас, но тогда пути были просто забиты составами, и через один эти составы были воинскими эшелонами. Откуда знаю? А караулы и грузы на платформах довольно специфических очертаний под брезентом. Так что всё было видно. Но нас волновала граница. Когда? Где? Как выглядит? Сначала мы пересекли нейтральную полосу и состав начал втягиваться на блок пост.
  Что такое блок пост? Участок путей, длиной примерно около километра. Пути и насыпь слева и справа обнесены столбами, на которых была натянута проволока, колючая естественно. Через определённые интервалы, по периметру стояли вышки. Пулеметов не заметил, а вооружённые пограничники на вышках маячили.
  Вдоль пути, по которому двигался состав, стояли пограничники. Когда состав остановился, пограничники стали заходить в вагоны. Во все, без исключения. Тут же были и таможенники. Они ждали своей очереди. В наш вагон зашли двое парней в зелёных фуражках. Одному старший передал стопку военных билетов, второй взял список. Первый называл фамилию. Названый подходил к погранцу, тот внимательно вглядывался в предъявленную личность, сверял её с фотографией и, отметив что-то в списке, протягивал военный билет владельцу. Мы потом сравнивали, смеха ради, фотографии в военных билетах с нашими реальными лицами. Ну, какой же фантазией надо было обладать, чтобы узнать в зачастую патлатых молодых мальчишках, изображённых на этих картинках нас, довольно повзрослевших и возмужавших. Очень, помню, веселились.
  В процессе проверки только трое не смогли подойти к пограничнику.
  Обнаружилось, что эти трое, с летными петлицами, подсели ночью, где-то в Словакии, Ребята были из БАО Зволенского аэродрома и то ли у них спирт был, то ли на вокзале словаки их угостили хорошо, но был парни, что называется "в лом". Их спокойно, без лишних истерик сняли с поезда и практически унесли в небольшой белый домик. Накрылся отпуск у ребят, я так думаю. Нерасчётливо рано начали они праздновать. В лучшем случае они отработали весь отпуск на пересылке и поехали в часть без телеги, в худшем отсидели эти десять суток на губе в Чопе и вернулись с соответствующей отметкой в отпускном за добавкой в родную часть.
  Злодеи, а не стражи границы.
  Таможенники к нам в вагон не зашли. Им работы хватило в других вагонах.
  Когда поезд снова тронулся, мы обнаружили, что в вагоне образовался новый персонаж. Эдакий круглолицый упитанный сержант с повязкой комендатуры. Он, нашему сопровождающему старлею, достаточно развязно и нагло, как младшему, нет, не объяснил даже, а отдал приказание:
  - Когда встанем у вокзала, постройте личный состав у вагона и заведёте их в таможенный зал для досмотра.
  Ну как есть... АНИРАЛ!!!
  Всё-таки при всём моём понимании необходимости комендантской службы, наглеют они сверх всякой меры. Тем самым вызывают отвращение к своим особам. И как же они гнутся перед теми, от кого хотя бы немного зависит их "нелёгкая и необходимая" служба. Ну, халдеи, что с них взять.
  Поезд встал. Мы дисциплинировано построились у вагона. Сержант вальяжно махнул рукой в сторону стеклянных дверей в здании вокзала, на которых было написано "Таможенный зал" и неспешно, походкой человека уверенного, что его не посмеют ослушаться, направился к этим дверям.
  Взгляд нашего старлея был полон не просто яростью, а ненавидящей лютостью.
  Мы стояли, и все наши взоры были обращены на нашего, пусть временного, но командира.
  - Документы у всех на руках? - Старлей посерьезнел, даже посуровел. Он видимо принял решение.
  - Так точно...!!! - Мы рявкнули дружно, но... шёпотом.
  - Ну и брысь..., - добавил наш командир, и после паузы - ОТСЮДА!!!
  Нас разметало быстрее, чем по команде "Воздух!". Краем глаза я заметил превращение ехидно улыбающейся рожи холуя комендача, стоящего у "гостеприимно" распахнутой двери таможенного зала в злобно-перекошенную от возмущения рожу базарной торговки, и гордо, практически строевым уходящего старлея. Нет, всё-таки случались на моём солдатском пути настоящие русские офицеры и крепкие правильные мужики.
  Мы потом пообщались около банка, где получали деньги. На наш вопрос - не попадёт ли ему. Он ответил, что никто из таможни нас досматривать и не собирался. Досмотры эти проводит комендатура с единственной целью - поживиться заграничными мелочами, которые якобы нельзя провозить или превышена норма. Особенно кондитерские изделия, которых все везли довольно много. А что ещё солдат мог везти в отпуск? Вот и набирали копеечных конфет и вафель. Но много. Поэтому он нас и распустил. Ну и хамство сержанта сыграло роль, конечно.
  
