[Регистрация]
[Обсуждения]
[Новинки]
[English]
[Помощь]
[Найти]
[Построения]
[Рекламодателю]
[Контакты]
НАД КАНДАГАРСКОЮ ДОРОГОЮ...
(цикл афганских стихов)
...Я решил оставить афганский цикл стихов таким, каким он был написан по "горячим следам" с, возможно, излишними эмоциями "тех" лет, руководствуясь усвоенным уроком, что литература, прежде всего - отображение эмоциональной ситуации ( умышленно не добавляю "правдивое", потому, что мои эмоции вполне могли быть необъективны)...
* * *
Над кандагарскою дорогою
Непреходящий саван пыли...
Зачем я снова память трогаю,
Желая, чтоб меня любили?!
Не для строки, не для реляции --
В панельной выгородке счастья,
Где ленкоранские акации
Сплели над окнами запястья,
Где поцелуи и обьятия
Сплелись с прощальной тишиною...
А здесь -- страданья и проклятия
Людей, помеченных Войною.
А здесь Аллах -- палач и суженный
Грозит четырнадцатым веком.
И кто-то доживет до ужина,
И кто-то выживет .. калекой.
...Быть может, Смерть над нами сжалится?
Пылит дорога до Фараха,
И на броне трясучей жарится
"Бифштекс" предчувствия и страха,
Кровавый... С мыслию убогою --
Чтоб дома помнили, любили...
Зачем я снова память трогаю?
Над кандагарскою дорогою
Непреходящий саван пыли...
Полет на войну
Летим в Кабул!
Сказал пилот
Не радуя прогнозом,
Что серый этот самолет
Зовется "скотовозом".
- Садитесь на дорожный скарб!
Здесь -- не палата пэров!
В гермокабину -- только баб
И старших офицеров
И мы, не "старшие" еще,
И не их "пэров" родом
Летим в Кабул -- к плечу плечо
И дышим кислородом
Из общей маски..
-- Эй, ку-ку!
Уснувшим будет плохо!
Как тюлька в собственном соку
Из выдохов и вдохов
Летим - живые "шурави"
В сквозной метеоступке.
Но, слава Богу, не в крови,
Не в цинковой скорлупке.
Не мясо, не металлолом...
И матом гоним дрему,
Летим в отсеке нежилом
Семь тысяч метров под крылом
Семь тысяч верст до дома...
Сон
Я койку заправлю "конвертом"
И лягу в "конверт" осторожно
Письмом о жаре и о жажде,
О бурях песчаных и друге,
Убитом вчера под Гератом...
И авиапочтою сна
Над "Стингерами" и горами
Сквозь жадные пальцы радаров
К лугам и лесам Беларуси
Вернулись утомленным и грустным
С войны, о которой стыдливо
Молчат еще наши газеты..
И круг описав, словно птица,
Над Пущей и Белою Вежей,
Взволнованно и торопливо
Пожалую в позднюю очень
На берег прозрачнейшей речки,
Текущей когда-то сквозь детство...
...Желая напиться, склоняясь
К воде, ожидающей снега,
Я трону тончайшую наледь
Рукой...
И еще не почуяв
Ни острого края, ни боли,
Увижу, как облачко крови,
Как будто плавник краснепёрки,
Мелькнув в быстрине на мгновенье,
Беззвучно растает, и сразу
Почувствую боль, и внезапно,
Подкравшись, ладонь ледяную
Запустит за шиворот ветер.
... И сразу захочется к маме
Под низким мятущимся небом
Сквозь черный продрогший орешник
Подмерзшей тропинкой устало
Голодным идти и озябшим,
Держа по-мальчишески палец
Во рту...
И от ветра склоняться
К земле, как склонялся я в детстве.
... В Шинданде, на койке солдатской
Очнулся..
Чуть брезжило утро
За пыльным стеклом и гудели
Чужие далекие горы.
А дома родного не помню...
Но помню - почти просыпаясь,
Я чувствовал прикосновенье
И голос, похожий на мамин:
"Сынок!..
Все пройдет!..
Все пройдет!..."
Корректировщик огня
По склонам гор клубятся облака.
И дождик шелестит в холодной роще.
Уже темно, в столовой артполка
Холодный ужин ест корректировщик.
Бушлат пропитан пылью, не пыльцой,
И я гляжу немного удивленно
На юное безусое лицо,
На взрослые майорские погоны.
Мигает свет, тускнея и слепя...
Он говорит о прошлом без волненья:
Два ордена - за вызов "на себя"
И красная нашивка -- за раненье.
Он говорит, что дважды был в огне,
Что завтра надо быть на дальней "точке",
А думает о том, что столько дней
Вдали от дома, от жены и дочки...
Вдвоем идем во мгле, сквозь дождь и он
Прощается со мной у общежитья,
Диктует ленинградский телефон
И просит: "Непременно позвоните!
Хоть из Ташкента... Очень ждет жена.
Подробно, сами знаете, не надо...
Земля у нас одна... И связь одна.
Любым приветам дома будут рады..."
...Иду на свет далекого окна,
Я этот телефон не потеряю.
Я вновь шепчу: "Земля у нас одна!..."
"И связь -- одна!" - упрямо повторяю.
А ночь вокруг, как мина -- только тронь!
И все во мне подчинено порыву,
Как будто вызвал на себя огонь
И жду мгновенья первого разрыва.
И ждут враги... (Их участь несладка)
И ждут друзья, когда мой пост ответит.
И ждут междугородного звонка
Жена и дочь на Лиговском проспекте.
* * *
"Синие горя Кавказа, приветствую Вас..."
М.Ю. Лермонтов
Ночь напролет не смыкали натруженных глаз
И у машин разминали усталые ноги.
"Синие горя Кавказа, приветствую Вас!..."
Я повторял про себя на афганской дороге.
Вышли под утро. Был воздух недвижен и сер.
Контур чернильных отрогов очерчен рассветом.
Рядом дремавший, совсем молодой офицер,
Был удивительно чем-то похож на Поэта.
Небо светлело. Трясло на ухабах "КАМАЗ".
Спящие губы дрожали, как будто шептали:
"Синие горы Кавказа, приветствую Вас!"
Серые горы все четче вдали проступали.
Ветер проснулся и серая пыль потекла,
Нас обгоняя, в столбы завиваясь кругами
Грохот разрыва. Колючие брызги стекла.
И пулевые фонтаны земли под ногами.
Бой скоротечен. Минуя солярный туман,
Ехали дальше уже на броне Бэ-тэ-эра...
Мне рассказали: тот парень скончался от ран.
Грустно добавили: "Не довезли офицера..."
Но пробуждаясь во мне, как посмертный наказ,
Голос звучал, озаряя сознание светом:
"Синие горя Кавказа, приветствую Вас!"
Снова и снова...
Я знаю -- он не был Поэтом.
Но лишь больней становилось в душе от того.
Светлые строки глушили урчанье мотора.
Ехал и думал: "Вернусь -- допишу за него",
Серые горы. Афганские серые горы.
Баллада о взводном
Завтра будет убит
Взводный Ваня Здоровых.
А пока он сидит
В офицерской столовой.
И румянцем цветет
Возле повара Кати
И перловку жует
Со ставридой в томате.
Вентилятор гудит.
В зной распахнуты рамы.
Два письма на груди --
От сестренки и мамы.
И в поту поборов
