184. Часовой есть лицо неприкосновенное.
Неприкосновенность часового заключается:
- в особой охране законом его прав и личного достоинства...
- бдительно охранять и стойко оборонять свой пост...
189. Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к
чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить,
курить, отправлять естественные надобности или иным образом
отвлекаться от выполнения своих обязанностей, принимать от кого бы
то ни было и передавать кому бы то ни было какие-либо предметы,
досылать без необходимости патрон в патронник...
Устав Гарнизонной и Караульной служб
Наступили легкие сумерки. Жара еще не спала, но солнце, опустившись за лес, уже не пронизывало лучами беседку, и казалось, на улице стало слегка прохладнее. Небо, подсвеченное зашедшим солнцем, было какого-то удивительного бирюзово-лилового оттенка, а ближе к горизонту его украшали бледно-розовые перистые облачка.
Городским жителям не так часто выпадает возможность насладиться тихим летним вечерком, закатом, свежей зеленью подмосковных июньских берез. Только за городом, вырвавшись хоть на пару дней из бесконечной суеты и круговерти московской жизни, можно оценить настоящие природные краски, которые не найдешь в городе и не увидишь в экране телевизора, пестрящем насыщенными искусственными цветами. Именно поэтому так ценятся летние субботние вечера, которые проводишь на даче, в уютной беседке с добрыми старыми друзьями, неторопливо беседуя на всевозможные темы - от основ мироздания до причины подозрительного стука в подвеске автомобиля. А если еще и погода преподносит подарок, не льет серый дождик, и солнышко закатывается за горизонт золотым шаром, обещая назавтра погожий день... К черту Египет и Турцию! Три - четыре такие субботы, и можно считать, что лето удалось.
Готовить шашлыки было еще рановато, хотелось дождаться прохлады, чтобы комфортнее было возиться у костра, и трое друзей пока просто сидели в беседке, разговаривая и изредка наполняя рюмки, отчего беседа становилась все живее и увлекательнее.
Дружили они с раннего детства, когда еще малышами проводили на даче все лето, с конца мая до первых октябрьских заморозков. Немного повзрослев, в школьные годы, стали встречаться и в городе, но это было не совсем то. Разве сравнишь бесцельное болтание по московским улицам с полными жизни летними днями на даче? Ждали весны, чтобы на майские праздники примчаться на свои садовые участки, быстренько отпахать установленный родителями оброк по перекопке грядок в огороде, и закатиться в лес, к костру, гитарам и запрещенным сигаретам, а позже и к стаканам портвейна.
Жизнь шла своим чередом, они взрослели. Отслужили в армии, учились в институтах, находили и меняли работу. Появились семьи, на даче теперь проводили лето и сидели в лесу у костра их дети.
Они не замечали прошедших лет, оставаясь в душе все теми же пацанами. Только иногда, взглянув друг на друга, ловили себя на мысли, что несколько изменились за прошедшие сорок лет. Вот этот солидный бородатый мужчина был когда-то худеньким пареньком, лучшим велосипедистом поселка, прыгавшим через канавы на своем дряхлом "Школьнике" и крутившим такие фигуры, которые сейчас с трудом делают на специальных спортивных велосипедах. Другой, с заметным пивным брюшком, плавал хорошим кролем, и нырял метров на тридцать, так что его и четверо не могли поймать в пруду, если затевалась игра по поимке Ихтиандра. А этот, с седыми прядями в длинном проборе, носил вытертые, заплатанные джинсы, индейскую куртку с бахромой и волосы до плеч перетянутые кожаным ремешком, пел под гитару баллады на английском, один в один "снимая" на гитаре "Битлз", "Дорз" и "Лэд Зеппелин".
Теперь им было уже за сорок. В молодости все отслужили срочную солдатами, и собравшись вот так, летним вечером, любили порассказать увлекательные истории из своей армейской жизни. Об армии имеет смысл говорит с теми, кто ее прошел, другие просто не понимают тонкостей и нюансов ситуаций. Что и говорить, эта тема неизбывная, и чем старше становишься, тем больше потребности возникает что-то вспомнить и обсудить. Ведь если живешь в большом городе, работаешь в комфортабельном офисе, а в отпуск уезжаешь на берег теплого моря, и жизнь твоя катится по гладкой накатанной дороге, начинаешь вдруг понимать, что все экстримы, происходили с тобой именно в армии. И если уж рассказывать о приключениях, так не о том, что чуть не попал в полицию за совершенно безобидный инцидент в Кипрском отеле или о том, как загорал на берегу Красного моря...
- Ну, за вас, ребята, - приподнял рюмку Коля.
- Сантэ, - отсалютовал Игорь.
- Вотр сантэ, - подыграл ему Димка.
Похрустев огурчиками, продолжили беседу.
- ... нет, ты не скажи! Устав Караульной Службы, да и вообще любой из Уставов Вооруженных Сил - не такая уж тупая штука, - продолжал развивать мысль Димка, - Сколько об этом говорено-переговорено, но чем дальше, тем больше я соглашаюсь, что все уставы написаны не просто так. Говорят, кровью написаны! И это не преувеличение. Там каждая фраза выверена и отточена. Ясно, сколько пота и крови было пролито, прежде чем пришли к таким формулировкам. Главное, каждое понятие определено, а фраза имеет только одно, конкретное значение, и ее нельзя толковать двояко. "Часовой обязан, часовой имеет право..., часовому запрещается... Петь, плясать, играть на музыкальных инструментах..." Скажи, кому в голову придет плясать на посту?
Для сравнения можем взять хоть бы современную коммерческую фирму. Знаешь, бывает, поставят задачу: нужно написать должностные обязанности сотрудников отдела или департамента. Ну, кому придет в голову писать в разделе "Работник не имеет право..." фразу вроде: "спать, отправлять естественные надобности..."