  В Москву ... в Москву ....
  
  Получив денежки в полевом учреждении Госбанка в Чопе, я совершенно явно осознал, что придётся ехать поездом. А это без малого двое суток. И ещё билеты.... На поезд, который привёз нас из Миловиц, билетов не было. Сезон отпусков, все места заняты ещё с территории Чехословакии, а в Чопе очень мало кто сходил с этого поезда. На другие поезда взять билеты тоже шансов не было практически никаких. Во-первых, в Чопе сходились три границы, а во-вторых, дефицит этот создавался, безусловно, искусственно.
  Времени до прибытия на место у меня оставалось семь суток. И тратить двое из них, при условии немедленного отбытия из Чопа, на дорогу, было расточительностью немыслимой. Значит что? Выручай Аэрофлот. Но, успеть на прямой самолет, который летел из Ужгорода (в Чопе не было аэропорта) в Москву было нереально. Оставалось всего двадцать минут до его вылета. Следующий рейс был с пересадкой в Киеве. На него можно было успеть. Доплата за авиабилет тянула на четвертной, такси до Ужгорода... что-то около того. В Москву самолет прилетал часа в два ночи. Значит из Быково до дома - пятнашка (а это минимум ночью). А у меня всего получилось рублей тридцать пять. Встал вопрос: "Что делать?" Попутчиков не нашлось. Нужен был ещё четвертак, чтобы без проблем.
  Набравшись наглости или смелости, это как угодно, я подошёл к одному майору, который вышел из банка. Он был в форме и один. Из чего я сделал вывод, что товарищ едет в командировку или по замене. Как благовоспитанный военнослужащий, я подошел к майору:
  - Товарищ, майор, разрешите обратиться?
  - ???
  
   []
  
