И вот наступило это долгожданное - "Легко в бою" ...
Для тех, кто служил, маленькое нижеприведённое пояснение может показаться скучным. Ну, вы и пропустите тогда.
Учебный период в армии длится полгода. В конце периода итоговая проверка. По результатам проверки следуют поощрения и оргвыводы. Ну, типа сессии, короче. Кому-то потом платят повышенную стипендию, а кого-то отчисляют.
В армии чуть-чуть по-другому. Отчисления только плановые. А то бы все двоечниками были. А вот повышенное внимание к отличникам в следующем периоде обеспечено. И к тем, кто наоборот тоже, во-первых, гарантированы усиленные репрессии, а во-вторых, и потом вниманием не обходят.
После проверки начинается перевод техники. Соответственно на зимний или летний период. Ну и параллельно решается масса хозяйственных вопросов, обновление наглядной агитации и т.п. и т.д. Тут вам и стройотряды и всяко-разно. Смена личного состава, в том числе. Одни, помахав фуражками из кузова дембельского грузовика (а что поделать--традиция!), уезжали по домам. Другие наоборот, несмело озираясь, входили в ворота гарнизонов, чтобы провести там кто полтора, кто два года.
Но проходит этот безумный и в то же время приятный период. Ибо нет никаких занятий, налаженный и надоевший распорядок дня постоянно ломается и перетряхивается, а это всё же, какое-никакое, а разнообразие.
Но. Как там. Всё проходит. И вот приходит, день, в который начинается новый учебный период. Всегда и везде первая учебная неделя посвящена отработке задач сколачивания подразделений и выводу частей в запасные районы. У нашего батальона, были определены вот какие нормативы. Прибытие подразделений в парки и подготовка к выходу - пять минут с момента объявления сигнала. На вытягивание ротных колонн отпускалось двадцать. И уже через двадцать пять батальон должен был покинуть гарнизон. Скажу сразу - мы укладывались в двадцать. Поэтому отрабатывались все этапы до кровавых мальчиков в глазах.
Что такое прибытие в парк и подготовка к вытягиванию колонны.
Начинается всё тривиально. Команда "Подъём! Общий сбор". Через тридцать секунд водители уже должны получать оружие и через минуту он должны стоять в строю на плацу около казармы. Потому как до парка бежать недолго, секунд сорок. Открыть ворота боксов и запустить двигатели. Плюс вытянуть машины на площадки перед боксами. Это должно быть выполнено через четыре, максимум пять минут. Потому что остальные экипажи уже прибегали в парк, и нам давалась минута загрузиться, развернуть походные антенны, включить радиостанции, войти в связь. Вот это и называлось "подготовка к вытягиванию ротных колонн".
Легко сказать.
Начиналось всё это тривиально и привычно. Сначала шла уже описанная игра "Ванька-встанька". Правда, учитывая, что все уже были уже натасканные, продолжалось это часа три-четыре. Этого времени хватало, чтобы через сорок секунд все стояли в строю уже заправленные. Единственным отличием от учебки было то, что добавлялся вещмешок.
Вот тут пару слов. Мы, т.е. батальон, без своих машин были никому не нужны. И на наш вопрос "а почему нельзя вещмешки хранить в машинах", был ответ. "А если парки разбомбят, то, как вы без вещмешков воевать будете?". Расстояние от парков до казарм было сто-двести метров. С другой стороны заборы была взлетка и КДП, со стоянкой дежурной пары. Значит первый удар куда? Правильно КДП, взлётка. Считайте что нашей казармы, расположенной в десяти метрах от названых объектов, тоже уже нет. Но подобные рассуждения пресекались и преследовались. И принцип "вперёд и с песнями" был незыблем. Ну, и некоторая любовь определённой части личного состава к чужим вещам ... воровство, одним словом, тоже имело место быть.
Потом два-три дня шла отработка получения оружия, построений в отведённых местах, выдвижения роты в парки, погрузки и т.п. Мне с Сашкой Гераскиным досталась почётная, но трудная задача.
Переноска одного из ящиков с боеприпасами. Это такой стальной сундук с цинками АКМовских патронов. Сам по себе сундук, если пустой, был такого веса, что мы его поднимали с некоторым усилием. А там лежали четыре ряда по шесть цинок.
Итого двадцать четыре цинки. Цинка, на жаргоне, это такая коробка цинковая. Примерно так: Сантиметров около сорока в длину, примерно двадцать в ширину, около двадцати в высоту. И полна она патрончиков. И таких двадцать четыре и сам ящичек. И нести его надо бегом. Благо недалеко. Но хватало нам его. И расстояния и веса. За ручки нести было нельзя. Они были из арматуры и больно резали руки. Поэтому брался сундук на ремни и с криком "поберегись!!!" мы летели к парку, стараясь не останавливаться.
Потом была отработка вытягивания колонны. Но тут мы участия не принимали, ибо сидели уже внутри кунгов, сладко попыхивая сигаретками. "Гуцульские", "Охотничьи" и "Северные". Почему-то самыми цивильными считались "Северные". Почему? Не знаю, и по сей день. Все они были махорочными и все отрава - отравой.
Заканчивалась вся эта история полевым выходом на сутки в запасной район. Это мы километров десять от батальона, куда-то в поле выезжали. Развертывались по-боевому и работали сутки.
Вот эта весёлая и бурная неделя и называлась "боевое слаживание подразделений".
Потом начиналась обычная боевая учёба и работа.
Учёба - это классы, плац, спортгородок и т.д., и т.п.
Работа - ПЦ (приёмный центр), и нечастые, но очень желанные выезды на учения для постановки помех. Кому? Каких?
А нам было по барабану. Мы кого-то гасили. А кого? Кто ж нам докладывал? То ли своим кому-то на учениях жизнь портили, то ли супостату. Но было понимание настоящей боевой работы. И от этого в душе было чувство выполняемого долга.
Наряды и всё прочее, что наполняет военную службу, тоже мимо не проходило.
Замполит
За всю свою службу, и срочную и вообще я не могу вспомнить ни одного человека, относящегося к категории политработников, которого можно было бы назвать нормальным!!! Понимаете, просто - нормальным. Всё-таки профессия обязывает. Нет, преувеличиваю. Был один, но это уже потом.
И справедливости ради стоит поправиться, что среди, например, начальников клубов или других подобных им категорий, так сказать, обеспечивающих процесс политического воспитания всё-таки бывали и более-менне приличные ребята. Но только до определённой границы.
Вот ведь какая штука. Наше воспитание в те годы шло строго по определенному раз и навсегда конвейеру.
Родился, подрос. Ясли. Детский сад. Школа. Тут октябрята, пионеры, комсомол. Дальше были варианты. Институт или Армия. Но везде на всём пути, его, этот путь освещал светлый лик самого человечного из всех человеков. Сначала его детский кудрявый профиль называли дедушка Ленин, потом .... Да вы сами всё знаете, чего распространяться то?
И применительно к армии лентой, роликами и двигателем этого конвейера были политрабочие. Вот какие они были всегда занятые и усталые, это удивительно. Всем было легко, а им трудно. Бедные... бедные ... политрабочие.
Но был один момент, которого не отнимешь. Это было главное - мы действительно верили. Верили, в эту светлую идею. И можно сколько угодно рассуждать на эту тему. Но главное в том, что до определенного момента вера была непоколебима. В определённый момент жизни наступало, конечно, просветление, но не у всех и не всегда.
Но главными приоритетами мы подспудно считали всё-таки нечто другое. Вспомните детство. Играя в войну, мы, "идя в атаку" не кричали "За Сталина! За партию!", а вот "За Родину!" всегда. В нас, благодаря политике патриотического воспитания молодёжи (и очень правильной, я считаю, политики) сидели чёткие и ясные понятия. И слова о чести Родины, безопасности народа и т.п. не были для нас пустым звуком. Но вот что интересно. Люди, которые не словами, а делом показывали пример служения Отчизне, делали это без лишней помпы и рекламы. Частенько их методы были жесткие, даже и до жестокости доходило. Их уважали, часто любили, бывало и боялись. НО относились к ним действительно как к старшим и нужным членам семьи.
А те, кто в основном с блокнотом, боролся с безобразиями и недостатками, и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ практически, а делал только "язычески" (в смысле только языком) вызывали раздражение и неприязнь, а порою и просто ненависть. Потому что методы этого самого воспитания были весьма и весьма специфическими.
Вспомните. Сделал ты чего-нибудь не так. Поехал на танке не в ту сторону, стрельнул не туда, выпил лишку и попал, или там еще совершил что-то не то. Обматерил тебя командир, влепил нарядов несколько или того круче засадил на губу. Неприятно? Да! Обидно? В первые минуты - да! Потом, когда осознаешь, что сам попал или как у нас говорили "прорвался", обида уходит. А вот продолжение, к которому прикладывает руку политрабочий, в виде комсомольского собрания, да еще шестёрками подготовленное. Где твои же пацаны, пряча глаза, говорят правильные слова и льют на тебя замполитовский (не свой же) гнев и возмущение, в душе понимая, что "дело житейское". Вот где в сердце кипит обида.
И понимаешь ты традицию политорганов втоптать ошибившегося в грязь, смешать его с пеплом и грязью. А название в отчёте этому процессу - воспитательная работа или очищение индивидуума от грехов перед лицом всего коллектива. И привлечь к этому фарсу окружающих, для того чтобы замазать всех. А назвать это - надо честно говорить правду в лицо, если ты настоящий друг.
