Вот когда дети орут над ухом - сплю. Как тихо стало: просыпаюсь.
Выхожу из землянки. И точно - тихо. Небо низкое над худосочными осинками. Дрова тут, на Синявинских высотах, говно. Вот у нас дома, на Вятке, такими стружками никто печку топить не будет, где уж костру. А тут приходится - других дров нет. Дым так низко-низко стелется. Не иначе к дождю. К дождю не в будущем, к дождю, который сверху. Дождь идет седьмые сутки, как я приехал. Беспрерывно, мелко, сеточкой серой. Трусы и те мокрые, как у шлюхи. Блин, а где все?
- Мать, а где все?
- Иви, ты еще больше спи, все в лесу.
Ритка сидит под навесом, за столом, пишет какие-то бумаги. Она у нас отрядная мать. А я у нас - Дед. Иви - это она так меня зовет. Потому как ей лень мою квакающую фамилию "Ивакин" выговаривать.
Сажусь на лавку. Мать заполняет поисковые документы - всякую херь типа журнала по технике безопасности. По идее, поисковики должны каждый день выслушивать инструктаж по технике безопасности. Потом расписываться в журнале. Это по идее. По факту инструктаж раз на вахту, подписи наперед на три недели. А что? Тратить драгоценный световой день на всякую хрень? Хоть и правильную. Мать меня просила об этом никому не рассказывать. Мать не знает, что вся Россия так живет.
- Ты в лес идешь?
Я наливаю в кружку кипятка, бросаю туда говенного кофея, еще пару ложек сахара, потом сухого молока. Все это дело сдабриваю шестидесятиградусной настойкой на травах. Прислушиваюсь к спине. Спина говорит - данунахуй? Сквозная боль от поясницы до шеи - я к ней привык, я терпеливый. Да и болевой порог у меня не маленький, как-то палец на ноге сломал, обнаржуил перелом, когда когти стриг: а чо ноготь черным стал?
- Не. А ты?
Ритка черкает ручкой по влажной бумаге. Тут все влажное. Всегда. Насквозь.
- Не, у меня протоколов заполнять хуева туча.
Киваю.
- Я во Мгу собираюсь. Надо чо?
- Все есть. Фисташек мне привези.
- Ладно.
- А чо Мга?
- На кладбище хочу смотаться, немецкое. Была там?
- Не. Нахуя?
Мать не любит материться, она матерится, когда при мне на двое. А я везде. Ей тоже все равно, но она еще держится. Она все еще делает вид, что жива.
- Мне надо.
Беру полевой рюкзак, маленький. Туда ноут, термос, фонарик, фляжку.
- Будешь?
- Не, сейчас дети на обед приволокутся.
- Они там тоже не чай пьют.
- Похер. Я - мать.
- Как хочешь.
Мать пишет. Я умываюсь, чищу остатки бивней.
- Я пошел.
- Вали.
Свалил.
Под ногами чавкает синявинская грязь: жирная, могучая, местами по колено. Эти места я обхожу. Распадок, ручей, перепрыгнул. Выхожу к дороге - что там идти, метров триста. Зайти, что ли, к Мишке? Мишка меня не любит. И правильно. Тут нельзя любить. Тут и ненавидеть нельзя. Здесь вообще ничего нельзя. Тут мы лишние. Мы тут живые, хотя и мертвые.
Мишка командир экспедиции. Мать - командир отряда, входящий в экспедицию. Я тут не пришей пизде рукав, то есть комиссар.
- Миха тут? - спрашиваю дневальных.
- Да, вон, у костра.
Миха заебан по всему не могу. Сидит у костра, хавает тушенку, по лицу стекает дождь. На столе стоит початая бутылка водки. Он смотрит сквозь меня, наливает, протягивает. Хлопаю, он хлопает.
- Куда?
- Во Мгу.
- Нахер?
- Надо.
Надо, есть такое слово.
- Еще?
- Не.
- А нахер?
- Мне на кладбище.
- Своих проведать?
Миха ржет. Я тоже. Я - немец. Я внук немецкого солдата. Я русский поисковик.
- Отож.
- Ебну когда-нибудь тебя в лесу за твои рассказы.
- А и ебни. Я не обижусь. Не успею.