  Я рассказал майору - в чём проблема и попросил помочь. Клятвенно заверил его, что вышлю завтра же из Москвы деньги на тот адрес, который мне будет указано. Майор не думал, он достал бумажник и протянул мне искомую купюру. Он задал всего один вопрос:
  - Четвертного хватит?
  - Так точно!
  Я записал адрес, и ещё раз горячо поблагодарив Человека, рванул в здание вокзала, где были кассы Аэрофлота. Билеты на транзитные рейсы через Киев были и через десяток минут, я уже договаривался с таксистами.
  - Эй, хлопчик, йде ж ты, быв? - сокрушённо покачал головой пожилой дядька. - Токо что два хлопца до Ужгорода подались... - Дядька искренне сокрушался о том, что мне теперь придётся платить пятнадцать рублей, вместо пяти. Надо сказать, таксисты не делали на нас деньги. Просто столько стоил этот перегон. - Може спитаешь, кто ещё
  поедет?
  Искать и ждать времени не было. До вылета оставалось немногим больше часа, и мы поехали.
  Как водится, по дороге зашёл разговор о том, что вот было время, и дядька тоже служил. Но мне, честно говоря, было не разговоров. Время шло и меня заботило только одно - успеем или нет.
  Выехали мы из города и через некоторое время дядька "оттянул" ручку счётчика. Зелёный огонёк не горел, и счётчик не работал. Мне-то было по барабану, договорились за пятнашку, так договорились, а кто там и кому - дело не моё.
  Он по дороге кого-то подсадил попутно и получил с попутчика то ли трёшку, то ли пятёрку. Я уж было подумал - вот хорошо, сэкономлю. Ага. Несмотря на то, что мужик тоже служил и на то, что кого-то повёз попутно, на мой вопрос "Сколько с меня?" последовало лаконичное "Как договаривались!". Вот так. Ничего личного, бизнес есть бизнес.
  Успели мы тик в тик к концу регистрации. Тут меня ждала ещё одна "радость". Тётка, регистрирующая пассажиров, весело улыбаясь (почему - не знаю?), проинформировала меня, что на борт загрузили почту, очень важную, и полетим мы через Ивано-Франковск. И в Киев, к вылету моего самолёта, скорее всего не успеем. Но, успокоила она меня. Через три часа, после моего, летит другой, и они забронируют мне место, если конечно оно есть. И мне надо будет подойти в воинскую кассу, что "прокомпостировать" билет. Так она сказала. Ё-моё!!! Три раза. Ну, везуха.
  Загрузились мы в АН-12, помахали крыльями и полетели. Пока сели и разгрузились в Ивано-Франковске, пока вылетели, и долетели до Киева, прошло что-то около пяти часов. А тут ещё от конфеток и "Боржоми" Аэрофлотского, извините, кушать захотелось, аж до колик. Но это всё мелочи были по сравнению с тем, что меня ожидало в Жулянах.
  В Киеве два аэропорта. Жуляны и Борисполь. Так вот из Жулян в этот день рейсов в Москву больше не было. На тот, на котором я должен был лететь, мы опоздали, конечно. Были рейсы из Борисполя. Мне это разъяснили в кассе, где я попытался "прокомпостировать" билет. А для вылета из Борисполя надо было снова доплатить, и ещё до этого Борисполя добраться. Сколько доплатить за билет, было понятно. Что-то около червонца. А вот, за сколько меня довезут до Борисполя, тётка в кассе сказать не смогла. Но объяснила, что, если я немедленно туда выеду, то спокойно успею на самолёт до Москвы, который прилетает во Внуково. Это было лучше намного. Поскольку от Внуково до дома было рукой подать. Оставалось узнать - скока стоит доехать до этого самого Борисполя. Взяв с тётки страшную клятву - не отдавать пока место, я побежал на стоянку такси. Потому что автобусов, меня устраивающих по времени не было.
  Киевские таксисты были мужики деловые и после недолгих препирательств и торговли, а у меня оставалось денег всего ничего, нашёлся парень, который взялся отвезти за червонец, раз такое дело. Хватать то мне хватало, но очень сильно "В упор"
  Короче, бросив чемодан в машину, побежал я в кассу. У меня даже мысли не возникло, что пока я буду брать билет, могу остаться без чемодана. Да и не случилось этого, а ведь вполне могло.
  Парень домчал меня до Борисполя достаточно быстро. По дороге опять-таки зашёл разговор про службу и что к чему. Ну, рассказал я, конечно, как еду и все свои приключения. В ответ парень мне посочувствовал и всю дорогу приговаривал:
  - От же с......,- В Борисполе он подъехал прямо к дверям, над которыми висело - "Вылет". И, кстати, взял с меня всего пятерку. "Тебе ж ещё в Москве добираться, а потом ты хоть съешь чего-нибудь", так он сказал. Всё-таки были люди.
  Но вот незадача, около этих дверей стоял патруль. Я, было, дёрнулся выходить, но таксист меня осадил.
  - Сиди!
  Он вышел из машины, достал мой чемодан с заднего сиденья, и только тогда открыл мне дверь.
  
   []
  