Димка так закруглил рукой последнюю фразу, что чуть не опрокинул стоявший на столе бокал пива. Игорь демонстративно отодвинул бокал, как бы призывая не горячиться, и сделав многозначительную паузу, спросил:
- Ты хочешь сказать, что в служебных обязанностях сотрудников должно значиться, что они не имеют права играть на музыкальных инструментах в рабочее время?
- Да не об этом я! - возмутился Димка, - Я о том, что в Уставах ВС, хоть и тупо, но предусмотрены все ситуации. И действуя точно по уставу, даже полный идиот не сможет причинить много вреда. Таким образом система, в какой-то мере, заботится о собственной безопасности.
- А я уж подумал, что ты хочешь обсудить должностные обязанности и трудовую дисциплину офисных работников, - усмехнулся Игорь, - Действительно интересная тема! Заключил работник выгодную сделку, принес кучу денег фирме, себе приличные комиссионные, все с нетерпением ждут поступления платежа. И вот, наконец, из бухгалтерии сообщают, что деньги пришли на расчетный счет. Работник на радостях впрыгивает на стол, танцует джигу, и случайно давит ногой ноутбук. И как его к ответственности привлечешь? Пойдут разборки по понятиям, типа сломал - плати!
- Да ну его к черту, твой офис! - отмахнулся Димка, - мне интереснее про взаимоотношения Часового и Устава. Сколько всякой дури было в учебке, сержанты этим Уставом нас просто закапывали, хоть плач! Ты ж помнишь, как в карауле бывало. Отдыхающая смена вместо отдыха сидит и зубрит Устав Караульной Службы. И пока какой-нибудь Байкулымов не ответит наизусть параграф, вся смена спать не ляжет. А ему выучить три статьи сложнее, чем тебе всю Конституцию Франции в оригинале.
- Да, знаю я все это, - ответил Игорь, - Сам в учебке на Первом посту стоял, в штабе, у Знамени. Там все по уставу - разводящий, смена караула, принятия поста под охрану и оборону, доклад. Кругом целый день офицеры, следят постоянно, на посту не расслабишься. Каждый, кто мимо тебя проходит, отдает честь Знамени, а ты в ответ должен из "Вольно" вставать "Смирно". Но днем хоть спать не так тянет, потому что все время начеку. Вот ночью - проблема! Вокруг никого, дергаться "Смирно" не нужно, и через несколько минут начинаешь клевать носом. А дежурный по штабу следит! Он хоть и на первом этаже сидит, а Знамя - на втором, но, как раз, напротив лестницы, и на площадке между этажами висит здоровенное зеркало. Если дежурный из-за стола чуть высунется вперед, то в зеркало он видит часового. Так что присесть на контактную пластину нельзя. Стоит сесть, сразу закемаришь и дежурный застукает. А это - залет! Сообщит потом разводящему, тот - начальнику караула, и весь караул будет до утра "летать".
Спать хотелось дико! Мы ведь первый месяц службы в караул заряжались через день, так что этот месяц почти не спали. А все потому, что в нашем учебном полку сформировали только одну батарею из пяти, тут же привели к Присяге, и несколько человек отдали Приказом на Первый пост у Полкового Знамени, и меня в том числе. Повезло! Соответственно, если заступаешь в караул, то автоматически попадаешь на Знамя, потому что больше ставить просто некого, в батарее всего человек десять приказом отданы.
Другим ребятам было повеселее, они на разные посты ходили, да и вообще, вместо караула могли попасть в другой наряд, в столовую или на сельскохозяйственный комплекс. Неизвестно, правда, где лучше. Может на Первом посту лучше, чем в свинарнике? Но вот я однажды на подмену пошел на простой пост. Там часовой внезапно заболел и его прямо среди ночи пришлось менять. Я охранял какой-то ангар с техникой, далеко за территорией полка. Показалось, что попал в санаторий! Ночь глухая, только возле входа в ангар фонарь горит. Ходишь по асфальтовым дорожкам, кругом деревья, кусты, на заросших газонах трава по пояс. Лето! На рассвете роса выпала, все вокруг заблестело, заискрилось, птицы запели. Солнышко пригревать начало, я согрелся после ночной прохлады, и стало мне совсем хорошо. Благодать! Цветы пахнут так, что дух захватывает. А потом, вообще, прилетели два дятла и давай играться: друг за другом гоняются, с елочки на елочку перепархивают, ползают по стволам. И все это, буквально в десяти шагах от меня. Я прямо кайф словил, за ними наблюдая! Загляделся так, что чуть смену не пропустил. Но все-таки услышал вовремя, шагов за сто. Сержант, разводящий смены, удивился и даже обрадовался, застав меня не спящим и без сигареты. Видимо, ребята на этом посту расслаблялись хорошо. Может, походи я на такой пост несколько недель, и я бы заскучал однообразием, но тогда, по сравнению со штабом, мне этот пост показался верхом счастья. А застать меня врасплох... Да просто смешно! Я уже был "Караульным Волком".
- Это как? - удивился Димка, - Волк, которого ноги кормят? Или, который трех поросят подкараулил и слопал?
- Нет. Караульный Волк - это часовой, отстоявший на посту сто часов!
- В карауле или именно на посту? - уточнил Димка.
- Именно на посту, причем на одном и том же, - гордо заявил Игорь.
- Не слыхал о таком. У нас такого не было, - удивился Димка.
Он кивнул Игорю и приподнял в приветствии рюмку. Выпили.
- И знаешь, - продолжал Игорь, - Я там пока обалдевал от рассвета, в траве цветок сорвал. Маленький такой, красно-малиновый, похожий на крохотную гвоздичку. Верчу его в руках, разглядываю, нюхаю. Любуюсь. Даже липкий сок, хоть пальцы и склеивает, мне кажется приятным и домашним. Прикинь, только второй месяц в армии, еще по дому скучаешь, еще толком не привык к этой грязи, жестокости, глупости. А тут маленький цветок. Счастье...