Но главное, что делали эти люди - мешали нормальному течению жизни и её развитию. Потому что суть явлений их не интересовала. Их лозунги интересовали. И основное правило - ДОЛОЖИТЬ!!! Желательно о досрочно - своевременном, но обязательно правильно идеологически выдержанном, идущим в соответствии с генеральной линией партии выполнении. Чего выполнении? Да какая разница.
Ведь помощи от политорганов в воплощении чего-то ждать было нельзя. Потому что тут срабатывало "как бы чего не вышло". И предпочитали они, органы эти, поговорить, объяснить, убедить. Только не всегда было понятно - в чём же тебя убеждали. А вот "в процесс" включаться они не спешили.. Либо до команды "сверху", либо до появления абсолютной очевидности успеха воплощения этого "чего-то".
И коли так случалось, то вот тут и начиналось. Гонка и создание неразберихи суматохи. Усиление, углубление и ускорение. В ход шло всё. Результата политрабочему надо было добиться любой ценой. Какого, спросите вы? Да главного для замполита. Досрочно доложить об успешном и досрочном выполнении, а желательно о создании нового почина. И стать застрельщиком и ... т.п. зачинателем. И всё во имя!!!
И, если не удавалось ему, замполиту или секретарю, а чаще шли они вкупе, в одной связке, замполит и все секретари, дело похерить и развалить. Если, оно, дело это, пусть и кривовато от спешки, но выживало и начинало работать, то тут начинался такой шум, гам и треск, что небу становилось тошно. И конечно главные заслуги приписывались именно недреманному вниманию политорганов к нуждам и чаяниям. Именно они оказывались зачинателями и вдохновителями. Именно им принадлежала идея и все усилия по воплощению.
А коли удавалось им то, что нередко случалось, дело это загубить и развалить всю работу, сведя на нет приложенные до их появления усилия, то тут держись. Эти бдительные и всё предчувствующие товарищи раздували другое, с их точки зрения более важное, дело. Начинался поиск виновных. Ими оказывались как раз те, кто это придумал, а вовсе не те, кто его развалил.
Те, кто развалил, опять были кругом правы. Вовремя выявили и не дали..., а то ведь могло бы быть ещё хуже.
И не секрет для тебя то, что попробуй ты, скажи им правду, о том, как они живут, и что ты о них думаешь, то ты вообще рискуешь жить перестать. Психушка или зона, например, были вполне реальной перспективой.
А по жизни все, что инкриминируют тебе, они делают постоянно, и живут этим, и плевать они на тебя хотели, что и тебе хочется.
Вот такие по моему вкратце, источники нашей огромной любви к этому сословию, имя которым ПОЛИТРАБОТНИКИ ВСЕХ МАСТЕЙ.
Ну, это так ... лирика.
Ввели у нас в батальоне должность замполита роты. И соответственно прибыли из Львовского политического четыре бравых лейтенанта. Вообще говоря, штат политотдела в батальоне был сумасшедший. На неполные двести человек личного состава. Замполит батальона. Освобожденный парторг. Освобождённый комсомолец. Начальник клуба. Четыре замполита роты. И все офицеры. Во как.
Нам в роту достался лейтенант Мурчак.
И возникла у него ко мне "любовь", такая что ..., просто до дрожи в коленках.
Причина любви? Поговорка - "Язык мой - враг мой" лучше всего основу оной объясняет. И ещё один фактор. Пришёл в роту молодой лейтенант, да ещё и замполит. Рота встретила его очень насторожено и остро. И, конечно, сразу, после первых же его распоряжений внутри роты пошёл шепоток - ропоток. "Гляди... салага зелёная, а туда-же - командует." Авторитета то никакого, в силу новичковости. А гонору вагон. Вот такое общеротное настроение приводит к тому, что нового офицера начинают проверять "на прочность", что называется. Любое его распоряжение или команда не отвергаются и не опровергаются, а выполняются так..., что тому приходиться как-то реагировать. Вот из этой самой реакции и складывается мнение об офицере, как о человеке. Это и определяет его место на авторитарной лестнице офицеров подразделения. Возьмите нашего зампотеха, прапорщика Ионова. Фактически власти у него не было никакой, а любая его просьба, не команда даже, выполнялась бегом и даже с удовольствием. А приказы ротного, например, Арахискина нашего, тоже выполнялись. Но! Что называется от сих и до сих. Потому что среди солдат роты, Арахискин котировался, что называется, вообще понизу.
Вот Мурчак был сродни Арахискину, хотя в училище поступал со срочной и, казалось бы, некоторые элементарные вещи должен бы был понимать.
Но вернемся к истокам и причинам нашей с Мурчаком взаимной любви.
Вот Вам маленький пример. Парень я был весьма начитанный и любознательный. И вопросы, бывало, задавал на политзанятиях - будьте нате. Например: "... когда СССР просил НАТО принять себя в члены блока?..." Кто примерно моего возраста и служил в те годы понимает, что такой вопрос, заданный солдатом срочной службы, для замполита означает.
Вот он - потенциальный изменник Родины и клеветник на всю СССР. Ату его, куси. И начинает, месяц, как прибывший, выпускник Львовского политического, замполит роты лейтенант Мурчак, рвать меня на части. Аудитория, естественно давится от смеха. Пацаны ж свои, предупреждённые и меня уже знающие. Послушали мы его, дали воздуху втянуть. И я ему этак наивно хлопая глазами и очень удивлённо:
- Тащ, литант, А вот в журнале "Новый мир" номер такой-то, кстати, он вон на столе лежит. Откройте его на такой-то странице. Там статья про агрессивную суть империализма и его грязное орудие - этот самый блок. А в статье черным по белому - мол, при образовании блока, они, эти империалисты, декларировали, что, мол, цели у создаваемого блока самые что ни на есть благородные и хорошие - защита мира во всем мире. А т.к. мы, т.е. СССР, видим в этом свою главную задачу, то просим принять нас и в нашей просьбе не отказать. А нам отказали. Вот какой огромный успех советской дипломатии и доказательство агрессивной и нехорошей цели создания этого альянса грязных акул империализма и их присных.
Цитату, конечно, я не дословно привёл, но смысл я передал верно. Мурчак за журнал. Там оно. Немая сцена. А я добавляю, (нет чтобы промолчать) вроде как в воздух - что-то типа, мол, лучше готовиться к занятиям надо, или как, мол, таких общеизвестных истин можно не знать? А теперь скажите - как такого, как я, не любить? И формально меня можно притянуть только за бестактность, но это в данной ситуации стыдновато для офицера.
Или вот другой, например, случай. Рассказывает нам, замполит наш, лейтенант Мурчак, что-то захватывающе интересное. Ну, например, биографию великого борца за счастье трудового народа Ким Ир какого-нибудь Цзэ Дуна, или объясняет, как важно знать наизусть и в лицо всех членов политбюро и ЦК КПСС, а также их родственников до седьмого колена. Рассказывает, рассказывает, а потом, видя нашу, мягко говоря, невнимательность, раздражается:
- Я вижу, что бОльшей половине это совсем неинтересно!!!
Мне бы промолчать, но соблазн велик и я не выдерживаю:
- Тащ литант, разрешите вопрос?
Милостливый кивок.
- А какая половина бывает бОльшей? Первая или вторая?- Тон серьезный и деловитый, что сбивает лейтенанта Мурчака с толку. Он задумывается. Лицо его приобретает сначала задумчивое выражение, потом на секунду даже одухотворяется и вдруг до него доходит.
- Рядовой!!! - Мурчак практически захлёбывается от возмущения...
И снова вдумайтесь в вопрос - ну, как такого, как я, не любить?
А ещё Марчелло (это мы ему такой псевдоним придумали) боевую службу "укреплять" начал. Вот как это было.
Хуже нет когда в чётко отлаженный распорядок боевой работы влезали дилетанты. И в техническом смысле люди абсолютно неподготовленные, даже на уровне солдата срочника, а в разведподготовке и совсем профаны. Нашему лейтенанту я битый час втолковывал, что достоверность местонахождения радиостанции супостата может быть подтверждена только пересечением минимум трех пеленгов на оную. И как же он был счастлив, прямо как ребёнок, когда до него дошло. Он достал все дежурные смены в течение недели, задавая эти вопросы при проверке смены к готовности. А я имел бледный вид, естественно. Он же, меня в пример ставил.
Это тоже было нечто. Я имею в виду сам процесс проверки. Перед сменой положено было у начальника командного пункта или оперативного дежурного уточнить цели и прочую там тра-та-та, расписаться, и слушай себе шесть часов. Конечно, было положено задать тебе какие-то вопросы и даже выслушать на них ответы. Ну, какому нормальному офицеру придет в голову, приезжать в батальон в два часа ночи на смену и проводить эту процедуру? А дежурный в это время, конечно бай-бай. Пришли на смену, расписались в журнале "сдал-взял" и работай. Чего захотел уточнить - формуляр перед тобой. Кто-то с КП каждый день или там по необходимости вносил все изменения и дополнения. Этот парень, я имею в виду нашего лейтенанта, приезжал, инструктировал, "задушевно беседовал" и еще некоторое время бдел. Мы думали, жена приедет - уймётся. Приехала. А он уже привык пастись. Кошмар. А вопросы были не по делу - техника там или разведка или, Бог с ним, о бдительности. НЕТ!!! Какие, например вопросы обсуждались на последнем, очередном или еще каком-нибудь Пленуме или съезде или... а кто президент Занзибара, а какое событие там произошло? А человек, отсидевший смену ждёт, пока заступающий эту галиматью преодолеет. Потому как, если ты не знаешь - тебе, ласково так, и по отечески объяснят. А смена (нашей роты) 8 человек. Потом процедура смены с обязательным ему докладом "сдал-принял" и строем по большому кругу, это недалеко - метров 600, а напрямую-то 20, идём спать.