  - От меня не отходи, документов не давай, - и мы пошли к дверям. Таксист построил траекторию движения так, что между нами и патрулём оказалось довольно много людей. Начальник патруля сделал стойку и ко мне рванулся один из патрульных, которого таксист практически оттолкнул в сторону, прошипев при этом сквозь зубы:
  - Отвали, легавый! - после чего он меня схватил за руку и бегом потащил к стойке регистрации.
  Пока я регистрировался и проходил рамку металлоискателя, он чуть ли не держал патрульного за ремень, но ко мне его близко не подпустил. Как я заметил, там народ врубился, и вокруг них образовалась небольшая группа явно мне сочувствующих. Конечно, может, и не было бы ничего. Ну, проверили бы документы, да и всё. Но видно, парню было виднее, он-то повадки киевской комендатуры знал лучше. А так... я не я и хата не моя. Ничего не видел, никто мне ничего не говорил. А с рейса снять... оно конечно можно было, но хлопотно. Да формально и причин не было.
  Оказавшись в накопителе, я снял фуражку и затесался внутрь пассажирского скопления, на всякий случай. Народ то, по-моему, всё понял и вроде как прикрыл, но конечно, если бы надо было меня..., то вряд ли бы это остановило комендатуру. Но, слава Богу, пронесло. Хотя я, пока не задраили люки, озирался и вздрагивал на каждого проходящего в самолёт. Конечно, страшно было, врать не буду. На последнем броске до Москвы влипнуть в историю, радости было мало.
  Взлетели. Я вздохнул спокойно. Тут-то они меня не достанут. Было только жаль, что не попрощался с парнем по человечески. Помню только, что Анатолием его звали. Спасибо брат Толька!!! Выручил. Дай тебе Бог здоровья.
  Не знаю, то ли что было написано у меня на лице, а может глаза были очень голодные, но стюардесса принесла мне два бутерброда, чашку чая и шоколадку. Молча поставила передо мной на столик и на моё смущенное "спасибо" только улыбнулась. Наверное, поделились девчонки своими запасами. Тогда ведь на внутренних коротких рейсах не кормили. Впрочем, я не знаю - кормят ли сейчас.
  И вот, наконец, Внуково. Время. Да ночь уже была, т.е. скорее под утро. Я остановился на привокзальной площади и вдохнул... такой летний, вкусный, пропитанный выхлопами и керосиновым угаром воздух... родной московский воздух. К горлу подкатил предательский комок, на глаза... да что там говорить, слеза не просто выползла, а покатились слезинки по щекам. Покатились.
  Короче... пошёл я к автобусам, что шли да аэровокзала в Москве. Потому что те, рейсовые до метро "Юго-Западная" ночью не ходили.
  Подошёл, присоединился к небольшой очереди людей, которые загружались в "Икарус". Заношу ногу на ступеньку. Обеличивающая девушка:
  - Солдат, чемодан в багажник поставь!
  Я открываю рот, чтобы объяснить девушке, что не поеду до аэровокзала, а сойду у Университета, что мне там до дома два шага... как вдруг слышу:
  - Товарищ сержант, вас вызывает начальник патруля..., поворачиваю голову, рядом со мной стоит курсант патрульный.
  - Брянский волк тебе товарищ, вызывает...!!! Ёлочки точеные, - это, конечно не вслух, а про себя, и про девушку очень нехорошо, если бы она не прицепилась, то не успел бы патрульный.
  Деваться некуда, на ходу поправляю фуражку, перехватываю чемодан в левую руку, машинально проверяю застегнутость пуговиц. Без малого двое суток прошло, как я покинул батальон. Всё время, сидя или полулёжа в скрюченном состоянии. Форма, конечно, помялась, физиономия небритая, да ещё выражение идиотского счастья, можно было счесть, что сержант малость "не в себе". Да вообщем то так оно и было.
  Подхожу, патрульный сопровождает чуть сзади, чтобы, значит, не сбёг, как под конвоем. Майор и ещё один патрульный с очень большим интересом меня рассматривают. Вскидываю руку в приветствии.
  - Товарищ, майор, сержант..... прибыл, по вашему приказанию!
  - Документы!
  Ставлю чемодан, лезу в карман, протягиваю майору военный билет, предписание.
  Изучает. Закрывает. Внимательно на меня смотрит.
  - Пил?
  - Никак нет!
  Принюхивается. Дыхнуть не просит. Я и так от волнения дышу часто. Народ в автобус уже загрузился. Он вот-вот тронется, а когда будет следующий? И понадобится ли мне вообще автобус?
  - Видок у тебя, сержант, - майор задумчиво и изучающе оглядывает меня.
  - Двое суток в дороге, товарищ майор. На перекладных. Бегом. От борта к борту. Да ещё.... начинаю рассказывать свою эпопею.
  - Билет!
  Протягиваю.
  Смотрит, практически изучает. А там ... Ужгород - Киев (Жуляны) - Москва (Быково). Потом дописано: Киев (Борисполь) - Москва (Внуково). Вскидывает на меня глаза. Я начинаю объяснять, не дожидаясь вопроса, но он меня прерывает.
  