- Да, - погрустнел Димка, - Первые месяцы службы по дому тоскуешь невыносимо. И тем тяжелее, чем ближе к дому служишь. Все время думаешь, как бы чухнуть из армии и смотаться домой хоть на несколько часов.
- Но такой классный пост достался мне всего один раз, - продолжал Игорь, - да и то потому, что я тогда был свободен от наряда. Что-то вроде выходного мне дали. Так и то, не получилось отдохнуть. А остальные караулы - на Первый пост. Опять штаб, Знамя, запахи армии и канцелярии! Из караула вернешься, еле на ногах держишься, до отбоя, как пьяный ходишь. После отбоя тебя еще погоняли с часик на предмет "сорок пять секунд отбой". Наконец угомонились, легли, ты подушки коснулся, глаза сомкнул, и тут же подъем, как будто ночи и не было! Потом полдня маешься на занятиях или работах, и к шести вечера уже снова в караул заступать. А там два часа на посту стоишь, четыре часа носом клюешь над уставами, и снова на пост! И в таком режиме несколько недель. Вот и спали на ходу. Я не знаю, как ребята возле ангаров службу несли, может под кусток и спать, но я просто шатался, стоя на контактной доске! Там, возле плексигласовой пирамиды, в которой Знамя хранилось, на полу что-то вроде перевернутого ящика, сантиметров десять толщиной. Говорили, под ним - контакт сигнализации, срабатывающей на размыкание. Встаешь на этот ящик, а он как бы подпружинен, придавливается под твоей тяжестью и замыкает сигнализацию. А если сойти - контакт разомкнется, и в караульном помещении замигает сигнальная лампа. Бред, конечно, но на нас действовало, боялись с доски сходить. Так на ней стоя и спали, как кони! Я, например, изобрел такой способ: ноги расставляешь на максимальную ширину, по самому краю этого короба, получается где-то на ширину плеч, автомат на плече стволом вверх, правая рука изо всех сил сжимает ремень и прижимает к плечу, левой рукой хватаешь ремень чуть выше правой, и фиксируешь верхнюю часть туловища. По сути - обеими руками держишься за ремень автомата, который на тебе же и висит. Глупость, но психологически дает ощущение, что ты за что-то уцепился и просто так уже не упадешь. Дальше, нужно максимально выпрямить ноги, поймать равновесие, и можно отключать сознание. Когда вырубаешься, тело еще некоторое время находится в равновесии и можно минуту поспать, пока не начнешь заваливаться. Падать лучше вперед... Обычно, успевал проснуться и одной ногой шагнуть вперед, чтобы с доски не слететь. Один раз я вовремя не включился и только в последний момент ногу выкинул. Получилось, что я ей топнул со всей дури! Грохот был такой, что дежурный, видно проснувшись с перепугу, примчался на второй этаж посмотреть, жив ли часовой.
А судя по тому, что печати на плексигласовом колпаке, под которым хранилось Знамя, были все разбиты, а обкрошенные куски слеплены пластилином, кто-то падал и назад и бил стволом автомата по плексу и печатям. Когда разводящий смену приводит, первым делом шасть к печатям и, если куска не хватает, ползает по полу, собирает осколки. Ему ведь пост другому караулу сдавать. А кто ж примет с ломаной печатью? Это залет, так залет! Поубивают и часовых, и начальника караула, хоть Знамя и не пропало.
- Кроме шуток, - подал голос, молчавший до этого, Коля. - Именно, что поубивают! Между прочим, если вы помните, то в каком-то уставе записано, что потеря Знамени Воинской Части карается следующим образом: часовой, начальник караула и командир части расстреливаются, а часть подлежит расформированию. Мало не покажется. Но вы от уставов отвлеклись. А я вот хотел поговорить о том, какие команды должен подавать часовой. Кто помнит?
- Ну, это просто, - ответил Игорь. - "Стой! Кто идет?", "Стой! Стрелять буду!" Потом предупредительный выстрел вверх. Потом уже можно шмолять. Так, кажется?
- Ага, - подтвердил Димка, - Чукча на посту: "Стой! Стрелять буду". Нарушитель: "Стою!". Чукча: "Стреляю!"
- Все это так, - отмахнулся Коля, - но я расскажу вам о других командах, нестандартных, которых не найти в Уставе!
Чтобы не отвлекаться во время рассказа, быстро выпили по рюмке, и Димка с Игорем приготовились слушать.
- Да... Нужно вам сказать, что служил я танкистом, - начал Коля, - Не стану называть места, где дислоцировался наш полк, скажу только, что было это в средней полосе, кругом леса, болота, и зимы там настоящие. Но я устроился неплохо, так что за всю службу к танкам не подходил, даже и не видел их, практически. Только на плакатах, которые сам и рисовал. Так получилось, что попал я работать в чертежку. Что такое чертежка вы знаете, такие конторы есть в каждом полку. Там рисуют плакаты, оформляют стенды, чертят схемы и прочую бузу, которой так много в армии. И вечный аврал, чтобы успеть к очередной проверке. Поэтому художники проводят в мастерской сутки напролет. Напарник мне попался, что надо, художник по образованию, земляк, москвич. Подружились с ним, сработались, фишку просекли и службу поняли. Вскоре начали налаживать свой быт, чтобы служба шла легче, да поскорее кончалась! Получилось. На самом деле, как вы понимаете, ни о какой реальной службе и речи нет, ни тебе боевой учебы, ни обслуживания техники, ни караульной службы или других нарядов! Уже и не помним в какой роте мы значимся. Зачем нам такую чушь помнить? Командира своего я едва в лицо мог бы узнать, а уж как зовут его, ни тогда не ведал, ни сейчас не помню. В казарме не появляемся, спим прямо в мастерской, туда же нам и еду приносят из столовой. Наше дело - сиди и рисуй! Мы и рисуем, да чайком балуемся. И не только чайком. У нас всегда было чем поживиться, старые приятели из роты иногда приходили по вечерам поболтать да подкормиться. А вся полковая элита так и набивается к нам в друзья - медики со спиртом, строевая часть с бланками увольнительных и списками отпускников, повара с изысканными блюдами, которые даже офицерам редко достаются, а готовятся исключительно для себя, ну и для нас, конечно. Все это потому, что каждому солдату нужно дембельский альбом оформлять. А какой альбом без калечек с картинками от профессионала? Они сами, разве что открытки с флагами и пушками " День Советской Армии" смогут на кальку свести и кое-как раскрасить. Короче говоря, вы сами знаете, как живут художники в Советской армии. Уважаемые люди!