Называлось это правильно организовать службу и процесс боевого дежурства. А смене в шесть утра подъём, потому что завтрак в 8, а те, кто дежурят, тоже позавтракать должны успеть. Можете себе представить, как мы его любили.
Вложили мы его, конечно, через месяц начальнику штаба, бывшему нашему ротному, я о нём писал, Володе Щенникову. Так наш лейтенант от него потом месяц по кустам бегал. Не вру - ей богу. Как Вовку видит, так в кусты и бежать. Отлились ему наши недосыпы и нервы.
Зато запомнил я на всю жизнь, что новый президент Занзибара, избранный народом, а не посаженый империалистическими наймитами, провёл земельную реформу, в результате которой народ обрёл законное право пользоваться свой землей на законных основаниях. А до этого выходит люди пахали и т.п. совершенно незаконно. И все почему? Потому что новый президент, угадайте с трёх раз, кем был? Правильно, конечно председателем тамошней партячейки. И не просто парт., а коммунистической. Вот какие дела.
Он очень активно подключился к процессу выдачи писем, обязательно проверяя их содержимое по принципу мной уже описанному. И вот однажды мне ребята прислали вырезки из каталога выставки американского фото. Она в Москве проходила. И надо же было там оказаться фотографии камеи. Да-да. Камеи. Это была такая брошка, составленная из нескольких видов камней. Изображена на ней была женщина с открытой грудью. Не с полуобнаженной или обнажённой. А с открытой. В бальном платье. Нормальному человеку и представить себе невозможно, сколько было визгу про гражданских подонков, которые шлют в армию порнографию, развращая солдат и подрывая тем самым боеготовность Советской Армии.
Я за это выговор комсомольский на собрании схлопотал, правда, без занесения. И ведь на собрании присутствовали все офицеры роты, замполит батальона и комсомолец батальона. И никому в голову не пришло сказать этому ревнителю морали, что он,... мягко выражаясь, не очень умный человек.
Хотя все ротные офицеры, кроме командира Арахискина ухмылялись. Но спорить не стали. Вот такой был у нас воспитатель в роте, окончивший Львовское высшее политическое училище. Это типа института культуры училище было. Оно в основном начальников клубов готовило. Там в названии присутствовало что-то типа культпросвета или политпросвета.
ПОЛИТЗАНЯТИЯ
Было бы удивительно не коснуться такой важной части службы и вообще жизни армейской.
Самой главной задачей политорганов в Советской Армии было обеспечить стопроцентный и поголовный охват военнослужащих политическим образованием.
Для каждой категории образование это называлось по-разному. Для рядового, сержантского состава и прапорщиков - политзанятия. Для офицеров - марксистко-ленинская философия (?) или что-то в этом роде. Обязательными были также политинформации и просмотр программы "Время". Ну, а для избранных уже организовывались марксистко-ленинские университеты и прочая.
Но, как это всё ни назови, а процесс был строго обязательным, как уже было сказано, для каждого, без исключений военнослужащего. Дважды в неделю, после завтрака любое подразделение вымирало. Все военные собирались в специально отведенных, типа ленкомнат или классов, местах, рассаживались за партами - столами и раскладывали перед собой тетрадки, в которые записывали, так сказать, лекции на темы. А темы все эти начинались однотипно. Примерно так: "Великая ленинская партия большевиков - организатор и вдохновитель......", или "Руководящая и направляющая роль КПСС в.....", или "Решения вот такого то съезда КПСС (или как вариант - пленума или даже конференции) единственно верный путь в деле обеспечения...". Вторая часть названия темы, как правило, не менялась годами. Первая могла варьироваться в зависимости от генерального курса партии или номера съезда или пленума.
Солдатам текст читался из журнала "Советский воин". Прапорщикам тоже. Но потом был придуман журнал "Знаменосец". Ежемесячный. И все материалы для этого действа публиковались там.
Руководителями групп, сиречь преподавателями практически, назначались наиболее передовые и продвинутые в марксистско-ленинском сознании офицеры. Это так считалось. А на деле..., да по-всякому было. Как ни увеличивалось количество политработников в частях, а всё равно их не хватало.
Вот и бубнил такой назначенный офицер все эти фразы, а постоянно задрёмывающие в тепле военнослужащие писали всё это в тетрадки. Учитывая, мягко говоря, неравномерность доармейской подготовки бойцов давался этот процесс тяжко.
Всегда находились в группе ребята, которые и читали то, практически, по слогам. А тут сиди и пиши слова типа "империализм" или "весь советский народ, воодушевленный и вдохновленный решениями ...". А ребята эти... одним словом для половины народа подобное занятие было просто пыткой.
Особо стоит остановиться на тетрадке для политзанятий. Перед непосредственно лекциями, шёл блок, по виду которого и определялось, насколько человек любит процесс политического образования.
Открывался этот блок листом, на котором, как правило, шел текст, например, Гимна СССР (это с 77 года, когда слова появились) или Воинской Присяги.
Потом обязательные странички. Политбюро ЦК КПСС. Слева фамилия, имя и отчество, а справа все титулы положенные этому лицу. НО!!! Начиналось перечисление обязательно со слов "Член Политбюро ЦК КПСС...". Дальше таким же образом перечислялось "Высшее командование ВС СССР"..., ну и т.д.
И если странички эти были оформлены красиво, аккуратно, а у кое-кого и с наклеенными портретами всех перечисляемых, или там с гербом и т.д., то это было уже половина, нет даже больше половины успеха в деле получения высокой оценки. Потом были странички с перечислением стан Варшавского Договора и наоборот - стран НАТО. Могли быть варианты в содержании, в зависимости от рода войск или округа, но в общем и целом выглядело это всегда однотипно.
Такая тетрадь выдавалась на каждый новый период обучения. И стиль оформления не менялся. Содержимое разделов первого блока, случалось - да. Но стиль и вид - нет.
Помимо лекций, каждый военнослужащий имел вторую тетрадь для конспектирования первоисточников. Я ещё застал счастливое время, когда конспектировались только работы Ленина. Потом вся эта таратория творчески развилась и стали конспектировать каждый отчетный доклад ГенСека на съезде и материалы всех пленумов. А потом политрабочим и этого показалось мало. Стали конспектировать такие великие труды как "Целина" или "Малая Земля". Но это было позже.
Так вот. Существовал некий обязательный набор нетленки для каждой категории военных. Набор этот содержал, например, для солдат "Задачи Союзов молодёжи", "Великий почин"..., и прочее. И в количестве, например, пяти - семи работ. НО!!! Каждый из воинов брал в начале периода соц. обязательства. "Соц" - означает не "социальные", а "социалистические". Обязательства эти мы писали на отдельном листочке и сдавали замполиту. А второй, такой же, текст вписывался в тот самый первый блок в тетради для политзанятий. И там обязательно был пункт: "Законспектировать три (пять) работ В.И.Ленина сверх программы". И ведь конспектировали. А попробуй не.... Ну, тут было некое облегчение. Эта тетрадь была на весь период службы. И, если менялась программа, то новые работы просто добавлялись, а те, что были раньше шли в зачёт.
Зачем это было нужно, я до сих пор понять не могу. Конечно, ни о каком действительно изучении и речи быть не могло. Время уходило именно на то, чтобы написать и оформить. А вникнуть...? Это вряд ли. Да и уровень у многих бойцов был, мягко говоря, не сильно тот, который мог бы обеспечить просто понимание текста. Как пример. Показать и правильно назвать республики СССР на карте мог далеко не каждый призванный в ряды Советской Армии. А уж назвать и показать на той же карте, страны, например, НАТО или Варшавского Договора - это было зачастую невозможно. И не только для вновьпризванных. Но и для третьего или четвёртого периода тоже. Поэтому вся эта деятельность политорганов была чистым тем, с чем партия боролась нещадно, а именно - формализмом и очковтирательством. В чем причина? А в подходе. Обычным для замполитов и секретарей. Ведь задача у них была не в образовании и просветительстве, а в том, чтобы вовремя выполнить и досрочно отрапортовать.
НО!!! Времени вся эта работа занимала прорву. Ведь, даже если ты в день занятий был в наряде, то пропущенная лекция всё равно должна была быть внесена в тетрадь. Вот и представьте себе сколько трудов это стоило. И времени. Ведь специально выделенного было и мало и частенько использовалось для другого. Так что всевозможные переписывания и оформления шли везде, где было можно и нельзя.