   []
  
  - Ладно, вижу. Не буду портить праздника возвращения. Сколько дома не был?
  - Двадцать один месяц десять дней... одиннадцатый пошёл!
  - Иди, ждет тебя автобус, - возвращает документы.
  - Спасибо, товарищ майор, - прикладываю руку, хватаю чемодан и влетаю в автобус. Сдавленно водиле, - Спасибо, отец, закрывай быстрее, пока он не передумал.
  Шипит пневматика дверей, и автобус трогается.
  - Батя, у Университета высадишь? Там до дома всего ничего, а то от аэровокзала денег на такси не хватит.
  - Так метро скоро, - ... но, посмотрев на меня, и поняв по моему лицу "какое метро, отец!!!", кивает головой, - конечно.
  Кстати девушка, видимо почувствовав свою вину за то, что я попал в руки патруля, денег с меня за проезд не взяла.
  Киевское шоссе свободно и автобус мчит с ветерком. Двадцать минут и вот он -Университет. Уже рассветает. Автобус встаёт, двери распахиваются.
  - Спасибо отец!
  - Счастливо, сынок!
  Мама дорогая. Пустая улица, Запах, нет..., не запах. Аромат рассветной летней Москвы. Голова кружится, ноги заплетаются. Перехожу Универстетский по диагонали.
  Останавливаюсь за светофором. Машин... ни одной. Это сейчас круглые сутки движение, а тогда.... Закуриваю и стою.... Чувствую сейчас зареву. Пешком-то мне до Кунцева идти всё-таки прилично. Дом то рядом, а... состояние конечно было... навзрыдное я бы сказал, состояние.
  Со стороны Ленинского едет патрульный "Жигулёнок". Тормозит.
  - Тебе куда, служивый? За рулём капитан. ГАИ.
  - В Давыдково.
  - Грузись, только на Минке высажу. Мне дальше прямо.
  - Спасибо, тогда у "Минска".
  - Добро.
  
   []
  
  Залезаю в машину. Помчались.
  - В отпуск?
  - Да вроде того. Перед учёбой есть пяток дней.
  - Тоже хорошо.
  Очень я был благодарен капитану, что не донимал он меня никакими больше расспросами и вопросами. Я буквально... ну очень я соскучился по Москве. Глаз было невозможно оторвать от знакомых с детства пейзажей. Ближе к Поклонной горе каждое дерево было знакомо. Сколько там было исхожено и не было ни одной тропинки в парке Победы, где бы мы не прошли или не проехали на велосипедах. Это сейчас там музейный комплекс. А раньше был лес. Просто лес.
  Приехали.
  - Спасибо. Я, было, полез за деньгами.
  - Брось, сержант, матери с отцом поклон передай.
  - Спасибо!
  - Будь.
  Жигулёнок умчался. А я, подхватив чемодан, пошёл домой. От остановки, где меня высадил капитан идти до дома, было, минут семь, десять от силы. Я шёл верных полчаса. Останавливался, раз пять, перекурить. Я обнимал, чуть ли не каждый тополь, росший вдоль улицы. Ведь вот тут..., а вот тут..., а вот киоск "Мороженое", как мы тут.... Понимаете, там каждый шаг... мне же снилась эта дорога... к дому.
  Прошёл здание штаба ГО, свернул. И... вот он мой дом. Последние двести метров. Их я пролетел.
  Но около дома ноги сами свернули к "нашей" скамейке.
  
   []
  