Так незаметно в работе и маленьких праздниках проходят полтора года службы, и уже забрезжил впереди долгожданный дембель... Мы с Серегой стали вальяжными, работаем неспешно, отдыхаем от души, с выполнением заказов не торопимся, чтобы очередь побольше волновалась. Короче, ведем себя, как опытные комсомольские работники, обличенные реальной властью. А сами считаем дни и готовимся к празднику под названием "Сто дней до приказа". Помните, что это такое?
И тут случается первая катастрофа! Полк должен выступать на учения. Но поначалу для нас это не предвещало беды, ведь учения нас не касаются, кто ж возьмет на учения таких бойцов, как мы с Серегой? И без нас есть кому демонстрировать боевое мастерство. Но тут случается катастрофа номер два! Буквально за несколько часов до выдвижения полка, поздно вечером.
А было вот как. Приходит к нам в чертежку командир роты и сообщает, что экипаж одного танка не укомплектован, не хватает заряжающего, и ничего ему, командиру, не остается, как для комплекта взять в танк художника, а лучше сразу двух, с резервом! Выдвигаться нужно буквально через шесть часов, так что найти кого-нибудь себе на замену мы уже никак не успеваем. Кошмар. Загрустили мы с Серегой, пришла беда откуда не ждали! Чувствуем, не отвертеться от учений. А происходит все это зимой, да еще холода стоят небывалые, страшные морозы. И скажу я вам, что это просто катастрофа номер три, потому что у нас и одежки путной нет, только шинели дембельские с начесанным ворсом. Мы ж к дембелю готовились, а не к полевым учениям. Мы ж художники, наше дело карандашом по бумаге водить, и кисти в краску окунать, а не в танках ездить. Командир все это понимал и смотрел на нас с грустью. Ему такие бойцы и на фиг не нужны, но других-то нет. И осталось ему только рисковать и понадеяться, что вдвоем мы как-нибудь заменим одного нормального заряжающего. Словом, попали...
Делать нечего, попали так попали, и мы бежим по знакомым. В каптерках, на вещевом складе, в столовой добываем нужную одежду, экипировку, жратву. Когда все приготовили, оделись в новенькие танковые комбезы и теплые черные куртки, немного повеселели. Да что ж мы, за несколько дней пропадем что ли? Раз уж служим танкистами, надо и в танке покататься, так и так его!
Приготовились, поспали немного, ждем. Наступает утро, полк поднимается по тревоге и все бегут к ангарам, где танки стоят. Бежим и мы с Серегой. И хотя на улице мороз и темнотища, только прожектора освещают территорию возле ангаров, чувствую в себе решимость, почти горжусь собой, что приходится принимать участие в таком деле. Это вам не кистью махать! Да... А кругом все суетятся, ворота открывают, механики лезут в танки чтобы запустить движки. Но движки завести не успевают, потому что следует команда экипажам строиться. Построились мы перед ангарами, и появляется перед строем сам командир полка! Суров, озабочен, собран. И обращается к нам с такой, примерно, речью:
"Бойцы! Сынки! Не подкачайте..! Честь полка зависит..! Серьезные учения...! Боевые стрельбы... Отличившиеся на учениях убывают в отпуск сразу по окончании учений. А кому на дембель - в первую неделю после Приказа Министра Обороны! Но провинившиеся и залетчики... А дембеля будут гнить до следующего Приказа!"
Словом, нагнетает обстановку. Чувствую, моя решимость потихоньку сходит на нет. Скашиваю взгляд на Серегу, понимаю, что и у него настроение примерно такое же - ожидание беды. Тут полковник переходит ко второй части своей пламенной речи, обращаясь уже персонально к специалистам с напутственным словом перед маршем.
"Командиры танков! Постоянно быть на связи! Смотреть за дорогой. Четко подавать команды своим механикам-водителям! Учтите, маршрут следования проходит по болотам, проходы будут обозначены. Быть предельно внимательными. Помните так же, что по условиям учений против нас воюет десантно-штурмовая бригада. На стоянках возможны попытки диверсий! Караульная служба на стоянках должна быть на высоте".
Меня начинает немного поколачивать нервная дрожь. Что такое танк в болоте может представить себе даже человек не служивший в армии. А вот о том, что происходит с экипажем провалившегося танка могут рассказать только танкисты, буквально в нескольких словах, причем слова будут сплошь непечатными. Да и перспектива воевать против десантников оптимизма не добавляет.
А полковник, не давая нам опомниться, ломит дальше:
"Наводчики! Вы..! На вас вся надежда. Не спешить, но и времени не терять! Прицел точный, поразить все мишени! Не дай вам бог! Та-та-та..."
Ну, это нас почти не касается. Одна лишь беда, затвор у танковой пушки очень тугой и чтобы отвести его, заряжающий должен, упершись во что-нибудь ногами, изо всех сил тянуть на себя рукоятку. Но и этого может быть недостаточно, и тогда командир, сидящий в башне, помогает - упирается ногой в этот рычаг, наступив заряжающему прямо на руку. Прикиньте, до чего приятно - сапогом по пальцам! И если придется много стрелять, прощай потом карандаши и кисти!
Между тем, полковник входит в раж.