Меня один человек в самом начале "звездной" службы научил, как быть. С этими самыми тетрадями. Тему занятия, или лекции я вписывал на вклейке новой страницы. Вклейка эта выполнялась на плотной, ватманской бумаге, цветными фломастерами. Зачем? А чтобы в следующем периоде её поменять. Повторюсь. Текст этих самых лекций не менялся в целом, практически никогда. Да и не читал никто из проверяющих этот текст никогда. Главное, чтобы было красиво и аккуратно. Так я с этой тетрадью в твёрдом красивом переплёте все проверки и сдавал. Почти десять лет. И замечаний не имел. А начальный блок? Только портреты и фамилии менялись, тоже вклеил новые и всех делов.
И с конспектированием всяких материалов тоже был найден выход. Брал несколько газет, вырезал куски листа и вклеивал их в тетрадь. А потом цветным маркером выделял места, которые были наиболее важны. А чтобы оправдать такой подход, некоторые абзацы выделял другим маркером. И проверяющим объяснял, что прочитав первый раз, выделил те самые моменты, которые..., а потом продумав и прочувствовав, прорабатывал текст второй и третий раз, а как же - это же для каждого советского человека, можно сказать - святое. Так вот, когда читал второй раз, выделял новые места, а когда..., ну, и т.д. И знаете, вопросы тут же снимались. Ещё бы. Такой глубокий подход к изучению.
ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ ...
А дальше было всё впервые. Многое. Для меня, во всяком случае. Караул. Смена на боевом дежурстве. Выезд в запасной район. Выезд на учения в составе батальона. Выезд в составе отдельной опергруппы. С чего начать...?
Пожалуй, с того, что больше всего касается службы, для которой нас готовили. С боевого дежурства.
ПЦ или Боевое дежурство на приёмном центре
Каждый вечер, на проверке, зачитывается боевой расчёт подразделения на следующие сутки. Что это такое? Ну, что-то типа разнарядки. Кто куда в случае чего, и безо всяких случаев идёт и что делает. Кто в наряд, и какой, кто на смену на ПЦ и т.д. Остальные просто служат и живут по распорядку дня.
И вот, наконец, прозвучала и моя фамилия в списке заступающих на смену Приёмного Центра, упомянутого уже как ПЦ.
ПЦ, это помещение, в котором сидят несколько солдатиков в наушниках за большими-большими радиоприёмниками. Перед нами большое окошко, т.е. одна стена почти полностью стеклянная. За стеклом - командный пункт. Изнутри, со стороны КП, оно зашторено. Лишь иногда уголок шторки отодвигается и оттуда выглядывает любопытный глаз оперативного дежурного.
Вообще говоря, выражение этого глаза зависит, конечно, от личности ОД. Бывает добрый, лукавый и весёлый, а бывает злой и подозрительный. Но это мало заботит, потому что деваться-то всё равно некуда. Сидишь в наушниках, "гонишь диапазон", слушаешь супостата.
А это окошечко, было не совсем окошечком. Это был планшет. На нём была нарисована карта расположения супостатских объектов на нашем секторе театра военных действий группы. ТВД, если сокращённо. С обозначениями наших, так сказать корреспондентов. Высшим техническим достижением были вмонтированные лампочки в точках расположения основных станций, которых мы слушали. А лампочек было по три. Как на светофоре. Красная - станция молчит, жёлтая - выходит в дежурном режиме, зелёная - важная передача. Такой же планшет стоял в центре боевого управления и лампочки дублировались. Лампочек было много. Включение любой из них документировалось. Через систему реле срабатывало печатающее устройство, телетайп, проще говоря. Печаталась строка - координаты-реквизиты станции, время и степень важности выхода. Каждый пост слушал определенные станции. На щитке у оператора были тумблеры. Услышал - щелкнул, прошла передача, тот отключил, и включил другой. Телетайп стрекочет. Начальство в курсе. Всё документируется. Вершина технической мысли. И доказательство - мы на посту не спим.
Единственный раз в году - в новогоднюю ночь. Без минуты двенадцать включались все тумблера и под шипящий в кружках лимонад те, кому этот год был дембельский, танцевали "цыганочку с выходом". Утром, начальник КП прочитывал контрольную портянку и только хмыкал. Он хороший был человек - капитан Прохоров. Не злой.
А дежурили мы по схеме - "шесть через шесть".
Если говорить о каком-то напряжении от такой жизни, то это вряд ли. Скорее наоборот. Ведь мы, смена, выпадали из общего распорядка. Т.е. всякие зарядки, построения, занятия (кроме политической подготовки) нас не касались. А притом, что это был второй период службы, то надо понимать, что мы, считались молодыми, и весьма приличная часть этой работы выпадала на нашу долю. Уборки там и всякое такое. А ПЦ - боевое дежурство. Поэтому никто нас особо не трогал.
Иногда, ночью, и если смена подбиралась нормальная, т.е. не было среди нас же дежуривших солдат особо злобствующих, а такие встречались, стариков, удавалось послушать и музыку, и вражьи голоса. Ведь, благодаря, отменному качеству и мощности наших приёмников в совокупности с прекрасным антенным полем, возможности были неограниченные. Плюс к этому находились мы в нескольких десятках километров от границы с ФРГ. Так что качество приёма было гарантировано. Конечно, подобное каралось. Но проконтролировать нас было невозможно. Т.е. оперативный, в принципе, мог прослушать каждого из нас - что мы слушаем. Но он ночью отдыхал, если не шли какие-нибудь учения или усиление. А потом у большинства операторов "под контролем" был диапазон, а не конкретная частота для прослушки, всегда можно было сказать, что это вот тут, на этой частоте только что было. Да и не ловили нас никто особо. Все всё понимали.
Ну, а если оперативным заступал кто-то из совсем лояльных офицеров, то послабления могли быть и вовсе запредельными. Например, просмотр телепередач. С учетом возможностей антенного поля можно было смотреть такие программы, что в то время вообще сказкой считалось. А делалось это так.
Наш Центр был в помещении штаба. А там, в конференц (!!!), уже упонимаемом, зале стоял телевизор. Аппарат перетаскивался в наше помещение и использовался со всеми прямыми и грубыми нарушениями инструкций и регламентов. Почему перетаскивали? Так ведь просто всё. Все провода то у нас были - в смысле антенны. Но случалось это нечасто. Офицеров таких немного было, а потом настроение у такого заступающего тоже должно было быть соответствующим.
Другое дело, если в смене оказывались "поборники традиций" из старослужащих. Не положено "молодым" такие развлечения. И тогда тоска, шесть часов сплошной морзянки. Задание было такое - исписать в блокноте (формат А4) двенадцать листов. Шесть сдаешь сам, шесть старик. Ему-то, уже "не положено", слушать и писать, ему "положено": спать, курить, читать.... Вообщем понятно, что старикам "положено".
Стояли в ряд пять радиоприёмников Р-250м2. Это такой ... почти кубический метр супергетеродина. Шириной почти метр, а по фасаду даже чуть длиннее. К тому же ламповый. Т.е. грелся он хорошо. Всегда был тёплый. В чём была главная прелесть такой установки? Любой служивший поймёт.
Правильно. Сверху клался стендовый щит. На щит стелилась шинелка. На шинелку укладывался дедушка, которому было положено жить ... этак, по-стариковски. Жёстко? Зато горизонтально - во-первых, тепло, во-вторых. Солдатская смекалка и естественное стремление человеческого организма к комфорту.
Смена, особенно ночью, требовала некоторых затрат физической энергии. И, если днём, максимальным нарушением было покурить, во время посещения клозета, то ночью ещё допускалось чаепитие. И, что характерно, вот тут не было разницы - "молодой" или "старик". Т.е. накрыть-убрать, это конечно было задачей молодых. Но, что касается процесса, т.е. чтобы старик взял себе на кусок сахара больше или бутерброд с комбижиром лишний съел, такого не было. По крайней мере, у нас. Никогда.
Воду мы кипятили "армейским кипятильником". Для его изготовления использовались разные подручные средства. От сапожных подков до ... фантазии не было границ.
Хранить такое устройство было просто нельзя по определению. Поэтому монтировался он за пять минут. Мы использовали десять лезвий для бритья. Типа "Нева", а лучше "Балтика" - они делались из нержавейки. Шнур от настольной лампы и деревянную линейку.
По противоположным плоскостям линейки располагались по пять лезвий с каждой стороны, которые соприкасались между собой по одной стороне. К этим сборкам подключались провода, те которые в шнуре от лампы. Потом это устройство
опускалось в двухлитровую банку с водой. Вилка включалась в розетку. Пять минут и кипяток готов. Главное было во время раскипичячивания воды пальцы в банку не совать,
или там ложечкой из каких-нибудь железных люминиев в банке ничего не мешать, шмандархнуть могло. Запросто. НО!!! Сильно.
Потом в банку засыпался чай и сахар. Настаивалось, разливалось и - будьте любезны!
Два слова о бутербродах.
В задачу смены, заступающей после ужина, входило обеспечение двух смен комбижиром и хлебом. Для выполнения оной мы вступали в преступный сговор с караулом, т.к. самим пронести это доп. питание в здание штаба было невозможно. Заготовщики из караула проносили хлеб и комбижир к себе в караулку. А после отбоя, при разводе смены в ноль часов, передавали нам это всё в окошко, с улицы. Со стороны, естественно, леса.