  Сел. Закурил. Сижу. Ноги ватные, сил встать, просто нет. Смотрю на родной подъезд, на окна квартиры. Курю. А из глаз льются слёзы. И такое огромное желание заорать на весь двор:
  - Вот он Я!!! Я приехал!!! Но горло сжимается. Мне трудно сейчас передать своё состояние в этот момент. Голова гудела, как колокол. ДОМА!!! ДОМА!!! ДОМА!!! Дыхание перехватило и опять предательские слёзы. Я только в этот момент понял, как мне дорог этот дом, родной подъезд, изученный до последнего камушка и кустика двор ... "песочница новая" поплыло в голове, как бегущая строка, "наша лучше была" ... "а клёны подросли...".
  - Ну, всё. Пора, - Я достал из кармана записную книжку и надорвал внутреннюю сторону обложки. Зачем? Да там у меня ключ от дома был вложен. Ещё с учебки. Я, когда из дома уходил ключ взял с собой, он конечно на брелке был, но не приветствовались брелки в кармане у курсантов учебной части. На него, на брелок на одном из первых утренних осмотров покушался мой командир отделения. Я рассказывал про него. Турок, который, Айдаров. Ну, я тогда ключ отцепил, а брелок на его глазах в очко выбросил, в туалете. А ключ заклеил в записную книжку.
  Шёл к подъезду и... спотыкался. У подъезда снова понадобился допинг. Задымил. Стоял перед дверью дома и курил. Ну, хоть бы кто-нибудь? Кто-нибудь хотя бы.... Неужто вот так незамеченным и пройдёт возращение? Знаете, было даже немного обидно.
  Докурил. Набрал воздуха и открыл дверь.
  Вошёл.
  А с другой стороны всё-таки, наверное, здорово, что было ранее утро, и никто не мешал. Ведь это был сон. Сон наяву.
  Я наступал на ступеньки очень аккуратно и нежно. Ведь это были родные, с детства знакомые ступеньки. Да и слабость была в ногах, дрожали ноги.
  Тихо-тихо я вставил ключ в замок, повернул. Замок щёлкнул. Вошёл, поставил чемодан и, оттянув собачку, очень тихо закрыл дверь. Дома никого не должно было никого быть. Родители и собака на даче, брат к жене уже тогда переехал. Но!
  - Сынок!!! - В дверях комнаты стоял папа.
  - Сынок!!! - Мама ...
  - Как чувствовали..., сынок ... - слёзы, объятия.
  - Господи, я дома ... Я, НАКОНЕЦ, ДОМА!!!
  Спасибо, Господи!!!
  
  А ЖИЗНЬ НА МЕСТЕ НЕ СТОЯЛА ...
  Времени было, где-то около пяти утра.
  Дома оказался и брат и его жена, с которой мы были незнакомы. Я пока служил, Серёга женился. Оказывается, родные взяли на вооружение мой намёк из последнего письма. Что между двадцатым августа и первым сентября могу нагрянуть, вот и собрались на всякий случай.
  Был быстро накрыт стол и извлечена заветная бутылка "Экстры", с жирной надписью на этикетке, сделанной красным стеклографом в день проводов, ДМБ-78, было начертано поверх стандартного изображения. Брат достал тубус с листами ватмана, которые на проводах были прикреплены к стенам, и где все желающие писали пожелания, и прочие наставления будущему солдату, т.е. мне.
  Первый тост, конечно, сами понимаете. Мы читали пожелания с листов и смеялись. Как мы смеялись. Я искренне жалею, что эти листы не сохранились. Сейчас уже не вспомню, что там было написано, но было очень смешно. Очень. А может, просто настроение было такое.
  В один прекрасный момент мне захотелось переодеться. И вот тут началось. Рубашка, которую я купил себе в Чехии, оказалась женской и была подарена жене брата, а....
  Вообщем оказался я в доармейском костюме, тёмно - синий, с накладными карманами, жутко, по меркам семьдесят шестого года, модный костюм. Только вот в семьдесят восьмом костюм этот стал школьной формой старших классов. Новую форму ввели, так сказать.
  Я не стал никому звонить. Мне хотелось побыть одному. Хотя бы пару часов.
  Я шёл по улице, по Новому Арбату, было десять утра. Я не выпускал сигарету изо рта. Потому что хотелось скрыть дрожание рук и губ. А табачный дым помогал еще, и сглатывать комок в горле.
  Вы думали когда-нибудь вот так. Когда вы долго были далеко от дома, в отрыве от всего родного и близкого, что стоит вот только вам вернуться домой и все и всё сразу... одним словом, что называется, будет у ваших ног. Стоит вам показаться на улице или в другом людном месте, как все только и будут делать, что смотреть на вас, аплодировать, образно выражаясь вам на каждому шагу, радоваться вам.... Помните? Было такое ощущение? Или это только у меня так было?
  И вот, наконец, вы возвращаетесь домой. Вы идёте весь такой... летите, а не идёте. Парите, практически. И с удивлением замечаете, что жизнь то идет, но как-то сама по себе идёт, и вы в ней идёте, в этой жизни, но тоже сами по себе. Москва, понимаете. Людей много и все в себе. Народ шел по своим делам, много народу. И никто не хотел замечать меня, вернувшегося в родной город, после долгого отсутствия.
  Вообщем надо было звонить. Друзьям. Любимой было звонить, т.е. проще говоря, да что там, сами всё понимаете. Не было уже любимой, да вообщем то вряд ли она была вообще. Напридумываем себе, а потом. Но друзья оставались.
  Вечером собрались, естественно. Народ, девчонки в основном, потребовали, чтобы я одел форму. Но парни, которые отслужили, этот призыв поломали. Ограничились тем, что повесили плечики с кителем на стену, да фуражку все по очереди перемерили. Как дети, чесслово.
  А, вообще говоря, чувствовал я себя не в своей тарелке. Совершенно. Почти с тоской посматривал на "родной" китель. В гражданке было совершенно и абсолютно неуютно, очень непривычно и чувствовал я себя весьма стесненно.
  А потом .... Старшие ребята, из компании брата, были все уже женаты, у кого-то из них и дети родились. Они понимали, что к чему. Самые близкие друзья ещё служили, и из ровесников были только те, кто учился в институтах. У них была совершенно другая жизнь.
  