"Механики-водители, та-та-та! Никаких самовольных решений, та-та-та! Слушать командиров машины! Идти след в след! Та-та-та! Не дай бог..! Та-та-та! Колея! Та-та-та! Болото! Та-та-та-та-та!!!"
Дальше его речь перешла в сплошные матюги на профессиональную тему, так что я вообще перестал понимать, чего он еще хочет от водителей. Ясно было только то, что эти ребята всю дорогу будут держать нас за то самое место. Ведь заряжающий в танке находится дальше всех от люков, и в такой тесноте! А нас там будет двое, так что вовсе не повернуться. Словом, если машина начнет тонуть в болоте, наши с Серегой шансы будут приближаться к нулю. Сердце мое замирает, потом начинает слабенько трепыхаться в груди. Но тут командир полка добивает нас последним точным ударом. Coup de Grace! Удар милосердия!
"Заряжающие! Вам - коротко. Ваша задача - просто выжить!!!"
Не видел, что было с Серегой, потому что меня в машину волокли на руках.
Очнулся я уже на марше.
Ребята слушали Колю, позабыв о пустых рюмках. Слегка грассирующий, бархатистый, медленный голос завораживал, вел за собой, уносил в холодное зимнее утро. Теплый летний вечер вдруг сгустился в морозный сумрак. Воздух наполнился гарью выхлопов танковых дизелей, руки жгло от прикосновений к стылому металлу. Вместо свежей зелени берез на фоне прозрачного сапфирового неба, прямо по курсу виднелось замерзшее болото со щетиной сухого тростника и раздолбанными колеями, полными искрошенного льда вперемешку с болотной жижей. В стекло триплекса летели ошметки грязного снега из-под траков впередиидущей машины.
Коля остановил рассказ, оглядел застывшие лица друзей. Не подавая виду что доволен произведенным эффектом, он аккуратно и неторопливо наклонил бутылку, налил. Поднял рюмку и, сделав паузу, чтобы дать ребятам время очнуться и разобрать свои, чокнулся с ними, и подчеркнуто отсалютовал, прежде чем опрокинуть в себя. Димка с Игорем тоже выпили. Игорь передернул плечами, толи от крепости напитка, толи, разгоняя озноб. Закусили. Помолчали.
- Не буду вдаваться в подробности нашего марша, - продолжил Коля, - Перехожу сразу к теме команд, которые подает часовой.
В конце дня мы остановились в каком-то лесу. Был объявлен привал, и мы разожгли костры, разогревали сухпай и кипятили чай.
Стемнело. Командир распределил смены караула, нам с Серегой выпало тащить службу с двух до четырех утра. Первая смена заступила в наряд, остальные устраивались спать прямо в машинах. Холод был невыносимый, и вскоре я стал мечтать о том, как бы поскорее наступила моя смена, чтобы напялить валенки и тулуп, положенные часовому.
Когда мы вышли в караул, костры уже давно прогорели и только луна прожектором светила в морозном небе, изрезав ночной лес четкими, черными тенями. Под соснами группами были раскиданы танки. Серега, с темным, задубевшим от мороза лицом, задвинутый в валенки и завернутый в черный тулуп, напоминал Деда Мороза на негативе фотопленки. Переваливаясь с боку на бок, он медленно брел по левой колее. Глядя на него, я подумал, что и сам выгляжу таким же смешным, и улыбнулся. Потом мой взгляд упал на ствол автомата за его плечом и улыбка сбежала с моего лица. Серега, словно почувствовав что-то, поворачивает ко мне голову, и я вижу как лицо его вытягивается и наполняется ужасом.
- Десантники! - шепчу я ему, - Против нас Десантно-Штурмовая Бригада воюет.
- Если нападут, нам без ..., как без пряников. И автоматы отберут!
- Не будем доводить до греха, - говорю, - Бежим!
Мы быстро возвращаемся к нашему танку и смело прячем автоматы за гусеницу. Но тащить караул с голыми руками не годится, поэтому я поднимаю у ближайшего кострища подходящий кол с обгорелым концом, который сойдет за дубину. Сереге кол кажется несерьезным и, слазив в танк, он возвращается на дорогу с топором. Теперь нападение разведгруппы десантников нам не страшно. Подумаешь, несколько синяков и вывихнутые руки! Главное, не пропадут наши автоматы.
Мы медленно шагаем по тихому ночному лесу, часто останавливаясь и слушая тишину. Когда замираем, становится слышно, как трещит мороз, хрустят ветки, лопается кора на соснах, шелестит хвоя. В каждом звуке нам чудятся крадущиеся десантники. Глаза готовы поймать любое, самое легкое движения, или даже просто намек на него. Сердце трепыхается в груди и бухает пушечным грохотом, а морозный воздух при каждом вздохе вырывается из горла с хлопком вскипевшего гейзера. Нервы - перетянутые гитарные струны, зазвенят, прикоснись хоть паутинкой...
В очередной раз остановившись, прислушавшись и оглянувшись, я краем глаза улавливаю движение в густой тени группы деревьев в полусотне метров от нас.
Вот и начинается! Диверсанты!
Задыхаясь от ужаса, молча хватаю Серегу за плечо и показываю дубиной на деревья. По его отвалившейся в беззвучном крике челюсти понимаю, что он тоже видит! Но не сдаваться же без боя! Я преодолеваю страх, поворачиваюсь, беру дубину наизготовку и отчетливо, как положено часовому, подаю команду:
- Стой! Кто идет?
- Стой! - повторяет Серега у меня за плечом, - Стой, сука! Зарублю на...
Тишина. Безмолвие. Неподвижность.
Я замираю и пытаюсь разглядеть ловкие фигуры в белых маскхалатах, которые, прячась за стволами сосен и скрываясь в густых тенях кустов, окружают нас. Но сколько не вглядываюсь, никого не вижу. В какой-то момент, правда, показалось, что сгусток тьмы перетек за ствол дерева, потом медленно и тревожно, словно шаровая молния, переместился в тень кустов и исчез. Как и не было ничего. Тишина. Только мороз трещит в деревьях, да луна заливает снег мертвенным светом.