Хлеб нам давали чешский. Кто не помнит или не знает - такие буханки большие. Килограмма по два. С тмином. Когда мягкий и свежий - очень даже вкусный. Другой вопрос, как сделать его свежим. Да просто. Заворачивалась буханка во влажное полотенце и держалась над паром. Минут десять-пятнадцать. Даже корочка становилась хрусткой.
Комбижир. Наверное, название происходило оттого, что должно было быть смешано несколько сортов жира: свиной и говяжий, например. На самом деле это был абсолютно синтетический продукт. Но, намазанный на тёплый хлеб, с горячим сладким чаем был он вполне съедобный и, если присолить, даже очень вкусно. Вот такой деликатес.
А уж если сала ухватили, или масла кто купил или у земляка-хлебореза разжился .... Это был просто праздник!!! Не говоря уже о банке тушёнки или колбасного фарша.
Было распространено изготовление "солдатского десерта". Как это делалось? Летом - осенью было проще. На территории гарнизона было достаточно много леса, т.е. черника, ежевика, и прочая жимолость, малина, земляника не переводилась до поздней осени. Также были примыкающие "беспризорные" фруктовые деревья. Черешня там, яблони и прочее. Это понятно. Из подобного сырья, да при наличии малой толики сахара, сделать десерт любой может.
Вот более интересный рецепт. Чехи продавали "сухой напиток", т.е. всевозможного типа порошки и таблетки, разведя, которые в воде, можно было получить фруктовый напиток. Стоили эти концентраты сущие копейки. Т.е. солдат вполне мог себе позволить. Другой вопрос в том, что, в гарнизонном воентроге или чайной подобное было в дефиците. Слишком много покупателей было. Так вот немножко, совсем капелька, воды. Плюс эти концентраты или даже смесь оных. Растиралось до состояния однородной массы, а потом смешивалось с маргарином или с тем же комбижиром. Получалось то ли фруктовое масло, то ли крем. Но вкусно было сильно!
Конечно, ловили нас за этим занятием, но тогда чаще всего дежурный просто делил с нами трапезу, добавляя что-нибудь из домашней снеди. Некоторых так мы просто приглашали. Хотя встречались индивидуумы, писали и карали.
Караул
Не в смысле крик о помощи, а в смысле ... " ...Караулом называется вооруженное подразделение, назначенное для выполнения боевой задачи по охране и обороне боевых знамен, военных и государственных объектов, а также для охраны лиц, содержащихся на гауптвахте и в дисциплинарном батальоне....".
Вот, с учебки помню.
Самое хлопотное дело, при заступлении в караул, была подготовка.
Во-первых, надо было знать положения УГиКС, это Устав Гарнизонной и Караульной службы. Ну конечно не весь Устав, но треть - точно. А такие вещи, как обязанности часового, это вообще надо было, чтобы без запинки. Ну и прочие разные интересные подробности. Например, при какой температуре на часового надо надевать тулуп, или сколько раз в сутки надо кормить караульную собаку.
Я ни разу не одевал, я даже не видел караульного тулупа и не слышал лая караульной собаки, но знание этих и множество подобных положений помню до сих пор.
Уставы мы учили жёстко. Даже жестоко. Учили, зубрили, до кровавых слёз, практически. Например, перед вечерним фильмом, а такое развлечение было три раза в неделю, и оно было самым наиглавнейшим. Потому что тебя оставляли в покое. Можно было просто сидеть и смотреть фильм, с гарантией, что тебя никто не будет дёргать. Так вот перед фильмом надо было написать контрольную, так сказать, работу. Обязанности часового при пожаре, например. Пол странички текста. Но, написать надо было абсолютно слово в слово, как в уставе. Не получилось? Все на фильм, а ты - учить устав. Причём под руководством кого-нибудь из сержантов. А это значит, что старослужащий, да ещё и сержант фильм тоже смотреть не пойдёт. Ужасть!!! Вот и учили. Поучим - поучим, поотжимаемся или поприседаем, и снова учим. К концу фильма снова пишем. То, что не написали и что-нибудь ещё. Если написал - амнистия. Не написал, продолжаешь учить часов до трёх ночи, с перерывом на какие-нибудь уже ночные работы. Так что уставы выучились быстро.
Потом был инструктаж. Помимо общих слов о необходимости и обязательности, всегда выдавались страшилки. Какие-то из них имели реальную основу. Какие-то просто были легендами. Про легенды не буду, а вот про один реальный случай упомяну.
Обычно в день ввода войск в Чехословакию, 21 августа, контрики из числа несознательных граждан ЧССР устраивали какие-нибудь провокации. То свет отключат, то воду. То еще, какую мелкую пакость замутят, типа на заборе непотребство какое-нибудь намалюют. Это ладно, это мы привыкли. Но бывало и хуже. Не знаю, почему и из каких соображений некоторые посты в дневное время переходили в разряд т.н. сторожевых. Т.е. часовой выходил днём без оружия. Только штык-нож. И вот, однажды, на такой пост, на складе ГСМ, днём напали чехи. Склады были на отшибе - в лесу. Но внутри гарнизона. А проникнуть за первое кольцо не представляло никакого труда. И вот, когда только заступила новая смена, несколько молодых контриков напали на часового. Раздели, привязали его к дереву, под ноги подставили таз, в который налили простого бензина. И ушли. Парень простоял два часа по колено в бензине, отравился парами, сжёг кожу, не откачали. Умер мужик. Это было в соседнем гарнизоне, на танковой директрисе. После этого стояли с оружием.
Вот такой был инструктаж, т.е. нам напоминали, что кругом враги и надо бдить, несмотря на то, что батальон наш был уже в третьем кольце охраны.
И вот ты постиранный наглаженный, начищенный, помытый, побритый, постриженный, вооруженный не только автоматом с боевыми патронами, но и знанием Устава, встаёшь в строй - на развод суточного наряда.
Развод - это построение такое, кто не знает. Заступающий дежурный по части проверяет наличие лиц, заступающих в суточный наряд, состояние, внешний вид и знание, опять же, обязанностей и т.д. Начальник караула получает пароль. Потом следует прохождение, и наряд расходится по местам несения службы.
Бывали случаи, когда развод длился часа четыре. Почему? А не понравилось дежурному, как допустим, кто-то знает обязанности. Отправляет учить. Или внешний вид не устраивает ... ну и т.д.
Главный пост, это у знамени части и денежного ящика. Самый вредный пост. Хотя стоишь в помещении штаба, т.е. в тепле и сухости, но на глазах дежурного по части и начальства. Потом именно стоишь, т.е. если на обычном посту ты можешь как-то походить туда-сюда, по территории поста, то тута нет. Стоишь. А потом - парадка. Т.е. неизвестно что хуже. Особенно летом. В штабе жарче, чем на улице, домик то щитовой, а ты даже фуражку снять не можешь. Потеешь, преешь, а это не очень приятно. На улице, в этом смысле, проще. Ветерок хоть обдувает.
В карауле самое интересное что? Правильно. Проверка несения службы. Процесс этот происходил ночью. Потому как с утра дежурный имеет право отдыхать до обеда, а после обеда готовится к сдаче наряда.
Степень интересности зависит от личности дежурного по части. Почему? Потому что, всё-таки не все дежурные были затейниками. Многие офицеры не выходили из дежурки. Позвонит начальнику караула (начкару) - тот ведомость принесёт, дежурный напишет, что проверял и до свиданья.
Но были и другие.
Ночь, как уже упоминалось. Обязательно плохая погода. В хорошую было неинтересно проверять. Идут. Начкар, дежурный и кто-нибудь из бодрствующей смены. При приближении к посту этой группы, хоть ты и знаешь и видишь - кто идёт, но всё равно - автомат навскидку и кричишь "Стой! Кто идёт?". Останавливаются. Отвечают: "Начкар с дежурным!" Ты опять: "Начкар ко мне, остальные на месте!" Подходит Начкар. Потом остальные, по его уже команде. Дежурный тут же лезет с вопросами, а ты лицо неприкосновенное и подчинённое только начкару, т.е. имел ты в виду этого дежурного офицера. Потом начкар производит замену. Т.е. пришедший с ним караульный бодрствующей смены заступает на пост, а ты получаешь право отвечать на вопросы и действовать по вводным. Потому что ты теперь "часовой" - условно. Любимая вводная - "нападение на пост". Бежишь к телефону, звонишь в караулку, потом, уже падая в окоп, передергиваешь затвор и обозначаешь готовность к стрельбе.
Это процесс в идеале. Что случалось на самом деле. И, кстати, не обязательно с молодыми солдатами. Бывало, отличались и старослужащие.
Как?
Ну, первое. Идет упомянутая уже группа к посту. Часовой всё видит и начинает мандражировать. При подходе к границе поста, это такое место на котором группу надо остановить, часовой срывает автомат и шарашит очередь. Хорошо, что в небо, а бывает и над головами. Так, чтобы в группу - у нас не было ни разу - врать не стану. Все прогуливающиеся тут же падают, ибо не до шуток. И только после этого "Стой!" Какое, ёлочки зелёные "Стой!". Все лежат уже (бывает и в грязной луже) и не то что идти, а ползти то никто не может, или скорее не хочет.