   []
  
  Они говорили между собой на немного мне непонятном языке. И вообще я чувствовал себя, как на другой планете. Ребята приставали ко мне с вопросами типа "Ну как там за границей?", "Как у них там вот это или вот то?" Как будто я вернулся из туристической поездки или работал при посольстве. Им было невдомёк, что за забором-то нашего, третьего периметра приходилось мне бывать не часто. А за первым то периметром.... Ну, я рассказывал, конечно, чего там.
  А вот в голову навязчиво лезло. "А в батальоне сейчас вечерняя прогулка, а мне не надо сейчас ждать, чтобы ушёл ответственный офицер, потому что хотца чаю. Можно просто взять и попить и не только чай, а всё что угодно. И пойти можно куда хочешь. Свободно, а, не оглядываясь, чтобы не попасться на глаза дежурному по части, потому что был уже отбой. Вообщем всё было совершенно непривычно и....
  Я несколько раз пытался начать говорить о службе, рассказать что-то. Но.... Такие разговоры задевали только "стариков". Они живо расспрашивали и рассказывали сами. И, кстати, я почувствовал, что из отношений с ними ушло некое покровительственное ко мне отношение. Со мной общались, как с равным.
  А вот когда старшие друзья разошлись, и я остался в компании сверстников, то несколько оробел. Включили музыку и начались танцы - шманцы - обжиманцы. Подружки, с которыми я запросто шутливо обнимался и целовался, свои девчонки с которыми росли вместе и которых я воспринимал всегда.... Вот надо было просто так встать, подойти, обнять и, обнявшись, прижавшись.... Это было невозможно.
  А тут ещё народ начал показывать мне новый модный быстрый танец. Я не помню, как он назывался, и назывался ли он вообще. Но танец содержался в постоянных и резких касаниях, практически ударах бёдрами, плечами, грудью и..., извините, наоборот. Короче, как говаривал Яшка - артиллерист, форменное безобразие!!!
  Это вообще было сверх моих сил. Народ стал меня вытягивать в круг, и... даже стучаться или толкаться, как хотите, со мной или об меня. Я пытался обозначить подобные движения и..., но, в конце концов, плюхнулся опять на диван и затаился в уголочке.
  Что называется - мама родная, куда я попал.
  Вот тут до меня и дошло окончательно, что жизнь здесь, дома, продолжалась. Шла своим чередом. Что она у всех своя, а мы там, в армии слишком идеализируем то, что осталось дома. Нет, не то, чтобы нас забывают или начинают относиться к нам хуже. Просто жизнь разводит нас.... У всех она своя. Уходит в прошлое школьное и дворовое братство, появляется, так сказать, свой круг... печально, но... такова жизнь.

Оценка: 7.48*15  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019