Оставшееся до смены время мне было очень жарко. Сон и вялость как рукой сняло. Все мое тело было словно взведенная пружина, готовая распрямиться в долю секунды. Так на морозе действует на человеческий организм резкий вброс адреналина в кровь.
Дотянули мы свою вахту, вытащили автоматы из-под гусеницы, разбудили смену и полезли спать в танк. Десантники в ту ночь так и не появились.
Утром, перед началом марша, дали команду на построение нашего батальона. Построились, ждем. Идет полковое начальство - командир, начальник штаба, начальник политотдела. Последний - идеальный дурик! Все мы одеты в черные танковые комбезы, даже полковник. Но Начпо не из таких! Этот прется в длиннополой, как у кавалериста, шинели, да еще в фуражке. Только сабли на боку не хватает, а то был бы готовый командир бронекавалеристской бригады! И первый кандидат в дурку...
Подошедшие офицеры становятся напротив наших взводных коробок, выслушивают доклад комбата, здороваются с личным составом. Полкач и начальник штаба чему-то втихаря улыбаются, начпо серьезен и держит речь. Сперва я не понял о чем он, но когда понял...
- Что ж, товарищи танкисты, - говорит начпо, - выражаю благодарность за отличное несение караульной службы в полевых условиях! Вот только... Обхожу я ночью посты, проверяю несение службы. Двигаюсь скрытно, прячусь за деревьями. Надеюсь застать часовых врасплох. Но, не тут-то было! Бдят, черти! Слышу четкий уставной оклик: "Стой! Кто идет?". Я замираю, отступаю за дерево и жду, что же предпримет часовой. И тут слышу команду часового, которую вы не найдете ни в одном уставе: "Стой! Зарублю!" При этом, усиленную нецензурной бранью! И, знаете, товарищи танкисты! Вижу, как в лунном свете блеснуло лезвие топора!
Коля закончил рассказ под дружных хохот друзей. Отсмеявшись, Игорь поинтересовался, чем закончились учения, но Коля лишь махнул рукой, какая разница!
- Команда несколько нестандартная для часового! Интересно, а как предупредительный выстрел делать, с топором? Кричать: "Ба-бах!" или несколько раз рубануть ближайшее дерево, чтобы щепки полетели? - спросил Димка, наливая рюмки.
- Отморозки! - задумчиво пробормотал Игорь, - Это задубевшие на посту часовые после возвращения в караульное помещение.
- Да, ничего хуже нет, чем стоять на посту зимой. Может, только ночная засада.
- А ты-то где мерз на посту? Вроде в Афгане морозов нет? Страна южная, теплая - спросил Коля.
- Это только так кажется, что если южная, значит теплая. Померзли мы в этой южной стране - врагу такого не пожелаешь! Наш батальон стоял в долине с отметкой более полутора тысяч метров над уровнем моря. Это уже считается высокогорьем. Зимой там лежит снег и мороз такой, что за два часа промерзаешь до костей. А у окрестных гор вершины и летом в снегу.
Но я вам расскажу не о зиме, а о нестандартных командах часового и трудностях перевода. Тот случай на посту произошел со мной средь бела дня жарким летом.
Летом на посту хорошо, - начал свой рассказ Димка, - Вышки для часовых у нас были самодельные - сложенные из камня круглые хибарки метра два с половиной высотой, а на крыше такой хибарки ограждение, тоже каменное, и навес на столбах. Сооружение простое, как автомат Калашникова, и экономичное по материалам. Камней вокруг, как вы понимаете, хватает, только руку протяни. Вместо раствора идет глина, которая прямо под ногами. Ну, дерево пришлось срубить. Перекрытия и крышу поста сделали из жердей и веток, а по ним - опять же глина. Такая массивная земляная крыша отлично спасает от жары, так что летом на посту прямо-таки комфортно.
Вот и стоял я в тот день на вышке, тащил караульную службу. Там, в Афгане караул совсем не похож на тот, что мы видели здесь, в учебках, в Союзе. Все гораздо проще, и в то же время, серьезнее. Сами понимаете, угроза нападения - реальная, особенно ночью. Боеприпасов без счета и учета. Одиночный выстрел с поста, обычное явление, никого не удивляет, в лучшем случае дежурный по роте придет узнать что и как. Да и то не всегда, мало ли что часовому померещится. Зато очередь с поста автоматически означает боевую тревогу, дневальные у спальных помещений сразу дублируют, даже без команды дежурного. Ночью треснет очередь на одном из постов, и сразу в ротах крики дневальных: "Рота подъем! Тревога!" Вот тогда начинаешь понимать для чего над тобой в учебке издевались, заставляя одеваться за сорок пять секунд! Минуты через полторы- две весь личный состав батальона уже стоит по местам в соответствии с боевым расчетом, пехота у стен, механики и операторы бээмпешек - на своих машинах, гаубичники и минометчики у стволов. Сколько раз я в этом участие принимал, и всегда удивлялся и радовался, что механизм наш работает, как часы.
Чтобы понятна была ситуация, о которой я хочу рассказать, нужно вам примерно представить себе расположение объектов. Короче, батальон располагался в крепости. Старинная такая крепость, стены метра четыре высотой, главные ворота, как положено, в подобии башни. Территория внутри стен не больше семидесяти метров в длину и ширину. Это - основной периметр. Снаружи еще метров тридцать - сорок, машинный парк и прочее. Эта территория окружена невысоким дувальчиком из камней, метра полтора высотой, который мы сами строили, на этом периметре и вышки. Со всех сторон территория окружена колючей проволокой. С южной стороны проволока была метрах в ста от дувала, за вертолетной площадкой. А метрах в двадцати, вдоль дувала были прорыты окопы - нормальные, в полный профиль, грамотными зигзагами. Там по боевому расчету Вторая рота оборону занимала, пока мы дувал не построили.