Или по вводной команде "Нападение на пост! Справа!", часовой припадает на одно колено и шлёт очередь влево - в сторону штаба. Почему влево? А кто его знает, может потому что там штаб? Все врассыпную, только начкар кидается вперед и, задирая ствол автомата вверх, отбивает руку часового от спускового крючка. И вот на вопрос "Ты что .....ять .... трынь - дынь ... тара-рам, пам-пам ... делаешь?" следует ответ - " А телефон не работает, вот я и предупреждаю о нападении, как велит инструкция - выстрелами". Второй вопрос: "А почему в сторону штаба стреляешь, а не в сторону предполагаемо - обозначенного (во - терминология!) нападения? Чтобы дежурный быстрее услышал?" В ответ скромное молчание. Так и не добились тогда ответа, почему в сторону штаба стрелял тот паренёк. Не смог он ответить. Никому. Ни командиру, ни замполиту, ни особисту. Так это тайной и осталось.
Больше всего мы не любили отражать такое "нападение" на третьем посту и слева. Там окоп был не под грибком. Вот поэтому дежурные любили в дождь ходить с проверкой на этот пост. И по команде "нападение на пост слева" прыгаешь в окоп, наполненный водой. Полежишь там, пообозначаешь оборону, а когда все уйдут - ты остаёшься мокрый как цуцик на ветру и хорошо ещё, если начкар умный и толковый, тормознёт дежурного, и позволит тебе вылить воду из сапог и отжать портянки. А то так и стоишь, хлюпаешь.
Если выпало стоять на посту во втором парке - там морально тяжелее. Там прицепов много на улице стояло. А прицепы чешские, прицепные устройства на пневматике, т.е. если на него сесть, то он так пружинит мягко, укачивает. Доходило до того, что когда подходила смена к парку, то приходилось часового искать. Прицепов, то было много. Звать - нельзя, надо поймать спящего на месте убаюкивания. И вот, если удавалось подобраться поближе, то сначала отстёгивался рожок у автомата, а потом иногда удавалось и автомат снять.
Мы однажды сняли с одного кандедушки, с Мирона - он, Мирон плохой был, нехороший. Так потом ещё пять минут его будили. Проснулся. Вскочил. Начал докладывать. Про автомат вспомнил только после вопроса начкара. Хорошо, что проверяющего не было. Начкару подставляться не надо было. Отвёл он это неприкосновенное лицо в сторонку, рихтанул слегка да и оставил дальше службу нести.
Чаще всего приключения были при заряжании разряжении оружия. Стоит около караулки такая стенка с прилавком. Приходит смена с постов. По очереди подходят ребята к прилавку, кладут на него автомат. Снимают рожок, потом передергивают затвор и делают контрольный спуск. Так вот отвлечется человек или забудет, сначала передергивает, потом отстёгивает (или бывает - что не отстегивает), а потом спуск ... и или одиночный или очередь. Стена перед прилавком вроде должна выступать в роли пулеуловителя, но это фигвам, У нас она была из досок, двойная, а внутри опилки. Ну, навылет, естественно. А в пяти метрах стена казармы, а казарма щитовая, а за стеной койки. Вот и вылетает кто-то на улицу с криком: "Вы что там ...ели ... пили ... ля ... ля ... тополя, над ухом просвистело, чуть не ... уло ... башило" Хорошо!!! Не скучно!!!
Расскажу вам о своём последнем карауле. Именно о последнем, поскольку больше я никогда в караул в жизни не заступал.
Было это на переходе нашего призыва на третий период. Т.е. стали мы старослужащими. А значит и расслабились. Пришло время отдыхать. Ну, легли. Деревянная такая кушетка, шапка под голову, спишь в одежде, сапогах, ремнях, подсумках, штык ножах. Разрешалось только этот ремень ослабить. Ну а перед сном, как водится, чайку попили, там, то сё. И так я сладко уснул.
А в это время пришёл проверяющий. Наш любимый замполит нашей роты, лейтенант Мурчак. Я уже писал про методы его проверок, уникальный был тип. Каждая проверка сопровождалась внеочередной лекций о..., вопросами по политподготовке и прочая. Но началось всё, а как вы думали, с вводной - "нападение на караульное помещение". Мы вскакивали все, расхватывали оружие и занимали оборону, согласно боевого расписания. Так вот я в этот раз просто не проснулся, не знаю почему, просто не проснулся и всё.
Оргвыводов особых не последовало, только в караул больше меня не ставили, хотя до этого имел только благодарности за несение службы. Мурчак, конечно, этот случай вопиющего безобразия в ведомости не отразил, и вообще будить меня не разрешил, пока не ушел. Когда ушел - ребята конечно разбудили. Шевченко, начкар, потом неделю зелёный ходил - боялся, что отпуск зарежут, но обошлось.
А вообще наш "молодёжный" пост был - склад ГСМ. Почему? Да потому что он был круглосуточный. Посты в парках днём снимались и народ, занаряженный на эти посты, отдыхал в караулке, а наш пост стоял.
Но с другой стороны, бочки стояли среди красивейших огромных сосен. Что летом, что зимой возникало даже какое-то праздничное настроение. Гуляешь два часа по периметру, думаешь, письма домой сочиняешь, мечтаешь, планы строишь. Красота. Мне нравилось. Очень.
Вот такие караульные истории.
Наряд по роте (Самое весёлое ...)
Дневальных у нас назначали четверых, и дежурного. Роты были маленькие - человек по тридцать. В казарме мы жили, спарено, т.е. две роты в одном доме. А это значит, что на один суточный наряд приходилось два старшины, два ротных и т.д.
Что это значит? Да то и значит, что контролёров и недовольных разными разностями в два раза больше, а значит, и наряду веселее приходилось, именно в два раза сильнее.
Сначала, после развода, шла приёмка наряда. У тех, кто отстоял. Это значит, что должен быть везде наведён порядок и всякие там швабры-вёдра должны быть по описи в соответствующем достатке, порядке и исправности. Это очень важно, потому что через сутки наряд сдавать надо, а новый будет тоже принимать о-о-о-чень строго. Ибо имущество - это главное. Ладно, если наряд сдавал свой призыв, тогда, хоть с ссорами, скандалами, но и имущество появлялось недостающее и порядок наводился уставной, там, где были недоработки. Хуже, если сдающие из старослужащих, тогда все недостающие швабры и тряпки предстояло возмещать нам, не говоря о том, что после таких ребят приходилось пахать по мойке и натирке раза в два больше, т.к. предыдущие сутки никто из них себя особо не утруждал.
Итак, пока старый и новый дежурный сдают-принимают оружейку с её содержимым, а мы прочие разности, жизнь течёт своим чередом. Народ подтягивается в казарму и готовится к ужину. А это значит, что никакого внутреннего порядка не стаёт, т.е. то, что было - исчезает. Но это не особо страшно. После ужина, всё равно ничего делать особо не надо. Только на заготовку сбегать, да на тумбочке бдить.
Самая веселуха начинается после отбоя.
Коридор в казарме был шириной четыре метра, длина коридора была метров сто. Т.е. два крыла по пятьдесят. Не грамм - метров! Покрыто всё это пространство линолеумом.
Светло-зелёным, салатового практически цвета. А сапоги у личного состава с каблуками, что характерно резиновыми. И чистят их, каблуки, гуталином. И ходят ребята этими каблуками по линолеуму. Поэтому линолеум к отбою, т.к. шестьдесят бойцов весь вечер ходят и бегают туда-сюда, весь становится в черных полосочках и пятнышках. А отмывать это разноцветье в чёрном тоне, нам. Суточному наряду. Из моющих средств только хозяйственное мыло. Мылишь пол, щёткой его трёшь, потом тряпкой собираешь, водой промываешь. А ещё туалет, умывальник, оружейка, бытовка, сушилка, крыльцо, курилка.... Вообщем, хватало. Если все четверо с одного призыва, то нормально. Если нет - проблематично. Потому как расклад такой. Дежурный, по идее, должен стоять на тумбочке. Ему ночью вообще спать не положено. Два дневальных идут спать. До двух. Двое других должны спать после двух. Т.е. каждому по четыре часа. Это в теории. На практике, если по паре часов доставалось, то хорошо. Потому как наряд назначался по двое из каждой роты. Соответствующей паре, в первую очередь, надлежало отмыть свою часть коридора. А потом, так сказать шли места общего пользования.
Но почему-то всегда "прорыв" происходил на почве курилки. Утором, старшина или ротный по дороге в расположение всегда заглядывали в курилку. И как бы мы не вычищали вкопанную посредине бочку от окурков и т.п., и сколько бы раз её не вычищали, в момент проверки там оказывался, хотя бы один окурок, или спичка обгоревшая, но оказывалась. Это было похоже на мистику. И это считалось, почему-то каким-то страшным грехом. Если у кого-то из командиров, а их на наряд приходилось четверо, настроение было с утра "не очень", то дежурный по роте мог вполне быть снятым с наряда.
Что такое "снять с наряда" дежурного по роте утром? Это очень, мягко говоря, неприятно.
Дежурный ночью не спит. Его время отдыха - после завтрака и до обеда. А, если тебя сняли с дежурства, то живёшь ты уже по распорядку, т.е. сдав дежурство, идёшь на занятия и т.п. И максимум, что тебе выпадает - два часа отдыха после обеда.