На дороге немного суше. Вода тут скапливается в луже. В лесу сплошная лужа. Иду, курю, никого не трогаю. Через километр становится скучно. Достаю неубиваемый смартфон, ловлю сеть. Есть? Есть. Вхожу в интернет, проверяю почту. Так, что у нас там? Херня всякая, это не интересно, это тоже, Никита Белых положил цветы на могилы латышским СС, ну ему не привыкать, доберусь до нормального интернета, напишу про козла.
Кто-то едет навстречу?
Точно, парни из Челябинска на своем джипе. Ну, суки, могли бы объехать лужу! Еле отскочил. Еще и ржут, козлы. Ладно, припомню вечером, когда будете песен просить. Черт, нет бы подкинули до трассы! Ладно, дальше идем. А куда сеть пропала? Ну сейчас, на пригорок заберемся и... Как раз пол-дороги от "Чертова Моста" до "Журавлей". А там и трасса Питер-Мга. От Мги как-нибудь доберемся до немецкого кладбища. Да хоть и пешком, ноги не спина, ноют, не болят.
Так, что у нас в почте?
Блять.
Блять!
Вот...
Вот блять.
Пацаан прислал ссылку на репортаж какого-то питерского блогера. Там, в репортаже у чувака, плиты с именами, выложенные под садовую дорожку. Блять. На смарте нихуя не видно. Я на пригорке. Слева поле. За полем станция Апраксин Бор, там дачи. В этих дачах эти плиты. Справа - лес. В лесу трупы. Имена трупов на этих плитах.
Блять.
Кругом...
А поди и хуй с ним? Не, ну а что? Лежали и лежат. А я хоть отдохну, в бар какой зайду, заодно на кладбище, поди и гостишку какую сниму, переночую нормально, не в землянке, девку какую вызову. Есть девки во Мге?
Блять.
Арш!
И под пригорочек, почти бегом, правая нога не дает бегом-от.
- Миха!
- Ну епт, не хватило?
- Смотри.
- Нихера не вижу.
Экранчик маленький, да еще водой залит, дождевой.
- Участок. Садовый. Дорожки. Выложены плитами. На плитах имена. Я не знаю чьи.
- Блять. Ты уверен?
- Видишь же.
- Нихуя не вижу. Это точно?
- Мих, я сказал, дальше решай.
- Пиздец. Блять. Леха, ебанарот, ты в курсе, что пять лет назад на Синявинском мемориале плиты спиздили с могил? Мраморные, с позолотой?
- Мих, отпусти, я тут причем?
- Водить умеешь?
- Мих, я стобой шабаркнул по стопарику, ты чо?
Миха орет. Падают листья с дрожащих осинок.
- Есть кто за рулем?
Быстро перебираю варианты. Еж? В минус. Захар - тудой же. Бля!
- Мать, Натаха рядом? - звоню Ритке.
- Так точно. Ты че?
- Быстро дай.
- Чо? - это уже Натаха.
- Пила?
- Топор. Чо надо?
- Водку пила?
- Не успела, возле рта держу.
- Не пей, срочно к Михе и едем.
- Э! А пожрать?
- Пожри.
Уважаю Натаху. Она никогда не спрашивает - нахуя? Она всегда говорит - а похуй! Ровно через три минуты скачет Натаха и жрет на ходу суп. Тарелку несет Семен - ее муж. Он с ложечки ее кормит. Семен - это от фамилии. Имя его я не помню. Комедь, епта. Лес, дождь, бегущая Натаха, за ней муж с тарелкой дымящегося горохового супа. Почему горохового? ОТ него ночью теплее. Все в плюс, все.
- Чо случилось-то?
Поясняем ситуацию.
И вот уже в машине, джипе каком-то, я в них не разбираюсь. Джип могуч - несемся по полю, по костям, еще не поднятым.
- А чо случилось конкретно?
- На месте узнаешь! - орем в ответ и бьемся башками о потолок. Машина дяди Саши, дядя Саша тоже с нами и тоже хуеет от ситуации.
Блять, не дай Бог, что это именно эти плиты. Миха спалит к ебеням все садоводчество, не разбирая, кто прав, кто виноват. У него нет границ, он уже обзванивает своих.
- Блять, Колян, пиздец, мы, походу, нашли уебков, ща будет все по-честному. Своих готовь!
Человек, выложивший фотографии, неправильно указал адрес. Нет такого дома в этом садовом товариществе. Мы медленно ездим вдоль домов, меня матерят все.
- Где, блять?