Как раз на южной стороне я и стоял на вышке, но не на угловой, а по центру. На углу ребята со Второй роты службу тащили. Для описания ситуации следует еще добавить, что дорога из Вардуджского ущелья на кишлаки Бахарака проходила по нашей территории, вдоль восточной стены крепости. Собственно, крепость, видимо, и строилась, чтобы держать дорогу. Но так как колючка была отнесена от стен, то получилось, что местным жителям, чтобы пройти в Бахарак, приходилось идти по нашей земле.
Машин у местных почти не было, разве что появится старый грузовичок, какой-нибудь древний Студебекер, раз в три-четыре дня. Грузовик конечно досмотрят, мало ли что, может оружие дуриком везут. Но местные тоже не совсем психи, чтоб стволы через крепость возить. Короче, ни разу мы никого с оружием не поймали. Людей пропускали беспрепятственно и без досмотра, ворота в колючке всегда настежь. Но местные ходили только днем. Хотя комендантского часа официально никто не устанавливал, но они и без того понимали, что ночью к Крепости приближаться не стоит, часовой пальнет без предупреждения. Как я заметил, мирные жители там старались после захода солнца на улицы не выходить. Война, короче.
Да и днем-то они не особенно рвались к Крепости, в основном обходили вокруг поля, вдоль крайнего дувала кишлака. Лишь изредка кто-нибудь пройдет по дороге, или на ослике проедет с мешками на базар. Заходит сквозь ворота в колючке, и орет часовому: "Хуб-асти, бахор-асти, дуст!", мол, "здравствуй, друг", пропусти и собак придержи, чтоб можно было пройти. У нас в батальоне десятка полтора собак было, дворняг здоровенных и страшных, как смертный грех! Но они хоть и местной породы, но у нас воспитаны, поэтому афганцев на дух не переваривали, норовили порвать при первой возможности. Хотя, вроде, никто их специально не приучал. Как они понимали, кто тебе дуст, а кто наоборот? Говорят, в ЮАР риджбеки так же реагируют на негров, потому что выводили породу специально для охраны, и ненависть к чернокожим у них на уровне инстинкта.
Короче, стою на Седьмом посту, на южной стене, на вышке, передо мной окопы Второй роты, поле вертолетное, за ним колючая проволока, ворота. Лето, жарко. Часовые на вышках кемарят, в теньке спрятались. Тишина, солнце жарит, на небе ни одного облачка. Вокруг горы бурые, траву солнце давно сожгло. От гор к Крепости белеет пыльная дорога. Спокойствие, ни движения, ни звука, как и нет никакой войны, а есть исключительно оказание помощи братскому афганскому народу.
Не знаю, чем мне тот пешеход не понравился, может предчувствие было, а может глаза сами научились улавливать мельчайшие отклонения от нормы, и что-то в нем показалось мне странным? Короче, вижу, идет по дороге дед в белых одеждах, в чалме, в руках у него палка, и он ей как будто дорогу пробует, вроде сапера со щупом. Мины ищет? Короче, почему то он мне показался подозрительным, и я стал наблюдать, как он по дороге пылит, намереваясь пройти через крепость. Вообще то, не мое это дело, прохожими должен заниматься часовой Второй роты, на угловом посту. Но часовой почему-то молчит, может быть заснул, а может, молодой и неопытный. Лично я бы того деда даже за проволоку не пустил. Дух духом, жутко подозрительный! Да еще палкой по дороге колотит, пылит. Что за тип, что у него в башке, может, он гранату в кармане прячет? Завернуть бы его сразу от проволоки, вообще на территорию не пускать, нехай идет через поля. Но часовой Второй роты молчит.
Я все это обдумываю, а афганский дед тем временем приближается по дороге, метров тридцать до углового поста остается. И раз тот часовой не реагирует, я принимаю решение действовать!
А как действовать? Да по Уставу!
Ору ему:
- Стой! Кто идет?
И без перерыва:
- Стой! Стрелять буду!
Тут нужно пояснить, что многие афганцы в окрестных кишлаках научились немного по-русски, как и мы на их "таджик". Но это, в основном, чтобы на базаре торговаться: Чан пайса? Дига аст? Сат пинжо! Хуб! Ов аст?(Сколько стоит? Еще есть? Сто пятьдесят! Хорошо! Вода есть?) А они нам: "Бери! Хороши! Спички давай. Ботинки есть, хэбэ есть?" Но как на форси или таджике сказать: "Стой! Кто идет?", этого я, ей богу, не знаю!
Тогда перевожу ему с русского на русский: "Стой! Мать твою! Куда прешь?"
Гляжу, дед мой остановился и давай башкой вертеть. Пытается понять, откуда ему кричат. Я руками замахал, чтобы он меня заметил, а сам думаю, надо ведь быть таким идиотом! Ведь если это какая-то провокация, как мне и подумалось, то умнее будет за стенкой затариться и смотреть оттуда через прорезь прицела на этого бабая, а я как последний псих, чуть ли не прыгаю по вышке! Короче, первый кандидат на ранний дембель (ранним дембелем мы называли выбывших по ранению, и сами понимаете почему еще). Но что я могу с собой поделать, если меня с детства учили, что стариков нужно уважать, а не пугать их выстрелами под ноги. А это был настоящий аксакал, с солидной белой бородой, хоть картину с него пиши "Старик Хаттабыч в горах Бадахшана".
Но ничего страшного не происходит, дед из складок одежды обреза не достает, гранатой не размахивает, а стоит посреди дороги и пытается меня разглядеть. А так как я уже чуть ли не на крышу вышки залез, и не заметить меня может только слепой, наконец понимаю, что дед и есть слепой! Тьфу ты, прорва! И надо было с ним связаться! Что теперь делать? Часового на угловом посту, видимо, просто нет, так что помочь мне с дедом разбираться некому, нужно что-то придумывать самому. Как сказать на таджике "поворачивай оглобли", я не знаю, жестами объяснить не могу, спуститься с вышки, выйти на дорогу и отвести его за проволоку - не имею права, а шмолять по нему из автомата - рука не поднимется.