Но это теоретически. Практически, после обеда рота чистила оружие, как правило. А дежурного назначали из числа командиров отделения. Значит, оружие получить, проследить, как личный состав его почистит и т.п. и т.д. А дальше - подготовка к наряду, развод и полетело-поехало. Одним словом двое суток без отдыха нормального. Это было нескучно, поверьте.
Вообще говоря, самым страшным грехом для дежурного по роте считался - ночной сон. Потому что ночью он обязан был бдить. Время для отдыха ему отводилось, как уже было сказано, после завтрака и до обеда. Но чаще всего поспать не давали. То оружие на занятия выдать, то принять его обратно, то что-то там дневальные не так сделали и кто-то из старшин или ротных решал объяснить дежурному, что спать можно только после того, как.... Одним словом "отдыхать лёжа", не снимая одежды, в дневное время было малореальным. Поэтому мы старались хоть пару часов ночью, но прихватить. Каралось, конечно, это строго. Случалось, что раза три-четыре подряд, попавшегося снимали с дежурства и по новой запускали.
Вообще говоря, были офицеры, которые заступив дежурным по части, превращали действие "снять дежурного по роте" в некий смысл жизни на эти свои дежурные сутки. Одного помню очень хорошо. Освобождённый секретарь комсомольской организации батальона. Длинный, тощий, но стройный, а уж злобный какой..., а вот сейчас, те, кто служил, будут смеяться - двухгодичник. Т.е. эти, которые никогда и никого не трогали, по своему положению, т.е. в офицерской среде, котировались на уровне солдат. Это были люди, которым служба была ещё фиолетовее, чем солдатам. А этот....
Представьте. Он, когда уходил из дежурки, ночью на проверку - дежурного телефониста запирал в командирском туалете, чтобы тот не предупредил роты о ревизии, или поднимал помощника, которому половину ночи было положено отдыхать. Если конечно помощником заступал молодой прапорщик или сержант. Бывалый прапорщик мог и послать его, конечно.
Выйдя из штаба, он мчался, согнувшись, задами к казармам или крался по батальону, как бригада Ковпака по немецким тылам. Согнувшись пополам, чтобы не выглядывать из-за кустов или чтобы его не было видно из окон казармы, при приближении к входной двери.
А вот, если лето, то тут поясню два момента.
Первый. Дежурные, как правило, выходили на крылечко, ставили стульчик и наблюдали за улицей. И покурить можно и почитать под фонарём над дверью и не заснёшь особо.
Второй. Часовой на посту N1, условным звонком в караулку давал знать, что дежурный пошёл на проверку. Караулка находилась среди казарм, и начкар предупреждал голосом,
что надо повысить бдительность. Но на это надо было время, а этот лось бегал быстро, и не всегда цепочка успевала сработать.
Летом, окна в казарме открывались, потому что дома были щитовые, и душно в них было ой-ой-ой. Так вот - этот, мягко выражаясь, офицер, вползал в казарму, аки уж, в окно. И крался за койками. Койки в казармах стояли торцами не вплотную к стенам с окнами, а на некотором от них расстоянии. Хорошо, если дневальный, который в это время тер пол в коридоре, замечал и громким шёпотом подавал команду "Дежурный на выход!", тогда последний, успевал зайти в помещение и встретить ревизора во всеоружии. Но бывало, что этот противный, посмотрев сначала в окна и определив, где дневальный, успевал застать наряд врасплох.
Тогда он, например, успевал снять с тумбочки телефон и, засунув его под китель, выходил на крыльцо. Где проводил политбеседу с дежурным. Эдак через губу и очень мерзким тоном. После этого удалялся, с осознанием выполненного долга и полного удовлетворения на лице и в фигуре. Просьба вернуть телефон отвергалась, естественно. Утром, мол, ротному отдам.
Я однажды попал под такую раздачу. Просмотрели мы его. Я, извиняюсь, дремал. А дневальный тоже прозевал, ну и попали. Деваться было некуда, ну я и записал в дежурный журнал, что, мол, во столько и столько дежурный по части пришёл и снял телефон, тем самым лишив меня, дежурного по роте, возможности своевременно получать сигналы оповещения, и, следовательно, это его действие могло привести к срыву выполнения боевой задачи, если бы вдруг таковая. Терять-то мне было нечего.
Утром пришёл ротный. Тогда командиром был ещё Вова Щенников. Я потом отдельно о нём напишу. Он того заслуживает.
Зашёл он, выслушал мой доклад, прочитал запись в журнале, расписался. Долго-долго смотрел мне в глаза ... как сто удавов на одного кролика, потом протянул телефон и сказал одну фразу. Очень ровным голосом: "Несите службу, сержант!". Забрал журнал и ушёл к комбату. Не знаю, что там было, но комсомолец потом, глядя в мою сторону, чернел лицом и скрипел зубами. По слухам схлопотал он тогда неполное служебное. Ибо рвение рвением, но какие-то границы приличий переступать не стоит.
Так что отделался я тогда только просто испугом.
А вообще внутренний наряд по роте был самым суматошным и противным - всё время на глазах, всё время в суете и хлопотах. На один наряд командиров из двух рот - это получалось на каждого из них по три-четыре офицера. И все чего-то хотят, на какие-то недостатки указывали.
Единственным положительным явлением было то, что в столовую ходили напрямую, чтобы успеть заготовить до прихода батальона, и смену поменять.
В столовой, накрыв столы, надо было, до прихода роты, их строго охранять. Воровали нещадно. Зал огромный, части разные. Мы ели во вторую смену со всякой гарнизонной мазутой. Только отвернись - со столов пропадало масло, хлеб, ложки и прочее. Этого допустить было нельзя. А орёлики были шустрые - бежит мимо стола - хвать пайку масла, ты за ним, а с другой стороны ещё трое шакалов на стол бросается, вот и стояли насмерть, чтобы никого не подпускать. Порционные блюда, типа масла, яиц, сахара и т.п. составляли на один стол и окружали его, до прихода роты. Каша то никому не нужна была.
А, если случалось, что украли, то дело доходило до драки на штык - ножах. Меня Бог миловал, я ни разу не попал, но паренёк один у нас, грузин, сцепился с дагестанцем из роты охраны, из-за масла, кажется. Оба потом в госпитале лежали. Потыкали друг друга неслабо.
Ложки получали по счёту и по счёту же сдавали Тоже вечная была нехватка. Так в сапоге у каждого дневального было по три ложки минимум. Для сдачи.
Вот такие страсти.
Кухонный наряд
Уж так мне повезло, что на срочной службе питаться пришлось в двух столовых. Одна в Тамбове, вторая в ЦГВ. Но были они похожи неимоверно. И по количеству стоявших на довольствии, или столующихся, это кому как привычнее, и по внешнему виду и по внутреннему убранству. Разница, если и была, то была настолько незаметна, что и упоминать то о ней не стоит.
Поэтому и получилась эта глава, некоторым образом, собирательная.
Итак.
Вечером предшествующего наряду дня, на вечерней проверке, звучало:
- Слушай Боевой (именно так - с большой буквы) расчёт! И следовало распределение ролей, так сказать, на следующий день. Кто куда и по какому поводу. Сначала зачитывались обязанности по тревоге, кто и что делает, куда убывает. Потом объявлялись фамилии заступающих на боевое дежурство, список дежурного подразделения. И вот уже потом, если рота заступала в наряд, то следовал расчёт суточного наряда: караул, КПП, учебный корпус и т.д. И если твоя фамилия не прозвучала во всех этих категориях списка, то оставались два варианта. Первый - ты не попадал в состав наряда и оставался в роте. Оно, конечно, спокойнее, но работы не убавлялось, а наоборот. Второе - твоя фамилия могла прозвучать в разделе "Кухня". И, если это происходило, то настроение радоваться сразу пропадало, становилось грустно и как-то неуютно.
На следующий день, после обеда и двухчасового отдыха перед нарядом, первым делом кухонный наряд переодевался.
Мы получали подменку. Это была уже выслужившая свой срок, латаная перелатаная такая же форма, хэбчик. Но, правда без погон и петлиц. Сапоги тоже заменялись. С сапогами картина была точно такая же. Чтобы, значит, не портить свои. Эти подменные сапоги использовались
раз в месяц, поэтому они были ссохшиеся и скукоженные. Потому что сдавались они после предыдущего наряда всегда совершенно мокрые и покрытые налётом жира и прочего кухонного. Запах от них шёл тоже сильно своеобразный.
Подготовка к наряду включала в себя два этапа. Было необходимо начистить эти подменные сапоги не гуталином, а смазкой, которая придавала какую-то всё-таки мягкость и немного способствовала видимости некоторой водоотталкиваемости, и подшить подворотничок к куртке. Вот и всё.
Дальше наряд представляли для осмотра в санчасть. Процедура была стандартной и несложной. Смотрели длину и чистоту ногтей, наличие порезов или нарывов. Иногда раздевали до пояса и проверяли наличие фурункулов и т.п. Потом следовал вопрос о наличии жалоб и следовал приказ заступить в наряд.
Дежурным по столовой заступал чаще всего старшина роты, или кто-нибудь из прапорщиков батальона. Помощником сержант, как правило, из старослужащих. Тут же следовало распределение наряда по объектам.