- Я знаю?
Я и не знаю. Я просто подорвался. Мне стыдно.
- О! Менты!
Ну пиздец, этого еще не хватало: менты не мгинские, с самого Питера. Омон. Хули он тут делает?
Но у нас везде свои люди. Мы как осьминоги, везде запустим щупальца.
- Хей, здорово, Колян! Что у вас за война?
- А, дядьМих! Здорово! Да каких-то уродов ищут, мол, памятник расхерачили, плитами дорожки уложили.
- Откуда инфа?
- Журналюги, говорят, дернули из инета.
- А вы как тут?
- Каком кверху, дядьМиш.
- Меня ищут?
- Как эксперта.
Выходим из машины, перекуриваем под дождем. Все тихо матерятся мне в спину, кроме омоновца, это не я его дернул.
- Миха! - ору сквозь дождь.
- Ну?
- Давай по улицам пройдем пешком. Фотки есть, сравним какой дом и посмотрим.
- Пиздуем!
И мы пиздуем. Омон остается, Натаха за рулем, дядя Саша с ней, мы с Михой пиздуем. Вдоль улица, вторая улица обратно вдоль, тут попереком, тут тупик. Ничего похожего. Походу, меня будут пиздить вечером.
Звонок.
- Мать?
- Я. Тут наши собрались. Куда бежать?
- Курите. Отбой. Сообщу.
Дома не такие как на снимках. О, бля, а это кто?
Из-за угла выворачивает толпа. У половины толпы камеры под полиэтиленом на плечах. Журналисты, мать твою. Со всего Питера. Миха нервничает, я в панике.
- Миха, зырь.
- Чо?
- Вроде этот дом.
- Данунахуй?
- Смотри, тут розовый и этот розовый, - тычу грязным пальцем в экран телефона.
Тут же Миху хватает за плечо журналист:
- Можно ваш комментарий на тему?
В лицо Михе тычется камера. Миха привык, Миха знает, что говорить. Из-за угла выворачивает наш джип. За рулем бледная от напряжения Натаха. А дядя Саша высунулся из окна, ему поху на дождь, он большой и добрый.
Этот дом или нет?
Вроде этот.
- Мужики, только не снимайте! - и я лезу через забор под прицелами телекамер. Мужики снимают, это их работа.
Я иду по чужому участку. Оглядываюсь. Миха смотрит на меня, Натаха стучит себе по лбу пальцем, дядя Саша плюет под ноги. Журналисты бубнят в микрофоны, операторы целятся в спины.
Нагибаюсь, - спина, блять! - сбрасываю доски.
Есть!
- Есть! - кричу в небо.
Черные доски, серые плиты, имена на них, а дом розового цвета.
Иду под камеры, перелажу через забор, ко мне бросаются трое. Два мужика и баба. Мужики в кожаных плащах, баба тоже в плаще, но каком-то другом, не кожаном.
- Вы КТО?
- А ты кто?
- Я глава администрации!
- Иди, глава, нахуй.
- Вы сейчас сядете, прямо сейчас, за нарушение частного...
Потом какую-то пургу понес.
- Иди нахуй, урод! - Миха меня хватает и оттаскивает, Натаха подбегает и мужику в лоб:
- Добрый день, я адвокат Алексея, вот мое удостоверение, могу я ознакомиться...
А Натаха у нас не просто Натаха. Она у нас Наталья Владимировна, один из лучших адвокатов города Питера по уголовным делам. Она мелкая ростом, но духом ее даже я не могу побороть.
И мне шепотом:
- Пиздуй нахуй вдоль трассы, до электрички, потом в Питер, есть где зависнуть? Могу ключи дать от хаты.
- Есть где, не ссы, Натах.
- В списках есть?
- А я на ебанутого похож?
- Очень.
- Нету в списках.
- Пиздуй, мы тебя не знаем. Я прикрою.
Не люблю значится в списках.
Вечером того же дня, я сидел у Захара дома и мрачно пил коньяк.
А плиты оказались не ворованными. Просто мама хозяина дачи работала на каком-то заводе по изготовлению мемориальных плит - и это был брак от какого-то другого завода, типа передовики производства.
Украденные плиты с Синявинского кладбища мы так и не нашли.
Кто-то их безвозвратно спиздил.
В том году мы похоронили шесть сотен бойцов и командиров РККА.
В интернетах об этом не помнят.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