Напрягаю мозги из последних сил, вспоминаю таджикские слова и понимаю, что прекрасно знаю выражение "инжо био", что значит "иди сюда!". Но вот какое из слов означает "иди", а какое "сюда" - понятия не имею! Тем более, не представляю, как сказать "иди отсюда"... Может, как в том анекдоте:
- Как по-татарски: " иди сюда"?
- Киль мнда.
- А "иди отсюда"?
- От манды киль!
Взвесил я эти "инжо био", решил, что прямой порядок слов, и кричу ему:
- Инжо отсюда нах!
Ёоо-мое! Дед головой закивал, заулыбался и двинул прямо ко мне! И траектория его пролегает аккурат поперек окопа Второй роты. Вдобавок ко всему, этот слепой чувствует себя настолько уверенно, что идет на мой голос очень быстро, даже не пробуя дорогу своей палкой! И как прикажете его останавливать?
- Стой, бача! Назад! Стоооой...
Машинально, не думая о том, что бабай меня не может видеть, размахиваю автоматом, указывая стволом, куда нужно идти.
Он продолжает улыбаться, делает руками какие-то успокаивающие жесты, вроде просит меня, мол, погоди, подойдем поближе... и все это напоминает фрагмент из "Белого солнца пустыни", где Сухов орет Верищагину, стоящему на баркасе: "Павел Артемич, не заводи мотор! Взорвешься!", а тот, улыбаясь в усы, сосредоточенно бормочет: "Погоди, Федор Иванович, сейчас подойдем поближе...", и продолжает крутить штурвал. И фоном идет незабываемый мотив "Ваше благородие". А дальше - грохот и столб воды от взрыва.
Вот и теперь, я уже отчетливо представляю себе финал сцены, но продолжаю действовать.
Все языки, что знал, перебрал за эти несколько секунд.
Кричу ему по-английски: "Стоп! Холт!" Но английский этому деду, что мне суахили. Вспоминаю, что в детстве, в фильмах про войну, немцы, предлагая сдаваться, кричали: "Хальт! Хандэ хох!" И хотя я сильно сомневаюсь, что этот афганец понимает по-немецки, кричу ему "Хальт!" Тот же эффект. Эх, жаль, что я тогда не учил итальянского, а по-французски и по-испански умел только материться... Да, говорила мама в детстве: "Учи иностранные языки!"
Пять шагов до окопа. Четыре. Три.
Дальше я видел все это, как в замедленном кино: бабай делает последний шаг к яме и обрушивается в нее со всей дури. Причем, все это в десяти метрах от меня, так что я успеваю разглядеть даже его перекошенное от ужаса лицо, когда он опирается ногой о пустоту.
Но еще более удивительным было продолжение, это уже был мультик! Только теперь, вместо замедленной съемки, идет ускоренная прокрутка. Я-то думал, что от такого удара бабай разлетится на мелкие кусочки. Но вместо этого он пробкой вылетает из окопа, разворачивается на сто восемьдесят градусов, и быстро перебирая ногами, заметно прихрамывая и усиленно колотя перед собой палкой, мчится по только что пройденной им траектории, но уже в обратном направлении, к дороге, и по ней к воротам в колючке. Удаляется он со скоростью хорошего автомобиля, будто за ним гонится вся свора батальонных собак, и вскоре теряется из вида. Только оседающая пыль напоминает о только что разыгравшейся здесь драме, а я машинально продолжаю повторять команду "Инжо отсюда нах!"
- Я до сих пор пытаюсь представить себе, что думал тогда тот дед про советских солдат. Сходил, называется в гости к воинам-интернационалистам!
- Да... - протянул Коля, - Прямо, как в кино. Ну, а язык то выучил после этого?
- Нет, - ответил Димка, - Вначале не до того было, а ближе к дембелю стало лениво и ничего я уже не учил.
- А скажи мне вот что, - поинтересовался Игорь - Я так понимаю, все это происходило, когда ты отслужил немного, полгода, наверное. А потом, когда год прошел, полтора, как бы стал ты действовать? Или, например, сейчас? Если б это вчера произошло?
- Сейчас? - задумался Димка, - Сейчас - не знаю... А тогда? Понимаешь, там вскоре пошла такая хрень, что уже через пару месяцев мне было наплевать на всех бабаев от Атлантического до Тихого океана, и я б не стал рисковать и светиться, даже если бы он шел не к окопу, а к минному полю.
- Война, - задумчиво проговорил Игорь, и наполнил рюмки, - А ты говоришь, что в Уставах предусмотрены все ситуации. Получается, если б ты действовал по Уставу, нужно было валить этого старика.
- По Уставу, - возразил Димка, - мне вообще не нужно было встревать в это дело. Шел бы дед по дороге, дошел бы до главного входа в крепость, и попал на наших охранных собак. Либо часовой у ворот спас бы его, либо собаки порвали, и не попал бы он в Бахарак. Вот и вся ситуация. На хрена часовому инициатива? Есть Устав, а в нем регламент. Делай как написано и все будет в порядке. А все же мне жалко того деда. Из-за моей глупости он полетел в яму. Попробуйте поставить себя на его место! Как бы мы себя чувствовали, если бы рядом с нашим дачным поселком был дислоцирован натовский батальон и в магазин нужно было ходить мимо их постов. А считалось бы, что они нам дружескую помощь оказывают, по нашей же просьбе, помогают бороться с внутренними врагами!
- Наверное, в Югославии ребята именно это и переживали, - сказал Игорь.
- Ага, а ребята на Украине горят желанием это пережить, - подытожил Коля.
Он встал и направился к мангалу. Пришло время готовить шашлык.