Обеденный зал. Это было самое тяжелое и хлопотное место. Представьте себе огромный зал, где в одну смену питаются человек семьсот. За солдатским столом умещаются десять человек. Т.е. семьдесят столов и сто сорок скамеек. Мало того, что эти столы надо было три раза за сутки накрыть для трёх смен. Т.е. уже не три раза, а девять. Потом убрать, промыть, поднять скамейки, вымыть пол и снова все расставить. И не просто так, а по армейскому порядку - ровно и аккуратно. Пол был кафельный. Помните такой кафель - оранжевые и светло бежевые небольшие плиточки? Ох, и рисовали на них сапоги узоры, а пол должен был всегда блестеть. Да ещё кто-то что-то разлил и растоптал. Вот и мыли его - сначала смывали жир и грязь, потом оттирали узоры и снова мыли уже начисто. А площадь - с хороший стадион. На зал выделялось обычно человек шесть, не больше. Но присесть за сутки не удавалось, в принципе. Место это было, в основном, для молодых. Чтобы дело шло, разбавлялось парой кандедушек, исполняющих роль распорядителей и погоняющих.
Наряд на столы расставлял миски, подносы с кружками, ложки, приборы для специй, которые надо было наполнить перцем солью и горчицей. Всё это должно было расставлено ровно и аккуратно, по ниточке. Выдерживался этот выравнивающий принцип только для первой смены, ибо проверки всегда были перед началом пищи, потом было уже не до этого. На вторую и третью смены было только одно требование - успеть посуду перемыть и расставить. Бачки с едой, закуски, хлеб и т.п. получали на роты заготовщики и они же сами расставляли это на столы.
Варочный цех. Это помощники поваров. Подать, принести, помыть инвентарь и котлы. Если повара не зверствовали, не гоняли зря, то жить было вполне терпимо. А потом и мослы перепадали и ещё что-нибудь. Как правило, в варочный цех назначались старослужащие, если таковые вообще попадали в кухонный наряд. Если так случалось, то всем остальным было веселее, потому что ни один дедушка не станет мыть котлы и полы. Значит что? Приходилось помогать сослуживцам. А как же? Взаимовыручка....
Овощной цех или заготовительный. Основной работой была чистка картошки и прочих овощей на весь день. Тут особо рассказывать нечего. И рассказывали уже не раз, и в кино, понимаешь, изображали. Так что никаких новостей. А так как свято соблюдался принцип
- если картошка и прочие овощи не были готовы, наряд отдыхать не уходил. Поэтому, если картошки было много по разнарядке в соответствии с меню, то были дни, когда весь наряд к середине ночи собирался в овощном и все вместе чистили всю эту гору. Картофелечистка то была, но работала редко. Поэтому с утра оставался в овощном один человек, который присоединялся к варочному цеху, а остальные уходили на усиление в зал или на дискотеку.
Дискотека. Самое весёлое и "смешное" место. Посуда вся была алюминиевая. Одно время завели, было пластиковую, кажется, называясь меланитовая, но она быстро вышла из строя. Так вот. Миски должны были после первой смены помыться и расставиться для второй. Происходило это так. Помещение дискотеки или посудомойки, как угодно, представляло собой пространство, затянутое горячим туманом, если горячая вода была, как явление. Были там несколько огромных ванн из оцинковки. Посуда, поступающая из зала, сортировалась.
Чайники просто споласкивались и выставлялись на раздачу. Объедки из мисок и недоеденное из бачков вываливалось всё вперемешку в большие кастрюли, которые по мере наполнения выносились и вываливались в бочку на колёсах, которая стояла во дворе, а потом вывозилась на свинарник. Дальше миски летели в одну ванну, кружи в третью, бачки в четвёртую, ложки сбрасывались в решетчатые поддоны. По мере наполнения ванн заливалось всё это кипятком из шланга и перемешивалось огромными деревянными вёслами. Это был первый этап. После него выдёргивалась затычка из сливного отверстия и грязная жирная вода из ванн сливалась прямо на пол, а с пола уже через сливные отверстия уходила в канализацию. И хотя на полу и были расставлены деревянные решётки, но в момент сброса воды из ванн, уровень её поднимался сантиметров на десять.
Для кружек это было достаточно, они выгружались на наспех протёртые подносы. Вода в этой ванне иногда не сливалась, просто добавляли немного хлорки. Потом выставленные на поднос кружки споласкивались холодной водой и накрывались вторым подносом. Вся эта конструкция переворачивались, встряхивалась, чтобы слилась лишняя вода, и выдавались на раздачу.
Ложки промывались в подносах кипятком, перемешиваясь, и тоже отправлялась к окну раздачи, где выдавились работникам по залу, для раскладки на столах. Тереть кружки или ложки времени физически не было.
Бачки приходилось изнутри проходить тряпкой и во вторую воду, опять же с хлоркой. Потом они стопками оттаскивались к поварам, которые их снова наполняли из котлов. А так как тщательно прополаскивать времени опять же просто не было, то понимаете, что отдушка хлоркой для пищи была делом обычным.
Миски же промывались еще раз по той же технологии и отправлялись снова на столы.
Отличие в технологи мыться было только для первой смены. Тут, бывало, мыли и в четвёртый раз. Особенно перед сдачей наряда. Почему. Повторюсь. Проверки всегда были перед первой
сменой. И если, пришедший медик или кто ещё из проверяющих находил посуду грязной, то приходилось всё перемывать и снова накрывать. А это было чревато задержкой начала приёма пищи и могло обернуться снятием с наряда и повтором кухонных развлечений по второму кругу. Наряд по дискотеке работал всегда по пояс голым и всегда был мокрый с ног по самую макушку. Ну и пропитывался запахами столовой настолько, что очень хотелось после наряда принять душ. Но баня была раз в неделю. Поэтому и пахли, бывало до бани, что называется.
Хорошо, если ещё горячая вода шла без перебоев, а то... да ничего. Сыпали в воду сухую горчицу, она лучше всяких моющих средств отъедала жир. Споласкивали более тщательнее, и в зал. А то, что эта горчица кожу на руках разъедала, ну и что - это было из серии "...стойко переносить тяготы и лишения...". А потом - не бырышни, перетерпим!
Вот такая дискотека, и так бывало, натанцуешься.
У нас даже стояла посудомоечная машина в столовой. После первого споласкивания в ванной посуда заряжалась на ленту машины, пройдя через которую выходила исключительно чистой и сухой. Но с машиной этой были две вечные проблемы. Она или не работала, а если работала, то производительность её никак не удовлетворяла темпам. Поэтому использовалась она, если работала, только для мытья посуды для первой смены.
Новый наряд прибывал в столовую часа за полтора до ужина. Первой задачей было принять наряд. Что это такое? Надо было проверить чистоту помещений, посуды, столов и т.п. Потому что ужин уже накрывать нам и любой недостаток, который заметят возможные контролеры, будет уже нашим минусом. Это раз. До начала ужина оставалось около двух часов, и это время было наше. Нам только надо было получить продукты и начать чистить овощи. А так можно было не напрягаться. Поэтому принять всё в чистом виде было жизненно необходимо.
Второй важной задачей было принять имущество, инвентарь, посуду и т.п. строго по счёту и в исправном виде. И если многие категории принимаемого инвентаря и прочей посуды нас не очень интересовали, то вот две очень даже. Это ложки и кружки. Дело в том, что они были всегда и всем нужны. Во-первых, у каждого из нас в вещмешке хранилась кружка и ложка. А т.к. предметы это были повседневно необходимые, то и терялись они часто. А где было взять? Новую тебе никто не даст. Значит, оставалось только одно место, где можно было взять. Столовая. Вот и тащили эти предметы, кому надо и кому не надо.
Поэтому при приёме сдаче наряда главным было не допустить недостачи этих предметов. Но получалось это не всегда. А вот сдача всегда проходила на "ура!". Как? Да просто. Из нового наряда, принимающего, наш дежурный, который сменялся, допускал в столовую только нового дежурного и его помощника. И пока те, принимая, пересчитывали эти самые ложки и кружки, личный состав нового наряда в столовую не заходил.
Мы же, при приеме, быстро влетали в столовую и рассредоточивались по своим местам, успевая по ходу "создать запас" себе на смену. Потому что в течение "наших" суток всё равно ложки и кружки уходили. Бороться с этим было бесполезно, а восполнить недостачу надо было, откуда-то. И хотя в роте запас был, но запас, на то он и запас, чтобы запасом и оставаться.
Потом, правда, со столовыми приборами, т.е. ложками сделали так. Ввели такую систему. Ложки дежурный по роте получал по счёту при заготовке пищи, а потом и сдавал тоже по счёту. А индивидуальные были только у дедов - из нержавейки или мельхиора. А у одного деда была даже серебряная. А при выездах в поле - ведь у каждого в вещмешке котелок, кружка и ложка были свои - это святое. У нас даже офицеры приборы одалживали, хотя в их "тревожных" чемоданах должны были быть эти самые столовые приборы.
И вот после ужина, перемыв посуду, отмыв зал и накрыв столы для завтрака, перечистив всю картошку и овощи, мы, наконец, получали право идти отдыхать. Право это наступало ближе к двум часам ночи обычно. Оставив двух дежурных в варочном цеху, одного в помощь хлеборезу, наряд отправлялся в батальон.
Зайдя на цыпочках в помещении роты, мы приносили с собой та-а-акие ароматы. Впору было окна открывать. Но для некоторых действие ещё не заканчивалось. И вот почему.